Артем лишь молча сжал зубы. Я знала, что такие случаи он и сам болезненно переживает. Злится от собственного бессилия: что может сделать он - водитель автомобиля, хоть и большегрузного?
      Мне вспомнился его рассказ об одном селе средней полосы, возле которого они с Сашкой как-то поломались. Поздним вечером оба ходили из дома в дом и нигде не могли отыскать трезвого мужика, чтобы усадить его за трактор.
      Не лучше выглядели и их хмельные, зачуханые жены. Артем, рассказывая, скрежетал зубами, а я старалась его успокоить: может, этот поселок единичный случай? И мысленно досадовала, что он беспокоится о судьбе страны, вместо того, чтобы лишний раз подумать о своей семье. Говорят же англичане: мой дом - моя крепость, а там хоть трава не расти. Вон даже один из французских Людовиков говорил: после нас хоть потом. Король, между прочим, а тут - простой шофер! Повторяла любимое выражение мамы и, кажется, проникалась мыслью, что она все-таки права, мы не пара.
      Ты помнишь, как все начиналось? Может, с этого? С моего нежелания понять озабоченность мужа, попытка свести его интересы к минимуму. Мол, всяк сверчок знай свой шесток, и нечего строить из себя государственного мужа... Какой же, оказывается, стервой я была!
      Сытый голодного не разумеет. Наша семья жила благополучнее многих, и мне не хотелось забивать себе голову размышлениями о чужих несчастьях. Я объясняла себе его волнения - а заговаривал он об этом не однажды спецификой работы шофера: сидит себе, крутит баранку, мозги у него не заняты, вот и размышляет о том, о сем. Мало ли на свете таких философов!..
      Я кивала: понятное дело, страна нищает и спивается, - о чем ещё можно говорить в супружеской постели? У нас на работе тоже куча проблем: подскочили цены на полиграфические услуги, выросла цена бумаги, упал тираж - да мало ли о чем я могла бы беспокоиться. Но муж моими делами отчего-то не интересовался. Или я сама предпочитала ему о них не рассказывать, считая, что он не поймет?
      Артем стал все чаще мотаться по стране, туда-сюда, и теперь почти не бывал дома.
      - Не отказываться же от живых денег! - хмуро отбивался он от моих претензий. - Ты даже не представляешь себе, сколько ребят сидят сейчас без работы! Выкупили "камазы", а они себя не оправдывают. Спасибо, у нас генеральный директор - гений рынка, ухитряется находить для нас заказы, а то бегали бы, на хлеб занимали...
      Но мне почему-то казалось, что дело вовсе не в деньгах, из-за которых Артем отказывался от домашнего тепла. Неужели оно ему вдруг надоело? И я перестала быть для него желанной женщиной? Кажется, я повторяла себе одно и то же. Рисовала картины прежней семейной идиллии. Полно, да была ли она...
      В этом году наши дети окончили второй класс, и теперь, наверное, свекор со свекровью отвезли их в лагерь на Черное море. Хотя наш рейс должен был продлиться не больше недели, на всякий случай я договорилась и со своей родной матерью, чтобы в воскресенье съездила с отцом, навестила внуков.
      Артем включил приемник погромче - Алла Пугачева пела нашу любимую "Любовь, похожая на сон".
      - Саша проснется!
      - Не проснется. Раз мотор гудит ровно, он будет спать, как пожарник.
      - Понятное дело, он такой здоровяк. Только коснулся подушки, и уже заснул.
      - Санька - вовсе не здоровяк. Он таким кажется. По-хорошему, ему давно пора завязывать с дальними рейсами. Но каждый раз, только он об этом подумает, в семье случается что-нибудь непредвиденное: то выходит из строя старый холодильник, то дочь замуж собирается. А у него сердце барахлит. Без таблеток и сердечных капель он уже в рейс не ездит.
      - Но это же опасно! Что, разве у вас в автохозяйстве нет врача? Никто за здоровьем водителей не следит?
      - Врач есть, но Санька хитрован ещё тот! Зубы может заговорить любому.
      - Разве можно заговорить электрокардиограмму?
      - Нет, конечно, он всего лишь каждый раз дает слово медикам, что этот рейс последний, что он все понимает, что у них тоже работа нервная, но ведь семью без заработка не оставишь... Самых строгих он внаглую покупает.
      - И медики за такое берут деньги?!
      Мое недоумение искреннее. Из головы упорно не желает выходить стереотип этакого неподкупного врача, который заботится о здоровье пациентов даже вопреки их желаниям...
      - Что же делать, если они нищенствуют вместе со всей страной? Их семьи тоже есть хотят!
      Артем снизошел к моей наивности, а у меня невольно вырвалось:
      - Какой кошмар!
      За нашими спинами на спальнике раздалось презрительное фырканье.
      - Растрепался! А ещё друг называется!
      - Саша! Я же никому не скажу, - попыталась успокоить я разгневанного напарника.
      - Да не слушай ты его! - отмахнулся Артем. - Это он так, понтуется.
      - По-твоему, я должен уйти с дороги и усесться где-нибудь у пивной на лавочке, как старый дед, и ждать, когда молодые кружку пива поднесут?.. И вообще, уступи мне руль!
      - Тебе же ещё время отдыхать!
      - А я был должен!
      Он скользнул за руль, и некоторое время мы сидели на сиденье втроем.
      - Белка, может, полезешь, подремлешь?
      Я отказалась. Ехать в рейс, чтобы отсыпаться? Это можно сделать и дома, на кровати, когда мы вернемся.
      - Не хочешь, как хочешь, тогда я полезу.
      Артем подтянулся наверх.
      А я все смотрела на дорогу, и то тут, то там подмечала признаки разрушения огромного хозяйства страны. Там темнел ржавый остов брошенного, ободранного трактора. Здесь открывала щербатое нутро, похоже, в прошлом молочная ферма... И поля, на многие километры поля, заросшие сорняками. А Дума все продолжает спорить, продавать землю или не продавать. Давно ведь известно: общая, значит, ничья...
      О чем это я? Разве совсем недавно не осуждала я Артема за точно такие же рассуждения? Разве не считала себя для этого слишком маленьким винтиком?
      Я посмотрела на руки Саши, держащие руль. Если обращать внимание только на них, создается иллюзия, будто они живут сами по себе. Но стоит перевести взгляд повыше, и увидишь напрягшиеся желваки, сузившиеся глаза, взглянешь опять на руки - побелевшие от напряжения костяшки пальцев значит, на дороге что-то неладно. Разгладилось лицо, расслабились пальцы все в порядке. Чем не агрегат: глаза-мозг-руль-руки...
      Сашу мое внимание к нему веселило. Он ведь свои действия на отдельные операции не делил, а реагировал всем организмом, и в считанные секунды.
      - Хочешь подержать? - внезапно спросил он.
      - Что?!
      Вопрос Саши застал меня врасплох; я даже подумала, так ли его поняла? Не может же он доверить мне руль машины с таким ценным грузом?
      Напарник мужа с усмешкой посмотрел на меня.
      - Что! - передразнил он. - Неужели имея за спиной такого амбала, как твой муж, я решился бы предложить тебе что-нибудь, кроме руля?
      - А как, - все ещё не верила я, - на ходу?
      - Нет, сейчас я все брошу и буду останавливать машину только для того, чтобы ты могла за руль подержаться.
      - Санек, зачем ты это делаешь? - спросил, казалось бы, безмятежно спящий Артем.
      - Мало ли, - неопределенно хмыкнул Саша. - А ты-то чего вскинулся? Забоялся, что соблазню твою Белку? Я могу, я отчаянный... Сам же хвастался, что она получила права.
      - Получила. Нашу "шестерку" водит. Замечаний нет.
      - Вот и спи себе. Я же сказал, надо будет, разбужу. И не вмешивайся в наши женские дела. Правда, Белочка?
      - Правда! - невольно прыснула я.
      И меня неожиданно, безо всякой подготовки усадили за руль машины, одни габариты которой вызывали у пешеходов и водителей легковых машин благоговейный ужас. В моем мозгу тут же красным светом запульсировало табло: "Не справишься с управлением!" и под ложечкой появился неприятный холодок.
      Саша перебравшийся на сиденье рядом со мной, слегка придерживал рукою руль и успокаивающе приговаривал:
      - Все идет нормально. Не нервничай. Дыши спокойно. Что ты вцепилась в руль, будто хочешь его оторвать?
      Это вцепилась не я, а мои руки. Прикажи я им руль бросить, они меня не послушают - слишком силен страх. Даже спина у меня взмокла от напряжения.
      - Саша, пожалуйста, - чуть не плакала я, - возьми руль, я больше не могу!
      Мне уже не удавалось совладеть с охватившей меня паникой; Габариты "жигулей" я научилась чувствовать, а здесь, кроме того, что я сидела будто на спине слона, я не могла найти управы на хвост фуры, который болтался будто сам по себе.
      Хорошо хоть, мы свернули на дорогу, куда менее оживленную, чем прежняя трасса. Две другие машины отправились прямо, а мы со своей клубникой повернули налево...
      - Вот еще! - ухмыльнулся Саша в ответ на мой тихий крик. - Взялась за гуж, не говори, что не дюж.
      К счастью, первым не выдержал мой муж. Он-то знал меня хорошо и понял, что мой испуг нешуточный.
      - Подвинься! - хмуро бросил он другу и ещё некоторое время держал свои руки на моих, пока я не успокоилась и не отцепилась от руля. - К чему, скажи, такие игрушки?
      - Что-то сегодня мотор у меня растарахтелся! - лицо Саши исказилось, и он стал, уже не скрываясь, массировать левую сторону груди.
      - Выпей лекарство и отдохни, - мягко проговорил Артем. - Термос с чаем возьми.
      Саша покорно полез на спальное место, и вскоре по кабине пополз запах, похоже, корвалола - мой папа иной раз его пил.
      - Гусар чертов! - ругнулся Артем. - Не мог сказать сразу. Белку что ли стеснялся?
      - Дело даже не столько в моем моторе, - некоторое время спустя заговорил Саша, - а в том, что я жопным местом чувствую запах горелого...
      - Ты только теперь его почувствовал? - закаменел лицом мой муж.
      - Паршиво, что и тебя в эту аферу втянул, - бормотнул, не отвечая на его вопрос Саша.
      - Думаешь, если у тебя сердце прихватит, я не смогу за рулем просидеть пару суток? Да если хочешь знать, когда я служил...
      - Знаю, знаю, - голос друга повеселел; кажется, боль его отпустила. Были когда-то и мы рысаками...
      Он довольно рассмеялся.
      - У меня мотор, кстати, чистый барометр...
      - Я в курсе, - кивнул Артем.
      - Вот посмотришь, скоро дожди опять начнутся!
      Предсказание Саши не заставило себя долго ждать - мы опять въехали в полосу дождей. Саша передохнул часа три и опять, несмотря на возражения Артема, сел за руль. Друзья-водители, сменяясь, вынуждены были ехать на пониженной скорости.
      Пообедать мы решили как следует и машину остановили не у придорожного кафе, а у похожего заведения некоего районного центра, которое по вечерам играло роль ресторана. Дизайн кафе наверняка создавал какой-нибудь заезжий оформитель, сделано все было с претензией, под "модерн", как и цены. А вот качество приятно удивило. Да и обслужили нас быстро - Артем попросил. Саша оставался в кабине. Мало ли что, решили мы. Слишком ценный у нас груз, чтобы оставлять его без присмотра.
      Шоссе, по которому мы ехали, могло считаться мало оживленным, но близость к нему сел создавало для машин дополнительные трудности - трактора и прочий сельский транспорт тащили с грунтовых дорог огромные комья глины, тут же давя её колесами и траками.
      Саша веселый и, пожалуй, излишне бодрый опять сел за руль, несмотря на возражения Артема. Но мой муж тоже устал - последние сутки он почти не спал, и, забираясь на спальник, пробормотал:
      - Я посплю пару часов, не больше, слышишь, Санек? Давай нагрузку тебе временно снизим, пока ты не придешь в норму.
      - Спи, Решетняк, тоже мне, доктор выискался! Нагрузку он мне будет дозировать... Какая все-таки зараза эта глина, - проговорил он некоторое время спустя, выкручивая руль, - скользкая, коварная. Машину так и ведет!
      Теперь он не отводил глаз от дороги. И хотя опять подпевал транзистору, постукивая по рулю, я чувствовала его напряжение.
      - Ничего, прорвемся! - успокаивал он скорее себя, чем меня. - Мы жители дороги, наше дело такое: рули себе, да рули...
      Я не сразу поняла, что случилось. Почувствовала только, что машину тряхнуло, развернуло, увидела белые пальцы Саши на руле и перекошенное болью его лицо...
      Глава шестая
      "Жигули" ещё как следует не затормозили, а я уже вскочила и побежала к... кто же он - старшина, ефрейтор? Пожалуй, по знакам отличий я могу определить лишь сержанта, и то потому, что именно сержант останавливал нашу фуру на дороге, чтобы получить причитающуюся взятку и заодно попортить кровь водителям.
      Но сейчас не до тонкостей.
      - Миленький! - запричитала я перед "гаишником". - Помогите! У нас в машине человек без сознания, ему нужна "скорая помощь"!
      Надо отдать должное этому молодому пареньку: он не стал медлить ни секунды, бросился к милицейской машине с включенной рацией, уточняя на ходу:
      - Что с ним?
      - Сердечный приступ.
      Я вернулась к легковушке.
      - Сейчас приедет "скорая".
      - Знаю я их "сейчас"! За это время трижды умереть можно будет! недовольно проворчал водитель "жигулей". - Меня люди ждут! Я и так оказал вам любезность, подвез, теперь и вы пойдите мне навстречу.
      Я понимала его раздражение: остановили на дороге, упросили подвезти потерявшего сознание шофера-дальнобойщика. За такое, вроде, и деньги брать неудобно. А он торопится! Водитель легковушки уже раскаивался, что поддался минутному порыву.
      - Как, вы скажите, я могу пойти вам навстречу?
      Прочитав растерянность на моем лице, он понял, что со мной "каши не сваришь", и вышел из машины, громко хлопнув дверью.
      - Ну положите его куда-нибудь, - вроде ни к кому не обращаясь, пробурчал он. - Почему ему нужно непременно лежать в моей машине?!
      Я посмотрела на него виноватыми глазами, но про себя решила, что глупо сейчас мне бегать и искать, куда положить обеспамятевшего Сашу. Раз уж так случилось, придется мужику потерпеть.
      У меня до сих пор в ушах стоял звон после того, как наша фура с ранней клубникой вдруг развернулась на шоссе, на полном ходу. Ее забросило влево, раздался сильный удар, грохот. Стегнул по ушам визг тормозов. И наступила тишина. Оглушительная.
      Артем, который отдыхал на спальном месте, слетел вниз и приподнял лежащую на руле голову напарника. Она безвольно упала обратно.
      - Санек! - горестно прошептал он, а у меня заныло в дурном предчувствии сердце. Ведь до этого мне показалось, будто Саша опустил голову просто от усталости.
      Оглушенная и побитая - меня несколько чувствительно садануло о переднюю панель и дверцу - я выскочила из машины, чтобы выпустить Артема. Он обежал кабину и вытащил Сашу на воздух. Тот так и не пришел в себя.
      А потом мы остановили этого самого частника, который сейчас так нервничал в ожидании "скорой".
      - Саньке повезло, - тогда облегченно выдохнул Артем, - на этой дороге попутного транспорта можно ждать часами.
      Шофер "жигулей", быть может, и не собирался останавливаться, но сделать это пришлось. Мой муж просто перекрыл ему путь собой.
      - Братишка, помоги! Напарнику стало плохо, нужна "скорая". Довези его до ментуры, они сами медиков вызовут.
      Если обращать внимание только на слова, то в них звучала просьба, но тон, с которым Артем просьбу высказывал, был требовательным, почти приказным. И почему-то отказать ему водитель не посмел.
      Артем поднял Сашу на руки и осторожно уложил на заднее сиденье машины.
      - Езжай, Белка, - непривычно нежно сказал он мне и посмотрел в глаза долгим взглядом. - Сделай для Саньки все, что нужно. Любой ценой.
      И он сунул мне в карман легкой куртки пачку пятидесятирублевок.
      Но я не растрогалась. Не "повелась" на его нежность. Это он всегда умел: заставить окружающих работать так, как ему надо. Но при этом мелькнула мысль, что из него вышел бы прекрасный руководитель производства, если бы я хоть немного думала о будущем, не "залетела" бы в девятнадцать лет и не закрыла бы ему рождением наших "двойняшек" дорогу к высшему образованию...
      Садясь в легковушку, я ещё раз окинула взглядом то, что оставалось Артему в "наследство" от катастрофы. Фуру не просто развернуло. Прицеп не просто ударило о дерево. Он вообще оторвался, и бог знает, каким способом Артему удастся поставить его на место.
      - Хорошо хоть не перевернулся, - только и сказал он.
      Я подумала о предстоящих мужу трудностях, а что он подумал обо мне? Неужели я не сделаю для Саши всего, что смогу и без его показной нежности?! Ее вообще между нами давно уже не было!.. Почувствовав, что опять завожусь, я постаралась об Артеме больше не думать. Даже тогда, когда он подсаживал меня на заднее сиденье, где я должна была поддерживать обмякшее тело его друга...
      Между тем, пока мы ждали "скорую помощь", водитель легковушки, как человек, принявший нужное решение, подошел к "гаишнику" и стал что-то убедительно доказывать, ловко всовывая тому в карман денежную купюру. То есть, я не могла с полной уверенностью сказать, что это именно деньги, но вряд ли он дарил автоинспектору свою фотографию.
      Тот подошел ко мне.
      - Женщина!
      Почему-то я всякий раз вздрагиваю от такого обращения. Великий и могучий русский язык, выплюнув из обихода безполое слово "товарищ", как в свое время "сударыня" и "госпожа", никаким другим обращением так и не пополнился. Так что теперь мы обращались друг к другу в зависимости от наличия первичных половых признаков...
      - Женщина! Видите, справа от входа в будку есть лавочка? Положите на него вашего больного. Мужчина торопится. Он ведь не отказался подвезти? У вас есть к нему претензии?
      - Претензий у меня нет.
      - Вот и хорошо.
      Шофер-частник подвез нас до поста ГАИ - или как теперь это называется ГИБДД. По-моему, это название не прижилось. По крайней мере, шоферы со стажем так и называют автоинспекторов "гаишниками". Неужели это хуже, чем "гиббоны"?
      Этот автоинспектор сегодня на посту один-единственный, так что пришлось ему вместе со мной - разве не за это он получил плату! вытаскивать из машины Сашу и укладывать его на лавочку.
      Частник незамедлительно уехал, а милиционер принес мне какой-то старенький бушлат.
      - Вот, положите ему под голову.
      Он ещё некоторое время постоял подле меня, видимо, испытывая некоторую неловкость от того, что взял деньги за услугу, никак его в моих глазах не красящую. Но я не слишком переживала за него: судя по хватке, этот молодой волчонок скоро избавится от молочных зубов неких предрассудков, вроде угрызений совести...
      - Это ваш родственник? - потоптавшись рядом, спросил постовой.
      - Напарник мужа. Дальнобойщик.
      Почему вдруг мне стало нравиться это слово, которое я прежде произносила с некоторым снисхождением?
      Автоинспектор кивнул и отошел прочь как человек, сделавший свое дело. Я присела на лавочку в ногах Саши. За все время пути он даже не пошевелился. И до сих пор странно неподвижен. Я не представляла себе, чем ему можно помочь?
      Помнится, когда я сама сдавала на права, в правилах об этом что-то говорилось, но как я ни напрягала память, ничего путного на ум не приходило.
      "Скорая" приехала примерно через полчаса. Молодой врач стремительно выскочил из машины и подошел к милиционеру, который уже сопроводил его к нашей скамейке.
      Врач с непроницаемым лицом взял руку Саши за запястье, некоторое время подержал на весу и небрежно опустил. Потом приподнял веко и, не сказав ни слова, пошел прочь.
      - Куда вы?! - от неожиданности я не сразу пришла в себя и лишь спустя несколько мгновений бросилась следом за медиком, который и не подумал сбавлять шаг.
      - Мы трупы не возим, - небрежно бросил он на ходу.
      - Какие трупы? - испугалась я. - Саша... он водитель. Ему стало плохо. У него сердечный приступ!
      - Будете объяснять мне, отчего умер больной? - врач наконец остановился, наверное, от возмущения. - Скорее всего, обширный инфаркт. Вскрытие покажет. Скажите ментам, пусть вызовут труповозку, у нас рация на передаче барахлит...
      Я вдруг перестала его слышать. И вообще все звуки вокруг. Казалось, моя голова превратилась в колокол, а кровь затвердела огромным комком, который колотил изнутри по черепу: бум, бум, бум... А потом все исчезло.
      Я вынырнула из омута беспамятства и как сквозь вату услышала голос женщины.
      - А вы говорили, будто она умершему посторонняя.
      - Она сама так сказала. Вроде, это - напарник её мужа. Будете забирать женщину с собой?
      - Зачем?
      Я почувствовала боль в руке, из которой вытащили иглу шприца. - У неё обморок. Полежит, и все пройдет. Бедные мы бабы! От таких нервных нагрузок и слон с ног свалится. Выходит, она в рейс с мужем поехала? Наверное, решила таким образом проследить, как он себя ведет, с кем ездит. Вы, мужики, такие кобели, что следи, не следи, все равно свое возьмете!.. А вот мы и очнулись!
      "Медсестра", - поняла я и попыталась улыбнуться участливому взгляду.
      - Тоже сердечко пошаливает?
      - Раньше никогда такого не было.
      - Когда-нибудь все случается впервые, - произнесла она сакраментальную фразу и выпрямилась как бы по частям. - Вот и у меня первый звонок. Остеохондроз предупреждает: гиподинамия опасна для вашего здоровья. Мол, больше двигайся, милочка!
      - А где Саша? - спохватилась я.
      - Никуда ваш Саша теперь не денется, - медсестра похлопала меня по руке. - Сейчас приедет машина, заберет его. Сообщите им только сведения об умершем...
      Она помогла мне подняться с носилок, на которые меня уложили, когда я потеряла сознание.
      Умерший! Какое страшное слово! Мне его ещё предстоит осмыслить. Только что был по виду здоров, пел и смеялся, разговаривал, и вот, его... больше нет на свете! Как же я скажу об этом Артему? Умер его напарник, друг, с которым они проехали вместе не одну тысячу километров. Наверное, временами они были ближе друг другу, чем кровные родственники.
      Я потеряла счет времени, потому что опять пришлось ждать... язык не выговаривал это слово! - труповозку.
      Пришла машина марки "уазик", именуемая в просторечье "буханкой". В неё погрузили тело Саши, и некто - то ли санитар, то ли сопровождающий записал в карточку данные на Сашу, сведения о нас с Артемом, обстоятельства смерти...
      Отвечала я машинально, и потом не смогла воспроизвести все, что мне пришлось говорить, потому что напавший на меня ступор никак не желал проходить.
      Через некоторое время на пост ГАИ-ГИБДД приехала патрульная машина. Куда-то она выезжала. Может, по своим личным делам.
      Молодые ребята - они неожиданно проявили обо мне заботу - решили подвезти прямо к вышедшей из строя фуре, где должен был ждать меня Артем. Точнее, так распорядился лейтенант, на посту старший по званию, но никак не по возрасту, вот шофер патрульной машины меня и подвез.
      Собственно, задерживаться он не стал. Высадил, пожелал счастливого пути и уехал. А я подошла к нашему "камазу".
      Артему каким-то образом удалось поставить на место прицеп и теперь он, усталый, сидел в кабине, открыв дверцу и свесив меж колен испачканные в мазуте руки.
      Увидев меня, он поспешно спрыгнул с подножки и подошел, чтобы обнять меня. Я уткнулась ему в плечо, как кислородом подпитываясь родным запахом, густо настоянным на бензине и ещё чем-то техническом.
      - Представляешь, тут рядом есть колхоз, совсем близко. Ребята оказались такие отзывчивые. Приехали на машине - у них передвижная мастерская. Поставили прицеп на место. Даже деньги брать не хотели, но потом передумали: давай, говорят, на две бутылки. Повезло!
      Он радостно бормотал это мне в затылок, а я вцепилась в него и боялась оторваться, чтобы посмотреть в глаза. Сегодня повезло не всем! А ещё я боялась заплакать, зареветь, завыть белугой.
      Артем почувствовал неладное и слегка отодвинул меня от себя, чтобы вглядеться.
      - Белка, ты же бледная, как смерть! Устала? У Саньки что-то серьезное?
      - Серьезнее не бывает, - прошептала я непослушными губами. - Он умер.
      - Я знаю, Белка, ты устала, - строго выговорил мне Артем. - Я тоже устал. Тебе пришлось несладко, но так говорить нехорошо. Ты же знаешь, как я отношусь к Саньке...
      Он мне не поверил! Продолжал смотреть на меня с укоризной, но и с долей сочувствия. У него в голове не укладывалось, что его друг мог умереть.
      А, может, сразу и поверил, но потом стал моему сообщению сопротивляться. Как ребенок! Он не хотел, чтобы так было, и думал, что его нежелания для этого достаточно...
      - Нам осталось совсем немного, - опять с прежними нотками любящего мужа проговорил Артем. - Чуть больше трехсот километров. Ты сейчас ляжешь, поспишь, а когда проснешься, мы уже будем на месте...
      - Саша умер, - повторила я.
      От непривычной суетливости мужа, от его боязни поверить в страшную весть, я полностью пришла в себя. Потому, что все это я уже пережила. И ничего странного не видела в том, что ненадолго могу быть сильнее моего мужественного супруга...
      По щеке Артема поползла слеза. Лицо его сделалось странно неподвижным, потому казалось, что слеза - всего лишь предательская слабость глаз, а не самого Артема. Я впервые увидела, как муж плачет, и у меня больно сжалось сердце.
      Он рванул ворот рубашки, словно ему стало нечем дышать и покачнулся, так что я бросилась его поддержать, но он странно искривил рот не то в улыбке, не то в гримасе и высвободился из моих поддерживающих рук, как если бы устыдился своей слабости.
      Не говоря ни слова, он повернулся и пошел к машине, чтобы опять сесть на место водителя и замереть в прежней позе.
      - Темушка! - я уткнулась ему в колени. - Темушка!
      И больше ничего не могла сказать, потому что сама расплакалась. Та, которая собиралась быть сильнее.
      - Санька! Умер! - раздельно произнес Артем, будто пробуя на вкус ранее неприменимое к другу слово. - Не могу поверить... Мы возьмем его с собой... На обратном пути...
      - Конечно, родной!
      Речь Темки была отрывистой, горячечной; он говорил, словно старался убедить себя в случившемся. И меня. И друга, который никогда ему больше не ответит.
      - Давай переночуем в машине, а с утра пораньше поедем, - предложила я.
      Мне казалось, Артем подавлен, разбит и не сможет доехать до места по этой коварной дороге, которая своей мнимой покладистостью - малооживленным движением и обещанием сократить путь почти на сто километров - заманивает шоферов в ловушку и глотаем вместе с машинами, точно прожорливая анаконда.
      - Нет, - твердо покачал головой Артем. - Председатель колхоза позволил мне воспользоваться телефоном, и я позвонил Валерии. Она будет ждать. Машину пообещала разгрузить в любое время дня и ночи... Не беспокойся, я буду очень осторожен.
      Лицо его опять омрачилось, но ненадолго. Теперь на нем появилась решительность. Слава богу! Артем, расслабившийся до слез, меня испугал.
      А ещё я вдруг поняла, что душа моего мужа вовсе не пребывала в безмятежности, как он в последнее время упорно пытался мне показать. Вроде, ему все равно и на все наплевать. Нет, он был растерян и будто говорил самому себе: "Ну вот, теперь ещё и это!"
      Это - неудавшаяся личная жизнь? Прежде мы бы кинулись друг другу в объятия, а теперь он держал меня на расстоянии и даже не позволял утешать себя как прежде.
      Опять мои мысли о наших отношениях. Умер Саша, - напомнила я себе. Нам ещё ехать триста километров. При том, что я - будто выжатый лимон, а мой муж от волнения не сразу даже смог осознать случившееся. К тому же, как мне кажется, он не видел во мне человека, с кем можно разделить эту беду. Неужели я представлялась ему этаким экскурсантом, которая поехала в рейс всего лишь хлебнуть жизненной экзотики?
      Друг проверяется в беде. Но Артем почему-то больше не считал меня своим другом.
      Если быть до конца честной, то я виновата перед своим мужем, но знать об этом наверняка он не может. То есть, о попытке с моей стороны "оглядеться и присмотреться к другим мужчинам".
      Капля и камень точит. Мамины постоянные разглагольствования о нашем с Темкой несоответствии таки сделали свое черное дело. Конечно, это не в коей мере меня не оправдывает, но, как говорится, прецедент был.
      Один наш автор пригласил меня в ресторан, где мы с ним вели жутко умные разговоры о преимуществах русской и американской литератур, о модерне, андеграунде и прочем, в то время, как мой муж как раз был в одном из рейсов.
      Моряки дальнего плаванья шутят, будто их жены поют известную песню "Голубка" на свой манер: "Где бы ты ни плавал, лишь бы ты плавал, милый!" Я знаю, что и некоторые жены дальнобойщиков не теряются в отсутствии мужей. Но чтобы этим занималась я?!
      А между тем, после выхода из ресторана я даже поцеловалась с этим, другим мужчиной. А потом бежала домой, не в силах стереть с губ чужой неприятный запах. Зачем я это сделала? Разве я разлюбила Артема? Иди мне было плохо с ним? Или он перестал быть для меня единственным мужчиной?
      Как бы то ни было, с того дня и начался разлад между нами. Словно Артем мог подсмотреть это мое свидание и дурацкий поцелуй, хотя я точно знала, что такого быть не могло.
      Почему-то я вовсе не чувствовала себя виноватой. Подумаешь, поцеловалась! Не изменила же. Устояла. Не дошла до края. Нашла в себе силы вовремя остановиться. И не думала о том, что изменив мужу мысленно, я открыла двери сквозняку, который теперь методично выдувал хранившееся между нами тепло...
      Артем молча крутил руль и всматривался в узкую, освещенную фарами полосу дороги. Этакую позолоченную дорожку средь царства тьмы. Темнота, как мне показалось, наступила внезапно. Как если бы кто-то сверху накинул на землю огромный светонепроницаемый платок.
      - Неужели все закончится так просто? - вырвалось у меня. - Приедем, сдадим груз, получим деньги и домой?
      - Разве Санька своей смертью не заплатил за эту простоту? - грустно заметил Артем, но уже без прежнего надрыва.
      Он вроде успокоился, но я знала, что горечь утраты будет преследовать его ещё долго.
      - Представляешь, - вроде оживился он, сознавая, что молчание в кабине становится почти осязаемой давящей силой. - Валерия, которая прежде по несколько дней заставляла нас ждать расчет, теперь уверила меня, что деньги уже готовы... Может, она не такая змея, как говорил Санька? Конечно, она хитрая торгашка, но кому, как не ей, понять, на какой риск мы пошли. Кто бы ещё отважился привезти ей фуру клубники! Каждый знает, какой беспредел творится на дорогах... Может, кто и отважился бы, но только за стопроцентную предоплату. Сейчас никто никому не доверяет. Нет, ей нет смысла убивать курицу, которая несет золотые яйца...