XV

Поединок

Удрученный тяжелыми предчувствиями, Томек почти бежал к особняку Нашкина, выделявшемуся в темноте ночи своими ярко освещенными окнами. Будет ли у него возможность сразу же сообщить друзьям о содержании письма? Ведь неожиданная встреча с казаком продлила его отсутствие! У подъезда уже стояли кареты и пролетки, кучера которых дремали на облучках, что свидетельствовало о давно начавшемся приеме. Если в разгар бала отозвать Смугу и боцмана в сторону, можно возбудить подозрение. Опасения Томека оправдались. Не успел он войти в прихожую, как лакей сообщил ему, что гости уже сели к столу.

Томек шел вслед за лакеем, искренне изумляясь роскоши особняка, а вернее, дворца, которому даже в тогдашней столице России, Петербурге, почти не было равных. На стенах, покрытых дорогими обоями, висели картины знаменитых европейских живописцев. В одном из залов Томек увидел самое большое в ту пору зеркало, купленное на парижской выставке 1878 г. Зеркало было отправлено по морю в Николаевск, а потом по Амуру в Нерчинск на специально оборудованном для этой цели корабле. В блестевшем паркете из ценных пород дерева отражались хрустальные люстры и мраморные статуи, а узорчатые персидские ковры, покрывавшие полы уютных кабинетов, заглушали шаги. Шелковые портьеры, оригинальная стильная мебель и экзотические комнатные растения красноречиво свидетельствовали о богатстве хозяина этого великолепного дворца.

Как всегда, на прием к сибирскому миллионеру явились все самые значительные жители города. Среди сидевших за столом можно было заметить двух владельцев золотых приисков, многих именитых купцов, военных и гражданских чиновников и представителей культурных кругов провинциального мирка. Когда лакей ввел в столовую нового гостя, оживленная беседа за столом несколько притихла. Нашкин, как хозяин этого пира, встал навстречу Томеку, представил его всему обществу, после чего подвел к предназначенному месту.

Заняв свое место, Томек стал нетерпеливо искать взглядом своих друзей, желая дать им понять, что, как только представится случай, ему необходимо с ними поговорить. Сначала он увидел великана-боцмана. Весельчак боцман беззаботно подмигнул ему и сразу же повернулся к двум дамам, с которыми вел оживленную беседу. В черном сюртуке и белоснежной рубашке, боцман выглядел отлично, но в парадном одеянии чувствовал себя, видимо, неважно, потому что ежеминутно поправлял рукой галстук. В противоположность боцману, Смуга сразу же заметил необыкновенное волнение Томека. Сначала ему показалось, что это пышный прием несколько смущает Томека, но вскоре Смуга отбросил эту мысль, потому что Томек совсем не обращал внимания на окружавших его гостей. Поэтому, когда юноша в конце концов заметил Смугу, сидевшего между какой-то дамой и средних лет офицером, то встретил его укоряющий взгляд.

Немой укор подействовал на Томека как холодный душ. Он покраснел и смущенно подумал: «Видно, страх совсем лишил меня рассудка. Надо терпеливо подождать, пока мы не встанем от стола».

Как раз в этот момент Нашкин поднял тост за здоровье гостей из далеких стран. Томек, желая овладеть собой, поднял бокал с шампанским и выпил вино до дна. Он с усилием перевел дух, потому что не был привычен к шампанскому. Вскоре Томек почувствовал облегчение. Теперь он мог взглянуть на сидевших рядом с ним соседок.

Дама, которая сидела с правой стороны, наклонилась к соседу и что-то шептала ему. Но молодая, одетая значительно скромнее девушка с левой стороны Томека внимательно на него смотрела, слегка прищурив глаза. Это была стройная, голубоглазая блондинка с очень правильными чертами лица. Под ее испытующим взглядом Томек даже покраснел.

«Черт возьми, она, наверно, заметила мое глупое поведение», — подумал Томек.

Желая как-то загладить свою неловкость, он подал соседке блюдо с икрой. Соседка словно только и ждала этого случая, потому что улыбнулась и обратилась к нему по-русски:

— Вы опоздали, и я уже стала подумывать, что вам не нравится общество сибирских дикарей!

— Я по дороге должен был кое-что купить, — оправдывался Томек. — Пожалуйста, извините мою рассеянность. Меня несколько ошеломило все это великолепие. Я никак не ожидал встретить столько замечательных произведений искусства в глубине Сибири.

— Сибирь — страна противоположностей. Люди, разбогатевшие на каторжном труде ссыльных, купаются в шампанском, а местные жители мрут от голода, — резко ответила девушка.

Томек внимательно посмотрел на нее. Неужели она пыталась вызвать его на неосторожный разговор? Нет, это было на нее не похоже. Большими, светлыми глазами, девушка внимательно смотрела на Томека. В уголках ее губ таилась загадочная усмешка.

— Контрастов здесь, пожалуй, меньше, чем в Индии, — ответил Томек. — Мы недавно были у магараджи Алвара. Великолепие его дворца может поразить любого европейского владетельного принца, а ведь большинство индийцев живут в нищете и часто гибнут голодной смертью. Мой друг, царь Буганды в Африке, тоже живет иначе, чем его подданные.

— Из вежливости, или... по иным причинам, вы пытаетесь оправдать насилие над коренными жителями Сибири. Не удивляюсь, потому что вас я немного знаю, а вы обо мне не знаете ничего.

— Вы хотите сказать, что если бы я ближе вас знал, то иначе бы думал о тех или иных вопросах? — осторожно спросил Томек.

В этот момент кто-то из гостей поднял тост за здоровье хозяина. Беседа прервалась, все встали с мест, держа в руках бокалы. Томек чуть-чуть пригубил вина. Гости уселись. Девушка наклонилась к нему и шепнула:

— Моя фамилия Бестужева, Наталья Владимировна Бестужева. Нерчинск — это моя тюрьма. Я сюда сослана по суду, за политику.

— Никак не предполагал, что политические ссыльные могут участвовать в приемах сибирских богачей, — заметил Томек, окидывая девушку недоверчивым взглядом. — Выходит, не так страшен черт, как его малюют!

— Это только благодаря влиянию всесильного здесь Нашкина. Он родственник моей матери. Узнав о моем аресте, Нашкин постарался, чтобы меня выслали в Нерчинск. Теперь я работаю в его конторе.

— Гм, если так, то он и в самом деле поступил хорошо, — сказал Томек. — У него работают и другие ссыльные?

— Да. Ведь это в большинстве случаев интеллигентные люди. В Сибири не хватает грамотных людей. А я училась в Москве на медицинских курсах.

— Это интересно, я слышал, что бывают трудности с работой для ссыльных.

— Нашкин чрезвычайно богатый человек, его даже губернатор запросто принимает у себя. Царские чиновники в Сибири не жалеют себе ничего, а это требует денег. Тот, у кого есть чем за это платить, может себе позволить себе многое.

Неожиданное признание молодой девушки заставило Томека задуматься. Он замолчал и стал наблюдать гостей, сидевших за столом. Вскоре он обратил внимание на высокого, широкоплечего офицера, который внимательно приглядывался к его собеседнице.

Наклонившись к ней, Томек шепнул:

— Здесь кто-то за вами наблюдает!

— Вы говорите о том офицере в жандармском мундире? — спросила она.

Томек утвердительно кивнул, и девушка ответила:

— Это штабс-капитан Голосов. Он утверждает, что влюбился в меня. Остерегайтесь его, это очень опасный человек. Я постаралась, чтобы вас посадили за столом рядом со мной. Мне хотелось предостеречь вас.

Изумленный Томек, тяжело оперся о спинку стула. Что значат слова этой странной, таинственной девушки! Чего она хочет от него? В недоумении он взглянул на Смугу. Их взгляды на момент встретились. Томек глубоко вздохнул и, преодолев волнение, опять наклонился к Наташе.

— Спасибо вам за... совет, но я не знаком со штабс-капитаном Голосовым и не знаю, почему мне его следует бояться. Я не политический ссыльный, а всего лишь зверолов. А вы не будете иметь неприятностей за вашу беседу с иностранцем?

— Возможно, но в данном случае это не имеет значения. Я с нетерпением ждала этого вечера, — двусмысленно ответила девушка, глядя на Томека.

— Я вас не понимаю... — удивился Томек.

— Несколько дней назад сотник Тухольский сообщил Нашкину о поимке с вашей помощью банды хунхузов. Как только я услышала вашу фамилию, я сразу догадалась о цели вашего приезда в Нерчинск. К сожалению, вы опоздали! Несколько месяцев тому назад Збышека выслали в Алдан...

Из рук остолбеневшего Томека выпала вилка и со стуком упала на тарелку. К счастью, внимательный, как всегда, Смуга, хотя и не мог знать, что происходит с Томеком, заметил его смущение и ножом постучал по тарелке, давая знать, что желает произнести тост. Этим ловким маневром он привлек к себе внимание гостей. Смуга любезно поблагодарил хозяина за радушный прием. Во время его речи Томек сумел преодолеть волнение. Слегка дрожащим голосом он спросил девушку:

— Неужели Збышек вам что-нибудь сказал?..

— Вы еще не знаете, что Збышек писал вам в Англию. Я читала это несчастное письмо, прежде чем оно попало в руки полиции, — сказала Наташа. — Я знаю все о вас и вашем отце. Збышек верит вам, как никому на свете. Мне было жалко его, потому что я считала, что никто не рискнет сделать попытку освобождения ссыльного из глубин Сибири.

Томек достал из кармана платок и вытер со лба пот. Девушка смотрела ему прямо в глаза. Томек тихо спросил:

— Что было в том письме?

— Збышек просил организовать его побег. Письмо должно было быть отправлено тайно. У одного из наших общих знакомых кончился срок ссылки. Он возвращался в Москву и должен был оттуда передать письмо за границу.

— Неужели он выдал?

— Ах, что вы! Это агент Павлов проник в нашу тайну и хитростью заполучил письмо.

— Вы были неосторожны... Почему здесь следили за Збышеком? Разве здесь следят за всеми ссыльными?

— Всеми делами ссыльных ведает у нас Голосов. Это настоящий каналья, притом он особенно возненавидел Збышека. Он мстил ему за то, что Збышек симпатизировал мне. Теперь вы уже знаете все.

Томек призадумался. Конечно, Наташа говорила правду. Ее слова не только совпадали с известными ему фактами, но даже логически их дополняли. Но она, как видно, не знала, что нити заговора снова очутились в хищных руках Павлова. После небольшого размышления Томек рассказал Наташе о письме Павлова. Впервые за всю беседу девушка побледнела, Томеку показалось, что она вот-вот упадет в обморок, но девушка овладела собой. Гневно насупив брови, Наташа сказала:

— Если бы я была мужчиной, то вызвала бы Голосова на дуэль под любым предлогом и в честном бою устранила бы его с вашей дороги. К сожалению, я всего лишь девушка-ссыльная. Поэтому я просто застрелю его, как бешеного пса!

Не на шутку встревоженный Томек долго молчал, не в силах сказать ни слова. Он осторожно осмотрел зал. К счастью, ближайшие его соседи, целиком занятые собой, вели оживленную беседу. Томек наклонился к девушке и, силясь сохранить спокойствие, ответил:

— Что из того, что погибнет Голосов? Ведь останется Павлов!

— Я убью Голосова! Вы должны освободить Збышека! Он тяжело заболел и совсем упал духом, понимаете? Он умрет, если останется здесь.

— Вы преувеличиваете! Подумайте, что сделает Збышек, когда вас повесят из-за него?!

В глазах девушки блеснули слезы, у нее задрожали губы. Томек испугался, что Голосов или кто-либо из гостей заметит волнение Наташи, поэтому прекратил разговор и стал спешно накладывать закуски на ее тарелку. Когда она овладела собой, Томек уже не возвращался к прерванной беседе. Пир становился оживленнее по мере увеличения количества тостов. Из глубины дворца доносились звуки музыки... Гости начали вставать из-за стола. Томек взял девушку под руку и повел ее в бальный зал. На полукруглой галерее, рядом с инструментом, напоминающим церковный орган, стояли музыканты. Они играли вальс. Томек обнял Наташу и они стали танцевать.

— Ведите себя умно, — шепнул он, когда они очутились вдали от других танцующих. — Оставьте все дело нам, и поверьте, что мы не дадим себя в обиду. Ну и, конечно, не откажемся от того, чтобы освободить Збышека. Можете быть в этом уверены.

— Павлов не так опасен, это обыкновенный сыщик, — ответила девушка. — А вот Голосов, даже без помощи Павлова, может обо всем догадаться. Неужели вы не понимаете, что он интересуется вами, уже по одному тому, что вы иностранцы. Я должна обезвредить его во что бы то ни стало!

Томек задумался, ведь он прекрасно понимал, что в этот момент самая ужасная опасность грозила им со стороны штабс-капитана жандармерии. Юноша взглянул на решительное лицо Наташи, и вдруг в его голове зародилась сумасбродная идея.

— Хотите ли вы помочь нам? — шепнул он.

— Для спасения Збышека я пойду на все...

— В таком случае, помните!..

Оркестр закончил вальс. Томек уже давно наблюдал за штабс-капитаном Голосовым. Тот стоял в сторонке, у стены. Злым взглядом он следил за танцующей Наташей. Ловко маневрируя среди танцующих пар, Томек приблизился к нему. Стал кружиться в паре с Наташей, которая даже не заметила, как они столкнулись со штабс-капитаном. Захваченный врасплох Голосов машинально оттолкнул девушку, когда она, потеряв на момент равновесие, оперлась на него. Томек поддержал Наташу. Заслонив ее собой, он воскликнул:

— Вы грубо толкнули женщину! Это подлость!

Штабс-капитан побледнел. Некоторое время он стоял ошеломленный; однако, прежде чем он сумел что-нибудь ответить, Томек добавил:

— Так поступает только трус и подлец!

Штабс-капитан покраснел до ушей. Замахнулся правой рукой и дал Томеку пощечину. Томек отшатнулся, потом подошел к офицеру, но не ударил его.

— Вы мне заплатите за это оскорбление! — зловеще сказал он. Гости, находившиеся вблизи, заметили неприятное происшествие. Они окружили противников. Среди них был и Смуга.

— В чем дело, Томек? — спросил он по-русски, окидывая взглядом своего друга и девушку, которую тот опять держал под руку.

— Что здесь происходит? — раздался бас боцмана, который вырос словно из-под земли.

Томек нарочно не спешил с объяснениями, потому что заметил сотника Тухольского, пытавшегося пробиться к ним через толпу. Сотник был в погонах подъесаула. Значит за «разгром» банды хунхузов он уже успел получить повышение.

— Этот офицер сначала грубо оттолкнул даму, танцевавшую со мной, а потом нанес мне оскорбление, — сказал Томек, когда Тухольский подошел к ним. — Я требую удовлетворения!

— Вот скотина! Напился пьяным, надо его свести в участок, чтобы там протрезвел, — просипел штабс-капитан Голосов.

— Вы ведете себя, как во время следствия! — воскликнула Наташа. — К счастью, этот господин не арестант!

Смуга повернулся к штабс-капитану, смерил его презрительным взглядом и громко сказал:

— Попридержите-ка свой язык, господин штабс-капитан, чтобы мне не пришлось укоротить его вам, даже не вызывая на дуэль.

— Разрешите, я поговорю с этим... — сказал боцман, протягивая лапу к штабс-капитану.

— Извините меня, но это мое личное дело, ведь оскорблен я, — вмешался Томек.

— Одну минуту, господа, не станем мешать гостям. Разрешите пригласить вас в отдельную комнату, — предложил Тухольский. — Пожалуйста, следуйте за мной.

Три друга в обществе Голосова оставили бальный зал вслед за Тухольским.

— Ты с ума сошел! Что ты наделал? — шепнул Смуга Томеку.

— Потом расскажу... Нам грозит большая опасность... Я нарочно его вызвал... — тоже шепотом ответил Томек.

Все вошли в кабинет. Тухольский сухо сказал:

— Господин штабс-капитан Голосов, эти господа оказали нашим военным властям огромную услугу. Его превосходительство генерал-губернатор интересуется ими. Вы обязаны дать им удовлетворение!

Голосов бросил на Тухольского злобный взгляд. Тухольский был офицером для специальных поручений и любимцем губернатора. Его мнение могло повлиять на дальнейшую карьеру, поэтому Голосов удержался от проклятий и, подавляя бешенство, буркнул:

— У меня вовсе не было плохих намерений, он сам пристал... Чего вы от меня хотите?

В этот момент в кабинет быстрым шагом вошел Нашкин:

— Господи, какая неприятность приключилась с вами в моем доме! — воскликнул он. — Извинитесь, штабс-капитан, перед нашим дорогим гостем, потому что иначе он бог знает что подумает о нас!

— Да скорее, а то у меня чертовски чешутся руки, — добавил боцман, подходя к жандарму.

Но Смуга заступил ему дорогу, не спуская внимательного взгляда с Томека. Голосов дрожал от возмущения, но чувствовал все свое бессилие. Если против него выступают любимец губернатора и сибирский воротила, то противиться им совершенно невозможно.

Томек боялся, что боцман или Смуга могут помешать ему в его намерении, поэтому он подошел к Нашкину и твердо заявил:

— Мне очень неприятно, что это... случилось в вашем доме, но среди людей чести за пощечину нельзя заплатить простым извинением. Я требую удовлетворения с оружием в руках.

— Что ж, вы правы, но я прошу принять во внимание, что дуэли у нас запрещены, — обеспокоился Нашкин. — Что вы скажете, господин подъесаул?

Тухольский, к которому были обращены эти слова Нашкина, зло посмотрел на штабс-капитана. Многие военные, в том числе казаки, недолюбливали жандармов.

— Запрещение запрещением, а честь — честью, в особенности честь офицера! — ответил Тухольский. — Дуэль можно устроить при условии сохранения ее в тайне.

— А что будет, если во время поединка этот господин встретится с более крупной неприятностью? — не скрывая гнева, спросил Голосов.

— Если у вас достаточно храбрости, то можете обо мне не беспокоиться, — вмешался Томек.

— Довольно, присылайте секундантов, — проворчал Голосов.

— Эй, я не выдержу, честное слово, — разозлился боцман.

— Господа, господа, я прошу вашего внимания, — примирительно воскликнул Нашкин. — Пусть лучше секунданты обсудят дело между собой. Я предлагаю обмен выстрелами. Думаю, что это удовлетворит обоих.

Боцман наклонился к Смуге.

— С ума, что ли, сошел наш парень? — спросил он. — На кой лад ему стреляться с жандармом?! Если он не мог ответить ему пощечиной, то я сейчас сделаю это за него и мы квиты!

— Уже поздно, боцман, — ответил Смуга, удерживая горячего моряка за руку. — Томек сказал, что нарочно вызвал жандарма на дуэль. Нам грозит какая-то опасность...

— Неужели он что-нибудь разнюхал?

— Думаю, что да. Пока помолчите...

Смуга с тревогой следил за Томеком. Одновременно он терялся в догадках, что могло вынудить всегда рассудительного юношу решиться на столь опасный шаг. Это было непонятно, тем более что Томек всегда старался избежать борьбы с оружием в руках, а дуэли считал глупым фарсом. В чем причина такого странного поведения Томека? Предложенный Нашкиным обмен выстрелами не представлял особого риска для противников. Во время поединка на этих условиях противники в большинстве случаев пускают пули в воздух. Но какую цель преследовал Томек, стремясь дойти до пародии дуэли?

У Смуги не оставалось времени на размышления, потому что Томек поклонился Нашкину и сказал:

— Я согласен. Пусть секунданты обсудят условия поединка. Можно ли просить вас, господин Смуга, и вас, господин Броль, принять на себя обязанности моих секундантов?

— Конечно, пожалуйста, — ответил Смуга. А кто будет представлять господина Голосова?

С издевательской усмешкой жандармский офицер обратился к Тухольскому и Нашкину. Те не отказались. Довольный штабс-капитан мерил противника презрительным взглядом. В своей военной карьере он уже не раз дрался на дуэли и всегда выходил целым. Запрещенная дуэль, в которой принимали участие такие влиятельные лица, как Тухольский и Нашкин, не грозила неприятными последствиями, даже если бы он убил противника. Согласно кодексу чести секунданты удалились в отдельную комнату, чтобы обсудить дело и определить условия дуэли.

Как только три друга очутились в уютном кабинете, боцмана взорвало:

— Видно, бешеная акула цапнула тебя, Томек, и ты... С ума ты, верно, сошел! Что ты наделал?!

— Молчите, боцман! — остановил его Смуга. — Мы сейчас узнаем, почему Томек вызвал Голосова на дуэль.

Не говоря ни слова, юноша достал из кармана письмо Павлова к Голосову и подал его друзьям.

— Ага, значит Павлов отгадал правду, — сказал Смуга после того, как прочел письмо вслух.

— А я и не думал, что этот гад такой хитрый, — удивился боцман. — Вот вернемся в лагерь, и я сверну ему голову!

— Это еще не все, — добавил Томек и рассказал друзьям содержание своей беседы с Наташей.

Выслушав, каким образом дошло до ссоры со штабс-капитаном, боцман похвалил Томека.

— Ты это ловко придумал, браток! Но, черт возьми, меня тошнит от одной мысли, что ты должен подставить голову под пулю этого жандарма! Скажите, Смуга, как по-вашему, нет никакой возможности заменить Томека в дуэли?!

— Я с самого начала скандала ищу способ, как это сделать, — задумчиво ответил Смуга. — Гм... Томек еще несовершеннолетний. Думаю, что опекун имеет право выступить в дуэли вместо него.

— Честное слово, прекрасная мысль, — обрадовался боцман.

— Нашкин и Тухольский, кажется, люди порядочные, они, наверное, согласятся, чтобы я заменил Томека.

— Ничего подобного! — порывисто заявил моряк. — Отец Томека поручил его моей опеке, значит, и стреляться за него буду я. Не дай бог, чтобы что-то случилось, я тогда не смог бы показаться на глаза Вильмовскому и Салли!

— Вот что, боцман! Я знаю, что вы за любого из нас не задумаетесь пойти в огонь и в воду, но я здесь начальник, поэтому мне и книги в руки. Вы поклялись меня слушаться. Я сам выступлю на дуэли, лишь бы только секунданты и Голосов не возражали. Мы должны обязательно обезвредить Голосова.

— Раз вы заговорили о послушании, мне придется уступить, но если вам не посчастливится, я без всяких дуэльных проволочек сам расправлюсь с Голосовым.

— Ерунду городишь! Если со мной случится что-нибудь плохое, я приказываю вам с Томеком немедленно отправиться в лагерь к Вильмовскому и предостеречь его об опасности. Голосов и так уже слишком много знает.

— Ах, о чем говорить, ведь вы его укокошите с первого выстрела! А ты что? Что это с тобой? — изумленно обратился боцман к Томеку.

Томек, бледный как полотно, вбил пылающий взгляд в лица друзей и тяжело дышал.

— Томек, что с тобой? — воскликнул перепуганный Смуга.

Ища выход из трудного положения, они совсем забыли о Томеке. А тот, возмущенный до глубины души, не мог произнести ни слова. Лишь после длительного молчания он взял себя в руки и сказал с дрожью в голосе.

— Значит, вы... хотите сделать из меня... труса! Вы боитесь, что... он меня... застрелит... Что подумают обо мне люди?! И Наташа... и Збышек! Если вы не позволите мне стреляться, я покончу с собой от стыда... клянусь вам!

На глазах Томека показались слезы. Боцман вскочил со стула.

— Браток, дорогой, это совсем не пришло мне в башку! Правда! Но что мы сказали бы отцу?

— Что вы сказали бы отцу? То же самое, что должен буду сказать я, если с кем-нибудь из вас случится несчастье! — ответил Томек, вытирая слезы носовым платком. — Я знаю, что вы хотите пожертвовать собой за меня, но ведь это я вызвал штабс-капитана на дуэль...

Смуга сидел неподвижно, всматриваясь в темное окно. Он повернулся к друзьям, когда полностью овладел собой.

— Что ж, боцман, мы забыли, что Томек, несмотря на молодость, в самом деле храбрый мужчина, — серьезно сказал он. — Во время всех экспедиций он наравне с нами переносил все тяготы и опасности. О человеке свидетельствуют поступки, а не возраст. Томек, ты будешь стреляться с Голосовым.

— У меня сердце разрывается на части от одной этой мысли, но я вижу, что иначе поступить нельзя, — сказал боцман, тяжело вздыхая. — Теперь, дорогой браток, возьми себя в руки и послушай хорошего совета. Выстрел из пистолета никогда не бывает точным, поэтому целься низко, прямо в живот, тогда его положишь наверняка!

— Время не ждет, давайте говорить о деле, — сказал Смуга, когда они опять уселись друг против друга. Какие у тебя планы, Томек?

— Я хочу обезвредить штабс-капитана, — ответил Томек. — Если мне посчастливится, Голосов на несколько недель выйдет из строя и не сможет нам вредить. А мы за это время доберемся до лагеря, схватим Павлова и отправимся прямо к Алдану.

— Нет сомнения, что если нам удастся обезвредить Голосова, мы выиграем довольно много времени, — согласился Смуга. — Поэтому мы не можем согласиться лишь на обмен выстрелами, что может ни к чему не привести. Боцман, идемте к секундантам Голосова. Томек, у тебя не дрогнет рука, когда ты будешь целиться в человека. Помни, речь идет о жизни и смерти всех нас!

— Не бойтесь за меня, пожалуйста, — твердо ответил Томек.

Смуга и боцман вышли из комнаты. Томек остался один. Только теперь он отдал себе отчет в ответственности, которую возложил на свои плечи. «Целься низко, прямо в живот...» — припомнил Томек слова боцмана. Подумав о возможном убийстве, Томек вздрогнул... Правда, Голосов, желая выслужиться, преследовал ссыльных и пакостил им как только мог, но все же он мог считать, что исполняет свой долг.

«Можно ли убить человека только за то, что он опасен для нас?» — размышлял Томек. Ему казалось, что перед ним предстал отец. Он видел его серьезное, сосредоточенное лицо. Нет, нет, отец воспротивился бы убийству штабс-капитана! Он, наверное, сказал бы, что такой поступок граничит с предательством и трусостью! По всей вероятности, отец и так не похвалит их за кровавую битву с хунхузами. Томек пытался убедить себя, что хунхузы — это злые, жестокие люди, которые принесли множество вреда спокойным жителям. Несмотря на это, он не мог полностью заглушить голос совести.

«Нет, я не должен убивать Голосова, — решил он. — Если я преодолею собственный страх, мне наверное удастся на время его обезвредить».

Желая отвлечь себя от неприятных раздумий, он обратился мысленно к... Салли. Сколько же прошло времени с тех пор, как он видел ее в последний раз! Что она делает, думает ли о нем, тоскует ли так, как он? Легкая улыбка появилась на лице юноши. Он вспомнил пережитые вместе с Салли приключения в Австралии и в Аризоне, прогулки в Лондоне.

«Как же долго я ее не видел», — прошептал он. — «Это мой настоящий друг!»

Однако мысли его упорно возвращались к событиям сегодняшнего вечера. Наташа... это она хотела убить Голосова, чтобы помочь освободить Збышека. Она подсказала мысль вызвать штабс-капитана на дуэль!

«Так вот они какие, эти революционеры: бесстрашные люди, решившиеся на все. Если Наташа полюбила Збышека, значит, и он теперь стал великолепным парнем!»

Думы Томека были прерваны приходом друзей. Они были серьезны и с трудом скрывали тревогу.

— Мы разработали условия. Голосов согласился стреляться. Каждый из вас имеет право сделать лишь один выстрел, — сообщил Смуга. — Дистанция — двенадцать шагов. Дуэль назначена через несколько минут. Слуги уже выносят мебель из бильярдного зала.

— Значит, дуэль состоится сегодняшней ночью?! Впервые слышу о чем-либо подобном, — удивился Томек.

— Дело в том, что Голосов весьма уверен в себе, — сказал боцман. — Он заявил секундантам, что не намерен портить себе настроение из-за какой-то глупости. Поэтому дуэль должна состояться сейчас же, или ее вообще не будет.

— Видимо, он предполагал, что запугает нас этим, — добавил Смуга.

— Раз так, я готов! — заявил Томек, поднимаясь с кресла.

— У нас есть еще несколько минут времени, доктор послал за инструментами и бинтами, — сказал Смуга. — Послушай, Томек, будь осторожен. Помни, что выстрел из пистолета не очень меток. Ствол гладкий, не нарезной... лучше всего целиться низко, и надо крепко держать рукоятку. Тогда не подбросит руку вверх!

— Я об этом помню, дядя, — ответил Томек. — Как-то боцман подарил мне ко дню моего рождения пару пистолетов, из которых я часто стрелял.

— На дистанции шести шагов он гасит свечу, — хвастливо уверял моряк. — Моя школа, ничего не скажешь.

— Послушай Томек, Тухольский шепнул мне, чтобы мы были осторожны с противником, — снова отозвался Смуга. — Говорят, он меткий стрелок.

— Как будет происходить дуэль? — спросил Томек.

— Вы станете на расстоянии двенадцати шагов друг от друга, повернувшись спинами. По сигналу «готов» вы поворачиваетесь лицом, и любой из вас стреляет тогда, когда хочет. У тебя твердая рука и меткий глаз. Советую стрелять сразу же, как только повернешься.

— Хорошо, дядя, — сказал Томек, храбрясь, потому что в его сердце стала закрадываться тревога.

Томек прекрасно отдавал себе отчет в том, что теперь вся судьба экспедиции зависит только от него. Он знал также, что оба друга тщательно скрывают от него свои опасения. Он ежеминутно ловил их тревожные, озабоченные взгляды.

Кто-то постучал в дверь. Вошел Тухольский.

— Все готово, — заявил он.

— Тогда пойдем, мы тоже готовы, — ответил Смуга.

Он взял Томека под руку. Вскоре они очутились в бильярдном зале. Томек почувствовал красноречивое пожатие руки друга.

— Я буду осторожен, честное слово... — шепнул Томек.

Прошло довольно много времени, пока его глаза привыкли к яркому освещению зала.

Врач, одетый в белый китель, раскладывал на столике, поставленном в сторонке, инструменты и перевязочные средства. Штабс-капитан Голосов появился в сопровождении Нашкина. Обе стороны церемонно поклонились друг другу.

— В качестве секунданта и... хозяина дома я почитаю своей обязанностью еще раз предложить решить ваше дело полюбовно, — сказал Нашкин. — Человек стреляет, а бог пули носит... Не обижая ни в чем господина Вильмовского, я думаю, что спор можно закончить искренними извинениями со стороны господина Голосова.