Владимир Шитик
      НА ЧАРГОН? ИЛИ НЕТ?..
      Тишина не успокаивала. Она звенела в ушах, мешая собраться с мыслями, гнала из уютной комнаты, полнила сердце еще большей тревогой. Хотелось куда-то мчаться, что-то делать, лишь бы вновь обрести душевное равновесие.
      Но куда кинешься, куда побежишь, что сделаешь? За дверью - коридор, по обе стороны которого расположены такие же каюты, а в конце - рубка, где половину сферической стены занимают экраны локаторов, телескопов и масдетекторов.
      Отчаяние, злость на себя переполняли душу. Кар грохнул кулаком по столу. Твердый пластик ответил на удар - руку словно пронзали тысячи острых иголок. Кар потер кулак и опустился в кресло. Он отдал космосу почти все зрелые годы, из них большую часть был капитаном. Он привык к ответственности и за себя, и за других. Однако никогда еще ему не было так трудно.
      Час назад он узнал о мнении экипажа. Девять за, двое против. И это был не тот случай, когда можно было положиться на простую арифметику. Он не знал, кто проголосовал против, - на этот раз каждый принимал решение независимо от остальных и не называя себя, - да если бы и знал, что он мог сделать?.. Ведь прежде чем товарищи высказались, прошли сутки - время достаточное для серьезных размышлений и выводов.
      Сигнал был принят вчера утром на аварийной волне, приемники которой по давней традиции никогда не выключались.
      Земных звездолетов вблизи быть не могло - по крайней мере, так считали Кар и его товарищи. Сигнал пришел откуда-то из далеких глубин Вселенной. Он был искажен пространством и от того невыразителен. Кодированное сообщение звучало всего несколько секунд и больше не повторилось. Пеленгаторы не сумели даже засечь направление, откуда он шел.
      Просматривая расшифрованное сообщение, большинство членов экипажа согласились в одном: наиболее вероятно, что сигнал могли отправить только с планеты звезды Чаргон, до которой было не менее парсека.
      Кар протянул руку к небольшому пульту, вмонтированному в стену, и нажал красную кнопку. В каюте стало темно, лишь на пульте помигивали контрольные индикаторы. Потом засветился небольшой экран. Началась передача...
      Начало передачи приемники "Геракла" не захватили, - наверное, она велась узким направленным лучом. На экране сразу возник край какой-то планеты. А через мгновение встревоженный голос скупо констатировал:
      - Посадка неизбежна...
      Позже у того, последнего, космонавта, видимо, не хватило времени, чтобы послать специальное сообщение - просьбу о помощи. А может, он знал о "Геракле" и просто отправил в пространство часть записи своеобразного дневника, который, фиксируя все, что происходит на корабле, служит своеобразным отчетом.
      Планета приближалась. Показались горы. Проплыла серая унылая пустыня, на которой местами виднелись какие-то нагромождения - то ли растительные, то ли каменные. Корабль снижался по спиральной орбите.
      Тот же голос снова сказал:
      - Никаких следов жизни...
      На какое-то время объектив заглянул внутрь корабля, скользнул по приборам. Над пультом светилась надпись: "Дебрал". Название корабля, однако, ничего не говорило людям с "Геракла". Незнакомыми были и два астролетчика, склонившиеся над столом штурмана. Видимо, звездолет стартовал с Земли гораздо позже "Геракла".
      Словно между прочим прозвучали слова, которые в первый раз заставили содрогнуться всех, кто видел передачу: "Нас только трое..."
      Что произошло с "Дебралом", куда подевались остальные, в какую катастрофу они попали, почему вынуждены садиться на чужую, неизученную планету, запись не сообщала. Космонавтов осталось только трое, но они надеялись, что на этой планете восстановят двигатели корабля, которые почему-то утратили свою мощь.
      Еще просматривая передачу в первый раз, Кар спросил инженеров, можно ли отремонтировать двигатели. Они дружно ответили, что на это нужны время и специалисты. Однако неизвестно, остались ли в живых инженеры "Дебрала".
      Сейчас Кар попытался смотреть передачу как бы впервые. На какое-то время это ему удалось. Однако где-то подсознательно пульсировала горькая мысль, что "Геракл" бессилен помочь, изменить ход событий...
      "Дебрал" сделал посадку. Вокруг лежала все та же серая песчаная равнина, на далеком краю которой в фиолетовых лучах местного светила вырисовывались голые черные горы. День на планете только начинался.
      Следующие кадры были сняты уже под вечер. Может, между ними и предыдущими минул день, а может, неделя. Рядом со звездолетом выросли ангар, гараж для вездеходов. Между строениями, окруженными оградой, деловито сновали роботы. Мирная, в общем, картина. Да вот ограда...
      Два космонавта стояли возле выхода из ограды и смотрели в сторону гор. Наконец там возник столб пыли. Он двигался к звездолету, и вскоре объектив поймал блестящий корпус вездехода. С обидной лаконичностью кто-то промолвил:
      - Клам возвращается.
      Потом уже втроем космонавты сидели в салоне корабля. Хмурые, озабоченные, они советовались, не выключив микрофон.
      - В горах, как и в пустыне, - ничего интересного. Прекратим поиски.
      - Ты геолог. Мы обойдемся без тебя, - сказал самый молодой.
      - Вам с Гердом будет трудно, Син, - возразил Клам.
      - Меня тревожат нагромождения, - покачал головой тот, кого Клам назвал Сином. - Иногда там чувствуется какое-то движение.
      Он сказал это очень неуверенно, а Кар прошептал: "Молодец, блестящая интуиция".
      - Я схожу туда, - помолчав, произнес Клам. - Возьми вездеход.
      - Это недалеко...
      - Рискованно, - нахмурился Син. Клам засмеялся, - нервно, отрывисто, невесело. - Здесь нет жизни!
      Син снова покачал головой и с горечью сказал:
      - Жаль, что командир погиб.
      По экрану забегали волны. Кар знал, что в следующий момент объектив покажет растерянных Сина и Герда среди пустыни, на поверхности которой будут лишь следы от обуви Клама - его самого уже не увидит никто...
      Какую-то часть дневника Син не включил в передачу.
      В следующих кадрах были те же самые нагромождения. Вблизи они выглядели как-то странно и не хаотично. Кару бросилась в глаза определенная закономерность" в их кажущемся беспорядке. Отдельные участки группировались, напоминая огромные тетраэдры. А все вместе, поданное сверху, было похоже на тело какой-то гигантской кристаллической структуры.
      Недавняя гибель товарища выбила Герца из равновесия, и он не доверил разведку чужой природы роботу, как того требовали и правила, и логика, а пошел к нагромождениям сам, пешком.
      Кар выключил экран. Не было сил смотреть на то, что произошло дальше. Он никак не мог понять, что же все-таки случилось?
      ...Герд не почувствовал опасности, не обратил внимания на поведение своего механического помощника - робота, который вдруг заколебался, будто выбирая, идти за человеком или отступить. Кар догадался, что робот, снова-таки в нарушение инструкции, был настроен на самоохрану. Но даже если бы и не это - чем бы он помог человеку?
      Последняя сцена была жуткой. Смотрел ли Кар на яркий свет лампы, жмурил ли глаза, а перед ним стояло одно и то же.
      Герд, который до этого шел спокойно, вдруг начал недоуменно озираться по сторонам. Похоже, что-то его смутило. В своем неуклюжем скафандре он и сам был похож на робота. Потом... Потом фигура его стала светлеть, потеряла выразительность, рельефность, словно на нее наплыл туман.
      А через мгновение... Герд исчез.
      Когда они смотрели передачу впервые, Кару показалось, что Герд действительно скрылся в тумане. Однако в следующий момент, он это помнит отчетливо, все сомнения развеялись - на экране можно было рассмотреть все детали пейзажа до мелочей, отчетливо было видно и то место, где только что находился Герд. И несколько позже - новое диво: с роботом, шедшим за человеком, ничего не случилось.
      Только оставшись один на один с неизвестной и страшной угрозой, Син решился послать сигнал о несчастье.
      Будь Кар один, он не задумываясь направил бы корабль к Чаргону. Но он возглавляет экспедицию, отвечает за судьбу и жизнь каждого члена экипажа. Даже если бы они проголосовали единодушно, он не имел права не взвесить все "за" и "против", послушавшись сердца, а не разума. А в данном случае двое считали риск неоправданным.
      Кар не осуждал их. Он не сомневался, что ими двигал не страх за себя. Решаясь оставить обреченного космонавта, без помощи, они, безусловно, руководствовались какими-то иными, также заслуживающими внимания соображениями.
      Поворот к Чаргону означал, что продолжительность экспедиции увеличится примерно на десять независимых лет, которые пойдут на торможение, полет к планете, возвращение на прежнюю трассу и новый разгон до субсветовой скорости. Это плюс к двадцати двум годам, которые "Гераклу" и без того предстояло пробыть в пространстве. А на Земле минет более полувека. Не окажутся ли ненужными открытия, которые они везут с собой и за которые уже заплатили жизнью трое из команды "Геракла"? Кар понимал, что арифметика тут довод не очень убедительный, но не вспоминать погибших тоже не мог. Может, о них думали и те двое, сказавшие "нет"?
      Однако разве только этими тремя жертвами они обойдутся, продлив время своего путешествия? Кар подумал о биологе Габе. Вскоре они собираются отметить его вековой юбилей. Габа состарился в космосе. Хватит ли у него сил, чтобы продержаться дополнительные десять лет? Инженер Верс моложе, но он был ранен на третьей Лебедя. Одолеет ли он дополнительные годы?
      И все же Кар был уверен, что именно эти космонавты, которые, наверное, больше остальных мечтают о встрече с родными, не сказали своего "нет". Люди его времени требовательнее к себе. Но это совсем не означает, что он, капитан, имеет право забыть о них.
      Кару снова показалось, что на него начал опускаться потолок. Стало невыносимо тесно и душно. Он подставил грудь под упругую струю холодного воздуха, но облегчение не пришло. Кар с трудом поднялся и вышел из каюты.
      Невидимые плафоны лили мягкий свет, не дававший тени. Его привычная мягкость сейчас почему-то раздражала. Кар торопливо зашагал к рубке, где на штурманском экране уже вторые сутки виднелся один и тот же сектор неба. Кар надеялся, что в рубке никого не будет, и он сможет без помех изучить район Чаргона. Не хотелось, чтобы кто-то стал свидетелем его мучительных сомнений, колебаний.
      За пультом, задумчиво глядя на мигающие индикаторы, сидел штурман Рехва. Он не заметил капитана, и Кар тихо пристроился сзади. Рехва был самый молодой из них - ему еще не исполнилось пятидесяти. Кар вдруг подумал, что если они изменят курс, то штурман может уже не застать на Земле свою жену, и его дочь, чей портрет - маленькая девочка с синим бантом в светлых кудрявых волосах - стоит в каюте штурмана на моле, будет уже старше своего отца.
      Штурман услышал, как вздохнул капитан, и оглянулся. Кар положил одну руку Рехве на плечо, а второй попытался усилить резкость телескопа.
      На экране вспыхнул Чаргон - фиолетовый косматый клубок. Он пульсировал, выбрасывая в пространство сгустки плазмы. А в отдалении, словно привязанная, висела маленькая голубая точка - единственная планета этого могучего светила.
      Что станет с Сином? Наверное, об этом думал и штурман, потому что он снова поднял вопросительный взгляд на капитана. Кар не выдержал и, не произнеся ни слова, вернулся в каюту. Он сбежал от Рехвы, который, по-видимому, не случайно сидел все время за пультом, готовый в любой момент изменить курс. Кар не сомневался, что и соответствующие расчеты уже произведены. Нужна была только его команда. А капитан, Железный Кар, как его уже давно прозвали космонавты, не находил в себе сил, чтобы преодолеть сомнения.
      Возвратившись в каюту, Кар потребовал последние данные дешифровальных аппаратов. Однако ничего нового не было.
      Зазвучал сигнал внутренней связи. На экране возникло хмурое лицо штурмана. Он молча смотрел на капитана, сдерживая готовый сорваться с языка упрек. Кар взглянул на экран, дублировавший штурманский, затем на хронометр. Наступало оптимальное время для поворота. Нужна лишь команда - и через час машины выполнят все необходимое для нового маневра.
      - Нужна лишь команда...