Техаванка посмотрел на маленький домашний алтарь, и странный холод прокрался в его грудь... Алтарь был пуст. Не было у него ни свертка со святыми предметами (20), ни отцовского воинского щита, который, благодаря святым знакам, обладал силой, способной защитить от ударов врага во время сражения.
      Будучи ребенком, Техаванка всегда с суеверным страхом смотрел на отца, когда тот во время торжественных церемоний вытаскивал из свертка предметы, которые указал ему во снах и видениях Великий Дух, - трубку, горсть табака, краску для лица, зерна кукурузы и дикого риса, крыло совы, когти медведя и ухо степного волка. Этих-то святынь и не было сейчас у домашнего алтаря: они стали добычей победителей - чиппева. И Техаванка понял, почему отец был грустен и пристыжен, почему не знал покоя в Стране Вечного Счастья. Он не мог показать сыну сверток со святыми предметами, могущественными дарами Духа-Покровителя, возводившими индейца на высшую общественную ступень в племени. Не было и воинского щита, изготовленного из шкуры бизона, на котором были начертаны священные символы солнца и молнии, указанные Духом-Покровителем. Щит отец также утратил во время битвы.
      Бесконечная грусть охватила Техаванку. В ту пору, когда произошло роковое для отца сражение, он был еще ребенком и потому не смог отомстить за смерть Ва о'ка и позор утраты святынь. Теперь рука молодого человека непроизвольно сжала нож за поясом. Техаванка хотел на этом оружии поклясться отцу отомстить за него. Он дернул нож раз, другой, но не мог вытащить его. Тем временем хижину родителей начала застилать дымка. Отец, брат и мать растворились в воздухе. Техаванка был в отчаянии, что не успел дать клятву. Рукоятка ножа упиралась в его грудь, и он наклонился назад. И тогда почувствовал удар в голову.
      Глухой стон вернул его к действительности. Вокруг царила непроницаемая чернота. Техаванка понял, что душа его вернулась на Землю, в тело. Он по-прежнему находился внутри дерева и, желая вытащить нож, ударился головой о ствол. Молодой индеец сел, все еще ошеломленный. Теперь он уже без труда вытащил нож. Держа оружие обеими руками, он прошептал: "Спасибо тебе, Дух-Покровитель. Я знаю, почему тень моего отца не может найти покоя и радости в Стране Вечного Счастья. Первый военный поход я совершу в лагерь хакатонван, чтобы отомстить за его смерть и добыть для него святости и щит чиппева".
      Техаванка шептал слова благодарности и клятвы, одновременно всматриваясь в окружающую его темноту. Дух-Покровитель снова стал невидим. Но, несмотря на это, великая гордость охватила душу индейца. Он забыл о своем ужасном положении, о голоде и холоде. Что могло грозить ему, если о нем заботился его Дух-Покровитель? Он был уже уверен, что с такой могучей поддержкой сможет совершить великие подвиги.
      Техаванка не знал, сколько прошло времени с тех пор, как он схоронился в дереве. Была ли сейчас ночь, был ли день? Он отыскал мокасины и надел их. После чего осторожно поднялся и провел рукой по стволу. Он водил до тех пор, пока не нащупал дупло, плотно закрытое корой. Потом попытался было отодвинуть заслонку, но не сумел даже пошевелить ею. Ветер нанес столько снега, что буквально заточил его в дереве. Он приложил ухо к стволу, прислушался. Ему показалось, что вой вихря все еще слышен. Он лег и вскоре заснул.
      Когда Техаванка снова открыл глаза, в дупле было по-прежнему темно. Царила пронзительная тишина. Голод и жажда дали о себе знать с удвоенной силой. Положив в рот кусочек кожаной накидки, Техаванка принялся жевать его, разминая зубами. Потом поднялся и, уперевшись ногами в ствол, попытался плечом отодвинуть заслонку. Наконец, кора поддалась, и Техаванка смог разгрести отверстие в огромном сугробе. Был ясный солнечный день.
      III. ПЕСНЯ СМЕРТИ
      Много времени прошло, прежде чем Техаванка выбрался из вяза. И только тогда понял, что ночной близзард ухудшил его положение. В лесу громоздились огромные насыпи свежего снега. Техаванка мрачно огляделся, затем надел карплы, набросил накидку, взял оружие и пошел прямо перед собой. Однако, сделав несколько шагов, остановился и начал внимательно вслушиваться. Ему показалось, что неподалеку послышалось нечто, похожее на щелкание.
      Он долго стоял, наклонив голову вперед. И вскоре уже не сомневался, что в лесу происходило что-то необычное. Пушистый снег приглушал звуки, но юноша улавливал шелесты, урчание и сопение.
      "Медведь", - подумал он.
      Его охватила неописуемая радость. Голод пробудился с новой силой. Появившаяся возможность быстро утолить его взяла верх над здравым смыслом. Он не задумался о том, почему медведь покинул берлогу и в гневе бежит. А ведь звуки, которые издавал зверь, свидетельствовали о сильном волнении.
      Надо было спешить. Уже слышался треск ломаемых веток. Снег, поднятый бегущим медведем, облачками висел в воздухе.
      Индеец быстро спрятался за дерево, освободил ноги от карплов, сбросил на снег накидку, потом, желая получить полную свободу действий, снял и рубашку. Проверил, на месте ли нож и палица, вытащил из колчана три перистые стрелы, после чего, держа в руке лук, высунулся из-за дерева.
      Барибал бежал прямо на него, отбрасывая снег в сторону широкой грудью и лапами. Черный блестящий мех пестрел белым пушком.
      Только теперь Техаванка понял: медведя, наверное, кто-то вспугнул, раз он раньше времени покинул берлогу и теперь бежит по лесу, не выбирая дороги. Гневное урчание не прекращалось ни на минуту. Но было уже поздно.
      Бдительный барибал уже заметил высовывавшегося из-за дерева Техаванку. Медведь замедлил шаг, повернулся боком, словно собираясь бежать назад, но, видимо, услышав за собой беспокойные голоса, глухо заворчал и бросился на охотника, преграждавшего ему дорогу.
      Техаванка уже успел прийти в себя от волнения, вызванного неожиданной встречей. И понял: приближается новая опасность. В это время года барибалы могли бежать только от человека. Сильный зверь не боялся животных. Кто мог его преследовать? Друзья или враги? Но времени для раздумий уже не оставалось. Барибал поднялся на задние лапы и, покачиваясь, пошел в атаку.
      Полуобнаженный Техаванка вышел из-за дерева и наложил стрелу на тетиву. Медведь, ворча, подходил все ближе. Техаванка поднял лук. Он уже чувствовал острый смрад, исходивший от зверя, но не спешил с выстрелом. Надо было сразу нанести смертельный удар. Вдруг где-то сбоку послышался гортанный крик. И рука Техаванки дрогнула, когда он отпускал тетиву. Поэтому первая стрела, хотя и глубоко пронзила медведя в широкую грудь, чуть ниже левой лопатки, но в сердце не попала. Зверь глухо засопел, опустившись на передние лапы. Техаванке показалось, что по лесу бегают люди. Он быстро выпустил следующую стрелу, угодившую медведю в шею. Барибал завертелся от боли, пытаясь клыками вытащить древко из тела.
      Техаванка еще раз натянул тетиву. Незнакомые люди, все еще скрываясь за деревьями, окружали его. Он бы оставил сейчас медведя, чтобы противостоять более грозной опасности, но обезумевший от боли зверь снова неожиданно встал на задние лапы. Волнуясь, Техаванка выпустил последнюю стрелу и отскочил в сторону, отбросив уже ненужный лук и вытаскивая из-за пояса палицу. Медведь был уже перед ним. Индеец поднял дубинку и что есть силы нанес удар. Потрясенный зверь замотал головой и, грозно ворча, пошел на противника. Техаванка отступил, но мощная лапа достигла его плеча. Отброшенный назад, он ударился спиной о ствол дерева и упал на утоптанный медведем снег. На короткое, как вспышка, мгновение у него потемнело в глазах, пронзительная боль в груди сдавила дыхание, кровь подступила к губам. Однако он не потерял сознание. Утратив дубинку, он дрожащей рукой потянулся к ножу, но не нащупал рукоятки. Во время удара о ствол пояс лопнул, и нож пропал, как и палица.
      Медведь тем временем опустился на четыре лапы, потом глухо заскулил и повалился на бок, разгребая когтями снег. От беззащитного охотника он находился на расстоянии вытянутой руки. Вдруг что-то блеснуло. Между раненным обезумевшим медведем и Техаванкой из снега выступал стальной охотничий нож. Техаванка с трудом повернулся на бок и левой рукой потянулся к блестевшему острию. И тут увидел человека, пришедшего к нему на помощь. На покрытом киноварью лице мужчины была косая зеленая полоса, бегущая от правого виска через лоб, глаз, нос и щеку к челюстям. Это был чиппева (21). Подумав, Техаванка взял нож. Потом, застонав, поднялся. Ноги подгибались под ним.
      Залитые кровью глаза медведя увидели врага. Зверь то же приподнялся. Техаванка тотчас же оказался на его спине. Правой рукой юноша схватил шерсть на шее животного, коленями уперся ему в бока, а левой нанес удар. Стальное острие погрузилось в тело по рукоятку. Медведь вздрогнул, а затем рухнул на землю, придавив охотника.
      Оказавшись под тяжелым медведем, Техаванка понял, что погиб. Тесным кольцом его окружили несколько десятков вооруженных чиппева. Одни целились в него из луков, другие держали наготове страшные гремящие палки, благодаря которым они сумели победить дакотов. У Техаванки уже не было возможности защитить себя. Перед лицом неминуемой смерти он последним усилием воли попытался подавить пронзительную боль и страх. Надо было умереть, как подобает воину. Лицо юноши стало безразличным, он смотрел ненавистным врагам прямо в глаза и по древнему индейскому обычаю пел песню смерти:
      "Куна согоби, куна яна вакара... Огонь сердца, огонь неба".
      Индейцы высоко ценили мужество. И на чиппева произвело впечатление презрение к смерти, проявленное молодым человеком. Правда, их лица, точно выбитые из камня, не выражали никаких чувств, однако никто не выпустил стрелы, не нажал на курок. Спустя некоторое время кто-то из чиппева сказал:
      - Смеется над нами этот недевейсив! (22)
      - Коварный Аб-боин - уг! Ах'мик (23), твой юный сын погиб от рук недевейсивов, - добавил другой. - Отомсти за его смерть. Сними скальп (24), как это часто делают Малые Змеи, а мы, по их обычаю, отрежем ему руки и ноги.
      За долгие годы вражды вахпекуты-дакоты и чиппева изучили многие обычаи и выражения друг друга. Техаванка понял зловещий смысл слов, сказанных на алгонкинском наречии. Но ни один мускул не дрогнул на его лице. Он продолжал петь песню смерти и смело глядел на чиппева по имени Ах'мик, одолжившего ему нож во время драматической схватки с медведем.
      Ах'мик тем временем освободился от карплов и, медленно подойдя к Техаванке, принялся холодно разглядывать его. Он почти касался ногами обнаженного тела пленника.
      У внешне спокойного Техаванки нервы были напряжены до предела. Сможет ли он без слова жалобы вынести пытки? Чиппева, жаждущий мести за своего сына, наверняка захочет снять скальп до нанесения смертельного удара. Погибнуть без борьбы было бы позором. Правая рука Техаванки сильно сжала рукоятку ножа. Он решил нанести удар, когда враг наклонится над ним. Неважно, что будет потом.
      Ах'мик продолжал внимательно разглядывать юношу. Отгадал ли чиппева его намерения? Может, он заметил блеск стали в ту минуту, когда Техаванка схватился за нож? Легкая гримаса появилась на губах победителя. Он быстро наклонился над лежащим, потом резко отпрянул, избегая удара. Прежде чем Техаванка успел ударить во второй раз, Ах'мик жилистой ладонью схватил его руку у кисти. И вскоре пленник выронил нож. Не освобождая руки противника, Ах'мик присел, одним коленом нажав на его левую руку, " - другим надавив на грудь, и потянулся за ножом, который лежал рядом. Над юношей взметнулось широкое острие. На стальном клинке играли солнечные лучи.
      Лицо Техаванки стало серым. Он больше не мог защищаться. Сильный удар медвежьей лапы полностью лишил его сил. Во рту появилась кровь. Руки и ноги стали тяжелыми, как те вековые дубы, у которых он лежал, пораженный бессилием. Сквозь кровавый туман юноша видел лицо чиппева. Должно быть, это был славный воин. На голове чиппева носил тянущееся от лба к шее высокое оперение, в котором было перо дикого индюка, украшенное красной тряпочкой. Техаванка знал, что такие символы носили воины чиппева, отличавшиеся особой отвагой. Гаснущим взором он смотрел на поднятое над его головой сверкающее острие и срывающимся голосом пытался петь песню смерти:
      "Куна... согоби, куна яна..."
      Кроны деревьев завертелись, опускаясь все ниже. Потом он начал погружаться в непроницаемую черноту. Песня оборвалась на полуслове. Техаванка потерял сознание.
      Ах'мик медленно опустил нож и взглянул на товарищей, которые напряженно следили за ним. Как быть с побежденным противником? Ах'мик имел право на месть. Его сын пал на поле битвы с вахпекутами.
      Индеец был в нерешительности. Еще недавно он одолжил оружие находившемуся в опасности врагу. Потом голыми руками забрал оружие, когда тот пытался убить его. Бескорыстная помощь высоко ценилась среди индейцев. В данном же случае спасенным был враг чиппева. Лишение противника оружия и победа голыми руками приносили больше славы, чем умерщвление и снятие скальпа. Впрочем, и это тоже может быть оценено по-разному. Ведь противник лежал на земле, придавленный медведем. Он был ограничен в возможностях оказать сопротивление. Что скажет на это совет старейшин?.. Можно было бы последовать совету товарищей и отомстить за сына. Он мог бы убить вахпекута и снять скальп, следуя обычаям дакотов, или взять с собой в качестве трофея голову, как это иногда делают алгонкины (25).
      Ах'мик еще раз внимательно осмотрел врага.
      "Мало он еще прожил зим, это почти мальчик, - подумал он. - Мой сын был старше".
      При воспоминании о сыне глаза чиппева смягчились. Только теперь он заметил, как исхудал молодой вахпекут. Из стиснутых губ юноши текла кровь.
      Ах'мик решительно спрятал нож в кожаные ножны и, повернувшись к товарищам, сказал:
      - Этот вахпекут очень голоден. Миш'ва вак (26), проверь, не сломал ли ему нах'хак (27) костей. У него кровь на губах.
      Три чиппева сразу же бросили оружие, чтобы вытащить юношу из-под тела медведя. Вскоре он уже лежал на кожаной накидке, которую нашли неподалеку. Миш'ва вак начал осматривать Техаванку.
      Миш'ва вак не был шаманом, но имел кое-какой опыт лечения травм, полученных естественным путем. Он сосредоточенно мял ладонями грудь юноши, нажимая все сильнее. И, не увидев ответной реакции на лице охотника, сделал заключение:
      - Кости, кажется, целы. Правда, дух покинул его тело, но скоро он вернется.
      - Этот вахпекут слишком близко подошел к нашим землям, - заметил один из чиппева. - Только ли голод привел его сюда?
      - Подождем вестовых, - ответил Ах'мик, осматривая лес.
      Когда чиппева начали окружать охотника, он отправил нескольких человек на разведку, опасаясь засады. Чужой и одинокий охотник мог быть кем-то вроде головной заставы большого отряда противника.
      А Миш'ва вак тем временем натирал снегом по-прежнему находящегося без сознания Техаванку. Из его губ не переставала сочиться кровь.
      - Что будем делать с ним? - спросил Миш'ва вак. - Он не сможет идти сам, кровь не останавливается.
      - Это мой пленник, - ответил Ах'мик. - Он молод, смел... Если он согласится остаться с нами, я мог бы признать его своим сыном.
      Чиппева сделали вид, что не расслышали слов вожака. Они сохраняли внешнюю невозмутимость, потому что любопытство к чужой личной жизни считалось у индейцев проявлением неделикатности. Все знали - Ах'мик не мог примириться с утратой сына, а обычай принимать чужаков в свое племя был широко распространен среди индейцев. Раз Ах'мик желал усыновить пленника, это его дело. Никто не сказал ни слова, лишь один или два воина взглянули на лежавшего без сознания Техаванку, будто только теперь желая хорошенько присмотреться к нему.
      Вскоре вернулись разведчики. Их сообщение успокаивало. Молодой пленник спрятался от близзарда в стволе дерева. Все говорило о том, что он был один.
      IV. В ПЛЕНУ У ЧИППЕВА
      Успокоенные сообщением разведчиков, чиппева решили устроить привал. Предстояло разделать медведя и привести в чувство взятого в плен вахпекута. Надо было дать ему возможность отдохнуть, а потом накормить, чтобы, он смог идти сам.
      Сразу же началось устройство шалаша. Поблизости росли четыре молодых деревца. Индейцы разгребли между ними снег, затем пригнули их верхушки и связали березовым лыком, создавая таким образом естественный каркас сооружения. Ветки и кора послужили покрытием для шалаша, в котором было оставлено отверстие для выхода дыма от костра.
      Пока чиппева занимались устройством шалаша, Миш'ва вак продолжал лечить пленника. Ах'мик подозвал двух индейцев. Они подошли к медведю и принялись с суеверным почтением разглядывать его: индейцы верили, что добрые духи часто вселяются в медведей.
      Ах'мик присел у огромного кудлатого лба зверя и начал тихо говорить, будто обращаясь к близкому родственнику:
      - Прости, мать моей матери, что смотрим на тебя в такую скорбную минуту. Мы нарушили твой зимний сон, потревожили и начали охоту за тобой. Суровая зима прогнала зверя из наших мест, у нас мало пищи, и мы голодны. Сейчас, благодаря тебе, наши старики, женщины и дети будут сыты многие вечера. Твои сильные клыки и когти украсят голову молодого вахпекута. Не гневайся на него, он отважный мальчик! Не держи обиды и на нас, потому что, хотя мы и выследили тебя, смертельный удар нанесен не нами. Это сделал вахпекут, принадлежащий к племени врагов.
      Товарищи Ах'мика внимательно слушали и кивали. Раз медведя убил вахпекут, то гнев духа должен обратиться в первую очередь против него. А потому дух медведя не будет мешать им охотиться на других животных и смилостивится, если ему воздадут должные почести.
      Когда Ах'мик кончил говорить, они принялись разделывать медведя. Прежде всего, индейцы отсекли ему голову и положили ее у входа в шалаш на мягкую подстилку из сосновых веток. Потом украсили голову нитками бисера, вырубленного из раковин, и стеклянными цветными бусинками, купленных у белых людей. Перед носом барибала положили большую горсть табака. Уверенные, что это умилостивит дух животного, они начали сдирать покрытую густым мехом кожу. Потом принялись за отделение мяса от костей. Оно было не ахти каким: в нескольких местах толщина сала превышала ширину ладони. Медведи принадлежат к тем немногочисленным животным, которые не худеют во время зимней спячки. В эту пору их мех особенно хорош.
      Вскоре кожа была очищена каменными скребками и натерта салом, чтобы не отвердела в пути. Конечно, более тщательную обработку предстояло сделать женщинам, которые возьмутся за нее после возвращения охотников. Мясо индейцы разрезали на куски, чтобы можно было нести его. А внутренности сложили на специальном устройстве, подвешенном на ветке высокого дерева. Медведь будет оскорблен, если другие животные сожрут его потроха.
      Тем временем Техаванку уложили в шалаше на подстилку из веток, на которые набросили мягкую кожу оленя. Миш'ва вак собирался разводить костер, когда к пленнику вернулось сознание. Сперва на его лице появилась гримаса боли, затем он медленно открыл глаза. Его окружал полумрак. Он не знал, как долго находился без сознания. Помнил только, как пытался ножом убить склонившегося над ним чиппева. Осторожно подняв голову, он увидел мужчину, разводившего костер.
      Техаванка понял, что попал в плен. Привыкший с детства к опасностям, он закрыл глаза. Нужно было выиграть время. Раз он жив, можно надеяться на побег. Руки и ноги не связаны, это хорошо. Из-под полуопущенных век Техаванка осмотрелся. Кроме обращенного к нему боком чиппева, склонившегося над ветками, в шалаше никого не было.
      Техаванка впервые увидел, как разводят огонь с помощью кремня. Вахпекуты, возглавляемые Красной Собакой, еще никогда не встречались с белыми людьми, но много слышали от побратимов об удивительных чудотворных вещах, которые у них были. Это у них чиппева достали страшные гремящие палки, блестящие, очень острые и никогда не ломающиеся ножи. Наверное, и этому поразительному способу разводить огонь они научились у белых.
      Удивление Техаванки возросло еще больше, когда он увидел в руках Миш'ва вака медный котелок. Пройдет немного времени, и он оценит практичность этой утвари на охоте и в походах. Приготовление пищи у вахпекутов отнимало много времени. А вот чиппева вешали котелок над огнем, наполняли посуду чистым снегом, который быстро превращался в воду. Потом опускали в него кусок мяса и горсть риса. И еда уже готовилась сама.
      Дальнейшие наблюдения были прерваны появлением чиппева. Юноша сразу узнал в нем того, кто одолжил ему нож во время схватки с медведем.
      - Он все еще без сознания? - спросил Ах'мик.
      Миш'ва вак оставил котелок и, подойдя к лежанке, наклонился над пленником. Он разглядывал вахпекута молча и внимательно.
      Техаванка лежал неподвижно, закрыв глаза. Притворяться становилось все труднее. Запах готовящейся пищи остро щекотал ноздри. Для Техаванки, слабеющего от голода, он был пыткой. Сильная судорога привела в движение мускулы его лица, сдавила горло. Видимо, Миш'ва вак что-то заметил. Техаванка почувствовал его жилистые руки на своих щеках.
      - Дух вернулся в тело, - наконец сказал Миш'ва вак.
      - Значит, он притворяется? - спросил Ах'мик.
      Миш'ва вак кивнул.
      - Никуда не отлучайся, стереги его, - наказал Ах'мик. - Наши скоро пойдут в обратный путь. В деревне все хотят есть. С пленником останемся мы двое В таком состоянии он не сможет идти самостоятельно.
      - Ах'мик правильно сделал, поручив отнести мясо в деревню. Они дойдут еще до захода солнца, - ответил Миш'ва вак. - Пленник должен отдохнуть и набраться сил, если тебе он нужен живым.
      - Дай ему поесть. Только не слишком много.
      - Не волнуйся, я знаю об этом.
      - Пойду отправлю наших. Твои глаза должны быть широко раскрыты.
      Ах'мик вышел из шалаша. Одни чиппева ели испеченные над огнем куски мяса, другие готовили поклажу к дороге. Прежде чем солнце достигло зенита, индейцы отправились в путь, взяв добычу. Забрали они и голову медведя, насаженную на длинную палку.
      Ах'мик засыпал снегом догорающий костер, летом долго смотрел вслед уходящим, пока последний не скрылся в лесу. И потом еще долго стоял, внимательно вслушиваясь.
      Это было беспокойное время для чиппева, которые в процессе миграции с запада на восток вели упорные бои с племенами, осевшими на границах Великих Озер. Дакоты не были их единственными врагами. На севере Висконсина жили еще племена лисов и сауков (28), которые - хотя и не имели больших военных успехов - оказывали чиппева упорное сопротивление.
      Фоксы и сауки время от времени обращались за помощью к дакотам. И сейчас Ах'мик думал о том, что искал в лесу молодой пленник? Только ли голод привел его на территорию врага? Необычно холодная зима разогнала животных, от голода страдали все индейцы. Однако его появление могло быть вызвано и другой причиной. Может, это все-таки разведчик противника?
      - Разведчик не был бы так худ и слаб, - шепнул самому себе Ах'мик. Скорее всего, он просто охотился или искал чудесные сны и видения.
      Лицо Ах'мика прояснилось. Одиночество, строгий пост, страстные молитвы, заточение в стволе дерева могли вызвать то состояние, в котором находился пленник.
      - Может, он обращался к своему Духу-Покровителю?
      Подумав об этом, Ах'мик проникся к юноше еще большей симпатией. Человек, ищущий видений, сам становится частицей волшебных сил, к помощи которых прибегает. Этим он вызывал в индейцах и уважение, и суеверный страх, как все, что было таинственно и непонятно.
      Ах'мик вошел в шалаш. Пленник спал. Грудь его неровно вздымалась. Ах'мик присел у огня рядом с товарищем.
      - Вахпекут действительно спит? - спросил он.
      - Я дал ему немного поесть, и он сразу же уснул, - ответил Миш'ва вак. - Он очень изможден.
      - А не пытался ли он вызвать Духа-Покровителя во время одинокого блуждания в лесу?
      - Кто знает? Могло быть и так, - согласился Миш'ва вак.
      - Он говорил что-нибудь, когда ты кормил его?
      - Нет, даже не глядел на меня.
      Ах'мик улыбнулся и с любопытством посмотрел на пленного. Воин ценил мужчин, проявлявших мужество и гордость.
      - Ты будешь сторожить первым, - сказал Ах'мик, устроившись на приготовленной в шалаше лежанке. Он устал и заснул сразу же, как только закрыл глаза. Но это не был сон, приносящий отдых после дневных трудов. Ах'мик переживал во сне нападение лисов на свой лагерь. И несколько лун назад, когда это случилось, и теперь он услышал, как на рассвете раздался боевой клич лисов, вторгшихся в вигвамы чиппева. Ах'мик, вырванный из объятий сна, попытался было подняться с лежанки, чтобы схватить оружие, но не мог сбросить покрывавшие его оленьи кожи. Тем временем враги ворвались в его вигвам. Один из них схватил единственную дочь Ах'мика, Мем'ен гва (29), за длинные черные волосы и выволок из хижины.
      Ах'мик слышал крики о помощи, но был бессилен. Мягкие кожи, как веревки, опутали его. Крик и шум сражения скоро прекратились. Ах'мик не знал, попали ли его близкие в плен или враг был отбит. Вдруг в вигвам вошла Мем'ен гва. В руке она держала перо орла. Ах'мик еще раз собрал все силы. Наконец, ему удалось избавиться от пут.
      Ах'мик проснулся от того, что кто-то тряс его за плечо. Открыв глаза, он сразу же сел и чуть было не опрокинул склонившегося над ним Миш'ва вака. Воин сразу же потянулся к томагавку: в его ушах все еще гремело сражение.
      - Дух моего брата видел, должно быть, страшные сны, потому как брат мой был очень беспокоен, - сказал Миш'ва вак.
      Ах'мик попытался овладеть собой. Прошло некоторое время, прежде чем он смог сказать:
      - Племя лисов напало на наш лагерь. Оно взяло в плен Мем'ен гва.
      Лицо Миш'ва вака стало серым. Он давно хотел взять в жены Мем'ен гва. И раз ее отец глазами своей души видел нападение на лагерь и пленение дочери, то пренебрегать столь красноречивым предостережением было нельзя.
      - Они увели с собой твою дочь?! - воскликну: он, потрясенный злой вестью.
      - Да, но она вернулась.
      - Убежала или ее отбили? - порывисто спросил Миш'ва вак.
      - Не знаю. Мой дух слишком быстро вернулся в тело.
      - Плохо он сделал, плохо... - с горечью заметил Миш'ва вак, тешивший себя надеждой, что именно он спас Мем'ен гва. Если бы Ах'мик увидел это глазами духа, то так, наверное, и было бы.
      - Проклятое племя, лисов... - гневно проговорил Ах'мик. - Они снова собираются напасть на нас.
      - Раз духи предостерегают моего брата, значит так должно быть, согласился Миш'ва вак. - А мой брат уверен, что это было племя лисов?
      Ах'мик серьезно кивнул:
      - У того, кто схватил Мем'ен гва, была голая голова, а на ней красное оперенье с пером орла.
      - Это фоксы, наверняка, фоксы! Они бреют и украшают свои головы. Мем'ен гва держала в руке перо орла?
      - Кажется, да!
      - Это добрый знак. Мы победим, если сумеем опередить их.
      - Мой брат хорошо говорит. Мы должны отправиться в поход против лисов и сауков. И тогда упредим их.
      - Раз духи объявили моему брату свою волю, им нельзя перечить. Когда Ах'мик объявит, что хочет ударить по лисам и саукам, к нему присоединится много воинов. Я тоже приму участие в походе.
      - Как только мы вернемся в лагерь, я посоветуюсь с шаманом, правильно ли мы поняли волю духов?
      - Я уверен, что он подтвердит наше предположение.
      - Лисам и саукам надо преподать хороший урок. На рассвете мы отправимся в путь. Как чувствует себя наш пленник?
      Услышав вопрос, Миш'ва вак смутился.
      - Его дух все время пытается покинуть тело, - ответил он. - Я не мог даже как следует накормить пленника. Он без сознания. Может, медведь мстит ему?
      - Значит, он не сможет идти самостоятельно?
      - Он без сознания. Это задержит наш поход против лисов и сауков, а мы без промедления должны выполнить волю духов. Ты поступишь разумно, если убьешь его.
      - Я подумаю, как поступить с вахпекутом, - ответил Ах'мик. - Пусть Миш'ва вак теперь отдохнет. Я буду сторожить.
      Сказав это, он сел у тлеющего костра. Миш'ва вак опустился на лежанку.
      Ах'мик сидел задумавшись. Он все еще находился под впечатлением сна, который, как и все индейцы, считал явью. По их повериям, когда человек засыпал, то душа его покидала отдыхающее тело и вела нормальную жизнь в мире духов. Именно тогда духи подсказывали человеку, как действовать дальше. Они предупреждали об опасности, объявляли волю таинственных сил, становившуюся законом для всех живых существ.
      Ах'мик всегда следовал указаниям неземных сил. И теперь он твердо решил пойти войной против лисов и сауков, начав строить план будущего похода. Только вот как быть с пленным? Он посмотрел в угол, где лежал молодой вахпекут. На губах юноши запеклась кровь.
      "Кости целы, а кровь идет, - подумал он. - Видимо, удар медведя был опаснее, чем полагает Миш'ва вак".
      Ах'мик подошел к пленнику, склонился над ним и взялся за нож, но тотчас же отдернул руку. Он сохранил юноше жизнь и потому не мог убить его сейчас.
      "А не лучше ли было бы оставить вахпекута здесь, отдав его собственной судьбе?" - спросил он самого себя. И сразу же нахмурился: намерение усыновить пленника сделало одинокого охотника близким ему человеком.
      Ах'мик коснулся головы вахпекута. Лоб был горячим.
      Индеец вышел из шалаша. Серебряный месяц освещал заснеженный лес. Тишину не нарушали даже ночные птицы. Ах'мик взял горсть чистого снега и вернулся в шалаш, сев у изголовья пленника. Сперва он умыл снегом окровавленные губы, потом вложил ему в рот несколько горсточек льда.
      И сразу же на лице вахпекута появилось выражение облегчения. Он глубоко вздохнул, словно выныривая из глубины, и открыл глаза, взглянув затуманенным взором на склонившегося над ним мужчину. Потом закрыл их. Но это были уже глаза, в которые вернулось сознание.
      Ах'мик положил холодную ладонь на горячий лоб юноши. Тот пошевелил губами, говоря что-то. Ах'мик склонился ниже и тогда услышал слабый шепот:
      - Добей меня, чиппева, как советовал тебе твой товарищ.
      - Значит, ты слышал? - удивился Ах'мик. - Ты понимаешь наш язык?
      - Немного.
      - Раз ты слышал и понял, то будешь жить. Не думай о смерти.