Надо посоветоваться с другими акробатами. Только Наташа робко высказала свое предложение, как в ответ услышала такой дружный хохот, что даже оторопела.
      - Я сказала что-нибудь не то?
      - Не смущайся, - похлопала её по плечу Вера Холодова, - ты сказала то, что пять минут назад нам доказывал Федя. Мол, как это было бы здорово взять в аттракцион животных. Например, его медведя Гошу - такого в воздушной акробатике ещё не было!
      - Что за смех, молодые люди? - подошел к ним шпрехшталмейстер Принц. Разве вы репетируете клоунаду?
      - Мы обсуждаем идеи, Эдуард Филиппович, причем одну безумнее другой, с улыбкой пожаловалась Вера. - Красавин предлагает ввести в аттракцион медведя, а Романова - обезьяну.
      - Когда-то идеи Эйнштейна признавались безумными, - задумчиво сказал шпрех, - а сейчас без его теории относительности ученые не представляют себе науки... Ваша затея насчет животных безусловно оригинальна, но вот как отнесутся к этому сами животные?
      - Вы так говорите, будто животные что-то там понимают, - заметила Надя Холодова. - Как заставят, так и отнесутся! Прикрикнут, хлыстом махнут заработают как миленькие!.. Вот я видела в Италии одного дрессировщика. Он заставлял тигра через огненное кольцо прыгать! Как сам тигр к этому относился? У него ведь от природы страх перед огнем! Вот и получается, что страх перед хлыстом сильнее природного страха!
      - Эх, Наденька! - вздохнул Принц. - Почему вы думаете, что дрессировщиком может быть каждый артист цирка? Кроме собственной силы воли и хлыста в руках, животных надо любить и понимать!.. Ну а вы, дрессировщики, с чего будете начинать?
      - Сначала их нужно к манежу приучить, к товарищам по аттракциону... предположила Наташа.
      Она увлеченно рассказывала и вдруг запнулась, поймав на себе изучающий взгляд Закревского. Кроме интереса, в нем было и беспокойство: пришла ли она в себя, выдержит ли напряженную работу, которая ожидает их в самом ближайшем будущем? Ей стало тепло при мысли, что товарищи беспокоятся о ней, что она нужна им как артистка, как друг... Удивительное чувство сознание собственной нужности! А теперь она ещё получила одобрение человека, чьим мнением дорожила...
      - Ребята, а где Романова? - некоторое время спустя хватились её Холодовы.
      - Наверняка за Эммой побежала, - вздохнул Красавин: угораздило же его Гошу именно сегодня заболеть желудком. Он тоже с удовольствием притащил бы медвежонка на манеж!
      Когда Романова вывела Эмму из клетки, двое служителей на всякий случай отошли на почтительное расстояние - они знали, как свирепела обезьяна, когда кто-то посторонний приближался к клетке, и не без основания считали Эмму опасной.
      - Пора работать, Эммочка, - сказала Наташа, надевая на шимпанзе ошейник. - Арбайтен<$FРаботать ( нем .).>, Эмма!       Обезьяна насторожилась: а где же бич, которым станут гнать её на работу? Почему её спасительница говорит прежним спокойным тоном? Она по привычке зарычала, но услышала, как Наташа говорит укоризненно:
      - Ты же воспитанная девочка! К чему эти уличные манеры?!
      И все же, на всякий случай, Наташа привязала поводок к своему поясу: кто знает, как поведет себя Эмма на манеже? Молодая укротительница взяла обезьяну за переднюю лапу как человека - сможет она пойти на задних лапах? Но она пошла рядом с Наташей, смешно переваливаясь и настороженно, по-прежнему злобно посматривая по сторонам.
      - А хлыстик-то я все же взял бы, - услышала Наташа голос стоящего у форганга<$FЦирковой занавес.> шпреха.
      - Спешите видеть, впервые на манеже артистка Эмма Романова! провозгласил при виде их Федор Красавин и тут же получил от жены легкий подзатыльник. - Уже и пошутить нельзя!
      - Нашел время! - Анечка боялась, что подруга к таким шуткам пока не расположена, но ошиблась.
      Наталья лишь улыбнулась его словам и пообещала:
      - Вот погодите, месяц-другой пройдет, ещё Эммой гордиться будете! Когда зрители не на вас будут смотреть, а на нее... Федя, а где же твой Гоша? Пусть бы они с Эммой пока привыкали друг к другу!
      - Веришь, Наташа, как назло: поел что-то несвежее, а теперь его желудок мучает. Он ведь ещё маленький, а вынужден со взрослыми медведями питаться.
      - А ты бы хотел, чтобы он питался с нами? - вмешалась Анечка. Благодарю покорно!.. А Гошке своему клизму сделай!
      Она хихикнула.
      - Между прочим, ветеринар советовал то же самое! - не сдавался Федор. - Вот отрепетируем, я им и займусь!
      - Ну и пожалуйста! - надула губки Анечка. - Раз тебе среди людей делать нечего.
      Между тем сестры Холодовы поднялись под купол и там, вчерне, показывали Закревскому как руководителю аттракциона первые упражнения сценария.
      - Теперь - Романова, - скомандовал Станислав, застегивая на Наташе лонжу, и еле успел отскочить в сторону: Эмма бросилась на него. К счастью, поводок оказался коротким.
      - Еще одна ревнивица! - хмыкнул он.
      - А кого ты имеешь в виду под первой? - подступила к нему Анечка.
      - Наверное, ту, что спрашивает?
      На всякий случай после этих слов Станислав отошел подальше.
      - Работаем! Работаем! - крикнул он, сделав знак Федору. Мужчины быстро поднялись наверх по двум канатам.
      Наташа висела, уцепившись ногами за перекладину. Опять ей пришлось подавлять в себе страх, вызванный подъемом на высоту. "Наверное, говорила она когда-то Александру, - мои далекие предки были кочевниками. Если безбрежные степные просторы вызывают во мне священный трепет и желание мчаться во весь опор, то горы я предпочитаю видеть на горизонте в виде укутанных туманом силуэтов. От одной мысли, что нужно подниматься на высоту, у меня кружится голова..."
      И вот, словно в насмешку, судьба подбросила ей соблазнительную возможность участвовать в новом аттракционе. По сценарию она должна была стрелять в мишень из самых немыслимых положений, в том числе и из виса вниз головой!
      Наташа опять забыла о своем таланте к внушению. Ведь если как следует сосредоточиться, можно представить себя висящей над полом не в нескольких метрах, а, к примеру, в полуметре... Она ещё раз посмотрела вниз: кружится ли голова? То, что увидела внизу, заставило её забыть собственные страхи. Привязанная к трапеции поводком Эмма, пища и судорожно цепляясь за веревку, удерживающую трапецию в равновесии, пыталась ползти к ней наверх. И в тот момент, и много раз потом Наташа не переставала удивляться преданности животного приласкавшему его человеку!
      - Эммочка, потерпи, я иду к тебе! - Наталья потянула к себе канат, по которому поднялся наверх Федор Красавин, и легко соскользнула по нему вниз?
      - Что случилось? - тотчас следом за ней спустился и Станислав.
      - Понимаешь, Эмма... - стала объяснять ему Наташа. - Мне кажется, она хочет работать со мной наверху...
      - Кажется?!
      - Кажется! И ты, Стас, не спорь! Сейчас я возьму Эмму за лапу, а ты нас поднимешь.
      Закревский опустил перекладину, Наташа села на неё боком, как когда-то садилась в дамское седло, и взяла Эмму за лапу. Перекладина поползла вверх.
      - Держись, Эмма, держись, - шептала Наташа, только теперь осознав, что обезьяна ничем не привязана, внизу нет даже страховочной сетки... Но Эмма спокойно висела, точно именно это и было самым заветным её желанием: в любом положении быть рядом с хозяйкой!
      - Вот и ваш номер! - крикнул снизу Стас.
      Перекладину опустили.
      - Для первого раза достаточно! - решил Стас.
      - Умница ты моя! - обняла шимпанзе Наташа.
      Та потерлась головой о руку артистки и довольно заурчала.
      Начало было положено.
      Через день Красавин привел на манеж своего медвежонка. Гоша оказался на редкость добродушным существом: он позволял себя гладить всем желающим, по просьбе артистов охотно стоял на задних лапах и смешно замирал, когда Федор командовал: "Умри!" Вскоре он стал всеобщим любимцем, и Федя уже начал отгонять от медвежонка своих товарищей.
      - Ну вас, забалуете совсем, ему потом и вовсе работать не захочется!
      - Вот видишь, как ведут себя воспитанные люди! - потихоньку выговаривала Эмме Наташа - обезьяна никак не хотела признавать кого-нибудь, кроме нее!
      С Гошей начались другие трудности - он отказывался подниматься на высоту. Если хозяин настаивал, он садился на зад и ревел как ребенок. Но молодость не отступает перед трудностями. Красавин смастерил своему питомцу специальный ремень, который обхватывал его поперек живота: за ремень можно было цеплять веревку и поднимать Гошу на высоту. В первый раз от страха медвежонок взвыл и сверху наделал на манеж - Федор невозмутимо убрал за ним и опять повторил попытку. Гоша провисел молча, но только его опустили на землю, опрометью кинулся бежать. Он забился между клеток и не хотел выходить, несмотря ни на какие уговоры...
      Акробаты уже стали сомневаться, что Федору удастся преодолеть Гошину высотобоязнь. Как ни ревновала Анечка мужа к его увлечению дрессурой, а в конце концов ей стало жалко Федора, над которым артисты уже открыто посмеивались. Она стала супругу помогать, и выяснилось, что у неё куда больше выдержки, чем у Федора. Где кнутом, где пряником - Гошу к высоте приучили, так что ему даже понравилось спускаться вниз по канату...
      Сестры Холодовы поначалу ворчали, что возня с животными сводит на нет всю работу над аттракционом, но когда на их репетиции побывал сам директор цирка и похвалил молодежь за свежие идеи, достойные нового советского цирка, они и сами стали делать попытки сблизиться вначале с Гошей, а потом и с Эммой.
      Быстрее других нашла общий язык с шимпанзе, как ни странно, более тихая и робкая Надя. Она где-то раздобыла и принесла на манеж небольшую плюшевую собачку.
      Для начала поставила игрушку на опилки манежа, сама присела чуть поодаль и скомандовала Наташе:
      - Отпускай!
      - Может, пусть на поводке... - забеспокоилась та. - Мало ли, что придет ей в голову. Я и сама-то Эмму как следует не знаю.
      Обезьяна медленно двинулась к Холодовой, косясь то на нее, то на плюшевый комочек. Потом неуловимо быстрым движением схватила игрушку и отпрянула назад. Съежившись, Эмма ждала удара, ведь она взяла чужое! Вместо этого на её лохматое плечо опустилась легкая рука хозяйки, и её спокойный голос укоризненно произнес:
      - Ты забыла поблагодарить, Эмма! Ну-ка, дай Наде лапку!
      Она слегка подтолкнула шимпанзе, и та протянула подошедшей Наде переднюю лапу.
      - А ты, оказывается, вовсе не злая! - обрадовалась девушка, пожимая лапу и пытаясь погладить Эмму по голове. Эмма глухо зарычала.
      - Для первого раза - неплохо! - подытожил Стас.
      - А почему бы и тебе не попробовать себя в роли дрессировщика? съехидничала Вера. - Все-таки ты ей лекарство приносил, а не какую-то там тряпичную игрушку!
      Вовсе не зловредная по натуре, Вера была тайно влюблена в Закревского и не без основания ревновала его к молодой вдове: как он её опекал! Только напрасно! Во-первых, Романова была счастлива в браке, так что своего мужа она забудет не скоро. Во-вторых, у неё маленькая дочь и ещё вопрос, признает ли она отчима?! В третьих, напрасно он старается через эту противную обезьяну втереться к ней в доверие... И вообще, как бы там Наталья ни притворялась простой и открытой, наверняка она что-то скрывает! Если покопаться в её прошлом, не окажется ли она внебрачной дочерью какого-нибудь аристократа, буржуя?! Вера подумала так сгоряча и тут же себя одернула: до каких же глупых мыслей может довести человека ревность! Тем более что Наталья воспитывалась в детдоме - как же она может знать своего отца?
      В одном Вера была права: Станислав Закревский любил Наталью Романову. Ему нравилось в этой женщине все: от длинной красивой шеи до улыбки, приоткрывающей жемчужные зубы, от блеска изумрудных глаз до летящей походки. Если бы его спросили: "А какие у Романовой недостатки?", он вполне серьезно ответил бы, что у неё их нет!
      Иной раз по вечерам Стае бродил вокруг дома, в котором жили Романовы, безо всякой для себя надежды, согретый лишь мыслью, что Наташа так близко от него...
      В один из дней шпрехшталмейстер Принц посоветовал молодым акробатам ускорить подготовку аттракциона "Амазонки революции", потому что он слышал, будто бы их группу собираются отправить на гастроли на Урал. Через некоторое время и директор цирка собрал их, чтобы объявить, что через две недели они уезжают на гастроли в город Уфу.
      В группе акробатов воцарилось оживление и творческий подъем. Каждый старался не только внести личную лепту в обкатку аттракциона, но и помочь товарищу, если у того случалась заминка. Как сказала Анечка уже в поезде они работали, как проклятые. Еще бы, для всех артистов, за исключением Станислава Закревского, эти гастроли были первыми! Но и Закревский волновался ничуть не меньше других: ведь и он впервые ехал не просто участником аттракциона, а его руководителем, режиссером!
      Теперь он сможет постоянно быть рядом с Наташей, каждый день видеть её на репетиции, вечерами - на представлении, а если повезет и их поселят рядом, он каждый раз сможет желать ей спокойной ночи!
      Мысли самой Натальи Романовой были далеко не такими радужными. Ей предстояло решить: брать с собой на гастроли Оленьку или оставить её с няней в Москве? Тем более что сама няня её об этом просила...
      Няня Романовых, снимавшая в Москве угол у собственной тетки, была совсем молоденькой девушкой с поэтическим именем Аврора. Запуганная революцией и гражданской войной, юная няня больше всего на свете мечтала о четырех крепких стенах, за которыми можно было бы спрятаться и переждать бушевавшее снаружи людское безумие.
      Аврора без памяти обрадовалась предложению пожить в их квартире на время гастролей и тогда же заронила сомнения в душу Натальи: мол, такую кроху возить в Сибирь, да накануне зимы, и неужто она, Аврора, не сможет за одним ребенком поухаживать?!
      - Наталья Владимировна, миленькая, вы не сомневайтесь, я за Олюшку жизни не пожалею! - частила девушка, прослезившись от избытка чувств. - Я ведь боялась рассказывать вам, из какой я семьи, думала, выгоните... У меня отец был - горький пьяница. А уж как маму бил - страсть одна! Сам здоровый, волосатый, а как выпьет - чистый зверь. Медведь его и заломал. До сих пор во сне приснится - кричу от страха!
      Она перекрестилась.
      - Я ещё девочкой была лет десяти, а он на маму с топором кинулся. Я на руке повисла, кричу, а отец меня и отшвырни... Я о печку головой стукнулась. Думали, дух вон. А только голова с той поры болеть стала... Вы не подумайте, я Олюшку не просила. Я и всерьез-то не приняла, когда она сказала: "Няня, дай я тебе головку полечу!" Пусть, думаю, ребенок потешится. Я сама-то ничего от боли и не понимала... Простите, ради Христа!
      - Я знаю, - потрепала её по щеке Наташа, - мне Оля рассказывала.
      Аврора оживилась и горячо зажестикулировала.
      - А Олюшка - сама от земли два вершка, а глазенки сияют, ну, чистый ангел! Положила мне ручонки на голову и боль мою, ровно занозу какую, вытащила... С той поры я о своей хвори и думать забыла!
      - Для такой малышки, Аврора, заниматься лечением других опасно.
      - Спаси Христос! - забожилась девушка. - Больше ничего такого я ей не позволю, вот вам святой истинный крест!
      - А кто тебе имя такое дал - Аврора, - отец или мать?
      - Я сама, - смутилась девушка и затеребила подол юбки. - Своего имени-то я жуть как стеснялась - Агриппина! Мне девчонки на ликбезе посоветовали имя поменять. Ну я и выбрала - Аврора, значит, утренняя заря. Красиво?
      - Красиво, - скрывая улыбку, кивнула Наташа.
      Теперь она решила, хоть после смерти Александра, выполнить его заветное желание - дочь должна расти обычным ребенком, без каких-то там выдающихся способностей. Наташе даже не польстили восторги Лины Альтфатер после Оленькиных ручек она и думать забыла о своей женской болезни... Флинт был прав, такая нагрузка непосильна для трехлетнего ребенка.
      Однажды ночью, когда дочь спала, Наташа закрыла ей... дальновидение, как она про себя это называла. Она не знала, хватит ли её защиты на всю Оленькину жизнь, но пока с тех пор дочь никого не пыталась лечить, ничего не предсказывала, и Наталья облегченно вздохнула. Если бы она только могла представить, что произойдет с нею на Урале, она сочла бы свой облегченный вздох преждевременным.
      Сон был тревожный и странный: она бежала сквозь огонь по пылающему длинному коридору. Там, в самом его конце, виднелась чья-то недвижная темная фигура. Огонь не обжигал, а как бы расступался перед нею, как бы показывал дорогу: мол, не смотри по сторонам, не оглядывайся, просто беги вперед и все!
      Ее естество в этом сне протестовало: "Нельзя мне туда, рано", а ноги, несмотря на сопротивление, несли, и все явственней за языками пламени многократно отраженный шепот злорадствовал:
      - Пришла! Пришла! Пришла!
      Лица ждущего человека не было видно, но уже угадывался в злорадной ухмылке рот и страшно было, что рот - Сашин, её любимого мужа, который при жизни не желал Наташе зла, а тут, оказывается, участвовал в каком-то страшном заговоре против нее.
      Она бежала, плакала и спрашивала:
      - За что? За что?
      А голос позади пламени смеялся:
      - За то, что ты - Ольга, а не Наташа! За то...
      Она уже почти добежала. Еще несколько шагов, и она увидит лицо того, кто её ждет. Но тут среди языков пламени вдруг образовался просвет, и чьи-то две руки схватили её, втащили в этот просвет, а сомкнувшееся пламя вдруг лизнуло горячим языком её правую руку...
      Наташа на мгновение пришла в себя - она не могла ни пошевелиться, ни вспомнить, что с нею? Ее ноздри уловили запах гари, а в глазах заметались языки пламени.
      "Пожар! Цирк горит!" - хотела крикнуть она, но и язык не повиновался ей.
      Кто-то огромный склонился над лежащей, хватая её на руки - все её существо пронзила такая боль, что она опять потеряла сознание.
      Она уже не чувствовала, как некий молодой человек в обгоревшей одежде нес её по улицам города, и удивленные прохожие ошарашенно смотрели ему вслед.
      Потом другой человек, пожилой, одетый в странные бело-голубые одежды с вышитым на груди солнечным диском, склонился над нею, прикоснулся двумя пальцами к её шее и скомандовал молодому:
      - Ко мне на стол, быстро!
      - Она жива? - замирающим голосом спросил первый.
      - Стал бы я заниматься мертвой! - сердито буркнул пожилой.