Возвращалась она в свой номер поздно вечером, с заветным пакетиком в руках, простившись с Астаховым у дверей отеля.
      Катерина улыбнулась портье, который так на неё пялился, что чуть не вывалился из-за стойки, поднялась по лестнице, напевая про себя почему-то "Интернационал".
      Она открыла ключом номер и вошла. Посреди комнаты, где аккуратной стопкой лежали коробки с игрушками, сидел в кресле... Петруша! Хирург Петр Игоревич Коровин.
      ГЛАВА 9
      Студент Ян Поплавский лежал в постели без сна, хотя профессор Подорожанский сказал бы, что для его возраста этот случай нетипичен. Если, конечно, не иметь в виду любовную тоску. Тоски не было. Он пытался ни много ни мало - осмыслить свою жизнь и решить наконец, куда ему дальше идти. Казалось бы, яснее некуда: Ян заканчивает медицинский институт, станет врачом. О чем тут думать? Иди да лечи! Но и раньше, пять лет назад, выйдя из материнского дома, он поставил перед собой цель: дойти до города и найти работу. А что получилось?
      Бог, дав ему удивительные магнетические силы, заодно, видимо, поубавил разума и теперь там, наверху, посмеивался, наблюдая, как носится с ними неразумный вьюнош! Поневоле вспомнишь изучаемого на рабфаке баснописца Крылова: "Петух нашел жемчужное зерно и говорит: куда оно?"
      Прошла неделя после его разговора с Головиным и чувствовалось, что своей идеей Федор увлекся всерьез; если Бог за семь дней создал Землю, то Федор за неделю создал "Лабораторию по изучению паранормальных явлений головного мозга", начальником которой и стал.
      Он ухитрился внести в списки работников Поплавского, и теперь приезжающему завтра профессору Подорожанскому Ян должен был объяснять, почему после окончания института не сможет работать вместе с ним, как прежде собирался.
      Несмотря на свой возраст, Алексей Алексеевич был романтиком и любил помечтать, как в паре с Яном они станут творить чудеса в хирургии. Только представить себе - дух захватывает: безошибочные диагнозы, в нужных случаях - операции без применения наркоза, быстрое заживление ран, мобилизация на борьбу с болезнями века внутренних сил организма!
      И в то же время Ян понимал, что даже в свои двадцать три года он был по сути точно недозрелый плод: с одного бока румяный, с другого - зеленый. Для того чтобы лечить других, надо было созреть самому.
      Он слишком долго плыл по течению - куда вынесет! Пора было определять свой путь. Если задуматься, он в неоплатном долгу перед Светкой: ведь это она добилась, чтобы он учился сначала на рабфаке, а потом и в медицинском институте. Чего греха таить, случались у него моменты, когда говорил себе: куда сунулся со свиным рылом в калашный ряд! До сих пор мог бы зарабатывать себе на хлеб сомнительными фокусами, к которым он пару раз прибегал, когда они со Светкой добирались в столицу.
      Он улыбнулся, вспомнив, как ночевал с нею в заброшенной конюшне, и как поначалу девчонка рядом с ним даже спать не хотела - уходила в другой угол. Она долго помнила погибшую Олесю, и не столько потому, что та была невестой Яна, сколько называя её единственной подругой своей с ангельским характером, какого ей самой никогда не иметь!
      Ночью Светка-таки переползла из своего угла к нему поближе. Не то чтобы совсем под бок, а притащила с собой клок прелой соломы и устроила себе гнездо, будто птичка какая.
      На сонный вопрос Яна: "Что случилось?" она ответила прерывающимся шепотом:
      - Там домовой!
      Ян посмеивался над нею дня три: домовой - и в конюшне! Наверняка это были обычные мыши.
      А насчет нехитрых фокусов, так Яну особо напрягаться и не пришлось. В одной деревне он "показал" солдатке, много месяцев не получавшей известий от своего мужа, что пропавший лежит в какой-то сельской больнице с сильной контузией. И командование не знает о том по причине отсутствия у раненого каких-либо документов, которых он не брал с собою, будучи отправлен в разведку.
      Солдатка на радостях, что муж жив, снабдила их недельным запасом продуктов.
      Неизвестно каким образом, но слух о парнишке-лекаре опередил их со Светкой, так что в соседней деревне странствующих юношу с девушкой ждал десяток баб со своими бедами: то головная боль, то несварение желудка, то пропавшие без вести сын или муж... И хотя Ян смог помочь не всем, не всем по<$Esize 8 {up 20 back 35 prime})дал надежду, заплечные их мешки существенно пополнились...
      Почему-то прежде он не придавал своим былым опытам особого значения: разве умение смотреть вдаль можно сравнить с умением лечить тело? А сейчас он подумал, что иногда лечение души дает несравнимо больший результат, чем лечение этого самого неразумного тела. Только вот здорова ли душа у него самого? А если здорова, то достаточно ли сильна?
      Внезапно он вспомнил Черного Пашу, и стыд облил его с макушки до пят! Строит из себя героя, а до сих пор панически боится обычного бандита. Подумал и поправился: необычного!
      Если ему самому удастся избавиться от страха, он сможет научить этому других. Наверняка общество будущего - это сообщество людей, свободных именно от страха! Вот над чем стоит работать и для чего нужно жить.
      Он заснул с легким сердцем человека, бесповоротно принявшего решение.
      Проснулся Ян от монотонного пения и, ещё не открывая глаз, понял: случилось нечто, из обычного ряда событий выбивающееся. Общежитские исполняли "Песнь каменного топора", ненормальное детище Поэта. Студенты исполняли её охотно, потому что слова было знать необязательно. Текст "Песни" постоянно менялся в соответствии с происходившими событиями, Поэт солировал, а остальные должны были подхватывать лишь припев: "Хой-йохо-йох-хохо".
      Итак, Поэт в длинных черных трусах, в валенках на босу ногу и толстом свитере, надетом на голое тело, грузинским манером ходил на цыпочках вокруг стола и пел:
      Я - каменный топор, хой-йохо, йох-хохо
      Веду разговор...
      После каждой строчки следовал припев, который студенты пели, сидя на кроватях с поджатыми под себя ногами, и дружно раскачивались в разные стороны.
      Поэт написал "Песнь" рано утром, и, так как выучить текст наизусть не успел, то, прохаживаясь вокруг стола, нахально косил глазом в свою тетрадь.
      О том, что у нас...
      Торжественный час...
      Один крокодил...
      Жениться решил...
      Надо сказать, что "Песнь" часто прибегала к аллегориям - главный участник события представал в ней каким-нибудь экзотическим животным.
      - Интересно, в прошлый раз Скальпеля хоть слоном обозвал! - возмутился до того глупо улыбавшийся Знахарь. - Как ни говори, животное благородное... А меня-то за что?
      - Ни за что! - беспечно пожал плечами Поэт. - Просто "слон" рифмовалось с "он", а "он" был тот, кто не сдал зачет по педиатрии.
      - Ушам своим не верю! - подскочил на кровати Ян - с него в момент слетели остатки сна. - Знахарь, ты решил жениться? Не секрет - на ком?
      - На Зое, конечно - кого ещё он столько дней пожирал глазами, вмешался Суслик. - Ходил-ходил, пряники Виринеи пожирал, но уже ртом, а чем отблагодарил?
      - Чего это я должен её благодарить? - удивился Знахарь. - Разве она Зайке мать?
      - Слыхал, Зайкой её называет! Что ж она, для тебя девушку прикармливала? Небось, все профессора женить мечтает!
      - "В одну телегу впрячь не можно коня и трепетную лань"! - важно произнес Поэт.
      - Когда нужно сказать умную вещь, ты цитируешь классиков, а для какой-нибудь ерунды, вроде "йох-хо-хо", пачкаешь бумагу лично! - Суслик, как всегда, "раздал всем сестрам по серьгам".
      - Погодите! - Ян завернулся в одеяло, потому что в комнате общежития было лишь немногим теплее, чем на улице. - Ты же сам говорил, что в деревню она не поедет!
      - Зайка сказала: если не мы, то кто?
      - Ах, какая девушка! - зацокал языком Поэт.
      Ян посмотрел на сияющего Знахаря и в который раз подумал, как плохо он разбирается в людях! Всех девушек, за небольшим исключением, он считал глупыми от природы. По его понятиям, они были чересчур эмоциональны: без причины хохотали, без горя плакали, требовали к себе какого-то особого отношения...
      Любили они, конечно, парней статных и красивых, каковым Знахаря, при самом добром отношении к нему, никак нельзя было назвать! Нос картошкой, подстриженные под горшок соломенные волосы. Правда, у него обаятельная белозубая улыбка, доброе сердце и хороший характер, но это могло бы привлечь к нему внимание какой-нибудь дурнушки. О Зое-то такого не скажешь!
      - Рад я за тебя, Петька, честное слово! - хлопнул друга по плечу Ян. Думаю, и ребята рады: нашли друг друга два хороших человека. Дай вам Бог счастья!
      Знахарь от чувств даже прослезился.
      - Спасибо, Янко! Вы не представляете, братцы, как я счастлив!
      - Дела-а, - протянул Поэт, неловко сгребая со стола тетрадь. - Монах молчит-молчит, а потом как заговорит... После него и поэзии сказать нечего!
      - А когда вы поженитесь?
      - Завтра и распишемся. Будем жить пока в Марьиной роще. С бабкой, у которой Зоя комнатку снимает, мы уже договорились. Добираться, конечно, далековато, но ничего, мы - люди молодые...
      - Слушай, Знахарь, может, мы в столовой соберемся? - предложил Суслик без тени ехидства. - Здесь-то у нас не развернуться, а вдруг кому потанцевать захочется?.. Я мог бы договориться...
      - Да откуда у Знахаря деньги? - вмешался Немой, которого и прозвали так за нежелание использовать в общении разговорную речь; даже экзамены он ухитрялся сдавать с минимумом слов. - Он же все в деревню отсылает!
      - Что это делается?! - Поэт потрясенно плюхнулся на свою кровать. Немой заговорил! Прямо знамение какое-то накануне свадьбы...
      - Помолчи, - остановил его Ян, зная, что, в отличие от Немого, Поэт может без подготовки говорить часами. - Я могу дать деньги на свадьбу. Копил тут для одного дела, да ладно...
      - Спасибочки, - растрогался Знахарь, - а только и мы не лыком шиты. Отцу-матери отправлял, верно, а и себе про черный день откладывал...
      И осекся, услышав дружный хохот студентов.
      - Тьфу ты! - сплюнул он, посмеиваясь. - Воистину, мужик ражий, а язык вражий: прежде ума рыщет, беды ищет! Спасибо тебе, Суслик... Глеб! Мне-то самому и в голову не пришло. Свадьбу, конечно, по-людски сыграть надо, как-никак раз в жизни...
      - Скажи своей, - ворчливо буркнул Суслик, - пусть подруг пригласит. Может, попадется какая... поменьше!
      Следующий день у Яна был заполнен так плотно, что между важными делами не пролезло бы и самое маленькое дельце. С утра - практические занятия в институте. Днем - знакомство с лабораторией Головина. Вечером - свадьба Знахаря и Зои. А после лаборатории и до свадьбы он должен был сопроводить на вокзал Виринею Егоровну, чтобы вместе с нею встретить профессора Подорожанского.
      Лаборатория Головина разместилась в большом трехэтажном здании, по странному совпадению недалеко от известного ему заведения на Лубянке. Но как только Ян в ней оказался, он сразу забыл о неприятном соседстве.
      То, что Головин называл лабораторией, даже отдаленно не напоминало помещений с аналогичным названием, которые Ян до сих пор видел. Здесь не было стен, покрытых изразцами, колб, мензурок и прочих стеклянных сосудов.
      А были две небольшие комнаты, в меньшей из которых стояли письменный стол, упрятанная за ширмой кушетка. В большей посреди комнаты лежал, по-видимому, дорогой, хотя и несколько потускневший от времени ковер. У стен стояли глубокие кресла и два больших дивана. Было ещё одно помещение, которое походило скорее на прихожую. Как пояснил Федор, здесь он собирался устроить приемную. Несмотря на отсутствие окон, приемная - ремонт в ней заканчивался - производила впечатление веселое и уютное.
      - Нравится? - спросил довольный Головин.
      - Нравится, - улыбнулся его запалу Ян и тут же решил перейти к делу: Пока нет других работников, не мог бы ты объяснить, что здесь буду делать я? Позволять себя изучать? Передавать свои способности другим? Я хочу сказать, учить тех, кто имеет к магнетизму склонности?
      - Садись, - Головин усадил его на один из диванов. - Согласись, наша республика пока не настолько богата, чтобы я мог организовывать лабораторию только для изучения феномена Поплавского. Погоди, сейчас я познакомлю тебя с одним интересным человеком. Мне кажется, она уже идет!
      В комнату и вправду вошла невысокая худенькая девушка. Сегодня первый день шел снег, и гостья была закутана в пушистую темную шаль и длинное, не по росту, пальто.
      Федор поспешил, помочь ей раздеться.
      - Извините, но пока не привезли вешалку. Торжественное открытие у нас завтра. Сегодня я хочу познакомить будущих работников в более деловой обстановке. Думаю, работать вместе вам придется не один день. Знакомьтесь, Танечка, это наш самородок украинско-польского происхождения, Ян Поплавский. А это - Танечка Филатова.
      После того как девушка вынырнула из большого пальто и толстой шали, она оказалась настолько худенькой, что вызывала ощущение прямо-таки хрустальной хрупкости. Волосы её, как видно, остриженные прежде наголо, только начали отрастать, а огромные серые глаза на бледном лице светились лихорадочным блеском.
      "Ясновидящая, что ли?" - неприязненно подумал о ней Ян; он наблюдал однажды ясновидящую, которая молитвами доводила себя до экстаза, а потом билась в судорогах и кричала: "Вижу! Вижу!"
      - Вы тут пообщайтесь немного, а я сейчас к соседям за кипяточком схожу, - проговорил Головин и гордо показал им большой медный чайник: Первая собственность лаборатории. - Он подчеркнуто подозрительно глянул на них. - Особо не надейтесь, что я за кипятком всегда бегать стану. Сегодня первый и последний раз! Начальник должен начальствовать. И чтобы остальным работникам об этом - ни гу-гу!
      Он подмигнул им и вышел.
      - Товарищ Головин очень обаятельный, - серьезно сообщила Танечка и строго нахмурилась, как будто Ян собирался опровергать это её утверждение. - Когда он предложил мне работу, мама даже заплакала. У нас ведь пока нет средств к существованию...
      Она внимательно посмотрела на Яна.
      - Я ведь вам не понравилась? Вы, наверное, решили, что я - какая-то шарлатанка, которая ради куска хлеба...
      - Что вы! - Ян испугался, что как-то дал ей повод думать, вернее, почувствовать его неприязнь. - Просто у меня нет большого опыта в общении с девушками, вот они и считают...
      - Я не считаю, - грустно сказала Танечка, - я СЛЫШАЛА, как вы обо мне подумали. Наверное, смешно с моей стороны надеяться, что я могу понравиться красивому парню, такая худая, без волос...
      Вернувшийся кстати Головин не заметил, как они оба ему обрадовались, и продолжал хлопотать. Он позвал их в меньшую комнату и усадил вокруг письменного стола, развернув огромный газетный сверток, в котором оказалось десятка два ещё горячих пирожков. Ян невольно проследил за взглядом, который Танечка украдкой бросила на пирожки, и ужаснулся своей ошибке в отношении девушки: "Господи, да она же просто голодная!"
      Но то, как повела себя девушка с голодным блеском в глазах, сразило Яна наповал. Она не только не бросилась к аппетитной пирожковой куче, но помедлила, дожидаясь повторного предложения Федора:
      - Что же вы, Танечка, не стесняйтесь!
      Но и тогда она протянула чуть дрогнувшую руку к пирожку, аккуратно взяла и откусила маленький кусочек. Только худенькая шейка её подвела лихорадочно сглотнула этот кусочек и замерла в ожидании следующего. Но Танечка не пошла у неё на поводу, а просто медленно отпила из кружки глоток чая.
      К сожалению, голод - такая мерзкая штука (Ян знал это по себе), он не хочет считаться ни с какими правилами этикета. Как Танечка ни тянула время насыщения, а пять пирожков её маленький ротик аккуратно сжевал, она даже не заметила, что мужчины почти ничего не едят, так вся была погружена в контроль над своим голодным существом. Наконец она отодвинулась от стола, продолжая глазами ласкать оставшуюся еду.
      - Предлагаю то, что осталось, разделить поровну, - предложил Головин.
      - Только не это! - преувеличенно возмущенно запротестовал Ян. - Мне ещё на вокзал - профессора встречать, вечером - на свадьбу, что ж я, так и буду со свертком таскаться? Делите между собой!
      - А у меня через час совещание в Наркомздраве! - поддержал его игру Федор. - Представляю, как я заявлюсь на него с пирожками. Нет уж, избавьте... Танечка, вы не могли бы взять сверток с собой?
      - Я? Так много? Что вы, я не могу!
      - Маму угостите.
      - Да и не выбрасывать же добро! - грубовато подвел итог спора Ян и сам завернул оставшиеся пирожки в газету.
      - Теперь пора познакомиться и поближе, - предложил Головин, - для чего попрошу вас пройти в большую комнату... Поскольку вам предстоит впредь работать вместе, лучше сразу приступить к делу... Краткий экскурс в то, как мы встретились с Яном, прозвучит попозже. Начнем с дамы. Пригласили меня к ним в дом по просьбе Таниной мамы как консультанта по нервным заболеваниям. Дело в том, что накануне Танечка перенесла брюшной тиф, после которого в ней стали замечаться некоторые не присущие обычным людям способности. Мама беспокоилась, не перейдет ли эта легкая форма какого-то неизвестного заболевания в мозговую горячку?! Покажем ему, Танечка?
      - Давайте покажем, Федор Арсентьевич, - улыбнулась девушка, а Ян заметил, что лихорадочный блеск из её глаз пропал, уступив место мягкому теплому сиянию, и попенял заодно себе на прежнюю незаинтересованность: он, оказывается, не знал - или не помнил! - отчества своего друга!
      Головин достал из шкафа черную повязку и улыбнулся вопросительному взгляду Яна.
      - Заинтригован? То ли ещё будет!.. Давай для начала завяжем глаза тебе. Повязка достаточно плотная? Подглядывать не сможешь? Сколько я показываю пальцев?
      Ян хмыкнул.
      - Ты ещё спроси, кто сидит за стенкой!
      - И спрошу, - Федор снял с его глаз повязку. - Только не у тебя!
      Они с Татьяной переглянулись.
      - Ты же раньше видел! И не за одной стеной, за несколькими - вспомни замок!
      - Видел, - согласился Ян, - но как это у меня получалось, до сих пор не знаю. Причем видел не тогда, когда самому этого хотелось, а вроде ни с того ни с сего. Вроде в мозгу что-то щелкало, и возникала картина...
      - Танечка, вы готовы?
      - Готова! - она опять просияла глазами, и Ян подумал, что это сияние имеет такое странное свойство: в её глаза все время хочется смотреть.
      Головин завязал девушке глаза.
      - Чтобы ты не думал, будто мы сговорились и дурачим тебя, будешь экзаменовать Таню сам.
      Что это задумал Федор? Подшутить над ним? Уверовав в свои необычайные способности, Ян постепенно поверил и в то, что у других людей их быть не может. По крайней мере, не у таких, как эта девчонка, которую от голода ветром качает!.. Но никакого намека на шутку или розыгрыш в глазах Федора он не прочел и нерешительно поднял перед глазами Тани - вернее, перед черной повязкой на её глазах - четыре пальца.
      - Сколько?
      - Четыре, - не колеблясь ответила она.
      - А теперь?
      - Два.
      - Хватит пока, - Головин сжал в кулак пальцы Яна, которые тот пытался сложить в новое число. - Все равно, для Танечки это - детская забава. Правда?
      - Правда, - улыбнулась девушка.
      - У тебя нет с собой газеты?
      - Есть, - Ян в последнее время покупал их по просьбе Скальпеля, который терпеть не мог в непогоду выходить из общежития и порой, валяясь на кровати, ухитрялся даже пропускать занятия. А уж дойти до газетного киоска...
      Федор развернул перед девушкой газету. Она помолчала, будто вглядываясь, а потом прочла:
      - "Действующие части Красной Армии очистили Приамурье от остатков банд атамана Малышева".
      Не веря своим глазам, Ян выхватил у Федора газету, перечитывая заголовок про себя.
      - Не верится? - усмехнулся тот. - И мне не верилось. Представь себе мое удивление, когда не где-нибудь в Азии или Африке, а у нас, в России, я увидел подтверждение тому, о чем прочел однажды в древней буддийской рукописи. Это был перевод с монгольского, и я грешил было и на неправильный перевод, и на то, что это была просто умело поданная сказка... Научить видеть человека с закрытыми глазами, видеть на расстоянии, видеть сквозь стены... Да что там - предвидеть будущее! Говорят, этому тоже можно научиться... Теперь ты понимаешь, Янек, что я позвал тебя в лабораторию не только раскрывать свои секреты, но и учиться самому!
      Он снял повязку с глаз Тани.
      - И ведь это ещё не все. Напиши на бумажке какую-нибудь фразу так, чтобы никто не видел, и сложи листок.
      Ян написал, сложив бумагу вчетверо.
      - Теперь смотри.
      Таня взяла листок и положила сложенную бумажку на лоб. Сначала от усилия она побледнела, а потом покраснела.
      - "Танечка, вы - удивительная девушка!" - прошептала она.
      Ян тоже смутился. Он ожидал какой-нибудь фокус с определением характера по почерку или что-нибудь ещё в этом же роде.
      - Молодежь! - покачал головой начальник лаборатории и продолжал уже серьезно: - У вас обоих ваши способности проявились в результате несчастного случая: у Яна - после контузии, у Тани - после тифа. Но и в обоих случаях есть существенная разница - если Яну, можно сказать, дар с неба упал, то Таня всему сама научилась. Остается только удивляться интуиции, которая вела девушку в правильном направлении. Плюс ко всему деятельная натура нашего эльфа. К счастью, она и в болезни не могла лежать просто так: сначала стала видеть, не открывая глаз, потом попыталась увидеть, что делают в операционной за стенкой врачи. Увидела, и чуть сознание от яркости картины не потеряла: именно в это время за стеной шла кишечно-полостная операция! И вот, когда у нашей Танечки в самообучении стали появляться такие ошеломляющие результаты, она испугалась. И призналась во всем маме.
      - Понимаете, Ян, - глаза Танечки смеялись, - я подумала, что перенапрягла свои мозги и теперь потихонечку схожу с ума... Спасибо, Федор Арсентьевич помог!
      - Еще чего не хватало - с ума сходить! - погрозил пальцем Головин. Эта светлая головка ещё науке понадобится!
      Он рассеянно глянул на часы и ужаснулся:
      - Как быстро пролетело время! Простите, молодежь, но я вынужден вас покинуть. И так бегом придется бежать, чтобы на совещание не опоздать. Вы тут все закройте, ключи отдайте консьержке... Янек, разрешаю тебе проводить Танечку домой!
      - Кому Федор сказал отдать ключи? - спросил Ян, не в силах оторвать от девушки глаз.
      - Консьержке. Он, наверное, имел в виду дежурную на первом этаже, прошептала Танечка и опять покраснела.
      Такого с Яном ещё не случалось. Прежде в его встречах и взаимоотношениях с девушками судьба, можно сказать, тащила его через события. Девушки падали в его руки и объятия то ли под влиянием минуты как Беата, то ли по их воле - как Юлия, то ли прямо-таки упав перед ним с коня - как Марго, то ли в награду за небольшую услугу, как Олеся... Танечку ему никто не предлагал, но эта девушка поразила его в самое сердце силой характера. Он видел, как рвали еду голодные люди независимо от пола, превращаясь на глазах в зверей. Он видел, как ломались в подобных обстоятельствах самые сильные и мужественные, а тут... "Если разобраться, кроме глаз в ней ничего и нет!" - это испустил в нем последний крик "закоренелый холостяк" по кличке Монах...
      Уже идя с Танечкой по заснеженным улицам - она опять утонула в своем не по росту одеянии - он подбирал слова, которые хотел бы сказать ей, но они будто замерзали в легком морозном воздухе, едва Ян открывал рот. Наконец он откашлялся и, будто бросаясь в прорубь, прохрипел:
      - Танечка, не могли бы вы сегодня вечером пойти со мной на свадьбу к моим хорошим друзьям? - Он посмотрел в её удивленные глаза и заторопился: Может, мама побоится отпустить вас со мной, вы скажите... Головин мог бы за меня поручиться... Объясните, что мы с вами будем вместе работать... Я только съезжу на вокзал, встречу профессора - он сегодня возвращается из Берлина...
      И с благодарностью услышал:
      - Я согласна.
      ГЛАВА 10
      Через неделю Наташа смогла подняться и, поддерживаемая крепкой рукой Рогнеды, выйти с нею на террасу. Вырубленная в скале, она с двух сторон ограждалась ею же, а с двух других хрупкая балюстрада позволяла видеть пропасть, у которой, казалось, не было дна. По крайней мере, стука камня, который Наташа сбросила вниз, она так и не услышала.
      Молодая пленница выздоравливала, но дух её был неспокоен и, как обычно бывало с нею в подобных ситуациях, обостренные чувства подчас не подчинялись ей самой.
      - Кира! - сказала она вдруг. - Я знаю, тебя зовут Кира.
      Рогнеда побледнела так сильно, что Наташа испугалась за нее: не упала бы в обморок! Она ещё не чувствовала в себе достаточно силы, чтобы удержать высокую дородную женщину своими ослабевшими руками.
      - Откуда ты узнала?! - наконец оправившись от шока, вымолвила она.
      Наташа не спешила объясняться, вглядываясь в даль, откуда пришло это имя. Сколько лет прошло с тех пор - пять, десять? "Четырнадцать!" подсказало прошлое. Она давно уже перестала задумываться над тем, кто ей обо всем сообщает. Обычный голос! Она попыталась представить себе, как выглядела Рогнеда - тогда ещё Кира - четырнадцать лет назад.
      А четырнадцать лет назад ей было девятнадцать и была она замужем за богатым стариком. Девятнадцать. И у Наташи этот возраст выдался нелегким. Тогда её как кутенка, не умеющего плавать, взяли и выбросили за борт, в самую круговерть чуждой прежде жизни. Выплывешь - твое счастье...
      Как же случилось с Рогнедой? Ее выдали насильно? Нет. Как наяву услышала Наташа жаркий шепот свахи: "Будешь ходить в соболях да каменьях драгоценных, сладко есть, мягко спать. Что захочешь - все твое будет! Год-другой потерпишь, а там - сама себе хозяйка".
      Но прошел год, а ненавистный супруг не только не думал помирать, а и почувствовал в себе, рядом с молодой женой, забытую уж мужскую силу...
      Рогнеду передернуло. Она вспомнила то, что увидела Наташа - отчаяние в глазах молодой женщины, вынужденной уступать домогательствам старика, повсюду преследующего её, тщетные попытки избежать стыда...
      Однажды он схватил Киру прямо на кухне, стал опрокидывать тут же, на обеденный стол - пакость-то какая! Она оттолкнула его. Он упал и ударился затылком об угол печи...
      Остолбеневшая от ужаса Кира задрожала от истошного крика появившейся в дверях кухарки.
      У Наташи закружилась голова, и Рогнеда еле успела подхватить её, такую легкую, почти невесомую.
      Нес её на руках незнакомый мускулистый мужчина в той же одежде, что и остальные солнцепоклонники, но, судя по шелковым нитям, которыми было расшито изображение Арала, он занимал в иерархии Аралхамада более высокое место, чем Алька.
      Рогнеда шла за ними и из-за плеча несущего могла видеть, как мелькающие тени прошлого касаются её лица, оставляя на нем чуть заметные горестные морщинки.
      - А что было потом? - спросила Наташа.
      - Я убежала в лес, - будничным голосом проговорила Рогнеда.
      Посвященный удивленно скосил на неё глаз, впрочем, не сбавляя хода.
      - Два дня бродила, не помня себя, а на третий - повстречалась со слугами Арала. Тогда и испытала на себе действие золотой иглы. Меня тащили в неволю, а я таяла от блаженства... Да и о чем мне было жалеть? О каторге, что ждала дома? А здесь, в Тереме, мне пришлось испытать такие чувства, которые многим женщинам до смерти не суждены... Возьми хотя бы Адониса, Рогнеда коснулась плеча мужчины. - Недаром ему дали имя, столь отличное от других. Он - бог в искусстве любви!
      Адонис осторожно опустил Наташу на кушетку, будто невзначай коснувшись её груди, и она в который раз подумала, что все жители этой подземной республики будто немного не в себе...
      Как будто эти люди сговорились между собой не взрослеть или не воспринимать мир таким, каков он есть. Они любовно взрастили свои пороки или нездоровые увлечения, чтобы упиваться ими и собственной безнаказанностью...
      Рогнеда присела на кушетку. Наташа прежде не ощущала в себе потребности говорить заведомую гадость, но нездоровый воздух подземелья или странная аура его обитателей толкнули её на это.
      - Предлагаешь мне, значит, для любовных утех Адониса выбрать. Думаешь, не прогадаю?
      - Не прогадаешь, - охотно, с заметным облегчением, проговорила Рогнеда.
      - А если я выберу верховного мага? - невинно глядя в её глаза, предположила Наташа и поняла, что попала в точку.
      Глаза Рогнеды, только что светлые и открытые, потемнели от ярости. Но, бросив взгляд на противоположную стену, она ответила нарочито спокойно:
      - Отчего же, выбери. Только сделать это ты сможешь всего один раз. Потом любой из посвященных будет брать тебя, когда захочет. Здесь, дорогая подружка, свои законы!
      Рогнеда, не подавая вида, что обижена, распрощалась и ушла, пожелав своей подопечной заснуть, ибо все остальное для её выздоровления уже сделано. Наташа пожалела о сказанном, ведь она почувствовала, что её целительница неравнодушна к Саттару-ака. Может, в обычной жизни эти двое могли бы пожениться, иметь нормальную семью, а здесь...
      Наташа закрыла глаза и решила заснуть, но ей что-то мешало: чье-то постороннее присутствие, чей-то взгляд будто сквозь стену... Погодите-ка! Она вспомнила настороженность Альки и его нежелание откровенничать здесь, взгляд Рогнеды... Так и есть. Она отчетливо увидела замаскированный глазок и прильнувшего к нему мага. Ай-яй-яй, а ещё верховный! Подглядывает как шкодливый мальчишка. Тем более что знает о способностях Наташи... Может, ему кто-то сказал? Для начала надо ему объяснить, что подглядывать нехорошо. Она сосредоточилась, напряглась и услышала за стеной короткий отчетливый вскрик. Наташа улыбнулась: он просто увидел яркую вспышку, которая ненадолго его ослепила. За стеной раздались осторожные, шаркающие шаги, что-то упало, и наконец хлопнула дверь: верховный отправился залечивать рану.
      Раскаяния она не испытывала: так, легкий урок для невоспитанных... Вот как бы ей выбраться отсюда! Ведь в Москве, на руках у няни, глупой девчонки, осталась её маленькая дочь. Оленька, как ты себя чувствуешь?! Но её дальновидение, заглянувшее даже в прошлое Рогнеды, почему-то не смогло прорваться за пределы Аралхамада. Тонкий мысленный лучик безуспешно бился о невидимый, но на удивление прочный барьер, за которым остальной мир виделся лишь серым туманом, заполненным бесплотными тенями...