Первоначально пришедшая к Дмитрию мысль подобраться поближе к загадке исчезновения клада по мере того, как удивление некачественным расследованием убийства капитана второго ранга Романова сменилось уверенностью в том, что кто-то намеренно замял дело, теперь прямо-таки зудела в голове - нужно действовать! Золото вряд ли уплыло за границу. При всей дерзости похитителей логичнее было на время затаиться. Не могли же они всерьез поверить, будто большевики отдали судьбу сокровищ в руки недобросовестного следователя, который ничтоже сумняшеся решит похоронить все следы клада в пыли архивов... Может, там, наверху, сочли клад чистой фикцией? Но Флинта за что-то же убили!
      И поскольку первым и пока единственным в будущем длинном списке преданных Гапоненко людей значился муж красивой учительницы, Дмитрий назавтра вызвал его к себе повесткой.
      Крутько был внешне спокоен, но даже непосвященному бросилась бы в глаза его напряженность. Прежде чем определить, какую роль отвести ему в своем плане, Дмитрий Ильич решил выяснить, кто предстанет перед ним: фанатик революции, человек без определенных убеждений или затаившийся монархист?
      Николай Иванович Крутько происходил из семьи мелкопоместных дворян, а из этой среды выходили как верные слуги царя, так и пламенные революционеры.
      Гапоненко решил в разговоре с ним сразу брать быка за рога. Он всегда действовал по принципу: главное - ввязаться в бой, а там - где свои, где чужие - разберемся. Он пристально посмотрел на сидящего перед ним военврача: тот побледнел и стал нервно хрустеть пальцами. Проняло! Значит, не потерял силу знаменитый убийственный взгляд Черного Паши. Мало кто прежде мог его выдержать. Вот и этот опустил глаза, ждет своей участи с покорностью жертвенного тельца...
      - Догадываетесь, зачем я вас вызвал?
      - Думаю, требовать мою душу.
      - Значит, вот куда вы меня определили? В дьяволы? Советского офицера, стоящего на страже интересов рабоче-крестьянского государства?
      Не мешает припугнуть этого интеллигента!
      Николаю Ивановичу стало не по себе. За маской внешней доброжелательности у майора ОГПУ явственно проглядывали волчьи зубы.
      - Но ведь для чего-то же я писал вам расписку? Кровью...
      - И вы решили, что услуга, которую я от вас потребую, будет непременно богопротивна?
      - Услугу другого рода я мог оказать вам и так, из благодарности, по зову сердца...
      - Простите, но я не знаю вас настолько, чтобы доверять свою тайну и требовать, чтобы она была сохранена. Но, как говорится, раз уж вы пришли... Словом, для одного конфиденциального дела мне нужен человек... Верный! Как вы относитесь к кодексу чести? Кое-кто из наших товарищей считает, что это - пережиток прошлого...
      - Выходит, я человек старомодный, и сам уже пережиток, но верю: общество, отвергающее понятие чести, обречено на вымирание. Вернее, на деградацию, что, впрочем, ещё хуже...
      - Хорошо, не будем витать в эмпиреях! Скажите, Николай Иванович, вы никогда не хотели стать Шерлоком Холмсом? Или Натом Пинкертоном?
      Глаза Крутько заблестели.
      - Господи, Дмитрий Ильич, какой мальчишка не мечтает об этом!.. В детстве, помню, я был выволочен за ухо из отцовского кабинета - изучал сквозь лупу какой-то его документ!
      - Чем больше общаюсь с вами, тем больше жалею, что пришлось воздействовать на вас таким грубым методом. Но вы должны меня понять работать в учреждении, где никто никому не верит, а если и верит, то непременно проверяет... Ни одного надежного человека на примете! Вот и пришлось на вас нажимать... Дело в том, что на Кубани - не в разведке, не в военных действиях - в обычной деловой командировке был убит мой лучший друг!
      Тут Дмитрий Ильич покривил душой, но иначе как было объяснить свой интерес к этому делу?
      - Убит подло, ножом в спину... Ко всему прочему, дело попало в чужие равнодушные руки, было наскоро закрыто и сдано в архив. Убийца остался безнаказанным, смерть друга - не отомщенной. И я считаю делом чести - уж вы-то меня понимаете! - найти и покарать преступника. К сожалению, дело на доследование вернуть мне не удастся, а привлекать к себе внимание собственным расследованием - значит заранее обречь его на поражение... Словом, мне нужна ваша помощь!
      - Понимаю, - протянул Крутько, хотя на самом деле он не понимал ничего: что может сделать военный врач, который знает в совершенстве лишь одну науку - как лечить людей!
      Гапоненко протянул ему два листка.
      - Вот кратко обстоятельства его гибели. А это - словесный портрет человека, который внедрился в отряд, выдавая себя за полковника Рагозина.
      "Со стороны, конечно, все выглядит крайне неубедительно, - думал Гапоненко, - следователь ОГПУ привлекает к раскрытию преступления постороннего человека - какого-то военного врача! Но Крутько должен верить, что я без него не обойдусь. Он знает, что обязан мне освобождением своей жены и будет преданно помогать по мере сил... Еще не знаю как, но предчувствую, что этот простодыра и вправду окажет мне немалую услугу..."
      Николай Иванович внимательно прочел оба документа, и на лице его поочередно отразились задумчивость, изумление и озарение.
      - Послушайте, Дмитрий Ильич, вы удивитесь, но я... знал этого человека! Ну, который выдавал себя за Рагозина. Если бы не шрам на запястье в виде буквы "т", я бы ещё усомнился, но это... Моя первая серьезная операция, разве такое забудешь! Осколок мины прошел по касательной, оказалось порванным сухожилие. Я потом гордился: сшил все так, что рука сохранила полную двигательную активность!.. Не знаю, как зовут этого человека сейчас, и кто он по званию, но тогда моим пациентом был поручик второго пехотного полка Михаил Михайлович Воронов. Прошло девять лет, но я помню, будто это было вчера... Кстати, накануне войны поручик три года прожил в Китае - изучал боевые искусства в каком-то древнем монастыре.
      Лучшего подарка майор Гапоненко не мог бы и ожидать! От радости он готов был расцеловать военврача. Прежде Дмитрий Ильич не знал, за что и ухватиться. Шрам на запястье казался ему несущественной деталью - его всегда можно было прикрыть рукавом. Оказывается, это серьезная особая примета. А владение боевыми искусствами? Разве это не след? Пожалуй, теперь он справится и сам. Пусть Крутько идет к своей красавице-женушке и радуется, что дешево отделался.
      Гапоненко прошел к сейфу и вынул из него расписку-признание военврача в преступной деятельности против советского государства и отдал ему.
      - Можете это порвать. Прямо сейчас!
      - Правда? - осветился радостью тот. - Большое спасибо!
      И стал с удовольствием рвать бумагу.
      - Последняя просьба, Николай Иванович: не возражаете, если понадобится необходимость в установлении личности преступника, я ещё разок вызову вас в наше негостеприимное заведение?
      - Ради Бога! - тот с облегчением поднялся и пожал протянутую следователем руку.
      На улице моросил холодный осенний дождь, но на душе у Крутько было солнечно. Он уже стыдился своего предубеждения против Дмитрия Ильича. "Непонятно, чего это Ян им так недоволен? Наверное, скрывает что-то... А Светаша права: майор - хороший человек! Хочет найти убийцу друга, так это же - святое дело! Я бы и так ему помог, без этого дурацкого признания! Он, видимо, заставил меня написать его от отчаяния - наверное, работая в этом учреждении, поневоле начинаешь всех подозревать и остерегаться!"
      Он шел в госпиталь и мурлыкал про себя любимый мотив, не подозревая, что с легкой руки "хорошего человека Дмитрия Ильича" вступил на путь, откуда нет возврата...
      ГЛАВА 8
      Катерина просыпалась медленно, будто поднималась со дна к поверхности легкого, освежающего сна. Она ощущала себя совсем юной; так бывало с ней далекими веснами, когда солнце поднималось из-за цветущих яблоневых деревьев, окрашивая лепестки в розовый цвет, а под окнами стрекотала неведомо откуда прилетевшая желтая птаха...
      Она повернула голову - недавнего любовника рядом не оказалось, хотя его постель была ещё теплой. Катерина подошла к двери, ведущей на мощенную красной плиткой террасу, переходящую чуть повыше в крышу, и увидела: Николай Николаевич в майке и спортивных брюках методично отжимался от пола. Она некоторое время смотрела на него с улыбкой, сродни материнской - все мужчины просто взрослые дети. Вместо того чтобы рядом с женщиной ожидать её пробуждения или осторожно разбудить...
      "Караул!" - чуть не закричала она. В первый же день после своего приезда не ночевать в собственном номере, да ещё возвратиться в него так поздно, чтобы об этом узнали другие? Что они скажут?!
      В ванной комнате она лишь провела по лицу мокрой рукой - чисто кошка! - сорвала с вешалки высохшее платье. Ей даже некогда было причесываться! Она просто заколола волосы гребнем, по счастью оказавшимся в её сумочке...
      Уже закрывая за собой дверь номера, Катерина услышала жалобный вскрик Николая:
      - Катюша!
      И остановилась на пороге.
      - Прости, Николушка, я должна бежать. Позже прийти в отель мне нельзя, понимаешь? Я и так проспала! - она послала Астахову воздушный поцелуй, стараясь не смотреть в его растерянные глаза.
      Пустынную площадь Катерина перебежала в несколько секунд и хотела сразу же пройти в двери отеля, но какой-то заспанный мальчишка с кипой газет преградил ей дорогу и, суя в руки одну из них, частил на немецком:
      - Читайте, мадам, последние новости! На берег реки Шпрее выбросило труп молодой женщины! Жуткие подробности! Покушение на английского консула! Мышьяк в кофе со сливками!..
      Она схватила газету, сунув ему не глядя несколько пфеннигов (Мелкая немецкая монета.); наверное, опять много, потому что мальчишка от радости так широко улыбнулся, что его веснушки стукнулись друг о друга. Катерина подумала, что пора бы ей узнать, сколько стоит газета или поездка на такси, потому что её оплата за эти услуги похожа больше на подарок, чем на чаевые...
      Она независимо прошла мимо швейцара, мимо портье, который лишь невозмутимо скользнул по ней взглядом, и втайне порадовалась, что при выходе не стала отдавать ему свой ключ. Впрочем, он, наверное, скоро все равно сменится и пойдет домой спать, не утруждая себя мыслями: ночевала ли в отеле одна из его постоялиц?
      У двери своего номера Катерина увидела Петрушу, который зачем-то дергал ручку и пытался что-то разглядеть в замочную скважину. Мягкая ковровая дорожка заглушала звук шагов, так что она смогла подойти почти вплотную к увлеченному своим занятием врачу.
      - Здравствуйте, Петенька, - сказала она подчеркнуто ласково, как говорит любящая мамаша нашкодившему сынку. Петруша отскочил от двери, как ужаленный.
      - Извините, Катерина Остаповна! - "Ого, уже на "вы", - посмеялась она про себя. - Я боялся, не случилось ли чего с вами?
      - Просто я ходила покупать газету, - небрежно соврала она.
      - Так рано...
      - Привычка старой селянки, - зачем-то стала объяснять Катерина; не проще ли было пояснить, что она просто не обязана перед ним отчитываться. Рано ложусь - рано встаю. Захотелось прогуляться по утренним улицам...
      - Я вчера хотел вам дать интересную книгу - почитать перед сном, но вы не открыли...
      Неприятная мысль кольнула Катерину: "Неужели он за мной следит?" Она открыла дверь номера, в который он украдкой попытался заглянуть: проверяет, застелена ли постель.
      - Простите, но мне нужно привести себя в порядок! - сухо сказала она.
      Очевидно, ссора с Катериной никак не входила в планы врача. Он с поклоном отступил и сказал в уже закрывающуюся дверь просительно, смешно потупившись:
      - Позвольте, я зайду за вами на завтрак?
      - Заходите, - без удовольствия разрешила она.
      В ванной Катерина придирчиво оглядела себя: недосыпание - а спали они с Николаем всего часа три - никак на ней не отразилось. Она тщательно умылась холодной водой - появился её обычный румянец. Блеск в глазах есть? Блестят, ещё как!
      Привычно заплетая косу, Катерина прислушивалась к себе: нет ли раскаяния, стыда? Не было ничего подобного! Она не знала, плакать ей или смеяться? Неужели она и вправду - падшая женщина?
      Все пять лет жизни с Дмитрием её то в большей, то в меньшей степени мучили поочередно эти чувства. Как будто с неё содрали кожу, а потом снова надели, но уже другой стороной. Потому её постоянно мучил дискомфорт - это была не она!
      Оказывается, есть на свете мужчины, которые не ломают, а созидают, которые на благодатной почве ласки и нежности выращивают диковинные цветы. Они и любят по-другому. Вместо того, чтобы извиваться и рычать, ползая в кромешной тьме, где страсть жжет, словно раскаленные уголья, они летают на легких крыльях под лучами солнца или при свете мерцающих звезд...
      Сегодня Катерина оделась строго: в серый костюм с белой кружевной кофточкой. Прическа - косы, уложенные вокруг головы и тонкие сережки с бирюзой. На счастье.
      В дверь постучали. Катерина заторопилась, сердясь - где же обещанные полчаса? Но за нею просто пришли товарищи-врачи - шестеро.
      - Петруша сказал, догонит! - сообщил Шульц её вопросительному взгляду.
      "И опять примется ломать мою дверь!" - сердито подумала Катерина, решив про себя раз и навсегда поставить на место настырного соглядатая.
      К счастью для Петруши - и к его разочарованию - он попался им на дороге, так что на завтрак в отеле они спустились в обычном составе: семь врачей и одна переводчица.
      В зале, где собирались участники симпозиума, к ним немедленно протолкался "непривычно стремительный", по выражению Фирсова, Николай Николаевич Астахов.
      - Ради Бога простите, это срочно! - заговорил он, хватая за руку Катерину. - Прошу вас, помогите: я встретил одного известного врача испанца... Катерина Остаповна ведь знает испанский? Мы с ним совершенно не понимаем друг друга! - он поволок её за собой точно бык, тянущий на пашне плуг.
      - Я ненадолго! К началу непременно подойду! - только и успела крикнуть Катерина своим товарищам, остолбенело глядящим им вслед; потом остановилась и, не без труда выдернув руку из его цепких пальцев, строго сказала: Господин Астахов, вы забываетесь!
      - Я так и знал, что ты рассердишься! - подчеркнуто смиренно проговорил он, но раскаяния в его голосе Катерина не почувствовала. - Но ты, мой ангел, сама виновата: сбежала от меня чуть свет, ничего не объясняя - что я должен был подумать? А вдруг насовсем? Ты на что-нибудь обиделась?
      - Твое занятие утренней зарядкой произвело на меня огромное впечатление.
      - Ты несправедлива ко мне, друг мой. Представь, я просыпаюсь, а моя богиня, разметав по подушке невозможной красоты черные кудри, спит... без задних ног. То есть я хотел сказать, спит так сладко, что жалко будить... А во мне, как назло, будто проснулось три безумных Астахова! Мне захотелось схватить тебя, зацеловать, залюбить! Согласись, такое варварство ты бы не поняла... Вот и стал я дурную силу гимнастикой изгонять.
      Катерина, не выдержав, прыснула.
      - Конечно, тебе смешно! Когда-то я и сам смеялся над влюбленными, теперь вот Бог и наказал. Воистину, седина в бороду - бес в ребро!
      - И что же ты от меня хочешь?
      - Хочу, чтобы ты всегда была со мною рядом: сегодня, завтра и всегда!
      - Ты делаешь мне предложение? - изумилась Катерина.
      - А ты против?
      - Но ведь я... замужем!
      - Разве мы живем в странах, где запрещены разводы?
      - Разводы... После одной проведенной вместе ночи?
      Катерина задавала вопрос за вопросом, потому что вовсе не была уверена в том, что именно так и нужно поступить. Чувство Астахова обрушилось на неё как снежная лавина: от неожиданности даже перехватило дыхание, даже оглядеться не успела, а её уже куда-то тащило.
      Прежде в её жизнь дважды вмешивался случай, круто все менявший, оба раза она легко отдавалась на волю этого случая, но тогда она была одна, ей не о ком было беспокоиться, не за кого принимать серьезное решение. Теперь же она заколебалась: как переживет это муж? А сын?
      Она так и сказала:
      - А как же Пашка?
      - Твой сын? Он будет вместе с нами, я обещаю любить его, как родного сына!
      Просто у него все получалось! Он один все решил! Катерина не поняла, что его торопливость вызвана прежде всего... неуверенностью в себе! Еще вчера ему казалось, что разница в возрасте станет непреодолимым препятствием между ними, что он никогда не влюбится в женщину на двадцать лет моложе... Теперь же он вспоминал то один случай из истории, то другой, когда и вовсе молоденькие девчонки любили дряхлых старцев. Взять того же Мазепу! А самому Астахову до дряхлости прямо-таки далековато...
      - А почему ты не спрашиваешь, люблю я или нет своего мужа? - спросила его между тем Катерина.
      - А я и так знаю - не любишь. Потому осталась у меня. Просто на легкомысленную женщину ты не похожа. Наверное, когда-то он против твоей воли надавил на тебя, может, взял силой и с той поры тебе кажется, что его иго сбросить невозможно... Симптом раба... Вчера была, видимо, первая попытка восстания.
      Почувствовав, как напряглась в его руке рука Катерины, он успокаивающе коснулся её губами.
      - Если я ошибся, ты не должна обижаться, просто улыбнись моему непониманию. А если я прав? Стоит ли обижаться на правду?
      Она проследила глазами за толпой людей, устремившимися в зал заседаний.
      - Извини, Николя, я должна идти к своим.
      Астахов шел рядом - его пугала даже мысль о расставании. Он не убедил ее! Единственная женщина его жизни была по-прежнему далека, несмотря на все усилия.
      - Катюша! - он придержал её за локоть. - Нам нужно поговорить!
      Она попыталась сделать протестующий жест, но он остановил её руку.
      - Тут есть одна красивая липовая аллея...
      - Скажи, Коля, - не отвечая на его настойчивость, медленно заговорила Катерина. - А может здесь, в Берлине, кто-нибудь следить за мной: немцы или русские?
      - Хочешь сказать, ты почувствовала слежку?
      - Почувствовала. Только не пойму, кто может мною интересоваться? Я же ничего плохого не делала! Или проведенная с тобой ночь имеет отношение к политике?
      - Конечно имеет, душа моя! Столь бурное наступление на твою крепость и есть политика влюбившегося с первого взгляда! - он захохотал, но тут же будто подавился смехом, и в глазах его мелькнул испуг. - Неужели это из-за меня? Да как они посмели!
      - Кто такие - они?
      - Не волнуйся, мой ангел, я сделаю все, чтобы тебя это не коснулось...
      Теперь перед Катериной был совсем другой человек: волевой, собранный, решительный.
      - Слушай меня внимательно: в зале садись в кресло с самого края. За минуту-две до окончания доклада ты потихоньку поднимайся и иди к выходу. Я буду ждать тебя в такси у подъезда. Мы их обманем! - он гневался и радовался своим придумкам, как ребенок. - А пока врачи в зал заходят, пойдем, я тебя и вправду с испанцем познакомлю, чтобы в крайнем случае ты могла его предъявить всем интересующимся!..
      На симпозиуме читали последний на сегодня доклад. Известный немецкий врач-хирург. Ей почти не пришлось его переводить, все взял на себя профессор Шульц. Термины в докладе были настолько специфическими, что, автоматически переводя, Катерина толком не понимала, о чем речь? Шульц же попутно комментировал перевод, что его товарищам безусловно было интереснее.
      Когда председательствующий спросил сидящих в зале, нет ли у них вопросов к докладчику, к Катерине подошел служитель и сказал, что её ждут у входа. Она шепнула Шульцу, что ей необходимо выйти, на что тот согласно кивнул, не отрывая взгляда от докладчика. Она встала, краем глаза отметив, как дернулся Петруша, сидевший за три кресла от нее. "Даже если он немедленно кинется следом, все равно не успеет!" - мстительно подумала Катерина.
      Было часов пять пополудни. Осенняя липовая аллея уже изрядно облетела - желтые с багряным листья шуршали под ногами живым ковром, а догорающее закатное солнце бросало сквозь ветви теплые лучи света. У них обоих отчего-то щемило в груди, чему, вероятно, немало способствовали отзвуки далекой шарманки, играющей "Сказки Венского леса".
      - Я тут поразмыслил на досуге, - высокий худощавый Астахов, говоря, наклонялся к уху Катерины - она доставала ему лишь до плеча, - и понял, что был неправ. Я напугал тебя своей поспешностью. Но кто мог ожидать, что все случится так быстро? Оказывается, влюбленные люди глупы и самоуверенны! Им кажется, что предмет их страсти непременно должен отвечать им с такой же силой и быстротой. Теперь поздно гадать, что было тому виной: ностальгия по родине - Астаховы никогда не жили от неё вдали - или пресловутый бесовский возраст... Да и кто бы мог устоять: среди кокетливых немецких фройляйн вдруг русская красавица!
      Катерина подняла на него свои черные глаза.
      - Не хочу тебя разочаровывать, Николушка, но я - украинка.
      - Это пустяки. Мы ведь давно перестали выяснять: где Россия, где Малороссия... Веками бок о бок... Возможно, мой образ ещё более поблекнет в твоих глаза, Катенька, но хочу сообщить, что я заранее согласен на все твои условия! Если скажешь, что к принятию решения ты не готова - что ж, буду ждать. Если не сможешь любить так же пламенно, как я тебя, постараюсь заслужить твою любовь! А если ты ещё и разрешишь тебе изредка писать... Николай Николаевич прервал себя на полуслове и лицо его стало обиженным. Отчего-то мне кажется, что подобные излияния тебе не по нутру. Ты, конечно, привыкла, что все объясняются тебе в любви... Тебе это просто надоело?!
      - Коля! - укоризненно сказала Катерина и добавила помягче: - Ты же разрешил мне подумать.
      - Молчу... - он и вправду помолчал и заговорил уже о другом: - А хвоста-то, Катюша, и не было - тебе показалось! Я не стал откладывать дело в долгий ящик, позвонил одному своему знакомому, устроил форменную истерику, и что ты думаешь? Он клянется и божится, что его службы совершенно не при чем!
      - А разве ты... не просто врач?
      - Катюша, я - как ты изволила выразиться - просто врач, но однажды, совсем недавно, мне пришлось работать с военными химиками. Дело в том, что до последнего времени к нам в клинику поступало лишь одно анестезирующее средство - хлороформ. Но мы выяснили, что он плохо выводится из организма и прямо-таки затягивает процесс выздоровления послеоперационных больных, нанося некоторым даже тяжелый ущерб в виде ухудшения памяти... Я случайно узнал о некоторых разработках с грифом "Секретно", когда военными применялся газ, не оставляющий в организме вредных веществ. Мне пошли навстречу, и теперь врачи моей клиники охотно применяют "веселящий газ", как мы его называем, при краткосрочных операциях... Вот я и подумал... Катенька, может, ты расскажешь, что натолкнуло тебя на мысль о слежке?
      Она вкратце рассказала Астахову о любопытном враче.
      - А если он просто влюблен в тебя?
      - Но и сегодня, если бы не сидел от меня подальше, он наверняка кинулся бы следом.
      - На его месте я бы тоже кинулся следом!
      - Смеешься? - рассердилась Катерина, но тут же звонко расхохоталась. Кажется, я просто заболела нашей сегодняшней российской болезнью: видеть подозрительное даже там, где его нет... Но что-то мы все о себе, спохватилась она. - А как же Ольга? Конечно, я приеду, найду её, а дальше? Вдруг она не захочет поехать к тебе в Швейцарию?
      - Увы, человек ко всему привыкает, - понурился он, - возможно, и Оля привыкла к советскому кошмару...
      - По-моему, ты преувеличиваешь. Как раз сейчас жизнь наладилась: в магазинах появились продукты, угроза голода отступила...
      - А массовые расстрелы? А аресты? А суды, для которых, оказывается, у большевиков нет времени?.. Я ведь побывал-таки в России, три года назад. Пытался отыскать Олю. Теперь-то я понимаю, что проще было найти иголку в стоге сена. Можно было догадаться, что она сменила фамилию, но на какую? В вашем Петрограде я получил тяжелое потрясение: однажды на Невском я встретил Надин - лучшую подругу Ольги, которая стала... дешевой шлюхой! Тогда я подумал: чем быть такой, уж пусть лучше умрет!
      - Вот так любящий дядя!
      Астахов смутился.
      - Говоришь, Оля похоронила мужа? - пробормотал он. - Не знаешь, чьей женой она была?
      - Вроде морского офицера. Дмитрий, мой муж, говорил, что в Реввоенсовете встретил Флинта, но тогда мы не знали, что это и был он.
      - Так теперь её фамилия - Флинт?
      - Что ты, - улыбнулась Катерина. - Флинт - кличка. Теперь она Романова.
      - Царица, значит? Интересно бы узнать, где она царствует?
      - Думаю, в цирке.
      - Да-а, ты говорила... - Астахов вдруг повернулся и схватил её за плечи. - Катя, Катюша, решай побыстрее, а?
      Привлек её к себе и крепко поцеловал.
      - Ты что, кругом люди! Сумасшедший! Зовешь нас к себе, - сказала Катерина, мягко высвобождаясь, - а где размещать-то всех будешь?
      - Значит, у меня все-таки есть надежда? - глаза его заблестели от радости. - Где размещать... А тебя не устроит огромный двухэтажный дом, две трети комнат в котором просто некому занимать и они закрыты до лучших времен. Но и оставшихся столько... Ходишь по ним и думаешь: "Для кого это все?"
      - Выходит, ты богатый?
      - Как Крез! Я оказался очень дорогим и модным врачом. Сумел даже выкупить клинику у Альфреда - это наш родственник. Думаю, он внакладе не остался. Я пригласил на работу лучших врачей Швейцарии. Впрочем, у меня есть и немец, и русский...
      - Понятно. А мы не слишком быстро перешли на "ты"?
      - Катя!
      - Шучу.
      Астахов с любовью посмотрел на нее:
      - Как я мечтаю бросить к твоим ногам весь мир! Скажи, родная моя, что бы ты хотела сейчас больше всего?
      В глазах Катерины зажглись лукавые огоньки.
      - Попасть в магазин игрушек!
      Николай Николаевич ничуть не удивился, подхватил любимую под руку и повлек прочь из липовой аллеи.
      - Такси! - он усадил Катерину в машину, сел рядом и скомандовал шоферу: - Самый большой магазин детских игрушек!
      Через несколько минут - у Катерины создалось впечатление, что в Берлине вообще все рядом - автомобиль остановился у огромной, ярко освещенной витрины, над которой на веревке вверху качался огромный надувной слон. Он был так красив, что у Катерины перехватило дыхание. Она остановилась и стала разглядывать игрушку с простодушием селянки. Пять лет жизни и учебы в столице, общение с интеллигентными людьми, городские нравы и обычаи, этикет - все в момент слетело с неё как шелуха.
      Поменяй модную одежду на домотканую юбку и тулуп, убери косу на грудь, добавь в волосы маленько соломы - вылитая сельская молодица, далекая от цивилизации, с приоткрытым от удивления ртом.
      У Астахова потеплело в груди. "Милая моя, - подумал он, - какая ты ещё девчонка!" Он, посмеиваясь, легонько подтолкнул её в глубь магазина.
      От внутреннего убранства, великолепия и многоцветия игрушек у неё кругом пошла голова.
      - Фрау хочет купить подарок своему ребенку? - защебетала кинувшаяся им навстречу юная продавщица. - Мальчик, девочка?..
      Молчание Катерины она истолковала по-своему - ещё не решила! - и почтительно осталась стоять рядом.
      - В самом деле, Катя, что ты хочешь купить? - попытался вывести её из столбняка Астахов.
      Не было у неё в детстве игрушек, кроме деревянного медвежонка, выструганного отцом из соснового полена, да тряпичной куклы, сшитой бабой Мотей. Бедная Катя... Глупая Катя! Зато как любили её родители! Разве не дороже была их нежность, забота всей этой груды дорогих и красивых игрушек? Она тряхнула головой, точно отмахиваясь от наваждения и, пожав плечами, протянула:
      - Попросил меня Пашка привезти крокодила и почему-то жирного-жирного. Я так и не поняла, что он имел в виду.
      - Как ты не догадалась?! - разгорячился Николай Николаевич. - Жирного - значит, надувного! - он кивнул на отдел резиновых игрушек. - Попросим продавцов, нам надуют его так, что будет прямо-таки лопаться от жира!
      Он стал ходить по магазину, на ходу рассказывая что-то семенящей рядом продавщице, та позвала ещё одну, и они забегали. Коробки ложились одна на другую, пока уже Катерина не взмолилась:
      - Остановись, Николя, ты скупишь весь магазин!
      Он остановился, повернулся к ней, и Катерина удивилась тому, как помолодело его лицо! Глаза блестели будто от нетерпения: он уже видел, как приедет домой и будет одну за другой вытаскивать и раскрывать коробки, и из каждой доставать чудо!
      - Давно я не получал такого удовольствия от покупок! - он обнял её за плечи.
      - Господин Астахов! - опять строго напомнила она. - Мы в магазине! Что подумают люди?
      - Они подумают, что не очень молодой господин без памяти любит свою молодую жену, которая к тому же родила ему сына. Они не осудят. Разве что посмеются...
      Он помрачнел.
      - Господи, как же мы все это донесем?! - отвлекая его от невеселых мыслей, всплеснула руками Катерина.
      - Девчонка, да мы и не будем нести. Распорядимся, и их доставят прямо в твой номер.
      Они вышли на улицу, уже начинающую расцвечиваться огнями реклам.
      - А что все-таки хочет сама Катюша?
      - Катюша получила все, что хотела, - лукаво улыбнулась она ему.
      - Тогда, Катя, выполни мою просьбу: здесь недалеко магазин готового женского платья. Пожалуйста, не возражай! Все вещи шьют в одном экземпляре. Разве ты не хотела бы носить платье, которого нет ни у кого?
      - Но это, наверное, безумно дорого!
      - Не спорь! Это то, о чем я всю жизнь мечтал! Да и должен же я возместить тебе ущерб, купить что-то взамен испорченного в моем номере платья... Я сяду в кресло, а ты станешь примерять платье, одно за другим и, выходя в очередном, спрашивать: "Дорогой, как я выгляжу?"
      Катерина расхохоталась.
      - Только сейчас я понял, - грустно сказал он, - чего в жизни лишен: ни жены, ни детей...
      - Коля, не надо!
      - Не буду. Но как же я буду тебя ждать!
      Выбрали они платье из розового японского шелка - чудо портняжного искусства! В какую копеечку влетело оно Астахову, оставалось только гадать. Отправлять платье с рассыльным Катерина не захотела. Впрочем, сверток был легкий, и она носила его с собой в ресторан, где они поужинали, в маленький магазинчик, где Катерина купила себе духи...