По заключенному соглашению, капитан Новицкий позволил атаману шайки пиратов вернуться на его корабль. На рассвете пират сел в ялик и поплыл к пиратскому кораблю. Однако белый флаг появился на мачте корабля только лишь спустя четыре часа. Это был условный знак, что работорговцы принимают условия капитана Новицкого.
      После бурной ночи настал жаркий, солнечный день. «Сита» уже была готова к отправлению в дальнейший путь. Как только на «Сите» заметили белый флаг, поднятый на пиратском судне, «Сита» снялась с якоря. Новицкий медленно подошел к пиратскому кораблю. Он предпринял все нужные меры предосторожности; сам дежурил на капитанском мостике, не отрывал глаз от бинокля, расставил всех членов экипажа вдоль правого борта с оружием в руках. «Сита» остановилась в нескольких десятках метров от пиратского корабля.
      Капитан пиратов вышел на палубу. Увидев за ним Вильмовского и Бентли, капитан Новицкий успокоился. Они не были связаны. Видимо, им сообщили о заключенном соглашении, потому что они махали платочками, приветствуя «Ситу».
      – Вижу наших! – обрадованно крикнул Новицкий. – Они целы и невредимы! Дадим в их честь приветственный салют!
      – Стрелять вверх! – скомандовал Смуга. Раз, два, три... огонь.
      Грохот выстрелов и свист пуль, вызвал переполох среди пиратов, но резкая команда их капитана быстро навела порядок. Одни из пиратов стали спускать шлюпки, другие открыли люки, ведущие в трюм, где сидели несчастные рабы. Вскоре на палубе показались папуасы с темно-коричневыми, а у некоторых и с совершенно черными лицами. Подгоняемые вооруженными пиратами, они с опаской становились вдоль левого борта. Все они были почти нагими, и мужчины, и женщины. Они тревожно поглядывали на своих преследователей.
      С борта пиратского судна спустили веревочный трап. Пираты грубо толкали рабов в шлюпки, которые поочередно подходили к «Сите». Вот уже последняя группа освобожденных рабов стала спускаться по трапу в шлюпку, как вдруг из надстройки выскочил молодой папуас и бросился на колени перед Вильмовским. Один из пиратов ударил юношу по спине и схватил рукой за кучерявые волосы. Одним ударом кулака Вильмовский свалил пирата с ног. Несколько других бросились на помощь своему товарищу. Но в этот момент капитан пиратов заслонил Вильмовского своим мощным корпусом. В его руках блеснул револьвер. Это сразу же остудило пыл у взбешенных молодчиков.
      С борта «Ситы» раздался предупредительный залп. Капитан с гневом стал что-то объяснять Вильмовскому; он очевидно пытался задержать молодого папуаса. Однако Вильмовский не уступал. Он решительно отстранил капитана от молодого раба и стал осторожно отступать к левому борту. Казалось, на пиратском судне вновь разгорится борьба; рослый атаман грозно наклонился к Вильмовскому, словно готовился к прыжку.
      Капитан Новицкий быстро отложил бинокль в сторону. Поднял карабин с оптическим прицелом. Раздался выстрел... с головы пирата слетела шапка, пробитая пулей.
      Теперь, Вильмовский без всяких препятствий сошел по трапу в шлюпку. Не прошло и получаса, как «Сита» вышла из лагуны в открытое море.
      Только тогда друзья обнялись и стали рассказывать о пережитых волнениях.
      Молодой папуас, чуть-чуть не ставший причиной новой битвы на пиратском судне, возбудил любопытство у всего экипажа «Ситы». По рассказу Вильмовского, атаман пиратской шайки назначил юношу своим личным боем , и вопреки обещанию об освобождении всех рабов, не хотел отпустить его на волю. Только лишь вмешательство Вильмовского и решительность, проявленная белыми путешественниками спасли папуаса, который очутился на «Сите» в числе других освобожденных пленников. Молодой туземец не присоединился к группе своих соплеменников, разместившихся на полубаке корабля. Он ни на шаг не отходил от своего спасителя. Ежеминутно обнимал его и терся носом о нос Вильмовского. Заметив это, капитан Новицкий сказал:
      – Посмотрите, пожалуйста! Дикарь, а умеет быть благодарным. Видать, это хороший парень, но у него оригинальный способ проявлять чувства... Благодарю судьбу, что это не я его спас!
      Как видно папуас знал несколько английских слов, потому что догадался, что речь идет о нем и воскликнул:
      – Канак быть хороший парень! Ол райт ! Добрый мастер спасти канак. Теперь бой служить добрый мастер. Ол райт.
      Речь юноши, хотя ее трудно было поначалу понять, очень заинтересовала Бентли. Перед отправлением в экспедицию он несколько месяцев занимался новогвинейскими языками и знал, что папуасские племена, даже живущие в соседних деревнях часто говорят на совершенно разных языках. Кроме того, в голландской части острова некоторые туземцы пользуются при общении жаргоном малайских охотников. Что касается германской и английской частей Новой Гвинеи, то переводчики пользовались там языком англо-пиджин . Это весьма забавный язык, в котором английские слова в своеобразном произношении получили малайское склонение и окончания. Папуасы, например, не могли употреблять личные местоимения, несвойственные их родному языку, не умели запоминать английские фамилии, и в конце каждого предложения обязательно добавляли «ол райт», то есть «хорошо».
      Узнав, что молодой человек владеет немного английским, Бентли обрадовался. Он сразу же обратился к папуасу по-английски, на англо-пиджин:
      – Канак уже не бой. Ты вернуться домой, твоя деревня!
      – Нет, нет! – возразил папуас. – Деревня далеко. Ол райт. Только один белый отец попасть туда, но злой дух влезть ему внутрь и трясти его крепко, крепко. Ол райт. Белый отец умереть, канак остаться сам на великий вода, злой мастер опять поймать канак, если канак не быть бой у добрый мастер. Ол райт. Моя хороший, очень хороший бой, моя уметь варить чай и яйцо. Ол райт. Теперь моя быть бой очень добрый мастер. Добрый мастер спасать канак. Ол райт.
      Чтобы доказать свою безграничную благодарность, папуас обнял Вильмовского за колени.
      – Вот болтун, проглоти его сто дохлых китов! – вмешался капитан Новицкий. – Вы что-нибудь поняли из этой болтовни? !
      – А как же, я немного знаком с англо-пиджин, – ответил Бентли. – Он рассказал мне печальную историю. Служил боем у какого-то миссионера, с которым из глубины острова пришел на побережье. Миссионер заболел малярией и умер, а беднягу поймали работорговцы. Он хочет стать боем у Вильмовского, так как надеется, что это помешает работорговцам снова его поймать. Уверяет, что умеет готовить чай и варить яйца.
      – Ничего нет удивительного в том, что миссионер переселился в лучший мир, раз питался только чаем и яйцами. Что же нам делать с этим упрямцем?
      – Я слышал, что ново-гвинейские слуги отличаются верностью и преданностью по отношению к своим хозяевам, – сказал Бентли. – Лучше всего передать его властям вместе с остальными освобожденными рабами.
      – Можете вы узнать у него к какому племени он принадлежит, – внезапно отозвался Томек.
      – Верно, – согласился Вильмовский. – Может мы будем проходить недалеко от его деревушки.
      – Он сказал, что его родная деревня где-то очень далеко, – пояснил Бентли. – Я думаю, он не очень хорошо ориентируется в расстояниях. Не в обычае жителей центральных районов Новой Гвинеи совершать далекие путешествия.
      – Спроси его, как называется племя, из которого он происходит, – предложил Новицкий.
      – Как называть твоя люди? – обратился Бентли к папуасу.
      – Моя мафулу, – был ответ.
      – Мафулу обитают на возвышенности Пополо, через которую ведет первый этап нашего маршрута, – воскликнул Томек.
      – Ты не ошибаешься, парень попал как раз туда, куда надо! Мы можем отвести его в родную деревню, согласился Бентли.
      Он немедленно сообщил об этом папуасу, который, вместо ожидаемой радости был явно обеспокоен. Он подошел к Вильмовскому и шепотом предупредил:
      – Очень хороший мастер не ходить туда! Там близко, близко за рекой живут таваде. Они очень злой люди. Они каи-каи человек...
      – Он говорит о людоедах? – спросил Вильмовский.
      – Я думаю, да! – подтвердил Бентли.
      – Значит он нас предупреждает об опасности, – заметил Томек.
      – Этот парень может нам пригодиться, – сказал Смуга. – Если хочет – пусть идет с нами.

* * *

      К утру следующего дня на небе снова появились свинцовые тучи. Порыв сильного юго-восточного ветра надул паруса «Ситы». Весь экипаж яхты был поднят наверх, потому что сильный ветер сносил корабль к мелководному Торресовому проливу, усеянному подводными рифами. Однако на этот раз центр циклона находился несколько южнее «Ситы». Через несколько часов распогодилось и Новицкий мог взять правильный курс. Определив положение «Ситы», он установил, что буря отклонила яхту к западу.
      Еще до обеда на горизонте замаячила полоска суши. Это была Новая Гвинея. За узкой полосой низкого берега виднелись темно-зеленые грани мощного горного хребта. Вдали, на фоне ясного неба, выделялся силуэт крупнейшей вершины хребта Оуэн Стэнли – горы Виктории , расположенной к северо-востоку от Порт-Морсби .
      Весь экипаж «Ситы» поднялся на палубу, чтобы разглядеть землю таинственного острова, но капитан Новицкий никому не позволил праздно любоваться открывшимися видами. Вход в порт отнюдь не отличался легкостью и" изобиловал многими опасностями. Среди однообразной голубизны чистых морских глубин виднелись желтоватые пятна мелей. Из-под воды здесь и там торчали огромные скалы и вершины коралловых рифов, среди которых часто виднелись акулы, по внешнему виду напоминавшие торпеды.
      Берег приближался. Вдоль песчаных коралловых пляжей, обрамленных рощами кокосовых пальм, на пирогах с боковыми поплавками носились туземные рыбаки. На горизонте громоздилась, все яснее выделявшаяся горная цепь, поросшая тропическим лесом.
      Салли и Наташа стояли на капитанском мостике, откуда можно было в бинокль превосходно видеть все побережье.
      – Капитан! Я вижу деревушку, построенную в море на сваях, – воскликнула Салли. – У берега стоит на якоре оригинальное парусное судно! На палубе судна – бал! Танцуют мужчины и женщины.
      – Скажите, капитан, что это за деревушка? – спросил Вильмовский.
      – Я полагаю это Хануабада, или как ее называют туземцы – Кила-Кила, от которой до Порт-Морсби всего лишь несколько миль, – ответил Новицкий.
      – Об этой деревушке мне говорил губернатор, – вмешался Бентли. – Хануабада и соседняя деревушка Элевада славятся превосходными керамическими изделиями, которые пользуются большим спросом.
      – А я думала, что это рыбаки празднуют удачный улов, – сказала Салли.
      – Здешние жители не занимаются рыбной ловлей, – сказал Бентли. – Женщины работают на гончарных промыслах, мужчины возят их изделия по морю даже в довольно отдаленные места. Мы подъезжаем к Новой Гвинее как раз в пору, когда начинает дуть юго-восточный муссон, поэтому мужчины готовятся в далекий путь, продолжающийся иногда несколько месяцев. Женщины, видимо, прощаются с мужчинами и устроили танцы.
      – Кое-кто из них очутится в брюхе акулы! – добавил капитан Новицкий. – В заливе Папуа бури не редкость...
      – Думаю, что морские бури представляют огромную опасность для столь оригинальных моряков, – сказал Бентли. – Капитан такого судна не посещал морское училище. Правильное направление он находит инстинктивно или, чтобы не сбиться с пути, идет вдоль берегов.
      – Можно ли подойти немного ближе к берегу, – попросила Наташа. – Интересно взглянуть на этот странный парусник с близкого расстояния.
      – Мне приходилось видеть такие суда на иллюстрациях, – сказал Джемс Бальмор. – Их называют катамаранами.
      – Но ведь это судно совершенно лишено корпуса! – изумился Збышек.
      – Вы правы. По сути дела это ни что иное, как большой плот, – сказал Бентли. – Судно сделано чрезвычайно просто. Несколько выдолбленных из древесных стволов челнов связывают по шесть или десять в ряду. После этого загруженные горшками плоты располагают в длинный ряд. На этом плоту кладут пол из бамбукового тростника, на котором устанавливают бамбуковые домики, покрытые сверху циновками. На палубе ставят мачты, на них вешают два огромных паруса, прикрепленные к рамам, что делает судно похожим на допотопную птицу с крыльями диковинной формы.
      – Разве в Хануабада только женщины занимаются гончарным мастерством? – спросил Вильмовский.
      – Да, это их наследственная профессия, – ответил Бентли. – У них есть соответствующая организация и разделение труда. Одни из них разрабатывают модели, другие занимаются обжигом. Модельщицы голыми руками искусно придают глине нужную форму. Другие женщины в течение нескольких дней сушат изделия на солнце, а потом обжигают их на раскаленных угольях или на костре.
      Вскоре «Сита» подошла к берегу ближе. Несколько папуасов из числа освобожденных из рук работорговцев были, видимо, жителями этих мест, потому что на яхте послышались гортанные крики радости. На катамаране и на берегу началась суматоха. Многие туземцы стали сталкивать на воду длинные лодки с поплавками по бокам. Некоторые из них бросились к «Сите» вплавь.
      Волей-неволей капитану Новицкому пришлось дать команду свернуть паруса и бросить якорь. Пловцы и целая стая лодок окружили «Ситу». Теперь уже не было такой силы, которая могла бы удержать папуасов, собравшихся на носу корабля. Все они один за другим стали прыгать за борт, прямо в воду. Один только мафулу остался на яхте, хотя и он тоскливо посматривал на близкий берег. Тронутый верностью молодого папуаса, Томек подошел к нему и спросил:
      – Почему ты не приветствуешь своих соплеменников? Не бойся, мы обязательно возьмем тебя в экспедицию.
      – Моя не умеет плавать, – с искренним сожалением ответил мафулу. Томек расхохотался и присоединился к остальным членам экипажа, собравшимся у левого борта яхты, с которого был спущен веревочный трап. Несколько туземцев уже взбирались по трапу на палубу судна. Они торжественно приветствовали капитана Новицкого и благодарили его за освобождение земляков из рук работорговцев. Стали приглашать членов экипажа принять участие в танцах, но Новицкий отказался, так как еще сегодня хотел войти в бухту Порт-Морсби.
      Танцы на катамаране, прерванные было неожиданным возвращением похищенных рабов, возобновились. Снова оттуда послышалась музыка. Улыбающиеся молодые женщины, одетые только в шелестящие, короткие, до колен юбочки из стеблей травы, пели и танцевали вокруг музыкантов. Их коричневые тела были покрыты оригинальной татуировкой, головы с короткими, пушистыми черными волосами украшали венки из цветов и ракушек. Мужчины, одетые в короткие набедренные повязки из цветных материалов и с цветами кетмии в кудрявых волосах, бойко отбивали такт ладонями и сами охотно начинали танцевать.
      Экипаж и пассажиры «Ситы» с интересом наблюдали за танцами, любуясь живописной их картиной. Невдалеке находилась деревушка из домов на сваях, возвышавшихся над водами залива. У каждого деревянного дома виднелись платформы, или веранды, пристроенные к торцевой стене, сверху частично прикрытые свисающими концами крыш, покрытых травой. Подступ к домам был возможен только на лодке или вплавь, что защищало жителей деревушки от нападения воинственных горных племен, обитавших в глубине острова. Их воины, живя вдалеке от моря не умели плавать и не могли брать с собой в далекий поход тяжелые лодки. Впрочем, на узкой полосе песчаного берега тоже стояло несколько домов на сваях. Близ них играли толпы детей. Подражая старшим, они пускали на воду игрушечные бамбуковые катамараны, пели и танцевали.
      Збышек и Наташа печально смотрели на веселье счастливых туземцев. Их охватила тоска по родине, по оставленным там близким. Стихийное веселье папуасов с особой силой подчеркивало горькую долю изгнанников из родного края. Занятые своими делами, Томек и Салли не обращали внимания на них, но Вильмовский вскоре заметил их подавленный вид. Он подошел к молодым людям и спросил:
      – В чем дело, мои дорогие? Почему у вас вдруг испортилось настроение?
      Збышек вздрогнул, словно его внезапно разбудили.
      – Я как раз думаю, почему все люди не могут жить так беззаботно и весело, как обитатели этого острова... – ответил он, тяжело вздыхая.
      – Столько здесь счастья и радости! Я бы охотно поселилась на каком-нибудь из островов Тихого океана, – добавила Наташа.
      – Я вас прекрасно понимаю, раньше и я мучился подобными мыслями и искушениями, – печально ответил Вильмовский. – На первый взгляд экзотические островки Тихого океана кажутся легендарным раем, обитатели которого ведут идиллическую жизнь. Тихие лагуны, залитые солнцем пляжи поросшие стройными пальмами, танцующие и поющие жители с разукрашенными цветами головами... Картина влекущая, но куда как обманчивая!
      – Дядя, но ведь все веселятся, по-настоящему! – возразил Збышек.
      – Минуту назад мы беседовали на эту тему с Бентли, мой друг, – ответил Вильмовский. – Долгие месяцы женщины деревушки работали, не, покладая рук, над своими изделиями. В это время мужчины оберегали их спокойствие от нападений со стороны грабительских горных племен, добывали пищу. Сегодня женщины прощаются с отцами, мужьями и братьями, которые повезут изделия их рук в дальние страны на продажу. Это опасная дорога... Не все вернутся домой. Во время бури, бушующие волны океана могут поглотить не одного из них. Другие, прельщенные легким заработком, пристанут к ловцам жемчуга... Поэтому в проводах принимают участие все жители деревушки. Они хотят напоследок провести время вместе. Но как только паруса катамарана растают на горизонте, в деревушке воцарится печаль. Женщины по вечерам будут плотно закрывать двери своих изб.
      – Возможно, в горной, малодоступной Новой Гвинее и правда жизнь нелегка, – заметила Наташа. – Но я охотно поселилась бы на каком-нибудь небольшом, одиноком коралловом островке... Я так жажду спокойной жизни!
      – Слой плодородной почвы на коралловых островах, как правило, очень мал, да и плодородие ее весьма относительно. Там растут только кокосовые пальмы и некоторые виды неприхотливого кустарника. Я бы советовал избрать для поселения островок континентального или вулканического происхождения. Благодаря влажному морскому и тропическому климату, такие островки отличаются плодородием и обильной растительностью , – сказал Вильмовский, задорно улыбаясь бойкой Наташе. – Но я все равно уверен, что и там вы не нашли бы покоя, которого жаждете.
      – Это почему же, разрешите вас спросить?
      – Во-первых потому, что тропический климат Океании европейцы переносят с трудом. Во-вторых, циклоны, тайфуны и ураганы, которые, если даже не учитывать людских и материальных потерь, часто опустошают острова Океании, и почти всегда влекут за собой голод. Кокосовые пальмы и хлебные деревья, дающие основную пищу обитателям этих островов погибают совсем, затопленные волнами океана, либо на несколько лет теряют способность к плодоношению. Поэтому жители островов живут впроголодь даже и в те годы, когда стихийных бедствий не было. Я уже не говорю о землетрясениях и извержениях вулканов...
      – Неужели обитателям Океании приходится переживать столько ужасных бедствий? – удивилась Наташа.
      – Я еще не закончил рассказ о них, моя дорогая, – продолжал Вильмовский. – Через Океанию ведут морские пути из Америки в Азию и Австралию. Поэтому велико стратегическое значение островов, расположенных на обширных пространствах Тихого океана. Борьба за исключительное обладание ими ведется вот уже свыше ста лет. В середине XIX века ожесточенное соперничество шло между Англией, Францией и Испанией. В конце прошлого столетия Германия овладела рядом островов, вытеснив оттуда испанцев. Теперь этими островами заинтересовались и Соединенные Штаты Северной Америки .
      Сначала на островах появляются миссионеры. За ними идут торговцы-спекулянты, охотники до жемчуга, кокосовых орехов, копры, сандалового дерева и перьев райских птиц. Потом появляются военные гарнизоны, белые губернаторы, плантаторы и вместе с ними болезни и, неизвестные до того приемы жесточайшей эксплуатации. Изнурительная работа на плантациях приводит к вымиранию местного населения. Вот как на самом деле выглядит жизнь в экзотическом «раю» на островах Океании.
      – Я уже не завидую бедным папуасам их маленькой радости, – тихо сказала Наташа.
      На катамаране танцы прекратились. Наступила обеденная пора. К «Сите» подошла лодка, груженная вкусно пахнущими блюдами из рыб, ямса и таро. Путешественники не отказались от угощения, и в свою очередь подарили туземцам некоторое количество коробок с мясными консервами. Вскоре капитан Новицкий дал команду к отправлению в дальнейший путь. Туземцы дружественными криками проводили яхту, медленно тронувшуюся к Порт-Морсби.

      Солнце клонилось к закату. На небосклоне от самого горизонта до зенита пылала чудесная радуга цвета расплавленного янтаря, золота и пурпура, вплоть до нежных оттенков фиолетового и зеленого цветов. Окрестные горы, поросшие джунглями и равнина, простирающаяся у их подножия, пылали красноватым заревом заката. Казалось, в жаркой глубине острова пылает огромный пожар.
      Взобравшись на камень, лежащий на вершине скалистого холма, Томек присел отдохнуть. Как зачарованный смотрел он на открывавшийся с вершины холма великолепный и одновременно грозный вид. Ему казалось, что сама природа предостерегает от попытки проникнуть в тайны Новой Гвинеи, забытой людьми.
      Как только экспедиция выгрузилась в Порт-Морсби, на каждом шагу стали возникать трудности и препятствия. Губернатор, вопреки прежним обещаниям и посулам, пытался отсоветовать путешествие в глубину острова. По непроверенным сообщениям в стране племени фьюджи, где находился миссионерский округ Мафулу, первая цель экспедиции, разразилась война. Будто бы войну начало жестокое племя таваде. Земли таваде до сих пор отмечались на карте белым пятном. Еще никому из белых не удалось проникнуть на их территорию. Губернатор не мог дать экспедиции военный конвой. Немногочисленные британские офицеры контролировали только некоторые округа на побережье. Опасаясь неожиданных нападений, губернатор запретил туземцам находиться в Порт-Морсби после заката солнца.
      Все же, в конце концов, после переговоров, Бентли удалось получить от губернатора разрешение на путешествие в глубь острова. Ведь экспедиция была довольно многочисленна и превосходно вооружена. Во главе ее стояли опытные путешественники. Несмотря на это, Смуга в качестве официального руководителя вынужден был дать письменное обязательство в том, что без действительной надобности, вызванной внезапной опасностью, не будет въезжать в деревушки и стоянки туземцев в ночное время и разбивать вблизи биваки.
      Не успел Смуга закончить хлопоты с получением разрешения, начались другие препятствия. Среди членов племени мотуан, обитающих вокруг Порт-Морсби, не оказалось охотников нести багаж экспедиции. Туземные жители южного побережья как огня боялись жителей горных районов страны, которые часто нападали на их деревушки, грабили продовольствие и уводили в плен женщин.
      Совершенно неожиданно делу помог самозванный бой Вильмовского, освобожденный из плена у работорговцев, Айн'у'Ку, или в переводе с языка племени фьюджи – «сладкий картофель», как звали юного мафулу; он с воодушевлением расписывал своим соплеменникам сверхъестественное могущество белых опекунов. Среди местного населения была очень распространена вера в духов и колдунов, поэтому молодой мафулу везде находил внимательных слушателей. Для них было вполне понятно, что только могущественные чародеи могли без боя вынудить пиратов освободить пленных рабов. Возможно, «белые мастеры» были даже сами духами, раз они могли во время бурной ночи проникнуть на корабль пиратов, притом так, что их никто не заметил, а потом столь же таинственным образом уйти оттуда, прихватив с собой капитана корабля. По мнению суеверных туземцев именно духи и злые колдуны были единственной причиной человеческих несчастий, болезней и даже смерти. Поэтому рассказы Айн'у'Ку убедили их лучше, чем обещание высокого заработка, что в обществе белых путешественников они будут в совершенной безопасности. Таким образом, благодаря болтовне Айн'у'Ку, удалось нанять сотню папуасов, согласившихся нести багаж экспедиции до миссионерской станции в горах Пополе.
      Смуга по достоинству наградил Айн'у'Ку за оказанную им услугу, назначив его «босс-боем», то есть начальником над всеми носилщиками, и, кроме того, позволил молодому мафулу носить карабин. Правда, из опасения несчастного случая при неосторожном обращении с оружием, Смуга не дал патронов Айн'у'Ку, но тот и без того был в величайшем восторге от оказанного доверия. Айн'у'Ку стал слепо выполнять все распоряжения белых хозяев, причем иногда сильно перебарщивал в усердии и послушании.
      Размышляя над положением, в котором очутилась экспедиция, Томек радовался, что в их распоряжении есть преданный туземец. С его помощью они смогут завоевать доверие обитателей внутренних областей острова.
      Солнечный диск почти скрылся за гранями высоких гор. Пурпур заката значительно побледнел. Последние красноватые лучи солнца отражались на западе от краев темных туч, слабо освещая узкую горную тропинку. Хорошо заметный в блеске дня Порт-Морсби, расположенный на узком побережье залива, теперь совсем исчез в туманной дымке. Как это всегда бывает в тропических областях, ночь упала на землю внезапно, без длительных сумерек.
      – Томми!.. Томми!.. Иди ужинать! – раздался многократно усиленный эхом призыв Салли.
      Сидевший у ног юноши Динго пошевелил ушами. Гибким движением вскочил на все четыре лапы и глухо залаял, поглядывая на хозяина. Томек очнулся от обуревавших его мыслей. Погладил рукой шерсть своего любимчика и бодро крикнул:
      – Иду уже!..
      Встал с камня; побежал по тропинке вниз по склону. Динго вырвался вперед. Вскоре Томек очутился в кругу палаток, разбитых на стоянке. Его товарищи сидели у костра, на котором висел котел с горячим супом. Томек уселся рядом с капитаном Новицким.
      – Где это вы, уважаемый, так долго гуляли? – спросила Салли, ставя перед Томеком жестяную миску с супом.
      – Я был на вершине холма. Любовался великолепным закатом солнца, – с улыбкой ответил Томек. – Пурпурное зарево заката походило на отдаленный пожар в западной стороне острова.
      – Ты того и гляди начнешь вирши писать, – иронически заметил капитан Новицкий.
      – Откуда вы взяли такую глупость? – возмутился Томек.
      – Ну что ж, браток, сначала человек увлекается красотами природы, потом тяжело вздыхает и поглядывает на даму своего сердца, как баран на новые ворота, а в конце концов начинает писать стихи. Все влюбленные молокососы всегда так делают.
      – Вы в самом деле думаете, что Томек влюблен? – кокетливо спросила Салли.
      Желая скрыть охватившее его смущение, Томек низко нагнулся над миской, а капитан Новицкий продолжал:
      – А как же. Только не одного его угодила стрела Амура . Сдается мне, что и Джемс Бальмор часто любуется луной и что-то задумчиво пишет в тетрадке.
      Бальмор покраснел и поперхнулся горячим супом. Томек, однако, успел оправиться от смущения и сказал:
      – Что касается меня, то вы попали пальцем в небо, капитан! В жизни я не написал ни одной строчки стиха!
      – Жаль, браток, очень жаль, – ответил Новицкий. – В будущем было бы что почитать твоим детям! Насчет уменья складно писать, ты собаку съел! Я сам с удовольствием слушал чтение твоих писем, которые ты посылал одной австралийской голубушке! Да и твои записи в корабельном журнале тоже ловко написаны. Многие могли бы кое-что полезное почерпнуть о мире из твоих записей. По-моему тебе обязательно надо их напечатать.
      – Превосходная идея, дорогой капитан! – подхватила Салли. – У меня собралось немало писем Томека, высланных из разных экспедиций, в которых он принимал участие.
      – Кончайте этот пустой разговор, – сказал Томек, пожимая плечами. – Кого могут интересовать мои письма к тебе?!
      – Ты так полагаешь? – возмутилась Салли. – Хорошо, если ты на меня не рассердишься, то я могу тебе кое-что рассказать!
      – Не рассержусь! – уверил ее Томек.
      – Честное слово?
      – Конечно!
      – Это было еще в школьном интернате в Австралии.