Тем временем Аренский вышел на манеж в борцовской форме и голосом профессионального конферансье объявил:
      - А сейчас уже известный вам Герасим Титов и ваш покорный слуга сразятся на поединке, французская борьба!
      Едва он успел договорить, как где-то совсем близко застрочил пулемет, послышались одиночные выстрелы, - судя по всему, у села шло настоящее сражение. В мгновение ока зрителей точно корова языком слизнула. Артисты некоторое время стояли в нерешительности, но потом Аренский - как всегда взял инициативу в свои административные руки.
      - Герасим, Ольга, Алька - немедленно упаковываться!
      - А как же... - начала было Ольга.
      - Я сказал - немедленно.
      Ольга и Алька кинулись выполнять распоряжение, а Герасим все не мог сдвинугься с месте и оторвать глаз от Катерины: на её лице читался откровенный ужас при мысли о возможном расставании.
      Аренский тоже стал торопливо укладываться, но заметил странную, с его точки зрения, неподвижность Герасима. Глядя на них, замедлили сборы и Ольга с Алькой. Василий Ильич пожал плечами - мол, что поделаешь, война, - и вздохнул.
      - Герасим, - он тронул товарища за плечо, - пора собираться.
      Герасим с усилием отвел взгляд от Катерины и хотел было что-то сказать, как у ворот послышался топот копыт и во двор въехали трое вооруженных всадников.
      - Эй, вы! - крикнул один из них в надвинутой на глаза папахе. - Полина казала, усим на майдани збыратыся. Негайно! (Негайно - срочно.).
      - Швыдко! - прикрикнул другой, заметив растерянность и нерешительность артистов.
      - Хто воны таки? - спросил у товарищей третий.
      - Та кажуть - цирк. А Полина каже, побачим, абы не шпиены.
      Под конвоем всадников циркачи вместе с другими селянами пришли на площадь - майдан.
      Артисты так и не успели переодеться. Ольга сняла только парик и картонный нос. Алька был в клоунском трико. Василий с Герасимом - в борцовском. Они лишь набросили верхнюю теплую одежду, кто - полушубок, кто - пальто.
      Катерина стойко держалась возле Герасима. Банда Полины представляла собой довольно пеструю группу. На первый взгляд её бойцы выглядели не то зажиточными горожанами, не то - бывшими младшими офицерами, одетыми хоть и добротно, но кто во что горазд. Сама Полина в офицерских казачьих галифе, мягких сапожках, белом овчинном полушубке и белой папахе смотрелась вовсе не кровожадной атаманшей, а, скорее, этакой кокетливой мещаночкой.
      Однако, приглядевшись, можно было увидеть язвительную усмешку на красивых чувственных губах и затаенную злость в темных глубоких глазах. Даже папаха на гладких, собранных на затылке в узел волосах держалась как-то зловеще.
      - Говорили, у неё не меньше сотни конников, - прошептал Василий пробившемуся к артистам Петру Нечипоренко, - а тут хорошо бы десятка полтора набралось.
      - Учора, кажуть, на красных наткнулись, а сьогодни з билым розъиздом встренулысь, - хмыкнул Петро. - Обскубалы их ахвицеры як курей... Ось, глянь: воны билого у полон узялы!
      Теперь и Аренский увидел за спиной сидящей на тачанке Полины связанного и избитого поручика - лицо его выглядело сплошной кровавой маской. Он, видимо, был без сознания: голова его бессильно запрокинулась назад, фуражка где-то потерялась, и теперь ветер беспрепятственно шевелил вьющиеся белокурые волосы. Что-то в его осанке показалось артисту знакомым, - не этот ли поручик накануне одалживал Ольге свой браунинг? Если так, то понятно, с кем встретились бандиты. Аренский скосил глаза на Ольгу: та с интересом узнавания тоже разглядывала бесчувственного пленного.
      Бандиты - где плеткой, где окриком - утихомирили собравшихся на майдане селян. Наконец говор затих, и тут заговорила Полина. Ольга усмехнулась про себя пришедшему в голову сравнению: так манерно стала говорить Агнесса после посещения каких-то любительских актерских курсов, как бесталанная, но крайне самоуверенная актриса. Наверное, своим сельским сотоварищам атаманша казалась верхом аристократичности, культуры, символом горожанки, которая своей утонченностью так отличалась от крестьянок! Во все время её речи никто из них не позволил себе даже легкой усмешки.
      - Мы пришли узнать, где окапывалась та белая сволочь, которую нам пришлось уничтожить ценой драгоценных жизней наших товарищей?
      Ее голос привел в чувство поручика: он попытался выпрямиться, но смог лишь поднять голову и послать в спину говорящей атаманши саркастическую улыбку, скорее похожую на гримасу боли.
      - Неужели здесь, в Смоленке, нашли они приют? Здесь было гнездо этих царских выкормышей?! Если я узнаю хоть что-нибудь... В прошлый раз мы пожалели это проклятое село, осмелившееся восстать против меня. И вот благодарность: теперь они прячут наших врагов!
      Согнанные на судилище крестьяне, слушая подчеркнуто спокойный и тем страшный голос кровавой атаманши, замерли от ужаса. Но вот толпа зашевелилась, расступилась и пропустила вперед старика, как объяснил Петр, выбранного селянами головой. В таких вот щекотливых ситуациях старик со своим умом и изворотливостью оказывался незаменимым.
      - Матушка! - он рухнул перед атаманшей на колени, не обращая внимания на весеннюю грязь. - Пожалкувай нерозумных, дозволь казаты!
      - Дозволяю, - сделала царский жест Полина, приятно польщенная глубиной народного смирения.
      - То не мы, повирь, никого мы не ховалы! Мабуть, у Осокорях ти кляти билые квартырувалы?
      - Хорошо, проверю, - Полина медленно оглядела смиренно опущенные головы селян. - Если вы не виноваты, останемся друзьями.
      - Спасыби, матушка, спасыби, - кланялся старик, задом пятясь к толпе. - Отслужимо, не май сумниву!
      - Вовк тоби друг! - с ненавистью прошептала Катерина.
      К счастью, Полина этого не слышала. Она уперлась рукой в бок и картинно прохаживалась перед тачанкой, - это был её спектакль.
      - Раз выяснилось, что у нас с вами нет больше причин ссориться, мы можем сделать мирным селянам подарок. Хотите купить себе батрака? Сказочно дешево. Всего за два мешка картошки вы сможете приобрести вот этого поручика. Не смотрите, что у него лицо побито - ребята у меня горячие, не удержались, - зато руки-ноги целы. Если боитесь, что он может сбежать, то по желанию будущего хозяина мы подстрелим ему ногу. У нас есть большой специалист по этому делу: хромать будет, а чтоб убежать - ни-ни!.
      - Та звидкиля стилькы картопли, самим нема шо исты, - проговорила из толпы пожилая крестьянка.
      - Что ж, раз вы такие бедные, а нам его с собой возить не с руки, тогда сейчас, на месте, мы эту белую гниду и порешим. - Полина подняла револьвер.
      - Подождите! - прорезал наступившую тишину взволнованный девичий голос, и прежде чем Аренский с Герасимом смогли её остановить, из толпы вырвалась Ольга.
      - Друзья мои, это становится интересным! - Полина опустила оружие. Кто же вы будете, милая защитница пленных царских офицеров? И что это вы в таком нелепом наряде, надеть больше нечего? Раз вы - такая бедная, вряд ли у вас есть столько картошки...
      Она засмеялась резко и неприятно. Остальные бандиты подобострастно захохотали.
      - Я не успела переодеться, - Ольга говорила медленно, тщательно подбирала слова и в то же время умирала от страха. Она уже сталкивалась с такой породой самоуверенных и истеричных людей, которые постоянно живут в состоянии крика и бывают совершенно непредсказуемы в критические минуты жизни. - Видите ли, я работаю в цирке, а сегодня мы как раз давали представление...
      - И кого же вы изображали в таком костюме? - холодно поинтересовалась Полина.
      - Никого, - Ольга почему-то стала успокаиваться, хотя для этого не было никакой причины; скорее, наоборот, опасность взрыва возрастала с каждой минутой. - Я хотела сказать, никого конкретного. Просто немножко клоунады.
      - Клоунада... Ладно, вернемся к нашему пленнику. Это - ваш знакомый?
      - Нет, я вижу его в первый раз.
      - Понятно. Жалко стало. Скромная циркачка жалеет белого офицера. С риском для жизни. Такая отчаянная, ничего не боится... Ну-ка, покажи руки.
      - Что? - не поверила ушам Ольга.
      - Я сказала, руки показать! - взвизгнула Полина. Девушка протянула ей свои дрожащие руки. Атаманша рванула её к себе.
      - Ишь, аристократические ручки! Маленькие, породистые, не знавшие труда... Как ты думаешь, Виктор, - она полуобернулась к одному из бандитов в офицерской фуражке, то ли трофейной, то ли бывшей его собственностью во время службы в той же самой царской армии, - кто скрывается под таким нарочито нелепым мундиром?
      - Да уж, не крестьянка, - хмыкнул тот.
      - Я тоже так думаю. Ей стало жалко офицерика. Она поспешила к нему на помощь, но как? Может, предлагая взамен себя? Или что вы, мадемуазель, собирались предложить в качестве выкупа?
      - Немного, но это все, что у меня есть, - заторопилась Ольги, расстегивая клоунский китель, чтобы достать свою единственную драгоценность - фамильный золотой крестик с изумрудами.
      И тут же опомнилась: что она делает? Действительно, такого крестика не могло быть у бедной безродной циркачки. Показать его - все равно, что подписать себе смертный приговор.
      Хорошо, что Полина целиком была увлечена своими эмоциями и не заметила её движения: она продолжала распалять себя.
      - Жалельщица! Она не пострадала; на её глазах не погибали товарищи, которые прошли вместе с тобой через огонь и смерть! Таких надо стрелять, как бешеных собак...
      Окончить речь она не успела. Раздавшийся ружейный выстрел прервал речь атаманши в самом апофеозе. Полина дернулась, попыталась поднять руку к груди и упала, откинувшись на тачанку; ударилась головой о борт, подножку и сползла на землю.
      Народ на майдане закричал и бросился врассыпную. Герасим оглянулся в поисках Катерины и только теперь понял, что уже давно не чувствует рядом её присутствия. Тут он увидел любимую: она прислонилась к плетню с винтовкой в руках и передергивала затвор для следующего выстрела. Крик застрял у него в горле, а пуля Катерины уложила мужика в офицерской фуражке.
      Наконец бандиты пришли в себя, залегли, и началась пальба.
      Аренский - человек сугубо мирный, бывший таким находчивым в житейских ситуациях, - при звуках выстрелов растерялся. Вначале он побежал с майдана вместе с селянами. Потом нерешительно остановился в стороне, забыв, что у него за поясом револьвер с полной обоймой патронов, приготовленный для Ольгиного выступления.
      Ольга тоже не сразу разобралась в происходящем, но отнюдь не по своей вине: её сдавила и повлекла за собой толпа, перед сокрушающей силой которой девушка испытывала страх с того рокового события в порту. Но вот людской поток выплеснул её рядом со стоящим у плетня Аренским. Ольга выхватила револьвер у него из-за пояса и залегла за ближайшее дерево: бандиты подобрались к Катерине совсем близко. Герасим короткими перебежками приближался к тачанке.
      - Тачанка! - истошным голосом закричал один из бандитов - охотничий азарт, желание взять живой и жестоко покарать стрелявшую бросились им в голову и заставили забыть о главном. - Там же пулемет!
      Сразу несколько человек кинулись к тачанке, и тут стала стрелять Ольга: сняла одного бегущего, потом другого. Бандиты растерялись. Стреляли теперь с двух разных сторон, и быстрый, точно бьющий револьвер Ольги представлял уже большую опасность, чем однозарядная винтовка Катерины.
      Герасим, почти добежавший до тачанки, под пулями вынужден был залечь, и теперь сантиметр за сантиметром подползал к телу Полины, у руки которой лежал её револьвер.
      Алька, в отличие от отца, в этой ситуации не растерялся. Он тоже побежал прочь со всеми, но если селяне просто разбегались по домам, то он бежал к их временному пристанищу с другой целью - там, в одном из баулов с цирковым снаряжением, лежал маузер Герасима.
      Аренский не обнаружил рядом с собой сына и радостно вздохнул: мальчик наверняка переживает эти страшные минуты в их сарае. И тут же вздрогнул оттого, что возвратившийся Алька совал ему в руку семизарядный маузер матроса. Стрелять в людей Василию прежде не доводилось, потому первую пулю он послал не глядя, "в белый свет", но этот выстрел сделал свое дело: у нападавших появилась третья огневая точка. Нескольких секунд удивления и попыток перераспределения сил у противника вполне хватило Герасиму для того, чтобы подхватить оружие Полины и начать почти в упор стрелять в бандитов. Хотя в общем огонь был беспорядочным и неплотным, те без атаманши запаниковали: вскочили на коней, бросив убитых, пулемет с тачанкой и ускакали.
      На майдане наступила тишина. Она продолжалась не более минуты, когда из-за дерева, за которым пряталась Ольга, раздались рыдания. Катерина, Герасим, Василий и Алька бросились к ней.
      - Оленька, что случилось, ты не ранена? - прозвучавшая в голос Аренского обеспокоенность показала всю глубину скрываемого им чувства. Он так боготворил её, что переходил на "ты", только забываясь. Ольга покачала головой, не переставая рыдать.
      - Я - убийца, - судорожно всхлипывала она. - Женщина - убийца? Что может быть страшнее? Я, наверное, убила четырех человек.
      - Всего двух, - "успокоил" её Алька. - Одного ты только ранила: не ускакал же он мертвый!
      - Двух человек лишила жизни! - причитала Ольга. - Чем я лучше тех же бандитов?!
      - Мовчы! - сурово прикрикнула на неё Катерина. - Иде ты бачыла людыну? Не люди, вовкы, скаженни собакы! Воны вбылы усих моих дидов. Ты не убывця, ты - захысныця, чуешь, заступныця?
      - Защитница? - спросила, переставая плакать, Ольга.
      - Шо я и кажу!
      - Вот уж не ожидал от вас, княжна, такой слабости, - подчеркнуто строго заговорил Герасим; он считал, что только аристократки могут закатывать истерики после того, как самое страшное осталось позади, и не признавал этого свойством женской натуры вообще. - Да если бы не Катя, Полина и глазом не моргнула, И тебя, и поручика в штаб к Духонину отправила.
      - Куда? - не поняла Ольга.
      - Пристрелила бы,<|)<197) показал свою осведомленность Алька.
      - Кстати, - спохватилась Ольга, - про поручика-то мы и забыли, он же до сих пор связанный лежит.
      Они подошли к тачанке. Видимо, бандиты отбили у него что-то внутри после очередной попытки освободиться, и поручик опять потерял сознание. Он лежал, запрокинувшись, точно тряпичная кукла, и изо рта у него медленно стекала струйка крови.
      - Ось, побачь, - кивнула Катерина, призывая Ольгу в свидетели, - шо зробылы из чоловиком твои люды?
      - Какие же они мои? - возмутилась та.
      - А кто совсем недавно тут по ним убивался? - съехидничал Алька.
      - Разве можно над этим шутить?! - Аренский привычно отвесил сыну подзатыльник.
      - Стрелять надо таких сволочей! - приговаривал Герасим, помогая Катерине с Ольгой развязывать поручика.
      - Что мы и сделали, - уже спокойно проговорила Ольга. И почувствовала, как шею обожгло горячее дыхание Катерины.
      - Спасыби за допомогу.
      - И тебе - спасибо, - растроганно отозвалась Ольга, проникаясь благодарностью и любовью к этой доброй и надежной душе.
      ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
      Янек не испугался, когда одна из стен комнаты "отъехала" в сторону. То ли потому, что легенды старого замка подготовили его к тому, что здесь рано или поздно что-нибудь этакое произойдет, то ли переживание от встречи с паном Зигмундом притупили восприятие. Он просто подумал: "Только что была гладкая стена, и вот уже открылся путь вниз. Есть ли оттуда обратный путь?"
      С тех пор, как Янек обнаружил, что судьба послала ему особый дар, отличавший его от обычных людей, он незаметно для себя стал меняться. Все чаще задумывался о жизни: для того ли родился он на свет, чтобы всю жизнь быть батраком и искать себе работу или для чего-то большего и важного? В его незагруженном прежде мозгу стали появляться какие-то мудреные мысли, звучать голоса, которым он пока не мог дать объяснения. Он стал смотреть на себя со стороны, оценивать глазами постороннего: что же ты за человек, Ян Поплавский?
      Между тем на лестнице послышались шаги. В проеме возник Иван с факелом в руке и жестом пригласил его следовать за собой. "Как привидение!" усмехнулся про себя Ян, но за графом пошел. Стена за ними с тихим стуком стала на место.
      "Так целый день хожу взад-вперед: за Юлией, за Миклошем, за Иваном!"
      Тот освещал факелом путь и угрюмо молчал.
      - Замерз ты, что ли, в своем подземелье? - нарушил молчание Ян. - Или перед большими испытаниями тебе разговаривать нельзя?
      - Смотри, - прервал его Иван. - Мы пришли. Взору Яна открылась большая каменная зала, освещенная шестью факелами. В их неверном свете юноше вначале показалось, что на стенах залы просто украшения из камня. Однако, приглядевшись, он понял: на крюках висели люди, вернее, то, что от них осталось. Вон кривой Стась с неестественно вывернутой шеей и высунутым языком. Поодаль - один из охранников Зигмунда, кажется, его звали Марин - у этого такая глубокая вмятина на лбу, что видна черепная кость.
      Ян содрогнулся. Одно дело - говорить, что на месте Ивана он бы не стал тянуть с мщением. Совсем другое - своими глазами увидеть результаты этого мщения. В таком виде месть Ивана выглядела страшным убийством и вызывала омерзение. Как бы Ян ни относился к Юлии, он ни за что не хотел бы, чтобы и она висела мертвая на одном из этих крюков.
      - Тебе это не нравится? - спросил его Иван. - Считаешь, я чересчур жесток?
      Парень молчал. Он представлял на месте Ивана своих хуторян: неужели кто-то из них решился бы мстить подобным образом? Не содрогнулся, не усомнился?
      - У тебя больше не болит голова? - не отвечая на вопрос, спросил он в свою очередь.
      - При чем здесь моя голова? Не валяй дурака, Ян, говори, на чьей ты стороне: моей или Зигмунда?
      Может, ты разомлел под ласками его похотливой доченьки?
      - Почему я обязательно должен принимать чью-то сторону, объясни мне! Я здесь чужой человек. Представь, шел бы я по дороге и увидел: дерутся два мужика. Кто они такие, я не знаю, чего дерутся - не знаю. Может, один у другого червонец украл или что похуже сделал. Чью сторону мне принимать?
      - Я же тебе все рассказал!
      - Мамка моя говорила, в каждом споре нужно обе стороны выслушивать. Неужели только потому, что его жена любила твоего отца, такой знатный вельможа вдруг поклялся извести под корень весь ваш род? Только потому, что ему нравится убивать? А ты ему ответишь тем же, я стану тебе помогать...
      - Да-а, похоже, не только я, но и пан Зигмунд, и Юлия тебя недооценили. Эрраре хуманум ест (Хуманум ест - человеку свойственно ошибаться.). Одели в кружавчики, как глупую куклу, а тут прямо Аристотель собственной персоной.
      - Кухарка Мария рассказывала, что ты, вроде, из большаков каких-то, тех, что мужику землю и волю обещают. Но то ли она ошиблась, то ли большаки, а только ты мужиков-то как раз и не любишь.
      - С чего ты взял?
      - Вернее, ты думаешь, что их любишь. Пока они на своем месте и тебе не докучают. На слово верят, исполнить обещанное не требуют. И не умничают больше положенного.
      Ян замолчал, увидев неестественно расширенные зрачки Ивана и его напряженное лицо; словно он прислушивался к чему-то внутри себя.
      - Иван, может, ты знаешь, кого привез пан Зигмунд в закрытой карете? переменил тему Ян, чтобы вывести графа из шока. - Говорят, она молода и красива...
      - Привез в закрытой карете? - медленно очнулся тот. - Ты её видел? Кто тебе говорил о ней?
      - Вот этот, что висит, разговаривал с охранником из парадного, я нечаянно услышал.
      - Нет, не может быть, он не решится. Хотя... почему нет? Может, это кто-то из гостей?
      - Гостья, которую держат взаперти, под охраной?
      - Боже мой! - Иван обхватил голову руками: - Если он и вправду нашел и привез Матильду, то он - сам Сатана!
      - А кто такая Матильда?
      - Моя невеста. Скорее, была моей невестой. Наверняка она получила известие о моей гибели, и я не стал разубеждать её в этом. Она заслуживает лучшей жизни, чем жизнь с бывшим мертвецом.
      - А вот пан Зигмунд решил разубедить, все узнал и продумал. Юлия права, он далеко пойдет!
      - Не дальше мной отмеренного. Для того я и здесь, чтобы его остановить.
      - А Матильда?
      - Зачем она согласилась приехать?! Впрочем, она всегда была излишне доверчивой... Надо срочно что-то придумать. Юлия! Если мы приведем сюда Юлию, с Зигмундом можно будет торговаться.
      - Думаешь, она захочет?
      - Не прикидывайся. Конечно, заставим. Тебе появляться наверху нельзя: или опять заблудишься, или псы Зигмунда тебя схватят, и кто знает, насколько действенными окажутся в экстремальной ситуации твои способности? Пожалуй, за Юлией я отправлюсь сам. А ты жди меня здесь.
      Ян остался один. Несмотря на яркий свет факелов, что-то жуткое надвигалось на него со всех сторон. Треск горящей смолы заставлял вздрагивать, трупы на крюках жутко скалились, воздух стоял такой тяжелый и спертый, что у парня голова пошла кругом. Чтобы немного отвлечься, он представил себе Ивана и мысленно пошел за ним. Граф передвигался осторожно; при малейшей опасности отступал в ниши коридоров, и длинный старинный кинжал в его руке зловеще сверкал.
      Лицо Головина неприятно изменилось: глаза прищурились, полоска зубов между неплотно сжатыми губами напоминала волчий оскал. Он заглянул в комнату Юлии, зачем-то осмотрел разбросанные повсюду вещи, что-то буркнул под нос и двинулся в сторону парадного.
      Охранник у двери, несмотря на строгие инструкции Миклоша, по-видимому, отнесся к ним несерьезно. Ян видел, как подкрался к нему граф, а он беспечно продолжал насвистывать.
      Схваченный за горло охранник настолько перепугался, что даже не пытался сопротивляться. Он торопливо отвечал на вопросы Ивана, умоляя глазами не причинять ему вреда. Но Ян уже знал. что сейчас произойдет, и не мог этому воспрепятствовать: никакой наказ не сможет пробиться через почти животную ярость мстителя, да ещё на таком расстоянии! Держа несчастного за горло, граф ударил его ножом и, подержав в руке обмякшее тело. отбросил прочь. Потом передумал, нагнулся, схватил за шиворот и потащил за собой.
      "Нет, Иван, не надо!" Но безумный его не слышал.
      Вскоре он появился и остановился на ступеньках, не выпуская из рук тело охранника.
      - Юлии нет, - спокойно сообщил он, будто держал не труп, а мешок с тряпьем. - Говорят, собиралась в спешке. Миклош увез её к тетке. Будто найти её у тетки - велика проблема. Пан Бек приготовился к войне. Но и мы не лыком шиты!
      - Что это ты притащил? - притворился незнающим Ян.
      - Недостающий элемент орнамента, - Иван показал на противоположную стену. - Видишь, там ещё есть пустой крюк...
      Ян подошел к нему и посмотрел в глаза.
      - Ты устал. Ты очень ycтaл. Видишь, твое тело перестало тебя слушаться. Скоро ты не сможешь двинуться, как тот мертвец, которого ты приволок.
      - Ты прав: мой организм отказывает. Мозг перестает работать. С тех пор, как я представил себе убитых мать и сестер, что-то черное вползло в мою голову и медленно, клетка за клеткой, пожирает мозг изнутри. - По щеке Ивана медленно поползла слеза.
      - Проклятый Зигмунд убил-таки меня. Ты прав, я - ходячий мертвец. Потому и не стал объявляться Матильде. Она провожала на войну молодого здорового человека. А кто я теперь? Меня не всколыхнуло даже убийство этих троих. Стасю я просто свернул шею: он давно это заслужил. Трупы замученных девушек Миклош свозил к нему в сторожку. Он как на бойне разделывал их и топил в болоте.
      Он хихикнул.
      - Если бы ты знал, какие мучения выпали на долю Зигмунда! Сама судьба мстит ему за меня. Он болен. Серьезно болен. Страхом. Да-а. К нему по ночам приходит убитая Анна и душит. Его не спасают ни охранники, ни молитвы. И разве такой грех замолишь? Как он кричит! Он боится спать. Ха-ха!
      Иван нахмурился, точно пытаясь что-то вспомнить.
      - Девушки. Совсем юные. Пан любит их мучить собственноручно. Ночи страха он превращает в дни ужаса. Этот дурак Вальтер сказал ему, что кошмар можно убить только другим, ещё большим кошмаром.
      - Перестань! Иди сюда, - Ян разговаривал с больным графом, точно с ребенком. - Сядь в это кресло, отдохни. Закрой глаза. Вот так. Поспи, а я пока подумаю.
      "Ивану - или как там-то? - графу Головину нужна помощь. Но я же не врач, чтобы вытащить у него эту пулю! Его мозг сопротивляется, хочет вытолкнуть её, но не может. Оттого у него в голове все путается и болит: это шевелится кусочек свинца. А если попробовать? Сделать надрез там, где зарубцевалась рана, чтобы освободить пуле выход... Но кто я такой, чтобы рисковать его жизнью? Я ничего пока не умею, хотя ясно вижу, где она! Нет, все равно один я не справлюсь. Кому-то надо подержать его голову, потом перевязать... Беата! Я пойду и найду Беату. Если Ивану не помочь сейчас, он превратится в бешеного зверя и тогда никто и никогда не сможет ему помочь!"
      Он разбудил Ивана.
      - Давай, рассказывай мне, как выйти отсюда в зеленую комнату. Есть ли через подземелье выход из замка?
      - Есть, - сонным голосом, будто сомнамбула, ответил граф. - Выход из замка через сводчатую арку ведет прямо к реке; от неё недалеко - дорога в город. Отодвигаешь у верха лестницы металлическую пластинку в виде птичьего клюва - открывается вход в зеленую комнату. Чтобы войти с той стороны, надо снять с книжной полки молитвенник - такая толстая книжка с металлическими застежками. За нею панель с колесиком. Повернешь влево - стена отодвинется. Сделаешь ещё один оборот - никто другой твоим путем пройти не сможет, если не открыть механизм со стороны подземелья. Ты уходишь?
      - Ненадолго. Я там, наверху, кое-что забыл. А тебе лучше всего ещё поспать.
      Юноша поднялся в комнату, где с ним произошло столько событий, зеленую комнату, где гостей пугали привидения, - и вышел через неё в коридор. Теперь комнату Беаты он мог найти без провожатых. Беата сидела у окна и невидяще смотрела прямо перед собой. Она вздрогнула, услышав скрип двери, и вгляделась в лицо парня.
      - Я ждала тебя, Янек. Знаешь, пани Юлия уехала, а меня с собой не взяла. Сказала, у тетки достаточно слуг. Получается, я никому не нужна. Пан Зигмунд накричал на меня ни за что, а доктор Вальтер даже не захотел открыть мне дверь. Как будто по замку бродит страшное привидение и все его боятся. А я даже не запираюсь, пусть приходит. Ты не знаешь, что на самом деле случилось?
      - Знаю. Я расскажу тебе попозже. А сейчас ты нужна мне. Очень нужна!
      - Правда?
      - Правда. Кроме тебя, помощи мне просить не у кого. Ивану очень плохо. Я могу ему помочь, но и мне нужен помощник. Ты крови не испугаешься?
      - Не испугаюсь. Я иной раз помогала доктору Вальтеру. У меня есть йод и бинты...
      - Тогда собирайся и пошли.
      Он посмотрел, как быстро и без суеты девушка приготавливает необходимое и спросил;
      - Беата, с тобой ничего не случилось?
      - Случилось, - она как-то по-стариковски усмехнулась. - Я перестала бояться.
      Они вошли в комнату с "привидениями". Ян повернул влево нужное колесико и шагнул в образовавшийся проем. Подал руку Беате. Ее глаза оживились:
      - Недаром я грешила на эту зеленую комнату. Один раз видела, как Иван вошел в нее, а обратно не вышел.
      - И ты никому не сказала? - удивился Ян, подумав, что Беата не так уж бездумно предана своим хозяевам. Скорее всего, она запугана и теперь потихоньку от своего страха освобождается.
      Они спускались по лестнице, и Беата цепко держала Яна за руку. Девушка пробудилась от своего оцепенения и теперь с боязливым любопытством оглядывалась по сторонам.
      - Матка Бозка, Янек, это же... кривой Стась, Марин... И Семен! Ты их убил?
      Она задрожала всем телом. Ян развернул девушку лицом к себе.
      - Я думаю, ты умница и поймешь, что убивать мне их было не за что. Кто это сделал, я тебе потом объясню. А вот твои дрожащие руки для меня плохая подмога. Боишься? Тогда я отведу тебя наверх.
      - Нет-нет, это я так, - она пригладила волосы и провела ладонью по губам, будто дрожь исходила именно оттуда, и сказала почти спокойно: - Я готова. Что нужно делать?
      Иван сидел в кресле и спал. Ян взял со стола кинжал и попробовал пальцем лезвие. Беата схватила его за руку.
      - Для чего это тебе?!
      - Сначала нужно прогреть кинжал на огне. Теперь смотри: здесь, у края волос - шрам. Сюда вошла пуля. И застряла. В последнее время она стала шевелиться, ну, как ребенок в утробе. Она причиняет ему боль, а Иван мечется, как раненый зверь...
      - Значит, это он... охранников7
      - Он.
      - Но разве мы сможем ему помочь? Или ты хочешь выковыривать пулю этим кинжалом?
      - Нет, я только хочу открыть ей путь.
      Даже самому себе Ян не хотел признаваться, что он вовсе не так уверен в благополучном исходе своего предприятия. Но Беата вдруг улыбнулась и пожала ему руку у локтя.
      - Не знаю, почему, но я верю тебе.
      Ее участие заставило Яна отбросить прочь все сомнения. Беата перевела взгляд на лицо Ивана:
      - А он изменился. Побледнел, под глазами круги; зубы сжаты, как у волка.
      - Видела бы ты его в деле!.. Давай-ка лучше привяжем его к креслу, а то дернется, и ты его не удержишь.
      Ян сосредоточился и приложил руку к голове Ивана. Он чувствовал, он видел эту пулю. Она воткнулась прямо в мозг и теперь под действием его руки разворачивалась. Иван громко застонал, а Беата от неожиданности отшатнулась.
      - Кинжал, быстрей!
      Девушка сунула ему кинжал, и Ян сделал на коже надрез. Почти в ту же секунду пуля вывалилась ему на руку и прилипла к ладони. Такой быстроты Ян и сам не ожидал, а поскольку не имел представления о физике, то и не смог бы объяснить, как это его ладонь вдруг превратилась в мощный магнит; как его мозг управлял движением пули по тому же каналу, какой она пробороздила прежде. Беата только ахнула, когда он показал ей окровавленный кусочек свинца; глянула на юношу с восторгом - она сразу почувствовала, что он необычный хлопец! - и тут же занялась обработкой раны, из которой вытекло совсем мало крови. Удивило её, что Иван даже не проснулся. Впрочем, и сон его был таким же ненормальным, как и бсе происходящее вокруг.