Затем дед провел ладонью над горшком, и пар сразу осел; спокойно сунул руку в горшок, положил заваренную траву на рану и перевязал.
      Черты больного, искаженные прежде болью и страданием, разгладились, он задышал ровно и спокойно, а дед медленно вытер руки поданным хозяйкой полотенцем.
      Та, не слыша больше стонов и хрипов раненого мужа, стала голосить, но лекарь сурово цыкнул на нее: "Чего воешь, будто по покойнику!" Кивнул Яну и пошел к двери.
      Хозяйка заметалась, попыталась вручить деду завернутые в тряпицу деньги, но он отодвинул её от себя и сам вынул из кармана серебряную монету.
      Женщина сначала отшатнулась, но потом деньги взяла и вдруг в беспамятстве свалилась к его ногам. Дед подхватил её, с помощью Яна положил на лавку и влил в рот несколько капель из принесенной с собой маленькой плоской фляжки. Хозяйка быстро пришла в себя, застеснялась, порываясь вскочить.
      - Полежи маленько, - дед погладил её по голове, точно маленькую, - и больше не мори себя голодом, выживет твой Андрейка!
      В следующем эпизоде Ян почему-то был не рядом с дедом, а как бы наблюдал происходящее со стороны. Словно он сам оставался на одном месте, а действие везли мимо него.
      Дед шел узкой тропинкой через лес, а за ним крался убийца. Вот он выждал, когда дед замешкался, перебираясь через поваленное поперек дороги дерево, приладил и арбалет стрелу и спустил тетиву.
      Внезапно точно в часах щелкнуло что-то, и вместо быстро сыплющегося песка секунд время стало растягиваться, как вязкая тягучая масса.
      Стрела полетела медленно, так же медленно повернулся дед и выдвинул ей навстречу ладонь. Стрела в двух вершках от ладони остановилась, будто ударившись о стену, и упала на землю. Взгляд деда отыскал убийцу. Глаза их встретились. Ян увидел, как время опять побежало привычным ходом и лицо наемника исказилось, как если бы он увидел перед собой адское чудище. Он дико закричал и кинулся прочь.
      Ян проснулся, но сон отпечатался в его мозгу и помнился во всех подробностях. Несомненно, что увиденное им происходило когда-то не только с самим прапрадедом, а и с его далекими предками. Следовательно, его дар был не случаен, а передавался по наследству из глубины веков. От того, какому человеку этот талант доставался, зависело, как он использовался: на благо людям или им во зло.
      Юноша пожалел, что не знает своих корней: кто он, кто его отец? Ведь не одна мать определяет род человека! Ян дал себе слово: как только представится возможность - он станет старше, разбогатеет, научится какому-нибудь стоящему делу и сможет с гордо поднятой головой вернуться в родные края - непременно разыскать родственников отца и выяснить все до конца...
      Спали они с Марго в небольшом придорожном лесу, верстах в двух от какого-то города. Ян настаивал: нужно войти в город. Кого им бояться? Документы надежные, еду и ночлег они смогут найти, потому что те продукты, которые есть у них, лучше бы поберечь про черный день. Однако Марго воспротивилась категорически. Ян не мог не признать разумности её доводов: во-первых, они ещё слишком мало прошли для того, чтобы быть уверенными знакомых они не встретят; во-вторых, их документы при желании легко было проверить - только послать на хутор верховых (кто бы стал этим заниматься!). В третьих - и тут юноша просто посмеялся над её наивностью, Марго считала, что им надо идти только к морю и останавливаться по пути не в городах, а в маленьких рыбацких деревушках, так как там люди проще и добрее.
      Одна, по мнению Яна, странность девушки удивила его, а потом прямо-таки возмутила - какая-то монашеская стыдливость Марго. Сначала она вообще отказалась показывать ему рану, и когда он все же решил её осмотреть, так сопротивлялась, что Яну захотелось её отлупить. В конце концов, в пылу борьбы он почувствовал в себе просыпающееся желание, в чем Марго его и подозревала, - так что на рану он взглянул мельком и на всякий случай отодвинулся от девушки подальше.
      Поужинали в молчании, потом, не сговариваясь, натаскали веток. Вниз постелили Янеков полушубок, укрылись полушубком Марго и легли, стараясь не касаться друг друга. Но когда к утру похолодало, девушка во сне так тесно прижалась к Яну, что он проснулся и долго не мог заснуть, взбудораженный её близостью. Потому он, наверное, и увидел тот странный сон: то ли вещий, то ли сказочный..
      Сказка - не сказка, а пулю из плеча Марго он все-таки вытащил! Серьезная рана зажила, точно пустяковая царапина, и молодой лекарь чувствовал, что даже рубец от раны он мог бы разгладить без следа, но раз Марго ему не давалась, не верила в него, пусть теперь так и ходит! Со шрамом. Кто-то будет гладить её плечо, и вдруг его пальцы наткнуться на этот грубый рубец... А кто же это будет её гладить? Значит, кому-то будет можно, а ему, кто спас её от верной гибели, - нельзя?!
      Марго зашевелилась, потянулась и, как котенок, чихнула, по-детски трогательно потянув носом.
      - Чего ты так рано проснулся? - сонно спросила она, сверкнув голубизной из-под полуприкрытых век.
      - Ничего, - буркнул Ян, отворачиваясь: ещё не хватало, чтобы она подумала, будто он из-за неё переживает, не спит, как говорится, бегает за ней... когда он ей так противен, что она не может даже раненое плечо показать...
      - Ты чего надулся, как мышь на крупу? - продолжала допытываться Марго, окончательно проснувшись.
      - Ничего я не надулся. Только, если тебе неприятно мое присутствие, скажи об этом прямо, а то вчера такое устроила... Я на твою честь вовсе не покушался, я просто хотел посмотреть, как заживает рана.
      - А мне показалось, что твои лекарские обязанности тебя тяготят. Ты таким безразличным тоном предложил меня осмотреть, будто я - больная лошадь.
      - Что ты придумала! - Ян даже растерялся от такой глупости: что у этих девчонок на уме?
      Марго же гладила его по волосам, не замечая, что все сильнее прижимается к нему.
      - Я не придумала, я влюбилась в тебя с первого взгляда. Когда ты склонился надо мной, раненой, я подумала, что в раю, а ты - ангел моей мечты.
      Она прыснула.
      - Не богохульствуй, - Ян шутливо потрепал её по плечу, но, во избежание последствий, никак на её порыв не откликнулся.
      - Я ещё никого не любила, да и жениха у меня не было, - призналась Марго. - То есть, конечно, приходили к нам в гости молодые люди, которые ухаживали за мной. Большинство - знакомые отца по коммерции. Те, что тоже или сами лошадей разводили, или закупали их для своих конюшен. Некоторые ко мне сватались, но мама считала, что рано ещё говорить о замужестве; мне ведь тогда только пятнадцать исполнилось.
      - Конезаводчик - величина большая, - подытожил Ян, - мне после таких твоих знакомых иначе как госпожой тебя и величать-то не стоит, поскольку у меня сроду и захудалой лошаденки не было.
      - Думаешь, я хвастаюсь? Цену себе набиваю?! - в ответ на его насмешливый тон рассердилась Марго.
      - Ничего такого я не думаю, - успокоил девушку Ян, привлекая к себе и по-братски целуя в макушку. Он вдруг почувствовал себя намного старше и ответственней. Так сложилось, что они оба - сироты, обоим не на кого надеяться, не от кого ждать поддержки, и Ян будет последним негодяем, если воспользуется доверчивостью и беззащитностью Марго.
      - Как тебя звала мама? - спросил он, переводя разговор в другое русло.
      - Маргит. Мари.
      - А я буду тебя звать - Марина. Как по документам.
      - Тем, где я - твоя жена?
      - Пришлось написать так, - пресек её игривый тон Ян. - Поднимайтесь, краля. Надо быстренько поесть, и в дорогу. Что-то этот город и меня стал тревожить. Видно, ты права: нужно идти в обход.
      Марго вскочила и отправилась в глубь леска совершать утренний туалет, а Ян привел себя в порядок раньше, потому сейчас он стал разводить костер.
      Чем больше хлопец узнавал свою нечаянную подругу, тем больше изумлялся её таланту приспосабливаться к самым неожиданным бытовым неурядицам: если Ян, например, выбирал место для ночлега не глядя, ориентируясь в основном на сухое место, то Марго прежде всего искала воду: ручей ли, небольшую речушку - и никак не соглашалась питаться всухомятку, к чему Ян привык, даже живя с матерью.
      - Я не желаю получить заворот кишок, - категорически заявляла девушка
      Выражение "заворот кишок" в её устах звучало как анафема дьяволу. Он не успел и оглянуться, как эта девчонка взяла на себя управление их скромным хозяйством.
      Она учила его разжигать костер так, чтобы его не было видно с дороги. Обед себе путники готовили в металлической немецкой каске, подвешенной на кусок колючей проволоки. А когда Ян убил деревянной дубиной порхнувшую из-под ног перепелку, радости Марго не было предела.
      - У нас ведь есть продукты, - удивился этому всплеску эмоций Ян. Целый мешок.
      - Ну, и надолго нам его хватит? - щурилась девушка и показывала ему наиденные птичьи яйца - Вот сейчас приготовлю их с салом, - опять экономия!
      Ян разводил костер и посмеивался этим своим мыслям, как вдруг услышал её пронзительный визг. Юноша помчался на выручку, не разбирая дороги. Его взору открылась страшная картина: у давно потухшего костра на небольшой вырубке лежали мертвецы. Их было - машинально сосчитал Ян - двенадцать человек. Лежали вперемешку взрослые и дети, над трупами роились мухи, ползали червяки, а приторный запах смерти ветер относил в сторону, потому молодые люди и не подозревали об этом жутком соседстве.
      Что за трагедия разыгралась здесь? От какой опасности бежали эти люди и не смогли убежать? Убиты все они были одинаково: чем-то узким и длинным, прямо в сердце. Ян испытывал странное любопытство, осматривая убитых. Отчего их лица остались спокойными, будто смерть настигла несчастных во сне или в состоянии, близком к неземному восторгу? Многие даже как будто улыбались, и этот нелепый оскал производил ещё более жуткое впечатление.
      - Уйдем отсюда скорее, уйдем отсюда, - повтеряла Марго, дрожа и всхлипывая. Она бросилась к парню, но он осторожно отстранил её, проводя своё маленькое расследование.
      - Погоди, мы же ещё ничего не узнали: кто эти люди, за что их убили?
      - Но мы и не узнаем! Ты что, пристав?! Это не наше дело!
      Она уже была близка к истерике.
      Яну и самому было не по себе; хотелось убежать отсюда, как в детстве убегал от страшных ряженых, но он хотел найти хоть что-то, что пролило бы свет на происшедшее. Он обходил поляну, кончиками пальцев, точно боясь заразиться, касался вещей мертвецов. Искал, сам не зная что?
      - Пойдем, пойдем! - снова теребила его Марго, недоумевая, почему он медлит.
      Ян медлил, потому что понял: вероятно, убийцы что-то искали, причем поиски не имели ничего общего с грабежом, - из небольшого нагрудного кармана убитого мужчины выглядывала цепочка часов, на руке одной из женщин было бирюзовое колечко. Искали что-то небольшое, потому что производившие обыск кое-где распороли даже швы одежды, высыпали наземь из мешка продукты, разобрали фасоль, разрезали хлеб.
      Повезло, нет ли искавшим до него, но хлопцу несомненно повезло. В судорожно сжатой ручонке маленькой девочки он увидел матерчатую, наспех сделанную тряпичную куклу. Ян осторожно потянул куклу за голову, та оторвалась, и в его руке оказались три небольших разноцветных камня, зловеще сверкнувших в свете солнца.
      - Ну и ну, - смог наконец вымолвить Ян, пятясь назад со своей странной находкой.
      Марго отступала вместе с ним, но пятилась осторожно, будто боялась наступить на змею. Отойдя подальше, молодые люди почти бегом вернулись к своим вещам и стали поспешно собираться.
      - Что это? - наконец пришел в себя Ян, разжимая кулак и давал возможность Марго поближе разглядеть камни.
      - Наверное, цветные алмазы, - шепнула девушка, - хотя я их никогда и не видела, мне о них наш работник рассказывал. Вроде где-то в горах есть их месторождение, но где, никто не знает, потому что добывает их какая-то секта. Людей к себе они либо обманом завлекают, либо крадут, и жизнь в этой секте для людей - хуже рабства. Этот работник, Ипполит, всегда пугал меня: смотри, поймают тебя духоборы, сделают своей мученицей - никто не найдет и не спасет. От них убежать невозможно, беглецов убивают. Я говорила, откуда же тогда он об этом знает, - пожал плечами: люди говорят, значит, откуда-то узнали. Я и у папы спрашивала, он тоже не знал. Что-то, сказал, болтали, что государство экспедиции посылало в предполагаемый район, но те ничего не нашли.
      - Темная история, - решил Ян, снимая котелок с огня, - видимо, позавтракать нам сегодня придется в другом месте.
      - Да уж, - содрогнулась Марго, - мне сейчас кусок в горло не полезет!
      Полчаса спустя они уже шли по дороге. Но, как видно, спокойная жизнь сегодня им не была суждена. Верстах в двух впереди началась канонада. А вскоре совсем близко от них разорвался снаряд. Спрятаться было некуда. Марго так испугалась, что стала упираться, когда Ян потащил её за собой.
      - Бойцы говорили, - объяснял он на ходу, - что снаряд дважды в одно место не падает.
      Они спрыгнули в воронку, края которой ещё дымились после взрыва
      Стрельба стихла так же внезапно, как и началась. Марго пришла в себя от тишины, которая казалась оглушающей, и только теперь заметила, что она судорожно держится за Яна, даже пальцы свело, а он прикрывает её собой, как будто его самого не может задеть осколком, как будто он железный. Девушка устыдилась: в минуту опасности он подумал о ней, а она, неблагодарная, думала лишь о себе.
      Марго посмотрела на парня, и столько было в её взгляде нежности, что он смутился, но, не желая показывать слабости, хмыкнул и опустил глаза.
      - Спасибо, - шепотом сказала Марго и вдруг неумело, но горячо поцеловала его в губы.
      Ян не ожидал такого проявления благодарности - да и за что благодарить-то? - опешил, а когда пришел в себя, решительно отодвинул Марго. Когда он действительно ждал от неё благодарности - ведь он сделал такое, во что сам до сих пор не очень верил - она чуть ли не кошкой на него бросалась. А сейчас с поцелуями накинулась. Обо всем забыла, хотя... Додумать он не успел. На поле раздался топот тысяч коней, и тысячи людских глоток выдохнули свирепое.
      - А-а-а.
      И с двух сторон лава на лаву помчалась конница.
      ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ
      Ольга сидела в своей комнате, сжав голову руками и уставившись в одну точку. Опять жизнь без предупреждения швырнула её в водоворот, точно проверяла княжну на прочность: выдержит - не выдержит? Точно кто-то сильный и безжалостный холодным оком наблюдал со стороны за её борьбой со стихиями: с кипящим источником, именуемым войной; с кажущейся безнадежностью будущего; с незнакомыми, непредсказуемыми людьми...
      Ей так хотелось заглянуть в свое завтра, но растревоженное сознание наслаивало один образ на другой: военные в самых разных мундирах, волны, заливающие хрупкое суденышко, чей-то черный зловещий лик и отсутствие даже промелька лица человека, за которого она сегодня вышла замуж. В своих видениях она не видела его ни раненым, ни убитым, но не видела и рядом с собой...
      Ольга считала себя просвещенным и гуманным человеком, сочувствующим революциям вообще, и, возможно, она была бы на стороне большевиков, но они не оставили ей выбора. В их глазах она выглядела чужой: буржуйкой, белой костью, эксплуататором...
      Она могла жить рядом с ними, только украв чужое имя, а ей так хотелось быть самой собой. Она не любила ложь даже во спасение.
      Ее новые друзья - Вадим, Катерина, Герасим, Алька - казалось, приняли её в свой мир, пробудили надежду на то, что она - не лишняя в этой жизни, как вдруг какой-то недобитый буржуй (она с удивлением поймала себя на этом выражении, позаимствованном у анархистов) - ротмистр появился и все испортил!
      "Да, все пропало! - мысленно стенала Ольга. - Вадим сгинет в этой проклятой мясорубке, а она - замужняя женщина - на всю жизнь останется старой девой... Миль пардон, княжна, уж не о пропавшей ли брачной ночи вы сокрушаетесь?! Разве порядочная институтка может размышлять о физиологии? А... вы вовсе не это имели в виду... И опять только о себе! В то время как любимый муж пропадает в контрразведке..."
      В дверь постучали.
      - Входи, Катя, - вяло отозвалась Ольга. Та явно запыхалась, в глазах её металась тревога.
      - Скорей собирайся, Герасим сказал, у нас только пять минут, пока они с Алькой Кару запрягают.
      - Никуда я отсюда не поеду! - заупрямилась Ольга. - Разве ты не знаешь, что Вадим...
      - Так Вадим и казав, - от волнения опять перешла на украинский Катерина.
      - Что? Он приходил? И вы меня не позвали?!
      - Якой приходив, - вздохнула Катерина, которая и сама успела привязаться к поручику. - Верховые його вели мимо викон, так вин казав, шоб мы тикали. Негайно!
      - Как же я брошу его одного?
      - А чем ты сможешь ему помочь? - хмуро бросил появившийся в дверях Герасим.
      - Он крикнул: "Идите в Мариуполь!" - Алька просунул голову подмышкой гиганта. - Ты не переживай, может, он сбежит, так хоть знать будет, где нас искать.
      - Расстрелять его не расстреляют, - задумчиво говорил Герасим, в то время как его руки ловко увязывали пожитки. - Разве что в штрафной батальон сошлют. Давай, ребята, шевелись! Поручику оттуда виднее. Раз сказал "уходите", - нужно уходить!
      Полчаса спустя повозка громыхала по дороге прочь из города. Никто их не остановил, никто вслед не выстрелил. Видно, неспешно трусящая Кара и мирная надпись на пологе кибитки "Цирк" служили им добрую службу.
      Мрачный Герасим молча правил повозкой, рядом сидел непривычно тихий Алька, а Катерина утешала пригорюнившуюся Ольгу. Алька и сам изболелся за неё душой, все порывался что-нибудь сказать, утешить, да что скажешь, когда и так все ясно.
      - Он догонит нас, - говорила Катерина, - при первой же возможности. Одному всегда легче бежать. Скажи, Герась!
      Атлет хмуро кивал, подчеркнуто внимательно глядел на дорогу. На деле же чувствовал себя муторно: на его плечи легла забота о женщинах и ребенке. А ну как и его за дезертирство к ответу призовут, кто о них позаботится? Он уже и забыл о своей пресловутой справке, освобождающей от воинской службы, о шраме, уродующем ладонь, но подтверждающем его увечность: в его голову стал закрадываться страх, который, как известно, плохой утешитель.
      Дорога неожиданно раздвоилась. Герасим, помедлив, свернул на проселочную: она вилась меж полей и казалась странно мирной и тихой.
      Версту спустя возница воочию увидел обманчивость первого впечатления. По всему было видно: недавно здесь шел бой. Чернели свежей землей воронки, кое-где лежали полураздетые трупы, над которыми уже начало кружиться воронье.
      Кара ускорила шаг, как будто и её пугали эти приметы смерти. Вдруг лошадь шарахнулась в сторону, потому что из-под земли, - Герасим сразу понял, что из воронки, - стали вылезать две фигуры: мужская и женская. Алька вскрикнул и прижался к нему. Герасим остановил повозку. Люди осторожно приблизились.
      - Яки молоденьки! - удивленно шепнула Катерина.
      Парню и вправду на вид было не больше семнадцати-восемнадцати лет. Девушка смотрелась и вовсе девчонкой с пронзительно синими глазами на бледном лице.
      - Откуда, куда? - спросил Герасим, пока парень решал что-то про себя, совсем по-деревенски разглядывая их повозку. Сумей бывший моряк прочесть его мысли, он не поверил бы очевидному: парень - а это был Янек, - ждал, не зазвонит ли, как он сам себе говорил, в его голове - осторожно, зло! Но никакой опасности в повозке не чувствовалось.
      А девушка, уловив его нерешительность, сама шагнула вперед.
      - Нам все равно - куда, лишь бы подальше отсюда! У нас нет денег, чтобы заплатить, но если вы возьмете хлебом или салом...
      - Возьмем, - вмешалась Катерина, решив, что взаимное оглядывание затянулось, в то время как нужно побыстрее убираться с этого проклятого места. Ей казалось, что трупы уже начали смердеть, и этот запах смерти был невыносим. Герасим подал девушке руку, а Ян приготовился поддержать, но она сама ловко запрыгнула в повозку, следом забрался её товарищ.
      Беглецы тронулись в путь.
      - От кого ж это вы в яме прятались? - ехидно спросил Алька, которому уже надоела напряженная обстановка, и эти, как он считал, вконец запуганные взрослые. Эх, был бы жив папка! Он бы рассказал что-нибудь смешное, расшевелил их, растормошил... Чем дальше уходил в прошлое день смерти отца, тем охотней идеализировал его Алька.
      Теперь мальчику казалось, что на его папке держался весь мир, что он мог выпутаться из любой ситуации, что он был самым-самым... Он тосковал по умершему отцу.
      - От кого спрятались? Да от всех, - доверчиво, как взрослому, стала рассказывать ему Марго. - Думали, мы в эту воронку на минутку спрыгнем, а пришлось просидеть несколько часов. Такого навидались, - на всю жизнь вспоминать хватит! Друг за другом гоняются, убивают - ради чего? Разве на земле всем места мало? Мама моя говорила: на чужом несчастье своего счастья не построишь. А тут как - чем больше людей убьешь, тем счастливее будешь?.. Какую картину мы странную видели. За одной тачанкой гнался, наверное, целый отряд. Пожилой цыган лошадей нахлестывает, а двое цыган помоложе, но вроде на одно лицо, преследователей из пулемета поливают. Никогда прежде не видела цыган в военной форме, а эти молодые были так же одеты, что и те, их догонявшие. Вот загадка!
      - А не наша ли это была тачанка? - предположил Алька.
      - Никакой загадки не вижу, - подтвердил Герасим, - конечно, наша. А иначе, для чего было вожаку с нами меняться? Сыновей от деникинцев вызволял.
      Марго из их высказываний поняла далеко не все, но решила при случае расспросить их поподробнее.
      - Как вас звать, ребятки? - спрашивала их тем временем Катерина.
      - Марго. Марина. А это Ян - мой муж.
      - Муж? - удивилась молчавшая до того Ольга. - Ты же совсем девочка.
      - Вовсе я не девочка, - обиделась Марго. - Мне на Троицу шестнадцать исполнилось. И, думаю, я не намного младше вас.
      Ольга только собралась ответить, как с прилегающей дороги они услышали конский топот, и вскоре показались три всадника в черных бурках, одинаково бородатые и оттого странно зловещие.
      - Сто-о-ой! - закричал один из них.
      - Не останавливайся! - в один голос закричали Ольга и Ян и удивленно переглянулись: предчувствие повышенной опасности охватило их одновременно.
      От их крика Герасим встрепенулся и изо всех сил хлестнул Кару кнутом. Лошадь резко рванула вперед, и привставшая было Катерина опрокинулась в глубь повозки. Одному богу известно, как ей удалось прицелиться и выстрелить так, что ближайший к ним всадник слетел с коня и грузно хряпнулся на обочину дороги.
      Пыл преследователей заметно поугас. Случившееся стерло с их лиц алчную гримасу предчувствия легкой добычи. Следующий выстрел опомнившейся Ольги поставил точку в неприятном эпизоде - под одним из нападавших рухнул и забился в судорогах конь. Третий махнул рукой с зажатой в ней нагайкой, спешился и стал помогать товарищу выбираться из-под упавшей лошади.
      Кто были эти люди? Бандиты, промышлявшие на большой дороге? Бойцы какого-нибудь ополчения? Путники отмахнулись от вопросов, предпочитая уверять себя, что опасность, оставшаяся позади - уже не опасность. Герасим продолжал править Карой и при этом бурчал себе под нос:
      - Дожил матрос, бабы стреляют, а я только вожжами машу!
      Катерина улыбнулась и мягким шлепком прогнала Альку с насиженного места подле возницы: шось затужил её коханый!
      Алька не обиделся, он и сам хотел поближе познакомиться с новенькими. Принюхаться, как шутил отец. И он с места в карьер спросил:
      - Вы с нами надолго или так, подъехать?
      Ян и Марго непонимающе переглянулись.
      - Алька хочет знать, - пояснила Ольга, - далеко ли вам добираться? Может, к примеру, в ближайший хутор идете, к родственникам?
      - Какие там родственники! - по-бабьи горестно вздохнула Марго. Сироты мы с Янеком.
      - Все мы тут такие. Разве вот у Герасима, - Ольга кивнула на атлета, родители живы, а так... едем - кто куда, по пути представления устраиваем, на хлеб зарабатываем. Друзей по дороге теряем. У Альки отца убили, мужа моего белые забрали. Что с ним будет...
      Ольга отвернулась, стесняясь подступивших слез. Алька подозрительно засопел.
      - Жалко, что мы для вас - люди неподходящие, - разрядил возникшее напряжение Ян. - Мы с Марийкой ничего в цирковом деле не смыслим.
      - Ты за себя и говори, - не согласилась Марго.
      - Посмотрели бы вы, как я с лошадьми управляюсь! Любую смогу объездить, даже танцевать научу. Меня один папин друг, из цирка, между прочим, к себе в труппу звал, да папа не пустил. Мол, шутит он, надо мной смеется. Сказал, пока я жив...
      И тоже вздохнула. - Теперь папы нет, запрещать некому.
      - Значит, я один для вашего дела негодный, - хмыкнул Ян.
      - Не переживай, - Алька панибратски похлопал его по плечу. - Мы и тебе что-нибудь придумаем. Вон Катерина тоже ничего не умела, а теперь - заядлая циркачка.
      А вокруг буйствовала весна. Прозрачно-холодный апрель сменился пышно-зеленым маем, ночи потеплели настолько, что уже не вызывали в путниках тревоги своим приближением. Наступал вечер, и Герасим оглядывался в поисках подходящего места для ночлега. Ольга и Алька были увлечены разговорами со своими новыми товарищами. Катерина подремывала, прислонясь к плечу Герасима. Потому в первую минуту никто из путешественников не понял, что случилось?
      В воздухе просвистел аркан и затянулся на шее Кары. Обезумевшее от страха животное рванулось в сторону и захрипело. В ту же минуту повозка была окружена людьми в черных папахах, теми самыми, что уже пытались остановить их сегодня. Видимо, преследователи решили больше не рисковать и устроили засаду.
      Растерявшиеся от неожиданности путники, за исключением Герасима, почти не сопротивлялись. Матрос заехал кому-то из нападавших в ухо, другого ударил в челюсть, но нападавшие тоже умели драться и после хорошей взбучки бунтаря со связанными руками бросили на дно повозки, где аккуратно спеленутые лежали остальные его товарищи.
      - Видал, какие крали попались? - говорил один из разбойников, трясясь рядом с повозкой, которой управлял другой, постарше, в темной бекеше; на левом рукаве её был вырван пулей клок и виднелись следы крови. Катеринина пуля, как определили артисты. Раненый что-то угрюмо буркнул, видимо, ему было больно.
      - Да уж, будет Паше с чем к туркам-то ехать! - хохотнул третий всадник.
      Это странное то ли имя, то ли кличка, с ударением на втором слоге неприятно поразило пленных и заставило сжаться в дурном предчувствии женские сердца. Герасим бессильно скрипнул зубами.
      Внешне оставался спокоен один Ян. Он уже понял: стоит ему начать нервничать, суетиться или пугаться, как он перестает чувствовать окружающее и, кажется, напрочь лишается своих необычных способностей.
      Глядя на него, успокоилась и Ольга. Она все чаще посматривала в его сторону и уверялась, что уже видела юношу когда-то. Наяву или в своих странных видениях? Поплавский. Наверное, поближе к Польше - обычная распространенная фамилия. Но в Петербурге не могла ли она знать этого парня? Скорее всего, нет. Сквозь его тонкие черты лица все-таки проступал деревенский налет. И даже не просто деревенский, а по-деревенски наивный... Господи, Поплавский! Как же это она сразу не вспомнила? Ведь так звали польского шляхтича, увезшего из-под венца петербургскую красавицу Елизавету Астахову, прабабку Ольги. А в облике Яна она разглядела некоторые черты дяди Николя. Не может быть! Неужели этот парень - её дальний родственник? Невероятно. И потом, Поплавские, насколько она знала, были аристократами, а Ян наверняка из деревни... Надо спросить у него как-нибудь потом... Ольга пошевелила связанными руками. Да и не в таких же условиях выяснять родственные отношения!
      Марго подметила Ольгин интерес и заревновала. Чего эта тощая красотка так уставилась на её Янека? Да, ее! Вон и в документах написано: они - муж и жена. На женатых мужчин так смотреть нехорошо. От этих мыслей Марго даже жарко стало.
      А Ольга уже думала о другом. С тех пор, как она покинула Одессу, прошло всего два месяца, а будто целая жизнь. Господи, где та юная княжна, что танцевала на своем первом балу с кавалергардом Ростоцким? Кажется, он даже просил её руки? Где романтичная институтка, что декламировала восторженные строки: "На далекой звезде Венере солнце пламенней и золотистей..." (Стихи Н. Гумелева.)
      Хрупкий цыпленок, вывалившийся из скорлупы, не смог, подобно другим цыплятам, вновь забраться под материнское крыло. Прячась среди высокой травы и перебиваясь, чем бог послал, хоронясь от чужих равнодушных сапог и не всегда умея уберечься от пинков, цыпленок вырос во вполне боеспособного петуха. Тут Ольга засмеялась про себя и поправилась: будем считать так - в бойцовскую курицу.
      - Мне кажется странно знакомым ваше лицо, - вывел её из задумчивости голос Яна Поплавского.
      Марго насмешливо фыркнула и отвернула голову.
      - Всех нас господь создал по своему образу и подобию, - задумчиво проговорил Герасим.
      Катерина с тревогой посмотрела на него: в голосе её коханого звучали непривычные нотки обречённости.
      - Куда же они нас везут? - тщетно вопрошал он, и его вопросы без ответа звучали тягостно для пленников.
      Со дна кибитки, куда Герасима бросили спеленутого, точно младенца, ему был виден только кусок вечереющего неба. Колеса повозки, прежде дробно стучавшие по дороге, сейчас шуршали по чему-то мягкому, проседавшему под тяжестью кибитки и почавкивающему.
      - У болото заихалы, - пояснила ему полулежащая Катерина: она видела побольше.
      - Камыши, - подтвердил сумевший приподняться Алька.
      - Камыши? - удивленно повторил Герасим. - Значит, мне не показалось, что шумит море?
      Он глядел в потолок кибитки, стараясь не смотреть на свою возлюбленную, от которой все не мог оторвать взгляда высокий нахальный брюнет. Он ехал верхом и все время заглядывал в повозку, буквально поедая её глазами. Катерина, обороняясь, сильно укусила его за руку, а он ударом разбил ей губу и разорвал почти до пояса вышитую сорочку. Теперь из-под одежды посторонним открывалась её красивая упругая грудь, а из-за связанных рук молодая женщина не могла даже прикрыть её от жадных мужских глаз.