IV

Магараджа Алвара

На рассвете путешественников разбудил пронзительный вой, который постепенно повышался с самых низких до высоких нот. Вой этот подействовал как звонок будильника. Это был адский концерт обезьян гулоков[51], обитающих в чаще лесов Индостана. Нечего было и думать, не только о сне, но и о простой дремоте. Томек выбежал в парк, чтобы ознакомиться с окружением домика. Среди зеленой чащи он вскоре обнаружил широкую тропинку, ведущую прямо в джунгли.

Вокруг слышалось неумолкаемое пение цикад[52], разбуженных жаркими утренними лучами. Томек внимательно разглядывал ветви деревьев и кустов, пытаясь обнаружить хотя бы одно из этих удивительных насекомых, хорошо известных уже древним, в особенности грекам, у которых был обычай держать цикад в маленьких клеточках из лыка, подобно тому, как ныне держат комнатных птиц. Внимательно разыскивая цикад, Томек неожиданно увидел просвечивающее сквозь чащу зелени гладкое зеркало озера. Он сразу же забыл о насекомых. На берегу и на прибрежной мели Томек заметил огромное количество крупных птиц с длинными, тонкими ногами и такими же длинными шеями. Они отличались характерной формой клюва, который у них был загнут книзу почти на половину длины.

Птицы с оперением розоватого оттенка были необыкновенно красивы. Казалось, что берега озера и вода покрылись бледно-розовым снегом.

Томек знал пугливость фламинго, или, как их еще называют, красных гусей[53]. С молчаливым восхищением Томек рассматривал стаю отдыхающих птиц. Некоторые фламинго сидели на конусообразных гнездах, построенных из ила прямо на мелководье, другие — стояли на одной ноге и, выгнув назад шею, прятали голову под крылом, третьи бродили по озеру, то и дело погружая голову в воду. Они добывали пищу клювом, снабженным по бокам многочисленными роговыми отростками, которые делали его чем-то вроде сита.

Томек еще раньше познакомился с фламинго в зоологическом саду Гагенбека под Гамбургом. Он знал, что птенцы фламинго великолепно плавают сразу же после рождения, хотя ходить учатся примерно через неделю, а летать начинают лишь спустя несколько месяцев.

Наблюдения Томека были прерваны треском ломаемых ветвей. Он машинально взглянул туда, откуда доносился подозрительный треск. Через кусты продирался огромный индийский буйвол арни[54] с большими, выгнутыми словно серп луны, рогами. Томек сразу же спрятался за ствол дерева, так как арни довольно опасен и не боится даже слона. Мощное, темно-серое, почти черное животное направлялось в глубину джунглей, видимо, возвращаясь с ночной жировки на берегу озера. У Томека не было ружья, и, не желая подвергать себя опасности, он предусмотрительно отступил. В нескольких шагах от Томека, впереди, по левую сторону тропинки, местность значительно понижалась, переходя в обширное болото. Сердце в груди Томека живо забилось: на больших кочках, покрывающих болото, он увидел десятки крокодилов[55], греющихся на солнце. Они неподвижно лежали на брюхе, вытянув лапы и широко открыв свои пасти. Только их выпуклые, вечно гноящиеся глаза внимательно следили за человеком, осторожно идущим по тропинке. Часть огромных пресмыкающихся бросилась в воду. Крокодилы быстро плыли к берегу, вдоль которого вилась не очень широкая в этом месте и довольно крутая тропинка. Томек ускорил шаг. На узкой, неровной тропинке было довольно скользко. А ужасные зубастые пасти крокодилов все приближались. Томек в этот момент припомнил, что еще в прошлом столетии фанатические индийские женщины бросали в воду Ганга своих детей, принося их в жертву «священным» крокодилам. Теперь, находясь в опасном соседстве с прожорливыми пресмыкающимися, Томек хорошо почувствовал, что должны были ощущать люди, подозреваемые в убийстве, которым для того, чтобы доказать свою невиновность, надо было перейти вброд или переплыть реку, полную крокодилов. Если подозреваемый был хорошим пловцом или удачливым человеком, то ему удавалось избежать пасти чудовищ и обрести свободу.

Через несколько десятков метров тропинка разветвлялась. Томеку надо было идти направо. Сквозь чащу лиан и кустов он увидел белые стены индийского храма, вход в который вел через «гопур» то есть пирамидальный вход, украшенный каменной резьбой. Вдруг на фоне храма, утопающего в тропической зелени, появился, словно приведение, олень аксис[56], с красивыми, длинными, лирообразными рогами и блестящими белыми пятнами, беспорядочно разбросанными по рыжевато-коричневой шерсти. Это была излюбленная дичь как туземцев, так и англичан.

«Да, здесь настоящий охотничий рай. Пожалуй, не очень разумно идти сюда без оружия», — подумал Томек.

Томеку очень хотелось заглянуть в таинственный храм, построенный вдали от дворца, но ему казалось, что это еще опаснее, чем прогулка без оружия по девственному лесу. Томек решил вернуться к охотничьему домику. Но прежде, чем войти на узкую, ведущую вдоль болота тропинку, он отыскал в лесу кусок крепкой, толстой ветки и, вооруженный ею, храбро зашагал вперед.

Огромные пресмыкающиеся словно знали, что эта тропинка — единственный здесь проход и, казалось, затаились в ожидании возвращающейся жертвы. Из воды рядом с тропинкой торчало несколько рыл крокодилов, покрытых, словно панцирем, крупною чешуей.

«Должно быть, бестии очень голодны», — подумал Томек и крепче сжал свою палку.

В одном месте тропинка опускалась прямо к болоту и проходила по самому краю обрывистого берега. Вероятно, именно тут крокодилы выходили из болота на сушу. Когда Томек приблизился к опасному проходу, он увидел там крокодила, до половины туловища высунувшегося из болота. Томек вздрогнул и в нерешительности остановился. Как раз в этом месте на тропинке, у подножия трехметрового крутого обрыва, образовалось что-то вроде ступени. Каждого, кто намеревался взобраться вверх на эту ступень, подстерегала опасность. Достаточно было поскользнуться, чтобы тут же скатиться прямо в болото, где поджидала смерть. Томек боялся ждать, пока крокодил сам уйдет с дороги, так как его присутствие могло привлечь их еще больше. Недолго думая, Томек направился прямо к крокодилу. Животное вперило в Томека глаза, внимательно следя за каждым его движением и медленно оседая в воду. Желая возможно скорее проскочить опасное место, Томек подбежал к бестии и ударил ее палкой по лбу. Крокодил молниеносным движением схватил палку, и она, словно спичка, треснула в его пасти. К счастью для Томека, он уже успел проскочить опасное место и быстро побежал к охотничьему домику.

— Где это ты пропадал?! — воскликнул Вильмовский, увидев бегущего сына.

— Ого, браток, что это ты мчишься, будто за тобой гонится по крайней мере священный бык, — вторил Вильмовскому боцман. — Нас вот-вот могут пригласить к магарадже, а ты шляешься неизвестно где!

Томек одним прыжком очутился на веранде. Похлопал боцмана по спине, сел в плетеное кресло и сказал:

— Я был в джунглях на небольшой разведке. У магараджи здесь самый настоящий заповедник всяческих зверей. На берегу озера я видел фламинго, а болото прямо-таки кишит голодными крокодилами. Встретился мне также олень аксис и буйвол арни, не говоря уже о различных птицах.

— Ну, если так, то я ничуть не удивляюсь, что ты бегом возвращался оттуда. Очень легкомысленно бродить по джунглям без оружия, — упрекнул его отец. — Разве ты забыл, сколько гибнет ежегодно в Индии людей от нападения тигров?

— Я не забыл, папа, но это же ты научил меня не бояться диких животных, — ответил Томек.

— Хорошо, хорошо, но нельзя же без нужды подвергать себя опасности. А теперь быстро одевайся!

— Сейчас буду готов, — воскликнул Томек и исчез в глубине дома.

Когда путешественники заканчивали завтрак, появился великий раджпут. Вскоре они во главе с любезным проводником направились к магарадже на аудиенцию. Дворец, построенный из красного песчаника, был виден издалека и возвышался над деревьями парка. Перед входом в него находился обширный подъезд. Томек невольно воскликнул от восхищения, увидев вдоль подъезда слонов, стоявших длинной шеренгой. Их было не меньше тридцати. У каждого слона на задней ноге виднелся металлический обруч с кольцом, к которому крепилась цепь, прикованная к низкому, толстому столбу, вбитому в землю.

Слоны совершали свой утренний туалет. Целая толпа махутов оживленно суетилась вдоль ряда «царей джунглей». Одни из слуг погоняли быков, запряженных в дышла ворота, которым черпали воду в большие кожаные мешки, другие подбрасывали слонам сено, нарезанные овощи и плоды, или чистили животных рисовыми щетками на длинных ручках. Слоны усердно помогали им, обливая себя водой. Они набирали хоботами из мешков воду, а потом поливали свои огромные тела, словно из душа. Некоторые из слонов, тоже при помощи хоботов, покрывали себе головы охапками сена, чтобы защититься от палящих лучей солнца, или осыпали себя песком[57].

Довольный впечатлением, которое произвели на путешественников слоны магараджи, раджпут сказал:

— Все слоны магараджи принадлежат к виду «кумирия»[58]. Благородные господа в будущем получат возможность наблюдать необыкновенные способности этих животных во время охоты на тигров.

— Что за великолепный экземпляр этот первый слон в ряду! — воскликнул Томек, разглядывая крупного слона с одним бивнем.

— Это предводитель стада и одновременно священное животное. На нем ездит магараджа во время религиозных шествий, или ежегодной охоты на тигров, — пояснил индиец.

— Что это великолепное животное — предводитель стада, догадаться нетрудно, — сказал Томек. — Видимо, он в борьбе потерял один из своих ценных бивней?

Великий раджпут насупил брови, испытующе посмотрел на путешественников, и только убедившись, что на лицах их не отражается ничего, кроме восторга, ответил:

— Ты, сагиб, по всей вероятности не знаешь, что большинство самок индийских слонов вообще не имеет бивней. Бывает также, что и у самцов развивается только один бивень. Если это бивень с правой стороны, то индийцы считают такого слона священным животным.

— Я этого не знал. Во всяком случае, этот слон в самом деле достоин звания царского слона, — признал Томек.

Индиец улыбнулся; он дружелюбно посмотрел на белого юношу, подошел к нему и вполголоса сказал:

— На твоем лице я читаю искренность и... честность. Помни, благородный сагиб, что только самонадеянный или мало знающий человек смеется над обычаями других людей. По индийской религии слон является символом глубочайших знаний, а вот буддисты[59] чтут белого слона, который встречается чрезвычайно редко, как одно из воплощений Будды. Отсюда и происходит культ этого животного в Сиаме. Возможно, эти знания тебе пригодятся в странах, где господствует буддизм.

— Благодарю вас за полезные сведения, хотя мы и не намерены совершить путешествие в глубины Азии. Вскоре, мы прямо из Индии вернемся в Европу, где у нас множество срочных дел, — ответил Томек.

— Откуда ты можешь знать, сагиб, какая судьба ждет тебя впереди, — задумчиво сказал индиец. — Человек подобен листу дерева, несомому ветром, с той только разницей, что вместо ветра действуют таинственные силы, предначертавшие судьбу человека. Поэтому ты не можешь знать, что может случиться через минуту, и не придется ли тебе идти совсем в противоположную сторону, чем ты задумал,

Пораженный таинственным смыслом слов раджпута, Томек хотел попросить разъяснений, но ему помешал боцман, показывая на слоненка, который, отведя в сторону свой маленький хобот, пытался добраться пастью до соска матери. На этом многозначительная беседа с раджпутом прервалась, так как тот повел их прямо во дворец.

Дворец внутри был обставлен с роскошью, которую можно встретить только на Востоке. В покоях и на галереях были мозаичные полы, мраморные наличники окон украшала искусная ажурная резьба, а стены и потолки покрывали фрески и арабески. Тишина, господствовавшая в жилых помещениях дворца, прерывалась журчанием воды в фонтанах, бьющих посреди выложенных мрамором бассейнов. Эти бассейны, заполненные ароматной водой и окруженные пальмами, вызывали желание искупаться.

Магараджа Алвара ожидал гостей в большом зале, стены которого украшала искусная лепка цветов и голов диких животных с глазами из драгоценных камней. В стороне, посреди тенистого садика из экзотических пальм, находился выложенный терракотой бассейн с небольшим островком, на котором как бы притаилась пантера, изваянная из черного мрамора. Из ее пасти, глаз и ушей били струи ароматной воды.

Путешественники остановились у входа, и шедший впереди великий раджпут громогласно провозгласил:

— Друзья великого шикарра Смуги, бесстрашные охотники на диких зверей, благородные сагибы: Андрей Вильмовский, Томаш Вильмовский и Тадеуш Новицкий.

Среди собравшихся воцарилась тишина. Все повернули глаза в сторону столь торжественно представленных гостей. Великий раджпут, бывший одновременно придворным церемониймейстером, подвел их к возвышению, покрытому тигровыми шкурами. На этом возвышении, как на троне, сидел Манибхадра[60] — магараджа Алвара.

Манибхадра медленно поднялся навстречу гостям. Отвесив низкий поклон, он скрестил на груди руки. Крупная алмазная брошь, придерживающая небольшой цветной султан на белой чалме, блеснула голубоватыми огоньками. Блестели и бриллиантовые запонки на длинном, достигающем колен сюртуке. За расшитым драгоценными камнями и жемчугом красным парчовым шарфом, которым был опоясан магараджа, блестел длинный кинжал в украшенных перламутром ножнах. Рукоятка кинжала была осыпана алмазами, а на самом верху ее горел огромный кровавый рубин. Длинные, свободные, белые, как и сюртук, брюки, спускались к мягким, расшитым золотом башмакам с загнутыми вверх носками. Тяжелая золотая цепь на шее — символ власти, и бриллиантовые кольца на пальцах рук дополняли необычайно богатый наряд магараджи.

Магараджа выпрямился и окинул своих гостей дружеским взглядом. Это был мужчина лет сорока, со смуглым лицом и черной, как вороново крыло, короткой бородой. На чистом английском языке он произнес:

— Приветствую вас как дорогих гостей, о прибытии которых меня предупредил шурин Пандит[61] Давасарман[62]. Я рад, что вы прибыли накануне великой охоты на тигров. Несмотря на то, что вы принадлежите к числу знаменитых звероловов, я думаю, что и наша скромная охота станет для вас приятным развлечением и отдыхом после длительного, изнурительного путешествия. Позвольте вас представить моей супруге, рани Алвара, которая весьма благосклонно относится к вашему другу шикарру Смуге.

Магараджа слегка поклонился, обращаясь в сторону соседнего возвышения. Звероловы в молчании восхищались необыкновенной красотой молодой и гибкой, как тростник, княгини. Она глядела на них, словно сквозь сон, своими миндалевидными глазами бледно-голубого цвета. Улыбалась красными и нежными, как лепестки розы, губами. Коротенькая голубая блузка, покрытая златоткаными орхидеями, была застегнута тремя алмазными пуговицами и не закрывала видневшуюся выше сари полосу обнаженного тела, подобного светло-коричневому бархату.

Сари княгини наглядно свидетельствовало об огромном богатстве магараджи и было подлинным произведением искусства известных во всем мире джайпурских ткачей. Расшитый золотом голубой муслин горел от алмазов, как горит вечернее небо, усеянное мигающими звездами. Легкое сари, уложенное на бедрах широкими складками, свободно касалось стоп княгини. Один конец богатого наряда переходил сзади в длинный трен, тогда как второй был переброшен через левое плечо. По обычаю «пурдах», которому подчиняются все индийцы высоких сфер, то есть запрещению показывать лицо чужим мужчинам, княгиня поддерживала правой рукой свисающий с левого плеча уголок сари и прозрачным муслином кокетливо закрывала лицо от взглядов гостей. Пальцы обеих рук княгини украшали драгоценные кольца, в ушах были продеты большие серповидные серьги, украшенные алмазами. Подобно своему царственному супругу, она носила на шее тяжелую золотую цепь. В гладко зачесанные назад черные волосы была вколота живая белая орхидея, что делало княгиню похожей на экзотический цветок.

Маленькие ступни княгини в золотистых сандалиях опирались на спину лежавшего перед ней большого гепарда[63], желтоватая шерсть которого пестрела частыми темными пятнышками.

За княгиней стояли молодые служительницы. Они с помощью золотых шнуров приводили в движение большие пункхасы, то есть веера из разноцветных перьев, свисающие с потолка.

Вильмовский, а вслед за ним боцман и Томек, сделали шаг по направлению к красавице княгине и отвесили ей глубокий поклон.

— Мой брат, Пандит Давасарман, просил меня позаботиться о вас во время его отсутствия, поэтому будьте моими дорогими гостями, — сказала княгиня тихим, мелодичным голосом. — Я много слышала о ваших необыкновенных приключениях. Вы, по-видимому, тот храбрый молодой зверолов, который всюду завоевывает дружбу людей и приручает даже диких животных?

Говоря это, княгиня взглянула на Томека. Молодой человек под испытующим взглядом княгини смутился. Он не был уверен, подобает ли ему вести беседу с княгиней, потому что в Индии обычно женщины не принимают участия в беседах мужчин. Княгиня ободряюще улыбнулась Томеку и добавила на хорошем английском языке:

— Шикарр Смуга мне рассказывал о вашей мужественной борьбе в Мексике в защиту своей юной австралийки. Скажите, она в самом деле так красива, как мне рассказывали?

Томек покраснел, потому что княгиня назвала Салли «его австралийкой». Слушая слова княгини, боцман развеселился, так как и он часто дразнил Томека по поводу Салли. Воспользовавшись теперь минутным замешательством друга, боцман охотно вмешался в беседу:

— Ваша правда, уважаемая госпожа! Салли выглядит, как картинка. Ничего удивительного, что наш Томек готов пойти за нее в огонь и в воду.

Княгиня медленно повернулась к моряку. Какое-то время она рассматривала широкоплечего, высокого боцмана, который в сравнении с низкорослыми, как правило, индийцами выглядел настоящим великаном.

— Мне рассказывали, что вождь восставших индейцев хотел выдать за вас в Америке свою дочь. Она была тоже так красива, как австралийка? — спросила княгиня.

Пришла очередь боцмана смутиться при этом напоминании. Было время, когда драматические события принудили его дать обещание жениться на молодой девушке, но ему удалось счастливо, в этом особом случае, не сдержать данного слова. Боцман считал женитьбу самым большим злом, какое только может встретить моряка, любящего бродить по свету. Но он нашелся и сразу же ответил:

— Вождь апачей, Черная Молния, не был бунтовщиком, уважаемая госпожа. Он только хотел сбросить с шеи ярмо рабства. Столь благородные люди, как он, предпочитают погибнуть, чем быть рабами.

Встревоженный смелыми речами друга, Вильмовский предостерегающе кашлянул и дипломатически сказал:

— Мы благодарим его высочество магараджу и вас, милостивая рани, за любезный прием в Алваре. Мы совершили длительное путешествие, чтобы встретиться с нашим другом Смугой, и поэтому чрезвычайно хотим узнать, где он находится сейчас.

Магараджа и его супруга сделали вид, что не поняли истинного смысла слов боцмана, и дружески смотрели на польских путешественников.

— Несколько недель тому назад шикарр Смуга в обществе моего брата поехал по делам в Дели, оттуда они довольно неожиданно направились в какое-то длительное путешествие, — ответила княгиня. — Как раз позавчера я получила известие, что брат вернется сюда на днях, а с ним, быть может, приедет и шикарр Смуга. Поэтому, господа, вы сможете принять участие в нашей завтрашней охоте на тигров. Я полагаю, что для столь известных звероловов такая охота будет приятным развлечением.

— Прошу прощения, ваше высочество, но мы не слишком охотно убиваем диких зверей и не любим на это смотреть, — вежливо ответил Вильмовский. — Наша задача — ловля живых животных и приручение их для зоологических садов.

— То же самое говорил шикарр Смуга, — ответила княгиня. — Но я все-таки не могу понять, почему профессиональные звероловы отказываются принимать участие в охоте на тигров, когда на эту охоту к нам приезжают знаменитейшие охотники даже из самой Англии. Вот, например, полковник Ральф Бартон и генерал Джон Макдональд относятся к числу людей, которые не простили бы нам ни за что, если бы мы забыли их пригласить на такую охоту.

Два англичанина, одетые в военные мундиры цвета хаки, отвесили поклон прекрасной княгине.

— Слава алварской охоты на тигров уже давно достигла пределов далекой Европы, — льстиво заявил полковник Бартон.

— Стать лицом к лицу с джайпурским тигром — это подлинно мужское развлечение, — добавил генерал Макдональд.

— Да, но разве охотник, сидя на спине слона в полной безопасности, словно в крепости, не стреляет в тигра, как в мишень? — вмешался боцман.

Генерал Макдональд сделал движение, словно хотел что-то возразить, но Вильмовский помешал ему, сказав:

— Прошу вас, не удивляйтесь, что мы являемся противниками охоты, во время которой, в большинстве случаев, без всякой надобности уничтожаются животные. Мы не только звероловы, но и сторонники разумного и доброжелательного отношения человека к исчезающим представителям фауны. Мы любим животных и заверяем вас, что они великолепно чувствуют, как относится к ним любой человек.

— Хищник всегда останется хищником, хоть он и прошел бог знает какую дрессировку, — заметил полковник Бартон. — Возьмите, например, великолепного гепарда Неро, лежащего у ног ее высочества. Он одинаково бросится как на меня, так и на вас, «любящего животных», как только мы попытаемся приблизиться к княгине.

— Вы так считаете? — спокойно спросил Томек.

— Не считаю, молодой человек, а вполне в этом уверен. Я видел, как Неро бросился на преступника, когда тот, обратившись к княгине с просьбой о помиловании, осмелился подойти к ней слишком близко.