- Господин наш едет сюда со всей охотой - с егерями и сокольничими! С ним прибудут лорд и леди Бервик, и леди Тоунтон, и другие. Необходимо немедленно же затопить все камины в замке, чтобы дамы не схватили простуды в сыром помещении, и топить до самого того дня, когда приедет сэр Саймон. Лорд везет с собой припасы и поваров и просит леди позаботиться только о помещении для девяти человек господ и двадцати трех слуг.
      Это было 13 марта 1381 года.
      Леди Джоанна тотчас же занялась приготовлениями к встрече гостей. Напиленные на будущий год дрова уже жарко пылали в каминах. Аллан и Мэтью сбились с ног, вынося навоз и сколачивая ясли в конюшнях.
      Сама леди, не жалея рук, терла песком и золой черные, закоптелые балки, а затем принялась за побелку.
      Весело распевая, Джоанна, стоя на лесенке, водила щеткой по стене. В обычае было белить стены только на высоте человеческого роста, но ей хотелось, чтобы к приезду гостей холл принял совсем праздничный вид.
      Теперь каждый свой день она начинала и заканчивала песней. Она вспомнила все нормандские романсы, слышанные в детстве, и те, которым она научилась в Лондоне, и даже мужицкие песни Кента и Эссекса.
      Ее уже нисколько не сердила воркотня двух стариков. Склонив голову набок, она занималась своим делом и слушала, как они препирались внизу.
      - Будь я молод, как ты, - говорил восьмидесятилетний Аллан семидесятидвухлетнему Мэтью, - я бы сам намесил глины, а не заставлял бы нашу леди заниматься этим грязным делом!
      Подарок, который очень вырос и возмужал за последнее время, весело лаял, прыгал и падал на землю, стараясь ухватить свою госпожу за ноги.
      Сейчас это было широколапое, вислозадое и короткошеее существо. Когда его звали, он, точно медведь, поворачивался всем своим туловищем. Но уже сейчас можно было сказать, что со временем из него выйдет добрый пес.
      Через две недели в замке было получено известие, что сэра Саймона Бёрли по дороге к Тизу повстречал его старый друг и соратник, сэр Джордж Сэйбилл, и зазвал охотиться в свои леса. Лорд вернется домой только к концу марта. Однако хозяин замка Тиз не приехал ни в марте, ни в апреле, а потом начались события, о которых следует рассказать особо.
      Глава III
      Йомен, которого звали Джон Фокс, был однажды вызван по делу в замок к своему господину, сэру Готфруа Болдуину.
      Дело было в Эссексе еще в 1376 году.
      Джон Фокс считался зажиточным мужиком и держал землю от своего сеньора на арендных правах. Это был один из наиболее уважаемых граждан села, отец семерых детей, исправный плательщик налогов и добрый католик.
      Господин позвал его для того, чтобы потолковать с ним о торговле шерстью, которую полагал наладить у себя в имении.
      При беседе присутствовали приор аббатства6 и сын помещика, молодой мастер Ральф Болдуин. Мастер недавно возвратился из Франции залечивать рану, полученную в бою. Он с детства был весьма горяч и несдержан нравом, что и привело к очень прискорбному событию.
      Джон Фокс в беседе, забывшись, положил руку на спинку кресла, где сидел сэр Готфруа. Тогда молодой Ральф Болдуин, не стерпев наглости мужика, в гневе вскочил с места и бывшим при нем охотничьим ножом отхватил начисто пальцы Джона Фокса - все четыре с правой руки, как они и лежали на спинке кресла.
      Фокс закричал и, обернув руку полой куртки, бросился из комнаты.
      - Мужик, вернись, возьми свое мясо! - крикнул мастер Ральф Болдуин, на свою беду.
      Джон Фокс вернулся и подобрал окровавленные обрубки пальцев.
      После этого за ним дважды присылали из замка, но он там так и не показался. Залечив руку, он ушел в лес.
      В молодости йомен был неплохим лучником, но с годами от сытой и спокойной жизни отяжелел и утратил былую меткость и сноровку. Однако в лесу он сбавил немного жиру и, ежедневно упражняясь, довел свое искусство до того, что, отводя своим единственным большим пальцем тетиву, он спускал ее с такой силой, что стрела, вылетая, пробивала насквозь молодое дерево.
      Щит, обтянутый кожей, он окрасил в красный цвет и прибил к нему четыре высохших скрюченных пальца с длинными ногтями.
      В лес к нему приходили разные люди, и он их всех принимал без разбора.
      Сыновья приносили ему из села стрелы и луки, которые работал на продажу их сосед, Томас-лучник. Жена Джона Фокса не жалела для этого денег.
      Вот с этими людьми и свел Джека-Соломинку сын кровельщика из Дэртфорда Уот Тайлер четыре года назад. И сейчас, покидая замок Тиз, Джек также надеялся найти у них пристанище.
      Человек, который много времени проводит в замке или в городском доме, поглядев на снег, на низкое небо, на скучную белую дорогу, сказал бы, что зима в этом году еще не скоро придет к концу.
      Несмотря на март, уже вторую неделю дует резкий северо-восточный ветер, солнце садится в огненные тучи, что опять предвещает ветер или мороз. Дятлы сносят шишки к гнездам, точно готовясь ко второй зиме, а вороний грай покрывает все остальные звуки в лесу.
      Однако Джек шел посмеиваясь. Он-то наверное знал, что весна уже недалеко. Дело было не в том, что он снова нашел Джоанну, и не в том, что она пообещала, как только сойдет снег, разыскать его в Фоббинге. Просто Джек слишком хорошо знал лес и его обитателей.
      Снег под деревьями был весь как будто источен червями, а на пригорке порыжел, как рыжеет белка к весне.
      Сейчас уже не пробежишься по сугробам, они обрыхлели и осунулись, а вчера Джек видел полянку, вдоль и поперек пересеченную мелкими следками, как будто здесь шли заячьи танцы или хоровод. Зверь раньше человека предчувствует тепло и радуется ему.
      Да и человек, если хорошенько прислушается, может различить легкий звон над лесом, похожий на звон хвои, - это капель. Это она источила снег под деревьями, это она, замерзая, звенит на ветру.
      А за капелью уже недалека и настоящая оттепель.
      Джек шел, внимательно оглядываясь по сторонам. Однако не лесная капель и не заячьи следы привлекали сейчас его внимание.
      Господа думают, что не мужицкое дело разбираться в грамоте. Они запрещают детям вилланов обучаться чтению и письму, а также уходить в ремесленники. Мужик должен сидеть на земле, а то, что получает с земли, отдавать сеньору. Мужик не должен ни читать, ни писать, а когда сеньор составляет с ним какой-нибудь документ, он не должен разбираться в его содержании. Сноситься мужикам из разных деревень также не следует: они друг от друга могут набраться вредных мыслей.
      Однако, не умея читать и писать, мужики отлично сносились между собой, и, проходя белой пустой дорогой, Джек узнавал новости о своих друзьях. Правда, это было совсем не то, что извещение, написанное на пергаменте, но, если быть внимательным, можно понять многое.
      Вот надломлена ветка сосны и повернута к югу. В этом месте следует пересечь дорогу и свернуть по тропинке, убегающей к Сэмфорду. Стоп! Горкой у подножия клена сложена груда камней. Джек оглянулся по сторонам и, поплевав на руки, схватился за гладкий ствол.
      На клене, в узком, как рука, дупле, было старое беличье гнездо. Джек нащупал в нем камешки - один, два, три, четыре. Но что это должно обозначать? Четыре дня пути? Или четыре лье отсюда? Или четверо людей идут?
      Но, как бы то ни было, продвигаться следовало на юг.
      Порой на кустах, словно случайно упавшая, качалась ветка с шишками, иногда расщепленный сук был накрест перевязан травинкой, и Джек, разбирая все эти сообщения, продвигался вперед.
      Свежесрубленный молодой дубок, лежавший поперек тропинки, извещал, что лесовики где-то здесь поблизости.
      Однако какой сейчас следует подавать им сигнал? Не щелкать же соловьем и не свистеть же иволгой, когда кругом еще не стаял снег!
      Джек прошел вперед по тропинке, свернул назад и вышел на маленькую белую поляну. Нигде ни следа. На деревьях и кустах - ни знака.
      Не означает ли срубленный дубок, что лесовикам что-то стало помехой на пути и они свернули обратно?
      Джек внимательно рассматривал мох у пня, булыжник у дороги, кусты и ветки. А на земле если и были какие-нибудь следы, за ночь их все запорошило снегом.
      За веющей по дороге поземкой навстречу ему двигалась темная масса. До Джека донесся резкий свист бичей и подбадривающие окрики: "Гей-гей, о-гей, гелло!"
      Это гуртовщики гнали скот.
      Если поворачивать назад, нет удобнее случая, как пристать к гуртовщикам. Эти ребята не одного беглого виллана выручали уже из беды. Только бы с ними не было стражников!
      Джек всматривался, щурясь от летевшего в глаза снега, и вдруг досадливо махнул рукой: впереди гурта с пиками и самострелами ехали двое солдат.
      Это означало, что скот был закуплен или захвачен для нужд короля.
      Конные, громко переговариваясь между собой, передвигались шагом по дороге, предоставляя мужикам орать до хрипоты и без устали орудовать бичами.
      А перед ними, облегчая им дорогу, ветер гнал низкий густой снежок, точно белое войско.
      Джеку вдруг ясно почудилось, как что-то зашумело рядом в кустах, но громкие крики на дороге тотчас же отвлекли его внимание.
      Ехавший впереди стражник с размаху вместе с конем грохнулся в выкопанный поперек дороги ров, искусно закрытый ветвями и снегом. Второй немедленно осадил коня и уже прилаживал самострел, потому что из придорожных кустов выскочило человек десять с дубинками и топорами.
      Гуртовщиков было немногим меньше, но, воспользовавшись суматохой, они и не думали о стражниках, а, благополучно обойдя ров, подняли над головами бичи. Те, описав огромные восьмерки, опустились на спины ошалевших быков, и через минуту все стадо скрылось за поворотом дороги. Посреди, плечом к плечу, как добрые товарищи, тесно бежали овцы.
      Однако одним телком и двумя баранами гуртовщикам все-таки пришлось поплатиться.
      Даже не зная, что стадо сопровождали солдаты, а судя по одному тому, что гуртовщики не крепко отстаивали свое добро, можно было догадаться, что скот был королевский.
      Одному стражнику удалось ускакать, лошадь второго ушибла ногу, но она даже не прихрамывала, а солдат остался цел и невредим.
      Джон Фокс творил суд скорый и правый. Того молодца, что защищался и ранил двоих лесовиков, следовало бы повесить на первом суку, но он удрал восвояси. Второй, бросив оружие на дорогу, просил о помиловании, и ему было велено всыпать двадцать палочных ударов и отпустить.
      За лошадью был наказ смотреть в оба - она пригодится самому Джону Фоксу.
      Отбитая добыча - два барана и теленок не прожили и часу. Туши немедля освежевали, кости пошли в котел, а мясо, разрезав на тонкие ломти, присолили и развесили вялить на ветру.
      Шкуры тоже, не жалея, густо присыпали солью: лесовики недавно отбили ее целый воз.
      Джека проводили в лагерь, разбитый под самым Сэмфордом. Его ласково приняли и сытно накормили и пообещали дать ему еще на дорогу мяса и соли, но он был невесел.
      Его одолевали тяжелые мысли.
      Джон Фокс ходил сейчас в плаще на рысьем меху, а на беспалой руке, как дворянин, носил перчатку.
      Джеку показалось, что Фокс нарочито небрежно едва кивнул головой в ответ на его почтительный поклон, словно всей повадкой желая показать, что с прошлого года многое переменилось.
      Правда, сейчас у него вдвое прибавилось людей, и если в тот раз они с Джеком спали, зарывшись в прошлогоднюю листву, то сейчас уже для Джона Фокса разбивают палатку. Садясь есть, он ждет, пока малый нарежет для него мяса, хотя тот родом из той же деревни Сэмфорд, что и он, и такой же фригольдер7 как и сам Фокс.
      И разве это дело для мужиков - все равно, свободных или несвободных шататься по лесу, нападать на обозы и грабить проезжающих?
      "Это рыцарская забава, - думал Джек, укладываясь подле костра. - Вот и не мудрено, что они усваивают и другие рыцарские замашки".
      Никогда безделье не объединит людей так, как их объединяет труд. Нужно много лет подряд подниматься утрами в один час, в один час выходить в поле или в мастерскую, в один час складывать инструмент или выпрягать быков, и тогда ты точно сможешь угадать, чего хочет твой сосед справа и чего хочет твой сосед слева. Большой хитрости тут нет, потому что они хотят того же, что и ты.
      Джек давно не наедался так сытно, как сегодня. Его немедля потянуло ко сну. Но сильная боль в ноге и мысли долго не давали ему уснуть. Хорошо было бы из Фоббинга сходить проведать старую Джейн Строу. За четыре года Джек только три раза видел мать. Филь, вероятно, уже совсем бравый парень; жаль только, что у него поврежден глаз. Тома и девочек Джек представлял себе совсем смутно, он уже забыл их лица.
      Четыре года подряд Джек вставал и ложился с именем Джоанны на губах, а сейчас он как будто даже ее и не вспоминал. Но это было все равно что сидеть спиной к горящему костру. Как бы ни било тебе в лицо ветром и снегом, ты знаешь, что костер здесь, рядом. Иногда тебя всего насквозь прохватывает стужей, но ты терпишь, потому что достаточно тебе протянуть руку, чтобы ощутить тепло.
      - На ней, пожалуй, башмаки те же, что и четыре года назад, - сказал он, вдруг усмехнувшись. Если со зла кто-нибудь нарочно тронет тебя за раненую руку, то чувствуешь такую же боль и гнев.
      Саймон Бёрли навряд ли додумается привезти своей супруге обновку из Лондона!
      - Когда ты будешь моей женой, Джоанна... - сказал он вслух, но тут же остановил сам себя. Если столько времени он не позволял себе думать об этом, можно потерпеть еще немного.
      Джек вспомнил мальчика, который четыре года назад катался по песку, кусая себе руки и задыхаясь от рыданий.
      - Да, ты верно сказала, Джоанна: это еще не самое большое горе!
      Она горько плакала, когда Джек рассказывал ей о себе, но потом встала и вытерла слезы.
      - Я никогда больше не поступлю так с тобой, - сказала она. - И мне тоже было не сладко. Но все-таки это еще не самое большое горе. Если бы ты проехал по графству Кент, ты согласился бы со мной.
      Она жалеет своих зажиточных йоменов, разоренных войной и налогами. Он не проехал - он исходил пешком вдоль и поперек и графство Кент, и графство Эссекс, и Сэрри, и Сэффольк, и Норфольк, и Гердфордшир, и то, что делается в Кенте, это тоже еще не самое большое горе. Но бог тебя благослови, Джоанна, за то, что ты думаешь не только о себе!
      В лагере лесовиков никто, кроме Джека, не ждал Уота Тайлера, да и сам Джек потерял надежду с ним встретиться. Но все-таки он, как было условленно, положил груду камней на дороге. Тайлер надеялся в Медстоне проведать Джона Бола, если ему удастся проникнуть в тюрьму.
      После трех месяцев вынужденного поста лесовики сегодня впервые наелись досыта.
      Сон сморил их. Заснул даже Уил Уилкинс, на обязанности которого лежало проверять дозорных у дороги.
      Разбуженные среди ночи, часовые кинулись было бить тревогу, но, раздув головню, тотчас же узнали Крепыша-Уота. Только он один умел сваливаться, как снег на голову. Тотчас же послышались смех и веселые восклицания, однако Тайлер не был расположен шутить.
      - Этих людей, - сказал он, указывая на Уила Уилкинса, Бена Джонсона и Бена Тромпа - часовых, - этих людей следовало бы связать и оставить на месте. В Уинсберской сотне мне сказали, что здесь в лесу готовится королевская облава.
      Джек на ночь ушел от потухшего костра и устроился в кустах жимолости и сейчас из темноты наблюдал тревогу. Да, пожалуй, на этот раз предстояло дело посерьезнее, чем вдесятером нападать на двоих или угонять королевский скот у мужиков, которые его не защищают.
      Мимо костра туда и сюда сновали черные фигуры. Иногда кто-нибудь подбрасывал хворост в огонь, и тогда вверх летело пламя и искры. Лесовики второпях разбирали свои луки и стрелы и расталкивали сонных товарищей.
      Джек лежал не шевелясь. Здесь было налицо двадцать человек с луками и стрелами, у двенадцати имелись топоры, а остальные пятнадцать - двадцать человек были вооружены дубинками.
      Если такой отряд не может дать отпор королевской облаве, не для чего было людям по два, по три и по четыре года сидеть в лесу, ставить чучело в драном дворянском плаще и ежедневно упражняться в стрельбе в цель. Пожалуй, для Джона Фокса еще не прошло время повиниться во всем господину и забросить в кусты красный щит с четырьмя высохшими, скрюченными пальцами.
      Джек в упор смотрел на начальника отряда и на идущего с ним рядом Уота Тайлера. Он никогда не наблюдал своего побратима издали. Когда стоишь рядом с ним, тебе все время приходит в голову мысль, что он шутя может поднять тебя на воздух, связать узлом и отбросить на добрые пол-лье в сторону.
      Они прошли мимо, почти задев Джека одеждой. Ослепленные пламенем костра, они ничего не видели в темноте.
      В то время как Джон Фокс делал один шаг, Уот Тайлер делал два.
      - А может быть, мы все-таки постоим немного за себя? - спросил йомен, и голос его звучал просительно. - Ребята целятся ничуть не хуже королевских стрелков. Да солдат, как видно, будет немного. Нагонят, как в тот раз, больше мужиков из соседних деревень.
      - Расходитесь поодиночке, - словно не слыша его, продолжал свое Тайлер. - Парня, которого бьет черная болезнь8, мы возьмем с собой на островок. Ты, видать, о двух головах, если толкуешь о том, что медведя надо спускать на медведя, а борзую - на борзую. Какая нам польза будет, если наши ребята положат мужиков из Лонгбриджской или Уингетской сотни!
      Однако не все слушали Уота Тайлера с таким вниманием, как Джон Фокс. Джек видел, как у костра его обступила целая толпа негодующих лесовиков. А один так размахивал руками, что Тайлеру пришлось выхватить горящую головню из огня для того, чтобы отпугнуть крикуна.
      Джек немедля вскочил на ноги и поспешил на подмогу. Уот Тайлер был его добрый товарищ и названый брат. Четыре года назад в Фоббинге, на берегу моря, они поменялись крестами.
      Но, видать, большая сила была в этом человеке, потому что, когда Джек добежал до костра, Уот Тайлер спокойно разгребал горящие сучья и затаптывал пламя, а другие помогали ему в этом.
      - Ты, конечно, в этих делах понимаешь больше нашего, - сказал тот, что минуту назад кипятился больше всех.
      Но вот снова набежала толпа людей, и Уолтер Тайлер теперь быстро поворачивался во все стороны, как волк в собачьей стае.
      - Но-но! - только говорил он угрожающе.
      И тогда соседи унимали особенно расходившегося крикуна.
      Потом все сели в кружок, и Тайлер толково объяснил, в чем дело.
      На этой неделе в лесу будет облава. Поскорее всем нужно разойтись в разные стороны. Мужики из Фрича обещали кое-кого припрятать на это время. Но лесовики сами должны понимать и не ходить по дороге целыми табунами.
      - С чего это все началось?
      - Да с того же налога.
      Уот вытащил из-за пазухи королевский приказ.
      - Кто прочитает? - спросил он. Сам он плохо разбирался в буквах.
      Джек выступил из темноты.
      - А, это ты, брат! - сказал Тайлер. Он крепко обнял Джека и поцеловал в обе щеки. - Не вышло дело! - шепнул он ему на ухо. - Отца Джона сопровождало человек десять стражников, а я был один и безоружный.
      Джек решил отложить расспросы. Двое лесовиков держали горящие головни, а он развернул пергамент.
      - "Ричард, божьей милостью король Англии и Франции и повелитель Ирландии", - прочел он заглавную строку.
      Лесовики скинули шапки, а Тайлер, взяв из рук Джека документ, почтительно поцеловал королевскую печать.
      - "...Всем коннетаблям9, шерифам, бейлифам и сотским повелеваю: в каждом графстве избрать комиссию из пяти достойных и уважаемых лиц и поручить им проверить податные списки, представленные в Палату Шахматной доски10 сборщиками налога, ибо непреложно установлено, что последние, щадя многих лиц каждого данного графства, одних не внесли в списки преднамеренно, а других - по небрежности или покровительству..."
      - Господи! - вздохнули в толпе. - Брали по три грота11 со всех подряд, с имущих и неимущих, чуть ли собак не облагали налогом!
      Джек поднял голову и посмотрел на говорившего.
      - "...а посему, - продолжал он читать, - предписываю: в каждом городе и деревне в пределах каждого данного графства проверить наново численность населения и взыскать налог со всех уклонившихся, для чего лендлордам12, сквайрам и владетелям монастырских земель надлежит не отпускать своих вилланов в дорогу, а шерифам и сотенным - оцепить все леса и выловить бродяг и злоумышленников, преступно скрывающихся от королевских учетчиков и этим наносящих непоправимый вред и ущерб королевской казне и королевству. Дано в четвертый год царствования, в городе Лондоне".
      В толпе молчали.
      - Ну, что же это будет, ребятки? - спросил Уот Тайлер, поглядывая на лесовиков.
      Тогда со всех сторон посыпались вопросы и замечания:
      - Правду ли говорят, что Джон Лэг взял у короля подать на откуп?13
      - Верно ли то, что деньги собирают, чтобы возвести Гентского на кастильский престол?
      - Кто-кто, а уж канцлер Сэдбери и Ричард Гелз - казначей - погреют здесь руки! В семьдесят шестом году они, говорят, получили налог по весу, а сдали порченой стертой монетой. в точности согласно ее стоимости14.
      - Ну, сейчас навряд ли им придется что сдавать. Как ни жми камень, а вода из него не потечет!
      - Не знаю, ребятки, - сказал Тайлер задумчиво. - Кто бы ни взял на откуп налог - Джон Лэг, или лорд Лэтимер, или купец Лайонс, но свои денежки они захотят вернуть!.. И подумать только, - добавил он, покачивая головой, - под такими преступными распоряжениями ставят королевскую печать и невинного ребенка заставляют прикладывать к ним свою чистую руку!
      Еще раз поцеловав королевскую печать, он спрятал пергамент за пазуху.
      Черные, серые и красные стволы расходились, сходились, снова расходились, и от постоянного мелькания деревьев в лесу Джек закрывал глаза. Он потерял много крови по дороге к замку Тиз я сейчас чувствовал слабость. Он сильно припадал на раненую ногу, и уже дважды на повязке проступала кровь.
      Джон Фокс взялся провести его с Уотом Тайлером в тайник. Посреди лесного озера был островок, здесь их не отыщет никакая облава.
      Озерко питалось двумя проточными ключами и не замерзало всю зиму. Лодка была припрятана в кустах.
      Впрочем, те, кто не боялся промочить ног, отлично переправлялись и вброд.
      На островок лесовики снесли оружие, съестные припасы и оставили пятерых сторожей.
      Уолтер Тайлер шел позади всех. Указывая дорогу, Джон Фокс вел в поводу лошадку, отнятую у стражника. Шли молча. Каждый думал свою думу.
      Джека донимали сомнения.
      - Послушай-ка, - сказал он вдруг Джону Фоксу, - а что было бы, если бы господин твой не отрубил тебе пальцев?
      - Ну? - спросил тот хмуро.
      - Ты остался бы на своем наделе, сеял, пахал и разводил бы овец, как и раньше, не так ли?
      - Но он же отрубил мне пальцы, - сказал йомен, не понимая.
      - Постой-ка, я загадаю тебе одну загадку, - продолжал Джек. - Вот, представь себе, что знатная леди полюбила бедного мужика, а потом посмеялась над ним. Он с горя ушел в лес. А тут вышло так, что бог или ангел сотворил чудо и леди снова вернулась к мужику. Так, по-твоему, получается, что мужик...
      Джон Фокс с насмешкой посмотрел на него.
      - Знатные леди не влюбляются в мужиков! - сказал он сердито. - Загадай мне какую-нибудь другую загадку.
      Джек оглянулся на Уота в надежде, что тот поддержит его. Будь здесь отец Джон Бол, о, он тотчас же подхватил бы его мысль!
      Но Уот Тайлер молча шагал рядом. Да, в то время как Джон Фокс делал один шаг, Тайлер делал два. Сын кровельщика был коротконог.
      - Ну ладно, я тебе это скажу иначе... - снова начал Джек.
      Но Тайлеру надоели эти присказки. Он не любил длинных разговоров.
      - Конек не велик, но хороших статей, - сказал он оглянувшись. - Я возьму его, потому что идет весна. Скоро по грязи пешком не проберешься из Кента в Эссекс.
      Джек ожидал возражений, он остановился. Человек, который даже в лесу не может обходиться без слуг, чтобы разрезать мясо, не отдаст так, за здорово живешь, приглянувшуюся ему лошадку.
      Однако Джон Фокс молча переложил повод из правой руки в левую. Теперь лошадь утаптывала снег уже по другую сторону тропинки.
      - Оно верно, - сказал Фокс через минуту, - мы как-никак на месте, а ты, Уот, постоянно в дороге. Да и на коньке у тебя вид веселее будет, чем у пешего.
      Может быть, Джек был и неправ.
      Дома йомен был действительно зажиточным фермером и держал собственных слуг. Но в лесу все были равны. Кто знает, может быть, ему трудно управляться одной левой рукой, поэтому он и не отпускает от себя малого?
      Да и заносчивость его могла только почудиться Джеку. Как-никак, если на тебе худая куртка, а рядом человек запахивается в меховой плащ, ты с досады мало ли чего можешь вообразить!
      Но все-таки Джеку хотелось до конца договорить свою мысль.
      - Нет, ты пойми, к чему я клоню, - начал он снова. - Если бы тебя с твоим лордом рассудили королевским судом и ему было велено возместить твою обиду...
      Йомен смотрел ему прямо в глаза.
      - Где это видано, чтобы мужика с лордом судили королевским судом? возразил он. - Мы живем в Эссексе, а не в Кенте. У нас еще и посейчас отбывают барщину, да еще какую! Ей-богу, нашим отцам легче жилось у господ!
      Но теперь уже вмешался Уот Тайлер.
      - Когда всех людей будут судить одним судом, все пойдет иначе, сказал он. - А пока, если собаки бросаются на волка, ты не спрашиваешь, откуда у них появилась вражда, а просто отвязываешь свору. Понятно, побратим?
      Джек посмотрел на Уота. Глаза у того были, оказывается, не черные, а серые и веселые. Только их плохо было видно из-под нависших бровей.
      Глава IV
      Несмотря на сумерки, сэр Саймон Бёрли издали отлично разглядел даму, ехавшую верхом на белой лошади. Вначале она направилась было к Сэмфорду, потом вернулась к перекрестку и погнала коня по проселочной дороге, а под конец остановилась у столба, отмечающего границу владений Сэмфордского аббатства.
      Рыцарь решил послать пажа, чтобы расспросить всадницу, не нуждается ли она в помощи, но так как дама, насколько можно было понять издали, была молодая и красивая, то он, ничего не сказав Лионелю, рысью пустил своего коня по дороге.
      Предчувствия не обманули его. Молодая женщина действительно нуждалась в помощи. Разглядев всадника в рыцарской одежде, она, пришпорив свою лошадку, опрометью кинулась ему навстречу.
      И тут, хотя лицо ее было заплакано, а волосы в беспорядке выбивались из-под низкой шляпы, сэр Саймон окончательно убедился в том, что даме не больше двадцати лет и одета она по последней лондонской моде.
      - Ах, добрый сэр, - крикнула она, подъезжая, - как я рада встрече с вами! Иначе я совсем пришла бы в отчаяние и не знала, что с собой делать! Не укажете ли вы мне поблизости замка или поместья, где меня могли бы приютить на сегодняшнюю ночь, потому что я изнемогаю от страха и усталости и уже не в силах продолжать дорогу.
      Поблизости был только замок Тиз. У рыцаря не было никакой охоты возвращаться в это унылое и заброшенное гнездо, а тем более везти туда даму. Но так как бедняжке необходимо было помочь, а другого выхода не было, он немедля крикнул Лионелю:
      - Скачи во весь опор в Тиз и сообщи, что мы прибудем сейчас же вслед за тобой. Предупреди госпожу, что дама, которая приедет со мной, нуждается в уходе и помощи.
      И только тогда он назвал встречной свое имя и звание и попросил ее сообщить свое, а также причины, заставившие ее в такой поздний час скакать без провожатых по пустынной дороге.
      - Ах, - воскликнула дама, - так, значит, вы совсем не знаете о том, что творится в графстве!
      Она назвалась госпожой Агнессой Гауэр.
      - Муж мой, - сказала она, - племянник Джона Гауэра из Кента.
      Дама внимательно посмотрела на сэра Саймона при этих словах, но так как рыцарь не обнаружил никакого интереса к этому имени, она принялась за свое повествование.
      Вот уже две недели, как она находится в гостях у своей тетки, жены эссекского шерифа, леди Анны Сьюэл. Там было так хорошо, что ей даже не хотелось возвращаться домой. Дамы целыми днями вышивали, или ухаживали за птичками, или рассказывали друг другу интересные истории. Но вчера из Лондона прибыла комиссия, и сэр Джон Сьюэл созвал старост и бейлифов.
      - И кто бы мог подумать, что доброму шерифу народ отплатит такой черной неблагодарностью! Ведь дело в том, что списки, которые составили эти люди и даже клялись на кресте, ручаясь за их достоверность...
      Госпожа Гауэр, как видно, собралась рассказывать длинную повесть, но сэр Саймон уже в точности представил себе все, что случилось у шерифа.
      - Дорогая дама, - сказал он улыбаясь, - каждый раз, когда собирают королевский налог, повторяется одно и то же. Все, что произошло в доме шерифа Сьюэла, клянусь, не стоит ни одной слезинки из ваших прекрасных глаз. Для того чтобы вы не утруждали себя, я доскажу сам, что случилось: к шерифу съехались бейлифы и сотские, а мужики стали собираться под окнами дома. Начальники сотен и старосты били себя кулаками в грудь и клялись, что у вилланов не осталось и ломаного гроша за душой, а эти скоты тем временем бесчинствовали на улице и бросали в окна камнями. Этого, конечно, было вполне достаточно, чтобы испугать такую неопытную молодую даму, как вы. Но поверьте, что сегодня же или завтра господин шериф вызовет из Лондона подмогу, и мужики поплатятся за свою наглость и бесчинство. Только я не понимаю, почему дядя ваш, сэр Джон Сьюэл, отпустил вас одну, на ночь глядя, в такую длинную дорогу?
      - Я выехала с ним вместе еще утром. Вы правы: сэр Джон немедленно отправился в Лондон за стражниками, - сказала леди, вытирая слезы и понемногу успокаиваясь. - Вчерашние мужики уже разошлись, и все было тихо. Но не успела я остаться одна, как из Кэррингэма навстречу мне вышла целая орава вилланов с топорами и дубинками. Я спряталась в роще, а потом должна была сделать большой крюк, чтобы объезжать всех попадавшихся мне по пути. Поэтому-то я так легко и сбилась с дороги. Вы первый благородный рыцарь, которого я встретила за сегодняшний день.