Он больно сжал её грудь, бесстыдно скользя по телу руками безо всякого намека на нежность. У Ольги давно не было никакой одежды. На встречу с Алькой она ходила, найдя в стенном шкафу Адониса какой-то халат. Теперь, обнаженная, она чувствовала себя абсолютно беспомощной перед его грубостью, боясь, что сейчас он опять утопит её в своей нежности, и она все ему простит. Но на этот раз Адонис её не услышал.
      - Думаешь, кто-то умеет делать это лучше меня? - он грубо развернул её спиной к себе, согнув в талии.
      Наташа притворилась испуганной и обессиленной, чем обманула его. Адонис на миг ослабил хватку, и этого мгновения хватило ей, чтобы вырваться и побежать прочь. Он догнал её у самой двери, протянул руку, под которую она, почти не останавливаясь, поднырнула и дернула её на себя, подставив бедро. Адонис упал на пол. Ай да Аренский! Вот где пригодились его уроки!
      Впрочем, Адонис упал мягко, как кошка, но, не поднимаясь, прильнул губами к её босым ногам.
      - Прости, княгиня Ольга! Недостойный раб никогда больше не посмеет быть грубым с владычицей своего сердца!
      Он поднял на неё покаянные глаза.
      - Позволь загладить вину!
      - Позволяю! - она милостиво убрала другую ногу, которой наступала на его спину.
      Адонис метнулся в дальний угол комнаты и из ниши в стене достал узорную самоцветную шкатулку.
      Ольга открыла её, и оттуда на неё полыхнул огонь драгоценных камней.
      - Нет-нет, - он убрал её руку, которой она потянулась к жемчужному ожерелью. - Я сам!
      Драгоценностей было много: ручные и ножные браслеты, перстни, диадемы, пояса - все это не спеша Адонис стал надевать на обнаженную Наташу.
      У большого, во всю стену, зеркала он поставил её, расположив по бокам два серебряных подсвечника. Странное это было зрелище. Странное и завораживающее. Женщина-драгоценность! Адонис подошел к ней, стал на колени и прижался лицом к её животу. Наташа уже знала, что за этим последует...
      ГЛАВА 14
      Подмораживало. С неба сыпалась снежная крупа, которая вместе с северным ветром ощутимо секла по лицу, на мерзлых булыжниках мостовой скользили ноги. Серый день, серый воздух, серые фигуры прохожих - все вокруг навевало какую-то глубинную тоску и, чтобы окончательно не раскиснуть, Катерина упрямо вглядывалась в остававшиеся кое-где номера домов, разыскивая заветный двадцать первый.
      В подъезде освещения не было, так что ей пришлось постоять, пока к темноте, слегка разрежаемой подслеповатым окошком лестничной клетки, не привыкнут глаза.
      Катерина поднялась по ступенькам и дернула висящую на проволоке кисточку. За дверью звякнуло: блям-блям!
      - Кто там? - послышался испуганный девичий голос.
      У неё мелькнула мысль, что адрес неверный - голос никак не напоминал Ольгин, но спросила на всякий случай:
      - Романовы здесь живут?
      - А вы кто такая будете? - продолжал допрашивать голос с уже явно миролюбивыми нотками.
      - Подруга Оль... Натальи Сергеевны.
      - Минуточку! - обрадовался голос, и тут же дверь распахнулась, предварительно звякнув цепочкой, а в проеме возникло улыбающееся девичье лицо, на котором в течение нескольких мгновений легко читались все оттенки чувств от радости до полного разочарования. - Ой, а я вас не знаю!
      - Ты давно здесь живешь? - строго спросила Катерина.
      - Больше двух лет!
      - Вот видишь, а мы с Натальей Сергеевной не виделись целых пять лет! по знаку девушки Катерина вошла в прихожую и, вешая шубку на гвоздь, сказала: - Не сомневайся, она мне обрадуется!
      Девушка всхлипнула.
      - Боюсь, она уже ничему не обрадуется!
      - Что случилось? - испугалась Катерина.
      - Наталья Сергеевна пропа-а-а-ла! - по лицу девушки покатились крупные слезы; чувствовалось, что с таким выражением чувств задержек у неё не бывает.
      - Ну-ка, погоди реветь! - распорядилась Катерина, расшнуровывая ботинки. - Пойдем, присядем, и ты не спеша мне все расскажешь.
      Они вошли в комнату. Хорошенькая зеленоглазая девчушка лет трех, сидя на диване, деловито заворачивала куклу в старый шерстяной платок.
      - Познакомимся? - предложила ребенку Катерина.
      - Познакомимся, - согласилась она, слезла с дивана и подошла к гостье. - Меня зовут Оля Романова. А тебя?
      - Оля, - удивленно повторила Катерина и спохватилась: - Меня - тетя Катя.
      - А фамилия у тебя есть? - спросила Оля, явно кому-то подражая.
      - Есть. Гапоненко. Скажи, ты случайно не любишь шоколад?
      - Люблю. Только раньше мне его всегда папа приносил, а теперь его убили.
      - Бедная сиротка! - опять всхлипнула девушка.
      - Аврора всегда плачет, - серьезно сказала Оля. - У неё слезы близко. А где твоя шоколадка?
      - Такая подойдет? - спросила Катерина и протянула девочке полуфунтовую английскую шоколадку, купленную в буфете наркомата.
      - Ух ты! - Оля уважительно притронулась к плитке пальчиком. - Это от зайца?
      - От слона, - ответила Катерина, - такими шоколадками как раз слонов кормят!
      - Ты, тетя Катя, передай слону, что Оля сказала "спасибо"!
      - Непременно передам.
      - Никак не хочет ко взрослым на "вы" обращаться, - посетовала юная няня. - Учу её, учу...
      Но Оля занялась шоколадкой и не обращала внимания на её воркотню.
      - Так что все-таки случилось с её мамой? - вернула разговор в нужное русло Катерина.
      - Ничего ни от кого толком не добьешься! - тяжело вздохнула Аврора. Уж я и в цирк ходила, и с артистами разговаривала... Поехала наша Наталья Сергеевна с цирком на гастроли в Уфу, а их шапито возьми и загорись! Рассказывают, так полыхало, по ту сторону Уральских гор зарево видели!
      - А Наталья что же?
      - Одни говорят - сгорела. Мол, к клеткам кинулась, хотела Эмму обезьяну свою любимую - вытащить. А тут сверху горящая балка и упала. Брезент костром занялся - никого спасти нельзя было! Никто больше не усомнился бы, да одна акробатка твердить стала, что не сгорела она! Мол, когда она сама своего товарища-акробата из огня вытаскивала - хотя зря старалась, он все равно умер, - какой-то неизвестный юноша в самую последнюю минуточку из огня Наталью Сергеевну выхватил да на руках куда-то унес. Но вот какое дело: кроме акробатки этой никто юношу не видел, может, ей от угара показалось... Еще она говорит, что не уверена, была ли Наталья Сергеевна жива. Ну, посудите сами, простите, не знаю, как вас звать-величать...
      - Катерина Остаповна.
      - Посудите, Катерина Остаповна, стал бы он, жизнью рискуя, мертвую из огня вытаскивать?!
      - Трудно сказать...
      - Да жива она была, это же ясно! Вот только где она в таком разе? Была бы жива, давно бы объявилась!.. Выходит, и вправду в огне сгорела...
      - Что ты врешь, Аврора! - вмешалась оставившая шоколад Оля. - Жива моя мамочка!
      - Да откуда ты-то можешь знать? - с досадой отмахнулась Аврора.
      - А вот и знаю! Мне бабушка сказала!
      - Какая бабушка? - остолбенела няня. - Ты же без меня никуда не выходишь! Какая бабушка?!
      - Такая. Во сне которая.
      - Выдумщица! - облегченно вздохнула Аврора. - А я уж испугалась, что к Олюшке кто-то подбирается. Соседки рассказывали, детей воруют...
      - И что вы думаете делать дальше? - спросила её Катерина.
      - Ох, Катерина Остаповна, у меня от этих думок голова скоро лопнет! Из цирка давеча приходили. У них вроде как детский дом есть, для сирот... Только жалко мне Олю туда отдавать. Вдруг Наталья Сергеевна объявится, что я ей скажу? Что при живой матери дочь в сироты определила?.. Но и жить как-то надо... Подруга мне место на фабрике приискала.
      - А что, если Оленька у меня поживет? С Пашкой, сыном моим, расти будет. Наташа объявится - найдет меня.
      - А как же я?
      - А ты сможешь в гости приходить, когда захочешь!
      - Не знаю, что и сказать...
      Катерина улыбнулась и достала из сумочки пропуск в наркомат.
      - Вот, посмотри мой документ. Адрес я тебе сейчас запишу.
      - Комиссариат иностранных дел, - уважительно прочитала Аврора. Переводчица... Интересная, наверно, у вас работа?
      - Не жалуюсь!
      - А я бы хотела на водителя трамвая выучиться... Да кто ж меня возьмет?
      - Пожалуй, я смогу тебе в этом помочь. Позвони завтра вечером мне домой, я днем переговорю с нужным человеком.
      - Правда? - У Авроры загорелись глаза, но она вспомнила об их планах, от которых зависела судьба малышки. - А если Оле у вас не понравится?
      Катерина взяла девчушку на руки.
      - Оленька, пойдешь ко мне жить?
      Девочка серьезно посмотрела на нее.
      - Мама вернется, посмотрит, что меня нет, и расстроится: "Где же моя доченька?"
      - А мы ей записку оставим: она в гостях у тети Кати!
      - И Машу можно будет взять?
      - Кто это - Маша?
      - Кукла моя!
      Катерина, смеясь, прижала ребенка к себе. Вещи они собрали на скорую руку - самое необходимое.
      - К завтрашнему дню я приготовлю все остальное, - пообещала Аврора.
      - А я пришлю за ними мужа, - решила Катерина. - Он у меня - майор ОГПУ, так что не бойся, когда военные к тебе постучат.
      - Да я к военным привыкла, - сказала Аврора. - У нас хозяин военным был...
      Она опять всхлипнула.
      Катерина с Олей были уже у порога, когда услышали вслед робкое:
      - Как вы думаете, Катерина Остаповна, мне здесь жить или на квартиру уходить?
      - Конечно, живи здесь, раз никто не беспокоит!
      - Спасибо! - Аврора порывисто поцеловала Катерину: чувствовалось, что ей никак не хотелось отсюда уходить. Она потискала девочку: - Олька, не забывай свою нянюшку!
      - Не забуду!
      "Интересно, - подумала Катерина, - как отнесется к этому Дмитрий?" Только сейчас она вспомнила о нем, а ведь раньше ни одного решения не принимала без его предварительного одобрения!
      Тот, о ком вспоминала Катерина, как раз в эту минуту, отправив на Лубянку служебный автомобиль, решил пройтись пешком, чтобы без помех разве помеха спешащие мимо и даже задевающие его локтями москвичи? подумать о событии, вызвавшем досаду его товарищей: ещё один! И до глубины души поразившем его самого, ибо для Гапоненко это был не просто "еще один", а вполне конкретный человек, с которым он недавно разговаривал в своем кабинете.
      Вроде не было вины Дмитрия в этой смерти, а сердце неприятно свербило: как расскажет он, к радости товарищей вызвавшийся исполнить неприятную обязанность, жене Крутько Светлане о гибели её мужа?
      Обычно убийствами занимался уголовный розыск: свидетели нашли труп с ножом в спине и позвонили, поскольку на мертвом была военная форма, не в милицию, а на Лубянку...
      Он вполне мог представить себе, как это случилось. Николай Иванович Крутько шел с дежурства в военном госпитале.
      Начальником госпиталя его назначили сравнительно недавно. Против ожидания, это не только не повлияло на его отношения с персоналом госпиталя, но и почти ничего не изменило в расписании его работы. По-прежнему наравне с другими хирургами он делал операции, совершал обходы и ходил на дежурства, что уж вовсе было не обязательно...
      Вот с такого дежурства он и шел. Усталый? Наверняка! И вдруг увидел в спешащей навстречу толпе знакомое лицо... Нет, пожалуй, такая версия выглядит притянутой за уши. Наверняка Рагозин-Воронов внешне изменился, а шрам на руке на ходу не разглядишь!.. Он мог проходить мимо кого-то, с кем разговаривал этот мужчина, что, в общем-то, почти то же самое... А что если он зашел куда-нибудь? Например, в парикмахерскую. Думай, Митя! Молодая жена дома, а он после дежурства. С суточной щетиной! Конечно, он мог побриться и на работе. Если у него была бритва. Или свободное время!
      Кинжалом в спину! Конечно, он не эксперт, но и младенцу ясно: удар один и тот же, точно в сердце... Нет, в толпе, через столько лет, он его вряд ли бы узнал. Другое дело, если в какой-то ситуации у Крутько было время рассмотреть шрам на его руке! Парикмахерская все-таки для этого удобнее всего...
      Как бы то ни было, его смерть проясняла кое-что: драгоценности все ещё здесь, и об этом знает только он! По "эту сторону баррикад", конечно. Ах, как не хватало Черному Паше преданных ему ребят! Он знал их всех вдоль и поперек, со всеми их слабостями и недостатками, и умел добиваться беспрекословного подчинения!
      На миг мелькнула мысль: "А зачем тебе, Митя, эти драгоценности? Ты не можешь пользоваться здесь даже теми, что у тебя есть". Но другая мысль пришла ей на смену: "А надо ли здесь оставаться?" В отличие от многих "белых" прожектеров, он знал точно: красные - это надолго! Уж больно удобны их лозунги и для тех, кто процветает под их прикрытием, и для тех, кто прямо-таки жаждет быть одураченными!
      Прежде он об этом не думал. Но если даже ему тут неуютно, значит, дело неладно! Быть изгоем где-то в чужой Европе или далекой Америке?
      Изгой - если ты в свои "под сорок" оказываешься там без гроша в кармане, чтобы начать все сначала, а если попытаешься втиснуться в их клан богатеньких не с пустыми руками? Так ли унизительно это будет? Человек, заработавший большие деньги своим умом и руками, всегда чувствует такого же!
      Среди коллег-гэпэушников он себе друзей не найдет. Они так все время оглядываются, чтобы какая-нибудь шавка в бок не вцепилась! А ведь ему до зарезу нужен помощник! Тут уж не до собачьей преданности, был бы просто порядочный человек! Он даже согласен с ним поделиться. Но не искать же такого среди десятка стукачей, доставшихся ему в наследство от бывшего хозяина кабинета!
      Вот, кстати, печальный пример доверчивости: человек решил, что в стране победившего пролетариата нельзя обижать недоверием своих товарищей по партии. Схарчили, и глазом не моргнули!
      Однако время шло. Он не заметил, как ускорил шаг. Рагозина надо искать по горячим следам! Кое-что он может сделать путем официального следствия: послать парочку молодых, горячих ребят, чтобы выяснили путь военврача, поспрашивали; может, кто заметил, куда заходил, с кем разговаривал...
      Надо зайти к молодой вдове, сообщить, что она - вдова! Впервые Дмитрий Ильич подумал, что, оказывается, не знает, как нужно выражать соболезнование. Все, приходящее на ум, казалось фальшивым, неестественным. В самом деле, как можно соболезновать, если умерший тебе безразличен? Снявши голову, по волосам не плачут! Все равно ведь его не воскресить! Неужели он не стал бы горевать, случись что с Катериной или, не дай Бог, с Пашкой? Стал бы! Но сочувствовать, сопереживать он не умел. Потому и не знал слов утешения. Одно вытекало из другого.
      Тогда почему сейчас он шел к Светлане? Этого Гапоненко не мог объяснить и сам!
      Он зашел в подъезд, куда за несколько мгновений до него прошмыгнул какой-то шустрый хлопец. Прыткости ему было не занимать - он легко мчался на несколько ступенек впереди майора. И постучал он - это уже не было совпадением! - в ту же самую дверь, какая требовалась и ему. Парень оглянулся, когда Гапоненко просто встал у него за спиной, молча дыша в затылок. А узнав, вздрогнул, и оба - один с досадой, другой с удовольствием - отметили: его прежний страх перед майором до конца не изжит!
      Светлана возникла в проеме двери в зеленых лыжных брючках и зеленой спортивной майке с длинным рукавом, так что в сочетании с огненно-рыжими волосами показалась Дмитрию Ильичу кем-то вроде лесной нимфы, а Ян, по привычке, с какой, например, он смотрит на репродукцию картины "Царевна-Лебедь" кисти Врубеля, что висит над его кроватью, отметил: хороша!
      - А почему ты не звонишь?.. Вы не звоните?
      Она переводила взгляд с одного на другого с плохо скрытым недоумением: что означал их одновременный приход? Просто так прийти вместе они не могли! Светлана посторонилась, приглашая их войти и то ли по тому, как мужчины замешкались, пропуская вперед друг друга, то ли по их напряженному молчанию, она поняла, что случилось неладное. Спросила только:
      - Что-то с Колей?
      - Да! - как по команде ответили оба.
      Ян лишь прочел в глазах майора немой вопрос: "Ты-то откуда знаешь?"
      Светлана посадила их на стулья возле большого обеденного стола и коротко предложила, как приказала:
      - Рассказывайте!
      Ян растерянно посмотрел на Гапоненко.
      - Но я ничего наверняка не знаю!
      - Ты сказал "да" на мой вопрос, не случилось ли с Колей чего-нибудь плохого, - холодно напомнила Светлана. Сейчас она невольно воспринимала их враждебно, они принесли дурную весть и теперь оглядываются друг на друга, каждый боится начать первым. Неужели она производит впечатление истерички?!
      В последнее время Светлана почему-то жила с предчувствием несчастья. Оно могло произойти с нею самой, в худшем случае - с Николаем. Не могло закончиться просто так, без жертв, её пребывание в том страшном заведении, которое живет человеческой кровью. Не могла она не заплатить этому кровожадному молоху!.. (Бог (символ жестокой силы), требующий множества человеческих жертв.)
      И вот случилось худшее: погиб Николай. Почему же она допытывается у них подробностей? Разве хоть что-то можно исправить?!
      Майор сидел с каменным лицом и вовсе не спешил приходить Яну на помощь: не будет лезть поперед батьки в пекло!
      - Ты же знаешь, Света, такое со мной иной раз случается. Но впервые я не поверил тому, что увидел... Твой Коля... Мертвый, с кинжалом в спине... Страшно!
      Его передернуло.
      - Это правда, - кивнул наконец Гапоненко.
      - Когда... я смогу его забрать? - с трудом выталкивая наружу слова, заговорила Светлана.
      - Завтра. Завтра, когда мы получим заключение эксперта.
      - Какое это теперь имеет значение? - горько спросила Светлана и брови её сошлись на переносице. Она силилась постичь смысл слова "никогда". Неужели она никогда не увидит мужа живым? И сказала, ни на кого не глядя: Хорошо, вчера Ваньку отец забрал. Братик очень любил Колю...
      - Иными словами, вы хотите сказать, что искать убийцу не стоит, раз ничего нельзя исправить?! - не выдержал роли смиренного слушателя Гапоненко. - Пусть, значит, ходит себе по белу свету и размахивает кинжалом направо и налево?
      - Нет, я этого не хочу! - другая на её месте давно убивалась да волосы на себе рвала, а эта лишь лицом почернела и повторила: - Рассказывайте, Дмитрий Ильич!
      Глупышка! Что она там напридумывала своей красивой головкой? Может, решила, что раз Крутько убили, а пришел сообщать об этом майор в форме ОГПУ, значит, муженек был замешан в чем-то противозаконном? Отнюдь!
      С другой стороны, кто, как не он, сможет представить происшедшее в наиболее выгодном для себя свете? Он надеялся, что у Яна хватит ума вслух не ставить его слова под сомнение.
      - Хорошо, слушайте. В конце концов, это - не государственная тайна!.. Честно рассказывать обо всем, как говорится, себе дороже, но рискну! Авось, вы не запишете меня в невесть какие чудовища! Все равно, не стану от вас ничего скрывать... Когда случилось первое похожее убийство... да-да, подобное преступление, тоже с гибелью военного, ОГПУ уже рассматривало... Тогда я только начал работать в этом заведении. По странному стечению обстоятельств убитый оказался моим давним другом, которого я считал погибшим в перестрелке между... Неважно. Словом, я считал, что его давно на свете нет, но, видно, из той истории он благополучно выбрался. А прежде я мельком увидел его в Реввоенсовете и не поверил своим глазам: живой, да ещё в форме капитана второго ранга. Думал, что ошибся. Стал наводить справки. К сожалению, по причине большой занятости, это получилось у меня не вдруг... Словом, когда я наконец позвонил к нему на работу, мне ответили, что как раз сегодня его хоронят. Я едва успел на кладбище, чтобы проститься с ним. И там, у его могилы, глядя на безутешную, убитую горем вдову, осиротевшего ребенка, я поклялся найти его убийцу и сурово покарать.
      Гапоненко замолк. Он страшно понравился себе в роли отважного мстителя со скорбно опущенной головой. Он сумел смутить даже проницательного Яна, сочувственно подумавшего, что, оказывается, и Черному Паше ничто человеческое не чуждо!
      - Вернувшись на работу, я затребовал из архива - подумайте, дело уже успели сдать в архив! - все документы следствия. То, что я в них прочел, было достойно удивления, если не сказать больше: виновного не нашли!.. Представьте себе, четыре офицера отправляются на юг, в далекий Краснодар, чтобы найти клад, закопанный несколько лет назад белым контрразведчиком!
      - Они не поделили его? - предположил Ян.
      - Ничего подобного. Они были честными советскими офицерами. Все, кроме одного, который был оборотнем... Он появился в их группе в самый последний момент. Поезд уже тронулся, когда он открыл двери купе. Этакий бравый, с иголочки одетый полковник. Много дней спустя я получил из угрозыска материалы нераскрытого преступления, в котором фигурировал ещё один труп с кинжалом в спине. Сообща мы установили его личность - он как раз и был подлинным Рагозиным, чье место занял убийца. Так что, если быть точным, мой друг оказался не первой, а второй жертвой в деле о кладе...
      Он обвел глазами юных слушателей. Светлана сидела с потухшим взглядом, но не упускала ни слова из его рассказа.
      - Теперь уже поздно каяться, но сначала я действительно хотел привлечь к своим поискам вашего мужа, потом же... Как-то неосознанно я дал ему почитать документ с описанием личности лже-Рагозина и оказалось, что он бывший пациент Николая Ивановича. Он даже вспомнил его подлинное имя-отчество, а большей услуги он просто не мог мне оказать. Я поблагодарил его и отпустил, надеясь впредь к его помощи не прибегать. Служебная машина закрутилась: был объявлен розыск Воронова Михаила Михайловича, в прошлом белого офицера, на кисти руки которого имеется послеоперационный шрам в виде буквы "Т". Конечно, после такого сообщения я был готов к сюрпризам, но смерть товарища Крутько меня поразила.
      Он помолчал.
      - Скажите, Света - возможно, мой вопрос покажется вам нелепым, - муж приходил с дежурства бритый или со щетиной? Все-таки сутки вне дома.
      - У него на работе была безопасная бритва, но вообще он больше любил ходить в парикмахерскую, после которой, говорил, чувствует особую свежесть. Он терпеть не мог неопрятности и всегда был чисто выбрит.
      Гапоненко кивнул.
      - Я так и думал, что по пути домой он куда-то заходил. Скорее всего, в парикмахерскую. Видимо, там он и встретил Рагозина-Воронова. Наверное, решил сам сыграть роль сыщика. Он шутя признавался мне, что в детстве мечтал им быть. Пошел следом за преступником и... Дальше вы знаете.
      - А что если не он, а тот, другой, за ним пошел? У Коли ведь все на лице написано! Он не смог бы скрыть ни удивления, ни презрения... проговорила Светлана.
      - И я подумал о том же, - поддержал её Ян, - но предполагаю другое: а не работает этот Рагозин в парикмахерской? Хорошо бы узнать, не появился ли там недавно новый работник?
      - А если появился? - шепотом спросила Светлана.
      - Тогда я мог бы пойти к нему, постричься, - предложил Ян. - Если шрам у него есть, я его увижу!
      - Это очень опасно, хлопчик, - добродушно-снисходительно бросил Гапоненко, оглядев высокую, но худощавую и оттого кажущуюся хрупкой фигуру юноши. - За короткий срок белый офицер Воронов, не колеблясь, отправил на тот свет троих крепких, здоровых мужчин. И каждый раз лишь одним точным ударом кинжала прямо в сердце!
      - А разве у вас, Дмитрий Ильич, нет оружия? - поинтересовался Ян, никак не реагируя на его тон.
      - У меня, разумеется, есть, но мой наган - оружие табельное, я не могу передавать его в чужие руки.
      - Я и не хочу брать его в свои руки или там сражаться с вашим Вороновым на ножах. Я хочу вам помочь его выследить. Предлагаю себя в роли подсадной утки. А в случае чего, вы меня прикроете!
      - В каком таком случае? - не на шутку разволновалась Светлана. - Тебе мало Колиной смерти? Тоже мне, мститель нашелся! Пусть делают это те, кого уполномочило государство!
      - А помогать им должны сознательные граждане! - тоже разгорячился Ян. - Неужели теперь я смогу спокойно жить, ходить в институт, зная, что по тем же улицам ходит гадина, лишившая тебя любимого человека!
      - Я запрещаю тебе лезть в это дело, слышишь?! - она встала и стукнула кулаком по столу.
      Майор не видел Светлану такой, а сейчас залюбовался ею: глаза молодой женщины горели гневом, а рыжие волосы торчали, будто вставшая дыбом шерсть дикой кошки.
      - Успокойтесь, Светлана, - примиряюще поднял он вверх руки. - Я сделаю все возможное, чтобы вашему брату ничего не угрожало.
      Он сделал ударение на слове "брат", но Светлана поняла его слова по-своему.
      - Ян мне больше, чем брат, - сказала она. - Он привез меня в Москву, помог получить высшее образование...
      - Неизвестно еще, кто кому помог! - смущенно буркнул Ян.
      - Кормил меня, поил, лечил, - продолжала она, - никогда ничего не требуя от меня взамен! Думаете, много таких людей?
      - Не очень, - честно признался Гапоненко.
      - А понадобится - я знаю, - он и жизни для меня не пожалеет! Не каждый брат столько делает для своей сестры... Ты ведь завтра поможешь мне, Янек?
      Она подняла на него больные глаза.
      - Конечно, ты же не думаешь, что я могу бросить тебя в такую минуту!
      - Разрешите и мне помочь вам? - предложил Гапоненко.
      Она устало кивнула и проговорила, не глядя на них:
      - А теперь, извините, мне хотелось бы побыть одной...
      Казалось, прежнее спокойствие и отрешенность стали стремительно покидать её, опустошая и надламывая легкую фигурку - она ослабела на глазах.
      Мужчины поспешно поднялись, в коридоре быстро оделись. Она следовала за ними как бесплотная тень, тем не менее решительно захлопнувшая дверь и громыхнувшая засовами.
      Уже спускаясь по лестнице, они услышали доносящийся из квартиры Крутько то ли крик, то ли вой. Гапоненко от неожиданности рванулся было назад, но Ян остановил его.
      - Не надо, - сказал он тихо. - Так ей легче.
      ГЛАВА 15
      Казалось, ещё вчера Ян с Таней шли со свадьбы, а прошло уже целых три дня. Юноша снова и снова возвращался к этому дню, который вместил так много событий в его жизни!
      Ушли они тогда раньше других. Несмотря на все его заверения, Таня переживала за мать и так летела вперед в своих неуклюжих валенках, точно на ней были коньки.
      Таню мучила совесть. Как Наташа Ростова, впервые попавшая на бал, она увлеклась происходящим и совсем забыла о времени и больной матери. Глаза Яна были от неё так близко! Она слышала его дыхание, чувствовала через легкую ткань платья его горячие руки, поддерживающие её в танце - от этих непривычных ощущений у девушки кружилась голова.
      - Не беги так, глупенькая! - смеясь удерживал её за руку Ян. - Раз профессор сказал "опасности нет", нужно ему верить.
      Они уже договорились встретиться послезавтра; завтра Ян должен был сдавать какой-то ответственный экзамен, а Таня не хотела его отвлекать.
      - Давай уж послезавтра, - улыбалась она его настойчивости и по-женски хитро, как ей казалось, думала: "Пускай немножко поскучает!"
      Маму Тани они увидели полусидящей в подушках на той же кровати, но в комнате что-то неуловимо уже изменилось. Скорее всего, её просто осветила радость. Всего три часа, проведенные Александрой Павловной в обществе профессора, изменили её до неузнаваемости. Куда делась её мертвенно-бледная кожа? Сейчас лицо женщины казалось розоватым, украшенное красивым румянцем. Куда делась печаль из её больших глаз? Они искрились от смеха! А её жалобы на то, что Алексей Алексеевич просто-таки узурпатор; не позволяет ей вставать, когда она превосходно себя чувствует!
      А профессор! Не слишком ли поспешно отдернул он свою руку от руки Александры Павловны, которую до того держал так непринужденно? И этот ускользающий в сторону, прямо-таки сияющий взгляд! Любви все возрасты покорны? Ян почувствовал удивление - таким старого профессора он ещё не видел!.. Да такой ли он старый? А если ещё и бороду сбреет!
      На другой день Ян пришел в лабораторию, пошептался о чем-то с Головиным и попросил у него разрешения сказать Филатовой наедине несколько слов.
      - Сдал экзамен? - бросилась ему навстречу Татьяна: хитрила-хитрила, а первая и не выдержала расставания всего-то на один день!
      - Сдал. Получил "отлично", - Ян был сдержан и чувствовалось, что он подбирает слова. - Так получается, Танюша, что завтра мы с тобой не сможем встретиться. У Светланы - ты её не знаешь, она мне как сестра и самый близкий человек...
      "А я? - хотелось закричать Татьяне. - Разве я не близкий тебе человек?!"
      - Так вот, - продолжал он, - у Светланы убили мужа. Одно дело было звать тебя на свадьбу, на похороны я уж пойду один!.. С Головиным я договорился. Все равно, пока исследовательской работы нет: оборудование приобретается, ремонт ещё не закончен. Словом, пока он разрешил мне не приходить... Если получится, я забегу после похорон, но надежды на это мало.
      Таня смотрела на него почти с ужасом: неужели он ничего не понимает? Иначе почему так спокоен? Его заботит только какая-то неведомая Светлана! Неужели вот так, в одночасье, рухнули и вдребезги разбились все её мечты и сокровенные желания?!
      Если бы Ян прочел её мысли, то скорее всего, лишь посмеялся бы - чего только не придумает девчонка! Ну, не увидятся они дня два-три, так разве это трагедия?
      Похороны Крутько неожиданно оказались такими многолюдными, что Ян вовсе сбился бы с ног, если бы не госпитальные сестры милосердия. Светлана сидела, ко всему безучастная, да и не полагалось ей ни в чем участвовать, а эти молодые и не очень женщины сновали по их маленькой квартирке, каждая занимаясь своим делом. Кто-то готовил поминальный обед, кто-то завешивал зеркала, кто-то обряжал покойника. Ставили столы, гремели на кухне посудой.
      Эти шуршания, звяканья, стуки временами выводили Светлану из забытья. Тогда она обводила всех недоумевающим взглядом: к чему все это? Но это был закон, обряд, выказывающий уважение к умершему. А если к тому же он был хорошим товарищем, добрым и отзывчивым, умелым врачом, хирургом от Бога, то и хоронить его должны были по-людски...
      Прибывавших военврачей и просто выздоравливающих военных принимал в свои руки сам Гапоненко. Военные настороженно посматривали на его гэпэушную форму, но выбирать не приходилось.