- Я очень рад, Степан Васильевич, что мне выпала честь отправиться в космос вместе с вами. - Павел сказал это сердечно и просто.
      Бурмаков поднялся с кресла и крепко обнял своего будущего спутника.
      - И я рад тоже. Мы побываем на Марсе. Но это только начало, пробный полет. В перспективе - внешние планеты Солнечной системы, ближайшие созвездия, которые вы знаете очень хорошо.
      Так вот оно что! Марс - это только начало. Нет, Павел никогда не думал, что в недалеком будущем он сможет наблюдать звезды не только с Земли, хотя бы даже в самый мощный телескоп. Он увидит их вблизи, а возможно, даже встанет на их поверхность.
      Павел посмотрел на Бурмакова. Глаза парня горели радостью. Бурмаков подошел, сел рядом.
      - Наше путешествие будет сложным и, безусловно, опасным. Верю, верю, остановил он протестующий жест Павла, - вы не отступите. Но еще более трудными, - продолжал Бурмаков, - будут полеты в направлении дальних миров. Для этого понадобятся опытные астролетчики. Поэтому Космический центр предполагает послать с нами еще одного человека, юношу с отличными математическими способностями, чтобы он сейчас, в менее напряженных условиях, приобрел опыт космических полетов. Конечно, если согласятся родители, ибо вряд ли найдется школьник, который бы отказался от такого полета.
      - Степан Васильевич! - оживился Павел. - Я знаю такого мальчика. И математик, и чемпион вашей республики по легкой атлетике.
      - Хорошо знаете?
      - Хорошо. Брат моей... невесты. - Последнее признание у Павла вырвалось неожиданно, и он растерянно посмотрел на Бурмакова.
      Степан Васильевич хитровато прищурил глаза:
      - Буду иметь в виду. А сейчас поедем. В Москву. Тоже со временем вспоминать будем.
      - Я думал... - Павел не договорил до конца.
      Степан Васильевич сразу понял его мысль:
      - Что я не буду вспоминать Землю? Буду. И жалеть буду. Но не лететь не могу. Этот полет - мечта всей моей жизни. Конечно, некоторое время спустя человек побывает у далеких звезд, глубже узнает законы движения материи, существования органической или другой жизни. Те экспедиции принесут человечеству такие знания, о которых мы и мечтать пока не осмеливаемся. Но тем не менее, нам предстоит сделать еще один шаг на долгом и трудном пути завоевания космоса...
      Этот вечер запомнился Павлу на всю жизнь.
      5
      Для человека любой эпохи путешествие в космос будет всегда окрашено романтикой, граничащей с мечтой. Потому что очень долго человек не мог вырваться из плена земного притяжения. Но, пожалуй, одни только космонавты знают, что, кроме романтики, есть еще тяжелая работа, которая начинается уже с самого первого дня подготовки к полету.
      Первую ночь в академическом городке Павел, как и накануне в Минске, спал плохо. Но потом... Потом он засыпал, едва коснувшись головой подушки.
      Дом, что прятался в березовой роще немного в стороне от главной дороги, сначала не привлекал внимания Павла. Ему как-то и в голову не приходило, что здесь он проведет не один час, занимаясь напряженной и, может быть, немного однообразной работой.
      И вот его пригласили сюда.
      На пороге дома Павла встретила женщина в белом медицинском халате.
      - Заходите, - как маленького взяла она Павла за руку.
      Павел послушно пошел за ней. Женщина подвела его к группе незнакомых людей, стоящих в большом, подобном на цирковой манеж, светлом и неожиданно высоком для этого приземистого дома зале. Каждый поздоровался с Павлом за руку, назвав свое имя. Павел с интересом оглянулся.
      Посреди зала стояла центрифуга. Наверно, такая же, как и та, на которой когда-то тренировались первые космонавты и о которой Павел много слышал и знал. В самый потолок упиралась стальная ось, от которой расходились две стрелообразные руки-фермы. К одной был прикреплен противовес, к другой что-то похожее на кабину пилота в сверхзвуковом реактивном самолете.
      Женщина, которая привела Павла, сказала:
      - Здоровье ваше отличное. Но для космонавта это не все. Он должен привыкнуть к тем условиям, которые, возможно, встретятся во время экспедиции.
      Павла переодели, посадили в кабину, обвили добрым десятком проводов, которые тянулись к многочисленным приборам.
      - А руки держите вот на этих кнопках, - попросил один из операторов.
      - Зачем? - спросил Павел взглядом.
      - Таким образом проверяется ваша способность быть внимательным во время перегрузок. Левую кнопку нажимайте, когда вот на этом табло станут вспыхивать красные огоньки, - оператор показал на лампочки, укрепленные перед глазами Павла. - А правую, наоборот, отпускайте, когда почувствуете себя плохо. Только не стесняйтесь, приборы все равно сами нам расскажут, что с вами происходит.
      В зале погас свет, коромысло плавно тронулось с места и, набирая скорость, понеслось по окружности.
      Зажигались красные огоньки, Павел нажимал левую кнопку, отвечал на вопросы, а самому вспомнилось детство.
      ...Старшие мальчишки из их детского дома, когда подмерзло соседнее болото, притащили откуда-то обыкновенное колесо от телеги и длинную жердь. Несколько минут - и карусель была готова. Он, Павлик, закоченел, пока дождался очереди на салазки, прикрепленные к концу жерди. Ему было и весело, и страшно, когда санки медленно двинулись с места. А вскоре уже все вокруг слилось в одну полосу, к горлу подступил комок. Чтобы не закричать - друзья не простили бы трусости, - он закрыл глаза и сколько было силы вцепился в жердь. Когда его сняли, он победно улыбнулся и, шатаясь, поплелся в снежный сугроб. Снег был мягкий и холодный. Немного полежав в нем, Павлик побрел домой. Потом он долго боялся подходить к карусели.
      - Как вы? - услышал Павел голос оператора.
      Он хотел ответить, что ему хорошо, и вдруг почувствовал, что тело начинает деревенеть. Но все же ответил:
      - Нормально!
      Еще через мгновение тело словно налилось свинцом, а грудь сдавило так, будто на нее наступил слон, сначала одной ногой, потом другой... До слуха донеслось: "Шесть "g"". В затуманенном мозгу мелькнуло: "Ого! Я вешу уже четыреста пятьдесят килограммов". Он хотел снять правую руку со спасательной кнопки и не мог. Рука казалась тяжелой каменной глыбой. И вдруг все закружилось, запрыгало, полетело в разные стороны. Мелькали разноцветные огоньки-сигналы, что-то тревожное гремели наушники, кабина проваливалась вниз. Павел ждал, когда наконец он ударится о стенку или потолок... "
      Спуск!" - как-то подсознательно мелькнуло в голове. Павел с облегчением вздохнул и виновато взглянул на операторов, врачей, ассистентов. Но те и не думали упрекать его. Наоборот, в их глазах было удивление: первый раз такую перегрузку может выдержать далеко не каждый.
      - Ну и сердце! - сказал врач, показывая Павлу кардиограмму, на которой осциллограф вычертил ровные черточки, почти такие же, как и перед тренировкой. - Молодец!
      Откуда врачу было знать о той карусели!
      Занятия на центрифуге вскоре окончились. Через некоторое время Павел мог уже довольно долго выдерживать двенадцатикратную перегрузку. Вестибулярный аппарат космонавта привык к внезапным изменениям веса и положения тела.
      А впереди Павла ожидало куда более серьезное испытание. Однажды его привезли в помещение, где находился макет кабины космического корабля.
      На земле у человека привычный распорядок жизни. Он находится среди друзей и знакомых. А в безграничных просторах космоса? Один или с небольшой группкой таких же, как и он, оторванных от родной земли на долгие-долгие месяцы, космонавт все время будет находиться под впечатлением своей отдаленности от родной Земли. Она будет угнетать его психику с каждым днем все сильнее и сильнее. Какую волю должен иметь человек, чтобы выдержать и победить!
      Испытание силы воли в макете-кабине и ждало Павла. Сначала он провел в кабине несколько часов, потом - сутки, затем - неделю. Один, без какого-либо занятия, не слыша ни единого звука. Как это тяжело - сидеть и ничего не делать, даже зная, что ты тренируешься и через некоторое время снова будешь среди людей.
      Особенно трудной была неделя одиночества. Три шага туда, три - назад. Кресло. Кровать. Небольшой стол, в ящиках которого только пакеты с едой. У него было время снова и снова обдумать всю свою жизнь, Проанализировать все свои поступки. Единственного он не позволял себе - думать о Вале, а мысли о ней как раз и были самыми волнующими, не давали ему покоя.
      К сурдокамере Павел привык только на пятые сутки. Помогла физика. Без бумаги и карандаша он стал вычислять движение в космосе мельчайших атомных частиц, приобретших скорость больших энергий. Это был титанический труд. Сколько раз Павел, забывшись, щупал карманы, надеясь найти карандаш и бумагу, и, не находя, в отчаянии скрипел зубами. Он боялся, что забудет только что вычисленную сложную формулу.
      Кончилась неделя. Медики не нашли в психике сколько-нибудь существенных отклонений. Павлу разрешили отдохнуть.
      Он вернулся в свой коттедж и сел за письменный стол, чтобы восстановить расчеты, сделанные в кабине-макете. Окончив работу, он вдруг почувствовал усталость и пошел в лес.
      Был тихий летний вечер. Стемнело. С озера тянуло влагой. Павел долго бродил по лесу, с удовольствием вдыхая прохладный терпкий воздух. Домой вернулся, когда уже совсем стемнело.
      Он не сразу зажег свет, а постоял еще у окна, любуясь розовым разливом заката. Скоро наступит время, когда солнце для него не будет заходить... Незнакомая грусть, большая любовь к Земле впервые потревожили душу. Он отвернулся от окна и заметил на столе записку: "Буду вечером. Встречайте гостей. Бурмаков".
      Стрелки стенных электрических часов показывали почти одиннадцать ночи. Если не нарушать установленный для тренировок режим, пора уже ложиться спать. Но ведь гости...
      Он прислушался, не идет ли Бурмаков, и... не смог подняться сразу с кресла. Валя! Почему она здесь?
      Витя, Валя и Бурмаков с Валиным чемоданчиком в руке вошли в комнату и остановились у дверей.
      - Валя! - тихо позвал он.
      - Вот ты где! - счастливо засмеялась Валя. - В прятки играешь? - Она подбежала к Павлу и на мгновение прижалась к нему. - Хватит уж, хватит прятаться от меня.
      Последние слова слегка обескуражили Павла.
      - Прячусь? - растерялся он.
      - Ну конечно. Сначала сам тайком от меня собрался в космос, а теперь и Витьку за собой тянешь. - И Валя нежно обняла брата.
      - Пусти, - мягким баском произнес парень, вырываясь из объятий.
      Это развеселило Бурмакова. Он стал успокаивать Витю:
      - Женщины всегда, Виктор, были сентиментальные, нужно прощать им эту слабость.
      - Ничего, скоро мы избавимся от их опеки. - С независимым видом Витя шагнул к столу и сразу забыл и о сестре, и обо всем на свете: перед ним лежала карта неба, на которой пунктиром была проложена трасса космического корабля.
      Валя тоже взглянула на стол, побледнела и, чтобы скрыть волнение, сказала:
      - Как здесь красиво у вас.
      - Дача, Валентина Аркадьевна, - ответил Бурмаков. Нужно же было как-то поддерживать разговор. - На даче должно быть красиво...
      Павел подошел к Вале:
      - Я должен тебе все объяснить.
      Валя спокойно повернулась к нему:
      - Не надо, Павлик. Я все уже знаю и все понимаю, все. И давай договоримся: никогда не говорить друг другу о разлуке. Ни разу, ни при каких обстоятельствах.
      Павел крепко пожал ее руку.
      - А я узнала обо всем от Степана Васильевича, когда привезла Витю, продолжала Валя. - Степан Васильевич встречал нас. А впрочем, я не в обиде, что сразу не сказали. Наверное, так нужно было.
      - Нужно, нужно, - вмешался Витя, - а сама всю дорогу...
      - Витька! - хлопнула Валя ладонью по столу. - Простите, но он такой болтун, что всю жизнь вам отравит в путешествии, поверьте мне.
      - Очень хорошо, - засмеялся Бурмаков. - Будет хоть один разговорчивый человек среди нас.
      - Степан Васильевич, - обратилась к Бурмакову Валя, - я знаю, что Павел искал в газетах материалы о следах космических гостей. Так, может быть, вы летите искать их на других планетах?
      Бурмаков, казалось, ждал этого вопроса. Он снял со стола карту неба и повесил на стену.
      - Какой вывод сделал Павел Константинович из тех поисков, вы знаете. Я могу прибавить только одно: конечно, мы летим на Марс не потому, что на Земле, возможно, побывали марсиане или кто другой. Хотя, вы понимаете, хотелось бы встретить разумную жизнь где-нибудь там, - он показал рукой в открытое окно, за которым чернело густо усыпанное звездами ночное небо. - Но у Павла Константиновича появились интересные мысли в связи с этими гипотезами. Он, например, считает, что древний календарь, найденный в Перу, может соответствовать не только нашей Венере, но и одной из планет созвездия Индейца, откуда мы иногда принимаем непонятные радиосигналы. Наш полет даст возможность познакомиться с другими планетами, а также ответит на вопрос: смогут ли люди нашего времени достигнуть ближайших созвездий, где, как мы предполагаем, есть условия для жизни, подобные земным. Уверен, что Павел Константинович и сам еще успеет проверить свои гипотезы.
      Спохватившись, что сказал лишнее, Бурмаков прибавил:
      - Но я не думаю, что на его долю выпадет столько интересного. Нужно же и другим посмотреть чужие миры.
      Валя поняла и пошутила:
      - Только прошу вас, Степан Васильевич, не отклоняйтесь от главного направления в полете, а то не успеете вернуться...
      - В самом деле, что это я, - сконфузился Бурмаков. - Вот туда, к Марсу, мы и направимся. Вылетим в ноябре. Это связано не только с тем, что Марс будет тогда ближе к Земле. Осенью вокруг нашей планеты блуждает меньше метеоритов. Почему именно первая цель полета - Марс? Просто очень много загадок задал нам Марс. Помните, какая мысль высказана была в свое время о его спутниках Фобосе и Деймосе? Что они - искусственные. Вы думаете, мне не хочется, чтобы это была правда? Я также хочу, чтобы искусственными были каналы и моря. Но как оно там на самом деле - кто знает. Слетаем, посмотрим и обо всем расскажем вам, Валентина Аркадьевна. Верите?
      - Верю, - задумчиво ответила Валя. - Разве можно жить без веры?
      6
      Наступила осень. Однажды Павел проснулся и не узнал своего жилища. Всегда светлая и просторная комната на этот раз казалась подземельем. Даже потолок как будто опустился ниже. Небо за окном было затянуто тяжелыми тучами. Они ползли низко, медлительно, бросая мрачные тени на землю.
      Павел поднялся, но не почувствовал обычной бодрости: тело привыкло уже к напряженным тренировкам, а впереди снова был свободный день: основная подготовка к отлету окончилась.
      Нехотя Павел стал делать зарядку, обдумывая, чем бы заняться. Можно было бы побывать в Минске. Он с радостью слетал бы туда, но неизвестно было, когда позовут выезжать на космодром.
      В дверь постучали.
      Вошел Бурмаков.
      - Такое самочувствие, будто целые сутки проспал, - пожаловался Павел.
      Бурмаков сочувственно покачал головой.
      - Скорее бы уж дали какую-нибудь работу, Степан Васильевич, а то совсем разленюсь.
      Бурмаков хитровато прищурился:
      - Через час едем на космодром.
      - Ура-а-а! - закричал, вбегая в комнату, Витя. Видимо он слышал, о чем здесь говорили.
      Бурмаков поймал Витю, посадил рядом с собой на диван.
      - Наш корабль построен. Сегодня начнем его принимать.
      - А это долго? - Вите не терпелось поскорее отправиться в полет.
      - Почти месяц.
      - Месяц? - разочаровался Витя.
      - А ты что думал? Вот увидишь, как и чем наш корабль оснащен, - поймешь, что это не так уж и много. Нам всю технику нужно не только проверить и принять. Мы должны изучить ее, чтобы никакая случайность в пути не застала нас врасплох.
      ...Скоростной высотный ракетоплан лег на крутой вираж. Потом сделал еще один и начал стремительно снижаться с двадцатикилометровой высоты. Прижатые к спинкам кресел, Павел и Витя искали глазами землю. Где-то там, скрытый облаками, лежал космодром. Какой он?
      Прорвав тучи, ракетоплан нырнул к посадочной полосе.
      - Здесь? - Витя надеялся увидеть большой город, величественные ангары ракетопланов, бронированные бункера наблюдателей. Но вокруг было ровное поле.
      - Эх ты, романтик... - Бурмаков ласково потрепал Витю по плечу. - Самое главное находится под землей. И корабль там. В закрытом помещении с постоянной температурой более надежно было вести сборку и монтаж, так как работа эта требует очень высокой точности.
      Но Витю это не особенно утешило. Отсюда во Вселенную отправится первый корабль, а кто увидит его в ту торжественную минуту!..
      Когда на посадочной площадке их встретила большая группа людей, неизвестно откуда появившихся, Бурмаков подморгнул Вите.
      - Ну как? Пустыня?
      Машина повезла их в степь. Когда остановились, густой бас Бурмакова прозвучал по-молодому звонко:
      - Приехали!
      У Павла и Вити от волнения сильнее забилось сердце: где-то здесь должен быть корабль, который понесет их в космос.
      Сделав несколько шагов, они остановились у небольшой постройки с золотистым шпилем.
      - Сюда, - показал на вход начальник космодрома и пригласил всех зайти в лифт. Секунда, и кабина лифта оказалась в огромном зале, залитом ровным спокойным светом.
      Его нельзя было не заметить сразу. Красавец, величественный и строгий, он, казалось, ждет только команды, чтобы сделать свой гигантский прыжок в звездное пространство.
      Павел и Витя стояли, потрясенные зрелищем. Вот он, их корабль, убежище на долгие месяцы в холодном космосе.
      Бурмаков, который здесь бывал раньше, тоже почувствовал, что и для него полет уже не план, а реальность, и с этой минуты нет, не будет у него более близких друзей, чем Павел и Витя. Взволнованный Степан Васильевич подошел к ним, обнял за плечи и долго не сводил глаз с корабля, сияющего холодным серебром.
      Кто-то из присутствующих навел на космонавтов фотоаппарат. Позже, после отлета корабля, этот снимок облетел все газеты мира. А пока что людей ждала работа.
      - Идемте, товарищи, займемся делом, - совсем буднично сказал начальник космодрома.
      Скоро Павел понял, что двадцать четыре часа в сутки - это совсем немного. Ему нужно было не только изучать устройство корабля, но и присматриваться " каждому узлу критически, представлять его во время полета, в действии. Когда Павел сетовал, что для него - суток мало, Бурмаков шутил:
      - Потерпите немножко. Найдем вам планету, где сутки будут - сорок часов.
      Как ни странно, подобные шутки успокаивали, и Павел с еще большим упрямством брался за работу, иногда только не понимая, откуда берутся силы у Вити, чтобы наравне с ним лазить по трапам, проверять схемы, копаться в соединениях тысяч проводов.
      Правда, от Вити не требовалось таких знаний, как от его старших товарищей, но парень был полон нетерпения ускорить час отлета. И даже в редкие свободные минуты отдыха он не мог молчать, засыпая и Павла и Бурмакова множеством всевозможных вопросов.
      Шли дни. Корабль переставал быть незнакомым, таинственным. Он становился близким, понятным и от этого еще более привлекательным.
      Наконец настала и та долгожданная минута, когда главный эксперт государственной комиссии, поставив свою подпись, подал акт Бурмакову.
      Космический корабль был готов к отлету.
      7
      Космонавты получили короткий предстартовый отпуск. Можно было отдохнуть, отоспаться за все дни. Но никому из них терять времени на сон не хотелось. Они ездили в столицу, ходили в театры, гуляли по паркам и бульварам. Павел грустил о Вале, часто становясь молчаливым, задумчивым. Бурмаков первое время не мешал ему: пусть, мол, живой человек. Но когда Павел приуныл совсем, он пригласил его погулять по саду.
      Ночью мороз подсушил тропинки. Под ногами шелестели желтые листья. Голые деревья стояли молчаливо, одиноко.
      - Будто марсианское лето, - заметил Павел.
      Бурмаков кивнул головой, однако было видно, что не об этом он думает. Пройдя еще несколько шагов, он заговорил:
      - Почему-то я вспомнил давнюю историю. Наверно, перед серьезным делом у человека возникает потребность всколыхнуть прошлое, особенно, когда человек этот стареет... Не спорьте, мне уже сорок пять, а для человека моей профессии - это много. Так вот, мне вспомнилось, как мы готовились к первому полету на Луну. Тогда мне было столько лет, сколько вам сейчас, и был я уже женат. Моя жена была геологом.
      Бурмаков рассказывал медленно, часто задумываясь.
      - Мы договорились, что в экспедицию отправимся вместе, нам был нужен геолог. Вы хорошо знаете, какие тогда были ракеты. Первая могла взять только одного пилота. Им был я. Вторая ракета, на которой летела жена, должна была стартовать через два дня. Мы расстались, даже не простившись. Зачем? Через два дня мы должны были встретиться.
      Мой полет был удачный. Оказавшись на Луне, я передал подробное сообщение на Землю и стал разгружать ракету. И вот, когда жена должна была присоединиться ко мне, вдруг пришла радиограмма с категорическим приказом вернуться. Я просил, доказывал, что мой полет стоил очень дорого, чтобы возвращаться, не сделав ничего, но никто не обращал внимания на мои просьбы. Я вернулся и в первый момент подумал, что лучше бы не возвращался. Вторая ракета, на которой летела моя Галя, взорвалась и сгорела. Сколько я упрекал себя за то, что разрешил ей лететь! И сейчас, когда я отправляюсь в космос, мне не хватает ее глаз и руки, которая махнула бы на прощание...
      Павел взял Бурмакова за руку и молча крепко сжал ее. Он вспомнил Валю и догадался, зачем Бурмаков рассказал ему эту трагическую историю. Он тем самым будто сказал Павлу: какое это счастье, если ты знаешь, что тебя ждет дорогой и близкий человек. Павел хотел поблагодарить Бурмакова, но не осмелился: тот шел спокойный, тихий, наверно, весь еще в воспоминаниях о том невозвратном, незабываемом времени.
      8
      Вторую половину дня накануне отлета космонавты посвятили прощанию с Москвой. От Красной площади они прошли через весь город к Пантеону Владимира Ильича Ленина и затем вернулись к музею Космонавтики. Те, кто оставлял Землю, всегда отдавали дань уважения своим предшественникам, жизнь многих из которых стала историей.
      На возвышенности, на окраине Большой Москвы, десять лет назад появилось здание музея. Оно совсем не напоминало космический корабль, как это предлагалось авторами многих проектов. Архитектура его была строгая, полна математической логики. Правильные геометрические ансамбли создавали впечатление чего-то неземного, и это лучше всего соответствовало назначению здания.
      С волнением вошли они в музей Космонавтики, в просторных залах которого находятся богатейшие экспонаты, рассказывающие о пути, пройденном человечеством в завоевании космоса.
      Наша страна - родина астронавтики. Потому все, что касается завоевания человеком неба, сначала выходило от нас. Первый самолет Александра Федоровича Можайского, модели которого он демонстрировал в 1876 году и который в 1882 году поднялся в воздух. Первый чертеж первой ракеты, предназначенной служить двигателем летательного аппарата, созданный непоколебимым революционером Николаем Ивановичем Кибальчичем в каземате Петропавловской крепости за несколько дней до казни в марте 1881 года. Гениальные труды Константина Эдуардовича Циолковского, разработавшего теорию космического полета...
      Научные подвиги этих великих русских не были напрасными. Четвертого октября 1957 года в небо был запущен первый, именно советский искусственный спутник Земли. Второй спутник с живым существом - собакой на борту - вышел на орбиту менее чем через месяц - третьего ноября. Пятнадцатого мая 1958 года в космическое пространство вокруг Земли вылетел третий советский спутник. Их было запущено много, крупных, совершенных, отлично оборудованных. Они вызывали восхищение всего мира и зависть наших недругов. Слово "спутник" стало тогда международным.
      Но все это было только прелюдией к главному. Новая Космическая эра на Земле началась 12 апреля 1961 года. В этот день советский пилот Юрий Алексеевич Гагарин осуществил извечную мечту людей: на советском космическом корабле "Восток" он поднялся на трехсоткилометровую высоту и облетел земной шар. Многие после него побывали в космосе, но тот полет не забылся - он был первым.
      Притихшие, даже не думая, что и их имена завтра будут рядом с именами других героев космоса, Павел и Витя осматривали один стенд за другим.
      Бурмаков не ходил с ними. Он сразу направился в тот зал, где были собраны материалы о завоевании Луны. Там находились и документы, рассказывающие о жизни и смерти его жены. Посещение этого зала стало у него привычкой. Он обычно приходил сюда перед каждым полетом в космос.
      Чтобы не мешать ему, Павел и Витя остановились у стенда Гагарина. Да, нелегко быть первым в новом, неизведанном. Возможно, поэтому так интересовало их все в полете Гагарина. И то, что он думал, когда садился в кабину, и как чувствовал себя, когда поднялся в космос, и с какими мыслями шел на посадку, отвечал на приветствия, поздравления. Но больше всего взволновали слова письма, написанного первым космонавтом перед отлетом: "
      Через несколько минут мощный космический корабль понесет меня в далекие просторы Вселенной. Что можно сказать вам в эти последние минуты перед стартом? Вся моя жизнь кажется мне сейчас одним чудесным мгновением... Я испытал большое счастье. Быть первым в космосе, вступить в небывалый поединок с природой - можно ли мечтать о большем?.. Но я подумал и о той огромной ответственности, которая возложена на меня. Первым сделать то, о чем мечтали поколения людей... Это ответственность перед всем советским народом, перед всем человечеством, перед его настоящим и будущим... Я сделаю все, что смогу, для выполнения задания Коммунистической партии и советского народа".
      Так писал Юрий Гагарин. Но так - Павел мог честно сказать себе об этом мог бы написать и он. И, конечно, Бурмаков и Витя. Это не только их полет это полет представителей человечества, советских людей, не пожалевших ни сил, ни средств для снаряжения космического межпланетного корабля.
      Взволнованные, полные решимости с честью выполнить задание Родины, возвращались космонавты в этот вечер на подмосковную дачу.
      9
      Все радиостанции мира передали сообщение Всесоюзного Космического центра: "21 ноября в 16 часов стартует первый советский межпланетный корабль "Набат".
      Невероятное сбылось! Человек направлялся в далекий путь к другим планетам.
      На стартовом поле космодрома было тихо. Провожать космонавтов приехали члены правительственного комитета, ученые, родные и близкие космонавтов. Внешне спокойные, торжественные, они в эти последние минуты старались добрым словом, шуткой подбодрить тех, кого не увидят долгие месяцы, кому встретятся в пути трудные испытания.
      Павел был с Витей. Давая Вите разные советы, полезные в повседневной жизни и ненужные в космосе, Валя только изредка бросала взгляды на Павла, и он был благодарен ей за это. Он хотел многое сказать девушке и в других обстоятельствах сказал бы обязательно. А сейчас не мог. Да и зачем? Он счастливее Бурмакова, хотя и немного грустный. Он посмотрел в ту сторону, где находился Бурмаков. Окруженный толпой известных ученых, многих из которых Павел знал только по портретам, Бурмаков вовсе не выглядел несчастным. Наоборот, он казался счастливее тех, кто оставался на Земле.
      Время шло. Репродукторы сообщили: "15 часов 30 минут, время прощаться". Потом снова неумолимый металлический голос объявил: "До старта осталось пятнадцать минут".
      Трое космонавтов отделились от толпы, по традиции поднялись на возвышение, минуту постояли там, далекие уже в мыслях от всего, что происходило рядом.
      С напутственным словом выступил председатель Космического центра. Павел заметил Валины глаза, полные слез, и ее руку, поднятую на прощание. Он помахал в ответ. Еще мгновение, и они уже только втроем - Бурмаков, Павел и Витя направились к кораблю. Металлический голос остался где-то далеко сзади, предупреждая присутствующих не приближаться к стартовой площадке.
      Павел увидел прикрепленные к кораблю ракеты. Они должны были вывести "Набат" за пределы атмосферы. Взволнованный торжественностью момента, он вошел в люк корабля, механически, будто делал это каждый день, проверил показания приборов, опустился в рубке в свое кресло. И вдруг сразу вернулась ясность мысли. Земля и то, что там осталось, отдалились. Здесь жизнь шла своим чередом. Павел нажал кнопку, и прозрачный предохранительный антигравитационный колпак, который должен был уменьшить воздействие силы ускорения, опустился над креслом. Его товарищи успели это сделать раньше. До старта оставалось тридцать секунд. Павел взглянул на экран телевизора, показывавший подземный зал космодрома, где собрались все, кто провожал их, хотел найти Валю в толпе, но не успел. Раздался глухой гул, на телеэкране замелькали молнии. Неприятная тяжесть прижала Павла к пружинистой поверхности кресла. А когда на экране посветлело, поле космодрома выглядело на нем маленькой точкой.
      Бурмаков освободился от предохранительного колпака, подошел к пульту управления, позвал к себе Павла и Витю. Многочисленные приборы мерцали красными, синими, зелеными лампочками, гудели, напевая свою бесконечную и только им понятную песню.
      - Витя, - приказал Бурмаков, - открой боковые иллюминаторы.
      Юноша повернул черный рычажок, и яркий солнечный свет залил рубку.
      - Земля! Смотрите, Земля! - закричал Витя, вглядываясь в иллюминатор.
      Земля, окутанная облаками, голубела в черной бездне неба справа от корабля. Где-то там, на неясно видимом отсюда материке Европы, находилась Москва. Чуть дальше космодром, где еще стояли их друзья, родные, близкие. Они ждали сообщения из ракеты. Бурмаков посмотрел на земные часы, что висели рядом с астрономическими. С момента старта прошло пятнадцать минут. Корабль уже выведен на временную орбиту вокруг Земли. Пора подавать о себе весть. Степан Васильевич включил телевизор прямой связи. Матовый экран ожил, промелькнули очертания зала, космодрома и наконец на нем появилось лицо председателя Космического центра.
      - Поздравляю с удачным стартом! - сказал он. - Как чувствуете себя?