Дикая, безлюдная пустыня, куда зимой не залетали даже птицы, невольно возбуждала тревогу у наших путешественников. Они все чаще вспоминали участь брата Смуги. По этой дороге в одиночестве он пробирался из Китайского Туркестана в Ладакх. Только человек, обладающий безграничной отвагой и решившийся на все, может предпринять столь рискованное путешествие. Можно ли удивляться, что после тяжелого перехода силы оставили его почти у цели путешествия?!

Слушая беседу товарищей, Смуга пытался скрыть свое волнение, но его молчание было весьма красноречиво. Он часто поводил печальным взглядом по бескрайней пустыне, будто искал следы, оставленные братом. В такие минуты Томек как тень находился рядом со Смугой, желая показать ему свое сочувствие.

Несмотря на превосходное знакомство со странами Средней Азии, Пандит Давасарман лишь с величайшим трудом находил правильный путь среди многочисленных перевалов, широких долин и котловин. К несчастью, хорошая до сих пор погода стала изо дня в день ухудшаться. Из глубины нагорья подул резкий ветер. Он нес с собой тучи солоноватого песка, засыпал глаза людям и животным, вызывая непрерывные слезы, забивал рты, носы и уши, проникал под одежду. От неприятной, солоноватой пыли, потрескавшиеся на морозе губы путешественников покрывались болезненными ранами.

Однако закаленные звероловы не жаловались на свои страдания. Они больше заботились о состоянии измученных лошадей, так как знали, что потеря лошадей в суровой, бескрайней пустыне угрожала смертью всему каравану. Поэтому, не обращая внимание на быстрое истощение запасов спирта для походных печек, они ежедневно наполняли большой котел снегом и растапливали его, чтобы напоить лошадей. И все же животные на глазах худели, стали отказываться от ежедневной порции корма и только жадно лизали твердый снег.

После многих дней пути Пандит Давасарман сообщил товарищам, что по его расчетам они уже находятся в Тибете. Он повернул караван прямо на запад. Если идти в этом направлении, можно дойти до границы Ладакха. Настроение путешественников улучшилось, что передалось и лошадям. Они ускорили шаг, стали потрясать головами и фыркать.

— Ого, скотина, а понимает, — воскликнул боцман, заметив неожиданное оживление лошадей. — Как только у нас улучшилось настроение, клячи сразу это почуяли.

— Видно, не судьба нам погибнуть в этой ужасной пустыне, — сказал Томек. — Неужели лошади почувствовали, что мы приближаемся к человеческим селениям?

Пандит Давасарман приподнял голову и глубоко втянул носом воздух. Сделав это, он сказал:

— По-видимому, где-то вблизи расположены горячие источники. Мне кажется, что ветер несет с запада сильный запах.

— Вы не ошибаетесь! Мой боцманский нос никогда меня не обманывает. Правда, я боялся, что бродя по этой чертовской стране мы подошли к воротам ада, потому что в воздухе чувствуется запах серы, но, может быть вы, правы и это только горячие источники. Мне приходилось слышать, что они воняют серой.

— Наконец-то мы сможем искупаться! — обрадовался Томек. — Скажите, а эта вода пригодна для питья?

— На вкус она не очень приятна; меня больше радует то, что у горячих источников нам удастся найти свежий корм для лошадей, — ответил Пандит Давасарман. — Кроме того, пользуясь горячей водой, мы можем растапливать в котле снег.

— Это прекрасная новость, — вмешался Вильмовский.

— На безрыбье и рак рыба. Лишь бы только наши догадки оправдались, — вздохнул боцман. — Если это и в самом деле горячие источники, то мы устроим такую стирку белья, какую моя матушка бывало устраивала перед пасхой.

— Я добровольно берусь вам помогать, — предложил Смуга. — На мне белье прямо-таки лепится от грязи.

Беседуя так и взаимно себя утешая, путешественники приблизились к цепи холмов. Теперь им пришлось сдерживать лошадей, которые нетерпеливо трясли головами и стремились бежать рысью. Это подтверждало, что горячие источники находятся совсем близко. Над вершинами низких холмов клубился пар.

Вскоре караван въехал в котловину. Увидев вблизи одного из источников зеленую лужайку, на которой спокойно паслось стадо черных яков, Томек от радости вскрикнул. Вблизи, на возвышении, стоял одинокий огромный бык, вожак стада. Длина его мощного тела превышала четыре метра, а высота в холке достигала двух метров. Как у всех старых самцов, хребет и бока яка покрывала шерсть коричневого цвета. Бык заметил караван лишь после возгласа Томека, так как путешественники подъехали к котловине против ветра. Домашние яки — чрезвычайно полезные животные, но в диком состоянии они опасны не меньше, чем африканские буйволы. Как только бык заметил караван, он стал бить копытами о землю, чтобы предупредить все стадо. В одно мгновение разъяренные яки, высоко задрав пушистые хвосты, как лавина бросились на караван. Низко пригнув головы к земле и выставив вперед широко расставленные рога, они бежали длинной цепью. Клочья черной шерсти животных развевались в быстром беге, как боевые вымпелы. Неожиданное появление яков и внезапная атака с их стороны застали путешественников врасплох. Первым опомнился Смуга.

— Рассыпайтесь на обе стороны, скорее! — громко крикнул он.

Всадники осадили лошадей на месте и поводьями старались повернуть в сторону, чтобы уйти с дороги нападающего стада. Опытный зверолов, Смуга прекрасно знал обычаи яков. Разъяренные животные бросаются на врага, как буря, но бегут прямо вперед, и, в противоположность африканским буйволам, никогда не сворачивают в сторону. Поэтому Смуга резко осадил свою перепуганную лошадь и вынудил ее бежать впереди стада. Этим он отвлек внимание разъяренных животных на себя.

Как раз в этот момент страшная опасность нависла над Пандитом Давасарманом. Он хотел согнать с пути яков вьючного коня, который, испугавшись вида огромных, неизвестных ему черных животных, уперся в землю всеми четырьмя ногами. Индиец, увидев, что не сможет спасти коня, поскакал вслед за Смугой. К несчастью, лошадь Пандита Давасармана споткнулась, он вылетел из седла и сделал в воздухе сальто-мортале. Яки затоптали коня своими острыми копытами. Давасарман же упал прямо на спину дикого быка, который взбрыкнул и сбросил его на землю, уже позади стада.

В погоне за Смугой яки бросились к холмам и исчезли за ними. Группа путешественников, достав винтовки, направилась к Пандиту Давасарману. Индиец тяжело поднялся с земли и. хотя прихрамывал на правую ногу, дал им знать рукой, что о нем они могут не беспокоиться. Потом он махнул рукой на выход из котловины. Путешественники поняли, что Пандит тревожится о судьбе отважного Смуги.

Однако все опасения оказались напрасными. Вдали из-за холмов послышался выстрел и вскоре на покрытой пеной лошади показался Смуга.

— К счастью, удалось! — воскликнул он, соскакивая с седла. — Яки, пожалуй, погнали в пустыню. Когда я находился у холма, мне удалось спрятаться за выступ, и яки миновали меня. Воспользовавшись случаем, я послал им пулю вдогонку. У нас будет свежее мясо.

Все с облегчением вздохнули. Правда, они потеряли двух лошадей, растоптанных яками, да и Пандит Давасарман несколько пострадал, но они могли благодарить судьбу за то, что неожиданная встреча не закончилась еще трагичнее.

Путешественники с охотой взялись за разбивку лагеря. Одни из них ставили палатки, другие собирали на топливо навоз яков, а Удаджалак с одним из солдат направился на лошадях за мясом убитого Смугой животного.

Не прошло и двух часов, как в палатках уже были готовы походные постели. На огне костра варился вкусный суп. Боцман, в качестве повара, ежеминутно доставал из котла ложку супа, пробовал его, громко причмокивая от удовольствия. Уже много дней путешественники питались только затиркой из поджаренной муки, разбавленной водой из снега, поэтому они радовались свежему обеду.

Температура воздуха вблизи горячих источников была довольно сносной. Впервые после двух долгих недель путешествия звероловы искупались и выстирали белье. Но, конечно, раньше всего они занялись своими измученными лошадьми. Это было необходимо, потому что животные рвались к воде. Их пришлось сдерживать, поить малыми порциями, пока они не успокоились и не стали щипать траву на лугу.

После тяжелого путешествия котловина, хотя и наполненная неприятным запахом серы, показалась звероловам истинным раем на земле. Поэтому они не спешили уходить отсюда. Благодаря горячим источникам, они не чувствовали холода, а свежий корм быстро возвращал силы лошадям. Навоз яков позволял экономить топливо для спиртовых машинок. Поэтому ничего удивительного, что Пандит Давасарман скомандовал отъезд только после трехдневного отдыха.

Экспедиция потеряла двух лошадей, поэтому два человека должны были идти пешком; во время марша пешеходы сменяли всадников поочередно.

Ветер утих; днем солнце пригревало довольно сильно, но ночи были морозными. Человеческие поселения по дороге не встречались.

Вскоре путешественники снова почувствовали недостаток воды. Через несколько дней лошади еле волочили ноги.

Однажды черные тучи покрыли к вечеру весь небосклон. Подул холодный ветер, и началась сильная метель. В это время караван находился на холмистом плоскогорье. Ветер постепенно усиливался и стал дуть с такой силой, что всадники с трудом удерживались в седлах, а лошади шатались на ногах. Пришлось остановиться.

Путешественники с величайшим трудом расставили палатки. Они заслонили их от ветра вьюками и снежными валами. Несмотря на это, ветер вырывал колышки, к которым привязывались расчалки, рвал полотно палаток и переворачивал бамбуковые жерди. Длинная, очень холодная ночь прошла в тяжелой борьбе с грозной стихией.

Метель стихла только под утро. После короткого отдыха путешественники направились в дальнейший путь, оставив за собой тела трех павших лошадей. В мрачном молчании и с тревогой в сердцах они глядели на запад. Им снова встретилось небольшое стадо диких яков. Наученные горьким опытом, они уже заранее схватились за винтовки. Стали осторожно подходить к берегу замерзшего озера.

Шедший пешком боцман очутился впереди всех. Держа под мышкой винтовку, он левой рукой, как козырьком, заслонил глаза. Вскоре он повернулся к друзьям и радостно воскликнул:

— Выше головы, друзья! Я вижу спасательный круг. Поднимайте флаг на мачту! Впереди видать палатки!

— Урра! — крикнул Томек.

Путешественники ускорили шаги. Стадо домашних яков даже не обратило внимания на проходящий рядом караван. Вскоре путешественники очутились в кочевье тибетских пастухов. У подножия крутой горы находилось несколько юрт. От порывов ветра их защищал вал из камней. Юрты тибетцев представляли собой куски брезента, растянутые на горизонтальных жердях. Вверху находились отверстия для дыма.

Из палаток навстречу гостям вышли мужчины. В знак привета они высунули языки и хором воскликнули:

— Джуле, мистер сагиб!

Путешественников окружила толпа детишек, которые, подражая старшим, стали наперебой высовывать красные язычки.

Боцман Новицкий с комичной важностью несколько раз высунул язык и незаметно подмигнул Томеку. Впрочем, путешественники и без того с искренним удовольствием здоровались с туземцами. Тибетские пастухи оказались весьма гостеприимными и доброжелательными людьми. Они помогли снять вьюки с лошадей и сразу же отвели их пастись на лужайку вблизи горячих источников. Пригласили путешественников в свои юрты. Как только гости уселись на шкурах яков, которыми устлан был пол юрты, женщины поставили перед ними небольшие круглые мисочки для чая.

В Ладакхе путешественникам удалось избегнуть угощения среднеазиатским чаем. Но теперь они проголодались и промерзли до мозга костей. Кроме того, они не хотели обидеть гостеприимных скотоводов. Женщины принесли котелок с чаем и кожаный мешок, шерстью внутрь. Налили в мисочки чаю, после чего одна из женщин развязала мешок, в котором хранилось масло, приготовленное из молока яков. Она рукой доставала куски масла и клала их в чай. Потом всыпала в каждую мисочку немного соли.

Пандит Давасарман и его солдаты глотали тибетский чай как лакомство. Но белые путешественники старались пить как можно медленнее, чтобы им не налили второй порции. Зато они с волчьим аппетитом набросились на появившееся перед ними горячее жаркое из баранины и вареное мясо яка.

Пандит Давасарман вручил тибетцам мелкие подарки. Только после этой церемонии он начал переговоры относительно найма нескольких яков. Одновременно просил выделить им проводника, который мог бы довести их до Ладакха. После длительного торга тибетцы согласились предоставить путешественникам шестерых яков и выделить двух проводников. Эти последние обязались сопровождать караван до монастыря в Кими, после чего, взяв своих яков, должны были вернуться обратно. Смуге пришлось опять достать из своего почти пустого мешочка несколько крупинок золота. За кое-какие вещи из лагерного снаряжения и такие мелочи, как зеркала, гребешки, иглы, нитки, табак и одежду, путешественники получили небольшой запас продовольствия. Пока шли переговоры с тибетцами, Томек знакомился с жизнью примитивного поселения. В пастушеских юртах стояли деревянные сундуки, покрытые художественной резьбой, лежали кашмирские ковры, а на них стояли китайские фарфоровые миски и художественные изображения Будды. Во всех юртах были молитвенные мельницы, со следами рук набожных владельцев.

Отдохнув два дня, караван направился в дальнейший путь. До хребта Каракорум, врезающегося в Тибет своей южной оконечностью, было не больше недели пути.

После того, как к каравану присоединились туземные проводники и привели с собой хорошо отдохнувших яков, путешествие по дикой стране стало значительно легче. Все участники экспедиции снова ехали верхом, так как тяжелые вьюки были перегружены на яков. Тибетцы чувствовали себя превосходно в суровом климате своей родины. Они ехали верхом на яках, перебросив им через спины толстые одеяла и старые ружья, которые и составляли все их снаряжение. Несмотря на холод, они спали под открытым небом, прикрывшись одеялами и положив под голову вьюки. После целого дня тяжелого путешествия они охотно помогали разбивать лагерь, приносили дрова и воду, причем никогда не жаловались на усталость. А вот белые путешественники — по мере того, как поднимались все выше в горы Каракорум, где воздух был сильно разрежен — уставали от малейшего усилия. Особенно страдали боцман Новицкий и юный Томек, которые жаловались на сильное сердцебиение. Пандит Давасарман и его индийские солдаты, всегда молчаливые и умеющие держать себя в руках, привычные к путешествиям по высокогорьям Средней Азии, оказались великолепными товарищами. Заметив плохое самочувствие Томека и моряка, они взяли на себя все труды по лагерю и окружили белых путешественников внимательной опекой.

Оба проводника довольно хорошо знали местность. Несмотря на это, им тоже приходилось иногда путаться в лабиринте долин и котловин. При ясном небе они выбирали дорогу по звездам. Хорошо знали, в какую пору дня лучше всего начинать путь. Например, при ветре и вьюге они поднимали путешественников задолго до восхода солнца, потому что в горах Тибета самые сильные снежные вьюги утихали перед рассветом.

Однажды проводники повели караван прямо к горному хребту. В глубокой низменности[163] у подножия гор должны были находиться горячие источники. По словам тибетцев, там можно было встретить довольно многочисленные стада диких яков, ослов-куланов, овец и антилоп, которые лакомились скупой степной растительностью, покрывающей кое-где пустыню.

Вскоре предположения проводников оправдались. Подстрелив двух антилоп, путешественники пришли в прекрасное настроение, несмотря на то, что тибетцы сильно возражали против задержки каравана на постой.

— Мистер сагиб, здесь лучше не останавливаться. Уже близко гомпа[164], — говорил один из проводников на ломаном английском языке. — Я поведу вас пешком прямо через горы. Мы быстро будем на месте. Мой сын поведет лошадей и яков по более длинному, но удобному пути. Мы подождем его в гомпа. Там успеем отдохнуть.

— Каково ваше мнение, сагибы, относительно предложения проводника? — спросил Пандит Давасарман.

— Если путь через горы не слишком тяжел, то хорошо было бы сократить дорогу. Я охотно пройдусь пешком, — ответил Вильмовский.

— Я предпочитаю трясти брюхо на кляче, чем пешедралом лазить через горы, — хмуро сказал боцман. — Меня тошнит от одного вида гор.

Удаджалак, чувствовавший к добродушному моряку огромную симпатию, тоже заявил, что останется с лошадьми. Поэтому было решено, что все индийцы, за исключением Пандита Давасармана, вместе с боцманом и одним из проводников поедут верхом, кружным путем. Остальные путешественники, со старым тибетцем в качестве проводника, пойдут прямо через горы.

Группа пешеходов, неся на плечах легкие рюкзаки и винтовки, сначала очень быстро взбиралась по склонам гор, но Томек вскоре стал жалеть, что не поехал с боцманом. Переход через горы оказался не таким легким, как думалось вначале. Тибетец вел их по нагим склонам, заваленным обломками скал. Им приходилось идти то по краю пропасти, то взбираться на довольно отвесные стены, покрытые снегом. Погода была почти безветренная. Солнечные лучи, отражаясь от снега девственной белизны, слепили глаза, поэтому пришлось надеть деревянные очки, в которых вместо стекол была вставлена сетка из конского волоса. Тибетец тоже закрыл глаза от солнечного блеска. Не имея очков, он просто расплел косу и опустил волосы на лицо.

Через три часа путешественники очутились на небольшом, высоко расположенном перевале. Их окружал дикий, горный пейзаж. Везде виднелись покрытые вечными снегами и льдами вершины, которые, казалось, врезались в небо.

Спустя некоторое время проводник задержался на краю глубокого обрыва. Он стал тревожно оглядывать крутые склоны. Встревоженные путешественники остановились рядом с ним.

— Здесь же нельзя пройти, — сказал Пандит Давасарман. — Мне кажется, ты заблудился!

— Я не могу заблудиться! Ведь я знаю эту дорогу с самого раннего детства, — возмутился тибетец. — Это злые духи путают нас. А против них мы бессильны.

— Не пытайся этими сказками оправдывать свою ошибку, — сурово сказал Смуга.

— Не говори так, сагиб. В горах и в самом деле живут разные... злые и добрые духи. Они нарочно свели нас с правильного пути, чтобы мы не могли попасть в священный гомпа.

— А ты хорошо знаешь, где находится этот монастырь? — спросил Томек.

— Конечноб знаю. Ведь все горячие источники и луга принадлежат святым ламам из нашего гомпа. Я и моя семья тоже принадлежим им. Вот и теперь я несу ламам плату за выпас моего скота на их лугах.

— Неужели и ты тоже лама? — удивился Томек.

— Нет, сагиб, ламы — мои хозяева. Я принадлежу им, — ответил проводник.

— Почему ты называешь их своими хозяевами? Разве ты не свободен?

Тибетец окинул Томека взглядом, полным недоверия, словно опасался, не насмехается ли белый юноша над ним. Немного подумав, он ответил:

— Ты шутишь, молодой сагиб. Всякий человек должен иметь своего хозяина и платить ему дань. У тебя, наверное, тоже есть хозяин[165].

— Не время вести теперь споры, — вмешался Пандит Давасарман. — Ты подумай лучше, как нам добраться до гомпа.

— Нам надо немного вернуться. Если духи не помешают, то я скоро найду правильную дорогу.

Начался спуск по крутому склону. Томек устал больше других, поэтому он медленно плелся в самом конце. Вдруг ему показалось, что кто-то на него упорно смотрит. Он быстро повернулся и внезапно увидел на снегу тень кого-то, скрывающегося за обломком скалы. Услышав тихий призыв Томека, его товарищи повернулись и, по-видимому, тоже заметили огромную тень неизвестного существа, отброшенную им на гладкий, как зеркало, снег, потому что они остановились и в изумлении глядели друг на друга.

— Ми-те, животное, которое ходит как человек! — с ужасом воскликнул тибетец.

Услышав это, Томек молниеносным движением сбросил рюкзак, и, сжимая в руках штуцер, бегом направился к обломку скалы. Ему много приходилось слышать об этом странном существе, поэтому он бежал, не глядя даже, следует ли за ним кто-нибудь из друзей. До скалы, за которой скрывался Снежный Человек, оставалось всего десятка полтора метров. Вдруг тень стала сокращаться, и в конце концов совершенно исчезла. Томек ускорил шаги и понял, что странное существо уходит.

Не дойдя нескольких шагов до скалы, Томек поскользнулся на твердом насте. Он рухнул на землю и, не удержавшись, покатился вниз по склону. Во время падения юноша потерял очки, но, взволнованный встречей, не обратил на это внимания. Вскочив на ноги, он добежал до скалы. Всего лишь в нескольких десятках метров от него какое-то бурое существо исчезло между двумя огромными камнями.

— Есть, есть! — крикнул Томек бегущим за ним друзьям, и помчался, как сумасшедший, вперед.

Томек забыл об усталости, которая мучила его вот уже несколько дней. Забыл о потерянных очках. Он с ходу перескакивал через торчавшие из-под снега камни, спотыкался, но не отрывал взгляда от больших камней, за которыми скрылся легендарный Йети.

Томек гнался за бегущим животным довольно долго. Животное оставляло за собой на снегу следы босых ног. Томек опередил своих товарищей на несколько десятков метров и таким образом, возглавил погоню. Ему казалось, что он видит бурое существо за скалами, но всякий раз оно принимало другой облик. Иногда это существо напоминало нагого, лохматого человека, а иногда, когда опиралось на все четыре лапы, становилось похожим на гималайского медведя. Животное быстро удалялось от Томека и взбиралось все выше и выше. В конце концов Томек потерял уверенность, видит ли он что-нибудь на блестевшем на солнце крутом склоне, покрытом гладким как стекло льдом. У него перехватило дыхание. Сердце стучало как молот. В висках пульсировала кровь, а солнечный блеск резал глаза.

Томек бежал все медленнее и медленнее. Вот он услышал голоса товарищей и остановился, чтобы передохнуть. Через какое-то время подбежали запыхавшиеся друзья.

— Ты летел, как на крыльях, — сказал Смуга, — я даже не мог тебя догнать. Ты видел, что это было?

— Я уже ничего не понимаю, — ответил Томек. — Иногда мне казалось, что это голый человек, небольшого роста. Но когда он становился на четыре лапы, то очень напоминал медведя. Рассмотреть его получше было нельзя, потому что расстояние до него оставалось довольно большим, а солнце слепило мне глаза. Падая, я потерял очки.

— Ах, черт возьми, вот было бы славно, поймай мы случайно легендарного Снежного Человека, — вздохнул Смуга.

— Идем отсюда как можно скорее. Кто увидит Ми-го, с тем случится несчастье, — шепнул тибетец.

— Этот ваш Ми-го, скорее всего, окажется самым обыкновенным медведем, — сказал Вильмовский. — Но мы уже и так много времени потеряли. Еще до наступления ночи нам надо добраться до монастыря.

В конце концов проводнику удалось найти правильную дорогу. К вечеру путешественники увидели наконец светлые стены монастыря. У его подножия стояло несколько домиков с плоскими крышами. Это была дронгпа, то есть деревушка крепостных крестьян, принадлежавшая ламам.

Между чортенами, у входа в монастырь, по обеим сторонам дороги стояли две молитвенные мельницы. Проходя рядом с ними ламы толкали барабаны мельниц, тем самым читая молитвы Будде. Украшения на стенах и потолках прямоугольного здания монастыря были голубого, зеленого и красного цветов, причем каждый из этих цветов отделялся от другого белой полосой. Узенькие окна были покрыты изображениями людей и животных. Вход в храм, завешенный толстой шерстяной портьерой, вел через вырубленные в скале ступени крыльца.

Встретить караван вышел старый лама, во рту которого сохранилось всего несколько желтых зубов, а голова была гладко выбрита. Лама носил красную тунику и кафтан из золотой парчи. К поясу было прикреплено небольшое изображение Будды, по-видимому, полученное ламой во время паломничества в священную Лхасу и мешочек со святой водой. В знак того, что лама принадлежал к желтошапочной секте, он держал в руке шапочку с коротким султаном.

Лама приветствовал путешественников на тибетском языке. Пандит Давасарман ответил ему, и в качестве пожертвования на храм вручил одну из последних крупинок золота из мешочка Смуги.

Во время этой долгой церемонии Томек с интересом рассматривал молитвенные мельницы. Когда молодые ламы раздвинули портьеру, приглашая путешественников войти внутрь храма, Томек тронул барабан мельницы и повернул его, разглядывая написанные на барабане молитвы. Старый лама бросил на Томека удивленный взгляд и любезно пригласил путешественников войти в монастырь.

Очутившись за толстой портьерой, Томек облегченно вздохнул. Эта завеса была как бы границей между двумя различными мирами. Если на дворе стояла морозная погода и вокруг виднелась дикая панорама гор, залитая слепящим солнечным блеском, который резал глаза — внутри храма царил полумрак, слегка рассеиваемый светильниками, горевшими только у ног большого каменного изваяния Будды. Запах прогорклого жира, шипевшего в светильниках, мешался с тяжелым, одуряющим запахом благовоний.

В храм вошли ламы, которые сейчас же окружили своего старшего. Вильмовский и Смуга, пользуясь услугами Пандита Давасармана как переводчика, вели со старым ламой беседу. Томек внимательно разглядывал внутреннее убранство храма. Вблизи алтаря, рядом с крупным изваянием Будды, стояли скульптуры других божеств. Верхом ладони Томек протер глаза и медленно пошел вдоль стен, покрытых росписью, которая представляла различные сцены из буддийских мифов, изображения чудовищ и странных животных. Томек остановился у алтаря, покрытого великолепным тибетским ковром. Между тлеющими светильниками стояли мисочки с приношениями Будде, в которых лежало масло из молока яков, мясо с рисом и просо.

Внимание Томека привлекла широкая скамья, находившаяся рядом с алтарем. На ней стояли молитвенные мельницы, изящные фигурки людей и животных, лежали шапочки монахов, кропила из птичьих перьев, странные инструменты, четки и колокольчики.

Увидев, что Томек рассматривает предметы религиозного культа, старый лама подозвал к себе Пандита Давасармана. Вместе с ним подошел к юноше. Через переводчика лама спросил у Томека, какой из предметов привлек его внимание. Томек пояснил, что его заинтересовали оригинальные колокольчики и четки.

Достойный лама о чем-то задумался, подозвал свою свиту и попросил Пандита Давасармана сказать молодому человеку, что он разрешает ему рассмотреть хорошенько предметы, заинтересовавшие его. Томек охотно воспользовался любезным предложением. Прежде всего он взял в руки небольшой фигурный колокольчик со специальной ручкой и дырочкой, позволявшей надевать колокольчик на палец, на подобие перстня.

Было заметно, что старый лама, увидев в руках Томека оригинальный колокольчик, с трудом удержался от возгласа удивления и отступил на шаг. Видимо, он плохо себя почувствовал, потому что два монаха стали поддерживать его под руки. Волнение монахов показало путешественникам, что происходит нечто необыкновенное.

— Томек, уже довольно, идем отсюда, — вполголоса, по-польски сказал Вильмовский.

— Не трогай этих предметов, — добавил Смуга. — Это может вызвать ненужные осложнения.

Томек послушался совета. Он тоже заметил странное поведение монахов, поэтому быстро положил на скамью белые четки, сделанные из человеческих костей. Он уже хотел отойти, но старый лама, очевидно, превозмог слабость и поспешно сказал несколько слов по-тибетски.

— Лама просит тебя, благородный сагиб, спокойно любоваться всем, что тебя интересует. Он говорит, что этим ты доставишь ему радость, — сказал Пандит Давасарман.

Томек взглянул на монахов. В их глазах не было ни возмущения, ни обиды. Они, правда, казались взволнованными, но смотрели на Томека с симпатией. Успокоившись, он стал поочередно рассматривать все предметы и взял в руки двойной нож с серебряным и медным лезвиями.

— Что это за нож? К чему он, ведь это не может быть оружием? — обратился Томек к Пандиту Давасарману.

Индиец перевел его слова монаху, который ответил с дрожью в голосе.

— Это жертвенный нож, — пояснил Давасарман. — Одно лезвие предназначено для духов воздуха, второе — для духов земли.

Как раз в это время у входа в храм послышался громкий голос боцмана. Поэтому все вместе с ламами вышли наружу, чтобы приветствовать его и помочь развьючить яков.

На землю спускался вечер. Ламы пригласили гостей на ужин в свои кельи, находившиеся на втором этаже. Во время ужина беседа коснулась легендарного существа, носившего среди тибетцев название Ми-те. Выслушав рассказ Пандита Давасармана об их приключении по пути в монастырь, ламы сказали, что вблизи монастыря довольно часто встречаются следы Ми-те. Неизвестные существа уже много раз подходили к монастырской деревушке.

Несмотря на весьма интересующую Томека тему беседы, он должен был уйти на отдых, так как чувствовал резь в глазах.

Чтобы скорее попасть в монастырь Кими, решено было выехать на рассвете. До границы Кашмира оставалось еще несколько дней пути. В Кими путешественники намеревались отдохнуть. Поэтому, как только настал рассвет, лошади и яки уже стояли у ворот монастыря.

После плохо проведенной ночи Томек был молчалив и вял. Он даже не обратил внимания на праздничные одежды монахов, которые вышли проводить караван. Юноша вскочил в седло и заслонил рукой слезящиеся глаза. Маститый лама лично проводил караван до самых молитвенных мельниц.

— Га-ле!.. Га-ле-пе![166] — воскликнул он на прощанье.

Караван быстро шел по неглубокому горному ущелью. Через час узкое ущелье вывело их в котловину, расположенную на значительной высоте. Здесь Томек внезапно остановил лошадь. Обеими руками закрыл глаза. Ехавший следом за ним Смуга, взглянув на друга, соскочил с седла. Подбежал к Томеку. Из-под пальцев юноши текли обильные слезы.