ШКАТУЛА Л.
      ЖЕНА РУССКОГО ПИРАТА
      ГЛАВА 1
      Венчалась Катерина с Черным Пашой, в миру Дмитрием Гапоненко, солнечным июльским днем в небольшой церквушке на Тамани.
      Невеста выглядела по-довоенному роскошно: платье из дорогого шелка, фата - белое облако вокруг темных вьющихся волос, на шее колье - состояние! А что грустна молодая, так многие невесты грустят, хотя такой красавице грех печалиться! Самая хороша и идет не за старика или урода колченогого. Жених - ей под стать! Стройный, чернявый, глаз орлиный; костью не широк, но сила чувствуется - чуть повернулся, мышцы под пиджаком забугрились. Богатый, видать! Золотая серьга в ухе, на руке перстень массивный, золотой...
      Так шептались немногочисленные прихожане, зашедшие поглазеть на странную свадьбу. Не то чтобы уж совсем необычную - до войны и побогаче видели, - но теперь люди от такого отвыкли, вот и дивятся...
      Дружки у жениха тоже вызывали интерес: кто такие, откуда? Одеты небедно, а все будто вразнобой. Будто наспех похватали кто что, да и напялили на себя. Плечами украдкой поводят - непривычно им, может, в такой одежде? А тот, что постарше, ещё и рожей на каторжника смахивает, так и зыркает по сторонам, словно не в церкви, а на большой дороге...
      Еще к этой компании парнишка не подходил. Тот, что норовил к невесте поближе держаться. Видно, брат. Невеста нет-нет, да и взглянет на него, а он ровно старше её, а не пацан сопливый. Похлопывает её по плечу: мол, не бойся, я с тобой!
      А был это Алька. Юный цирковой акробат Арнольд Аренский, которого они с Катериной договорились выдавать за младшего брата. Но за два месяца жизни в лагере Черного Паши, а потом и в дороге - опять в дороге! - они так привыкли держаться друг друга, что и впрямь стали родными.
      Контрабандист Батя добился-таки своего: уговорил атамана снарядить отряд на поиски месторождения алмазов, которые тайком от правительства разрабатывала где-то в горах секта духоборов, добывая средства на самое широкое распространение своей религии.
      Черный Паша долго не соглашался идти неизвестно куда, но точно известно - в осиное гнездо каких-то сектантов
      - Что за духоборы?! - кричал он. - Даже точно не знаешь, кто они такие? Бабник рассказывал, будто это солнцепоклонники, а Синбат вроде от Флинта слышал, что они называют себя - слуги Арала.
      - Вот видишь, дыма без огня не бывает! Значит, есть они на самом деле, а как себя называют - нам один черт! Ты лучше на алмазы взгляни! На них не то что лодку - флотилию купить можно.
      Разговор о лодке возник у них не случайно: отправленная в Стамбул с товаром фелюга сгинула в море. Вроде уже турки рассказывали, что за сопротивление команды военным - то ли немцам, то ли англичанам, пытавшимся остановить лодку, - её экипаж был расстрелян в упор. Только двух женщин-пленниц на борт подняли...
      Жалко было, конечно, ребят, но Черный Паша порадовался, что сгинул с ними и ненавистный ему хахаль Катерины, из-за которого у них никак не налаживалась жизнь.
      Первая большая любовь Черного Паши все больше затягивала его в свой омут. Если говорить откровенно, ему вовсе не нужны были эти стекляшки! У него уже сейчас имелось достаточно, чтобы безбедно прожить с Катериной всю оставшуюся жизнь. Он никогда не был жадным, но раньше, когда богатство само плыло ему в руки, грех было не брать. Теперь же в жизни у него было нечто куда важнее любого богатства...
      Черный Паша согласился на уговоры Бати в надежде, что Катю это отвлечет, заставит забыть о том... бывшем. И она наконец перестанет сопротивляться и откроет для него свою душу! Вот как, волк заговорил о душе? Или это вовсе не его шкура?
      Никому не удавалось переубедить Батю в том, что Ян не знает место, где цветные алмазы добывают. Вот почему хлопец не хочет об этом говорить, вопрос!
      - Не знаю я! - тщетно твердил ему тот. - Сам случайно нашел, в детскую куклу были зашиты.
      Но кто из посторонних стал бы искать... в детской кукле?! Тем более, он сам рассказывает, слуги Арала переворошили у убитых ими все вещи!
      - Хорошо, где ты нашел этих убитых? Вот карта, покажи!
      - Да не разбираюсь я в картах! - отталкивал его руку Ян, всерьез начиная злиться. - У кого бы я спросил, как это место называется? Лес и лес! Шли с Марго куда глаза глядят...
      - Везет же дуракам! - сплевывал Батя.
      - Отстань от него, Батя, - вмешивался Черный Паша. - Не понимаешь, какая опасная у тебя затея? Мы с тобой всякое видели, да и сами не ангелы, но чтобы вот так: оставить за собой двенадцать трупов, и даже грудного младенца не пожалеть!.. Может, на них надо дивизию снаряжать?
      - Не думаю, что ты боишься, - упрямо твердил Батя. - И вряд ли они такие уж страшные! Оружие в руки не берут - грех. Для таких дел, говорят, из самой Индии какой-то редкий яд привозят. Это как бы гневные слезы ихнего бога. Убивает в один момент! А перед смертью человека такое блаженство охватывает! Мол, радость от встречи с богом. Так что убийство они вовсе убийством не считают. Всего лишь наказание за непослушание...
      - Черт побери, Батя, рассказываешь какие-то сказки, а я, дурак, тебя слушаю. Ну подумай, если они никого не оставляют в живых, то откуда о них такие подробности известны?
      Похоже, у любителя алмазов был на все готов ответ:
      - А случилось так, что двоих человек посылали в Индию за слезой Арала. Один - самый что ни на есть преданный сектант, а другой - обычный человек, рудознатец; он раньше на прииске работал, так его сектанты выкрали и к себе увезли. А по тем местам, где они шли, чума свирепствовала. Мор людей как косой косил! Сектант и заразился. А мужик обрадовался и - дай бог ноги! Бежал без оглядки до самого Екатеринодара - там у него сестра жила. Недолго, правда, задержался, чтобы слуг Арала на неё не наводить, и дальше побежал. Больше она ничего о нем не слышала. А мы с нею соседями были, вот она и поделилась...
      - Хорошо, допустим. Теперь объясни, как можно убить двенадцать человек, чтобы никто не проснулся и за оружие не схватился? Ведь они нападения ждали... Может, в погоню за беглецами целый отряд отправляют?
      - Bcero трех человек. У каждого - пузырек с ядом, и в нем золотая игла. Все, что сектанты зарабатывают, принадлежит богу Аралу, потому тот, кто на эту собственность покушается, должен умереть!.. Слуг Арала, богатства ихнего бога охраняющих, с детства учат бесшумно передвигаться. Так к тебе подкрадется - сучок под ногой не треснет! Кольнул иглой и исчез. А ты и не заметил, как умер...
      - Ну и пакость! Катя, ты слышишь? И он ещё предлагает нам идти в этот гадюшник!
      - Нелюди они, - хмуро вымолвила Катерина, близко к сердцу принимавшая всякую несправедливость. - У них, видать, много горемык в неволе мается, раз для свободы жизни не жалеют! Если мы сможем из бесовского плена христианские души вызволить, думаю, нам зачтется на том свете!
      "Вот ведь как повернула! Черного Пашу в освободители готовит, неприязненно подумал Батя, в очередной раз дивясь тому, что смогла сделать с таким кремень-мужиком, как атаман, слабая женщина... - Ну да какая разница, кто с какой целью отправится в этот путь? Конец - делу венец! Главное, что согласилась". Потому свое недовольство Батя спрятал глубоко на дно души...
      Алька, который в последнее время больше слушал, чем говорил, наконец не выдержал собственного молчания. Его уязвляла строгость Черного Паши, который не терпел панибратства и не делал исключения даже для брата своей любимой. Атаман считал: младшие должны помалкивать, а если и говорить, то лишь тогда, когда старшие их об этом попросят. Но Алька все же встрял:
      - Думаю, если мы этих христиан на свободу отпустим, нас вполне могут в святые записать...
      Ну и выдал! Черный Паша как раз из глечика молоко пил - чуть не подавился: ещё один рыцарь.
      С насиженного места в азовских плавнях все-таки стронулись. Команду собрали небольшую - Батя считал, что большой отряд будет вызывать подозрение у всяких воюющих сторон, война-то продолжалась! - а заодно и попытки с их стороны пустить подозрительных в расход.
      Черный Паша, как атаман, само собой разумеется, возглавлял экспедицию. Против Катерины Батя в любом другом случае стал бы возражать - с женщиной в походе лишняя морока, - но не посмел. Да она и оказалась проворной, работящей, хорошо готовила и вскоре стала по-своему незаменимой.
      Алька пользовался особой симпатией Бати: малец вел себя куда мужественней многих взрослых - не ныл от усталости, был сообразительный, всегда трудился рядом со взрослыми и умел так хорошо упаковывать вещи в дорогу, что к нему за консультацией обращался даже сам Черный Паша. Алька с полуслова понимал охотничьи премудрости, которым в свободное время учил его старый следопыт, а потом стал даже таскать Батю на свои "разминки".
      - Отец говорил, что без физических упражнений мышцы теряют упругость, а кровь застаивается, природа создала человека для движения, - говорил Алька, заставляя заниматься зарядкой и своего старшего товарища.
      Батя потихоньку втянулся. Он поднимал руками огромные валуны; если их не было - крутил над головою тяжелые лесные валежины; стоял, боясь пошевелиться, когда Алька вскакивал ему на плечи, и даже пытался держать юного акробата в стойке на вытянутых руках. У Бати никогда не было своих детей...
      Яна взяли с собой в поход, нимало не интересуясь, хочет ли он этого. Само собой разумелось, что иначе и быть не может. Пока он был единственным свидетелем существования духоборов и, по мнению Бати, единственным, кто мог привести к их логову. Если бы Батя только мог догадываться, насколько он был близок к истине!
      Постоянные разговоры об алмазах, сектантах, золотых иглах с ядом не могли не разбудить воображение молодого ясновидящего. Однажды он долго смотрел на камни, и опять, как когда-то в замке, в голове его что-то щелкнуло и возникла не видимая им прежде картина.
      Высокая сырая пещера - по стенам кое-где стекали ручейки воды или блестели капли влаги - вела вглубь к мерцающему десятками свечей алтарю, на котором возвышалась огромная скульптура из гладкого белого камня. Бог Арап, догадался Ян.
      Голову бога украшала золотая корона с расходящимися в разные стороны золотыми лучами, сплошь украшенная искрящимися цветными алмазами. У подножия скульптуры сгибались в поклонах люди в белых одеждах. Их было немного; гораздо меньше, чем людей, стоявших на коленях несколько поодаль. На этих одежды были серые, ветхие, лица - изможденные, с нездоровым блеском глаз. "Серые" стояли друг к другу неестественно близко, что объяснялось короткой цепью, которой они были скованы между собой. В открытых глазу многочисленных нишах за спиной бога были сложены несметные сокровища, зловеще поблескивающие в неверном свете пещеры. Дальше Ян смотреть не захотел. Представить себе блага, которые сулили эти сокровища, он не мог, потому что просто о них не знал. Зрелище измученных, скованных людей тоже не радовало...
      Следующим участником экспедиции был помощник капитана Флинта Синбат, по собственному выражению, временно списанный на берег за пьянку. Его судно - фелюга - из рейса не вернулось, и Синбат действительно остался не у дел. Никто, кроме самого капитана Флинта, не подозревал, что своим происхождением эта кличка обязана герою арабских сказок Синдбаду-мореходу, да его товарищи и не утруждали себя раздумьями на эту тему. Звали его, как слышали - Синбат. При необходимости говорили: "Позови Синбата!"
      Поначалу ещё Алька приставал к моряку:
      - А почему тебя так странно зовут - Синбат?
      - Кто его разберет, Флинта, - пожимал тот плечами, - обзовет кого как приклеит! Сам-то он никакой не Флинт, Сашка Романов - мы с ним вместе у Костадинова работали, капитан такой в Одессе был; а как лодку купил, так себе Флинта и выдумал!
      Синбат никак не хотел верить, что Флинта больше нет в живых.
      - Что ему сделается, Сашке-то? - горячо доказывал он, заглядывая слушателю в глаза. - Он же сирота, а у сирот, сказывают, такой ангел-хранитель - куда другим!
      Последнего участника похода все звали Аполлон. Это был невысокий жилистый мужичок лет тридцати, на первый взгляд без особых достоинств, за которые его можно было бы предпочесть другим.
      - Что это его так кличут? - спросила Дмитрия Катерина.
      - Уж как назвали! - почему-то сердито буркнул Черный Паша. - Мать была проституткой, что с неё взять?! Все о богатом клиенте мечтала, вот и мальчишку не по-людски назвала! Умерла в нищете, да и Аполлон в детстве, небось, часто с голоду пух...
      - Вряд ли ты взял его с собой из жалости, - предположила Катерина, уже немного разбиравшаяся в своем неугомонном возлюбленном.
      Черный Паша хмыкнул - ему было приятно её участие.
      - Этот парень - золото, он десятка других стоит! Веришь, в порту любое судно по гудку определял, слух прямо нечеловеческий. Ребята на спор пытались к нему спящему подкрасться - не удалось! А как он ножи метает, ты бы видела! За двадцать шагов попадает точно в горло.
      Катерина содрогнулась.
      - С таким душегубом жить-то рядом страшно!
      - Апполон - не душегуб. Он зазря мухи не тронет, но и себя в обиду не даст. В драке его здоровенные мужики побаивались: в кого вцепится, можно было только с мясом оторвать... Да и те, на которых мы идем, - не овечки безобидные. Вишь, чего выдумали: золотые иглы с ядом!
      Катерина не сразу стала своей в команде алмазоискателей. Ей казалось, что товарищи Черного Паши презирают её, считают падшей женщиной. Но здоровая сельская натура и руки, не привыкшие оставаться без работы, взяли верх. Дело ей находилось всегда.
      Первое время она ещё вздрагивала, когда поблизости оказывался Черный Паша: то ли он обращался к ней с вопросом, то ли просто трогал за руку. Потом привыкла. С каждым днем образ Герасима все сильнее терял свою отчетливость, как ни пыталась Катерина за него ухватиться.
      Она все время сравнивала двух мужчин, и не всегда в пользу Герасима. Даже если его облик всплывал в памяти Катерины достаточно отчетливо, он все равно имел руки Дмитрия, губы Дмитрия, и шептал тоже его слова... Она смутно подозревала, что с Герасимом всю жизнь была бы желанной, но не желающей...
      И с тех пор, как Катерина стала принимать деятельное участие в дорожных сборах, у неё все меньше времени оставалось на подобные размышления. Потом потянулась дорога, и когда наконец Черный Паша объявил, что завтра они венчаются, Катерина уже не прекословила.
      Остановились они в небольшой, тихой станице, в стороне от военных дорог, и сняли на постой целое подворье, за которым в отсутствие хозяев присматривал дальний родственник.
      В отличие от предыдущего путешествия Катерины, деньги на пропитание зарабатывать им не приходилось. Скорее, наоборот: теперь все ими встречаемые пытались что-то заработать на них - то ли продать, то ли предложить свои услуги. Так, посланный Черным Пашой на поиски Батя легко раздобыл и подвенечное платье, и фату... Нашлись желающие и помочь невесте одеться, и приготовить угощение гостям...
      Нашлись и гости - станичный атаман с родственниками, любопытные соседи. Селяне, признаться, уже устали от войны, идущей по всей Кубанской области.
      Каждая новая власть требовала от мирных жителей беспрекословного подчинения, забирала в свои войска молодых и сильных, подбирала все, что по неосторожности осталось на виду, и была в глазах станичников глупа своей непредсказуемостью: по ошибке ли, по злому наговору завтра мог погибнуть любой из них! То ли дело свадьба... Отчего же не погулять, если есть возможность?!
      Катерина с Алькой загодя договорились устроить на свадьбе небольшое представление. Альке сшили трико из старой тельняшки Черного Паши. К сожалению, указание атамана сжечь захваченное цирковое имущество контрабандисты выполнили дотошно - сожгли все! Чудом уцелел только черный ящик иллюзиониста, который Батя приспособил под инструменты. Катерина, увидев, отобрала его и до поры до времени упрятала: мало ли, вдруг понадобится?
      Станичники не зря ждали от свадьбы развлечений. Просьба невесты достать гармонь всех приятно удивила, и какой-то быстроногий хлопец обернулся, доставил ей гармонь. Конечно, по-хорошему невесте бы мирно сидеть подле жениха и только подставлять губы для поцелуя. Но сейчас никто не возражал против нарушения свадебного этикета. И когда она взяла в руки гармонь, по рядам гостей пронесся радостный вздох: музыка будет!
      Катерина заиграла медленный вальс, и на середину комнаты выскочил Алька. Его тело, с детства привыкшее к акробатике, словно застоявшийся жеребенок, радостно вырвалось на свободу и будто жило отдельно от хозяина. Он подпрыгивал вверх, крутился волчком, ходил на руках, садился на шпагат, а в конце выступления шепнул переживающему за своего любимца Бате:
      - Замри!
      И в несколько секунд оказался в стойке на его плечах. Батя замер и даже взмок от напряжения, пока Алька нахально использовал его плечи.
      Черный Паша вместе с гостями хлопал в ладоши, а после Алькиного выступления вдруг спросил у Катерины:
      - "Ничь яка мисячна" - играешь?
      Та кивнула и заиграла, а жених - запел! Никто из гостей не удивился на Кубани любили и умели петь, - и стали подпевать потихоньку, чтобы не заглушить чудесный голос поющего. У Черного Паши оказался просто-таки чарующий баритон. И только Катерина была потрясена до глубины души, как если бы вдруг запело дерево у ворот, она и не заметила, как тоже стала подпевать, как деликатно смолкли гости - номер жениха и невесты! Песня закончилась, гости закричали "Горько!", и жених с невестой прильнули друг к другу; они оба вдруг поняли: сегодня их души наконец соединились!
      Свадьбу отгуляли. На другой день путешественники стали собираться в дорогу. Станичники - то один, то другой - под разными предлогами заглядывали к ним во двор. Предлагали помощь, приставали с распросами: кто они все же такие, куда идут? Черный Паша и его товарищи на все вопросы отвечали скупо. Кто такие - обычные люди. Куда идут - к родственникам на Урал. Эти уклончивые ответы после их ухода породили в станице немало слухов. Рассказывали, что бандиты напали на цирк, всех артистов перебили, только брата с сестрой в живых оставили с условием, что она выйдет замуж за их атамана... Ходила и другая история. Вроде он увез её из хорошей семьи. Венчались без родительского благословения, а теперь бегут от её братьев, которых разгневанный отец отправил в погоню... Чего только не придумают глупые бабы!
      Во время сборов в дорогу Ян старался держаться на заднем плане. Он не отлынивал от работы, выполнял все распоряжения и Бати, и Черного Паши, а сам все-таки попробовал разок-другой отлучиться - не хватятся ли? Один раз Батя отлучку заметил:
      - Где был?
      - Ходил к соседям договариваться насчет молока; говорят, у них - самое жирное.
      Все знали, что атаман молоко любит, потому такой поступок Батю не удивил. Он даже не поинтересовался, посылал ли его кто-нибудь узнавать?
      Между тем Ян твердо решил бежать. Он не хотел идти на Урал, ни вообще куда-нибудь на поиски солнцепоклонников - на что они ему сдались? Спасибо, насмотрелся: живых людей, точно скотину, на цепь сажают! От них на много верст воняет мертвечиной!
      Батя с компанией собирался теперь на север, а Ян хотел идти совсем в другую сторону - в город Екатеринодар. И там искать себе работу. Надо же на что-то жить! Лучше на деньги, заработанные своим трудом, а не на бандитские!
      Ни к Катерине, ни к Альке Ян не успел привыкнуть, а потому особо теплых чувств к ним не испытывал; ничто его здесь не удерживало. Из разговоров контрабандистов он понял, что Марго везли продавать в гарем. И что лодка до порта не дошла.
      Отправили её в рабство те самые люди, с которыми теперь ему надо было делить хлеб-соль в дальней дороге. Избави бог! Кстати, на этой самой лодке вместе с Марго погиб бывший возлюбленный Катерины - то ли рыбак, то ли матрос. А она живет с его погубителем. И даже замуж за него вышла! Коротка, оказывается, женская память!
      Ян потихоньку вызнал, в каком направлении находится город Екатеринодар, и стал собираться в дорогу. Проще всего запастись продуктами можно было во время свадьбы. Тогда же Ян собирался и улизнуть, принимая во внимание любовь Бати к крепким напиткам. Но тот словно почуял что-то обезопасил себя, усадив Яна рядом, чтобы подозрительный хлопец все время был на глазах.
      Наутро Яна послали вместе с Аполлоном пригнать лошадь с повозкой, о цене на которую договорились загодя. Маленько ещё поторговались, и, спрятав деньги, старый казак хлопнул по крупу молодого меринка, прогоняя его со двора.
      - Отдаю дешево, да хоть не даром. Все равно отберут, он как раз в силу входит! Конники Покровского уже поглядывали.
      От Аполлона Ян бежать не решился - наслышан был о его способностях. Он мог бы использовать свою способность внушать другим приказы, напускать дурман на их рассудок, но что-то никак не мог собраться с мыслями. То ли ему не хватало злости, то ли страха. Он просто не хотел общества Черного Паши, и все. Наверное, потому что впереди его ждала (не худшая ли?) неизвестность...
      Участники экспедиции стали складывать вещи на повозку, и Ян пристроил свой узел с краю так, чтобы его в любую минуту можно было снять. Но возле телеги постоянно кто-то крутился, и возможности для побега никакой не было. Сама того не зная, выручила Яна Катерина. Она как раз вышла во двор и оглядела наполовину загруженную телегу.
      - А идэ намэт?<$FНавес ( укр. ).> Дывытэсь, якы хмары<$FТучи ( укр. ).>, а колы - хлющ?<$FСильный дождь, ливень ( укр. ).> Путь дальний...       Нет-нет, да начинала она говорить на родном украинском! Не было рядом её учителя Вадима Зацепина, чтобы напомнить: среди русских - только по-русски!
      Батя согласно кивнул. Чем дольше он общался с Катериной, тем лучше понимал Черного Пашу - какая женщина! Ему самому такая не попалась.
      Синбату велел принести из телеги кусок парусины, а сам Батя с Аполлоном и Алькой отправился мастерить каркас. Катерина вернулась в хату к Черному Паше, где он тоже что-то упаковывал. Словом, все оказались заняты работой и предоставили Яна самому себе, чем он немедленно воспользовался.
      С околицы в сторону города вели две дороги. По какой из них идти в Екатеринодар? Ян рассудил: по самой наезженной.
      Ян шел по обочине дороги, и сердце его холодила тревога: успеет ли отойти на приличное расстояние, пока его не хватятся? А если хватятся станут ли высылать погоню? Ко всему прочему, ему совершенно не нравился окружающий пейзаж - куда ни взгляни, вокруг сплошная степь! А ты посреди как на ладони, виден со всех сторон. Куда прятаться? Еще этот противный стук! Он опять оглянулся. Прямо по дороге пылила телега, запряженная парой лошадей.
      @GLAVA = ГЛАВА 2
      Ольга изо всех сил вцепилась в руль, хотя Флинт и говорил, что достаточно просто править: удерживать его по курсу норд-ост.
      В другое время девушка пришла бы в восторг: слово-то какое! Оно пахло приключениями, романтикой дальних морей... Наяву было и само приключение молодой флибустьер с соответствующим именем и прекрасная пленница, хрупкая, нежная (закрыв глаза, можно было представить себе и это!), волей провидения спасенная от позорного рабства. Вдвоем в лодке посреди бушующего моря... Вот только сам флибустьер не подходил на роль благородного героя, море не было бушующим, а прекрасная героиня с прибинтованным к бедру браунингом вовсе не чувствовала себя слабой и беззащитной. К тому же, судя по стрелке компаса, держала направление, как бывалый моряк.
      Флинт никак не хотел отдавать ей управление фелюгой, но, простояв на холодном ветру четыре часа, он почувствовал такой озноб, что и сейчас, лежа на носу под парусиной, дрожал и выстукивал зубами, как кастаньетами. Ольга не выдержала: закрепила руль, как он ей показывал, и стала поспешно развязывать узел с теплыми вещами, переданный ей заботливыми французскими моряками. Не обращая внимания на протесты Флинта, она укрыла его двумя шерстяными одеялами и заставила хлебнуть пару глотков из фляжки доктора.
      Она, между прочим, отметила его отвращение к спирту, хотя такой грубый и беспринципный тип должен был бы любить крепкие напитки.
      - Это спирт! - военный эскулап-француз, как и весь экипаж, не остался равнодушным к спасенной русской красавице и старался ей хоть чем-нибудь помочь. - Как это "не надо"? Девочка, у вас на руках раненый! Мало ли: рана откроется, замерзнет, простудится. После ранения он сильно ослаб. Берите, не сомневайтесь, ещё вспомните старого доктора!
      Он был прав: Ольга отказывалась сгоряча. Хоть Флинт от неожиданности и закашлялся, но дрожать перестал, даже на лице появился румянец. Но ни теплоты, ни простого дружеского участия между ними так и не появилось. Капитан-работорговец принял от Ольги необходимую помощь как должное. Только буркнул:
      - Руль!
      Ольга безропотно отошла. В отличие от Флинта, ей было не холодно. Офицерский прорезиненный плащ с капюшоном надежно защищал её от пронизывающего морского ветра, а толстый водолазный свитер хранил тепло. Возможно, со стороны её фигура в этом облачении казалась бесформенной, но сей факт настроения девушке не портил. Она нахлобучила поглубже козырек капюшона и даже замурлыкала что-то маршевое: бум-бум-бумбурум, бумбум-бумбурум!.. Вот только раздражение против Флинта не проходило. Она, можно сказать, спасла его от гильотины - и вот благодарность! Каторжник! Агнию, видите ли, любил! Давно умершую. Кажется, он даже огорчился, что возлюбленная умерла, а не вышла замуж за другого, - не оказалась предательницей! Как же, цель всей его жизни - мстить женщинам - теряла смысл...
      Интересно, есть ли у него хоть какое-то понятие о чести, долге, любви к Родине? Как он различает плохое и хорошее? Только как то, что хорошо или плохо для него самого? А если он нападет на нее, спящую? Господи, кому она доверилась?!
      Сменив в очередной раз Флинта у руля, Ольга с удивлением обнаружила, что он не улегся на свое "спальное" место, а стал для чего-то натягивать поперек лодки парусину.
      - Что вы делаете? - спросила она.
      - Готовлю вам отдельную каюту. Ведь аристократка не станет спать рядом с грязным работорговцем? И вы наверняка захотите заняться собственным туалетом без посторонних глаз.
      Больше он ничего не сказал и по-прежнему отделывался в общении с нею лишь однозначными фразами. Лишь однажды разразился целой речью, когда поинтересовался, куда они идут.
      - Как я понимаю, вы спасли меня от французского правосудия, чтобы в обмен на свободу я доставил вас домой. Куда?
      - Мы возвращаемся назад, - сказала Ольга, не глядя на него.
      - И куда это - назад?
      - Назад, к вашему Черному Паше! К вашему хозяину, которому вы прислуживаете! В его грязную нору, где он прячет свои жертвы! - выкрикивала Ольга в лицо Флинту.
      - У меня нет хозяина, - хладнокровно отпарировал он, по-прежнему глядя на море, будто девушка и не существовала вовсе. - Я - сам себе хозяин.
      Он бесцеремонно оглядел её и усмехнулся.
      - Небось, кажетесь себе героиней? Эдаким Спартаком в юбке? Восстание рабов, ха-ха! Что вы забыли в лагере Черного Паши?
      - Там остались мои друзья.
      - Какое романтическое благородство! Умеете представлять, ничего не скажешь! Я, когда вас впервые увидел, тоже чуть было на удочку не попался: так вы казались непохожей на других! Но прав был Шекпир: "Когда чертям чернейший нужен грех, они сперва нам шлют небесный образ..."
      - Да что я вам плохого сделала?!
      - Вы - такая же, как все женщины, подлые и гнусные создания... Кто вам рассказал о моей любви к Агнии? Кто дал вам право так жестоко шутить надо мной? Сообщить о её мнимой смерти... Вы видели её могилу?
      - Я? Нет... - растерялась Ольга. - Я просто знаю... Знаю, и все!
      - Откуда? Я мог бы ещё поверить в предчувствия близкого человека. Но постороннего?! Вы лжете!
      Ольга не нашлась, что ответить. "Действительно, откуда ко мне вдруг пришла мысль об Агнии? - попыталась разобраться она в происшедшем. Я посмотрела на Флинта и подумала: что с ним такое случилось? И я увидела вначале их двоих - влюбленных и счастливых, а потом её, лежащую в гробу, и чей-то шепот: "Умерла от скарлатины". Ну как это объяснить ему? Любой нормальный человек на его месте заподозрил бы неладное. Знала Агнию? Не знала. Видела могилу? Не видела".
      Княжной овладело глубокое уныние: ну что она такая невезучая?! Такая к жизни неприспособленная! Дядю - единственного близкого человека - потеряла. Замужем побыла всего один час. Казалось бы, чудесный дар в себе открыла: предвидеть будущее, заглядывать в прошлое. А что это дало людям, кроме неприятностей? Гельмуту предсказала смерть, Флинту - могилу любимой... Она забралась с ногами на скамью в корме лодки. Кругом вода, ветер, волны, опасность, а там, на дне, тихо, спокойно. Перегнись через борт - несколько мгновений, - и все кончится!
      У неё закружилась голова. Показалось, в воде что-то мелькнуло. Оттуда, из самой глубины моря, будто что-то поднималось. И вот вначале смутный, а потом все более отчетливый возник крест над чьей-то могилой.
      - Флинт, идите сюда! - крикнула она, и моряк, закрепив руль, не спеша подошел.
      - Посмотрите на воду, - шепотом сказала Ольга.
      Флинт хмыкнул и повернулся было, чтобы отойти, но она схватила его за руку.
      - Подождите, вы же сами спрашивали... Про могилу Агнии... Смотрите!
      - Но я ничего не вижу!
      - А вы не спешите. Вспомните Агнию, какая она была. Думайте и смотрите на воду. Видите белый крест над могилой? Какая-то надпись и ниже - год смерти...
      - Агния Мелешко, - прошептал Флинт. - Тысяча девятьсот семнадцатый год... Значит, это правда!
      Флинт покачнулся и вдруг сполз вниз, уткнувшись Ольге в колени. Плечи его затряслись от рыданий. Сердце девушки дрогнуло от жалости к его горю. Она гладила его по голове, а он целовал её руки и что-то бормотал...
      Она не сразу заметила, как стали сухи и горячи его поцелуи, как все крепче обнимали сильные цепкие его пальцы; как Флинт поднялся с колен и вдруг поцеловал Ольгу в губы коротким жгучим поцелуем.
      - Агния!
      Девушка с силой оттолкнула его от себя.
      - Успокойся, Флинт, я не Агния. Агния умерла.
      Он резко отшатнулся и недоуменно провел рукой по глазам.