Катя протянула было руку к короне, чтобы снять её, но в последний момент передумала. Насмешничаете? Ну, ладно!
      – Так что вам, Катюша, кажется? - спросила её женщина, сидящая напротив.
      – Что вам все равно, - сказала девушка, будто в воду прыгнула. Нехорошо в чужом доме обижать гостей, но они сами напросились . Хотели знать правду? Получпйте!
      А только зря она сомневалась. Никто не только не обидется, но и согласно закивали головами.
      – Увы, это так и есть.
      Катя растерялась.
      – И вы так спокойно об этом говорите?
      – Не понимаете, кто мы?
      – Боюсь догадываться.
      – Не напрягайте напрасно свою прелестную головку, - улыбнулся ей а ля Тимоти Далтон. - Мы историки.
      – И маги, - добавил Леон.
      – Историки и маги? - переспрасила Катя. - Но такого не бывает.
      – Есть многое на свете, друг Горацио.., - насмешливо проговорил один из гостей, на глазах девушки сменивший смокинг на форму каратиста. - Желаю подраться! Кто против меня?
      – Еще второй тост не произносили, - запротестовала Полактия Фортунатовна.
      Она будто произнесла заклинание. Гости, которые до этого расшалились как дети, переоделись то в маскарадные костюмы, то просто в летние сарафаны и рубахи, стали бросать друг в друга букетики фиалок, связки надувных шариков, сразу успокоились и вернули себе прежние вечерние наряды.
      – Выпьем за то, чтобы не закрылась Черная Дыра! - торжественно произнес Леон и, наблюдая, как гости стоя пьют, попенял Екатерине. - А вы, Катя, что-то не пьете.
      – Но я не представляю себе, за что этот тост.
      – Тогда пора! - Леон отодвинул бокал, пружинистым шагом подошел к Катерине и подал ей руку. - Прошу вас пойти со мной.
      – Но гости... Эраст... Что они подумают?
      – Ничего не подумают. Они знают. А нам с вами надо поговорить. И кое-что посмотреть.
      Катя успела лишь оглянутьсся на стол, из-за которого её так поспешно вытащили, - ни одно из лиц не выражало удивления.
      Леон быстро шагал вперед и чуть ли не волок Катю за собой, пока она не возмутилась. Резко остановилась в одном из переходов - откуда их оказалось столько в обычном с виду коттедже? - она решительно сказала:
      – Вы тащите меня за собой, будто тряпичную куклу. В доме пожар? Началась война? Я надела высокие каблуки, считая, что буду спокойно ходить, а не бегать по переходам!
      Леон слегка ошарашенно посмотрел на неё и расхохотался.
      – Простите, опять увлекся. Похоже, и прожитые годы никак не охладят меня...А бегущая дорожка вас устроит?
      Правда, она не знала, что это такое, но виду не подала, а лишь кивнула.
      – Устроит, если вы будете меня поддерживать.
      И хорошо, что она так сказала, ибо в ту же секунду пол ушел у неё из-под ног, но Леон уже крепко держал её за локоть.
      – Никогда бы не подумала, что у вас такой большой дом, - крикнула Катя; ей казалось, что иначе Леон её не услышит.
      – Пустяки, - отмахнулся он. - Просто мы раздвинули пространство.
      – А я могу узнать, куда мы так торопимся?
      – В сокровищницу.
      Теперь дорожка уводила вниз. От стремительности движения и мелькания огней по стенам коридора Кате казалось, будто она едет в метро, но не в самой электричке, а где-нибудь на крыше. От этого её даже стало подташнивать. Наконец они остановились перед широкой дубовой дверью, закрытой на какие-то хитроумные засовы.
      Несколько мгновений Леон медлил, будто прикидывал: стоит или не стоит открывать дверь в Катином присутствии.
      – У вас очень хорошая защита, - вдруг сказал он. - Сколько я ни пытался услышать, о чем вы думаете, улавливаю лишь какое-то монотонное жужжание. Кто научил вас ставить щит от прослушивания мыслей?
      – Ваш сын, - усмехнулась Катя. - Я попросила, и он объяснил мне, как это делается. Видите ли, мне было не по себе, когда ваша жена стала вслух пересказывать мои мысли...
      – Все-таки женщины - существа невыдержанные, - вздохнул он. - Полактия Фортунатовна могла бы и не спешить с демонстрацией своих возможностей... Может, она просто не подумала? Мы ведь все это умеем.
      – С таким умением рождаются или этому учатся?
      – Конечно, учатся. Историку-исследователю рано или поздно попадают в руки всяческие древние пособия по черной и белой магии. Поневоле научишься. Потому мы и изъяли их из хранилищ и библиотек - люди неподготовленные по незнанию могут натворить немало бед...
      – А как вы решаете, кому можно читать такие книги, а кому нельзя.
      – О, современная психология разработала немало тестов, пользуясь которыми можно исследовать способности человека... Но что же это я держу вас перед закрытой дверью, как плохой хозяин?
      Леон изобразил в воздухе какую-то фигуру. Дверь загрохотала, как если бы с неё стали падать всевозможные крючки и засовы, а затем медленно открылась.
      Перед ними темнел провал, из которого медленно поднималась сверкающая огнями лестница, уткнувшаяся в основание дверного проемв, как приебежавшая на свист хозяина собака. Леон сделал приглашающий жест и Екатерина осторожно шагнула на первую ступеньку лестницы.
      Перед ними раскинулась огромная каменная пещера с высоким потолком, откуда свет лился непрерывным потоком, как если бы потолок излучал это свечение.
      По бокам пещеры, насколько хватало глаз, тянулись длинные застекленные полки, подобные стендам, на каких выставляются музейные экспонаты.
      Катя медленно пошла мимо, читая аккуратные таблички перед каждой вещью. Здесь были собраны труды историков, археологов, физиков, летописцев, кажется, с тех пор, как человек научился писать.
      – Это копии? - спросила изумленная Катя.
      – Здесь только подлинники, - сухо ответил Леон; неужели его так рассердило её предположение?
      – Удивительный музей, - пробормотала девушка.
      – Это сокровищница, - поправил он. - Музей - место, где раритеты выставляются для обзора, вернее, для обозрения. А здесь они хранятся. И принадлежат узкому кругу заинтересованных людей.
      – И кто эти люди?
      – Орден честолюбивых историков.
      – Какое странное название.
      – Вас смущает слово - честолюбивые? Наши идеологи придали ему негативный смысл. А мы воспринимаем его по первоначальному значению. Честолюбивый человек любит, чтобы все было по ЧЕСТИ: доброе имя, незапятнанная репутация, почет, положение, которого он заслуживает своим трудом, знаниями, пользой, приносимой обществу... Что же вас беспокоит?
      – Что вы имеете в виду под словом - положение?
      – Богатство. Возможность пользоваться всеми благами цивилизации. Исполнять мечты, желания... Ничто так не разъедает душу, как неутоленное желание...
      – И все это - только для узкого круга?
      – Для членов нашего ордена.
      – Но это все уже было, - Катя замялась, подыскивая слова. - Массонская ложа, аристократия всех веков и народов...
      – Нет, Катюша, вы меня не поняли. Аристократы вообще были всякими, в том числе вырожденцами, одиозными личностями. А я говорю о лучших, умнейших людях своего времени, которые благодаря таланту добиваются этого для себя и себе подобных.
      – Скажите... а белые историки тоже имеют свой орден?
      – Куда им! - Леон презрительно усмехнулся. - У них, конечно, есть организация, но её идеи так примитивны... Та же пионерия, только для взрослых... Вам о них рассказал Эрик?
      – Да. Якобы они мной интересуются.
      – Не якобы, а интересуются. По крайней мере, мы в последнее время подметили суету вокруг вас...
      – И решили перехватить добычу у них из рук.
      – Добычу! Скажете тоже. Просто они, как и мы, нуждаемся в свежих молодых силах. Увы, даже маги не могут жить вечно.
      – А что они увидели во мне особенного? Насколько я могу чувствовать, ничем от своих сверстников не отличаюсь...
      – Белые историки - тоже маги. Наверняка они воспользовались ген-искателем.
      – Искателем определенных генов или гениев?
      Леон рассмеялся.
      – Браво, вы угадали. Можно сказать, это и то, и другое.
      – Вы тоже пользовались искателем?
      – Мы больше доверяли старой доброй магии. Потому просто вызвали дух Кассандры и она указала на вас... Признаюсь честно, я буду счастлив иметь такую сообразительную невестку.
      – Невестку? - Катя чуть не лишилась дара речи. - То есть, вы хотите сказать...
      – Что вы выйдете замуж за Эрика.
      – Ни фига себе! - нарочито вызывающе сказала Катя. - Без меня меня женили. Следовательно, мое желание в расчет не принимается. Или при виде вашего Эрика любая девушка должна умирать от счастья?! Интересно, а ваш сын об этом знает?
      – Знает. И он поступит так, как ему посоветуют более опытные и мудрые старшие товарищи.
      – Ну а как же любовь? Или честолюбивые историки её отвергают?
      – Не отвергают. И вы вполне можете полюбить друг друга. Со временем.
      – Понятно, стерпится - слюбится!
      – Вы считаете, что Эрик вас недостоин?
      – Я считаю недостойным ваше поведение в отношении меня. Кто дал вам право вмешиваться в мою жизнь? А тем более, навязывать свое мнение? Мои родители, в отличие от вас, всегда со мной считаются.
      – Ваши родители - не маги и не могут знать, что мы - ваша судьба.
      – А как же белые историки? - ехидно напомнила Катя. - Наверняка и они считают себя моей судьбой. Или вы можете заставить меня следовать вашим желаниям?
      – Заставить? - Леон смутился. - Мне казалось, вы более благоразумны. Неужели вы отказываетесь иметь ВСЕ? Все, что захотите! Все, что сможет изобрести ваша самая изощренная фантазия?
      – Не хочу.
      – Поймите, - он все ещё надеялся её уговорить, - обычная человеческая жизнь не что иное, как рулетка. Повезет - не повезет. А везет немногим. И сколько на жизненном пути случайностей, которые просто невозможно предусмотреть! Неужели вы хотите пустить свою жизнь на самотек?
      – Я хочу прожить СВОЮ жизнь, а не ту, что вы мне заготовили.
      Леон отступил от Екатерины и с сожалением оглядел её, дрожащую от волнения, с упрямо закушенной губой.
      – Жаль. Жаль, что вы оказались такой неразумной. Полактия была права, вы - не наша, а я не доверился её чутью... Но уже ничего поделать нельзя. Ваше имя вплетено в магический узор...
      Екатерина устыдилась.Как неподобающе вела она себя с человеком, который ничего плохого ей не сделал. Отказывая, вовсе не обязательно грубить. Да ещё такому обаятельному мужчине.
      – Чудеса, - он поднял на неё свои янтарные глаза. - Я вдруг услышал ваши мысли и рад, что эта вспышка - всего лишь юношеский максимализм... Но вы ещё ничего не видели.
      Он осторожно подтолкнул её к стеллажам.
      – Посмотрите, вот рукопись Платона, считающаяся безвозвратно утерянной. Вот оригинал комедии Аристофана "Аврора и Эрот". Эскизы летательного аппарата Леонардо да Винчи...
      Кате было стыдно, но она, увы, не испытывала того трепета, которого ждал от неё неистовый историк-маг.
      – Здесь только старинные книги и рукописи? - все же спросила она, как шутила её сестра, чтобы в разговор влиться.
      – У нас есть и более современные экземпляры. Например, рукописи поэтов эпохи сталинизма, уничтоженные ретивыми гэпэушниками.
      – И никто об этом не знает?
      – Те, кому нужно, знают.
      – И единолично пользуются тем, что принадлежит людям всей земли?
      – Браво. Вы умеете говорить высоким штилем. Только ведь именно земляне пытались эти вещи сжечь, взорвать и прочее. Вы же не верите, что подобный вред нашей истории нанесли какие-нибудь зловредные инопланетяне? И только люди нашего ордена часто с риском для жизни вытаскивали эти раритеты из-под каменных завалов, горящих замков и церквей, затопленных подвалов. И зря, Катенька, вы нас осуждаете: мы не брали чужого.
      "Но и не делились с другими", - хотела сказать она, но вовремя спохватилась: опять лезет не в свое дело.
      – Простите, наверное, Полактия Фортунатовна права. Я действительно не ваша.
      – Но можете ею стать..
      – Увы, меня не вдохновила ваша жизнь. Как вы думаете, почему я пошла в театральный институт? Чтобы играть для народа. Для всех, кто будет приходить на мои спектакли, а не для узкого круга людей. Пусть они хоть трижды талантливы. И сердце мое не трепещет при виде ваших сокровищ. Зато оно трепещет при виде занавеса, огней рампы... Я хочу дышать совсем другим воздухом и не променяю свою мечту на самую древнюю рукопись!
      – Современные молодые люди так черствы, так равнодушны... Огни, шум, треск, громкая музыка! - с ожесточением проговорил Леон.
      – А современные старики желчны, злы и занудны! - выпалила Катя и осеклась. - Видите, я неисправима. Когда мы с моей бабушкой вот так ссоримся, а я потом прошу у неё прощения, бабушка говорит: "Молодой на битву, а старый на думу". И мы миримся.
      – В ваших глазах я выгляжу стариком? - спросил он.
      – В моих глазах вы выглядите человеком, который все знает, а ведь таких людей нет?
      – Спасибо, - улыбнулся Леон. - Может, вы и правы. В последнее время мне все труднее находить язык с собственным сыном, а если быть честным до конца, когда я говорил, что мой сын сделает все, что ему скажут старшие товарищи, я вовсе не был уверен в этом. Хотя я бы на его месте...
      – Думаете, я ему не понравилась? - вырвалось у Кати.
      – Я не о том. Он не принимал бы во внимание чьи-то там советы, а руководствовался своим сердцем... Значит, вы не хотите быть с нами?
      – Я хочу жить, как жила. Это меня вполне устраивает. Я должна иметь право даже на ошибки. Свои собственные. А не страдать от влияния какой-нибудь неучтенной вами звезды...
      Леон опять рассмеялся.
      – Положительно, на вас невозможно долго сердиться. Что поделаешь, насильно мил не будешь. Вы не верите в судьбу. А напрасно. Уж если на вас указала Кассандра... И даже ген-искатель Вяземского...
      – Да что я умею такого, чего на моем месте не смогла бы сделать другая девушка?
      – Главное, вы сумеете пройти через Черную Дыру, что удается далеко не всем. И.возможно, вам удастся спасти из огня бесценную рукопись Авиценны, которая поможет медикам открыть секрет бессмертия.
      – Секрет бессмертия? А разве современники Авиценны о нем не знали?
      – Они не придали значения одному его трактату, который знаменитый врач написал ещё в юношеском возрасте.
      – И без этого трактата секрет не откроют?
      – Откроют. Но значительно позже.
      – Так вы же свои рукописи все равно никому не показываете. Или на этот раз решили изменить правилу?
      – Мы всегда будем следовать ему неукоснительно: современное общество должно развиваться своим путем.
      – Белые историки тоже хотят раздобыть этот трактат?
      – Тоже
      – И что они с ним сделают?
      – Отдадут людям! - фыркнул Леон. - В городе Кургане появился талантливый врач, который почти вплотную приблизился к изысканиям Авиценны. Наверняка белые маги жаждут ему помочь. Но зачем, скажите, бессмертие тем, кто не может как следует прокормить и тех, кто живет недолго?
      – И все-таки вы невправе решать судьбу всего человечества! - упрямо проговорила Катя. - Вы слишком много на себя берете!
      – Слышала бы вас Венуста Худионовна, представляю, как она была бы счастлива.
      – А это ещё кто такая?
      – Одна ученая старушка... Похоже, нам пора расставаться. Мы ещё встретимся, но вовсе не при тех обстоятельствах, при каких бы мне хотелось. Прощайте!
      Он вытянул вперед руку, как бы отодвигая её от себя, и в ту же секунду какая-то сила подняла Екатерину в воздух. Некоторое время словно не она сама, а мир вокруг неё летел куда-то в кромешной тьме. А потом вспыхнул свет.
      Девушка сидела на стуле перед столом, за которым она обычно занималась, в своей узкой длинной комнате и тщетно пыталась вспомнить, что она только что делала? Но мысли ускользали, точно им не за что было зацепиться, и Катя подумала: наверное, у неё просто закружилась голова...
      Она поднесла руку к голове. Было такое ощущение, будто её стискивает металлический обруч.
      Но это и был обруч. Хотя совсем не тот, каким она обычно поддерживала волосы, чтобы не лезли в глаза, когда она склоняется над конспектами.
      Обруч был тяжелым, холодил голову, и когда Катя сняла его, оказалось, что это самая обыкновенная... корона! Судя по тяжести и блеску, золотая. В каждом из её многочисленных зубцов было вделано по бриллианту размером с небольшую горошину...
      Откуда она взялась? Уж не страдает ли Катя лунатизмом вперемешку с клептоманией? От одного предположения девушка в ужасе содрогнулась.
      Наверное, с нею что-то произошло. Что-то, о чем Катя забыла. Провалы в памяти? Тогда неизвестно, что хуже...
      Она попыталась восстановить минувшие события. Вернее, то, чем она могла бы заниматься. Ведь делала же Катерина что-то! Вон, на часах восемь вечера, а из института она пришла в четыре...
      Дверь в её комнату скрипнула, открылась, а Катерина, задумавшись, от неожиданности чуть не свалилась со стула. На пороге стоял муж хозяйки и удивленно пялился на нее.
      – Ты дома? Но ты же уходила.
      – Если вы знаете, что я ушла, тогда что вы делаете в моей комнате?
      – Но я... но мне.., - растерянно залепетал хозяин. В это время взгляд его упал на корону, бриллианты которой засверкали в электрическом свете. А это что у тебя?
      Вот тут-то и понадобилось так называемое артистическое мастерство. И Катя сыграла. Как можно равнодушнее она произнесла:
      – Разве вы не видите? Корона.
      Она небрежно надела неизвестно откуда взявшуюся вещь на голову.
      – Мы в институте репетируем "Гамлета". Я играю королеву Гертруду.
      – Она же вроде старая, - проявил свою "осведомленность" хозяин.
      – Где же мы возьмем старую? - подыграла ему Катя. - Спектакль-то студенческий.
      – Корона золотая? - подчеркнуто небрежно поинтересовался он.
      – Кто же это нам даст золотую? Какой-то сплав... Извините, но вы мне мешаете. Я как раз учу роль.
      – Я уйду, - поспешно согласился он. - Но ты... это... не рассказывай моей, что я к тебе заходил. А то начнет допытываться, что да зачем...
      – Но я и сама об этом не знаю, - напомнила Катя.
      – Да пустяк, - замялся он. - Кроссворд разгадывал, хотел у тебя ластик взять.
      – Пожалуйста, - Катерина протянула ему резинку.
      – Как же это ты прошла, что я не заметил, - задумчиво повторил он. Через окно лезла, что ли?
      – В такой юбке? - Катя привстала, демонстрируя юбку и подумала заодно, что кроме потери памяти, у неё ещё и крыша стала протекать. Сидит за столом в новой юбке, хотя прежде она всегда переодевалась в домашнее.
      – Юбка что надо, - согласился хозяин, жадно глядя на её стройные ноги, - в такой лезть жалко.
      Он явно медлил уходить, но Катя открыла дверь и настырному мужчине пришлось уйти.
      Девушка вздохнула с облегчением, которого, впрочем, хватило ненадолго. Значит, она куда-то уходила? Но куда? Где, интересно, раздают такие дорогущие золотые короны?
      Она оглядела себя в зеркале. Юбку купила. Тоже дорогущую. Ни с того, ни с сего. Хотя недавно решила, что подождет до стипендии. Что заставило её разориться раньше времени? Юбка конечно красивая, но ведь и есть что-то надо. Катя пересчитала свою наличность: на два дня хватит, а потом, как говорится, зубы на полку..
      Да, а что делать с короной? После того, как она застукала хозяина входящим в её комнату, спрятать что-нибудь подобное в своих вещах не представляется возможным.
      Ленчик! Катя вспомнила о своем ухажере. Эря что ли она переслушала столько его стихов? Зря недосыпала и меряла километры по ночным улицам? Должны и поэты годиться на что-то серьезное.
      Завтра она отдаст ему корону - пусть спрячет у себя до выяснения. Она легла в кровать с книжкой последнего любовного романа Джоанны Линдсей, но мысли её упорно возвращались к странному провалу в её памяти. Должна же быть хоть какая-то зацепка. Но ничего от своей памяти она так и не добилась.
 

Глава четвертая