Алексей Васильевич Шишов
      Россия и япония. История военных конфликтов
      Глава первая
      Россия и Япония становятся соседями
      На протяжении многих столетий геополитически Русское царство, а затем и Российская империя стремились на Восток. Именно там шло приращение обширнейших территорий с крайне редким населением, но богатых пушниной драгоценной "мягкой рухлядью" (соболями, речными бобрами, куницами, песцами...), которая была главным русским товаром из числа тех, что вывозились за границу на протяжении многих столетий. Два государства Россия и Япония на протяжении XVI-XIX веков постепенно, но неуклонно сближали свои границы.
      Русские землепроходцы - промысловые люди, вольные казаки, царские воеводы, шагнув за Урал, через сибирские просторы, вдоль берегов Северного Ледовитого океана уходили все дальше и дальше на восход солнца, на Восток. Идя за пушниной, русский народ открывал все новые и новые территории. Пионерами в расширении границ Руси на Восток и начала освоения сибирских просторов были колоссы Земли Русской - казачий атаман Ермак Тимофеевич и знаменитый род купцов и промышленников Строгановых.
      После овладения Сибирским царством (ханством) продвижение русских землепроходцев на Восток, освоение новых земель и строительство на открытых территориях городов-острогов и поселений шло невиданно быстрыми темпами. Если, например, в 1586 году был основан первый русский город в Сибири Тюмень, то буквально через 10-15 лет границы Русского государства достигли берегов могучего Енисея, еще через 30 лет - берегов великой реки Лены.
      В 1647 году уже был основан на берегу Тихого океана портовый город Охотск. А уже через год отважный мореход Семен Дежнев обогнул Чукотский полуостров и открыл пролив между Азией и Америкой, первым совершив плавание из Северного Ледовитого океана в Тихий. В середине XVII столетия Россия прочно стояла на берегах самого Великого океана Земли. За такой короткий исторический срок русские землепроходцы прошли свыше 7000 километров - от Уральских гор до берегов Тихого океана, открыв земли до того неведомые.
      Последнего русского царя и первого всероссийского императора Петра I Алексеевича Романова Великого очень интересовал Восток, который открывал перед Россией перспективы будущего развития. Он хотел, чтобы русские мореходы с берегов Тихого океана доплыли до тех мест, где есть города европейских владений. В целях развития внешней торговли великого по заслугам государя также интересовали кратчайшие морские пути от восточных границ Российской империи в Индию и Китай, Америку и Японию.
      Решению этих проблем были посвящены две экспедиции - Первая (1725-1730 ) и Вторая (1733-1743 ) Камчатские экспедиции, возглавляемые капитаном 1-го ранга Витусом Берингом. Первая экспедиция была организована лично по инициативе Петра Великого. Вторая Камчатская экспедиция готовилась по повелению императрицы Анны Иоанновны. О значении, важности и масштабности Второй экспедиции говорит тот факт, что разработкой проекта Программы экспедиции занимались Правительствующий Сенат с привлечение Адмиралтейств-коллегии и Санкт-Петербургской академии наук.
      Вторая Камчатская экспедиция состояла из нескольких морских и сухопутных отрядов общей численностью около одной тысячи человек. Основными задачами этой экспедиции были: исследование северного побережья Европейской и Азиатской территории страны от Белого моря до Берингова пролива; исследование берегов Камчатки и акватории Охотского моря; исследование внутренней материковой территории Сибири и Дальнего Востока; исследование северо-западного побережья Северной Америки и открытие новых морских путей в Америку и Японию. Все задачи, поставленные перед Второй Камчатской экспедицией, были выполнены.
      В результате проведения двух Камчатских экспедиций окончательно было установлено наличие пролива между Азией и Америкой. Открыты и нанесены на географические карты северо-западное побережье Северной Америки (Русской Америки, ставшей затем Аляской), некоторые острова Алеутской гряды, Курильские острова. Были получены новые сведения о стране на Японских островах.
      Нельзя не сказать еще об одном выдающемся результате, которого многие столетия ждал весь цивилизованный мир - о целостности и единстве мирового океанического пространства. Открыв и пройдя Северным морским путем вдоль берегов Ледовитого океана, через пролив, разделяющий два великих материка Азию и Америку и выйдя в воды Тихого океана, Россия тем самым замкнула и объединила в единую мировую трансокеаническую систему морские пути всех океанов планеты. Теперь стало возможным прибыть морскими путями в любую часть света, что имело огромное практическое значение для развития мировой торговли. Мировой океан стал единой мировой транспортно-торговой системой.
      Так Российское государство в стремлении решить стоявшие перед ним геополитические задачи поступательно приближалось к берегам Амура, Охотского моря, Аляски. Навстречу ему двигалась и Япония, которая с острова Кюсю перебралась на более северный Хоккайдо, от него еще дальше на север шла длинная гряда вулканических островов, получивших русское название Курилы.
      Русские ранние экспедиции к берегам Тихого океана следовали одна за другой. Так, в середине XVII столетия первопроходец Иван Москвитин совершает поход к островам "Гиляцкой орды". В 1639-1641 годах он обследует побережье Охотского моря вблизи устья реки Улья. Затем следуют походы С. Полякова в 1652 году, О. Кузнеца, П. Бекетова и Ф. Пущина в 1655-1656 годах к устью Амура, которые первыми стали принимать в российское подданство коренных жителей этих земель - нивхов (гиляков). Нивхи заселяли и северную часть Сахалина.
      Тогда же появляются первые сведения о Камчатке. Первым вплотную подошел к ней в 1651 году М. Стадухин, который для постройки двух своих кочей использовал камчатский лес. Это он сообщил о существовании между реками Анадырь и Пенжина большого неизведанного "носа". Данные об этом крае были впервые "изложены" на росписи к чертежу 1667 года воеводы П. Годунова. Русским землепроходцам было ясно, что впереди их ждет много неизведанных земель, и они продолжали с великим упорством торить новые пути на Восток.
      Отряды казаков и промышленников поспешили "изведать" Камчатский "нос". Далеко не все подобные экспедиции заканчивались успешно. Наиболее удачливым из них стал поход Луки Семенова Мороски Старицына в 1695-1696 годах. Во время плавания он побывал в северной части Камчатки и дал о ней ценные сведения.
      В 1700 году сибирский казак-первопроходец Владимир Васильевич Атласов (по некоторым документам - Отласов) во главе отряда из таких же вольных землепроходцев, как и он, появляется на Камчатке. На почти неизведанной до того земле, богатой соболями и населенной воинственными камчадалами, казачий пятидесятник Атласов с товарищами основывает Верхне-Камчатский острог и начинает приводить в подданство русскому царю местных жителей, собирая с них дань (ясак).
      На Камчатке в том же 1700 году состоялась первая встреча русских с японцами: на берег выбросило потерпевшего где-то в штормовом Охотском море кораблекрушение человека, который был "сухощав, ус невелик, волос черен...". Новые встречи состоялись, когда русские мореходы и промысловики стали обследовать Курильские острова и южное побережье Сахалина.
      В 1701 году В. В. Атласов был награжден за свои "тяжкие" труды чином казачьего головы. Он представил царскому воеводе в Якутске свои "скаски" первое описание земли Камчатки и близлежащих к ней островов Курильской гряды. В атласовских "скасках" оказались первые описания некоторых Курильских островов и неизвестной в Русском государстве страны - Японии.
      В результате полученных Атласовым сведений о Камчатке ее стали наносить на географические карты в виде полуострова, исправив первых исследователей, принимавших Камчатку за остров. Однако продолжить ее исследование, равно как и близлежащих к югу островов, казачьему голове Владимиру Атласову не довелось - он был убит во время бунта "служилых людей". За выдающиеся заслуги в исследовании тихоокеанской окраины государства Российского
      А. С. Пушкин назвал Владимира Атласова "камчатским Ермаком".
      В 1711-1713 годах экспедиция якутского казака Ивана Петровича Козыревского побывала на островах Курильской гряды Шумшу и Парамушир, а также на острове-скале Авось. Козыревским были собраны сведения о подавляющем большинстве Курильских островов, включая Итуруп, Кунашир и даже Двадцать Второй (позже он назывался Матмай, ныне самый северный японский остров Хоккайдо).
      На этих островных землях проживали айны. Они заявили тогда русскому исследователю, что не японцы держали их в подчинении, а наоборот, сами были зависимы от местного населения, которое жило "самовластно... и не в подданстве". Айны с островов Шумшу и Парамушира, в том числе один уроженец Итурупа, были приняты казаком И.П. Козыревским в российское подданство.
      Результаты сделанных географических открытий И.П. Козыревский изложил на "Чертеже Камчадского носа и морским островам". Его отчет явился первым, наиболее полным и документированным свидетельством посещения россиянами Курил и описанием их географического положения. В последующем козыревский "Чертеж" послужил хорошим подспорьем для последующих морских экспедиций.
      Экспедиция якутского казака Ивана Козыревского "вычертила" дорогу на Курильские острова, которые своей южной оконечностью упирались в теплые моря. В 1721 году на Курилах побывали с научными целями геодезисты И. Евреинов и Ф. Лужин. Они были посланы "в Сибирь" первым всероссийским императором Петром I Алексеевичем Великим с заданием: "...до Камчатки и далее, куды вам указано..." Геодезисты составили карту 16 островов гряды и попутно приняли в российское подданство часть жителей шести северных островов.
      В 1726 году большая часть жителей четырех северных Курильских островов была принята в подданство России отрядом Д. Павлуцкого. Уже с конца 30-х годов XVIII столетия русские мореходы-промышленники начали регулярно посещать южную часть Курил, прибывая сюда или из Охотска, или с соседней Камчатки.
      Началось соприкосновение с территорией современной Японии. В 1739 и 1741-1742 годах у берегов острова Сахалин и Курил, острова Матмая (Хоккайдо) совершили плавание Мартын Шпанберг, В. Вальтон и А. Шельтинг. В ходе кропотливых исследовательских работ на карту были занесены все Курильские острова. Шпанберг нарисовал на карте их гораздо больше, чем имелось в "наличии", поскольку острова с низменными перешейками посчитал за два острова.
      В 1739 году участники экспедиции М. Шпанберга и В. Вальтона высаживались на островах Хоккайдо, Кунашир и Шикотан, подходили к северо-восточному побережью острова Хонсю. Однако высадиться на японской земле они не решились. (В том же 1739 году сегунат выпустил новую инструкцию местным властям о применении насильственных мер в отношении иностранных кораблей). Русские моряки завязали дружественные отношения с местными жителями - айнами. На многих морских картах того времени Шикотан носил название острова Шпанберга.
      Российское правительство стало проявлять все большую заинтересованность в отношении земель, расположенных в северной части Тихого океана. Так, в 1729 году для изучения северного сахалинского побережья и берегов Курильской гряды был послан И. Шестаков на боте "Гавриил". Во второй половине XVIII столетия русские поселения существовали на островах Парамушир, Шумшу, Симушир, Уруп и Итуруп.
      В 1780-х годах в северо-западной части залива Терпения на Южном Сахалине поселилась группа русских мореходов из 6 человек. В дальнейшем они перешли на западный берег острова. Русские землепроходцы неоднократно посещали в те годы остров, а в 1783 году группа русских после кораблекрушения осталась здесь на поселении (в 1789 году они составили карту западной части Сахалина).
      Что же касается первых официальных посещений острова Карафуто (Сахалина) - "Острова китайских людей" японской стороной, то впервые государственные люди страны Восходящего Солнца в лице чиновников во главе с Т. Ямагути появились на южной оконечности Сахалина только в 1786 году. Попытки исследования островов Южно-Курильской гряды со стороны Японии относятся к значительно более позднему периоду.
      Японцы в то время появлялись на Курильских островах лишь эпизодически (в отличие от многочисленных специально организованных морских экспедиций русских людей). Известно, что в 1786 году японский географ и исследователь Могами Токунай первым среди своих соотечественников достиг островов Итуруп и Уруп. В конце XVIII - начале XIX веков высаживаясь на Курильских островах, японцы ломали пограничные знаки (чаще всего деревянные кресты), вытесняли русских поселенцев, применяя угрозы и военную силу.
      Со второй половины XVIII столетия начинается "серьезное" хозяйственное освоение русскими промышленниками Курил. На островах велась охота на "морского зверя", в курильских бухтах находили пристанище во время штормовой погоды русские суда. В 1755 году Н. Сторожев сообщил в камчатский острог Большерецк о том, что значительная часть айнов на Кунашире приняла подданство России.
      Начались первые попытки создания на Курильских островах русских поселений. В 1766 году экспедиция Н. Чикина основала первое зимовье на острове Уруп. При этом большинство местных жителей, равно как и соседнего Итурупа, стали подданными России. Вступление в российское подданство, как и прежде, носило добровольный характер.
      В том же году здесь побывал с отрядом отважных мореходов казачий сотник Иван Черный, который составил подробное географическое описание острова Итуруп и других Курильских островов. Черный провел на островах две зимы, а два лета отплавал между островами. Местные айны-курильцы приводились в российское подданство, собранная богатая этнографическая коллекция была подарена Российской академии наук.
      Экспедиция казачьего сотника Ивана Черного и полученные в ходе ее научные результаты получили известность в Европе. Это дало основание современному американскому историку японского происхождения Еси Куно заявить, что "в 1766 г. Россия распространила свою власть на Итуруп - самый большой из Курильских островов".
      В 1778 году мореплаватели сибиряк Иван Антипин, служивший у купца Лебедева-Ласточкина, и иркутянин Дмитрий Шабалин из отряда А. Очередина зимовали на острове Уруп. Там уже существовало русское поселение Курилороссия, жители которого занимались даже хлебопашеством. Судно Антипина - бригантина "Наталия" во время плавания вдоль островов потерпела кораблекрушение. В этом году и в последующем в российское подданство вступило много жителей-айнов с южных Курил, в том числе и с острова Хоккайдо. После установления с ними дружественных отношений они освобождались от уплаты государственных податей.
      Великая правительница Российского государства, много потрудившаяся для расширения его пределов, императрица Екатерина II издала высочайший "курильский" указ. В нем, среди прочего, говорилось:
      "Приведенных в подданство на дальних островах мохнатых курильцев оставить свободными; и никакого збора с них не требовать; да и впредь обитающих там народов к тому не принуждать, но стараться дружелюбным обхождением и ласковостью для чаемой пользы в промыслах и торговле продолжать заведенное уже с ними знакомство".
      Освоение Курил продолжалось. В 1785-1786 годах русские проживали и на острове Итуруп. В российское подданство принимаются все новые группы жителей Курильской гряды. Вскоре происходит законодательное закрепление этих земель за Россией. Именным указом от 22 декабря 1786 года императрицы Екатерины II Великой все Курильские острова, Аляска (Русская Америка), Алеутские, Лисьи и некоторые другие острова в северной части Тихого океана были присоединены к Российской империи.
      Так Российское государство, законодательным актом утвердив свое присутствие на всей Курильской гряде, входило в соседство со страной Восходящего Солнца. Отношения России с империей на Японских островах складывались непросто и по времени очень долго.
      Японцы тоже стремились утвердиться на островах Курильской гряды, прежде всего на южных, ближайших к Хоккайдо. Богатый рыбой остров Кунашир превращается в базу для набегов на русские поселения на южных островах Курил. Местное айнское население облагается налогами, сбор которых проводился японцами с особой жестокостью, что не раз приводило к столкновениям с применением оружия.
      В 1789 году на острове Кунашир вспыхнуло восстание айнов и было убито более 70 японцев. Сегунским чиновникам удалось подавить восстание лишь благодаря военной помощи феодального княжества Мацумаэ, правитель которого отправил на Кунашир военный флот из 30 судов с солдатами. Возмущение кунаширских айнов было подавлено с большой жестокостью.
      Соседские отношения - торговые, дипломатические и государственные между Россией и Японией складывались крайне трудно. Причина крылась прежде всего в том, что при императорах Иэясу и Иэмицу Токугава (30-50-е годы XVII века) страна Восходящего Солнца, расположенная на островах Хонсю, Кюсю и Сикоку, встала на путь самоизоляции.
      Под угрозой смертной казни японцам с 1636 года запрещалось покидать отечество и строить большие корабли, которые могли использоваться для дальнего плавания, а иностранцам - высаживаться где-либо на берегах Японии. Подобное предписание, относящееся к 1825 году, требовало обстреливать иностранные суда в случае их приближения к японским берегам.
      Только в 1842 году местные власти получили указ, разрешающий снабжать (за плату) прибывающие в японские порты иностранные суда водой и продовольствием. И лишь потом японские чиновники могли требовать их ухода от берегов империи.
      В порядке исключения лишь голландским судам разрешалось находиться только в одном порту на острове Десима (Дэдзима) в бухте Нагасаки. Поводом для такого исключения из законодательного правила было следующее. В 1637 году в Симабара близ города Нагасаки произошло сильное крестьянское восстание под христианскими лозунгами. Повстанцы были вооружены огнестрельным оружием, полученным от европейских миссионеров, которое помогло им добиться ряда успехов. Восстание быстро охватило значительный район острова Кюсю.
      Сегунская армия в течение нескольких месяцев не могла подавить крестьянское антифеодальное выступление. Только помощь голландских кораблей, бомбардировавших с моря замок Хара, где сосредоточилась 30-тысячная армия повстанцев, позволила войскам сегуна из рода Токугава взять его штурмом и учинить кровавую расправу над восставшими. Залпы голландских корабельных орудий оказались победными.
      Помощь сегунату в подавлении симабарского восстания поставило голландцев в исключительное положение в закрытой стране. Так они на долгое время монополизировали все контакты Японии с внешним миром. В единственный порт в стране - Нагасаки - два раза в год был разрешен заход голландских, а также корейских и китайских кораблей. Но голландцы содержались на острове Десима в обстановке, "более похожей на тюрьму, чем на факторию" европейцев в азиатской стране. Иностранцам строго запрещалось заниматься миссионерской деятельностью.
      Жестокая система самоизоляции Японии, которая просуществовала до 1867 года, привела к тому, что люди из экспедиции капитан-командора Витуса Йонассена Беринга в 1739 году были первыми и более чем на сто последующих лет последними русскими, беспрепятственно и на самое непродолжительное время сошедшими на землю Японии.
      Правящий в ней сегунат в 1804 году занял жесткую позицию в отношении экспедиции выдающегося мореплавателя России Ивана Федоровича Крузернштерна на шлюпе "Надежда", совершавшей первое русское кругосветное плавание, а в 1811 году - откровенно враждебную по отношению к экспедиции капитан-лейтенанта
      В.М. Головнина. Последнему, вероломно захваченному в плен вместе со своими спутниками на южнокурильском острове Кунашир, пришлось провести два года по сути дела в заточении у японцев.
      Недоброжелательность японских властей по отношению к иностранцам, в том числе и к россиянам, обернулась неизбежными при этом вооруженными столкновениями. Япония упорно отказалась от контактов с Европой, в том числе и с Российской империей, которая становилась ее соседом. Так неудачей закончились переговоры, которые вел зимой 1804-1805 годов Рязанов.
      Осенью 1806 года в заливе Анива на южной оконечности Сахалина происходило первое вооруженное столкновение сторон. С русской стороны в нем участвовал экипаж небольшого фрегата "Юнона" под командованием лейтенанта Н.А. Хвостова. Весной следующего года Хвостов вновь появился у сахалинских берегов вместе с мичманом Г.И. Давыдовым, командиром шлюпа (тендера) "Авось". Дело вновь доходит до перестрелки с японцами и русские моряки в бою "истребили" два японских селения.
      По возвращении в порт Охотск командиры кораблей лейтенант Н.А. Хвостов и мичман Г.И. Давыдов за свои своевольные действия против японских поселений были арестованы. Давыдов бежит из-под ареста в Якутск. Вскоре обоих морских офицеров доставляют в Санкт-Петербург, где суд оправдал их действия. Они отличились в русско-шведской войне 1808-1809 годов и были представлены к награждению боевыми орденами. Но представления были отклонены "в наказание за своевольства против японцев". Два флотских товарища утонули в Неве в результате несча-дова: "Двукратное путешествие в Америку морских офицеров Хвостова и Давыдова" в 2-х томах.
      Второе по времени вооруженное столкновение русских с японцами произошло летом 1811 года, когда в плен на острове Кунашир был захвачен со своими спутниками капитан-лейтенант Василий Михайлович Головнин, выдающийся русский мореплаватель. Он возглавлял исследовательскую экспедицию, которая на шлюпе "Диана" отправилась из Русской Америки (Аляски) для более точного географического описания берегов южной части Курильской гряды и Шантарских островов.
      Шлюп "Диана", построенный на отечественных верфях, был средним между фрегатом и корветом. "Диана" несла 14 медных пушек, 4 карронады для стрельбы с короткой дистанции и 4 небольших чугунных фальконета. Экипаж составлял 60 человек. В далекое, почти кругосветное плавание "Диана" уходила из Кронштадта в июле 1807 года на восток вокруг южной оконечности американского континента, через пролив Дрейка. Главная цель экспедиции была исследовательская:
      "Опись малоизвестных земель, лежащих на Восточном (Тихом. - А.Ш.) океане и сопредельных российским владениям в восточном крае Азии и на северо-западном берегу Америки".
      В мае 1811 года В. М. Головнин, только что произведенный в капитан-лейтенанты и награжденный за исследовательские труды орденом святого Владимира 4-й степени, решил начать географическое описание берегов Курильских островов. Вскоре шлюп "Диана" подошел к острову Кунашир, название которого в переводе с айнского означает "Черный остров". Действительно, черный вулканический пепел покрывал здесь всю землю даже в лесах.
      В одной из кунаширских бухт оказалось селение и небольшая крепость с японским гарнизоном и чиновником. Японцы избегали пришельцев, хотя меновая торговля началась между ними сразу же. Экипаж близ крепости набрал в бочки питьевую воду. Вскоре было получено приглашение посетить "главного начальника". На берег со шлюпа сошли Головнин, штурман Хлебников, мичман Мур, матросы Семенов, Макаров, Шкаев, Васильев и переводчик Алексей, свободно владевший айнским языком. Офицеры по такому случаю были при шпагах.
      В крепости состоялась чайная церемония. Японский чиновник в шелковом халате и с железным жезлом в руках вел неторопливую беседу, распрашивая о назначении экспедиции и обо всем, что с ней было связано. Аудиенция заканчивалась в "обстановке взаимопонимания". Далее кунаширские события разворачивались так, как их описал в своих сочинениях В.М. Головнин:
      "...Начальник, говоривший дотоле тихо и приятно, вдруг переменил тон: стал говорить громко и с жаром, упоминая часто Резаното (Резанов. - А.Ш.) Николай Сандреич (Николай Александрович, так звали лейтенанта Хвостова. А.Ш.), и брался несколько раз за саблю. Таким образом сказал он предлинную речь. Из всей речи побледневший Алексей пересказал нам только следующее: "Начальник говорит, что если хоть одного из нас он выпустит из крепости, то ему самому брюхо разрежут". Ответ был короток и ясен: мы в ту же секунду бросились бежать из крепости, а японцы с чрезвычайным криком вскочили с своих мест, но напасть на нас не смели, а бросали нам под ноги весла и поленья, чтоб мы упали. Когда же мы вбежали в ворота, они выпалили по нас из нескольких ружей, но никого не убили и не ранили, хотя пули просвистели подле самой головы Хлебникова. Между тем японцы успели схватить Мура, матроса Макарова и Алексея в самой крепости, а мы, выскочив из ворот, побежали к шлюпке.
      Тут с ужасом увидел я, что во время наших разговоров в крепости, продолжавшихся почти три часа, морской отлив оставил шлюпку совсем на суше, саженях в пяти от воды, а японцы, приметив, что мы стащить ее на воду не в силах, и высмотрев прежде, что в ней нет никакого оружия, сделались смелы и, выскочив с большими обнаженными саблями, которыми они действуют, держа в обеих руках, с ружьями и копьями, окружили нас у шлюпки..."
      Когда на русском шлюпе услышали выстрелы и крики, корабль снялся с якоря и подошел ближе к берегу. Ворота японской крепостицы затворились, и из нее началась пушечная пальба. Оставшийся после В. Головнина старшим на "Диане" лейтенант П.И. Рикорд попытался силой оружия освободить своих товарищей, неожиданно ставших пленниками самурайского военачальника. Однако предпринятая им бомбардировка с моря должного успеха не имела, хотя после 170-го выстрела с "Дианы" пушки японцев замолчали. Шлюпу пришлось уйти через штормовое море в порт Охотск на зимовку.
      Капитан-лейтенант Головнин со спутниками был доставлен на остров Хоккайдо, в город Хакодате. С пленными обращались довольно хорошо, но постоянно шли допросы, больше напоминавшие расспросы. У японцев была бумага, подписанная "Российского флота лейтенантом Хвостовым". Документ был выдан командиром "Юноны" старшине одного сахалинского селения как письменное свидетельство принятия его в российское подданство. Такой шаг русского военного моряка беспокоил японскую сторону больше всего, и они старались на допросах выяснить суть дела.
      После первых допросов и 50-дневного пребывания в японской тюрьме пленников отправили в "губернский" город Мацмай (город Фукуяма на крайнем юго-западе острова Хоккайдо). Здесь пленников заперли в клетках. Сперва их допрашивал губернатор Аррао Тадзимано Кано. Затем началось знакомство с "сыщиком центрального правительства" Мамия Ринзоо, специально присланным в Мацмай сегуном, фактическим правителем страны Восходящего Солнца.
      Мамия Рензоо, математик и лесовод, считался у японцев открывателем острова Карафуто (Сахалина). В ходе допросов он утверждал, что "японцы имеют основательную причину подозревать русских в дурных против них намерениях и что голландцы, сообщившие им о разных замыслах европейских дворов, не ошибаются". Но все выглядело гораздо проще: голландцы, монополизировавшие торговлю с Японией, не желали иметь конкурентов.
      Головнин со своими спутниками задумал совершить дерзкий побег из плена. На него согласились все, кроме мичмана Мура, изучившего к тому времени довольно сносно японский язык и заявившего о своем желании остаться в Японии переводчиком. Штурман А.И. Хлебников из стальных игл, клочка медного листа и нескольких бумажных листов, склеенных рисовым отваром, смастерил компас. Побег был совершен через подкоп под стену тюрьмы. К берегу моря шли по ночам, днем прятались в зарослях бамбука, среди камней. Однако на берегу беглецы были схвачены и вновь оказались в японской тюрьме...
      Тем временем лейтенант П.И. Рикорд не останавливается в своих попытках освободить из плена участников географической экспедиции. Он совершает две экспедиции - к острову Кунашир в 1812 году и к острову Иезо (Хоккайдо) - в следующем. Теперь он командовал двумя военными кораблями - шлюпом "Диана" и бригом "Зотик". Вблизи кунаширских берегов Рикорд захватил несколько японских судов. Экипажи русских кораблей готовятся к десанту и штурму той крепостицы, где был вероломно захвачен Головнин со своими спутниками. Вскоре Рикорду удалось захватить крупное торговое судно и от его судовладельца и капитана Такатай-Кахи было получено известие о том, что Головнин и его спутники живы и находятся на Хоккайдо.
      В октябре 1813 года настойчивому Рикорду наконец удается вызволить капитан-лейтенанта В.М. Головнина со спутниками из японского плена. Будущий начальник Камчатской области, академик Санкт-Петербургской академии наук и адмирал Петр Иванович Рикорд описал плавание к Курилам и японским берегам в мемуарах "Записки флота капитана Рикорда о плавании его к Японским островам в 1812 и 1813 гг. и сношениях с японцами".
      В своих записках П.И. Рикорд описал торжественную церемонию передачи ему японской стороной русских пленников. Особенно его поразила церемониальная вежливость японских официальных лиц:
      "...На другой день состоялась прощальная аудиенция. Губернатор поднял над головой плотный лист бумаги, испещренный иероглифами, торжественно объявил:
      - Это повеление правительства".
      Документ извещал, что отныне и навсегда поступки лейтенанта Хвостова признаются "своеволием", а не действиями, согласованными с Петербургом, а посему и прекращается пленение капитана "Дианы".
      Затем была прочитана другая бумага. Уже не правительственная, а губернаторская. Теске (переводчик. - А.Ш.) тут же перевел ее. Она гласила:
      "С третьего года вы находитесь в пограничном японском месте и в чужом климате, но теперь благополучно возвращаетесь; это мне очень приятно. Вы, г. Головнин, как старший из своих товарищей, имели более заботы, чем и достигли своего радостного предмета, что мне также весьма приятно. Вы законы земли нашей несколько познали, кои запрещают торговлю с иностранцами и повелевают чужие суда удалять от берегов наших пальбою, и потому, по возвращении в ваше отечество, о сем постановлении нашем объявите. В нашей земле желали бы сделать всевозможные учтивости, но, не зная обыкновений ваших, могли бы сделать совсем противное, ибо в каждой земле есть свои обыкновения, много между собою разнящиеся, но прямо добрые дела везде таковыми считаются, о чем также у себя объявите. Желаю вам благополучного пути".
      Приближенные правителя Мацмая, со своей стороны, тоже приподнесли освобожденному капитан-лейтенанту В.М. Головнину схожую с губернаторской грамоту. В ней, среди прочего, с изысканной японской вежливостью говорилось:
      "Время отбытия вашего уже пришло, но, по долговременному вашему здесь пребыванию, мы к вам привыкли и расстаться нам с вами жалко. Берегите себя в пути, о чем и мы молим бога".
      В конце прощальной церемонии стороны обменялись подарками. Японцы преподнесли русским морякам ящики с лакированной посудой, мешки с пшеном, бочонки саке, свежую и соленую рыбу. От Головнина и Рикорда в дар японской стороне - атлас Крузенштерна и Лаперуза, портреты русских полководцев, героев только недавно закончившейся Отечественной войны 1812 года
      М. И. Голенищева-Кутузова и П.И. Багратиона. Портреты были приняты японцами с особой благодарностью.
      Два года, два месяца и 26 дней находились в плену русские моряки. 7 октября 1813 года капитан-лейтенант В.М. Головнин вновь вступил на палубу шлюпа "Диана", который поднял паруса и оставил прибрежные воды японского острова Хоккайдо. Рикорд принял бразды камчатского правления, а Головнин через всю Сибирь из Охотска направился в российскую столицу, где встречен был с большим почетом.
      Мичман Мур, решивший "предаться" из российского подданства в японское, так и не дождался такого решения японских властей. Те не захотели взять его к себе на службу, ибо, предавший раз, предаст не однажды. Мур был вынужден возвратиться в Россию, где был встречен с позором и оттого он вскоре покончил жизнь самоубийством. Надпись на его надгробии гласила:
      "В Японии оставил его провождавший на пути сей жизни ангел хранитель. Отчаяние ввергло его в жестокие заблуждения. Жестокое раскаяние их загладило, а смерть успокоила несчастного. Чувствительное сердце! Почтите память его слезою..."
      Именем вице-адмирала Василия Михайловича Головнина, талантливого русского исследователя Дальнего Востока и мореплавателя, впоследствии будут названы один из проливов между Курильскими островами, бухта залива Нортон-Саунд на Аляске
      (в Русской Америке) и действующий вулкан на острове Кунашир.
      Будущий вице-адмирал, член-корреспондент Санкт-Петербургской академии наук и генерал-интендант русского флота В.М. Головнин не забыл о своих товарищах по японскому плену. Современник тех событий писал:
      Головнин "назначил из собственного незначительного состояния единовременные пособия всем бывшим с ним в плену матросам, а одному из них производил пенсию до конца жизни..."
      Россия пыталась установить отношения со страной Восходящего Солнца в 1815, 1816 и 1817 годах. Однако письменные послания российских властей японская сторона оставляла без ответа. Затраты на открытие торговли с Японией оказались напрасными. После этого почти на полвека поиск таких взаимовыгодных контактов прекратился. Эти попытки возобновились только с назначением главой Восточной Сибири Н.Н. Муравьева, названного за свои заслуги перед государством графом Муравьевым-Амурским.
      Россия принимает ряд мер для укрепления своих государственных границ в Приамурье, при этом не участвуя в насильственном "открытии" для европейских держав Китая, произошедшем в ходе "опиумных войн" против Цинской империи. В 1849 году секретная Амурская экспедиция Г.И. Невельского исследует Татарский пролив и впервые устанавливает островной характер Сахалина, описывается его побережье. Одновременно изучаются устье реки Амур и юго-восточные берега Охотского моря. За эти государственные труды Геннадий Иванович Невельский был произведен в контр-адмиралы и пожалован тремя орденами.
      В 1850 году в низовьях реки Амур на берегу удобной для захода парусных кораблей бухте основывается русский Николаевский военный пост (современный город Николаевск-на-Амуре). Одновременно российское правительство извещает китайскую столицу Пекин, что, охраняя устье Амура и Сахалин, оно приняло меры к обороне Тихоокеанской окраины государства.
      В кратком очерке по истории Донского казачьего войска, написанным в 1909 году, о событиях середины XIX столетия на дальней восточной окраине Российской империи говорилось следующее:
      "В 1850 году, в царствование императора Николая I Павловича, русские корабли прошли к устью реки Амур, протекающей на далеком Востоке, разведали, что Сахалин - остров, а не полуостров, как думали до той поры, открыли богатый лесной край на реке Уссури и на берегу Великого океана, в удобном для стоянки кораблей месте, заложили город, который назвали Владивостоком, т. е. "владей востоком". Когда донесли об этом императору, он сказал: "Где раз поднят русский флаг, он никогда не должен спускаться". Переговорили с китайцами, нашими соседями на Дальнем Востоке, они признали наше приобретение, и новый край стал заселяться..."
      Интерес Соединенных Штатов к Японским островам вновь, после урегулирования пограничных отношений России с Китаем, приобретением Приамурья и Уссурийского края, привлек внимание официального Санкт-Петербурга к Дальнем Востоку. Для "открытия Японии" был созван Особый комитет. Он обсуждал возможные действия Российского государства по отношению к своему "закрытому" дальневосточному соседу. Было решено без отлагательства приступить к "миролюбивым в отношении Японии мерам". "Миролюбивые" меры решения геополитических вопросов стали доброй традицией для России с середины XIX века, после окончания Кавказской войны и окончательного присоединения к ней Средней Азии (Туркмении).
      В решении Особого комитета говорилось: "...Хотя морская торговля наша далеко еще не находится в том положении, чтобы доступ в Японию составлял для нас такой же существенный вопрос, как для американцев, но и в таком случае, кроме будущих интересов нашей торговли, которые во всяком случае полезно заранее обеспечить, являются также интересы наших американских колоний и Камчатки, требующих удобнейших способов доставки туда продовольствия и т.п.".
      В 1852 году на Южном Сахалине русские военные посты учреждаются в Дуэ и Аниве. С тех пор Российская империя и Япония стали близкими соседями. Санкт-Петербург оказался одной из европейских столиц, заинтересованных в ликвидации самоизоляции своего соседа на Дальнем Востоке. Однако эту проблему решили не российские дипломаты, а американский военный флот.
      В 1853 году у японских берегов появилась американская эскадра из четырех боевых кораблей под командованием коммодора Мэтью Калбрайта Пирри, которому правительством в Вашингтоне было поручено демонстрацией силы заставить Японию пойти на заключение торгового договора и на открытие некоторых своих портов для американских товаров. Подобные проблемы Соединенные Штаты, по примеру "владычицы морей" Великобритании, в течение двух последних столетий успешно решали силой оружия и мощью военного флота. Коммодор Пирри успешно справился с задачей взлома "бамбукового зановеса", высадив в ходе переговоров под прикрытием больше сотни корабельных орудий на японский берег 500 вооруженных моряков.
      Японское правительство сиогуната (одного из феодальных кланов Японии) вынуждено пойти на подписание Канагавского договора (заключенного в профектуре Канагава на острове Хонсю) и открыло для свободной торговли, но при посредничестве сегунских (правительственных) чиновников, американским купцам два порта - гавани Симода (на полуострове Идзу) и Хакодате. Помимо этого, Япония обязывалась оказывать покровительство потерпевшим кораблекрушение американским морякам. Примеру Соединенных Штатов незамедлительно последовали европейские морские державы (прежде всего Англия и Голландия), в их числе, вполне естественно, оказалась и Россия.
      После "успешного" визита в Токио коммодора Пирри в порт Нагасаки из балтийского Кронштадта пришла и русская эскадра в составе трех кораблей с экипажем численностью 463 человека под командованием вице-адмирала Е.В. Путятина - полномочного представителя России в Японии и Китае. Ему предстояло решить вопросы территориального разграничения и взаимовыгодной торговли. Путятин с эскадрой после трудного плавания прибыл в порт Нагасаки 10 августа 1853 года и был сразу встречен крайне недружелюбно. Объяснялось это просто: перед этим там побывала американская военная эскадра, которая грубо нарушила правила высадки иностранцев на берег.
      Японские власти долго уклонялись от ведения дипломатических переговоров с посланником Российской империи и приступили к ним только в январе 1854 года. Русский вице-адмирал
      Е.В. Путятин, в отличие от других европейцев, уважительно относившийся к местным обычаям и нравам, сумел снискать популярность у местных жителей, оставив после себя добрую память. В деревне Хэда, где происходили переговоры, в 1969 году был основан музей, посвященный русскому адмиралу-дипломату.
      Переговоры касались прежде всего установления государственной границы между Россией и Японией. Японская сторона в лице посланников сегуната Токугавы - Масанори Касая и Сеймо Кавадзи хотела провести ее по середине Сахалина и между островами Уруп и Итуруп Курильской гряды. Путятин же отстаивал полную принадлежность России Сахалина и Курил до острова Итуруп включительно.
      В письме к Верховному совету - высшему органу японского правительства - от 18 ноября 1853 года российский полномочный посланник вице-адмирал Е.В. Путятин писал:
      "Гряда Курильских островов, лежащая к северу от Японии, издавна принадлежала к России и находилась в полном ее заведывании. К этой гряде принадлежит и о. Итуруп, населенный курильцами и отчасти японцами. Но русские промышленники в давние времена имели поселения на этом острове..."
      Японская сторона приводила собственные доводы принадлежности ей и острова Карафуто, и Курильской гряды. Ответы на эти доводы она даст сама себе спустя почти столетие. Профессор университета Токай в Токио Нобуо Мурога в середине XX столетия напишет, что точных данных о "первой" японской экспедиции, посланной якобы в 1636 году на Южный Сахалин, не имеется. По свидетельству профессора Хоккайдосского университета Синъитиро Танакура, карты приграничных районов Северной Японии (Эдзо) 1644 года, на которую были бы нанесены Курильские острова, не существует.
      Среди прочего японская сторона утверждала, что в 1792-1793 годах их путешественник Риндзо Мамия исследовал восточное и западное побережье Карафуто и в одном месте поставил каменный памятник с надписью: "Это японская земля". Такое заявление никак не вязалось с законами "закрывшейся" от внешнего мира страны Восходящего Солнца, в которой люди, совершившие подобные путешествия от берегов Японии, карались смертной казнью.
      Однако с началом Восточной, или Крымской, войны 1853-1856 годов кораблям эскадры вице-адмирала Е.В. Путятина пришлось уйти из Японии в Петропавловск-Камчатский, который предстояло защищать от союзной англо-французской эскадры, появившейся в северной части Тихого океана. Переговоры с Японией были на время прерваны.
      Однако в 1854 году вице-адмирал Е.В. Путятин на фрегате "Паллада" предпринял вторую попытку завязать переговоры с японской стороной. 26 января 1855 года он заключает с Японией от имени Российского государства в местечке Симода первый русско-японский договор, получивший в истории дипломатии название Симодского. За государственные заслуги и географические открытия на Дальнем Востоке будущий полный адмирал и министр просвещения России Ефим (Епфимий) Путятин был награжден орденом Белого Орла и произведен в потомственное графское достоинство.
      Первый параграф Симодского договора гласил: "Отныне да будет постоянный мир и искренняя дружба между Россией и Японией. Во владениях обоих государств русские и японцы пользуются покровительством и защитою как относительно личной их безопасности, так и неприкосновенности их собственности".
      По этому договору граница между двумя странами в Курильской гряде проходила между островами Итуруп и Уруп. Послед-ний остров и северная часть Курил составляли владения России. Остров Сахалин (остров Карафуто или Крафто) оставался во власти двух государств. По этому договору граница между двумя странами в Курильской гряде проходила между островами Итуруп и Уруп. Последний остров и северная часть Курил составляли владения России.
      Остров Сахалин (Карафуто, Крафто) оставался во власти двух государств и граница там не устанавливалась: он оставался "неразделенным между Россией и Японией". Вице-адмирал Е.В. Путятин получил из Санкт-Петербурга правительственную инструкцию провести границу на Курилах в соответствии с фактическим положением дел.
      Русским судам для захода и доставки товаров открывались три японских порта - Н......агасаки, Симода и Хакодате. В одном из них мог находиться русский консул. Японцы открывали для русских для торговли на один порт больше, чем американцам. За приобретенные товары Россия могла расплачиваться своими товарами, а не только золотой и серебряной монетой, как было сказано в американо-японском договоре, заключенном несколько ранее в портовом городе Канагаве (Иокагаме).
      Все права наиболее благоприятствуемой нации распространялись на Россию. Русские в Японии и японцы в России, в случае совершения ими преступлений, судились по законам своей страны. Подданные двух договаривающихся соседних государств пользовались в их владениях полной защитой. Она выражалась "как относительно их личной безопасности, так и неприкосновенности их собственности". Русский дипломат в звании вице-адмирала Российского флота добился решения главной задачи своей миссии - заключения со страной Восходящего Солнца трактата о дружбе и торговле.
      Симодский договор оставлял остров Сахалин в общем владении между двумя государствами. Известный исследователь русско-японских отношений Н.Д. Богуславский писал по этому поводу в 1904 году:
      "Такое положение создалось в силу того, что остров, хотя посещался как японскими, так иногда и русскими промышленниками, не имел никаких административных органов, которые доказывали бы принадлежность его той или иной стране. Практической настоятельной необходимости в разграничении еще не было".
      О миролюбивой позиции России при заключении с Японией Симодского договора свидетельствует хотя бы такой факт. Чтобы доказать дружественность своего отношения к соседней стране был, снят русский военный пост на юге Сахалина, основанный там
      Г.И. Невельским, что было воспринято японской стороной с пониманием.
      Симодский договор получил свое закрепление и дальнейшее развитие в Иеддской (Эдоской) конвенции 11 декабря 1867 года. Она была заключена в городе Эдо, который в 1869 году получил новое название - Токио. По ней Россия получала в Японии права по консульскому пребыванию и торговле наровне с другими европейскими державами. Но Иеддская конвенция по своему содержанию оказалась намного шире Симодского договора. Российской торговле открывались новые порты и во всех из них могли пребывать русские консулы.
      Все договоры, которые были заключены Японией с европейскими странами и США в начале второй половины XIV столетия, носили неравноправный характер. Только договор с Россией распространял все льготы, предоставляемые русским в Японии, и на японцев в России. По этому поводу японский историк Х. Вада писал:
      "Другого такого примера обоюдного предоставления наибольшего благоприятствования и установления равенства сторон не имеется".
      В новом договоре предусматривалась возможность взаимовыгодного обмена половины Курильской гряды на весь остров Сахалин договаривающимися сторонами. Этот пункт Иеддской конвенции имел для России немаловажное значение. Суть его состояла в открытии на Сахалине месторождений каменного угля, которые можно было разрабатывать без больших капиталовложений. Сахалинский уголь намечалось использовать в качестве местного топлива для морского парового флота. В 1856 году на Сахалине были учреждены русские военные посты и началась эксплуатация угольных копей. Такое обстоятельство делало для России обмен территориями с Японией крайне желательным.
      Остров Сахалин продолжал оставаться неразделенным. В соответствии с положением Симодского договора генерал-губернатор Восточной Сибири Н.Н. Муравьев (Муравьев-Амурский) в начале августа 1859 года прибыл во главе эскадры в Эдо для переговоров о разграничении государственной границы в районе Сахалина. Муравьев заявил японской стороне, что Сахалин с давних пор принадлежит России и имеет большое значение для обороны ее дальневосточных земель, и предложил установить русско-японскую границу по проливу Лаперуза, оставив рыболовные промыслы японцев в неприкосновенности.
      Делая такие предложения, восточно-сибирский генерал-губернатор руководствовался прежде всего геополитическими интересами Российского государства. Н.Н. Муравьев писал по этому поводу в Санкт-Петербург А.М. Горчакову:
      "Принимая в соображение, что права японцев на Сахалин столь же неопределенны, как и наши, что остров этот по обоим названиям своим Сахалин и Карафто - ничего японского в себе не заключает (по-японски Карафуто означает буквально "Остров китайских людей". - А.Ш.), я не мог согласиться ни на какое разделение его между Япониею и нами, и особенно в тех видах, что по слабости Японии всякое иностранное государство легко может овладеть той частью, которая признана будет японскою, утвердиться в ней и нанести нам с тем существенный вред на все будущие времена, особенно в отношении Лаперузова пролива, который составляет ближайший и единственный выход для наших судов из Татарского пролива в Восточный (Тихий) океан".
      В ходе переговоров Н.Н. Муравьев напомнил японской стороне, что до появления японских рыбаков на Сахалине он считался "китайским островом" (Карафуто - Остров китайских людей), принадлежащим к району реки Амур (по-китайски Сахалян-ула), отошедшему к России по русско-китайскому Айгуньскому договору 1858 года. При этом было сказано, что на самом юге Сахалина в заливе Анива в местечке Кусюнкотан еще в 1853 году был основан русский сторожевой пост Муравьевский.
      Японская сторона не согласилась с доводами посла Российской империи. Генерал-губернатор Восточной Сибири Н.Н. Муравьев имел в своей эскадре девять боевых кораблей и мог, как это делали американцы и европейские державы, применить военную силу. Однако он имел строжайшие инструкции решить вопрос мирными средствами. Переговоры о Сахалине были на время прерваны.
      В эти же годы решался вопрос о Цусиме - островах в Корейском проливе. На обладание этими островами претендовала Великобритания, которая в крайнем случае желала иметь в цусимском порту Имосаки свое военное присутствие. В таком случае враждебно настроенная к России "владычица морей" закрывала русским кораблям проход через Корейский пролив.
      Россия, со своей стороны, была заинтересована в том, чтобы иметь на Цусиме незамерзающий порт. В 1861 году была предпринята попытка к созданию в Корейском проливе собственной флотской базы. Она была связана с личной инициативой командующего русской эскадрой в Тихом океане капитана 1-го ранга И.В. Лихачева, который хотел иметь для своих боевых кораблей незамерзающую стоянку. Такое предложение он направил главе морского ведомства России великому князю Константину Николаевичу.
      Российское правительство не желало ухудшать отношения с Японией и предложило капитану 1-го ранга И.В. Лихачеву отказаться от такого замысла. Но великий князь Константин Николаевич разрешил своему подчиненному под личную ответственность заключить частную сделку с владельцем островов, князем Цусимы, на аренду участка земли для русской станции (базы). Но при непременном условии, если против этого не будут протестовать правительство Японии и западные державы. При этом учитывалось, что княжество Цусима, в отличие от других феодальных владений южной Японии, находилось в большой зависимости от правительства этой страны.
      Лихачев отправил на Цусиму для ремонта корвет "Посадник" под командованием капитан-лейтенанта Н.А. Бирюлева. Тот прибыл 1 марта в бухту Осаки на одном из островов и добился от местных японских чиновников разрешения на выбор места не только для ремонта корвета, но и для сооружения склада для будущей стоянки русских кораблей и лазарета для больных моряков. Началось строительство "военно-морской станции" России на Цусиме.
      Однако земля под строительство была отобрана японскими чиновниками у местных крестьян, что вызвало их крайнее недовольство. Обезземеленных крестьян поддержали вооруженные цусимские пограничные стражники. Произошло столкновение, в ходе которого русскими моряками был убит один из нападавших, а несколько стражников попало в плен. Об этом стало известно в столице Японии.
      В августе того же года капитан-лейтенант Н.А. Бирюлев оказал нажим на князя Цусимы и тот выдал письменное согласие сохранить "военно-морскую станцию" России в своих владениях, но при условии, если правительство микадо не будет против. Однако этому воспротивилось не только японское правительство, но и британский консул на Цусиме. Санкт-Петербург решил отозвать русский корабль с островов Цусима, и этим инцидент был исчерпан. Ответственность за него российское правительство возложило на Лихачева, который был заменен на посту командующего русской эскадрой в Тихом океане контр-адмиралом А.А. Поповым.
      Однако налаживать добрососедские отношения России с Японией требовало само время. И прежде всего по вопросу о Сахалине. Было одно немаловажное обстоятельство для скорейшего решения сахалинской проблемы: в 1867 году Россия продала Соединенным Штатам Русскую Америку (Аляску) и Алеутские острова. Теперь она стала стремиться закрепить за собой те территории Дальнего Востока, которые еще никому не принадлежали - Приамурье и Уссурийский край, а также остров Сахалин. Иеддская конвенция своим пунктом о возможности обмена островными территориями способствовала решению этой проблемы.
      Такой фактический обмен состоялся уже вскоре после заключения Иеддской конвенции - через 8 лет, по Иеддскому договору 10 августа 1875 года. Особую активность здесь проявил японский посол в России Буйо Эномото, выполнявший поручение своего правительства. Острова Курильской гряды отходили к Японии, а южная часть острова Сахалин переходила в административное подчинение губернатору Приамурского края. Но это было лишь констатацией свершившегося факта: не японцы, а русские вели в те годы хозяйственное освоение Сахалина.
      Царское правительство с 1867 года приступило к систематическому заселению отдаленного острова ссыльнокаторжными. Превращение Сахалина в место российской ссылки и каторги привело к сокращению количества свободных поселенцев, что в итоге заметно тормозило экономическое развитие огромного по площади и природным богатствам острова.
      Через двадцать лет, в 1894 году, русскому вице-консулу в городе Хакодате пришлось писать своему послу в Токио по поводу такой "курильской" уступки Российского правительства следующие строки:
      "Обмен части о. Сахалина в 1875 г. на Курильские острова здесь не могут забыть. Мне пришлось видеться с несколькими здешними жителями, которые все безусловно находят, что этот обмен, весьма корректный по форме, совершен в прямой убыток Японии".
      В свою очередь, по свидетельству одного японского писателя (1880-е годы), русская сторона была недовольна таким "обменным" соглашением правительств России и Японии. Один из русских дипломатов в частной беседе сказал японцу:
      "От обмена Курильских островов на Сахалин Россия не только не получила выгод, но наоборот, попала впросак, потому что если Япония устроит сильный порт на каком-нибудь из Курильских островов и тем пресечет сообщение Охотского моря с Японским, Россия потеряет выход в Тихий океан и очутится как бы в сетях. Напротив, если бы она продолжала владеть Курильскими островами, Тихий океан был бы для нее всегда открыт".
      Заключение Иеддского международного договора стало возможным после победы в стране Восходящего Солнца так называемой революции Мейдзи 1868 года, которая носила буржуазный характер, хотя и реставрировала императорскую власть. Реформы "Мейдзи" окончательно порывали с длительной самоизоляцией Японии от окружающего ее мира, в том числе и от северного соседа в лице Российского государства.
      "Установление" незыблемости императорской власти в сознании японского народа во многом предопределило дальнейшее развитие страны Восходящего Солнца. Государство устремилось в
      XX столетие с именем обожествленного микадо. Оно шло по так называемому настоящему императорскому пути. Не случайно японские политики и ученые говорят и по сей день утверждают, что японская история представляет из себя не что иное, как осуществление этого пути. Сохранить этот путь, прославить его - является долгом японского народа как верного подданного Его Величества.
      Показательна в этом отношении брошюра военного министра Японии генерала Садао Араки "Задачи Японии в эру Сева". Она была издана в Токио в 1932 году, и в ее введении говорилось:
      "В результате своей великой экспедиции основатель императорской династии Дзимму построил первый императорский дворец в Кавасибара в районе Ямато (теперь префектура Нара) и торжественно установил основание государства и принцип верховной власти.
      С тех пор императорская линия в течение 124 поколений непрерывно продолжалась и основание государства с каждым годом укреплялось. Великое дело японского народа (народа Ямато) с каждым годом процветает под отеческим руководством ряда императоров.
      С глубоким чувством и гордостью мы вспоминаем блестящую трехтысячелетнюю историю государства.
      Особенно при императоре Мэйдзи, который взял на себя великую задачу руководить народом вновь восстанавливающегося государства, народом, слава которого гремит по всему земному шару, - национальный дух, долгое время находившийся в скрытом состоянии, наконец показал свою действенность и живую энергию.
      Императорское государство Япония, как гигантски возвышающаяся над облаками гора Фудзи, является великой фигурой для мира. Стоя перед этой фигурой, мы не можем не почувствовать еще большей гордости и бодрости..."
      События Мейдзи существенно повлияли на дальнейшее развитие Японского государства, обладавшего несомненным историческим потенциалом. Соперничество власти правительства сиогуна и божественного императора микадо - закончилось в пользу последнего. Заключение сиогуном договоров с иноземцами обратило против него враждебное отношение японцев к иностранцам вообще. Эта враждебность порой выливалась в такие события, как убийство английского официального представителя Ричардсона, русского мичмана Мофета и нескольких матросов 13 августа 1859 года в Иокогаме, вооруженном нападении на английскую миссию и так далее. Одновременно принимались правительственные меры к всевозможному стеснению европейцев, оказавшихся на Японских островах.
      Однако насильственные действия японцев против европейцев получали ответную реакцию. Так, в ответ на убийство в 1862 году самураями британца Ричардсона английская эскадра в качестве возмездия провела военную демонстрацию у портового города Кагосимы. Этот город на острове Кюсю, столица княжества Сацума, был подвергнут жестокой бомбардировке с моря.
      Затем в начале сентября 1864 года международная военная эскадра (Великобритания, США, Франция и Голландия) огнем своей корабельной артиллерии полностью разрушила береговые батареи японцев, сооруженных и защищаемых местным князем Мори на берегах Симоносекского пролива. Сильной бомбардировке с моря подвергся город Симоносеки (Тесю).
      Россия отказалась присоединиться к подобным карательным действиям. Летом 1865 года русская эскадра вообще покинула японские воды. В них остался лишь один корабль - корвет "Варяг" - для нужд консульства России в городе Хакодате. Русскому консулу в нем Е.К. Бюцову в инструкции, утвержденной императором Александром II, предписывалось придерживаться, как и прежде, невмешательства во внутренние дела Японии и ее ициденты с западными державами.
      В 1872 году русский консул в северном портовом городе Хакодате был назначен посланником России в Эдо (Токио). В инструкции российского правительства Е.К. Бюцову подчеркивалось:
      "Мы занимаем в отношении Японии совершенно исключительное положение, отличное от того, в котором находятся другие иностранные государства; оно обусловлено, с одной стороны, близким соседством нашим к Японии, с другой отсутствием, по крайней мере на некоторое еще время, торговых интересов, привлекающих туда другие нации; наше соседство не позволяет нам оставаться равнодушным ко всему, происходящему в Японии; мы должны зорко следить за ее внутренним развитем, отсутствие же торговых интересов дает нам возможность быть гораздо снисходительнее других держав в наших требованиях и даже оказывать поддержку японскому правительству".
      После окончательного подавления самурайского сопротивления центральной власти и стабилизации внутреннего положения в стране Восходящего Солнца, японцы возобновили заселение Южного Сахалина, образовав там ряд поселков. У местных жителей айнов были захвачены все рыбные ловли. В ответ на это российские власти укрепили старые и основали ряд новых военных постов, в том числе Корсаковский. На остров прибыли новые партии ссыльнокаторжных.
      Однако назревавшему конфликту не суждено было быть. В апреле 1875 года в Санкт-Петербурге японский посланник в России Эномото Такзаки подписал договор, по которому Сахалин полностью переходил к России в обмен на принадлежавшие ей 18 островов северной и центральной части Курильской гряды. Японским судам давалось право рыбной ловли в водах Сахалина, Камчатки и Охотского моря. В порту Корсаков учреждалось японское консульство. Японцам, поселившимся на Сахалине, давалась возможность остаться там, но при условии подчинения законам владеющей островом страны.
      7 сентября 1875 года в знак утверждения прав Российской державы на весь остров Сахалин в Корсаковском порту в торжественной обстановке был поднят русский флаг. Акт обмена Сахалина на российскую часть Курильской гряды свидетельствовал прежде всего о стремлении России по-добрососедски строить свои отношения с Японией.
      В сознании японцев, касты самураев, правящих кругов страны начинает превалировать мысль о том, что задача немедленного изгнания любых иностранцев из пределов Японии становится просто невозможной. Постепенно утверждается противоположный взгляд на собственную историю: чтобы стать действительно сильным государством, хотя бы в нескором будущем, необходимо заимствовать у иностранцев все то, что делало их сильными и уверенными в себе. Так начинал изменяться менталитет целого народа - многочисленного, трудолюбивого, склонного к организованности и самодисциплине и воинственного как свидетельствует национальная история.
      В такой внутриполитической ситуации японский император начинает борьбу с феодальным правительством сиогуна за возвращение себе подлинной власти в стране. В апреле 1863 года микадо вызывает сиогуна Токугаву к себе во дворец, в город Киото, для объяснений. Таким образом впервые за двухвековой промежуток истории Японии сиогун предстал перед истинным, обожествленным государем страны Восходящего Солнца. Среди прочего всесильному до того сиогуну было указано, что международные договора получают полное и окончательное одобрение не им, а лично микадо.
      Враждебное отношение к сиогунату охватывает весь юг и юго-запад Японии - местных владетельных феодалов из кланов Тесу и Сацума, их воинственных самураев, простонародье. Повышение цены на рис вызвало массовые крестьянские восстания. Таким положением неприминул воспользоваться вступивший в январе 1867 года на японский престол пятнадцатилетний Муцухито. Он приобрел надежных сторонников среди феодалов, стоявших вне влияния сиогуна Токугавы (у власти находился последний сегун из этого феодального рода - Кэйки или Хитоцубаси), и в последних числах декабря этого года обнародовал высочайший указ об упразднении сиогуната и о своем вступлении в фактическое управление делами государства.
      Самовластные феодалы и самурайские кланы в лице юного императора Муцухито обрели грозного противника в борьбе за фактическую государственную власть на Японских островах. Микадо, обожествленный всем укладом исторической жизни страны Восходящего Солнца, решил обрести свою истинную власть. Не случайно первые страницы в учебниках японской истории для начальных школ начинались словами:
      "Предком его величества императора является Аматэрасу, богиня солнца, добродетели которой ярки и благотворны, как сияющие звезды..."
      Японией сначала правил принц Ниничи-но-Микото, внук Аматэрасу...
      Прежде чем он стал императором Японии, его бабушка сказала ему: "Ты будешь править этой страною, и твоя императорская власть будет столь же долговечна, как долговечны звезды и мир".
      На основе этих слов и построена японская империя.
      Восстановление былой власти микадо, естественно, привело к междоусобной вооруженной борьбе в Японии. Она, в частности, вылилась в "войну Четырех Углов" и "войну Бошин" (войну за Реставрацию). Императорским войскам пришлось вести большую и кровопролитную войну против северных феодалов и их самураев, сторонников власти сиогуната, брать штурмом сильные крепости Йедло и Вакамуцу. Сражением при Вено близ Токио было покончено с властью сиогуната феодального клана Токугава. Бывший сегун Кэйки после поражений в сражениях при Фусими и Тоба в окрестностях Киото в мае 1868 года без боя сдает свою резиденцию - замок Эдо. В стране власть переходит в руки западных феодальных кланов.
      Микадо Муцухито особенно трудно далось усмирение стойкого во взглядах и в войне адмирала Еномото (Эномоно) Такэаки, командовавшего сиогунским флотом. Адмирал со своим флотом отплыл на южное побережье острова Хоккайдо и провозгласил там "дворянскую республику". Он сопротивлялся своему обожествленному императору с огромным упорством и удивительно долго, сдавшись войскам микадо только в середине 1869 года.
      Этот год в японской истории считается началом новой эпохи под названием "Мэйдзи" (в буквальном переводе - просвещенное правление, официальное название периода правления императора Муцухито с 1868 по 1912 год). Имя императора теперь тоже стало Мейдзи. А связанные с этим события вошли в японскую историю под названием "Мэйдзи исин" (Реставрация Мэйдзи).
      Затем началась серия самурайских мятежей, направленных против централизации власти в стране. В этих мятежах приняло участие несколько десятков тысяч представителей военной касты Японии - самураев. Больше всего они были недовольны созданием национальной армии на основе всеобщей воинской повинности. Недовольные нововведениями, самураи восставали с оружием в руках против центрального правительства, но не против императора страны Восходящего Солнца.
      В 1877 году императорские войска с большим трудом подавляют восстание клана Сацума на острове Киу-Сиу (Кюсю), под предводительством популярного японского военачальника Сайго Кичиноско. В конце сентября того же года он начал марш на Токио во главе 4-тысячной самурайской армии княжества Сацумы, но потерпел полное поражение от правительственных войск и погиб в битве близ города Кумамото. Самурайские войска Сайго Кичиноско были рассеяны и больше воедино не собирались.
      Только после всех этих внутренних военных потрясений "реформы Мейдзи" начали утверждаться во внутренней жизни Японской империи, в которой реальная власть микадо утвердилась раз и навсегда, вплоть до середины XX столетия. Теперь будущее молодой державы Восходящего Солнца, отказавшейся от самоизоляции, было обеспечено.
      После подавления сопротивления крупных феодалов и недовольства касты самураев централизованной императорской власти "реформы Мейдзи" последовали одна за другой. В 1871 году окончательно исчезает деление страны на феодальные владения - "ханы". Вместо них образуются "кены", то есть губернии во главе с императорскими чиновниками.
      В следующем 1872 году в Японии начинается организация императорской регулярной армии, комплектование которой шло на основе всеобщей личной воинской повинности. Согласно принятому закону о всеобщей воинской повинности, призыву в армию подлежали лица мужского пола, достигшие 20-летнего возраста и годные для действительной воинской службы. Военная реформа полностью отвечала духу военной касты страны - многочисленному самурайскому сословию. Началось милитаристское воспитание народа, ставка в котором делалась на верноподданические чувства к божественному микадо, беспрекословное повиновение его воле.
      Весь период 80-х годов в Японии знаменовался законодательными преобразованиями и реформами государственного управления. По примеру Западной Европы в стране создаются министерства. В 1889 году были обнародованы статьи новой конституции Японии. Правительство посылает за границу большое число способных молодых людей, которые занимаются повышением своего образования и одновременно перенимают в Европе все лучшее, что можно было применить на японской земле.
      Страна Восходящего Солнца с невиданным ранее в мировой истории упорством стремилась догнать в поступательном развитии цивилизованные государства Европы и Северной Америки. Более того, Япония поставила перед собой задачу войти в эту семью полноправным членом. В 1874 году она присоединяется к Женевской конвенции, в 1878 году - к Всемирному почтовому союзу. В 1890 году добивается подчинения иностранцев местному суду, открыв им взамен этого свободный доступ на всем пространстве островной империи.
      Один из исследователей японской истории М. Венюков в своем труде "Обозрение Японского архипелага и современное его состояние", опубликованном в 1871 году в Санкт-Петербурге и Берлине, не без стороннего восторга комментировал результаты "реформ Мейдзи", которые еще не завершились:
      Таким образом "целое племя, многочисленное и даровитое, надолго отделенное от остального мира положением своей страны и государственными уставами, примкнуло к торжественному ходу других народов земли. С запасом свежих и бодрых сил, с пламенным рвением юности оно стремилось догнать тех, которые опередили его. Все старое, отжившее, непригодное для новых условий жизни было откинуто: все современное, полное мощи и возбуждающее лучшие силы духа было принято с увлечением..."
      Японии не пришлось уже в ближайшем будущем раскаиваться в резком переходе от старой жизни к новым государственным трудам и заботам. Много лет спустя микадо в одном из своих высочайших рескриптов напишет: "Задача открытия империи общению с чужими странами увенчалась благими последствиями". В таком выражении японский государь констатирует итоги "реформ Мейдзи", поставивших страну Восходящего Солнца в один ряд с наиболее могущественными державами Европы.
      Вхождение Японии в систему цивилизованных государств стало знаменательным событием. Не случайно Военно-историческая комиссия по описанию русско-японской войны 1904-1905 годов в своем аналитическом труде "События на Дальнем Востоке, предшествовавшие русско-японской войне 1891-1903 гг." (он был создан под руководством генерал-майора П.Н. Симанского) констатировала:
      "Совершившееся обновление империи, начавшееся развитие торговли и естественных богатств, могучий рост населения сейчас же вызвали и накопление сил, требовавших исхода. Необходимо было найти новые земли для избытка населения, новые рынки для японских товаров, новые успехи для приобщения молодой империи к семье мировых государств. Тут сплелось в одно - простое честолюбие и настоятельная необходимость, денежная выгода и внешнее величие. Приобщаясь к политической жизни остальных государств мира, Япония решила выступить на Дальнем Востоке в самой активной роли и теперь же осуществить свое вековое стремление к переносу центра всей деятельности японского народа на ближайший материк".
      Таким материком мог быть только один - Азиатский, поскольку страна Восходящего Солнца в своей истории не искала территориальных приобретений вне берегов Тихого океана. Первым объектом для японской экспансии стал ближайший сосед - Корейское королевство, только затем империи - Китай и Россия.
      Соседство Российской империи с Японией еще более усилилось после Пекинского договора от 14 ноября 1860 года, заключенного шесть дней спустя после ухода из Пекина английских и французских войск. По этому договору к России отходил весь Южно-Уссурийский край, и она по сути дела возвращала себе Приамурье, где русские землепроходцы закрепились еще в
      XVII столетии.
      Пекинский договор для России имел огромное, судьбоносное значение. Теперь русская геополитическая экспансия на Дальний Восток пошла прямым путем, а не через чрезвычайно отдаленный замерзающий порт Охотск и полуостров Камчатку. В 1860 году стабильно развивавшемуся Российскому государству возвращался его исторический путь на Восток по реке Амур, удобной для судоходства от Забайкалья. Однако обустройство российской Тихоокеанской окраины привело к переплетению на Дальнем Востоке государственных интересов России, Китая, Японии и Кореи.
      Российскому правительству первое время не приходилось беспокоиться об участи Тихоокеанской окраины огромной империи. Все три соседних с ней на Дальнем Востоке государства пока находились в состоянии полного покоя или же были заняты решением сугубо внутренних проблем. В таких благоприятных для России внешнеполитических условиях все ее стратегические соображения относительно Дальнего Востока отходили пока на задний план, если бы не одно обстоятельство - слабость ее вооруженных сил на берегах Тихого океана - как армии, так и военного флота.
      Однако слабость России здесь до поры, до времени покрывалась военной слабостью ее дальневосточных соседей Японии, Китая и Кореи. В начале второй половины XIX столетия в Санкт-Петербурге еще не ставился вопрос о более тесных связях Тихоокеанской окраины Российской империи с ее европейским центром. Но подобное безмятежное состояние международных дел продолжалось после Пекинского договора сравнительно недолго.
      С 80-х годов на Дальнем Востоке начала активизироваться экспансия Великобритании, а затем и Германии. Лондон и Берлин прежде всего интересовал Китай, этот огромный рынок сбыта товаров. Английское правительство решило противостоять здесь России, которая присоединением к себе Туркмении в ее южной части, у Кушки, опасно приблизилась к главной драгоценности британской короны - Индии. Усиление английского влияния в китайской столице шло параллельно с нагнетанием там враждебности к России.
      В Китай стали поступать английские и германские кредиты, в ее армии появились европейские инструкторы. Началось заметное оживление хозяйственной деятельности китайцев в Маньчжурии, в том числе ее северной, пограничной с Россией части, огромной по размерам слабо заселенной области. В южной Маньчжурии прокладывается первая железная дорога, идущая из Пекина, по реке Сунгари открывается движение пароходов.
      Китай начинает усиливаться в военном отношении прежде всего к северу от своей столицы Пекина. Для сухопутной обороны Маньчжурии возводятся современные фортификационные сооружения в Ханчуне, Нингуте и Саньсине. На их фортах устанавливаются орудия германской фирмы Круппа, а многочисленные гарнизоны состоят из по-европейски обученных войск. В городе Гирине построены арсенал и пороховой завод, полностью снабжавшие маньчжурские войска порохом и патронами. Устанавливаются телеграфные линии, используемые прежде всего для военных целей, проводятся исследования по берегам пограничных рек Амур, Сунгари и Ялу.
      Соответственно начинается наращивание и военной мощи Японии. Этот процесс был предопределен тем, что к концу
      XIX столетия за Тихим океаном, прежде всего за его северо-западной частью, закрепилось наименование "Средиземного моря будущего". Свое будущее стремились строить здесь такие мировые державы, как Великобритания, США, Германия и Франция. Россия, уже давно твердой ногой стоявшая на северном побережье самого великого океана планеты, естественно, оказалась в самом центре всех политических и военных событий на Дальнем Востоке.
      В конце XIX века милитаризм стал отличительной чертой бурно развивавшегося японского общества. Началась мало чем прикрытая подготовка к захватнической войне на Азиатском континенте, прежде всего на Корейском полуострове и китайской территории. Вопрос о вооруженном противоборстве с Российской империей пока еще не стоял на повестке дня. Становление японского милитаризма во многом связано с именем маршала А. Ямагуты. Самурай по происхождению, духу и воспитанию откровенно писал о задачах Японской империи на ближайшие годы:
      "В настоящее время высокомерная позиция китайцев в отношении Кореи, противоречащая интересам Японии, показала нашим офицерам, что рано или поздно следует ожидать великой войны на континенте, и вызвала в них интерес к приобретению знаний, так как для этого они еще были совершенно непригодны для континентальной войны".
      Корея имела для Японии в ее устремленности к завоеваниям на континенте особое значение, и в истории эти государства во многом были взаимосвязаны, во многом благодаря тому, что их разделял всего лишь Корейский пролив, легко преодолеваемый даже малыми парусниками. Японские войска не раз десантировались на полуострове. На территории Кореи японские завоеватели не раз сталкивались с китайскими войсками, которые оказывались в тране Спокойного Утра с теми же завоевательными целями.
      В начале XIV столетия на протяжении 68 лет Корее приходилось одновременно регулярно посылать и в Китай, и в Японию особые посольства с богатыми подарками для их правителей с "легкой" для корейцев данью. Для государства на Корейском полуострове это было время относительного внешнего спокойствия.
      Такая ситуация изменилась в конце XIV века. Тогда Корея отказалась принять участие в задуманном японцами походе в соседний Китай. Такой отказ стал на Японских островах прямым предлогом для десантирования на юге Корейского полуострова огромной по тому времени 150-тысячной армии. Она заняла города Сеул, Пхеньян и Фузан, после чего начала действия против китайских войск, пришедших на помощь Корее. В итоге земли этой страны оказались страшно опустошенными воюющими сторонами...
      Подобных примеров история взаимоотношений Японии (страны Восходящего Солнца) и Кореи (страны Спокойного Утра) знает немало. В первой половине XVII столетия японская сторона потребовала от корейцев возобновить уплату дани и прислать представительное посольство для изъявления покорности. Корея, умудренная историческом опытом, подчинилась такому требованию воинственного и более сильного соседа. Вплоть до 1811 года Корейское королевство каждые десять лет отправляло на Японские острова свои посольства и вместе с ними установленную дань, которую уже нельзя было назвать "легкой".
      Корея тоже пыталась самоизоляцией защитить собственный суверенитет. Корейцам запрещались дальние плавания, морские берега внешне выглядели безжизненными, чтобы не служить приманкой для иностранных моряков. Побережье охраняла специальная система сигнальных огней для скорейшего извещения столицы о подходе к корейскому берегу даже одного иностранного корабля. Между Китаем и Кореей по пограничной реке Ялу была установлена нейтральная полоса. Эти два соседа сносились между собой только в дни большой ярмарки близ современного города Фыхуанчена.
      Однако обособленности Кореи от европейского мира во второй половине XIX века стал приходить конец. На ее северной границе с Приамурским краем России появились русские люди, создавшие на берегу бухты Постьет пост того же названия. В 1866 году у корейских берегов появляется французская эскадра, прибывшая сюда мстить за убийство католического епископа. В 1870 году прибывает американская эскадра адмирала Роджерса, который пытался под дулами орудий своих кораблей склонить правительство этой страны к заключению торгового договора с Соединенными Штатами.
      Однако пробить брешь в "корейской стене изолированности" удалось не европейцам и американцам, а японцам. События развивались следующим образом. В 1868 году Япония потребовала от своего соседа возобновить регулярные посольства с дарами и низкопоклонством, которые прекратились с 1811 года. Отец корейского короля Тай-венкун ответил гордым отказом. Японская сторона промолчала и стала терпеливо дожидаться удобного случая, чтобы преподать Корее урок.
      Такой случай представился в 1875 году. Между жителями одного из корейских островов и экипажем японского судна, занимавшегося промером глубин прибрежных вод, произошло вооруженное столкновение, причем корейцы открыли ружейный огонь первыми. Япония незамедлительно посылает в Сеул военную флотилию, командующему которой поручается заключить договор между Японией и Кореей. В феврале 1876 года такой договор был заключен и для японской торговли Корея открыла порты Фузан, Генсан и Чемульпо.
      В 1882 году Япония добивается от королевства Кореи права на введение своих войск в ее столицу Сеул для охраны своей дипломатической миссии. Это был пробный шаг на пути узаконивания пребывания японских сухопутных и морских сил на Корейском полуострове. При этом японская дипломатия делала вид, что добивается независимости Кореи от Китайской империи.
      Однако корейское правительство сразу же решительно отказало в подобном договоре англичанам и американцам. Только в 1883-1884 годах аналогичный договор с Корейским королевством подписали Россия, Германия, Великобритания, Франция, Италия и другие государства цивилизованного мира.
      8 октября 1895 года при прямом участии японских дипломатов усилиями так называемой корейской партии реформ было организовано убийство корейской самодержавной королевы Мин, а король был взят в плен. Причиной стало то, что королева во многом противодействовала усилению влияния Японии в ее владениях. Вооруженные "реформаторы" захватили королевский дворец.
      Однако такое событие в столице вызвало протест по всей стране, его не одобрили и иностранные дипломаты. Так, в частности, русский консул был вынужден вызвать 200 военных моряков для защиты здания дипломатической миссии в Сеуле. Появление в корейской столице русских войск привело к тому, что в конце января 1896 года в текущих событиях произошел резкий поворот партия реформ быстро утратила свою популярность у той части населения, которая раньше ее поддерживала. Король бежал из плена, укрылся в русской миссии и оттуда отдал приказ: казнить изменившего монарху премьер-министра и других министров-японофилов. Такое приказание было выполнено незамедлительно.
      Так в стране Спокойного Утра провалилась хорошо задуманная попытка полностью подчинить ее империи на Японских островах. События в Сеуле получили международный резонанс, нежелательный для организаторов государственного переворота в королевстве на Корейском полуострове. Посол страны Восходящего Солнца в Корее Миура был за это предан суду в Токио, но, естественно, его оправдали.
      Усиление японского влияния на Корейском полуострове имело стратегические цели. В 1885 году Токио заключает с Пекином Тяньцзинский договор, который скрепляют своими подписями маркиз Ито и вице-король Печили (глава столичной провинции Китайской империи) Ли Хун-чжан. По договору китайские войска не могли быть введены в Корею без согласия японской стороны.
      Страна Восходящего Солнца стремилась установить полный контроль над Японским морем, став "обладателем" Цусимского пролива. Однако это самым серьезным образом затрагивало интересы России, которая создавала в южном Приморье на берегах бухты Золотой Рог современную морскую крепость и портовый город Владивосток. Русские корабли могли войти в Северное Китайское море и держать путь в Индийский океан только через Цусимский пролив.
      Японский государственный деятель Мичитаро Хиса писал по этому поводу:
      "При хорошем укреплении Японское море с южной стороны может стать вовсе недоступным, со стратегической точки зрения Цусима и Фузан могут быть сравнимы с Константинополем в Мраморном море, а Корея - с Турцией на Балканском полуострове..."
      Россия, со своей стороны, стремилась по дипломатическим каналам уладить свои геополитические проблемы на Дальнем Востоке - в Маньчжурии, Кореи и прежде всего на Японских островах. Однако главным препятствием для "обустройства" России на Дальнем Востоке, естественно, была Япония, отношение к которой со стороны всероссийского императора Николая II Романова было личное, особое.
      29 апреля 1891 года во время путешествия по этой стране наследник российского престола великий князь Николай Александрович оказался жертвой покушения на него. На главной улице древнего города Киото полицейский Цуда Санзо, стоявший в оцеплении по пути следования высокопоставленного гостя императорского правительства, неожиданно нанес ему сильный удар мечом. Скользящий удар стального клинка пришелся по правой стороне головы великого князя, покрытой шляпой. Брызнула кровь, и будущий самодержец России бросился бежать, поскольку японский полицейский явно намеревался повторить удар самурайским мечом.
      От неминуемой насильственной смерти в стране Восходящего Солнца наследника российского престола спас его двоюродный брат греческий принц Георг, который путешествовал вместе с ним. Он уложил нападавшего полицейского ударом бамбуковой палки. Цудо Санзо был схвачен на месте преступления и предан неумолимому и скорому суду. Фанатик оказался членом одной из тайных самурайских организаций. Цесаревич Николай Александрович в тот же день подробно описал это происшествие в своем путевом дневнике. Именно с этого апрельского дня российский государь возненавидел ближневосточных соседей, презрительно именуя их "косоглазыми япошками". На всю жизнь у Николая II остался шрам от удара мечом самурая-полицейского, и временами он страдал от сильных головных болей...
      Усиление японской экспансии в Корее сильно затрагивало интересы Китая на полуострове. Исподволь стал вызревать военный конфликт между Токио и Пекином. Японцам удалось организовать в ряде южных корейских провинций восстания тон-хаков (религиозной секты), направленные против китайцев и всех европейцев - "притеснителей народов Востока". Япония и Китай вводят свои войска для оказания "помощи" королевскому правительству в борьбе с "бунтовщиками".
      В июле 1894 года японцы неожиданно занимают городские ворота в корейской столице Сеуле. Корейская стража сопротивления нападавшим не оказала. В городе начинается паника. 11 июля японцы врываются в королевский дворец, захватывают в "почетный" плен короля, его наследника, семью монарха и доставляют их под надежной охраной в здание японской миссии.
      Китай обвиняется японской стороной в нарушении Тянцзиньского договора, поскольку китайские войска пришли на помощь корейскому королю для подавления крестьянских восстаний тон-хаков без официального разрешения на то из Токио. К тому же китайцы успешно подавили "бунтовщиков" еще до высадки в Чемульпо японской смешанной армейской бригады.
      Российские дипломаты доносили из Сеула в Санкт-Петербург: "Король и население возлагают единственную надежду на заступничество России, дальнейшее бездействие уничтожает наш престиж". И это соответствует действительности: поведение Российского государства на Дальнем Востоке и стремление установить со своими соседями - Китаем, Японией и Кореей добрососедские, взаимовыгодные отношения не имели аналогов в действиях европейских и американских "цивилизаторов".
      Японо-китайская война 1894-1895 годов зачиналась в Корее. Для Японской империи она стала пробой сил на будущее. События развивались быстро. Сформированное японцами новое корейское правительство провозгласило независимость страны от Китая и обратилось за "помощью" к Японии. 1 августа 1894 года страна Восходящего Солнца объявила войну Китайской империи.
      Но перед этим, 25 июля, японцы в чисто самурайском духе потопили в море английский транспортный корабль с китайскими войсками, которым предстояло десантироваться в Корее, уже оккупированной армией микадо. Транспорт встретил на своем пути крейсер "Панива", которым командовал будущий флотоводец страны Восходящего Солнца и победитель в Цусимском сражении Хейхатиро Того. Он, не задумываясь, приказал расстрелять британское судно. После этого Того организовал спасение английской команды, но не стал подбирать из воды оставшихся в живых китайских солдат. Командир крейсера даже отдал команду обстрелять из корабельных орудий спасательные лодки с китайцами.
      Война длилась около восьми месяцев. Китайская сторона оказалась совершенно не подготовленной к боевым действиям, чего нельзя было сказать о японской армии и флоте. Сперва китайцы (14 тысяч человек) терпят полное поражение в битве под Пхеньяном от 20-тысячной японской армии генерала Митицуры Ноцу. Затем полному разгрому подвергается китайский флот в морском сражении у острова Хаян (Хайяндао), лежащего в 70 милях от устья реки Ялу в Желтом море. Победителем оказался командующий японским флотом адмирал Юко Ито.
      После этих побед две японские армии начинают успешное вторжение в Маньчжурию. Одна из них, 2-я, высаживается на Ляодунский полуостров с моря, тогда как 1-я, форсировав на глазах у китайских войск пограничную реку Ялу, наступает по сухопутью. Японцы захватывают города Цзиньчжоу, Даляньвань (Дальний), Порт-Артур (по-китайски Люйшунь), Ньючжуань (Инкоу). Атакой на порт-артурские укрепления китайцев командовал генерал Маресукэ Ноги. Защитники города оказали нападавшим лишь символическое сопротивление, после чего сложили оружие.
      Боевые действия в войне велись не только в Маньчжурии и на море. Зимой японские войска почти беспрепятственно высаживаются в северной оконечности провинции Шаньдун и захватывают исключительно важный для воюющих сторон порт Вэйхайвэй, в котором укрылись остатки разгромленного китайского флота под командованием адмирала Тин Ючана. Он подписал акт о капитуляции Вэйхайвэя, после чего покончил жизнь самоубийством. В результате создается угроза столице Китайской империи, войска которой всюду терпят поражения.
      Однако высшее японское командование в лице маршала Ивао Оямы упускает время для похода на Пекин: в китайских провинциях начались весенние наводнения, а в войсках, которые действовали в Маньчжурии, началась вспышка эпидемии халеры. Японцы стали вынужденно ожидать хорошей погоды для наступления. К тому же потенциальный союзник в военном конфликте на Дальнем Востоке, Великобритания, объявила себя нейтральной державой и надеялсь получить для себя известные выгоды от завершения японо-китайской войны.
      Исход первого крупного международного военного конфликта на Дальнем Востоке был предрешен еще в самом его начале. Силы воюющих сторон были явно не из равных, поскольку Япония успела к тому времени перестроить свои армию и флот на "европейский лад". Российский посланник в Пекине граф Кассини, хорошо знакомый с состоянием китайских вооруженных сил, писал:
      "Армия, флот, генералы и офицеры, все вместе взятое до такой степени превосходит в Японии те силы, которые может выставить против нее Китай, что для меня не представляется ни малейшего сомнения относительно исхода вооруженного столкновения этих двух противников".
      В марте 1895 года в японском городе Симоносеки начинаются мирные переговоры, возглавляемые хорошо знакомыми друг с другом маркизом Ито и Ли Хун-чжаном. Советником руководителя китайской делегации был американский дипломат Д. Фостер, японской - американец Деннисон. Переговоры едва не прервались из-за террористического акта в отношении главы китайской делегации. 12 марта некий Кайама Рокуносуси (Тойотаро), член секты (партии), известной под названием "соши", выстрелом из револьвера ранил китайского канцлера Ли Хун-чжана в щеку. Правительству микадо пришлось приносить извинения.
      17 апреля Япония и Китай подписывают Симоносекский мирный договор. Он заключается между победителем и побежденным на следующих условиях. Китайское правительство признает "полную и безусловную самостоятельность Кореи". Китайская империя уступала стране Восходящего Солнца остров Формозу (Тайвань) и Пескадорские острова (Пэнху, или Пэнхулидао), а также полуостров Ляодун (Ляодунский) с прилегающими островами в Желтом море.
      Обладание Формозой и Пескадорскими (Рыбачьими) островами - ключи от Формозского пролива, что имело для Японии стратегически важное значение. Теперь она могла контролировать морские пути в китайские и японские воды из Индийского океана. Приобретение Ляодунского полуострова на юге Маньчжурии приближало ее по суше к китайской столице Пекину и российским границам в Уссурийском крае, Приамурье и Забайкалье.
      Пекин обязывался выплатить Токио огромную контрибуцию - военное вознаграждение в 200 миллионов лан (таэлей), что составляло в английских фунтах стерлингов сумму, превышающую 25 миллионов. Четверть контрибуции подлежала выплате победителю через шесть месяцев. Китай гарантировал выплаты военного вознаграждения Японии за счет сборов с таможен страны. Побежденная сторона обязывалась выплачивать огромную контрибуцию в течение семи лет после окончания войны.
      Россия при посредничестве Франции устроила Китаю крупный заем для уплаты первого взноса контрибуции победительнице-Японии и дала гарантии в отношении последующих взносов. Писатель Валентин Пикуль в историческом романе "Три возраста Окини-сан" писал по этому поводу:
      "Россия, кажется, здорово сглупила, гарантируя Китаю заем для оплаты контрибуций Японии. Тем самым мы, русские, обеспечили самураям мощный финансовый источник развития их флота".
      Китай обязывался открыть для японской торговли три новых своих порта. В них, равно как и в других, ранее открытых, японцам предоставлялись все преимущества наиболее благоприятствующей нации. До полной выплаты военного вознаграждения за японцами оставалась морская крепость Вэйхайвэй на Шаньдунском полуострове, которая стерегла подходы к Ляодуну.
      Однако значительные территориальные приобретения Японии в войне вызвали отрицательную реакцию ряда европейский держав, считавших, что серьезное изменение баланса сил на Дальнем Востоке затрагивает их государственные интересы. В апреле 1895 года Россия, Германия и Франция направили Токио союзную ноту, требуя отказа от пункта Симоносекского мирного договора, который предусматривал передачу ей Ляодунского полуострова.
      Три европейские державы давали "дружеский совет" Токио отказаться от Ляодунского полуострова. Они мотивировали свой совет тем, что если Япония оставит за собой полуостров и будет стратегически господствовать над столичной провинцией Джили (то есть над китайской столицей Пекином), то это будет угрожать миру на Дальнем Востоке.
      Свои требования на Востоке державы Европы традиционно подкрепили конкретными действиями. Дипломатические демарши подкрепляются военной демонстрацией. Германия и Франция усиливают (широко извещая об этом весь цивилизованный мир) свои экспедиционные эскадры в Тихом океане (38 кораблей), а Россия объявляет мобилизацию военнообязанных в Приамурском военном округе, что могло дать на случай войны 22 пехотных батальона. В китайский порт Чифу прибывает объединенная эскадра трех держав - в действие вступает военно-морская дипломатия.
      Состоявшееся в российской столице Особое совещание рассмотрело требования японской стороны к побежденному Китаю и высказало прямую озабоченность их содержанием. Русскому послу в Токио была отправлена следующая телеграмма:
      "Рассмотрев условия мира, которые Япония соизволила предъ- явить Китаю, мы находим, что присоединение Лаотонгского полуострова, потребованное Японией, явилось бы постоянной угрозой китайской столице, сделало бы призрачной независимость Кореи и было бы постоянным препятствием к продолжительному успокоению на Дальнем Востоке. Благоволите высказаться в указанном смысле перед японским правительством и посоветовать ему отказаться от окончательного овладения этим полуостровом. Мы все же хотим пощадить самолюбие японцев. Ввиду этого вы должны придать своему шагу самый дружеский характер и должны войти по этому поводу в соглашение с вашими французскими и германскими коллегами, которые получат такие же инструкции". В заключение в депеше говорилось, что командующий Тихоокеанской эскадрой вице-адмирал Тыртов получил приказание быть готовым ко всякой случайности.
      Японии пришлось без лишних разговоров пойти на уступки. В Токио было объявлено, что божественный император - микадо в целях сохранения мира и "уступая требованиям великодушия, принимает советы трех держав". Далее микадо объявлял, что такое его "великодушное решение" не может "омрачить славу и унизить достоинство империи".
      При обмене ратификационными грамотами между Японией и Китаем, происходившим в Пекине в мае 1895 года, из текста Симоносекского договора была полностью исключена статья об отказе Китая от Ляодунского полуострова в пользу Японии (это устраивало в первую очередь Россию). За такое "великодушие" Токио дополнительно получал военное вознаграждение в сумме почти в 5 миллионов английских фунтов стерлингов.
      Такой пересмотр итогов победной для страны Восходящего Солнца войны с Китайской империей вызвал среди японской общественности, особенно ее милитаристских кругов, крайнее возбуждение. Современники отмечали, что давление, оказанное европейскими державами, "не пришлось по нраву гордой и тще-славной японской нации, упоенной недавними победами, и стремления ее, задержанные на время, остались на будущие времена ее политическим идеалом".
      Понятно, что главное негодование японцев сейчас же обрушилось на соседнюю Россию, как на ту европейскую державу, которой, по общему мнению, принадлежала вся инициатива коллективного протеста Санкт-Петербурга, Берлина и Парижа. Японцы считали, что именно Российская империя стояла во главе дипломатического похода против Токио. Объяснялось такое мнение весьма просто, поскольку Российское правительство энергичнее других принимало меры к пересмотру Симоносекского мирного договора.
      Россия становится врагом № 1 для страны Восходящего Солнца. Это предопределило во многом дальнейшее развитие хода событий на Дальнем Востоке, и прежде всего взаимоотношения двух соседних государств, граница между которыми пока проходила только по морям и континентальной не была.
      Один из российских дипломатов (морских агентов) в Японии писал о тех событиях:
      "Кому приходилось проживать в Японии в 1895, 1896 и 1897 гг., иметь сношения с иностранными и русскими торговыми людьми, там проживавшими, тот, конечно, видел и живо чувствовал на себе, как были возбуждены японцы против России и русских".
      С 1895 года антироссийское настроение в японском обществе стало сильно возрастать, что нашло широкий отклик на страницах газет, вещавших о желательности войны с Россией. Сторонники этого "общественного мнения" в ноябре того же 1895 года провели в Токио особый съезд своих представителей с участием официальных правительственных лиц. На съезде было единодушно одобрено прошение к микадо с требованием, чтобы России была объявлена война.
      Присутствовавшие на этом представительном собрании офицеры императорской армии и флота торжественно поклялись на мечах могилами своих предков-самураев отомстить России за ее вмешательство в "японо-китайскую распрю". Императорское правительство умело воспользовалось таким антироссийским движением в стране и, начав подготовку к будущей войне против своего северного соседа - России, успело к 1904 году сделать ее делом всенародным. Этот факт большинство историков, пишущих о русско-японской войне, стараются не признавать.
      Японо-китайская война 1894-1895 годов резко изменила военно-политическую ситуацию на Дальнем Востоке. Из четырех соседних государств одно - Китай - оказалось побежденным Японской империей и было не в состоянии в ближайшие десятилетия набраться военной мощи, которая позволяла бы ему стать вровень с победителем в войне. Другое - Корея, оказалось под фактическим контролем страны Восходящего Солнца. Теперь экспа-нсионистским, захватническим устремлениям Японии противостояла только одна Россия.
      Однако ее внешняя политика на Дальнем Востоке не соответствовала реальным возможностям и интересам государства, была вызывающей по отношению к Японии, которая встала на путь самоутверждения в окружающем ее мире. Российское правительство, строя свою политику по отношению к Токио, не учло возможное противодействие других стран в случае возникновения военного конфликта на Дальнем Востоке. Более того, оно недооценивало империю на Японских островах как своего вероятного противника. Прозрение пришло слишком поздно, когда война уже стояла на пороге.
      Один из творцов российской политики тех лет, С.Ю. Витте, в своих воспоминаниях откровенно писал о том, что успех европейской военно-морской дипломатии по отношению к стране Восходящего Солнца после ее победы в войне с Китаем вскружил многим головы в официальном Санкт-Петербурге. Российский министр финансов С.Е. Витте, как человек заинтересованный, отмечал следующее:
      "В то время, в сущности говоря, было очень мало лиц, которые знали бы вообще, что такое Китай, имели бы ясное представление о географическом положении Китая, Кореи, Японии, о соотношении всех этих стран; вообще в отношении Китая наше общество и даже высшие государственные деятели были полные невежды".
      Однако беда крылась даже не в этом. Как указывал российский историк А.Л. Нарочницкий, "царские дипломаты, за немногим исключением, проявляли почти полное незнакомство с внутренней жизнью и внешней политикой Японии и с ироническим пренебрежением относились к агрессивным выступлениям японских политических деятелей и прессы, не понимая надвигающейся с этой стороны угрозы для царизма".
      После японо-китайской войны внешнеполитические события на Дальнем Востоке стали развиваться только в одном направлении - в постоянно усиливавшемся противостоянии России и Японии, двух быстро развивающихся империй. Это политическое, экономическое и дипломатическое противоборство за десять неполных лет привело к большому вооруженному столкновению между ними - русско-японской войне 1904-1905 годов. Основной причиной ее стал острый геополитический конфликт на Тихом океане между двумя государствами.
      Глава вторая
      Неотвратимость русско-японской войны
      Дальний Восток с начала 90-х годов становится центром внешнеполитической деятельности Российского государства. Это объясняется в первую очередь его геополитическими устремлениями и необходимостью укрепиться на берегах Тихого океана. Было и еще одно определяющее обстоятельство - соседство с сильной, недоброжелательно настроенной Японией становилось с каждым годом все опасней.
      В Токио довольно быстро поняли, что в своем противостоянии с Россией Японская империя может реально опереться на помощь правительств Великобритании и США, имевших в северной части Тихоокеанского региона собственные интересы, которые полностью расходились с интересами ее соседа. Это нашло выражение прежде всего в дипломатической поддержке японской внешней политики и в огромных кредитах, которые покрывали значительную часть расходов на развитие императорской армии и флота.
      В 1895 году в Японии принимается программа ускоренного развития вооруженных сил государства. В 1897-1899 годах расходы на строительство военного флота достигли астрономической величины - трети государственного бюджета. Императорское правительство намеревалось в течение всего нескольких лет утроить численность сухопутных войск и вчетверо увеличить тоннаж военно-морского флота. Обе эти программные задачи страна Восходящего Солнца успешно решила до начала войны с Россией.
      Россия, наряду с другими европейскими державами и США, начинает демонстрировать на Дальнем Востоке все возрастающую активность. Усиливается проникновение российского капитала в Китай (прежде всего в Северный) и Корею. В 1895 году был учрежден Русско-Китайский банк с участием французского капитала. Пекинское правительство под гарантию Санкт-Петербурга получает заем для выплаты Японии контрибуции на более приемлемых условиях, чем те, которые предлагали другие европейские страны.
      В начале 1896 года Россия и Китайская империя заключают оборонительный союз против Японии. Первая статья договора гласила:
      "Всякое нападение Японии как на русскую территорию в Восточной Азии, так и на территорию Китая или Кореи будет рассматриваться как повод к немедленному применению настоящего договора".
      Оба соседних государства брали на себя обязательства о поддержке друг друга сухопутными и морскими силами. Вслед за этим между Россией и Китаем был подписан еще один стратегически важный договор - о строительстве через Маньчжурию железной дороги из Забайкалья к порту Владивосток.
      От строительства железнодорожной магистрали (получившей название КВЖД - Китайско-Восточная железная дорога) обе стороны получали существенную выгоду. Россия значительно укрепляла позиции на Дальнем Востоке, а Китай, получая твердые гарантии вооруженной защиты от новых агрессий Японии, мог начать экономическое освоение огромного Маньчжурского края. До этого вся территория Маньчжурии рассматривалась правящей династией Цин как заповедная зона ее предков-маньчжур.
      8 сентября 1896 года в Берлине было подписано специальное соглашение об условиях строительства магистрали. По желанию китайской стороны финансировать строительство должен был только что учрежденный Русско-Китайский банк, в который китайское правительство внесло около 18 миллионов франков. Устав банка разрешал получение концессий на строительство железных дорог. Берлинское соглашение предусматривало учреждение банком Общества Китайско-Восточной железной дороги. Акции общества могли приобретать как китайские, так и русские подданные.
      Китайское правительство отказывалось от всякого вмешательства в финансовую сторону деятельности общества, то есть все доходы от эксплуатации построенной дороги освобождались от каких бы то ни было сборов и налогов. Правда, предусматривалась возможность выкупа Китаем дороги через 36 лет после окончания ее строительства. Спустя 80 лет после начала эксплуатации КВЖД бесплатно передавалась китайской стороне.
      Общество Китайско-Восточной железной дороги должно было построить и эксплуатировать дорогу за собственный счет. В течение всех 80 лет с момента ее ввода в эксплуатацию китайское правительство не несло ответственности и не покрывало возможный финансовый дефицит. Основной пакет акций принадлежал Министерству финансов Российской империи, следовательно, все возможные издержки должны были покрываться Россией.
      По Берлинскому соглашению России не разрешалось иметь свои войска на территории Северной Маньчжурии, где предполагалось строительство (хотя для ее охраны все же был создан сильный Заамурский корпус пограничной стражи). После окончания работ была возможна только лишь транзитная перевозка войск между станциями на российской территории "без остановок в пути под каким бы то ни было предлогом".
      Россия согласилась на все эти условия, потому что получала важные стратегические преимущества. Во-первых, приходилось учитывать, что один из ее политических противников - Велико-британия - спешно строил железную дорогу от Пекина к Мукдену по ранее полученному согласию Китая с выходом ее северного участка в пределы южной Маньчжурии. Во-вторых, достигался максимальный экономический эффект от уже строившейся Сибирской железной дороги, так как путь к Владивостоку через Маньчжурию был кратчайшим. Транссибирская магистраль получила название Великой.
      В январе 1897 года в Санкт-Петербурге начало свою деятельность строительное управление КВЖД, которое возглавил серб по национальности А.И. Югович, инженер-строитель, известный специалист по сооружению железных дорог в пустынных и горных местностях.
      Железную дорогу строили в малоосвоенных землях. Строителям приходилось преодолевать нетронутые массивы девственных лесов, пустыни, горные хребты, бурные реки. К тому же на этой территории Китая была весьма слабая администрация, не способная защитить даже местное население от разбойных банд (хунгузов). В Северной Маньчжурии полностью отсутствовала какая-либо промышленность, и все, до последнего гвоздя, приходилось доставлять чуть ли не кругосветным путем из Одессы во Владивосток. Отсутствовали пригодные для перемещения большого количества грузов дороги для гужевого транспорта. Зимой морозы достигали 40 градусов, летом приходилось преодолевать последствия катастрофических ливней.
      Строительство КВЖД велось прогрессивными методами. Мосты возводились из железа или камня. Всего было сооружено 1464 моста, проложено 9 туннелей, из них два протяженностью более трех километров. Уникальным для тех лет стал двухпутный Хинганский туннель, построенный под руководством русского инженера Н.И. Бочарова. На строительстве дороги трудилось почти 200 тысяч китайских рабочих, которым приходилось обеспечивать во-оруженную охрану от частых нападений банд хунгузов.
      2 ноября 1901 года на всем протяжении КВЖД была завершена укладка рельсов, и дорога открылась для временной эксплуатации. Регулярное движение по всей магистрали началось 13 июля 1903 года. Административно-техническим центром КВЖД стал город Харбин, который имел русские кварталы.
      Новая железнодорожная магистраль, соединившись с Транссибирской, имела один серьезный недостаток: единая трасса, связывавшая Порт-Артур с Россией, имела 160-километровый разрыв в районе озера Байкал. Перевозка по нему железнодорожных вагонов осуществлялась двумя паромами-ледоколами. В зимнюю стужу рельсовый путь прокладывался прямо по байкальскому льду. Участок вокруг южной части озера Байкал решили не строить из-за высокой стоимости и сэкономили на этом 25 миллионов рублей.
      В эти годы экономическое положение Китайской империи, резко ослабленной в результате проигранной войны и выплаты огромной контрибуции, было достаточно сложным. Только за три года пекинское правительство выдало 19 железнодорожных концессий. Начался скрытый раздел Китая между европейскими державами. В ноябре 1897 года Германия захватила порт Циндао. За-хват был осуществлен с ведома Санкт-Петербурга.
      Одновременно Россия разрешила проблему незамерзающей военно-морской базы, что было настоятельной необходимостью в военном противостоянии с Японией. В декабре 1897 года русская эскадра вошла в Порт-Артур, а в марте 1898-го с Китаем был подписан договор об условиях аренды на 25 лет южной части Ляодунского полуострова (так называемой Квантунской области) с портами и прилегающими островами. Порт-Артур превращался в главную военную базу русской Тихоокеанской эскадры, а соседний порт Дальний объявлялся открытым коммерческим портом.
      Скрытый раздел Китая получил новое развитие. Великобритания компенсировала усиление России захватом Вэйхайвэя (Вей-Хай-Вея) и установлением своего контроля над бассейном реки Янцзы. Лондон добился от Пекина 99-летней аренды значительной части полуострова Цзюлун (или, иначе, Коулун - район современного города Сянгана), расположенного на материке напротив британской островной колонии Гонконг на юге Китая.
      Франция получила морскую базу и железнодорожные концессии в приграничных с французским Индокитаем китайских провинциях. Париж получил в аренду побережье Гуанчжоуваньского залива близ острова Хайнань.
      Германия занимает своими войсками Цзяочжоу, затем она еще больше расширит захваченную территорию. В Циндао на берегу Желтого моря она начинает строить крупную военно-морскую базу и крепость (в самом начале Первой мировой войны ее силой оружия захватят японцы).
      Приобретение Квантуна с Порт-Артуром и портом Дальним российская общественность встретила с известной долей одобрения и понимания. Участник русско-японской войны 1904-1905 годов контр-адмирал Д.В. Никитин писал:
      "Наше правительство предприняло в 1898 году очень смелый, но вполне правильный и своевременный шаг: оно заняло военной силой Квантунский полуостров, получив на это согласие Китая. Оно ясно сознавало, что путь к владению Владивостоком лежит через Порт-Артур. Оставалось только по мере усиления Японии своей военной мощи соответственно увеличивать сухопутную и морскую оборону вновь занятой области. Самые крупные расходы, которые приходилось бы при этом нести, несомненно, являлись бы каплей в море по сравнению с тем, что стоило бы оборонять рядом крепостей грандиозной длины границу вдоль реки Амур. Нечего говорить и о том, что они представлялись бы прямо ничтожными, если учесть тот моральный и материальный ущерб, какой понесла Россия в результате неудачной войны. Но тут выступила на сцену так называемая русская общественность. Совершенно не разбираясь в стратегической обстановке на Дальнем Востоке, наши тогдашние газеты зашумели о безумной авантюре. В обществе стали говорить: "Швыряют миллионами, чтобы великим князьям можно было наживаться на лесных концессиях на Ялу". Давление на правительство было произведено такое организованное и всестороннее, что по настоянию Витте средства на постройку Порт-Артурской крепости были значительно урезаны".
      На Японских островах занятие Квантунского полуострова русскими вызвало очередной взрыв народного возмущения. "Занятие вами Порт-Артура проложило глубокую борозду между Россией и Японией, - говорил японский посланник в Лондоне виконт Хаяши российскому посланнику. - Это занятие породило в японцах и несомненную жажду мщения".
      Неприязнь японцев к России была в те годы столь велика, что, по их собственному выражению, "они спали на хворосте, питались желчью и хотели небо пронзить своей ненавистью". Квантун, который они завоевали в войне с Китаем, в итоге оказался в руках их северного соседа, у "белых варваров". Россия "рисовалась японцам то в виде акулы, то в роли голодного тигра".
      То, что Франция, Россия и Германия заставили страну Восходящего Солнца вернуть побежденному Китаю Квантунский полуостров, наибольшее возмущение вызвало в рядах императорской армии. Известен факт, что в знак протеста против этого решения сорок высших чинов японской армии совершили харакири.
      Империалистические державы продолжали борьбу за колонии в Китае. Российская держава тоже пыталась не отстать от конкурентов. Но разница в колонизации по-западноевропейски и по-русски была существенной. Если у первых был избыток товаров и капиталов, то есть на первом плане были экономические интересы, то Российская империя сначала занимала новые территории, подразумевая создать экономические интересы потом.
      Понимая, что русские промышленные и финансовые предприятия в Маньчжурии не выдержат свободной конкуренции с более развитыми странами, российская дипломатия категорически противилась политике "открытых дверей". А именно за такую политику в Китае и выступали Англия и США. В силу такой конфронтации Лондон и Вашингтон решили устранить препятствие "открытым дверям" в лице России японскими руками.
      При столь заметных успехах в Китае России пришлось пойти на уступки Японии в Корее, хотя первоначально стороны достигли здесь известного компромисса. В Сеуле 2 мая 1896 года был подписан меморандум, которым было зафиксировано право России иметь в Корее свою военную стражу, не превышающую, однако, численности японских войск, которые находились в этой стране. Меморандум гласил:
      "...Представляя собственному усмотрению и решению корейского короля вопрос о возвращении его в свой дворец, оба представителя дружески посоветуют его величеству возвратиться туда, как скоро исчезнет всякое сомнение в его безопасности...
      Оба правительства всегда будут стараться советовать его величеству назначать министров из лиц, просвещенных и умеренных, а также выказывать милосердие к своим подданным...
      Представитель России вполне разделяет мнение представителя Японии, что при настоящем положении вещей в Корее, по-видимому, необходимо содержать в некоторых местностях японскую стражу для охраны японской телеграфной линии между Фузаном и Сеулом...
      Для охраны русской миссии и консульств русское правительство может также содержать стражу, не превышающую количества японских войск в тех же местностях; она будет отозвана, как скоро спокойствие внутри страны восстановится..."
      В том же году стороны Московским протоколом подтверждают равенство обоих государств в Корее. Этот документ устанавливал фактический и военный контроль России и Японии над королевством. Обе стороны брали на себя обязательства по организации в этой стране армии и полиции в достаточном количестве. В Московском протоколе имелось две секретные статьи, предоставлявшие обеим сторонам право вводить в Корею равное количество войск в случае "возникновения в ней внутренних или внешних осложнений. При этом между войсками должна была оставаться полоса, свободная от оккупации".
      Русское влияние в Корее начало заметно усиливаться. В 1897 году туда прибыли русские военные инструкторы для организации на европейский лад королевской армии и финансовый советник. Ему предстояло заняться устройством денежных дел в стране. Присутствие России на Корейском полуострове вызвало в Японии большую тревогу и энергичное сопротивление. В Токио считали Корейское королевство сферой своего исторического влияния.
      Милитаристские круги страны Восходящего Солнца стали оказывать на официальное Токио сильное влияние. Руководитель концерна Мицуи, которому суждено было стать одним из столпов японской военной промышленности, Такахаси Ёсио, в следующих словах высказал позицию сторонников войны с Россией:
      "Прочно обосновываясь в Маньчжурии, Россия тем самым создает угрозу Корее. В конечном итоге дело дойдет до того, что сломленная Корея также вынуждена будет подчиниться диктату русского правительства. Следовательно, для государственной обороны Японии складывается очень опасное положение. Эта опасность даже больше, чем если бы сама Япония, захватив Корею, стала угрожать России".
      Деятельность японцев по ограничению русского влияния на корейской земле имела успех. В апреле 1898 года Россия и Япония подписали между собой новый протокол, по которому Санкт-Петербург официально признавал преобладание японских экономических интересов в этой стране.
      К концу XIX столетия великие державы окончательно поделили Китай на сферы влияния. Это противоречило экономическим интересам США. В сентябре 1899 года вашингтонский статс-секретарь (министр иностранных дел) Хэй обратился к великим державам с нотами, в которых, провозглашая так называемую доктрину "открытых дверей" в Китае, приглашал присоединиться к этому принципу.
      Лондон, Берлин, Париж, Токио и Рим ответили на ноту Хэя согласием. Россия же дала уклончивый ответ. Русские товары в Маньчжурии больше всего нуждались в тарифной защите. Японская же торговля в Корее и Китае имела неоспоримое преимущество вследствие близости стран. В Вашингтоне посчитали Россию главной угрозой для американских интересов в Китае. В итоге Япония в своей антирусской политике на Дальнем Востоке, помимо Англии, приобрела еще одного союзника.
      Чтобы ослабить взаимную конкуренцию между Англией и Россией, в апреле 1899 года было заключено соглашение о разграничении между ними сфер влияния в железнодорожном строительстве. Лондон отказывался от концессий к северу от Великой Китайской стены, где признавалось русское влияние. Россия же отказывалась от стремлений к железнодорожным концессиям в бассейне реки Янцзы.
      Занятие Порт-Артура потребовало от правительства императора Николая II огромных затрат на строительство железной дороги, связавшей морскую крепость с КВЖД (Порт-Артур - Харбин), на строительство коммерческого порта и современной военно-морской базы, а также для усиления русского флота Тихого океана. Обладание Россией Порт-Артуром заметно приблизило русско-японскую войну.
      Взятие Россией в аренду на 25 лет Квантунского полуострова с Порт-Артуром и Дальним серьезно ухудшило ее международное положение. Национальная гордость японцев была уязвлена: тот самый Порт-Артур, законный (с их точки зрения) военный трофей, отобранный под угрозой применения вооруженной силы якобы для возвращения владельцу, теперь доставался "лицемерному миротворцу" - коварной для жителей Азии Российской империи.
      В своих воспоминаниях генерал А.Н. Куропаткин констатировал: "Война стала неизбежной, но мы этого не осознавали и в должной мере не готовились к ней". Дальневосточную политику Российской империи расчетливо поддерживала только Германия, которая стремилась втянуть своего потенциального противника в Европе в военный конфликт на его Тихоокеанской окраине. Однако на рубеже двух столетий русско-японская война еще только вызревала.
      Иностранное вмешательство, в том числе российское и японское, вызвало в Китае в мае 1900 года мощное крестьянское восстание. Первоначально вспыхнули восстания в ряде провинций, которые были подавлены императорскими войсками с огромным трудом. Новое народное возмущение началось в Шаньдуне, откуда перекинулось в столичную провинцию Джили (Чжили), Шанси и в Маньчжурию.
      Инициатором восстания явилось тайное религиозное общество "Ихэцюань" ("Кулак во имя справедливости и согласия"). Вступавшие в общество давали клятву "не быть жадными, не развратничать, не нарушать приказаний родителей, не нарушать существующих законов, уничтожать иностранцев, убивать чиновников-взяточников". Позже повстанческие отряды "Ихэцюаня" были переименованы в "Ихэтуани" ("Отряды справедливости и согласия"). В связи с тем, что в название общества входило слово "цюань" (кулак), иностранцы назвали повстанцев "боксерами", а само восстание - "боксерским".
      Историк С.С. Ольденбург писал: "Китай, так долго молчавший и покорявшийся, перестал быть "мертвым телом"... он восстал на иностранцев, и правительство (маньчжурской династии Цин, которая вела родословную от чжурчжэнских кочевых племен, обитавших в начале XVII века на иге Маньчжурии, пришедшей к власти в Китае в 1644 году. - А.Ш.)... поддалось народному движению... Сотни белых, в том числе немало женщин и детей... погибли при этом внезапном пробуждении китайского национализма".
      Однако не одни "ихэтуани" пытались уничтожить на китайской земле "иностранных дьяволов". В нападениях на европейцев и христиан в Северном Китае и в самом Пекине приняли участие регулярные войска под командованием императорского военачальника Дун Фусяна. Причем в таких делах оказался замешанным и наследный принц Дуаньчу.
      В июне "боксеры" дошли до Пекина, по пути подвергая истреблению всех иностранных граждан и христиан-китайцев. Осаде подвергся европейский квартал, где находились дипломатические миссии. На одной из пекинских улиц были убиты германский посланник Кеттелер и японский советник Сугияма.
      Тогда в близлежащем Тяньцзине (порту Таку, или Дагу) из моряков стоявших там иностранных военных судов (канонерок) - японских, английских, американских, русских, германских, французских австрийских и итальянских был сформирован 2-тысячный сводный отряд под командованием английского адмирала Сеймура. Интернациональный отряд безуспешно пытался пробиться к Пекину.
      Военные корабли союзников-европейцев подвергли бомбардировке форты города Дагу (его комендант не ответил на посланный ультиматум) и после артиллерийской дуэли с китайцами высадили в них десант. В этой операции, которая проходила под общим командованием капитана 1-го ранга Добровольского, участвовало три русских канонерских лодки - "Кореец", "Гиляк" и "Бобр".
      Во время боев в районе Тяньцзиня с 30-тысячной китайской армией, которая защищала укрепленный город с арсеналами, китайцы потеряли 3 тысячи человек, союзники - 600 и русские -168 человек. За взятие Тяньцзиня вице-адмирал Е.И. Алексеев был награжден золотым оружием (саблей), украшенной бриллиантами.
      В целях освобождения осажденных в Пекине дипломатических миссий заинтересованные страны стали спешно готовить вооруженную интервенцию. Подобное решение созрело в европейских столицах быстро по двум причинам. Во-первых, ситуация не ждала промедления. Во-вторых, восставшие "боксеры" не делали различия между европейцами, безжалостно уничтожали всех "белых чертей".
      В российской столице, в ее официальных кругах, к народному восстанию в Китае отнеслись по-разному. По свидетельству графа С.Ю. Витте, военный министр генерал от инфантерии А.Н. Куропаткин был чрезвычайно доволен начавшимся Ихэтуаньским восстанием, "потому что это... даст повод захватить Маньчжурию" и сделать из нее "нечто вроде Бухары".
      Военному вторжению в Китай предшествовала ожесточенная борьба между его участниками. Было ясно, что тот, кто освободит пекинский квартал с посольствами, станет хозяином китайской столицы. Английская дипломатия предлагала поручить подавление "боксеров" японцам: она рассчитывала образовать из них в Пекине за-слон против России. Токио, в свою очередь, было очень желательно утвердиться в Пекине с санкции других держав. Россия относилась к чисто японской интервенции резко отрицательно, и в конце июня с помощью Германии ей удалось сорвать предложение британцев.
      Было принято решение об отправке великими державами в Пекин союзных воинских контингентов. На пост главнокомандующего международной карательной экспедицией германский император Вильгельм II предложил генерал-фельдмаршала фон Вальдерзее. Россия приняла это предложение - она сочла, что лучше главное командование германское, чем японское или английское. На русское же главнокомандование никогда не согласились бы ни в Лондоне, ни в Токио. Российскую сторону поддержала Франция.
      Германский кайзер был весьма польщен, что международным экспедиционным корпусом будет командовать немец. В своем обращении к отправляющимся в Китай войскам он публично призывал их учинить в Китае такую расправу с "бунтовщиками", чтобы китайцы запомнили германское имя, как в свое время народы Европы сохранили в памяти имя народа гуннов и их вождя Аттилы.
      Впрочем, когда германский генерал-фельдмаршал прибыл на театр военных действий, борьба с "боксерами" была в основном уже завершена. Из порта Тяньцзинь на столицу Цинской империи Пекин выступил международный 20-тысячный экспедиционный корпус под командованием русского генерала Н.П. Линевича (9000 японцев, 4000 русских, 6000 англичан, американцев, французов и других). Союзники штурмом овладели китайской столицей и освободили дипломатический квартал, защитники которого мужественно выдержали 54-дневную осаду.
      Посольский квартал в Пекине оказался нетронутым, он был только блокирован китайскими мятежниками. Столица государства оказалась без верховной власти. Циньский императорский двор во главе с вдовствующей императрицей-регентшей Цы Си и принцем (малолетним императором) Дуаньчу (Гуансю) бежал в неблизкий от Пекина город Сиань. Столица Китая была разделена союзным командованием на пять участков с назначением в каждый из них военного губернатора.
      Когда генерал-фельдмаршал фон Вальдерзее прибыл в Пекин, то он начал проводить карательные экспедиции против близлежащих города и уездов, которые находились в руках повстанцев. Но в подобных действиях русские войска генерала Линевича при подавлении "восстания большого кулака" не участвовали. В Сиани был издан императорский указ, обвинявший ихэтуаней во всех бедах страны и призывавший государственных чиновников к беспощадной расправе над ними. Начались массовые казни ихэтуаней.
      Японские войска (в основном силы 5-й дивизии) тоже участвовали во взятии Пекина и успешно действовали при разграблении сокровищ многочисленных императорских дворцов. Они "отличились" в том, что вывезли к себе, помимо прочей военной добычи, серебренную казну Китайской империи (в Китае истори-чески имела хождение не золотая, а серебряная валюта). Японцы чувствовали себя в Пекине подлинными хозяевами города, повсеместно расставляя (в отличие от европейцев) свои караулы и относясь к местному мирному населению с крайней жестокостью.
      Правительство России с неохотой согласилось на вооруженную интервенцию в Пекине. Оно опасалось, что появление в китайской столице сильных иностранных войск усилит там влияние политических противников России, прежде всего Японии и ее союзников. К тому же могло измениться и само отношение китайцев к "европейской" России. Но в Маньчжурии позиция официального Санкт-Петербурга в отношении мятежников оказалась совсем иной.
      Стоило только "ихутуаням" (в их числе оказались местные китайские регулярные войска) в июле 1900 года начать нападение на Восточно-Китайскую железную дорогу, как в Маньчжурию без промедлений вводятся русские войска. В ходе боев с отрядами "боксеров" русские войска потеряли 242 человека убитыми и 1283 ранеными. Но "ихэтуани" успели сделать свое дело: из 1300 верст железнодорожного пути было разрушено около 900! Особенно пострадал западный участок КВЖД. На восстановление повреждений было истрачено более 70 миллионов рублей.
      Китайские власти в Южной Маньчжурии, по сути дела, санкционировали разрушение железной дороги на ее южном участке и Яньтайских копей КВЖД местными регулярными войсками. (В их обязанности, между прочим, входила охрана железной дороги). Нападение отрядов "ихэтуаней" застало врасплох строителей железной дороги. Многим из них под защитой отрядов охранной стражи удалось благополучно спастись из районов, охваченных "восстанием большого кулака". В таких спасательных операциях отличились полковник Мищенко, который вывел большую партию строителей из Ляояна в Северную Корею, и штабс-капитан Ржевуцкий - с Телинского участка в спокойный город Харбин.
      Однако не обошлось и без больших жертв. Трагически сложилась судьба строителей, уходивших из Мукдена под командованием поручика Валевского и инженера Б.А. Верховского. По пути эта партия строителей и отряд стражников почти полностью погибли в неравных боях с китайцами. Захваченный в плен Верховский был обезглавлен. Много писавший о Маньчжурии Е.Х. Нилус свидетельствует:
      "Впоследствии, когда наши войска вновь заняли Ляоян, они нашли там выставленную напоказ в клетке голову этого молодого и способного инженера".
      В административном отношении Маньчжурия делилась на три провинции: Гиринскую, Хайлунцзянскую и Цицикарскую. Их власти во время восстания "ихэтуаней" по-разному отнеслись к строительству КВЖД и российским гражданам, оказавшимся в Маньчжурии. В своей массе это были железнодорожные строители и служащие. Местные губернаторы - цзяньцзюни имели под личным командованием многочисленные войска и могли самым решительным образом повлиять на обстановку в своих провинциях.
      Гиринский цзяньцзюнь Чан Шунь, пренебрегая опасностью быть обвиненным в сочувствии иностранцам, писал в докладе богдыхану в Пекин: "Способ действия Трех Восточных провинций должен отличаться от действий Южного Китая, особенно по отношению к могущественной России, владеющей землями в двух частях света - Европе и Азии".
      Высокопоставленный чиновник Циньской империи считал, что следовало сохранять дружественные отношения и союз с Россией. В таких условиях Россия, по мнению цзяньцзюня Чан Шуня, также оказала бы Китаю неотложную помощь, исходя из того, что "русские прекрасно понимают, что нельзя бить мышь (то есть Китайскую империю. - А.Ш.), которая ест с драгоценного блюда" (то есть с КВЖД).
      Во время массовых погромов христианских миссий и поселений европейцев в Китае, руководство КВЖД во многом действовало на свой страх и риск. 22 июня в Харбине получили извещение гиринского цзянцзюня (генерал-губернатора. - А.Ш.) о выделении защиты города Харбина, столицы КВЖД, особого китайского полка под командованием генерала Пао Лина. Российская администрация железной дороги, однако, уклонилась от охранных услуг этого полка. По ее пожеланию полк был остановлен в Ашихэ и не поддержал вскоре последовавшего нападения цицикарских войск на Харбин.
      22 июня в Гирин пришла телеграмма от Ли Хунчжана о необходимости сохранять порядок на строящейся линии КВЖД. Цзянцзюнь Чан Шунь приказал расклеить в городе и уездных центрах провинции следующие объявления:
      "Китай и Россия находятся между собою в дружественных отношениях, как и всегда раньше", поэтому нельзя "производить беспорядки, от которых может произойти несчастье для государства".
      Все же 22 июня русские служащие железной дороги покинули Гирин. С отрядом "ихэтуаней", прибывшим в Гирин, цзяньцзюнь Чан Шунь расправился решительно и жестоко. Ночью его личная охрана окружила казарму "боксеров" и арестовала всех, а на рассвете, казнив 10 вожаков, остальных отпустили на все четыре стороны.
      Однако отношение к России другого императорского наместника в Маньчжурии - цицикарского цзяньцзюня Шоу Шаня было совсем иным. В ходе успехов "восстания большого кулака" глава Цицикарской провинции резко изменил свое отношение к железной дороге и ее работникам. Эта враждебность проявилась в нападении 5 июля 1900 года на русские береговые посты у города Айгуня, в откровенно провакационном обстреле через реку Амур в течение двух недель города Благовещенска и других военных акциях.
      Дело дошло даже до того, что войска цицикарского цзяньцзюня переправились через Амур и атаковали город Благовещенск, но были сразу же наголову разбиты и им пришлось спасаться бегством обратно через реку. Это нападение привело к тому, что "благовещенские власти собрали всех "желтых" на берег Амура и велели им вплавь переправляться на маньчжурский берег".
      Войска цзянцзюня Цицикарской провинции Шоу Шаня в большом числе с 13 по 21 июля осаждали столицу КВЖД город Харбин, пытаясь уничтожить находившихся там русских строителей железной дороги. Это были поистине драматические события.
      Город, немалую часть населения которого составляли русские, во время тех событий обезлюдел. Этому предшествовали следующие события. От цицикарского цзянцзюня Шоу Шаня было получено письмо, в котором он позволил себе насмешливо заявить, что до него дошел слух, будто в Харбине собралось много русских с женами и детьми и что они "от страха оглашают воздух воплями и плачем". Поэтому, мол, он гарантирует всем им безопасный отъезд в Хабаровск, но только без оружия - иначе он "всех истребит".
      В Харбине было решено отправить пароходами и баржами по Сунгари всех женщин и детей, а мужчинам, способным держать оружие в руках, остаться в городе и вместе с охранной стражей железной дороги защищать город от китайских войск цзяньцзюня Цицикара до подхода помощи из России. Пароходы и баржи с женщинами и детьми подверглись у Сеньсиня и ниже по течению Сунгари артиллерийскому обстрелу и буквально расстреливались с берегов китайскими солдатами. Когда суда прибыли в Хабаровск, на них оказалось много убитых и раненых.
      Оборону русской части Харбина, в районе Нового города, речной пристани и затона возглавили главный инженер правления КВЖД А.И. Югович и офицеры казачьих охранных сотен, среди которых особенно отличились капитан Г.М. Смольянинов, поручики Апостолов и Пявко-Доценко, сотник Казаркин. Всего набралось около 3300 защитников русской части города, вооруженных преимущественно охотничьими ружьями и винтовками, имевших крайне ограниченный запас патронов и ни одной пушки.
      Цицикарский цзянцзюнь Шоу Шань прислал в Харбин свое второе письмо, в котором сообщал, что послал свои войска "уничтожить Харбин" и что он приказал никого не щадить. Уверенный в полной победе, обусловленной огромным перевесом сил, цзян-цзюнь высказал в письме пожелание, чтобы чины охранной стражи русской железной дороги сражались так же храбро, как будут сражаться его доблестные войска.
      Чтобы защищать пристань, вокруг нее были вырыты окопы для стрельбы с колена. Всего вокруг Харбина сосредоточилось порядка 8-10 тысяч китайских войск с артиллерией. 13 июля в 4 часа утра по затону был сделан первый орудийный выстрел и вскоре китайские войска густыми цепями пошли в атаку. Затон (портовую часть города) до последнего защищала рота охранной стражи под командованием поручика Апостолова, и только после вторичного приказана она отошла на пристань.
      К 8 часам утра цицикарским войскам, наступавшим со стороны ханшинного (водочного) завода, удалось захватить кирпичный завод. Установив там пушки, китайцы повели многочисленные атаки на Новый город и пристань на берегу реки Сунгари. Наступавшим удалось захватить железнодорожное депо и на этом их успехи ограничились. Стражники и вооруженные железнодорожники мужественно отбили все попытки китайских солдат продвинуться дальше.
      В первый день обороны Харбина его защитники, предприняв контратаку, ворвались на ханшинный завод, выбили оттуда китайцев и захватили два орудия и 50 снарядов к ним. Все это было привезено на речную пристань. Из трофейных пушек было сделано несколько выстрелов по затону. Засевшие там войска цицикарского цзянцзюня подожгли сооружения затона и весьма поспешно отступили.
      В конце первого дня защиты русской части Харбина были организованы похороны погибших в боях. Но китайцы начали обстрел кладбища Нового города, и убитых похоронили в братской могиле у самой сунгарийской пристани, вырытой в конце Казачьей улицы.
      Следующие дни обороны Харбина прошли в разведке и ожидания нового штурма. Цицикарские войска отошли и собирались с новыми силами начать наступление, получив подкрепления от цзянцзюня Шоу Шаня. Тем временем защищавшиеся укрепили свои окопы у пристани, возвели новые баррикады.
      Однако нового штурма не последовало. "В 5 часов дня 21 июля от разъездов 1-й сотни было получено первое донесение, что на
      р. Сунгари показались дымки идущих к городу Харбину пароходов". Это был Хабаровский отряд под командованием генерала Сахарова, спешивший на выручку осажденному Харбину. По берегу реки подошли две конные охранные сотни под командованием полковника Денисова.
      Российское правительство временно ввело в Маньчжурию, в зону КВЖД, свои войска. В боях на линии железнодорожной магистрали особенно отличился 17-й Восточно-Сибирский стрелковый полк. Отличился и отряд П.К. фон Ренненкампфа, состоявший из 450 казаков и конной батареи, который разбил сперва оборонявшихся китайцев на Малом Хингане, а затем в постоянных перестрелках за три недели прошел 400 километров и с налета взял город Цицикар.
      Ренненкампф своими стремительными действиями решил судьбу самовластного и воинственного маньчжурского правителя. Армия и речной флот цицикарского цзянцзюня Шоу Шаня русскими были разгромлены наголову. Войска императорского губернатора рассеялись, и он быстро остался без военной силы.
      Сам Шоу Шань, оказавшись в безвыходном положении, покончил с собой, проглотив заостренный золотой самородок. Этот благородный, с точки зрения китайской военной и придворной этики, поступок не прошел мимо внимания Цинского императорского двора. Спустя восемь лет, в 1908 году, семейству покойного цицикарского цзянцзюня было выдано немалое пособие в 1100 лян серебра, а детям предоставлены высокооплачиваемые чиновничьи должности.
      Основная часть регулярных русских войск, участвовавших в "интернациональном" подавлении восстания "ихэтуаней" в цинском Китае, в Маньчжурию была доставлена морем - из Одессы во Владивосток. Японское правительство разрешило военным кораблям России пополнить запасы угля в порту Нагасаки. Грузчиками в порту работали женщины, которые по трапу носили с берега на суда ведра с углем.
      Историк А.А. Керсновский писал, что взятием Пекина "восстанию был нанесен решительный удар. Дальнейшая работа свелась к искоренению партизанщины; 6 сентября генерал Штакельберг занял Бейтан; 9-го конный отряд полковника Флуга с налета взял Лутай, а 18 сентября генерал Церпитский овладел Шанхай-Гуаном на границе с Маньчжурией".
      После подавления "восстания большого кулака", была усилена охранная стража КВЖД. Первоначально в ней служили казаки на основе вольного найма. Условия работы в Маньчжурии были таковы: рядовой казак получал жалованье в 20 золотых рублей в месяц, вахмистр - 40 золотых рублей с готовым обмундированием и столом. Стража носила форму: черные открытые тужурки и синие рейтузы с желтыми лампасами, фуражки с желтым кантом и тульей. Погон не было, у офицеров погоны заменялись изображением золотого дракона. Дракон (желтый или золотой) изображался на кокардах папах, пуговицах и сотенных значках.
      Вся линия КВЖД была поделена на отрядные участки, а те, в свою очередь, делились на ротные участки. Непосредственно вдоль линии железной дороги устанавливались посты пехоты - по 5-20 человек в каждом. У постов были вышки для наблюдения и "веха" - высокий столб, обмотанный просмоленной соломой. Во время тревоги или нападения солому поджигали, что служило сигналом для соседних постов. Производилось непрерывное патрулирование от поста к посту.
      Нападения хунгузов на посты охраны КВЖД первоначально происходили часто. Но каждое из них влекло за собой беспощадное преследование и расправу. Требовалось немало мужества, не обошлось и без тяжелых жертв, но уважение к русской охранной страже и страх перед ней маньчжурским разбойникам-хунгузам был с годами привит крепко.
      Конные сотни охранной стражи располагались по станциям. Разведке конных стражников вменялось в обязанность наблюдать местность по 25 верст в стороны от железнодорожного пути (это была зона непосредственной охраны КВЖД) и вести дальнюю разведку еще на 75 верст. Стражники охраняли и пароходное сообщение по реке Сунгари.
      Пекин, Тяньцзинь и другие важные пункты столичной провинции Чжили оказались оккупированными международным экспедиционным корпусом, численностью до 70 тысяч человек. Дальнейшее пребывание его там беспокоило российское правительство. 25 августа 1900 года министр иностранных дел России циркулярно уведомил союзные державы, что русские войска отзываются из Пекина и что они покинут Маньчжурию, как только там будет восстановлен прежний порядок.
      Вместе с тем российское правительство демонстративно заявило, что не считает себя находящимся в состоянии войны с Китаем, так как правительство последнего вынуждено было выступить против иностранцев только под давлением вооруженных мятежников. Самым эффектным в циркуляре было предложение ввиду освобождения посольств без промедления вывести все иностранные войска из Пекина. Тогда китайское правительство сможет вернуться в столицу и само окончательно восстановить порядок.
      Союзные державы, и прежде всего Япония, отвергли российское предложение. Тогда русские войска покинули китайскую столицу одни. Тем самым Российское государство продемонстрировало свое добрососедство с Китайской империей. Правительство императора Николая II надеялось обрести в ней союзника в ожидавшемся военном столкновении с Японией. Военнослужащие российских войск были награждены специальной медалью из светлой бронзы "За поход в Китай: 1900-1901 гг.". Среди награжденных оказались и защитники города Харбина.
      В 1901 году начались переговоры между союзными державами и пекинским правительством, в которых приняла участие и Россия. 7 сентября был подписан заключительный протокол. На Китай была возложена новая контрибуция, составлявшая в пересчете на русские рубли сумму около 1,5 миллиарда рублей. Свои требования к Пекину о возмещении понесенных в Китае военных расходов выдвинули Россия, Германия, Франция, Великобритания, Япония, США, Италия, Бельгия, Австрия, Голландия, Испания, Швеция и Португалия. Но требования последних пяти стран носили скорее символический характер.
      Китайские власти обязывались казнить захваченных в плен повстанцев-ихэтуаней, захваченных с оружием в руках, в том числе и мятежных высших сановников. В укрепленном Посольском квартале в центре столицы запрещалось селиться китайцам, ответственность за его охрану принимало на себя пекинское правительство. Для сооружения Посольского квартала было снесено 1400 китайских домов. Форты Даго подлежали срытию. В течение двух лет в страну запрещался ввоз оружия.
      Переговоры сопровождались упорной дипломатической борьбой. России удалось отстоять свои интересы в Маньчжурии. Политика "открытых дверей" там не действовала, как в других областях Китая. Санкт-Петербург получил здесь поддержку Берлина. Токио и Лондону пришлось уступить.
      Продолжая переговоры с пекинским правительством, российская дипломатия в обмен на вывод русских войск из Маньчжурии стремилась добиться там для России привилегированного положения. Через "главного начальника" Квантунской области адмирала Е. И. Алексеева правительство России заключило 9 ноября 1900 года "местное соглашение" с цзяньцзюнем (генерал-губернатором) обширной Мукденской провинции Цзеном. Это соглашение ставило цзяньцзюня под русский протекторат.
      После этого Санкт-Петербург попытался подписать новое межгосударственное соглашение с Пекином. Но в Китае не спешили с его обсуждением. Вокруг новой дальневосточной инициативы российского правительства развернулась дипломатическая борьба. Россия продолжала добиваться от Китая нового соглашения по вопросу о Маньчжурии. Ввиду этого в феврале 1901 года в Пекине последовал совместный протест Японии, Англии и США против договора, который закреплял русское влияние в Маньчжурии.
      Япония продолжала исподволь готовиться к войне с Россией. Ее целью был захват Кореи и Маньчжурии, сокрушение русских позиций на Дальнем Востоке. Правящие круги империи на Японских островах считали выгодным начать войну как можно скорее, пока еще не было закончено строительство Сибирской железной дороги. Токио сдерживала лишь собственная финансовая слабость, а также опасение, как бы Россию не поддержали Германия и Франция, как это случилось в 1895 году.
      Чтобы обезопасить себя от вмешательства третьих держав в русско-японской войне, правительство микадо начало в Лондоне переговоры об англо-японском союзе. Но Великобритания не была уверена в силе и действительных возможностях Японии и боялась, как бы договор с неполноценным союзником не втянул Британскую империю в большую войну при неблагоприятной обстановке, которая начала складываться на европейском континенте.
      Германия же всячески покровительствовала такому проекту, исходя при этом из собственных интересов на европейском континенте. Это нашло свое выражение в активной личной переписке германского императора Вильгельма II с русским царем. Глава Германии убеждал императора Николая II в исторической миссии Российского государства как заступника Европы от "желтолицых".
      Российский император Николай II Романов заявил германскому императору Вильгельму II в ответ на предостережения в связи с широкими военными приготовлениями Японии следующее: "Войны не будет, потому что я ее не хочу".
      Подобная позиция Германии и ее императора была вполне понятна: в Берлине, равно как и в столицах других европейских держав, не хотели видеть на континенте сильную Россию. Не случайно канцлер Бисмарк однажды заметил:
      "У России быстро увеличивающееся население, и она полна энергии. Ее можно сравнить с закупоренной бочкой бродящего вина, которая, рано или поздно, должна в каком-нибудь месте разорваться. Если взрыв произойдет в сторону Сибири - тем лучше. Если он будет иметь место в Черном море или на Босфоре - это тоже не опасно для нас. Мы должны сделать все возможное, чтобы не допустить взрыва бочки у нашей границы".
      Поэтому Германия выражала открытую заинтересованность в том, чтобы Россия в своих геополитических устремлениях "увязла" на далеком от европейского континента Дальнем Востоке. В своих мемуарах немецкий морской министр гросс-адмирал А. фон Тирпиц писал:
      "По моем приезде в Петербург... я позволил себе говорить откровенно и между прочим указал, что сосредоточенная в Порт-Артуре эскадра имеет, на мой взгляд, скорее декоративное значение, нежели боевое. Я прямо заявил, что мы кровно заинтересованы в победе русского оружия, так как поражение России на Востоке может неблагоприятно отразиться на нашем положении там... Император (Николай II)... слушал весьма милостиво. В заключение он сказал, что ненавидит японцев, не верит ни одному их слову и отлично сознает всю опасность положения".
      Правительство страны Восходящего Солнца вело себя все более смело. В марте 1901 года оно перешло к открытым угрозам в адрес своего северного соседа. России при обсуждении нового договора с Китаем пришлось уступить давлению Японии и ее английских и американских союзников. Пекин отказался заключать новое соглашение, переговоры прекратились, но русские войска остались в Маньчжурии.
      Тем временем на Японских островах партия сторонников войны с Россией одержала большую победу. В июне 1901 года в отставку уходит сравнительно умеренное правительство маркиза Ито ("старшего политического деятеля") и к власти приходит кабинет милитаристов Кацуры. Новое правительство в своем противостоянии России получает полное одобрение в парламенте. В нем создается шовинистическая парламентская группировка "Тайро досикай" ("Антирусское товарищество").
      Возобновились активные англо-японские переговоры, и 30 января 1902 года стороны подписали такой долгожданный для Токио союзный договор. Договор был большой победой японской дипломатии и милитаристского кабинета министров премьера Кацуры. Япония приобретала в Европе сильного союзника и покровителя. В последующем Токио заключит с Лондоном еще два подобных договора - в 1905 и 1911 годах.
      В его первой статье стороны признавали друг за другом право на вмешательство во внутренние дела Китая и Кореи ради защиты своих интересов, "если им будут угрожать либо агрессивные действия какой-либо другой державы, либо беспорядки, возникшие в Китае или Корее". Статья вторая обязывала каждую из сторон соблюдать строгий нейтралитет, если другая сторона, защищая свои интересы в Китае или Корее, окажется в состоянии войны с третьей державой. В случае войны одного из союзников с двумя или более державами договор обязывал другую договаривающуюся сторону оказать военную помощь.
      Англо-японский договор 1902 года имел явно антироссийскую направленность. Он давал Японии возможность начать войну против России с полной уверенностью, что никто в Европе не окажет ей вооруженной поддержки из опасения войны уже не с одной Японией, но и с Англией. Одновременно Япония обеспечивалась английской финансовой поддержкой, поставками вооружения и получала возможность строить на британских верфях боевые корабли.
      Чтобы не создавать в Европе для себя трудностей, японское правительство "разъяснило" содержание англо-японского договора Берлину. Тот на сообщение Токио ответил следующим образом:
      "Германское правительство признает, что англо-японский союз является важным орудием укрепления и сохранения мира на Дальнем Востоке. Ввиду того, что интересы Германии в Китае и Корее ограничены, она намеревается придерживаться там дружественного нейтралитета. Придерживаясь дружественного нейтралитета, Германия будет вынуждена, если, к сожалению, разразится война и Франция придет на помощь России, мобилизовать немецкую армию у французской границы, для того чтобы запугать Францию, которая тогда не сможет оказать достаточно эффективную поддержку России. Иными словами, Германия считает, что, придерживаясь нейтралитета, она лучше послужит делу всеобщего мира, нежели выступая с позитивной политикой".
      Российская дипломатия предприняла ответный ход, и 20 марта того же 1902 года была подписана совместная русско-французская декларация. Однако она не обязывала Париж оказать военную помощь России в случае ее войны с Японией. Одновременно подписывается соглашение с Китаем по маньчжурскому вопросу: Россия обязывалась вывести свои войска из Маньчжурии в течение 18 месяцев, в три этапа.
      Японское правительство в конце лета 1902 года предложило российской стороне нижеследующее соглашение: в обмен на признание протектората Японии над Кореей за Россией признавалось в Маньчжурии только право на охрану русских железных дорог. Это предложение в Санкт-Петербурге сочли неудовлетворительным.
      В правящих кругах России не было единства по вопросам внешней политики на Дальнем Востоке. Влиятельнейший министр финансов С.Ю. Витте стремился к "мирному" завоеванию экономического господства в Китае, и особенно в Маньчжурии, не останавливаясь и перед применением военных методов. Его единомышленник, директор Русско-Китайского банка и член правления КВЖД Э.Э. Ухтомский, требовал удержания Маньчжурии за Россией в целях сохранения рельсового пути в Порт-Артур. Однако как рационально мыслящий политик С.Е. Витте был против преимущественно военных методов во внешней политике, справедливо полагая, что это может вызвать коллективный отпор России со стороны великих держав.
      Министр иностранных дел В.Н. Ламсдорф занимал в правительственных кругах наиболее умеренную позицию в дальневосточных делах, предлагая ограничить интересы России в этом регионе только Маньчжурией. Военный министр А.Н. Куропаткин настаивал на удержании за Россией Северной Маньчжурии, мотивируя это интересами обеспечения обороны Приморья.
      В 1898 году группа лиц из ближайшего окружения императора Николая II образовала акционерное общество для эксплуатации естественных богатств Кореи и Маньчжурии. Наиболее видную роль в нем играл отставной офицер самого привилегированного в русской гвардии Кавалергардского полка А.М. Безобразов (по имени лидера общество получило название "безобразовской клики"). Члены сообщества акционеров использовали свои высокие связи при дворе для получения из Государственного банка безвозвратных ссуд под строительство предприятий в Корее и Маньчжурии.
      В состав "безобразовской клики" входили князья Юсупов и Щербаков, графы Воронцов-Дашков и Сумароков-Эльстон, контр-адмирал Абаза, крупные помещики Болашов, Родзянко, Воронцов, а также великий князь Александр Михайлович. Считая слишком дорогостоящими и ненадежными методы экономического "завоевания" Китая, они проповедовали прямой военный захват Маньчжурии и убеждали государя не уходить из нее вопреки заключенному с Китаем соглашению. Более того, не довольствуясь Маньчжурией, они предлагали проникнуть и в Корею, в которой с 1898 года Россия терпела преобладающее влияние Японии.
      "Безобразовская клика" во многом способствовала тому, что в российских правительственных кругах все большее распространение получала идея присоединения к России северной части Маньчжурии по аналогии со среднеазиатскими территориями. Даже неофициальное название появилось "Желтороссия". Самодержец Николай II Романов стал поддерживать такую идею, и в июле 1903 года учреждается царское наместничество на Дальнем Востоке по примеру Кавказа и Польши (Царства Польского).
      Безобразовское акционерное общество приобрело в Корее частную лесную концессию. Ее территория охватывала бассейны рек Ялу и Тумыни и тянулась на 800 километров вдоль китайско-корейской границы - от Корейского залива до Японского моря. Фактически она занимала всю приграничную зону. Формально концессия была приобретена частным акционерным обществом, но на самом деле за ним стояло царское правительство, которое под видом лесной стражи вводило на концессию войска. Одновременно российское правительство медлило с выводом армейских сил из Маньчжурии, хотя сроки, установленные договором 8 апреля 1902 года, уже миновали.
      В мае 1903 года А.М. Безобразов был назначен на должность статс-секретаря особого комитета по делам Дальнего Востока и теперь фактически определял направление российской дальневосточной политики. Сторонник Безобразова адмирал Е.И. Алексеев стал царским наместником на Дальнем Востоке. С.Е. Витте в ходе дворцовых интриг был удален с поста министра финансов и перестал играть какую-либо существенную роль в правительстве.
      Победа "нового курса" в российской внешней политике неразрывно связывалась также с обострением внутреннего положения в стране. Российская империя стояла на пороге революции. В правящих кругах созрело убеждение, что победоносная война с Японией будет способствовать разрешению внутреннего кризиса, а шовинистическая волна захлестнет разномастное революционное движение против самодержавия династии Романовых. Именно министру внутренних дел
      В.К. Плеве принадлежала известная фраза: "Чтобы удержать революцию, нам нужна маленькая победоносная война".
      Так на вершине власти в Российской империи образовалась собственная "партия войны с Японией". Переоценивая свои силы и пренебрежительно относясь к "азиатам", безобразовцы требовали "твердой" политики. Они считали, что империя на далеких Японских островах на войну не пойдет, а лишь попытается побольше выторговать. Между тем военная готовность царской России на Дальнем Востоке значительно отставала от помыслов сторонников "нового курса" внешней политики романовской России.
      Окончательно установив, что Россия находится в полной изоляции (русско-французский договор фактически не распространялся на Дальний Восток), а Япония обеспечена поддержкой Лондона и Вашингтона, Совет Министров Японии 14 декабря 1903 года решил, "несмотря на продолжающиеся дипломатические переговоры, действовать так, как будто их результат представляется несомненным". В январе 1904 года на Японских островах началось планомерное сосредоточение транспортов и скрытая мобилизация.
      В штаб-квартире царского наместника адмирала Е.И. Алексеева серьезно не думали о возможности войны и полагали, что дело ограничится демонстрацией военной силы. В начале января Алексеев говорил главному инженеру Порт-Артура Дубицкому: "Поезжайте в отпуск... здесь у нас не предвидится никакой тревоги". Подобное настроение царило и в официальных кругах российской столицы.
      Состояние русской армии и флота, вооружение, боевая подготовка в полной мере отражали уровень экономического, государственного и культурного развития России. Если сравнивать общую численность вооруженных сил Японии и России, то сразу заметно подавляющее превосходство последней. Втрое превышая Японию по численности населения (соответственно 140 и 46 миллионов человек), Россия располагала кадровой сухопутной армией чуть больше 1 миллиона человек против 150-тысячной кадровой японской. Обученный контингент резервистов русской армии доходил до 4,5 миллионов человек, в то время как в Японии вместе с кадровой армией он составлял не более 800-900 тысяч. Русский военно-морской флот превосходил японский по меньшей мере вдвое.
      Все это было так. Но... основные районы дислокации и комплектования русской действующей армии находились в 9-10 тысячах километров от будущего театра военных действий. Ввиду низкой пропускной способности Транссибирской магистрали в Маньчжурию можно было подвозить не более двух дивизий в месяц. На начальном этапе войны приходилось рассчитывать только на немногочисленные войска, расквартированные в Восточной Сибири и Приамурье.
      Не в пользу России было и соотношение военно-морских сил на Дальнем Востоке. При равенстве с Японией в количестве броненосцев русская Тихоокеанская эскадра более чем в два раза уступала ей в крейсерах и втрое в миноносцах. Важным фактором было и рассредоточение русских военно-морских сил. Главные силы - 7 броненосцев, 6 крейсеров, 25 эсминцев и 4 канонерские лодки - базировались в Порт-Артуре. 4 крейсера и 10 миноносцев находились во Владивостоке, отдельные корабли - в Чемульпо, Инкоу и Шанхае.
      Базирование таких крупных сил русского флота на Дальнем Востоке связывалось с одним серьезным упущением в обустройстве его баз. На скором театре войны на море у России отсутствовала судоремонтная база. Броненосцы для ремонта мог принимать только один док во Владивостоке. В декабре 1901 года с Дальнего Востока для ремонта на Балтике ушел отряд контр-адмирала Г.П. Чухнина в составе эскадренных броненосцев "Наварин", "Сисой Великий", крейсеров "Дмитрий Донской", "Владимир Мономах", "Адмирал Нахимов", "Адмирал Корнилов". Все они, кроме последнего корабля, придут к Цусиме в 1905 году.
      Не лучшим образом обстояло дело и с сухопутной армией. Боевая численность армии Японии, организованной по германскому образцу, составляла 140 тысяч штыков и сабель при 684 орудиях. К третьему месяцу войны численность японской императорской армии могла быть доведена до 200 тысяч штыков и сабель при 720 орудиях.
      Противопоставить неприятелю в поле Россия могла сразу же после начала войны не более 25 тысяч войск (не считая крепостных гарнизонов). А через два-три месяца - 70 тысяч штыков и сабель при 160 орудиях для полевых действий. К этому следует добавить около 30 тысяч штыков в гарнизоне Порт-Артурской крепости, строительство и вооружение которой не было закончено. В дальнейшем предполагалась переброска на театр войны из Европейской части России и Западной Сибири пяти армейских корпусов и кавалерии. На начальном этапе войны соотношение сил на Дальнем Востоке было явно не в пользу России. Иного соотношения просто не могло и быть.
      Военная неподготовленность России усугублялась трудностями сосредоточения крупных военных сил на Дальнем Востоке и их обеспечения всем необходимым, а также в неоперативности Военного министерства, в значительной мере недооценившего действительно сильного противника. Недостаточно был изучен театр будущих военных действий, географические карты имелись только для Южной Маньчжурии.
      Кроме того, не было согласия и единомыслия в рядах высшего командного состава. Между командующим русской Маньчжурской армией генералом от инфантерии А.Н. Куропаткиным и главнокомандующим всеми сухопутными и морскими силами, действовавшими против Японии, царедворцем адмиралом Е.И. Алексеевым шло постоянное соперничество. Оно отражалось в первую очередь на принимаемых решениях.
      Планы противников, разработанные в Генеральных штабах заранее, были диаметрально противоположны. План Японии - активно-наступательный, в основе его лежало установление господства на море. Он предусматривал нанесение поражения русской эскадре в Порт-Артуре, высадку десанта в Корее и ее оккупацию, блокаду и затем штурм крепости Порт-Артур, одновременное наступление тремя армиями к Ляояну и разгром русской армии в Маньчжурии.
      Стратегический план русского командования 1903 года намечал сосредоточение главных сил в районе Хайчен - Ляоян с размещением 20-тысячного заслона на реке Ялу. Командующий Маньчжурской армией генерал от инфантерии А.Н. Куропаткин взял за основу главную идею этого плана. В его намерения входила оборона в Южной Маньчжурии, сдерживающая японцев до прибытия крупных подкреплений из России. Затем, примерно через полгода, предполагалось перейти в наступление, сбросить противника в море, высадить десант на Японских островах и овладеть столицей страны Токио.
      Существовал и весьма общий план действий русской Тихоокеанской эскадры, имевший целью не допустить высадку неприятельского десанта в Корее или Маньчжурии. Однако каких-то активных боевых действий против самой Японии этот план не предусматривал.
      Главным недостатком плана русского командования на предстоящую войну была явная недооценка военной мощи Японии. Вероятного противника не только недооценивали, его еще и не изучали должным образом. Русский военный агент (современный военный атташе) в Японии в звании подполковника Генерального штаба давал японской армии в 1900 году следующую оценку:
      "Японская армия далеко еще не вышла из состояния внутреннего неустройства... Пройдут десятки, может быть, сотни лет, пока японская армия усвоит себе нравственные основания, на которых зиждется устройство всякого европейского войска, и ей станет по плечу тягаться на равных основаниях хотя бы с одной из самых слабых европейских держав".
      Бывший тогда военным министром генерал от инфантерии А.Н. Куропаткин написал на этом документе: "Увлечений наших бывших военных агентов японской армией уже нет. Взгляд трезвый".
      Сам российский военный министр после инспекторской поездки на Дальний Восток считал положение там вполне благоприятным и в июле 1903 года докладывал императору Николаю II: "Мы можем быть вполне спокойны за участь Приамурского края, мы ныне можем быть спокойны за судьбу Порт-Артура, и мы вполне надеемся отстоять Северную Маньчжурию".
      Страна Восходящего Солнца, в отличие от ее противника, готовилась к большой войне, не жалея сил и средств. Особое внимание уделялось боевой выучке войск. Армейские кадры готовились по германским воинским уставам, для обучения войск привлекались германские инструкторы. Императорская армия Японии явилась выразительницей взглядов высшего командования кайзеровской Германии. Японское командование всех уровней обучалось тщательной подготовке операций и ведению их в наступательном духе.
      Перед войной японцы усиленно собирали по всей Европе и изучали все, что имело хоть какое-то отношение к русским вооруженным силам. Русская агентура сообщала, что в Японии издается много печатных трудов о России и русской армии, что можно без труда собрать из них ценную библиотеку.
      Основная же масса сведений все же собиралась японцами благодаря разветвленной шпионской сети на Тихоокеанской окраине России, в крепости Порт-Артур и в местах дислокации русских войск в Маньчжурии. Пользуясь беспечностью и продажностью российского чиновничества, японцам удалось собрать важные сведения стратегического характера. Известно, что японская разведка проникла даже в русский Генеральный штаб и овладела секретом изобретенного великим ученым России Д.И. Менделеевым производства бездымного пороха.
      При разработке планов на предстоящую военную кампанию японское командование учитывало даже возможный рост революционного движения в России. Уже в середине 1903 года в меморандуме императорского Генерального штаба было указано на российское социалистическое движение как на возможного союзника при проведении подрывных операций в тылу противника.
      Летом 1903 года генерал от инфантерии А.Н. Куропаткин, находившийся с визитом в Токио по личному распоряжению императора Николая II, в качестве официального лица присутствовал на японских военных маневрах. Но оценки состояния японской армии сделал весьма странные и далекие от действительно профессионального взгляда.
      Так, глава российского Военного ведомства заявил, что при наступлении русских против японцев нужно двойное превосходство в силах, то же самое и при наступлении японцев на русских. Слабость армии вероятного противника, по мнению Куропаткина, заключалась еще и в отсутствии у ее солдат и офицеров сильных религиозных чувств.
      Военный министр Российской империи последнее обосновал следующими словами: "В военных школах никакого религиозного образования и воспитания не дают, храмов при школах не имеется, будущие офицеры Всевышнему не молятся ни в горе, ни в радостях. То же явление наблюдается и в армии". За первое пятилетие министерской деятельности Куропаткин построил 51 войсковую церковь, тогда как противная сторона усиленно занималась обучением в поле, в походах, на маневрах.
      В Генеральном штабе русской армии отсутствовал общий план войны с Японией, который обеспечивал бы быстрый и организованный переход от мирного положения к военному и наиболее благоприятные условия для начала боевых действий. Его разрабатывал самостоятельно штаб Приамурского военного округа.
      Первый вариант такого плана появился в 1901 году и сводился к следующему: сосредоточение русских войск происходит в районе Мукден Ляоян - Хайчен, флота - в Порт-Артуре. Японцы нанесут главный удар в Южной Маньчжурии, противник будет задержан до прибытия из Европейской России двух корпусов и четырех резервных дивизий, после чего русская армия переходит в наступление с решительными силами.
      В основе второго варианта плана, разработанного летом 1903 года, лежал доклад военного министра России генерала от инфантерии А.Н. Куропаткина императору Николаю II после инспекционной поездки на Дальний Восток. В нем говорилось:
      "Ныне, как и два года назад, мы должны держаться против Японии оборонительного способа действий. Хотя мы и выдвигаем свои войска на линию Мукден - Ляоян - Хайчен, но отстоять Южную Маньчжурию в первый период войны, если туда вторгнется вся японская армия, не сможем. Мы должны... готовиться, что Порт-Артур будет отрезан на довольно продолжительное время, и, не допуская наши войска до частичного поражения, должны отступать по направлению к Харбину до тех пор, пока прибывшими с тыла подкреплениями не будем усилены настолько, что получим возможность, перейдя в наступление, разгромить японцев".
      Сосредоточение русских сухопутных сил по вновь составленному (куропаткинскому) плану предусматривалось в районе Ляоян - Хайчен в центре фронта. Флангами его являлись сильные, но еще не до-строенные до конца, морские крепости Порт-Артур и Владивосток.
      О роли военно-морских сил и взаимодействии армии и флота, кроме заявления, что господства на море за японцами не будет, в плане ничего не сообщалось. Делалось предположение, что первые эшелоны войск японцы высадят в Корее и что, встреченные и задержанные авангардами Маньчжурской армии на реке Ялу, они не смогут помешать развертыванию русских корпусов в районе сосредоточения. Высадка противника на Квантунский полуостров исключалась.
      Считалось, что японцы будут наступать только в одном направлении - или на Ляоян, оставив заслон против Порт-Артура, или наоборот. Одновременное наступление на двух направлениях куропатскинский план не предусматривал. В плане было зафиксировано, что русские войска в Южной Маньчжурии примут оборону и только через полгода, когда из Западной Сибири и Европейской России прибудет достаточное количество войск, начнут наступление, разобьют противника, освободят Порт-Артур от ожидаемой осады японцами, который должен продержаться до этого времени, и сбросят врага в Желтое море.
      Для российских военно-морских сил план действий на Тихом океане был составлен в штабе царского наместника на Дальнем Востоке адмирала Е.И. Алексеева. В нем утверждалось, что главной целью японцев является захват Кореи и противодействие России в ее окончательном овладении Маньчжурией. Для достижения этой цели японцы будут стремиться завоевать господство в Желтом море и Цусимском проливе, чтобы беспрепятственно перебросить с островов на материк свои армии, которые, возможно, будут высажены в Приамурской области, на Квантунском полуострове и в Корее. Были сделаны следующие выводы:
      "1) необходимо остаться обладателем Желтого моря и Корейского залива, опираясь на Порт-Артур,
      2) не допустить высадки японской армии на западном берегу Кореи и
      3) отвлечь часть японских морских сил от главного театра военных действий и предупредить второстепенными морскими операциями из Владивостока попытку высадки близ Приамурья".
      Предусматривалось следующее боевое развертывание русского флота Тихого океана: главные силы - в Порт-Артуре, отдельный крейсерский отряд - во Владивостоке. В заключение было указано, что главная цель - "как можно дольше сохранить свои морские силы и никоим образом не предпринимать рискованные предприятия".
      Алексеевский план войны на море имел ярко выраженные оборонительные тенденции. Его составители явно недооценивали противника и не учитывали изменившуюся обстановку, которая создалась на морском театре предстоящей войны после осуществления Японией кораблестроительной программы. Она была утверждена в мае 1903 года и в дальнейшем детализировалась, но ее основные идеи оставались неизменными. Русский морской план никак не связывался с планом сухопутным, хотя флот, выполняя свои задачи, по существу, должен был прикрывать мобилизацию, сосредоточение и развертывание в Маньчжурии русской армии.
      В конце 1903 года в Порт-Артур из Балтики пришли броненосец "Цесаревич" и крейсер "Баян". В связи с этим адмирал Е.И. Алексеев созвал совещание, чтобы обсудить и изменить план стратегического развертывания флота. Однако на совещании было решено плана не менять, 4 владивостокских крейсера оставить на месте и только после прибытия в Порт-Артур отряда адмирала А.А. Вирениуса, находившегося в Средиземном море, наступать к берегам Японии.
      Японцы, реально знавшие силу русской армии на Дальнем Востоке до прибытия туда подкреплений и осведомленные об обстановке в России, были уверены, что быстро добьются господства на море. План императорского командования на войну с Россией предусматривал:
      · завоевание превосходства на море путем внезапного нападения на порт-артурскую эскадру и ее уничтожение, пленение русских кораблей в Корее и Китае;
      · захват Кореи и высадку в начале войны армии в Цинампо, а после завоевания господства на море и вторжения японской армии через реку Ялу в пределы Маньчжурии - высадку трех армий на Ляодунском полуострове;
      · занятие Квантуна с Порт-Артуром, уничтожение остатков русского флота, разгром главной группировки русских войск в районе Ляояна и захват всей Маньчжурии, если же Россия не пойдет на мир - уничтожение русских корпусов по частям по мере подхода их из Центральной России;
      · захват Уссурийского и Приамурского краев.
      Основной задачей японцы считали овладение морем. По их расчетам, господство на море будет достигнуто в первые же дни войны. Русский флот, уступающий японскому по количеству и качеству в четыре раза, не сможет одновременно защищать Порт-Артур, Владивосток, Сахалин и противодействовать высадке неприятельских десантов. Он будет не в состоянии пополняться и быстро вводить в строй поврежденные корабли.
      Идея японского плана боевых действий на суше сводилась к следующему. Три армии, проводя операции самостоятельно и имея базы и коммуникационные линиии, будут продвигаться на север медленно, методично, в строгом взаимодействии, сохраняя приблизительно одинаковое расстояние до Ляояна. И в конце концов все три японские армии охватят полукругом русскую армию и разгромят ее.
      Японский план, отличавшийся от русского ярко выраженной наступательной тенденцией, тем не менее, был проникнут осторожностью, хотя обстановка позволяла и требовала немедленных решительных действий. Концентрическое наступление трех японских армий против русской армии в Маньчжурии было авантюрой и могло привести к полному их уничтожению по частям.
      Один из виднейших и влиятельнейших государственных деятелей Японии того времени граф Окума заявил: "Мы должны воевать с Россией из принципа. Нам необходимо перебраться на материк. Наши землевладельцы сеют хлеб на скалах. У нас нет земли, где мы могли бы работать. Нам необходимо бороться не на жизнь, а на смерть".
      В империи на Японских островах уже в конце XIX столетия широко проповедывалась идея о священной миссии страны Восходящего Солнца по защите азиатских народов от "белых варваров". Во второй догме официальной государственной религии Японии - синто говорилось:
      Объединить мир под главенством японцев - таковой считалась их историческая миссия. "Япония - центр мира, в котором благодаря исключительно счастливому положению, развитию и силе фактически сосредоточивается верховная власть над политикой и торговлей всего света". Подготовка к предстоящей и неотвратимой войне с Россией шла под лозунгом очистительной борьбы с "белыми варварами". И это не было большим секретом ни в Европе, ни в России.
      Однако генерал от инфантерии А.Н. Куропаткин как полно-властный русский главнокомандующий не использовал этого благоприятного обстоятельства. Более того, он даже не пытался сделать это.
      Несмотря на слабость военно-экономического развития Российской империи, организационное строение русской армии в основном отвечало требованиям времени. В состав сухопутной армии входили: пехота, кавалерия, артиллерия, инженерные войска, местные войска, иррегулярные воинские (преимущественно конные) части и государственное ополчение. Высшим тактическим соединением русской армии являлся корпус.
      Высший офицерский состав из-за медленного чинопроизводства был далеко не молодым. Средний возраст генералов составлял 70 лет (колебался от 55 до 92 лет). Более 78 процентов всех начальников дивизий были старше 56 лет. Офицеры, за небольшим исключением, получали в командование полк после 46 лет, командные должности распределялись с учетом не способностей, а знатности происхождения и протекции. В большинстве своем высший командный состав отличался полным отсутствием инициативы.
      Командующий Маньчжурской армии генерал от инфантерии А.Н. Куропаткин, по свидетельству многих современников, был вовсе не бездарным военным, но человеком очень нерешительным. Один из самых прославленных военачальников в истории Российского государства генерал М.Д. Скобелев, у которого во время русско-турецкой войны 1877-1878 годов будущий российский военный министр Куропаткин служил начальником штаба, дал ему такой совет:
      "Помни, что ты хорош на вторые роли. Упаси тебя Бог когда-нибудь взять на себя роль главного начальника, тебе не хватает решительности и твердости воли... Какой бы великолепный план ты не разработал, ты никогда его не сумеешь довести до конца".
      Имя Алексея Николаевича Куропаткина в российской истории связывается прежде всего с русско-японской войной 1904-1905 годов, в которой страна Восходящего Солнца одержала убедительную победу, а историки и публицисты не поскупились на самые нелестные характеристики в адрес полководца императора Николая II. Однако военная биография генерала от инфантерии и генерал-адъютанта А.Н. Куропаткина намного богаче. Выходец из семьи военного геодезиста, он закончил Павловское военное училище и первое боевое крещение получил в Туркестане. После окончания Николаевской академии Генерального штаба направляется в заграничную командировку и принимает участие в боевых действиях в Сахаре на стороне французских войск.
      Затем он вновь воюет в Туркестане, в Фергане, под командованием генерала М.Д. Скобелева. Командуя штурмовой колонной в ночном бою под Уч-Курганом капитан Куропаткин первым взобрался на крепостную стену, за что был удостоен ордена Святого Георгия 4-й степени. В ходе войны за освобождение Болгарии от османского ига участвовал в сражениях под Ловчей и Плевной, в переходе через Балканы, был ранен и получил тяжелую контузию.
      Затем А.Н. Куропаткин в третий раз оказывается в Туркестане. Командует Туркестанской стрелковой бригадой в Кульджинском походе. За штурм крепости Геок-Тепе удостоился ордена Святого Георгия 3-й степени. Восемь лет был начальником Закаспийского края, основал там несколько городов, проложил немало дорог и способствовал расширению посевов хлопчатника.
      В 1898 году по высочайшему указу А.Н. Куропаткин, имевший хороший послужной список, был назначен военным министром Российской империи. Его деятельность на этом высоком государственном посту была сопряжена с попытками реформирования русской армии, которые, как правило, воспринимались в правящих кругах с большой настороженностью и непониманием.
      У Алексея Николаевича Куропаткина, как государственного и военного деятеля, было свое видение роли России на Дальнем Востоке, в Коре и Маньчжурии, в частности. Суть его он изложил в докладных записках государю-императору. В "Японском дневнике" А.Н. Куропаткина со всем откровением говорится следующее:
      "Безобразов все старается об организации эксплуатации богатств Маньчжурии. Но стоит ли это дело ставить для России превыше всего? Наша Россия, Кавказ, Сибирь еще полны огромными естественными богатствами, и все это лежит пока без движения за недостатком знания, энергии и капитала. Мы недостаточно культурны, чтобы воспользоваться богатствами, лежащими у нас под носом, а нас призывают отвоевывать у иностранцев богатства в Маньчжурии. Кому это нужно? России? Совсем нет. России много дела и у себя дома и много задач предстоит решить, и задач тяжких, кои много важнее "лесного предприятия на р. Ялу". Кому же тогда пойдут на пользу эти предприятия? Небольшой кучке людей, которые будут основывать эти предприятия или на казенные, или на иностранные деньги. Работать будут иностранцы. Некоторые предприятия окажутся дутыми. Разорят много людей. Многие второстепенные и третьестепенные агенты наживут состояния... за все заплатит или русский мужик, или иностранец. Русский капиталист на эти неверные дела не пойдет. И вот из-за таких сомнительных для России выгод мы должны быть готовы к разрыву не только с Япониею, но с Европою".
      Став главой Военного ведомства, генерал от инфантерии
      А.Н. Куропаткин не мог не видеть обострения для России внешнеполитической ситуации на Дальнем Востоке, на тихоокеанской окраине империи. Когда в стране Восходящего Солнца весной 1903 года началась сильная антирусская кампания, император Николай II решил отправить в Японию военного министра с миссией, целью которой было ознакомление с ситуацией на месте и выявление готовности Токио к войне с Россией. Такое царское повеление А.Н. Куропаткин получил во время своей инспекционной поездки по Дальнему Востоку, когда находился в городе Никольске-Уссурийском (современном Уссурийске Приморского края). В полученной царской депеше говорилось:
      "Вполне рассчитываю на Вашу опытность, знание дела и испытанную преданность Престолу и Отечеству для выполнения этого поручения, которому придаю первостепенное государственное значение".
      Заинтересованные в окончательном прояснении целей и планов России на берегах Тихого океана, японские правящие круги согласились принять эмиссара Николая II. Российский военный министр посетил Японские острова с официальным визитом в июне 1903 года. Высокому гостю позволили ознакомиться с императорской армией. А.Н. Куропаткин присутствовал на параде войск столичного гарнизона, посетил Центральную кадетскую школу и военное училище в Токио.
      Японская военная администрация стремилась представить свою боевую мощь. От внимательного и вполне компетентного взгляда военного министра России не укрылись как недостатки, так и несомненные достоинства японской императорской армии. Для российского военного ведомства визит генерала от инфантерии А.Н. Куропаткина в Токио был полезен во всех отношения, а император Николай II получил от своего доверенного лица вполне объективную информацию скорее не дипломатического, а разведывательного характера.
      Японские газеты, поместив на своих страницах биографию русского военного министра, широко и подробно освещали его визит. Так, подчеркивая значение визита, газета "Осаки Асахи" 28 мая отмечала, что "в ряду русских министров генерал Куропаткин стоит наравне с Витте... проекты генерала Куропаткина... исполняются как законы, взгляды его на внешнюю политику имеют большое значение". Газета "Кокуми" 30 мая писала: "Если министр подробно ознакомится с Японией, то он увидит, что она желает мира".
      Однако в японской прессе были публикации и совсем иного рода. Так, газета "Чиува Симбун" 31 мая писала: "Говорят, будто бы русский военный министр приехал с особым поручением в Японию, но это неправда. Он просто приехал, чтобы все разведать и посмотреть наших министров. Россия уже завладела Маньчжурией, теперь хочет забрать и Корею. Может ли Япония противиться этому - это вопрос? Россия похожа на змею, которая без конца глотает лягушек".
      Подводя итоги визита генерала от инфантерии А.Н. Куропаткина, газета "Химедщи Симбун" писала 14 июня: "Вообще полагают, что приезд русского военного министра не имел полномочий для ведения политических переговоров. Если он хотел заключить японо-русское соглашение, то напрасно, ибо наше правительство не имеет намерения нарушать англо-японский союз".
      В конце XX столетия военные ведомства всех ведущих стран мира стали придавать большое значение военной разведке. Резко выросла роль агентурной разведки, увеличилось число объектов ее воздействия и расширились способы ее ведения. Появилась необходимость в более совершенной организации сбора и обработки полученных разведывательных данных.
      Между тем к началу войны с Японией агентурная разведка Российской империи уже во многом не отвечала требованиям времени. Ею по-прежнему занимались военные атташе, дипломаты, представители министерства финансов за рубежом и штабы военных округов. Разведка велась бессистемно и при отсутствии общей программы. В военных кругах наблюдался определенный сепаратизм, и они зачастую не считали необходимым делиться с Главным штабом добытой разведывательной информацией.
      На работе военной разведки накануне русско-японской войны отрицательно сказался и недостаток финансовых ассигнований - с 90-х годов по инициативе министра финансов С.Ю. Витте началось резкое сокращение всех военных расходов. Перед войной Главному штабу по смете на "негласные расходы по разведке" ежегодно отчислялась сумма в 56 тысяч рублей, распределявшаяся между военными округами. А Япония, готовясь к войне, затратила только на подготовку военной агентуры около 12 миллионов рублей золотом.
      Необычайно остро стояла кадровая проблема. Офицеры русской армии, занимавшиеся агентурной разведкой, не получали никакой специальной подготовки. Курс военной разведки был введен в императорской академии Генерального штаба лишь после завершения русско-японской войны.
      Среди лучших тайных агентов России в Японии в тот период был французский журналист Бале. Он отлично владел японским языком, в совершенстве знал культуру и быт японцев и доставлял русскому командованию весьма ценную информацию. Разведывательные службы союзных государств иногда оказывали услуги русской разведке. Так, в тесном контакте с русской разведкой в Японии работал французский военный атташе барон Корвизар. В июле 1903 года по ходатайству русского военного агента в Японии полковника В.К. Самойлова он был представлен к награждению орденом Святого Станислава 2-й степени.
      Но в целом сбор разведданных в Японии был организован плохо. Главную роль здесь сыграла недооценка ее как сильного и опасного противника. Японской армии серьезного значения не придавали. Вплоть до начала войны на Японских островах отсутствовала сеть тайной агентуры русской военной разведки. Ее агенты не знали японского языка, не было надежных переводчиков в российском посольстве в Токио. Переводчики же, предоставляемые в распоряжение военного агента России (военного атташе) местными властями, были абсолютно все информаторами японской контрразведки.
      Разведка в Японии затруднялась и спецификой этой страны. Военный агент в Европе помимо негласных источников мог почерпнуть нужную информацию из прессы и военной литературы, а в Китае продажные сановники чуть ли не сами предлагали свои шпионские услуги. В стране Восходящего Солнца все официальные издания, доступные иностранцам, содержали лишь тонко подобранную дезинформацию, а императорские чиновники были спаяны железной дисциплиной и фанатичной преданностью божественному микадо.
      С древних времен японцы с большим вниманием относились к искусству военного шпионажа и бдительно следили за всеми иностранными атташе, что вносило в их работу еще больше трудностей. Военным агентом в Японии в 1898 году был назначен полковник Б.П. Ванновский. Сын военного министра, он окончил Пажеский корпус - самое привилегированное военно-учебное заведение, служил в конной артиллерии, с отличием окончил академию Генерального штаба. В Японию его назначили вместо генерал-майора Янжула, попросившего полугодовой отпуск по семейным обстоятельствам. Но получилось так, что временное назначение перешло в постоянное, и Ванновский остался военным агентом вплоть до 1903 года.
      Ванновский пробыл в Японии почти весь предвоенный период. Из-за отсутствия сети агентуры и незнания японского языка военный агент России видел лишь то, что японцы хотели показать. Ко всему прочему Ванновский, несмотря на добросовестность, был абсолютно некомпетентен в вопросах "тайной войны". В Главном штабе стали замечать, что из Японии, с которой Россия находилась уже на грани войны, поступает очень мало разведывательных донесений, притом с информацией, не представляющей стратегического интереса. Только тогда генерал-квартирмейстер Главного штаба принял решение о замене военного агента в Токио.
      Преемник Ванновского, полковник В.К. Самойлов, обладавший незаурядными качествами разведчика, в рапорте от 24 мая 1903 года сообщал в Главный штаб: "Все, что касается численного состава армии в Японии, составляет большой секрет, и достать какие-либо сведения можно только случайно. Сведения же, сообщаемые мне иностранными военными агентами, хотя и разнящиеся от наших, не могут считаться достоверными".
      Полковник В.К. Самойлов сумел наладить сбор разведывательной информации среди дипломатического корпуса, аккредитованного в Японии, прежде всего иностранных военных атташе. Самойлов сумел уловить интенсивный характер подготовки империи на Японских островах к войне с Россией. Так, в рапорте от 27 ноября 1903 года, среди прочего, говорилось:
      "Произведя приблизительно верный подсчет наших сил, они (иностранные военные агенты. - А.Ш.) того убеждения, что мы будем разбиты до подхода подкреплений. Правда, они берут за основание несколько другие данные, а именно: флот наш они считают безусловно слабее японского, высадку первых четырех дивизий предполагают в Чемульпо через две-три недели после объявления мобилизации, когда, прибавляют они, флот наш уже будет разбит; высадку следующих четырех дивизий - еще через две недели и последних двух еще через неделю; в общем, считают, что через два месяца после объявления мобилизации на р. Ялу будет сосредоточено десять дивизий, тыл которых будет прикрываться резервными (территориальными) войсками. Они не предполагают, чтобы до решительного боя японцы послали бы на материк все двенадцать дивизий, а только десять и часть территориальных войск. Силы наши они считают в 6 дивизий (72 батальона) и полагают, что против 120 батальонов этого недостаточно".
      Изложенные в рапорте полковника В.К. Самойлова сведения подтвердились в дальнейшем ходом военных событий. Однако эта разведывательная информация из Токио командованием русской Маньчжурской армии к сведению принята не была.
      Для того чтобы Россия не успела к началу войны разместить на Дальнем Востоке необходимое количество войск и боеприпасов, японцы умело занижали данные о численности своей армии. Такое дезинформирование и сокрытие численности японской армии стало одной из причин того, что руководители Военного ведомства России до самой войны не предприняли каких-либо серьезных мер по увеличению русской армии на Дальнем Востоке.
      Уже в начале военных действий сведения о противнике, получаемые от военных агентов в Корее и Китае, доставлялись в разведотделение штаба Маньчжурской армии через разведотделение штаба царского наместника на Дальнем Востоке. Это приводило к неразберихе и недоразумениям, которые к тому же усугублялись взаимной неприязнью, характерной для взаимоотношений генерала от инфантерии А.Н. Куропаткина и адмирала Е.А. Алексеева. Отсутствие согласованности между ними сказалось и на деятельности русской военной разведки.
      Сведения, добываемые военными агентами, касались в основном тыла японской армии. Их донесения поступали в штаб командующего Маньчжурской армии кружным путем - через Китай или Европу - и почти всегда опаздывали. В начале же 1905 года после неудачного сражения под Мукденом японцам удалось захватить русские штабные документы с обзорами данных военной разведки. В результате этого русские агенты в Японии оказались на грани провала и многих пришлось отозвать.
      В мирное время русское военное командование не разработало никакой системы организации тайной агентуры в специфических условиях дальневосточного театра военных действий. Не оказалось ни квалифицированных кадров лазутчиков, ни разведшкол для подготовки агентуры из числа местных жителей.
      Между тем японцы задолго до начала войны создали в Маньчжурии широкую сеть резидентуры и подготовили кадры разведчиков. В Инкоу и Цзиньчжоу существовали организованные японцами специальные школы для подготовки тайной агентуры из китайцев. Русское командование только в мае 1905 года основало подобную школу. Ее возглавил редактор издававшейся на средства русской администрации в Маньчжурии газеты "Шенцзинбао", который в области разведки был абсолютно некомпетентен. Вполне понятно, что школа не оправдала надежд командования Маньчжурской армии и через два месяца ее закрыли.
      Агенты вербовались, как правило, из среды простого крестьянского населения, которые по причине низкого культурного уровня мало подходили для разведывательной службы. Из-за недостатка финансов русская военная разведка была вынуждена отказаться от вербовки агентов из наиболее грамотной части местного населения - высокопоставленных китайских чиновников, крупной буржуазии, торговцев, которые зачастую сами предлагали свои услуги.
      В конечном счете подобранная наспех и неподготовленная в профессиональном отношении агентура не принесла существенной отдачи. Один из современников писал по этому поводу, что русские, зная, что серьезные люди без тайной разведки войны не ведут, завели ее у себя больше для очистки совести, чем для надобности дела. Вследствие этого она играла роль "приличной обстановки", какую играет роскошный рояль, поставленный в квартире человека, не имеющего понятия о клавишах.
      Положение русского командования в войне с Японией, причем с самого ее начала, было поистине трагичным. Они имели перед собой противника, о котором имели самый минимум сведений. Не располагая современными и надежными данными о противной стороне, русское командование зачастую уподоблялось боксеру, выходящему на ринг с завязанными глазами.
      Для высшего государственного руководства России до и уже в ходе русско-японской войны была характерна полная беспечность в отношении сведений, составлявших военную тайну. В отчете одного из разведывательных отделений русской армии с тревогой констатировалось:
      "...Печать с каким-то непонятным увлечением торопилась объявить все, что касалось наших вооруженных сил... не говоря уже о неофициальных органах, даже специальная военная газета "Русский инвалид" считала возможным помещать на своих страницах все распоряжения военного министра. Каждое новое формирование возвещалось с указанием срока его начала и конца. Все развертывания наших резервных частей, перемещение второстепенных формирований вместо полевых, ушедших на Дальний Восток, печаталось в "Русском инвалиде". Внимательное наблюдение за нашей прессой приводило даже иностранные газеты к правильным выводам, - надо думать, что японский Генеральный штаб... делал по сведениям прессы ценнейшие заключения о нашей армии".
      Япония, так же как и Германия, в это время была мировым лидером в области организации военной разведки. Правящие круги Японии приоритетное значение шпионажу придавали в истории страны Восходящего Солнца всегда. Еще в средние века в государстве на Японских островах была создана такая система полицейского шпионажа и притом в таких размерах, которые были совершенно немыслимы для стран Европы того времени.
      С последнего десятилетия XIX столетия начинается внешний шпионаж, который был крайне необходим для осуществления внешнеполитической экспансии Японской империи. Толчком к началу организации массового сбора разведывательной информации о России стало строительство Великой транссибирской магистрали. В Токио быстро поняли, что с окончанием ее строительства страну Восходящего Солнца ожидает действительно опасное соседство. "Уже с 1890 года, - писал один из наших (российских) агентов в Токио, - ...заметное волнение охватило Японию. Начали появляться в печати статьи, побуждавшие не пренебрегать изучением и разъяснением этого вопроса; многие лица стали... обращаться к начальнику нашей духовной миссии, к посланнику с просьбой дать или указать учителей русского языка".
      На Японских островах стали самым серьезным образом интересоваться Россией, ее делами и планами. "В сентябре 1891 года японский министр иностранных дел официально обратился в русскую миссию с запросом о возможности найма японских артелей на предстоявшие в Сибири работы. В январе 1892 года в Японии открылась специальная школа для изучения России и русского языка. Затем начались попытки собрать и привести в систему массу разбросанных о Сибирской железной дороге данных, подвергнуть их всесторонней оценке и выяснить ту роль, которую в ближайшем будущем приходилось принять на себя Японии".
      В стремлении собрать как можно больше достоверных данных о Транссибирской железнодорожной магистрали японские разведчики-профессионалы пускались на самые различные ухищрения. Так, японский военный агент в Берлине майор Фукушима - будущий генерал, начальник 2-го отделения Генерального штаба, а затем начальник штаба 1-й японской армии барона Куроки - верхом на лошади преодолел за 304 дня путь от Берлина до Владивостока.
      Британский военный агент при японской армии Я. Гамильтон, ставший впоследствии генерал-лейтенантом, в своих мемуарах - "Записной книжке"так описывает этот эпизод из военной истории взаимоотношений России и Японии. Начало разведывательной акции "состоялось" в германской столице:
      "...На одном из банкетов зашел разговор о том, какое расстояние способна пройти лошадь под всадником при ежедневной работе и при определенной скорости. Фукушима заявил, что его лошадь в состоянии перенести его из Берлина прямо во Владивосток. Его подняли на смех и этим только укрепили его в намерении сделать этот опыт. Он пустился в путь и действительно доехал до Владивостока, но не на одной и той же лошади".
      Понятно, что профессиональный разведчик проделал верхом путь по всей линии Великой Сибирской железнодорожной магистрали не из-за любви к верховой езде и сверхдальним конным пробегам. Естественно, что собранные им самые широкие сведения оказались весьма ценными для японского Генерального штаба в преддверии войны с Россией. Фукушима стал в глазах японского народа едва ли не национальным героем, был произведен из майоров в подполковники, а позже без обычных задержек - в полковники и генерал-майоры.
      За несколько лет до "континентальной" экспедиции японского майора Фукушимы русский 30-летний сотник Амурского казачьего войска Д.Н. Пашков на своем строевом коне монгольской породы совершил 8283-верстовой переход из Благовещенска в Санкт-Петербург. Путешествие продолжалось 193 дня - с 7 ноября 1889 по 19 мая 1890 г., причем по Забайкалью и Сибири зимой, в 40-градусный мороз. Перед въездом в российскую столицу отважному амурскому казаку была устроена триумфальная встреча.
      Сотник Пашков был представлен начальнику Главного штаба генерал-адъютанту Н.Н. Обручеву. Император Александр III собственноручно вручил герою-путешественнику орден святой Анны III степени. Казачий сотник удостоился приглашения на завтрак, устроенный "августейшим атаманом всех казачьих войск, наследником престола Николаем Александровичем". В тот же день сотник Амурского казачьего войска Д.Н. Пашков подарил будущему императору Николаю II своего ставшего легендарным коня по кличке Серый.
      Известно, что, приступив к широкому развертыванию военной разведки, японцы послали специальную миссию для получения советов у небезызвестного Вильгельма Штибера, о котором в правительственных кругах Германии шутили: "Все у Штибера полицейское, даже фамилия" (Штибер по-немецки собака-ищейка). Начав службу прусским шпионом в Австрии, он по настоянию "железного канцлера" Бисмарка был назначен министром полиции у короля Пруссии Фридриха-Вильгельма, успешно справляясь с нелегкими государственными обязанностями.
      Подбирая кадры для разведывательных органов, власти страны Восходящего Солнца играли на чувстве японского патриотизма, высшим показателем которого считалось беспрекословное повиновение императорскому начальству и полная готовность отдать собственную жизнь ради обожествленного в стране микадо.
      На рубеже двух столетий внешним шпионажем занимались не только государственные органы Японии - ее военное и морское ведомства, министерство иностранных дел, но также и многочисленные частные "патриотические общества". Особенно большую роль среди них играло "Общество черного океана", созданное на Японских островах в конце 80-х годов XIX столетия. Это общество поддерживалось и финансировалось богатейшими людьми страны.
      Именно агенты "Общества черного океана" и селились в виде мелких торговцев, парикмахеров, ремесленников, домашней прислуги в Северо-Восточном Китае, Корее и Маньчжурии. Особенно много такой японской агентуры оказалось в районах, занятых войсками царской России - в крепости Порт-Артур, городе Дайрене, селениях и городах, где строились фортификационные сооружения, железнодорожные мосты и туннели или были расквартированы русские армейские войска и Заамурская пограничная стража.
      Резиденты - кадровые офицеры японского Генерального штаба - часто выступали в роли содержателей публичных домов, опиекурилен, фотографов, лавочников, нередко приказчиков, поваров, кочегаров и официантов на пассажирских пароходах. Резиденты являлись руководителями небольших шпионских групп, рядовыми участниками которых были китайцы и корейцы. Их вербовали из числа местных бедняков, готовых на трудную и опасную работу за самое грошовое вознаграждение, которое, однако, порой спасало их семьи от угрозы голодной смерти. Японская военная разведка всячески поощряла инициативу и самостоятельность в действиях своих резидентов.
      Широко использовалась японскими шпионами беспечность, некомпетентность да и продажность некоторых царских чиновников и офицеров. При этом к началу русско-японской войны противник России имел хорошо подготовленные кадры военных разведчиков и широкую шпионскую сеть. Поэтому всюду, куда вступали японские войска, они находили своих людей, знакомых с местностью и местными условиями. Но еще большее значение имели, конечно, разведывательные группы, оставшиеся в тылу русской армии.
      Это были ячейки, состоящие, как правило, из китайцев. Каждый постоянный шпион обслуживался тремя или четырьмя курьерами, через которых он регулярно посылал сведения японскому командованию. Курьерами были бродячие торговцы и носильщики-кули, неграмотные и часто не понимающие смысла того, что они делают. Очень трудно было выявить таких курьеров среди многочисленных толп носильщиков, мелких розничных торговцев, погонщиков скота, нищих и просто бродяг, которыми были заполнены города и дороги Маньчжурии.
      Для доставки разведывательных донесений применялось множество уловок и ухищрений. Донесения помещали в подошвы, в складки одежды, вплетали в традиционные для мужчин-китайцев косы, вставляли в золотые зубы, прятали в телегах, перевозивших домашнюю утварь, товары, продовольствие.
      Японский шпионаж против России не ограничивался только пределами Дальнего Востока. Он активно велся и в европейской части страны. Военную разведку страны Восходящего Солнца в первую очередь интересовал Российский императорский флот. Так, например, морской офицер Ясуносуки Ямомото долго служил поваром в портовом городе Одессе, собирая сведения о русской Черноморской эскадре.
      В сентябре 1904 года в столичном Санкт-Петербурге были арестованы два японца, мелкие служащие одной коммерческой пароходной кампании - Кензо Камакура и Сейко Акиоши. Они приняли православие, регулярно посещали церковные богослужения, а один из них, Камакура, в день своего ареста предполагал обвенчаться с русской невестой. В ходе следствия выяснилось, что под маской служащих скрывались кадровые морские офицеры, длительное время собиравшие разведывательную информацию о русском Балтийском флоте.
      Активно использовались и дипломатические каналы добывания разведывательной информации. Военно-морским атташе посольства Японии в России до 1901 года был опытный разведчик Хиросо, свободно владевший русским языком. Затем он был отозван вице-адмиралом Хейхатиро Того обратно на японский военный флот, где активно участвовал в подготовке его к войне.
      С 1902 по 1904 год пост японского военного атташе в России занимал полковник Мотодзиро Акаси, опытный разведчик. На этом поприще он сделал блестящую карьеру, став впоследствии начальником полиции Кореи, а в годы Первой мировой войны являлся заместителем начальника Генерального штаба Японии. Последние годы жизни Акаси прошли на Формозе (Тайване), где он был командующим японскими вооруженными силами и одновременно генерал-губернатором этого острова. Умер он, имея чин полного генерала и баронский титул.
      С первых дней появления нового военного атташе посольства Японии в Санкт-Петербурге за ним была установлена слежка, которая в конечном итоге привела к разоблачению опытного разведчика. В отчете Разведочного отделения российского Главного штаба отмечалось:
      "Подполковник Акаси работает усердно, собирая сведения, видимо, по мелочам и ничем не пренебрегая: его несколько раз видели забегавшим в английское посольство, распрашивающим о чем-то на улице шведско-норвежского военного агента... и наблюдали в сношениях... с целым рядом различных японцев".
      Успехи японской военной разведки в предвоенные годы объяснялись прежде всего полной беспечностью царских властей в вопросах защиты государственной тайны. В этом отношении характерен следующий пример. Столичные заводы, исполнявшие заказы флота (Путиловский, Балтийский, Франко-Русский, Невский и Канонерский), имели немало больших производственных секретов, до которых стремились добраться разведчики не только одной Японии. Однако именно руководство российского Морского министерства "посодействовало" японским шпионам с дипломатическими паспортами в познании этих секретов.
      Чтобы запугать японцев ускоренными темпами работы российских кораблестроительных верфей в Санкт-Петербурге, руководство Адмиралтейства допустило на них японских официальных лиц. В результате "испуга" в стране Восходящего Солнца не произо-шло, но зато профессиональные морские разведчики противника сразу же выяснили, в какой стадии находится строительство лучших русских броненосцев типа "Бородино". Более того, было точно рассчитано время приведения их в полную боевую готовность после спуска на воду.
      В японской армии и на флоте было немало людей, хорошо знакомых с Россией. Так, начальник разведывательного отдела 1-й императорской армии полковник Хагино прожил в России семь лет. А начальник штаба маршала Ивао Оямы - главного штаба японских войск - генерал Кодама долгое время жил в Амурской области. Его считают, по ряду свидетельств, автором плана войны страны Восходящего Солнца с Российской империей. Кадома среди сослуживцев получил прозвище "генерала-топора" за то, что он высказывал мысль о том, что в политике, как и в битве, острый топор лучше тупого кинжала.
      Русская контрразведка велась вяло и бессистемно, что обусловило на редкость высокую эффективность деятельности японской военной разведки на Дальнем Востоке. Это давало японскому командованию возможность обладать широкой осведомленностью о силах и намерениях русских войск.
      Японские шпионы проникали в глубь России, собирая сведения о политическом и военном положении страны. Японскому Генеральному штабу было известно даже, сколько может поставить та или иная российская губерния солдат и продовольствия в случае войны. Особенно интересовали японцев мобилизационные возможности противной стороны. Подвергалась разведывательному анализу и внутриполитическая обстановка в Российской империи, которая характеризовалась ростом революционных и оппозиционных выступлений. Война на Дальнем Востоке не могла вызвать энтузиазма в народе. При мобилизации, по словам Куропаткина, "запасные собирались без воодушевления и частью с унынием".
      В годы русско-японской войны правительство Токио стремилось воздействовать на внутриполитическое положение России, с тем чтобы ослабить ее в военном отношении. Конкретная задача заключалась в разложении русской армии и затруднении ее комплектования, в стремлении заставить царское правительство отвести максимальное количество войск с театра военных действий на поддержание порядка внутри Российской империи.
      Кроме чисто военных задач работа японской разведки преследовала и общеполитические цели, которые по мере затягивания войны и быстрого истощения государственных ресурсов все чаще выходили на первый план. То есть разведка армии и флота Японии превращалась в политическое оружие.
      Речь шла о том, чтобы настолько накалить внутриполитическую обстановку в России, чтобы русский царизм не мог вести большую войну одновременно на два фронта - с врагом внешним и врагом внутренним. В немалой степени Японии этого добиться удалось.
      С началом русско-японской войны все посольство Японии покинуло Санкт-Петербург и через Берлин переехало в столицу Швеции город Стокгольм. Здесь и развернул военный атташе полковник Мотодзиро Акаси активную не только разведывательную, но и прямо подрывную деятельность против Российского государства "с европейской стороны". Уже через два месяца после этого "странного" переезда японских дипломатов начальник Выборгского охранного отделения с тревогой доносил в Департамент полиции:
      "Серьезного внимания в настоящее время заслуживает то обстоятельство, что японская миссия в Петербурге после разрыва дипломатических отношений с Россией избрала свое местожительство именно в Стокгольме. Есть основания полагать, что это сделано с тою целью, чтобы удобнее следить за всем тем, что происходит теперь в России... Ближайшими помощниками японцев для получения необходимых сведений из России могут быть высланные за границу финляндцы, проживающие ныне в Стокгольме; для последних же добывание этих сведений не может составить большого затруднения".
      С именем японского разведчика Мотодзиро Акаси связана попытка правящих кругов страны Восходящего Солнца активизировать террористическую деятельность российских революционеров и поднять некое вооруженное восстание в национальных окраинах Российской империи. План оказания финансовой помощи и помощи оружием, у истоков которого стоял кадровый военный разведчик Акаси, получил одобрение и поддержку со стороны посла Японии в Лондоне Т. Хаяси, японского Генерального штаба и одного из руководителей разведки империи генерала Я. Хукусимы.
      Правительство Японии на заключительном этапе войны, стремясь ускорить заключение мирного договора с Россией, пошло на прямое финансирование деятельности российских революционных и оппозиционных организаций. Им было передано за время войны не менее 1 миллиона иен (по современному курсу это около 5 миллиардов иен, или 35 миллионов долларов), что было по тому времени просто огромной суммой.
      Объектами японского финансирования "внутренней политической жизни" Российской империи стали главным образом четыре партии, враждебные царскому правительству. Во-первых, партия социалистов-революционеров (эсеров). Японская разведка считала ее "наиболее организованной" среди других революционных организаций, игравших "руководящую роль в оппозиционном движении" России.
      Во-вторых, крупная ставка делалась на разжигание национальной вражды и сепаратизма в многонациональном Российском государстве. Поэтому финансировались Грузинская партия социалистов-федералистов-революционеров, Польская социалистическая партия и Финляндская партия активного сопротивления. В годы Первой мировой войны Германия в противоборстве с Россией тоже пойдет по такому пути, проторенному японцами десятью годами ранее.
      В феврале 1904 года руководство Польской социалистической партии (ППС) выпустило воззвание, в котором осуждалась захватническая политика Российской империи на Дальнем Востоке. Центральный революционный комитет ППС в надежде на поражение России в русско-японской войне и благоприятную после этого ситуацию для выхода Польши из состава России взял курс на подготовку вооруженного восстания. Лидеры ППС были готовы с этой целью сотрудничать с любыми революционными силами.
      В середине марта 1904 года член Центрального революционного комитета В. Иодко представил план восстания высокопоставленному японскому разведчику Мотодзиро Акаси. В плане, среди прочего, предусматривалось распространение революционных изданий среди военнослужащих поляков русской армии, разрушение мостов и железнодорожного полотна на линии Транссибирской магистрали.
      В начале июля 1904 года в Токио для ведения переговоров о совместной борьбе с царской Россией прибыл один из лидеров Польской социалистической партии Ю. Пилсудский. Однако японское правительство объявило ему о своем нежелании быть втянутым в польские дела. Но для проведения разведывательной работы, диверсий в тылу русской армии и распропагандирования солдат-поляков ППС Пилсудскому было выделено 20 тысяч фунтов стерлингов (200 тысяч рублей), сумма по тому времени не маленькая.
      Одним из ближайших помощников полковника М. Акаси по подготовке революционного "вооруженного восстания" в России оказался некий Конни Циллиакус, один из организаторов и руководителей Финляндской партии активного сопротивления, имевший широкие связи в российском революционном движении. Циллиакус в истории прославился "глупейшей и фантастичнейшей" (по словам его сообщника Германа Гуммеруса) попыткой нелегального ввоза через Финляндию в Россию в ходе русско-японской войны огромной партии оружия, боеприпасов и взрывчатки для антиправительственных организаций, занимавшихся политическим террором в стране.
      В августе 1904 года Конни Циллиакус, находясь в Амстердаме, на обеде с руководителями партии социалистов-революционеров (эсеров) в присутствии Е. Азефа, Е.К. Брешко-Брешковской, Ф.В. Волховского, И.А. Рубановича и В.М. Чернова, а также представителя Бунда Ц.М. Копельзона изложил свой план действий. Он заявил собравшимся, что "если понадобится оружие, то финляндцы берутся снабдить оружием в каком угодно количестве". Присутствовавшие на обеде согласились с таким планом. О таком факте от заграничной агентуры стало известно директору Департамента полиции А.А. Лопухину и российскому министру внутренних дел В.К. Плеве.
      Эсеровская нелегальная газета "Революционная Россия" стала трибуной организаторов вооруженной борьбы против царского самодержавия. Так, в одном из февральских номеров 1905 года, в ходе русско-японской войны, российским революционерам предлагалось отбросить "сомнения и предубеждения против всяких боевых средств" и немедленно использовать все виды вооруженной борьбы с правительством: от массового выступления с оружием в руках до "партизанско-террористической" борьбы "по всей линии" включительно.
      Для такой борьбы с царизмом в лице династии Романовых эсеры искали любых союзников. "Вопрос о слиянии партии социалистов-революционеров с социал-демократами о совместных террористических действиях, - сообщал заведующий заграничной агентурой в департамент полиции в середине марта 1905 года, - подвигается быстрыми шагами вперед... Положение становится день ото дня серьезнее и опаснее".
      В конце марта - начале апреля 1905 года революционеры-эмигранты развернули работу по закупке оружия. Конни Целлиакус распределял между ними деньги, которые получал от полковника Акаси. Но деньги на руки выдавались только тогда, когда российские революционеры уже имели твердую договоренность с продавцом оружия. Только Польская социалистическая партия получила деньги авансом.
      Помимо финна Целлиакуса, правой рукой полковника Мотодзиро Акаси в этом деле был Г.Г. Деканозов, один из лидеров созданной в апреле 1904 года Грузинской партии социалистов-федералистов-революционеров. Этот агент японского разведчика Акаси через посредника анархиста Евгения Бо вел переговоры со швейцарскими военными властями о закупке крупной партии (свыше 25 тысяч единиц) снятых с вооружения винтовок системы "Виттерли" и свыше 4 миллионов патронов к ним.
      Конни Целлиакус тем временем закупал партию оружия в Гамбурге. Здесь он закупил большую партию (2,5 - 3 тысячи штук) револьверов системы "Веблей" с патронами к ним. Закупленное оружие (винтовки и револьверы), боеприпасы и 3 тонны взрывчатки перевезли сначала в голландский портовый город Роттердам, а затем в английскую столицу Лондон. Выбор нового места хранения "товара" объяснялся "слабой работой здесь русской полиции". Треть винтовок и чуть более четверти боеприпасов, сообщает
      М. Акаси, предполагалось направить в Россию через Черное море, а остальное - в Балтику.
      Агенту царской охранки удалось "изъять" из чемодана недавнего военного атташе Японии в России записку его "единомышленника" Конни Целлиакуса. (В Стокгольме за Мотодзиро Акаси велось по возможности постоянное наблюдение.) В перехваченном шпионском документе имелись точные указания на то, кому, в каком количестве и с какой целью предназначались немалые суммы японских денег.
      Департамент полиции получил пояснение содержания этой записки: "Японское правительство при помощи своего агента Акаши дало на приобретение 14 500 ружей различным революционным группам 15 300 фунтов стерлингов, то есть 382 500 франков. Кроме того, им выдано 4000 (100 000 франков) социалистам-революционерам на приобретение яхты с содержанием экипажа 4000 фунтов (100 000 франков)". Помимо эсеров, в записке указывались и другие получатели крупных сумм денег: Грузинская партия социалистов-федералистов-ре волюционеров, ППС и Финляндская партия активного сопротивления.
      Оружия для революционеров на японские деньги было закуплено столь много, что ранее купленные яхты "Сесил" и "Сизн" оказались слишком малы для транспортировки такого груза к морским берегам воюющей с Японией России. Тогда агентами Мотодзиро Акаси был закуплен 315-тонный пароход "Джон Графтон", переименованный в целях конспирации в "Луну". Новая команда (старую списали на берег в голландском порту Флиссинген) перевозчиков оружия состояла в основном из финнов и латышей во главе с латышским социал-демократом Яном Страутманисом. Через некоторое время его на посту капитана сменил бывший старший помощник финский морской офицер Эрик Саксен.
      Команде "Джона Графтона" удалось дважды удачно выгрузить партии оружия и боеприпасов в Финляндии - близ портовых городов Кеми и Пиетарсаари. Однако "Джону Графтону" не повезло - утром 7-го сентября 1905 года пароход налетел на каменистую отмель в 22 километрах от города Якобстада и после малоуспешных попыток команды выгрузить оружие и боеприпасы на соседние острова, чтобы спрятать их там, был взорван. Воспользовавшись предоставленной местными жителями яхтой, команда во главе с последним капитаном судна Дж. Нюландером бежала от берегов Финляндии в Швецию.
      На этом балтийская одиссея парохода "Джон Графтон", или "Луны", закончилась весьма бесславно для истории. К осени 1905 года с остова взорванного парохода, который долго оставался на плаву, а также из тайников на ближайших островах российскими властями, жандармами и пограничной стражей было извлечено примерно две трети находившихся на борту "Джона Графтона" винтовок, вся взрывчатка, огромное количество патронов, винтовочных штыков, детонаторов и прочего военного снаряжения.
      Начальник Финляндского жандармского управления генерал Фрейберг 21 октября 1905 года доносил командиру Отдельного корпуса жандармов об окончании "разгрузки" полузатопленных обломков парохода "Джон Грифтин" и тайников на близлежащих островах и побережье Финляндии близ места кораблекрушения. Было найдено в общей сложности 9670 винтовок системы "Веттерлей", около 4 тысяч штыков к ним, 720 револьверов "Веблей", около 400 тысяч винтовочных и около 122 тысяч револьверных патронов, около 192 пудов (порядка 3 тонн) взрывчатого желатина, 2 тысячи детонаторов и 13 футов бикфордова шнура.
      Это был целый плавучий арсенал, созданный трудами японского разведчика полковника Мотодзиро Акаси и его агентуры в "революционных целях". Окажись груз парохода "Джона Грифтина" ("Луны") на территории России, ее ожидал бы новый взрыв терроризма в отношении государственной власти и правопорядка в стране. Финляндская партия активного сопротивления получила с парохода всего 300 стволов. Отмечено, что в ходе декабрьских баррикадных боев в Москве на вооружении дружинников имелись винтовки "Веттерлей", бывшее оружие швейцарской армии.
      Попытка военной разведки Японии организовать "революционное восстание" на территории европейской части страны серьезно встревожило Российское правительство. Министерство иностранных дел предписало послам в ряде европейских столиц "войти в сношения с соответствующими правительствами на предмет принятия сими последними мер для предупреждения вывоза оружия в империю".
      Была усилена морская пограничная стража. Государственную границу на Балтийском море стала "наблюдать" целая пограничная флотилия под командованием жандармского подполковника Н.И. Балабина. Флотилия состояла из 11 больших и 2 малых кораблей. Ее главной задачей стала борьба с контрабандой оружия и взрывчатых веществ через побережье Прибалтики и Финляндии. Подполковник Балабин получал информацию о выходе из иностранных портов судов с оружием для антиправительственных революционных организаций непосредственно от заведующего заграничной агентурой Отдельного корпуса жандармов.
      Мотодзиро Акаси и его агент Циллиакус предприняли еще одну попытку ввоза большой партии оружия в Россию - через Черное море, на Кавказ. Революционное брожение здесь началось еще в 1902 году, что в годы русско-японской войны вылилось в аграрные беспорядки, создании в Грузии боевых дружин и "красных сотен", резком обострении межнациональных противоречий между азербайджанцами и армянами в Нагорном Карабахе и городе Баку. Главным противников кавказских революционных организаций всех оттенков, естественно, был российский государственный строй, или, иначе говоря, царизм.
      В силу этих обстоятельств Кавказ был готов "получить" любые партии любого оружия. Для этой цели на японские деньги был куплен пароход "Сириус" водоизмещением 597 тонн. Его "хозяином" и капитаном в начале сентября 1905 года стал голландец Корнелиссен, анархист по политическим убеждениям. Его груз состоял из 8,5 тысяч винтовок "Веттерлей" и от 1,2 до 2 миллионов патронов к ним. В конце сентября 1905 года "Сириус" взял курс к черноморским кавказским берегам России из портового города Амстердама якобы с коммерческими целями. Длинный путь в Черное море через Атлантику и Средиземноморье экипаж судна с большим грузом контрабандного оружия проделал беспрепятственно для себя.
      Российскому посланнику в столице Голландии (Нидерландов) Чарыкову стало известно о грузе и маршруте грузового парохода "Сириус"и он незамедлительно сообщил об этом в Санкт-Петербург. Однако кораблям черноморской пограничной стражи не удалось перехватить пароход "Сириус" на подходе к побережью страны.
      24 ноября неподалеку от грузинского портового города Поти команда парохода "Сириус" перегрузила доставленные ею в Россию оружие и боеприпасы на четыре баркаса, которые направились к заранее определенным местам на кавказском побережье. Первый из них разгрузился в Потийском порту и был атакован русскими пограничниками. Однако тем не удалось захватить всю партию контрабандного оружия - свыше 600 винтовок и 10 тысяч патронов местные жители и социал-демократы успели переправить в город.
      Второй баркас морская пограничная стража задержала в море близ местечка Анаклия. На этом баркасе находились 1200 винтовок и 220 тысяч винтовочных патронов. Однако часть оружия с этого баркаса была уже выгружена на берег близ города Редут-Кале. Третий баркас беспрепятственно разгрузился у абхазского города Гагры. Известно, что часть швейцарских винтовок с него в количестве 900 штук была спрятана для надежности в имении князя Инал-Ипа, а другая часть винтовок "Веттерлей" перевезена в город Сухуми. Оружие с четвертого баркаса выгрузили на берег близ Батуми, и затем оно оказалось в Кутаисской губернии.
      Большая часть контрабандного груза парохода "Сириус" до-шла до мест назначения и получателей. Правительственным властям удалось перехватить и конфисковать лишь 7 тысяч винтовок "Веттерлей" и около полмиллиона патронов. Прибытие "Сириуса" по времени совпало с началом массовых вооруженных антиправительственных выступлений в Закавказье. Самая ожесточенная борьба проходила в местах, куда поступило контрабандное оружие - в Поти, Зугдиди, Озургетах, Сухуми.
      О том, что японская военная причастна к вооруженным вы-ступлениям против российской власти в Грузии и Абхазии, свидетельствует хотя бы такой факт. Официальный источник того времени сообщал, что "красные сотни" в Зугдидском уезде в декабре 1905 года были частично вооружены "швейцарским оружием, привозившимся... арабами из Редут-Кале и местечка Анаклия".
      Японская финансовая помощь касалась таких направлений деятельности представителей российского революционного движения, как печатание и распространение нелегальной литературы. При этом японские военные руководствовались чисто прагматическими целями и не испытывали ни малейших симпатий к социалистическим идеям. Не случайно обильный источник поступления денежных средств в партийные кассы российских революционеров был перекрыт сразу же после начала русско-японских мирных переговоров.
      Правящие милитаристские круги страны Восходящего Солнца не жалели средств на создание мощного агитационно-пропагандистского аппарата для внедрения в свою армию и население шовинистических настроений. Японского солдата готовили еще со школьной скамьи. Уже в юном возрасте ему внушали, что "Японии принадлежит главенствующая роль на Востоке" и что "нет силы, которая может разбить Японию", прививались привязанность к военному делу и стремление к военным подвигам. Нередко учащиеся школ вооружалось винтовками и принимали участие в военных маневрах.
      Население Японских островов в большинстве своем было убеждено, что служба в императорской армии является почетным делом и призыв на службу новобранца - праздник для всех его близких. В стране сильно было влияние конфуцианства - особенно культа предков. Для уходящих на войну (подавляющая масса новобранцев поступала из крестьянских семей) была введена торжественная похоронная инсценировка - процедура, призванная обозначить решимость бойца умереть "в интересах Японии" и божественного микадо. Считалось священным имя героя, записанное в храме "шохонша". У военнослужащих всех рангов воспитывалось отрешение от личных интересов и беспрекословное выполнение приказа начальника.
      Императорская армия по своему положению в государстве резко выделялась, считалась превыше всего. На строительство японской армии и разработку ее военного искусства большое влияние оказала немецкая военная система. В стране Восходящего Солнца открыто подражали ей. Прибывший в Японию в 1884 году профессор Берлинской военной академии генерал К. Меккель был возведен в степень первого учителя "большой войны". Меккель участвовал в реорганизации императорской армии, составлял для нее уставы и инструкции. Прусский военный теоретик является основателем военной академии в Токио.
      Считается, что именно немецкому генералу К. Меккелю принадлежит план реорганизации японской армии на современный лад, который он представил на утверждение микадо. Может быть , именно это стало поводом для того, чтобы воздвигнуть в Токио памятник (иностранцу в Японии!) Меккелю.
      Военные контакты между Германией и Японией были различны. Так, главнокомандующий японскими войсками в русско-японской войне маршал Ивао Ояма принимал участие в разработке германской военной доктрины. Во время франко-прусской войны 1870-1871 годов он был военным агентом своей страны в прусской королевской армии. Ояма за время своего пребывания в Европе хорошо ознакомился с германской военной системой.
      Перед войной, в 1904 году, японские войска в ходе военной реформы разделились на постоянную армию, к которой относились запас и рекрутский резерв, территориальную армию и народное ополчение с островными милицейскими формированиями. Постоянная армия составляла основу вооруженных сил Японской империи и включала в себя армейский запас в количестве, необходимом для военного времени. Территориальные войска предназначались отчасти для "защиты страны" во время отсутствия постоянной армии, отчасти для пополнения ее рядов.
      Мужчины в возрасте от 17 до 40 лет, способные носить оружие, но не вошедшие в постоянную и территориальную армии, составляли народное ополчение. Оно делилось на два класса, причем к первому классу относились лица, ранее прошедшие армейскую службу. Что касается милиции, то она служила для обороны островов. В нее входили жители островов, призываемые для несения милиционной службы на один год.
      Призыву в императорскую армию подлежали мужчины, до-стигшие 20-летнего возраста. Срок службы составлял 12 лет и 4 месяца, из них 3 года действительной службы в войсках, 4 года и 4 месяца - в запасе и 5 лет - в резерве. Система комплектования была территориальной. Воинская часть держала в поле зрения всех запасных резервистов и будущих новобранцев, стараясь установить тесное общение даже с их семьями. Вся страна была разделена на 12 дивизионных округов. Дивизионный округ делился на 2 бригадных по 2 полковых участка в каждом.
      Управление сухопутными силами Японии находилось в руках военного министра, вопросами же боевой подготовки ведал начальник Главного штаба. Военному министру подчинялись Главный и Генеральный штабы, занимавшиеся разработкой планов войны. Общими вопросами военного и морского руководства ведал подчиненный императору Военный совет, учрежденный в 1900 году.
      Японское офицерство, почти целиком состоявшее из бывших самураев, воспитывалось на немецкой военной школе, в традиционном самурайском духе. Офицера учили, что служба - не ремесло, а почетное звание, что все государственные чиновники вышли из офицерской среды. Самурайская "чистота" офицерской касты тщательно оберегалась сверху и снизу. Несмотря на большую потребность в офицерских кадрах уже во время войны с Россией, военное ведомство императорской Японии, тем не менее, решительно отказалось от ускоренных выпусков прапорщиков из среды разночинной городской интеллигенции.
      Основой воспитания офицерского состава служил древний кодекс самурайской морали и чести - "Бусидо" (в буквальном переводе с японского "Путь воина"). Этот кодекс должен был воспитать в командире личную преданность императору-микадо, честность, справедливость, доброжелательство. Офицеры японской армии и флота были, как правило, настроены очень воинственно, в профессиональном отношении неплохо подготовлены. Многие имели боевой опыт непродолжительной победной войны в Китае.
      Насаждая в войсках беспрекословное повиновение младшего по званию и должности старшему, офицеры императорской армии и флота, самураи по происхождению, в свою очередь, были исполнительны. Честь офицерского мундира почиталась превыше всего. Трусость и нерешительность осуждались, офицеры, проявившие даже недостаточное упорство в достижении поставленных целей, жестоко наказывались старшим начальником.
      Боевая подготовка японской армии русским командованием ошибочно оценивалась как весьма низкая. Японская артиллерия признавалась неподготовленной для совместных действий с пехотой. В действительности же качества японской армии не получили в России правильной оценки. Войска противника были обучены германскими инструкторами и по подготовке приближались к уровню западноевропейских.
      В японской армии настойчиво, на всех уровнях прививались наступательные тенденции. Воспитанная на германских уставах пехота, в отличие от русской, отдавала должное современному значению огня, хотя и не отказывалась от применения штыка, но предварительно подготовив штыковую атаку огневой. Армия Японии приучалась к охватывающим действиям и созданию перекрестного огня. На практике же японцы только намечали охват, но до боя дело доводили не всегда.
      Главное внимание в императорской армии обращалось на одиночную подготовку бойца. Пехота приучалась к преодолению искусственных препятствий и к самоокапыванию. Слабой стороной японской армии являлась низкая скорость движения походных колонн. Солдаты двигались в беспорядке, не имея определенного места в колонне. Боец, почувствовавший себя усталым, мог выйти из колонны и посидеть, поправить снаряжение, обувь.
      Японская кавалерия была немногочисленна и слаба, потому командование не применяло ее для ударного действия. Дальше трех километров от пехоты она на войне не отрывалась. Холодного оружия в бою японские кавалеристы не применяли и при столкновении с противником спешивались и вели ружейный огонь. Подготовка кавалерии к разведывательной деятельности была неудовлетворительной, поскольку командование большие надежды возлагало на шпионов.
      Артиллерия японской армии имела хотя уступала русской в скорострельности и дальнобойности, имела немаловажное преимущество над противником. Хорошая тактическая выучка японских артиллеристов и их умение стрелять с закрытых позиций особенно сказались в начальный период войны.
      В 1900 году японская армия была перевооружена скорострельной магазинной пятизарядной винтовкой Арисака образца 1897 года с прицельной дальностью до 2000 метров. Она стреляла бездымным порохом. При атаке к винтовке примыкался штык-кинжал. Для резервных войск предназначались винтовки более старого образца - системы Мурата. Они имели большую прицельную дальность, но меньшую начальную скорость пули. Кавалерия и обоз-ные войска были вооружены саблями и магазинными карабинами образца 1897 года. В двух дивизиях на испытании находились пулеметы. К началу войны пулеметов в японской армии было 147 - значительно больше, чем в русской Маньчжурской армии.
      Полевая артиллерия японцев имела на вооружении 75-миллиметровую скорострельную пушку системы Арисака образца 1898 года (дальность стрельбы - 4,8 километра, скорострельность - 3 выстрела в минуту) и горную пушку Арисака с дальностью стрельбы 4,3 километра. На вооружении крепостной и осадной артиллерии были новейшие пушки и мортиры различных калибров, вплоть до 280-миллиметрового калибра крупповского производства. К концу 1903 года на вооружении императорской армии находилось 410 горных и 670 полевых орудий. Полевые пушки перевозились 6 лошадьми, стрельба велась бездымным порохом отечественного производства.
      Мундир японской армии был прусского образца, кепи и гамаши французского. Лопата и особая кирка являлись составной частью снаряжения солдата-пехотинца. Отличительной чертой японских войск на привалах, в отличие от европейских и других, было массовое пользование традиционными веерами.
      Собственная военная промышленность Японии была весьма слаба. В Осакском арсенале орудия изготовлялись в очень небольшом количестве. Япония импортировала артиллерию с германских заводов Круппа и Шнейдера, пулеметы тоже доставлялись из-за границы. Технической самостоятельностью островная страна не отличалась. Даже винтовка Арисака, в сущности, ничем не отличалась от немецкой.
      Япония без помощи других государств ни в экономическом, ни в финансовом, ни в военном отношении не могла претендовать на роль ведущей державы. Фактически ее арсеналом являлись Англия, США и Германия. Так, лишь в мае - июне 1903 года из Великобритании в порт Сасебо было завезено 250 тысяч тонн угля, и подвоз его продолжался в течение всей войны. В значительных количествах поставлялось не только различное вооружение, но и боеприпасы. Экспорт США в Японию в 1905 году увеличился в 2,5 раза по сравнению с довоенным 1903-м. Почти единственный крупный арсенал в городе Осака, изготовлявший орудия и снаряды к ним, получал стальные и чугунные заготовки из Англии и Германии, а железные основы для орудийных лафетов из Франции.
      Наряду с подготовкой сухопутной армии Япония развернула усиленное строительство военного флота. Была разработана перспективная кораблестроительная программа сроком на 7 лет, согласно которой для военно-морского строительства государством выделялось 95 миллионов иен. Программа должна была, по замыслу ее создателей, отвечать одной-единственной генеральной цели - выиграть у России на Дальнем Востоке войну на море.
      Слабость собственной судостроительной промышленности вынуждали Токио заказывать новые корабли за рубежом, прежде всего на Британских островах, покупать уже готовые в других странах. Преимущество в военных заказах отдавалось английским фирмам, зарекомендовавшим себя как лучшие по строительству броненосных кораблей для других стран. За счет этого Япония смогла быстро увеличить число современных эскадренных броненосцев, крейсеров и миноносцев.
      Данные по японской кораблестроительной программе 1895 года достаточно красноречиво свидетельствуют о стремительном росте морской мощи страны Восходящего Солнца. В тот год по ее заказам начиналось строительство или достраивалось огромное количество самых современных боевых кораблей:
      · в Англии шло строительство 4 эскадренных броненосцев;
      · в Англии, Франции и Германии строились 6 броненосных крейсеров 1-го класса с мощным артиллерийским вооружением;
      · в Англии и Соединенных Штатах на кораблестроительных верфях возводились 5 небронированных быстроходных крейсеров;
      · в самой Японии спешно строились 3 минных крейсера для будущей осады с моря русской Порт-Артурской крепости;
      · в Англии строились 11 минных истребителей (или больших эскадренных миноносцев);
      · во Франции и Германии шло строительство 23 миноносцев водоизмещением свыше 100 тонн, а также строился 31 миноносец с несколько меньшим водоизмещением - более 80 тонн;
      · и, наконец, на японских кораблестроительных верфях строилось 35 малых боевых кораблей - миноносок.
      Как только японское правительство получило сведения о намерении России усилить Тихоокеанскую эскадру, первая кораблестроительная программа была признана недостаточной. Вторая программа, разработанная в 1896 году, предусматривала форсированное строительство флота и баз для него. На это из казны отпускалось уже 118 миллионов иен. В предвоенные годы на нужды флота из военного бюджета шло более 30 процентов ассигнований. Всего на армию и флот с 1896 по 1903 год страна Восходящего Солнца израсходовала 773 миллиона иен.
      К началу войны главные военно-морские силы Японии сосредоточились в порту Сасебо. Флот под командованием вице-адмирала Хейхатиро Того получил название "Соединенного флота". Он состоял из трех эскадр: в первые две входили боевые корабли, в третью - вспомогательные и резерв. Эскадры, в свою очередь, делились на боевые отряды. Сформированные из современных боевых кораблей различных классов (эскадренные броненосцы, крейсера и миноносцы), первая и вторая эскадры предназначались непосредственно для борьбы с русским флотом на Тихом океане.
      В первой эскадре насчитывалось 6 эскадренных броненосцев, 4 легких крейсера, 19 миноносцев и посыльное судно. Вторая эскадра имела 6 броненосных крейсеров, 4 легких крейсера, 16 миноносцев и 18 различных вспомогательных кораблей. Корабли этих эскадр отличались однотипностью, имели хороший эскадренный ход и современное вооружение. Следует отметить, что 6 эскадренных броненосцев, 4 броненосных крейсера и 6 легких крейсеров, а также почти все эскадренные миноносцы были построены на судостроительных заводах Торникрофта и Ярроу в Англии.
      На третью эскадру, состоявшую из устаревших кораблей, возлагалась задача охраны Корейского пролива и конвоирование при переходе морем транспортов с войсками. В состав этой эскадры входили броненосец, 3 броненосных крейсера, 4 легких крейсера и более 20 канонерских лодок и миноносцев.
      Личный состав императорского флота благодаря развитому в стране торговому мореплаванию и морским промыслам представлял собой профессиональных моряков. Многие из них имели опыт японо-китайской войны и были полноценными специалистами морского дела. Увеличивая флот, японское командование придавало большое значение подготовке командных кадров. Довольно часто практиковалась командировка офицеров на учебу за границу, в том числе и в Германию.
      В тактическом отношении команды японских кораблей были подготовлены недостаточно, хотя длительное время проводили в море. В апреле 1903 года японский флот провел большие маневры, затем до начала боевых действий продолжались учебные плавания. Флот микадо опирался на укрепленные и хорошо оборудованные порты на главных направлениях, предполагаемых по плану войны и надежно связанных между собой каботажным (прибрежным) плаванием, а по суше - железными дорогами. Проблем с базированием на Японских островах императорский флот не имел.
      Всей подготовкой японского флота к войне и созданием для него благоприятных условий в начале боевых действий руководил так называемый Командующий департамент. Он был создан и действовал по образцу и подобию германского Генерального штаба.
      Командование военно-морского флота Японии, и в первую очередь флотоводец вице-адмирал Хейхатиро Того, позаботились о достаточности морской выучки экипажей кораблей. При этом большое внимание уделялось знанию морского театра предстоящей войны с Россией - Желтого и Японского морей, Корейского пролива, побережья, особенно берега Квантуна. О том, насколько интенсивно японский флот занимался боевой подготовкой в предверии войны, можно видеть из следующей записи в дневнике командира миноносца "Акацуки":
      "Мы идем к Порт-Артуру или его окрестностям. В одну зиму мы были там по крайней мере раз двадцать. Каждая бухта, каждый маяк знакомы мне, как будто они уже японские...
      Сегодня сдаем на верфь старые торпедные аппараты и получим совсем новые. Из старых мы уже слишком много стреляли, и на последних учениях многие давали осечку".
      К началу русско-японской войны на Японских островах была создана развитая система базирования военного флота. Основными его базами стали Сасэбо и Куре, которые имели глубоководные и хорошо защищенные от штормовой непогоды гавани. Обе военно-морские базы были хорошо оборудованы в инженерном отношении и защищены от возможного нападения со стороны моря.
      Кроме них японцы имели оборудованные военные порты и удобные стоянки флота в Нагасаки, Такэсики, Симоносеки, Майдзуру, Иокосука и Хакодате. Помимо них на Японских островах имелось немало других бухт и гаваней для временной стоянки кораблей. Все они равномерно располагались между Желтым и Японским морями и создавали для японского флота условия как для ведения боевых действий на любом из направлений, так и для обеспечения своих перевозок на материк по кратчайшему расстоянию.
      В конце декабря 1903 года в Главном штабе на основании последних разведывательных данных из Японии, Кореи и Китая была подготовлена докладная записка лично императору Николаю II. В ней с тревогой говорилось о современной боевой готовности японской армии и о военных приготовлениях японцев:
      "Начатая с весны 1903 года самая тщательная проверка мобилизационной готовности японской армии закончена. Во всех дивизионных участках произведены были проверочные, а в некоторых учебные сборы как запасных, так и чинов рекрутского набора. В 4-й дивизии, расположенной в Осака, были в августе вторичные в этом году учебные трехнедельные сборы для 952 запасных; такие же вторичные сборы запасных назначены были в текущем месяце в 5-й (Хиросима) и 12-й (Кокура) дивизиях.
      Летом почти во всех дивизиях были пополнены неприкосновенные запасы, осмотрено оружие и приспособления для оборудования транспортов, хранящиеся в Куре, произведена опытная посадка войск на железную дорогу и на суда.
      Проверенная во всех деталях мобилизация и произведенные смотры показали, что японская армия совершенно готова.
      Красный Крест также подготовился на случай войны. В октябре был учебный и поверочный сбор 237 врачей Красного Креста. В Такесике на острове Цусима произведена проверка сестер милосердия Красного Креста.
      На осенних больших маневрах 5-й, 10-й и 11-й дивизий (39 батальонов, 108 горных орудий, 9 эскадронов и 3 обозных батальона, всего 30 тыс. человек) в войска была призвана часть запасных, так что части были в несколько усиленном составе, чем обыкновенно (в роте по 66 рядовых).
      Призывавшиеся на сборы запасные были уволены во всех дивизиях, но при увольнении им было сказано, чтобы были наготове, а отпуск нижних чинов вовсе не разрешен.
      Наиболее подготовлены для отправки первыми в качестве экспедиционного отряда дивизии: 12-я (Кокура), 5-я (Хиросима) и 4-я (Осака), в особенности первая из них. Штабом 2-й дивизии (Сидай) заключен подряд на постройку в случае надобности в течение суток навеса для помещения 1200 лошадей. В Удзине возведены новые помещения, предназначенные для войск в случае сосредоточения их для посадки на суда.
      Токийский арсенал с весны этого года усиленно работал, летом выделывалось в сутки по 450 винтовок. В Кокура прибыла значительная партия артиллерийских снарядов. На острове Цусима заготовлены значительные запасы угля и продовольствия.
      По имеющимся сведениям, в настоящее время японская армия обеспечена обозом наполовину; в случае войны остальное рассчитывают пополнить на месте, что по условиям театра войны и обстановки не представляет больших затруднений.
      Количество имеющихся в продовольственных складах консервов из мяса, сушеного риса, галет и прессованного чая достаточно на всю армию.
      Японский флот также готов: большая часть его была сосредоточена у Сасебо, откуда флот вышел 27 декабря неизвестно куда. На днях Япония приобрела в Генуе два аргентинских броненосных крейсера, которые получат команды из Англии и прибудут в Японию в начале февраля".
      Усиленная подготовка Японской империи к войне, естественно, не осталась незамеченной Россией. Еще в ноябре 1895 года в Санкт-Петербурге было созвано особое совещание при особе императора Николая II, которое пришло к следующим выводам:
      "1. Япония подгоняет окончание своей судостроительной программы к году окончания постройки Сибирского пути, что указывает на возможность вооруженного столкновения в 1903-1906 гг.
      2. Возрастающий интерес Японии к Корее ясно говорит за то, что в будущих столкновениях Япония всеми силами будет стараться перебросить на материк свою армию, а потому, флоту будет принадлежать первенствующая роль на театре военных действий.
      3. Япония отлично понимает значение флота и не остановится и впредь на усилении его, если со стороны России не будет категорически указано, что она не остановится ни перед какими жертвами, чтобы обеспечить себя от посягательств со стороны моря.
      4. России необходимо теперь же, не упуская момента, выработать программу судостроения для Дальнего Востока с таким расчетом, чтобы к окончанию судостроительной программы Японии наш флот на Дальнем Востоке превышал значительно японский".
      Анализ обстановки был сделан верно, задачи поставлены. Особое совещание приняло важные решения, которые, однако, не реализовались: постройка кораблей велась медленно, бессистемно, броненосцы строились разнотипные, с недостаточной скоростью хода, крейсера - без брони, проектные работы тянулись годами, средства урезывались. Министерство финансов экономило буквально на всем, что касалось нужд армии и флота России. Грубая ошибка была допущена и в сроках, поскольку выполнение судостроительной программы растянулось на 10 лет.
      Слабая материально-техническая база и техническая отсталость России сдерживали процесс перевооружения армии и флота. Например, к началу 1904 года полевая артиллерия была перевооружена лишь на одну треть. По этой же причине вооруженные силы России не имели горной, гаубичной и тяжелой артиллерии новых образцов. Русская армия стояла на последнем месте в Европе по степени оснащенности войск полевой артиллерией. Автоматическое оружие пулеметы - начали появляться в войсках только после того, как в 1902 году у фирмы "Виккерс" было закуплено право их изготовления на отечественных заводах.
      Отсталость военной промышленности сказывалась на обеспечении армии боеприпасами, а также другими видами военного снаряжения и вооружения. На складах, в парках и войсках вместо установленной нормы - 840 патронов на винтовку имелось лишь по 400. Патронные заводы России могли выпустить в год не более 150 патронов на винтовку. Не производились телефонная и телеграфная аппаратура, в армии явно недостаточно было биноклей, стереотруб, дальномеров и тому подобного военного снаряжения.
      Численность русской армии на 1 января 1904 года составляла 1 миллион 135 тысяч человек, кроме того, в запасе и в государственном ополчении насчитывалось около 3,5 миллионов человек. На вооружение в русскую армию поступали скорострельные 7,62-миллиметровые магазинные пятизарядные винтовки образца 1891 года конструкции С.И. Мосина с прицельной дальностью 2 тысячи 700 шагов (1920 метров). Мосинская винтовка нашла свое широкое применение в Первой мировой и Великой Отечественной войнах.
      На вооружение армейской артиллерии начали поступать скорострельные 76-миллиметровые (3-дюймовые) полевые пушки образца 1900 и 1902 годов. Пушка последнего образца давала 10 выстрелов в минуту, дальность ее огня составляла до 8 километров. По своим боевым и техническим качествам они не только не уступали заграничным аналогам, но и превосходили их. Недавно созданного автоматического оружия - станковых пулеметов - русская армия имела незначительное количество: в 1898 году-12, в 1901 году - 40 пулеметов системы Максима. Новая боевая техника требовала изменений в организации русской армии и способах ведения войны, в вопросах управления войсками.
      Однако военачальники Российской императорской армии в большинстве своем продолжали придерживаться устаревших взглядов на характер ведения войны. Перенесение русского классического военного наследия в условия начала XX столетия без учета реальной обстановки приводило к печальным последствиям. Показателен в этом отношении пример такого крупного военного деятеля, как генерал М.И. Драгомиров.
      Драгомиров, известный теоретик, верил, что, как бы ни была совершенна военная техника, решающее слово остается за человеком, и призывал к "развитию высокой моральной и физической силы бойца". Он воспевал суворовского солдата - "чудо-богатыря", но не понимал, однако, что армия отражает силу и слабости общества, которое она защищает. Генерал М.И. Драгомиров высмеивал появившиеся на армейском вооружении пулеметы: "Если бы одного и того же человека нужно было убивать по нескольку раз, то это было бы чудесное оружие. На беду для поклонников быстрого выпускания пуль человека довольно подстрелить один раз, и расстреливать его затем, вдогонку, пока он будет падать, надобности нет".
      В своем большинстве высший генералитет русской армии не понимал изменений, происшедших в характере современных военных действий, необходимости расчленения их на операции и бои, недооценивал роль маневра. Глубоко укоренились позиционные, пассивно-оборонительные тенденции. Все это привело к ошибочности основных положений официальной русской военно-теоретической доктрины во главе с ее крупнейшими представителями Г.А. Леером и М.И. Драгомировым.
      Незадолго до русско-японской войны были изданы: "Устав строевой пехотной службы (1900 )", "Наставление для действия пехоты в бою", "Особые указания для движения и боя ночью", "Наставление для обучения стрельбе из ружья-пулемета образца 1902 года", "Устав полевой службы" и "Наставление для действия в бою отрядов из всех родов оружия (1904).
      Эти уставы и наставления учитывали опыт последних войн, прежде всего победной для отечественного оружия русско-турецкой 1877-1878 годов и в какой-то степени испано-американской и англо-бурской, а также перевооружение русской пехоты мосинской винтовкой образца 1891 года, армейской артиллерии - скорострельными полевыми пушками. Они являлись, безусловно, шагом вперед, хотя в то же время имели и существенные недостатки, которые еще более усугублялись консерватизмом высших военачальников.
      Так, по "Наставлению для действия в бою отрядов из всех родов оружия (1904)" наступательный бой состоял из наступления, заключавшегося в сближении с противником на возможно близкое расстояние, и в атаке нанесении штыкового удара сомкнутыми строями. Наступление предусматривалось вести стремительно и безостановочно до дистанции действительного ружейного огня (до 1 километра). С этого расстояния стрелковые цепи наступают с перебежками, остановками на позициях, удобных для стрельбы. Применению к местности и самоокапыванию должного внимания не уделялось.
      С самого начала русско-японской войны командующий Маньчжурской армией генерал от инфантерии А.Н. Куропаткин не-однократно требовал от войск не двигаться вблизи противника в густых строях, не развертываться "в слишком близком от противника расстоянии", а также "дать большее развитие ночным действиям".
      Такие тактические приемы действий русских войск, и прежде всего пехоты, исходили из боевых традиций русской армии, духа ее солдатской массы, опыта последних войн. Новые воинские уставы лишь законодательно закрепили их.
      К образу русского солдата обращались неоднократно многие военные теоретики мира. Один из классиков марксизма-ленинизма Фридрих Энгельс, оставивший после себя много теоретических работ по военным вопросам, тоже дал характеристику русскому солдату. При этом уместно отметить, что Энгельс эталоном военной организации считал Пруссию и весьма нелестно относился к Российской империи, ее военной истории и русской армии. В опубликованной в 1893 году брошюре "Может ли Европа разоружиться" говорилось:
      "Русский солдат отличается без сомнения большой храбростью. Весь опыт его жизни приучил его к солидарной деятельности с товарищами; остатки коммунальной жизни, артельная работа, круговая порука, одним словом, весь социальный быт приучил его видеть в солидарности единственное средство спасения. Русский крестьянин вносит и в полк те же черты, которые запечатлела в его душе деревня. Нет никакой возможности рассеять русские батальоны: чем опасность грознее, тем крепче держатся солдаты друг за дружку. Таким образом, пока решительная тактика заключалась в атаке густыми колоннами инфантерии, русский солдат находился в своей стихии. Но этот инстинкт тяготения друг к другу, который еще в эпоху наполеоновских войн имел большое значение и уравновешивал многие бесполезные черты русского солдата, сделался в настоящее время опасным для русской армии. Ныне густые массы исчезли с поля сражения...
      Всякий солдат должен ныне действовать самостоятельно, не теряя связи с своей частью, но для этого недостаточно примитивных овечьих инстинктов, присущих крестьянину, а необходимо интеллектуальное развитие каждого отдельного индивидуума...
      Скорострельное ружье малого калибра и бездымный порох превратили в источник слабости то, что когда-то было элементом главной силы русских войск..."
      Подготовка штабов русской армии и Генерального штаба накануне войны с Японией находилась на невысоком уровне. Боевая подготовка все более отставала от развития военного искусства. Медленно перестраивалась в соответствии с новыми требованиями реальной практики и отечественная военная наука. Русский военный историк Н.Н. Головин, очевидец тех явлений, писал:
      "Научная организация требует не только выдающихся представителей науки - она требует также достаточно высокого уровня социальной среды. Без этого мысли выдающихся ученых уподобляются колесам, не сцепленным с остальным сложным механизмом. Они могут вертеться, но вся работа для данного механизма происходит впустую... Этим и объясняется, что русская военная наука, насчитывавшая в своих рядах многих выдающихся ученых, тоже часто уподоблялась ведущему колесу без сцепления".
      Основные силы сухопутной армии в предвидении войны с Германией и Австро-Венгрией российское правительство держало в европейской части страны - у западной и южной границ государства. Военно-морские силы реально наращивались прежде всего в Балтийском море. Вплоть до самого конца XIX века внимание обороне дальневосточных границ почти не уделялось. Наблюдение за побережьем Тихого океана в Приморье в 1895 году вели 2 батальона пехоты и казачья сотня, обеспеченные двумя артил-лерийскими батареями.
      Лишь после обострения противоречий с Англией в Средней Азии российским Военным ведомством был поднят вопрос об увеличении русских войск на Дальнем Востоке. Поскольку Велико-британия в случае войны с Россией могла совершить высадку своих войск в том районе, командовавший Приамурским военным округом генерал А.Н. Корф разработал план мероприятий по укреплению безопасности дальневосточных границ.
      Однако этот жизненно необходимый план не был реализован даже частично. В Санкт-Петербурге посчитали, что на Дальнем Востоке "всегда более следует уповать на стойкость наших войск, которым выпадает славная доля показать миру, что русский дух и русская отвага равно сильны как в сердце самой России, так и на далеком востоке Азии".
      Необходимость принятия определенных мер по усилению вооруженных сил на Дальнем Востоке наглядно показала японо-китайская война 1894-1895 годов. Не желая отправлять кадровые части из Центральной России, Военное министерство начало проводить постепенное усиление войск на Тихоокеанской окраине империи за счет переформирования сил Приамурского военного округа и призыва на службу прежде всего местных запасников.
      В результате проведения таких организационных мероприятий на больших пространствах Приамурского военного округа и Квантунского укрепленного района к началу русско-японской войны насчитывалось 68 пехотных батальонов, 35 казачьих сотен и кавалерийских эскадронов, 13 инженерных рот, крепостной пехотный батальон, 5 крепостных инженерных рот, 4,5 батальона крепостной артиллерии. Эти войска имели на вооружении 120 полевых, 16 горных и 12 конных орудий. Войска Приамурского военного округа перед войной организационно были сведены в 1-й и 2-й Сибирские корпуса.
      При 3-й Восточно-Сибирской стрелковой бригаде была сформирована опытная пехотная пулеметная рота, вооруженная восемью пулеметами системы "максим". Ее штат состоял из 5 офицеров, 98 нижних чинов и 37 лошадей. Первые пулеметы в русской армии перевозились на лошадях и использовались для вооружения крепостей.
      Ни количество войск (98 тысяч человек регулярной армии и 24 тысячи человек охранной стражи), ни качество их боевой подготовки не соответствовали времени. В российской столице были озабочены обеспечением безопасности границ в Европе, Дальний же Восток все получал в самую последнюю очередь. Здесь ставка в немалой степени делалась на мощь русских морских крепостей - Порт-Артура и Владивостока. Главную их силу составляла крупнокалиберная артиллерия. Русская крепостная артиллерия состояла из 4 батальонов, крепостной артиллерийской роты и 3 команд. 2 батальона находились во Владивостоке, 2 - в Квантунской области, рота стояла в Николаевске, защищая вход в устье Амура. Из тяжелой артиллерии на Дальнем Востоке находились в небольшом числе устаревшие 152-миллиметровые полевые мортиры образца 1887 года, имевшие низкую скорострельность и малую дальность стрельбы.
      Сооружение крепости Порт-Артур - главнейшего опорного пункта на Ляодунском полуострове - не только не завершилось к началу русско-японской войны, но даже и не планировалось на эти годы. Порт-Артур как приморская крепость занимал чрезвычайно выгодное положение на Желтом море. Отсюда русский флот мог постоянно держать под ударами Корейский и Печилийский заливы - важнейшие операционные линии японской армии в случае ее высадки в Маньчжурии.
      Порт-Артур, став российской арендованной территорией, быстро рос как город. На 1 января 1904 года в нем, наряду с военными, проживало гражданское население, в том числе: русских-15 888 человек, китайцев - 35 256, иностранцев - 603, японцев - 659 человек. Летом на работы в Порт-Артуре собиралось значительное количество китайских рабочих, которые строили крепость и обустраивали сам портовый город.
      Как главная база Тихоокеанской эскадры Порт-Артур оборудован был плохо. Внутренняя гавань для стоянки кораблей была тесна, мелководна, имела всего один выход, причем очень узкий и мелкий. Большие корабли, особенно эскадренные броненосцы, могли выходить в море и возвращаться в гавань только во время прилива и то при помощи буксиров. Внешний рейд, совершенно открытый, был опасен для стоянки кораблей. Якорная стоянка на внешнем рейде в силу своей незащищенности допускала возможность ночной минной (торпедной) атаки противником. Кроме того, крепость оказалась недостаточно защищенной прежде всего с суши и с моря.
      Смета на строительство военно-морского порта была представлена на подпись российскому императору Николаю II в 1899 году. Работы начались лишь в 1901-м и разделялись на два этапа, причем первый из них был рассчитан на 8 лет. Поэтому к началу боевых действий порт-артурский порт не имел ни доков для ремонта кораблей, ни искусственно углубленного внутреннего рейда. Не начиналась и постройка молов для защиты внешнего рейда от штормовой погоды.
      Автор первого проекта сооружений крепости генерал-лейтенант Конович-Горбацкий считал, что Порт-Артур будет осажден противником в самом начале войны. Он предлагал для защиты города и флота от артиллерийского огня с суши вынести пояс фортов дальше к северу и северо-западу, оставив в расположении крепости командные высоты. Чиновники Военного ведомства, рассматривая проект, не согласились с ним. Свое несогласие они мотивировали тем, что удлинение линии фортов потребует много орудий и больших материальных затрат на фортификационные работы.
      В итоге был утвержден более дешевый проект, подготовленный военным инженером полковником Величко. По этому проекту на приморском фронте протяженностью до 9 километров намечалось построить 27 батарей долговременного типа, а на сухопутном фронте протяженностью до 22 километров - 8 фортов, 9 укреплений, 6 долговременных батарей и 8 редутов. На вооружение крепости намечалось иметь 552 орудия различных калибров и 48 пулеметов.
      "Экономические соображения" полковника инженерных войск Величко, получившие одобрение российского Военного ведомства и утверждение императором Николаем II, привели к заметному уменьшению толщины перекрытий бетонных сводов погребов бое-припасов - до 1,5 метров, убежищ для гарнизонов фортов и крепостных укреплений - до 0,9 метра. При этом Величко и его прямое начальство исходили из того, что у противника никак не могло быть более 40 осадных орудий калибром более 122 миллиметров.
      Фортификационные сооружения Порт-Артура строились чрезвычайно медленно. К тому же во главе строительства крепости оказались люди нечестные, привлеченные впоследствии за финансовые злоупотребления к уголовной ответственности. К началу войны на приморском фронте было возведено всего 9 батарей долговременного типа и 12 временных. Хуже обстояло дело на сухопутном фронте крепости: там был построен лишь один форт, 3 временных укрепления и 3 литерные батареи. В постройке находились 3 форта, литерная батарея и несколько других, менее значительных укреплений. Сооружение других фортификационных объектов даже не начиналось.
      Неблагополучным было и положение дел с вооружением русской крепости на берегу Желтого моря артиллерией. К февралю 1904 года крепость имела на вооружении всего 106 орудий, готовых к открытию огня. Из них на морском направлении было установлено 108 орудий, а на сухопутном фронте - только 8.
      Приморские батареи Порт-Артура проектировались и строились военными инженерами, далекими от флота. В итоге большинство бетонированных сооружений оказались малоустойчивыми и не приспособленными для борьбы с вражеским броненосным флотом. В этих, стоивших миллионы рублей, крепостных сооружениях размещалась, как правило, морально устаревшая артиллерия самых разных калибров. У орудий, установленных на приморском фронте, начальная скорость снаряда, а следовательно, и дальность полета были меньше, чем у морских корабельных систем. К тому же применялись легкий снаряд, ручное заряжание орудия, устаревшие прицельные устройства. Для производства одного выстрела требовалось не менее трех минут. Крепостные батареи располагались открыто и являлись прекрасной мишенью для корабельной артиллерии противника.
      Летом 1903 года российский военный министр А.Н. Куропаткин инспектировал войска Дальнего Востока. Он тщательно познакомился с оборонительными сооружениями Порт-Артурской морской крепости. По возвращении в Санкт-Петербург в докладе императору Николаю II генерал от инфантерии писал:
      "Укрепления Порт-Артура приходят к концу и сделают его при достаточном гарнизоне и запасах неприступным с моря и с суши. Гарнизон Квантуна усилился в значительной степени. Ныне можно не тревожиться, если даже большая часть, например, японской армии обрушится на Порт-Артур. Мы имеем силы и средства отстоять Порт-Артур, даже борясь один против 5-10 врагов... Дальнейшие работы дадут возможность найти безопасное убежище всей нашей Тихоокеанской эскадре. Уже и ныне эта эскадра может смело мерить свои силы со всем флотом Японии с надеждою на полный успех. Таким образом, Порт-Артур, обеспеченный с моря и с суши, снабженный сильным гарнизоном и поддержанный могущественным флотом, представляет вполне самостоятельную силу. Запасов собрано столько, что наши войска успеют собраться в Маньчжурии, нанести решительное поражение противнику и освободить осажденный или блокированный Порт-Артур. Два года назад, даже год тому назад, мы могли тревожиться оторванностью Порт-Артура от России и Приамурья. Теперь можно и не тревожиться".
      Генерал от инфантерии А.Н. Куропаткин как военный министр Российский империи и в скором времени командующий русской Маньчжурской армии, безусловно, переоценивал силы и возможности русских вооруженных сил на Дальнем Востоке. Равно как он и недооценивал реального противника - армию и флот Японской империи.
      Вяло велись работы и по укреплению обороноспособности морской крепости Владивосток, особенно на острове Русском, который хорошо прикрывал вход в бухту Золотой Рог. Город, обладавший хорошо защищенной глубоководной внутренней гаванью, имел большую перспективу в будущем. Так, по переписи 1897 года во Владивостоке, кроме военных, проживала 21 тысяча человек, не считая одной тысячи корейцев и японцев, пяти тысяч китайцев.
      Владивостокский крепостной район разделялся на две обособленные части: обширный полуостров Муравьева-Амурского, вытянутый с северо-востока на юго-запад, и остров Русский, отделенный от материка проливом Босфор Восточный. Глубоководная бухта Золотой Рог, хотя и небольшая по акватории, являлась удобнейшей стоянкой для военных кораблей, в том числе броненосных всех классов.
      В крепости имелось семь деревоземляных укреплений с двойными валами, построенными в 1878-1880 годах. Четыре из них расплагались на высотах, непосредственно примыкающих к городу с севера, и два на полуострове Саперном острова Русский. Со временем эти временные городские укрепления из-за частых сильных ливней, ветров обветшали и были заброшены гарнизонным начальством.
      Накануне войны Владивостокская крепость находилась явно в неудовлетворительном состоянии, особенно это касалось ее артиллерийской вооруженности и наличия долговременных крепостных сооружений, причалов морского порта. Военный министр А.Н. Куропаткин после посещения Владивостока со всей откровенностью записал в своем дневнике следующее впечатление:
      "Общее впечатление неблагоприятное - не вижу идеи в применении к местности. Садили батареи и укрепления там, где по местности это было выгодно, не связывая общей идеей то, что делали... Артиллерийское вооружение в общем устарелых образцов".
      Однако посещение военным министром Владивостока имело позитивный результат. Принимается ряд мер по усилению крепости, однако намеченные фортификационные работы к началу русско-японской войны не были завершены. Главная линия обороны, проходившая в 3-5 километрах от города и состоявшая из северного и южного фронтов, имела ряд укреплений, соединенных непрерывной оградой. С суши и со стороны Японского моря оборона города-крепости опиралась на пять фортов, три люнета, два редута, два временных укрепления и 11 открытых артиллерийских батарей. Эти владивостокские укрепления находились на материке. Во время русско-японской войны в крепости сооружено было много окопов, блиндажей и других сооружений полевой фортификации.
      Сильным от природы форпостом Владивостокской крепости был остров Русский, с крутыми, обрывистыми берегами и с несколькими удобными, защищенными со стороны моря бухточками. В северной части острова Русский были сооружены два форта и пять открытых батарейных позиций. Близость к городу позволяла в трудную минуту усиливать гарнизон острова, а созданная система наблюдения и оповещения гарантировала безопасность от внезапного появления вражеского флота перед морской крепостью.
      Главная линия крепостной обороны по своей дальности не обеспечивала защиту города Владивостока от артиллерийского обстрела японцами с моря. На вооружении крепости состояло 400 орудий, из них крепостных, крупнокалиберных было только 80.
      Опасность состояла в том, что в случае японского десанта на юге Приморского края и осады Владивостокской крепости ее защитникам крайне трудно было бы вести с неприятелем контрбатарейную борьбу. Японская армия имела большой парк тяжелых осадных орудий, который насчитывал от 120 до 180 орудий.
      Оставались нерешенными и многочисленные проблемы тылового обеспечения русских военных сил на Дальнем Востоке. Там не создавались предприятия оборонной промышленности, которые могли бы хотя бы частично обеспечивать действующую армию боеприпасами, снаряжением, производить ремонт вооружения и судовых механизмов. Потребность в военно-промышленной базе на Тихоокеанской окраине Российской империи обусловливалась и наличием всего одной Сибирской железной дороги, связывавшей Дальний Восток с центром страны.
      Сибирская железная дорога, возводившаяся в крайне тяжелых географических условиях, еще не была достроена и обустроена. В силу этого она обладала крайне низкой пропускной способностью: в начале войны всего три пары воинских поездов в сутки. Лишь через пять месяцев количество поездов увеличилось до 7-8, а к концу войны оно достигло 14 пар в сутки. От Челябинска до Ляояна эшелон с войсками шел более 20 суток, из российской столицы до столицы КВЖД города Мукдена - около 50 суток. Русское командование при организации тыла Маньчжурской армии "забыло" использовать судоходные реки Амур и Сунгари.
      Поэтому сосредоточить в кратчайшие сроки в Маньчжурии полумиллионную русскую армию, снабженную всем необходимым для ведения боевых действий, как предполагало высшее военное командование России, было практически невозможно. Война со всей убедительностью доказала это.
      Железнодорожные перевозки требовали постоянной охраны. Во всех районах Маньчжурии действовали многочисленные банды хунгузов, которые помимо грабежа китайских деревень регулярно нападали на КВЖД, и особенно часто на русские обозы, когда тыловые грузы перевозились на гужевом транспорте погонщиками-китайцами. Хунгузы старались в первую очередь захватить продовольствие. Слабость местной китайской администрации потребовала от русского командования усиленной охраны армейских тылов и коммуникаций.
      Между тем отношения России с Японией ухудшались с каждым месяцем. Различные милитаристские и шовинистические организации раздували на Японских островах антироссийскую пропаганду. В августе 1903 года русский агент в Токио доносил, что императорское правительство уже во многом открыто ведет подготовку к войне и что общественное мнение страны стоит за это. Столичные и провинциальные газеты пестрели статьями, в которых читателям старательно доказывалось, что Япония легко выиграет войну с Россией. Так, в газете "Ниппон Симбун" от 18 сентября 1903 года анонимный автор писал:
      "Я как военный стою за войну. Экономические соображения не должны играть роли, раз затронута честь государства... Нынешние отношения с Россией должны окончиться войной. Театром войны будет пространство от корейской границы до Ляодунского полуострова включительно. Наша армия знает эти поля... Напрасно думают, что война будет продолжаться 3-5 лет. Русская армия уйдет из Маньчжурии, как только флот русский будет разбит".
      С целью еще более обострить обстановку на Дальнем Востоке Токио летом 1903 года возобновило переговоры с Санкт-Петербургом. Помимо признания преобладающего влияния и фактического протектората Японии в Корее японцы требовали от России согласия на продолжение корейской железной дороги до соединения с китайской линией. Российское правительство на это не шло, все время настаивая на том, что маньчжурский вопрос касается исключительно России и Китая и что Япония вообще не должна вмешиваться в маньчжурские дела.
      В телеграмме императору Николаю II царский наместник на Дальнем Востоке в те дни писал: "Для нас единственным основанием для соглашения могло бы служить только признание Японией Маньчжурии, стоящей всецело "вне сферы ее интересов"... Ожидать успеха переговоров с Японией возможно лишь при условии, если посланнику будет предоставлено с полной ясностью дать понять японскому правительству, что права и интересы свои в Маньчжурии Россия намерена отстаивать вооруженною рукою".
      В Токио спешно готовились к разрешению противоречий с Россией силой "уже отточенного" оружия. Кроме протектората над Кореей японцы с провокационной целью потребовали доступ в Южную Маньчжурию. Российское правительство, естественно, отвергло такое требование. Если протекторат над Кореей оно и готово было признать с некоторыми оговорками, то взамен потребовало полного отказа японской стороны от других притязаний.
      23 декабря 1903 года со стороны Японии уже в ультимативной форме последовали новые предложения относительно Южной Маньчжурии. Нота подкреплялась бряцанием оружия: начались спешные перевозки боеприпасов в военно-морские порты, прекратились занятия в морской академии, артиллерийской и минной школах, был объявлен призыв резервистов в армию, отменены все пароходные рейсы в Австралию и Америку, в экстренном порядки стали мобилизовывать гражданские суда для перевозки войск, началась подготовка к отправке в Корею трех пехотных бригад...
      Правительство России, ощущая собственную неготовность к большой войне на Дальнем Востоке, согласилось признать интересы Японии в Маньчжурии. Но только в той мере, в какой их имели Великобритания, Франция и Германия. Японская сторона отвергла такое предложение, и в Токио начался новый всплеск националистической агитации за немедленную войну.
      Барон Шибузава на собрании в клубе столичных банкиров заявил: "Если Россия будет упорствовать в нежелании идти на уступки, если она заденет честь нашей страны, тогда даже мы, миролюбивые банкиры, не будем в силах далее сохранять терпение: мы выступим с мечом в руке". На страницах газеты "Ници-Ници" появился лозунг: "Бейте и гоните дикую орду, пусть наше знамя водрузится на вершинах Урала".
      Масла в огонь подлил американский президент Теодор Рузвельт, официально заявивший, что в предстоящей войне США будут придерживаться благоприятного для Японии нейтралитета. За несколько дней до начала войны Токио посетил, безусловно не с целью экскурсии, американский военный министр Тафт.
      Царское правительство, предпринимая экстренные меры по наращиванию военных сил на Дальнем Востоке, старалось затянуть переговоры в надежде, что в ближайшее время Япония все же не решится на вооруженное выступление. Российскому послу в Токио была отправлена правительственная телеграмма, в которой Японии делались новые уступки. Но японское правительство, знавшее о ее содержании, задержало телеграмму в Нагасаки (или в самом Токио).
      И тогда под предлогом неполучения ответа на свои требования, империя на Японских островах 24 января 1904 года порвала дипломатические отношения с Россией. Российскому посланнику борону Розену было предложено вместе с миссией незамедлительно покинуть Токио. По сути дела это было неофициальным объявлением войны. Японский посол в Санкт-Петербурге Курино, отзывавшийся из России, получил от своего шефа барона Комуры телеграмму следующего содержания:
      "Японское правительство решило окончить ведущиеся переговоры и принять такое независимое действие, какое признает необходимым для защиты своего угрожаемого положения и для охраны своих прав и интересов".
      По той информации, которая поступала из Токио, и характеру поведения японской дипломатической миссии на переговорах в Санкт-Петербурге было совершенно очевидно, что страна Восходящего Солнца не собирается урегулировать спорные вопросы на Дальнем Востоке мирным путем и твердо решила воевать со своим соседом. Японцы лишь ждали наиболее благоприятного момента. Он определялся завершением последних приготовлений к войне и, в частности, прибытием новейших "латиноамериканских" броненосных крейсеров "Ниссин" и "Кассуга" на острова. На основании этой информации можно было с точностью до нескольких дней установить время начала русско-японской войны.
      Многие русские военные руководители своевременно предупреждали правительство и лично всероссийского монарха о не
      отвратимости войны и наиболее вероятном способе ее начала со стороны неприятеля. Первым это сделал контр-адмирал С.О. Макаров, который за десять лет до начала русско-японской войны в докладе морскому министру вице-адмиралу Ф.К. Авелану указывал, что активные действия японцев против России на Дальнем Востоке, вероятнее всего, начнутся с "нападения на русский флот с целью его уничтожения".
      Аналогичный вывод о возможности внезапного нападения на русскую Тихоокеанскую эскадру в месте базирования (в Порт-Артуре) был сделан и на основании стратегической игры, проводившейся в Морской академии в 1902-1903 годах. Однако и этот вывод в виде письменного заключения не был принят во внимание и сдан на хранение в архив. Подобную участь ранее постиг и макаровский доклад морскому министру.
      Опытного во флотском деле командира Кронштадтского военного порта С.О. Макарова беспокоила неподготовленность Тихо-океанской эскадры к началу боевых действий. Младший флагман эскадры контр-адмирал Ухтомский писал, что будущий театр военных действий не изучался. Корабли, "кроме Дальнего и бухты "Десяти кораблей", никуда не ходили, берегов наших не знали". Артиллерийские стрельбы велись редко, и при этом стреляли больше по стоявшему судну-мишени, чем по буксируемому.
      Говоря о взаимодействии порт-артурской эскадры с береговой крепостной обороной тот же контр-адмирал П.П. Ухтомский отмечал, что, когда началась война, "наши миноносцы боялись подходить к нашим берегам, опасаясь быть расстрелянными своими же батареями".
      Говоря о неподготовленности русского флота на Тихом океане к войне с Японией, командир эскадренного броненосца "Севастополь" капитан 1-го ранга Н.О. Эссен заявил: "Весь строй нашей судовой жизни очень далек от боевых условий". Еще резче высказался один из русских адмиралов: "Наш современный в русско-японской войне флот представлял в смысле тактической подготовки нечто вроде морской милиции, но не регулярной вооруженной силы".
      Конечно, когда осенью 1903 года начался последний этап подготовки Японии к войне, российская сторона за оставшиеся до начала боевых действий три месяца просто не могла наверстать то, что не было сделано за предыдущие десять лет. Однако и этого времени хватило бы на то, чтобы принять целый ряд мер для повышения обороноспособности российского Дальнего Востока. В частности, повысить боеготовность сухопутных войск и обеспечить безопасность кораблей Тихоокеанской эскадры на случай внезапного нападения на них японских морских сил. Но и этого не было сделано.
      Нельзя сказать, что военные и государственные руководители России вообще не понимали всей серьезности сложившейся на Дальнем Востоке обстановки и не принимали частичных мер к обеспечению обороноспособности Тихоокеанской окраины государства. 13 января 1904 года дальневосточный царский наместник адмирал Е.И. Алексеев телеграфировал министру иностранных дел графу В.Н. Ламсдорфу:
      "Существенное разногласие между Россией и Японией вполне выяснено, способа для достижения соглашения взаимной уступчивости нет: вооруженное столкновение с Японией неизбежно, можно только отдалить его, но не устранить".
      Из этой телеграммы видно, что царский наместник, две недели спустя назначенный императором Николаем II главнокомандующим вооруженными силами России на Дальнем Востоке, реально оценивал ситуацию. Он предлагал предпринять некоторые меры по повышению боеготовности русской армии в восточных областях государства и ее частичному развертыванию. Последнее в устремленной к войне Японии было уже давно сделано.
      Еще в декабре 1903 года адмирал Е.И. Алексеев запросил у монарха разрешения объявить мобилизацию на территории Дальнего Востока и в сибирских губерниях, ввести военное положение в Маньчжурии, Владивостоке и Порт-Артуре и выдвинуть часть войск прикрытия на рубеж реки Ялу. 25 декабря военный министр сообщил наместнику о разрешении провести намеченные мероприятия, за исключением выдвижения русских войск на реку Ялу. Последнее, по мнению правительства, могло ускорить войну.
      Однако через несколько дней из Санкт-Петербурга последовало новое высочайшее распоряжение, отменявшее ранее данное распоряжение на мобилизацию и введение военного положения. Император Николай II и его министры опять-таки опасались, что такие действия российской стороны ускорят войну с Японией.
      Придавая большое значение своевременному развертыванию части сил русской армии, адмирал Е.И. Алексеев 4 января 1904 года вновь обратился к государю за разрешением занять хотя бы небольшими заградительными отрядами некоторые пограничные с Кореей пункты. 9 января такое разрешение пришло, и воинские части, намеченные для этой цели, стали готовиться к выдвижению на рубеж пограничной реки Ялу.
      7 января последовал приказ готовиться к переводу на военное положение крепостей Порт-Артур и Владивосток. Одновременно разрабатываются инструкции по охране кораблей Тихоокеанской эскадры на внешнем порт-артурском рейде. Они вводятся в действие приказом адмирала Е.И. Алексеева. Русские миноносцы впервые выходят в Желтое море для несения дозорной службы.
      20 января царский наместник вновь запросил у правительства разрешения объявить мобилизацию войск Дальнего Востока и Сибири и дать указание об использовании флота в случае высадки японцев в Корее. При этом он высказал свое мнение о целесообразности использования морских сил для противодействия высадке японской армии в порту Чемульпо. Высочайшее разрешение на мобилизацию и инструкции об использовании Тихоокеанской эскадры пришли в Порт-Артур 27 января, уже после начала войны.
      Сперва была объявлена мобилизация войск дальневосточного наместничества, затем Сибирского военного округа (4-го армейского Сибирского округа), а в начале февраля 1904 года - запасных Вятского и Пермского уездов. Мобилизация проходила без каких-либо осложнений, если не считать громадности расстояний для доставки призванных в армию запасников. Гораздо проще обстояло дело с мобилизацией Забайкальского, Амурского, Уссурийского, Сибирского, части Оренбургского и Уральского казачьих войск казачьи полки привычно собирались и выступали на войну в считанные дни.
      Большой ошибкой российского руководства было запоздалое назначение высшего командования русскими сухопутными и морскими силами на Дальнем Востоке. Если главнокомандующий маршал Ивао Ояма, командующие японскими армиями, намеченными для высадки на материке, и действующим флотом назначались микадо за несколько месяцев до начала войны, то в Санкт-Петербурге решились на такой шаг только после начала боевых действий. Командующий русской Маньчжурской армией генерал от инфантерии А.Н. Куропаткин и командующий флотом Тихого океана вице-адмирал С.О. Макаров получили свои назначения после прихода в столицу вести о нападении японцев на русские корабли под стенами морской крепости Порт-Артур. То, что командующие со своими штабами обычно делают в подготовительный, предвоенный период (изучение оперативных планов, обстановки на театре военных действий, состояния войска и флота), полководец А.Н. Куропаткин и флотоводец С.О. Макаров вынуждены были делать в условиях уже начавшейся войны. Свое командование Маньчжурской армией и флотом Тихого океана они начали в поезде, который шел из российской столицы в Порт-Артур не одну неделю.
      27 января был обнародован Высочайший манифест всероссийского монарха Николая II Александровича Романова с официальным объявлением о начале русско-японской войны. Он гласил:
      "В заботах о сохранении дорогого сердцу нашему мира нами были приложены все усилия для упрочения спокойствия на Дальнем Востоке. В сих миролюбивых целях Мы изъявили согласие на предложенный японским правительством пересмотр существовавших между обеими империями соглашений по корейским делам. Возбужденные по сему предмету переговоры не были, однако, приведены к окончанию, и Япония, не выждав даже получения последних ответных предложений правительства Нашего, известила о прекращении переговоров и разрыве дипломатических отношений с Россией.
      Не преуведомив об этом, что перерыв таковых сношений знаменует собой открытие военных действий, японское правительство отдало приказ своим миноносцам внезапно атаковать Нашу эскадру, стоявшую на внешнем рейде Порт-Артура.
      По получении о сем донесения Наместника Нашего на Дальнем Востоке, Мы тотчас же повелели вооруженной силой ответить на вызов Японии.
      Объявляя о таковом решении Нашем, Мы с непоколебимой верой в помощь Всевышнего и в твердом уповании на единодушную готовность всех верных Наших подданных встать вместе с Нами на защиту Отечества, призываем благословление Божие на доблестные Наши войска армии и флота".
      Высочайший манифест микадо - императора Японии о начале войны с Россией официально вышел на следующий день после опубликования российского, 28 января. В японском императорском манифесте говорилось следующее:
      "Мы объявляем войну России и приказываем нашим армии и флоту всеми вооруженными силами начать враждебные действия против этого государства, а также Мы приказываем всем поставленным от нас властям употребить все силы при исполнении своих обязанностей во всем, согласно с полномочиями, для достижения народных стремлений при помощи всех средств, дозволенных международным правом.
      В международных сношениях мы всегда стремились поощрять мирное преуспевание нашей Империи в цивилизации, укреплять дружественную связь с другими державами и поддерживать такой порядок вещей, который обеспечивал бы на Дальнем Востоке прочный мир, и нашим владениям безопасность, не нарушая при этом права и интересы других государств. Поставленные от нас власти исполняли до сих пор свои обязанности, сообразуясь с нашим желанием, так что наши отношения к державам становились все более сердечными.
      Таким образом, вопреки нашим желаниям, нам, к несчастью, приходится начать враждебные действия против России.
      Неприкосновенность Кореи служила всегда для нас предметом особой заботы, не только благодаря традиционным сношениям нашим с этой страной, но и потому, что самостоятельное существование Кореи важно для безопасности нашего государства. Тем не менее Россия, невзирая на торжественное обещание в договорах с Китаем и на неоднократные уверения, данные другим державам, продолжает занимать Маньчжурию, утвердилась и укрепилась в этих провинциях, стремясь к их окончательному присоединению. Ввиду того, что присоединение к России Маньчжурии сделало бы для нас невозможным поддерживать неприкосновенность Кореи и отняло бы всякую надежду на поддержание в будущем мира на Дальнем Востоке, мы решили ввиду этих обстоятельств начать переговоры по этим вопросам, чтобы таким путем обеспечить прочный мир. Имея в виду такую цель, поставленные от нас власти вошли по нашему приказанию в переговоры с Россией и в течение шести месяцев происходили частые совещания по затронутым вопросам.
      Россия, однако, ни разу не пошла навстречу нашим предложениям в духе примирения и умышленными проволочками старалась затянуть улаживание этого вопроса. Заявляя о своем желании поддерживать мир, она, с другой стороны, усердно готовилась к войне на море и суше, стараясь таким образом выполнить свои эгоистические планы.
      Мы никоим образом не можем поверить тому, что Россия с самого начала переговоров была воодушевлена серьезным и искренним желанием мира. Она отклонила предложения нашего правительства. Независимость Кореи в опасности. Это угрожает жизненным интересам нашей Империи.
      Нам не удалось обеспечить мир путем переговоров. Теперь нам остается обратиться к оружию.
      Наше искреннее желание, чтобы преданностью и храбростью наших верных подданных был бы скоро восстановлен вечный мир и сохранена слава нашей Империи".
      После обнародования Высочайших манифестов о начале войны, в столицах России и Японии состоялись торжественные официальные церемонии по такому случаю. 27 января, в 4 часа дня, в санкт-петербургском Зимнем дворце состоялся "Высочайший выход к молебствию" по случаю объявления войны с Японией. Государь-император Николай II Романов был встречен собравшимися, среди которых было много военных людей, с "неописуемым восторгом". В стенах исторического дворца Российского государства долго гремело единодушное ура.
      Официальная церемония объявления войны России в Японии выглядела более сдержанно. 29 января в дворцовых покоях столицы страны Восходящего Солнца города Токио - в залах Кенджо, Ко-рей-ден и Ками-доно - были совершены богослужения и собравшимся прочтен императорский манифест. С той же целью обер-гофмаршал принц Инакура Томосада был отправлен микадо в особо почитаемый храм Исе, где кроме участия в богослужении по поводу объявления войны совершил поклонение гробницам Джимму-Денно, где покоились останки основателя правящей династии на Японских островах и Комея - отца нынешнего микадо.
      Так для мировой истории на заре XX столетия началась русско-японская война 1904-1905 годов.
      Известно, как отреагировал министр иностранных дел России граф В.Н. Ламсдорф, разбуженный ночью с 26 на 27 января 1904 года. Стоя в халате, глава российского внешнеполитического ведомства, прочитав телеграмму царского наместника на Дальнем Востоке адмирала Е.И. Алексеева о нападении японских миноносцев на русскую эскадру на внешнем рейде Порт-Артура, в сердцах бросил посланным к нему одну-единственную фразу, ставшую крылатой:
      "Доигрались-таки!"
      Глава Третья
      Япония начинает войну
      Японская разведка самым бдительным образом сторожила каждое действие русского командования, особенно морского, на Дальнем Востоке. Поэтому выход порт-артурской эскадры из внутренней гавани военно-морской крепости на внешний рейд не мог остаться не замеченным для заинтересованных лиц. Об этом многозначительном факте стало незамедлительно известно в Токио. Там, в императорском окружении, вопрос о войне с Россией был решен уже окончательно и оставалось только определить день и час ее начала.
      Выход порт-артурской эскадры для стоянки на незащищенный внешний рейд давал прекрасную возможность для внезапной ее атаки. Японское высшее военное командование во главе с маршалом Ивао Оямы и вице-адмиралом Хейхатиро Того, верное самурайским правилам ведения войны, задумало начать боевые действия без официального объявления войны своему соседу. Такое решение было принято на совещании у божественного микадо. В стране объявляется всеобщая мобилизация. Отдаются приказы об отправке сухопутных войск в Корею, в порт Чемульпо, и о нападении на русский флот в местах его базирования. Все эти действия проводились в большой скрытности от любых европейцев, особенно иностранных дипломатов, аккредитованных в Токио.
      Применять военную силу и "враждебные действия" японская сторона впервые начала не под Порт-Артуром и Чемульпо. 24 января в Корейском проливе, в трех милях от берега и в шести милях от порта Фузан, японцы силой захватили гражданский пароход российского Добровольного флота "Екатеринослав". В самом Фузане был захвачен пароход Китайско-Восточной дороги "Мукден". Такая же участь постигает и другие русские торговые суда, волей судьбы оказавшиеся в те дни в Корейском проливе ("Россия" и "Аргунь") и на рейде портового города Нагасаки. Еще до начала войны японскими военными были захвачены русские почтовые учреждения в Фузане и Мозампо.
      Командующий Соединенным флотом, которому суждено было в истории стать подлинным кумиром Японии, вице-адмирал Хейхатиро Того, получил совершенно секретный приказ о начале войны на море, который не давал ему ни дня на размышления. Того немедленно собрал на флагманском броненосце командиров кораблей Соединенного флота и отдал им следующее распоряжение:
      "Я предлагаю теперь же со всем флотом направиться в Желтое море и атаковать суда неприятеля, стоящие в Порт-Артуре и Чемульпо. Начальнику 4-го боевого отряда контр-адмиралу Уриу со своим отрядом (с присоединением крейсера "Асама") и 9-му и 14-му отрядам миноносцев предписываю идти в Чемульпо и атаковать там неприятеля, а также охранять высадку войск в этой местности. 1-й, 2-й и 3-й боевые отряды вместе с отрядами истребителей пойдут прямо в Порт-Артур. Отряды истребителей ночью атакуют неприятельские суда, стоящие на рейде. Эскадра же предлагает атаковать неприятеля на следующий день".
      Командир японского миноносца "Акацуки" в своем дневнике так описывает это совещание на флагманском броненосце в военно-морской базе Сасебо:
      "Перед адмиралом лежала карта Желтого моря и специальная карта Порт-Артура. Мы все сели вокруг стола, и штабной офицер дал каждому из нас план рейда и гавани Порт-Артур, на котором было подробно указано все положение русской эскадры и место каждого корабля... Адмирал сказал нам... приблизительно следующее:
      - Господа!.. На плане Порт-Артурского района, который каждый из вас только что получил, точно отмечено место стоянки (вашего. - А.Ш) русского судна. План этот снят нашим штабным офицером, ездившим переодетым в Порт-Артур. По его мнению, враг не подготовлен встретить наши нападения, так как ждет объявления войны с нашей стороны".
      6 февраля 1904 года Соединенный флот под флагом вице-адмирала Того вышел из базы Сасебо и взял курс на северо-запад, в Желтое море, пройдя мимо восточной окраины корейского острова Чежудо. В составе главных сил японского флота находилось 6 броненосцев, 14 крейсеров и почти четыре десятка миноносцев и истребителей.
      Так уже случилось, что в тот же день, 6 февраля, главный командир Кронштадтского порта вице-адмирал Степан Осипович Макаров подал управляющему Морским министерством доклад. С большой тревогой за судьбы русского флота на Дальнем Востоке флотоводец писал:
      "Из разговоров с людьми, вернувшимися с Дальнего Востока, я понял, что флот предполагается держать не во внутреннем рейде Порт-Артура, а на наружном рейде. Пребывание судов на открытом рейде дает неприятелю возможность производить ночные атаки. Никакая бдительность не может воспрепятствовать энергичному неприятелю в ночное время обрушиться на флот с большим числом миноносцев и даже паровых катеров. Результат такой атаки будет для нас очень тяжел, японцы не пропустят такого бесподобного случая нанести нам вред. Если мы не поставим теперь же во внутренний бассейн флот, то мы принуждены будем это сделать после первой ночной атаки, дорого заплатив за ошибку".
      Перед самым началом боевых действий под Порт-Артуром герой русско-турецкой войны 1877-1878 годов на море оказался "полным" провидцем, к тревожному голосу которого в Морском министерстве Российской империи не прислушались. На деле же все вышло так, как предупреждал, бил во все колокола вице-адмирал С.О. Макаров. Не случайно жизненным девизом последнего прославленного русского флотоводца были слова: "Помни войну!".
      В ночь на 9 февраля порт-артурская эскадра стояла скученной на внешнем рейде русской морской крепости по диспозиции не военного, а мирного времени. Экипажи в полном составе находились на кораблях, на которых были заряжены все орудия, кроме крупнокалиберных - башенных. В ту ночь в морском дозоре стояло два эсминца: "Расторопный" и "Бесстрашный". Подходы к внешнему рейду со стороны моря освещались прожекторами с "Ретвизана" и "Паллады". Самой большой оплошностью оказалось то, что дежурные крейсера эскадры - "Аскольд" и "Диана", вместо того чтобы быть в море, находились только в готовности на случай выхода по тревоге.
      На флагманском броненосце "Петропавловск" в 23 часа закончилось совещание командиров эскадренных кораблей у вице-адмирала О.В. Старка. На нем обсуждались мероприятия против возможного нападения противника. Прощаясь с офицерами, начальник морского штаба контр-адмирал В.К. Витгефт напутственно сказал: "Войны не будет". Это совещание на флагмане закончилось за полчаса до начала нападения отрядов японских миноносцев на внешний рейд Порт-Артура.
      Между тем японский Соединенный флот прямым курсом приближался к цели. В авангарде главных сил вице-адмирала Хейхатиро Того шел быстроходный отряд из легких крейсеров и миноносцев, вслед за ними - броненосцы и броненосные крейсера. На всем своем пути японская корабельная армада никаких препятствий не встретила.
      7 февраля отряд контр-адмирала С. Уриу из пяти крейсеров, восьми миноносцев и трех транспортов с десантными войсками отделился от главных сил и повернул к Чемульпо. После полудня 8 февраля главные силы Хейхатиро Того остановились у острова Роунд, в 44 милях от главной базы русского флота. В 6 часов вечера на флагманском корабле командующего - эскадренном броненосце "Микаса" был поднят сигнал о начале первой боевой операции в войне на море.
      Вице-адмирал Того разделил свои истребители на два больших отряда: первый состоял из десяти единиц и пошел в наступавших вечерних сумерках к Порт-Артуру, второй - из восьми отправился в порт Талиенван (Дальний). Такое разделение минных сил свидетельствовало о том, что командующий Соединенным флотом в тот день не имел от своей разведки точных сведений о нахождении русских кораблей. Или, скорее всего, японские шпионы, вне всякого сомнения наблюдавшие выход порт-артурской броненосной эскадры на внешний рейд, не сумели передать такую информацию в штаб Хейхатиро Того.
      Разделение сил и напрасная посылка значительной части быстроходных миноносцев к порту Дальний, где русских кораблей в тот день не было, привело к значительному ослаблению японских сил, совершивших ночное, внезапное нападение на внешний порт-артурский рейд. В противном случае боевых потерь на русской Тихоокеанской эскадре могло оказаться заметно больше.
      При движении к Порт-Артуру японские миноносцы, шедшие с выключенными ходовыми огнями, обнаружили по отличительным огням русские дозорные миноносцы "Бесстрашный" и "Расторопный" и, уклонившись от них, незамеченными подошли к месту якорной стоянки броненосцев и крейсеров противника. Ориентируясь по маякам (они не были потушены) и прожекторам русских кораблей, освещавшим подходы к внешнему рейду Порт-Артура, командиры миноносцев японцев точно определили место стоянки русской эскадры и вышли к ней.
      Она стояла на внешнем рейде Порт-Артура в количестве 16 вымпелов по диспозиции мирного времени. Это были эскадренные броненосцы "Петропавловск" (флагманский корабль), "Полтава", "Севастополь", "Ретвизан", "Победа", "Пересвет" и "Цесаревич", крейсера 1-го ранга "Баян", "Паллада", "Диана" и "Аскольд", крейсера 2-го ранга "Новик", "Боярин" и "Джигит", канонерская лодка "Забияка" и военный транспорт "Ангара". Корабли стояли в четыре линии на расстоянии двух кабельтовых друг от друга.
      Русско-японская война в боевых действиях началась в ночь на 9 февраля 1904 года под самыми стенами русской морской крепости Порт-Артур. Атака японских миноносцев началась в 23.30 и продолжалась свыше часа.
      Как только неприятель был обнаружен, русские корабли открыли интенсивный огонь по силуэтам вражеских эсминцев. Это свидетельствовало о готовности к отражению внезапного нападения. Если бы русские дозорные миноносцы обнаружили подход неприятеля к Порт-Артуру и вовремя предупредили об этом свою эскадру, то все в ту ночь могло сложиться иначе. Всего, по японским данным, миноносцы выпустили по противнику 16 торпед, некоторые из них, как потом выяснилось, выстреливались в спешке с невыдернутой чекой. В цель попало всего три торпеды. В ходе торпедной атаки командиры вражеских минных кораблей сами выбирали себе цели для атаки. При выходе на внешний рейд и в ходе атак произошло несколько столкновений миноносцев друг с другом.
      Они повредили эскадренные броненосцы "Ретвизан" (он первым в 23.35 получил попадание торпедой), "Цесаревич" и крейсер "Палладу", то есть те корабли, которые при отражении внезапной атаки включили мощные прожектора, что, по заявлению японцев, облегчило им выход на цель. "Ретвизан" и "Цесаревич" являлись самыми сильными броненосцами в составе Тихоокеанской эскадры (они затем ремонтировались в течение полугода). Это серьезно ослабило русские морские силы, тем более что ремонт броненосцев, получивших подводные пробоины, осложнялся отсутствием в Порт-Артуре доков, могущих вместить такие большие корабли.
      Японские истребители с небольшими повреждениями и потерями от неорганизованного огня русских повернули в ночное открытое море. Для преследования нападавших и отражения возможной повторной атаки в море вышли крейсеры "Новик", "Аскольд" и "Боярин", эскадренные миноносцы. На подходах к внешнему порт-артурскому рейду была образована дозорная цепь. Под такой охраной главные силы Тихоокеанской эскадры находились до утра.
      Вице-адмирал Хейхатиро Того, не зная результатов ночной атаки миноносцев, которые после нападения ушли к побережью Кореи, утром 9 февраля подошел с главными силами Соединенного флота к Порт-Артуру. Под флагом японского флотоводца находилось 15 кораблей - 6 эскадренных броненосцев, 5 броненосных крейсеров и 4 крейсера. Цель японцев была ясна: уничтожить русские корабли, уцелевшие после ночной торпедной атаки, и после этого приступить к беспрепятственной перевозке своих войск на материк.
      Придавая большое значение предстоящему морскому сражению с "остатками" русской Тихоокеанской эскадры, вице-адмирал Хейхатиро Того поднял на флагмане, броненосце "Микаса", флажный сигнал: "В этом сражении лежит решительная победа или поражение, пусть каждый старается изо всех сил".
      Японские корабли открыли стрельбу с дальней дистанции. Их появление уже не было неожиданностью для противника. Русская эскадра (5 броненосцев и 5 крейсеров), хотя и с опозданием, снялась с якоря и в строю кильватерного фронта двинулась навстречу вражескому флоту, отвечая огнем на огонь. Несколько позже в огневой бой вступила крепостная артиллерия с Золотой горы и Электрического утеса.
      Когда японский флотоводец своими глазами увидел порт-артурскую эскадру почти в полном составе, которая к тому же осыпала его флот снарядами, и тактическую невыгодность собственного положения, Хейхатиро Торо приказал немедленно отступить от русской крепости. Морское сражение под Порт-Артуром, продолжавшееся около 30 минут, не принесло японцам желаемого и за-планированного успеха.
      Вице-адмирал Того полагал, что ночная атака миноносцев прошла с большим успехом, чем это оказалось в действительности, и надеялся без особого риска добить остатки русской эскадры, которая могла укрыться от него во внутренней порт-артурской гавани только во время прилива. Когда же японцы столкнулись с достаточно организованным отпором со стороны русских, да еще с огнем береговых батарей, то им пришлось поспешно выходить из боя, который проходил на дистанции от 47 до 25 кабельтовых.
      Было заметно, что один из японских броненосцев сильно накренился, а на концевом крейсере в результате взрыва от прямого попадания снаряда возник пожар. Наиболее сильные повреждения получили эскадренные броненосцы флагманский "Микаса", "Фудзи", "Хацусэ", "Сикисима" и крейсер "Кассаги". По японским данным, в том бою Соединенный флот потерял 3 человека убитыми и 69 ранеными. На русской эскадре было убито 14 человек и 71 ранен, ее корабли получили 29 попаданий вражеских снарядов. Однако на японских кораблях боевых повреждений оказалось больше.
      Первый день русско-японской войны на море оказался тяжелым испытанием для экипажей русской Тихоокеанской эскадры, которая подверглась внезапному ночному нападению. Тяжесть испытания усугублялась моральным состоянием, поскольку как нижних чинов эскадры, так и командиров кораблей не готовили к неотвратимости войны на Дальнем Востоке.
      Кроме подорванных на внешнем порт-артурском рейде кораблей русский флот Тихого океана потерял 9 февраля 1904 года в корейском порту Чемульпо крейсер "Варяг" и канонерскую лодку "Кореец". Царский наместник адмирал Е.И. Алексеев, несмотря на реальную угрозу японского нападения, своевременно не отозвал эти корабли в Порт-Артур и тем поставил их в гибельное положение.
      Эти корабли находились в Чемульпо в качестве стационаров для охраны российского посольства. Кроме них там стоял еще и русский пароход "Сунгари". На рейде Чемульпо находились стационары и ряда других государств - английский, французский и итальянский крейсера, американская канонерская лодка. Здесь же находился и корейский военный пароход.
      Японцы предусмотрительно прервали телеграфное сообщение корейской столицы Сеула с портовыми городами и посольство России, командиры русских кораблей не смогли связаться с Порт-Артуром. Командир крейсера "Варяг" капитан 1-го ранга Всеволод Федорович Руднев направил в Порт-Артур канонерскую лодку "Кореец" с целью доставки дипломатической почты, выяснения обстановки и получения дальнейших указаний от царского наместника.
      Но как только "Кореец" вышел в открытое море, ему преградила путь японская эскадра контр-адмирала С. Уриу, направлявшаяся в порт Чемульпо морские ворота корейской столицы для десантирования передового отряда 1-й императорской армии в количестве трех тысяч человек. Эскадра Уриу состояла из одного броненосного крейсера, пяти крейсеров, восьми эскадренных миноносцев и трех транспортов с войсками. Броненосным крейсером был японский стационар в Чемульпо "Чиода", который, получив по телеграфу известие о разрыве дипломатических отношений Токио с Россией, переменил якорное место в чемульпской гавани, став поближе к выходу с рейда, а ночью скрытно вышел в море.
      Японцы вели себя угрожающе, а силы были явно не равны. Поэтому командир канонерской лодки капитан 2-го ранга Г.П. Беляев был вынужден повернуть корабль назад в гавань Чемульпо. В тот момент, когда "Кореец" поворачивал на обратный курс, его атаковали японские миноносцы, но выпущенные ими торпеды прошли мимо кормы русского корабля. Подвергнувшись вражескому нападению, канонерская лодка открыла артиллерийский огонь.
      Вскоре после возвращения "Корейца" в Чемульпо туда прибыли японские транспорта ("Дайрен Мару", "Хейдзе Мару" и "Отару Мару"), с которых под охраной эскадренных миноносцев на корейский берег стали беспрепятственно свозиться войска 12-й пехотной дивизии, прибывшие из порта Сасебо. По плану японского командования с началом военных действий здесь первоначально высаживались по батальону от каждого из четырех полков этой дивизии для немедленного захвата близлежащей столицы Кореи - Сеула.
      В перевозке людей, лошадей, вооружения и имущества с судов на берег участвовало 53 специально оборудованных малоразмерных судна-сампана. Это свидетельство о заранее продуманной операции по десантированию японцев в корейском порту. При этом присутствовали иностранные наблюдатели, три британских лейтенанта (два флотских офицера и один офицера морской пехоты). Среди прочего, в своем донесении командованию они отмечали:
      "...Выгруженные грузы были самые разнообразные, включая рис, ячмень, врачебные запасы, носилки, колья для палаток, подковы, дрова, принадлежности для полевого телеграфа, вьючные седла, 130 малых железных понтонов, 34 маленьких горных орудия (около 9 ф.), 100 орудийных колес и 4 воздушных шара.
      Ярко-красный цвет одеял, которыми были снабжены войска, был очень заметен.
      ...Из выгруженного груза съестные припасы состояли главным образом из сушеной рыбы и риса. Сушеная рыба была попросту связана в пучки величиной около 2 квадратных футов, тогда как рис был уложен в тюки из цыновок размерами в 2 ф. на 3 ф. на 10 дюймов. Большое количество саке (японской рисовой водки. - А. Ш.) было выгружено в деревянных бочках, по форме похожих на бочки из-под уксуса. Доски и обтесанные бревна тоже были выгружены и употреблены на постройку бараков у Ионсана и пристаней у Чемульпо. Значительное количество русской нефти для горения и разрушений... железнодорожный материал... были сложены на молу в Чемульпо".
      Крейсерский отряд контр-адмирала С. Уриу держался недалеко от входа в порт, блокируя выход из него. На следующий день утром Уриу в ультимативном порядке потребовал от командиров русских кораблей до полудня покинуть Чемульпо, угрожая в противном случае атаковать их прямо на рейде, где стояли и другие иностранные стационары. О хотя бы приблизительном равенстве сил говорить не приходилось. Один крейсер "Асама" по мощи артиллерийского огня превосходил "Варяг" и "Кореец", вместе взятых.
      В связи с угрозой захвата кораблей капитан 1-го ранга
      В.Ф. Руднев, обсудив с офицерами ситуацию, принял решение прорываться с боем в Порт-Артур. Предвидя неизбежность неравной и кровопролитной схватки с превосходящими силами японцев, бесстрашный командир "Варяга" обратился к экипажу со словами:
      "Мы идем на прорыв и вступим в бой с вражеской эскадрой, как бы она сильна не была. Мы не сдадим кораблей и будем сражаться до последней возможности и до последней капли крови".
      Русские моряки как на "Варяге", так и на "Корейце" с большим энтузиазмом встретили приказ идти в бой. Оба корабля изготовились к бою и в 11 часов 30 минут снялись с якоря и по узкому фарватеру покинули чемульпский порт, выйдя в открытое море. На иностранных кораблях-стационарах играли гимн России. Там видели и знали, что русские моряки мужественно идут в неравный и беспощадный бой.
      Крейсер шел впереди в полной готовности к бою, канонерская лодка шла в его кильватере. В это время японская эскадра, также готовая к бою, уже поджидала их на выходе с внутреннего рейда Чемульпо. "Варяг" относился к классу быстроходных кораблей, и в иной ситуации он мог бы смело пойти на прорыв вражеского строя и посостязаться в скорости хода с кораблями противника, но "Кореец", канонерская лодка, обладал гораздо меньшей скоростью хода.
      В 11.45 контр-адмирал С. Уриу, обнаружив русские корабли, приказал подать сигнал с предложением спустить Андреевские флаги и сдаться. Не получив ответа, флагманский крейсер "Асама" первым открыл артиллерийский огонь по шедшему головным "Варягу". Когда дистанция уменьшилась, русский крейсер открыл из своих орудий ответный огонь.
      Напряженный морской бой при Чемульпо продолжался 45 минут. Русские матросы и офицеры проявили в нем высокие образцы мужества и героизма. Крейсер "Варяг", ведя огонь на два борта, нанес серьезные повреждения двум японским крейсерам - флагманскому и "Чиоде" и потопил миноносец неприятеля. Артиллеристы русского крейсера в морском бою выпустили по врагу 1105 снарядов, получив в ответ во много раз больше выстрелов.
      В ходе боя "Варяг" получил большие повреждения от сосредоточенного огня шести японских крейсеров. На нем была выведена из строя почти вся артиллерия (из строя вышли все восемь 47-миллиметровых палубных орудий), рулевое устройство, с трудом был потушен возникший пожар, через подводную пробоину в трюм стала поступать вода, и корабль начал заметно крениться на левый борт. Был убит 31 человек экипажа (он состоял из 557 человек), и более 190 моряков получили ранения. Более сотни из них остались на своих боевых постах до окончания боя. Из-за отсутствия броневых щитов больше всего пострадала орудийная прислуга. Командир корабля был ранен осколком в голову. Когда огонь с "Варяга" заметно ослабел, капитан 1-го ранга В.Ф. Руднев приказал повернуть назад, на рейд Чемульпо.
      В Чемульпском морском бою экипаж крейсера "Варяг" не посрамил чести Российского флота. Командир корабля, ставшего легендарным, в рапорте о бое доносил:
      "...С полным убеждением можно сказать, что "Варяг" благодаря удивительной стойкости, беззаветной храбрости и безупречному выполнению воинского долга офицеров и команды с достоинством поддержал честь русского флага..."
      Русские корабли оказались в безвыходном положении. Тогда принимается решение потопить сильно поврежденный крейсер в бухте, чтобы он не достался врагу. От его взрыва отказались, поскольку могли пострадать стоявшие поблизости иностранные корабли-стационары. На "Варяге" были открыты кингстоны, и в 18 часов 10 минут непобежденный в морском бою русский крейсер погрузился в воду. Канонерская лодка "Кореец" была взорвана экипажем, а пароход "Сунгари" - сожжен и потоплен.
      Русские моряки перешли на крейсеры-стационары нейтральных стран, находившиеся в Чемульпо и впоследствии возвратились на родину, в Одессу. В столице героические экипажи "Варяга" и "Корейца" ожидал торжественный прием и встреча с императором Николаем II. Прием состоялся в Зимнем дворце. О моряках-рудневцах много писали газеты и журналы не только России.
      За этот бой командир крейсера "Варяг" Всеволод Федорович Руднев был награжден орденом Святого Георгия 4-й степени и произведен во флигель-адъютанты. В 1905 году, став командиром 14-го флотского экипажа, он был произведен в контр-адмиралы, до конца своей жизни пользуясь большим уважением и почетом у сограждан. Именем Руднева названы гора и бухта в заливе Петра Великого.
      Боевыми наградами были отмечены и другие офицеры. Все нижние чины команд "Варяга" и "Корейца" стали Георгиевскими кавалерами, будучи награждены Знаками военного императорского ордена святого великомученика и победоносца Георгия 4-й степени (Георгиевскими крестами). 10 июля 1904 года была учреждена медаль "За бой "Варяга" и "Корейца" при Чемульпо". Ею были награждены все члены команд героических кораблей. Для этой медали была придумана оригинальная как по форме, так и по расцветке лента, из-за чего медаль не могла носиться в колодке. Лента представляла собой расположенный вертикально Андреевский флаг.
      История морского боя при Чемульпо интересна такой деталью. Контр-адмирал С. Уриу после боя потребовал от командиров европейских стационаров в Чемульпо выдачи русских моряков в качестве военнопленных. Но те единодушно отклонили такое унизительное для них требование японского адмирала. Экипажи крейсера "Варяг" и канонерской лодки "Кореец" получили возможность беспрепятственно возвратиться в Россию.
      Слава о "Варяге" пошла по России. Подвиг экипажа крейсера был вполне сравним со стойкостью защитников Порт-Артурской крепости. Песня "Наш гордый Варяг" сразу же стала одной из самых любимых на российских просторах.
      "Разоружить русский крейсер и продать его на слом".
      При буксировке корабль во время шторма был выброшен на камни побережья Ирландского моря близ города Лендалфут. Поскольку никаких возможностей снять огромный крейсер с камней не было, то он оказался разобранным на металл. В ответ на запрос Советского правительства официальным Лондоном было заявлено, что "Варяг" был торпедирован немецкой лодкой и затонул в Ирландском море.
      В память о героях морского боя при Чемульпо в годы русско-японской войны были установлены памятники во Владивостоке на морском кладбище (туда в 1911 году были перевезены из Кореи останки погибших моряков крейсера "Варяг") и в городе Туле, на родине командира корабля-героя В.Ф. Руднева.
      Несмотря на внезапность нападения японского Соединенного флота на порт-артурскую эскадру и ее значительное ослабление, русская Тихоокеанская эскадра сохранила свою боеспособность и могла продолжать борьбу за господство на акватории Желтого моря. Однако командующий эскадрой вице-адмирал О.В. Старк сразу же отказался от активных действий на море.
      Таким образом для начавшей войну Японии сложилась самая благоприятная обстановка. Русский флот, представлявший серьезную угрозу, находился в бездействии. В корейских портах Цинампо и Чемульпо началась беспрепятственная со стороны противника высадка первых эшелонов 1-й японской армии генерала Тамесады Куроки. Войска с транспортов пересаживались на сампаны, шлюпки, джонки, лодки и таким образом оказывались на берегу. Транспортный поток из портов Японских островов шел непрерывно. Командующему Соединенным флотом вице-адмиралу Хейхатиро Того не приходилось особо заботиться и тревожиться о переходе морем армады десантных транспортов.
      14 февраля японская кавалерия занимает корейскую столицу, город Сеул, близ которого впервые сталкивается с русскими казачьими разъездами. Казачья сотня, встретившись на дороге с кавалерийским эскадроном японцев, обратила его в бегство и преследовала до самых городских ворот Сеула. Но на более серьезное дело сотенный командир не пошел, поскольку имел приказ не ввязываться в бой, а только вести наблюдение за действиями противника.
      9 февраля в войсках Дальнего Востока и Сибири началась мобилизация. Крепости Порт-Артур и Владивосток были объявлены на военном положении. Назначенный главнокомандующим всеми вооруженными силами России в войне против Японии адмирал
      Е.И. Алексеев обратился к генералу от инфантерии А.Н. Куропаткину (теперь бывший уже военный министр получил назначение командующим Маньчжурской армией) за советом, что ему предпринять. Куропаткин ответил:
      "Главное - надо отстоять Порт-Артур и не дать разбить себя по частям в Южной Маньчжурии. Под напором превосходных сил надо отходить даже за Мукден, не допуская расстройства войск, принявших на себя первый удар. Придет и наш черед идти вперед".
      На ближних подступах к Порт-Артуру началась постановка оборонительных минных заграждений. Это обернулось для русской эскадры двумя трагедиями. Минный транспорт "Енисей", ставивший мины, при уничтожении одной из них, которая неожиданно всплыла наверх, был снесен течением на собственное минное поле, подорвался и с большей частью команды затонул. Подошедший для спасения экипажа затонувшего корабля крейсер "Боярин", командир которого не знал расположения поставленных "Енисеем" минных заграждений, после двойного подрыва тоже затонул. После подрыва на первой мине крейсер, оставленный командой, держался на плаву более суток.
      Японцы предприняли попытку блокировать русскую эскадру во внутренней гавани Порт-Артура с помощью пароходов-брандеров (их трюмы были заполнены камнями), которые намечалось затопить на входе в нее. В случае удачи подобного перекрытия форватера глубокосидящие русские броненосцы и крейсера оказались бы в надежной ловушке. Убрать затопленные на входе тяжелые пароходы-брандеры было бы делом трудно разрешимым.
      Однако ночная диверсия японцам не удалась. Со стоявшего, приткнувшись к берегу, поврежденного броненосца "Ретвизан" противник (миноносцы охранения) был вовремя замечен и по нему был открыт огонь из корабельных орудий. Один из пароходо-брандеров был потоплен, второй, сильно поврежденный, выбросило на прибрежные камни. В последующем японцы предприняли еще две подобные попытки, но каждый раз натыкались на бдительность русской дозорной службы и огонь корабельной артиллерии и береговых батарей.
      На следующий день, 25 февраля, отряд из четырех японских крейсеров попытался отрезать от Порт-Артура два русских дозорных миноносца "Бесстрашный" и "Внушительный", открыв по ним огонь. Первому миноносцу удалось прорваться в базу, второму же пришлось искать укрытия в Голубиной бухте. Из-за опасности захвата корабля подошедшими японскими крейсерами командир "Внушительного" лейтенант М.С. Подушкин принял решение свезти команду на берег, а миноносец затопить. Так неудачно для Тихоокеанской эскадры начались первые дни русско-японской войны.
      Попытка японцев перекрыть выход из внутренней гавани с помощью брандеров совпала с попыткой массового заброса в Порт-Артур шпионов, "работавших" на флотскую разведслужбу. Ротмистр Загоровский, ответственный за обеспечение безопасности в крепости, в телеграмме в Харбин доносил начальнику Заамурского корпуса пограничной стражи генералу Чичагову:
      "Из потопленного у Голубиной бухты брандера удалось высадиться и проникнуть в крепость переодетым японским шпионам, скрывавшимся в городе, а по ночам с окрестных высот устраивавшим сигнализацию с неприятельской эскадрой. Две ночи это замечалось. Сигналы подавались фонарем с разных мест, и даже между домом коменданта крепости и интендантскими складами. Приняты энергичные меры к задержанию виновных. Сообщается о задержании 20 человек, которые были пойманы при передаче неприятелю сигналов. Населению разъяснялась ответственность за шпионаж в военное время, и было дано поручение гражданскому комиссару объявить об этом и расклеить объявления на русском, китайском и английском языках".
      Русская Маньчжурская армия, развертывание которой затянулось на полтора месяца, и флот Тихого океана, серьезно ослабленный в первые же дни войны, не смогли выполнить главную задачу ее начального периода. По плану войны намечалось не допустить высадку японцев на западном побережье Кореи. Однако ни Е.И. Алексеев, ни А.Н. Куропаткин, ни О.В. Старк, как военные руководители, наделенные большой властью, эту задачу решать не стали.
      Война на суше пока не начиналась. Японский Соединенный флот занимался морской блокадой Порт-Артура и обеспечением прикрытия огромных десантных армад, перевозивших войска с островов в Корею. Захват Сеула и порта Чемульпо японскими войсками значительно облегчал "подход" сухопутных сил противника России к пограничной реке Ялу, к границе Южной Маньчжурии. Однако переброска войск из Японии в Корею проходила медленно, не так, как ее планировало императорское командование.
      Серьезность военного положения на Дальнем Востоке, особенно бездеятельность русского флота, заставили российское правительство и императора Николая II подумать о назначении нового командующего флотом Тихого океана. Кандидатур было две - начальник Главного морского штаба вице-адмирал З.П. Рождественский и бесспорно талантливый флотоводец, знаменитый полярный исследователь и ученый вице-адмирал С.О. Макаров, командовавший Кронштадтом. Последний за свой "беспокойный характер" не жаловался при царском дворе. Но зато он долгое время служил на Тихом океане, хорошо знал театр военных действий и во время русско-турецкой войны 1877-1878 годов сумел решить судьбу войны на Черном море в пользу России.
      Перед отъездом в Порт-Артур в качестве командующего морскими силами на Тихом океане вице-адмирал С.О. Макаров поставил перед Морским министерством ряд важных вопросов, требуя настоятельного их решения. Все они касались усиления Тихоокеанского флота, что позволило бы ему начать активные действия против неприятеля в Желтом и Японском морях, близ корейского побережья.
      Макаров настаивал на дальнейшем продвижении на Дальний Восток отряда кораблей контр-адмирала А. А. Вирениуса (броненосец "Ослябля", крейсер 1-го ранга "Аврора" и "Дмитрий Донской", 7 эскадренных миноносцев), который с получением известия о начале войны остановился у аравийских берегов, в порту Джибути. Макаров считал возможным обеспечить его приход поддержкой порт-артурской эскадры и отрядом владивостокских крейсеров.
      В ответ на возражения должностных лиц Морского министерства, что такое невозможно, вице-адмирал С.О. Макаров решительно возразил: "Если этот отряд в составе трех кораблей и семи миноносцев не может появиться в водах театра войны, то, следовательно, в таком составе мне никогда нельзя будет выслать отряд для каких-либо операций". Однако морской министр вице-адмирал Ф.К. Авелан не поддержал "беспокойного" Макарова в этом вопросе и отряд контр-адмирала А.А. Вирениуса получил приказание покинуть порт Джибути и возвратиться из Индийского океана на Балтику, в Кронштадт.
      Учитывая, что Тихоокеанская эскадра не имела достаточного количества быстроходных миноносцев, С.О. Макаров поднял вопрос о посылке по железной дороге (подобные примеры уже были) в Порт-Артур в разобранном виде 8 миноносцев типа "Циклоп" и постройки 40 малых миноносцев. Их он предполагал использовать для охраны портов и защиты побережья. Однако и это не встретило поддержки в Морском министерстве.
      Японский флот, значительно превосходивший силы порт-артурской эскадры в количественном и качественном отношении, имел в своем составе несколько десятков эскадренных миноносцев и малых миноносцев. Это позволяло флотоводцу Хейхатиро Того успешно решать многие локальные задачи. Из 24 русских эскадренных миноносцев, оказавшихся на театре войны, в море могли выйти только 6, остальные были неисправны и нуждались в ремонте.
      Прибывший в Порт-Артур новый командующий русским флотом на Тихом океане увидел безрадостную картину. Шла война, а корабли Тихоокеанской эскадры в бездействии стояли во внутренней гавани морской крепости. Они не препятствовали неприятельским войскам перевозить снаряжения в Желтом море.
      Порадовали только действия владивостокского отряда крейсеров. Он несколько раз выходил на поиск врага в Японское море, и такая активность русских, исходившая из морской крепости Владивосток, сильно обеспокоила вице-адмирала Хейхатиро Того. Ему пришлось для пресечения активности противной стороны создать специальную "сдерживающую" эскадру из пяти броненосных, двух легких крейсеров и двух отрядов эскадренных миноносцев. Эта эскадра по своей силе значительно превосходила владивостокский отряд, состоявший из четырех крейсеров и десяти миноносцев. Но своими действиями они заметно облегчили положение порт-артурской эскадры.
      Свою деятельность в Порт-Артуре вице-адмирал С.О. Макаров начал со знакомства с обстановкой и экипажами кораблей. Свой штаб командующий разместил на самом мощном корабле Тихоокеанской эскадры броненосце "Петропавловск". Макарову было известно о широкой сети японской агентуры в Маньчжурии и на Квантуне. Поэтому он сразу же позаботился о сохранности военных тайн. Его приказ № 1 от 29 февраля 1904 года потребовал от командиров кораблей принимать приказы командующего только в запечатанных пакетах, хранить лично у себя, а в случае угрозы захвата противником уничтожать их. Приказ № 2, датированный тем же числом, гласил:
      "Для успеха дела, который так дорог каждому из нас, было бы самое лучшее вообще ничего не писать, но так как я не считаю возможным подвергать служащих такому лишению, то указываю, что не возброняется писать свои личные впечатления и собственно бытовые подробности каждой стычки с неприятелем, лишь бы из этого не видны были наши тактические приемы, наши недостатки".
      Командующий русским флотом Тихого океана этими приказами попытался позаботиться о сохранении военной тайны в "стенах" Порт-Артурской крепости. Японцы же позаботились об этом с первых дней войны. В самом конце войны газета "Джапан таймс" писала:
      "С первых же дней войны японская печать получила беспреко-словное приказание правительства: хранить в тайне все, что касается организации, мобилизации и передвижения морских и сухопутных сил их родины.
      Правительство микадо предостерегало прессу своей страны от разглашения военных тайн, подчеркивая, насколько печать может вредить военным операциям, ссылаясь на примеры последней японо-китайской войны. Оно просило не оглашать никаких сведений, которые, как бы они ни были интересны для публики, могли даже одними намеками принести пользу противнику, давая ему указания о намерениях или предполагаемых движениях японцев.
      Насколько честно японская печать отозвалась на призыв правительства, красноречиво доказано той непроницаемой тайной, которою были окутаны все движения кораблей адмирала Того и армии маршала Ойяма".
      С прибытием вице-адмирала С.О. Макарова порт-артурская эскадра перестала "прятаться" во внутренней гавани крепости. Она начала выходить в открытое море и действовать. Командиры кораблей получили макаровские инструкции для похода и боя, в которых определялись их обязанности в войне на море. Уже 11 марта новый командующий русским флотом на Тихом океане докладывал главнокомандующему на Дальнем Востоке адмиралу Е.И. Алексееву:
      "Несмотря на всякие несовершенства и недостаток в исправных миноносцах, я нахожу, что мы могли бы рискнуть теперь попробовать взять море в свои руки, и, преднаметив постепенно увеличивать район действия эскадры, я предусматриваю генеральное сражение, хотя благоразумие подсказывает, что теперь еще рано ставить все на карту, а в обладании морем полумеры невозможны".
      Вместо того чтобы поддержать наступательные стремления флотоводца, царский главнокомандующий ответил, что "для достижения поставленной конечной задачи нынешней войны участие флота может довершить скорейший успех и нанести неприятелю решительное поражение. Такое действие флота, вероятно, потребуется с переходом наших войск в пределы Кореи, а поэтому сбережение наших морских сил до того времени приобретает весьма важное значение, и в то же время, отдаляя всякое невыгодное столкновение с неприятельскими силами на море, мы можем более уверенно рассчитывать на присоединение к Тихоокеанскому флоту подкреплений, ныне спешно изготовляющихся к посылке из Балтики на Дальний Восток".
      Иными словами, главнокомандующий вооруженными силами России на Дальнем Востоке адмирал Е.И. Алексеев ратовал за пассивность и выжидательность в начавшейся большой войне. Макаров же таких взглядов не разделял, и он начал действовать по собственной инициативе.
      Командующий флотом Тихого океана прежде всего позаботился о "беспокойстве" японцев за свои морские коммуникации. Вице-адмирал С.О. Макаров дает начальнику отряда владивостокских крейсеров контр-адмиралу К.П. Иессену следующую инструкцию:
      "Вверенный Вам отряд по месту своего нахождения наиболее подходит для того, чтобы препятствовать неприятелю перевозить войска в Гензан и другие пункты, лежащие к северу от него. Это есть главнейшее задание, возлагаемое на вас, но разумеется, всякий вред, который вы можете нанести неприятелю, будет вполне уместным действием, и в некоторых случаях появление ваше у берегов Японии может быть даже полезно, чтобы отвлечь внимание неприятеля от главнейшей вашей задачи".
      Русский флотоводец находился в полном неведении, где и что предпринимает неприятель и каковы его дальнейшие намерения. Поэтому вице-адмирал С.О. Макаров в первую очередь позаботился о морской разведке. Его интересовала обстановка на море близ Ляодунского полуострова и у близлежащих островов Эллиот. В Желтое море стали высылаться небольшие отряды быстроходных эскадренных миноносцев для разведки сил японцев. Начались боевые столкновения с врагом. В одном из них подвиг совершил экипаж эскадренного миноносца "Стерегущий" под командованием лейтенанта А.С. Сергеева. При возвращении из ночной разведки, недалеко от Порт-Артура, два русских эсминца - "Стерегущий" и "Решительный" под командованием капитана 2-го ранга Ф.Э. Боссе встретили неприятельский отряд из четырех эсминцев, на поддержку которых, что было хорошо видно, спешили два крейсера. Боссе принял решение пробиваться к Порт-Артуру. В бою это удалось только "Решительному".
      На "Стерегущем" от попадания вражеского снаряда в машину (снаряд разорвался в кочегарке, разбил котлы и перебил паропровод) был полностью потерян ход, и он, остановившись, оказался окруженным четырьмя японскими эскадренными миноносцами. Неравный бой между ними продолжался более часа. Командир "Стерегущего" лейтенант Сергеев, с перебитыми осколками ногами, наскоро перевязанный, мужественно руководил с капитанского мостика действиями экипажа в морском бою. Погибшего командира корабля заменил лейтенант Н. С. Головизнин, но и он вскоре был убит. Русские артиллеристы стреляли до последнего и нанесли японцам большие повреждения на их кораблях. Меткость командоров "Стерегущего" заслуживала самой высокой похвалы. Неприятельский эскадренный миноносец "Акебоно" получил 27 попаданий русских снарядов (он был вынужден прекратить стрельбу и выйти из боя), а эсминец "Сазанами" - 8 снарядов.
      Когда на "Стерегущем" замолчало последнее орудие, а сам корабль чудом держался на воде, японцы попытались взять его на буксир. Однако оставшиеся в живых два русских матроса, не желая сдавать корабль врагу, сумели открыть кингстоны, и "Стерегущий", с палубы которого во избежание гибели бежали японцы, затонул в Желтом море. Спешившие для спасения героических моряков эскадренного миноносца "Стерегущий" под флагом командующего быстроходные крейсеры "Новик" и "Боян" опоздали. В истории военно-морского флота Российского государства имя "Стерегущего" осталось символом стойкости и мужества.
      В морских окрестностях Порт-Артурской крепости по ночам стали происходить серьезные столкновения сторон. В одном из них четыре русских эскадренных миноносца - "Выносливый", "Властный", "Бесстрашный" и "Внимательный" вступили в бой с четырьмя однотипными японскими кораблями и заставили их бежать с места боя к главным силам Соединенного флота.
      Императорский флотоводец Хейхатиро Того получил в лице Степана Осиповича Макарова достойного, искусного противника. Заметно возросшая боевая активность русской Тихоокеанской эскадры могла во многом сорвать планы Японии на начальный период войны. Того вновь начинает вести атаки на крепость Порт-Артур со стороны моря. В ночь на 23 марта большой отряд японских миноносцев совершил безуспешное нападение на русские сторожевые корабли.
      Опытный Макаров решил, что вслед за ночной атакой силами миноносцев вице-адмирал Хейхатиро Того может нанести удар главными броненосными силами Соединенного флота. Русский командующий не ошибся. Утром в Желтом море перед Порт-Артуром появились 6 эскадренных броненосцев, 6 крейсеров и 8 миноносцев противника. Немного позже к ним присоединились еще 5 броненосных крейсеров.
      Русский командующий немедленно отдал приказ о выходе кораблей эскадры из внутренней гавани на внешний рейд, чтобы под прикрытием огня береговых батарей начать морское сражение между главными силами двух флотов. Через пять часов макаровский приказ был выполнен, что явилось ранее невиданным успехом - тяжелые и глубокосидящие эскадренные броненосцы вышли на внешний рейд в малую воду во время отлива.
      Планы вице-адмирала Того, рассчитывавшего провести очередную артиллерийскую бомбардировку Порт-Артурской крепости и его внутренней гавани, оказались под угрозой. Но императорского флотоводца поджидала и еще одна большая неудача. Едва эскадренные броненосцы "Фуджи" и "Яшима" открыли из-за гор Ляотешан огонь орудиями главных калибров, как на них обрушились прицельные залпы с русских эскадренных броненосцев "Ретвизан" и "Победа". Огонь русских командоров оказался на редкость удачен, и посланные ими во врага снаряды сразу же накрыли "Фуджи".
      Японские броненосцы стали маневрировать, чтобы сбить точность прицела русских комендоров. Но стрельба последних точно корректировалась с высот Ляотешана. Береговые батареи крепости ввиду отсутствия бронебойных снарядов стрелять не могли, поэтому огонь вела только корабельная артиллерия. Завязывалось большое морское сражение.
      Вице-адмирал С.О. Макаров во главе эскадры, держа свой флаг на головном эскадренном броненосце "Петропавловск", начал выход в открытое море, приказав не прекращать огонь по вражескому флоту. Однако его противник Хейхатиро Того не принял вызов и вскоре весь многочисленный броненосный флот страны Восходящего Солнца скрылся за горизонтом.
      Активность порт-артурской эскадры вызвала растерянность у японского морского и сухопутного командования. Усиленная перевозка императорских войск в корейские порты оказалась под угрозой. Русские корабли могли появиться в любой точке Желтого моря. 11 апреля вице-адмирал С.О. Макаров, получив сведения о том, что в западных портах Кореи сосредочилось большое число вражеских транспортов с войсками, предназначенных для десантирования на Ляодунский полуостров, решил действовать на упреждение замысла врага. Макаров предположил, что японские транспорта сделают остановку на островах Эллиот, превратив их в место временного базирования, и оттуда, выждав благоприятный момент, совершат переход к Квантуну.
      Русский командующий принимает контрмеры. Он решил провести разведку островов Эллиот. И если там будет обнаружен противник, его десантные силы, порт-артурская эскадра должна выйти в море и уничтожить японский транспортный флот. Вечером 12 апреля два разведывательных отряда из восьми эскадренных миноносцев вышли в открытое море. Многочисленные дымы на вечернем горизонте свидетельствовали о том, что где-то рядом находятся главные броненосные силы японского Соединенного флота.
      Ночью, обследовав острова Эллиот, командиры разведывательных отрядов решили возвратиться в Порт-Артур. Один из миноносцев - "Страшный" под командованием капитана 2-го ранга
      К.К. Юрасовского около часа ночи отстал от своих, и в темноте присоединился к отряду японских миноносцев, которые шли без ходовых огней, приняв их за русские. Это была чудовищная ошибка, какие бывают на войне. Вплоть до восхода солнца корабли в строю кильватера совместно бродили в окрестностях Порт-Артура.
      На рассвете на "Страшном" был поднят Андреевский флаг и недоразумение сразу обнаружилось. Шесть вражеских кораблей дружно напали на русский эскадренный миноносец, который в одиночестве оказался среди них. Команда "Страшного" приняла неравный, отчаянный бой в полном окружении и повторила подвиг "Стерегущего". Русским морякам было ясно, что из такого вражеского кольца им не вырваться.
      Судьбу морского боя решило попадание японского снаряда в заряженный торпедный аппарат. От сильного взрыва погибла большая часть команды русского корабля, в том числе его командир, капитан 2-го ранга К.К. Юросовский. В ходе боя вышла из строя вся артиллерия, была повреждена машина. Но "Страшный" не переставал отвечать на жесткий огонь японцев лейтенант Е. Малеев до конца косил врагов из пятиствольной митральезы. От многочисленных повреждений русский миноносец стал погружаться в воду.
      О морском бое на близких подступах к крепости стало известно в Порт-Артуре. Оттуда незамедлительно вышел дежурный броненосный крейсер "Баян". Он разогнал кружившие на месте гибели "Страшного" японские миноносцы и под огнем отряда легких крейсеров подходивших броненосных сил Соединенного флота подобрал из воды несколько чудом спассшихся моряков погибшего корабля. Для их спасения с крейсера были спущены шлюпки.
      В это время корабли порт-артурской эскадры по боевой тревоге выходили из внутренней гавани на внешний рейд. Не ожидая выхода всех эскадренных броненосцев, вице-адмирал С.О. Макаров на флагманском "Петропавловске" (следом за ним шел броненосец "Полтава" и впереди два крейсера - "Новик" и "Аскольд") пошел навстречу "Баяну", который преследовали вражеские корабли. Вскоре вдали перед русскими кораблями, шедшими из Порт-Артура, появились главные силы Хейхатиро Того: шесть эскадренных броненосцев - "Микаса", "Фуджи", "Асахи", "Хацусе", "Шикишима" и "Яшима" и два новых броненосных крейсера - "Ниссин" и "Касуга", купленные Японией у Аргентины.
      Головным шел флагманский корабль вице-адмирала Хейхатиро Того. Его броненосные корабли сопровождали легкие крейсера. Вражеская эскадра держала курс на русский отряд, в составе которого было только два эскадренных броненосца. Теперь превосходство было на стороне японцев и притом весьма значительное.
      В такой ситуации флотоводец С.О. Макаров оказался в крайне затруднительном положении, поскольку большая часть его броненосных кораблей еще находилась во внутренней гавани и ожидала своей очереди выхода на внешний рейд. Но русский командующий не отказывается от появившейся возможности вступить в морское сражение и принимает новое решение: чтобы не понести неоправданные потери, отойти к крепости и под прикрытием ее береговых батарей дождаться выхода в море всей порт-артурской эскадры и после этого вновь пойти на сближение с японским флотом. Русские корабли в кильватерном строю, следуя за флагманом, повернули к Порт-Артуру.
      На внешнем рейде их поджидали вышедшие из внутренней порт-артурской гавани два эскадренных броненосца - "Пересвет" и "Победа". За ними выходили другие корабли. Эскадра пошла в кильватерном строю, выстраиваясь в боевую линию, вдоль берега по знаменитой "макаровской восьмерке". Этот корабельный курс действительно представлял собой вытянутую восьмерку, изобретенную С.О. Макаровым для ведения артиллерийских дуэлей с японским Соединенным флотом. При этом русские корабли вели по врагу огонь то одним, то другим бортом. Против такого тактического приема русского флотоводца императорский командующий Соединенным флотом вице-адмирал Хейхатиро Того оказывался всегда бессилен.
      Дальше случилось то, что в военную историю вошло под названием порт-артурской трагедии 13 апреля 1904 года - гибель командующего русского флота на Тихом океане вице-адмирала С.О. Макарова, последнего действительно выдающегося флотоводца Российской империи, и его флагманского корабля. Эскадренный броненосец "Петропавловск", построенный в 1894 году (в строй вступил спустя три года), был самым мощным кораблем Тихоокеанской эскадры. Броненосец имел водоизмещение в 11 354 тонны, скорость хода-17 узлов (31,5 километров в час). Вооружение состояло из четырех 305-миллиметровых орудий, двенадцати 152-миллиметровых, десяти 47-миллиметровых и двадцати восьми 37-миллиметровых орудий, шести торпедных аппаратов. Экипаж состоял из 633 человек.
      В тот день морского сражения под Порт-Артуром не состоялось. Произошло иное. В 9 часов 43 минуты у правого борта русского флагманского корабля раздался хорошо слышимый над морем взрыв. Над броненосцем мгновенно вырос громадный, раза в два превышающий его высоту столб черно-бурого дыма и пламени, который совершенно окутал корабль. Затем раздался другой взрыв под мостиком и более сильный. Из сердцевины "Петропавловска" вылетела масса огня с желто-зеленым и бурым дымом. Силой взрыва были сорваны носовая башня, фок-мачта, мостик, трубы, часть кожуха. Мачта всей тяжестостью обрушилась на развороченный мостик, где находился вице-адмирал Макаров. Один из сигнальщиков - Бочков пытался спасти командующего, лежащего ничком в крови на мостике. Но корабль шел на дно и матроса смыло.
      Эскадренный броненосец после второго взрыва резко накренился на правый борт, затем его корма приподнялась, обнажив работающий в воздухе винт, который крошил падающих в воду людей. Когда купол дыма и пламени несколько поднялся вверх
      и развеялся, корпус броненосного корабля наполовину своей длины уже был под водой и высоко поднятая, вся объятая пламенем корма быстро уходила в воду, усеянную плавающими обломками и тонущими людьми.
      Вся эта трагедия произошла на глазах порт-артурской эскадры и артиллеристов крепостных береговых батарей в течение всего двух минут. Когда некоторое время спустя водолазы обследуют погибший эскадренный броненосец, то они увидят, что мощный взрыв разорвал "Петропавловск" на две части.
      Кроме командующего флотом Тихого океана на флагманском броненосце погибли начальник штаба флота контр-адмирал
      М.П. Молас, 27 офицеров и 630 матросов, а также знаменитый русский художник-баталист Василий Верещагин. Спасти удалось лишь немногих - 73 матроса, 5 младших офицеров, контуженного командира "Петропавловска" капитана 1-го ранга В. Яковлева и великого князя Кирилла Владимировича, представлявшего династию Романовых на театре русско-японской войны.
      По заключению морского технического комитета броненосец коснулся мины (или минной банки - по другим предположениям). После ее взрыва под носовыми минными аппаратами и погребами "Петропавловска" произошли взрывы от детонации пироксилина в судовых минах (в носовой части броненосца хранилось до 50 мин заграждения) и 12-дюймовых снарядов, воспламенение и взрыв пороховых и патронных погребов и взрыв цилиндрических котлов. Спустя некоторое время возле того самого места, где погиб "Петропавловск", водолазы обнаружили "минный букет" - целую связку японских мин.
      Гибель выдающегося русского флотоводца потрясла Россию и вызвала широкий отклик за рубежом. Вице-адмирал С.О. Макаров командовал флотом Тихого океана всего 36 дней, но и за это короткое время сумел сделать очень многое для обороны Порт-Артура, оставив глубокий след в сердцах защитников русской крепости. С гибелью командующего Тхоокеанский флот Российской империи остался без действительно боевого руководителя до самого окончания русско-японской войны. Макаров оказался единственным флотоводцем, который был способен изменить ход войны на море в пользу России.
      Как в России, так и за границей, в том числе и в Японии, порт-артурской трагедии 13 апреля было уделено большое внимание. Причем и в печати, и в официальных военных кругах почти единогласно признавалось, что главной потерей для России была гибель вице-адмирала С.О. Макарова, а не сильнейшего в составе Тихоокеанской эскадры эскадренного броненосца "Петропавловск". Так, английская газета "Таймс" писала:
      "Россия лишилась прекрасного корабля, но еще более потеряла в лице человека, которому предстояло, вероятно, сделать русский флот важным фактором в войне. Его потеря и род гибели наносят тяжелый удар русскому флоту, не говоря об исчезновении доблестного и вдохновляющего начальника, влияние которого, внося новый элемент в войну, признавалось и японцами. Суждение неприятеля - лучшее доказательство того, что Макаров, с признанным обладанием им в совершенстве морской науки, соединял качества великого моряка...
      Нисколько не желая сомневаться в наличии умственных сил России, мы можем сказать, что с кончиной адмирала Макарова Россия теряет вождя, которого трудно будет заместить".
      Даже в Японии было выражено официальное сожаление по поводу кончины вице-адмирала С.О. Макарова. От имени всего морского штаба один из его начальников, Огасавара, объявил, что кончина эта является потерей для всех флотов в мире и что адмирал Макаров был одним из лучших в мире адмиралов. Празднества, устроенные на Японских островах по случаю гибели русского эскадренного броненосца "Петропавловск", отличались большой сдержанностью.
      В городе Нуоге было устроено большое шествие, причем толпа японцев несла тысячу белых фонарей в честь погибших русских моряков. В голове колонны несли знамена с надписью: "Мы неутешно печалимся о смерти храброго русского адмирала". Оркестр играл траурные мелодии. А в японскую поэзию великий флотоводец старой России вошел как "враг доблестный!".
      Была ли гибель флагманского броненосца с командующим на борту случайной? Думается, что нет. Много прямых и косвенных фактов свидетельствует о том, что мина (или минная банка - и это точнее всего) появилась на обычном пути эскадренного броненосца отнюдь не в результате обычной минной ловушки, устроенной японцами у входа в военно-морскую базу противника.
      Японское командование не могло не оценить роли нового командующего русским флотом Тихого океана в обороне Порт-Артурской крепости и объективно служившего серьезной помехой в осуществлении далеко идущих планов страны Восходящего Солнца в войне с Россией. Ведь положение дел на Дальнем Востоке прямо зависело от положения дел на море. Японское командование на сей счет не строило никаких иллюзий.
      За короткое время командования вице-адмирала С.О. Макарова (чуть больше месяца) порт-артурская эскадра выходила в Желтое море в поисках встречи с японским броненосным Соединенным флотом шесть раз. За все остальное время русско-японской войны - всего три раза: один раз при вице-адмирале О. В. Старке и два раза - при В.К. Витгефте. Тут, как говорится, комментарии совершенно излишни.
      Высшее японское командование и флотоводец Хейхатиро Того, в частности, понимали, что сухопутную крепость можно обойти, а военно-морскую базу можно блокировать. Но что делать с русским флотом, командующий которого признает только активные действия против неприятеля? А все кратчайшие и удобные пути-дороги на поля Южной Маньчжурии вели только через Желтое море.
      Чтобы свести на нет боевую активность еще достаточно мощной порт-артурской эскадры, японцам надо было сделать следующее: или разгромить, уничтожить ее в морском сражении, или с помощью минных постановок и брандеров надежно запереть во внутренней гавани. Первое сделать они просто не могли и не решались, а второе у них не получилось даже после нескольких попыток. Остался третий путь в чисто самурайском духе, который к тому же не требовал большого напряжения сил и средств. Было решено убрать командующего русским флотом Тихого океана и тем самым достич конечной цели.
      Совершить, скажем, покушение на флотоводца на берегу не представляло японской разведке никакой трудности - в Порт-Артуре было более чем достаточно вражеских шпионов. Но Макаров почти все время находился на кораблях и на берегу бывал лишь в исключительных случаях, поэтому удобный момент для покушения на него мог представиться не скоро.
      Оставался последний путь - уничтожить командующего русским флотом вместе с флагманским кораблем. Уничтожить - но не в честном, открытом морском бою. И здесь японская разведка просто не могла не сказать своего "веского" слова, выдав военно-морскому командованию всю необходимую информацию и сделав, вне всякого сомнения, необходимые штурманские расчеты.
      Без сомнения, агентурные данные о постоянных курсах русской эскадры во время выхода ее из порт-артурской гавани и возвращении обратно, эволюциях, совершаемых кораблями при крейсерстве, расположении заградительных минных полей, береговых батарей и прожекторных установок позволили японским штабным специалистам точно рассчитать точку постановки минной банки на пути флагманского броненосца. В достоверности разведывательных данных не приходилось сомневаться - их готовили профессионально подготовленные шпионы из числа офицеров японского флота и Генерального штаба.
      Такая точка могла быть только одна - в том самом месте, где "макаровская восьмерка" соприкасалась с обычным курсом боевых судов эскадры, уходящих в море или возвращающихся на базу. А то, что вице-адмирал С.О. Макаров будет идти на флагманском корабле и вести за собой эскадру здесь сомнений быть просто не могло. Так что помешать уничтожению эскадренного броненосца "Петропавловск" с командующим на борту могла только случайность. Макаров должен был погибнуть.
      Вице-адмирал Хейхатиро Того торопился не случайно. Развертывание сухопутных операций против русской армии в Южной Маньчжурии могло опасно затянуться из-за решительных действий порт-артурской эскадры на подступах к Ляодунскому полуострову. Стоял вопрос: как скоро японские сухопутные армии могут десантироваться на побережье Южной Маньчжурии?
      12 апреля с наступлением темноты специальный отряд японских кораблей и вспомогательное судно - минный крейсер "Кориу-мару" приблизился к Ляодуну. Темнота помешала неприятельским постановщикам мин сразу точно определить свое местонахождение. Их несколько раз с берега освещали прожекторами, но береговые батареи огня не открывали - боялись обстрелять своих (несколько раньше к островам Эллиот были высланы русские миноносцы).
      Вот что пишет очевидец тех событий: "В тот день вечером трудно сказать, что именно, но несомненно в лучах прожектора Крестовой горы обрисовались силуэты нескольких судов... наши прожекторы до них "не хватали" около двух миль. Особенно мешала разобрать, в чем дело, сетка мелкого дождя, освещенная прожекторами... Казалось, что подозрительные силуэты не то стоят на месте, не то бродят взад и вперед по тому же месту".
      Подозрительные суда "бродили" в ночи на одном и том же участке внешнего рейда Порт-Артура с одной целью - предельно точно поставить на пути русского флагмана минную банку. Определить место сброса "минного букета" в ночных условиях было сложно. Поэтому пришлось "побродить" перед Крестовой горой. Минная банка была поставлена на такой глубине, что коснуться ее днищем мог только самый глубокосидящий в воде русский броненосец - таким и был "Петропавловск". К сожалению, расчет японских штурманов оказался верен. Утром следующего дня произо-шла порт-артурская трагедия.
      Ночью вице-адмиралу С.О. Макарову доложили об обнаружении неизвестных судов на внешнем рейде и спросили разрешения на открытие огня береговыми батареями. Но тот в силу пребывания в море отряда эскадренных миноносцев для разведки японских сил у островов Эллиот такого разрешения не дал, а приказал утром поверить то место: "... не набрасали бы какой дряни" нам японцы.
      Но гибель на рассвете следующего дня миноносца "Страшный", вызванный ею спешный выход в море русских кораблей, появление вблизи Порт-Артура главных броненосных сил Соединенного флота Японии, сбор командующим эскадры для предстоящего морского сражения (а в том, что он решил в тот день поступить именно так, сомневаться не приходилось) - все это как-то заслонило события минувшей ночи, казавшиеся такими мелкими по сравнению с тем, что предстояло.
      Ни сам вице-адмирал Макаров, ни кто-либо из его окружающих не вспомнили о подозрительных силуэтах, смутно виденных сквозь сетку дождя, озаренную лучами прожекторов. А ведь силуэты кораблей появились именно в вершине "макаровской восьмерки", которую русские корабли описывали при крейсерстве - восточнее Крестовой горы и южнее горы Белого волка. Протралить этот участок внешнего рейда хотя бы контрольным проходом тральщиков, поискать, "не набросали ли какой дряни", - об этом в штабе командующего словно забыли.
      Сразу же после гибели вице-адмирала С.О. Макарова в Порт-Артур прибыл главнокомандующий вооруженными силами России на Дальнем Востоке адмирал Е.И. Алексеев. Он принял на себя командование флотом Тихого океана и поднял свой адмиральский флаг на эскадренном броненосце "Севастополь", на котором были погнуты лопасти винтов - в море на таком корабле далеко не выйдешь.
      С 22 апреля новым командующим флотом Тихого океана был назначен контр-адмирал В.К. Витгефт. Он занимал должность начальника морского отдела штаба царского наместника и новое назначение получил на время. Командование Тихоокеанской эскадрой поручалось члену адмиралтейств-совета вице-адмиралу
      Н.И. Срыдлову. Однако в Порт-Артур последний так и не прибыл, оказавшись в конце концов во Владивостоке, где базировался отряд крейсеров из трех единиц. Остальные корабельные силы находились в Порт-Артуре.
      Появление главнокомандующего Алексеева в Порт-Артуре совпало с третьей бомбардировкой японскими броненосными кораблями крепости и Тихоокеанской эскадры, стоявшей во внутренней гавани. Ответный огонь по врагу вел эскадренный броненосец "Пересвет". Неприятельские корабли сделали 190 выстрелов. Стрельба из орудий главных калибров велась с предельной дистанции и закончилась безрезультатно для обеих сторон. После этого неприятельская эскадра скрылась из поля видимости береговых наблюдательных постов русской крепости.
      Японское командование не просчиталось. Свою игру в "деле Макарова" оно вело без проигрыша. За неполные три недели (вражеская разведка доносила о делах русской морской крепости весьма регулярно) все, что успел сделать вице-адмирал С.О. Макаров, было сведено на нет. Царский наместник проигнорировал все новшества, введенные им. Боевая броненосная эскадра вновь замерла во внутреннем бассейне Порт-Артура. Даже обязательное дежурство крейсеров на внешнем рейде крепости было отменено. Алексеев и Витгефт приложили немало стараний, чтобы восстановить порядки, существовавшие на порт-артурской эскадре до войны и в ее начале, когда командовал вице-адмирал О.В. Старк.
      Старое правило "беречь и не рисковать", установленное для Тихоокеанской эскадры наместником адмиралом Е.И. Алексеевым, воцарилось снова и стало законом до самого поражения России в русско-японской войне. Такой поворот дела на море японцы отметили сразу и, думается, их восторгу не было предела.
      Выезжая в связи с угрозой блокады Порт-Артура с суши в город Мукден, царский главнокомандующий Алексеев дал новому командующему Тихоокеанским флотом контр-адмиралу В.К. Витгефту указания в прежнем духе:
      "Ввиду значительного ослабления наших морских сил активных действий не предпринимать, ограничиваясь лишь производством рекогносцировок крейсерами и отрядами миноносцев для атаки неприятельских судов. При этом посылку тех и других обставить такими условиями, чтобы не подвергать их без нужды особому риску".
      Инициатива на Желтом море вновь и окончательно перешла к японскому Соединенному флоту. Такова была цена в русско-японской войне гибели эскадренного броненосца "Петропавловск" и находившегося на его борту командующего русским флотом на Тихом океане вице-адмирала С.О. Макарова.
      Вскоре были получены достоверные сведения о том, что высадившиеся в портах западного побережья Кореи японские войска начали продвижение к северу. Временному командующему русской Маньчжурской армии генералу Н.П. Линевичу (генерал-губернатору Приамурской области) отдается приказ задержать японцев на рубеже пограничной реки Ялу. Это позволяло выиграть время для сосредоточения армейских сил в районе городов Мукден - Ляоян и не дать неприятелю возможности в случае переправы через Ялу и ожидавшейся высадки десанта в устье реки Ляохэ и ближайшем морском побережье обрушиться с суши на крепость Порт-Артур.
      В те дни главнокомандующий вооруженными силами России на Дальнем Востоке адмирал Е.И. Алексеев получил высочайшие указания императора Николая II на ведение войны. Суть этих монарших указаний заключалась в следующем:
      "Главнейшие усилия наши первоначально должны быть обращены на обеспечение сосредоточения войск, как находящихся в пределах наместничества, так и направляемых из Европейской России. В силу этого первенствующей целью наших действий в первый период войны является удержание в своей власти Китайско-Восточной железной дороги".
      Указания российского монарха, подготовленные в его военном ведомстве, были слишком расплывчаты и обрекали русского главнокомандующего на бездействие. Полученные почти через месяц после начала войны с Японией, они к тому же не вытекали из реальной военной обстановки и не учитывали соотношения противоборствующих сил.
      Опасаясь русского флота, когда во главе его стоял инициативный и настойчивый вице-адмирал С.О. Макаров, японское командование медлило с высадкой сухопутных сил в Корее. 1-я армия генерала Куроки завершила высадку своих последних частей на корейскую землю только 29 марта. Весенняя распутица сделала дороги трудно проходимыми - путь от Сеула до Пхеньяна в 240 верст передовая японская пехотная дивизия проделала за 24 дня. И только в 20-х числах апреля передовые отряды японцев появились на левом берегу пограничной реки Ялу.
      Вопреки ожиданиям, японцы не встретили здесь никакого серьезного противодействия. В Северной Корее действовал передовой (заградительный) конный отряд под командованием генерала П. И. Мищенко, состоявший из 22 сотен забайкальской и уссурийской казачьей конницы и одной казачьей батареи. Отряду была поставлена задача вести разведку, выдвинувшись до 100 километров южнее реки Ялу. Поэтому на корейской территории произо-шли лишь небольшие стычки подходивших японских войск с казачьими разъездами.
      Первое боевое столкновение русских с японцами произошло у Ченшена. В бою от отряда генерала Мищенко участвовало шесть сотен спешенных казаков (один полк), со стороны японцев - 5 батальонов пехоты, 7 кавалерийских эскадронов, соперная рота и 18 полевых орудий. Японские батареи своим огнем и решили судьбу боя. Казаки после жаркой перестрелки сели на коней и без потерь отошли в расположение своего отряда к берегу реки Ялу.
      Русские конные дозоры не сумели определить даже приблизительный состав находившихся на походном марше частей 1-й японской армии. Более того, было потеряно боевое соприкосновение с противником и это лишало русское командования достоверных сведений о его намерениях и авангардных силах, о маршрутах движения на север к пограничной реке Ялу. Генерал П.И. Мищенко, среди прочего, доложил командованию, что "наше отступление произвело на корейцев неблагоприятное впечатление".
      Прогнозы командования Маньчжурской армии, считавшего, что 10 дивизий противника в середине третьего месяца войны выйдут к Южно-Китайской железной дороге, совершенно не оправдались. Фактически только 3 японские пехотные дивизии подошли к реке Ялу и начали медленную подготовку к ее форсированию. К тому времени на левом берегу пограничной реки уже не оставалось ни одного русского солдата. Русские передовые посты, таившиеся на островах реки, встретили японских разведчиков ружейной стрельбой. Те в отместку сожгли русский поселок лесной концессии в Ионампо.
      Мобилизация и развертывание русской Маньчжурской армии осуществлялось крайне медленно. Все упиралось в реальные, а не запланированные свыше, пропускные возможности Транссибирской железнодорожной магистрали. За первые полтора месяца войны среднесуточный прирост вооруженных сил России на Дальнем Востоке составлял около одного пехотного батальона, 0,5 сотни конницы и 3 орудий.
      Только к концу апреля 1904 года воюющие стороны изготовились для первых боев на сухопутном фронте, сумев перебросить на материковый театр военных действий и сосредоточить значительные армейские силы. Состав и расположение русской Маньчжурской армии и японских войск был следующим.
      Численность русских войск на Квантунском полуострове, в том числе и крепостного гарнизона Порт-Артура, составляла до 40 тысяч человек. В их число входили 30 батальонов пехоты, одна казачья сотня, 56 полевых орудий, 3 батальона крепостной артиллерии и другие небольшие воинские подразделения. В крепости Владивосток и Приморском крае имелось 25 батальонов пехоты, 6 сотен конницы, 56 полевых орудий, 3 крепостные роты и другие части. В Южной Маньчжурии - 23 батальона пехоты, 6 эскадронов кавалерии, 88 полевых орудий и отряды Заамурской пограничной стражи, конные и пешие.
      Восточный отряд под командованием генерала М.И. Засулича на рубеже реки Ялу состоял в боевом отношении из отборных воинских частей. Он включал в себя 3-ю и 6-ю Восточно-Сибирские стрелковые дивизии с их артиллерийскими бригадами - 20 батальонов сибирских стрелков и 62 полевых орудия. В состав Восточного отряда входили также отдельная Забайкальская казачья бригада, Аргунский и Уссурийский казачьи полки (всего 24 сотни казачьей конницы), саперная рота и телеграфная команда. Численность русских войск на реке Ялу достигала до 23 тысяч человек.
      Общий резерв Маньчжурской армии (27 батальонов пехоты, 20 сотен конницы и 11 инженерных рот) под начальством самого командующего армией располагался в районе Мукден - Ляоян. Всего в русской действующей армии к началу боевых действий на суше насчитывалось около 140 тысяч штыков и сабель.
      Японская 1-я армия генерала Тамесады Куроки состояла из 36 батальонов пехоты, 3 саперных батальонов, 16 500 военных носильщиков-кули, 9 эскадронов кавалерии и 128 полевых орудий. Всего в районе города Инчжоу, на правом берегу реки Ялу, сосредоточилось более 60 тысяч японских войск, которые постоянно пополнялись. Этими силами намечалось оттеснить русскую преграду с границы и открыть путь в Южную Маньчжурию.
      Весь армейский транспорт состоял из "военных кули", причем было установлено, что три кули должны были везти на своей тележке 100 килограммов риса. Они получали по 6 сен (копеек) в день и им выдавалось в сутки на полфунта риса больше, чем рядовому солдату, но без мясной порции. В военный паек кули входил также чай, приготовленный из заваренного в кипяченой воде ячменя.
      Японская 2-я армия генерала Ясукаты Оку в составе 36 пехотных батальонов, 17 кавалерийских эскадронов, 3 саперных батальонов, свыше 15 тысяч солдат-кули, 216 полевых орудий находилась в готовности для перехода морем и десантирования на Ляодунский полуостров. Более 60 тысяч человек этой армии вместе с транспортными судами находились у Цинампо. Однако такой приказ императорский главнокомандующий маршал Ивао Ояма мог отдать только в случае успешной переправы 1-й армии генерала Тамесады Куроки через реку Ялу и блокирования русского флота в Порт-Артуре.
      18 апреля командир Восточного отряда генерал М.И. Засулич получил приказ вступившего в командование Маньчжурской армией генерала от инфантерии А.Н. Куропаткина затруднить японцам переправу через Ялу и дальнейшее их наступление через Фейшунлинский горный хребет, а также выяснить цели и направление движения противника. Засуличу предлагалось избегать решительного боя во избежание больших потерь и отходить к главным силам Маньчжурской армии на Ляоян. То есть Куропаткин, недооценив стратегическое значение этого рубежа, не намеревался сдерживать наступление противника на удобной для обороны пограничной реке Ялу, которая не имела бродов, а через ее приток Эйхо (Айхэ) в брод могла переправиться только конница.
      В эти дни командующий русской армией писал сменившему его на посту военного министра генералу В.В. Сахарову: "Японцы зашевелились на Ялу. С удовольствием буду приветствовать их вторжение в Маньчжурию. Для этой цели им можно бы построить даже золотые мосты, лишь бы ни один из них не вернулся назад на родину".
      Генерал М.И. Засулич, после рекогносцировки, расположил против 1-й японской армии в месте сосредоточения ее главных сил только 7 батальонов пехоты, 32 орудия и 8 пулеметов - примерно треть своих сил. Прочие войска остались в резерве Восточного отряда и на этапных путях, то есть русский заградительный отряд на Ялу оказался разбросанным почти на 100-километровом в длину пространстве. Отсутствие достоверных разведывательных данных не позволило Засуличу "вычислить" направление удара японцев и место форсирования ими реки на маньчжуро-корейской границе.
      Русская позиция на правом берегу реки Ялу по природным условиям была очень выгодной для ведения обороны. Гористое правобережье возвышалось над неширокой долиной левого берега. Однако позиция не была сколько-нибудь серьезно оборудована в инженерном отношении: пехотным ротам не хватало окопов (их оказалось только на 9 рот), отсутствовали укрытия от вражеской шрампели и маскировка полевых укреплений (окопов), артиллерийские батареи располагались на необорудованных позициях, на открытых скатах сопок. Это давало противнику возможность "засекать" их еще до начала открытия пушечной стрельбы. Артиллерийская разведка не велась.
      Японцы могли без труда узнать по толпившимся у своих окопов русским солдатам расположение оборонительной позиции противника. Такое обстоятельство заметно облегчало работу их армейской разведки. Из-за бездорожья, труднопроходимых лесистых гор и оврагов затруднялась маневренность войск. С тактической точки зрения русская оборона на реке Ялу, не имевшая глубины, заранее обрекалась на пассивность. Но командование в лице генерала М.И. Засулича на такое обстоятельство даже не обращало внимания.
      При армейском штабе генерала Тамесады Куроки находились иностранные военные наблюдатели, "познававшие" в разведывательных целях опыт русско-японской войны. Один из них, английский капитан Р.А. Винсент, следующим образом отозвался о полевых русских укреплениях на реке Ялу:
      "Русские укрепления были самые первобытные. Расположение орудий на горах севернее Тюренчена было, можно сказать, совсем не прикрыто. Немного земли было насыпано около орудий, но не орудийных окопов, закрытия для прислуги не было вовсе. Пехотные окопы вдоль подошвы гор были просто бруствера из нарезанного здесь же дерна. Они были одеты ветками без всякой попытки к маскировке, не имели никаких искусственных препятствий впереди, не давали укрытия для голов и мало защищали от шрапнельного огня".
      Генерал Тамесада Куроки, оценив обстановку, решил переправиться всеми тремя дивизиями своей армии (Гвардейской, 2-й и 12-й) на правом фланге, на Тюренченском участке. Японские наблюдатели и агентурная разведка установили, что выше устья реки Эйхо, впадавшей в Ялу, русские осуществляли "оборону" лишь конными разъездами. Переправа в этом месте, в самых благоприятных условиях, позволяла атакующим охватить с фланга Тюренченскую позицию противника.
      После первоначального успеха командующий 1-й императорской армией намеревался выйти в тыл русскому Восточному отряду, отрезать его от главных сил Маньчжурской армии и уничтожить. Все из задуманного генералу Тамесаде Куроки удалось, кроме последнего - разгромить и уничтожить русский Восточный отряд в сражении на реке Ялу. Для наступления у Тюренчена японцы создали пятикратное превосходство в живой силе и трехкратное превосходство в артиллерии.
      Сражение на реке Ялу (или, по-китайски, Ялуцзян, или по- корейски, Амноккан) проходило с 26 апреля по 1 мая 1904 года. Ночью японские войска перешли в наступление и под прикрытием артиллерийского огня захватили на Ялу острова и укрепились на них. На острове Самалинду были развернуты гаубичные и полевые батареи. На батареях имелись карты с нанесенными на них русскими позициями на противоположном берегу реки.
      Первое наступательное движение японской пехоты прошло при молчании русскиз позиций, с которых не сделали ни одного выстрела. Один из японских офицеров отозвался об этом эпизоде войны так: "Если огонь противника очень силен, то это неприятно; если же он совершенно не стреляет, это ужасно".
      А начальник штаба 1-й императорской армии выразился более озабоченно: "Никто не знал, служило ли молчание русских средством заставить нас подойти ближе или они уже начали отходить, но большинство (штабных офицеров. - А. Ш.) держалось первого мнения".
      После этого японцы начали наведение понтонного моста через Ялу. Пытаясь помешать этому, русские открыли артиллерийский огонь по вражеским шлюпкам, но оказались быстро подавленными ответным огнем неприятельских батарей. Русские батареи, стоявшие на открытых позициях на горных вершинах и скатах высот, оказались прекрасными мишенями для врага.
      Рано утром первого мая вся японская артиллерия (20 тяжелых гаубиц и 72 полевых орудия) открыли сильный огонь по всему участку Тюренченской позиции. Многие батареи вели по противоположному речному берегу прицельный огонь. Спустя полтора часа после начала огневого налета все три дивизии 1-й императорской армии густыми цепями пехоты начали атаку. На фронте в десять километров против них оборонялось всего 5 батальонов пехоты и 2 охотничьи команды при 15 полевых орудиях и 8 пулеметах. Японцы наступали колоннами, прикрываясь густыми стрелковыми цепями.
      Русская пехота вступила в бой, стреляя залпами только тогда, когда японцы достигли реки. Однако вражеские пехотинцы от их огня не понесли тяжелых потерь. Причина была в том, что залп является полным отрицанием меткой стрельбы, так как залповый огонь лишал большинство стрелков возможности хорошо прицелиться в атакующих. К тому же при таком ведении ружейного огня стреляющий не может знать, промахнулся он или попал в цель.
      В 8 часов утра, после того как русские солдаты отбили несколько вражеских атак, стало ясно, что дальнейшее упорство обороняющихся грозит им разгромом. Генерал М.И. Засулич, даже не помышлявший о контратакующих действиях, в тот день отдал свое единственное распоряжение - об общем отступлении Восточного отряда.
      Особенно стойко сражались под Тюренченом солдаты 11-го Восточно-Сибирского стрелкового полка. Прикрывая соседей, выходивших из боя, и давая отступавшим возможность привести себя в порядок, полк оказался в окружении. Находившиеся при нем полевая батарея и пулеметная рота (выпустившая в тот день по врагу 35 тысяч пуль) "легли костьми" в бою. Погиб командир полка и почти весь его 3-й батальон. По сути дела, два первых батальона 11-го Восточно-Сибирского стрелкового полка полдня с успехом сдерживали натиск почти двух японских пехотных дивизий.
      Пробиваясь из окружения, сибирские стрелки в 4 часа дня пошли в штыковую атаку, которую японская пехота не приняла, и пробили себе дорогу в горное ущелье. Японцы превосходящими силами пыталась их преследовать, но неожиданно напоролись на засаду, боя в горах не приняли и отступили к Тюренчену.
      В приграничном сражении на реке Ялу русские войска потеряли 55 офицеров, 2122 солдата убитыми, ранеными и пленными, 21 полевое орудие (большинство их, из-за невозможности вывезти с позиций, так как были убиты ездовые лошади, русские артиллеристы привели в полную негодность) и все 8 пулеметов. Потери японцев, по их данным, составили лишь 1036 человек.
      Стратегические последствия поражения на реке Ялу в ходе первого сухопутного сражения начавшейся войны было весьма значительным и оказало существенное влияние на дальнейший ход боевых действий. Оно подорвало моральное состояние русских войск, веру нижних чинов в своих военачальников-генералов и создало ошибочное мнение о силе и возможностях противника. Но в какой-то мере поражение русских рассеяло шапкозакидательские настроения, заставило более серьезно относиться на войне к японцам.
      Сражения на реке Ялу в стратегическом отношении определило дальнейший ход войны. С поражением русского Восточного отряда генерала М.И. Засулича обстановка на театре военных действий стала для Японии улучшаться. Ее 1-я императорская армия под командованием генерала Тамесады Куроки оказалась на маньчжурском берегу реки Ялу и тем самым получала операционный простор для своего дальнейшего продвижения к Квантуну.
      Более того, 1-я армия, расчистив для себя удобный путь в Южную Маньчжурию, начала завладевать стратегической инициативой в войне. Теперь почти все южное побережье Ляодунского полуострова открывалось для беспрепятственного десантирования японских войск. Это было как раз то, на что так надеялся японский главнокомандующий маршал Ивао Ояма.
      Победа на берегах реки Ялу подняла боевой и моральный дух японских войск. Командующий 1-й армией генерал Тамасада Куроки доносил в победной реляции: "Принцы крови и другие офицеры сильно воодушевлены, а воинский дух в частях значительно поднялся".
      О понесенном поражении на реке Ялу командующий Маньчжурской армией генерал от инфантерии А.Н. Куропаткин доложил императору следующим образом: "...Бой у Ялу явился случайным, как для начальников, так и для войск". Куропаткин вновь требует от военачальников всех степеней "всеми мерами избегать решительного боя" до отхода "на главные силы нашей армии".
      Трагическая гибель под Порт-Артуром командующего флотом Тихого океана вице-адмирала С.О. Макарова на эскадренном броненосце "Петропавловск" и поражение русского Восточного отряда в сражении на пограничной реке Ялу "открыли" перед Японией поля Южной Маньчжурии. Дальнейшие события войны разворачивались по сценарию, разработанному в кабинетах Генерального штаба страны Восходящего Солнца.
      Началась массовая высадка японских войск на Ляодунский полуостров. 2-я японская армия, численностью около 35 тысяч человек при 216 орудиях под командованием генерал-лейтенанта барона Ясукаты Око, приступила к высадке в порту Бицзыво, всего лишь в 65 километрах к северо-востоку от Порт-Артурской крепости. Первыми высадились моряки-десантники, которые приступили к постройке пристаней. После этого одна за другой с транспортов на берег высадились три пехотные дивизии и отдельная артиллерийская бригада.
      На какое-то время японцам пришлось задержать десантирование, поскольку на берегу оказался казачий разъезд 1-го Верхнеудинского полка забайкальцев - они не ожидали увидеть у Бицзыво русских. Однако тревога оказалась ложной, поскольку командование русской Маньчжурской армии ничего не предприняло для того, чтобы неприятель большими силами десантировался на побе
      режье.
      Продвигаясь на юг, армия барона Ясукаты Оку практически не встречала сопротивления противника и вскоре перерезала железную дорогу, которая связывала русскую крепость с КВЖД, с городом Мукденом. В Порт-Артуре такое известие было полной неожиданностью. После этого японские войска в своем продвижении были ненадолго остановлены русским оборонительным рубежом под Цзиньчжоу.
      Вслед за 2-й армией с моря на Ляодунское побережье стала высаживаться 3-я императорская армия генерала Маресукэ Ноги, сформированная специально для осады Порт-Артурской крепости. С севера ее десантирование и развертывание прикрывали войска генерал-лейтенанта Ясукаты Око, которым по плану высшего командования предстояло обеспечивать осадную армию.
      В то же самое время западнее устья реки Ялу, в порту Дагушань (Такушань), началась высадка японской 4-й армии под командованием генерала Митицуры Нодзу (или, иначе, Ноцу). Ее численность составляла около 26 тысяч человек. После получения таких известий царский главнокомандующий вооруженными силами на Дальнем Востоке адмирал Е.И. Алексеев оставил Порт-Артур и на одном из последних поездов прибыл в город Ляоян, где располагался штаб командующего Маньчжурской армии.
      При переходе Желтым морем к Ляодунскому полуострову армады японских десантных судов со многими десятками тысяч солдат и сотнями полевых орудий на борту противодействия со стороны флота Тихого океана Российской империи не встретили. Императорский флотоводец Хейхатиро Того и японская военная разведка обеспечили такую гарантированную безопасность без единого выстрела - ценой всего лишь в один "минный букет" для русского флотоводца.
      Целых три японских армии - 2-я, 3-я и 4-я - вошли в Южную Маньчжурию со стороны Желтого моря в ходе успешно проведенной большой десантной операции. И только одна японская армия - 1-я, которой командовал генерал Тамесада Куроки, высадившись в портах западного побережья Коре, вошла в Маньчжурию по суше.
      В мае 1904 года русско-японская война в своих действиях пришла на поля Маньчжурии. Военное противоборство на Дальнем Востоке двух империй Российской и Японской получало новое развитие.
      После того как четыре японские армии оказались на южной оконечности Маньчжурии, у командующего русской Маньчжурской армии генерала от инфантерии А.Н. Куропаткина были хорошие возможности или не допустить блокады Порт-Артура с суши, или оттянуть ее начало на большой срок. К концу апреля его армия была усилена войсками Приамурского военного округа и Забайкальской области. На войну в полном составе были мобилизованы Забайкальские, Амурские и Уссурийские казачьи войска, иркутские казаки, отдельный корпус Заамурской пограничной стражи. Ожидалось прибытие из Сибири 4-го Сибирского, а из европейской части России 10-го и 17-го армейских корпусов.
      Русская Маньчжурская армия после высадки японцев на Квантуне не изменила своего состава: Южный и Востояный отряды, армейский общий резерв. Южный отряд (1-й Сибирский армейский корпус) занимал побережье Ляодунского залива. Его войска находились в городах Инкоу, Гайчжоу, Хайчене и на перевалах Далин и Пхалин. Восточный отряд (3-й Сибирский армейский отряд) после неудачного сражения под Тюренченом занимал Феншуйлинский и Модулинский перевалы, прикрывая район сосредоточения главных сил от наиболее сильной 1-й армии японцев. Общий резерв находился при штабе Маньчжурской армии.
      Японскому главнокомандующему маршалу Ивао Ояме для начала блокады Порт-Артурской крепости требовалось не просто перерезать железнодорожное сообщение ее с Мукденом, а заставить русские войска отступить подальше от Квантунского полуострова. Только это могло гарантировать безопасность осадной 3-й армии генерала Маресукэ Ноги от возможного контрудара Маньчжурской армии противника. В случае его успеха 3-я армия могла оказаться "между молотом и наковальней", причем последней стал бы сильный порт-артурский гарнизон.
      Вице-адмирал Хейхатиро Того, который надежно закопурил русскую броненосную эскадру во внутренней гавани Порт-Артура, в то же время серьезно опасался действий на Желтом море легких сил противника - отрядов быстроходных миноносцев. Команды русских миноносцев не раз демонстрировали свою способность действовать днем, а особенно ночью, на самых дальних подступах к морской крепости.
      Одним из них, "Сердитым", успешно командовал лейтенант Александр Васильевич Колчак, будущий адмирал, известный полярный исследователь, командующий Черноморским флотом в Первой мировой войне и "Верховный правитель Российского государства" во время Гражданской войны. В годы русско-японской войны Колчак плавал на крейсере "Аскольд", минном заградителе "Амур", командовал береговой батареей порт-артурской крепости и за храбрость был награжден почетным Золотым оружием. При занятии Порт-Артура японцы оставили флотскому офицеру его почетную Георгиевскую саблю с надписью "За храбрость". Это было несомненным признанием противной стороной личной доблести русского моряка на войне.
      Хейхатиро Того больше всего опасался того, что отряды миноносцев противника прервут десантный поток с Японских островов в Квантун вблизи его побережья. Поэтому императорский флотоводец перебазировал броненосный Соединенный флот на острова Эллиот и установил более близкую блокаду Порт-Артура с моря. Однако опасения Того оказались совершенно напрасны сменивший на посту командующего флотом Тихого океана погибшего С.О. Макарова контр-адмирал В.К. Витгеф и не помышлял о каких-либо действиях в открытом море.
      Тем временем между царским главнокомандующим на Дальнем Востоке адмиралом Е.И. Алексеевым и командующим Маньчжурской армией генералом от инфантерии А.Н. Куропаткиным шла письменная перепалка. Первый из своего штаба писал: "Теперь назрел вопрос о переходе Маньчжурской армии в наступление, для чего предоставляется вам два плана на усмотрение..."
      На что осторожный Куропаткин в своем походном дневнике записал: эти алексеевские планы являются "стратегическим приключением... гибелью для армии". Он ответил, ссылаясь на телеграмму императора Николая II (ее копия имелась в штабе царского наместника), что "...есть возможность отхода до Телина и даже до р. Сунгари, дабы этим исполнить волю государя".
      Продвигаясь в сторону Порт-Артура, войска 2-й японской армии генерал-лейтенанта барона Ясукаты Око (осадная 3-я армия еще только высаживалась) вступил в бой с войсками противника, которые занимали Цзиньчжоунские позиции - перешеек шириной около 4 километров, самое узкое место Квантунского полуострова. Позиция называлась "воротами к Артуру" и находилась от крепости на удалении 62 километров. Это столкновение известно в истории русско-японской войны еще и как бой при Наньшане.
      Перешеек и город Цзиньчжоу оборонял 5-й Восточно-Сибирский стрелковый полк 4-й Восточно-Сибирской стрелковой дивизии, усиленный боевой артиллерией (всего 3800 человек пехоты при 65 полевых орудиях и 10 пулеметах). Полком командовал полковник Н.А. Третьяков, ставший одним из героев русско-японской войны и обороны Порт-Артурской крепости.
      Пехотные траншеи были вырыты на высотах в два, а местами в три яруса, соединялись между собой ходами сообщений. На перешейке были устроены полевые инженерные укрепления -13 артиллерийских позиций, 5 редутов и 3 люнета. Приморские участки имели проволочные заграждения и 84 фугаса с электрическими запалами. Кроме того, на позиции было устроено 66 блиндажей, вырыто 8 колодцев, проведена телефонная линия и установлено два прожектора.
      Цзиньчжоунская позиция являлась серьезным препятствием на пути 2-й японской армии прежде всего в силу своего выгодного географического положения. Французский военный историк полковник К. Грандпре, изучавший русско-японскую войну, в своей работе "Падение Порт-Артура" писал:
      "Перешеек Цзиньчжоу - место, предназначенное для возведения форт-заставы. Если бы русские имели время построить такой форт и хорошо снабдить его всеми средствами современной техники, они могли бы с небольшим гарнизоном задержать японские войска на целые месяцы. Японцы должны были бы или приступить к осаде форта, или высаживаться в каком-либо пункте Квантунского полуострова, более, чем Бицзыво, подверженном опасности со стороны гарнизона Порт-Артура и русского флота".
      Однако командующий русской Маньчжурской армии генерал от инфантерии А.Н. Куропаткин и его штаб так и не поняли все значение "ворот к Артуру", которые оказались практически единственным укрепленным рубежом на дальних подступах к крепости. В противном случае силы русских на перешейке были бы более значительны, равно как и подкрепления для них. Получилось же так, что полевые батареи, поддерживавшие своим огнем оборонявшийся полк сибирских стрелков, имели на одно орудие всего по 60 снарядов, которых едва могло хватить на один день напряженного боя.
      Куропаткин, как командующий русской армией в Маньчжурии, не планировал удержание позиции при Цзиньчжоу и тем самым еще раз подтвердил случайность своего пребывания на этом посту. Накануне боя начальник квантунского укрепленного района генерал А.М. Стессель получил от командующего следующую телеграмму:
      "Самое главное - это своевременно отвести войска генерала Фока (начальник 4-й Восточно-Сибирской стрелковой дивизии.
      А. Ш.) в состав гарнизона Порт-Артура. Мне представляется желательным вовремя снять и увезти с Цзиньчжоуской позиции на поезде орудия. Иначе (у японцев. - А. Ш.) будут новые трофеи... Впечатление произведет это крайне тяжелое".
      Японские войска начали настоящий штурм позиции русских у Цзиньчжоу (современный Цзиньсянь), одного из четырех квантунских городов. Яростный бой продолжался 13 часов. Штурм позиций одного-единственного полка сибирских стрелков вели последовательно менявшиеся части 2-й императорской армии, численность которой почти в десять раз превышала число оборонявшихся, не говоря уже о подавляющем превосходстве в артиллерии и пулеметах (их японцы имели 48). В бою за Цзиньчжоу участвовали все три дивизии армии, 1-й командовал генерал-лейтенант принц Фусими.
      Первоночально последовал лобовой штурм высот перешейка, который начался большими силами после сильной артиллерийской подготовки. Генерал-лейтенант барон Ясукато Оку со всей настойчивостью провел восемь последовательных массированных атак, которые были отбиты русской пехотой ружейным огнем и залпами прикрывавших позицию полевых батарей. Временами атакующим японцам удавалось приблизиться к русским траншеям на расстояние всего в 25-30 метров.
      Английский полковник В. Апслей Смит, бывший иностранным военным наблюдателем при штабе 2-й японской армии, доносил своему начальству о бое за обладание "воротами к Артуру" беспристрастными глазами стороннего наблюдателя:
      "Сражение было очень упорное. Японская пехота сравнительно легко достигала местности в 300-600 ярдах от цели, но дальнейшие неоднократные попытки продвинуться вперед не дали результатов. Около 5 часов вечера временно ощущался недостаток в артиллерийских снарядах; успех боя колебался до самого конца".
      К 11 часам утра японской артиллерии в ее превосходящих силах удалось подавить огонь большинства русских батарей, которые стояли на незащищенных позициях на скатах высот. Часть из них, израсходовав все снаряды, сама прекратила огонь. В тот день особенно отличилась батарея капитана Л.Н. Гобято, расположенная на закрытой позиции у деревни Лиодятунь, которая успешно вела сосредоточенный огонь по вражеской батарее на горе Самсон и в силу этого в бою занимала исключительно выгодную позицию. Батарея неприятеля была подавлена и прекратила огонь, при этом в ходе артиллерийской дуэли подчиненные капитана Гобято потерь не понесли.
      В донесении императорскому главнокомандующему маршалу Ивао Ояме командующий 2-й японской армией генерал-лейтенан барон Ясуката Оку о начале штурма русских позиций у "ворот к Артуру" говорилось:
      "Благодаря упорному сопротивлению неприятельской пехоты положение дел не изменялось до 5 часов дня. До этого времени мы не могли найти бреши для наступления нашей пехоты, а 3-я дивизия, наш левый фланг, была тем временем в опасности быть окруженной, так как противник усилил свою пехоту против ее левого фланга, а обе батареи в Нанкванлинге помогали атаке противника. Это все больше и больше угрожало левому флангу дивизии, в то же время полевой запас артиллерийских снарядов у нас почти совсем иссяк: стало ясно, что продолжать бой весьма опасно.
      Ввиду этого я был вынужден приказать нашей пехоте предпринять штурм позиции и овладеть ею даже тяжелой ценой, а нашей артиллерии было приказано пустить в ход оставшиеся снаряды с целью энергично обстрелять противника. Пехота нашей 1-й дивизии бросилась вперед на позицию неприятеля храбро и отважно, но благодаря жесткому фланговому огню неприятеля большое количество наших людей было убито или ранено. Положение стало критическим, так как дальнейшее наступление казалось немыслимым".
      После новой продолжительной бомбардировки позиции противника, в которой участвовали подошедшие в залив Цзиньчжоу корабли Соединенного флота - 4 канонерские лодки и 6 миноносцев, барон Оку направил главный удар по береговой кромке на своем правом фланге, где по русским полевым укреплениям с моря велся прицельный огонь. Прибрежные русские траншеи оказались почти полностью разрушенными огнем неприятельской артиллерии. Японская пехота наступала на ровной и открытой прибрежной полосе густыми цепями. Именно здесь атакующим удалось прорвать ряды защитников "ворот к Артуру".
      В конце концов, не получив из крепости подкреплений, обескровленный 5-й Восточно-Сибирский стрелковый полк вместе с полевыми артиллерийскими батареями был вынужден отступить с занимаемой им тактически выгодной и хорошо укрепленной позиции на перешейке у Цзиньчжоу. Удержать ее не помогли даже пришедшие из Порт-Артура на помощь канонерская лодка "Бобр", эскадренные миноносцы "Бойкий" и "Бурный", которые вели огонь из бухты Хунуэза. С началом отлива русским кораблям пришлось удалиться от берега. Русские стрелки под ружейным огнем противника отошли на вторую, более слабую, позицию на линии залива Лунвантан - деревня Суанцайгоу.
      Цзиньчжоунский бой стал одним из самых кровопролитных в ходе войны на суше. Японцы из 30 тысяч человек (всего 2-я армия на то время насчитывала 36 тысяч), участвовавших в штурме перешейка у города Цзиньчжоу, потеряли около 4,5 тысяч солдат и 133 офицера. Потери полка сибирских стрелков и полевых батарей составили около полутора тысяч бойцов -1375 солдат (почти каждый третий) и 28 офицеров (почти половина из участвовавших в бою).
      Иностранный военный наблюдатель, британский генерал-лейтенант Ян Гамильтон, находившийся при штабе японской армии, высоко оценил действия русских войск в бою у Цзиньчжоу, прежде всего стойкость солдат и офицеров одного-единственного пехотного полка, защищавшего передовую позицию "входа к Артуру". О самом бое английский генерал отозвался так:
      "Сражение продолжалось 15 часов и в течение этого времени японские солдаты лежали на открытом месте под ужасным огнем. Однако потери их, 4504 человека убитыми и ранеными, не были чрезмерны. Победа должна быть приписана решимости командующего второй армией, отказавшегося признать себя побежденным, поддержанной настойчивой храбростью его войск, превосходству японской артиллерии и неспособности русских отказаться от пассивной обороны".
      Следствием отхода русских войск с позиций у Цзиньчжоу стал захват японскими войсками порта Дальний (по-японски - Дайрен, по-китайски Далянь), который стал тыловой базой осадной 3-й армии генерала Маресукэ Ноги. Порт-Артурское командование в лице генерала А. М. Стесселя даже не позаботилось о разрушении прекрасно оборудованных портовых сооружений Дальнего. Такой поступок был на грани должностного преступления на войне. Более того, портовый город Дальний был оставлен неприятелю без боя.
      Когда в Дальнем было получено сообщение об отступлении русских войск с Цзиньчжоунской позиции, то военный инженер порта капитан Зедгенидзе и лейтенант Сухомлин на свой страх и риск начали взрывать и уничтожать все, что было возможно. Однако многое сделать они из-за недостатка времени и рабочих рук просто не успели. Молы, дамба, док и набережные остались почти неповрежденными. Военными трофеями японцев в порту Дальнем стали более 100 складов и бараков, электростанция, железнодорожные мастерские, большой запас рельсов, ваганеток для узкоколейной железной дороги, более 400 вагонов, 50 различных морских грузовых судов, а также большие запасы угля.
      Овладение Цзиньчжоунской укрепленной позицией и бескровный захват порта Дальний открыли японским войскам путь к Порт-Артуру. На подступах к крепости русские больше не имели полевых укрепленных рубежей, должным образом подготовленных к обороне. По свидетельству участника обороны Порт-Артура
      С.А. Рашевского, известие об оставлении позиций у Цзиньчжоу произвело в крепостном гарнизоне удручающее впечатление. Он писал:
      "Та позиция, про которую говорили, что ее взять невозможно, что там надо положить целую армию, сдается после второго натиска. Неужели же нам так трудно было отстоять эту позицию или хотя бы подольше задержаться на ней?"
      В интересном с точки зрения исторической правды и осмысления войны дневнике С.А. Рашевского, опубликованном в 1954 году в "Историческом архиве", есть примечательные размышления о дальнейшей судьбе русской крепости на берегу Желтого моря:
      "...По-моему, главная цель войны - Артур и Артур. С взятием Артура японцы выигрывают кампанию наполовину, если не более. Мы лишимся при этом нашего флота, дорогих фортов и батарей... а главное - базы для действий 2-й эскадры, помимо того, с падением Артура, вероятно... европейские их (японцев. - А.Ш.) друзья, Америка и Англия, станут денежно поддерживать их".
      Весьма характерна и другая дневниковая запись участника порт-артурской эпопеи:
      "Все те, которые для оттенения собственной деятельности кричали, что Артур неприступен, - преступники перед нашим Отечеством, благодаря им Артур очутился в нынешнем тяжелом положении... Дай бог нам отсидеться и отстоять ради чести и славы России наш Артур, но видимо, что это будет стоить гарнизону Артура больших усилий и жертв".
      С занятием японцами порта Дальний крепость Порт-Артур оказалась фактически окруженной с моря и суши. В Дальнем стала сосредоточиваться осадная 3-я императорская армия под командованием генерал-полковника Маресукэ Ноги. Ему не случайно поручалась главнокомандующим маршалом Ивао Оямой осада русской приморской крепости - именно генерал Ноги в 1894 году захватил у китайцев Порт-Артур, блестяще проведя эту операцию японо-китайской войны.
      Маресукэ Ноги был известен в японской армии как человек, фанатически преданный своему обожествленному микадо. Впоследствий он, как "герой Порт-Артура" и деятельный участник войны с Россией, получит высшее воинское звание страны Восходящего Солнца - маршала. После смерти своего императора Ишихито Маресукэ Ноги сделал себе по самурайской традиции харакири. Жена маршала, не желая отставать от мужа в выражении преклонения перед почившим в бозе микадо, последовала его примеру.
      Открывшая "ворота к Артуру" 2-я японская армия генерал-лейтенанта барона Ясукаты Оку повернула на север от Квантуна. Ей предстояло отразить наступление 1-го Восточно-Сибирского корпуса под командованием барона генерал-лейтенанта Г.К. Штакельберга. Командующий русской Маньчжурской армией генерал от инфантерии А.Н. Куропаткин, уступая давлению и приказу царского наместника, с неохотой согласился начать активные наступательные действия.
      Осада Порт-Артурской крепости с моря дополнилась более жесткой осадой с суши. Началась героическая оборона русской морской крепости - одна из наиболее ярких страниц русско-японской войны 1904-1905 годов, принесшая славу Российскому Отечеству.
      Глава четвертая
      Порт-Артурская эпопея
      Судьбой было уготовлено так, что обороной Порт-Артура по ранее утвержденным свыше планам руководил начальник Квантунского укрепленного района генерал-лейтенант А.М. Стессель, по свидетельству современников, едва ли не самый некомпетентный представитель царского сухопутного командования на Дальнем Востоке. Лучшее свидетельство тому - его первые боевые приказы гарнизонным войскам с начала осады крепости.
      Опасаясь наступления японских войск со стороны Цзиньчжоу, Стессель телеграммой приказал генерал-майору Фоку: "Отступайте к Волчьим горам, не задерживайтесь без надобности на остальных позициях". Затем он повторил свой приказ: "Отходить, не задерживаясь". Лишь с большим трудом начальнику 7-й Восточно-Сибирской стрелковой дивизии генерал-майору Р.И. Кондратенко удалось настоять на том, чтобы не отводить сразу русские войска под стены Порт-Артура, а занять позиции на удобных для боя высотах восточнее перевала Шининцзы по линии Суанцайгоу, Лунвантан с целью встретить здесь наступающих японцев.
      Дивизионный начальник Кондратенко настоял на том, что, прежде чем отойти к Волчьим горам, следует дать сильный оборонительный бой на пересекающей Квантунский полуостров узкой равнине, по которой проходила так называемая Мандаринская дорога. Он сумел доказать несомненные достоинства этой позиции, и Стесселю пришлось уступить, хотя он со страхом ожидал немедленного штурма крепости неприятелем.
      Передовую позицию крепости заняла 4-я Восточно-Сибирская стрелковая дивизия, ее четыре полка были подкреплены полком дивизии Кондратенко. Они занимали линию обороны длиной в 28 километров, которые обойти с флангов было невозможно. Приказ об обороне передовой позиции начальник Квантунского укрепленного района генерал А.М. Стессель отдал с большим запозданием. Сибирские стрелки занялись инженерным укреплением позиции: спешно рылись окопы и траншеи, оборудовались батарейные позиции, блиндажи, устанавливались проволочные заграждения, местами ставились фугасы.
      О том, насколько плохо была поставлена разведка в русской армии, свидетельствует следующее. В дивизионный штаб Фока несколько раз поступали донесения о движении японских войск к Порт-Артуру, но все они оказывались неверными. Противник, понесший большие потери в бою за Цзиньчжоу, собирался с силами: осадная 3-я армия еще только высаживалась в порту Дальнем. Японцы сами опасались контрудара крепостного гарнизона, который в мае превосходил их численно. Однако в штабе Квантунского укрепленного района на такой шаг никто не решился.
      Почти до середины лета воюющие стороны занимались собственными проблемами. Русская сторона укрепляла занимаемую передовую позицию и занималась дооборудованием крепостных сооружений. Японская сторона старалась ускорить темпы наращивания через порт Дальний сил осадной 3-й армии на Квантуне и тоже укрепляла свои позиции на полуострове, беспричинно ожидая контрнаступления противника. Почти ежедневно происходили перестрелки между отрядами боевого охранения, но до серьезного боя не доходило.
      Командующий Соединенным флотом вице-адмирал Хейхатиро Того установил жесткую блокаду русской крепости со стороны моря. Ее рисунок выглядел следующим образом. Непосредственно перед Порт-Артуром, но вне досягаемости огня русских береговых батарей, дозорную службу круглосуточно несли отряды миноносцев. Для помощи этим легким силам выставлялся дозор из отряда, как правило, легких, быстроходных крейсеров. Главные броненосные силы Соединенного флота находились в готовности к выходу в море на якорной стоянке у островов Эллиот или в ближайших к Квантунскому полуострову корейских гаванях.
      С целью более надежного и гарантированного блокирования порт-артурской эскадры во внутренней гавани японский флот активно минировал по ночам воды близ крепости. Вражеские минные поля стали "дополнением" к русским минным заграждениям. Однако морская минная война под Порт-Артуром оказалась победной не для японцев, а для защитников русской крепости.
      15 мая минный заградитель "Амур" под командованием одного из героев русско-японской войны (награжден Золотым оружием и орденом Святого Георгия 4-й степени) капитана 2-го ранга
      Ф.Н. Иванова поставил очередное минное заграждение из 50 контактных мин. Оно было выставлено со штурманским расчетом перекрыть наиболее вероятный путь движения вражеской броненосной эскадры при ее подходе к Порт-Артуру (примерно в 10 милях от берега) в целях бомбардировки крепости, города и внутренней гавани. Успех рядовой минной постановки превзошел все мыслимые ожидания.
      Японские морские дозоры "просмотрели" минную постановку противной стороной. Через два дня, 17 мая, на новом заградительном минном поле подорвались неприятельские эскадренные броненосцы "Хацусе" и "Яшима" из подошедшего к Порт-Артуру блокирующего отряда (в составе 3 броненосцев и 2 крейсеров). Первый из них погиб на месте подрыва от детонации пороховых (снарядных) погребов. Род гибели "Хацусе" был схож с причиной гибели русского эскадренного броненосца "Петропавловск". Над кораблем взвился высокий столб бурого дыма, нос броненосца поднялся на мгновение над водой, и он быстро ушел под воду. В морской пучине нашло свою гибель 36 офицеров и 457 матросов.
      Японцы решили, что их атаковали русские подводные лодки, которых они особенно опасались и открыли беспорядочный орудийный огонь по плавающим на воде обломкам "Хацусе". Второй броненосный корабль, "Яшима, после подрыва на русской мине, остался на плаву, хотя и потерял на время ход. Когда паника улеглась, его взяли на буксир и спешно отвели от места трагедии. По пути на Японские острова, куда "Яшима" был отправлен для капитального ремонта, эскадренный броненосец затонул.
      Гибелью двух эскадренных броненосцев на минном заграждении, выставленном минным заградителем "Амур", невосполнимые потери броненосных сил императорского Соединенного флота в день 17 мая 1904 года не ограничились. При маневрировании столкнулись два крейсера - броненосный "Кассуга" и более легкий "Иосино". Последний, получивший большую подводную пробоину, через несколько минут после столкновения перевернулся и затонул в водах Желтого моря. Погибли 32 офицера и 287 матросов. "Кассуга" получил, в свою очередь, настолько серьезные повреждения, что его пришлось на буксире отвести в базу для длительного ремонта. Этот день в истории страны Восходящего Солнца был назван "черным днем Японского флота".
      Однако этим потери японского Соединенного флота вице-адмирала Хейхатиро Того не ограничились. "Черный день Японского флота" имел в начавшейся осаде Порт-Артура свое скорое продолжение. Противник в ближайшие дни потерял еще ряд кораблей. При тралении в бухте Керр наскочил на русскую мину и затонул после подрыва миноносец № 48. Затем у мыса Робинсон подорвалось на мине посыльное судно "Мияко". На следующий день после него садится на камни посыльный корабль "Тацута". Назавтра канонерская лодка "Акаги" наскочила на канонерскую лодку "Осима" и потопила ее. А на следующий день близ Порт-Артура подорвался на русской мине и пошел на дно эскадренный миноносец "Акацуки".
      Можно утверждать, что активная минная война на Желтом море на ближайших подступах к Порт-Артурской крепости закончилась в пользу русских. Главным героем той войны стал минный заградитель "Амур" и его славный командир капитан 2-го ранга Ф. Н. Иванов, пустивший на дно два вражеских эскадренных броненосца "Хацусе" и "Яшиму". Опасность, которую несли в себе минные заградительные постановки Тихоокеанской эскадры, вынудила командующего японским Соединенным флотом на какое-то время снизить свою активность при ведении бомбардировок Порт-Артура с моря. Японская разведка не смогла с точностью установить местонахождение многих русских минных полей, особенно к западу от побережья Квантуна.
      Главнокомандующего вооруженными силами Российской империи на Дальнем Востоке адмирала Е.И. Алексеева сильно тревожила все усиливающаяся переброска японских войск и различных военных грузов на Квантунский полуостров. Немалая часть этого грузопотока шла из восточных, тихоокеанских портов Японии. Царский наместник приказал владивостокскому отряду крейсеров совершить "диверсию" на неприятельских коммуникациях, на время прервать сообщение тихоокеанских портов противника с Желтым морем.
      В море вышли броненосные крейсера "Россия", "Громобой" и "Рюрик". 20 июля, пройдя в Тихий океан Сангарским проливом, отряд русских кораблей, вне видимости с японских берегов, повернул на юг. Через день был задержан германский транспортный пароход "Аравия". При досмотре оказалось, что он вез военную "контрабанду" в японский порт Иокогаму из Соединенных Штатов. 23 июля у входа в Токийский залив был остановлен для до-смотра английский пароход-контрабандист "Найт Коммандер", который шел из Нью-Йорка в Японию с военным грузом. Поскольку на британском транспорте не оставалось угля, чтобы дойти до Владивостока, он был потоплен.
      Русские крейсера уничтожили в ходе набеговой операции на вражеское побережье несколько японских транспортных шхун, германский пароход "Теа" с военным грузом и захватили с подобной "контрабандой" английский пароход "Калхас". В Японии забили тревогу, но защититься от русских в Тихом океане было нечем. После того как на крейсерах стал подходить к концу уголь, они повернули на север и взяли обратный курс на Владивосток.
      Владивостокскому отряду русского флота Тихого океана не удалось обнаружить и уничтожить неприятельские военные транспорты, которые занимались перевозкой войск и снаряжения под осажденный Порт-Артур. Но сам факт появления отряда русских крейсеров вблизи японской столицы Токио всколыхнул "мореходный мир". В американских и английских торговых кругах, которые немало обогатились на войне на Дальнем Востоке, началась паника. Многие крупные пароходные кампании мира прекратили рейсы в Японию и та, как воюющее государство, не получила вовремя многие военные грузы, заказанные в США и странах Западной Европы.
      Между тем осадная 3-я японская армия генерал-полковника Маресукэ Ноги на Квантунском полуострове усиливалась с каждым днем. Она пополнилась еще одной, четвертой по счету пехотной дивизией, двумя резервными пехотными бригадами и осадным артиллерийским парком. К концу июля армия Ноги насчитывала в своем составе уже 60 тысяч пехоты, 208 орудий и 72 пулемета. Теперь она превосходила по силам осажденный порт-артурский гарнизон в полтора раза и продолжала усиливаться численно. Через месяц под командованием героя японо-китайской войны Маресукэ Ноги была уже 80-тысячная императорская сухопутная армия.
      26 июля неприятельская осадная армия перешла в наступление против так называемой русской позиции на перевалах Квантуна. По всей оборонительной линии на дальних подступах к Порт-Артуру начались тяжелые бои. Они засвидетельствовали главное - при ведении активной обороны крепостной гарнизон мог долго сдерживать превосходящие силы противника подальше от Порт-Артура. В ходе боев на Квантуне за время чуть более месяца японские потери составили убитыми и ранеными почти 12 тысяч человек, тогда как потери русских войск - всего около 5,3 тысячи человек. По сути дела это была "проба" сил и тяжелые бои на внешней линии обороны крепости закончились безрезультатно для атакующих.
      Бои на линии квантунских перевалов выявили немало недостатков в подготовке сил русской Маньчжурской армии к современной войне. Особенно это сказалось в области военно-инженерного искусства. Английский военный представитель, который во время осады Порт-Артура постоянно находился при штабе 3-й японской армии, с недоумением писал по этому поводу:
      "Со времен осады Севастополя русские саперы считались наиболее искусными в мире, но кажется... фортификация была ими заброшена. Вполне сознавая важность полевых укреплений и пользуясь ими при каждом удобном случае, русские оказывались, однако, не в курсе современного развития фортификационного искусства... Благодаря этому защитники имели мало шансов на успех против неприятеля, вооруженного новейшими меткими дальнобойными пушками. Большинство своих окопов русские устраивали на гребне высот, где их ясно можно было различить на фоне неба и видеть отовсюду. Даже там, где окопы были на склонах гор или у подножия высот, их не старались скрыть... от неприятельского огня".
      Подобным образом обстояло дело и с крепостной артиллерией. Как правило, тяжелые дальнобойные орудия устанавливались на открытых и необорудованных позициях, из-за чего противник, пристрелявшись, быстро подавлял своей превосходящей мощью огня батареи русской крепости. Отрицательно сказывалось и отсутствие системы единого управления артиллерийским огнем. Гораздо успешнее действовали батареи полевой артиллерии, которые быстро научились стрельбе с закрытых позиций. При этом они наносили значительные потери не только вражеской пехоте, но и японской артиллерии.
      Порт-Артурская крепость готовилась к осадным боям и штурмам. Между долговременными оборонительными сооружениями были оборудованы стрелковые окопы, прикрытые проволочными заграждениями, а на отдельных, особо опасных участках зарытыми в землю фугасами. В тылу главной линии обороны имелось несколько десятков промежуточных батарейных позиций и отдельных орудий с круговым обстрелом. На всех фортах и некоторых батареях были установлены прожектора. За несколько месяцев 1904 года для укрепления сухопутной оборонительной линии Порт-Артура было сделано больше, чем за предвоенный период начиная с 1898 года.
      Большим недостатком в строительстве инженерных сооружений еще с мирного времени было то, что форты и укрепления зачастую не "вписывались" в местность. Они располагались всего в нескольких километрах от города и внутренней гавани. Артиллерия ряда фортов и укреплений не могла обстреливать ближние подступы к крепости, а оборона флангов могла осуществляться только ружейно-пулеметным огнем. Для маневра войсками и полевой артиллерией не хватало дорог.
      Гарнизон крепости к началу осады насчитывал 41 780 человек нижних чинов (рядовых и унтер-офицеров), 665 офицеров, 256 военных чиновников и врачей и состоял из 9 восточно-сибирских стрелковых полков, 3 запасных пехотных батальонов, 2 рот пешей пограничной стражи, Квантунского флотского экипажа, сводной команды 3-й Восточно-Сибирской стрелковой дивизии, сотни забайкальских казаков Верхнеудинского полка и других отдельных рот и команд. Имелось также 13 добровольческих дружин горожан общей численностью в две с половиной тысячи ополченцев.
      Всего пехоты было 29 960 нижних чинов и 402 офицера. В крепостной артиллерии и в отдельных артиллерийских бригадах, дивизионах и батареях числилось 6149 нижних чинов и 132 офицера, в инженерных войсках - 1114 солдат и 24 офицера. И, наконец, в штабах, различных крепостных службах и управлениях насчитывалось еще 4101 нижний чин и 103 офицера.
      В Порт-Артуре базировалась Тихоокеанская эскадра в составе шести эскадренных броненосцев, пяти крейсеров, четырех канонерских лодок, двух минных крейсеров (заградителей) и девятнадцати эскадренных миноносцев. Общая численность корабельных экипажей составляла около 12 тысяч человек. В случае крайней необходимости какую-то часть военных моряков (около 8 тысяч человек) можно было использовать на сухопутном фронте.
      Руководство обороной собственно крепости должно было осуществляться ее комендантом генерал-майором К.Н. Смирновым. Но фактически старшим воинским начальником в крепости оказался генерал-лейтенант А.М. Стессель, хотя Квантунского укрепленного района, начальником которого он был назначен в марте, к июлю уже не существовало как такового. Еще в июне Стессель получил от командующего Маньчжурской армией генерала от инфантерии А.Н. Куропаткина приказ сдать командование коменданту крепости, а самому отправиться за новым назначением в Маньчжурию. Однако Стессель не выполнил этого указания, а случайно попавшую к нему копию приказа Куропаткина, адресованную генерал-майору Смирнову, утаил. В ходе обороны Порт-Артурской крепости впоследствии войска не раз одновременно получали указания и от Стесселя, и от Смирнова.
      По той же причине в осажденном Порт-Артуре оказалось два начальника артиллерии - генерал-майоры В.Ф. Белый и В.Н. Никитин и два начальника санитарной части. Все это в немалой степени вносило известную дезорганизацию в управление обороной крепости и не раз приводило к недоразумениям. Подобную ошибку генерал от инфантерии Куропаткин, как ответственное должностное лицо, исправить не смог.
      Среди командного состава героических защитников Порт-Артура было немало незаурядных людей, достойных военачальников. Поистине выдающуюся роль в укреплении и организации обороны крепости сыграл начальник сухопутной обороны генерал-майор Роман Исидорович Кондратенко. Он имел за плечами полный курс Академии Генерального штаба и Военно-инженерной академии, прекрасно разбирался в вопросах крепостной фортификации. Под его умелым руководством возводились новые укрепления и совершенствовались старые, отрабатывалась система ведения огня и взаимодействия.
      В ходе порт-артурской эпопеи генерал-майор Р.И. Кондратенко прославился еще и тем, что умел поднимать моральный дух защитников крепости в самые трудные дни. В этом он был схож с вице-адмиралом С.О. Макаровым. В каждом своем приказе начальник сухопутного фронта Порт-Артура стремился отметить героизм и мужество русских воинов. Так, в приказе от 22 июля он писал:
      "Части войск 4-й и 7-й дивизий выдержали славный, но неравный бой с противником на передовых позициях. Нас было только 17 000, а противник втрое сильнее - у него было 50 000, мы имели только полевую артиллерию, противник же имел кроме полевой еще осадную. Теперь, с отходом к крепости, положение наше изменилось неизмеримо к лучшему, силы наши более чем удвоились, противник же, ослабленный предыдущими боями, едва ли мог значительно усилиться. Вместо скороспелых окопов, как то было на передовых позициях, мы имеем здесь преимущественно долговременные сооружения, обеспеченные со всех сторон от атаки, вместо тонких шрапнельных укрытий имеем во многих местах безопасные казематы и надежные блиндажи, кроме полевой артиллерии имеем здесь сильную крепостную артиллерию, увеличенную многочисленными орудиями флота.
      Поэтому если с передовых позиций мы еще могли податься к крепости, то теперь мы имеем полную возможность отразить и уничтожить врага. Никакой штурм нам не может быть страшным, если мы до конца решимся выполнить данную нами присягу. Во время ночного штурма ни при каком положении не надо теряться: если случится где-либо частный прорыв противника между укреплений, то таковой ровно ничего не значит, так как соседние форты обеспечены от атак со всех сторон, против же прорыва у нас имеются всегда сильные резервы, которые успеют вовремя опрокинуть врага и закрыть прорыв. Необходимо во что бы то ни стало держаться на всех местах до дневного света. С рассветом же наш страшный ружейный и пушечный огонь отгонит не только шестидесятитысячную, но хотя бы и стотысячную вражью силу, после чего войска крепости перейдут в наступление и добьют дерзкого врага".
      Такие приказы начальника сухопутного участка обороны крепости генерал-майора Р.И. Кондратенко зачитывались в стрелковых ротах и батальонах, на артиллерийских батареях. Они не только воодушевляли защитников Порт-Артура, но и поднимали авторитет их военачальников, обеспечивали уверенность в собственных силах. Последнее было исключительно важно в те долгие месяцы, когда русская крепость оказалась в глухой осаде. Один из участников порт-артурской эпопеи, Я.У. Шишко, с любовью писал о Кондратенко:
      "В Артуре не было места, куда бы он не заглянул, не было высоты, куда бы он не поднялся, чтобы указать, где немедленно должны явиться форты, укрепления, батареи... Генерал Кондратенко для Артура был все: и сила, и душа, и мысль, и дух героизма".
      Благодаря стараниям защитников Порт-Артура крепость к началу прямой блокады оказалась готовой выдерживать самые яростные штурмы японской армии и долговременную осаду. Русская приморская крепость на Квантуне отличалась прежде всего не величием своих незавершенных оборонительных сооружений, а силой духа ее гарнизона и мощностью вооружения.
      Общая протяженность оборонительной линии крепости Порт-Артур к началу осады составила 29 километров. Из них 9 километров занимал Приморский фронт с 22 долговременными батареями. В их задачу входила борьба с японским Соединенным флотом и прикрытие стоявшей во внутренней гавани Тихоокеанской эскадры, крепости и города от бомбардировок со стороны моря.
      Главным же являлся сухопутный фронт, который подвергался штурмовым усилиям японской осадной 3-й армии. К началу осады он состоял из пяти долговременных фортов (№ I, II, III, IV и V), трех укреплений (№ 3, 4 и 5) и пяти отдельных литерных батарей (литера "А", "Б", "В", "Г" и "Д").
      Впереди линии фортов находились передовые укрепления (окопы и полевые редуты), располагавшиеся на высотах Дагушань, Сяогушань, Панлуншань, Высокая, Длинная и Угловая, которые господствовали над близлежащей местностью. Центр сухопутной обороны "географически" располагался близ деревни Шуйшин, который прикрывали полевые редуты Кумирненский, Водопроводный и Скалистый.
      Сухопутный фронт крепостной обороны организационно делился на три фронта. Восточным, протяженностью 8 км, командовал генерал-майор В.Н. Горбатовский. Этот фронт состоял из трех долговременных фортов, одного укрепления и двух литерных батарей. В его тылу находилась так называемая Китайская стенка, или Центральная ограда. Для ликвидации мертвых пространств перед и между фортами здесь были устроены полевые укрепления и окопы.
      Северный фронт имел протяженность в 3,5 км. Он состоял из одного форта, двух укреплений и двух литерных батарей. Фронтом командовал полковник В.Г. Семенов. Восточные крепостные укрепления располагались на труднодоступных высотах, с которых хорошо просматривалась лежащая впереди местность.
      Наиболее слабым звеном сухопутной обороны Порт-Артура оказался Западный фронт, которым командовал полковник
      В.А. Ирман. Он имел протяженность 6,7 км и тянулся от горы Голубиной до горы Белый Волк. Здесь имелись только одно укрепление и одна литерная батарея. Начатое сооружение форта № VI к началу осады не было завершено. Линию Восточного фронта в основном прикрывали лишь полевые укрепления.
      На вооружении Порт-Артурской крепости к началу ее осады находилось 646 орудий и 62 пулемета. В долговременных крепостных укреплениях и на полевых позициях было установлено 514 орудий различных калибров (в том числе 283 крепостных, 168 морских и 63 полевых орудия) и 47 пулеметов. На приморском фронте обороны располагалось 123 орудия и 5 пулеметов. Имелся небольшой резерв - 9 легких орудий и 10 пулеметов.
      При обороне Порт-Артура появилось новое оружие - минометы. Идею миномета разработал и осуществил на деле мичман Власьев. Для стрельбы шестовыми минами он приспособил 47-миллиметровое скорострельное орудие, бывшее на вооружении кораблей. Стрельба из таких минометов особенно досаждала японским саперам, которые траншеями преимущественно по ночам подбирались поближе к линии крепостных укреплений.
      Неоконченность строительства крепости отразилась и на ее артиллерийском оснащении. Прежде всего было недостаточно тяжелых орудий. Из тех, что имелись, большинство оказалось устаревших конструкций, имевших малую дальность стрельбы. Из 124 тяжелых орудий лишь 39 могли поражать дальнобойную осадную артиллерию японцев. Артиллерийские средства сухопутного фронта на три четверти состояли из легких орудий, которые действовали эффективно при отражении вражеских штурмов, но были почти не пригодны для борьбы с неприятельской осадной артиллерией больших калибров.
      Под руководством начальника артиллерии Порт-Артура, генерал-майора В.Ф. Белого, для гибкого управления артиллерийским огнем Порт-Артурская крепость была разделена на 12 секторов и 3 отдельные группы. Их начальники подчинялись начальникам фронтов крепостной обороны, а те, в свою очередь, непосредственно Белому. Командиры батарей сухопутного фронта подчинялись командирам фортов и укреплений. Такая система управления артиллерийским огнем полностью оправдала себя в ходе обороны Порт-Артура.
      При наличии большого числа артиллерийских орудий осажденная крепость должна была рано или поздно ощутить снарядный голод. Запасов боеприпасов в Порт-Артуре оказалось недостаточно. К началу осады в крепости хранилось 274 558 артиллерийских гранат, шрампелей и бомб. В среднем на одно орудие приходилось всего 425 боевых зарядов. Трата же их в условиях длительной обороны, особенно при отражении вражеских штурмов, была огромной.
      К началу осады в Порт-Артуре оказалось и недостаточно запасов провианта: муки в крепости было на 168 дней, чумизы, пшена и кукурузы - на 127, сахара - на 169, сухарей - на 27, соли - на 200, мяса - на 20, овса, ячменя и бобов - на 155, сухих овощей - на 173 дня. Уже в июле вместо мяса войскам стали выдавать конину. Не было принято своевременных мер по организации прибрежной рыбной ловли и посадки овощей, что могло существенно улучшить осадный рацион. Из-за малого числа колодцев возникли большие трудности со снабжением передовой линии сухопутной обороны питьевой водой.
      Слабым местом в системе крепостной обороны оказалась связь: отсутствовала телеграфная связь штаба Порт-Артура с фортами, артиллерийские телефонные линии были включены в общую сеть. Беспроволочный телеграф (искровые станции, или, иначе, радиосвязь) бездействовал. Аэростатов, для того чтобы наладить связь осажденной Порт-Артурской крепости с русской Маньчжурской армией, не было. Морская крепость к тому же имела всего шестимесячный запас угля для кораблей эскадры и собственных бытовых нужд.
      При обороне Порт-Артура была еще одна, и немалая, трудность - японский шпионаж. Особую опасность он приобрел после того, как крепость осадила японская армия. Здесь наиболее важные секретные документы добывали те вражеские шпионы, которые находились на службе у российских чиновников, в семьях старших офицеров в качестве... домашней прислуги и домашних парикмахеров.
      За какую только работу не брались японские шпионы и разведчики, чтобы собирать нужные Генеральному штабу и морскому ведомству Японии сведения. Известно, например, что подрядчиком по очистке нечистот в Порт-Артуре был помощник начальника штаба осадной 3-й японской армии. Частые свободные поездки "подрядчика" по городу, обычно сидевшего на ассенизационной бочке, оказались для вражеского командования весьма полезными. Командующий осадной армией генерал-полковник Маресукэ Ноги был прекрасно осведомлен о каждом уголке русской крепости.
      Среди японских шпионов в Порт-Артуре долгое время успешно работал старый китаец Лин. Вставные его золотые зубы долгое время служили для переноски шпионских донесений. Лин записывал добытую информацию с помощью лупы и рисовал кроки (схемы) местности на мельчайших кусочках пергаментной ткани, после чего он скатывал их в шарики, величиной не более булавочной головки, которые вкладывал в один из своих вставных зубов, затем заделывал зуб воском и водворял его на старое место.
      Во время неожиданной облавы, проведенной в осажденном Порт-Артуре, китаец Лин был пойман. Содержимое его вставных золотых зубов было обнаружено совершенно случайно, и вражеский шпион понес заслуженное наказание по законам военного времени. Много японских шпионов оказалось среди переводчиков - китайцев и корейцев, работавших в порт-артурской администрации и вольнонаемными в крепостном гарнизоне.
      Конечно, бдительность русских солдат, офицеров, матросов и особенно пограничных стражников во время войны стала серьезным заслоном на путях действий вражеской разведки. Да и русская контрразведка проделала определенную работу. Но все-таки эффективность деятельности японских шпионов и кадровых разведчиков в Маньчжурии и в Порт-Артуре оказалась высокой.
      Пример успешных действий владивостокского отряда крейсеров подтолкнул контр-адмирала В.К. Витгефта к более решительным действиям. К тому же командующий порт-артурской эскадрой не мог не чувствовать настроения морских офицеров и корабельных экипажей. Он был хорошим штабным работником, во время подавления восстания ихэтуаней руководил перевозкой армейских войск из Порт-Артура в Китай, участвовал в составлении плана войны с Японией на море. Практического же командования эскадрой не имел. Поэтому на первом же совещании командиров кораблей контр-адмирал Витгефт откровенно признался: "Жду от вас, господа, не только содействия, но и совета. Я - не флотоводец".
      Остановка в Желтом море складывалась благоприятно для российского флота. В начале июня закончился ремонт поврежденных эскадренных броненосцев "Цесаревич", "Победа" и "Ретвизан". Они вошли в боевой состав Тихоокеанской эскадры. Неприятельский броненосный Соединенный флот понес ощутимые потери от русского минного оружия. Поэтому контр-адмирал Витгефт решил вывести порт-артурскую эскадру из внутренней гавани крепости в море.
      Выход состоялся 10 июня. Сперва вышедший в ночь отряд русских миноносцев под командованием капитана 2-го ранга Е.П. Елисеева вступил в бой с дозорными эскадренными миноносцами противника и заставил их отойти. После этого русские тральщики начали уничтожение плавающих японских мин (их было подорвано 15). Подошедшие 12 японских миноносцев и крейсер "Матсушима" открыли огонь по тральщикам. Вышедший на внешний рейд крейсер "Новик" и русские миноносцы повели огонь по противнику и заставили его отойти в открытое море. Траление внешнего рейда было продолжено.
      Вице-адмирал Хейхатиро Того, получив сообщение о начале выхода порт-артурской эскадры (шести броненосцев, пяти крейсеров, двух минных крейсеров-заградителей и шести эскадренных броненосцев) на внешний рейд, тотчас же поспешил с главными силами Соединенного флота к Порт-Артуру. Флотоводец микадо вел под своим флагом 4 эскадренных броненосца, четырех броненосных крейсера и четырех легких крейсера. За этими силами следовал отряд из 4 крейсеров и восемнадцати эскадренных броненосцев. Несколько в стороне к Порт-Артуру спешил еще один японский отряд в составе броненосца "Чинйен", четырех крейсеров и двенадцати миноносцев. Этот отряд имел боевой задачей попытку отрезать русскую эскадру от Квантуна.
      К 22 часам русская эскадра вышла на внешний рейд и встала там на якорь. При этом эскадренный броненосец "Севастополь" подорвался на японской мине и получил подводную пробоину. Первоначально контр-адмирал В.К. Витгефт намеревался принять бой, но затем, решив, что противник имеет значительное превосходство в силах над русской эскадрой, особенно в быстроходных миноносцах (30 против 6), приказал повернуть назад во внутреннюю гавань.
      Этим воспользовались вражеские эскадренные миноносцы, которые ночью группами по 3-4 корабля провели восемь атак русской эскадры. При этом было выпущено 38 торпед, но ни одна из них не достигла цели, если не считать той торпеды, которая попала в японский миноносец "Чидори". Во время вражеских торпедных атак русские береговые батареи и корабли, еще остававшиеся на внешнем рейде, вели огонь и потопили три японских корабля.
      Все же выход Тихоокеанской эскадры в море имел свои положительные результаты, повлиявшие на ход войны в Маньчжурии. В день намеченного японцами наступления под Ляояном - 11 июня командующие императорскими армиями получили из Токио приказ перенести начало наступления на период после окончания сезона дождей, так как вследствие повышения активности русского флота "перевозка морем продовольствия, потребного для соединенных маньчжурских армий, подвергнута опасности".
      Перерыв в боевых действиях на Квантунском полуострове продолжался почти месяц. В это время японские тральщики усиленно очищали от мин залив Таллиенван, чтобы сюда перенести промежуточную базу снабжения осадной 3-й армии из порта Дальнего. Для того чтобы обеспечить его безопасность, генерал-полковник Маресукэ Ноги решил захватить наблюдательные и опорные пункты русских на горах Куинсан и Уайцелаза. С них просматривался весь Таллиенванский залив и порт Дальний. Была подготовлена сильная атака этих высот.
      Командование обороной Порт-Артура не придало большого тактического значения горе Куинсан. На ее вершине на оборудованном опорном пункте имелась всего одна стрелковая рота с двумя устаревшими артиллерийскими орудиями системы Барановского. Все укрепления высоты состояли из завала камней, прикрытых землей. Бой за гору Куинсан начался с того, что японские корабли вошли в бухту Сяобиндао и начали обстрел русской позиции. Но подошедшие вскоре из Порт-Артура быстроходный крейсер "Новик", канонерские лодки "Отважный" и "Гремящий", отряд миноносцев (этими силами командовал контр-адмирал К.Л. Лещинский) заставили эскадренные миноносцы противника удалиться. После этого русские корабли несколько часов вели огонь по приморским позициям врага, после чего возвратились на базу.
      После этих событий в атаку на гору Куинсан пошла 11-я пехотная дивизия неприятельской осадной армии. Сперва она захватила близлежащую гору Уайцелаза, сбив там русский заслон и без промедлений установив на ее вершине две батареи горной артиллерии. Дальнобойность русских 57-миллиметровых орудий, стоявших на Большом перевале, не позволяла вести обстрел горы Уайцелаза, а пушки системы Барановского могли действовать только как противоштурмовые орудия.
      При поддержке огня горной артиллерии один из полков 11-й пехотной дивизии начал штурм высоты Куинсан. Два русских орудия были выведены из строя вражеским артиллерийским огнем с соседней Уайцелазы, на который некому было ответить. Вскоре густые цепи японской пехоты подошли к самой вершине горы. Оборонявшаяся за каменным завалом русская стрелковая рота не смогла отстоять свою позицию, и неприятель завладел высотой.
      Участник жаркого боя за гору Куинсан японский офицер Тадеучи Сакурай в своей книге "Живые ядра" так описывал те события: "Бой длился несколько часов. Неприятель имел прекрасные орудия и не давал нам двигаться вперед: убитых и раненых у нас было так много, что не хватало заготовленных носилок. Это была отчаянная битва".
      Частный бой за высоту Куинсан, которую генерал-полковник Маресуке Ноги вел с целью обезопасить свою тыловую базу в порту Дальнем и заливе Талиенван, имел для защитников Порт-Артура самые неожиданные последствия. Генерал-майор А.В. Фок, а затем и начальник Квантунского укрепленного района генерал-лейтенант А.М. Стессель, опасаясь здесь прорыва японских войск, начали поспешное отступление с передовых позиций к Волчьим горам.
      В ночь на 14 июня русские войска отошли на новые оборонительные позиции, которые отличались большим неудобством для боя. Теперь сухопутный фронт Порт-Артурской крепости проходил через гору Юпилаза, перевал Шининцзы, Каменистый (Скалистый) кряж и до бухты Лунвантан. Поскольку противник не предпринимал активных действий, командующий сухопутным фронтом крепости генерал-майор Р.И. Кондратенко приказал отбить высоту Куинсан.
      По его просьбе командующий Тихоокеанской эскадрой вы-слал в бухту Тахэ крейсер "Новик", 3 канонерские лодки и 4 миноносца, которые произвели обстрел японских позиций на противоположном берегу бухты Лунвантан. К тому времени японцы успели возвести на горе Куинсан несколько рядов окопов и редут с бруствером. Эту хорошо укрепленную позицию для обороны заняло 7 пехотных батальонов.
      Контратакующими действиями русские войска отбили у противника Большой перевал, гору Семафорную и свои прежние позиции на восточном берегу бухты Лунвантан за исключением горы Куинсан. Атака этой высоты началась силами 5 стрелковых рот и сводно-охотничьей команды под общим начальством полковника В. Савицкого. В ряде случаев штурмовые колонны подходили к вражеским позициям на дистанцию в 400 шагов. Однако частый встречный ружейный огонь не позволял сибирским стрелкам ударить в штыки. Не помог и обстрел высоты из полевых орудий, поскольку японские пехотинцы при начале обстрела укрывались в блиндажах. Штурм горы Куинсан, который велся два дня - 20 и 21 июня, закончился для русских безрезультатно. Их потери составили более 700 человек, потери оборонявшихся японцев были примерно вдвое меньше.
      После боев за гору Куинсан на Квантунском полуострове до 13 июля вновь установилось затишье. Русские войска за это время сумели обустроить свою новую позицию, однако достроить полевые укрепления они не успели. Японская осадная армия, заметно усилившись численно за счет доставленных морем подкреплений, начала наступление с целью выбить русских с передовых позиций к самому Порт-Артуру.
      В 6.30 утра 13 июля японская артиллерия открыла сильный огонь по русским позициям и японская пехота под ее прикрытием устремилась в атаку. К полудню она заняла слабо укрепленный Большой перевал. Теперь противник получал хорошую возможность ударить во фланг позиции на Зеленых горах. Понимая всю опасность сложившейся ситуации, начальник 7-й Восточно-Сибирской стрелковой дивизии генерал-майор Р.И. Кондратенко отдал распоряжение начать контратаки и к вечеру японцы были выбиты с Большого перевала.
      Рано утром следующего дня японская артиллерия начала обстрел Зеленых гор и затем последовала атака пехоты. Вскоре обстановка на правом фланге русской позиции стала складываться в пользу атакующих. Подошедший из Порт-Артура отряд кораблей повел из бухты Тахэ обстрел фланга наступавшей осадной армии генерал-полковника Маресукэ Ноги, но с подходом крейсеров Соединенного флота был вынужден уйти обратно во внутреннюю гавань. У самого ее входа крейсер "Баян" наткнулся на мину и получил подводную пробоину.
      Наступившая темнота прекратила бой за Зеленые горы. Но ночью японцы внезапно атаковали русских на высоте 93 и овладели ею. Тогда командование обороной Порт-Артура принимает решение отойти с Зеленых гор на более сильные позиции, расположенные на соседних Волчьих горах. Всего за два дня жарких боев русские потери составили около 1500 человек. Атакующий противник потерял убитыми и ранеными до 6 тысяч человек.
      Волчьи горы представляли из себя цепь невысоких сопок, которая тянулась полукругом на расстоянии 7-8 километров от крепости. В сторону противника сопки имели крутые склоны, перед которыми тянулись сплошные поля гаоляна, достигавшего в высоту 1,5-2 метров и служившего прекрасным укрытием для японских пехотинцев в случае их скрытного подхода к Волчьим горам. Начальник Квантунского укрепленного района генерал-лейтенант А. М. Стессель не только не проследил за заблаговременным строительством инженерных полевых укреплений на сопках, но не позаботился об уничтожении полей гаоляна даже на ближайших подступах к позициям.
      В 4 часа утра 17 июля по всему фронту началось настойчивое наступление японцев. Через три часа им удалось прорваться в центре и на левом фланге обороны русских войск. Генерал-майор
      А.В. Фок приказал в 8 часов вечера своей 4-й Восточно-Сибирской стрелковой дивизии, не исчерпавшей большей части своих возможностей в бою, отойти с Волчьих гор в район крепости, что и было сделано к 10 часам вечера.
      На Волчьих горах продолжала стойко вести оборонительный бой только 7-я Восточно-Сибирская стрелковая дивизия генерал-майора Р.И. Кондратенко. Особенно кровопролитные схватки велись за высоты Дагушань и Сягушань, которые атаковывали батальоны и полки 11-й японской пехотной дивизии. На их вершинах начались рукопашные схватки. Генерал Кондратенко обратился к Стесселю с просьбой прислать резервы, но их он не получил.
      Японцы усилили натиск на позиции противника на Дагушане и Сягушане. Отступавшие с высот пехотные батальоны генерал-полковник Маресукэ Ноги приказал заменять свежими силами и без промедления бросать их в атаку. Русские же роты, которые оборонялись на вершинах, менять было просто некому. Солдаты этих рот не спали уже двое суток, не имели воды, некому было убрать погибших и позаботиться о раненых. Несмотря на это, японские атаки отбивались одна за другой.
      В конце концов атакующие смогли захватить Дагушань и втащить по крутым скатам горы на ее вершину несколько артиллерийских орудий. Начался методичный обстрел соседней высоты Сягушань. На третий день обороны генерал-майор Р.И. Кондратенко обратился к коменданту Порт-Артурской крепости генерал-майору К.Н. Смирнову с предложением.
      "Дагушань сильно обстреляна нашей артиллерией, но обратно занять ее едва ли возможно, ввиду большого скопления японцев в деревнях близ Дагушаня, - писал он. - Сягушань занята тремя ротами (сибирских стрелков. А.Ш.). Одно орудие лопнуло, у другого нет снарядов; подвоз снарядов невозможен, так как дорога обстреливается со стороны побережья, куда уже пробрались японцы, и таким образом массами окружили Сягушань. Полагал бы, до рассвета увести роты в крепость, чтобы их сохранить".
      Смирнов, не зная фактической обстановки, в ответ приказал контратакой отбить гору Дагушань. Однако японцы опередили русских и в час ночи начали большими силами новый штурм вершины Сягушаня, на которой безмолвствовали противоштурмовые орудия. После рукопашной схватки защитники высоты отступили к крепости, отбиваясь по пути от наседавшей японской пехоты.
      Так Порт-Артурская крепость лишилась на своем правом фланге последних передовых позиций. Русские потеряли в этих боях 450 солдат и офицеров, японцы - 1280 человек. Потеря Дагушаня и Сягушаня во многом объяснялась тем, что против оборонявшихся здесь трех русских стрелковых батальонов действовало неприятельских 36 горных орудий, 8 гаубиц и 24 мортиры. Их огню защитники высот противопоставить почти ничего не могли. А из общего резерва крепости они не получили подкреплений. Ближайшее будущее показало, что горы Дагушань и Сягушань надо было удерживать любой ценой.
      После того как русскими войсками были оставлены последние передовые позиции на Квантуне, японская осадная армия приступила к осаде собственно крепости Порт-Артур. Теперь начиналась многомесячная борьба за ее удержание и обладание. Потеря передовых позиций с их господствующими высотами обернулась для защитников Порт-Артура еще одной большой бедой: теперь неприятель получил возможность обстреливать дальнобойной осадной артиллерией ее внутреннюю гавань, где стояли корабли Тихоокеанской эскадры. Особенно опасным оказался огонь из тяжелых мортир.
      Перекидной из-за высот артиллерийский огонь по внутренней гавани, который японцы вели аккуратно и постоянно, вскоре дал желаемые результаты. Один крупнокалиберный снаряд попал в рубку эскадренного броненосца "Цесаревич". Другой броненосец - "Ретвизан" был поражен семью снарядами. Через образовавшуюся подводную пробоину корабль принял 500 тонн забортной воды. Русскую эскадру в такой ситуации спасало то, что вражеские осадные батареи вели бесприцельный огонь, стреляя по плошадям.
      О такой крайне опасной, поистине смертельной ситуации для кораблей Тихоокеанской эскадры стало известно в штабе главнокомандующего вооруженными силами России на Дальнем Востоке адмирала Е.И. Алексеева. Для спасения эскадры он принимает решение вывести ее из осажденного Порт-Артура и перебазировать в морскую крепость Владивосток. В противном случае японская многочисленная осадная артиллерия могла за непродолжительный срок превратить внутреннюю гавань Порт-Артурской крепости в кладбище русских броненосных кораблей и тогда бы флот Тихого океана в своих главных корабельных силах на какое-то время прекратил существование.
      В телеграмме главнокомандующего говорилось:
      "Пополнив все запасы... обеспечив безопасный выход и избрав благоприятный момент, выйти с эскадрой в море и, по возможности, избежав боя, следовать во Владивосток, избрав путь по усмотрению".
      В ответ контр-адмирал В.К. Витгефт сообщал:
      "Благоприятного момента для выхода эскадры в море нет, не считаю себя способным флотоводцем; командую лишь в силу случая и необходимости... до прибытия командующего флотом... Предписание выполню беспрекословно, но по долгу присяги докладываю, что... есть только два решения: или эскадре совместно отстоять Артур до выручки, или погибнуть, так как момент выхода во Владивосток может наступить только тогда, когда смерть будет одинаково и спереди и сзади".
      Осадная 3-я армия генерал-полковника Маресукэ Ноги начала усиленную подготовку к первому штурму крепости Порт-Артур. Японская осадная артиллерия усилила бомбардировку ее внутренней гавани. Стало очевидным, что если русская эскадра в ближайшее время не покинет Порт-Артур, то она может бесславно погибнуть. В Желтом же море она имела немалые шансы на успех в столкновении с Соединенным флотом вице-адмирала Хейхатиро Того и хорошую возможность для прорыва во Владивосток. Тихоокеанской броненосной эскадре не хватало только одного - нового флотовождя С.О. Макарова. Замены ему не нашлось на протяжении всей русско-японской войны.
      Контр-адмирал В.К. Витгефт приказал начать усиленное траление мин на выходе из внутренней гавани. Это сразу же насторожило японское морское командование, и оно усилило дозорную службу. Опытный в войне на море Хейхатиро Того и его адмиралы прекрасно понимали, что рано или поздно русская эскадра выйдет из Порт-Артура и будет прорываться из блокадного кольца.
      Прорыв Тихоокеанской эскадры из Порт-Артура проводился по прямому указанию императора Николая II, крайне озабоченного малоутешительным ходом русско-японской войны. В полученной на эскадре депеше главнокомандующего адмирала Е.И. Алексеева со всей строгостью говорилось:
      "Невыход эскадры в море вопреки высочайшей воле и моим приказаниям и гибель ее в гавани в случае падения крепости лягут тяжелой ответственностью перед законом, лягут неизгладимым пятном на андреевский флаг и честь родного флота".
      Начало выхода эскадры из порт-артурской гавани контр-адмирал В.К. Витгефт назначил на раннее утро 28 июля. Из Порт-Артура на прорыв выходило 6 эскадренных броненосцев ("Цесаревич" - флагманский корабль, "Ретвизан", "Победа", "Пересвет", "Севастополь" и "Полтава"), 4 крейсера ("Аскольд", "Паллада", "Новик" и "Диана"), 8 эскадренных миноносцев ("Выносливый", "Властный", "Грозовой", "Бойкий", "Бесшумный", "Бесстрашный", "Беспощадный", "Бурный"). Вместе с боевыми кораблями из Порт-Артура вышло госпитальное судно "Монголия".
      Эскадра была обеспечена углем и припасами, но на кораблях не хватало орудий верхней палубы, снятых с кораблей для усиления крепостной обороны. Выйти в море с эскадрой не смог только крейсер "Баян", двумя неделями раньше подорвавшийся на вражеской мине. В базе оставались также канонерские лодки, необходимые для обороны крепости, и большая часть миноносцев, которым было не под силу совершить такой длительный переход.
      Никаких прямых указаний командирам кораблей контр-адмирал В.К. Витгефт не дал. Он только предложил им пользоваться в бою инструкциями, которые в свое время были выработаны погибшим вице-адмиралом С.О. Макаровым. На совещании флагманов и командиров кораблей временно исполняющий обязанности командующего Тихоокеанской эскадрой сказал: "Кто может, тот и прорвется".
      Японский Соединенный флот во всей своей силе поджидал русских в Желтом море. Вице-адмирал Хейхатиро Того имел преимущество в артиллерии и скорости хода своих броненосных, более современных кораблей. Морское сражение началось в 12 часов 20 минут: японцы с дистанции 80 кабельтовых первыми открыли огонь. Русские корабли открыли ответный огонь только тогда, когда сблизились с противником на дистанцию 65 кабельтовых.
      Через полчаса после начала сражения в Желтом море японский 12-дюймовый (305-миллиметровый) снаряд ударил в фок-мачту флагманского броненосца "Цесаревич" и разорвался прямо над адмиральским мостиком. При взрыве погиб контр-адмира В.К. Витгефт и почти весь его штаб. После повторного попадания японского снаряда, угодившего в боевую рубку броненосца, и гибели командира флагмана капитана 1-го ранга Н.М. Иванова управление Тихоокеанской эскадрой было окончательно утрачено.
      По иронии судьбы гибель командующего русской эскадрой произошла в тот самый момент, когда вице-адмирал Хейхатиро Того, считая, что прорыв русских удался и воспрепятствовать их дальнейшему движению практически невозможно, уже приказал кораблям Соединенного флота отходить в Сасэбо. В это время японские снаряды дважды поразили эскадренный броненосец "Цесаревич" и он вышел из общего кильватерного строя. Того, видя такое, сразу же отменил только что продиктованный им приказ, который в ту минуту еще не успели передать.
      Сражение в Желтом море закончилось без потерь в кораблях для сразившихся сторон. Наибольшие боевые повреждения получили флагманские эскадренные броненосцы: в японский "Микаса" попало 22 крупнокалиберных снаряда, в русский "Цесаревич было 9 попаданий. Большие повреждения оказались на броненосном крейсере "Ниссин". Больше всего флагману "Микасе" досталось от меткого огня эскадренного броненосца "Ретвизан", которым умело командовал капитан 1-го ранга Э.Н. Щенсанович.
      Моряки порт-артурской эскадры, несмотря на боевые потери, показали высокую стойкость в сражении. "Настроение команды было прекрасное... Было полное спокойствие, уверенность в своих силах, решимость драться насмерть", - доносил позже старший офицер эскадренного броненосца "Полтава". Командир "Севастополя" отмечал, что в бою каждый свое дело выполнял спокойно и без суеты, пожары тушились без всякого шума.
      С наступлением темноты японские броненосные корабли прекратили огонь по русской эскадре, которая в своем большинстве повернула обратно к Порт-Артуру. В атаку против отходившего противника вице-адмирал Хейхатиро Того направил большой отряд эскадренных миноносцев, а сам с броненосными кораблями пошел в Корейский пролив. Атаки японских миноносцев из-за их слабой подготовки к ночным действиям носили нерешительный характер и ущерба русским кораблям они не нанесли.
      Восемь из восемнадцати кораблей Тихоокеанской эскадры вернулось в Порт-Артур. Остальные корабли, за исключением крейсера "Новик", прорвались в нейтральные порты, где были задержаны (интернированы) до официального окончания русско-японской войны. Крейсер "Аскольд" и эскадренный миноносец "Гремящий" прорвались в китайский порт Шанхай. Поврежденный броненосец "Цесаревич" и миноносцы "Бесшумный", "Бесстрашный" и "Беспощадный" - в порт Циндао, арендованный Германией. Эскадренный миноносец "Бурный" - в порт Вэйхайвэй (аренда Великобритании). Крейсер "Диана" - во вьетнамский порт Сайгон французского Индокитая. Миноносец "Решительный" - в китайский порт Чифу (современный город Яньтай).
      Крейсер "Новик", пытавшийся прорваться к Владивостоку, почти достиг его. Близ Корсаковского поста (японский Отомари, современный город Корсаков на острове Сахалин) крейсер, который хотел здесь произвести бункеровку, то есть пополнить запасы угля, вступил в неравный бой с подошедшими двумя японскими крейсерами. Во время боя "Новик" получил серьезные повреждения, что заставило команду затопить свой корабль. Экипаж крейсера сошел на берег Сахалина, сняв с корабля часть артиллерийского вооружения для обороны Корсаковского поста в случае нападения на него вражеского десанта.
      После сражения в Желтом море броненосные корабли порт-артурской эскадры уже не использовались для активных действий против японского Соединенного флота в открытом море. Эскадренные броненосцы "Ретвизан", "Победа", "Пересвет" и крейсер "Паллада" находились в полной исправности и всегда были готовы выйти в море. На крейсере "Баян" и броненосце "Полтава" заканчивался ремонт. И только эскадренный броненосец "Севастополь" из-за сильных повреждений не мог до конца осады Порт-Артура покинуть внутреннюю гавань.
      В конце августа - начале сентября русские корабли, стоявшие в гавани на якоре, многократно вели обстрелы японских позиций. Всего было выпущено около 250 крупнокалиберных снарядов. Огонь корректировался наблюдателями и был эффективен. В то же время на внешнем рейде продолжалось траление японских мин. Русские эскадренные миноносцы не раз выходили в море и совершали в соседних бухтах ночные минные постановки. От них в сентябре погибли японский истребитель "Хаядорн" и канонерская лодка "Хайнен". На вражеских минах подорвались и погибли миноносцы "Разящий" и "Выносливый".
      После сражения в Желтом море началось разоружение порт-артурской эскадры. Морские батареи, установленные на берегу, были приписаны к эскадренным броненосцам и крейсерам, командиры которых обязывались обеспечивать батареи всем необходимым. Тихоокеанская эскадра, будучи в начале войны намного слабее неприятельского Соединенного флота, после шести месяцев боевых действий, не добившись побед на море и потеряв всего один броненосец "Петропавловск" из семи и несколько малых кораблей, перестала существовать как боевая морская организованная сила. Корабельная артиллерия была перевезена на сушу, на сухопутный фронт ушла и большая часть команд.
      Своеобразным ответом на сражение в Желтом море стали действия владивостокского отряда крейсеров под командованием контр-адмирала К.П. Иессена. В середине июня крейсер "Громобой" потопил пароход "Идзумо-Мару" и военный транспорт "Хитачи-Мару", на котором находилось почти 1100 солдат и офицеров гвардейского полка, 120 человек команды, 320 лошадей и 18 осадных гаубиц калибром 280 миллиметров, предназначавшихся для обстрела Порт-Артура. В тот же день торпедами крейсера "Рюрик" был серьезно поврежден другой большой военный транспорт "Садо-Мару".
      В день прорыва порт-артурской эскадры и сражения в Желтом море отряд владивостокских кораблей вышел в Японское море для ее встречи. 1 августа 1904 года в Корейском проливе, близ залива Ульсанман, в 36 милях севернее острова Цусима, произошло морское сражение. В нем против трех русских легких крейсеров - "Россия", "Громобой" и "Рюрик" участвовало 6 броненосных крейсеров эскадры контр-адмирала Хиконоэ Камимуры - "Итзума", "Адзума", "Токива", "Ивати", "Нинива" и "Такашихо". Сражение началось в 4 часа 45 минут с дистанции 60 кабельтовых. Японцы имели полное преимущество и в численности, и в артиллерийском вооружении, и в скорости хода.
      В ходе боя на крейсере "Рюрик" было выведено рулевое управление и он поднял флажный сигнал "Не могу управляться". После этого японские корабли сосредоточили на нем свой огонь. "Громобой" и "Россия" попытались было отвлечь вражеский огонь на себя, но безуспешно. Через некоторое время они, получив значительные повреждения, вышли из боя и взяли курс на Владивосток, преследуемые японскими броненосными крейсерами. То, что "Громобой" и "Россия" на всех парах продолжали путь к Владивостоку и предоставили "Рюрик" своей судьбе, был на русском флоте за всю его более чем 200-летнюю славную историю случаем едва ли не беспрецедентным.
      "Рюрик" некоторое время пытался следовать за ними, но около 8.30 стал заметно отставать, после чего развернулся навстречу преследователям и завязал бой один против четырех. Бой единственного устаревшего русского крейсера против четырех новейших японских броненосных крейсеров продолжался еще почти четыре часа. "Рюрик" получил свыше 50 попаданий, к концу боя потерял всю артиллерию, 202 человека экипажа были убиты и 238 ранены. Погибли командир корабля капитан 1-го ранга Евгений Александрович Трусов и старший офицер капитан 2-го ранга Н.Н. Холодовский.
      К концу боя крейсер "Рюрик", почти потерявший ход, имел большие повреждения. Оба мостика на нем были сбиты, мачты повалены. Японский источник свидетельствовал: "Не было ни одного живого места, куда не попали бы... снаряды. Большая часть бывшей на верхней палубе команды была или убита или ранена; орудия одно за другим были подбиты, и могли действовать едва лишь несколько штук. Четыре котла были разбиты, и из них валил пар. В рулевое отделение проникла вода, и крейсер понемногу садился кормой".
      Последнее, что мог сделать русский крейсер, так это попытаться таранить слишком близко подошедший к нему вражеский крейсер "Ниниву". Когда на корабле погибли или получили тяжелые ранения почти все офицеры, за командира остался лейтенант К.П. Иванов (13-й по счету). После 10 часов из строя вышло последнее корабельное орудие, трижды раненый лейтенант приказал открыть кингстоны и крейсер "Рюрик", не спустив Андреевского флага, затонул в водах Японского моря. Победители подобрали из воды 625 русских моряков, которые после окончания войны возвратились на родину из плена.
      Победа в морском сражении крейсеров в Корейском проливе далась японцам дорогой ценой. На их кораблях тоже оказалось много убитых и раненых. Флагманский корабль контр-адмирала Хиконоэ Камимуры "Идзума" имел около 20 попаданий русских снарядов, крейсер "Адзума" - более 10. Один из японских крейсеров был срочно поставлен в док на ремонт.
      Сражения в Желтом море и в Корейском проливе оказали решающее влияние на дальнейший ход вооруженной борьбы. Японцы окончательно завладели Желтым и Японским морями и получили возможность без помех и потерь (после сражения владивостокский отряд крейсеров прекратил свои набеговые операции, так как крейсер "Громобой" подорвался на мине и вышел из строя более чем на три месяца) пополнять и снабжать свои армии под Порт-Артуром и в Южной Маньчжурии. Теперь войска маршала Ивао Оямы совершенно беспрепятственно получали с Японских островов подготовленные резервы, оружие, боеприпасы, снаряжение и провиант.
      В расчеты высшего японского командования не входила длительная осада крепости Порт-Артур. По их мнению, стоявшая там русская эскадра, насчитывавшая еще 5 броненосцев, 2 крейсера и 15 эскадренных миноносцев, реально представляла большую угрозу. Тем более что корабли Соединенного флота после долговременной блокадной службы в море и боевых столкновений с русскими требовали срочного ремонта и замены части артиллерийского вооружения. К тому же в Токио обладали достоверной информацией, что Балтийская эскадра готовится к переходу на Дальний Восток.
      В силу этих обстоятельств скорейшее взятие Порт-Артура и уничтожение русской эскадры во внутренней гавани крепости стало главной задачей осадной 3-й японской армии и Соединенного флота, блокировавшего Порт-Артур с моря. Генерал-полковник Маресукэ Ноги понимал, что без мощного артиллерийского воздействия на защитников крепости самый яростный ее штурм обречен на неудачу. Этому его научил опыт боев у Цзиньчжоу и за перевалы на Квантуне. Ноги распорядился в срочном порядке оборудовать новые, более удобные позиции для осадных батарей. Объем работ был огромный, поскольку на позиции предстояло поставить несколько сот артиллерийских орудий.
      Порт-Артурская крепость, несмотря на свою незавершенность, к началу осады была уже не та, что в начале войны. Под руководством генерал-майора Р.И. Кондратенко сухопутный фронт крепости за три-четыре месяца преобразился. Для проведения инженерных работ, кроме солдат и матросов, были наняты местные китайцы. В отдельные дни на построение оборонительных сооружение трудилось до 6 тысяч местных жителей. Почти все земельные работы производились ими.
      К началу первого штурма осадная армия Ноги насчитывала свыше 70 тысяч штыков. Она состояла из трех пехотных дивизий, двух резервных бригад, полевой артиллерийской бригады, двух отрядов морской артиллерии, резервного саперного батальона, специальных войск. Число осадных орудий составляло 198 стволов. Всего обстрел крепости с суши вело свыше 400 орудий различных калибров.
      31 июля в 20 часов 30 минут японцы превосходящими силами начали наступление на передовые позиции Западного фронта и захватили сопки Трехголовую и Боковую. Но дальше атакующие продвинуться не смогли и их наступательный пыл иссяк. Порт-артурцы сами не раз переходили в штыковые атаки и отбросили японцев к самому подножию этих сопок. Генерал-полковник Маресукэ Ноги решил было ограничиться этим тактическим успехом, но приказ главнокомандующего маршала Ивао Оямы потребовал от него продолжить штурм.
      Высшее командование страны Восходящего Солнца не без оснований предполагало, что дальнейшие бои за Порт-Артур будут стоить им больших жертв и самым существенным образом отразятся на моральном состоянии императорской армии. Поэтому 3 августа командующий осадной армией Маресукэ Ноги и командующий Соединенным флотом Хейхатиро Того направили в Порт-Артур парламентера с письменным предложением сдать крепость без боя, то есть капитулировать.
      На состоявшемся в тот день заседании Совета обороны предложение о капитуляции было решительно отклонено. Японская сторона утром следующего дня получила ответ: "Предложение сдать крепость, как несовместимое с честью и достоинством русской армии и не оправдываемое настоящим положением крепости, не может быть предметом обсуждения". Действительно, Порт-Артур в дни первого вражеского штурма оставался сильным во всех отношениях.
      Генерал-полковник Маресукэ Ноги из-за прошедшего сильного дождя (почва стала вязкой и затрудняла передвижение пехотинцев) перенес штурм русской крепости на 6 августа. Он принял в своем штабе группу иностранных корреспондентов, освещавших ход войны со стороны Японии и самоуверенно заявил им:
      "Вы совершили, господа, очень длинное путешествие с целью увидеть войну... но вы прибыли удачно, как раз к моменту, когда можно видеть завершение победоносной кампании".
      Первый штурм Порт-Артура начался ожесточенной бомбардировкой русских позиций, которая продолжалась около часа. Были задействованы все войска осадной 3-й армии, за исключением одной резервной бригады, которая составляла резерв командующего. Полк японской пехоты атаковал гору Угловую, обороняемую четырьмя ротами 5-го Восточно-Сибирского стрелкового полка. С большими потерями атакующие добрались до проволочных заграждений и под ружейным огнем русских залегли, не имея возможности двинуться ни вперед ни назад.
      Командовавший штурмом на этом участке генерал-майор Тамоясу ввел в бой новые силы, и японцам удалось захватить окопы одной из рот русских стрелков. Ряды защитников горы Угловой заметно поредели, комендант укрепления подполковник Лисовский получил три ранения, но продолжал руководить боем. Вскоре на Угловую прибыл генерал-майор Р.И. Кондратенко, который взял на себя руководство обороной высоты, окруженной противником уже с трех сторон. Японский штурмующий пехотный полк получил в подкрепление сперва четыре резервных батальона, а потом еще пять рот пехоты. Когда роты сибирских стрелков, защищавших Угловую, еще больше поредели, то их отвели на соседнюю Высокую гору. Штурмующим удалось овладеть и расположенным поблизости Панлуншанским редутом. Однако сибирские стрелки контратакой отбили его.
      Не менее жаркие, неудачные для японцев бои происходили и на Северном фронте, особенно у Водопроводного и Кумирненского редутов. Японские пехотинцы раз за разом упорно пытались водрузить на бруствере первого из этих редутов свой флаг, но каждый раз пулеметным огнем отбрасывались обратно в ров. Когда на Водопроводный подоспело подкрепление - рота пограничной стражи, комендант редута капитан Кириленко повел в контратаку своих сорок стрелков и пограничных стражников и очистил от японцев ров. По предложению минного офицера крейсера "Баян" лейтенанта Подгурского в голову японской траншеи-сапы по жолобу из досок были спущены минные шары, взрыв которых принес много потерь противнику. За день боя у этого редута штурмующие потеряли более полтысячи человек.
      Второй день штурма Порт-Артура также не принес удачи атакующей стороне. Командующий японской армией перенес главные усилия с Западного фронта на Северный и Восточный. Однако гарнизоны полуразрушенных Водопроводного и Кумирненского редутов продолжали стойко держаться, отбивая под артиллерийским огнем все атаки. Затем пошел третий день штурма крепости.
      После трехдневного сражения стало ясно, что главный удар японцы наносят на восточном участке крепостной обороны. Генерал-майор Р.И. Кондратенко приказал перебросить сюда несколько резервных рот. Часть подбитых орудий артиллеристы заменили запасными. Вечером третьего дня вражеского приступа командующий сухопутным фронтом объявил войскам, что ни малейшего отступления от занимаемых ими позиций не допускается и любое отступление будет караться по всей строгости законов военного времени.
      Для усиления сухопутной обороны с кораблей Тихоокеанской эскадры было свезено на берег семь десантных рот: с "Пересвета" - 215 человек, с "Победы" - 222, с "Полтавы" - 200, с "Севастополя" - 182, с "Ретвизана" 207, с "Паллады" - 116 и так далее. Всего 21 офицер и 2246 матросов. До первого штурма крепости не было необходимости свозить морских десантников с кораблей и они находились в своих командах, пребывая в состоянии боевой готовности к сходу на берег.
      Четвертый день штурма начался отвлекающими действиями противника на западном участке обороны - генерал Ноги безуспешно пытался привлечь сюда русские резервы. У Длинной и Дивизионной гор моряки из Квантунского флотского экипажа отбили несколько яростных атак. На Северном фронте японская пехота больше маневрировала, а осадная артиллерия вела сильный огонь по крепостным укреплениям.
      Бои за гору Длинную (ее штурмовала целая пехотная бригада) обернулись для японцев большими потерями и успеха не имели. Впоследствии по приказанию генерал-полковника Маресукэ Ноги на вершине горы был поставлен столб с надписью на русском языке:
      "Полковник Синзоро Тедзука был расстрелян за то, что, заняв русские окопы, не сумел их удержать, а когда русские открыли огонь, он бежал, чем способствовал нашей неудаче".
      Главные бои на четвертый день генеральной атаки Порт-Артура разыгрались на восточном участке обороны. Русские редуты и прилегающие к ним окопы вновь стали местом кровопролитных схваток. Вражеские атакующие цепи сменяли одна другую. Днем ввиду угрожающего положения генерал-майор Р.И. Кондратенко вывел на передний край морской десант - семь рот моряков с кораблей Тихоокеанской эскадры, свыше двух тысяч человек. Моряки с "Амура", "Ретвизана", "Полтавы" и других кораблей штыковой атакой выбили японцев из тех разрушенных крепостных укреплений, которые они успели захватить.
      Японская артиллерия без устали продолжала обстреливать укрепления крепости. Русские редуты засыпались вражескими снарядами. Некоторыми из них, совершенно разрушенными и лишившимися большей части своих защитников, противник сумел завладеть. Но это были только полевые укрепления. Командующий японской осадной армии мог торжествовать - его войска вклинились в главную линию обороны русской крепости.
      В часы, когда на передовых позициях решалась судьба Порт-Артура, генерал-лейтенант А.М. Стессель собрал военный совет, который проходил без тех военачальников, которые находились в рядах сражающихся. В журнал совета были внесены 15 пунктов о том, что Порт-Артур - не крепость, а скопление невероятных ошибок, что фортов мало и сооружены они вопреки законам фортификационной науки, что орудия установлены открыто, что отсутствует воздухоплавательный парк и тому подобное.
      Когда выписка из журнала Совета обороны (она была передана по телеграфу в Мукден, в штаб царского наместника) дошла до российского министра обороны генерал-адъютанта В. В. Сахарова, тот написал на ней следующую резолюцию: "Читал. К чему это?" На что присутствующий начальник Генерального штаба генерал-лейтенант П.А. Фролов сразу заметил:
      "Это, к величайшему горю, оправдательный акт, быть может, предстоящей сдачи крепости и поучение для будущих поколений и времен, как тщательно надо изучать местность, чтобы проектировать укрепления".
      Предвидя, что японцы возобновят штурм на участке между фортами № 2 и № 3, генерал-майор Р.И. Кондратенко сосредоточил на этом направлении более трех стрелковых батальонов. Он правильно оценил обстановку - именно здесь в двенадцатом часу ночи около 10 тысяч неприятельских пехотинцев начали атаку. Они были освещены прожекторами и накрыты огнем противоштурмовых батарей. Ослепленных светом прожекторов японцев дружно атаковали с нескольких сторон русские батальоны. Атака восьми японских полков пехоты была отражена с большими потерями для штурмующих.
      "Генерал Ноги, - говорится в японской официальной истории войны, видя, что ход боя не идет, как предполагалось, решил хотя бы ценой полного уничтожения дивизии повторить штурм, но войска, находясь несколько дней подряд в бою, значительно потеряли свою боеспособность и без изменения способа ведения атаки не могли бы добиться лучших результатов".
      Один из участников осады Порт-Артура офицер японской императорской армии Т. Сакураи оставил мемуары о русско-японской войне, озаглавленные "Живые ядра" и "Сталью и кровью". О событиях той штурмовой ночи он писал:
      "Капитан Иошинага приказал своим не отступать ни на шаг. И тут началась настоящая свалка: ружья, штыки, кулаки - все было пущено в ход; обе стороны дрались неистово. К несчастью, капитан Иошинага, стоявший впереди на бруствере, был ранен и свалился. Заменивший его капитан Окуба был убит - и так другой, третий, и так не только офицеры, но и солдаты были перебиты почти все...
      В каждом углублении, в каждом углу или извилине оврага лежали кучи раненых и мертвых... Это была дорога смерти".
      В ту ночь японские солдаты из 8-го резервного полка не выполнили приказ своего командира и не пошли в атаку. Несмотря на угрозы и стрельбу по непокорным, солдаты отказывались повиноваться своим офицерам. Тогда генерал-полковник Маресукэ Ноги приказал окружить взбунтовавшийся полк надежными частями и "поддержать его". Под угрозой расстрела пехотинцы-резервисты пошли в наступление. На другой день оставшихся в живых отвели в тыл для расправы, а зачинщиков солдатского бунта расстреляли. 8-й резервный полк был расформирован как воинская часть, а его остатки пошли на доукомплектование армейских пехотных полков.
      Такой случай в ходе русско-японской войны и осады Порт-Артура был не единичен. В русских разведывательных сводках того времени часто проходила информация о массовом неповиновении солдат японской императорской армии из-за бесцельной гибели их товарищей, плохого питания и неуплаты жалованья.
      После кровопролитнейшего ночного боя генерал-полковник Маресукэ Ноги прекратил штурм русской крепости. Осадная 3-я японская армия в ходе первого штурма Порт-Артура оказалась по сути дела разбитой, утратив треть своих войск. Потеряв около 15 тысяч человек из числа действующих войск, японцы заняли только укрепления западного и восточного Панлушаня (1-й и 2-й редуты).
      Командующий японской осадной армией понял, что имеющимися у него силами Порт-Артур не взять. За пять дней штурма некоторые пехотные полки 3-й армии фактически перестали существовать как боевые единицы. В 7-м пехотном полку из 2500 человек осталось в строю 6 офицеров и 208 солдат, в 35-м полку - всего 240 человек. 6-я бригада перед штурмом насчитывала в своих рядах 5 тысяч штыков, после штурмовых дней в ней осталось 400 человек. Тяжелые потери не только обескровили армию Ноги, но и надломили ее волю.
      Отражение первого штурма Порт-Артурской крепости далось ее защитникам дорогой ценой. Генерал-лейтенант А.М. Стес-сель как начальник Квантунского укрепленного района, после того как атакующие японцы выдохлись, сразу же отправил телеграмму в город Мукден. Там находились штабы царского наместника и командующего Маньчжурской армией. В телеграмме говорилось:
      "...Штурмы отбиты с громадным уроном для японцев; мы потеряли ранеными... 69 офицеров и 3466 нижних чинов, убитых тоже много, но в точности еще не приведено в известность; в госпиталях состоит 132 офицера, 5661 нижний чин (однако здесь учтены и раненые в предыдущих боях. - А.Ш.). Снарядов в полевой артиллерии по 150 штук на орудие. Орудия крепостные в большом числе подбиты (явное преувеличение. - А.Ш.). Необходимо выслать подкрепление (каким образом? - А.Ш.)...
      Под ружьем у меня из пяти полков 4-й дивизии 9419 нижних чинов и 145 офицеров. В 7-й дивизии - 11 169 нижних чинов, офицеров 150. Из восьми генералов один умер (Разнатовский), один был ранен и контужен (Надеин), один вывихнул себе ногу (Горбатовский). Из командиров полков - убит 13-го полка кн. Мачабели; ранены 14-го полка полковник Савицкий, 15-го полка полковник Грязнов...
      Тысячи трупов японцев валяются перед нами..."
      Августовские бои под Порт-Артуром явились первым успехом русского оружия в войне с Японией. Японское командование было вынуждено перейте к долговременной осаде крепости, и это спутало все их стратегические планы. Порт-артурский гарнизон накрепко приковал к себе три лучшие кадровые дивизии и две отдельные бригады противника с многочисленной полевой и тяжелой артиллерией, вспомогательными войсками и службами.
      Главнокомандующий императорской армией в войне 1904-1905 годов при планировании ее рассчитывал на быстрое взятие Порт-Артурской крепости и скорую переброску 3-й армии с Квантуна в Южную Маньчжурию по имевшейся железной дороге. Однако такого не случилось. Стойко и героически оборонявшийся Порт-Артур стал своеобразным громоотводом для русской Маньчжурской армии и ее командующего, генерала от инфантерии А.Н. Куропаткина, что безусловно, спасло русские войска от полного разгрома в ходе неудачного для них полевого сражения под Ляояном.
      Генерал-полковник Маресукэ Ноги, отчаявшись взять Порт-Арутур штурмом, приказал приступить к инженерным работам по "правильной" осаде крепости. Более двух тысяч японских саперов, в помощь которым было выделено немало пехотинцев, приступили к земляным работам. Противник медленно, но уверенно и методично приближался к крепостным укреплениям через траншеи-сапы (апроши и параллели). Апроши были путями к неприятельской позиции, достаточно извилистые, чтобы избежать продольного огня. Параллели предназначались для сосредоточения обороняющихся войск перед штурмом.
      Командующий сухопутной обороной крепости генерал-майор Р.И. Кондратенко приказал артиллерийским огнем срывать земляные работы японцев. Однако темные ночи, частые туманы и дожди хорошо скрывали ход инженерных работ противника. К началу сентября 1904 года вражеские траншеи находились уже на расстоянии ста шагов от Кумирненского и Водопроводного редутов и четыреста шагов от форта № II.
      Одновременно усиливалась японская осадная артиллерия. С Японских островов под Порт-Артур прибыли 11-дюймовые осадные гаубицы, которые по существу и решили впоследствии участь крепости. Только один ствол такой гаубицы весил 900 пудов, а ее гигантский снаряд - 500 фунтов (227 килограммов). Для осадных батарей вице-адмирал Хейхатиро Того приказал снять с кораблей часть орудий. Потрепанная при первом штурме Порт-Артура осадная 3-я армия вскоре получила пополнение из 16 тысяч солдат и офицеров, не считая саперов.
      На порт-артурской эскадре, вернее ее остатках, произошла смена командующего. После гибели Витгефта в сражении в Желтом море временное командование взял на себя второй флагман эскадры контр-адмирал П.П. Ухтомский. Однако он стал противиться главнокомандующему на Дальнем Востоке адмиралу Е.И. Алексееву, который продолжал требовать прорыва броненосных кораблей из Порт-Артура во Владивосток. Тогда царский наместник сместил временного командующего и назначил на эту должность отличившегося при обороне крепости командира крейсера "Баян" капитана 1-го ранга Р.Н. Вирена, которому было присвоено при этом звание контр-адмирала.
      Вступив в должность, Вирен доложил царскому наместнику: "Всякая попытка прорыва во Владивосток обречена на неудачу". После этого главнокомандующий перестал требовать выхода остатков Тихоокеанской эскадры в Желтое море для прорыва в Японское, к Владивостоку. Броненосные корабли, стоявшие во внутренней гавани на якоре, превратились в плавучие батареи, а их экипажи стали последним резервом осажденного порт-артурского гарнизона.
      Новый, второй штурм Порт-Артура начался 6 сентября. Японская артиллерия произвела массированный обстрел позиций Восточного и, позднее, Северного фронта, главным образом Водопроводного и Кумирненского редутов, по которым сосредоточенный огонь вели 40 осадных и 84 других орудий. Артиллерийский огонь продолжался 6 часов. В районе Водопроводного редута упало до тысячи снарядов, превративших его в груду камней и исковерканных деревянных балок; были разбиты две противоштурмовые пушки и пулемет, прервана телефонная связь, гарнизон понес значительные потери.
      Тем временем до трех батальонов японской пехоты с 4 полевыми пушками и 24 пулеметами сосредоточилось в близлежащих оврагах для атаки на редут. Мощный огневой налет не позволил защитникам Водопроводного редута помешать подготовке вражеской атаки на ближайших подступах к нему.
      В 18.00 вражеский артиллерийский огонь прекратился и в атаку пошла пехота японцев, забрасывая обороняющихся ручными бомбочками. Штурмующих встретил интенсивный огонь остававшихся в строю после бомбардировки сотен солдат во главе с поручиком Длусским (большая часть сибирских стрелков из 11-й роты 26-го Восточно-Сибирского полка погибла при обстреле). Когда на Водопроводный редут подоспели подкрепления (4 стрелковые роты и рота пограничных стражников), среди его защитников в живых оставались всего 30 человек. Русские солдаты несколько раз поднимались в контратаки, чтобы отбросить японцев, которые упорно пытались обойти разрушенное укрепление с флангов.
      Командир 9-й японской пехотной дивизии продолжал наращивать усилия штурмующих Водопроводный редут батальонов, вводя в бой все новые и новые резервы. К утру следующего дня положение последних защитников полевого укрепления стало отчаянным: иссякли запасы патронов и гранат, а на развалинах редутов оборонялись всего 11 измотанных солдат во главе с начальником пограничной стражи крепости подполковником П.Д. Бутусовым.
      Генерал-майор Р.И. Кондратенко, видя, что дальнейшее удержание Водопроводного редута ведет лишь к большим людским потерям, в 5 часов утра приказал оставить его. По той же причине были покинуты Скалистый редут и траншеи между Скалистым и Водопроводным редутами. После этого штурмующий неприятель сосредоточил свои усилия на взятии соседнего Кумирненского редута. Его яростная бомбардировка продолжалась в течение двух часов, и к 7 часам утра укрепление превратилось в груду развалин. Из его гарнизона в живых осталось около 60 человек во главе с поручиками Дуниным и Окуневым.
      Первая атака японцев на Кумирненский редут была отбита, но в ходе последующей около двух батальонов японской пехоты прорвались в наружный ров редута и буквально засыпали последних защитников укрепления ручными бомбочками. Кумирненский редут был захвачен штурмующими, и попытка выбить их оттуда успехом не увенчалась.
      Водопроводный и Кумирненский редуты были полевыми укреплениями и играли роль передовых в системе крепостной обороны. Охваченные противником с трех сторон и атакованные силами целой пехотной бригады при поддержки огня 128 орудий, они не могли быть удержаны без больших потерь. Поэтому генерал-майор Р.И. Кондратенко не посчитал в данном случае их дальнейшее удержание необходимым, поскольку они выполнили свое предназначение еще в ходе первого штурма Порт-Артура. Взятие их обошлось японцам потерями более чем 1500 человек. Теперь усилия русского гарнизона сосредоточивались для борьбы на главном оборонительном поясе крепости.
      Одновременно с боем за Водопроводный и Кумирненский редуты начался бой за горы Длинная и Высокая. Особенно жестокие схватки разгорелись у последней высоты. Гора Высокая несколько выдавалась из линии крепостных укреплений и была самой высокой в этой части окрестностей Порт-Артура. В свое время крепостное командование не оценило должным образом ее тактическое значение. К строительству полевых укреплений приступили здесь только в мае, и то после настойчивых требований генерала Кондратенко. Каменистый грунт сильно затруднял саперные работы.
      В сентябре высоту опоясывало две линии окопов без бруствера с проволочными заграждениями. Обороняли гору три стрелковые роты сибиряков и рота моряков Квантунского экипажа с четырьмя пулеметами и семью орудиями, которые стояли на вершине Высокой на открытой позиции и выглядели хорошей мишенью для вражеских батарей. Редут на высоте выстроен не был.
      Обстрел гор Длинной и Высокой вело 60 полевых, 30 тяжелых осадных орудий, 8 скорострельных пушек, поддержанных пятью дальнобойными морскими батареями, находившимися на Волчьих горах. Первая атака на них началась вечером 6 сентября. На второй день штурма пала высота Длинная. Когда около 16 часов 7 сентября на ее вершину ворвались японские пехотинцы, последние защитники горы - 46 моряков во главе с подпоручиком Седльницким отступили в укрепления соседней Плоской горы. Захват этой высоты штурмующими стал возможен во многом благодаря тому, что японцы, установив полевые пушки на высотах Седловая и Мертвая Голова, начали простреливать русские окопы продольным прицельным огнем.
      Между тем японская артиллерия сосредоточила свой огонь на горе Высокой. В ходе первого дня атакующие, попав под фланговый огонь русских, не смогли дойти даже до проволочных заграждений. Утром следующего дня они вновь пошли на приступ, но безуспешно.Тогда командующий осадной армией генерал-полковник Маресукэ Ноги приказал сосредоточить на этой горе огонь всех близлежащих батарей, к которым присоединились японские канонерские лодки, подошедшие к Голубиной бухте. Но и новая массированная атака, в ходе которой вражеская пехота наступала сплошными цепями, была отбита.
      Вновь начался артиллерийский обстрел Высокой и гора в очередной раз скрылась в облаках дыма и пыли. Генерал-майор
      Р.И. Кондратенко прибыл на высоту, чтобы лично руководить здесь боем. Японцам все же удалось захватить первую линию русских окопов и укрепиться в них. Попытка их взойти на вершину была пресечена штыковым ударом русских. Столь же безуспешно закончились и другие попытки. Под вечер 9 сентября генерал-полковник Маресукэ Ноги, лично руководивший штурмом, приказал сосредоточить в мертвом пространстве на склоне горы свой резерв силами около трех батальонов пехоты. Однако их сосредоточение было вовремя замечено защитниками Высокой.
      Около 17 часов вечера взвод скорострельных пушек под командованием штабс-капитана Ясенского, замаскировав орудия под фургоны с сеном, не замеченный противником, выехал на открытую позицию и с дистанции около 4 километров внезапно открыл шквальный шрапнельный огонь по вражеским резервным батальонам, скучившимся на небольшом клочке мертвого пространства. В течение первых 5,5 минут русские артиллеристы выпустили 51 снаряд. Все они попали в скопление японской пехоты. Ее уничтожение довершил огонь соседних фортов и крепостных батарей.
      Английский офицер Б. В. Норригаард, бывший на русско-японской войне в качестве заинтересованного иностранного военного наблюдателя, в связи с этим боевым эпизодом в своей книге "Великая осада. Порт-Артур и его падение" не без восторга писал:
      "Наиболее блестящий образчик артиллерийского искусства, какой я когда-либо видел, дала русская батарея 22 сентября (по новому стилю. - А. Ш.). От картечи этой батареи не ушел ни один солдат из наступавшего отряда".
      Бой за гору Высокую закончился "выкуриванием" японцев, крепко засевших в захваченном большом блиндаже. Около часа ночи генерал Кондратенко приказал лейтенанту Н. Л. Подгурскому попытаться выбить из блиндажа японцев с помощью пироксилиновых бомб. Офицер с двумя солдатами сумели незамеченными подползти к блиндажу и сбросить на его крышу несколько бомб. Оставшиеся в живых после взрывов вражеские пехотинцы бежали с горы.
      Это событие стало последним в ходе второго штурма Порт-Артура осадной 3-й японской армией. Защитники крепости успешно отразили и этот вражеский приступ, потеряв около 1500 человек. Японцы ценой потерь в 7,5 тысяч человек захватили лишь Водопроводный и Кумирненский полевые редуты и гору Длинную. Вклиниться в линию крепостной обороны Порт-Артура генерал-полковнику Маресукэ Ноги не удалось и на сей раз, хотя для достижения этой цели он вновь не жалел жизней тысяч своих солдат.
      Захватить гору Высокую атакующим не удалось, хотя бои за нее отличались большим кровопролитием и штурмующие потеряли под этой высотой до 6 тысяч человек, в том числе командира 1-й бригады генерал-майора Ямамото. В трех японских пехотных полках, участвовавших в боях за гору Высокую, в строю осталось всего 300 солдат. В японской литературе говорилось, что из 23 рот, участвовавших в штурме этой высоты, после боев можно было сформировать только две. Ее защитники потеряли 256 человек убитыми и 947 ранеными. Во 2-й роте 5-го Восточно-Сибирского стрелкового полка на третий день штурма в строю осталось 37 бойцов, в 4-й роте - 19, в 1-й роте 28-го полка - 23 человека, в 7-й роте 27-го полка выбыло больше половины солдат.
      Японцы установили на вершине горы Длинной наблюдательный артиллерийский пост, который стал корректировать огонь тяжелых осадных орудий по внутренней гавани Порт-Артура: с высоты была видна большая часть гавани и расположение в ней Тихоокеанской эскадры. Вражеский огонь сразу же стал более эффективным, и русским кораблям пришлось приблизиться для якорной стоянки к самому берегу.
      Неудачный второй штурм русской морской крепости на Квантуне вызвал в японской столице Токио многочисленные демонстрации, которые проходили под милитаристскими лозунгами. В стране Восходящего Солнца с большим нетерпением ожидали победного окончания войны с Россией. Английский военный агент в Японии Д. Джемс сообщал из Токио в Лондон:
      "Уличная толпа не переставала кричать, что надо сделать так, чтобы Порт-Артур пал; как это исполнить точно, не указывалось, но он должен был пасть, и немало триумфальных арок из зелени пожелтели и засохли, пока он все падал".
      Предвидя новый штурм крепости, ее защитники начали инженерные работы по укреплению гор Высокой и Плоской. Потеря первой из них грозила полным уничтожением порт-артурской эскадры, так как с горы наблюдалась вся внутренняя гавань. Продолжалась установка на сухопутном фронте орудий, снятых с кораблей. За август - сентябрь моряки создали 38 новых батарей и 23 прожекторных поста. Всего на берегу было установлено 225 корабельных орудий, преимущественно малых калибров, которые обеспечивались корабельными расчетами и боевыми припасами. Установка морских орудий была как нельзя кстати: в крепостной артиллерии выбыло из строя немало орудий. Большой бедой стало то, что чугунные снаряды к 275-миллиметровым гаубицам часто рвались в стволе или тотчас же после вылета из канала ствола.
      При отражении вражеских штурмов хорошо показали себя гранаты, которые изготовлялись в Порт-Артуре кустарным способом. Для них использовались гильзы от снарядов, главным образом 37 и 47-миллиметровых, которые начинались сухим пироксилином; для воспламенения служил бикфордов шнур. За один день в крепости производилось до 300 таких гранат. Ввиду большого веса - до 2 килограммов гранаты применялись только для ближнего боя, поскольку бросить ее можно было только на 20-25 шагов. При разрыве такая самодельная граната давала много осколков и наносила атакующим большой урон.
      Осаждавшие повели методический обстрел фортов и укреплений крепости из 11-дюймовых гаубиц. Снаряды огромной разрушительной силы в случае прямого попадания пробивали бетонные своды, потолки и стены казематов. Один из таких неразорвавшихся снарядов пробил две палубы на эскадренном броненосце "Полтава". Неприятельская артиллерия потопила в гавани канонерскую лодку "Забияка" и пароход "Новик", транспорту "Ангара" после попаданий двух снарядов удалось выброситься на мель. Японские саперы день и ночь рыли, подводя к укреплениям Порт-Артура (прежде всего к форту № III и укреплению № 3) сапы, параллели, траншеи и ходы сообщений.
      Неприятельским саперам удалось подобраться ко рву перед фортом № III. Они стали готовить проходы через него для атакующей пехоты. К немалому их удивлению, связки соломы и земля, которые они сбрасывали в ров по ночам, за день куда-то исчезали. Это делалось защитниками форта через подземный ход, о существовании которого японцы даже и не подозревали.
      Японцы попытались взорвать форт № II (самый мощный в крепости), подведя с большим трудом к нему минную галерею. Однако эту работу защитники форта своевременно "услышали" и незамедлительно начали устройство двух контрминных галерей. Затем, когда был отчетлево слышен звук работы вражеских саперов, японская галерея была разрушена взрывом.
      К началу ноября в Порт-Артуре стали подходить к концу запасы провианта, прежде всего свежего мяса и солонины. На человека стали выдавать по трети фунта конины, и то только два раза в неделю. Оставшиеся лошади требовались для подвоза на передовую боевых припасов и прочих грузов. Хлеба было еще достаточно, его выдавали по 3 фунта на день на человека. Из продажи исчезла махорка.
      В осажденном гарнизоне, кроме свирепствовавшей ранее цинги, появились тиф, дизентерия и другие заразные болезни. Крепостной госпиталь и полковые лазареты были переполнены больными и ранеными. Если боевые потери в октябре составили 87 офицеров и 3407 солдат, то потери от болезней - 51 офицер и 2432 солдата. В отдельные дни цинга вырывала из рядов защитников Порт-Артура больше людей, чем снаряды и пули.
      Токио потребовал от маршала Ивао Оямы и командующего осадной 3-й армией
      взять Порт-Артур во что бы то ни стало. Приближался день рождения божественного микадо - 21 октября, и овладение русской крепостью было бы лучшим подарком императору страны Восходящего Солнца. К тому же на Японских островах стало известно, что Балтику покинула русская 2-я Тихоокеанская эскадра, которая начала свой долгий и длинный путь через Атлантику и Индийский океан к островам Цусима в Корейском проливе. Ее появление близ китайских берегов грозило соединением с порт-артурцами. В Токио забили тревогу и там было решено отправить под стены осажденного Порт-Артура последнюю 7-ю кадровую дивизию императорской армии.
      К середине октября, когда генерал-полковник Маресукэ Ноги получил категорический приказ взять Порт-Артур, численность его армии увеличилась до 70 тысяч человек пехоты и имела четыре сотни осадных и полевых орудий. Командующий осадной армией, реально исходя из обстановки, вознамерился захватить к дню рождения императора хотя бы форты Восточного фронта крепости.
      С утра 13 октября началась усиленная трехдневная бомбардировка укреплений Восточного фронта, одновременно обстреливался город и гавань. Никогда ранее русская крепость не несла столь больших потерь и разрушений от огня неприятельской артиллерии. В дневнике военного инженера подполковника С.А. Рашевского о третьем штурме Порт-Артура в те дни было записано:
      "Особенно сильно обстреливался форт 2, одним из выстрелов станок канонирской пушки, стоявшей у переднего фаса форта, переброшен через весь форт, к горжевой казарме, другой попал в верхнюю часть бетонной арки входных ворот форта № 2, разбил ее, разорвался внутри (каземата, при этом пострадало 12 человек. - А.Ш.), уничтожил три пулемета и минный аппарат. Два снаряда попали в казарму, один пробил бетонный свод..."
      Защитника Порт-Артура с началом третьего штурма крепости могли выставить на передовую не более 18 тысяч человек. Во многих ротах сибирских стрелков в строю оставалось менее 50 бойцов. Начальник сухопутного фронта генерал-майор Р.И. Кондратенко все время находился на линии крепостных укреплений, руководил восстановительными работами и требовал от командиров всех степеней полной готовности к отражению вражеской атаки.
      В последний день артиллерийской подготовки японские батареи выпустили по крепости свыше 20 тысяч снарядов, из них 1800 самого крупного калибра 11-дюймовых. Кроме того, было выпущено несколько тысяч шрампельных снарядов для поражения живой силы противника. Только после того, как русские укрепления получили сильные разрушения и безусловна была ослаблена сила их обороны, генерал-полковник Маресукэ Ноги в 12 часов дня отдал приказ начать генеральную атаку. Главный удар наносился по форту № III.
      Крепость, молчавшая с самого утра, встретила штурмующую японскую пехоту, которая шла вперед в пяти колоннах (еще две находились в резерве) ружейными залпами и предельно интенсивным огнем из всех исправных орудий. Из внутренней гвани Порт-Артура била крупнокалиберная артиллерия эскадренных броненосцев и крейсеров. Но на сей раз японцы настолько близко подвели свои траншеи к русским укреплениям, что вскоре во многих местах начался яростный рукопашный бой.
      Штурмующим первоначально сопутствовал успех. В русские окопы на флангах литерной батареи "Б" пехотинцы 22-й японской бригады ворвались с налету, но, осыпаемые снарядами с соседних фортов, отхлынули на исходные позиции. На смену им из параллелей поднялась новая волна атакующих японцев, и на батарее начался жестокий рукопашный бой. Дрались штыками, саперными лопатами, камнями. На помощь штурмующим подходили все новые и новые подкрепления.
      Когда положение казалось уже безнадежным, на литерную батарею "Б" прибыли моряки: взвод с "Пересвета", два взвода с "Полтавы" и полурота с "Амура". Забросав японцев ручными гранатами, моряки-десантники ударили в штыки. В окопах образовались завалы из вражеских трупов. Вражеские пехотинцы отступили от батареи, укрывшись в своих траншеях.
      Почти такая же участь постигла атакующих японцев и на Куропаткинском люнете. Его обороняли 224 человека с шестью малокалиберными пушками и двумя пулеметами. Но еще до атаки от артиллерийского огня из строя выбыла половина солдат и офицеров и были подбиты три орудия и оба пулемета. Тем не менее, когда в полдень батальон вражеской пехоты в колоннах поротно поднялся в атаку, до бруствера люнета дошли и залегли в ямах очень немногие. В это время на усиление гарнизона люнета прибыла из резерва рота, которой командовал фельдфебель (все офицеры ее выбыли из строя). Однако и сильно поредевший нападавший батальон японцев получил подкрепление. Противник в большом числе несколько раз повторил свои атаки на русское укрепление. Рукопашные бои на люнете продолжались до двух часов ночи, пока японцы не получил приказ отступить.
      Под фортом № III штурмующим откровенно не повезло. Одна из четырех атакующих колонн успешно дошла до рва, сосредоточилась там, но многочисленные штурмовые лестницы оказались слишком короткими. Под огнем защитников форта японцам пришлось отступить из рва на исходные позиции. Однако другие колонны японцев несколько раз под огнем защитников форта поднимались в атаки. В бою гарнизон форта вышел победителем во многом благодаря личному героизму его коменданта капитана Булгакова и зауряд-прапорщика Захарова.
      Но подлинным героем ожесточеннейшего боя за форт № III стал комендор с эскадренного броненосца "Севастополь" Николай Хохулин. Он бесстрашно расстрелял в упор из пулемета "Максим" вражескую штурмующую колонну и пулеметным огнем загнал ее остатки в ров. После этого японские пехотинцы возобновлять атаку не решились.
      Штурм форта № II начался с взрыва под бруствером подведенной японскими самерами мины. Взрыв стал сигналом для первой атаки, а за ней последовало еще четыре. Японцам трижды удавалось врываться в русские окопы и каждый раз их оттуда выбивали штыковыми контрударами. Особенно отличились моряки-десантники под командованием капитана 2-го ранга Бахметьева. Ров форта был завален трупами атакующих. Штурм укрепления завершился тогда, когда атакующие в пятый раз японцы оказались почти полностью уничтожены картечным огнем русских орудий и ручными гранатами.
      Одна из наступавших колонн японцев попала на фугасы, установленные близ форта № II, и понесла от их взрывов большие потери контуженными, ранеными и убитыми. Эффект подрыва фугаса превзошел все ожидания его установщиков: штурмовая колонна без приказа на то своих начальников в панике отхлынула назад.
      Сильный бой произошел и за батарею на Курганной высоте. Его японцы (3-тысячный отряд добровольцев под командованием генерал-майора Накамуры) атаковали уже в сумерках, в 18 часов 30 минут, в надежде на то, что темнота поможет им внезапно ворваться на вершину горы. Но на подходе к Курганной штурмовую колонну обнаружили прожектором с Кладбищенской батареи и сразу же русская артиллерия открыла огонь по японцам. С Курганной высоты подходивших не видели, и сигнал тревоги прозвучал там с большим опозданием. Батарейцы стали занимать свои позиции в ту минуту, когда первые японские солдаты уже перескочили через бруствер.
      В ходе рукопашной схватки батарейцам все таки удалось сделать несколько выстрелов в атакующих в упор, но под натиском превосходящих численно японцев русские артиллеристы стали отступать с Курганной высоты. Положение исправила подоспевшая на выручку рота моряков Квантунского экипажа, которая в дружной штыковой атаке отбросила штурмующих за бруствер укрепления. Однако нападавшие далеко не бежали, а залегли на склонах высоты.
      Командовавший "ночной" штурмовой колонной генерал-майор Накамура был настойчив и тверд в решении победить. Он снова поднял своих добровольцев в яростную атаку, и те вновь оказались почти у самой вершины Курганной горы. В эту критическую минуту боя нападавшие просмотрели тот миг, когда у них на фланге и в тылу появились три десантные роты моряков - с "Победы", "Пересвета" и "Баяна" - 500 матросов во главе с лейтенантом Мясниковым. Десантники с возгласом "Ура!" лавиной обрушились на штурмующих и смели их с Курганной горы в ходе рукопашного боя.
      Добровольческая штурмовая колонна генерал-майора оставила перед русской Курганной батареей 743 трупа своих солдат и 37 офицеров. Из этого числа 150 японцев были обнаружены сгоревшими на проволочном заграждении, через которое был пропущен ток высокого напряжения. Электрическое заграждение было оборудовано впереди Курганной батареи лейтенантом Кротковым, минным офицером эскадренного броненосца "Пересвет".
      Штаб командующего осадной 3-й армией с одной из близлежащих высот наблюдал за ходом штурма русских укреплений Восточного фронта крепости. Когда генерал-полковник Маресукэ Ноги лично убедился что 3-часовой штурм, в котором участвовала почти вся его армия, провалился, он не стал вводить в бой две резервные колонны. В противном случае потери в людях могли оказаться еще большими. Единственное, на что он решился под вечер, так это на атаку Курганной высоты. Результатом третьего штурма Порт-Артура стал захват японцами открытого капонира №2, где они и закрепились.
      Огонь японской артиллерии стал ослабевать и в 15 часов 35 минут совершенно прекратился. Остатки штурмовых колонн японской пехоты разрозненными группами под огнем русских орудий спешили возвратиться на исходные позиции. К своему дню рождения божественный микадо подарка из-под Порт-Артура так и не получил.
      За один день боев на Восточном фронте японцы потеряли
      4,5 тысячи солдат и офицеров. Потери защитников Порт-Артура оказались тоже велики, особенно от трехдневной артиллерийской бомбардировки. Некоторые стрелковые роты сибиряков в тот день перестали существовать. В 3-й роте 25-го Восточно-Сибирского стрелкового полка после третьего штурма крепости в строю остались только раненый командир роты в звании прапорщика, один унтер-офицер и один солдат. Моряки-десантники в ходе штыковых контратак и рукопашных схваток потеряли убитыми и ранеными 417 человек.
      Потерпев поражение на Восточном фронте крепостной оборонительной линии, командующий японской осадной армией для последующего четвертого штурма выбрал гору Высокую. Она становилась ключом к Порт-Артуру, и обладание ею позволяло уничтожить броненосные корабли Тихоокеанской эскадры. Противник начал продолжительную бомбардировку горы Высокой и соседней с ней Плоской.
      Одновременно японцы начали минную войну против русских фортов и укреплений, стараясь сильными подземными взрывами разрушить их. Защитники крепости, в свою очередь, стали рыть контрминные галереи и с немалым успехом взрывать вражеские. Оборонявшие совершали частые вылазки с целью помешать вражеским саперам вести подземные работы. Под землей не раз вспыхивали рукопашные схватки с использованием ручных гранат и шанцевого инструмента саперов. Противник создал специальные команды солдат, обученных тушению фитилей русских ручных гранат. Русские, в свою очередь, стали защищаться от вражеских ручных бомбочек густыми сетями из проволоки.
      В начале ноября в главную ставку японских войск в Маньчжурии поступило сообщение о том, что вышедшая из Балтики русская эскадра появилась в Индийском океане. Маршал Ивао Ояма отправляет в штаб осадной 3-й армии высокопоставленных генералов Фукушиму и Кодаму с поручением поторопить ее командующего Марисукэ Ноги с началом четвертого штурма Порт-Артура. Тот решился начать его, не дожидаясь окончания минных работ армейских саперов.
      Главное и редкое по ожесточенности сражение в ходе четвертого штурма Порт-Артура развернулось за Высокую гору. Овладение ею японцами решало участь остатков Тихооканской эскадры - в таком случае из внутренней гавани русской морской крепости в Желтое море не вышел бы отряд броненосных кораблей, пусть и не многочисленный, на поддержку подходившей из Балтики 2-й Тихоокеанской эскадры. А это для командующего императорским Соединенным флотом вице-адмирала Хейхатиро Того было очень важно.
      Высоту обороняли пять рот из разных полков, все неполного состава. За два месяца, прошедших после сентябрьских боев, обороноспособность Высокой заметно выросла. На одной из ее вершин построили специальный редут, огражденный рвом глубиной свыше двух метров, на другой вершине расположилась батарея 6-дюймовых морских орудий, окруженная рвами, на подступах установили проволочные заграждения. Часть инженерных работ велась под артиллерийским огнем неприятеля.
      Большое значение для удержания горы Высокой имела оборона соседней с ней гор Плоской, Фальшивой (расположенной справа) и Дивизионной (расположенной слева). Гарнизон Плоской состоял из восьми рот, на горе имелось четыре укрепления, в том числе редут № 4, высеченный в скале и потому названный Каменоломенным. Другие две горы имели лишь полевые окопы на вершинах. Серьезным недостатком в обороне этих трех высот было то, что их склоны имели много мертвых пространств, где штурмующие могли укрыться от огня русских и сосредоточиться для новой атаки.
      К 14 ноября японцам удалось приблизить свои параллели к нижнему окопу горы Высокая на расстояние в 150-200 шагов. В тот день с рассветом началась яростная бомбардировка горы Высокой и соседней Плоской. На Высокую упало около восьмисот 11-дюймовых снарядов, трехсот 6-дюймовых и свыше тысячи снарядов других калибров. Это был ураганный артиллерийский огонь. Было разбито 22 блиндажа, поврежден бруствер и засыпаны окопы. Затем против обеих гор последовал ряд атак, которые к 21.00 были успешно отбиты.
      На следующий день, в 5 часов утра, бомбардировка Высокой и Плоской повторилась. Наблюдателям из Порт-Артура Высокая гора представлялась огнедышащим вулканом - на нее упало только одних 11-дюймовых снарядов больше тысячи. Уже к 8 часам утра восстановленные за ночь укрепления вновь были разрушены и почти сравнены с землей. Число защитников высот резко уменьшилось.
      Вслед за бомбардировкой в 8.15 начались сильные атаки, в которых приняли участие свежие войска 7-й кадровой дивизии императорской армии, прибывшей недавно на Квантун. Японцы шаг за шагом продвигались к вершине горы Высокой. Присутствовавший при четвертом штурме Порт-Артура корреспондент английской газеты "Дейли мейл" писал:
      "Самым серьезным препятствием были проволочные сети. Японцы перерезывали их ножницами, рвали руками и зубами, уничтожали колья, державшие проволоку, или, прикрепив канаты, стаскивали их с места".
      Натиск штурмующих на русскую позицию на горе Высокой не ослабевал. За время боя на ней сменилось четыре коменданта. Японцы смогли подойти почти вплотную к линии окопов защитников высоты. Восемь тысяч японской пехоты под командованием генерала Сайто появилось между Высокой и Плоской. К 15 часам дня генерал-майору Р.И. Кондратенко, который руководил отражением неприятельского штурма, стало ясно, что для подкрепления защитников Высокой уже нельзя больше снять людей с других позиций без явного ущерба им. К 4 часам дня на горе выбыли из строя почти все офицеры, погибла большая часть стрелков и стали кончаться патроны. Японцы, почувствовав, что огонь русских стал ослабевать, усилили натиск.
      В 5 часов 30 минут вершина горы Высокой перешла в руки японцев. Но дальше продвинуться штурмующим не удалось - резервный отряд русских, впереди которых шли матросы-десантники с крейсера "Баян", остановил их. Генерал-майор Р.И. Кондратенко с наступлением темноты бросил в контратаку все, что мог собрать - две роты стрелков и две роты моряков, но было уже поздно. Японские пулеметчики в большом числе заняли вершину Высокой и встретили контратакующих настоящим ливнем огня. Больше резервов Кондратенко не имел. К утру следующего дня защитники Порт-Артура оставили ближние подступы к горам Высокой и Плоской.
      Бой за гору Высокую стал кульминацией четвертого штурма Порт-Артура. В бою за овладение Высокой и Плоской японская осадная армия потеряла до 12 тысяч солдат и офицеров. Велики оказались и потери русских: из строя выбыли 4500 человек, в том числе 1404 моряка-десантника. Из-за боевых потерь многие роты, отряды и команды, отведенные в тыл, были расформированы. В одном только 5-м Восточно-Сибирском стрелковом полку из 23 офицеров выбыли в ходе отражения штурма 14, из 26 зауряд-прапорщиков - 17, из 1805 нижних чинов - 1251 человек. То есть численность полка стала меньше одного стрелкового батальона.
      С горы Высокой японцы незамедлительно начали корректировку огня осадных батарей по кораблям русской эскадры в порт-артурской гавани. Первым погиб эскадренный броненосец "Полтава" - в ее левый борт попал 11-дюймовый снаряд, который разорвался в погребе, где хранились снаряды для 47-миллиметровых пушек. Взрывом были пробиты дно корабля и переборки погреба. Начался пожар, от которого загорелся другой погреб с 12-дюймовыми снарядами. Новый сильный взрыв разрушил водонепроницаемые переборки, и броненосец медленно опустился на дно гавани почти до самой верхней палубы.
      Корректировщики на горе Высокой хорошо знали свое дело. Восемь снарядов попало в эскадренный броненосец "Ретвизан", но он остался на плаву. На следующий день японцы выпустили более 500 11-дюймовых снарядов и потопили броненосцы "Ретвизан" и "Пересвет". Затем их участь разделили эскадренный броненосец "Победа" (он получил 23 попадания японских снарядов), крейсера "Паллада" и "Баян". Был сильно поврежден военный транспорт "Амур".
      К концу дня 25 ноября из всей броненосной порт-артурской эскадры неповрежденным и непотопленным остался только эскадренный броненосец "Севастополь". Вместе с ним в строю оставались канонерская лодка "Отважный", семь миноносцев и военный пароход "Силач". В ночь на 26 ноября "Севастополь", по инициативе его командира капитана 1-го ранга Н.О. Эссена, вышел из гавани на внутренний рейд и на рассвете бросил якорь в бухте Белый Волк, где уже стояла канонерская лодка "Отважный".
      На следующий день японская осадная артиллерия, в пасмурную погоду, выпустила по месту стоянки "Севастополя" во внутренней гавани около 300 крупнокалиберных снарядов. Обстрел Восточного бассейна гавани прекратился только в полдень, когда видимость заметно улучшилась. Командующий Соединенным флотом вице-адмирал Хейхатиро Того, узнав о выходе русского эскадренного броненосца из гавани, приказал атаковать его и уничтожить.
      Атаки японского флота на броненосец "Севастополь", стоявший в бухте Белый Волк, продолжались в течение шести ночей подряд. В них участвовали большие силы: 10 отрядов эскадренных миноносцев (всего 30 кораблей), 2 минных заградителя и 3 минных катера под общим командованием капитана 1-го ранга Имаи. Настойчивые попытки потопить "Севастополь" дорого обошлись нападавшим - два японских миноносца оказались потопленными, а еще три и два минных катера получили большие повреждения и надолго вышли из строя. Заградительный огонь орудий броненосца оказался губительным для вражеских миноносцев в ходе их ночных торпедных атак.
      Торпедные атаки прекратились только 2 декабря: вице-адмирал Хейхатиро Того решил, что русский броненосец получил такие серьезные поврежения (в него попали две торпеды и было затоплено несколько отсеков), что он должен обязательно погибнуть. В ходе минных атак на "Севастополь" японцы выпустили в общей сложности 180 торпед. Однако броненосный корабль с сильной артиллерией остался на плаву и до последнего дня обороны Порт-Артура поддерживал его защитников огнем своих орудий. Перед сдачей Порт-Артура "Севастополь" был отведен из бухты на глубокое место и затоплен своей командой.
      В те дни, когда отряды японских эскадренных миноносцев безуспешно пытались торпедировать и пустить на морское дно броненосец "Севастополь", императорский Соединенный флот понес еще одну большую потерю. Несший блокадную службу отряд крейсеров в составе "Акаси" и "Такасаго" оказался на краю выставленного русскими минного заграждения, и оба коробля подорвались. Крейсер "Такасаго" пошел на дно, при этом погибло около 300 человек его команды.
      Командующий японской осадной армией, после того как русская Тихоокеанская эскадра перестала существовать как боевая единица, решил больше не предпринимать штурмов, которые обходились такой дорогой ценой. Генерал-полковник Маресукэ Ноги решил взять осажденную крепость измором, минной войной против ее фортов и укреплений, систематическими артиллерийскими бомбардировками. К тому времени у русской крупнокалиберной артиллерии стали подходить к концу запасы снарядов и батареи Порт-Артура все реже и реже отвечали на неприятельский огонь.
      В эти дни осажденный русский гарнизон понес тяжелую утрату - погиб начальник сухопутной обороны крепости генерал-майор Роман Исидорович Кондратенко. Это случилось во время посещения им форта № II. Японский 11-дюймовый гаубичный снаряд попал в пробитый еще накануне свод каземата. Вместе с генералом погибли 6 офицеров, в том числе комендант форта инженер-подполковник Рашевский. Гибель Кондратенко произвела крайне удручающее впечатление на порт-артурский гарнизон. Это была невосполнимая утрата, равно как и гибель вице-адмирала С.О. Макарова в самом начале войны. После гибели умелого армейского военачальника активная оборона Порт-Артура фактически прекратилась и сопротивление крепости врагу резко ослабло.
      Майор английской королевской армии Норригаард, проведший всю осаду крепости Порт-Артур при японском штабе, в своей книге "Великая осада" без всякого на то преувеличения следующим образом охарактеризовал личность главнокомандующего - "душа обороны" русской крепости:
      "Генерал Кондратенко был истинным героем. Совместно с инженер-подполковником Рашевским (С.А. Рашевский погиб вместе с генералом. - А.Ш.) он составил план обороны и неутомимо работал днем и ночью над сооружением и улучшением укреплений. Всегда энергичный, он постоянно бывал на позициях, где шел бой, руководил солдатами, ободрял их, разделял с ними тяжелые лишения, всегда готовый прийти на помощь и умело помешать наступлению японцев... Благодаря сильной воле, широким познаниям и большой личной храбрости он стал душой всей обороны. Кондратенко был кумиром солдат".
      Защитники Порт-Артурской крепости из любви к бесстрашному Кондратенко в осадные дни сочиняли о нем стихотворения, в которых прославлялись его героизм и самоотверженность:
      Для всех бойцов, измученных борьбою,
      Был Кондратенко жизнью, сердцем и душою.
      Он дух бойцов примером ободрял.
      Он для врага преграды создавал:
      Везде, где шумный бой кипел гремящей лавой,
      Где дым снарядов вражеских дышал отравой,
      Среди бойцов всегда являлся он,
      Руководя бесстрашно грозным, смертным боем,
      Среди геройских войск он был всегда героем!
      Начальник Квантунского укрепленного района генерал-лейтенант А.М. Стессель назначил новым начальником сухопутной обороны генерал-майора А.В. Фока, своего единомышленника. Назначение Фока на место погибшего Кондратенко, не пользовавшегося после боев на Цзиньчжоунской позиции и Волчьих горах доверием порт-артурского гарнизона, было воспринято многими как дурное предзнаменование. Комендант крепости генерал-майор К.Н. Смирнов прямо сказал об этом одному их генералов: "В скором времени вы будете свидетелем быстрой сдачи фортов генералом Фоком".
      Действительно, такой прогноз оправдался в самые ближайшие дни. Уже на следующий день был наполовину уменьшен состав гарнизона форта № II. Это было сделано под предлогом того, что японские саперы прекратили здесь работы по сооружению минной галереи и ожидался взрыв. В тот день из 275 человек, составлявших гарнизон форта, в нем осталось всего 77 человек. Казалось, что новый начальник сухопутной обороны жалеет людей, которые могли погибнуть от взрыва, а объективно он разоружал форт, который теперь мог стать легкой добычей противника.
      5 декабря в 13.10 японцы взорвали под бруствером форта три мины и бруствер был разрушен, через него образовался проход. Японцы, открыв сильный огонь по соседним укреплениям и окопам вблизи форта, начали его штурм. Гарнизон форта № II отбивался до 23 часов, но к ночи стало ясно, что полуразрушенный форт горстке людей не удержать - в живых оставался только 21 человек. Генерал-майор А.В. Фок мог подкрепить сражавшийся гарнизон крепостного укрепления, но вместо этого он испросил разрешения у своего начальника Стесселя, и такое разрешение сразу же получил. Последние защитники форта № II были отведены в Куропаткинский люнет, перед уходом они сняли замки с орудий и после себя взорвали мины, заложенные в каземате.
      Японцы, заняв развалины форта № II, развивать дальше успех не стали. Генерал-полковник Маресукэ Ноги и командиры его дивизий окончательно примирились с мыслью, что любое укрепление осаждаемой русской крепости следует сначала взрывать подведенными под землей минами, а только потом брать его штурмом. Или иначе говоря, командующий осадной 3-й армии решил овладеть Порт-Артурской крепостью по частям.
      Неприятельские саперы начали подкапываться под бруствер форта № III и укрепления № 3. Их параллели почти вплотную приблизились к Китайской стенке, Куропаткинскому люнету и литерной батарее "Б". Одновременно по крепости, по ее фортам и укреплениям, городу японская артиллерия продолжала методично вести огонь. Теперь в руках неприятеля было все предполье крепости и он максимально приблизил к Порт-Артуру осадные батареи.
      Через десять дней после падения форта № II японцы проделали то же самое и с фортом № III. В подведенные под его бруствер минные галереи их саперы заложили 12 зарядов (свыше 6 тонн взрывчатки). Сильный взрыв поднял в воздух огромный столб земли, камней и обломков, в бруствере образовалось две воронки диаметром в 10-12 метров. От сотрясения оказались разрушенными многие блиндажи, казармы, казематы, в форту вспыхнул пожар.
      На момент взрыва гарнизон форта состоял из 240 человек: часть из них погибла, часть оказалась под обломками, часть получила отравление газами. Поэтому японская пехота смогла ворваться внутрь форта, почти не встретив сопротивления его деморализованных взрывом защитников. Остатки гарнизона форта, получив в подкрепление стрелковую роту и полуроту моряков с броненосца "Севастополь" организовали оборону во дворике укрепления, на батарее, а затем в одной из каменных казарм.
      Японцы в бою за форт № III потеряли около тысячи человек пехотинцев убитыми и ранеными, но захватить его полностью к ночи так и не смогли. Комендант форта капитан Булгаков начал готовить контратаку, но неожиданно от генерал-лейтенанта
      А.М. Стесселя пришел приказ: форт оставить. Защитники его, сняв замки с орудий, унося раненых, отошли в соседние укрепления.
      С падением фортов № II и № III оборона Порт-Артурской крепости оказалась по существу взломанной, поскольку японская осадная армия сумела вклиниться в линию крепостных укреплений. Но и в таком случае Порт-Артур был способен держаться. Для обсуждения сложившегося положения был созван Совет обороны. Из 22 его участников 19 высказались за безусловное продолжение активной обороны, за сковывание возможно больших сил противника на еще имеющихся укреплениях. Лишь полковник В.А. Рейс - начальник штаба Квантунского укрепленного района - прямо заявил о том, что дальнейшая оборона бессмысленна и необходимо как можно скорее начать переговоры с японским командованием о сдаче крепости.
      При таком общем мнении председательствовавший на Совете обороны генерал-лейтенант А.М. Стессель, подводя итоги заседания, присоединился к мнению большинства генералов и старших офицеров о необходимости дальнейшего продолжения обороны Порт-Артура. На следующий день Стессель отправил на парусной шлюпке посыльного в Чифу, чтобы оттуда отправить телеграмму в Санкт-Петербург. В телеграмме на имя императора Николая II говорилось:
      "Сегодня в 10-м часу утра японцы произвели взрыв бруствера форта № III... По занятии этого форта японцы делаются хозяевами всего Северо-Восточного фронта, и крепость продержится лишь несколько дней. Приму меры, чтобы не допустить резни на улицах. Цинга очень валит гарнизон. У меня под ружьем 10-11 тысяч, и они нездоровые..."
      Это было открытое выступление за сдачу Порт-Артура. Факты, приводимые в телеграмме российскому государю, не соответствовали истинному положению дел. Так, начальник артиллерии крепости генерал-майор В.Ф. Белый говорил на Совете обороны, что, хотя материальная часть артиллерии сильно изношена, "снарядов еще хватает для обороны". Не соответствовали действительности и данные о численности гарнизона, поскольку после сдачи крепости на сборный пункт военнопленных явилось более 23 тысяч военнослужащих.
      Фигура начальника Квантунского укрепленного района генерал-лейтенанта А.М. Стесселя, ставшего в силу своего старшинства в воинском звании старшим среди других генералов осажденного Порт-Артура, в русской армии выглядит одиозной. Известен, например, такой факт. Военный корреспондент Е. Ножин писал в дни русско-японской войны об этом военачальнике царской армии, о его личном отношении к рядовому русскому солдату:
      "Знаете, - неожиданно сказал мне Стессель, - с русским солдатом, этой сволочью, нужно уметь обходиться. Он ничего не понимает, кроме кулака и водки. С кулаком и водкой с ним можно чудеса делать. Все эти гуманности, школы, которые завели у нас в армии, только портят его. Нет ничего хуже грамотного солдата - пьяница и неисправимый негодяй".
      Бомбардировка Порт-Артура продолжалась. 13 декабря японцы взорвали мину под бруствером укрепления № 3. Однако минная галерея была подведена неудачно и мощный взрыв не причинил никакого вреда укреплению. Вражеские саперы продолжили работу, и 18 декабря прозвучали еща два подземных взрыва. От последнего из них погиб почти весь гарнизон укрепления вместе с его комендантом. Японцы заняли высоту, установили на ней полевые пушки и пулеметы и начали фланговый огонь по Курганной батарее и Китайской стенке.
      Вечером того же дня Стессель приказал отвести войска, до этого стойко оборонявшие Китайскую стенку, на вторую линию обороны, которая проходила между Курганной батареей и Большим Орлиным Гнездом. В 6 часов утра два японских пехотных полка без потерь заняли Китайскую стенку и укрепились там.
      19 декабря 1904 года (1 января 1905 года по новому стилю) - на 156-й день обороны Порт-Артура - японцы атаковали по всему Восточному фронту. Одновременно осадные батареи повели огонь по второй линии крепостной обороны. Под прикрытием артиллерийских залпов японская пехота начала яростный штурм Большого Орлиного Гнезда. Гарнизон русского укрепления во главе с капитаном Галицким мужественно отбили эту атаку, потеряв при этом 64 солдата из 70. Генерал-майор В.Н. Горбатовский, один из организаторов обороны крепости, отправил на гору свой последний резерв - роту моряков.
      Моряки-десантники подоспели вовремя - японская пехота начала новый штурм Большого Орлиного Гнезда. Была отбита и эта атака. После полудня комендант горы капитан Галицкий донес в штаб, что вражеская артиллерия засыпает высоту 11-дюймовыми снарядами. Комендант писал в донесении: "Надеюсь на Бога и русского солдата". В тот день после первого приступа защитники высоты отбили еще пять неприятельских атак.
      Ряды защитников Большого Орлиного Гнезда таяли с каждым часом. Генерал-майор Фок не захотел, как это делал в трудные минуты японских штурмов Кондратенко, снять часть сил с неатакуемых укреплений и послать их в самое пекло боя. Во второй половине дня вражеский снаряд попал в сложенные на вершине горы ручные гранаты и лишил защитников горы такого надежного оружия. Участь укрепления после этого взрыва была предрешена, и вскоре на вершину горы в большом числе ворвались японцы.
      Около трех часов дня в штабе крепости была получена телефонограмма: "Орлиное очищено нами..." Остатки его гарнизона с оружием перешли на Митрофаньевскую гору. Последними оставили Большое Орлиное Гнездо фельдфебель десантной роты с эскадренного броненосца "Победа" Булыгин и матрос Назимов. Уходя, они вынесли из боя тяжело раненного командира десантной роты лейтенанта Тимирева.
      В ночь на 20 декабря по приказу генерал-майора А.В. Фока были оставлены Малое Орлиное Гнездо, Куропаткинский люнет, литерная батарея "Б", Залитерная батарея. В силу этого положение Восточного фронта еще более ухудшилось. Генерал-майор В.Н. Горбатовский попытался было воспротивиться такому приказу начальника сухопутной обороны крепости, но безуспешно.
      Почти сразу после захвата японцами Большого Орлиного Гнезда, в 15 часов 50 минут генерал-майор Фок направил генерал-лейтенанту А.М. Стесселю доклад о том, что он считает невозможным дальнейшее удержание Восточного фронта. Стессель согласился со своим ближайшим помощником и приказал начальнику своего штаба полковнику Рейсу составить на английском языке на имя командующего японской осадной 3-й армией генерал-полковника Маресукэ Ноги письмо с предложением о сдаче Порт-Артурской крепости. В начале 17-го часа 19 декабря офицер штаба Квантунского укрепленного района прапорщик Малченко был отправлен с этим письмом на японские аванпосты.
      Удостоверившись в том, что письмо с предложением сдачи крепости попало в штаб Ноги, генерал-лейтенант А.М. Стессель приказал контр-адмиралу Р.Н. Вирену взорвать в течении ночи уже затопленные эскадренные броненосцы и крейсера. Поздно вечером с Золотой горы были поданы условные сигналы. Во внутренней гавани загремели сильные взрывы. Чтобы затруднить вход в нее, на форватере были затоплены крейсера "Джигит" и "Разбойник", несколько других судов. Здесь же был сожжен пароход-буксир "Силач".
      На глубине 50 метров в Желтом море был затоплен эскадренный броненосец "Севастополь", на котором были открыты кингстоны. Последним покинул героический корабль порт-артурской эпопеи его командир капитан 1-го ранга Николай Оттович Эссен, будущий адмирал, командовавший в начале Первой мировой войны русским Балтийским флотом. Недалеко от "Севастополя" на внешнем рейде была взорвана канонерская лодка "Отважный".
      Впоследствии японцы, приложив немало трудов, поднимут большую часть кораблей порт-артурской эскадры, затопленных на мелководье. Они пройдут капитальный ремонт и будут введены в состав императорского военно-морского флота Японии.
      В ночь перед сдачей крепости Порт-Артур его ближайшие окрестности были охвачены заревом пожаров. Горели не только корабли эскадры и портовые суда. Громадный костер представлял из себя крепостной "минный городок". Много пожаров наблюдалось на Тигровом полуострове. На Золотой горе сжигался порох: время от времени там вздымались к небу огромные клубы ярко-розового дыма. С получением известия о сдаче крепости ее защитниками уничтожалось, по возможности, все, что могло стать военными трофеями.
      В Порт-Артуре оставался отряд боеспособных быстроходных эскадренных миноносцев. Их командиры получили приказы выйти в Желтое море и пойти на прорыв мимо японских дозоров с целью укрыться в близлежащих нейтральных китайских портах. С наступлением темноты в море вышел миноносец "Статный", на котором в близкий порт Чифу были отправлены знамена воинских частей гарнизона, крепостные архивы и другие наиболее важные документы, прежде всего секретные. "Статный", встретившись в море с противником, искусно маневрируя, обманул его и благополучно достиг китайского портового города Чифу.
      Успешно миновали японское блокадное кольцо на море эскадренные миноносцы "Смелый" и "Бойкий" (они прорвались в Киао-чао), а "Сердитый", "Скорый" и "Властный" пробились в Чифу. Ни один из них не был задержан по пути неприятельскими корабельными отрядами и не погиб в бою. С подобным успехом могли уйти из Порт-Артура в ту ночь и другие корабли, которые сохранили способность хода.
      20 декабря 1904 года начались переговоры сторон о капитуляции Порт-Артура. С русской стороны делегацию возглавлял начальник штаба Квантунского укрепленного района полковник
      В.А. Рейс, с японской - начальник штаба осадной 3-й армии генерал Идитти. Рейс был уполномочен требовать, чтобы победители выпустили весь гарнизон с оружием в руках. Если же японцы не согласятся, то принять условия менее выгодные, если они не будут для порт-артурцев унизительны.
      Генерал Идитти категорически отверг требование российской стороны о почетном выпуске из Порт-Артура войск гарнизона с оружием в руках, ссылаясь на распоряжение из Токио. Он дал полковнику Рейсу 50 минут на обсуждение условий капитуляции, подготовленных японской стороной. В 19 часов акт о капитуляции Порт-Артурской крепости был подписан сторонами. Порт-Артур после многомесячной героической обороны пал на 329-й день после начала русско-японской войны.
      Условия капитуляции были следующими: весь гарнизон попадал в плен (до окончания войны на Японских островах); генералы, адмиралы и офицеры сохраняли личное оружие и необходимые личные вещи. Обезоруженные солдаты, матросы и унтер-офицеры под командованием своих офицеров собирались на сборный пункт. Все форты, укрепления, корабли, оружие, боеприпасы, денежные средства и другое военное имущество передавалось в распоряжение японской армии в том виде, в каком они находились к моменту подписания акта о капитуляции.
      Данные о состоянии Порт-Артурской крепости на 20 декабря 1904 года (2 января 1905 года) свидетельствуют: ее гарнизон еще мог держаться, облегчая тем самым положение русской Маньчжурской армии. Ко дню капитуляции в составе гарнизона числилось 32 400 человек, в том числе 5809 раненых и больных, 2994 лошади, 610 исправных орудий (из них 287 морских), 9 пулеметов, 207 855 снарядов различных калибров (нехватало только крупных калибров).
      Японцы, по их данным, захватили в Порт-Артуре годных только 357 орудий и 133 799 снарядов. Остальные орудия были приведены в полную негодность русскими артиллеристами. Снаряды же или выбрасывали в воду внутренней гавани, или закапывали в землю и бросали в расщелины гор, или подрывали.
      Еще не были исчерпаны запасы продовольствия. По данным ведомости состояния гарнизона и снабжения крепость, Порт-Артур к дню сдачи имела в наличии: муки на 27 дней (на крепостных складах ее хранилось около 50 тысяч пудов), крупы - на 23, чая - на 196, сахара - на 40, сухарей - на 21, сухих овощей - на 88, соли - на 175, овса, ячменя и бобов - на 34 дня. Сюда следует добавить почти 3 тысячи лошадей для убоя на мясные порции. По запасам продовольствия морская крепость России на Квантуне могла держаться еще 4-6 недель.
      Гарнизон к дню сдачи крепости сохранял за собой большую часть порт-артурских укреплений. Из 59 укрепленных узлов (фортов, укреплений, батарей, редутов и других) защитники Порт-Артура за время осады потеряли не более 20. Защитники остальных сохраняли полную готовность и способность защищаться.
      Японцам не удалось победить защитников Порт-Артура в открытом бою, и поэтому овладение русской морской крепостью, которая была сдана неприятелю двумя полновластными военачальниками в лице Стесселя и Фока, не принесло заслуженной славы японскому оружию. Крепость не была взята с бою. Об этом откровенно заявляет и сам командующий осадной 3-й японской армией генерал-полковник Маресукэ Ноги в письме генералу Тераучи, написанном после сдачи Порт-Артура:
      "...Единственное чувство, - писал он, - которое я в настоящее время испытываю, - это стыд и страдание, что мне пришлось потратить так много человеческих жизней, боевых припасов и времени на недоконченное предприятие".
      После окончания русско-японской войны, по требованию российской общественности, генералы Стессель, Фок, Смирнов и полковник Рейс были преданы военному суду по делу о капитуляции крепости Порт-Артур. Суд имел конечной целью отвести позор военного поражения Российской империи на Дальнем Востоке от царского правительства и лично императора Николая II Романова. На суде А. М. Стессель в свое оправдание сказал, что ему приходилось "воевать" не только с японцами, но и с комендантом крепости, командиром порта, командующим флотом Тихого океана и даже с местной газетой "Новый край".
      В деле о сдаче противнику Порт-Артурской крепости военный суд единственным виновником признал Стесселя. Прокурор потребовал для него смертной казни. Суд согласился с требованием обвинения, но вместе с тем постановил ходотайствовать перед императором Николаем II о замене осужденному расстрела десятью годами тюремного заключения. Бывший генерал русской армии был помилован царем, который высочайше даровал ему жизнь, и посажен в Петропавловскую крепость столицы. Там Стессель находился всего полгода, после чего был выпущен на свободу по "высочайшему повелению".
      Весть о капитуляции крепости Порт-Артур, защита которого являла собой пример мужества и героизма на войне, облетела весь мир. Никто не мог, особенно в России, поверить, что столь блистательная оборона русской морской крепости закончилась столь бесславно. Даже такой идейный противник всяких войн, но истинный патриот Российского отечества, как великий русский писатель Лев Николаевич Толстой, участник героической обороны Севастополя в годы Восточной (Крымской) войны публично заявил по такому поводу:
      "Падение Порт-Артура мне было больно... Я сам был военным. В наше время этого не было бы. Умереть всем, но не сдавать... В наше время это считалось бы позором и казалось бы невозможным сдать крепость, имея запасы и 40-тысячную армию".
      Известие о позорной капитуляции Порт-Артура привело к резкому всплеску антиправительственных выступлений в России. Участились волнения среди призываемых на войну в Маньчжурии запасников, чего ранее в государстве не отмечалось. Так, на станции Нелидово Псковской губернии волновались и митинговали до тысячи человек военнообязанных. Бунтовали запасные на станции Венден Балтийской железной дороги и даже военные моряки в Либаве на эскадре Небогатова.
      Значение обороны морской крепости Порт-Артур в ходе русско-японской войны 1904-1905 годов велико прежде всего в стратегическом значении. Крепость продолжительное время приковывала к себе значительные сухопутные силы Японии и практически весь императорский Соединенный флот, при осаде было растрачено огромное количество боевых припасов. Японцы потеряли при осаде Порт-Артура в общей сложности более 110 тысяч человек (из них до 10 тысяч офицеров) и 15 боевых кораблей. Еще 16 кораблей получили серьезные боевые повреждения.
      На последний день осады Порт-Артурской крепости осадная 3-я японская армия состояла примерно из 97 тысяч солдат и офицеров. Таким образом можно считать, что русские войска в Порт-Артуре сражались последовательно не менее чем с 200-тысячной неприятельской армией. Именно столько человек со стороны Японии участвовало в борьбе за русскую морскую крепость на Квантуне.
      Потери японцев в войне на море за время порт-артурской эпопеи равны приблизительно 5 тысячам матросов и офицеров, из них до двух тысяч убитых и утонувших: "Иосино" - 319 человек, "Хацусе" - 492 человека, "Такасаго" 274 человека и так далее. Большие потери японцы понесли при проведении закупорочных операций против входа во внутреннюю гавань Порт-Артура, во время морских боев и сражения в Желтом море от минных постановок русских.
      Значительными оказались потери японцев при осаде Порт-Артура с моря и в корабельном составе. Флотоводец страны Восходящего Солнца, один из ее прославленных кумиров, адмирал Хейхатиро Того в донесении в главную императорскую штаб-квартиру 4 января 1905 года сообщал о боевых потерях находившегося под его командованием Соединенного флота:
      "...В течение длинной блокады была постоянная опасность от неприятельских мин заграждения и плавучих мин... Сначала мы потеряли "Мияко", "Иосино", "Хацусе", "Яшима", "Осимо", "Акацуки", "Каймон", а позже "Хаядори", "Хайен", "Атого", "Сайен" и "Такасаго".
      Хейхатиро Того не назвал в своем донесении многих погибших миноносцев и совсем умолчал об эскадренных броненосцах и броненосных крейсерах, других боевых кораблях, которые за время осады получили серьезные повреждения и надолго вышли из строя Соединенного флота. В числе их - "Сиракумо", "Чидори", "Чиода", "Микаса", "Цусима", "Асахи", "Акаси" и другие. Командующий императорским флотом не упомянул и о двух десятках военных транспортов, погибших близ Порт-Артура во время нескольких закупорочных операций, и о тех судах, которые пустили на дно в Тихом океане во время набеговых операций владивостокские крейсера.
      За время длительной осады большой урон понес и гарнизон крепости Порт-Артур. В начале мая 1904 года он состоял из 41 938 человек (не считая моряков Тихоокеанской эскадры). За время осады с мая по декабрь были убиты и умерли от ран и болезней 9578 солдат и офицеров. Такие цифры были приведены в обвинительном акте Стесселю в ходе "порт-артурского" судебного процесса.
      По сведениям главного хирурга 3-го армейского Сибирского корпуса Б. Гюббенета, общее число погибших порт-артурцев достигает 12 657 человек, из них убитых 5393, умерших от ран 2433 и умерших от болезней 1508, пропавших без вести 1087, умерших в госпиталях Порт-Артура в течение месяца после капитуляции 1567, умерших при следовании в плен 40 и умерших в плену 350 человек.
      Особенно большие потери оказались среди русских военных моряков. Из 11 028 человек, составлявших команды кораблей Тихоокеанской эскадры и флотских береговых частей, за время осады Порт-Артура выбыло из строя 7744 человека, или примерно 70 процентов личного состава. Погибли 2939 военных моряка (сюда входят потери в крепости Владивосток и владивостокского отряда крейсеров). Только в ходе ноябрьских боев за гору Высокую моряки-десантники потеряли убитыми 9 офицеров и 362 матроса и ранеными 13 офицеров и 1020 матросов. На море порт-артурцы потеряли убитыми и утонувшими 1121 человек, прежде всего за счет гибели эскадренного броненосца "Петропавловск" и крейсера "Рюрик".
      Английский военный корреспондент Эллис Бартлетт, всю осаду проведший при штабе командующего осадной 3-й японской армией и наблюдавший осаду русской крепости от ее начала до конца, в своей книге "Осада и капитуляция Порт-Артура" констатирует: "История осады Порт-Артура - это, от начала до конца, трагедия японского оружия".
      Судьба русской крепости и ее гарнизона тоже трагична. Но в военной истории Российского государства защитники Порт-Артура стали подлинным примером стойкости, мужества и героизма. Сложив оружие перед неприятелем, порт-артурский гарнизон уже больше не мог влиять на ход русско-японской войны.
      Глава пятая
      Война в Маньчжурии
      Бои в Маньчжурии начались почти одновременно с боевыми действиями на море. Однако в первые месяцы стороны вели их весьма ограниченными по численности войсками: русское командование собиралось с силами, японское решало многосложную "порт-артурскую задачу". Крепость на Квантунском полуострове, как сильный магнит, притягивала к себе воюющие стороны - от судьбы Порт-Артура во многом зависел ход русско-японской войны.
      Пока военный министр генерал от инфантерии А.Н. Куропаткин, получивший одновременно с должностью командующего Маньчжурской армией право самостоятельно сноситься с императором Николаем II и российским правительством, находился в пути, его должность временно исполнял генерал Н.П. Линевич.
      На 13-й день войны он получил от главнокомандующего на Дальнем Востоке царского наместника адмирала Евгения Ивановича Алексеевича следующий приказ:
      "...Притянуть на себя японскую армию, дабы не дать ей возможности всеми силами обрушиться на Порт-Артур, и задержать ее наступление через р. Ялу и далее к линии Китайской Восточной железной дороги с целью выиграть время для сосредоточения наших резервов, подходящих из Западной Сибири и Европейской России. Сверх того, надлежит принять меры к воспрепятствованию противнику производить высадки в устье рек Ляохэ и Ялу и на ближайших побережьях. В случае, если бы противник высадился в больших силах на Ляодуне для операции против Артура... выставив заслон в стороне от Кореи, смотря по обстоятельствам, действовать... на тылы и сообщения противника, оперирующего против Артура".
      Такова была программа действий русской Маньчжурской армии на начальный период войны. Реализация ее позволяла воспрепятствовать появлению японских войск в Южной Маньчжурии, оказать помощь Порт-Артурской армии и, собравшись с силами, начать активные действия против Японии на континенте.
      Однако все на войне стало складываться не так, как планировалось в штабе царского наместника и далеком от Дальнего Востока столичном Санкт-Петербурге. Пограничное сражение на реке Ялу было проиграно, и русские войска отступили с этого рубежа. На юге Маньчжурии по сути дела беспрепятственно высадились три японские действующие армии, одна из которых предназначалась для осады Порт-Артура, а четвертая вошла на китайскую землю из Кореи.
      Когда осадная армия генерал-полковника Маресукэ Ноги подступила к Порт-Артуру, озабоченное российское правительство через нового военного министра генерал-адъютанта В.В. Сахарова потребовало от командования на Дальнем Востоке подать помощь взятой в блокадное кольцо морской крепости на Квантуне.
      Главнокомандующий адмирал Е.И. Алексеев приказал командующему Маньчжурской армией А.Н. Куропаткину (у которого на сей счет были иные, собственные планы) выделить на помощь Порт-Артуру 1-й Сибирский армейский корпус: 4 стрелковые дивизии (48 батальонов). Куропаткину пришлось подчиниться царскому наместнику.
      Командиру корпуса генерал-лейтенанту Г. К. Штакельбергу при этом были поставлены неопределенные задачи. Более того, в приказе говорилось: "С превосходящими же силами (японцев.
      А.Ш.) не доводить дела до решительного столкновения и отнюдь не допускать израсходования всего нашего резерва в бою".
      Однако на выручку Порт-Артура Штакельберг двинулся не с 48 батальонами, а только с 32 батальонами сибирских стрелков при 98 полевых орудиях. По пути к нему присоединились передовые конные отряды и была образована сводная казачья дивизия (сибиряки и забайкальцы, Приморский драгунский полк) под командованием генерала Н.А. Симонова. Корпусной авангард в ходе отбросил передовые части 2-й японской армии генерала Ясукаты Оку и занял железнодорожную станцию Вафандян.
      Японское командование ожидало, что противник подаст помощь блокированной с моря и суши Порт-Артурской крепости. Поэтому на пути одного-единственного русского корпуса с казачьей дивизией встала целая армия: 48 пехотных батальонов, 3 полка дивизионной и 3 полка армейской артиллерии (216 орудий). 25 мая генерала Оку получил приказ от маршала Ивао Оямы наступать на север навстречу подходившим войскам генерал-лейтенанта Г.К. Шта-кельберга. Японцы вновь овладели станцией Вафандян.
      С получением известия о переходе противника большими силами в наступление, командир 1-го Сибирского армейского корпуса решил дать близ Вафангоу оборонительный бой. Оборона была разбита на три участка, корпусной резерв составили 10 стрелковых батальонов. Открытые фланги обеспечивались вправо кавалерийским отрядом, влево двумя ротами стрелков и конными заставами.
      Фронт русской обороны тянулся на 12 километров по гребню высот. Артиллерийские батареи были установлены на открытых позициях, что позволило японцам без труда обнаружить их. Генерал-лейтенант Штакельберг лично приказывал устанавливать батареи на вершинах сопок и запрещал пользоваться закрытыми от глаз врага позициями, демонстрируя свое, весьма смутное представление о современном артиллерийском деле.
      Командующий 2-й японской армией генерал Ясуката Оку решил атаковать русский фронт силами только одной пехотной дивизии, а сильный удар по правому флангу нанести другой дивизией. Третьей дивизии ставилась задача совершить глубокий на 25 километров обход правого фланга русских и отрезать им путь к отсту-плению.
      Свое наступление генерал Оку начал с сильного артиллерийского огня по пехоте противника, которая на сопках не имела ни окопов, ни укрытий и сразу же стала нести большие потери. Значительные потери оказались и в батареях, стоявших открыто на вершинах сопок. После этого японская пехота начала наступление, а кавалерийская бригада генерала Окаямы устремилась в тылы русских. Атака японцев в первый день сражения при Вафангоу была отбита во многом благодаря контрудару 2-го Восточно-Сибирского стрелкового полка, который после 4-часового боя отбросил на исходные позиции противостоящий ему пехотный полк противника. С наступлением темноты перестрелка прекратилась.
      На второй день сражения - 2-е июня стороны имели наступательные планы. Командующий Маньчжурской армией генерал от инфантерии А.Н. Куропаткин одобрил такой план и прислал на помощь Штакельбергу 8-й Тобольский пехотный полк, но с условием, чтобы после атаки на следующий день тот был "возвращен в Ташицзяо". Куропаткин опасался, как бы полковой командир тобольцев не вздумал преследовать разбитого противника.
      Из-за плохой организации разведки командир 1-го Сибирского армейского корпуса не знал, что его позицию у Вафангоу обходит целая японская пехотная дивизия. Генерал-лейтенант Штакельберг считал, что против него действуют всего две дивизии противника, и это придавало ему уверенность в успехе наступательных действий. Однако в корпусном штабе возникли разногласия и начальник штаба генерал Н.И. Иванов отказался подписать приказ о наступлении.
      Долгожданный приказ о наступлении в полки так и не поступил. К утру 2 июня все в корпусе знали о предстоящем наступлении, но кто, где и когда будет атаковать, никто не знал. В результате командиры дивизий корпуса были вынуждены действовать по взаимной согласованности друг с другом, не имея на руках от старшего начальника плана единых действий.
      Тем временем японцы провели разведку боем и выяснили обстановку. Их артиллерия утром начала обстрел позиций русской пехоты, которая вновь оказалась без полевых укрытий. После этого начались взаимные атаки сторон. Рано утром в корпусной штаб русских пришло донесение от казачьей заставы, что с юго-запада "японцы дебушируют из леса" в значительных силах.
      Полковник российского Генерального штаба П.Д. Комаров так описал реакцию штаба Штакельберга на тревожное известие о появлении вдали за флангом корпусной позиции больших сил наступавших японцев:
      "Понадобилось, чтобы прошли целых 4 с половиной часа между донесением конницы о появлении значительных сил противника и высылкой резерва к угрожаемому пункту".
      Такое распоряжение оказалось явно запоздалым. Вскоре на фланге позиции корпуса показалась обходная японская 4-я дивизия, которая вынудила два полка стрелков отступить к станции Вафангоу. Только когда эта неприятельская дивизия начала наступление на огневые позиции русских батарей и месторасположение корпусного резерва, в штабе Штакельберга поняли, что в их тылу оказалась новая дивизия врага. Однако предпринять что-либо действенное против ее натиска было уже поздно: времени на перегруппировку полков и батарей уже просто не было.
      Войска корпуса отступили к Сеньючену под артиллерийским и ружейным огнем неприятеля и под прикрытием только что прибывшего железной дорогой 8-го пехотного Тобольского полка. Преследовать отступивших по бездорожью русских японцы не стали. Все удобные гужевые дороги на север находились у них в руках.
      Тот же полковник П.Д. Комаров, преподаватель Николаевской академии Генерального штаба, следующим образом оценил действия командира 1-го Сибирского армейского корпуса генерал-лейтенанта Г.К. Штакельберга:
      "Атаку генерал Штакельберг повел без всякой подготовки артиллерийским огнем, а казалось-бы, пора понять, что при современных условиях, когда противник вооружен отличным огнестрельным оружием, каждая атака нуждается в тщательной подготовке, что одними голыми штыками ничего не сделаешь и что подобные действия могут быть названы лишь неуместной бравадой".
      В 2-дневных боях под Вафангоу русский корпус потерял около 3,5 тысяч человек (не имевшая окопов и укрытий пехота сильно пострадала от артиллерийского огня японцев), 13 полевых и 4 горных орудия, стоявших на открытых позициях. Потери армии генерала Ясукаты Оку составили 1163 человека, в том числе 47 офицеров.
      Итоги боевого столкновения у Вафангоу объясняются прежде всего тем, что против 2-й императорской армии Японии был послан только один русский корпус. Естественно, разгромить целую армию противника он не мог, равно как и прорваться сквозь ее ряды к Порт-Артуру и деблокировать крепостной гарнизон.
      Под Вафангоу, как и под Тюренченом, командование Маньчжурской армии еще раз продемонстрировало свою несостоятельность. Прежде всего бросались в глаза нерешительность и несогласованность их действий в столкновениях с противником и неумение использовать резервы. Участник тех событий в Маньчжурии, русский военный дипломат генерал-лейтенант А.А. Игнатьев в своих мемуарах "Пятьдесят лет в строю" писал о русско-японской войне:
      "Сражение под Вафангоу вскрыло один из главных пороков в воспитании высшего командного состава: отсутствие чувства взаимной поддержки и узкое понимание старшинства в чинах".
      Попытка командования русской Маньчжурской армии оказать с суши помощь блокированному Порт-Артуру сильно встревожила японского главнокомандующего маршала Ивао Ояму. Предназначавшаяся первоначально для захвата Порт-Артурской крепости 2-я армия генерала Ясукаты Оку, в силу своей полной укомплектованности и отмобилизованности, направляется на север. Для захвата русской крепости на Квантуне спешно усиливается 3-я армия генерал-полковника Маресукэ Ноги: к ее двум дивизиям - 9-й и 11-й добавляется 1-я пехотная дивизия, первой оказавшейся на Ляодунском полуострове.
      Русско-японская война только начиналась, и все ее тяготы были еще впереди. Правительству династии Романовых для стабилизации внутриполитической ситуации в империи нужна была только победа, и, как предполагалось в Санкт-Петербурге, она будет одержана под Ляояном, где произойдет генеральное сражение воюющих сторон. Эти правительственные иллюзии подогревал и сам командующий Маньчжурской армии генерал от инфантерии А.Н. Куропаткин, не-однократно заявлявший, что он "умрет, но не отступит от Ляояна".
      В русской действующей армии поверили в возможность близкой победы в войне с Японией. Для этого, казалось, имелись все условия: Ляоянские полевые позиции, построенные с началом военных действий, были оснащены многочисленной артиллерией, здесь находились армейские склады с достаточным запасом вооружения, боеприпасов, обмундирования и продовольствия, в тылу проходила железная дорога. Под Ляояном сосредоточивались значительные силы русских войск со штатной полевой артиллерией. Из России на юг Маньчжурии ежедневно прибывали новые воинские эшелоны.
      Русская Маньчжурская армия к началу Ляоянской операции, усилившись только что прибывшим 10-м армейским корпусом, располагала боевой силой в 155 пехотных батальонов с 483 орудиями против 106 неприятельских батальонов с 414 орудиями. Таким образом, русские войска в Южной Маньчжурии уже имели превосходство над противником, превосходство в силах и средствах, а особенно в коннице.
      Казалось бы, что для разгрома японских войск, которые находились в двух-трех переходах от укрепленных Ляоянских позиций, есть все основания, что генерал от инфантерии А.Н. Куропаткин усомнился в возможности успеха и вновь заколебался. В силу недостатка достоверных сведений о войсках маршала Ивао Оямы, Куропаткин преувеличивал силы японцев в два раза и поэтому считал неизбежным дальнейший отход своей армии в северном направлении. По его распоряжению штабисты начали разрабатывать план отступления, а в Ляоян прекратили подвоз продовольствия и боеприпасов.
      К началу боевых действий под Ляояном командующий Маньчжурской армией разделил ее на две группы: Южную и Восточную. Первая состояла из 1-го и 4-го Восточно-Сибирских корпусов общей численностью 42 тысячи человек (43 батальона) и 106 орудий. Во главе Южной группы стоял командир 4-го корпуса генерал Н.П. Зарубаев. Его войска располагались на правом фланге Ляоянской позиции южнее Дашичао и стояли на пути наступления от Гайчжоу (там располагался штаб главнокомандующего маршала Ивао Оямы) 2-й японской армии генерала Ясукаты Оку (50 тысяч человек; 258 орудий). Левый фланг группы прикрывался конным отрядом генерала П.И. Мищенко, закрепившимся у Чинаплинского перевала. На правом фланге 2-й японской армии выдвигалась 4-я императорская армия генерала Митицуры Нодзу.
      2-й Сибирский корпус численностью 24 тысячи человек (31 батальон) с 72 орудиями под командованием генерала М.И. Засулича располагался у Хайчена, где находился 16-тысячный резерв Южной группы со 126 орудиями. Один из флангов корпуса Засулича примыкал к реке Ляохэ, на противоположном берегу которой находился для прикрытия небольшой отряд русских войск. Против 2-го Сибирского корпуса находилась Дагушаньская группировка японцев под командованием генерала Кавамуры силой в 16 тысяч человек при 36 орудиях.
      Восточный отряд под командованием генерала Ф.Э. Келлера имел в своем составе 26 тысяч человек (32 батальона) и 100 орудий. Он стоял на пути наступления 1-й японской армии генерала Тамесады Куроки (40 тысяч человек; 120 орудий), которая продвигалась к Ляояну на широком фронте. Впереди Восточного отряда находились немногочисленные войска прикрытия. К северу от него располагался 54-тысячный отряд генерала Ф.К. Гершельмана.
      В районе города Ляоян сосредотачивался недавно прибывший 10-й армейский корпус. Сюда же начали прибывать по железной дороге передовые полки 17-го армейского корпуса. Главнокомандующий Куропаткин был очень озабочен его прибытием и, чтобы выиграть время на разгрузку воинских эшелонов корпуса, был готов даже отвести Южную группу с занимаемых позиций к Хайчену для прикрытия в случае наступательных действий на Ляоян 2-й японской армии.
      Сражение за Ляоянские позиции решало многое в начавшихся операциях на полях Южной Маньчжурии. Начальник штаба 1-й японской армии генерал Фуджиа о ляоянских фортификационных укреплениях противника отзывался следующим образом:
      "Если Гайчжоу после битвы окажется в наших руках, то следующей вероятной остановкой у русских будет город Ляоян. Подступы к нему с юга уже сильно укреплены, и мы узнали от китайских шпионов, что русские произвели огромные работы при сооружении углубленного пути в виде полукруга в тылу редутов для безопасного продольного сообщения. Мы надеемся, что сильные дожди наполнят все это водою к тому времени, когда мы готовы будем атаковать".
      Но события под Ляояном заметно повлияли на разногласия между командующим Маньчжурской армией и царским наместником адмиралом Е.И. Алексеевым. Тот потребовал от Куропаткина наступательных действий Южной группы на Порт-Артур, перед этим Восточной, с целью отбросить 1-ю японскую армию по направлению корейской границы, чтобы тем самым устранить угрозу выхода войск генерала Тамесады Куроки в глубокие тылы Маньчжурской армии. С этой целью в Восточную группу началась переброска части сил Южной.
      Ляоян не мог быть оставлен без боя, что противоречило бы всем приказам Куропаткину свыше. Но накануне большого сражения он несколько раз менял свои планы на предстоящую битву. За день до перехода всех трех армий маршала Ивао Оямы в наступление командующий Маньчжурской армией решил принять упорный бой на подступах к Ляояну и, обескровив врага, перейти в контрнаступление.
      Окончательное решение генерала от инфантерии А.Н. Куропаткина состояло в том, чтобы сосредоточить все свои войска на второй из подготовленных оборонительных позиций и, воспользовавшись благоприятным случаем и опираясь на город Ляоян как на большое предмостное укрепление, обрушиться на японцев превосходящими силами. Однако при этом не брались в расчет возможные действия противника, прежде всего по охвату русской позиции с флангов крупными силами.
      Безусловно, это было самое худшее решение из-за неподготовленности в инженерном отношении новых передовых позиций для того, чтобы, изматывая атакующего врага, упорно и успешно обороняться. Отрицательно сказалось и то, что командиры корпусов для выполнения приказа командующего просто не успели принять соответствующих мер. Многие командиры к началу сражения даже не успели провести хотя бы беглую рекогносцировку отведенных им боевых участков. К тому же в планы генерала от инфантерии А.Н. Куропаткина, пользуясь своим исключительным на Дальнем Востоке положением, вмешался царский наместник Алексеев.
      Маршал Ивао Ояма был давно готов к наступлению на Ляоян, но выжидал результатов генерального штурма крепости Порт-Артур. В случае удачи штурма главнокомандующий сухопутными силами Японии рассчитывал заметно усилиться за счет осадной 3-й армии генерал-полковника Маресукэ Ноги, которую можно было быстро перебросить с Ляодуна по железной дороге. Несколько сотен железнодорожных вагонов и достаточное число паровозов, захваченных японцами в порту Дальнем, позволяли форсировать такую быструю переброску целой армии с ее многочисленной артиллерией. К тому же осадные войска уже основательно поднабрались боевого опыта и хорошо знали противника.
      Когда же стало известно, что в ходе первого штурма Порт-Артурской крепости японская осадная армия понесла небывалые с начала войны потери и не овладела при этом ни одним фортом, ни одним крепостным укреплением русских, маршал Ивао Ояма заторопился с наступлением на Ляоян. К решению незамедлительно наступать его подталкивало и то обстоятельство, что русская Маньчжурская армия с каждым днем подкреплялась из России. Подкрепления же с Японских островов направлялись в своем большинстве под Порт-Артур.
      Начавшееся 10 июля наступление армий маршала Ивао Оямы застало противника в дни, когда из Южного отряда в Восточный шла переброска 12 пехотных батальонов и 96 орудий. Таким образом, японское командование в решительных, инициативных действиях опередило русское.
      Армия генерала Ясукаты Оку наступала на фронте общей протяженностью в 25 километров четырьмя дивизионными колоннами. Болотистая местность сильно затрудняла здесь охват русских флангов. Оку был уверен в успехе, поскольку имел неправильные сведения о силах Южной группы, считая, что перед ним у Дашичао обороняются всего две пехотные дивизии русских. Здесь японская разведка сработала на удивление плохо: она "просмотрела" больше половины сил противника.
      В действительности же наступавшей 2-й японской армии противостояло два армейских Сибирских корпуса с сильными конными отрядами генералов В.А. Косагавского и П.И. Мищенко на флангах. Хотя у Дашичао силы русских несколько уступали неприятелю, они могли получить подкрепление резервами из Хайчена, перебрасываемыми по железной дороге. Но на это требовалось своевременное решение командующего Маньчжурской армией.
      Генерал Оку имел сведения о состоянии русской оборонительной позиции у Дашичао. Поэтому он решил поддержать атаку пехоты всей мощью армейской артиллерии, которая по числу орудий ощутимо превосходила батареи противника: 258 против всего лишь 100. На участке намечавшегося прорыва японское командование против 76 орудий 1-го Сибирского корпуса выставило 186 своих.
      Однако артиллерийскую дуэль выиграли не японцы, а русские. Последние учли неудачный опыт боев под Тюренченом и Вафангоу и отказались от открытых позиций. Поэтому на сей раз вражеские артиллеристы и корректировщики огня батарей не увидели перед собой хорошо просматривавшиеся мишени. Командир 2-й батареи 9-й артиллерийской бригады подполковник А.Г. Пащенко по такому поводу писал в своих воспоминаниях:
      "Это обстоятельство не могло пройти бесследно. Стало ясно, что тут что-то неладно, что причиной является какая-то постоянная ошибка, с которой надо бороться, и бороться энергично, немедленно".
      Следует отдать должное артиллерийским начальникам Мань-чжурской армии, сумевшим отстоять собственные взгляды - отказаться от открытых позиций, предложенных генералом от инфантерии А.Н. Куропаткиным. Командующему пришлось согласиться с их доводами. Были проведены учебные занятия по стрельбе с закрытых батарейных позиций с использованием артиллерийских приборов - угломера и уровня, по управлению огнем орудий с помощью различных сигналов. Оружейный мастер Матвеев сконструировал для защиты орудийной прислуги от осколков и пуль специальный орудийный щит.
      Артиллерийская дуэль под Дашичао продолжалась 15 часов. Если под Вафангоу русские батареи выпустили 10 тысяч снарядов, то под Дашичао было израсходовано 22 тысячи боезарядов. Более того, немало японских полевых батарей оказалось в тот день подавлено метким пушечным огнем противной стороны.
      Такое по достоинству оценил сам командующий 2-й японской армией генерал Ясуката Оку. В донесении маршалу Ивао Ояме он отмечал: "Особенно умело использовала (русская. - А.Ш.) артиллерия характер местности и заняла такие укрытые позиции, что мы точно не могли установить места нахождения орудий".
      Участник Ляоянского сражения А.Г. Пащенко о действиях русских артиллеристов под Дашичао писал:
      "Впервые развернулась вся мощь нашей артиллерии. Этот бой ясно убедил всех сомневающихся в технических и баллистических свойствах нашей пушки, что надо только уметь обращаться с этой сложной и умело придуманной машиной, и нам не страшен тот огромный перевес в артиллерии, какой могут иметь японцы в отдельных случаях".
      Проигрыш артиллерийской дуэли не остановил решимости генерала Ясукаты Оку начать наступление в тот день. К вечеру в атаку на русские позиции пошли главные силы его армии. Первый удар японцы нанесли по расположению Барнаульского пехотного полка, рассчитывая именно здесь прорвать оборону противника. Но барнаульцы сумели отразить залповым огнем в упор с дистанции в 500-600 метров одну за другой четыре вражеские атаки. Особенно отличились полковые охотничьи команды, которые заходили во фланг атакующим цепям японской пехоты и открывали продольный ружейный огонь.
      На следующий день японцы возобновили свои атаки, но вновь безуспешно. Неприятельская пехота стала отходить от Дашичао за гребень ближайших невысоких гор. Потери в двухдневном бою у этого китайского селения оказались примерно равными: у русских - 1050, у японцев - 1189 человек. В такой в общем-то ничейной ситуации командир Южной группы генерал Н.П. Зарубаев, еще не израсходовавший свой резерв, принял пораженческое решение об оставлении позиции под Дашичао и отходе на север к Хайчену. Однако такое решение генерал Зарубаев принял на основании указаний командующего Маньчжурской армией, который не требовал от войск Южной группы стойкой и упорной обороны занимаемых позиций у Дашичао. Куропаткин требовательно указывал на "важность сбережения сил... для решительного боя". "...Если отступление необходимо, - указывал он, - то оно должно быть произведено без боя".
      Результатом отступления Южной группы стал захват противником порта Инкоу, через который морем русским командованием осуществлялась, хотя и с перебоями, связь с блокированным Порт-Артуром. Переход же Инкоу к японцам заметно облегчил снабжение японских армий в Южной Маньчжурии.
      После отхода от Дашичао три русских корпуса сосредоточили у Хайчена по обе стороны железной дороги. Численность Южной группы Маньчжурской армии в эти дни составляла 48 тысяч человек и 200 орудий. Ей теперь противостояли две японские армии: 42-тысячная 2-я армия генерала Ясукаты Оку и 26-тысячная 4-я армия генерала Митицуры Нодзу, в состав которой вошла Дагушаньская группа.
      Главнокомандующий маршал Ивао Ояма решил продолжить наступление и приказал генералу Нодзу овладеть Симученом. Тот имел достаточно сведений о противнике и его расположении - массированный удар было решено нанести в стык между 4-м и 2-м Сибирскими армейскими корпусами, промежуток между которыми составлял 18 километров, прикрытый в условиях холмистой местности всего 9 батальонами пехоты, 16 кавалерийскими эскадронами и 4 орудиями.
      После упорного сопротивления заградительные отряды русских отступили, что повлекло за собой мало чем оправданный отход к Хайчену и 2-го Сибирского армейского корпуса. Как оказалось, его командование не располагало достоверной информацией о сложившейся обстановке. Победа у селения Семучен далась генералу Митицуре Нодзу потерями всего в 857 человек, тогда как русские потеряли 1671 человек.
      Этот бой лишний раз подтвердил приверженность военачальников русской Маньчжурской армии к пассивной оборонительной тактике. Командир отступившего первым 2-го Сибирского армейского корпуса генерал Засулич так и не решился ввести в бой 18 пехотных батальонов своего бездействовавшего в тот день левого фланга. Контрудар этих батальонов пехоты (6 полков трехбатальонного состава, полторы пехотной дивизии) мог бы изменить картину боя в пользу русского оружия.
      Такую же пассивность проявил под Семученом и командир Южной группы генерал Н.П. Зарубаев, хотя имел хорошие возможности сманеврировать войсками, оказавшимися не у дел, для отражения удара 4-й японской армии. Тем более что многочисленностью армия генерала Нодзу не отличалась. Оправданием ему могло быть только то, что, по имеющимся в штабе группы сведениям численность противостоявшего противника была сильно завышена.
      Ляоянская операция началась для генерала барона Тамесады Куроки боями на горных перевалах Фейшунлинского и Сюньешанского хребтов. В их направлении двигались авангарды 1-й японской армии, за которой тысячи солдат-носильщиков ("кули") катили тележки со всеми необходимыми припасами. Армия состояла из трех дивизий - Гвардейской генерал-лейтенанта барона Хасегавы, 2-й и 12-й по две пехотные бригады, кавалерийского и артиллерийского полков в каждой. Все эти войска имели опыт недавних боев на реке Ялу. Гвардейской дивизии была придана артиллерийская батарея под неофициальным названием "Хидиката" (по имени ее командира), сформированная из скорострельных орудий, отбитых у русских.
      1-й японской армии противостояла Восточная группа под командованием сначала генерала Ф.Э. Келлера, затем генерала
      А.А. Бильдерлинга. Задача перед Восточной группой была поставлена командующим Маньчжурской армией столь же неопределенно, как и перед Южной группой. Куропаткин предписывал вести бой только демонстрационно, наступление японцев сдерживать только арьергардными отрядами.
      Английский генерал Я. Гамильтон (главный британский представитель при императорской армии), находившийся при штабе 1-й японской армии, в своих мемуарах о русско-японской войне "Записная книжка штабного офицера 1904-1905 гг." так описывает один из боев, который ему довелось наблюдать лично:
      "...Другая половина бригады, или полк, имея два батальона в боевой части и один в резерве, в 4 часа утра оставила свои окопы в 2000 м к востоку от Макураямы. Левый батальон двигался прямо на большой холм Макураямы, достиг Фучапутзу незадолго до рассвета и, не будучи никем обнаружен, развернулся по обе стороны Фучапутзу и лег здесь на землю, прикрываясь мертвым пространством и ожидая событий на прочих участках поля сражения. Ему не пришлось долго ждать.
      Первый батальон вскарабкался на холмы северной части долины и, двигаясь вдоль них к западу, с рассветом наскочил на слабую русскую заставу. Эта застава расположилась на крутой и высокой возвышенности, приблизительно в 300 м к востоку от Макуроямской седловины. Застава эта была захвачена врасплох, раньше, чем ее люди успели приготовиться к обороне. На том месте, где застали заставу, было найдено чучело часового, сделанное из соломы и одетое в изодранный русский мундир. Каждый небрежно проверяющий линию сторожевого охранения с соседней высоты к западу от Макураямы должен был заключить, видя эти чучела часовых, что войска охраняются очень тщательно. Этот соломенный человек произвел на меня сильное впечатление, будучи очень эмблематичной персоной.
      В 300 м к юго-западу от наступавших японцев находилась Макураямская седловина, а в 250 м позади ее (хотя японцы об этом и не знали) располагались два русских батальона, которым была поручена оборона этой части русской позиции. Оба этих русских батальона погружены были в глубокий сон. Если бы даже японцы были всесведущими, то они не могли бы действовать с большей быстротой. Не теряя ни одной минуты, они, как стая собак, отчаянно пустились преследовать убегавшую к Макураямской седловине заставу.
      Звук выстрелов на русской заставе произвел тревогу по ту сторону седловины. Беспорядочной толпой, полураздетые, полупроснувшиеся русские, совершенно в таком же виде, как британцы под Маджубой, взбирались поспешно с запада на седловину. Даже в такой критический момент дело во многом зависело от случая. Подобно тому состязанию за достижение хребта, которое происходило между нашей кавалерией и бурами у Уэлькомской фермы в Южной Африке, первая добравшаяся до вершины сторона, будь это только на 10 м, получала бы огромное преимущество. Как обыкновенно, счастье оказалось на стороне японцев, и они достигли вершины ранее русских на эти самые 10 м.
      Взобравшись на седловину, японцы, к своему крайнему удивлению, очутились лицом к лицу с полураздетой, беспорядочной толпой русских, задыхавшейся от бега и, видимо, без офицеров. В одно мгновение японцы спустились вниз и начали стрелять на выбор в открыто стоявшую массу людей, находившуюся чуть ли не прямо под дулами их ружей. Хотя русских было в два раза больше, но, казалось, все слагалось против них. Их люди были в замешательстве, среди них не было всем известного начальника, который мог бы отдать приказания. Солдаты не могли как следует себе уяснить, что такое происходило кругом, и с ними не было их ротных офицеров. Японцы же, наоборот, были в полном порядке, бодры и отлично знали, что им делать.
      То обстоятельство, что при подобных условиях у русских все-таки не было паники, нужно отнести к большой их чести. Они энергично, по меньшей мере в продолжение получаса, боролись за седловину (хотя им не разу ни удалось овладеть ее хребтом)..."
      Генерал Тамесада Куроки, осведомленный о расположении русских войск, главный удар своей пехоты и артиллерии нанес по расположению 10-го корпуса, который сильным атакующим ударом противника был застигнут врасплох и понес большие потери. Командир корпуса генерал К.К. Случевский ночью отвел войска за реку Ланхэ.
      Однако на правом, северном фланге Восточной группы наступавшая впереди других сил японской армии Гвардейская дивизия встретила такое упорное сопротивление, что за день упорного с обеих сторон боя не смогла продвинуться вперед. Но свой бой императорские гвардейцы все же неожиданно выиграли, поскольку сражавшиеся с ними русские войска получили приказ отступить на новые позиции.
      Русские войска, и прежде всего их командиры - от ротного до полкового начальства - учились воевать на полях сражений. Поручик 9-го Восточно-Сибирского стрелкового полка Борейша в описании боевых действий 17 августа на Цофангунской (передовой Ляоянской) позиции рассказывал о таком эпизоде:
      "Моей роте было указано идти из резерва на поддержку 24-го Восточно-Сибирского стрелкового полка. Рота двинулась во взводной колонне и в этом строю неожиданно оказалась в районе действия японской шрампели. Разрывы шрампели стали сосредоточиваться вокруг нас. Я и солдаты мои были так смущены, что мы бессознательно продолжали движение в этом неудобном строю, неся потери. Командир 24-го полка полковник Лечицкий, заметив наше неискусное движение, подошел к роте и спокойным голосом разъяснил, что ротные колонны - строй, который нельзя применять в сфере действительного артиллерийского огня; что на этом удалении от японцев выгоднее всего движение повзводно змейками. Он приказал перестроить роту и указал выгодный подступ для подхода к стрелковой цепи. Под потоком шрапнели полковник Лечицкий удивительно напоминал мне учителя русского языка, исправляющего диктовку ученика приготовительного класса".
      Войска русской Маньчжурской армии почти всюду добровольно оставляли занимаемые позиции и отходили на север к Ляояну. Японское командование осторожничало, хотя и добилось захвата стратегически важных позиций в Южной Маньчжурии. О настроении командования Маньчжурской армии можно судить по донесению генерала А.А. Бильдерлинга в штаб армии на имя командующего генерала от инфантерии А.Н. Куропаткина:
      "Убедительно прошу, если только по общему ходу дел на театре войны представляется возможность разрешить мне снять утомленные войска с позиций и без боя, в виде обыкновенного марш-маневра, отвести их на указанные нам позиции под Ляояном. Поведу войска с музыкой, с песнями, весело, не торопясь, и надеюсь привести их бодрыми, сильными духом для решительного боя".
      Куропаткин первоначально планировал дать противнику новый бой у Хайчена, но почти сразу же отказался от такой мысли: 1-я японская армия, которая нанесла поражение 10-му корпусу и потеснила Восточную группу, оказалась всего в 35 километрах от Ляояна. Командующий приказывает Южной группе оставить Хайчен и, совершив два перехода, занять для обороны позиции у Айсянцзяна.
      Такие беспричинные для нижних чинов и младших офицеров отступления без упорных боев все дальше на север надломили боевой дух русских войск. К тому же длительные переходы по раскисшим от частых дождей дорогам изматывали людей физически. Участник ляоянских боев будущий советский генерал-лейтенант А.А. Игнатьев писал об отходе войск к Ляояну, что войска Маньчжурской армии "с глухим сознанием какой-то несправедливости отступали по приказанию начальства даже там, где противник был успешно отбит стройными залпами и могучим штыком наших сибиряков".
      Ляоянский укрепленный район состоял из трех оборонительных позиций полевого типа: арьергардная, передовая и 15-километровая главная. Окопы были вырыты, как правило, полного профиля, перед ними местность для обстрела была на 200-500 метров расчищена от зарослей гаоляна, служившего прекрасным укрытием как японской, так и русской пехоты. Первая линия обороны имела 8 приспособленных для круговой обороны земляных фортов, которые находились друг от друга на расстоянии в 2-3 километра и полукругом охватывали город и железнодорожную станцию Ляоян с ее армейскими складами. Подступы к фортам затруднялись "волчьими ямами", фугасами, проволочными заграждениями, рвами. Гарнизон такого полевого форта обычно состоял из двух рот пехоты с пушками и пулеметами.
      При всех своих инженерных достоинствах Ляоянская позиция русской Маньчжурской армии имела два существенных недостатка: открытые фланги и возможность обстрела противником самого Ляояна из дальнобойной артиллерии. Кроме того, русские войска оказались "прикованными" к единственной железнодорожной магистрали, которая связывала Ляоян с Мукденом, главной тыловой базой Маньчжурской армии, и где находился ее армейский резерв - 5-й Сибирский корпус.
      План генерала от инфантерии А.Н. Куропаткина и его армейского штаба на Ляоянское сражение от 11 августа вновь оказался чисто оборонительным. Поэтому почти третья часть штыков и около половины артиллерии оказались в составе не боевых сил, а в резерве. В куропаткинском плане даже мысли не было о возможности перехода от обороны к наступлению. План же маршала Ивао Оямы был чисто наступательным, на окружение и полный разгром русских в Ляояне. Однако в этом и заключалась его нереальность.
      События под Ляояном начали развиваться следующим образом. 11 и 12 августа японская сторона провела против русской оборонительной позиции в ряде мест сильную разведку боем и заняла несколько высот. Один из таких боевых эпизодов описывается так:
      "На рассвете загорелся серьезный бой. Японские горные батареи на перевале с деревом, найдя, что оно слишком далеко от позиции русских, подошли ближе, и орудия на гребне открыли огонь по двум русским орудиям к северо-востоку от д. Пегоу. Эти орудия, в свою очередь, нанесли некоторое поражение правофланговой роте 46-го полка и заставили ее отойти на восточную сторону кряжа. Тамбовский полк на высоте 1900 метров очутился под ружейным огнем с северной стороны ущелья и батальона, занимавшего Сурибаши-яму.
      К 10 ч. утра полковник Клембовский вызвал из резерва три роты и в то же время роты, расположенные на высотах, ударили в штыки и отбросили часть атакующих к сопке, на которой стояли горные орудия. Но эта атака облегчила положение полка только временно, так как японцы снова перешли в наступление и бой разгорелся с таким упорством, что нередко бойцов разделяли каких-нибудь 5 ярдов. По временам русские скатывали вниз камни, и у японцев оказалось много раненых и убитых этим способом.
      Узнав к 11 ч. утра об отходе 9-й дивизии с передовой позиции, полковник Клембовский счел необходимым усилить свой правый фланг ротой из резерва. В его распоряжении осталась только полурота, так как одна рота находилась в прикрытии артиллерии. Японцы также израсходовали все свои резервы, и незадолго до полудня бой прекратился как бы по обоюдному уговору".
      В ночь на 13 августа японцы атаковали позиции Восточной и Южной групп войск Маньчжурской армии. Общее наступление трех неприятельских армий сопровождалось напряженным артиллерийским боем, в котором участвовало до тысячи орудий разных калибров. В течение 13 августа было выпущено свыше 100 тысяч снарядов. На направлении главных ударов атакующие смогли создать над обороняющимися превосходство в пехоте и артиллерии в 2 раза.
      После полудня дивизии 2-й армии генерала Ясукаты Оку атаковали правый фланг 1-го Сибирского армейского корпуса и потеснили его в ряде мест. Генерал Штакельберг запросил помощи у командующего, и Куропаткин прислал на помощь 15 батальонов пехоты из резерва. Они с ходу пошли в бой и восстановили положение. Японцы с большими потерями откатились на исходные позиции. Однако оборонявшиеся этому не придали значения и не нанесли по противнику контрудар".
      Японцам в атаке в большинстве случаев удалось добиться частных тактических успехов. Однако их Гвардейская дивизия потерпела серьезную неудачу. Когда она обходила правый фланг 3-го Сибирского корпуса (переименованные войска Восточного отряда), то сама попала под фланговый удар русского резервного полка полковника Е.И. Мартынова. Императорские гвардейцы ударом в штыки были обращены в паническое бегство. Правый фланг 3-го корпуса начал было продвижение вперед, но был остановлен корпусным командиром генералом Н.И. Ивановым - тот не имел на сей счет приказа командующего армией.
      Бой завершился повсеместно с полным наступлением темноты. Атакующие за один день потеряли более 8 тысяч солдат и офицеров. К вечеру у русского командования была хорошая возможность перейти в контрнаступление против 1-й японской армии, которая понесла наибольшие потери, но генерал от инфантерии А.Н. Куропаткин не решился на такой шаг. Более того, он потребовал от генерала Штакельберга возвратить с передовой посланные ему резервные батальоны, невзирая на возражения корпусного командира.
      Утром бой повсеместно возобновился. Особенно кровопролитным он оказался на горе Кустарной. Японская пехота вклинилась здесь в оборону русских, но попала в искусно созданный русскими артиллеристами огневой мешок. Положение японцев на высоте усугубилось еще и тем, что по ней открыли огонь и свои батареи. Атакующим с большими потерями пришлось оставить гору Кустарную.
      За день атаки японцы были отбиты русскими всюду, и противнику так и не удалось взломать передовые ляоянские оборонительные позиции. С наступлением темноты русские войска без огневого воздействия неприятеля оставили их и без потерь перешли по наведенным мостам на правый берег реки Тайдзыхе. Настроение солдат и офицеров было подавленное, росло возмущение высшим начальством, которое вновь приказало отступить, на сей раз перед избитым за день и выдохшимся врагом. По приказу Куропаткина русские войска без боя оставили Айсянцзянский участок обороны Ляояна.
      Трудности продвижения обозов и артиллерии по размытым продолжительными дождями грунтовым дорогам превзошли всякие ожидания. Лошади и люди выбивались из последних сил. Порой в простое полевое орудие приходилось впрягать по 24 лошади и те не могли тащить за собой завязшую в непролазной грязи пушку. Бывали нередкие случаи, когда такие орудия приходилось бросать по пути отступления и они становились "трофеями" наступавшего вслед противника.
      Вечером 15 августа войска Южной и Восточной групп заняли передовую оборонительную позицию, которая находилась всего в 7-9 километрах от города. Теперь Ляоянское сражение переместилось с горной местности на равнину. Это давало преимущество прежде всего атакующей стороне, поскольку ей теперь не приходилось с большими потерями в людях штурмовать высоты. Одновременно отход русских ближе к Ляояну позволил японским 1-й, 2-й и 3-й армиям сомкнуть фланги. Уже одно это являлось большим тактическим успехом.
      Начался второй этап Ляоянского сражения. Командующий Маньчжурской армией вновь немалую часть своих сил оставил в армейском резерве и для наблюдения за флангами: 2-й и 4-й Сибирские, 17-й армейский и прибывавшие полки 10-го армейского корпуса. Опыт же предыдущих боев на полях Маньчжурии наглядно показывал, что резервные войска в них обычно не использовались, а сохранялись "на всякий случай". На передовой позиции оказались только три корпуса - 1-й и 3-й Сибирские и 10-й армейский.
      К 17 августа 1904 года численность русской Маньчжурской армии под Ляояном достигала 180 тысяч человек при 644 орудиях. Три японские армии имели в своем составе 130 тысяч человек при 484 орудиях. Общее соотношение сил было в пользу русских по пехоте 1,4 : 1, по артиллерии 1,3 : 1. Правда, штаб Маньчжурской армии опять располагал преувеличенными данными о противнике. По данным разведывательного отдела армии, японцы имели под Ляояном 153 тысячи человек, 568 орудий и 2900 сабель.
      План маршала Ивао Оямы заключался в том, чтобы окружить русскую армию или, по крайней мере, вынудить ее отойти на более слабую позицию. Главный удар наносился по позиции 1-го Сибирского корпуса в направлении станции Шахэ и города Ляояна. На рассвете 17 августа японцы перешли в наступление, используя для внезапности атак заросли гаоляна перед русскими позициями.
      Попытка японцев нанести сильный удар в стык между 3-м Сибирским и 10-м армейским корпусами успеха не имела. Сибирские стрелковые полки залповым ружейным огнем отбили все попытки вражеской пехоты сблизиться с ними. В 10 часов утра противник захватил на позиции 1-го Сибирского корпуса деревню Чжуцзяпунцы и стал закрепляться в ней. Однако подошедший из армейского резерва 12-й пехотный Барнаульский полк с двумя полевыми батареями атакующим ударом выбил японцев из деревни.
      Весь день 17 августа под Ляояном шли жаркие бои. Русская артиллерия вновь выиграла у противника конрбатарейную борьбу, ведя огонь с закрытых позиций. Успешно вели огонь прямой наводкой скорострельные пушки. 3-я батарея 90-й Восточно-Сибирской артиллерийской бригады за один день боя произвела 1776 выстрелов. В районе селения Гоцяки русская пулеметная рота буквально выкосила на расстоянии 750 шагов целую вражескую атакующую колонну. В тот день японцы потеряли убитыми и ранеными 5100 человек. Потери русских составили 3100 солдат и офицеров.
      Русские корпуса удержали за собой ляоянские позиции и 18 августа. На сей раз 1-я армия генерала Тамесады Куроки изменила место главной атаки, переправившись за ночь на противоположный берег реки Тайцзыхэ. О переправе противника в штабе 17-го армейского корпуса стало известно лишь в 9 часов утра. Но и этот день Ляоянского сражения не дал маршалу Ивао Ояме победного результата.
      "Помог" ему уже в который раз командующий русской Маньчжурской армией. Под предлогом того, что неприятель появился на противоположном берегу реки Тайцзыхэ, полководец российского императора Николая II генерал от инфантерии
      А.Н. Куропаткин приказал войскам оставить передовую позицию (в безуспешной 2-дневной борьбе за нее японцы потеряли 11 900 человек, а русские - 6 540 человек) и перейти на главную линию обороны Ляояна.
      Решающие события Ляоянского сражения разыгрались 19 -21 августа. На сей раз Куропаткин решил нанести удар по силам японцев, которые перешли на другой берег Тайцзыхэ, имевшей близ города много бродов. Генерал Тамесада Куроки имел здесь 23 500 человек пехоты, 600 кавалеристов и всего лишь 60 полевых орудий. Русская группировка для нанесения контрудара насчитывала 57 тысяч пехоты, 5 тысяч кавалерии и 352 орудия. Эти войска были сосредоточены в районе Яньтайских копей. Такого "наступательно порыва" своего командующего Маньчжурская армия ждала с самого начала войны.
      Куропаткин так и не решился атаковать превосходящими силами противника за рекой. События под Ляояном тем временем разворачивались не в пользу его защитников. Генерал Тамесада Куроки и его армейская разведка не подозревали, что над главными силами 1-й армии нависла серьезная угроза со стороны Яньтайских копей. По всем наблюдаемым признакам он решил, что русский командующий начал новый отход в северном направлении (Яньтайские копи находились к северу от Ляояна).
      Поэтому Куроки не стал задумываться об организации обороны на речном берегу, но стал опасаться, как бы ему не отстать от успешно наступавших, по его мнению, 2-й и 4-й армий генералов Ясукаты Оку и Митицуры Нодзу (связи с ними у штаба 1-й армии на тот час не было). В таком положении командующий 1-й императорской армией решил всеми силами продвинуться вперед.
      Фланговый армейский отряд генерала Н.А. Орлова, находившийся у Яньтайских копей, ожидал для соединения подход 1-го Сибирского корпуса генерала Г.К. Штакельберга, чтобы вместе с ним участвовать в намеченном контрударе. Однако войска корпуса продвигались по размытой дождями дороге медленно и запаздывали. В это время к Орлову обратился за помощью генерал Добржинский, командовавший 35-й дивизией, которая подверглась сильной атаке неприятеля, и два пехотных полка - Нежинский и Болховский (1-я бригада дивизии) понесли большие потери в людях.
      Не поставив никого в известность, генерал Орлов скомандовал своим войскам "В ружье!" и, бросив свою позицию, спешно выступил на соединение с дивизией Добржинского, которая вела жаркий бой. В зарослях гаоляна орловцы, в основном солдаты-запасники, не бывшие еще в боях, встретились с наступавшей правофланговой пехотной бригадой японцев. Несмотря на численное превосходство, из-за возникшего беспорядка и отсутствия элементарной организованности в начавшемся бою, отряд генерала Н.А. Орлова понес поражение и в беспорядке отступил с гаоляновых полей.
      Дорога на город Мукден, которая шла на север мимо Яньтайских копей, после боя в гаоляне оказалась открытой для атакующего противника. Только благодаря подошедшим к месту боя полкам 1-го Сибирского корпуса дальнейшее продвижение 12-й японской пехотной бригады было остановлено.
      Это был не единственный успех войск генерала Тамесада Куроки. Ему удалось овладеть деревней Сыквантунь и прилегавшей к ней с севера Нежинской сопкой, которая господствовала над окружающей местностью. Высоту против наступавших батальонов двух японских пехотных бригад оборонял 137-й пехотный Нежинский полк под командованием полковника Истомина. Вечером 20 августа русская пехота в штыковой атаке выбила японцев и из деревни, и с сопки. Однако по причине безволия командиров атаковавших японцы смогли закрепить свой успех.
      Боем за возврат Сыквантунской позиции лично руководил командир дивизии генерал Добржинский. Начало атаки по его вине запоздало на два часа. Взаимодействия пехоты и артиллерии не получилось и батареи отстрелялись задолго до начала атаки. Бой предполагалось провести под вечер, но в светлое время, однако произошел он ночью. На сопку с разных сторон в зарослях гаоляна наступало свыше двадцати пехотных батальонов.
      Вся местность вокруг Нежинской сопки была покрыта зарослями гаоляна, высотой более 2 метров (выше всадника на лошади). Пехотные батальоны, отряженные на штурм высоты от разных полков, не видели в гаоляне друг друга и не могли установить между собой устойчивую связь. Были случаи в ночи, когда атакующие, перемешавшись в зарослях гаоляна, обстреливали друг друга. Для того чтобы отличить своих от японцев, в одном полку оркестр заиграл марш, в другом запели народный гимн.
      В темноте царила полная неразбериха, и все же неприятельская позиция на Нежинской сопке была захвачена. Среди отличившихся были полки - пехотные 140-й Зарайский, 85-й Елецкий, 121-й Пензенский, 139-й Моршанский... Остатки японской пехоты бежали, но вскоре пополнились резервами и контратаковали, поддержанные артиллерийским огнем. Русские батальоны одновременно и окапывались и бились насмерть. Пологие склоны одинокой вершины среди полей был устланы сотнями убитых и тяжело раненных русских и японцев.
      Начавшаяся еще во время атаки неразбериха в управлении боем в конце концов дошла до тылов, и в 2 часа ночи из штаба генерала А.А. Бильдерлинга последовал неожиданный приказ отступить от деревни Сыквантунь и с Нежинской сопки. Там в это время шел бой и окопавшиеся батальоны Нежинского пехотного полка находились под огнем японских полевых батарей. Солдаты различных батальонов и полков отступали в полном порядке, старшие начальники утратили власть над подчиненными, войска перемешались и отступление продолжалось до рассвета.
      Бой за деревню Сыквантунь и Нежинскую сопку отличался большим кровопролитием: за один день русские потеряли 3280 человек, в том числе 112 офицеров (особенно велики оказались потери во время атаки на утраченные позиции), японцы - 1291 человека.
      Главная причина неудачи русских войск в бою за позицию деревня Сыквантунь - Нежинская сопка крылась прежде всего в отсутствии общего управления боем. Несмотря или, вернее, вследствие присутствия на поле сражения командующего армией, двух командиров корпусов, трех начальников дивизий, из которых многие распоряжались, но никто не являлся ответственным и полномочным начальником, войска не были осведомлены о реальной обстановке и действовали врозь. Генерал от инфантерии А.Н. Куропаткин в очередной раз оказался не на высоте своего положения.
      Полки и батальоны вводились в бой не рядом, бок о бок, а друг за другом. Русские войска не прибегали к тактическим охватам или обходам вражеской позиции. В данном случае это могло иметь решающее значение. Все нацеливались на одну точку - открытую вершину ("сосок") Нежинской сопки. Однако гаоляновые поля "заставляли" терять ориентировку на поле боя, а наступающие пехотные батальоны при атаке перемешивались.
      Командующий Маньчжурской армией не знал, что происходит в действительности, и утратил реальную способность оценивать обстановку под Ляояном, которая менялась с каждым часом. Армейский штаб, который Куропаткиным игнорировался, если и готовил ему кое-какие данные, то ни оценки обстановки, ни предложений не давал, да этого командующий и не потерпел бы. Самоуверенность генерала от инфантерии, который всеми своими волевыми решениями демонстрировал "полководческое искусство", не могла хоть как-то возместить действительное полководческое умение "видеть" ход сражения.
      Куропаткин в ходе Ляоянской операции допускал одну тактическую ошибку за другой. Потеря Сыквантунской позиции подействавала на Куропаткина самым удручающим образом. Суть была в том, что в его плане контрудара она являлась осью наступательных действий. Командующий Маньчжурской армией впоследствии со спокойной совестью заявил, что этим самым был сорван весь план его контрудара по 1-й японской армии генерала Тамесади Куроки.
      А между тем фактически ничего опасного не было: наступающие японцы выдохлись окончательно, их артиллерия, не имея больше запасов снарядов, стреляла уже редко, резервы у маршала Ивао Оямы, и особенно у генерала Куроки, отсутствовали, поскольку все были введены в сражение. Кроме того, в это утро сама природа пришла на помощь Куропаткину, как командующему сражавшейся Маньчжурской армии: после дождей сильно разлилась река Тайдзыхэ и почти исключала переход через нее японских войск без надлежащей и долгой инженерной подготовки. Оставив на берегу реки у Ляояна небольшой заслон, русской армии можно было остальными силами легко разгромить потрепанную группировку генерала Тамесады Куроки, которая оказалась в отрыве от других японских армий.
      Но генерал от инфантерии А.Н. Куропаткин, как известно, еще до Ляоянского сражения решил отходить дальше на север и только ждал подходящего момента. Более того, пессимистические донесения корпусных командиров, просивших его оказать помощь резервами, повергли командующего в уныние. Так, генерал
      Г.К. Штакельберг сообщал:
      "Положение мое серьезное, и ввиду громадных потерь, понесенных полками в течение последних пяти дней, я без серьезной поддержки положительно не могу не только перейти в наступление, но и принять бой. Ввиду того я решил ночью же отступить на Лилиенгоу, где и буду ждать дальнейших распоряжений".
      Однако самым решающим образом повлиял на генерала от инфантерии А.Н. Куропаткина в намерении продолжать сражение за обладание Ляояном барон генерал А.А. Бильдерлинг. В 6 часов 21 августа он доносил командующему Маньчжурской армией: "Поздно вечером и ночью войска наши были сбиты из Сыквантуня и очистили даже позади лежащие сопки".
      Не задумываясь, командующий армией на клочке бумаги, подписанном командиром 17-го корпуса, наложил резолюцию, которая гласила: "Очень печально. Ввиду отступления Штакельберга приходится принять решение отступать к Мукдену и далее. Там собраться, укомплектоваться и идти вперед". Сразу же всем командирам корпусов были немедленно отданы соответствующие указания.
      Маршал Ивао Ояма в это время, испытывая большие трудности в согласовании наступательных действий своих армий и чувствуя, что они выдохлись в атаках на Ляоянские позиции русских, решил с утра отвести 1-ю армию генерала Тамесади Куроки за реку Тайцзыхэ. Более того, японский главнокомандующий Ояма считал, что Ляоянская операция не удалась. То есть в сражении за Ляоян намечалась длительная передышка. Однако приказ Куропаткина о дальнейшем отходе русских войск на два часа опередил уже намеченное отступление японских войск.
      Британский генерал Гамильтон, находившийся в тот день при штабе генерала Куроки и наблюдавший за ходом Ляоянского сражения из штаба 1-й императорской армии, в тот день записал в своем дневнике, что "в то время как судьбы Японии лежали на весах, начинается отступление к Мукдену".
      Участник ляоянских событий А. Любицкий, который помимо своих служебных офицерских обязанностей заведовал еще полевой фотографией (службой) штаба командующего Маньчжурской армией, оставил интересные мемуары. В "Воспоминаниях из русско-японской войны 1904-1905 гг." он пишет о своем пребывании в городе Ляояне и сражении под его стенами следующее:
      "Бой между тем шел по-прежнему с переменным счастьем для нас и японцев...
      На самом левом фланге действовал генерал Орлов, имевший в своем распоряжении 16 батальонов пехоты.
      К вечеру сбитые с горки - войска наши вторично ее заняли, и можно было думать, что еще немного и Куроки будет разбит...
      Ночью было получено поразившее всех известие: генерал Орлов ранен и оставил свой отряд, а начальника его штаба якобы унесла лошадь, испугавшись взрыва снаряда, от 16 батальонов не осталось почти ничего.
      Командующий армией тут же отдал приказание об общем отступлении и с востока, и от Ляояна к Мукдену.
      Весь следующий день мы (Куропаткин и его штабные офицеры. - А.Ш.) объезжали под ружейный рокот и грохот орудий передовые части корпусов, прикрывающие отступление от Янтая на север; раненых везли в убийственно тряских линейках, двуколках и несли на окровавленных носилках навстречу нам. Легко раненные кое-как плелись сами, хотя и тяжело раненные, пока имели силы, предпочитали ползти ползком, чем ехать на невозможно тряской двуколке...
      Вечером командующий армией остановился перед двумя полками, плохо себя зарекомендовавшими во время боя, и обратился к ним с грозной речью, которую закончил требованием, чтобы они в ближайшем же бою кровью смыли свой позор, в противном же случае грозил войти с представлением к Государю об их расформировании.
      Наши войска, между тем, отступали по всему фронту.
      Говорят, что, оставляя Ляоянские форты и укрепления, облитые кровью своих и противника, солдаты плакали. Тем не менее отступление велось в порядке, а преследующему врагу давался сильный отпор...
      Вся дорога (войска отступали по восьми дорогам от Ляояна на Мукден) колыхалась, как море, запруженная бесконечным числом обозов, орудий, пехоты и кавалерии".
      В ночь на 24 августа русские войска вышли из боя и оставили все свои позиции под Ляояном. Отход совершался под прикрытием сильных арьергардных отрядов и конницы на флангах. Очевидец отступления русских войск к Мукдену так описывал эту картину:
      "Мандаринская дорога на всю свою ширину, да еще расширенная движением по окаймляющим полям, была вся запружена. Постепенно обозы и парки всех корпусов, которым были назначены дороги к востоку от железной дороги, стянулись на эту единственную дорогу. Часто можно было видеть повозки бок о бок, в 5 или 6 рядов, ожидающие, со свойственным русским терпением, своей очереди двинуться вперед. Всевозможные батареи, инженерные, телеграфные и понтонные повозки, полевые артиллерийские парки и обозы всякого рода, санитарные и продовольственные, сбились в кучу. Между ними пехота в одиночку или частями, конюха, зачастую с заводными лошадьми, мулы, ослы, рогатый скот - все старались пробиться к северу. Околевающий или павший скот и лошади, валявшиеся у дороги, не увеличивали привлекательности зрелища.
      По правде сказать, русские не щадили усилий, чтобы упорядочить движение. Были устроены посты и где было нужно - имелась военная полиция. Но на каждом мосту и в каждой деревне происходили задержки на многие часы и ужасный беспорядок. В довершение всего дороги, за день до этого твердые, как камень, были превращены проливными дождями в болото, в которое повозки погружались до осей и часто там застревали. Много лошадей пало от напряжения.
      Но всего страннее было царствовавшее всюду молчание. Правда, что оружие, снаряжение, упряж и повозки русских в то время производили мало шума. Но факт тот, что русский всегда спокоен и терпелив, привык к беспорядку и всегда найдет из него выход".
      Японцы не смогли организовать эффективного преследования и были рады, что так легко отделались от русских. Попытка преследовать отходивший русский арьергард обернулась для японцев ночной штыковой контратакой у железной дороги. После того как арьергарды Маньчжурской армии перешли реку Шахэ, всякое соприкосновение с неприятелем прекратилось. Отойдя от Ляояна на 50-60 километров, русская армия стала закрепляться на позициях под городом Мукденом - столицей Маньчжурии.
      В оставленном Маньчжурской армией городе Ляояне, на его железнодорожной станции в руки японцев попали большие запасы военного снаряжения, продовольствия, боевых припасов. Все это многие месяцы днем и ночью доставлялось воинскими эшелонами из России, поскольку официально считалось, что именно Ляоянские укрепленные полевые позиции станут "камнем преткновения" для сухопутных сил страны Восходящего Солнца в ходе всей войны.
      В Ляоянском десятидневном сражении японцы, по их данным, потеряли почти 24 тысячи человек (600 офицеров и 23 243 нижних чинов). Это было намного меньше потерь осадной 3-й императорской армии генерал-полковника Маресукэ Ноги в боях на ближних подступах к крепости Порт-Артур и во время ее первого штурма.
      Потери русской Маньчжурской армии в Ляоянском сражении составили 541 офицер и 16 493 рядовых и унтер-офицеров, из них убитыми были менее трех тысяч. Для десятидневного упорного сражения число погибших оказалось небольшим даже с учетом того, что русские войска оборонялись на заранее подготовленных полевых позициях.
      Такое традиционно непропорциональное для войн соотношение убитых и раненых свидетельствует о следующем. Войсковые начальники знали, что генерал от инфантерии А.Н. Куропаткин, как полновластный командующий армией, оценивает боевую деятельность полков и дивизий исключительно по боевым потерям. Чтобы иметь у высокого начальства авторитет, с признанием которого связаны награды и повышение в чинах, военачальники царской службы, как правило, увеличивали количество раненых. В их число включались многие сотни людей, получавших царапины, мелкие ушибы от взрывов вражеских снарядов, но не покидавших ни на минуту строй и поле боя и не обращавшихся за медицинской помощью. За счет таких "раненых и контуженых" официальные потери русских войск под Ляояном можно считать завышенными на несколько тысяч человек. Впоследствии то же самое было проделано после сражений под Шахэ и Мукденом.
      Ляоянское сражение во многом отличалось ото всех предыдущих боевых столкновений сторон. Русские батальоны и роты, их командиры стали воевать искуснее. Заметно улучшилось управление ходом боя в полках, хотя броски в атаку в густых цепях, правда, все еще продолжались, что приводило к неоправданным потерям в солдатах и младших офицерах. Однако взаимодействие родов войск - пехоты, артиллерии и кавалерии оставляло желать много лучшего. В армии и корпусах в ходе Ляоянской операции проходило дробление соединений - дивизий и полков, что негативно сказывалось на управлении войсками и обеспечением их всем необходимым для ведения боя.
      Войсковая разведка оказалась слабой из-за отсутствия специальных разведывательных подразделений. Разведку вели, как правило, случайные офицеры и унтер-офицеры, люди лично храбрые и инициативные, но не знавшие азов ведения военной разведки. В итоге достоверность полученной разведывательной информации часто оказывалась не на высоте и не отличалась достаточной полнотой сведений о противнике.
      Вместо того чтобы принять необходимые организационные меры для создания армейских органов военной разведки (пусть с большим опозданием, поскольку война уже шла), командующий Маньчжурской армией генерал от инфантерии А.Н. Куропаткин стал принимать иные меры. Изучив положение дел с разведкой, он решил, что следует усилить захват "языков". В приказе командующего за каждого пленного японского солдата было обещано платить взявшему в плен 100, а за неприятельского офицера 300 рублей. Этот приказ был объявлен в войсках.
      Но количество пленных японцев с начала войны оставалось ничтожным, и в своем большинстве они давали неверные сведения часто по причине своей низкой осведомленности. К тому же даже в армейском и корпусных штабах не оказалось квалифицированных переводчиков. До конца русско-японской войны Маньчжурская армия фактически оставалась без войсковой разведки как таковой.
      Самые ценные сведения о противнике добывались путем сбора документальных данных. К ним относились допросы пленных, предметы снаряжения и обмундирования с номерами, нагрудными знаками, записные солдатские книжки, дневники с кратким изложением действий войсковой части, карты, найденные в сумках убитых японских офицеров с нанесенными расположениями войск, конверты от писем с обозначением точного адреса военнослужащего (армия, дивизия, полк, рота). Однако работа с такими документальными источниками затруднялась из-за почти полного отсутствия людей, знавших не разговорный, а письменный японский язык. Надежды на китайцев-переводчиков не оправдались.
      Неприятельское командование, не сумев разгромить русские войска в Ляоянском сражении, выиграло у бездарного полководца Куропаткина территорию в виде города Ляояна, прилегающую местность и отрезок железной дороги, и тем самым осажденный Порт-Артур еще больше удалился от театра военных действий на полях Маньчжурии. Окружение и уничтожение Маньчжурской армии, на что рассчитывали маршал Ивао Оямо и его штаб, оказалось японцам просто не под силу.
      Русская армия избежала запланированного разгрома, сама нанесла большие потери противнику, но потерпела большое поражение в моральном отношении. Отступать непобежденному солдату и его командиру было тяжело во все времена. В ходе русско-японской войны подобное явление "сопутствовало" российскому воинству начиная с приграничного сражения на реке Ялу и боя за Цзиньчжоу. Трудно найти воспоминания участников тех военных событий, которые бы с горечью и болью не писали об этом.
      Главная причина очередной неудачи русской Маньчжурской армии, на сей раз в Ляоянской операции, - военно-профессиональная отсталость большинства генералитета и старших офицеров Российской императорской армии, волей судьбы оказавшийся на Дальнем Востоке. Такие люди, как вице-адмирал С.О. Макаров и генерал-майор Р.И. Кондратено, были в Маньчжурии не правилом, а исключением. Именитые и потомственные, но бездарные и слабо подготовленные старшие военачальники продолжали нарушать элементарные требования тактики боя.
      Так, неправильная организация сторожевой службы в действующих войсках всегда приводила к полному незнанию русским командованием обстановки и постоянному утомлению армейских сил. Сторожевая служба не являлась той надежной завесой, которая позволяла бы свободно маневрировать силами. При равенстве сил или даже своем превосходстве над японцами русская армия в итоге проигрывала им и в наступлении, и в обороне.
      Большинство русских офицеров и подавляющее большинство рядовых русских солдат дрались и умирали там, где им приказывали, мужественно сражаясь и тем самым отстаивая честь и боевые традиции армии России. Но вся беда заключалась в том, что их жертвенность оказывалась в итоге напрасной. Под Ляояном солдаты и офицеры Маньчжурской армии желали драться. Участник Ляоянского сражения полковник В.А. Апушкин писал:
      "...Боевое воодушевление было недостаточно только там, где были начальники, равнодушные к славе и пользе Отечества, - "панические генералы", презиравшие свои войска и презираемые ими, грубые, надменные, невежественные, заботливые о себе и незаботливые о войсках".
      По мнению большинства отечественных и зарубежных военных историков русско-японской войны 1904-1905 годов, генерал от инфантерии А.Н. Куропаткин, наделенный должностью полководца России, из района Ляояна мог и должен был сильно ударить по внутренним операционным линиям японцев. Тем самым он мог разбить маршала Ивао Ояму до подхода его войск к реке Тайцзыхэ по частям, по отдельным армиям, особенно 1-ю генерала Тамесади Куроки, оказавшуюся на противоположном берегу реки в незавидном положении. Но ни организаторов, ни исполнителей, способных на творческий, сознательный риск, в куропаткинской Маньчжурской армии не нашлось. Хотя лично храбрых военачальников, бесспорно, было немало.
      Именно генералитет и сам командующий Маньчжурской армией не смогли использовать в Ляоянской операции стойкость своих солдат, желание их сражаться, использовать собственное превосходство в силах и средствах ведения боя. Не случайно в своем докладе В.Е. Флуг, генерал-квартирмейстер штаба царского наместника на Дальнем Востоке адмирала Е.И. Алексеева, отмечал:
      "...Неудачи Маньчжурской армии, приведшие к отступлению ее от Гайчжоу до Мукдена... коренились исключительно в том действии, которое производили на воображение начальства армии смелые маневры неприятеля, вызывавшие с нашей стороны только пассивное уклонение от ударов вместо того, чтобы отвечать на маневр контр-маневром, на удар ударом. К сожалению, такое настроение высшего командования Маньчжурской армией отразилось на некоторых старших войсковых начальниках, что, в свою очередь, еще более ослабляло решимость высшего командования доводить дело до боевой разведки. Это особенно рельефно выразилось в действиях на правом берегу
      р. Тайцзыхэ".
      Здесь особенно ожесточенные бои велись за гору Манчжуяму, на которую русская пехота провела несколько сильных атак, несколько раз врываясь на ее вершину. Русские смельчаки вползали на гору и забрасывали японские окопы ручными гранатами и в темноте - "светящимися снарядами". После этого следовал очередной приступ вершины и удар в штыки. Японское командование раз за разом посылало на Манчжуяму свежие подкрепления, стараясь удержать гору во что бы то ни стало, поскольку их главные силы еще только переправлялись через Тайцзыхэ.
      Один из японских офицеров сказал английскому генералу
      Я. Гамильтону, свидетелю того продолжительного боя: "Прошедшая ночь была для 2-й дивизии ужасной. Если бы русские оказались в состоянии удержаться на Манчжуяме, весь отряд генерала Ниши из 2-й дивизии должен был бы погибнуть. Хотелось бы увидеть теперь же два новых моста и гвардию, возможно скорее переведенной на ту сторону".
      Командующий Маньчжурской армией упорно держался плана отступать и усиливаться до тех пор, пока не будет создано такое численное превосходство над противником, которое позволит задавить его на войне живой силой. Отступая, Куропаткин переходил к обороне, но не с целью измотать врага и затем контратаковать его. Свои силы русский командующий тратил по частям, затыкал дыры, удлинял без нужды фланги, хотя японцы имели крайне малочисленную кавалерию и не рисковали отправлять ее в рейды на флангах противника.
      В первые полгода войны генерал от инфантерии Куропаткин имел определенное превосходство в числе пехотных батальонов, которые в первую очередь определяли силу любой армии той эпохи. Однако с легкой руки командующего Маньчжурской армией на решающих направлениях русские уступали японцам прежде всего именно в числе батальонов пехоты, которые можно было по приказу послать в бой. Сильные же резервы в своем большинстве оставались невостребованными для боя на передовой позиции.
      Как полководец командующий Маньчжурской армией постепенно терял авторитет, войска с каждым новым боем убеждались только в его бездарности и пассивности. Но и сами войска, находясь в постоянном отступлении от героически сражавшегося гарнизона Порт-Артура, причин такого отхода на север не понимали. Более того, они, готовые сражаться в любых условиях, не находили оправдания своему постоянному отступлению перед японцами и поэтому теряли веру в благоприятный исход войны для России.
      Трудно сказать, понимал ли сам А.Н. Куропаткин свою роль командующего в сражении под Ляояном. Его пространные "Дневники" ответа на этот вопрос не дают. Но императора Николая II ему удалось ввести в заблуждение и очередное поражение Маньчжурской армии превратить чуть ли не в успех на войне. Помог Куропаткину в этом сменивший его на посту российского военного министра генерал от кавалерии В.В. Сахаров, получавший информацию о ходе Ляоянского сражения от своего брата - начальника штаба Маньчжурской армии в звании генерал-лейтенанта. В отчете о ходе военных действий на Дальнем Востоке военный министр так, на удивление многим, характеризовал генерала от инфантерии А.Н. Куропаткина:
      "Деятельностью командующего армией и энергией выполнения войсками его распоряжений армия, хотя и с большими затруднениями, искусно вышла из опасного положения, в котором находилась угрожаемая противником как с фронта, так и левого фланга, двигаясь при том очень узким фронтом."
      Сам командующий Маньчжурской армией свое понимание сути Ляоянского сражения и отношение к его значимости в ходе войны в Маньчжурии выразил в письме к царскому наместнику адмиралу Е.И. Алексееву. Среди прочего бывший военный министр царского правительства писал:
      "Если бы дело касалось только военного нашего положения, то никаких серьезных затруднений я не признавал бы существующими, ибо при встрече с превосходными силами отходил бы назад, все усиливаясь, в то время как противник ослаблялся бы. Затруднения истекают из соображений политических, по которым надо удерживаться в Южной Маньчжурии, особенно в Мукдене. Конечно, как эти политические соображения ни важны, но ими придется пожертвовать, если по причинам военным надо будет это сделать".
      Ляоянские события немедленно отразились на усилении внутриполитической борьбы в России, поскольку очередное поражение царской армии стало козырной картой в антиправительственных выступлениях оппозиции всех оттенков. Стали нарастать революционные и острые оппозиционные настроения в среде служилой интеллигенции и в кругах либеральной буржуазии. Осенью 1904 года министр внутренних дел Святополк-Мирский разрешил собрания для земских деятелей. Были смягчены политические требования цензуры, возвращены из ссылки некоторые либеральные деятели. В Российской империи наступило оживление политической жизни. Так поражение русской Маньчжурской армии под Ляояном "аукнулось" в России.
      Генерал-майор российского Генерального штаба Е.И. Мартынов в своей работе "Из печального опыта русско-японской войны" так описывает отношение различных слоев населения страны и политической оппозиции царизму к войне в Маньчжурии:
      "...Темная народная масса интересовалась непонятной войной лишь постольку, поскольку она влияла на ее семейные и хозяйственные интересы. Сами известия с далекого театра войны проникали в широкие народные круги лишь в виде неясных слухов.
      Большинство образованного общества относилось к войне совершенно индиферентно; оно спокойно занималось своими обычными делами; в тяжелые дни Ляояна, Шахэ, Мукдена и Цусимы театры, рестораны и разные увеселительные заведения были так же полны, как всегда.
      Что касается так называемой "передовой интеллигенции", то она смотрела на войну как на время, удобное для достижения своей цели. Эта цель состояла в том, чтобы сломить существующий режим и взамен ему создать свободное государство. Так как достигнуть этого при победоносной войне было, очевидно, труднее, чем во время войны неудачной, то наши радикалы не только желали поражений, но и старались их вызвать. С этой целью велась пропаганда между запасными, войска засыпались прокламациями, устраивались стачки на военных заводах и железных дорогах, организовывались всевозможные бунты и аграрные беспорядки. Поражениям армии открыто радовались".
      Весь мир удивлялся такому уродливому явлению. С точки зрения политически развитых наций, всякий разговор о перемене режима должен был смолкнуть перед внешним врагом; уважающий себя народ завоевывает себе свободу сам, а не при помощи иноземцев. Однако поведение русской интеллигенции находит себе некоторое оправдание в истории России. В продолжение нескольких веков наше общество было устранено от всякого участия в правительственных делах и вследствие этого поневоле утратило ясное сознание государственности.
      В то время как в течение всей войны японская литература в поэзии, прозе и песне старалась поднять дух своей армии, модные русские писатели также подарили нам два произведения, относительно которых критика нашла, что они появились как раз свое-временно, это были "Красный смех" Андреева, стремящийся внушить нашему и без того малодушному обществу еще больший ужас к войне, и "Поединок" Куприна, представляющий злобный пасквиль на офицерское сословие. Кроме того, во время войны вся радикальная пресса была полна нападками на армию и офицеров. Дело дошло до того, что в газете "Наша Жизнь" некий г. Новиков высказал, что студенты, провожавшие уходившие на войну полки, этим поступком замарали свой мундир.
      В той же газете мы прочли, что в Самаре какой-то священник отказался приобщить привезенного из Маньчжурии умирающего от ран солдата по той причине, что на войне он убивал людей. Какой ужас должен был пережить этот несчастный верующий солдат, отдавший свою жизнь родине и вместо благодарности в минуту смерти выслушавший от духовного пастыря лишь слова осуждения! Какое впечатление должен был этот факт произвести на его товарищей!
      Само собой понятно, в какой мере такое отношение общества влияло на армию.
      Для примера я приведу выдержку из письма одного фейерверкера, командированного от артиллерии 3-го Сибирского корпуса в Москву. Вот что писал из бывшего "сердца России" этот развитой и честный солдат:
      "Я жалею, что поехал сюда, я теперь так же злостно настроен ко всему окружающему, да оно и понятно: я хотя не выстрадал физически, но уже второй год страдаю материально, терпит и моя семья, и я вправе рассчитывать на сочувствие и уважение, но, к нашему горю, В.Ф., этого мы здесь не найдем... Бедные те наши братья-товарищи, которые свою жизнь положили за честь родины - их она не помянет, даже не признает, только где-либо в глуши деревенской, да в закоулке города молится и плачет мать, потерявшая сына, жена и дети хозяина, отца и кормильца, а родина кричит: к черту войну, война глупая, дурацкая, никуда не годная. Это, значит, глупцы и дураки и те, крестики которых одиноко рассеяны по сопкам и долинам Маньчжурии! В унисон им хочется кричать: к черту такая родина, к черту вы с вашей гадостью, безволием, тленью и вонью; хочется бежать подальше от такой родины..."
      Вот еще отрывок из статьи одного боевого офицера, помещенной в "Русском Инвалиде":
      "Шестнадцать месяцев тревог, волнений, страшных лишений, бесконечно ужасных, потрясающих картин войны, способных свести человека с ума; щемящее чувство боли от незаслуженных обид, оскорблений, потоков грязи, вылитых частью прессы на нашу армию, безропотно погибающую на полях Маньчжурии; оскорбление раненых офицеров на улицах Петербурга толпою; презрительное снисхождение нашей интеллигенции к жалким, потерпевшим по своей же глупости вернувшимся с войны - все это промелькнуло передо мной, оставив глубокий след какой-то горечи... Вы радовались нашим поражениям, рассчитывая, что они ведут вас к освободительным реформам. Вы систематически развращали прокламациями наших солдат, подрывая в них дисциплину и уважение к офицерам..."
      Генерал-майор Е.И. Мартынов в своей работе не сгущал особо краски отношения российского общества к войне на далеком Дальнем Востоке. Время требовало перемен в государственной жизни, но на их пути стояла династия самодержцев Романовых, которые во все времена опирались прежде всего на армию.
      ...Неудачный ход войны все больше тревожил правящие круги России. 24 августа на совещании у императора Николая II принимается окончательное решение о посылке из Балтийского моря в помощь блокированной порт-артурской (1-й) Тихоокеанской эскадре 2-й Тихоокеанской эскадры. Решение, с учетом расстояния перехода корабельной армады и времени на него, оказалось запоздалым. Выход в море эскадры намечался в первой половине октября.
      Об этом решении в северной столице России со скоростью передачи телеграфного сообщения стало известно в Токио. Как только завершилась Ляоянская операция, главнокомандующий императорскими сухопутными силами маршал Ивао Ояма получил высочайшее распоряжение перейти к обороне между реками Шахэ и Тайцзыхэ. От маршала Оямы требовалось в той ситуации одно оказать всяческое содействие осадной 3-й армии генерал-полковника Маресукэ Ноги в овладении крепостью Порт-Артур и уничтожении блокированной в его внутренней гавани русской броненосной эскадры.
      Опасность соединения двух русских Тихоокеанских эскадр для воюющей страны Восходящего Солнца была настолько велика, что все подготовленные резервы, саперы, тяжелая артиллерия отправлялись с Японских островов только к Порт-Артуру. Осадная армия стала получать морем боеприпасы и продовольствие без всяких в ходе войны ограничений. Положение осажденной с моря и суши Порт-Артурской крепости резко ухудшилось. Известие об очередном отступлении Маньчжурской армии все дальше на север с болью отозвалось в сердцах защитников русской крепости.
      Император Николай II и правительство потребовало от командующего Маньчжурской армией помощи осажденному Порт-Артуру. Царский наместник и главнокомандующий армией и флотом на Дальнем Востоке адмирал Е.И. Алексеев, в свою очередь, требовал недопущения отхода русской армии к самому Мукдену. Генералу от инфантерии А.Н. Куропаткину пришлось уступить этим требованиям, и он вознамерился перейти в наступление и овладеть только что оставленным правым берегом реки Тайцзыхэ.
      19 сентября командующий отдал приказ по Маньчжурской армии, в котором он выразил свое решение захватить инициативу в войне. В приказе вспоминалось славное прошлое русского оружия, говорилось, что воевать за 10 тысяч верст от Родины тяжело, что все это будет преодолено, что царь ждет от своих воинов победы:
      "Войска Маньчжурской армии, неизменно сильные духом, до сих пор не были достаточно сильны численно, чтобы разбить выставленные против них японские армии. Требовалось много времени, чтобы одолеть все препятствия и усилить действующую армию в такой мере, чтобы она с полным успехом могла выполнить возложенную на нее трудную, но почетную и славную задачу...
      Проникнитесь все сознанием важности победы для России. В особенности помните, как нужна нам она, дабы скорее выручить наших братьев в Порт-Артуре, семь месяцев геройски отстаивающих вверенную их обороне крепость..."
      После Ляоянского сражения в российском Генеральном штабе и Военном ведомстве было решено для удобства руководства войсками в войне на Дальнем Востоке сформировать 2-ю Маньчжурскую армию. Первоначально в ее состав вводились 6-й Сибирский корпус, 8-й армейский корпус, 4-я Донская казачья дивизия, отдельная пехотная дивизия и другие части. Куропаткин, готовясь к наступлению, обратился к императору Николаю II с просьбой, чтобы часть сил, предназначенных для формирования новой действующей армии, выделить временно ему для сражения на реке Шахэ. Просьба была удовлетворена.
      После проигранного Ляоянского сражения условия в целом для русской армии складывались благополучно. Войска были хорошо вооружены, имели боевой опыт, из России поступили свежие обученные резервы. Моральное состояние полевых войск, несмотря на непрерывные неудачи, оставалось все же устойчивым.
      К тому времени Маньчжурская армия состояла из шести Сибирских (стрелковых) корпусов (1, 2, 3, 4, 5 и 6-го) и трех армейских корпусов (1, 10 и 17-го). Правда, численность их была различна в силу разных причин. Если 6-й Сибирский корпус имел в своем боевом составе 30 тысяч штыков, то 2-й Сибирский - только 7 тысяч штыков. Численность Маньчжурской армии составляла 194 427 человек пехоты, 18 868 человек кавалерии, 758 орудий и 32 пулемета.
      Организационно Маньчжурская армия делилась на две оперативные группировки войск. Они получили название Восточного (левое крыло армии) под командованием генерала Штакельберга и Западного (правое крыло армии) под командованием генерала Бильдерлинга отрядов. Главной тыловой базой армии становился на КВЖД город Харбин, промежуточными - города Мукден, Телин и Чантуфу.
      Японская военная разведка и агентура в русском тылу выдала штабу маршала Ивао Оямы преувеличенные данные о силах противника. При суммировании разведывательных данных японские штабисты определили силу русской армии в 200 тысяч штыков, 26 тысяч сабель и 950 орудий.
      Русская разведка, в свою очередь, значительно преуменьшила силы неприятеля. В штабе командующего Маньчжурской армией японские войска исчислялись в 144 тысячи человек пехоты, 6360 кавалеристов и 648 орудий. В действительности три японские армии имели в своем составе 170 тысяч человек: 8 пехотных дивизий, 9 резервных и 2 кавалерийские бригады, не считая пополнений, находившихся на марше. Японские войска стали получать хорошее снабжение: железная дорога Дальний - Ляоян была "перешита" на узкую колею, благодаря чему улучшилась связь с незамерзающим портом на Квантуне.
      План предстоящего наступления русской армии был составлен в "куропаткинском духе". Планом предусматривалось охватить правый фланг противника, нанести ему решительный удар и вытеснить за реку Тайцзыхе. Железная дорога Дальний - Ляоян, питавшая японские армии, и их тылы, оказались вне зоны главного удара. Командирам предписывалось действовать с большой осторожностью. В нанесении главного удара участвовала только одна четверть русских войск. Наступление поддерживали только 350 орудий, свыше 400 орудий оставалось в резерве и обрекалось на бездействие.
      Сражение на реке Шахэ началось днем 22 сентября. Русская армия перешла в наступление на фронте Мукден, Фушун. Японский главнокомандующий маршал Ивао Ояма не ожидал наступление противника. С его началом он решил измотать русские войска огневыми боями с укрепленных полевых позиций, а затем перейти в контрнаступление.
      Не успели еще наступавшие войска войти в соприкосновение с японцами, как главнокомандующий письменно предупредил начальника Восточного отряда генерала Штакельберга, что надо действовать осторожно во избежание неудачи, что нужен успех, что следует вводить в бой силы, значительно превосходящие противника. Дальше генерал от инфантерии Куропаткин выражал уверенность, что Штакельберг сможет потеснить японцев и без боя.
      23 сентября Западный отряд вышел на берега реки Шахэ и начал там закрепляться. В последующие дни русские корпуса свое наступление развивали вяло из-за ничем не оправданной осторожности. В результате наступательные действия теряли свою внезапность для противника. Когда в тот же день Восточный отряд начал охватывать у Баньяпузы восточный фланг Гвардейской резервной бригады генерала Умесавы, то неожиданно выяснилось, что она скрытно оставила занимаемые позиции и таким образом вышла из-под удара.
      Японский главнокомандующий маршал Ивао Ояма, в отличие от Куропаткина, не стал осторожничать на войне. Почувствовав опасность от наступления русских, он стал маневрировать силами, не желая отдавать русским инициативу в начавшемся большом сражении на реке Шахэ. Ояма, учитывая слабость своих оборонительных позиций, разбросанность сил и малочисленность резервов, принял решение не обороняться, а переходить в контрнаступление.
      У убитого в бою подполковника русского Генерального штаба Пекуты японцы обнаружили среди служебных документов карты и копию боевого приказа командующего Маньчжурской армией о предстоящем сражении. Они были незамедлительно переведены с русского на японский язык. Это дало маршалу Ивао Ояме, который имел к тому времени довольно полные данные о сложившейся обстановке, убедиться окончательно, что он принял правильное решение, отдав приказ армиям переходить в контрнаступление.
      К седьмому дню наступательной операции почти все корпуса русской армии оказались вытянутыми в линию протяженностью по фронту до 45 километров. В результате они не только не могли успешно наступать дальше, так как везде оказались из-за удлинения фронта слабы, но и не могли выдержать сосредоточенного контрудара противника, нацеленного на центр позиции Маньчжурской армии. То есть первоначальная ударная группировка русских войск из-за неумелого командования ходом наступательной операции "расплылась" по фронту.
      Первым звонком о возросшей активности японцев стал бой за скалу (гору) Луатхалазу. Неприятель сумел замаскировать на крутых скалах 8 полевых орудий и с их помощью отбить атаку русских. В этом бою русская артиллерия провела откровенно слабую огневую подготовку атаки на Луатхалазу из-за боязни поразить собственную пехоту, которая под вражеским огнем залегла у подножия скалы.
      Начало активных действий неприятеля армейский штаб генерала от инфантерии А.Н. Куропаткина из поступавших с передовой донесений уловил быстро и забил тревогу. Командующий Маньчжурской армией с "легкой душой" отдает приказ успешно продвигавшимся почти повсеместно вперед войскам отказаться от "идеи наступления" и перейти к обороне.
      Предполагая, что 2-я японская армия генерала Ясукаты Оку предпримет обход правого фланга Западного отряда, Куропаткин приказал генералу Бильдерлингу отвести свои авангарды к главным силам, но тот под разными предлогами уклонился от выполнения приказа командующего. В результате контратакующие японцы атаковали авангардные силы русских превосходящим числом в сопровождении сильного артиллерийского огня. Роты и батальоны русской пехоты встречали врага огнем и штыком, но при этом гибли от огня неприятельской артиллерии.
      Особенно жаркий бой произошел за деревню Эндолиулу на берегу реки Шахэ. Укрепившихся здесь японцев штурмовали 139-й пехотный Моршанский полк и два батальона 140-го Зарайского полка. Они атаковали деревню с трех сторон, не открывая при этом ружейную стрельбу. Оборонявшийся в Эндолиулу японский пехотный полк был частью перебит, частью бежал из деревни.
      Особенно кровопролитным оказался бой за Двурогую сопку. Здесь оборонялись всего шесть батальонов Новочеркасского, Царицынского и самарского пехотных полков с 16 полевыми орудиями. Здесь японцы предприняли большую ночную контратаку силами двух пехотных бригад, резервного полка и 4-х батальонов 4-й армии генерала Митицуры Нодзу. По световому сигналу с соседней высоты японская пехота попыталась бесшумно приблизиться к Двурогой сопке, но боевое охранение русских вовремя обнаружило подкрадывающегося врага.
      Ружейная пальба длилась недолго. После ожесточенного рукопашного боя японцам удалось сбить русские батальоны с сопки, но при этом они потеряли 60 офицеров и 1250 солдат. Ночной бой настолько подорвал моральный дух солдат японской 10-й пехотной дивизии, что командующий 4-й армией счел за лучшее вывести ее из боя. Ей на смену пришли свежие резервные части.
      Русский военный ученый-стратег с мировым именем А.А. Свечин, бывший во время войны капитаном Генерального штаба, в одной из своих книг "Предрассудки и боевая действительность" немало страниц посвятил Шахэйскому сражению. Он сообщает о фактах отсутствия взаимной поддержки между соседями, что сводило на нет частную инициативу командного состава:
      "Тяжелую драму такого проявления инициативы представляют действия 9-й роты 24-го Восточно-Сибирского стрелкового полка, во время нашего сентябрьского наступления (Шахэйский бой).
      На 24-й полк возложена была задача - поддерживать связь между 1-м и 3-м Сибирскими корпусами, дебушировавшими из разных долин и начинавшими развертываться против японской позиции.
      Командир полка, полковник Лечицкий, заметив значительный интервал между полком и 3-м Сибирским корпусом, выслал разновременно для установления более тесной связи 9-ю роту и охотничью команду (полковую разведывательную команду. - А.Ш.).
      Эти части, желая выбрать себе получше места для наблюдения и обороны, направились каждая сама по себе к "проклятой" сопке - громадной, скалистой горе, бывшей тактическим ключом японской обороны (гора Сишань).
      Постреливая, продвигаясь из одной лощины в другую, эти части вошли в мертвое пространство к подножию скалы, занятой японцами, и по соглашению командира роты и начальника охотничьей команды, решились ею овладеть; на руках по одному всползли в тыл японцам, занимавшим сопку, и к 10 часам вечера 26 сентября, после упорного штыкового боя на вершине сопки сделались хозяевами ее. Совершенно случайно, с небольшими потерями, неведомо для начальства мы владели целую ночь тактическим ключом японской обороны.
      Начальство, ночь с 26 на 27 сентября, тоже не спало - переговаривался по телефону командир 3-го корпуса с начальником Восточной группы корпусов, бароном Штакельбергом. Целью дальнейших действий 3-му корпусу ставилось овладение той самой сопкой, которую захватили уже лихие части 24-го полка.
      Офицеры, захватившие сопку, решили дать знать о своем успехе в свой полк и в ближайшую часть войск. В темноте, в неизвестной, страшно дикой местности дозоры блуждают. Дозор, посланный в полк, пропал без вести разбился в какой-нибудь пропасти или наткнулся на японцев. Один дозор нашел ночью одну нашу роту, но сонный ротный командир ответил, что ему приказано расположиться здесь, и без приказания батальонного командира он никуда не пойдет. Послали третий дозор к батальонному командиру.
      А японцы тем временем производят на горсть наших смельчаков контратаки, чтобы вернуть себе ключ своей позиции. Всю ночь атаки отбиваются. К утру истощаются патроны и энергия наших начинает сдавать; сознание громадного значения захваченного пункта начинает становиться смутным; поддержки - ниоткуда, общее равнодушие; инициатива сдает, сказываются утомление и отсутствие "предписания" защищать сопку до последней капли крови. Союз между ротой и охотничьей командой расторгается; охотники находят, что их разведочное, охотничье дело окончено на этом пункте, и охотничья команда уходит. Рота немного задерживается, но, не встречая нигде сочувствия, дух бодрости угашается и рота отходит.
      Тем временем для овладения этой сопкой двигаются 8 батальонов генерал-майора Данилова; бежит на поддержку батальон подполковника Гарницкого (22-го полка), которому только что сообщено о нашем успехе ночью. Навстречу попадаются отступающие стрелки 24-го полка, сопка уже занята японцами - с сопки сыпятся пули.
      На следующий день мы теряем даром без успеха свыше 3000 человек, энергия левого ударного крыла, действия которого по плану Куропаткина должны были решить успех наступления, была растрачена на воздух..."
      В дальнейшем сражение на реке Шахэ проходило с переменным успехом. Японцы во многих местах контратаковали, русские отбивались от них залповым ружейным огнем, огневыми налетами своих батарей и ударами в штыки. Командование корпусов вновь демонстрировало грубейшие тактические ошибки: оборона строилась однолинейно, пехота атаковала густыми цепями, отсутствовала должная связь. Бездеятельность проявляла стоявшая на флангах в ожидании приказа конница.
      3 октября на левом берегу реки Шахэ произошел сильный бой за Новгородскую и Путиловскую сопки, которые занял сводный японский отряд из 5 батальонов пехоты при 30 орудиях под командованием генерала Ямады. Сопки занимали выгоднейшее положение, поскольку артиллерийский огонь с их вершин "перекрывал" всю долину реки Шахэ в обе ее стороны. Командующий Маньчжурской армией приказал вернуть эти утраченные позиции.
      Для штурма японских позиций на сопках были выделены пехотная бригада из состава 2-го Сибирского корпуса под командованием генерал-майора П.Н. Путилова (одна из сопок была названа его именем) и три полка - для усиления атаки. Артиллерийская подготовка продолжалась полтора часа, после чего русская пехота пошла в атаку. В ночь Путиловская и Новгородская сопки были отбиты, а отборный пехотный отряд генерала Ямады почти полностью уничтожен. Русскими трофеями стали 9 полевых и 5 горных орудий, один пулемет. Русские потери в бою составили около трех тысяч человек убитыми и ранеными. Японцам пришлось очистить соседние селения Шаланцза и Сахэпу, где они успели закрепиться. Очевидец поля боя на Путиловской сопке так описывал его:
      "Ужасная картина представилась нашим глазам: вся сопка и идущая от нее равнина, насколько хватал глаз, были завалены трупами, из груд которых неслись стоны раненых.
      Первым бросился мне в глаза красивый с благородными чертами лица мальчик-вольноопределяющийся с зияющей огромной раной на голове и штыковой раной в груди. Около него лежал японец, у которого вместо лица была одна сплошная рана от ударов прикладами. Последний был еще жив и, когда его приподняли, стал знаками просить оставить его в покое.
      Груды перемешавшихся наших и японских трупов были особенно велики в окопах и около них..."
      Частный успех русских войск в бою за господствовавшие над долиной реки Шахэ Путиловскую и Новгородскую сопки не изменил общую картину сражения. Командующий Маньчжурской армией приказал занять оборонительную линию на реке Шахэ, в силу чего русским корпусам пришлось податься назад. Потеряв в многодневных боях убитыми и ранеными 988 офицеров, 39 234 солдата и 43 орудия, русская армия оказалась на позициях, которые были несравненно хуже занимаемых войсками до сражения.
      В зоне боев находилась ветка КВЖД. За время сражения на Шахэ по железной дороге было вывезено в глубокий тыл раненых и больных 1026 офицероа и 32 306 солдат. Функционирование железной дороги и обслуживание ее русским персоналом во время русско-японской войны требовало огромного личного мужества железнодорожников. Один из свидетелей тех событий писал:
      "Машинист, ведущий поезд под выстрелами неприятеля, надсмотрщик телеграфа, карабкающийся на телеграфный столб, когда рядом падают шимозы и почти из рук у него рвут телеграфные провода, путевой десятник, скрепляющий рельсы среди падающих снарядов, или телеграфист, остающийся один на разъезде, чтобы пропустить последний поезд, и уносящий ночью, среди неприятельских разъездов, аппарат, чтобы не оставить его неприятелю должны быть признаны такими же героями, как солдаты на передовых позициях".
      Японская армия за 14 дней беспрерывных боев тоже понесла значительные потери. По японским источникам, они составили почти 20 тысяч человек, в том числе убитыми 3951 человек. С окончанием сражения на реке Шахэ маршал Ивао Ояма на время отказался от активных действий, ожидая подкреплений с Японских островов.
      В сражении на реке Шахэ русская Маньчжурская армия продолжала страдать старыми недугами. Командующий А.Н. Куропаткин, его ближайшие помощники и штабы вновь оказались не в состоянии организовать решительное наступление и вырвать у врага инициативу. Людские же и материальные ресурсы армии позволяли это сделать. Действуя самостоятельно, командующие Восточным и Западным отрядами и корпусные командиры, не приученные к такой самостоятельности и обычно опекаемые в мелочах сверху, не проявили собственной инициативы в ходе сражения. Старшие военачальники не только не смогли организовать взаимодействия между собой, но и между подчиненными ими дивизиями и полками.
      Несмотря на опыт предыдущих боев, построения боевого порядка русской пехоты во встречных боях на реке Шахэ продолжали оставаться слишком плотными и не могли устоять против быстро рассыпавшихся в цепи японских пехотинцев. Русские батальоны выстраивались в сомкнутые колонны поротно, вследствие чего в стрельбе могла принимать участие только незначительная часть бойцов. Такое построение пехоты, остававшееся еще с времен Крымской войны, давало при огне магазинных скорострельных винтовок огромные потери атакующим, обрекая наступление на неуспех.
      Военачальники пехоты Маньчжурской армии оправдывали такое построение батальонов при атаке стремлением завершить бой сильным штыковым ударом. Однако такое могло бы быть оправданием только в том случае, если противник не имел возможности вести сильную стрельбу по нападавшим. По этому поводу очевидец сражения на реке Шахэ англичанин сэр Ян Гамильтон пишет:
      "Местность была открытая, видны были громадные массы русских кавалерии, пехоты и артиллерии - в таком строю, какого я за последние годы не видел нигде, кроме парадов...
      Мне иногда представляется, что ребяческая бессмыслица относительно пули-дуры столь же ответственна за перенесенные Россией неудачи, как ее скверная дипломатия и неразумная стратегия, вместе взятые".
      Как и раньше, не велась войсковая разведка. Попытка использовать местных жителей для сбора разведывательной информации о японцах привела только к тому, что китайцы стали играть роль "двойных" агентов, стараясь больше заработать на войне между пришедшими на их землю иностранцами. На этом фоне выделяются действия конного отряда генерал-майора П.И. Мищенко, который сумел собрать немало ценных разведывательных сведений путем опроса жителей китайских деревень и наблюдений казачьими дозорами за передвижением неприятельских пехотных колонн и батарей.
      Бездействовала конница, поскольку ею никто не руководил и не ставил ей боевых задач. Она так и осталась на протяжении всего сражения прикрывать армейские фланги, на которые никто не покушался. Случай, когда сотня забайкальских казаков 1-го Верхнеудинского полка выбила японскую пехоту из окопов и за-хватила четырех пленных, генерал от инфантерии А.Н. Куропаткин как "выдающееся" событие включил в доклад об итогах битвы на реке Шахэ императору Николаю II.
      Новая неудача, на сей раз на реке Шахэ, лишний раз подтвердила, что Куропаткин, в своей офицерской молодости храбрый и распорядительный командир, был лишен самых необходимых для полководца личностных качеств: воли, твердости и решительности. В сражении на реке Шахэ возможности вырвать у неприятеля инициативу существовали вполне реальные. Японский главнокомандующий не располагал такими силами, чтобы противостоять организованному и энергичному наступлению русских.
      Действительно, стоило русским корпусам начать наступательное движение, как маршал Ивао Ояма сразу же оказался в довольно критическом положении. Ему не хватало пехоты для прикрытия всего фронта обороны, он не мог рассчитывать на успех в ходе большого сражения на плохо укрепленных полевых позициях. Более того, у японского главнокомандующего Оямы не было сильных резервов и он в силу такого немаловажного обстоятельства мог быть разгромлен без большого перенапряжения сил атакующей стороны.
      Очевидец сражения на реке Шахэ британский наблюдатель генерал Я. Гамильтон в своих мемуарах описывает критическое положение японцев 13 октября во время их наступления и штурма ими господствовавшей над местностью сопки "Высокой". Схватка за нее отличалась особой ожесточенностью и потерями с обеих сторон:
      "15 ч. 45 м.
      Из 4-й армии прибыл адъютант с известием, что 10-я дивизия, о которой думали, что она преследует совершенно разбитых русских, получила жестокий отпор. Штаб потрясен этим известием и не знает, чему верить. В то же время и от Мацунаги из Чосенреи получено донесение, что все его атаки отбиты и что неприятель окружает его. Гвардия тоже вносит свою долю дурных вестей, так как ее знаменитое обходное движение не только совершенно остановлено, но правая ее колонна разбита; в 14 ч. ей отдано приказание отступить.
      Среди всего этого Куроки только сжимает губы и говорит, что тем необходимее взять Высокую сопку впереди нашего фронта. Штабной офицер замечает: "Вся 1-я армия находится в затруднительном положении, но Окасаки сейчас все приведет в порядок". Несмотря на это, Ояме послана просьба о помощи, и он, как истый благородный самурай, отдал весь резерв Маньчжурской армии в наше распоряжение; в настоящее время он идет сюда, торопясь, насколько возможно.
      16 ч. 45 м.
      Наступает решительная минута. В мой сигнальный бинокль я вижу, как японцы, находящиеся в маленькой впадине около самой вершины, начинают шевелиться и приготовляться. На узкое пространство, отделяющее их от русских, орудия обеих армий сыплют снаряды сотнями. Снаряды падают на землю, сопровождаемые громовыми раскатами... Русские шрапнели часто и густо пролетают прямо над южной окраиной гребня. Трубки и прицел взяты в совершенстве; прежде чем разорваться, они пересекают дождь японских снарядов, которые падают в 10 м от них над северным краем того же гребня. Вероятно, ни одна пуля не пропадает даром, когда обе мишени находятся всего в 50 м одна от другой.
      Час настал. Горсть японцев выскочила из своего прикрытия и бросилась на землю в 10 шагах от русских. Невыносимый перерыв. Я стою здесь в безопасности и вижу, как японцы и русские вскакивают и стреляют в упор друг другу в лицо, затем пригибаются к земле, чтобы зарядить ружья, затем снова приподнимаются, чтобы стрелять. Это уж слишком!
      Я видел все это столь же ясно, как будто сам находился среди сражающихся, и вид этих маленьких борющихся фигур, вырисовывающихся на фоне неба, никогда не изгладится из моей памяти. Теперь русские поднялись целым рядом и, выставив вперед острые штыки, ринулись вниз, как горные быки. Во главе их находится храбрый офицер в белом кителе; шашка его сверкает, когда он машет ею над головой. Японцы подались назад и вниз. Штаб армии должен был отвернуться, чтобы не видеть продолжительной агонии этой борьбы на штыках и шашках; я же не мог оторваться, так как остолбенел от изумления. Враги разошлись и стояли друг против друга на расстоянии 10 м. Это продолжалось всего с минуту, но она показалась вечностью.
      Затем они снова сошлись и, казалось, боролись врукопашную; опять разошлись и принялись бросать камни, колоть штыками и бить прикладами. Они не стреляли, а если и стреляли, то очень мало. Было всего около 70 японцев и 60 или 50 русских. Схватка продолжалась целых пять минут, и японцы казались побитыми; некоторые отступили; все было потеряно... Но нет, беглецы снова вернулись! Русские отступили в свои окопы, японцы следовали за ними по пятам - и позиция была взята. Справа и слева непрерывно подымались по склону подкрепления, и в 17 ч. 30 м. весь гребень был покрыт японцами, обстреливавшими из винтовок отступающих русских и Круглоголовую сопку, которая теперь снова была атакована 10-й дивизией 4-й армии. В штабе 1-й армии все точно выросли с тех пор, как с плеч их спала большая тяжесть.
      Война приносит много сюрпризов, однако все-таки я никак не ожидал увидеть, чтобы в современном сражении, среди бела дня, вооруженными по новейшему образцу войсками велась такая продолжительная борьба холодным оружием..."
      Бой за высокую сопку, действительно, носил самый ожесточенный характер. Весь день русская пехота удерживала на высоте свои позиции. Отход по приказу начался около 18 часов вечера и, без сомнения, только это обстоятельство позволило пехотинцам 10-й дивизии генерала Окасаки занять Высокую сопку.
      В тот день более энергично отбивал все атаки императорской гвардейской дивизии фланговый отряд генерала Мищенко. На помощь японской гвардии сперва прибыл пехотный полк из армейского резерва Тамесади Куроки, затем подошли снятые с восточного участка шесть пехотных батальонов и три полевые артиллерийские батареи. Однако под угрозой охвата гвардейская дивизия была вынуждена прекратить все атаки и быстро отступить на исходные позиции. С наступлением темноты отряд Мищенко, получив на то приказ, оставил так успешно защищаемые позиции и спокойно отошел на север...
      В отличие от своего соперника маршала Ивао Оямы, полководец А.Н. Куропаткин имел в самое горячее время сражения на реке Шахэ до ста пехотных батальонов в резерве и вполне боеспособные корпуса, еще не участвовавшие в бою, конницу и многочисленную резервную артиллерию. И имея все это под рукой, не вводя в дело даже части резервных сил, Куропаткин отказался продолжать борьбу на берегах Шахэ. Вновь в действиях командующего Маньчжурской армией взяла верх "стратегия" отступления.
      Одно из крупнейших сражений русско-японской войны военными исследователями признано как новое слово в военном искусстве. Многодневное сражение велось на фронте протяжением около 60 километров и столько же в глубину. В нем участвовали крупные армии общей численностью примерно 350 тысяч человек. Армии насчитывали свыше полутора тысяч орудий. В сражении на реке Шахэ нашли применение все формы боя того времени: наступление, оборона на укрепленных позициях, контрнаступление, встречный бой и переход к позиционной обороне.
      При императорском дворе и в правительственных кругах Санкт-Петербурга к очередной неудаче генерала от инфантерии А.Н. Куропаткина отнеслись внешне спокойно. Притензий к нему не предъявило даже российское Военное ведомство. Более того, он получил даже повышение в должности. В октябре 1904 года царский наместник на Дальнем Востоке адмирал Е.И. Алексеев был отозван в столицу, то есть как главнокомандующий армией и флотом в русско-японской войне он получил полную, хотя и запоздалую, отставку. Освободившуюся должность главнокомандующего высочайшим императорским указом занял Алексей Николаевич Куропаткин, едва ли не самый неудачливый полководец в истории царской России.
      Император Николай II Романов своим назначением на должность главнокомандующего вооруженными силами России в войне с Японией генерала от инфантерии А.Н. Куропаткина окончательно предрешил ее проигрыш. Таково почти единодушное мнение военных историков. В послании к Куропаткину российский монарх писал:
      "Ваша боевая опытность, упроченная военными действиями в Маньчжурии, дает мне уверенность, что во главе моих доблестных армий Вы сломите упорство вражеских сил".
      Операция на реке Шахэ основательно подточила способность соперников проводить широкомасштабные боевые действия. До середины января 1905 года войска сторон закреплялись на занимаемых рубежах: рыли многокилометровые линии окопов, огораживали их проволочными заграждениями, "вгрызались" в землю и занимались без большой к тому охоты позиционной войной.
      Новый главнокомандующий на Дальнем Востоке упорядочил управление русскими войсками в Маньчжурии. Восточный и Западный отряды Маньчжурской армии упразднялись. Вместо них было создано три армии: 1-я под командованием генерала
      Н.П. Линевича, 2-я под командованием генерала О.К. Гриппенберга и 3-я под командованием генерала А.В. Каульбарса. Никто из командующих армиями, за исключением опытного Линевича, дальневосточного театра военных действий не знал.
      Своевременным было решение позаботиться о правом крыле расположения русской армии в Маньчжурии, о безопасности со стороны близкой Монголии. Штабом Заамурского округа отдельного корпуса пограничной стражи была снаряжена особая экспедиция подполковника Хитрово, в состав которой вошли наиболее подготовленные и способные к рискованным действиям пограничные стражники. Экспедиция в конце 1904 года была направлена в Монголию для наблюдения за действиями японцев в этой стране.
      Местом пребывания русской экспедиции, полностью состоявшей из людей военных, была выбрана ставка монгольского князя, хошуна Чжасту, Вана-Удая, откуда посылались разведчики и конные разъезды во всех направлениях. Кроме сбора сведений о противнике, экспедиция заводила дружеские отношения с монгольскими чиновниками и местным населением, вела топографические работы в степной области.
      Сдача Порт-Артура самым кардинальным образом меняла военную обстановку в Маньчжурии. Самая многочисленная из японских армий - 3-я генерал-полковника Маресукэ Ноги, чьи солдаты и офицеры были воодушевлены только что одержанной победой, спешно перебрасывалась из Квантуна по железной дороге в распоряжение маршала Ивао Оямы. Теперь весь поток резервов, боеприпасов, провианта и военного имущества с Японских островов шел только в Маньчжурию. Приближались решающие схватки русско-японской войны.
      В начале января 1905 года под командованием генерала от инфантерии А.Н. Куропаткина сосредоточилась огромная армия: 372 батальона пехоты полного состава, 172 кавалерийских эскадрона и казачьих сотен, 1156 орудий и 48 пулеметов. Заметно улучшилось снабжение войск в Маньчжурии боеприпасами и военным имуществом. Офицерский состав в немалой степени пополнялся из России добровольцами.
      Однако к тому времени куропаткинская армия на своем здоровом теле уже обрела язву в виде тяжеловесного тыла. На войне многочисленные штабы и большие обозы обыкновенно бывали связаны с большими злоупотреблениями, маленькими способностями и большими поражениями". Военачальники Маньчжурских армий, не довольствуясь большими "законными" штатами своих штабов, приглашали из России в качестве советников и тому подобного немалое число своих добрых знакомых и окружали себя целой свитой молодых людей "хороших фамилий". Впоследствии было сформировано еще огромнейшее "Управление тыла маньчжурских армий.
      Из столицы императорский двор и кабинет министров, командующие Маньчжурскими армиями настойчиво требовали от главнокомандующего А.Н. Куропаткина одного - наступательных действий. Генерал от инфантерии О.К. Грипенберг настаивал на том, чтобы силами его 2-й армии до прибытия на Шахэ армии Маресукэ Ноги нанести удар по левому флангу японских сил, а затем, в случае успеха, начать общее наступление на юг.
      По свидетельству участника войны А.А. Игнатьева, на многочисленных совещаниях у главнокомандующего велись бесплодные споры, "кому, как и когда переходить в наступление... Как и в Шахэйском сражении... высокие руководители приковали все внимание к одной укрепленной деревне - Сандепу".
      До перехода в наступление было решено провести глубокий рейд русской конницы под командованием популярного в Мань-чжурской армии генерала Павла Ивановича Мищенко, бесстрашного кавалерийского начальника. Подобных примеров славная летопись русской армии знала немало во многих войнах России с Турцией, Францией, Швецией, Польшей, Пруссией, Крымским ханством... Главнокомандующий хотел "порадовать батюшку-царя" успешным набегом конницы и одновременно поднять боевой дух русских войск.
      Генерал Мищенко станет подлинным героем русско-японской войны. Для его боевых действий на флангах русской армии показателен следующий факт. Отрядный штаб Мищенко состоял всего из пяти офицеров. За войну будет убито их четверо, двое пропадут без вести, из раненых одного изувечат три раза, другого - четыре. Всего урон мищенковского штаба будет исчисляться в 22 человека, не считая ординарцев и офицеров связи.
      Под командованием генерала П.И. Мищенко в Маньчжурии воевал подполковник Антон Иванович Деникин, один из прославленных военачальников русской армии в годы Первой мировой войны и один из лидеров Белого движения в Гражданской войне в России. Он был начальником штаба Урало-Забайкальской казачьей дивизии, входившей в состав конного отряда. В этой должности Деникин прошел почти всю русско-японскую войну, при этом ему приходилось не раз самостоятельно командовать казачьими отрядами.
      В июле 1905 года 32-летний А.И. Деникин высочайшим приказом был произведен в полковники - "за отличие в делах против японцев". К этому чину, обеспечившему его роду потомственное дворянство, Деникин удостоился орденов Святого Станислава и Святой Анны 3-й степени с мечами и бантами и 2-й степени с мечами. В августе конный отряд генерала Мищенко был преобразован в Сводный кавалерийский корпус под его же командованием, начальник штаба Урало-Забайкальской казачьей дивизии станет начальником корпусного штаба.
      Отряд генерал-адъютанта П.И. Мищенко был сформирован из состава кавалерии всех трех армий и насчитывал около 75 сотен и эскадронов с 22 конными орудиями и 4 пулеметами. В состав отряда вошли Урало-Забайкальская казачья дивизия, Кавказская конная бригада (перед этим одна сотня ее Терско-Кубанского казачьего полка была расформирована из-за беспорядков), 4-я Донская казачья дивизия, Приморский драгунский полк, несколько конно-охотничьих команд сибирских стрелков, сборная сотня дивизиона разведчиков главнокомандующего, четыре полусотни конной пограничной стражи, конно-саперная команда. Артиллерия отряда состояла из двух забайкальских казачьих батарей, одной конной батареи и поршневой пешей полубатареи. Всего отряд насчитывал 7 с небольшим тысяч человек.
      Фураж и провиант для отряда везли на мулах (1500 вьюков), и в силу этого конный отряд в день совершал переход только 30-33 километра. Бездорожье создавало немалые трудности для передвижения конной артиллерии и двух летучих отрядов "Красного креста". В историю русско-японской войны этот лихой рейд в глубокие вражеские тылы вошел под названием "Набега на Инкоу".
      Главной целью рейда было разрушение железной дороги, в том числе и железнодорожных мостов, на участке Ляоян - Ташичао - Дальний и тем самым затруднить переброску осадной 3-й японской армии из-под Порт-Артура. Вступая по пути в частые перестрелки и непродолжительные стычки с японцами и хунгузами, 30 декабря 1904 года отряд генерала П.И. Мищенко беспрепятственно подошел к городу-порту Инкоу. По сведениям лазутчиков, там "было сосредоточено запасов на 2, а то и на 20 млн. рублей".
      Для атаки, назначенной на вечер, выделялось 15 эскадронов и сотен, остальные находились в резерве. "Штурмовой колонне было послано приказание взорвать что можно и уходить".Перед атакой русская конная артиллерия обстреляла Инкоу и подожгла многочисленные армейские склады, которые горели несколько суток. Однако пламя пожара осветило местность и японцы повели по атакующей русской коннице прицельный огонь и отбили атаку. Участник набеговой операции полковник князь Вадбольский писал:
      "Со стороны станции донеслись звуки частой стрельбы японских магазинок; послышалось "ура", заглушенное еще более яростной стрельбой; еще раза два среди шума перестрелки вспыхивало "ура".
      Пришло донесение об отбитой атаке, о больших потерях, об отходе колонны. На помощь были выдвинуты эскадроны Нежинских драгун, а потом, при известии о невозможности доставить раненых, - уральцы...
      Что-же произошло? Да то, что слабый, сборный отряд конницы, части которого не учились и не практиковались в наступлении спешенным боевым порядком, бросился в лоб на укрепившуюся и приготовившуюся к встрече пехоту (да и бросился не дружно) и был отбит с большим уроном: из строя выбыло около двухсот человек и несомненно смелейших..."
      Мищенко хотел повторить атаку в конном строю большими силами, но тут ему сообщили с линии дозоров, что на выручку гарнизона Инкоу спешит из близкого Ташичао большой японский отряд. Русской коннице пришлось отступить от горящего во многих местах города Инкоу и начать отход в расположение Маньчжурской армии. Маршал Ивао Ояма, обеспокоенный такой глубокой диверсией противника, начав маневрировать тыловыми войсками, пытался перехватить конный отряд генерала П.И. Мищенко, но безуспешно.
      Из главной квартиры японских Маньчжурских армий о действиях русской конницы в их тылах в Токио ушло не одно донесение. В одном из них говорилось:
      "...Отряд от 500 до 600 человек неприятельской конницы при 10 орудиях, который был обращен в бегство со стороны Ньючванга, направился на северо-восток через Ляотуонглу. Вечером того же дня наш кавалерийский отряд имел у Ляохеше столкновение с казаками. Отряд доносит, что некоторые солдаты этих русских частей были одеты в китайское платье, другие имели, кроме того, еще китайские шапочки, а большое число людей были одеты совершенно по-китайски, причем имели косы. Войска эти, по-видимому, очень утомлены".
      Итоги набега русской конницы в конечном счете оказались скромными. За 8 дней отряд проделал путь в 270 километров. Во время рейда было разгромлено несколько японских воинских команд, уничтожено до 600 обозных арб с воинскими припасами, подожжены склады в портовом городе Инкоу, в ряде мест нарушена телефонная и телеграфная связь противника, пущено под откос два поезда, взято 19 пленных. За время набеговой операции отряд в боях потерял убитыми и ранеными 408 человек и 158 лошадей.
      Главную цель рейда конный отряд не выполнил: разрушенное во многих местах железнодорожное полотно японские ремонтные бригады восстановили всего за 6 часов. Армия генерал-полковника Маресукэ Ноги, которая после овладения Порт-Артуром находилась в приподнятом боевом настроении, беспрепятственно была переправлена по железной дороге из Квантуна на поля Маньчжурии.
      Только в начале января в штабе главнокомандующего определились с планом предстоящего наступления. Суть его заключалась в следующем. 2-я армия генерала от инфантерии О.К. Гриппенберга в составе 120 батальонов пехоты, 102 сотен и эскадронов кавалерии, 12 инженерных рот, 440 орудий и 20 пулеметов (до ста тысяч солдат) при огневом содействии соседних 1-й и 3-й армий атакует, охватывая левый край 3-й японской армии генерала Ясукаты Оку, и овладевает неприятельскими позициями между реками Хуньхэ и Шахэ на фронте Сандепу - Халентай. После этого первоначального успеха соседние 1-я и 3-я русские армии переходят в наступление.
      Главнокомандующий генерал от инфантерии А.Н. Куропаткин разослал командующим армиями так называемые тактические указания, в которых давались некоторые сведения о противнике, превосходстве над ним в силах, достаточных для перехода в наступление. В куропаткинских указаниях (вернее, указаниях его походного штаба) подробно расписывалось, какая армия, когда и что должна была делать, какими пунктами овладевать и в какой последовательности. Хотя опыт войны подсказывал, что "указывать" такое мог только сам ход сражения или боя.
      "Указания" воздействовали на армейских командиров весьма отрицательно, связав инициативу исполнителей и отняв у них возможность поступать исходя из обстановки, принимать решения, отличные от тех, которые были предначертаны главнокомандующим чуть ли не на всю операцию вперед. Многие из историков и участников войны, из числа больших недоброжелателей личности А.Н. Куропаткина по этому поводу имеют на удивление единодушное мнение. Они считают, что он, согласившись на наступление, был в душе против него. Отданные им тактические указания были составлены с одной-единственной целью - чтобы в случае неудачи заявить, что исполнители не выполнили в точности указаний своего главнокомандующего.
      Наступление на Сандепу началось в ночь на 25 января 1905 года. Его предваряла артиллерийская подготовка в основном из легких, скорострельных орудий, поэтому вражеские огневые точки оказались не поврежденными. Две трети артиллерии 2-й армии (вновь!) оказались в резерве. 1-й Сибирский корпус генерала Г.К. Штакельберга неожиданной быстрой атакой захватил всю линию реки Ханьхэ. Оборонявшиеся здесь японцы, бросая оружие, бежали.
      К 22 часам следующего дня корпус выполнил поставленную задачу и овладел укрепленными селениями Сумапу и Хэгоутай, выбив оттуда японцев. Однако после ночного успеха наступление развивалось крайне медленно и застать японское командование врасплох не удалось. Зато маршал Ивао Ояма немедленно стал усиливать свой левый фланг и подтягивать войска к переднему краю, чтобы парировать натиск русских. Значительно был усилен и без того немалый гарнизон Сандепу, занимавший исключительно выгодное тактическое положение.
      С утра 26 января русская артиллерия начала бомбардировать Сандепу и прилегающие к нему японские позиции, однако без видимого успеха. Совершенно ровная местность перед Сандепу в тот день была покрыта тонкой коркой льда. Сильный туман за-труднял движение наступавших войск. Из-за тумана часть полков, имевших к тому же потери в людях и командирах, перемешалась и вместо восточного направления взяла юго-восточное. В 600-800 шагах от ближайших глинобитных домов Сандепу атакующие залегли и в течение шести часов, до самого сигнала к атаке, находились под убийственным ружейным огнем японцев.
      Командир 14-й дивизии, непосредственно наступавшей на Сандепу, С.И. Русанов, тщетно искал командира корпуса, чтобы доложить обстановку. Не получив подкреплений и артиллерийской поддержки, дивизионный начальник не осмелился начать общую атаку. Однако ночью два полка его дивизии ворвались в какую-то китайскую деревню, из которой бежала японская пехота.
      Ночной успех дал повод Русанову доложить корпусному командиру: "Дивизия поставленную задачу выполнила. Сандепу, вся разрушенная артогнем, в наших руках". Через час об этом ночном успехе стало известно главнокомандующему, и Куропаткин отдал приказ командующему 2-й армией "воздержаться от дальнейшей атаки, ограничиваясь удержанием Сандепу". Это селение он считал "ключом" ко всей неприятельской оборонительной позиции.
      С рассветом, когда туман рассеялся, выяснилось, что 14-я дивизия с боем захватила не Сандепу, а находившуюся 400 метров севернее от нее деревню Баотайцзы, которая в течение двух дней подвергалась артиллерийскому обстрелу. А самое большое селение Сандепу, хорошо укрепленное, огонь русской полевой артиллерии так и не затронул. Дальнейшие попытки захватить его успеха не имели. 14-я дивизия, потеряв 1122 человека убитыми и замерзшими ночью в поле, отошла на исходные позиции, откуда она начинала наступление.
      На фронте 1-го Сибирского корпуса продолжались ожесточенные бои. Японцы, как выяснилось через пленных, усилили это направление резервами и перешли к контратакующим действиям. Русские сравнительно легко отбивались с помощью огня полевых батарей. Когда на правом фланге корпуса начал атаковывать врага переправившийся через реку Хуньхэ кавалерийский отряд генерала П.И. Мищенко (около 40 эскадронов и сотен), 1-й Сибирский корпус начал наступать.
      Однако совсем скоро его "самодеятельность" закончилась: приказом сверху ему было велено прекратить неплановое наступление и перейти к обороне. Благодаря этому японское командование "выиграло" целые сутки, чтобы принять адекватные меры против начавшегося наступления противника.
      Кавалерийский генерал П.И. Мищенко, тонко уловив возможность большого успеха, обратился к командиру 1-го Сибирского корпуса генералу Штакельбергу с просьбой начать наступление в восточном направлении, пока японцы еще не подтянули туда резервы. Тот решился еще раз проявить личную инициативу в начавшемся сражении за Сандепу, и полки корпуса, перешедшие в атаку, сразу же достигли успеха. При этом в ходе ночной атаки четырех полков 1-й Сибирской дивизии была наголову разгромлена 3-я японская пехотная дивизия, которая защищала укрепленную деревню Сумапу.
      Теперь русские войска получали хорошую возможность окружить Сандепу и неприятельские войска, сосредоточенные в этом селении. Конница генерала П.И. Мищенко стала выходить в ближние японские тылы и заставила противника оставить позицию у деревни Цзяньцзявопу. Сама обстановка требовала от русского командования наращивания атакующих усилий.
      Но как только об этом стало известно командующему 2-й армией генералу от инфантерии О.К. Гриппенбергу, корпусной командир получил от него приказ немедленно остановиться и не "ломать" общую позиционную линию. Японцы же, не теряя времени и подтянув значительные резервы, отбили у русских деревню Сумапу с ее укреплениями. Русским войскам пришлось отступить с большими потерями. Это поражение стало прямым предлогом для отстранения от командования корпусом генерала Г.К. Штакельберга.
      Впоследствии Военно-историческая комиссия по изучению русско-японской войны 1904-1905 годов отметит: "Едва лишь войска 10-го корпуса успели сделать первые шаги своего наступления, как уже было получено новое приказание генерал-адъютанта Гриппенберга, которое предостерегало от энергичных наступательных действий".
      С наступлением светового дня 15 января, после сильной артиллерийской подготовки, полки русской 31-й пехотной дивизии стремительной атакой захватили несколько китайских деревень близ Сандепу и, выйдя с боем во вражеский тыл, поставили японцев в критическое положение. Они напрягали все силы, чтобы сдержать наступавших. Императорский главнокомандующий маршал Ивао Ояма доносил о том дне русского наступления в Токио:
      "15 января русские обстреляли наш тыл. Сражение продолжалось в течение всего дня и ночи, наши всюду были придавлены численностью русских. В этот день наши войска были готовы к тому, что будут уничтожены".
      Чтобы спасти положение и не допустить полного прорыва своего фронта у Сандепу, маршал Ивао Ояма поздно вечером, собрав в кулак все наличные силы пехоты и полевой артиллерии, четырежды атаковывал 1-й Сибирский корпус, но безуспешно. Последнее слово в битве за Сандепу осталось за генералом от инфантерии А.Н. Куропаткиным, который в конце дня 15 января он приказал прекратить наступление: "Войскам в эту ночь отступить и занять сосредоточенное положение", а самой удачливой 31-й дивизии было приказано отойти под прикрытием ночной темени на исходные позиции, вернув тем самым японцам отбитые у них деревни.
      Отступление за реку Хуньхэ в морозной ночи было спешное, неорганизованное. В одной из захваченных деревень в суматохе осталось два батальона русской пехоты, до которых приказ не дошел. Под утро они приняли на себя удар целой 8-й японской дивизии и, сдерживая ее натиск, сражались до последнего солдата среди развалин китайских глинобитных фанз. Отошел и кавалерийский отряд генерал-адъютанта П.И. Мищенко, действовавший, по существу, в тылу японских войск.
      Так высшее русское командование отказалось закрепить и развить несомненный успех своих наступавших войск. Советский военный историк комбриг Н.А. Ливицкий, рассматривая январское сражение, сделал следующий вывод: "Основная причина неудачи у Сандепу - отсутствие руководства боем". Пожалуй, красноречивее этого не скажешь.
      1-я и 3-я русские Маньчжурские армии, изготовившиеся для общего наступления, так и остались стоять на исходных позициях в полном бездействии. Их войска оказались как бы сторонними наблюдателями происходивших событий в полосе фронта 2-й Маньчжурской армии. На следующий день, 16 января, главнокомандующий А.Н. Куропаткин сообщил в Санкт-Петербург:
      "Вчера в 17 часов произведено наступление на деревни Сяотайцзы и Лабатай (10 корпус). Войска вели себя отлично. С наступлением темноты... части, выполнив возложенную задачу, были отведены назад, не преследуемые противником".
      Так закончилось январское наступление 2-й русской армии. Японцы зимой наступать не собирались. В 4-дневном сражении при Сандепу русские потеряли 368 офицеров и 11 364 солдата, среди них было очень много обмороженных. Японские потери составили 8901 человек.
      Сражение при Сандепу обернулось очередным обидным поражением русской армии на полях Маньчжурии. Моральное состояние нижних чинов и офицеров еще более ухудшилось. Длительное, однообразное сидение зимой в окопах, тяжелые земляные работы по усилению полосы обороны действовали на войска деморализующе. Воинская дисциплина стала падать, участились случаи дезертирства. Армейское командование пошло на создание специальных отрядов для задержки дезертиров и возвращения их в свои воинские части.
      Главнокомандующий обвинил в неудаче наступательной операции командующего 2-й армией генерала от инфантерии
      О.К. Гриппенберга. Опытный шестидесятилетний военачальник, имевший придворный чин генерал-адъютанта, заболел и отказался от командования армией. В личном послании государю-императору Гриппенберг писал:
      "Истинная причина, кроме болезни, заставившая меня просить об отчислении меня от командования 2-й Маньчжурской армией, за-ключается в полном лишении меня представленной мне законом самостоятельности и инициативы и в тяжелом сознании невозможности принести пользу делу, которое находится в безрадостном положении".
      Далее генерал от инфантерии просил у императора разрешения выезда из Маньчжурии в столицу для личного доклада Николаю II о действительном положении дел на войне. Такое разрешение было теперь уже бывшим командующим армией получено. Однако после личной встречи и продолжительной беседы на тему о причинах неудач русского оружия на полях Маньчжурии российский монарх никаких действий не предпринял. Генерал-адъютант О.К. Гриппенберг получил высокую должность члена Верховного тайного совета Российской империи.
      Российское правительство и окружение монарха еще не теряли надежды переломить ход войны с Японией на полях Маньчжурии. Русские войска на Дальнем Востоке получили новое усиление. К началу февраля 1905 года с прибытием из России 16-го армейского корпуса общая численность трех Маньчжурских армий составляла более 300 тысяч человек, в том числе 276,6 тысяч штыков, 15,7 тысяч сабель и 7,7 тысяч инженерных войск. Однако слабостью прибывающих подкреплений являлось то, что они в своем большинстве состояли не из кадровых военнослужащих,
      а из запасников, которых без должной подготовки отправляли на войну в Маньчжурию.
      Значительно усилилась, прежде всего полевая, артиллерия русских войск. В составе Маньчжурских армий (25 дивизий) действовали 22 артиллерийские бригады, в которых числилось 1386 орудий (из них 1070 полевых пеших, 132 осадных и 76 горных), 48 конных пушек, 60 полевых мортир и 56 пулеметов. Значительно пополнились армейские запасы артиллерийских снарядов, и теперь в среднем на одно орудие приходилось по 700 снарядов.
      Япония, со своей стороны, тоже усиленно готовилась к заключительной фазе войны с Россией. Маршал Ивао Ояма усилился не только осадной 3-й армией генерала Тамесади Куроки, в полном составе прибывшей из-под Порт-Артура. Из поступивших с Японских островов значительных резервных пополнений была сформирована еще одна, новая армия - 5-я под командованием хорошо показавшего себя в Маньчжурии генерала Кавамуры.
      Теперь силы главнокомандующего микадо маршала Ивао Оямы состояли из 10 армейских дивизий, 12 резервных (пехотных) бригад и 2 отдельных кавалерийских бригад (каждая кадровая пехотная двизия имела в своем составе кавалерийский полк из трех эскадронов). Численность японских войск достигала 270 тысяч человек, и они имели 1062 орудий и 200 пулеметов. То есть численность воюющих сторон в людях была примерно равной, но японцы имели 4-кратное превосходство над русскими в пулеметах. Бои же в Маньчжурии и под Порт-Артуром "результативно" продемонстрировали силу пулеметного огня.
      Приближалось третье (после Ляояна и Шахэ) и последнее крупное сражение на полях Маньчжурии - Мукденское. Японское командование начало готовить его еще в ходе январских боев в междуречье рек Ханьхэ и Шахэ, когда японские силы стали сосредоточиваться для охвата правого фланга русской армии на Мукденской позиции.
      Три русские Маньчжурские армии (10 корпусов из 12) под общим командованием генерала от инфантерии А.Н. Куропаткина, вытянутые в одну линию до 100 километров, оказались слабыми и для наступления, и для обороны. Глубина оперативного построения составляла всего 15 километров. Резерв (16-й армейский корпус) был сосредоточен южнее города Мукдена. Линейным оказалось и расположение артиллерийских батарей. Тяжелых батарей в первую линию обороны выделялось мало, и они находились на таком удалении от переднего края японских позиций, что при стрельбе даже на предельной дальности не могли поражать вражескую артиллерию и разрушать прочные оборонительные сооружения японцев на передовой.
      Такое построение лишало командование возможности быстрых перегруппировок войск. Страх перед возможностью вражеского обхода или охвата достиг к тому времени у главнокомандующего Куропаткина предела. Поэтому, чем больше прибывало из России воинских подкреплений, тем длиннее становился русский фронт под Мукденом.
      К началу Мукденской операции русские войска имели подготовленную в инженерном отношении оборону, состоявшую из Шахэйской, Мукденской и Телинской позиций. Войска же занимали только первую из них - Шахэйскую, состоявшую из передовой и главной полосы обороны. Их укрепления состояли из полевых редутов, люнетов и фортов, соединенных между собой траншеями, защищенных с фронта проволочными заграждениями, засеками, волчьими ямами и тщательно замаскированными фугасами. Одной из особенностей оборонительной тактики Куропаткина было стремление к созданию сплошной укрепленной линии, которая бы все перекрывала.
      Пять японских армий занимали по фронту около 120 километров. Но в отличие от позиционного построения русских войск японцы имели на флангах сильные группировки, специально созданные для предстоящего наступления.
      Моральные качества и боевые возможности солдат японской императорской армии стали значительно хуже, чем в боях под Ляояном. В последних пополнениях оказался высок процент людей предельных возрастов и совсем еще юношей, слабо подготовленных в военном деле. С Японских островов в действующую армию в письмах приходили нерадостные известия: жизнь там постоянно дорожала, снижались заработки и одновременно неудержимо увеличивались государственные налоги, исчезали из продажи продукты первой необходимости, продолжались непрерывные мобилизации в армию работоспособных мужчин.
      Японское командование усиленно "боролось" за поднятие боевого духа солдатской массы. В действующей армии усилился сыск силами полевой жандармерии. За малейшие признаки недовольства войной или неповиновение младших старшим по воинскому званию виновных расстреливали перед строем. Среди большинства японских солдат в 1905 году угас былой фанатизм и милитаристский дух, стало больше добровольно сдающихся в плен. Но при всем этом императорская армия оставалась боеспособной и готовой к решительным, наступательным действиям.
      Как бывало и раньше, генералу от инфантерии А.Н. Куропаткину пришлось уступить давлению из российской столицы, откуда государь и правительство требовали одного - победного наступления. Однако главнокомандующий на Дальнем Востоке скорее создавал видимость подготовки к нему, чем готовность к проведению Мукденской наступательной операции. Даже в самом конце русско-японской войны полководец российского императора Николая II Романова остался верен себе и собственным стратегическим соображениям.
      Русское командование решило в сущности повторить план наступления на Сандепу: 2-й Маньчжурской армии, во главе которой вместо Гриппенберга встал генерал А.В. Каульбарс, предписывалось захватить позиции японцев у Сандепу. В случае успеха в наступление переходили соседние 1-я и 3-я русские армии. Общей задачей ставилось оттеснение противника за реку Тайцзыхэ.
      Куропаткинский штаб и на сей раз не принял во внимание европейскую выучку маршала Ивао Ояма. В свое время он, японский военный наблюдатель при прусской армии, был свидетелем торжества полководческого искусства германского полководца Мольтке-старшего под французским Седаном. Окружение прусской армии французами под Седаном стало классикой мирового военного искусства. Полководец микадо Ивао Ояма решил "воспроизвести" Седан под маньчжурской столицей, городом Мукденом.
      Японский главнокомандующий решил угрозой охвата левого фланга растянутого фронта русских силами новой 5-й армии за-ставить противника перебросить сюда свои резервы (здесь 30-тысячной армии Кавамуры противостоял только 13-тысячный Цин-хэченский отряд). А после этого ударом 3-й армии по правому флангу русских охватить его. В случае полного успеха японского наступления армии генералов Кавамуры и Ноги должны были соединиться в тылу противника.
      Маршал Ивао Ояма провел хорошо продуманную и осуществленную маскировку задуманного им маньчжурского Седана. Были распущены ложные слухи о движении опытной в осадных делах "порт-артурской" армии генерал-полковника Маресукэ Ноги для осады крепости Владивосток. Такая информация быстро стала достоянием русской разведки через многочисленных платных информаторов из числа китайцев и пленных японцев.
      Обеспокоенный всерьез Куропаткин незамедлительно распорядился о переброске к Владивостоку специально сформированной им сводной бригады для штурма Сандепу. (До Владивостока она не доехала и была оставлена для охраны железной дороги.) Все пребывающие из России пополнения теперь стали делиться главнокомандующим пополам между полевой русской армией в Маньчжурии и владивостокским крепостным гарнизоном.
      Одновременно японцы усилили засылку своих диверсионных отрядов для действий на линии КВЖД, главной мишенью избрав охраняемые железнодорожные мосты. Многие из них, особенно деревянные, намечалось поджечь. Подобных попыток японскими диверсантами было предпринято немало, и русским пограничным стражникам, казачьим дозорам и пехотным сторожевым командам многократно приходилось демонстрировать свою бдительность и храбрость в вооруженных стычках у охраняемых ими мостов.
      Так, в 20 верстах от станции Турчиха конным разъездом пограничных стражников-заамурцев - Павлом Чежиным и Иваном Прокоповым был захвачен бивуак группы всадников с вьючными мулами. Удалось захватить двух человек, одетых в монгольские костюмы, остальные ускакали. При задержанных были найдены 1,5 пуда пироксилина, бикфордовы шнуры с запалами к ним, ружье, палка-кинжал, литографированная инструкция подрывного дела, записные книжки, карты, приспособления для порчи телеграфа, привязные китайские косы и прочее стандартное имущество японских разведчиков и диверсантов.
      На допросе выяснилось, что задержанными оказались подполковник из Высшей военной школы Шязо Юкока и японский пехотный капитан Тейско Оки. Их группе была поставлена задача проникнуть через территорию Монголии к линии КВЖД, взорвать там железнодорожный мост и испортить телеграфную линию. Генерал, отправлявший подполковника Юкоку в тыл русским, сказал, что его подчиненный "может вернуться на родину только в том случае, если исполнит возложенное на него поручение...".
      Плененные японские диверсанты в офицерских званиях Шязо Юкока и Тейско Оки были преданы Временному военному суду Северной Маньчжурии, заседавшему в городе Харбине. Рассмотрев дело, суд приговорил: названных подсудимых за означенное преступление подвергнуть лишению всех прав состояния и смертной казни через повешенье. Приговор был приведен в исполнение.
      Вместе с этим в русском тылу оживились отряды местных, маньчжурских разбойников-хунхузов, предводители которых старались "отработать" японские деньги. Главными объектами нападений хунхузов стали русские тыловые транспорты с продовольствием и военным снаряжением на дорогах, которые подвергались разграблению, а возчики (обычно местные жители) безжалостно истреблялись.
      Одной из самых многочисленных и кровавых хунхузских банд в Маньчжурии во время русско-японской войны командовал Чжан Цзолинь, ставший впоследствии маршалом Китая и на протяжении десятка лет фактическим маньчжурским правителем. Он одновременно хозяйничал и в Пекине, куда перенес свою резиденцию. Чжан Цзолинь был одним из первых предводителей хунхузов, кто перешел на службу Японии. В июле 1828 года командование японских войск в Маньчжурии проведет "спецоперацию" на железной дороге по уничтожению ставшего неугодным ему всесильного маршала Китая: в пригороде Мукдена будет взорван салон-вагон поезда, прибывшего из Пекина.
      Русское командование в ответ на создание японцами диверсионных отрядов из местных разбойников-хунхузов сформировало из китайцев отряд Пинтуй ("Все сбивающий перед собой"), который был создан хабаровским купцом 1-й гильдии Тифонтаем при участии китайского полковника Чжан Чженюаня. Китайский купец желал "послужить на пользу русских" и отряд создал на собственные деньги, а энергичный и опытный в военном деле полковник, не любивший японцев, безвозмездно руководил действиями Пинтуя, наведя в нем железную дисциплину.
      Целью такого отряда было ведение разведки и партизанских действий в японском тылу. В его состав вошли 500 человек, навербованных из бывших китайских солдат, полицейских и хунхузов. Командирами были бывшие офицеры и унтер-офицеры китайских регулярных войск. Вооружение состояло из русских 3-линейных винтовок кавалерийского образца. При отряде находились русский офицер с десятью конными казаками и два фельдшера. Пинтуй действовал на левом фланге позиции русской армии.
      Военный комиссар маньчжурской Гиринской провинции полковник Соковнин сумел нейтрализовать известного предводителя хунхузов Хандэнгю, который имел собственное почти 10-тысячное войско. Имелись сведения, что Хандэнгю собирается со своими хунхузами перейти на службу к японцам. Полковник Соковнин встретился с ним и предложил не безвозмездное сотрудничество в разведке сил японцев. Бывший "боксер" без долгих разговоров согласился с предложением. При этом он обязался, что его люди не будут оказывать содействия японцам и поступать к ним на службу.
      Другие разведывательные отряды из китайцев не оправдали надежд русского командования, и дальнейшее формирование их было прекращено. Ценных сведений о противнике от них почти не поступало. Зато часто поступали жалобы от населения на так называемых китайцев-милиционеров, состоявших на русской службе, за чинимые ими грабежи и насилия в деревнях и на базарах не хуже разбойников-хунхузов. К концу августа 1905 года все отряды китайской милиции были распущены.
      Чтобы добывать достоверную информацию о противнике по ту сторону фронта, в прифронтовые китайские провинции засылались русские разведчики. Так, для этой цели был командирован под видом русского купца есаул Уральского казачьего войска Ливкин. Его разведывательная деятельность отличалась успехом.
      Слухи об угрозе КВЖД со стороны близкой к ней Монголии заставили российского главнокомандующего дополнительно выделить для охраны армейского тыла пехотную бригаду 41-й дивизии, казачий полк и 15 тысяч человек из прибывшего пополнения. Так удачно пущенный слух о готовящемся разбойном набеге из Монголии ослабил русские войска под Мукденом сразу на 25 тысяч человек и 36 орудий. Эти силы стали дополнением к тем 25 тысячам, которые уже находились на охране армейского тыла.
      Чтобы подтвердить видимость широких диверсионных действий в русских тылах, маршал Ивао Ояма приказал отправить туда два кавалерийских эскадрона. Одному из них, под командованием офицера Наганумы, удалось в ночном бою в пяти километрах севернее станции Фуецзятунь успешно атаковать охранявшую железнодорожный мост команду из 42 русских пограничных стражников и на какое-то время оттеснить ее от моста. Однако эскадронные подрывники не справились с задачей и сумели взорвать только мостовой настил. Русские отремонтировали его через 17 часов, и движение войсковых эшелонов было восстановлено.
      Ответным шагом русских стал набег отряда из 4-х казачьих сотен генерала П.И. Мищенко на Хайченский железнодорожный мост. Под вечер казаки атаковали охрану моста и обратили ее в бегство. Однако повреждения моста оказались незначительными и японцы быстро исправили разрушения. Преследуемый противником казачий отряд был вынужден возвращаться к своим кружным путем, проделав за 5 суток пробег почти в 400 километров.
      Поле Мукденского сражения представляло одинаковую трудность для противостоящих сторон. Западная часть местности была равнинная, восточная гористая. Обилие китайских деревень с их глинобитными домами и глинобитными заборами затрудняло обзор и обстрел. Каменные святилища-кумирни и китайские кладбища могли служить удобными опорными пунктами. Севернее Мукдена находились так называемые маньчжурские Императорские могилы, густо поросшие лесом. Равнина, почти сплошь состоявшая из полей, была покрыта мерзлыми стеблями остатков гаоляна. Удобных дорог было крайне мало. Реку Хуньхэ покрывал ненадежный лед.
      Японцы упредили наступление русских войск: в ночь на 19 февраля 5-я японская армия генерала Кавамуры перешла в наступление и после сильных боев оттеснила противостоящий ей русский отряд к Далинскому перешейку. Русские упорно обороняли здесь Цинхэченскую позицию на Бересневской сопке: здесь в снежную вьюгу две японские дивизии атаковали 7 русских батальонов, имевших 16 полевых орудий и 4 пулемета. После почти двухдневных боев Бересневская сопка, расстреливаемая с близкой дистанции несколькими вражескими батареями, перешла в руки атакующих.
      Затем в наступление перешла 1-я японская армия генерала Тамесади Куроки, но она не смогла сразу прорвать оборонительную позицию 1-й русской армии генерала Н.П. Линевича. Главнокомандующий Куропаткин, считая по накалу боев, что именно здесь противник наносит главный удар, крайне неосмотрительно направил на поддержку 1-й армии почти все свои резервы.
      Затем перешли в наступление три другие японские армии. О том, с какой настойчивостью и упорством японцы продвигались каждодневно вперед, свидетельствуют записки участника Мукденских событий А. Люицкого, офицера штаба главнокомандующего:
      "Уже несколько дней лифляндцы (пехотный Лифляндский полк. - А.Ш.), занимая ее (деревню Юхуантунь. - А.Ш.), отбивали одну за другой атаки японцев.
      И офицеры, и нижние чины сжились с деревней, знали откуда ждать врага, ознакомились с каждой складкой окружающей местности и чувствовали себя здесь как дома. Вдоль невысокой глинобитной стенки, какими китайцы обносят почти каждую деревню, был вырыт ров, а по верхней части стенки были сделаны зазубрины, служившие бойницами.
      Начинались сумерки.
      Я сидел с командующим полком подполковником, командиром третьей роты и адъютантом, беседуя о событиях последних дней.
      Несмотря на охват нашего правого фланга, за эти первые дни боя японцы не имели особенного успеха на протяжении всего фронта.
      Отчаянные атаки их кончались отступлением с колоссальными потерями.
      Нижние чины, лежа под стенкой в окопах, прислушивались к нашему разговору.
      Двое дежурных стояли с ружьями и всматривались вперед.
      - Ваше высокоблагородие, - вдруг полушепотом доложил один из них так-что японец ползет!
      Мы подошли к стенке и стали присматриваться. Действительно, один японец подполз к нам на животе шагов на 120, пользуясь бороздой между двумя грядками скошенного гаолянового поля, и теперь рыл как крот руками землю, создавая перед собой закрытие.
      Этот прием неоднократно применялся японцами. Несколько человек смельчаков, пользуясь сумерками, подползали возможно ближе к нашим окопам и незаметно вырывали неглубокие ямки. За первыми смельчаками подползала партия следующих, продолжая и развивая их работу, а к утру перед изумленными глазами наших вырастал довольно значительный японский окоп.
      Оглядевший японца солдат приложился и выстрелил...
      На горизонте с запада и юга в спускавшейся ночной темноте запылали огни неприятельских костров, отсвечиваясь на небе легким заревом...
      Откуда-то с тылу, нарушая ночную тишину, неслось пение молитвы "Спаси Господи люди Твоя..."".
      Особенно повезло уже в самом начале наступления 3-й армии генерала Маресукэ Ноги, которая пришла в движение 26 февраля. Русская кавалерия М.И. Грекова (сменившего раненого генерала Мищенко) обнаружила движение ее охватывающих колонн, но не смогла опредилить их силу. Генерал от инфантерии А.Н. Куропаткин направил в район северо-западнее Мукдена для прикрытия только одну пехотную бригаду. Лишь только 1 марта, когда выяснилась прямая угроза обхода правого крыла русского фронта, главнокомандующий приказал генералу Н.П. Линевичу вернуть ранее направленные ему резервы. Однако время для нанесения ответного удара по наступавшим войскам "порт-артурского героя" генерала Маресукэ Ноги было уже упущено.
      Для прикрытия города Мукдена с запада был наспех сформирован Сводный корпус генерала Д.А. Топорнина. Главнокомандующий приказал 2-й Маньчжурской армии генерала А.В. Каульбарса нанести контрудар по наступающим японским войскам. Но к тому времени его силы оказались скованными атаками 2-й японской армии генерала Ясукаты Оку. Армия Каульбарса, не обладавшая достаточной глубиной эшелонирования и не имевшая серьезного резерва, оказалась практически неспособной противостоять обходному маневру 3-й японской армии генерала Маресукэ Ноги.
      Контрудары 2-й Маньчжурской армии были плохо организованы, проводились командующим разрозненно, недостаточными для достижения успеха силами и кончились неудачей. 3-я японская армия продолжала марш на север, встречая только слабое сопротивление немногочисленных русских фланговых отрядов.
      Только 16 февраля отступавший под натиском японских авангардных войск Греков со своим конным отрядом сумел в какой-то мере определить масштаб наступательной операции противника и доложить об этом в штаб главнокомандующего. Генерал от инфантерии А.Н. Куропаткин оказался в замешательстве: у него на 100-километровый фронт, где повсеместно шли ожесточенные бои, оставалась одна-единственная резервная 25-я пехотная дивизия.
      Обходящие колонны 3-й японской армии 17 февраля повернули на Мукден. Но здесь они совершенно неожиданно для себя встретили упорное сопротивление сводного корпуса генерала
      Д.А. Топорнина. Обеспокоенный этим маршал Ивао Ояма пошел на большой риск, который оправдал себя полностью: с пассивных участков фронта были сняты войска, которые вместе с большей частью резервов японского главнокомандующего пошли на усиление армии генерал-полковника Маресукэ Ноги и она, застопорив было свой наступательный порыв, вновь стала продвигаться в северном направлении к железнодорожным сообщениям русских. Обозначился охват правого фланга русских войск, и создалась прямая угроза тылу 2-й русской армии.
      Серьезный бой разыгрался у деревни Салинпу. Здесь войска сводного корпуса генерала Д.А. Топорнина при содействии артиллерийского огня начали успешную контратаку на Салинпу и к 8 часам утра были от нее на расстоянии всего в 500-550 метров. Японцы отчаянно защищались, стараясь зацепиться за деревню, глинобитные дома и заборы которой служили хорошей защитой для пехотинцев. Неприятельское командование было вынуждено дополнительно бросить против корпуса 7-ю пехотную дивизию, которая предназначалась для нанесения удара в тыл 2-й русской армии. Вскоре под Салинпу прибыла еще одна 1-я японская пехотная дивизия.
      В это время командующий 2-й армией получил сведения, что по Синминтинской дороге движется в направлении на Мукден какая-то колонна силою до дивизии (на самом деле это были свои же русские войска) и посчитал ее за прорвавшегося неприятеля. Генерал Каульбарс, даже не проверив достоверность полученной информации, в растерянности приказал 25-й дивизии генерала
      В.И. Пневского и сводной дивизии генерала Н А. Васильева прекратить успешную борьбу за Салинпу и отойти. Победа в буквальном смысле этого слова "уплыла" из рук русского командования благодаря ложным сведениям, которые легли на стол командующего армией.
      Главнокомандующий А.Н. Куропаткин, лишенный резервов, под Мукденом не сумел организовать стойкое сопротивление наступавшим японским армиям, особенно на флангах своих войск. Сосредоточить крупные силы для воспрепятствования обходным действиям противника русскому командованию так и не удалось на протяжении всей Мукденской операции.
      Участник тех событий, будущий главнокомандующий вооруженными силами Юга России белый полководец А.И. Деникин в своих мемуарах с болью писал о проигранной Мукденской операции. Причину очередного поражения русской армии он видел прежде всего в высшем генералитете и его откровенном непрофессионализме:
      "Я не закрываю глаза на недочеты нашей тогдашней армии, в особенности на недостаточную подготовку командного состава и войск. Но, переживая в памяти эти страдные дни, я остаюсь в глубоком убеждении, что ни в организации, ни в обучении и воспитании наших войск, ни, тем более, в вооружении и снаряжении их не было таких глубоких органических изъянов, которыми можно было бы объяснить беспримерную в русской армии мукденскую катастрофу. Никогда еще судьба сражения не зависела в такой фатальной степени от причин не общих, органических, а частных. Я убежден, что стоило лишь заменить заранее несколько лиц, стоявших на различных ступенях командной лестницы, и вся операция приняла бы другой оборот, быть может, даже гибельный для зарвавшегося противника".
      К концу 19 февраля 3-я японская армия генерала Маресукэ Ноги уже приблизилась к железной дороге севернее Мукдена. Примерно на таком же расстоянии от города (около 12 километров) находились авангардные части армии Ясукаты Оку. Охват японцами русской армии еще не был глубоким, а потому и не угрожал катастрофой, полным окружением трех русских Маньчжурских армий. Но отход для них был теперь возможен только в одном направлении - на север.
      О том, сколь мужественно сражались русские солдаты под Мукденом, свидетельствует запись в "ротной памятке" 3-й роты 5-го стрелкового полка, сделанная фельдфебелем Цырковым:
      "Артиллерийский огонь все усиливался... Шимозы и шрапнели буквально засыпали нас. Держаться в цепи было невозможно, и я послал (ротный командир был убит) об этом донесение подполковнику Кременецкому, но в ответ была получена записка с кратким содержанием: "Держаться, во что бы то ни стало".
      С этого момента мы твердо решили умереть на месте. С этой мыслью люди забывали об опасности: они становились (для стрельбы. - А.Ш.) "с колена" и "стоя" и мстили за своих убитых и раненых товарищей. В это время мы были уверены, что японцы никогда не выбьют нас из занимаемого места, и не выбили бы, если бы не это противное отступление..."
      Эта рота 5-го стрелкового полка держала оборону под Мукденом перед Императорской рощей у Императорских могил. Японцы неоднократно атаковывали стрелков, стараясь сбить их с занимаемой позиции, но те держались стойко. Противник пытался приблизиться к русским окопам по ночам, выстраивая перед ними "закрытия" из мешков с землей. Стрелковый полк удерживал позицию даже тогда, когда он лишился поддержки своей артиллерии, стрелявшей через головы своих бойцов. Они с возмущением говорили своим командирам, когда стало известно, что пришел приказ о новом отступлении: "Как отступать?.. Разве мы здесь плохо стоим?.."
      В штабе главнокомандующего к тому времени поняли всю опасность складывающейся ситуации. Генерал от инфантерии
      А.Н. Куропаткин после долгих раздумий приказал отводить войска на север с целью сокращения линии фронта, однако управление армиями оказалось дезорганизованным.
      22 февраля произошел сильный бой за обладание селением Юхуантунь, которую захватила наступавшая 3-я японская армия силами пехотной бригады генерала Намбу. В ходе контратак русским удалось ворваться в деревню, но поражаемые ручными бомбочками (ручными гранатами) и ружейным огнем из прочных глинобитных строений они отступили в поле. Под Юхуантунь было стянуто до 35 пехотных батальонов русских, которые под вечер предприняли новую атаку и захватили китайскую деревню. От бригады генерала Намбу, насчитывавшей 4200 человек, в строю после боя осталось всего 427 человек. Русские потеряли в борьбе за Юхуантунь 5409 человек, в том числе 143 офицера.
      Бригада Намбу ценой своей фактической гибели как боевая единица обеспечила дальнейшее успешное продвижение 3-й японской армии к Мукдену. Задержать ее движение могла только та пехота русских, которая оказалась скованной боем за селение Юхуантунь. Японцев сильно сдерживало то, что русские войска повсеместно часто контратаковывали наступавшего противника. Очевидец боя под Юхуантунем так описывает события того дня Мукденского сражения:
      "...От целого Юрьевского полка осталось в строю уже несколько сот нижних чинов при 2 офицерах, но эти жалкие остатки все еще дрались и удерживали теперь за собой только самую восточную окраину Ю-хуан-туня.
      ...В деревне шла усиленная ружейная перестрелка.
      ...Высоко в воздухе, перелетая через наши головы, зашипели шимозы и шрампели, лопаясь где-то далеко сзади нас...
      Поглядев в сторону Мукдена, я увидел, что на горизонте, растянувшись версты на две, редкой цепью наступает наш полк, держась своим центром направления на Ю-хуан-тунь...
      По мере приближения первой цепи за ней обозначились еще две таких же.
      Оказалось, что главнокомандующий, узнав о поражении юрьевцев, приказал взять Ю-хуан-тунь обратно. Это шли на него в атаку Лифляндский, Козловский и Севский полки.
      Чем ближе подходил... шедший впереди полк, тем сильнее становился огонь японцев.
      Вдруг передняя шеренга наша, разомкнутая шагов на 10 дистанции, залегла шагах в 200... и дала залп по фанзам.
      ...После первого же залпа наша цепь встала и побежала...
      Первая шеренга... залегла. За нею надвигались новые. Шрампели и шимозы лопались кругом, вырывая то тут, то там отдельных людей.
      Там, где образовывались широкие промежутки в шеренгах, слышались крики: "Подравнивайся, держи дистанцию!", и все неслось вперед.
      Вот за одной из шеренг идет патронная двуколка...
      Треск взрыва, клуб дыма... Лошадь и ездовой падают, двуколка, накренившись на бок, с перебитым колесом, остается на месте.
      В это же время со мной ровняется скачущий верхом санитар. Но, вдруг, как-то дико взмахивает руками и валится с лошади.
      Последняя, почувствовав себя без седока, круто поворачивает назад и мчится карьером.
      Я думал, что санитар убит на месте. Он лежал от меня всего в шагах пяти. Я подполз к нему и заглянул в глаза. Голова повернулась ко мне, уставившись на меня удивленными глазами.
      - Ты что, ранен? - спрашиваю его.
      - Так точно, ваше благородие, по левому боку ударило, а куда разобрать не могу кажись в плечо.
      Он немножко приподнялся; из плеча действительно текла кровь.
      Мы поползли назад за холмик.
      В это время к нам подходил другой санитар, таща на себе мешок с перевязочными средствами...
      Между тем цепи наши... быстро стали стягиваться из развернутого в сомкнутый строй и ринулись к трем фанзам.
      Ружейные пачки (залпы. - А.Ш.) достигли наибольшей силы, посекундно вырывая у нас десятки людей.
      Но было уже поздно. Японский окоп, наскоро вырытый ими перед фанзами, был уже в нескольких шагах.
      ...Тут я увидел, что некоторые из наших нижних чинов отмыкают и бросают прочь штыки. В первые моменты я не смог себе объяснить этого явления, но заметив густо сидящие друг около друга японские головы за окопом, я понял и сразу объяснил себе этот прием, вызванный, очевидно, инстинктом самосохранения. Против каждого из наших солдат, подбегавших теперь к окопу противника, было три - четыре японских головы, а следовательно, на каждого из них приходилось по столько же штыков. Единственный способ бороться со столь многочисленным противником был размах прикладом. При работе этого рода штык является лишь помехой.
      Стихийно накинулись наши цепи и ворвались в японские окопы.
      Все это делалось молча. Ни одного крика "ура", ни "банзай".
      Глухо трещат ломающиеся кости, стучат приклады по человеческим черепам, снося с одного размаху по несколько, да шлепают падающие тела убитых. На несколько секунд все перемешалось.
      Окоп и поле около него сплошь покрылось трупами, кровью, оружием и переворачивающимися ранеными.
      Японцы легли все до одного, а остатки наших бросились в фанзы и за них.
      В фанзах послышались выстрелы и та же глухая работа, а затем все затихло.
      В тот момент, когда цепь наша подбегала к окопу, один японец привстал и замахнулся, чтобы бросить в нас ручную гранату, но задел ею за собственное ружье, и она, разорвавшись у него в руках; снесла ему голову, оторвала обе руки, приподняла кверху одежду и клочья ее перемешала с кровью. Теперь он лежал на левом фланге окопа.
      Только что миновала наша цепь окоп... как некоторые из раненых стали приподниматься.
      Вдруг выстрел из ружья, и только что бежавший впереди солдатик схватился за икру левой ноги, а затем, вернувшись несколько назад, стал ковырять кого-то штыком.
      - Что ты делаешь? - кричу я ему.
      - Да как-же, ваше благородие, нешто это порядок - лег раненый, так и лежи, а ен анафема лежит, а мне в ногу стрелил - икру пробил, ну вот и получай свое!
      Вдруг совершенно неожиданно откуда-то с тылу послышалась орудийная пальба и шрапнели стали бить по нашим завладевшим уже фанзами. Это стреляла наша батарея, неосведомленная еще о положении дела.
      Измученные остатки геройского полка нашего, подвергаясь теперь одновременно орудийному огню от японцев и своих, не знали что делать.
      К счастью, ошибка нашей артиллерией была вскоре замечена, и огонь прекратился..."
      Примером героического поведения русских солдат может служить бой у деревни Шандиаза близ Мукдена, происшедший 23 февраля. Поручик Степаненко, имея под своим командованием 60 добровольцев-охотников пехотного Зарайского полка, внезапной атакой обратил в бегство около 500 японских пехотинцев, засевших в Шандиазе. При этом атакующие захватили в плен 85 вражеских солдат. Это лишь один из многих примеров инициативных и решительных действий русской стороны в Мукденских боях.
      Мукденское сражение, длившееся больше трех недель, разворачивалось на фронте в длину около 130 километров и в глубину до 75 километров, то есть действительно было крупномасштабной битвой на заре XX столетия. По своей сути, оно представляло собой многочисленные самостоятельные большие и малые бои на разных участках огромного по тому времени фронта и велось в основном по планам японского главнокомандующего маршала Ивао Оямы.
      Исследователи русско-японской войны 1904-1905 годов на опыте Мукденского сражения делают один главный вывод: операция фронтового масштаба оказалась не по силам обеим сторонам. Подобное на поле брани в XX веке будет происходить только в годы недалекой по времени Первой мировой войны 1914-1918 годов.
      24 февраля около 12 часов дня японцам наконец-то удалось прорвать русский фронт на позиции 1-й Маньчжурской армии у деревни Киузань, там где оборонялся 4-й Сибирский корпус. После этого прорыва над русскими войсками нависла угроза "маньчжурского Седана" и в ночь на 25 февраля они начали общий отход по направлению к Телину. Показательно было то, что в Мукденском сражении русские солдаты нигде не отступали перед японцами без приказа своих военачальников. Японцам все же удалось отрезать от своих часть обозов и арьергардных отрядов русских.
      Многим русским пехотным полкам пришлось с боем вырываться из вражеского окружения. Одним из них оказался 214-й пехотный Мокшанский полк, который прорывался 10 дней и ночей к городу Мукдену, отбив немало вражеских атак. Под стенами Мукдена капельмейстер (начальник полкового духового оркестра) мокшанцев Илья Алексеевич Шатров написал слова и музыку знаменитого вальса "На сопках Маньчжурии":
      Тихо вокруг,
      Лишь ветер на сопках
      рыдает,
      Порой выплывает луна из-за
      туч,
      Могилы солдат озаряя...
      Отступление русских войск от Мукдена сопровождалось восторженными официальными донесениями в Токио из штаба японского главнокомандующего в Маньчжурии маршала Ивао Оямы. Так, в донесении, которое было получено в столице страны Восходящего Солнца ночью 10 марта, говорилось:
      "Наш отряд в направлении Хсингинга ведет атаку на превосходные силы противника, который занимает высоты к северу от Фушина и продолжает оказывать сопротивление.
      Наши войска в стороне Шахэ окончательно оттеснили противника на правый берег Хуньхэ и, развернув свои силы к востоку и к северу от Мукдена, энергично ведут атаку, а также и преследование отступающих русских.
      Согласно поступающим донесениям, неприятельские войска сегодня начали отступление в полном беспорядке на север в район между железной дорогой и Мукденской дорогой. В местности между окрестностями Санва (около 7 с половиной миль к северу от Мукдена) и окрестностями Мукдена находятся десятки тысяч русских войск; они совершенно измучены и в паническом страхе, в ужасном состоянии отступают все на север. Наша пехота и артиллерия, находящиеся поблизости, сосредоточили до вечера свой огонь на отступающие войска противника и причинили ему огромные потери.
      Другой отряд наших войск, который выступил форсированным маршем из Хинлунгтена, догнал противника в окрестностях Пухе (около 12,5 миль к северу от Мукдена). Этот отряд нанес весьма чувствительные потери противнику, отступающему в замешательстве, и, вероятно, этот отряд наш уничтожит отступающие войска противника".
      "Маньчжурского Седана" у японского главнокомандующего маршала Ивао Оямы так и не получилось. 28 февраля 1-я и 2-я русские Маньчжурские армии заняли новую позицию вдоль реки Чайхэ. 3-я армия была отведена в общий резерв. Войска начали закрепляться на новом месте и вести фортификационные работы, в который уже раз "вгрызаясь" в землю чужой страны.
      Мукденская операция не стала решающим сражением на суше в ходе русско-японской войны. Несмотря на крупный успех японцев, поражение русской армии не было довершено. Отсутствие свежих сил, а главным образом большого числа кавалерии, не позволило императорскому главнокомандующему маршалу Ивао Ояме превратить отступление русской армии в "Седанскую катастрофу". Она вышла из Мукденского сражения с большими потерями, но, вскоре пополнившись резервами из России, была готова к новым боям.
      Потери сторон в сражении под Мукденом были огромны. Японские армии потеряли 70 059 человек убитыми и ранеными. Русские Маньчжурские армии потеряли 1977 офицеров и 87 446 нижних чинов. Помимо этого они лишились более 5 тысяч обозных повозок и около 15 тысяч лошадей. Японцам на поле боя в качестве трофеев достались 34 орудия, в основном выведенные из строя. В отличие от прусского фельдмаршала Мольтке-старшего, японский маршал Ивао Ояма не стал обладателем многих тысяч пленных и сотен трофейных орудий, как это было при катастрофе французской армии под крепостью Седан.
      В донесениях о военной добыче в Токио, штаб японского главнокомандующего, среди прочего, доносил: "...Нами захвачено неисчислимое количество шанцевого инструмента, скота, телеграфных столбов, бревен, железных кроватей, печей и т.д."
      Отступление вызвало потерю боеспособности многими частями русских Маньчжурских армий, новый моральный упадок духа солдат и офицеров, хорошо понимавших, что причина нового поражения кроется не в их нежелании сражаться, а в неумелом командовании ими. В войсках теперь уже открыто выражали недовольство действиями высшего военного командования. Неизбежным следствием этого стало падение воинской дисциплины и организованности. Участились случаи прямого непослушания нижних чинов своим командирам.
      Вот как докладывал императору Николаю II генерал Н.П. Линевич: "...к крайнему прискорбию, во время паники, происходившей у Мукдена, потоком потекло из армии в тыл на север частью с обозами, а часто просто поодиночке и даже группами около шестидесяти тысяч нижних чинов, из числа которых было множество задержано в Телине и на других станциях. Но, несомненно, множество ушло еще далее к Харбину... Уходящие из армии в тыл нижние чины говорят, что они уходят потому, что воевать не могут".
      Командование Маньчжурскими армиями на какой-то миг растерялось, но быстро пришло в себя и приняло "драконовские" меры, вплоть до расстрелов паникеров перед строем. А двухсоткилометровый марш был признан вернейшим средством отвлечь солдат от "нежелательных" мыслей и поступков. Все это, вместе взятое, помогло навести должный порядок в войсках. Этим главным образом и объясняется отход от города Мукдена, столицы Маньчжурии, сразу на отдаленные сыпингайские позиции.
      Только после этого тяжелого поражения, под давлением самого широкого общественного мнения российский монарх Николай II решился сменить неудачливого полководца. Царь возлагал на него большие надежды как на своего лучшего генерала. К тому времени генерал от инфантерии А.Н. Куропаткин окончательно потерял всякий авторитет и в армии, и в стране. Когда русские войска от Мукдена двигались к Сыпингаю, из Санкт-Петербурга пришел "долгожданный" приказ о смещении Куропаткина с должности главнокомандующего вооруженными силами России на Дальнем Востоке. Однако он оставался в действующих войсках в качестве командующего 1-й Маньчжурской армией.
      Новым главнокомандующим на Дальнем Востоке стал генерал Николай Петрович Линевич, военачальник с хорошей боевой репутацией, награжденный многими боевыми орденами, прослуживший на Дальнем Востоке на командных должностях десять лет. Но это был уже почти семидесятилетний старик с военным образованием, полученным им в пехотном училище еще до военной реформы в России 1861 года.
      Ответственность лично Куропаткина, как полководца, за военные поражения России на полях Маньчжурии, вне всякого сомнения, просто огромна. Но люди, хорошо знавшие его лично и бывшие участниками русско-японской войны, свидетельствуют, что генерал от инфантерии А.Н. Куропаткин понимал и видел неподготовленность армии и флота Российской империи к большой войне на Дальнем Востоке. Так, в разговоре с А.А. Игнатьевым он следующим образом оценивал боевые качества вверенных ему монархом войск:
      "Эта война велась впервые нашей армией, укомплектованной на основании закона о воинской повинности, и вина наша, конечно, за-ключалась в том, что мы не обратили в свое время достаточного внимания на боевую подготовку запасных второочередных формирований...
      - А не находите ли Вы... что одной из причин является наша культурная отсталость? - дерзнул я спросить.
      - Страшные Вы вещи говорите, Игнатьев, но Вы правы! Нужны коренные реформы".
      Другой участник русско-японской войны, тоже лично знавший Куропаткина и много раз наблюдавший главнокомандующего в деле, Б.А. Энгельгард в своих мемуарах отметил:
      "Он (Куропаткин. - А.Ш.) может быть, умел многое обстоятельно рассчитать и подготовить, но за все время войны ни разу не проявил ни упорства, ни решительности, без которых невозможно довести дело до победы".
      Опала бывшего военного министра России и главнокомандующего ее вооруженными силами на Дальнем Востоке, проигравшего войну с Японией на суше, была для современников на удивление короткой. Смещенный с высокой должности генерал от инфантерии А.Н. Куропаткин сразу же взялся за составление оправдательного "Отчета" о своем пребывании в Маньчжурии. Большую помощь ему в этом оказали офицеры армейского штаба.
      Вскоре после официального завершения русско-японской войны опального полководца настиг еще один карающий удар императора Николая II. В феврале 1906 года командующий 1-й Маньчжурской армией получил высочайшее повеление передать командование своему заместителю и "выехать по железной дороге... с первым отходящим эшелоном". Ему предписывалось царским указом "не останавливаться в Санкт-Петербурге и его окрестностях, проживать в своем имении, в Шешурино... воздержаться от всяких интервью, от оправданий и высказываний в печати".
      Так опальный генерал от инфантерии полностью оказался не у дел и в русской армии, и в государстве. Однако в Шешурино, которое стало местом его официальной ссылки, он сумел завершить написание своего "Отчета", который составил четыре солидных тома. Они были направлены на суд российскому монарху, и император Николай II Романов прочитал два из них. Его высочайшее решение было таково:
      "...Отчеты ген(ерала) Куропаткина никоим образом не должны сделаться достоянием всех, пока не появится в печати официальная история русско-японской войны".
      Однако просто проигнорировать письменный завершенный труд бывшего главнокомандующего России в войне с Японией было нельзя. И в окружении императора, и в Военном ведомстве прекрасно понимали, что в случае публикации куропаткинского отчета в стране его негативные для самодержавия мысли вызовут соответствующую реакцию в обществе, и особенно в армейских рядах. Показательны в этом отношении слова генерала Н.С. Ермолова: "Если отчет появится в войсках и обществе, то вред его будет огромен".
      А один из видных и авторитетных военных теоретиков России, генерал А.З. Мышлаевский, отметил, что в "настоящее время, когда со стороны врагов порядка делаются постоянные усилия революционизировать армию, сочинения генерал-адъютанта Куропаткина в случае его распространения сыграет этому в руку. Оно будет гибельно для духа многих войсковых частей и даст богатый материал для грязной полемики".
      Официальная опала "главного виновника" поражения России в войне с Японией длилась до декабря того же 1906 года. Он получает через царского флигель-адъютанта князя А.П. Трубецкого разрешение проживать там, где пожелает, и одновременно получил приглашение от императора Николая II прибыть в столицу, на прием в Зимний дворец.
      К тому времени куропаткинский "Отчет" был разослан ряду генералов и штабных офицеров с заданием на основе его материалов изучить опыт русско-японской войны. То есть Военное министерство отнеслось к аналитической стороне труда самым серьезным образом и стремилось в будущей войне в Европе избежать ошибок, допущенных при подготовке и в ходе войны на Дальнем Востоке. Впервые работа А.Н. Куропаткина была опубликована (но без ведома автора) в 1909 году в Германии под названием "Записки генерала Куропаткина о русско-японской войне. Итоги войны".
      Опальный полководец предстал перед императором Николаем II, их беседа длилась больше часа. А.Н. Куропаткин с глазу на глаз информировал российского государя о недостатках в организации и обучении русской армии, которые выявила проигранная война.
      В конце официальной аудиенции генерал от инфантерии попросил императора простить и себя, и армию за то, что "мы в данный срок не доставили России победы". Николай II Романов на сказанное примирительно ответил: "Бог простит, но помните, что победители всегда возвращаются с венком лавровым; побежденные с венком терновым. Несите его мужественно".
      Три русские Маньчжурские армии, отступив на север от Мукдена, закрепились на сыпингайских позициях. Из России поступили новые пополнения, и в августе 1905 года под командованием генерала Н.П. Линевича в Маньчжурии находились 788 тысяч человек (вместе с многочисленными тылами). Из этой огромной массы военнослужащих численность боевых штыков составляла только 446,5 тысяч человек; 150 тысяч находилось под ружьем в Приамурье.
      По предположениям русского командования, численность пяти японских армий в Маньчжурии достигала 750 тысяч человек, из них приблизительно 150 тысяч человек находилось в тылу и Северной Корее. То есть русские войска обрели заметное превосходство над японцами в силах для ведения полевого боя.
      Русские Маньчжурские армии укрепились не только численно, но изменилось и их вооружение. Теперь они имели пулеметов в 10 раз больше, чем в начале боевых действий на полях Маньчжурии: вместо 36 их стало 374. В полках имелось достаточное количество ручных гранат, тогда как ранее они были на вооружении только разведывательных, охотничьих команд. Японская же пехота имела ручных гранат в большом количестве с самого начала войны.
      Российское военное ведомство наконец-то поняло всю пагубность пополнения действующей русской армии на театре войны запасниками, давно не державшими в руках винтовку. Поэтому после мукденского поражения прибывающие на Дальний Восток пополнения состояли преимущественно из срочнослужащих солдат или новобранцев. Число запасных теперь не превышало 17 процентов.
      Остро стоял вопрос с командными кадрами, поскольку убыль офицерского состава в боях (соответственно) в несколько раз превышала потери в нижних чинах. Недокомплект офицеров в русской действующей армии составлял более трети их штатной численности. Чтобы заполнить младшие офицерские должности, началось вынужденное массовое производство отличившихся на войне унтер-офицеров и солдат в прапорщики запаса и зауряд-прапорщики.
      Были приняты меры для охраны армейского тыла, пресечения деятельности японских шпионов и появления в расположении армейских частей всевозможных "нежелательных" гражданских "лиц, ищущих приключений в ожидании легкой наживы". Такой работой занимался заведующий жандармско-полицейским надзором Маньчжурской армии отдельного корпуса жандармов подполковник Шершов, имевший в подчинении жандармскую команду, состоявшую из 25 унтер-офицеров. В годовом обзоре деятельности жандармско-полицейского надзора при армии, среди прочего, говорилось:
      "...Ежедневно удалялись из района армии десятками лица, не могущие доказать своей полезности или причастности к армии.
      Особенно много хлопот дали кавказцы, большую часть которых (около 150 человек) привез с собой подрядчик Громов и от которого они по прибытии в Маньчжурию вскоре все разбежались и занялись по китайским деревням и поселкам грабежами; большей частью грабили скот, арбы, лошадей и мулов.
      Скот продавали подрядчикам и даже прямо в разные части, а арбы, мулов и лошадей доставляли в Управление транспортом.
      Затем была введена регистрация всех частных лиц, проживающих в районе армии, стеснен допуск непричастных к армии лиц и приезд таковых разрешался только тем, которые для нее могли быть чем-нибудь полезны.
      Лица, заподозренные в неблагонадежности или не исполняющие требования военно-полицейского начальства, немедленно удалялись из армии..."
      Фронт у Сыпингая, к августу 1905 года вместе с далеко охраняемыми отдельными отрядами флангами достигал 200 километров. На передовой находились 1-я (справа от железнодорожной станции Сыпингай) и 2-я (слева от Сыпингая) Маньчжурские армии, 3-я по решению нового главнокомандующего генерала Н.П. Линевича находилась в резерве. Весной на один километр позиции во 2-й армии приходилось 2590 штыков, а в 1-й армии - 1860 штыков.
      Упрочилось моральное состояние армии, что хорошо почувствовало командование русских войск. Не случайно генерал-эмигрант А.И. Деникин в своих воспоминаниях писал о времени стояния русской армии на сыпингайской позиции:
      "Что касается лично меня, я, принимая во внимание все "за" и "против", не закрывая глаза на наши недочеты, на вопрос - "что ждало бы нас, если бы мы с Сыпингайских позиций перешли в наступление?" - отвечал тогда, отвечаю и теперь:
      - Победа!"
      После Мукденского сражения между воюющими сторонами крупных боевых столкновений не происходило. Основной заботой противников стало обучение своих войск ведению позиционной обороны. Русская сторона строила промежуточные линии обороны на глубину до 300 километров, вплоть до реки Сунгари на севере Маньчжурии. Японские армии располагались несколько более широким фронтом, чем их противник, тоже беспокоясь о безопасности своих флангов. Боевая деятельность противных сторон на всей линии фронта ограничивалась сторожевой и разведывательной службой.
      После отступления от Телина русская армия утратила боевое соприкосновение с японцами. Штаб главнокомандующего мало что знал о группировках вражеских сил, и первоначально ставка делалась на разведку силами платных агентов из местных жителей. Однако жестокая расправа японцев с китайцами, подозреваемыми в любых сношениях с русскими (им публично отрубались головы самурайскими мечами), почти совершенно лишила штабы Мань-чжурских армий агентов разведывательной службы.
      Чтобы восстановить сеть агентурной разведки, русское командование в апреле 1905 года организовало несколько школ для подготовки военных разведчиков из местного китайского населения. Ситуация потребовала сократить трехнедельный срок обучения в таких школах до трех дней. В общей сложности русские разведывательные школы выпустили 600 китайцев-разведчиков.
      Только после частых и усиленных рекогносцировок силами армейской конницы, когда брались пленные, а у убитых японцев изымались личные документы, удалось установить позиции развертывания всех пяти японских армий - с запада на восток размещались армии Ноги, Оку, Нодзу, Куроки и Кавамуры. Японские резервы располагались к западу от Телина, на правобережье реки Ляохэ.
      В штабах русского и японского главнокомандующих разрабатывались наступательные планы, которым не суждено было осуществиться. Генерал П.Н. Линевич предполагал решительное наступление только в одном случае - после успешного отбития атаки японцев на Сыпингайские позиции. Поэтому он и медлил с активными действиями на войне, хотя для движение вперед сил имелось вполне достаточно.
      Самым крупным делом финальной части войны на полях Маньчжурии стал набег русской конницы на район укрепленной деревни Факумынь. Отряду генерала П.И. Мищенко поручалось нарушить одну из главных неприятельских коммуникаций Инкоу - Синминтин - Факумынь. В рейд отправилось 54 конные сотни при 6 орудиях. С собой брали боезапас из расчета 300 патронов на винтовку и 218 снарядов на орудие. Из продовольствия было взято сухарей только на 2 дня, чая и сахара на 10 дней. Все остальное продовольствие приобреталось путем реквизиций среди местного населения.
      Японские кавалерийские дозоры и пехотные заставы при приближении русской конницы в большинстве случаев отходили без боя. Было захвачено несколько деревень, откуда японцы выбивались атаками спешенных конников при поддержке огня 6-орудийной батареи. Отличились одна из казачьих сотен, взявшая в деревне Тасинтунь в плен 140 японских солдат, и Читинский полк казаков-забайкальцев, который захватил и предал огню огромный вражеский обоз из 800 повозок.
      В ходе 5-дневного рейда по вражеским тылам конный отряд генерала П.И. Мищенко взял 234 пленных и два пулемета; японцы потеряли 270 человек убитыми и ранеными. Потери русского отряда составили 37 человек убитыми и 150 человек ранеными. Набег не внес серьезного расстройства в деятельность японских тылов, но зато он несколько приподнял моральное состояние русской армии, подавленное после проигранных Мукденских боев.
      Последним серьезным боем русско-японской войны на полях Маньчжурии станет последний бой конного отряда генерала
      П.И. Мищенко. 1 июля его конники под деревней Санвайзой возьмут штурмом опорный пункт неприятеля, который защищал левый фланг его позиции. В ходе жаркой и упорной схватки был уничтожен батальон японской пехоты, укрепившейся в Санвайзое.
      Русско-японская война 1904-1905 годов коснулась не только морского театра, Порт-Артурской крепости и Маньчжурии. Боевые действия велись в Северной Кореи (после боев на реке Ялу они переместились на северо-восток корейской территории), на острове Сахалин и на Камчатке. Помимо этого русское командование провело немало мероприятий по укреплению Владивостокской крепости и обороны Южно-Уссурийского края (современного Приморского края).
      С началом военных действий для защиты российского Приморья, хотя оно и оказалось далеко к востоку от главного театра военных действий, создается отдельный Южно-Уссурийский отряд под командованием генерал-майора А.Д. Анисимова. Ему ставилась задача прикрыть Приморье от ожидавшегося вторжения туда японских войск из Северной Кореи, не допустить их к городу Никольск-Уссурийский и быть подвижным резервом гарнизона морской крепости Владивосток.
      Необходимость создания отряда русских войск в Северной Корее была обоснована генерал-губернатором Приамурской области Н.П. Линевичем. В шифрованной телеграмме в штаб царского наместника на Дальнем Востоке, адресованной генерал-лейтенанту Жилинскому, говорилось:
      "Движение в Северную Корею войск Уссурийского отряда, по моему мнению, является в настоящее время крайне необходимым, как для занятия всей Северной Кореи до Гензана включительно, так и для того, чтобы, в случае возможности, лишить японцев их базы в Сеуле и в Пхеньяне, но для сего, кроме конницы, я предполагал бы выдвинуть в Корею и часть пехоты, чтобы конница, продвигаясь вперед, могла бы энергичнее действовать..."
      Первоначально отряд состоял из 8 пехотных батальонов, 6 эскадронов кавалерии и 32 полевых орудий. Основные силы отряда в начале войны распологались в городе Никольск-Уссурийск, селениях Раздольном, Шкотове и в Постьете, у самой корейской границы. Поскольку побережье края изобиловало удобными для высадки самого многочисленного десанта бухтами и заливами, то побережье заливов Петра Великого и Амурского наблюдалось конными дозорами.
      Когда в начале 1905 года русская армия отступила на север от Мукдена и укрепилась на Сыпингайских позициях, угроза японского вторжения в Приморье стала вполне реальной. Поэтому численность Южно-Уссурийского отряда, имевшего в феврале 10 730 штыков, 230 сабель и 48 орудий, всего за неполных два месяца увеличилась до 22 660 штыков, 306 сабель и 64 полевых орудия. Под городом Никольск-Уссурийский началось строительство полевых укреплений. Количество конницы могло быть гораздо большим, но Приморский драгунский полк, местные уссурийские и амурские казаки воевали в Маньчжурии, а оставшиеся в поселках служилые казаки с большим перенапряжением несли обязательную для них пограничную службу.
      Боевых действий в Южно-Уссурийском крае в ходе всей войны не велось. Но часть расквартированных там русских войск приняла участие в боях с японцами на территории Северной Кореи. Эти войска - Уссурийский конный отряд под командованием полковника И.Д. Павлова - решали задачу прикрытия государственной границы и ведения разведки, чтобы обезопасить Приморье от внезапного появления там японских войск. Первоначально отряд состоял из трех сотен забайкальского 1-го Нерчинского полка с двумя полковыми орудиями.
      Уссурийский конный отряд с официального согласия корейского правительства в самом начале войны перешел государственную границу и стал нести дозорную службу. Японское командование первоначально не обращало внимания на северо-восток Кореи, занимаясь "проблемой реки Ялу". Но когда казачий отряд Павлова совершил набег на портовый город Гензан, японцы перебросили сюда резервную пехотную дивизию, усиленную полевой артиллерией.
      Тогда русскому командованию пришлось усилить Уссурийский отряд, преобразованный в Приамурскую казачью бригаду, которой вначале командовал генерал-майор Н.И. Бернов, а затем
      В.А. Коссаговский. Тем временем японцы продолжали наращивать численность своих войск в Северной Корее. Летом 1904 года создается русский Корейский отряд под командованием генерал-майора А.Д. Анисимова из двух Сибирских полков и трех казачьих полков - одного Забайкальского и двух Сибирских при 20 орудиях.
      Корейскому отряду ставилась задача не допустить японцев к реке Тюмень-Ола и лишь в крайнем случае отступать на свою территорию - к приграничному селу Новокиевскому. Основные силы отряда заняли оборону по линии Хериен, Пурьенг, Мусан, Огны протяженностью в 60 километров. Впереди этой линии постоянно действовали дозорные казачьи сотни и разъезды, которые наблюдали за противником. При этом казаки не упускали случая вступать в стычки с японцами.
      В течение весны, лета и начала осени 1904 года на корейской территории велись ожесточенные бои между русскими и японцами. Первоначально столкновения ограничивались частыми стычками конных казачьих сотен с японскими авангардными отрядами пехоты. При этом казаки вели бой спешенными, старательно оберегая своих коней от вражеского огня. Затем, по мере продвижения неприятеля к северу от побережья, начались бои за горные перевалы. Японцы крупными силами атаковывали русский Корейский отряд у деревень Чахан и Шахори.
      Сильный бой произошел у селения Кильчжю, где авангардная сотня забайкальского 1-го Нерчинского полка была встречена огнем пехотного батальона противника, засевшего на горе, которая господствовала над долиной. Казаки спешились и метким огнем заставили японцев перейти с горы на соседние сопки. Вскоре подошел весь русский отряд (9 сотен забайкальских и сибирских казаков с двумя полковыми орудиями и конно-горной батареей). Артиллерийским огнем и атакой спешеных казаков японцы были оттеснены в горы. Часть неприятельской пехоты стала отступать в Кюльджю. Одна из сотен Нерчинского полка лавой двинулась в атаку и частью изрубила, частью обратила в бегство засевших за грудами камней вражеских пехотинцев.
      Японский флот неоднократно показывался у приморских берегов, но на какие-то десантные операции противник не шел, ограничивая свои действия демонстрацией силы. Подобные действия он предпринимал и в местах расположения русского Корейского отряда, будучи всегда готовым поддержать артиллерийским огнем с моря действия своей резервной пехотной дивизии.
      Однако такой тактики противник на море придерживался не всегда. Например, 4 июля 1904 года в бухту залива Корнилова вошли четыре японских эскадренных миноносца, с которых под прикрытием корабельных орудий на берег высадили 20 вооруженных моряков. Они занялись разрушением телеграфной линии южнее деревни Онгы. После этого вражеские корабли обстреляли русский военный пост на берегу и, выйдя из залива, соединились в море с отрядом из 4 крейсеров. Неприятельская эскадра обстреляла также береговой военный пост южнее бухты Анна. После этого она во-шла в бухту у мыса Вознесенского, но здесь японцы от высадки на берег воздержались.
      Весной 1905 года русские войска под давлением противника с боями отошли из Северной Кореи. Новая оборонительная позиция Корейского отряда пролегла по рубежу реки Тюмень-Ула, то есть по линии государственной границы России. Однако вышедшие к ее берегам японские войска не пытались прорваться на юг Уссурийского края и противостояние сторон до самого окончания войны ограничилось мелкими стычками и перестрелками.
      Начавшаяся война потребовала принятия самых неотложных мер по усилению морской Владивостокской крепости и защите этого портового города. Во Владивостоке базировался крейсерский отряд флота Тихого океана: броненосные крейсера "Рюрик", "Громобой" и "Россия", легкий крейсер "Богатырь". Здесь же базировались вспомогательный крейсер "Лена", 10 номерных (малых) миноносцев, ледокол "Надежный" и несколько вспомогательных судов.
      Флотскими силами командовал вице-адмирал Н.И. Срыдлов, назначенный после гибели вице-адмирала С.О. Макарова командующим флотом Тихого океана со штаб-квартирой в Порт-Артуре. Однако в блокированную русскую морскую крепость на Квантуне Срыдлов не попал и оказался во Владивостоке, где базировался отряд крейсеров. В конце войны его должность была упразднена.
      В планы высшего японского командования входила десантная операция по захвату Владивостокской крепости. Для этой цели планировалось выделить 80 тысяч войск, 200 осадных орудий, эскадру броненосных крейсеров и миноносцев. Однако борьба за Порт-Артур не позволила маршалу Ивао Ояме и вице-адмиралу Хейхатиро Того провести под Владивостоком десантную операцию и они ограничились лишь атакой русской крепости со стороны Японского моря.
      Японский флот впервые появился перед Владивостоком 12 февраля 1904 года. Эскадра из 10 вымпелов подошла к острову Русский и, не сделав ни одного выстрела, ушла. Ее появление главнокомандующий на Дальнем Востоке адмирал Е.И. Алексеев не признал достаточным основанием для усиления гарнизона крепости Владивосток численно и артиллерией крупного калибра.
      Одной из причин такого решения царского наместника стал доклад ему генерал-губернатора Приамурского края генерал-лейтенанта Н.П. Линевича в апреле 1904 года: "Наша крепость... ныне есть могущественный оплот на нашем Востоке". Будущий (третий и последний) главнокомандующий вооруженными силами России на Дальнем Востоке в русско-японской войне действительно гордился силой Владивостокской крепости, в создание которой им лично было вложено немало трудов.
      6 марта японская эскадра под флагом адмирала Камимуры вновь показалась на виду Владивостока. На сей раз она состояла из пяти броненосных крейсеров ("Идзумо", "Адзума", "Асама", "Якумо" и "Ивате") и двух легких крейсеров ("Касаги" и "Иосино"), которые вошли в Уссурийский залив. В 13.30 пять японских кораблей приблизились к крепости на дистанцию в две мили и, маневрируя у бухты Соболь, открыли огонь по городу и приморским фортам Суворова и Линевича.
      Русских батарей на этом участке береговой обороны еще не было, а форты имели на вооружении всего лишь противоштурмовые орудия и пулеметы и были готовы только к отражению вражеского десанта. Японская броненосная эскадра в течение часа проводила ожесточенную бомбардировку Владивостока, выпустив по нему 200 снарядов крупного калибра с "ничтожным результатом". Во время стрельбы неприятельские крейсера держались вне досягаемости огня орудий Петропавловской батареи и мортир Уссурийской батареи № 15. После этого вражеские корабли удалились в море.
      На следующий день они вновь появились перед Владивостоком на том же самом месте, но на сей раз их корабельная артиллерия молчала. Попытка неприятеля вызвать ответный огонь крепостных батарей с целью их засечки и подавления всей мощью тяжелых орудий броненосных кораблей не увенчалась успехом. Русская крепость молчала, а японцы близко подойти к ней просто не решились.
      В дальнейшем активность японского флота под Владивостоком резко упала во многом благодаря русским подводным лодкам. Во Владивостоке базировались три лодки - "Сом", "Дельфин" и "Касатка". Они несли дозорную службу близ приморского побережья (чаще всего близ острова Русский вели морскую разведку и охрану собственных прибрежных коммуникаций.
      Во время русско-японской войны произошла единственная атака русской подводной лодкой японских кораблей. В апреле 1905 года "Сом", "Касатка" и "Дельфин" несли дозорную службу в районе бухты Преображения, расположенной в 70 милях к востоку от Владивостока. На подходе к бухте было обнаружено два японских эскадренных миноносца. Командир "Сома" решил атаковать неприятеля, но маневрирование подводной лодки было замечено с эсминцев и они, воспользовавшись спустившимся на море туманом, скрылись подальше от берегов.
      Так неприятель получил возможность убедиться не только в том, что русские имеют во Владивостоке подводные лодки, но и в реальной их опасности для своих надводных кораблей. После этой встречи близ бухты Преображения японские морские силы ограничили свои действия против русской морской крепости постановкой минных заграждений.
      Подводный отряд флотских сил крепости Владивосток за время русско-японской войны нес трудную морскую службу. Показателем этого могут быть действия экипажа "Сома". Подводная лодка за шесть месяцев прошла 1318 миль под водой и 93 мили над водой, удаляясь от Владивостока на 120 миль. Наибольшая продолжительность пребывания лодки "Сом" в море достигала восьми суток, а время нахождения под водой - 1,5 часа. Для подводного флота тех лет, и не только русского, это были очень высокие показатели.
      После бомбардировки с моря крепость Владивосток была объявлена на военном положении. К марту 1904 года численность ее гарнизона достигла 17 тысяч человек. Комендантом крепости был назначен генерал Казбек. Но наличных сил было явно мало для защиты 63-километровой оборонительной линии Владивостока с суши и моря.
      Всерьез занялись усилением Владивостокской крепости только после падения Порт-Артура. Начались широкие фортификационные работы как на побережье, так и на суше. Количество артиллерийских орудий в крепости увеличилось до 1500. Было завезено большое количество боеприпасов и провианта. Сделанные запасы, по расчетам, позволяли держаться гарнизону в случае осады шесть лет. В самой крепости было проложено немало дорог, произведена расчистка секторов обстрела. Была налажена связь через беспроволочный "искровой" телеграф (радиосвязь) и голубиную почту.
      В мае 1905 года владивостокский крепостной гарнизон насчитывал 52 356 человек. В его состав входили 8-я Восточно-Сибирская стрелковая дивизия (4 полка трехбатальонного состава), два отдельных Восточно-Сибирских стрелковых полка, Хабаровский резервный полк, четыре батальона крепостной артиллерии, три саперных и одна минная рота, полевая жандармская команда, конный разведывательный отряд и другие подразделения. Морская крепость на юге Приморья готовилась к ведению круговой обороны и неприятельской осаде.
      Чтобы защитить крепость Владивосток со стороны Японского моря, входы в Амурский и Уссурийский заливы перегородили минными заграждениями, на острове Русском поставили новые артиллерийские батареи и соорудили сеть полевых фортификационных сооружений. Была усилена дозорная служба на морском побережье, ближайших островах и отработана система оповещения по боевой тревоге.
      В мае 1904 года крепостное командование было озабочено начавшимися взрывами мин в выставленных заграждениях. Только в одном месяце - июле взорвалось сразу 15 мин. Комиссия, назначенная для расследования этих происшествий, установила следы умышленного перерезывания кабеля. Самым вероятным виновником могла быть только японская военная разведка.
      Российское правительство, придавая большое значение Владивостоку в деле обороны Тихоокеанской окраины государства, перечислило крепость из 2-го класса в 1-й. Высочайший указ - императорское соизволение последовало 22 января 1905 года. После этого и началось значительное усиление Владивостокского крепостного гарнизона. Его командование несло ответственность за оказание военной помощи и другим областям России на Дальнем Востоке.
      Базировавшийся во Владивостоке отряд крейсеров за время войны многократно выходил в море и совершал рейды к Японским островам и берегам Северной Кореи. Командир Владивостокского отряда крейсеров Иессен получил на сей счет указания от царского наместника на дальнем Востоке адмирала Алексеева только 21 апреля 1904 года:
      "Выход в крейсерство главной целью - мешать перевозке неприятельского десанта считаю настоящее полезным. При этом нахожу, что крейсер "Рюрик" должен оставаться во Владивостоке для поддержки всех ближних операций при посылке миноносцев и самого отряда в случае его отступления перед сильным противником. Считаю более целесообразным предварительный осмотр корейского берега, набег на Цуругу и Хакодате тремя крейсерами. Оставляю Вам свободу действий. При выходе и возвращении под Владивостоком образуйте партии, которые должны тралить впереди, имея в виду, что японцы подбрасывают минные банки. Обладание японцами подводных лодок не доказано. Требуется большое внимание, но при этом надлежит не смущать напрасно офицеров и команды, которые должны лишь допускать возможность встречи у берегов таких лодок. Нахождение японского флота неизвестно".
      Уже 25 апреля Владивостокский отряд крейсеров ("Россия", "Громобой" и "Богатырь" с двумя миноносцами) совершил набег на близкий корейский порт Гензан, где торпедой был потоплен японский пароход "Гойо Мару". Близ Цугарского пролива опять же торпедой и артиллерийскими снарядами был пущен на дно транспорт "Кинсю Мару", на котором находилась 9-я рота 37-го пехотного полка императорской армии. Часть японских пехотинцев оказалась в плену.
      Большой крейсерской победой можно считать потопление военного транспорта "Хитаци Мару" водоизмещением 6175 тонн брутто, на борту которого находились 1095 солдат и офицеров, 120 человек судового экипажа и 320 лошадей. Капитаном судна был англичанин, состоявший на службе у японской компании. Эти войска перевозились через Симоносекский пролив из Хиросимы в Маньчжурию. Затем был потоплен транспорт "Садо Мару" почти такого же водоизмещения, на борту которого находилось свыше тысячи солдат и офицеров, полный телеграфный парк, 21 понтон и 2 тысячи тонн риса.
      Потопление "Хитаци Мару" стало серьезной помощью защитникам осажденного Порт-Артура. На борту крупнотоннажного японского военного транспорта находилось 18 осадных 280-мм гаубиц, которых так ждали в осадной армии под стенами русской крепости. Историк Н. Кладо в своем труде "После ухода второй эскадры Тихого океана" отмечает, что "гибель этого (осадного артиллерийского. - А.Ш..) парка значительно задержала ход осады".
      Японское командование в условиях затянувшейся осады Порт-Артурской крепости попыталось было скрыть этот факт. Но состоявший иностранным наблюдателем при штабе 3-й императорской армии англичанин Э.А. Бертлетт в своих мемуарах писал:
      "Насколько достоверно, я не знаю, но говорили, что тяжелые орудия, предназначенные для осады Порт-Артура, погибли на пароходе "Хитаци Мару", потопленном Владивостокской эскадрой в июне месяце. Это крупное несчастье задержало всю осаду и оттянуло до сентября прибытие 28-ми гаубиц, посланных на замену погибших".
      Результатом июньского рейда Владивостокского отряда крейсеров стало потопление еще нескольких японских транспортов. Поход русских крейсеров в Цусимский пролив явился первым за войну проникновением их в район весьма оживленных и важнейших для противника морских коммуникаций. Броненосные крейсера отряда адмирала Камимуры не смогли помешать проведению этой набеговой операции. Она вызвала на Японских островах недовольство действиями своего морского командования.
      В конце июня отряд русских миноносцев обстрелял корейский порт Гензан, в котором в то время находились многочисленные японские войска. В последующем Владивостокский отряд крейсеров совершал набеговые операции не только в Японском море, но и выходил в Тихий океан для действий против восточного побережья страны Восходящего Солнца. Действия русских крейсеров со стороны Тихого океана были полной неожиданностью для противной стороны.
      Американская газета "Нью Йорк Херальд" сообщала в те дни своим читателям содержание телеграммы своего токийского корреспондента: "Токио. 21.7.04. Большое возбуждение господствует здесь в связи с движениями Владивостокского отряда. "Россия", "Громобой" и "Рюрик" прошли 20.7 Цугарский пролив, выйдя в Тихий океан".
      Уничтожались японские суда, команды которых предварительно пересаживали в шлюпки и отпускали на берег, досматривались иностранные суда (прежде всего и в большинстве английские), которые доставляли в порты противника различные "контррбандные" военные грузы, прежде всего каменный уголь для кораблей императорского флота и изделия из металла. Такие действия русских крейсеров вызвали панику среди японских и иностранных судовладельцев, "работавших" в годы войны на Токио.
      Крейсерские операции против Японии русские военные моряки вели не только на Дальнем Востоке, но и в Индийском океане (его Красном море). 4 и 5 июля 1904 года из Севастополя вышли пароходы Добровольного флота "Петербург" и "Смоленск". Пройдя через Черноморские проливы и Суэцкий канал, оба парохода вооружились ранее спрятанными в трюмах орудиями и, подняв в Красном море русские военные Андреевские флаги, обратились таким образом во вспомогательные крейсера военно-морского форта России "Днепр" и "Рион".
      Ими начался досмотр иностранных судов, шедших под флагами нейтральных государств в восточном направлении. Были арестованы и препровождены призовыми партиями в балтийский порт Либаву английские пароходы "Малакка", "Скандия", "Формоза" и "Ардова" с контрабандными военными грузами для воюющей Японии. Так, на "Малакке" находились следующие грузы в японские порты Иокогаму, Кобе и Модзи: стальные листы, мостовые части, кран, стальные валы, хлопок, телеграфная проволока, различные машины и прочие грузы военного предназначения.
      Такие действия вспомогательных русских крейсеров "Днепр" и "Рион" вызвали протест официального Лондона, хотя британскому правительству и пришлось признать факт "дружественных" военных перевозок в Японию, которая вела войну против России. Российское правительство было вынуждено прекратить крейсерские операции в Красном море, крейсерам приказали вернуться в Россию, а захваченные британские пароходы освободить.
      Остров Сахалин (по-японски - Карафуто, "остров китайских людей") тоже стал ареной "региональных" военных действий. Огромный остров имел протяженность береговой линии в 2 тысячи километров, а его население составляло всего 30 тысяч человек, главным образом ссыльнопоселенцев. Его административными центрами на севере был пост Александровский, на юге пост Корсаковский. Какой-то стратегической роли на дальневосточном театре военных действий остров не играл, и по этой причине штаб Приамурского военного округа признал оборону Сахалина непосильной для войск, имевшихся в Приамурье.
      Однако побывавший в мае 1903 года на Сахалине военный министр России генерал от инфантерии А.Н. Куропаткин дал указание о принятии мер к обороне этой островной территории государства. На этом настаивал и генерал-губернатор Приамурского края Н.П. Линевич. Были намечены следующие меры для обороны острова:
      1. Сосредоточить всю оборону Сахалина в двух центрах: в посту Александровском и в посту Корсаковском.
      2. Из числа местных воинских команд Александровскую, Дуйскую и Тымовскую общей численностью в 1160 человек расположить в северной части острова, а Корсаковскую в составе 330 человек - в южной части острова. Общая численность воинских команд составляла чуть больше пехотного батальона.
      3. Из числа свободного гражданского населения, ссыльнопоселенцев и ссыльнокаторжных сформировать 14 дружин ополчения (по 200 человек в каждой) общей численностью около 3 тысяч человек. Из них 8 дружин использовать для защиты Александровского и Тымовского округов, а 6 - в Корсаковском административном округе. Однако начать военное обучение ссыльнокаторжных не удалось, поскольку они были заняты работой по тюремному ведомству. Однако эти люди с большой охотой записывались в дружины в надежде на высочайший указ о сокращении им сроков пребывания на сахалинской каторге. Большинство дружинников к тому же оказались людьми преклонного возраста. На вооружение дружинников поступили ружья-берданки. Дружинами командовали тюремные чиновники, которые, естественно, симпатий у большинства своих подчиненных не вызывали.
      4. Возвести трудом каторжан ряд опорных пунктов. Из числа имевшихся на Сахалине орудий 4 отдавались Корсаковскому посту, а 2 - Александровскому. Намечалось доставить на остров еще какое-то число орудий малого калибра из Владивостокской крепости. Батареи планировалось возводить из леса и защищать ими посты и наиболее удобные для захода кораблей бухты. На остров было доставлено 8 орудий, не имевших поворотных механизмов, и 12 пулеметов, 8 из которых было отдано защитникам северной части острова.
      5. Снабжение защитников Сахалина боевыми припасами, военным снаряжением и продовольствием намечалось из Владивостока, поскольку на местные запасы рассчитывать не приходилось.
      Япония готовилась к захвату острова Карафуто - Сахалина самым серьезным образом. Экспедиционные силы состояли из недавно сформированной 15-й пехотной дивизии генерала Харагучи (12 пехотных батальонов, кавалерийский эскадрон, 18 полевых орудий и пулеметное отделение - всего 14 тысяч человек). Транспортный флот, состоявший из 10 пароходов, сопровождался 3-й эскадрой адмирала Катаоки, состоявшей из 40 военных, преимущественно малых кораблей. Близость к Сахалину японского острова Хоккайдо позволяла обеспечить внезапность десантной операции.
      Естественно, что остров Сахалин просто не мог быть хорошо защищен. Поэтому в штабе Приамурского военного округа решили осуществлять оборону южной части острова силами партизанских отрядов. Из Маньчжурии весной 1905 года на Сахалин прибыла группа армейских офицеров, которая сменила на командных должностях тюремных чиновников. Однако внушить ссыльнопоселенцам и ссыльнокаторжным патриотические чувства по защите острова, как части российского Отечества не удалось - Сахалин, ставший для них тюрьмой, был им ненавистен.
      Всего было создано 5 партизанских отрядов, которые получили свой район действий и запасы продовольствия на 2-3 месяца. 1-м отрядом из 415 человек, восьми орудий и трех пулеметов командовал полковник Арцишевский. Главной силой его отряда были 60 моряков, среди которых было много артиллеристов, во главе с лейтенантом Максимовым из команды порт-артурского крейсера "Новик", который после боя с двумя японскими крейсерами был затоплен экипажем у поста Корсаковский. Экипаж крейсера убыл во Владивосток, а лейтенант Максимов с командой был оставлен для снятия с полузатопленного корабля вооружения, боевых припасов и имущества. Снять удалось только 4 орудия. Базой 1-го партизанского отряда, имевшего 51 конного дружинника, стало село Дальнее.
      2-й отряд, под командой штабс-капитана Гротто-Слепиковского, состоял из 178 человек и имел на вооружении один пулемет. Ему предстояло действовать в районе села Чеписан и озера Тунайчи. 3-й отряд, капитана Полуботко, насчитывал 157 человек и базировался у села Севастьяновка. 4-м отрядом командовал штабс-капитан Даирский, он состоял из 184 человек. Действовать ему предстояло в долине реки Лютоги. Во главе 5-го отряда численностью в 226 человек стоял капитан Быков. Районом его действий намечалась долина реки Найбы. Склады с продовольствием всех партизанских отрядов были укрыты в тайге.
      Японцы начали десантную операцию на Сахалине 22 июня 1905 года. К южной части острова из Хакодате подошла эскадра из 53 кораблей, в том числе с 12 транспортами. На их борту находилась пехотная дивизия генерала Харагучи. Утром 24 июня десант начал высаживать на берег залива Анива у деревни Мерея под прикрытием артиллерийского огня с двух кораблей.
      Чтобы дать возможность сжечь склады Корсаковского поста, батарея лейтенанта Максимова заняла позицию у села Пароантомари. Когда 4 японских миноносца показались из-за мыса Эндума, комендоры с крейсера "Новик" открыли по ним огонь их своих четырех орудий. Японцы ответили беглым огнем и скрылись за мысом. Через 15 минут из-за мыса вышло уже 7 миноносцев, которые сосредоточили свой огонь по русской береговой батарее. Один из вражеских кораблей получил повреждения и прекратил стрельбу.
      После этого батарея лейтенанта Максимова повела перекидной огонь по месту высадки многочисленного японского десанта. Вскоре одно 122-миллиметровое орудие вышло из строя, а у трех других 47-миллиметровых стали заканчиваться снаряды. Расстреляв боезапас, командир батареи приказал взорвать орудия и со своими моряками присоединился к партизанскому отряду полковника Арцищевского, собиравшегося на Соловьевской позиции.
      После того как японские десантники заняли Корсаковский пост, 2 миносца вошли в Бухту лососей и стали обстреливать Соловьевскую позицию. Стоявшая там батарея из двух 47-миллиметровых орудий своим огнем вынудила неприятельские корабли отойти в море на дальность их стрельбы.
      Партизанскому отряду полковника Арцищевского пришлось отступить с морского побережья и отойти в село Хомутовка, а затем к селу Дальнему. В трех километрах севернее его отряд окопался. Перед этим отходившие партизаны выдержали бой с японской пехотой, которая начала их преследовать. У Дальнего произошел новый бой, исход которого решила вражеская полевая батарея. Когда японская пехота силой до двух полков стала окружать фланги отряда, Арцищевский увел его в таежные горы. Потери японцев с начала высадки составили около 70 человек.
      После этого 1-й партизанский отряд укрылся в тайге и провел несколько боев с японцами, которые пытались окружить отряд и разгромить его. В ходе схваток партизаны понесли большие потери и после переговоров с командованием противника остатки отряда - 135 человек сложили 3 июля оружие. Группа партизан из 22 бойцов под командованием капитана Стерлигова сумела преправиться с Сахалина на материк.
      Первый бой провел и 2-й партизанский отряд штабс-капитана Гротто-Слепиковского, который отошел к одному из своих таежных складов. Атака японского отряда в 400 человек была успешно отбита, но партизаны потеряли в ходе перестрелки 24 человека. После этого пехота противника под прикрытием артиллерийского огня стала окружать отряд с трех сторон. Осколком снаряда его командир был убит. Принявший на себя командование зауряд-прапорщик Горевский был вынужден прекратить сопротивление. Японцы похоронили русского офицера с воинскими почестями, отдав дань его мужеству и героизму. 2-й партизанский отряд продержался 38 дней.
      3-й партизанский отряд Полуботко во время "прений" воевать или не воевать был окружен японцами и вместе с командиром попал в плен. Но часть дружинников (49 человек) укрылась в тайге и впоследствии присоединилась к отряду капитана Быкова.
      4-й отряд штабс-капитана Даирского после долгих скитаний по таежным дорогам был окружен японцами и после перестрелки с ними, сложил оружие. Имеются сведения, что офицер и дружинники этого отряда после сдачи были перебиты японцами штыками.
      5-й партизанский отряд капитана Быкова после присоединения к нему дружинников из отряда Полуботко устроил у села Романовское засаду японцам и заставил их отступить. Японцы послали Быкову два письма с предложением сдаться вместе с отрядом, но получили решительный отказ. После этого противник не тревожил партизан 5-го отряда.
      Тогда капитан Быков решил пробиваться на север Сахалина. По пути в устье реки Отосан был уничтожен небольшой отряд японцев. Вскоре капитан получил известие, что руководивший обороной Александровского поста генерал-лейтенант Ляпунов сдался со своим отрядом, а посланная на помощь Быкову рота тоже сдалась японцам. Идя то тайгой, то берегом моря, партизаны до-брались до села Тихменево, откуда на кунгасах продолжили путь вдоль сахалинского побережья. В 20-х числах августа партизаны, потерявшие во время похода 54 человека, были перевезены в город-порт Николаевск-на-Амуре.
      Действия японской эскадры против русских постов и поселений на сахалинском побережье выглядели следующим образом. Так, командующий эскадрой вице-адмирал Катаока в одном из своих "победных" донесений в Токио сообщал:
      "Часть эскадры, заметив 31 июля часть войск из числа неприятельского гарнизона на мысе Разареба на проливе Мамыя, открыла по ней огонь. Когда мы после этого стали высаживать морской десант, по нас неожиданно был открыт огонь противником из леса на берегу. Один человек из нашего десанта убит и 4 ранено; но в конце концов нам удалось отбросить неприятеля и разрушить здание телеграфной конторы".
      На севере Сахалина оборону держали более значительные силы, сведенные в 4 отряда. У прибрежного села Арково - отряд под командованием полковника Болдырева силой в 1320 человек при 4 орудиях. Александровским отрядом (2413 человека, 4 орудия, 6 пулеметов) командовал полковник Тарасенко. Дуйский отряд подполковника Домницкого насчитывал 1120 человек. Резервный отряд подполковника Данилова состоял из 150 человек. Командовавший обороной северной части острова генерал-лейтенант Ляпунов имел в четырех отрядах 5176 человек.
      Японцы появились в водах северного Сахалина 10 июля. Отряды их миноносцев обстреляли Арковскую долину, посты Дуэ и Де-Кастри. На следующий день к побережью подошла эскадра из 70 судов, в том числе два крейсера "Нассин" и "Касаги", 30 миноносцев, несколько канонерских лодок, 30 транспортов. Вражеская эскадра развернулась широким фронтом от села Мгачи до поста Александровского и под прикрытием артиллерийского огня начала высаживать десант пехоты севернее Арковской долины. Однако здесь японцев встретили ружейным огнем.
      Арковскому отряду с потерями от артиллерийского огня пришлось отойти от береговой черты. Александровский отряд был оттеснен японской пехотой на Жонкиеровские высоты. Генерал-лейтенант Ляпунов распорядительно руководил боем. 12 июля Александровский отряд начал отступать к Пиленгскому перевалу, куда подходил и Дуйский отряд. У села Михайловка русским преградил путь батальон пехоты и кавалерийский отряд противника. Через этот заслон отступавшим удалось прорваться только с помощью пулеметного огня.
      Приблизившиеся почти вплотную к берегу японские канонерские лодки и миноносцы открыли сильный артиллерийский огонь по Михайловским высотам. Под его прикрытием неприятельская пехота большими силами начала наступать. Генерал-лейтенант Ляпунов приказал в конце концов отходить в село Мало-Тымово, надеясь стянуть туда все свои четыре отряда.
      13 июля крупные силы японской пехоты начали наступление из села Дербинское на село Рыковское с целью помешать соединению Александровского отряда с Арковским полковника Болдырева. На следующий день русские атаковали с двух сторон село Рыковское и выбили оттуда японских кавалеристов, отбив у них 96 пленных из Тымовского отряда, захваченных ими накануне.
      Два русских отряда, соединившись, стали отходить в село Палеево. По пути прошло несколько схваток с японскими разъездами. У Сергиевского станка отряд расположился на ночлег, и японцы лесом смогли незаметно подобраться к расположению русских. Около часа ночи спящий отряд был обстрелян из лесу и потерял около 60 человек убитыми. В начавшейся панике около 500 дружинников разбежалось, была поломана часть обозных повозок.
      На следующий день в 10 часов утра японцы повторили нападение, открыв по селению Онора частый ружейный огонь из тайги. Вновь началась паника, но благодаря стараниям офицеров она быстро улеглась и японцам пришлось отойти под пулеметным огнем. Под вечер в расположение русского отряда прибыл из села Рыковского местный тюремный надзиратель с предложением командующего японскими войсками на острове Карафуто генерала Харагучи сложить оружие.
      После военного совета генерал-лейтенант Ляпунов решил сдаться противнику в плен. Принимая такое решение, он ссылался на нехватку боеприпасов и продовольствия. Всего сдалось в плен строевых военнослужащих - 64 офицера, нижних чинов и дружинников, а также 3819 человек нестроевых. Японцам достались в качестве трофеев 2 полевых орудия, 5 пулеметов и 281 лошадь.
      После этих событий в плен японцам сдалось несколько разрозненных групп дружинников из числа ссыльных, бродивших по сахалинской тайге. Несколько таких "партий" решили избежать плена и сумели переправиться с острова на материк: это были отряды военного прокурора на Сахалине полковника Новосельского, командира 2-й дружины капитана Филимонова и артиллерийского штабс-капитана Благовещенского.
      Боевые действия отрядов японских кораблей против берегов Приамурского края (правый берег Татарского пролива) выразились в бомбардировке с моря военного поста в заливе Де-Кастри и высадке вблизи его десанта. Пост защищался ротой Николаевского крепостного полка под командованием капитана Виноградова с двумя 4-фунтовыми орудиями. Русские попытались завязать артиллерийскую перестрелку с вражескими миноносцами, но малокалиберные пушки в стрельбе не "дотягивали" до кораблей. Солдатской роте пришлось отступить в тайгу. Японцы захватили пост Де-Кастри, оставленные здесь два орудия и разрушили сооружения.
      После этого японские миноносцы обстреляли русские военные посты на мысах Лазарева и Джауре. На мысе Лазарева снарядами было сожжено здание телеграфной конторы. Но когда японцы попытались высадить здесь десант, защитники поста (два офицера и 10 солдат) отбили эту попытку ружейным огнем.
      Коснулась русско-японская война и далекой от Маньчжурии Камчатки. Здесь оборону полуострова и города Петропавловска возглавил уездный начальник А.П. Сильницкий - исследователь Дальнего Востока, литератор и этнограф. В апреле 1904 года он провел сбор горожан и объявил им о возможности вторжения японцев на Камчатку. Сход решил создать воинскую дружину из 89 человек. Сильницкий, подсчитав возможности русского населения и камчадалов уезда, решил, что в случае ведения партизанских действий против японских войск можно опереться на две тысячи вооруженных ополченцев.
      Японские военные появились на Камчатке в самом конце войны. В 20-х числах мая четыре японские шхуны высадили у села Явино, жители которого ушли в горы, десантный отряд из 150 человек под командованием лейтенанта Гундзи с одним полевым орудием. Водрузив в Явино японский флаг, десантники стали грабить село.
      Тревожное известие вскоре пришло в Петропавловск. Оттуда вышло в Явино небольшое судно с отрядом дружинников под командой прапорщика Жаба. Из Большерецка, отстоявшего от Явино на сто километров, двинулась дружина унтер-офицера Сотникова. В Усть-Озерной оба отряда соединились: всего набралось 88 человек, из них 71 камчадал и 17 русских, преимущественно казаков.
      16 июля дружинники неожиданно напали на неприятельский лагерь. Большая часть японцев на шлюпках бежала на стоявшие у берега шхуны, потеряв при этом в бою 32 человека убитыми и ранеными, а лейтенант Гундзи попал в плен. Потери дружинников составили два человека погибшие и несколько раненых.
      Японцы пытались высаживать десантные отряды и в других селениях Камчатки. В Усть-Большерецке местная дружина во главе с казаком Селивановым отбила нападение, в бою погибли 11 японских солдат. Под Карегой японский десантный отряд потерял 30 солдат убитыми и только пятерым удалось спастись на шхуне. Полной неудачей закончились попытки захватить прибрежные селения Коль, Воровское и Озерное, остров Медный, который успешно защитили местные жители-алеуты.
      В конце июля к берегам Камчатки подошли крейсера "Сума" и "Идзума". Войдя в Авачинскую бухту, "Сума" обстрелял Петропавловск. Когда японцы убедились, что город не обороняется и пуст (местные жители покинули его), на берег был высажен десант в 200 человек. После этого крейсера ушли к Камандорским островам, но из-за штормовой погоды высаживать там десант не стали. Крейсерский отряд вновь подошел к Петропавловску, и японцы оставили в городе грозное письмо с требованием освободить попавшего в русский плен лейтенанта Гундзи, одного из руководителей Патриотического общества на севере Японских островов.
      В ходе обороны побережья Камчатки защитники полуострова в конце войны уничтожили 20 японских шхун и до 200 неприятельских солдат и офицеров. Японцы в дальнейшем больше не предпринимали каких-либо военных действий против Камчатского уезда, опасаясь затяжных боевых и партизанских действий со стороны местных жителей - русских и коряков.
      Не обошли японские корабельные отряды и Охотское побережье. Командующий эскадрой вице-адмирал Катаока победно доносил в Токио о проведенной операции против русского старинного, но очень маленького портового города Охотска:
      "Согласно донесению начальника отряда, который действует в районе Охотского моря, отряд этот овладел оружием старого образца, 3 винтовками и некоторым количеством боевых припасов в Охотске 17-го августа (4-го августа).
      (Вышеупомянутые порты находятся все на сибирском берегу.)
      Этот же самый отряд... занял также безымянную бухту на Карафуто (Сахалин), направляясь по пути в Николаевск".
      "...После Мукденского сражения и отхода русских войск на Сыпингайские позиции вооруженное противоборство сторон как бы сошло на нет. Один из участников русско-японской войны в своих воспоминаниях о начале 1905 года, о последних месяцах войны на полях Маньчжурии писал:
      С этого времени войска наши стали стягиваться понемногу к Сы-пин-гаю, а из России усиленно начали подходить свежие. Работа по постройке Сы-пин-гайских позиций шла не покладая рук.
      Противник, измученный не менее нас переходом в несколько сот верст, остановился у Те-лина, давая нам время устроиться и укрепиться настолько, что нового - окончательного удара без особой к тому подготовки нанести нам было уже нельзя.
      Спустя некоторое время, до нас стали доходить известия о приближении наших балтийских эскадр к Японскому морю.
      Теперь все внимание войск, собравшихся уже в достаточном количестве, было обращено на наш флот.
      Доходящие до нас газеты брались нарасхват, и все находились в ожидании решительных событий на море, веруя в решительность и ум адмирала Рождественского.
      Трудно представить себе, каким ударом были для войск первые известия о Цусимском поражении.
      Падение Порт-Артура хотя и больно отозвалось в наших сердцах, но к этому известию мы были подготовлены постепенным ходом событий. Цусимская же катастрофа поразила всех как громом.
      Тем не менее постройка позиций и стягивание войск из России шли ускоренным темпом".
      Глава шестая
      Цусимская трагедия.
      Финал войны
      Весной 1905 года военный потенциал страны Восходящего Солнца оказался на исходе. Вооруженное противоборство сторон с его кровопролитием на полях Маньчжурии тяжелым бременем легло на экономику страны и ее ограниченные стратегические ресурсы. Тяжелые военные потери в людях и резкое падение жизненного уровня вызывали недовольство политикой правительства (но не обожествленного микадо) в японском обществе. Правящим кругам Японии приходилось искать выходы из тупикового состояния: разгромить Россию на ее Тихоокеанской окраине и в Маньчжурии не удалось, война затягивалась на продолжительный и самый неопределенный срок.
      Один из виднейших японских дипломатов того времени сперва барон, а потом виконт Кикидзиро Исии оставил мемуары под названием "Дипломатические комментарии". В них, среди прочего, он описывает состояние страны Восходящего Солнца и ее правящих кругов, высшего командования в конце русско-японской войны:
      "Побежденная на суше и на море Россия в глубине души считала, что против Японии, управляемой мудрым монархом, населенной миллионами бесподобных патриотов и морально поддерживаемой симпатиями Англии и Америки, невозможно было устоять.
      А Япония думала, что она больше не могла продолжать борьбу против России, против этой огромной массы, недоступной для ударов и снова поднимавшейся после частых и крупных поражений. Дальнейшие операции против России теперь казались напрасным трудом. Японские запасы военных материалов приходили к концу. Ее финансы были в тяжелом положении. Даже руководители ее армии в Маньчжурии боялись, что если она слишком увлечется, то может быть разгромлена и потеряет все преимущества, полученные в результате дорого стоявших побед.
      Обе стороны чрезвычайно сильно преувеличивали свои действительные силы и средства, и каждая из них была очень плохо осведомлена о положении другой. Никакой шпионаж и никакая разведка не могли бросить свет на действительное положение вещей.
      В отличие от слепого, который не боится ползающих змей, ибо он их не видит, политические деятели, ответственные за судьбы всей страны, не могут долго чувствовать себя хорошо в потемках. Темнота приводит к беспокойству, а беспокойство приводит к страху. Хороший капитан останавливает свой корабль во время густого тумана, а хороший полководец задерживает свою армию, когда он не знает расположения сил противника. Эта обоюдная боязнь и заставляет воюющие страны искать мира..."
      В Токио понимали необходимость скорого прекращения русско-японской войны. За это настойчиво выступали начальник штаба Маньчжурской армии генерал Кодама и морской министр адмирал граф Гомпей Ямамото. Они были из тех людей в правящем кругу, которые не считали, что императорская армия может "дойти до озера Байкал или по крайней мере занять Харбин". Еще в самый разгар Мукденского сражения, 9 марта, японский военный министр, по поручению своего правительства, вынужденного искать мира, обратился за посредничеством к послу США. Посол незамедлительно донес об этом в Вашингтон президенту Теодору Рузвельту.
      Просьба официального Токио выглядела следующим образом: японское правительство "не имеет намерения закрывать двери для дружеского посредничества, имеющего целью исключительно организацию встречи представителей воюющих стран".
      Обращение японского правительства о посредничестве к Теодору Рузвельту было не случайным. Американский президент не скрывал в вооруженном конфликте России и Японии симпатий к последней. Так, в письме английскому дипломату Сесилю Спринг-Райсу от 24 июля 1905 года Рузвельт сообщал:
      "Как только настоящая война разразилась, я уведомил Германию и Францию самым вежливым и скромным образом, что в случае какой-либо комбинации против Японии, которая попытается повторить то, что сделали Россия, Германия и Франция в отношении нее в 1894 г., я решительно приму сторону Японии и сделаю все возможное для того, чтобы ей помочь. Мне, конечно, известно, что ваше правительство будет солидарно со мной, и я считал, что будет лучше, если я не буду совещаться с вашим правительством до достижения моих собственных целей".
      Получив такую просьбу, американский президент Теодор Рузвельт достиг секретного соглашения с премьер-министром Японии Кацурой путем обмена телеграммами. Посредником в этих переговорах выступил военный министр США Тафт (будущий президент). Министр иностранных дел Соединенных Штатов Хей в своем дневнике записал что: президент Теодор Рузвельт "имеет совершенно твердое убеждение, что мы не можем позволить второй раз лишить Японию плодов ее победы". (Речь шла о русско-японской войне.)
      Глава Соединенных Штатов, скрыв обращение к нему японской стороны, попытался по дипломатическим каналам оказать воздействие на российского монарха Николая II. Однако тот уклончиво отклонил предложение Теодора Рузвельта о посредничестве в вооруженном конфликте на Дальнем Востоке.
      Причина такого ответа американскому президенту крылась только в одном: русская 2-я Тихоокеанская эскадра под вице-адмиральским флагом, вышедшая из Балтики, приближалась к Японским островам. В царском окружении с русским флотом связывали последние надежды добиться перелома в русско-японской войне. Это была, в общем, отчаянная попытка в фактически уже проигранной войне на полях Маньчжурии, усугубленной сдачей Порт-Артура.
      Решение о посылке с Балтики сильной по составу эскадры на Дальний Восток было принято еще в апреле 1904 года. Ей было дано название 2-й Тихоокеанской, а порт-артурская эскадра в документах стала называться 1-й Тихоокеанской. Однако балтийские корабли к дальнему походу через три океана собирались долго, имея на то веские причины: часть кораблей находилась в ремонте, часть достраивалась, семь крейсеров намечалось закупить за границей, в Аргентине и Чили.
      Однако сражение в Желтом море, результатом которого стало дальнейшее ослабление порт-артурской эскадры, настоятельно потребовало ускорить выход кораблей Балтийского флота. Решение об этом было принято на совещании у императора Николая II в Петергофском дворце в августе 1904 года. На совещании, решавшем судьбу похода балтийских кораблей на русско-японскую войну, присутствовали великий князь генерал-адмирал Алексей Александрович, великий князь Александр Михайлович, управляющий Морским министерством вице-адмирал Ф.К. Авелан, министр иностранных дел граф В.Н. Ламсдорф, военный министр В.В. Сахаров и командующий 2-й Тихоокеанской эскадрой контр-адмирал З.П. Рождественский.
      Последний доложил императору и собравшимся о готовности эскадры, предполагаемом маршруте похода. По расчетам штаба Рождественского, необходимо было проделать путь в 18 тысяч миль. При суточном переходе в 200 миль на это требовалось 90 суток и еще 60 суток для погрузки угля на стоянках - всего 150 суток, или 5 месяцев. Получалось так, что если эскадра выйдет в море 1 сентября 1904 года, то в конце января 1905 года она могла бы достичь китайского порта Шанхай. Но в это время бухты у Владивостока еще покрыты льдом.
      По поводу сроков прибытия 2-й Тихоокеанской эскадры к месту назначения военный министр В.В. Сахаров выразился так: по его мнению, переход русской Маньчжурской армии в наступление возможен не ранее весны 1905 года, а до этого времени помощи флота адмиралу Е.И. Алексееву и генералу от инфантерии
      А.Н. Куропаткину не требуется.
      Такое заявление российского военного министра на совещании у императора выглядело довольно странно. Само по себе это было интересное свидетельство понимания высшим армейским начальством роли флота в русско-японской войне. Сахаров как будто не знал, что каждый японский солдат, каждый патрон и снаряд попадали на поля Маньчжурии и под осажденный Порт-Артур по морским коммуникациям.
      Интересная запись о Петергофском совещании имеется в мемуарах С.Ю. Витте, который со слов присутствовавшего на нем министра иностранных дел графа Ламсдорфа передает, что все собравшиеся на совещании сомневались (но каждый по разному) в успехе посылки эскадры с Балтики. По мнению Ламсдорфа, император Николай II решил отправить эскадру "вследствие легкости суждения, связанного с оптимизмом, а с другой стороны, потому, что присутствующие не имели мужества говорить твердо то, что они думали".
      На вопрос российского самодержавного монарха, обращенный к вице-адмиралу Рождественскому, каково его мнение, последний ответил: "Экспедиция эта очень трудная, но если государь император прикажет ее ему совершить, то он станет во главе эскадры и поведет ее на бой с Японией". Витте считал, что Петергофское совещание носило формальный характер: император Николай II уже решил послать броненосную эскадру, надеясь, что она сможет изменить ход войны в пользу России.
      Совещание у Николая II в Петергофе главную задачу перед 2-Тихоокеанской эскадрой сформулировало следующим образом: "Достигнуть Порт-Артура и соединиться с первой эскадрой для совместного затем овладения Японским морем..." Для всех же участников совещания на самом высоком уровне было определенно ясно, что к дню прихода на Дальний Восток балтийских кораблей там могла сохраниться только какая-то часть порт-артурской эскадры. Или не сохраниться вообще, поскольку дела в осажденном Порт-Артуре шли все хуже и хуже - об этом постоянно доносил начальник Квантунского укрепленного района генерал-лейтенант А.М. Стессель.
      Участники совещания надеялись усилить 2-ю Тихоокеанскую эскадру за счет покупки 7 современных крейсеров у Аргентины и Чили, которые в это время достраивались на британских верфях. Их присоединение к эскадре увеличивало ее мощь чуть ли не в полтора раза. Однако отношение Англии к русско-японской войне не допускало и мысли о продаже России через третьи страны каких-либо кораблей. Даже сама мысль о такой покупке выглядела откровенно иллюзорной.
      В отчете о совещании было записано: "Благодаря настоянию начальника эскадры... уход ее осенью 1904 г. был одобрен совещанием в том расчете, что на Мадагаскаре эскадра будет усилена семью купленными (у Аргентины и Чили. - А.Ш..) крейсерами. При этом... выход эскадры Рождественского в дальний поход был отложен на полтора месяца, дабы он мог появиться у Владивостока в марте 1905 года".
      Командующим 2-й Тихоокеанской эскадрой был назначен только-только получивший звание вице-адмирала начальник Главного морского штаба Зиновий Петрович Рождественский. Выходец из семьи военного врача связал свою судьбу с русским флотом. Русско-турецкую войну 1877-1878 годов встретил артиллерийским офицером на вооруженном пароходе "Веста". За бой с турецким броненосцем "Фетхи-Боленд" получил орден Святого Георгия 4-й степени. В качестве командира крейсера 1-го ранга "Владимир Мономах" совершил плавание на Дальний Восток, в Японию. Руководил операцией по снятию с камней острова Гогланд (Сур-Сари) броненосца береговой обороны "Генерал-адмирал Апраксин". Командовал учебно-артиллерийским отрядом.
      Став в марте 1903 года начальником Главного морского штаба, З.П. Рождественский показал себя сторонником строительства крупного броненосного флота в ущерб кораблям других классов. Неизменно поддерживал идею разгрома противника в генеральном морском сражении. В заслугу ему можно поставить обоснование замены главной базы Тихоокеанского флота с безотлагательным увеличением добычи угля в месторождениях Уссурийского края и наращиванием морских сил России на Дальнем Востоке.
      Став командующим уходящей на войну эскадры, вице-адмирал З.П. Рождественский понимал авантюрную вероятность такого высочайшего решения. Однако ни смелости, ни решительности сказать открыто об этом он не имел. После русско-японской войны, в порыве искренности, он однажды сказал:
      "Будь у меня хоть искра гражданского мужества, я должен был бы кричать на весь мир: "Берегите эти последние ресурсы флота! Не отсылайте их на истребление! Что Вы будете показывать на смотрах, когда окончится война?" Но у меня не оказалось нужной искры".
      Возникли немалые трудности с определением состава 2-й Тихоокеанской эскадры. Ее окончательный состав был установлен лишь незадолго до выхода в поход на Дальний Восток. В эскадру Рождественского вошли семь эскадренных броненосцев, из них пять новых ("Князь Суворов", "Александр III", "Бородино", "Орел" и "Ослябля") и два старых ("Наварин" и "Сисой Великий"); семь крейсеров, из которых четыре ("Аврора", "Жемчуг", "Изумруд" и "Олег") были новой постройки, а три (Алмаз", "Дмитрий Донской" и "Светлана") старыми кораблями.
      В связи с явной недостаточностью крейсеров для такой броненосной эскадры и невозможностью их закупить за границей в состав ее сил включили также пять вспомогательных крейсеров ("Кубань", "Терек", "Днепр", "Урал" и "Рион"). Самые малые корабли - семь эскадренных миноносцев, что было явно недостаточно для решения боевых задач на месте прибытия. 2-я Тихоокеанская эскадра по типу кораблей получилась разношерстной, наспех сколоченной. Последнее было особенно ясно всем - от самого начальника Главного морского штаба вице-адмирала З.П. Рождественского до рядового матроса балтийского соединения.
      Достройка новых кораблей и ремонт старых подвигались очень медленно. Так, достройка броненосного крейсера "Изумруд" велась последовательно в трех балтийских портах: Кронштадте, Ревеле (Таллинне) и Либаве (Лиепае). Командир эскадренного броненосца "Сисой Великий" в докладной записке флотскому начальству писал о том, как проходил ремонт его корабля перед походом:
      "В начале июля с незаконченными работами по всем частям, кроме машины и котлов, был вызван на рейд, где отбывал в свою очередь дозорную службу и продолжал работы и приемки".
      Корабли, которые готовили к походу на Дальний Восток, оказались с неукомплектованными до штата экипажами (матросов срочной службы - всего 30 процентов). Остальные оказались или новобранцами, только призванными на флот и не успевшими получить морскую выучку, или мобилизованными запасниками, которые давно позабыли свои корабельные обязанности. Флотское командование надеялось, что многомесячное дальнее плавание поможет командирам сплотить экипажи кораблей в единый коллектив. На эскадре говорили, что "одних приходилось учить с "азов" потому, что они ничего не знают, а других - потому, что они все забыли".
      На кораблях не хватало и кадровых офицеров. Чтобы "заткнуть" дыры в офицерском составе 2-й Тихоокеанской эскадры, был произведен по условиям военного времени досрочный выпуск из Морского корпуса. Часть офицеров была призвана из запаса и переведена из гражданского торгового флота. Последние, естественно, за один-два месяца не могли освоить свои корабельные обязанности.
      Крайняя ограниченность во времени предпоходной подготовки, связанная с достройкой и ремонтом кораблей, укомплектованием их команд неизбежно привела к тому, что боевая подготовка корабельных экипажей отошла на второй план. Хотя все, начиная от морского министра до недавнего новобранца, знали, что эскадра уходила на войну. На эскадренных броненосцах, например, не было проведено ни одной стрельбы артиллерией главного калибра. На эскадре не отработали еще в балтийских водах совместное плавание. Два новых сильнейших броненосца "Князь Суворов" и "Бородино" после спуска на воду и выхода из завода не успели закончить ходовых испытаний, а об их боевой подготовке еще и речи не было.
      Обращало на себя внимание невысокое моральное состояние корабельных экипажей, особенно вчерашних запасников. Моряки на себе ощущали неподготовленность кораблей к походу на войну. Впоследствии командующий 2-й Тихоокеанской эскадрой вице-адмирал З.П. Рождественский отметит:
      "Отправляясь из Балтийского моря, личный состав эскадры, знавший условия предстоящего плавания, не верил в способность эскадры дойти до Дальнего Востока".
      В своих воспоминаниях один из участников тех событий, флотский офицер В. Кравченко скажет:
      "Ох, что-то нет у нас веры во вторую эскадру, хотя по наружному виду она и представляет такой грозный вид... не нужно и пессимистом быть, чтобы ясно видеть, что, кроме стыда и позора, нас ничего не ожидает... В общем, у нас, моряков, так сердце болит, что трудно себе представить..."
      Подготовка эскадры к походу на театр русско-японской войны проходила, ко всему прочему, без должного соблюдения военной тайны. Поэтому японская разведка заблаговременно знала о целях и маршруте плавания, боевых возможностях кораблей, составе сил. Не случайно поэтому маршал Ивао Ояма и вице-адмирал Хейхатиро Того так заспешили вдруг с осадой Порт-Артура, чтобы покончить с находившимися в его внутренней гавани остатками 1-й Тихоокеанской эскадры.
      Для того чтобы эскадра могла автономно дойти до Дальнего Востока, в ее состав было включено немалое число транспортных судов с запасами угля, продовольствия и пресной воды. Было за-фрахтовано большое число "угольщиков". Для ремонта кораблей в пути была взята плавучая мастерская "Камчатка". Противодействие британского правительства сильно осложняло снабжение паровой броненосной эскадры всем необходимым в иностранных портах и возможность стоянки в них для отдыха команд на берегу.
      Эскадра Рождественского снаряжалась одновременно в трех военно-морских базах Балтийского флота - Кронштадте, Ревеле и Либаве. Перед выходом она была сведена воедино в последнем из них - в Либаве и 2 октября 1904 года отправилась в дальний путь к городу-крепости Владивостоку через три океана. На проводах эскадры в Кронштадте командир эскадренного броненосца "Император Александр III" капитан 1-го ранга Н.М. Бухвостов сказал:
      "Победы не будет!.. Я боюсь, что мы растеряем половину эскадры на пути, а если этого не случится, то нас разобьют японцы... За одно я ручаюсь: мы все умрем, но не сдадимся". Слова командира эскадренного броненосца оказались пророческими: из 900 человек корабельной команды "Императора Александра III" в Цусимском морском сражении не спаслось ни одного человека.
      Император Николай II в напутственной телеграмме вице-адмиралу З.П. Рождественскому сказал: "Вся Россия с верой и крепкой надеждой взирает на вас". Когда в Либаве перед отплытием эскадры у командующего спросили о шансах на победу над флотом Японии, он ответил: "Какие у меня шансы! Разве что японцы попадут на камни: в Желтом море бывают туманы... Вот мои шансы, а других у меня нет".
      Английский историк Вествуд так оценил поход русской эскадры на Дальний Восток: "Для угольных паровых кораблей дотурбинной эпохи поход из Либавы в Японское море при полном отсутствии по пути дружественных баз представлял собой настоящий подвиг - эпопею, заслуживающую отдельной книги".
      Плавание уже с первых дней обещало быть трудным и для кораблей, и для их экипажей. Еще не улеглись впечатления от торжественного провода эскадры, как из-за неисправности механизмов и корпуса из пролива Большой Бельт пришлось вернуть в Россию эскадренный миноносец "Прозорливый".
      Начало похода 2-й Тихоокеанской эскадры было связано с так называемым "Гулльским инцидентом" в районе Доггербанки Северного моря, обстоятельства которого остаются невыясненными и по сей день. Штаб Рождественского получил сведения, что японские миноносцы намерены в ближайшее время атаковать эскадру. Командующий эскадрой своими указаниями создал нервозную обстановку. В результате у Доггербанки ночью русские броненосцы обстреляли флотилию английских рыболовецких судов. Один рыбацкий бот был потоплен, пять повреждено, были убиты два и ранено шесть рыбаков. От своих снарядов пострадал и крейсер "Аврора", на котором были раненые.
      В "Заключение Следственной комиссии по выяснению обстоятельств Цусимского боя" (город Петроград, 1917 год) о "Гулльском инциденте" говорилось следующее:
      "7 октября эскадра 6 отдельными отрядами вышла из Скагена в Немецкое море. На этом переходе, в ночь на 9 октября, считая себя атакованными неприятельскими миноносцами, отряд новых броненосцев открыл огонь по встреченным в районе Доггер-банок рыбачьим судам; несмотря на скорое прекращение огня, некоторые из этих судов получили повреждения и несколько выстрелов попало в крейсер
      I ранга "Аврора", на котором оказалось два человека тяжело раненых. Случай этот повлек за собою международные осложнения и задержал эскадру на 4 дня в испанском порту Виго. Попавшие в крейсер снаряды, одним из которых смертельно был ранен судовой священник и которые оказались снарядами нашего производства, доказывали недостаточную осмотрительность ночной стрельбы.
      На броненосце "Орел" стрельба эта была первою со времени его постройки и стоила одного 75-мм орудия, дуло которого оказалось оторванным..."
      По одной из версий, "Гулльский инцидент" был спровоцирован британской стороной, поскольку Лондон находился в союзе с Токио и стремился, как мог, задержать продвижение 2-й Тихоокеанской эскадры на Дальний Восток. В какой-то мере английскому правительству это удалось - по его требованию испанские власти задержали часть русской эскадры в своем порту Виго.
      Дело разбиралось международной комиссией в Париже, которая установила, что в европейских портах и водах ни одного японского миноносца не было. Конфликт был исчерпан лишь после того, как правительство России согласилось удовлетворить все требования пострадавшей стороны. Однако "Гулльский инцидент" вызвал очень серьезное обострение отношений России с Великобританией.
      После вынужденной стоянки в испанском порту Виго эскадра у Танжера разделилась на два отряда. Один из них, состоявший из новых броненосцев, осадка которых не позволяла пройти по Суэцкому каналу, пошел в сопровождении крейсеров и судов снабжения вокруг Африки, минуя мыс Доброй Надежды. Второй под командованием младшего флагмана эскадры контр-адмирала Д.Г. Фелькерзама повернул от испанских берегов в Средиземное море и взял курс на Суэц.
      До Канарских островов русскую эскадру сопровождала английская. Из-за напряженной обстановки вице-адмирал З.П. Рождественский приказал зарядить орудия и быть готовыми к возможному нападению. В открытом океане и на редких стоянках происходила загрузка угля. Командующий эскадрой, чтобы максимально загрузиться топливом, приказал грузить уголь в подсобные помещения, на верхние палубы, в батареи и даже в часть офицерских кают. Новые броненосцы несли на себе запасов угля в два раза больше положенной нормы, что в штормовую погоду могло обернуться непоправимой бедой.
      Отряды соединились у острова Мадагаскар, французского владения в Индийском океане. Здесь 2-я Тихоокеанская эскадра простояла, проводя своими силами ремонт на многих кораблях (из семи эскадренных миноносцев самостоятельно могли идти дальше только два), почти три месяца. Главной причиной такой длительной остановки было ожидание соединения с 3-й Тихоокеанской эскадрой контр-адмирала Н.И. Небогатова, вышедшей из Либавы 3 февраля 1905 года.
      В эту эскадру были собраны самые устаревшие корабли Балтийского флота, не вошедшие в состав сил Рождественского: эскадренный броненосец "Николай I", броненосцы береговой обороны "Генерал-адмирал Апраксин", "Адмирал Ушаков", "Адмирал Сенявин" и броненосный крейсер "Владимир Мономах", несколько транспортов. Броненосцы береговой обороны сами моряки называли "самотопами", и для эскадренного боя в открытом море они совсем не годились. Эти корабли составляли первый отряд (эшелон) 3-й Тихоокеанской эскадры.
      Второй отряд 3-й Тихоокеанской эскадры - эскадренные броненосцы "Император Александр II" и "Слава", крейсера "Адмирал Корнилов" и "Память Азова", несколько минных крейсеров, строившиеся на добровольные пожертвования россиян - планировалось подготовить к выходу в плавание на Дальний Восток аж к маю 1905 года.
      Корабли 1-го отряда контр-адмирала Н.И. Небогатова организационно входили в состав учебно-артиллерийского отряда флота Балтийского моря. Они прошли полный курс стрельб в море и были укомплектованы лучшими инструкторами, специалистами своего дела. Однако именно таких специалистов на кораблях небогатовского отряда в Цусимском сражении почти не оказалось. Минный офицер эскадренного броненосца "Сисой Великий" лейтенант А.В. Витгефт в своих воспоминаниях отмечал:
      "...Мы считали эскадру Небогатова сильным подспорьем, если не по количеству судов, так по качеству состава, наивно ожидая... что пришел состав артиллерийского отряда и цвет наших комендоров флота... и только в плену в Японии мы узнали, что лучшие комендоры-инструкторы артиллерийского отряда и офицеры, несмотря на просьбы, не были взяты на суда, а вместо того суда были укомплектованы командой, собранной с бору да с сосенки".
      После длительной стоянки у Мадагаскара в бухте Носси-Бе, проведя там всего четыре учебных артиллерийских стрельбы, вице-адмирал З.П. Рождественский, не дожидаясь скорого подхода первого эшелона 3-й Тихоокеанской эскадры, приказал продолжить поход и взять курс к берегам французского Индокитая (к берегам современного Вьетнама). Там планировалась очередная стоянка для ремонта ходовых неисправностей на кораблях и отдыха их команд. Чтобы сохранить машины эскадренных миноносцев, их вели на буксире. Стоянка в бухте Носси-Бе могла быть и короче, но зафрахтованные германские транспорты-угольщики опоздали с прибытием на Мадагаскар.
      Еще до соединения отрядов эскадры Рождественского стало известно о падении Порт-Артурской крепости и гибели остатков 1-й Тихоокеанской эскадры под ее стенами, о новых поражениях русской армии на полях Маньчжурии. Теперь почти весь русский флот Тихого океана состоял из владивостокского отряда крейсеров, а гавань морской крепости Владивосток - единственная, пригодная для стационарного базирования военных кораблей. Вскоре пришло сообщение о неудачном для русской армии Мукденском сражении.
      О причинах своего преждевременного ухода с Мадагаскара, не дожидаясь соединения с эскадрой Небогатова, вице-адмирал
      З.П. Рождественский впоследствии показывал:
      "Чем скорее после сдачи первой эскадры прибыла бы в воды Тихого океана вторая эскадра, тем меньше была бы возможность японскому флоту отделять из своего состава даже и отдельные боевые суда для капитального ремонта, требующего продолжительного пребывания в порту".
      Командование русской эскадры надеялось на стоянку в бухте Камрань, но французские колониальные власти разрешили стоянку только в бухте Ван-Фонг. Там и стали приводить в порядок корабли после перехода через Индийский океан. 26 апреля сюда подошел первый эшелон 3-й Тихоокеанской эскадры. Он смог за два с половиной месяцы догнать эскадру Рождественского, что специалисты считали образцовым показателем для немореходных, старых кораблей.
      С получением известия, что русская эскадра появилась у берегов французского Индокитая, японское командование приказало адмиралу Камимуре во главе своей 2-й эскадры подойти к Владивостоку для минных постановок. В первых числах апреля японцы выставили на подступах к русской крепости в подводных заграждениях 715 мин.
      Из района Сайгона командующий 2-й Тихоокеанской эскадрой телеграфировал в Санк-Петербург: "...Испрашиваю величайшее повеление о дальнейшем движении соответственно положению дел на театре военных действий, и положению Владивостока особенно. Если надо идти дальше, то необходимо очень поспешить".
      К тому времени командующий эскадрой совсем потерял личный адмиральский авторитет среди подчиненных ему моряков, и прежде всего офицеров и командиров кораблей. По этому поводу есть много свидетельств. Лейтенант П.А. Вырубов с эскадренного броненосца "Князь Суворов" имел хорошую возможность наблюдать Рождественского во время похода. В одном из писем он дал командующему такую оценку:
      "Адмирал продолжает самодурствовать и делать грубые ошибки... Мы все уже давно в нем разочаровались и путного ничего от него не ждем... На других кораблях адмирал не был с ухода из России. Командиры судов собирались у него всего три раза... Судите сами, можно ли при таких условиях знать свою эскадру? Ничьи советы не принимаются, даже специалистов по техническим вопросам, приказы пишет лично, обыкновенно с маху, не разобрав дела, и прямо поражает диким тоном и резкостью самых неожиданных выражений. Благодаря недостаточной осведомленности происходят довольно курьезные анекдоты. Командиров и офицеров считает поголовно прохвостами и мошенниками, никому ни в грош не верит, на что не имеет никаких данных, так как три четверти командиров прекрасные и опытные моряки, остальной же личный состав ничем не заслуживает такого к себе отношения".
      Офицер В.П. Костенко отзывался о Рождественском несколько иначе: "Он всем казался воплощением той деспотичной и суровой власти, которая казалась необходимой, чтобы удержать в повиновении врученную ему армаду, принудить ее подчиняться единой сознательной воле и организовать ее. А его самоуверенность и безаппеляционность в отдаче приказаний казались признаком того, что это человек, который знает, чего хочет, видит, куда идет, которому можно с доверием подчиняться".
      От берегов Индокитая вице-адмирал З.П. Рождественский обратился к императору Николаю II с просьбой, ссылаясь на болезнь, "прислать поспешно во Владивосток здорового и способного командующего флотом или эскадрою". Впоследствии многие исследователи русско-японской войны и флотские историки истолковали эту фразу Рождественского как желание оставить пост командующего перед самым Цусимским сражением. Однако он с подобной просьбой к государю не обращался, а нес свой крест обреченного на поражение флотоводца до самого конца.
      Из Санкт-Петербурга в Ван-Фонг пришло подтверждение ранее предписанному: идти от берегов Индокитая дальше, вперед и прорываться со всеми корабельными силами во Владивосток. В одной из телеграмм, под № 244, отправленной из Царского Села за подписью императора Николая II, говорилось:
      "Возложенная на вас задача не состоит в том, чтобы с некоторыми судами прорваться во Владивосток, а в том, чтобы завладеть Японским морем..."
      1 мая русская эскадра вышла из бухты Ван-Фонг и взяла курс на северо-восток, в ожидании со дня на день встречи с главными силами японского флота. Корабли шли кильватерным строем без разведки в войне на море, а во избежание столкновений ночью несли кильватерные и отличительные огни. Адмирал К. Маркузе писал впоследствии:
      "Удивительно, вернее замечательно то, что сама эскадра не понимала своего назначения на Востоке; и ее сильное желание достигнуть Владивостока являлось грубейшей ошибкой.
      Главной задачей русской эскадры был прорыв во Владивосток. Осуществить такой прорыв можно было через один из проливов - Корейский, Сангарский или Лаперуза. Японский Соединеный флот, имея преимущество в скорости хода, мог развернуть свои броненосные силы на любом из этих направлений. Вице-адмирал З.П. Рождественский выбрал для прорыва самый кратчайший путь - через Корейский пролив. В таком случае приходилось не опасаться за нехватку угля для топок кораблей.
      Командующий эскадрой, исходя из урока сражения в Желтом море, когда на прорыв шла порт-артурская эскадра, не надеялся на прорыв всех своих кораблей. Надежда была на то, что до Владивостока дойдет большая их часть. В таком случае на просторах Японского моря и у побережья Японских островов можно было развернуть войну на море против Соединенного флота вице-адмирала Хейхатиро Того.
      Чтобы отвлечь хотя бы небольшую часть японских сил от Корейского пролива, Рождественский направил для демонстрации в Желтое море и Тихий океан вспомогательные крейсера "Кубань", "Днепр", "Терек" и "Рион". Однако на такую уловку флотоводец Хейхатиро Того не попался: слишком мало было крейсеров. Японцы готовились к генеральному морскому сражению, и командующий императорским Соединенным флотом не скрывал своей озабоченности в том, что будет иметь дело "с умным, решительным и выдающимся адмиралом".
      Чтобы снять с эскадры бремя охраны тихоходных транспортов, вице-адмирал З.П. Рождественский сперва приказал отправить в Сайгон разгруженные транспорты "Тамбов" и "Меркурий". Через четыре дня после прохода берегов острова Формоза (Тайвань) в китайский порт Шанхай под конвоем были отправлены транспорты "Воронеж", "Ярославль", "Владимир", "Метеор", "Курония" и "Ливония". С получением известия о приходе русских транспортов в Шанхай японский флот повысил бдительность и боеготовность.
      10 мая на русской эскадре в последний раз приняли уголь с транспортных судов. В ночь на 14 мая корабли под флагом вице-адмирала З.П. Рождественского вошли в Корейский пролив. Этот день, волею истории, был днем торжественной коронации всероссийского императора Николая II Романова.
      Соединенный флот уже поджидал противника в Корейском проливе. Его корабли были готовы к морскому сражению, успев за зиму завершить необходимый ремонт. Главные силы 1-й и 2-й эскадры флотоводца Хейхатиро Того базировались в корейском порту Мозампо, а 3-я эскадра находилась в заливе Озаки на островах Цусима. Бухта Мазомпо как бы господствовала над Корейским проливом. Отсюда японский флот мог легко перехватить русскую эскадру на любом из возможных путей ее прорыва, и в первую очередь на самом вероятном направлении - в Восточном проходе.
      Японские быстроходные крейсера несли дозорную службу между Корейским и Сангарским проливами. Главный боевой дозор располагался на линии остров Чесжудо (Квелпарт) - остров Гото. Цусимские события показали, что японская разведка на подходе к Корейскому проливу полностью оправдала себя.
      2-я Тихоокеанская эскадра и отряд контр-адмирала Н.И. Небогатова входили в Корейский пролив без разведки. Поэтому командующий морскими силами России ничего не знал о противнике, кроме того, что тот присутствует где-то поблизости (русские радисты с вечера 12 мая начали перехватывать японские радиограммы).
      Броненосные силы русской эскадры были разделены на три отряда по четыре корабля в каждом. Крейсера были сведены в два отряда - крейсерский и разведывательный. Эскадренным миноносцам поручалась охрана броненосцев и транспортов, замыкавших эскадру. Вице-адмирал З.П. Рождественский держал флаг командующего на эскадренном броненосце "Князь Суворов", который шел головным. Впереди, в острие клина следовал разведывательный отряд в составе крейсеров "Светлана", "Алмаз" и "Урал". Главные силы эскадры шли в двух кильватерных колоннах. Замыкали общий строй госпитальные суда "Орел" и "Кострома".
      Русская эскадра шла ходом в 9 узлов, хотя боевые корабли могли давать гораздо больший ход. В противном случае исход Цусимского морского сражения мог бы быть несколько иным. Тормозили движение тихоходные тяжело груженные транспорты. Они несли в своих трюмах многие тысячи тонн угля, снаряды с кораблей отряда Небогатова, мины заграждения, пироксилин, железные листы для заделки пробоин, бухты стального троса, запасные винты для миноносцев, различный провиант и... 200 бочек рома и несколько десятков быков на мясные порции корабельным экипажам.
      Русская эскадра чуть было не прошла в ночи незамеченной через внешнюю дозорную цепь японских кораблей. Но в 02.28 на вспомогательном крейсере "Синано-Мару" заметили белый-красный-белый огни, поднятые на грот-мачте госпитального судна "Орел", шедшего за эскадрой. Командир "Орла" из-за ложного толкования международных конвенций не соблюдал столь необходимую на войне светомаскировку.
      Японский вспомогательный крейсер хотел приблизиться к нему и провести досмотр, но тут на расстоянии примерно в 1500 метров были обнаружены замыкающие боевые корабли русских. "Синано-Мару" повернул в сторону от противника и в 04.28 начал передавать по радио тревожное сообщение о появлении противника: "Они здесь!.." С некоторых русских кораблей ночью видели "Синано-Мару", но приняли его за коммерческий пароход.
      Соединенный флот Японии пришел в движение. Сообщение дозорного вспомогательного крейсера "Синано-Мару" достигло флагманского корабля адмирала Хейхатиро Того в 04.40 утра. По прошествии двух часов на японских броненосных кораблях пар был поднят до марки, эскадра броненосцев выбрала якоря и в походном порядке двинулась в собственно Корейский пролив.
      Крейсерский отряд (4 корабля) вице-адмирала С. Дева из залива Озаки на острове Цусима быстрым ходом пошел навстречу русской эскадры, но из-за плохой видимости разминулся с ней. Японские крейсера, окрашенные в шаровый (серый) цвет, были малозаметными на море. Корпуса русских кораблей черного цвета хорошо просматривались на горизонте.
      Цусимский пролив встретил растянувшуюся на несколько миль эскадру холодным ветром. Было довольно пасмурно, густая мгла покрывала горизонт. С севера шла зыбь. Комендоры дежурили у орудий. Встречи с противником ждали с часу на час. В 06.45 обнаружили японский крейсер "Идзуми", шедший параллельным курсом. Получив сообщение с этого крейсера, вице-адмирал С. Дева со своим отрядом повернул назад и стал догонять русскую эскадру, которая шла со скоростью 9 узлов. Именно с такой скоростью шел броненосец береговой обороны "Адмирал Ушаков".
      Командир японского крейсера-разведчика "Идзуми" наблюдал за русскими кораблями без всякого с их стороны противодействия. По радио адмиралу Хейхатиро Того было доложено о числе кораблей противника, их местонахождении, строе, эскадренной скорости хода и курсе. Командующий Соединенным флотом, получив все необходимые данные, решил атаковать русских у острова Окиносима.
      В 08.00 на русских кораблях по случаю высокоторжественного дня "Священного Коронования Их Величества" императора Николая II подняли стеньговые флаги. Вскоре вдали, в туманной дымке показались первые японские корабли. Вице-адмирал З.П. Рож-дественский приказал провести перестроение эскадры и увеличить скорость хода до 11 узлов.
      Японский крейсерский отряд вице-адмирала С. Дева стал обгонять русскую эскадру. В 11.15 с эскадренного броненосца "Орел" был сделан первый выстрел. Затем начали стрельбу другие броненосцы. Вражеские крейсера отвернули в сторону и вновь пошли параллельным курсом. С флагманского корабля "Князь Суворов" последовал сигнал командующего "Не бросать снарядов".
      В 13.40 впереди появились главные броненосные силы Соединенного флота. Впереди шел флагманский эскадренный броненосец "Микаса". Адмирал Хейхатиро Того обратился к подчиненным со следующим призывом: "Гибель или спасение Японии зависят от результата этого сражения, поэтому пусть каждый более чем когда-либо приложит всю свою энергию и храбрость". Того не считал противника слабым.
      Японский флотоводец свой замысел морского сражения свел к тому, чтобы охватить голову русской эскадры и, открыв сосредоточенный артиллерийский огонь по ее флагманским кораблям, лишить ее управления. Артиллерийский удар должен был довершиться ночными атаками многочисленных миноносцев, на отряды которых возлагалась задача развить успех дневного боя.
      Вице-адмирал З.П. Рождественский отдал приказ о развертывании эскадры из походного строя в боевой порядок, когда было уже поздно. Японские корабли в результате просчетов своего командующего (адмирал Хейхатиро Того приказал своим броненосным кораблям с целью охвата головы эскадры противника последовательно поворачивать на обратный курс) оказались под огнем русских. По законам морской тактики японские корабли целую четверть часа были в опасном положении. Теперь все зависело от того, сумеет ли противник грамотно воспользоваться такой ситуацией.
      Не закончив собственного маневра, Рождественский приказал открыть огонь: в 13.49 левая носовая 152-миллиметровая (3-дюймовая) башня "Князя Суворова" открыла огонь по неприятельскому флагману "Микасе", начав пристрелку. Прицел был взят хорошо, и первый снаряд боя миновал неприятельский флагман "Микасу" лишь с небольшим перелетом. Цусимское морское сражение началось.
      Вслед за "Князем Суворовым" загрохотала вся русская эскадра. Участник Цусимского сражения капитан 2-го ранга В.И. Семенов в своей книге "Бой при Цусиме" пишет о той минуте:
      "Сердце у меня билось как никогда... Если бы удалось!.. Дай, господи!.. Хоть не утопить, хоть только выбить из строя одного!.."
      Однако та четверть часа, которая давала явное преимущество в начале артиллерийского боя для русской эскадры, прошла незаметно в горячке начавшегося сражения. Русские снаряды, хотя и ложились кучно вокруг флагманского "Микасы" и других неприятельских эскадренных броненосцев, видимых потерь врагу не принесли. Причина крылась в следующем: русские вели стрельбу бронебойными снарядами, тогда как японцы вели огонь фугасными.
      Японские броненосные корабли, завершив поворот, открыли огонь из орудий главных калибров по русским эскадренным броненосцам "Князю Суворову" и "Ослябле". Уже в самом начале сражения те оказались под сосредоточенным огнем двенадцати вражеских кораблей. Русская эскадра все еще перестривалась и вела огонь по японскому флагману "Микасе". Но при этом большинство броненосцев не могло стрелять, не видя цели, закрытой идущими впереди своими же кораблями.
      Эскадренный броненосец "Князь Суворов" сосредоточил свой огонь по японскому флагманскому броненосцу "Микасе". Меткость русских артиллеристов была высокой. По японским данным, "флагманский корабль адмирала Того "Микаса" получил более 30 снарядов. На нем была повреждена внутренность передней боевой рубки, передний и задний мостики, убита и ранена прислуга одного орудия, пробиты трубы, повреждены тела орудий, разбиты казематы и пробиты палубы". В ходе Цусимского морского сражения более ста человек экипажа флагманского корабля Соединенного флота было убито и ранено.
      Первые же минуты сражения при Цусиме показали преимущество японских снарядов. Русские орудия стреляли так называемыми "облегченными" снарядами; японские того же калибра были тяжелее и имели больший вес взрывчатого вещества. "Облегченные" снаряды стали плодом строжайшей экономии министерства финансов России на вооружении и снаряжении императорского флота. Огневое превосходство японского флота выразилось и в другом.
      Русские бронебойные снаряды не взрывались при падении в воду, и на расстоянии в несколько десятков кабельтов всплески были очень плохо видны. Их взрыватели были рассчитаны на взрыв после пробития борта внутри корабля, да и к тому же русские снаряды были начинены небольшим зарядом взрывчатого вещества. Результаты артиллерийского огня русских кораблей оказались слабо различимы еще и из-за пасмурной погоды в Цусимском проливе.
      Японские снаряды фугасного действия, взрывавшиеся при ударе о воду, о легкий небронированный борт и даже корабельный такелаж, давали массу осколков и огромные клубы черного дыма. От попаданий более тяжелых вражеских фугасных снарядов возникало больше пожаров, чем от разрыва русского бронебойного. Это позволяло японским артиллеристам и командирам намного лучше противника корректировать свою стрельбу и управлять ею в морском бою.
      Писатель-маренист В.И. Семенов вспоминал после Цусимского сражения: "Казалось, не снаряды ударялись о борт и падали на палубу, а целые мины... Они рвались от первого прикосновения к чему-либо, от малейшей задержки в их полете. Поручень, бакштаг трубы, топрик шлюпбалки - этого было достаточно для всесокрушающего взрыва... Стальные листы борта и надстроек на верхней палубе рвались в клочья и своими обрывками выбивали людей; железные трапы свертывались в кольца; неповрежденные пушки срывались со станков...
      А потом - необычайно высокая температура взрыва и это жидкое пламя, которое, казалось, все заливает! Я видел своими глазами, как от взрыва снаряда вспыхивал стальной борт. Конечно, не сталь горела, но краска на ней! Такие трудногорючие материалы, как койки, чемоданы, сложенные в несколько рядов, траверзами, и политые водой, вспыхивали мгновенно ярким костром... Временами в бинокль ничего не было видно - так искажались изображения от дрожания раскаленного воздуха..."
      Так выглядело в ходе боя при Цусиме то, что в военных учебниках называется "сильнейшим фугасным действием". Ставка японского командования была не на бронебойность своих снарядов для корабельной артиллерии, а на силу взрывчатого вещества. Пикриновая кислота - она же лиддит, она же японская шимоза, "торжествовала" в огневом противоборстве двух броненосных эскадр.
      Соотношение в мощности взрывов японских снарядов, начиненных шимозой, и русских "облегченных" бронебойных снарядов вызвало немало суждений и толков. Не остался в стороне от них и автор романа "Цусима" писатель А.С. Новиков-Прибой. В одном из своих примечаний он ссылается на объяснения по этому делу знаменитого академика А.Н. Крылова, признанного авторитета в военно-морском деле:
      "Кому-то из артиллерийского начальства пришло в голову, что для снарядов 2-й эскадры необходимо повысить процент влажности пироксилина. Этот инициатор исходил из тех соображений, что эскадра много времени проведет в тропиках, проверять снаряды будет некогда и могут появиться на кораблях самовозгорания пироксилина. Нормальная влажность пироксилина в снарядах считалась десять - двенадцать процентов. Для снарядов же 2-й эскадры установили тридцать процентов. Установили и снабдили такими снарядами эскадру.
      Что же случилось? Если какой-нибудь из них изредка попадал в цель, то при ударе взрывались пироксилиновые шашки запального стакана снарядной трубки, но пироксилин, помещавшийся в самом снаряде, не взрывался из-за своей тридцатипроцентной влажности.
      Все это выяснилось в 1906 г. при обстреле с эскадренного броненосца "Слава" взбунтовавшейся крепости Свеаборг. Броненосец "Слава", достраиваясь, не успел попасть в состав 2-й эскадры, но был снабжен снарядами, изготовленными для этой эскадры. При обстреле со "Славы" крепости на броненосце не видели взрывов своих снарядов.
      Когда крепость все же была взята и артиллеристы съехали на берег, то они нашли свои снаряды в крепости почти совершенно целыми. Только некоторые из них были без дна, а другие слегка развороченными. Об этом тогда приказано было молчать".
      Но это лишь одна из версий того, что порой русские бронебойные снаряды пробивали вражеские корабли насквозь, оба его борта, не разрываясь. Специалисты же утверждают, что 30-процентное увлажнение пироксилина вполне допустимо и только снижает чувствительность этого взрывчатого вещества к удару, трению или наколу.
      Американский биограф и почитатель таланта японского флотоводца Хейхатиро Того Эдвин Фальк пишет о начальной фазе Цусимского сражения, когда отряд эскадренных броненосцев Соединенного флота во главе с флагманским "Микасой" начал свой маневр: "Процент попаданий у русских был низок, однако их снаряды столь плотно ложились вокруг японского флагмана, что тот терпел попадание за попаданием".
      Флагманский эскадренный броненосец "Микаса" Соединенного флота в дневном бою 14 мая получил около тридцати попаданий снарядов крупного калибра. Уже это одно свидетельствовало о большой меткости комендоров головных русских броненосцев. Но это были, к великому счастью японского флагмана, бронебойные снаряды, а не фугасного действия.
      Эдвин Фальк пишет далее о первых 15 минутах огневого боя: "Шестидюймовая бортовая броня "Микасы" была дважды пробита русскими снарядами с дистанции 8000 метров, и примерно в это же время 12-дюймовый снаряд разорвался на правом крыле мостика, едва не задев осколками самого Того". Можно только представить (сопоставляя урон от взрывов японских снарядов на капитанских мостиках русских кораблей), что бы осталось от мостика и от находившегося на нем со своим штабом командующего флотом Японии в первые минуты сражения, если бы начинкой этого "облегченного" русского снаряда была шимоза.
      Многие участники Цусимского сражения в своих воспоминаниях отмечали малую заметность в дымке японских кораблей, окрашенных в шаровый цвет. Черные корпуса и ярко-желтые трубы русских кораблей, наоборот, были прекрасно видны издали даже в плохую погоду и облегчали японцам наводку орудий. (На Мадагаскаре вице-адмирал З.П. Рождественский приказал кораблям отряда Небогатова перекрасить трубы из черного в желтый цвет.)
      Японские броненосные корабли засыпали "Князя Суворова" и "Осляблю" множеством снарядов. В 14.20 эскадренный броненосец "Ослябля", принявший на себя всю мощь огня броненосных крейсеров врага, вышел из строя с сильным креном на левый борт. В первые же минуты огневого боя он был поражен несколькими снарядами, попавшими в небронированный борт в носу. Образовались подводные пробоины; была повреждена боевая рубка, на корабле вспыхнуло несколько пожаров. На "Ослябле" вышли одно за другим все орудия и стреляла лишь одна 75-миллиметровая пушка.
      Раненый в голову командир эскадренного броненосца капитан 1-го ранга В.И. Бэр до последней минуты мужественно руководил борьбой за живучесть и погиб вместе со своим кораблем. Несколько крупнокалиберных снарядов попало в центральную часть корабля. Крен все увеличивался, и в 14.50 русский броненосец повалился на левый борт и опрокинулся. Под вражеским огнем к месту гибели "Ослябли" подошли эскадренные миноносцы "Буйный", "Бравый", "Быстрый" и морской буксир "Свирь". Им удалось поднять из воды 385 человек из команды ушедшего под воду броненосца; 514 человек экипажа погибли в сражении.
      Один из участников Цусимского морского сражения вспоминал: "Впечатление от опрокидывания этой гигантской высоты броненосца было ошеломляющим. С других кораблей было ясно видно, как с палубы люди карабкались на его борта, как они цеплялись, скользили, падали... сметались огнем вражеских снарядов".
      На флагманском корабле русской эскадры сосредоточили свой огонь 4 новейших японских эскадренных броненосца "Микаса", "Сикисима", "Фудзи", "Асахи" и один из броненосных крейсеров. На "Князя Суворова" обрушился град 12-дюймовых снарядов. Он получил подводную пробоину, была разбита кормовая башня, на корабле полыхали пожары. После 45 минут артиллерийского боя броненосец перестал слушаться руля и, охваченный пламенем, вышел из общего строя эскадры. Один из вражеских снарядов разорвался в боевой рубке, и вице-адмирал З.П. Рождественский вместе с командиром корабля получили ранения. Вскоре командующий 2-й Тихоокеанской эскадры получает второе боевое ранение, после чего руководить боем он уже не мог.
      Вышедший из строя, весь в дыму и огне, русский флагманский броненосец стал заманчивой добычей для японских миноносцев. Отряд из четырех миноносцев осторожно приблизился к эскадренному броненосцу, чтобы торпедировать его и тем самым добить. Но волонтер Максимов с комендорами открыли из 75-миллиметровой пушки столь меткий огонь, что вражеские минные корабли сочли за благо отвернуть подальше в сторону от "Князя Суворова".
      К флагманскому броненосцу, обстрел которого продолжался, подошел эскадренный миноносец "Бедовый" и с большим трудом взял к себе на борт раненого командующего и часть его походного штаба. Вице-адмирал З.П. Рождественский в самом начале сражения получил четыре ранения, в том числе и проникающее ранение черепа и при снятии его с флагмана находился в беспамятстве. Оказавшийся на "Бедовом" флаг-капитан капитан 1-го ранга
      К.К. Клапье-де-Колонг приказал поднять над эсминцем флаг международного Красного Креста.
      Командир "Буйного" капитан 2-го ранга Н.Н. Коломийцев так описывал вид эскадренного броненосца "Князь Суворов": "Мачты сбиты, трубы сбиты, весь борт избит и продырявлен, краска на борту обгорела, а изнутри вырываются языки пламени... Картина напоминает мне жаровню с угольями".
      Японские моряки - свидетели гибели в сражении при Цусиме русского флагмана - так описывают его последние часы:
      "...корабль "Суворов", весь обгоревший и еще горящий, перенесший столько ударов, расстреливаемый всей (в полном смысле этого слова) эскадрой, имевший только одну, случайно уцелевшую пушку в кормовой части, все же открыл из нее огонь, выказывая решимость защищаться до последнего момента своего существования... Наконец в 7 часов 20 минут пополудни, после двух атак наших миноносцев, он пошел ко дну... Наши воины отдали должное его геройскому сопротивлению".
      Контр-адмирал Н.И. Небогатов, державший свой флаг на эскадренном броненосце "Император Николай I" не мог не видеть гибели всех двух русских флагманских кораблей и того, что прорывавшаяся к Владивостоку эскадра фактически осталась без управления. Тем не менее он не принял в ходе Цусимского морского сражения командование 2-й Тихоокеанской эскадрой на себя.
      После выхода из строя русского флагмана его место занял эскадренный броненосец "Император Александр III". Его командир капитан 1-го ранга Н.М. Бухвостов решил повести за собой эскадру, чтобы выполнить приказ командующего - прорываться во Владивосток. Теперь на него обрушилась вся сила артиллерийского огня броненосцев Соединенного флота адмирала Хейхатиро Того. Около 18.50 "Император Александр III" опрокинулся на правый борт, и его днище некоторое время осталось на поверхности моря.
      После гибели третьего русского броненосца его место во главе эскадры занял эскадренный броненосец "Бородино" под командованием капитана 1-го ранга П.И. Серебренникова. Вскоре он получает тяжелое ранение и на его место заступает старший офицер капитан 2-го ранга Д.С. Макаров. Броненосный флот Японии сосредоточивает свой огонь на очередном русском корабле, который отвечает из всех своих орудий. Однако силы вновь оказались слишком неравными. В 19.10 "Бородино" опрокинулся через правый борт. Находившийся на японском эскадренном броненосце английский наблюдатель капитан Пакенхэм описал последние минуты жизни русского корабля так:
      "Когда "Фудзи" достиг точки поворота, его последний 305-миллиметровый снаряд произвел сенсацию дня. Попав в верхнюю часть "Бородино" около правой носовой башни, снаряд взорвался и огромный столб дыма, окрашенный ярким светом пламени взрыва и пожара в корме, поднялся на высоту дымовых труб. Из пробоин машинного и котельного отделений в течение двух-трех минут выходил пар. Корабль от фок-мачты и до кормы был окутан огромными клубами дыма и пара, освещаемый частыми высокими столбами огня. Было очевидно, что пожар достиг такой стадии, что борьба с ним уже была невозможна. Боевая жизнь корабля закончилась, но насколько близок был конец, сказать было трудно. Внезапно, на глазах всех, несчастный корабль исчез".
      Есть и другая версия гибели эскадренного броненосца "Бородино". Перед опрокидыванием на корабле наблюдался сильный взрыв с правого борта, который, по всей видимости, был результатом детонации боезапаса артиллерийского погреба 152-миллиметровой орудийной башни. Единственный спасшийся с броненосца моряк - матрос Семен Ющин утверждал, что "Бородино" был торпедирован японскими миноносцами, которые атаковали корабль перед самой его гибелью.
      В результате дневного боя 14 мая из четырех новейших русских броненосцев три погибли - "Князь Суворов", "Император Александр III" и "Бородино". Были потоплены также эскадренный броненосец "Ослябля", вспомогательный крейсер "Урал" и транспорт-мастерская "Камчатка". Он до последнего отстреливался из своих малокалиберных пушек, стремясь прикрыть от вражеских миноносцев поврежденный флагманский эскадренный броненосец "Князь Суворов". Был брошен вольнонаемной командой сильно поврежденный пароход "Русь", который был затем расстрелян японскими крейсерами. Японцами были захвачены два госпитальных судна.
      Фактически в первый день Цусимского морского сражения было уничтожено боевое ядро броненосной 2-й Тихоокеанской эскадры. Лишенная единого командования и управления, она перестала представлять из себя организованную боевую силу.
      Опускавшийся на море предвечерний туман заметно ухудшил видимость и мешал сторонам вести артиллерийский огонь. В 19.12 командующий японским Соединенным флотом приказал прекратить артиллерийский бой. Адмирал Хейхатиро Того с наступлением ночной темноты отправил для атаки разрозненной русской эскадры, уходившей от островов Цусима в северном направлении, до 60 миноносцев. Им приказывалось торпедными ударами довершить успех дневного боя.
      Соединенный флот Японии в дневном бою не потерял ни одного броненосного корабля, но многие из них получили серьезные боевые повреждения. Особенно пострадали от русских снарядов эскадренные броненосцы "Микаса" (во флагманский корабль адмирала Хейхатиро Того попало до 36 снарядов) и "Фудзи", броненосные крейсеры "Кассуга", "Акама", "Якума", "Ивате", "Такачихо". Один из попавших в "Кассугу" снарядов ударил ниже ватерлинии, и вода затопила угольную яму и стала поступать в котельное отделение. Пришлось погасить топки, вывести из действия несколько котлов и выйти из боя. Один из русских снарядов прострелил крейсер "Такачихо" насквозь и улетел в море, так и не разорвавшись.
      Имеется множество свидетельств о том, насколько мужественно держались в морском сражении у островов Цусима русские моряки, проявляя стойкость и бесстрашие. Офицер с крейсера "Аврора" писал впоследствии о самоотверженности рядовых матросов:
      "Наши команды держались в бою выше всякой похвалы. Замечательное хладнокровие, находчивость и неустрашимость проявлял каждый матрос. Золотые люди и сердца! Они заботились не столько о себе, сколько о своих командирах, предупреждая о каждом неприятельском снаряде, прикрывая в момент разрыва собой офицеров. Покрытые ранами, матросы не оставляли своих мест, предпочитая умирать у орудий. Даже не шли на перевязки! Посылаешь, а они: "Успеется, после, теперь некогда!" Только благодаря самоотверженности команды мы заставили японские крейсера отойти, утопив у них два судна, а четыре выведя из строя с большим креном".
      В ночь с 14 на 15 мая отряды японских миноносцев, охватывая русскую эскадру со всех сторон, совершили много атак на ее корабли и выпустили по ним 75 торпед с дистанции от 1 до 3 кабельтовых. Только 6 из них попали в цель. Отражая атаки противника, русская корабельная артиллерия потопила два японских миноносца и еще 12 сильно повредила. Кроме того, в результате столкновений в ночи между собой во время проведения торпедных атак японцы потеряли еще один миноносец и еще шесть получили сильные повреждения. Четыре отряда неприятельских миноносцев всю ночь искали русские корабли, но обнаружить их так и не смогли.
      Ночью тремя попаданиями торпед был потоплен эскадренный броненосец "Наварин" (из его команды спаслись всего три матроса) и сильно были повреждены два броненосных крейсера - "Адмирал Нахимов" и "Владимир Мономах". Их командам пришлось, открыв кингстоны, затопить свои корабли, чтобы они не достались врагу как трофеи. Такое решение было принято командирами крейсеров капитанами 1-го ранга А.А. Родионовым и В.А. Поповым. Израненный после девяти минных (торпедных) атак "Владимир Мономах" ушел под воду с поднятым Андреевским флагом.
      Затонул сильно поврежденный в бою эскадренный броненосец "Сисой Великий" - его командир капитан 1-го ранга
      М.В. Озеров приказал открыть кингстоны. Его команда вела бой до последнего и до последнего боролась за жизнь своего корабля. Тем морякам, которым посчастливилось спастись с уходящих на дно кораблей, была уготовлена участь военнопленных.
      В ходе уклонения от ночных атак японских миноносцев походный строй русской эскадры окончательно расстроился, и от Корейского пролива она уже двигалась курсом на Владивосток отдельными кораблями, каждый из которых самостоятельно выбирал себе маршрут. Принявший на себя после ранения вице-адмирала З.П. Рождественского, как старший, командование на эскадре контр-адмирал Н.И. Небогатов вел за собой (флагманским кораблем был эскадренный броненосец "Император Николай I") эскадренный броненосец "Орел" (сильно пострадавший в дневном бою), броненосцы береговой обороны "Генерал-адмирал Апраксин" и "Адмирал Сенявин".
      С наступлением рассвета броненосные силы Соединенного флота начали преследование в Японском море остатков 2-й Тихоокеанской эскадры. Ими был обнаружен отряд Небогатова, который безнадежно уступал противнику в скорости хода. Когда русский отряд оказался в окружении главных сил адмирала Хейхатиро Того, контр-адмирал Н.И. Небогатов решился сдаться японцы могли расстреливать его корабли с такой дистанции, на которую артиллерия главных калибров русских кораблей не стреляла. Сделал он это, несмотря на готовность экипажей его кораблей принять неравный бой.
      Эскадренный броненосец "Орел" начал было вести по японским кораблям огонь, как вдруг на флагманском корабле неожиданно для всех появились сигналы "окружен" и "сдаюсь". После этого контр-адмирал Небогатов приказал передать семафором: "Окруженный превосходными силами противника, вынужден сдаться". Позднее он объяснял свое решение желанием избежать напрасного кровопролития и сохранить 5 тысяч жизней моряков.
      Сдача отряда Небогатова не была единственной в ходе Цусимского морского сражения. Южнее острова Дажелет спустил перед врагом славный Андреевский флаг эскадренный миноносец "Бедовый", на котором находился раненый командующий эскадрой вице-адмирал З.П. Рождественский. Этот эсминец в бою 14 мая не сделал ни одного выстрела и сдался на следующий день японскому эсминцу "Сазанами" без боя, даже не пытаясь прорваться на север.
      Весь световой день 15 мая в разных точках южной части Японского моря происходили бои отдельных русских кораблей с японскими корабельными отрядами. Неравный бой принял броненосец береговой обороны "Адмирал Ушаков" под командованием капитана 1-го ранга В.Н. Миклухо-Маклая (брата известного исследователя острова Новой Гвинеи). Он бесстрашно сразился с двумя вражескими броненосными крейсерами "Ивате" (был накрыт первыми же русскими снарядами) и "Ясума" (от попаданий русских снарядов на нем вспыхнул пожар). Броненосец был затоплен своей командой только после того, как были израсходованы почти все снаряды для орудий главных калибров и выведена из строя артиллерия.
      Вызванные к месту обнаружения "Адмирала Ушакова" японским командующим Хейхатиро Того броненосные крейсера имели каждый по четыре восьмидюймовых орудия с дальностью стрельбы, перекрывающей дальность ушаковских пушек почти вдвое, и по двенадцать шестидюймовых. Когда японские корабли стали беспрепятственно расстреливать "Адмирала Ушакова" из орудий главного калибра, капитан 1-го ранга В.Н. Миклуха-Маклай приказал пойти на врага в атаку. Вражеским крейсерам пришлось отступить - не подпуская к себе на опасную близость русский броненосец, они продолжали обстрел его.
      Когда стало ясно, что сильно поврежденный и расстреливаемый врагом корабль, на котором заканчивались последние снаряды, погибает, командир крейсера отдал свою последнюю команду стойкой до героизма команде. Капитан 1-го ранга Миклуха-Маклай приказал:
      - Застопорить машины! Затопить орудийные погреба! Кингстоны открыть! Всех благодарю за службу! Прощайте!..
      Как следует из воспоминаний судового врача П.В. Бодянского, даже погружавшийся в холодные воды "Адмирал Ушаков" вел огонь из 120-миллиметровых пушек по приблизившимся неприятельским кораблям. Это стреляли комендоры под начальством мичмана
      И.А. Дитлова. Японцы продолжали вести огонь по тонущему броненосцу до тех пор, пока он с не спущенным перед врагом Андреевским флагом не скрылся под водой. В эти минуты погибли его командир капитан 1-го ранга В.Н. Миклухо-Маклай, многие офицеры и матросы.
      Броненосец береговой обороны "Адмирал Ушаков" тонул, валясь на правый борт. Над ним развевался флажный сигнал "Погибаю, но не сдаюсь!". Корабль перевернулся, продержался немного на плаву, затем ушел на дно морское.
      Писатель-маринист Новиков-Прибой в своем романе "Цусима" так описывает последние минуты жизни командира броненосца "Адмирал Ушаков", тяжело раннего осколком в плечо:
      "Командир изнемогал, и матросы поддерживающие его, заметили, что у него беспомощно свешивается голова. Он слабо проговорил: "Оставьте меня. Спасайтесь сами. Мне все равно погибать..." И командир закрыл глаза. Больше он ничего не говорил. Но матросы еще долго плавали около него..."
      Эскадренный миноносец "Громкий" под командованием капитана 2-го ранга Г.Ф. Керна ночью при отражении атак вражеских миноносцев бесстрашно вышел на пересечку японской торпеды, чтобы прикрыть собой крейсер "Владимир Мономах". Но торпеда шла на большом углублении и прошла под "Громким", не причинив ему вреда. После этого русский эскадренный миноносец вступил в бой с тремя однотипными кораблями и вышел из него победителем. Один из японских миноносцев загорелся, а "Громкий" не получил ни одного попадания.
      После этого боя русский эсминец провел близ корейских берегов еще один неравный и последний бой, на сей раз против двух японских кораблей. Вражеский снаряд вывел из строя паровой котел. Были затоплены оба погреба со снарядами. Артиллеристы Федоров и Молоков ныряли в погреб и таким образом подавали снаряды к орудиям. Они одно за другим замолкали, и вскоре вражеские корабли могли расстреливать "Громкий" практически в упор. Им отвечала лишь уцелевшая одна 47-миллиметровая пушка и русские матросы, стрелявшие из винтовок.
      Когда русский эскадренный миноносец выработал весь свой боевой ресурс, капитан 2-го ранга Керн приказал судовому механику затопить корабль. "Громкий" погиб вместе со своим мужественным командиром, повторив подвиг "Стерегущего", "Страшного", "Безупречного". Из четырех офицеров корабля один был убит и трое ранены, из 68 нижних чинов погибли в бою и умерли от ран 19, ранены - 28 человек.
      Экипаж "Громкого" почти двое суток находился под непри-ятельским огнем без сна и пищи. Японский Генеральный штаб в документах о Цусимском морском сражении дал следующую оценку бою русского эскадренного миноносца "Громкий":
      "Неприятель храбро сражался. Когда нашим снарядом был сбит его флаг, он немедленно поднял его снова. Затем он ловко выпустил мину (торпеду. А.Ш.), которой "Сирануи" с трудом избежал; снаряды его ложились хорошо, и в "Сирануи" попало свыше 20 штук..."
      Поистине героический бой провел крейсер 1-го ранга "Дмитрий Донской" под командованием капитана 1-го ранга И.Н. Лебедева. В течение нескольких часов он в одиночестве вел артиллерийский бой против шести (!) японских крейсеров, которых сопровождало пять эскадренных миноносцев. Вражеские крейсера "Отова" и "Нанива" получили в бою серьезные повреждения от русских снарядов. Капитан 1-го ранга Лебедев был смертельно ранен. К наступлению темноты на крейсере имелось 15 пробоин у ватерлинии, до 70 человек были убиты и 150 ранены. Артиллерия на верхней палубе вышла из строя. Для исправных орудий оставалось по восемь 152-миллиметровых снарядов и по одиннадцать - 120-миллиметровых.
      Принявший на себя командование капитан 2-го ранга
      К.П. Блохин принял решение свезти команду на корейский остров Дажелет. На рассвете крейсер "Дмитрий Донской" отошел на глубокое место и на виду у японцев был затоплен. Его команда была снята с острова японцами. Капитан 1-го ранга И.Н. Лебедев через два дня скончался и был похоронен на кладбище в Нагасаки.
      Неравный и славный бой крейсера "Дмитрий Донской" был последним боевым эпизодом Цусимского морского сражения, которое стало для истории страны Восходящего Солнца одной из самых великих побед японского оружия.
      Около 7 часов утра полуразбитый в дневном бою крейсер 1-го ранга "Светлана" (командир капитан 1-го ранга С.П. Шеин), с подводной пробоиной в отделении носовых динамо-машин, был настигнут двумя японскими крейсерами и миноносцем. На крейсере в незатопленных забортной водой погребах оставалось всего 120 снарядов. Военный офицерский совет постановил: "Вступить в бой. Когда будут израсходованы снаряды - затопить крейсер". Об этом решении было объявлено экипажу корабля.
      Крейсер "Светлана" мужественно принял неравный бой. Он мог отвечать на огонь японских крейсеров "Нийтака" и "Отава" только из тех немногих орудий, пороховые погреба которых не были затоплены. Русский корабль получил еще несколько пробоин у ватерлинии и вскоре потерял ход - осколки вражеского снаряда повредили главные паропроводы обеих машин. Многочисленные осколки превратили все катера и шлюпки в решето. Крейсер "Светлана" после потери хода превратился для японцев в неподвижную мишень.
      Артиллеристы крейсера "Светлана" расстреливали свои последние снаряды. Тогда капитан 1-го ранга С.П. Шеин приказал вы-бросить за борт в мешках с грузами секретные документы. В начале одиннадцатого были открыты кингстоны и отдраены двери в водонепроницаемых переборках жилой палубы. Командир русского корабля до последней минуты находился на капитанском мостике, пока не погиб от разрыва японского снаряда. Раненых, привязанных к пробковым матрасам, осторожно спустили на воду с противоположного от врага правого борта. Команда бросалась в воду с тонущего крейсера со спасательными поясами.
      Японцы вели огонь по "Светлане" до полного погружения ее в воду и многие русские моряки погибли от взрывов вражеских снарядов уже в воде. Только спустя полтора-два часа подошедший к месту боя вспомогательный крейсер "Америка-Мару" начал спасательные работы. Японцы спасли семь офицеров, семь кондукторов и 273 нижних чина. Некоторые светлановцы погибли от переохлаждения.
      Только крейсер 2-го ранга "Алмаз" (командир - капитан 2-го ранга И.И. Чагин) и эскадренные миноносцы "Грозный" и "Бравый" (под командованием капитана 2-го ранга К.К. Андрежеевского и капитана 2-го ранга П.П. Дурново) прорвались к Владивостоку. Отряды японского Соединенного флота так и не смогли перехватить их.
      К ним мог присоединиться и крейсер 2-го ранга "Изумруд", который сумел оторваться от погони за ним японских быстроходных крейсеров. У входа в приморскую бухту Святого Владимира корабль наскочил на каменную гряду (мель). Сняться с камней своими силами крейсеру не удалось. Тогда его командир капитан 2-го ранга В.Н. Ферзен принял решение взорвать "Изумруд". Следственная комиссия по Цусимскому бою впоследствии пришла к выводу, что крейсер был взорван у российских берегов преждевременно.
      Часть русских кораблей смогла укрыться в иностранных портах, где была интернирована. Эскадренный миноносец "Бодрый", на котором был израсходован весь запас угля, транспорт "Корея" и буксирный пароход "Свирь" оказались в китайском порту Шанхае. Транспорт "Анадырь", не заходя ни в один порт, дошел до Мадагаскара, откуда затем направился на Балтику.
      В Цусимском морском сражении 2-я Тихоокеанская эскадра вице-адмирала З.П. Рождественского потеряла 8 эскадренных броненосцев, броненосный крейсер, броненосец береговой обороны, 4 крейсера, вспомогательный крейсер, 5 эскадренных броненосцев и несколько транспортов. Японцы захватили отряд контр-адмирала Небогатова - 2 эскадренных броненосца и 2 броненосца береговой обороны. Попал в плен эскадренный миноносец с раненым командующим эскадрой вице-адмиралом Рождественским на борту.
      В Цусимском морском сражении с русской стороны участвовало 38 кораблей и судов. Затонули в результате боевых повреждений, затоплены или взорваны своими экипажами - 21, сдались в плен или были захвачены - 7. Из них госпитальное судно "Кострома" впоследствии было отпущено. Интернированы в нейтральных портах шесть, прорвалось во Владивосток три, вернулся в Россию один транспорт. Таким образом Россия фактически оставалась на завершающей фазе войны с Японией без дееспособного военного флота на Тихом океане.
      Из 83 кораблей общим водоизмещением в 410 с лишним тысяч тонн, отправленных Россией перед войной и в ходе ее на Дальний Восток, только 10 (общим водоизмещением 63 636 тонн) остались в списках российского военного флота. Это все, что осталось от состава порт-артурской (1-й Тихоокеанской) и 2-й Тихоокеанской эскадр и отряда Небогатова. Общая сумма финансовых убытков Российской империи, понесенных в морском сражении при Цусиме, равнялась около 185 миллионов рублей, из которых 135 составляли стоимость утраченных и взятых в плен боевых кораблей.
      В ходе русско-японской войны Российская империя по сути дела лишилась своего немалого броненосного флота Открытого моря, способного действовать не вблизи своего побережья, а на просторах Мирового океана, отстаивая там национально-государственные интересы России как одной из ведущих мировых держав. За эту войну русские Балтийский и Тихоокеанский флоты потеряли 100 процентов эскадренных броненосцев и броненосцев береговой обороны и 55 процентов крейсеров от их числа к началу боевых действий.
      На эскадре вице-адмирала З.П. Рождественского в ходе Цусимского морского сражения были убиты и утонули: офицеров - 208 человек, кондукторов - 75, нижних чинов - 4761, всего - 5044 человека. В плен попали 225 офицеров, 87 кондукторов, 5670 нижних чинов. Более 800 человек были ранены и контужены. Часть из них умерла в японском плену. Остались на разоруженных (интернированных) кораблях 2110 человек, прорвались во Владивосток 870, были отпущены японцами в Россию 540 человек. Всего личный состав 2-й Тихоокеанской эскадры перед Цусимским сражением состоял из 16 170 человек.
      С японской стороны в Цусимском морском сражении находилось 37 артиллерийских боевых кораблей: четыре броненосца, восемь броненосных крейсеров, 15 крейсеров, три броненосца береговой обороны, три авизо, четыре канонерские лодки. Эти главные силы Соединенного флота дополняли 45 торпедных кораблей: 21 истребитель (эскадренный миноносец) и 24 миноносца. И кроме этого, в сражении находилось семь вспомогательных крейсеров, два минных заградителя, две вспомогательные канонерские лодки 2-го класса и два госпитальных судна. Всего адмирал Хейхатиро Того при Цусиме имел 95 боевых кораблей и вспомогательных судов.
      Всего по данным "Хирургического и медицинского описания морской войны между Россией и Японией в 1904-1905 гг.", изданного Медицинским бюро Морского департамента в Токио в 1905 году, в ходе Цусимского морского сражения в японские корабли попало около 117 русских снарядов калибром от 120-миллиметровых и выше и примерно столько же меньших калибров. По другим данным, таких попаданий, особенно снарядов крупного калибра, было больше.
      Японские потери в людях выглядели следующим образом: 88 человек были убиты на месте, 22 раненых умерли на кораблях, 7 умерли в госпиталях, 50 оказались непригодными к дальнейшей службе и были уволены с военного флота. 396 раненых выздоровело на своих кораблях и 136 человек, получивших тяжелые ранения - в госпиталях. Таковы официальные данные японской стороны, изложенные в "Хирургическом и медицинском описании".
      Беспрецедентный в истории разгром русской броненосной эскадры при минимальных потерях японского Соединенного флота породил убеждение, что тут не обошлось без влияния сверхъестественных сил. По этому поводу в книге И. Бунича "Князь Суворов" говорится:
      "Начиная с 1898 г. в японском флоте велись сверхсекретные эксперименты под кодовым наименованием "цакуга - дзен" (способ стрельбы из лука, которым пользовались самураи средних веков). Способ основывался на признании философии "дзен"... - если в твоих руках лук и стрела, не целься, а воссоединись душою с одним из великих превращений Будды, и стрела попадет точно в цель. Результаты поражали своей эффективностью и поражают до сих пор...
      В 13.59 на мачте "Микаса" подняли условный сигнал "цакуга - дзен"...
      Что-то страшное, жуткое и необычное произошло на японских броненосцах, о чем никто впоследствии толком рассказать не мог. Души и помыслы всех людей слились в единую силу, энергия которой поступала из источника, чье название невозможно точно перевести на бедные философскими терминами европейские языки, - энергия эта шла из того невидимого мира, который с момента появления человека на земле окружает его своей таинственной силой, порождая религии и мифы, столь разные и столь удивительно общие для всего человечества. И эта энергия превратила броненосцы и людей в единое, сверхъестественное существо, подобное легендарным драконам, покидающим в течение веков в трудный для народа Ямато час свои небесные дворцы и появляющимся на земле, чтобы своим страшным огнем испепелить полчища врагов..."
      Поражение русской эскадры в Цусимском морском сражении стало трагедией для всей России. Известие о ее разгроме вызвало негодование самой широкой российской общственности. По стране прокатилась волна массовых выступлений против самодержавия, которого оппозиция всех расцветок считала главным виновником и потерь броненосного флота, и неудач в войне на полях Маньчжурии, сопряженных с большими людскими потерями. Общественность требовала судить виновников Цусимского разгрома.
      Правительством была создана специальная Следственная комиссия по выяснению обстоятельств Цусимского боя. Комиссия, проведя расследование и допросив многих должностных лиц и участников сражения, в том числе вернувшихся из японского плена, составила по результатам своей деятельности итоговый документ:
      "Причины поражения
      Резюмируя изложенное в настоящем заключении, Комиссия находит, что беспримерное поражение, понесенное 2-й эскадрой Тихого океана в боях 14-го и 15-го мая 1905 г., имело причинами следующие обстоятельства:
      1) Коренные материальные и технические недостатки флота, выразившиеся в большой строительной перегрузке судов 2-й эскадры; в устарелости артиллерии - орудий и установок - на многих кораблях эскадры; в качественной и количественной недостаточности на эскадре приборов, необходимых для стрельбы на дальние расстояния; в технической неудовлетворительности принятых на флоте снарядов и в недостаточном их количестве, отпущенном на суда эскадры для практики стрельбы.
      2) Полная неподготовленность Морского министерства к решению вопросов международной политики и стратегии, тесно связанных между собою и непосредственно влияющих на успех тактических действий.
      Несостоятельность Морского министерства выразилась в отсутствии плана войны, повлекшем за собою ряд случайных решений стратегических вопросов большой важности; в отсутствии всяких соглашений международного характера, способных облегчить движение морских подкреплений на Дальний Восток; в необоснованных надеждах, возлагавшихся на приобретение за границей готовых боевых судов во время войны, влиявших на принимаемые Морским министерством стратегические решения; в неосведомленности о состоянии неприятельского флота и отсутствии сколько-нибудь удовлетворительной организации тайной агентуры; в ошибках и недостатках системы мобилизации, имевших результатом неудовлетворительное комплектование 2-й эскадры личным составом офицеров и нижних чинов.
      3) Материальная слабость 2-й эскадры Тихого океана, выразившая в крайней разнотипности входящих в ее состав броненосцев, в малой скорости их хода, в полном отсутствии броненосных крейсеров, недостаточности крейсеров и миноносцев. Состав судов эскадры не отвечал техническим требованиям, предъявляемым к эскадре теорией и практикой военно-морского дела, и был установлен не на основании какого-либо тактического плана, а лишь случайно, по мере готовности новых и исправности старых кораблей.
      4) Неудачный выбор начальника эскадры, принявшего на себя командование без веры в возможность боевого успеха, не уделявшего необходимого внимания боевой подготовке эскадры, не терпевшего самостоятельного сотрудничества своих подчиненных и не имевшего мужества признать непосильной принятую на себя задачу, когда сам он в ней убедился.
      Тактические ошибки, сделанные начальником эскадры, еще ухудшили ее положение. Безнадежная, сначала основанная не на добросовестном расчете, а на слепой надежде на удачу, операция прорыва 2-й эскадры Тихого океана во Владивосток должна была окончиться катастрофой.
      Военно-морское дело не допускает импровизации, последняя не может заменить постоянной, щепетильной в мелочах, последовательной и планомерной в целом работы всего личного состава.
      Лица, прикосновенные к делу
      По мнению комиссии, на лиц, стоявших во главе Морского министерства и его высших учреждений в 1904-1905 гг., падает ответственность:
      - за отсутствие составленного своевременно плана войны с Японией, выразившееся в полной политической и стратегической неподготовленности театра военных действий, в постоянном колебании и ряде ошибок, допущенных при решении стратегических вопросов большой важности;
      - за техническую отсталость флота, выразившуюся в существенных ошибках военного судостроения и недостатках артиллерии, непосредственно отразившихся на боевой силе 2-й эскадры;
      - за недостаточный надзор при изготовлении к плаванию и вооружению судов 2-й эскадры и отдельного отряда броненосцев береговой обороны, выразившийся в том, что многие корабли не были испытаны должным образом перед уходом из России и были до крайности перегружены всевозможными приспособлениями, запасами и материалами, несмотря уже на допущенную строительную перегрузку;
      - за недостаточное снабжение 2-й эскадры боевыми запасами, имевшее прямым последствием отсутствие практики и плохую артиллерийскую стрельбу судов эскадры во время боя 14-го мая;
      - за неудовлетворительное комплектование судов эскадры личным составом, выразившемся в чрезмерном количестве очень молодых или принятых из торгового флота офицеров, не имевших необходимого опыта и теоретической подготовки в военно-морском деле, равно как и весьма большом проценте нижних чинов, призванных из запаса по мобилизации, отставших от службы и незнакомых с техническими требованиями новейшего времени;
      - за недостаточную осведомленность о состоянии неприятельского флота и неудовлетворительную организацию агентских сведений, получаемых с театра военных действий;
      - за недостаточное оборудование и снабжение Владивостокского порта для того, чтобы он мог служить базой 2-й эскадре Тихого океана;
      - и за то, что с получением известий об уничтожении 1-й эскадры Тихого океана лица, стоявшие во главе Морского министерства, не доложили государю о действительном соотношении сил противников, исключавшем возможность успеха для нашей эскадры в открытом бою с японским флотом.
      На вице-адмирала Рождественского, как и(сполнявшего) д(елами) начальника Главного Морского Штаба в 1903-04 гг. и Командующего 2-й эскадрой Тихого океана, по мнению Комиссии, должна быть возложена ответственность:
      - за неудовлетворительное комплектование эскадры офицерами и нижними чинами;
      - за то, что новые броненосцы типа "Бородино" ушли в поход, не будучи испытаны в отношении их устойчивости;
      - за чрезмерную перегрузку судов эскадры перед уходом из России в день 14 мая 1905 г.;
      - за то, что, приняв командование над эскадрой, контр-адмирал Рождественский не настаивал на экстренном приобретении Морским министерством боевых запасов и высылке их на эскадру во время похода;
      - за совершенную недостаточность тактической подготовки эскадры в пути, полную неосведомленность личного состава, не исключая младших флагманов и командиров боевых судов, о стратегической и тактической обстановке предстоящего боя с неприятелем;
      - за то, что командующий эскадрой не донес своевременно о тактической неподготовленности вверенной ему эскадры к открытому бою с неприятельским флотом;
      - за то, что он не принял необходимых мер для облегчения боевых кораблей в виду предстоящего боя от ненужных грузов, в том числе горючих материалов, опасных в пожарном отношении;
      - за ряд допущенных им стратегических и тактических ошибок, благодаря которым:
      1) эскадра была застигнута главными силами неприятеля врасплох, во время еще не законченного перестроения из 2-х колонн в одну боевую линию;
      2) ненужные эскадре транспорты мешали ей, стесняя движение боевых судов;
      3) главные силы эскадры кружились несколько часов вокруг выведенного из строя флагманского корабля, обязанные руководствоваться его сигналами, несмотря на полную неспособность этого корабля управлять боем;
      4) миноносцы, не получив боевого назначения, вводили в заблуждение суда эскадры и подвергались с их стороны расстрелу, и многое другое, как, например, черная окраска судов при выборе дневного времени для прорыва Корейским проливом..."
      Следственная комиссия определила круг эскадренных начальников и командиров отдельных кораблей, которые, по ее мнению, несли личную ответственность за поражение 2-й Тихоокеанской эскадры в Цусимском морском сражении, гибель, сдачу в плен или интернирование своих кораблей. К числу их относились младший флагман эскадры контр-адмирал О.А. Энквист, командиры - крейсера 1-го ранга "Олег" капитан 1-го ранга Л.Ф. Добровольский, крейсера 2-го ранга капитан 2-го ранга барон В.Н. Ферзен, миноносца "Бедовый" капитан 2-го ранга Н.В. Баранов, миноносца "Быстрый" лейтенант О.О. Рихтер, вспомогательного крейсера "Днепр" капитан 2-го ранга Скальский и крейсера 2-го ранга "Урал" капитан 2-го ранга М.К. Истомин.
      Свои выводы Следственная комиссия по выяснению обстоятельств Цусимского боя сделала на основе изучения письменных и устных свидетельств, относящихся к данному делу. За-ключение комиссии подписали: вице-адмирал Гильтебрандт, контр-адмирал Молас и барон Штакельберг, капитан 1-го ранга фон Шульц.
      "Громкое" Цусимское дело, при всей нетерпимости к нему российской общественности, на деле ограничилось только двумя судебными процессами о сдаче кораблей в японский плен. Речь шла о сдаче контр-адмиралом Н.И. Небогатовым отряда подчиненных ему броненосных кораблей и эскадренного миноносца "Бедовый" с тяжело раненным командующим 2-й Тихоокеанской эскадрой вице-адмиралом З.П. Рождественским на борту. В обоих случаях государственный обвинитель настаивал на "преступности сдачи".
      Обвинитель исходил из следующего. В соответствии со статьей 354 Морского устава командир должен продолжать бой до последней возможности. Во избежание бесполезного кровопролития ему разрешается, не иначе как с согласия всех офицеров, сдать корабль, если нельзя одолеть течи и он начинает тонуть, если все средства для обороны истощены и потеря в людях столь значительна, что сопротивление совершенно невозможно, и, наконец, в случае пожара, которого нельзя погасить. При всем том сдача в таких обстоятельствах разрешается только в том случае, если корабль нельзя истребить и искать спасения команды на берегу или в шлюпках.
      В Морском уставе последнего русского царя и первого российского императора Петра I Алексеевича Великого были определены ответственность и мера наказания за сдачу корабля противника. В артикуле 68 главы девятой было сказано:
      "Кто похочет сдаться, или иных к нему подговаривать. Такожде и те будут казнены смертию, которые похотят сдаться, или иных к нему подговаривать, или зная оную измену о том не возвестят".
      На суде Небогатов публично посчитал свой поступок чуть ли не подвигом во имя спасения жизни подчиненных. Но нельзя было забывать, что незавидное положение четырех русских броненосных кораблей, оказавшихся в окружении превосходящих сил японцев, во многом являлось должностной виной государственных лиц, отправивших на Дальний Восток на войну отряд устаревших броненосцев, которым и на Балтике не оставалось места во флотском строю. Но в обвинительном заключении эти должностные лица не упоминались.
      Суд на заседании 11 декабря 1906 года признал виновными в преступной сдаче кораблей неприятелю и приговорил к смертной казни командира отряда контр-адмирала Н.И. Небогатова и трех командиров кораблей бывших капитанов 1-го ранга В.В. Смирнова с "Императора Николая I", С.П. Смирнова с "Адмирала Сенявина" и Н.Г. Лишина с "Генерал-адмирала Апраксина".
      Признавая уменьшающие вину обстоятельства: прежнюю долговременную безупречную службу, крайнее физическое утомление, суд ходатайствовал перед государем императором о замене смертной казни заключением в крепости (Петропавловской) на 10 лет. Капитан 2-го ранга К.Л. Шведе, исполнявший в роковой день 15 мая обязанности командира "Орла", был оправдан эскадренный броненосец имел столь серьезные боевые повреждения и такую большую убыль в экипаже (особенно строевых офицеров), что уже не мог оказать сопротивления противнику.
      Суд приговорил также бывшего флаг-капитана небогатовского отряда В.А. Кросса к четырем месяцам, а бывших старших офицеров сдавшихся броненосных кораблей отряда П.П. Ведерникова, Ф.Ф. Артшвангера и Н.М. Фридовского - к двум месяцам заключения. Остальные обвиняемые от ответственности были освобождены.
      Вице-адмирал З.П. Рождественский на суде, в отличие от Небогатова, не оправдывался. Вину за Цусимское поражение во время судебного разбирательства он пытался взять на себя. Военно-морским судом Рождественский был оправдан, поскольку в морском сражении получил тяжелое ранение, и в 1906 году уволен в отставку с правом ношения адмиральского мундира и далее неприметно жил в Санкт-Петербурге.
      В те дни отставной вице-адмирал З.П. Рождественский писал одному из своих знакомых:
      "Я часто читаю тяжелые обвинения по своему адресу, и злобные строки представляются мне выражением горя общества о гибели флота, которым я командовал и который был и остается для меня дороже моей репутации, ценнее чести моей".
      В старой России не забыли тех, кто погиб в Цусимском морском сражении. Вскоре после окончания русско-японской войны в столице родственниками погибших был создан Комитет по сбору пожертвований на сооружение православного храма, который стал бы памятником морякам, оставшимся в море без могил - храма "Спаса на водах". В состав комитета вошло более 50 человек (вдова вице-адмирала С.О. Макарова, родители лейтенанта С.П. Огарева с броненосца "Наварин", брат и жена капитана 1-го ранга С.П. Шеина, командира крейсера "Светлана", сестра лейтенанта графа В.Н. Игнатьева с броненосца "Император Александр III" и другие), в том числе морской министр и начальник Главного морского штаба.
      Инициативу поддержал российский министр внутренних дел П.А. Столыпин, который направил государю соответствующий доклад. Император Николай II начертал на нем собственноручно: "Согласен и всецело сочувствую мысли увековечить память моряков". Комитет разослал по всей России "Воззвание", в котором говорилось:
      "...Над тысячами мучеников-героев сомкнулась безжалостная морская бездна, не осталось по ним следа, и негде над прахом их помолиться. Но не может с этим примириться сердце русского народа! Помянем же героев, принявших за Родину-мать мученический венец, сооружением в столице России в знак народной благодарности и в назидание потомству храма-памятника подвижникам, по морям разбросанным без могилы, без креста. В сей храм с начертанными на стенах именами погибших моряков-братьев, на сияние Креста, на свет лампад, на призыв молитвенных поминовений слетятся чистые души непогребенных, и тут, в Святом Доме этом Божьем, обретут они себе усыпальницу вечную!.."
      Святейший Синод разрешил провести кружечный сбор по церквам России. Купеческий банк открыл специальный счет. Строительство храма началось в 1910 году на берегу Невы, ближе к Финскому заливу, при впадении в Неву Ново-Адмиралтейского канала. Храм-памятник возводили художник-архитектор М.М. Перетяткович, инженер-строитель С.Н. Смирнов и скульптор Б.М. Микешин. Во время торжеств при закладке "Спаса на водах" в его фундамент был замурован солдатский Георгиевский крест. Внутренняя отделка храма производилась по рисункам академика Н.А. Бруни.
      Храм-памятник погибшим в Цусимском морском сражении русским морякам был торжественно открыт 31 июля 1911 года в присутствии императора Николая II, высших государственных и церковных лиц. "Спас на водах" стал одним из самых почитаемых храмов российской столицы, и особенно в среде военных моряков.
      Цусимский храм "Спас на водах" был уничтожен до фундамента в конце марта 1932 года при С.М. Кирове, фактическом главе города Ленинграда. Однако как православную церковь его ликвидировали ("национализировали") еще в 1918 году - тогда было запрещено в нем богослужение, а само здание отдано под "культурные нужды" близлежащего завода.
      Цусимская трагедия морально надломила Россию в ходе русско-японской войны. С ее значением соглашались в российской столице, в среде либеральной общественности страны и оппозиционных царизму политических партий, но не в действующей на полях Маньчжурии русской армии. Новый главнокомандующий генерал В.П. Линевич заявил что, для России, не имеющей "никаких особенно жизненных интересов в водах Дальнего Востока, Япония - победительница на море - не страшна. Ведь Япония и с самого начала войны вполне владела морем, и поражение нашего флота никакого существенного изменения в условия нашей борьбы с нею не внесло".
      Практически Цусимский разгром эскадры Рождественского подвел черту под русско-японской войной. Оставшиеся до заключения месяцы воюющие стороны и на суше, и на море вели себя пассивно. Японский флот не угрожал, как ожидалось, Владивостоку. В Маньчжурии порой вспыхивали бои местного значения, но на большее армейское командование противников не шло.
      Война с Россией тяжелым бременем легла на плечи Японии. Были истощены экономика и финансы. Недовольство войной все более охватывало различные круги общества. Постепенно угасал боевой дух японских войск в Маньчжурии, несмотря на одержанные там победы и продвижение на север. А.Н. Куропаткин в своем отчете о войне констатировал следующее состояние противника:
      "Срочнослужащие в значительной части выбыли из строя, а наскоро обученные, набранные из населения новобранцы не могли в последующих боях развить ту же силу сопротивления и тот же порыв вперед, которым обладали японцы в первую кампанию. Мы осязательно чувствовали это в период боев на позициях впереди Мукдена, и особенно стоя на Сыпингайских позициях. В то время, когда наши охотничьи команды и находящиеся на передовых позициях части войск все смелее нападали на японцев, с их стороны мы не замечали прежней предприимчивости, отваги и даже бдительности. Южный темперамент сковался утомлением войною. Целых шесть месяцев японцы дают время нам укрепляться и усиливаться без попытки атаковать нас, прижать к р. Сунгари, нанести решительное поражение".
      Был еще один фактор, который свидетельствовал об изменении духа, самого лица японской армии. В ходе различных стычек перед Сыпингайскими позициями начало расти число пленных японцев. Они уже не проявляли прежнего воинственного фанатизма и приверженности самурайскому духу. Куропаткин писал:
      "Многие из пленных откровенно признавались, что тяготятся войною. Во многих письмах с родины, находимых нами у убитых и пленных, тоже ясно сказывалось утомление войною: сообщалось о тяжелых налогах, о дороговизне предметов первой необходимости, об отсутствии заработков. Против расположения 1-го Сибирского корпуса однажды в плен сдалась японская рота полного состава, чего ранее не было".
      Упадок духа среди японской армии и населения страны Восходящего Солнца отмечали и иностранные военные наблюдатели. Англичанин Б.В. Норригаард свидетельствовал в своих мемуарах, что с весны 1905 года в патриотическом настроении населения Японских островов произошел надлом. По его словам, новобранцы открыто говорили о своем желании скорее завершить войну. Речь шла о резервистах, поставленных под ружье в округах Иокогама, Кобе и Осака. Тот же Норригаард пишет о случае, когда один из пехотных полков, укомплектованный новобранцами из этих центральных округов страны, отказался идти в атаку и вышел из подчинения своих командиров.
      Российская империя, обладавшая гораздо большими материальными, финансовыми и людскими ресурсами, находилась в более выгодном положении и могла без большого напряжения сил и средств продолжать войну в Маньчжурии. Военные ресурсы России были громадны, и это было общепризнанным фактом. Однако гибель 2-й Тихоокеанской эскадры вице-адмирала З.П. Рождественского в морском сражении у Цусимы перечеркнула все планы правительства императора Николая II выиграть войну. К тому же ему предстояла нешуточная борьба с нараставшей революционной стихией в стране. Начиналась новая волна аграрных беспорядков, волнений и забастовок, участились террористические акты революционеров.
      Россия не была побеждена на полях Маньчжурии. Русская армия могла и, что самое главное, готова была бороться дальше с противником. Но... от русско-японской войны официальный Санкт-Петербург "устал" более, чем русская армия, сражавшаяся на Дальнем Востоке. В императорском окружении заговорили вслух о желательности заключения преждевременного мира. С русской армией, стоявшей на Сыпингайской позиции в ожидании начала большой наступательной операции, правящие круги России посоветоваться "позабыли".
      24 мая в Царском Селе состоялось заседание Особого совещания во главе с российским монархом. Оно высказалось за прекращение русско-японской войны. Император Николай II на следующий день приказал известить посла США, а через него американского президента Теодора Рузвельта, что Россия готова начать с Японией мирные переговоры.
      Главой полномочной делегации России был назначен председатель Совета Министров С.Ю. Витте. Японскую делегацию возглавил министр иностранных дел Ютаро Комара. Мирные переговоры начались в американском городе Портсмуте. Вторыми лицами в составе делегаций были чрезвычайные и полномочные послы договаривающихся государств в США барон Роман Розен и кавалер Императорского ордена Священного Сокровища 1-й степени Г. Тахакира Когоро.
      Русский глава делегации С.Ю. Витте, прибыв на американскую землю, заявил корреспондентам, что Россия не побеждена в войне, что из русских земель японцы заняли только остров Сахалин. Русские никогда никому военных контрибуций не платили, и разговор может идти только о передаче аренды Квантунского полуострова. Заявляя так, председатель Совета Министров Российской империи опирался на более чем полумиллионную русскую армию с двумя тысячами орудий, стоявшую в полной боевой готовности на Сыпингайских позициях.
      Дипломатический торг продолжался около двух недель. Посредничество американцев в мирных переговорах было вовсе не бескорыстным. США, как великая тихоокеанская держава, не скрывавшая симпатий к Японии, были теперь обеспокоены ее военными успехами особенно на море. В расчеты Вашингтона совсем не входило чрезмерное усиление страны Восходящего Солнца - в Белом доме смотрели далеко вперед. Великобритания тоже не желала дальнейшего усиления Японии и стала постепенно закрывать для нее свой "денежный мешок".
      Портсмутский мирный договор был подписан 23 августа (5 сентября) 1905 года. По нему Россия признавала за Японией преобладающие интересы в Корее, уступала ей права на аренду Квантунского полуострова с Порт-Артуром и Дальним, передавала без оплаты южную ветку Южно-Маньчжурской железной дороги со всем имуществом. Россия передавала Японии южную часть острова Сахалин (Карафуто) до 50-й параллели. Стороны обязывались взаимно не возводить на Сахалине никаких военных укреплений и обеспечивать безопасность морского плавания в проливах Лаперуза и Татарском.
      В ходе переговоров японской стороне первоначально пришлось отказаться от требований передачи ей всего Сахалина. И этот вопрос был снят с повестки дня. Однако затягивание переговоров в Портсмуте одинаково тревожило и Токио, и Санкт-Петербург. Во время аудиенции американского посла в России Майера у императора Николая II последний неожиданно для собеседника заметил ("как бы про себя"), что готов ускорить подписание мирного договора уступкой японцам южной части острова Сахалин.
      Подробности конфиденциального разговора в Зимнем дворце российского монарха и посла США стали известны в Токио. Японской делегации в Портсмуте была послана телеграмма с приказанием отсрочить последнее заседание делегаций двух сторон на один день. После продолжительного совещания премьер-министр Кацура и вице-министр послали японской делегации новые инструкции. На возобновившихся через день мирных переговорах японская делегация сделала следующее заявление:
      "Императорское правительство решило в знак своего миролюбия отказаться от требований на весь Сахалин и делает последнюю уступку, удовлетворяясь южной половиной острова".
      По свидетельству очевидцев, эта сцена на мирной конференции в Портсмуте выглядела так:
      "Абсолютное молчание продолжалось несколько секунд. Витте по обыкновению мял бумагу, которая лежала перед ним. Розен курил папиросу. Японцы имели загадочный вид. Затем Комура спокойным голосом сказал, что японское правительство, стремясь к восстановлению мира и к успешному окончанию переговоров, согласно на русское предложение о разделении Сахалина на две части без денежного вознаграждения. Витте заявил, что предложение японцев приемлемо и что линия демаркации на Сахалине будет проходить по 50-му градусу северной широты".
      Пункт о военной контрибуции российской стороной был решительно снят. Япония требовала 1200 миллионов иен контрибуции, несмотря на то что война стоила ей 2 миллиарда иен. Япония сократила свои требования, приняв во внимание расстроенные финансы России. По особому соглашению Россия заплатила лишь за содержание на Японских островах русских военнопленных, которые после подписания мирного договора сторонами возвращались на родину, равно как и японские военнопленные.
      Требование Токио о выплате военной контрибуции не встретило поддержки у президента США Вудро Вильсона. В итоге война оказалась крайне розорительной для японской экономики, чего нельзя было сказать о материальных затратах России.
      Правда, Японии достались в качестве военных трофеев суда эскадры Небогатова, затонувшие на внешнем рейде и во внутренней гавани корабли Порт-Артурской эскадры, включая крейсер "Варяг" в Чемульпо и крейсер "Новик" у сахалинских берегов. Все эти корабли были подняты, отремонтированы и введены в состав японского флота. Он, таким образом, вышел из войны более сильным и многочисленным, нежели вступил в нее.
      Россия оставляла за собой право сохранить в Маньчжурии вое-низированную охрану КВЖД, но при этом иметь не более 15 "заамурских стражников" (конных и пеших) на один километр железнодорожного пути. Стороны обязывались начать одновременный отвод своих войск с территории Маньчжурии, за исключением Квантуна. Первыми отводились войска с линии фронта во избежание случайных столкновений противостоящих сторон.
      Россия взяла на себя материальную сторону содержания русских военнопленных на Японских островах. Бывший в плену мичман Анатолий Толстопятов (пытавшийся совершить дерзкий побег из места заключения) в своих воспоминаниях свидетельствует:
      "Пленные офицеры имели каждый отдельную комнату, пользовались садом, в их распоряжении был бильард и теннис, наконец, они получали жалованье от русского правительства по 50 р. в месяц и, казалось, ни в чем не нуждались. Но, боже мой, какое то было тяжелое, беспросветное существование!"
      Довольно в сносных условиях содержались в японском плену и нижние чины, для которых большой отдушиной были привычные богослужения православных священников. Японское начальство не раз демонстрировало свое великодушие к пленникам, и русские кладбища 1905 года в стране Восходящего Солнца сохраняются и оберегаются по сей день. Содержание пленных японцев на юге Восточной Сибири и в Приамурском крае, прежде всего из-за суровых природных условий, большой комфортностью не отличалось.
      Историки признают то, что Япония вовремя сумела закончить войну. Американский военный историк Х. Бартон констатирует: "Если бы переговоры сорвались и военные действия возобновились, то для достижения скорой победы у Японии не было бы войск".
      Большая война на Дальнем Востоке на самой заре XX столетия сопровождалась большими жертвами с обеих сторон. Россия потеряла в общей сложности около 270 тысяч человек, в том числе свыше 50 тысяч убитыми. Потери Японии исчислялись в 270 тысяч человек, включая 86 тысяч убитыми.
      Последнее событие русско-японской войны, связанное с боевыми потерями, произошло уже после подписания Портсмутского мирного договора. На рейде военно-морской базы Сасэбо взорвался флагманский линейный броненосец адмирала Хейхатиро Того "Микаса". Причиной взрыва и гибели современного броненосного корабля стало неосторожное обращение вконец уставшего экипажа со снарядами, начиненными легко детонирующей шимозой. Гибель японского флагмана по сути дела можно причислить к военным потерям.
      Глава российского правительства С.Ю. Витте после переговоров в Портсмуте назвал заключенный мир "благопристойным". Но никакие "приличные" условия мира не смогли покрыть тяжесть и унизительность военного поражения Российской империи в столкновении с империей на Японских островах.
      Высочайший манифест императора-самодержца Николая II Романова о заключении мирного Портсмутского договора отличался немногословием. Он был обнародован в Санкт-Петербурге в октябре 1905 года и гласил:
      "В неисповедимых путях Господних Отечеству Нашему ниспосланы были тяжелые испытания и бедствия кровопролитной войны, обильной многими подвигами самоотверженной храбрости и беззаветной преданности Наших славных войск в их упорной борьбе с отважным и сильным противником. Ныне эта столь тяжкая для всех борьба прекращена, и Восток Державы Нашей снова обращается к мирному преуспеянию в добром соседстве с отныне вновь дружественной Нам Империею Японскою.
      Возвещая любезным подданным Нашим о восстановлении мира, Мы уверены, что они соединят молитвы свои с Нашими и с непоколебимою верою в помощь Всевышнего призовут благословение Божие на предстоящие Нам, совместно с избранными от населения людьми, обширные труды, направленные к утверждению и совершенствованию внутреннего благоустройства России".
      Рескрипт божественного микадо об окончании русско-японской войны был обнародован в городе Токио 16 октября 1905 года. От имени императора о заключенном мире в нем говорилось:
      "Мы всегда считали основным принципом нашей международной политики поддержание мира на Востоке и обеспечение безопасности нашей Империи. Достижение этой главнейшей цели служило всегда предметом наших постоянных стремлений. Тем не менее, по причинам, вызванным условиями самообороны, мы вынуждены были, к несчастью, начать враждебные действия против России. С самого начала войны наши сухопутные и морские вооруженные силы приступили к осуществлению всех мер, необходимых для защиты родины и для ведения военных действий. Войска перенесли всякого рода лишения во время военного похода в чужой стране и достигли блестящих успехов. Точно так же и все гражданские чины, согласно нашим предначертаниям, исполняли добросовестно свои обязанности для выполнения нашего желания. Были приняты все соответствующие положению вещей меры, необходимые как для ведения войны, так и для управления внутренними и иностранными делами. Наш бережливый и мудрый народ бодро нес тяжесть национального расхода и великодушно приносил свою лепту в военную казну, оказывая единодушно общую поддержку для нашего престижа и достижения величия государства. Результатами мы в значительной степени обязаны Благословенным духам наших предков, равно как и преданности своему долгу наших гражданских и военных служащих и патриотизму, граничащему с самоотвержением, присущему всему нашему народу. После 20 месяцев войны положение Империи упрочилось, а интересы государства обеспечены. Так как наше желание поддержать мир было всегда важнейшей целью, то продолжение военных действий противоречило бы нашему сокровенному желанию - не подвергать наш народ ужасам войны без крайней необходимости.
      Поэтому, когда президент Соединенных Штатов во имя мира и человеколюбия напомнил, что правительства Японии и России могли бы выработать условия мира, мы, вполне ценя его доброе намерение, приняли его посредничество и в надлежащее время назначили уполномоченных для переговоров с уполномоченными России. Уполномоченные обеих держав съехались вместе и часто совещались совместно. Русские уполномоченные согласились на предложения наших уполномоченных, которые главным образом имели в виду цель, для которой начата была война и упрочение мира на Востоке выказывая, таким образом искренность своего желания заключить мир. Мы рассмотрели условия мира, выработанные уполномоченными, и, найдя их в полном согласии с нашим желанием, приняли эти условия и ратифицировали их. Так как мы этим договором обеспечили мир и славу, то мы счастливы призвать благословение милосердных духов наших предков и завещать плоды этих великих дел нашим потомкам.
      Наше искреннее желание - разделить славу с нашим народом и долго наслаждаться благами мирных отношений со всеми народами. Россия снова находится в дружественных отношениях к Японии, и мы искренне желаем, чтобы восстановленная дружба между добрыми соседями стала бы тесной и сердечной.
      В настоящее время при всеобщем мировом прогрессе всех народов необходимо стремиться к тому, чтобы совершенствование государственного устройства не встречало препятствий как в отношении внутреннего, так и внешнего развития. Поддерживая боевую готовность и во время мира, необходимо стремиться к тому, чтобы внутреннее преуспевание было вполне обеспечено. Мы строжайше предупреждаем наших подданных воздержаться от манифестаций, вызываемых лишь тщеславной гордостью. Предлагаем им представить это их законным защитникам, и со своей стороны сделать все, что в их силах для усиления Империи".
      ...Участник русско-японской войны Алексей Любицкий в своих воспоминаниях о ее заключительном аккорде - вести о заключении Портсмутского мирного договора писал следующее:
      "Не могу сказать, чтобы войска были ею особенно обрадованы: ни музыки, ни криков "ура" нигде не было слышно. Все чувствовали себя неудовлетворенными, всех угнетала мысль о бесплодных трудах и жертвах, доставивших нам вместо славы чуть ли не позор.
      ...мы имели полное право рассчитывать на успех. Обстоятельство это, очевидно, было принято во внимание и японцами, так как они иначе ни в коем случае не согласились бы заключить мира без получения контрибуции и со всеми другими поставленными нами условиями.
      Как знать, чем бы закончилась война, если бы не было заключено Портсмутского договора?
      Да и кончилась ли она. Не грозит ли она вспыхнуть снова в недалеком будущем?
      Мысли эти невольно напрашиваются, вспоминая ту сдержанность восторга японских армий и народное неудовольствие, с которыми встретила Япония условия мира..."
      Война закончилась и в правительственных, военных кругах встал вопрос о массовом награждении ее участников. Однако вопрос оказался довольно спорным. Лишь в январе 1906 года высочайшим указом была утверждена медаль "В память Русско-японской войны". Она изготавливалась из трех видов металла. На лицевой стороне ее помещалась дата "1904-1905" и изображение всевидящего ока. На обороте шла надпись - "Да вознесет вас Господь в свое время".
      Серебряной медалью награждались героические защитники Порт-Артурской крепости. Светло-бронзовой - участники военных действий в Маньчжурии. Темно-бронзовой - лица, в боях непосредственного участия не принимавшие, но состоявшие на службе в районах боевых действий, а также на Дальнем Востоке и на железных дорогах, по которым шли военные перевозки. Раненым и контуженным памятная медаль выдавалась на ленте с бантом.
      Вскоре учреждается еще одна памятная награда для участников войны "Медаль красного креста в память Русско-японской войны 1904-1905 гг.". Ею награждались члены управления и служащие Российского Общества Красного Креста, а также врачи, медицинский персонал и сотрудники питательных и ночлежных пунктов, ставшие гражданскими участниками войны на Дальнем Востоке.
      В 1907 году завершилось возвращение в Россию русских пленных из Японии. Среди них оказалось несколько тысяч участников Цусимского поражения. Они никак не могли претендовать на медаль "В память Русско-японской войны". Правительство осознавало, что надо как-то отметить участников Цусимского военного сражения. С этой целью в 1907 году была утверждена медаль
      "В память похода на Дальний Восток эскадры адмирала Рождественского". Ленту для нее выбрали не военных цветов - бело-оранжево-черную. Нижние чины получили медаль из светлой бронзы, офицеры - серебряную.
      Несколько позже, в 1914 году, императором Николаем II был утвержден почетный нагрудный знак "За защиту Порт-Артура" - серебряный крест с изображением броненосца в центре. Он выдавался ветеранам обороны русской морской крепости на Квантуне в память со дня начала порт-артурской эпопеи.
      Что же касается Японии, то она тоже отметила свою победу в войне с Россией наградной медалью, но только одной. Она была массовой, и ею награждались только участники боевых действий на суше и на море. На лицевой стороне японской медали были изображены скрещенные знамена, восходящее солнце и цветок сакуры (вишни), традиционно самый любимый в стране Восходящего Солнца.
      В Японии в память о той войне была отчеканена еще одна медаль. На лицевой стороне этой медали, серебряной, изображены два скрещенных знамени, скрепленных шнуровой перевязью со свисающими кистями, и надпись иероглифами "сэйкин", означающая "прилежание, трудолюбие". Раверс этой серебряной наградной медали совершенно загадочен. Сверху и снизу пятиконечной звезды по-японски и по-русски написано "Наросино".
      Наросино - название огромного лагеря для русских военно-пленных нижних чинов на Японских островах. Там содержались плененные в Порт-Артуре, Корее и в Цусимском морском сражении. Офицеры содержались в других местах и пользовались определенной свободой. Официально лагерь Наросино назывался "приютом", поскольку слова "концлагерь" тогда еще не придумали. Такими медалями японцы награждали особо примерных в поведении военнопленных, старост бараков, которые помогали лагерным властям поддерживать должный порядок в Наросино.
      Известен для истории наградной лист к такой медали. По всей видимости, его перевод с японского языка на русский был сделан местным переводчиком, и потому лексика оставляет желать лучшего:
      "Свидетельство
      Настоящее свидетельство выдается русскому боцману Андрею Антонову в том, что он за все время плена в Японии не только вел себя честно как в отношении Российской дисциплины, так и в отношении японских требований, но своим безукоризненным поведением всегда подавал пример и другим своим товарищам по плену, за что ему выдается серебряная медаль.
      Подписал начальник приюта в Наросино.
      Полковник Мосимото".
      Сведений о плохом или "дурном" обращении с русскими пленными в войне 1904-1905 годов в самой истории Японии нет. Победители честолюбиво стремились "сохранить свое лицо". Но достоверно и другое, что и особых удобств в японском плену прежде всего для нижних чинов не было. Такое обращение с русскими военнопленными в последующих военных конфликтах России с Японией уйдет в прошлое.
      Русско-японская война 1904-1905 годов при своей ограниченности по времени и размаху своими итогами во многом предопределила дальнейшую расстановку противоборствующих сил в мире и характер последующих военных столкновений. Именно она в самом начале XX столетия пророчески "назвала" состав коалиций в Первой мировой войне.
      Для империи на Японских островах победа в войне с Россией означала следующее.
      Страна Восходящего Солнца превращалась в великую державу европейского уровня развития, устремленную в своем государственно-экономическом развитии в будущее.
      Победа в войне привела к нарастанию милитаристских тенденций в ее внутренней политике, дальнейшей милитаризации японской экономики и потере ее сбалансированности.
      "Раздвоение" ее воинственной внешней политики между необходимостью предотвратить реванш северного соседа и потребностью развивать экспансию на юг и юго-запад. Внутри страны это противоречие нашло выражение в перманентном конфликте между сухопутной армией и флотом, за которым стояло будущее Японии как сильной морской державы в Тихоокеанском регионе.
      Нарастание внутренней нестабильности в стране, вставшей "на военную тропу". В силу этого усилилось вмешательство высшего военного командования в вопросы государственной жизни.
      Япония, получив преобладающее влияние на Корейском полуострове и в прибрежном Китае, начала проявлять повышенный интерес к германской военно-морской базе Циндао, занимавшей крайне выгодное стратегическое положение. Это стало одной из причин вступления Японии в Первую мировую войну.
      Дальнейшая японская вооруженная экспансия в материковый Китай послужила причиной все более усиливающихся трений между Токио и Вашингтоном, не желавшим появления в Тихоокеанском регионе сильной во всех отношениях Японии.
      Получив немалый опыт успешных действий на море, Япония начала быстро наращивать морское строительство. При этом японские корабли, построенные на отечественных верфях, не уступали лучшим кораблям, построенных на вервях Великобритании. К концу Первой мировой войны страна Восходящего Солнца стала общепризнанной третьей морской державой в мире.
      Это не могло не привести к охлаждению дружественных с начала XX столетия отношений Токио и Лондона. После Вашингтонской конференции, когда морской союз между державами был разорван, начинает формироваться глобальный тихоокеанский конфликт между США и Великобританией с одной стороны и Японии - с другой.
      Для Российской империи поражение в русско-японской войне значило исторически многое.
      В первую очередь произошло резкое нарастание дестабилизационных процессов во всем обществе, что проявилось как "первая русская революция". Хотя революционные выступления в 1907 году были подавлены, от полученного удара царизм уже не оправился и всего через десять лет династия Романовых будет свергнута.
      Потеряв позиции одной из крупнейших морских держав, Россия фактически оказалась без Тихоокеанского флота, а ее военно-морские силы на Балтике резко уменьшились. В правящих кругах страны произошел отказ от "океанической" стратегии и возврат к стратегии континентальной. Как следствие - сокращение международной торговли и ужесточение внутренней политики. Эти тенденции оказались долговременными.
      Геополитический баланс в мире существенно изменился. Россия потеряла большую часть своих позиций в Тихоокеанском регионе. Это означало, что Россия вынуждена отказаться от восточного направления своей экспансии и направить главное внимание на Европу, Ближний Восток и зону Черноморских проливов.
      Ввиду резкого ослабления морской мощи России и возврата ее внешней политики на "континентальные рельсы" улучшились русско-английские межгосударственные отношения. В результате начала формироваться Антанта, как военный союз трех держав - Франции, Англии и России.
      Ослабление военной мощи России после неудачной русско-японской войны временно сдвинуло баланс сил в Европе в пользу Центральных держав, что дало Австро-Венгрии возможность аннексировать Боснию Герцеговину. Однако в целом Берлин и Вена более других проиграли от неудачного для России исхода войны на Дальнем Востоке. И не только из-за складывания в окончательной форме Тройственного союза - Париж, Лондон и Санкт-Петербург.
      Чувство большого стыда за бездарно проигранную войну с Японией привело к определенным позитивным переменам в русской армии и флоте. В том же 1905 году в России начались серьезные военные реформы, завершение которых прервалось началом Первой мировой войны. На ее фронтах Русская армия действовала более умело, нежели на полях Маньчжурии. Высшее командование стало более молодым и энергичным. Офицерский состав широко применял накопленный в 1904-1905 годах боевой опыт. Заметно улучшилась боевая подготовка войск.
      В начале XX столетия, после войны, поэтическую известность в России получили стихотворные строки Соловьева:
      О, Русь! забудь былую славу
      Орел двуглавый побежден,
      И желтым детям на забаву
      Даны клочки твоих знамен.
      Почти столетие прошло с окончания русско-японской войны 1904-1905 годов. Однако и по сей день перед историками и исследователями тех событий стоит риторический вопрос: была ли Россия побеждена Японией? Обратимся к главным "свидетельствам", к итоговым результатам войны начала XX века на Дальнем Востоке.
      Был разгромлен русский флот на Тихом океане, и японцы получили почти полное господство на морском театре войны. Но русская сухопутная армия в Маньчжурии оставалась мощной и боеспособной. Более того, ее рядовой и командный состав ратовал за продолжение боевых действий. Был подписан мирный договор между двумя равноправными сторонами, а не позорная капитуляция с неизбежной военной контрибуцией. Военных ресурсов и возможностей у России оставалось гораздо больше, чем у Японии. Потеря южной части Сахалина выглядела скорее символической уступкой, чем платой за военное поражение. Так что исторический спор о победителе в войне открыт по сей день.
      Русско-японская война имела "историческое продолжение". Она послужила началом для последующих военных действий друг против друга двух соседних государств. Япония станет главным действующим лицом от Антанты в ходе иностранной военной интервенции на Дальнем Востоке в ходе Гражданской войны. Затем произойдет проба сил в Хасанских событиях 1938 года и на реке Халхин-Гол в 1939 году. В последнем случае это будет уже не пограничный конфликт, а настоящая, но не объявленная война.
      А затем наступит победный для советского оружия 45-й год.
      ЧАСТЬ ВТОРАЯ
      Проба сил перед "второй" Маньчжурией
      Глава первая
      Интервенция
      Октябрьский переворот 1917 года в союзной Республике Россия, менее года назад бывшей еще Российской империей, Брест-Литовский сепаратный мирный договор Советской России со странами Центрального блока и выход союзника из Первой мировой войны всерьез озаботило Антанту. На ее глазах в одночасье рухнул Восточный - Русский фронт, к которому была прикована большая часть сил Германии и Австрии, куда уходила большая часть их резервов, не считая двух сильнейших турецких армий на Кавказском фронте.
      Для Антанты Октябрьские революционные события, начавшиеся в Петрограде и затем перекинувшиеся на большую часть России, стали серьезным военно-политическим поражением в Первой мировой войне, которая шла к своему логическому завершению. Пройдет всего несколько месяцев, и Германия со своими союзниками - Австро-Венгрией, Болгарией и Турцией признает свое полное военное поражение от Антанты. Но за столом государств-победителей Советской России не окажется и "заслугой" тому будет сепаратный мир.
      События в России развивались стремительно. Вслед за сменой власти последовала национализация промышленных предприятий, банков и прочей крупной частной собственности. Национализация коснулась огромных финансовых средств, которые европейские державы и США вложили в Россию, не считая многих кредитов и займов, военных поставок. Такого покушения на свои "жизненные" экономические интересы Запад в лице Антанты потерпеть просто не мог. Речь шла о лишении не только вложенных многих сотен миллионов долларов и баснословных процентов с них, но и перспектив дальнейшего экономического "освоения" российского пространства.
      Повод для вооруженного вмешательства во внутренние дела России, которая в начале 1918 года стала угрожающе быстро делиться на красных и белых, был найден. Россия с ее огромными территориями и богатствами с началом Гражданской войны превратилась в огромный "лакомый пирог" для каждого, кто послал бы туда свои войска. Поскольку Белое движение боролось за старую Россию-матушку, Антанта оказалась на его стороне. Или, иначе говоря, страны Антанты, в том числе и Япония, решили совместными действиями навести порядок на территории своей бывшей союзницы.
      Антанта быстро распределила "зоны влияния", и вооруженная интервенция против Советской России почти одновременно началась на Юге, Севере и Дальнем Востоке. Такое решение было принято на специальной конференции в Париже. Однако Антанту несколько опередили разгромленные в Первой мировой войне Германия и Австро-Венгрия, чьи войска быстро оккупировали западные области Российского государства, дойдя до Пскова и Дона, и Турция, чьи войска вошли в Закавказье и взяли Баку с его нефтепромыслами. Однако, по условиям мира, который подвел черту под Первой мировой войной, германским, австрийским и турецким войскам вскоре пришлось оставить российские территории, которые к тому времени были основательно разграблены. На сцену Гражданской войны в России вышла Антанта.
      Дальний Восток географически и по своему природному потенциалу оказался одним из самых привлекательных "кусков российского пирога". По решению Парижской конференции руководящих кругов Антанты Дальний Восток становился "зоной действия" (зоной ответственности) США и Японии. Однако поучаствовать в военной интервенции здесь не отказались и другие страны Антанты - Великобритания, Франция, Италия, Румыния, Польша, Китай, хотя большинство из последних государств участвовали в интервенции на Тихоокеанской окраине России чисто символически или, как говорится, за компанию.
      Интервенция Антанты на Дальнем Востоке складывалась из двух этапов. С 1918 года по март 1920-го в ней участвовали все выше перечисленные государства Антанты. С апреля 1920-го по октябрь 1922 года - только одна страна Восходящего Солнца, заинтересованная прежде всего в новых территориальных приобретениях, которые она не получила после русско-японской войны. Речь шла не только о российских землях на берегах Тихого океана, но и в Забайкалье.
      Еще в начале ноября 1917 года официальные представители США и Японии заключили между собой соглашение по "проблеме" бывшего царского, а теперь советского Дальнего Востока. В историю дипломатии этот договор вошел как "соглашение Лансинг - Исии". Вашингтон по-союзнически признавал за Токио его "особые интересы" в Китае и одновременно решил организационные вопросы военной интервенции на Дальнем Востоке.
      В последующие месяцы стороны продолжили между собой дипломатические контакты, и в конце апреля 1919 года Роберт Лансинг докладывал президенту США Вудро Вильсону о переговорах с японскими послом в Вашингтоне Кикудзиро Исии (Ишии) относительно совместной интервенции Соединенных Штатов и Японии в Сибири и на Дальнем Востоке следующее:
      "...Вчера вечером (в воскресенье) я имел беседу с виконтом Ишии. В течение часа мы обсуждали различные вопросы, связанные с положением на Дальнем Востоке, и особенно в Сибири...
      Допуская необходимость или желательность интервенции, я спросил его, каково будет отношение Японии к участию США или других союзников в экспедиции. Он ответил, что, насколько он осведомлен, такое участие, несомненно, будет приветствоваться... Япония, заявил он, может выставить 400 тыс. солдат, из которых, в случае необходимости, 250 тыс. уже сейчас могут быть посланы в Сибирь. Он заявил также, что, по его мнению, непрактично было бы углубляться далее Иркутска, в связи с трудностями коммуникационного порядка".
      Стороны договорились, что главной ударной силой Антанты здесь будут не американские, а японские войска, но которые после наведения порядка должны были быть выведены с российской территории. Япония "по восточному" согласилась с таким предложением американской стороны. Однако ни для кого не было большим дипломатическим секретом то, что она имела свой заинтересованный взгляд на Тихоокеанское побережье России.
      Подобное соглашение двух неевропейских стран Антанты нашло полное одобрение правительств Великобритании, Франции и Италии на союзной Лондонской конференции 15 марта 1918 года. Эта конференция по сути дела выработала цели и программу военной интервенции стран Антанты против России в целом и на Дальнем Востоке (Сибири) в частности.
      Английский министр иностранных дел А.Дж. Бальфур сообщал на следующий день американскому правительству о решении глав трех государств Антанты о возможности использования во-оруженных сил Японии для интервенции в Сибири:
      "На конференции премьер-министров и министров иностранных дел Франции, Италии и Великобритании, состоявшейся 15-го числа сего месяца в Лондоне, мне было поручено изложить президенту Соединенных Штатов Америки соображения участников конференции о необходимости союзной интервенции в Восточной России...
      Конференция считает, что есть только одно средство - союзная интервенция. Если Россия не может сама себе помочь, ей должны помочь ее друзья. Но помощь может быть оказана только двумя путями: через северные порты России в Европе и через ее восточные границы в Сибири. Из них Сибирь, пожалуй, наиболее важна и, вместе с тем, является наиболее доступной для тех сил, которыми могут располагать сейчас державы Антанты. И с точки зрения человеческого материала, и с точки зрения транспорта Япония может сейчас сделать в Сибири гораздо больше, чем Франция, Италия, Америка, Великобритания могут сделать в Мурманске и Архангельске. Вот почему конференция считает нужным обратиться к Японии, чтобы она помогла России в ее нынешнем беспомощном положении...
      Мне остается лишь добавить, что, по мнению конференции, никакие шаги по выполнению этой программы не могут быть предприняты без активной поддержки Соединенных Штатов. Без этой поддержки было бы бесполезно обращаться к японскому правительству. И если бы даже японское правительство согласилось действовать на основании представлений Франции, Италии и Великобритании, такое выступление без поддержки правительства Соединенных Штатов потеряло бы половину своей моральной ценности...
      Я поэтому искренне надеюсь, что вы благожелательно рассмотрите эту программу, которая при всей ее трудности становится неизбежной, как нам кажется, ввиду того опасного положения, которое создалось за последнее время в Восточной Европе".
      Европейские державы, игравшие заглавную роль в Антанте, и Вашингтон не случайно отводили стране Восходящего Солнца ударную роль в борьбе против Советской России на Дальнем Востоке и в Сибири (до Иркутска). Япония как молодая, набирающаяся силу мировая держава стремилась перенести свои владения с островов на северо-западе Тихого океана на азиатский континент. В таком геополитическом устремлении она больших территориальных выгод из японо-китайской и русско-японской войн не извлекла.
      Хороший шанс завоевать новые территории появился у Токио с началом Первой мировой войны. Но сделать это Япония могла только за счет германских колониальных владений прежде всего на китайском побережье. Страну Восходящего Солнца связывали в начале XX столетия довольно хорошие межгосударственные отношения с Германией, которая немало помогла ей в экономическом и особенно военном становлении. Но в складывающейся на Дальнем Востоке ситуации за основу были взяты знаменитые слова британского политика и премьера Уильяма Черчилля: "У политиков нет друзей, есть только интересы".
      Поэтому Япония в Первой мировой войне без особых на то раздумий выступила прежде всего против Германии на стороне Антанты, став на какое-то время военной союзницей России. В эти годы Японией правил император Иошихито, сын императора Матцухито и императрицы Харуко. Будучи в 1889 году объявлен наследником престола, он в 1912 году стал монархом, одновременно являясь главнокомандующим вооруженными силами государства.
      В августе 1914 года японское правительство, приобретя в Антанте новых союзников, потребовало (или, вернее - "продиктовало") от ранее дружественной Германии следующее:
      "1) Немедленно отозвать из японских и китайских вод все военные корабли и вооруженные суда, разоружив те из них, которые не могут быть отозваны.
      2) Передать японским властям не позже 15 сентября 1914 года (ровно через месяц после предъявления требования капитулировать. - А.Ш.) всю арендуемую территорию Китая без всяких условий и компенсаций..."
      В случае, если ответ германского правительства не будет получен к 12 часам дня 23 августа, японское правительство оставляло за собой право принять "соответствующие меры". То есть Япония требовала от Германии "немедленной" капитуляции, на что, Берлин, естественно, пойти просто не мог. Равно как и послать в свои китайские колониальные (или "арендованные") территории ни одного военного корабля и даже ни одного пехотного солдата на полях Европы началась Первая мировая война и немецкий флот мог действовать только в северной Атлантике.
      Германское правительство оставило японский ультиматум без ответа и 22 августа отозвало своих дипломатических представителей из Токио. На следующий день, 23 августа, император Иошихито объявил войну Германии. Попытка последней передать во временное управление Китаю Шаньдунскую концессию была опротестована Великобританией и Францией. Такое было вполне понятно - германские колонии должны были принадлежать только государствам Антанты, разумеется, в случае ее победы в начавшейся мировой войне.
      С началом Первой мировой войны Германия сразу же лишилась своих островных колоний в Тихом океане. Японские десантные войска захватили острова Яп, Маршалловы и Каролинские. Новозеландский английский экспедиционный отряд овладел германской военной базой Апиа на островах Самоа, а также немецкими базами на Новой Гвинее, Новой Британии и на Соломоновых островах. Все эти события произошли в конце августа - начале сентября 1914 года.
      Командующим экспедиционным корпусом, предназначенным для захвата Шанбдунского полуострова с германской крепостью-портом Циндао, микадо Иошихито назначил генерала Камио, начальником его штаба - генерала инженерных войск Хэнзо Яманаси. В состав экспедиционного корпуса (4 десантных эшелона) входило около 35 тысяч человек при 40 пулеметах и 144 орудиях. Японские десантные войска были усилены английскими под командованием генерала Бернар-Дистона. Он имел под своим командованием батальон уэльских пограничников и полбатальона пехотного сикхского полка, всего 1500 человек.
      Для блокирования крепости Циндао с моря, обеспечения морских перевозок и артиллерийского содействия экспедиционному корпусу была создана особая 2-я эскадра под командованием адмирала Хирохару Като в составе 39 кораблей, на которых служило немало участников Цусимского морского сражения. В состав сил японского адмирала входили два британских корабля - линейный корабль "Триумф" и эскадренный миноносец "Уск".
      Японцы таким образом достигли перевеса сил (с учетом флота) над противником в 10-11 раз. Гарнизон германской крепости насчитывал 183 офицера, 4572 рядовых при 75 пулеметах, 25 минометах и 150 орудиях. Для защиты Циндао со стороны моря немцы могли использовать и 39 корабельных орудий. В порту еще оставались (большая часть морских сил Германии заблаговременно покинула китайские воды) устаревший австрийский крейсер "Кенигин Элизабет" и эскадренные миноносцы № 90 и "Таку".
      27 августа 2-я эскадра адмирала Хирохару Като блокировала Циндао с моря. На следующий день корабельная артиллерия обстреляла германскую крепость. Однако сухопутные операции высаженного на берег морского десанта развивались медленно и только 11 сентября японский кавалерийский полк из первого эшелона десанта, которым командовал генерал-майор Ямада, столкнулся с немецкими разъездами у Пинду. 19-го числа была перерезана железная дорога и кольцо блокады вокруг Циндао замкнулось.
      Первая атака передовых германских позиций японцами произошла 26 сентября. Немцы успешно отбили первые приступы. Но командир японской 24-й пехотной бригады генерал-майор Хориуци сумел обойти оборонявшихся с тыла и вынудил их к отступлению. Японские войска продолжили наступление, высадив у бухты Шацзыкоу десантный отряд моряков. Германцы, потеряв в боях 8 орудий, отступили на последний рубеж обороны - высоту "Принц Генрих", но 29 сентября были вынуждены оставить и ее. Немцы в ответ предприняли вылазку из крепости Циндао, но она закончилась неудачей. Их эскадренный миноносец № 60 получил приказ прорваться в Тихий океан и в ночь на 18 октября потопил японский сторожевой корабль "Такачихо". Но уйти эсминцу от китайских берегов в океан не удалось - преследуемый дозорными кораблями японцев он выбросился на камни.
      Началась осада собственно крепости Циндао. Генерал Камио приказал провести сильную бомбардировку крепости, и к вечеру 6 ноября большая часть крепостных укреплений была разрушена и нарушена проводная связь. Японцы в ходе осады использовали свой богатый порт-артурский опыт и стали разведывательными отрядами и отдельными батальонами прорываться между немецкими укреплениями. Когда им удалось выйти в тыл германских укреплений на горе Бисмарк и западнее горы Ильтис, командующий экспедиционным корпусом приказал начать общую атаку крепости.
      В 5.15 утра 8 ноября комендант германской крепости отдал приказ прекратить сопротивление всем фортам Циндао. Последним в 7.20 сдался форт на горе Ильтис. Потери немецких войск за время осады составили около 800 человек, японских войск - почти две тысячи. Японский экспедиционный корпус взял в плен 202 офицера и 4470 солдат противника, а также захватил 30 пулеметов и 40 автомашин.
      Овладение германской крепостью Циндао стало новой победой японского оружия в начале XX столетия. Среди отличившихся оказался командующий 2-й эскадрой адмирал Хирохару Като, который успешно провел десантную операцию. Его стали считать приемником прославленного Цусимской победой адмирала Хейхатиро Того, и после победы у Циндао высочайшим указом микадо Иошихито из рода Фудзивара японский морской военачальник был послан в российский Владивосток. При этом адмирал Като был наделен самыми широкими полномочиями.
      Интервенция стран Антанты на Дальнем Востоке началась под следующими двумя благовидными предлогами. Во-первых, надо было защитить иностранных граждан на Дальнем востоке и в Сибири. В этом особенно "заинтересована" была Япония, поскольку только в одном портовом Владивостоке проживало немало японских граждан, которые начали оседать здесь еще до 1904 года. По официальным данным, во Владивостоке проживали 3283 человека, имевших японское гражданство, в Никольск-Уссурийске - 325, в Хабаровске - 573, в Благовещенске - 338, в Нерчинске-19, в Чите - 215, в Сретенске - 308 лиц японской национальности.
      Во-вторых, Антанта взяла на себя обязательство оказать помощь в эвакуации из России Чехословацкого корпуса, воинские эшелоны которого к тому времени растянулись по железной дороге от берегов Волги до Западной Сибири. Но в той ситуации Чехословацкий корпус уже становился военным союзником Белого движения.
      Первыми на рейде Владивостока оказались не японские корабли, а американский крейсер "Бруклин", который прибыл туда уже 11 ноября 1917 года. Он бросил якорь на виду города. На "Бруклине" держал свой флаг главнокомандующий Азиатским флотом США адмирал Найт. В конце декабря 1917-го и начале января 1918-го на владивостокский рейд прибыли японские крейсера "Асахи" и "Ивами", английский крейсер "Суффолк". На всех этих кораблях Антанты находились десантные силы, готовые по первому приказу сойти на берег.
      Союзники первоначально заинтересованно наблюдали за ходом Гражданской войны на российском Дальнем Востоке. Однако положение там складывалось не в пользу Белых сил. На берег во Владивостоке интервенты пока не сходили из-за опасения того, что Советское правительство может заключить с Германией и ее союзниками не только сепаратный мир - Первая мировая война еще продолжалась.
      Однако события начавшейся в России Гражданской войны и заключение сепаратного мира в Брест-Литовске поторопили союзников по Антанте начать открытую военную интервенцию. Красные начали на Дальнем Востоке одерживать верх над белыми. Белоказачьи атаманы Забайкальского войска Г.М. Семенов с его Особым маньчжурским отрядом (военным советником при Семенове в то время уже стал японский капитан Куроки), созданным в полосе КВЖД (в Забайкалье), Амурского казачьего войска
      И.М. Гамов (в Амурской области) и Уссурийского казачьего войска И.М. Калмыков (в Приморье) были разбиты красногвардейцами и бежали на территорию соседней Маньчжурии. Там они нашли надежное укрытие.
      Уже тогда японское военное командование стало делать ставку на такую "сильную личность" на Дальнем Востоке, как полковник Семенов. Тот в своих мемуарах "О себе. Воспоминания, мысли и выводы" пишет о том, как он начал контактировать с японцами:
      "...Я старался уклониться от более или мнеее определенного ответа на требование китайцев оставить Маньчжурию и перенести свою базу на российскую территорию до тех пор, пока в Маньчжурию не приехал майор Куроки, прикомандированный японским правительством ко мне в качестве советника, с которым я быстро достиг взаимного понимания и которому удалось уладить вопрос о сохранении моей базы в Маньчжурии с китайскими властями".
      Майор Куроки и японский генеральный консул в Маньчжурии вскоре знакомят полковника Г.М. Семенова с влиятельным человеком в командных кругах императорской армии. Им оказался полковник Генерального штаба Куросава, будущий начальник японской военной миссии в Чите, позднее ставший генерал-квартирмейстером Главного штаба в Токио. Уже с самого начала контактов Семенова с японскими военными было достигнуто полное взаимопонимание и вера в военную поддержку друг другу.
      Японская сторона сразу же оказала белому атаману Семенову не только материальную и моральную, но и помощь войсками, которые вошли в состав Особого маньчжурского отряда. Об этом со всей откровенностью пишет сам Семенов:
      "...При штабе находился батальон японских добровольцев, в количестве до 600 человек, который представлял собою подвижный резерв и бросался обычно на атакованный участок фронта, заменяя пехоту из добровольцев-китайцев, доблесть которых после трехмесячных непрерывных боев оставляла желать много лучшего.
      Японский батальон был создан по инициативе капитана Куроки, который командировал сотрудников своей миссии, г.г. Анжио и Сео Эйтаро, в южную Маньчжурию для привлечения добровольцев из числа резервистов. Они успешно справились с поставленной им задачей, завербовав на службу в отряд несколько сот только что окончивших службу солдат. Батальоном командовал доблестный офицер капитан Окумура. Японский батальон в короткое время заслужил репутацию самой крепкой и самой устойчивой части в отряде, и люди, составлявшие его, приучили нас, русских офицеров, солдат и казаков, смотреть на японцев, как на верных и искренних друзей национальной России, которые верность своим обязательствам ставят выше всего на свете, выше даже собственной жизни. Таким образом, в степях сурового Забайкалья зародилась дружба и братство русских и японских солдат, которые были закреплены тяжелыми потерями, понесенными отрядом в этот период непрерывных боев с превосходными силами противника..."
      Для схода с военных кораблей на российский берег десантных сил интервентов требовался прямой и "громкий" для общественности своих стран предлог. То, что 5 января неизвестные вооруженные лица напали во Владивостоке на гостиницу "Версаль", проверив документы и попутно ограбив всех иностранцев, проживавших там (кроме японцев - ни один из них не пострадал от таких насильственных действий), под желаемый предлог никак не "подпадало". И он во всей своей серьезности не промедлил "случиться".
      В ночь на 5 апреля 1918 года "неизвестные лица" совершили вооруженное нападение с целью ограбления на владивостокское отделение японской торговой конторы "Исидо". В ходе этой бандитской акции злоумышленниками были убиты два японских гражданина. И сразу же эскадра кораблей стран Антанты пришла в движение и оказалась теперь уже не на внешнем рейде Владивостока, а у причалов ее внутренней гавани - бухты Золотой Рог.
      5 апреля во Владивостоке высаживаются две роты японских пехотинцев и полурота английской морской пехоты, которые занимают важные пункты в порту и в центре города. Высадка производилась под прикрытием орудий крейсеров, направленных на городские кварталы и крепостные сооружения Владивостока. Но какого-либо, даже не вооруженного, сопротивления интервенты по сути дела в безвластном портовом городе не встретили. Владивостокский совет военными силами почти не располагал.
      На следующий день с японских кораблей на берег высаживается десантный отряд из 250 моряков. Японцы захватили остров Русский с его крепостными укреплениями и артиллерийскими батареями, военными складами и воинскими казармами. Так без ружейной пальбы и грохота артиллерийских залпов начиналась вооруженная интервенция Антанты на российском Дальнем Востоке в годы Гражданской войны.
      Адмирал Като, командовавший японским крейсерским отрядом, по приказу которого во Владивостоке был высажен десант, обратился к городскому населению с воззванием. В нем он извещал, что страна Восходящего Солнца в его лице берет на себя охрану общественного порядка во Владивостоке и его окрестностях. Указывалась и причина такого решения: обеспечение личной безопасности многочисленных иностранных граждан, проживающих в портовом городе.
      Начало высадки войск Антанты на юге Приморья послужило сигналом для наступательных действий белых войск. В апреле начал новое наступление на юге Забайкалья атаман Семенов (в его Особом Маньчжурском отряде насчитывалось 600 японских военнослужащих, в том числе артиллеристов), активизировал свои действия атаман Уссурийского казачьего войска Калмыков. И тот, и другой получили от интервентов помощь оружием и боеприпасами.
      Семеновские войска продвигались вдоль железной дороги, нацеливаясь на город Читу. В мае 1918 года атаман Семенов на станции Борзя объявил себя и близких к нему людей кадета С.А. Таскина и генерала И.Ф. Шильникова "Временным Забайкальским правительством". Это правительство только с весны до осени 1918 года получило от Японии военной и финансовой помощи почти на 4,5 миллиона рублей. За этот же период Франция оказала помощь атаману Семенову на сумму свыше 4 миллионов рублей. Помощь Великобритании оказалась гораздо скромнее - всего на 500 тысяч рублей.
      Если державы Антанты весьма благосклонно отнеслись к перевороту в Омске и приходу к власти в Белом движении Сибири вице-адмирала А.В. Колчака (звание полного адмирала он получит несколько позже) и объявлению его Верховным правителем России, то позиция Японии оказалась иной. Токио предпочитало поддерживать на Востоке России власть белоказачьих атаманов Г.М. Семенова, И.М. Калмыкова, И.М. Гамова и "отдельных мелких правительств, которые, не имея достаточной силы сами по себе и опоры в населении, должны были бы постоянно искать поддержки японцев..."
      В Токио считали, что адмирал А.В. Колчак "человек Вашингтона" и что его деятельность на посту Верховного правителя России может повредить дальневосточным интересам страны Восходящего Солнца. Именно Колчак по настоянию японского правительства был весной 1918 года удален из управления КВЖД (он руководил в нем военным отделом) и вплоть до октября этого года оставался не у дел. Причиной устранения бывшего командующего русским Черноморским флотом от "железнодорожных дел" стал его конфликт с атаманом Г.М. Семеновым, за спиной которого стояли японцы.
      Встреча адмирала Колчака с полковником-атаманом Семеновым, которого будущий Верховный правитель России вскоре произведет в генеральский чин, состоялась на нейтральной территории - в маньчжурском городе Харбине. Два военных вождя Белого движения на Востоке России разошлись в главном - в роли и месте Японии в событиях Гражданской войны на Дальнем Востоке и в Сибири. Семенов писал о Колчаке:
      "...Адмирал являлся в то время ярым противником так называемой японской ориентации и считал, что только Англия и Франция готовы оказать бескорыстную и исчерпывающую помощь национальной России, восстановление которой находится в их интересах. Что касается Японии и США, то, по мнению адмирала, они стремились использовать наше затруднительное положение в своих собственных интересах, которые настойчиво диктовали возможно большее ослабление России на Дальнем Востоке. Ориентацию на Японию адмирал считал чуть ли не преступлением с моей стороны..."
      Своеобразным ответом атамана Семенова адмиралу Колчаку стали совместные действия его Отдельного маньчжурского отряда с японскими войсками во время наступления на Забайкалье в октябре 1918 года. Тогда семеновская конница при форсировании широко разлившегося Онона, мост через который был взорван красными, взаимодействовала с японской кавалерией. Более того, совместными действиями командовал капитан Андо, офицер императорского Генерального штаба. А прибывшая в Забайкалье 7-я японская пехотная дивизии под начальством генерал-лейтенанта Фудзи подкрепила силы семеновцев в Забайкалье и помогла им овладеть Читой.
      Недоброжелательное отношение правящих кругов Японии к адмиралу Колчаку продолжалось и дальше. Назначение его военным и морским министром Омского правительства, состоявшееся в октябре 1918 года, вызвало в Токио отрицательную реакцию даже при всей явной благосклонности руководства Антанты к этой фигуре в российском Белом движении. Послу в Токио В.Н. Крупенскому дали понять, что в японском правительстве Колчак пользуется репутацией японофоба и назначение его истолковывают в смысле антияпонского настроения всего Омского правительства.
      Приход к верховной власти в Омске адмирала А.В. Колчака вызвал негативную реакцию японских правительственных кругов и высшего армейского командования. Из Токио в Читу атаману Г.М. Семенову поступила доверительная секретная депеша: "Японское общественное мнение не одобряет Колчака. Вы протестуйте ему".
      Семенов к тому времени вынашивал собственные планы стать "неким правителем" Забайкалья и прилегающих к нему русских земель, а также восточной части Монголии. Но без помощи сильной во всех отношениях Японии атаман в полковничьем звании сделать многого просто не мог. К тому же он не хотел иметь над собой еще какой-то власти, в том числе и далекого от Читы белого Омского правительства.
      Дальше атаман Г.М. Семенов действовал с полного одобрения командования японских экспедиционных сил на Дальнем Востоке и Токио. В середине ноября из Читы за его подписью идет телеграмма: Семенов сообщал Омскому правительству о нежелании признавать верховную власть адмирала Колчака и предлагал на эту высшую должность в российском Белом движении свои кандидатуры - генералов Деникина, Хорвата или атамана Оренбургского казачьего войска Дутова.
      "Если в течение 24 часов, - говорилось в телеграмме, - я не получу ответа о передаче власти одному из указанных мною кандидатов, я временно, впредь до создания на Западе (речь шла о Сибири. - А.Ш.) приемлемой для всех власти, объявляю автономию Восточной Сибири... Как только власть будет передана одному из указанных кандидатов, несомненно и безусловно ему подчинюсь".
      Вскоре полковник Г.М. Семенов (самое вероятное - не без одобрения своих японских советников) прервал телеграфную связь между Омском и Дальним Востоком, а на Забайкальской железной дороге задержал поезда с военными грузами, отправленными Антантой Верховному правителю России для создаваемой колчаковской армии. Поводом для таких "самовластных" действий атамана стало решение адмирала Колчака отдать под суд непосредственных исполнителей переворота 18 ноября 1918 года - коменданта Омска полковника Волкова, казачьих офицеров Красильникова и Катанаева. Именно они арестовали эсеров членов омской Директории (омского правительства). Суд носил чисто формальный характер, и все подсудимые были оправданы, поскольку они действовали "по побуждению любви к родине".
      Семенов из Читы потребовал от Верховного правителя России немедленного освобождения арестованных. Он предупредил адмирала А.В. Колчака, что "в случае неисполнения моего требования я пойду на самые крайние меры и буду считаться с вами лично". В Омске это восприняли как атаманский бунт в глубоком тылу Восточного фронта Гражданской войны в России. В условиях вооруженного противоборства Белого движения с Красным "бунт" полковника Г.М. Семенова помогал последним.
      Верховный правитель России адмирал А.В. Колчак, он же Верховный главнокомандующий всеми белыми армиями в Гражданской войне в конце ноября 1918 года, издал приказ № 60, в котором атаман Семенов прямо объявлялся изменником. 1 декабря того же года Колчак (встав на путь конфликта с Японией) издал приказ № 61 о ликвидации "семеновского инцидента". Последний приказ гласил:
      "1. Командующий 5-м отдельным Приамурским корпусом полковник Семенов за неповиновение, разрушение телеграфной связи и сообщений в тылу армии, что является актом государственной измены, отрешается от командования 5-м корпусом и смещается со всех должностей, им занимаемых.
      2. Генерал-майору Волкову подчиняю 4-й и 5-й корпусные районы во всех отношениях на правах командующего отдельной армией, с присвоением прав губернатора, с непосредственным подчинением мне.
      3. Приказываю генерал-майору Волкову привести в повиновение всех неповинующихся верховной власти, действуя по законам военного времени".
      Однако на защиту Семенова сразу же встало командование японского экспедиционного корпуса. Генерал Волков дальше Иркутска проехать не смог, а посланные им в Читу офицеры были изгнаны оттуда семеновцами. Японский генерал Юхи заявил, что "Япония не допустит никаких мер против Семенова, не останавливаясь даже для этого перед применением оружия...". Именно такую инструкцию получила дислоцированная в Забайкалье 3-я дивизия императорской армии.
      Японская сторона уже вторично вставала на сторону атамана Семенова в его "конфликте" с Верховным правителем России. Когда в начале декабря 1918 года генерал Хорват по приказу адмирала Колчака в полосе отчуждения КВЖД разоружил сотню атамана Калмыкова, власти Токио выразили резкий протест, усмотрев в этом оскорбление высшего японского командования, которому был подчинен калмыковский отряд. Тем самым Колчаку было дано понять, что в отношении Семенова подобные действия будут пресекаться и что Омское правительство может оказаться без тихоокеанских портов, откуда Антанта снабжала Верховного главнокомандующего Белого движения всем необходимым для ведения Гражданской войны.
      Однако в своих "просеменовских и антиколчаковских" действиях японской стороне надо было объясниться перед державами Антанты. Было официально заявлено следующее:
      "во-первых, японское правительство не может "оставить Семенова на произвол судьбы ввиду несомненных его заслуг как первого активного борца против большевиков и немцев";
      и во-вторых, бои между войсками атамана Семенова и генерала Волкова серьезно ослабят тылы сражавшегося на Восточном фронте Чехословацкого корпуса.
      Однако Верховный правитель России не хотел пасовать перед такими действиями страны Восходящего Солнца, которые объективно шли во вред Белому движению. Российскому послу в Вашингтоне Г.П. Бахметьеву было поручено добиться поддержки у американского президента Вудро Вильсона: Верховный правитель не может установить свою власть в Восточной Сибири, так как "возникли препятствия со стороны Японии, явно покровительствующей Семенову, который является выполнителем ее планов..."
      Государственный департамент США пошел навстречу просьбе адмирала А.В. Колчака. Американский посол в Токио Р. Моррис сделал соответствующий запрос правительству микадо. Точно так же поступили послы Франции и Великобритании. Японской стороне в своих действиях на российском Востоке пришлось оправдываться перед союзниками по Антанте.
      Японские дипломаты заявили своим коллегам по Антанте, что "они являются защитниками мира на Дальнем Востоке и не могут согласиться на междуусобную войну (в стане белых сил. - А.Ш..) в районе, где они (японские экспедиционные войска. - А.Ш..) находятся для защиты... (российского. А.Ш..) народа".
      Одновременно императорский Генеральный штаб и Министерство иностранных дел "прозрачно" намекнули военным атташе и послам держав Антанты в Токио, что атаман Семенов имеет такие же права на государственную власть в Забайкалье, как и адмирал Колчак в Западной Сибири, поскольку его верховная власть "еще не признана ни одной из держав". То есть в Токио дали ясно понять, что "единая и неделимая Россия" ушла в прошлое. Однако японская сторона заверила, что сделает все от нее зависящее для погашения конфликта между правителями Омска и Читы.
      Для разрешения конфликтной ситуации в стане Белого движения подключились французский генерал М. Жанен и английский генерал А. Нокс. Воинственности атамана Семенова хватило ненадолго - он оказался без поддержки держав Антанты. Но на Японских островах началась пропагандистская кампания против Верховного правителя России адмирала Колчака.
      Министерство иностранных дел Японии вручило управляющему МИД Омского правительства И.И. Сукину ноту, в которой говорилось, что Япония одобряет "высокопатриотические чувства и убеждения атамана Семенова... продолжает содействовать ему в его великом подвиге...". После такой поддержки полковник Семенов стал совершать новые "подвиги" в глубоком колчаковском тылу.
      К началу февраля 1918 года семеновцы захватили на Забайкальской железной дороге все исправные паровозы и 48 поездов с военными грузами держав Антанты, направлявшимися в Омск для колчаковских войск. Так, атаман Семенов распорядился задержать железнодорожный состав с американским оружием адмиралу Колчаку, потребовав от сопровождавшего эшелон американского офицера выдать ему 15 тысяч винтовок, угрожая в противном случае взять их силой.
      Когда генерал Хорват по указанию Колчака распорядился не перевозить по КВЖД грузы для войск Семенова, последний арестовал начальника отдела военных перевозок этой дороги. Атаман "силой своей власти" изъял деньги из читинского банка, его филиала на станции Маньчжурия, и стал "собственником" золотых приисков Забайкалья. Семенову с рук сошло даже то, что он послал свои отряды в район дислокации экспедиционных войск США и там семеновцы за "правонарушения" подвергли публичной порке американских солдат.
      Есть много свидетельств тому, насколько серьезно Япония делала ставку на атамана Г.М. Семенова в своей экспансии на российский Дальний Восток и Забайкалье. Тот в феврале 1919 года созвал съезд феодальной верхушки бурят, монголов, тибетцев с целью их объединения и создания некоего монголо-бурятского степного государства под своим правлением. С согласия японцев атаман Семенов присвоил себе аристократический титул князя Ванского. Было даже образовано "правительство" семеновской "Независимой Монголо-Бурятской республики".
      Новоиспеченный князь Семенов-Ванский просил президента США Вудро Вильсона содействовать созданию такого независимого государства в центре Азии и допустить его представителей на мирную конференцию по Дальнему Востоку. Однако такой "ход" азиатской политики Токио у держав Антанты успеха не имел. Те не хотели видеть в самом центре Азии марионеточное государство, во всем послушное стране Восходящего Солнца.
      Союзникам по Антанте все же не без труда удалось уладить конфликт атамана Семенова с Верховным правителем России. Они были против решения конфликта военным путем, поскольку это могло серьезно ослабить силы Белого движения в Сибири. Японии были сделаны "категорические представления по этому вопросу", и Токио пришлось пойти на некоторые уступки антантовским защитникам адмирала Колчака.
      Колчаковская следственная комиссия, получив из Омска соответствующие инструкции, вопреки фактам не установила "задержки воинских грузов для фронта и злонамеренного перерыва телеграфного сообщения". Но попытка создания монголо-бурятского государства, ограбление банков и захват золотых приисков были оценены как "деяния, носящие явно антигосударственный характер".
      Колчаковская комиссия также зафиксировала многочисленные факты разбоя, массовых убийств и диких зверств в семеновских застенках. Подобные деяния атамана Семенова в годы Гражданской войны в России было трудно с кем-либо сравнить. Только в районе станции Адрианавка летом 1919 года семеновцы расстреляли 1600 человек из числа "противников атамана". В Забайкалье было создано 11 застенков смерти - Бадмаевский в Чите, на железнодорожных станциях Маккавеево, Даурия и в других местах. В занятых районах Забайкалья семеновцы осуществляли массовый террор.
      Из Омска командующему белыми войсками на Дальнем Востоке генерал-майору П.П. Иванову-Ринову поручили вступить в прямые переговоры с атаманом Семеновым. Верховный правитель разрешал оставить его в должности командующего корпусом с подчинением "на обычных воинских началах командующему войсками на Дальнем Востоке".
      В ответ Семенов потребовал сохранить за ним звание атамана и утвердить произведенные им присвоения воинских званий, наград и прочего. Японцы потребовали от адмирала Колчака гораздо большего в отношении Семенова: присвоить ему очередное (генеральское) воинское звание и назначить на должность "главного начальника" всех казачьих войск Дальнего Востока Забайкальского, Амурского и Уссурийского. Верховный правитель России пошел на такое производство в генералы и "главное атаманство".
      Но, кроме этого, японцы поставили Омскому правительству условия, что семеновские войска ни в коем случае не могут быть посланы на фронт и что главнокомандующему японскими экспедиционными войсками на российском Востоке в подчинение переходят, помимо интервентов, все белые русские отряды. Это означало потерю адмиралом А.В. Колчаком даже видимости своей верховной власти на Дальнем Востоке и в Забайкалье.
      Верховному правителю России и Верховному главнокомандующему вооруженных сил Белого движения пришлось уступить Японии во всем. В приказе № 136 адмирал Колчак реабилитировал атамана Семенова. Лишь после этого тот телеграфировал в Омск о своем подчинении Верховному правителю. Генерал-майор Г.М. Семенов был назначен командиром 5-го корпуса и помощником командующего войсками Приамурского военного округа. Он стал фактически старшим среди атаманов дальневосточных казачьих войск.
      Вскоре последовали новые назначения. Атаман Семенов пишет в своих мемуарах: "В октябре месяце 1919 года последовало назначение меня военным губернатором Забайкальской области и помощником Главнокомандующего вооруженными силами Дальнего Востока и Иркутского военного округа, каковым являлся генерал Розанов, имевший свою главную квартиру во Владивостоке".
      Адмирал Колчак 4 января 1920 года передал генерал-майору Г.М. Семенову всю полноту военной и государственной власти "на территории Российской восточной окраины". Последний 8 января создал под своим председательством очередное правительство. Теперь оно называлось "правительство Российской восточной окраины" и, как и прежнее, пользовалось всей полнотой поддержки со стороны Японии.
      Разыгранный японской стороной конфликт между атаманом Семеновым и омским правителем адмиралом Колчаком дорого обошелся белогвардейцам в Гражданской войне. Семенов не дал ни одного своего солдата Колчаку, когда Восточный фронт начал рушиться под напором Красной Армии. Все приказы, просьбы и посулы солдата на колчаковский Восточный фронт даже тогда, когда тот стал Колчака на сей счет неизменно отклонялись. Объясняется это одним: у Японии были свои собственные планы относительно будущего России и ее восточных территорий...
      Вспыхнувший летом 1918 года вооруженный мятеж Чехословацкого корпуса изменил всю картину начавшейся Гражданской войны в России, прежде всего в Сибири и на Дальнем Востоке. Он был сформирован по инициативе Союза чехословацких обществ в России осенью 1917 года из военнопленных чехов и словаков австро-венгерской армии и до марта 1918 года дислоцировался в тылу Юго-Западного фронта. Корпус состоял из двух пехотных дивизий и запасной бригады (численность - около 30 тысяч человек; командир - генерал В.Н. Шокоров, начальник штаба - генерал М.К. Дитерихс).
      В связи с брест-литовскими переговорами 1918 года, по согласованию с державами Антанты, 15 января Чехословацкий корпус был объявлен автономной частью французской армии. Встал вопрос о переброске корпуса в Западную Европу. 26 марта Советское правительство заявило о готовности эвакуировать его через Владивосток. К концу мая 63 эшелона с чехословаками (численностью более 40 тысяч человек) растянулись по железной дороге от станции Ртищево (в районе Пензы) до Владивостока, то есть на протяжении около 7000 километров.
      Попытки советских властей использовать Чехословацкий корпус в боевых действиях не только против германцев и австрийцев, но и против Украинской народной республики, стремление разоружить корпус, наталкивавшееся на желание чехословаков вывезти с собой максимум оружия; задержки эшелонов и изменение маршрута части из них; взаимное недоверие Совета народных комиссаров и корпусного командования привело к восстанию.
      20 мая совещание делегатов Чехословацкого корпуса в городе Челябинске постановило не сдавать оружия и продолжать движение на Владивосток. Были образованы новые руководящие органы: Временный исполнительный комитет чехословацкой армии (председатель Б. Павлу), военная коллегия и военный совет (подполковник С.Н. Войцеховский, капитаны Р. Гайда и С. Чечек).
      25 мая в сибирском городе Мариинске произошло первое во-оруженное столкновение советских войск и Чехословацкого корпуса. В тот же день его командование перехватило директивный приказ председателя Реввоенсовета Л.Д. Троцкого (Бронштейна) о расстреле на месте каждого вооруженного чехословака и о заключении в лагеря для военнопленных всего состава "мариинского" эшелона. Это стало прямым поводом к немедленному выступлению Чехословацкого корпуса (как французских войск Антанты) против Советской власти, которое началось четырьмя оперативными группами: Поволжской, Челябинской, Сибирской и Владивостокской. Последней командовал подполковник старой русской армии С.Н. Войцеховский (получивший в колчаковской армии в 1919 году звание генерал-лейтенанта).
      Чехословаками при поддержке местных сил белых была захвачена вся Сибирская железнодорожная магистраль от Волги до Владивостока. В Казани был захвачен золотой запас РСФСР, переданный позже Всероссийскому правительству адмирала А.В. Колчака. После этого основные силы Чехословацкого корпуса были повернуты на Запад с целью создания нового антигерманского фронта...
      Чехословаки (белочехи) захватили власть во Владивостоке 20 июня. К этому времени их находилось здесь около 15 тысяч - вооруженных солдат и офицеров. Председатель исполнительного комитета Владивостокского совета К.А. Суханов и другие члены совета - большевики - были расстреляны. К власти пришла городская дума, в которой большинство мест имели правые социалисты-революционеры (эсеры) и меньшевики.
      6 июля интервенты объявили город-порт, где обосновалось "Временное правительство автономной Сибири", а затем так называемый Деловой кабинет (был создан летом 1918 года в китайском городе Харбине управляющим КВЖД генералом Д.Л. Хорватом) под протекторатом союзных держав Антанты. Владивостокские войска Чехословацкого корпуса начали наступление на север Приморья, но неожиданно для себя столкнулись с энергичным сопротивлением Красной Гвардии и партизанских отрядов. Под городом Никольск-Уссурийский образовался так называемый Уссурийский фронт.
      В начале лета 1918 года атаман Г.М. Семенов потерпел от красных войск поражение в Забайкалье, а части белочехов и атаман И.М. Калмыков не смогли добиться успехов на Уссурийском фронте. Это заставило Антанту (прежде всего Японию) усилить свое военное присутствие в Приморье, а американского президента Вудро Вильсона принять решение о посылке своих экспедиционных войск на российский Дальний Восток для его оккупации.
      Адмирал Хирохару Като получил указание расширить зону действия японских экспедиционных сил. Он решил прежде всего овладеть устьем реки Амур. 2 августа 1918 года в город Николаевск-на-Амуре в сопровождении четырех миноносцев прибыло несколько японских транспортов с десантными войсками.
      Во Владивосток начали прибывать новые войска интервентов. 3 августа там высадился переброшенный из Гонконга английский 25-й Миддлсекский полк во главе с полковником Джоном Уордом, 9 августа - французский батальон, 12 августа - 12-я японская пехотная дивизия численностью около 16 тысяч человек, 16 августа - американский экспедиционный корпус из двух полков и вспомогательных подразделений (около 9 тысяч человек).
      Верховным главнокомандующим союзными войсками Антанты на российском Дальнем Востоке назначается японский генерал Отани. Под его командование попадали все интервенционистские силы. 18 августа генерал Отани издал следующий приказ:
      "Я имею честь сообщить, что его величество император Японии назначил меня командующим японской армией во Владивостоке и что мне единогласно всеми союзными державами поручено также командование их армиями на русской окраине Дальнего Востока.
      Командование полагает, что дух сотрудничества и дружбы, существующий между нашими армиями, даст возможность без затруднений произвести нужные и успешные действия. От всей души надеюсь, что наши армии будут совместно работать для достижения общей цели.
      (Подписано) генерал Отани,
      главнокомандующий союзными армиями".
      Усилившись таким образом, интервенты начали принимать самое широкое участие в боевых действиях на Уссурийском фронте, где чехословаки не могли сломить сопротивление отрядов Красной Гвардии. В конце августа часть интервенционистских сил из Владивостока прибыла на фронт под общим командованием японского генерала Оой (командир 12-й дивизии). Первый крупный бой с участием интервентов (части 12-й дивизии японской императорской армии, один английский и один французский батальоны, три батальона чехословаков) произошел близ разъезда Краевского 22-23 августа. По признанию генерала Оой потери в этом бою только одних японцев составили 200 человек.
      После взятия разъезда Краевского на Уссурийский фронт прибыл 27-й американский пехотный полк под командованием полковника Штейнера. Белочехи, белогвардейцы и войска интервентов большими силами перешли в успешное наступление, продвигаясь на север к Хабаровску вдоль линии железной дороги, заняв сперва станцию Бикин, а затем город Иман. Красные войска отступали или разрозненными отрядами уходили в тайгу, где создавали свои базы и переходили к партизанским действиям.
      Полковник Штейнер так отозвался об августовских боях на Уссурийском фронте: "Когда мы вернемся в Америку, то самым доблестным делом, которое мы можем занести в историю нашего полка, будет наше участие в делах 12-й дивизии японской императорской армии под командой генерала Оой".
      Вскоре весь российский Дальний Восток оказался полностью отрезанным от Советской Республики. 1 сентября 1918 года войска атамана Г.М. Семенова, начавшего наступление от границ Маньчжурии, и чехословаки захватили столицу Забайкалья, город Читу. Вся линия Транссиба от озера Байкал до Владивостока осенью оказалась в руках белых и интервентов, равно как и все города и территория Дальнего Востока (не считая партизанских зон в тайге).
      4 сентября японские войска при поддержке калмыковцев за-хватили город Хабаровск, а 18 сентября - город Благовещенск. В этих городах японцы захватили суда Амурской речной военной флотилии (мониторы "Смерч" и "Шквал", 4 канонерские лодки, вспомогательные суда "Бурят" и "Монгол". Однако часть судов их экипажи, прежде чем оставить базы речной флотилии интервентам, потопили.
      Совместные действия интервентов - японцев и американцев в это время стали давать трещину. Если первые делали ставку на поддержание порядка в Хабаровске, на территории между городами Никольск-Уссурийский и Иман силами отряда Калмыкова, не вмешиваясь в его репрессивные действия против местного населения, то вторые в лице генерала Гревса были озабочены кровавым террором калмыковцев в зоне ответственности их войск.
      Начальник американского гарнизона в Хабаровске полковник Штейер доносил своему начальнику: "В войсках Калмыкова не имеется даже и видимости дисциплины; его владычество... является позором для союзников... Высшие офицеры казачьих войск расположились в здании японской главной квартиры".
      Командующий американским экспедиционным корпусом генерал Гревс обратился к союзному главнокомандующему японскому генералу Отани с просьбой заставить атамана Калмыкова прекратить кровавый беспредел в Хабаровске. Конфликт возник из-за того, что в ночь на 27 января 1919 года из калмыковского отряда, общей численностью около 1100 человек, дезертировали сразу 700 человек, часть из которых ушла в окрестные леса, а 398 человек с лошадьми и вооружением, в том числе с 4 орудиями и 3 пулеметами, явились в штаб 27-го американского полка и попросили принять их под свою защиту. Гревс писал Отани:
      "Принимая во внимание то обстоятельство, что отряд Калмыкова был вооружен и снаряжен японцами, ими поддерживается и оперирует, подчиняясь японским силам, я прошу принять надлежащие меры для обуздания остатков войск Калмыкова. В случае если японские войска более не отвечают за действия этого человека, я прошу вас меня об этом уведомить".
      Однако японское командование на Дальнем Востоке вовсе не собиралось "ограничивать" действия тех белых сил, на которые оно в годы Гражданской войны в России от начала и до конца делало ставку. Поэтому генерал Отани со всей японской вежливостью ответил американскому генералу:
      "Я имею честь заверить вас, что японские войска не несут никакой ответственности за то или иное поведение войск Калмыкова. Принимая во внимание однако, что японское правительство до настоящего времени оказывало помощь войскам Калмыкова снаряжением и продовольствием, и что японские войска действовали совместно с войсками Калмыкова, мы считаем нашим долгом дать Калмыкову должные советы для удовлетворения и мирного разрешения вопроса, возникшего в связи с последними информациями полк. Штейра. Необходимость нашего вмешательства увеличивается, так как имеются основания опасаться серьезной угрозы поддержанию мира и порядка, в случае если не будет достигнуто удовлетворительное разрешение упомянутого вопроса. Прошу вас принять мои наилучшие пожелания, остаюсь и т.д.".
      Амурская область в скором времени оказалась той территорией Дальнего Востока, из которой японским войскам пришлось уйти под сильным давлением многочисленных партизанских отрядов. Берега Амура стали местом самой ожесточенной борьбы в ходе Гражданской войны на Дальнем Востоке.
      Однако прежде чем покинуть с боями южное Приамурье, японцы попытались по-своему навести там "должный порядок". Так, 2 октября 1918 года штаб главнокомандующего союзными войсками Антанты на Дальнем Востоке генерала Отани сообщил в Зейскую золотосплавочную лабораторию:
      "Ввиду того, что в России еще не установилась законная власть, которая могла бы распоряжаться государственными ценностями, во исполнение приказа главнокомандующего союзными войсками генерала Отани уведомляю, что нахожу необходимым наложить свою печать на железный шкаф, находящийся в кладовой зейского казначейства, в котором хранится казенное золото в количестве 56 пудов 3 фунтов 5 золотников 36 долей.
      Майор генерального штаба главнокомандующего союзными армиями Шого Хасабе".
      Такие действия японских военных вызывали законное возмущение представителей белой власти на Дальнем Востоке. Так, управляющий Амурской областью писал в Харбин генералу Хорвату:
      "30 января 1919 г., № 118.
      Хранившееся в с. Уголовском золото в количестве около 12 пудов взято японским штабом и находится в Хабаровске. Без выдачи этого золота предприятия Бурейского горного округа не могут приступить к заготовкам довольствия, что возможно сделать только зимним путем. Население округа является необеспеченным, ходатайствую о скорейшем возвращении золота Комиссии по денационализации приисков Амурского и Бурейского округов для выдачи по принадлежности.
      Чтобы "ликвидировать" вооруженное сопротивление амурчан, японское командование потребовало от населения Приамурья сдачи оружия и казенного (военного) обмундирования. Но результаты такой акции оказались минимальными. В сельской местности повсеместно стали создаваться партизанские отряды, которые первоначально больше напоминали сельские отряды самообороны от карательных действий белых и японских отрядов.
      Скоро южное Приамурье стало ареной постоянных вооруженных столкновений. Японские интервенционистские войска оказались втянутыми в изнурительную и малоуспешную войну "правительства" области во главе с социалистом-революционером (эсером) Алексеевским с красными амурскими партизанами. Японские войска стали нести ощутимые потери в людях, например, в бою у села Мазаново они лишились только убитыми 60 солдат.
      Настоящее сражение произошло у села Андреевка в феврале 1919 года. По донесению партизанского командования, японский отряд, отступив, оставил на заснеженном поле боя свыше 400 убитых своих солдат, в том числе двух офицеров - майора Хори и поручика Фурутани. Близ деревни Малоперки партизанами был полностью уничтожен разведывательный отряд интервентов в составе 68 пехотинцев.
      Японское командование так и не смогло "удержать" за собой южное Приамурье. Участники Гражданской войны на Дальнем Востоке, вспоминая о боях амурских партизан (Амурской партизанской армии) с японцами, писали о накале боев весной 1919 года: "...Партизанские отряды подверглись нападению японцев у деревни Павловки. Заняв позицию на окраине деревни, партизаны встретили японцев сильным ружейным, пулеметным и орудийным огнем. Бой длился около 12 часов. Четыре раза цепи японцев подходили к деревне, но были отброшены. Израсходовав все патроны и снаряды, партизаны вынуждены были отойти.
      15 марта 1919 года разведка партизан в 4 километрах от деревни Чудиновки обнаружила японский отряд, имевший около 400 штыков с пулеметами.
      Обладая количественным превосходством, партизаны развернулись в цепи, охватывая при помощи конной разведки расположение японцев полукругом. Японцы и партизаны залегли друг против друга на расстоянии 150-200 метров. Партизанам помогал мороз. Японцы не привыкли к холодам. Защищаясь от мороза, они накидывали на себя много теплой одежды, становились неуклюжими, малоподвижными и были прекрасной мишенью. Наши стрелки - охотники и фронтовики - меткими выстрелами вырывали из японских рядов десятки солдат. Огромная снежная площадь покрылась японскими трупами. Весь японский отряд был уничтожен. Партизаны захватили 380 винтовок, столько же комплектов обмундирования, большое количество пулеметных и ружейных патронов, два пулемета "нарисаки", аптеку и много военного снаряжения. Партизаны потеряли 3 человек убитыми и 48 ранеными, из которых 11 умерли.
      Партизаны вошли в Чудиновку, и разведка сообщила о движении больших сил японцев и белогвардейцев с Юхтинского и Черновского разъездов. Главком товарищ Драгошевский выбрал позиции, и партизаны приготовились к бою. Враг спустился с горы в долину. Обнаружив цепи партизан, японцы открыли по ним огонь.
      Бой начался в 13 часов и продолжался до 20 часов. В этом бою участвовало семь эшелонов (железнодорожных. - А.Ш.) японских войск. У японцев было много пулеметов, батарея и два броневика. Несмотря на это, партизаны разгромили их, перерезали железную дорогу и заняли деревню Желтый Яр на реке Зее.
      Японцы потеряли в этом бою убитыми: одного генерала, несколько штабных чинов, много офицеров и около 800 солдат. Кроме того, раненых - свыше 1000 человек.
      Партизаны захватили три трехдюймовых орудия, около 400 снарядов к ним, более 1 000 винтовок, 15 000 патронов и много другого вооружения и снаряжения. Потери партизан были тяжелы, но все же значительно меньше японских - 118 убитых и около 200 раненых. Павшие в бою партизаны были похоронены в Чудиновке в братской могиле.
      28 марта Амурская партизанская армия повела наступление на Бочкарево с двух сторон с целью захвата на станции боеприпасов. В результате боя было убито около 450 японцев и белогвардейцев, партизаны потеряли 107 человек убитыми и около 30 ранеными..."
      Японское командование в Приамурье обратилось за военной помощью к американцам. Генерал Гревс 3 марта доносил в Вашингтон о сложившейся ситуации:
      "Японская главная квартира сообщила мне о следующих потерях, понесенных японскими войсками в боях против большевиков недалеко от Благовещенска.
      11 февраля - два офицера и одиннадцать солдат убиты под Забытой.
      15 февраля - офицер и десять-одиннадцать солдат убиты вблизи Андреевской.
      16 февраля - разведывательный японский отряд в составе одного офицера и 50 солдат встретил вблизи селения Скранского, находящегося в 30 км к северо-западу от Алексеевской, большевистский отряд, силою около 2500 чел.; японский отряд был целиком уничтожен.
      В тот же день два отряда пехоты силою до двух рот, общей численностью около 250 солдат, одна артиллерийская рота и взвод пехоты в разное время встретили тот же отряд большевистских войск; только трем японцам удалось спастись, остальные были уничтожены. В связи с этим 12 февраля ген. Ои из Хабаровска попросил полк. Штейера послать на помощь японцам роту американских солдат. Полк. Штейер запросил моих инструкций. Я послал к начальнику японского штаба начальника моего штаба, полк. Робинсона, и попрасил его объяснить там, что прежде чем я смогу принять участие в этом столкновении, я должен быть уверенным, что так называемые большевистские силы не являются русскими, сопротивляющимися несправедливому обращению с ними со стороны войск. Начальник японского штаба заявил, что он ничего не слышал от ген. Ои об этом столкновении, и попросил Робинсона не предпринимать никаких мер, до тех пор пока японский штаб не сообщит каких-либо дальнейших сведений. В дальнейшем по этому поводу мне ничего не было сообщено".
      Амурская область стала тем местом на Дальнем Востоке, где интервенты не смогли наладить согласованных боевых действий против красных партизан. Это стало одной из причин того, что японские войска там долго не удержались.
      Амурские партизаны полностью нарушили систему японских коммуникаций и линий связи в южной части Приамурской области. На линии железной дороги уничтожались мосты и казарменные помещения, спиливались телеграфные столбы. Отряд "Черный ворон" на участке Екатеринославка - Бочкарево уничтожил десять мостов и разрушил железнодорожную станцию Поздеевку.
      В августе - сентябре 1919 года Архаробуреинский партизанский отряд на линии железной дороги сжег 59 мостов, прервал телеграфное сообщение между станциями Бурея и Облучье, испортил телеграфную линию вдоль берега реки Амур, уничтожил подводный кабель на реке Бурее и отрезал станцию Иннокентьевскую (там находился крупный гарнизон противника) от городов Благовещенск и Хабаровск.
      Японские войска под ударами Амурской партизанской армии оставляли сельские местности и стягивались к столице Приамурья Благовещенску. Город был окружен партизанскими силами 4 февраля 1920 года. Через два дня власть в Благовещенске перешла в руки Временного исполнительного комитета Совета рабочих, крестьянских и солдатских депутатов. Японское командование, не получив подкреплений из Приморья, было вынуждено приступить к переговорам. 23 марта 1920 года началась эвакуация японских интервенционистских сил, которая закончилась 3 марта...
      Оставление японцами Амурской области совсем не означало, что они начинают покидать дальневосточную окраину России. За ними оставалось Приморье, часть Забайкалья и город Хабаровск, откуда они могли постоянно угрожать партизанской Амурской области. Все это давало японскому командованию возможность силой оружия расширять свои "завоевания" на Дальнем Востоке.
      Адмирал Хирохару Като отправил корабельный десантный отряд на Камчатку, который в сентябре этого же года высадился на берегу Авачинской бухты в Петропавловске. То, что японцам не удалось в 1905 году, было сделано тринадцать лет спустя. Огромная по территории и слабо заселенная Камчатская область оказалась в их руках со всеми своими богатейшими рыбными и пушными промыслами.
      Япония добросовестно выполняла свои обязательства перед Антантой - ее войска с первых дней интервенции были основой сил союзников. Уже к 1 октября 1918 года японских войск на тихоокеанской окраине Советской России насчитывалось около 73 тысяч. Преимущественно это были полевые войска пехота, батареи легких пушек. Токио постоянно наращивало свои вооруженные силы на Дальнем Востоке, все больше и больше втягиваясь в идущую здесь Гражданскую войну, с первых же дней встав на сторону Белого движения.
      Подсчитано, что с августа 1818 года по октябрь 1919-го Япония ввела на территорию дальневосточного края 120 тысяч своих войск. Общая же численность войск интервентов здесь в начале 1919 года составила 150 тысяч человек. По сути дела речь шла об оккупации войсками Антанты, и прежде всего Японией, огромной территории своей бывшей союзницы по Первой мировой войне на Востоке. Оккупация носила явно "японскую" окраску, поскольку Страна Восходящего Солнца не делала большого секрета из своих территориальных притязаний в отношении соседки России, как романовской, царской, так и советской.
      По американским данным, на 15 сентября 1919 года интервен-ционистские силы Антанты на Дальнем Востоке насчитывали в своих рядах более 60 тысяч японских, 9 тысяч американских, 1500 английских, 1500 итальянских, 1100 французских и 60 тысяч чехословацких солдат и офицеров. Кроме того, имелись "белые" китайские, румынские и польские воинские части.
      Дальневосточное союзное командование войск Антанты распределило между собой участки железнодорожной магистрали для ее коллективной охраны от "диверсий" красных партизан. Поскольку на линии железной дороги находилась большая часть жизненно важных центров, то речь шла не об охране железной дороги Владивосток - Байкал, а об открытой оккупации части территории России. Поскольку японские войска преобладали в силах союзников, то им и досталась для охраны большая часть железнодорожной линии.
      Штаб-квартира командующего интервенционистскими силами Антанты на Дальнем Востоке и Восточной Сибири японского генерала Отани продолжала оставаться во Владивостоке. В бухте Золотой Рог и на внешнем рейде перед островом Русский стояли корабли интервентов. На их флагштоках чаще всего смотрелся красно-белый "солнечный" флаг империи на Японских островах. Другие державы Антанты представлены были на владивостокском рейде, как правило, одиночными военными судами.
      Важнейшие пункты Приморья и Приамурья занимались японскими войсками под командованием генералов Оой и Ямада, чья 24-я пехотная бригада участвовала во взятии германской крепости Циндао на Шаньдунском полуострове в Китае. В Забайкалье находились японские войска под командованием генерала Судзуки, в трудные дни постоянно приходившего на помощь семеновцам. Войскам последнего больше всего пришлось "пострадать" в ходе Гражданской войны в России.
      Другие интервенционистские союзные войска Антанты располагались на Дальнем Востоке следующим образом. Командующий американским экспедиционным корпусом генерал Грэвс со своим штабом располагался во Владивостоке. В Хабаровске стояла американская пехотная бригада полковника Моора. В Верхнеудинске (современный город Улан-Удэ) и Забайкалье находился отряд американских войск под командованием полковника Морроу. Силы прочих стран Антанты, как правило, базировались во Владивостоке, поближе к своим кораблям.
      Интервенты с первых дней установили свое полное господство в дальневосточных прибрежных водах. Здесь действовали японская эскадра под командованием адмирала Хирохару Като и американская эскадра адмирала Найта. Места выхода красных партизанских отрядов на морское побережье не раз оказывались под ударами интервентов, которые под прикрытием огня корабельной артиллерии высаживали в прибрежных селениях десантные отряды.
      С установлением в Омске власти Верховного правителя России адмирала Александра Васильевича Колчака (русского ученого-океанографа, полярного путешественника и флотоводца) по железнодорожной магистрали ему в больших размерах пошла помощь Антанты. Она особенно усилилась, когда колчаковские армии развернули широкомасштабное наступление на Запад, взяли Урал и вышли к Волге. Правда, помощь доходила до места назначения далеко не вся, часть грузов перехватывалась самовластным атаманом Семеновым и красными партизанами.
      Япония оказалась в числе наиболее щедрых "дарителей" помощи Верховному Главнокомандующему вооруженными (сухопутными и морскими) силами Белого движения в России. По решению Токио белым было передано 30 полевых орудий, 100 пулеметов, 70 тысяч винтовок, 43 миллиона пулеметных и винтовочных патронов, обмундирования на 30 тысяч солдат. Следует признать, что передавалось не самое новое вооружение; новое предназначалось для императорской армии. Всего за время Гражданской войны в России на содержание различных белогвардейских формирований японское правительство израсходовало 160 миллионов иен по ценам того времени.
      Однако бесспорным лидером в оказании военной помощи Белому движению в Сибири и на Дальнем Востоке оказались Соединенные Штаты как самая богатая мировая держава. В первой половине 1919 года США послали адмиралу А.В. Колчаку 250 тысяч винтовок, несколько тысяч пулеметов и сотен орудий. В августе того же года последовало новое "вливание" - свыше 1800 пулеметов, более 92 миллионов патронов к ним, 665 автоматических ружей, 15 тысяч револьверов и два миллиона патронов к ним. Не осталась в стороне и Великобритания, отправившая для белых войск во Владивосток две тысячи пулеметов.
      Однако такая военная помощь Белому движению в лице Верховного правителя России адмирала А.В. Колчака делалась державами Антанты далеко не бескорыстно. Газета "Иркутского военно-революционного комитета" в № 15 за 10 февраля 1920 года сообщала о золотом запасе России, который был захвачен чехословаками в городе Казани и впоследствии передан Всероссийскому правительству А.В. Колчака:
      "Находящийся в настоящее время в Иркутске золотой запас, охраняемый чехами, по своему происхождению должен быть возвращен тем, у кого он был взят, т. е. Советской власти.
      В состав золотого запаса входят русская золотая монета, иностранная, слитки, полосы и кружки. Здесь и золото Казанского, Московского и др. отделений Государственного банка.
      Из Самары он был эвакуирован в Омск. Стоимость его определялась в 645 410 096 (руб.).
      Сверх того, золотые предметы Главной палаты мер и весов, золотые и платиновые самородки, а также золотистое серебро и серебристое золото и др. в 514 ящиках Монетного двора. Правильная оценка их не могла быть произведена, и означенные ценности числились на балансе в произвольной сумме 6 122 021 руб. 07 коп.
      Из означенного золота производилась переотправка исключительно во Владивостокское отделение Государственного банка. Туда в марте, августе и сентябре 1919 г. было отправлено золото на сумму 190 899 651 руб. 50 коп., не считая вышеозначенных 514 ящиков, которые тоже высланы во Владивосток. Сверх того, в октябре месяце 1919 г. было направлено во Владивосток, но задержано в Чите золото в слитках на 10 557 744 руб. 06 коп. и в монете российской - на 33 млн руб., всего - 43 557 744 руб. 06 коп. В Читу же, куда эвакуировалось Омское отделение, отправлены слитки золотосплавочных лабораторий на 486 598 руб.
      В эшелоне, прибывшем уже в настоящее время на ст. Иркутск, должно находиться российской монеты на 397 460 743 руб. 78 коп.".
      Каким образом золотой эшелон оказался в Иркутске? В самом конце 1919 года войска чехословаков (переименованные в феврале этого года в Чехословацкую армию в России) в условиях начавшейся суровой сибирской зимы заблокировали на Транссибирской железнодорожной магистрали движение эшелонов отступавшей колчаковской армии. Это было сделано командованием белочехов с целью беспрепятсвенного проезда своим воинским эшелонам во Владивосток. 1 января 1920 года командование Чехословацкой армии взяло адмирала А.В. Колчака и золотой запас РСФСР "под свою защиту". Это было сделано по приказу французского генерала М. Жаннена, представителя Антанты при колчаковском Всероссийском правительстве.
      Верховный правитель России оказался фактически арестован, а золотой запас Российского государства - "военной добычей" чехословаков. Однако вывезти и Колчака и золото в портовый город Владивосток Чехословацкой армии в России не удалось. Генерал М. Жаннен приказал командованию белочехов передать золотой эшелон во Владивостоке в руки Японии, а чехословацкий министр иностранных дел Э. Бенеш - доставить его в Прагу.
      15 января во имя обеспечения беспрепятственного движения эшелонов белочехов к Владивостоку они выдали на станции Иннокентьевская близ Иркутска бывшего Верховного правителя России адмирала А.В. Колчака представителям новой местной власти - иркутскому Политическому центру. Или, говоря иными словами - они отдавали его на расстрел.
      Несколько позднее командование чехословаков согласилось оставить в Иркутске золотой запас той страны, которую они спешили покинуть. Золотой эшелон состоял из 18 вагонов, в которых находились 5143 ящиков и 1678 мешков с золотом, платиной, серебром, ценными бумагами и прочим достоянием Советской России. "Золотой эшелон" был отправлен из Иркутска в обратную сторону под охраной батальона красноармейцев 262-го полка 30-й стрелковой дивизии. Ответственность за доставку эшелона возлагалась на представителя Особого отдела ВЧК при 5-й Армии А.А. Косухина.
      7 февраля на сибирской железнодорожной станции Куйтун между представителями правительства РСФСР и командованием Чехословацкой армии было подписано перемирие. 2 сентября 1920 года последний транспорт с чехословацкими солдатами и офицерами покинул Владивосток и взял курс на далекую Европу. Незадолго перед этим два чехословацких полка взбунтовались против дальнейшего участия в Гражданской войне в России, были разоружены и отправлены "под арест" на остров Русский под Владивостоком.
      За время пребывания в колчаковской столице городе Омске золотой запас РСФСР заметно "похудел". Адмирал А.В. Колчак истратил на закупку оружия и военного снаряжения в США, Японии, Великобритании и Франции, на содержание своей белой армии и государственного аппарата из золотого запаса, по приблизительным подсчетам, 11,5 тысяч пудов золота, или около 242 миллионов золотых рублей.
      Больше всего досталось Великобритании - 2883 и Японии - 2672 пуда золота. США было передано - 2118 и Франции-1225 пудов золота. Верховный правитель России расплачивался русским золотом за "неликвиды" держав Антанты, которые остались на ее военных складах после Первой мировой войны и теперь в виде военной помощи Белому движению бросались в пламя Гражданской войны.
      Однако не только золотом приходилось расплачиваться с интервентами из союзной Антанты. Так, только за три месяца 1919 года с Дальнего Востока ими было вывезено 3 миллиона шкурок ценной пушнины, в том же году "уплыло" с его берегов 14 миллионов пудов сельди, не считая огромного количества древесины - кедровой сосны и много другого, что хранилось на складах порта Владивосток и других городов...
      Разгром армий адмирала Колчака, начало эвакуации Чехословацкой армии из России, рост движения протеста под лозунгом "Руки прочь от России!" в собственных странах заставило руководство Антанты пересмотреть свою позицию в отношении продолжения интервенции на Дальнем Востоке. Оно начало эвакуацию своих войск через Владивосток. Но поскольку Гражданская война в России на ее тихоокеанской окраине еще далеко не закончилась, там кто-то должен был "остаться". Выбор европейских держав и США, разумеется, выпал на Японскую империю, которая, к слову говоря, сама этого желала, и даже очень.
      В ноте американского правительства от 9 января 1920 года послу Японии в Вашингтоне Шидехара излагалась позиция США в вопросе продолжения военной интервенции на российском Дальнем Востоке и в Восточной Сибири о том, что правительство Соединенных Штатов "не собирается создавать каких-либо препятствий мерам, которые японское правительство может найти необходимыми для достижения целей, являвшихся основой взаимодействия американского и японского правительств в Сибири".
      Далее в ноте говорилось, что правительство США не отказывается от своих интересов на Востоке старой России, "а равно от своего намерения совершенно открыто и дружески действовать совместно с Японией во всех практически осуществимых планах...".
      В начале 1920 года премьер-министр страны Восходящего Солнца Хара заявил в интервью, что Япония намерена лишь оказывать сопротивление большевистскому движению и не собирается оставаться в Сибири после выполнения этой задачи. При этом премьер Хара добавил, что Токио никогда не примирится с таким режимом в Восточной Сибири, который противоречил бы ее интересам.
      Присутствие японских экспедиционных войск на дальневосточной земле вызывало неизбежный рост партизанского движения и накала Гражданской войны. Этому во многом способствовала деятельность местных большевистских организаций, которые в большинстве случаев брали на себя руководство вооруженной борьбой с иностранными интервентами, прежде всего японцами и белогвардейцами. 22 января 1920 года Дальневосточный областной комитет Российской коммунистической партии (большевиков) обратился к местному населению и партизанам с воззванием. В нем говорилось:
      "Скоро исполнится два года, как трудящиеся Дальнего Востока и Сибири ведут непрерывную вооруженную борьбу с русскими контрреволюционерами и иностранными войсками. Эта борьба идет успешно. Из двенадцати миллионов населения Сибири десять уже свободны, и только двухмиллионное население Дальнего Востока продолжает страдать под гнетом японских штыков и самозванных атаманов. На днях советская Красная Армия, укрепившись в Иркутске, перейдет в Забайкалье и поведет борьбу с японскими войсками. Из заявлений официальных газет Советской России мы знаем, что Россия не может примириться с захватом Японией Дальнего Востока, и, если Япония не уйдет отсюда, то Советское правительство объявит ей войну.
      Мы, находящиеся здесь на Дальнем Востоке, ни на одну минуту не должны складывать оружия. Своей борьбой мы должны помочь советской армии продвигаться на восток. Этой борьбой мы говорим яснее ваших слов и ваших деклараций всему миру, что мы хотим присоединиться к Советской России и не желаем быть подданными Японии...
      Товарищи! Сейчас все слои населения поняли наконец, чего хотят и кого защищают иностранные штыки. И, за исключением небольшой кучки спекулянтов и продавших себя Японии Семеновых и Калмыковых, все население готово бороться против японского захвата. При таком единодушии наш враг нам не страшен, и, чем дальше, тем успешнее пойдет борьба...
      И теперь мы говорим вам: сплотитесь все вокруг созданного нами Военно-революционного штаба коммунистов. Единение всех сил в борьбе с Японией сейчас необходимо, и никакая другая партия, кроме нас, не может его осуществить. Товарищи, организуйтесь и связывайтесь со штабом.
      Объединим все силы в борьбе за великую Советскую Россию.
      Долой иностранных хищников! Долой Японию!
      Да здравствует Российская федеративная советская республика!
      Да здравствует международная социалистическая революция!
      Да здравствует Третий Интернационал!"
      Японские войска после овладения Хабаровском попытались оккупировать соседнюю Амурскую область и захватить город Благовещенск. Но здесь они столкнулись со столь сильным сопротивлением амурских партизанских отрядов, что смогли продвинуться от Хабаровска в западном направлении всего лишь на сотню километров. Не помогло даже то, что японцам удалось завладеть большей частью речных судов, осуществлявших судоходство по Амуру.
      В Приамурье был создан так называемый Хабаровский фронт для борьбы с японскими интервентами. Его командующим стал военный комиссар Амурской области С.М. Серышев. Все силы амурских партизан были сведены в девять стрелковых полков и полк кавалерии. Позднее из них была сформирована 1-я Амурская стрелковая дивизия. Общая численность амурских партизан доходила до 20 тысяч человек.
      Партизанские полки были стянуты под Хабаровск, где они отразили попытки японских войск переправиться на левый берег реки Амур. Десантная операция интервентов у "Бешеной протоки" во второй половине мая 1920 года успеха не имела. Японскому командованию пришлось перебрасывать из Приморья по железной дороге в Хабаровск дополнительные силы.
      Упорное сопротивление населения Амурской области заставило японское командование попытаться карательными мерами утверждать свое господство на оккупированной территории повсеместно. За "неповиновение" сжигались целые деревни и устраивались показательные массовые расстрелы "непокорных" с целью запугать местное население. Такая участь, например, в марте 1919 года постигла деревню Ивановку. Крестьяне деревни Круглой Рождественской волости писали о бесчинствах японцев у себя:
      "Расстреляно японцами 25 человек, после которых осталось 25 душ семейств. Японскими отрядами деревня была посещена 2 раза: 17 февраля 1919 года было сожжено 23 двора, 25 октября 1919 года сожжено 67 дворов, имущество разграблено. Общий убыток от пожара и грабежей выражается в 201 315 рублей золотом".
      Подобных свидетельств история Гражданской войны на Дальнем Востоке знает немало. Вот одно из них - донесение американского офицера о том, что японский отряд 27 июля 1919 года арестовал девять жителей на железнодорожной станции Свиагино, которая охранялась американцами. В донесении рассказывалось и о казни:
      "Пятеро русских были приведены к могилам, вырытым в окрестностях железнодорожной станции; им были завязаны глаза и приказано встать на колени у края могил со связанными назад руками. Два японских офицера, сняв верхнюю одежду и обнажив сабли, начали рубить жертвы, направляя удары сзади шеи, и, в то время как каждая из жертв падала в могилу, от трех до пяти японских солдат добивали ее штыками, испуская крики радости.
      Двое были сразу обезглавлены ударами сабель; остальные были, по-видимому живы, так как наброшенная на них земля шевелилась".
      Размах партизанского движения в Приморском крае вынудил командование интервенционистских сил - японское и американское провести совместную широкомасштабную операцию по их уничтожению в Ольгинском уезде. Он занимал обширную территорию на юго-востоке Приморья, где ныне находятся города порт Находка и Партизанск (бывший Сучан). Эта операция в Сучанской долине относится к числу крупнейших с участием войск Антанты в Гражданской войне в России.
      В книге участников тех событий Н. Ильюхова и М. Титова "Партизанское движение в Приморье", изданной в 1928 году небольшим тиражом в ленинградском издательстве "Прибой", рассказывается о боевых действиях в Ольгинском уезде:
      "После казанского боя наступило зловещее затишье. Американцы и японцы отсиживались на занятых ими позициях. Мы не наступали, ограничиваясь разведкой и вылазками с целью узнать, что происходит у противника. Корейские партизаны, переодевшись в национальные костюмы, проникали на рудники и станции, где были сосредоточены силы врага, и через рабочих и другие источники узнавали о состоянии их сил. Перепуганные потасовкой, полученной от партизан, полковники и генералы всполошили все интервентские штабы. Осиное гнездо зашевелилось, ведь надо же было смыть позор только что пережитого погрома, да еще понесенный от кого? От "хулиганских шаек", от "красных"! Население чувствовало, что будет буря, и подготовлялось к ней.
      На севере уезда, в Тетюхе-ольгинском районе, снова появились пароходы противника, произвели высадки и кой-где опять погладили население "каленым утюгом". В связи с этим отряд Глазкова снялся из Владимиро-Александровки и ушел на север. После его ухода, около 10 июля, в бухте Чень-Ю-Вэй высадился с парохода крупный японский десант и без сопротивления занял Владимиро-Александровку, затем и все следующие за ней села - Унаши, Перятино, Новицкую - вплоть до Сучана, образовав таким образом сплошную цепь в низовьях Сучанской долины. Одновременно на станцию Кангауз прибывают эшелон за эшелоном преимущественно японо-американские войска с артиллерией и пулеметами, и с этого момента инициатива переходит в руки противника. Он повел общее наступление со всех пунктов - Ольги, Владимиро-Александровки, Сучана, Кангауза - с явным расчетом взять нас в кольцо.
      Как впоследствии установлено, этот поход против ольгинцев не носил локального характера, а был частью общего стратегического плана наступления, измерявшегося масштабом всех областей Дальнего Востока. Активность противника в этот период была проявлена в Хабаровском районе, в Амурской области и в Забайкалье, где имели место знаменитые летние бои. Расчет противника был таков: нанести сокрушительный удар партизанскому движению, достигшему зенита в своем развитии, а затем часть высвобожденных сил подать на сибирский фронт, где фактически решалась судьба всей контрреволюции.
      На нашем ольгинском фронте картина событий развертывается в следующем порядке. 9 и 10 июля со станций Кангауз и Тигровой, Сучанской ветки, двинулись крупные силы разношерстной интервенции. Отряд т. Шевченко, оказывая сопротивление, стал отступать в порядке в Сучанскую долину, рассчитывая, видимо, на возможность нового объединенного удара по противнику. Отряд продвигался с походной быстротой. Громыхали пушки, шли бесконечные колонны пехоты и эскадроны кавалерии. Перевалив хребет, американцы заняли голодную деревню Гордеевку, из которой перед их приходом вышел отряд т. Шевченко, взяв направление через горы на деревню Серебряную.
      Войска интервентов продвинулись беспрепятственно в Бровничи. Здесь они делают остановку, и начинается расправа над крестьянами. В партизанских отрядах было много ребят из Бровничей. Село очень зажиточное. Подобно ушкуйникам, американцы и японцы вырубают плодовые сады, разоряют огороды, разбивают большие пасеки, а в доме владельца этих пасек Ворон-Ковальского забирают из ящиков все белье, одежду, серебряные ложки, бьют посуду. То же проделывается в домах всех партизан: режут свиней, гусей, кур, забирают лошадей и т.д.; словом - подобно саранче уничтожают все. Даже церковь превратили в стойло, устроили вокруг ее ограды окопы, а на колокольне установили пулеметы и наблюдательные посты; кресты, чаши и прочие предметы церковного обряда забрали, ободрали даже ценные украшения с икон и книг. Так поступали гунны
      XX века с крестьянскими селениями, посмевшими поднять оружие против господина капитала. О нравственных обидах и оскорблениях, нанесенных крестьянам и особенно женщинам и девушкам, которым "интервенты" не давали прохода со своими гнуснейшими предложениями, а порой учиняли и насилия, не приходится и говорить; для японцев в особенности это была обычная дикарская выходка.
      Часть интервентов, направившаяся в Серебряную, получила тут значительный щелчок по лбу от партизан отряда Шевченко, отступившего после этого в деревню Мельники. Сучанский отряд под руководством Лазо решил дать бой противнику, как только он двинется из Бровничей через Хмельницкую на Казанку и Фроловку.
      Между Бровничами и Хмельницкой на протяжении 4-5 верст тянется узкое ущелье, известное в народе под названием "Щеки", а партизанами прозванное "Дарданеллами". По левому берегу р. Сучана нагромоздились высокие суровые россыпи с отвесными скалами. "Чортов зуб" назывался один утес, откуда можно было бить противника даже камнями, так как дорога вплотную прижата к подошве скал рекой Сучаной, бурной, каменистой, с крупным валуном, недоступной для переправы. Правый берег реки граничит с большими горами, покрытыми густым лесом. Вот в этом-то ущельи и решено было дать бой противнику. Сучанский отряд засел в окопах, забаррикадировав себя естественными каменными блиндажами, где не взяла бы "никакая гайка". Шевченко отказался занять здесь позицию и со своим отрядом ушел на Мельники.
      Однако противник разнюхал о нашем плане и не пошел по этой дороге. Рассыпавшись сплошной цепью, ломая дикие хребты и высокие горы с едва проходимым лесом, направились, минуя "Щеки", прямо на деревни Бархатную и Хмельницкую. Нам пришлось снять обескураженный партизанский отряд и поспешить занять Хмельницкую, дабы не оказаться отрезанными; но здесь удержаться было невозможно, и отряд проследовал на Мельники, и оттуда горами через дер. Королевку перевалили в Сучанскую долину в дер. Сергеевку. С рудников противник не выступил, и сюда продолжался приток новых сил; в бухту прибывали суда и высаживали войска, которые продвигались далее. В деревнях Унаши, Перятино и других свирепствовали башибузуки: порки, расстрелы, грабежи, насилие, пожарища... Истреблялась вся живность - куры, гуси, свиньи; японцы проявили себя особенно большими любителями до сосочков-поросят.
      Вся беда, вся трагедия нашего положения была в том, что мы не могли дать хотя бы один бой, и это более всего деморализовало партизан. Численность противника была очень велика. На Сучан было стянуто, по достоверным известиям, до 8000 хорошо вооруженного войска. Ясно, что такое невыгодное для нас соотношение сил заранее предрешало и исход предпринятых противником операций. Лава противника, хлынувшая в Сучанскую долину, во всех деревнях оставляла гарнизоны численностью не менее двух рот даже в небольших деревушках. За спиной партизанских отрядов теперь оставалось 2-3 деревеньки, а там - тайга...
      14 июля отряды были стянуты в подтаежную деревню Молчановку, откуда мы полагали, разбившись на мелкие группы, переброситься в Анучинский и другие районы, оставив в Сучанской долине лишь местных партизан и распределив их по участкам для налетов на противника, засад, порчи связи и т.д. Однако попытки организованного распределения бойцов пошли прахом. Начался анархический разброд. Самотеком поплыли партизаны в разные стороны, и лишь небольшие отряды наиболее сознательных и стойких бойцов, сохранив организацию, ушли по намеченным участкам, законспирировавшись в лесах в районе своих сел.
      15 июля в Молчановке вновь было созвано совещание комсостава и исполкома, но договориться здесь не удалось. Среди комсостава начались распри и упреки, которые исключали всякую возможность дальнейших согласованных действий. Так Тетерин-Павлов демагогически выступал среди деморализованных партизан и наконец, сгруппировав вокруг себя конный отряд в 2-3 десятка человек, не согласуя своих действий ни с кем, ушел через Вангоу в Иманский уезд. Сепаратизм довел его до положения маленького "батьки", причем для борьбы с белыми он добывал средства иногда путем "очистки" крестьянских кооперативов, контрибуций и конфискаций..."
      В ходе антипартизанской операции в Ольгинском уезде, особенно в Сучанской долине, интервентам удалось оттеснить партизанские отряды в тайгу и соседние уезды. Однако когда японцы, американцы и белогвардейцы, оставив здесь сильные гарнизоны, ушли во Владивосток, партизаны вышли из Уссурийской тайги и вновь заняли родные деревни. Партизанская война в Сучанской долине возобновилась вновь, и гарнизоны интервентов опять оказались в осадном положении.
      На протяжении всей Гражданской войны и интервенции на Дальнем Востоке одним из центров партизанского движения оставался шахтерский город Сучан (ныне Партизанск Приморского края). Белогвардейцев и японцев здесь не спасало даже то, что на рудниках стояли сильные гарнизоны и вся железнодорожная ветка Сучан - Владивосток, по которой осуществлялись перевозки сучанского каменного угля-антрацита, находилась под усиленной охраной японцев, американцев и китайских войск (партизаны прозвали белокитайцев "ходи").
      Японское командование, чтобы обеспечить бесперебойную добычу каменного угля и его доставку во владивостокский порт, сменило гарнизон белых в Сучане на свой, японский. На Сучанских каменноугольных копях был установлен строжайший оккупационный режим. Контролировались все дороги, общение шахтеров с крестьянами соседних деревень, на рудниках круглосуточно дежурили военные патрули. Но даже в таких условиях интервенты несли в шахтерском городе потери в людях:
      "Насколько сильно бывало порой озлобление шахтеров против интервентов, белогвардейщины и того режима, в котором задыхалось все живое, можно судить по следующему случаю. Как-то весной сучанский шахтер-партизан Александр Третьяков возвращался с рудника в отряд. На участке дороги от рудника до дер. Ново-Веселая постоянно ходили японские дозоры (патрули). Третьяков, горя ненавистью к интервентам-"макакам", решил убить японского солдата и с этой целью заблаговременно положил в карман пару хороших камней (с оружием на рудники никого не пропускали). Около дороги сидели на солнышке два японских солдата. Партизан, притворившись пьяным, завел с ними разговор, а затем попросил закурить. Улучив удобный момент во время беседы, Третьяков ударил камнем по голове одного японца и поспешил выхватить у него из рук винтовку. Другой японец набросился на партизана со штыком, но Третьяков, избегая выстрелов, схватил голыми руками за ножеобразный японский штык и, несмотря на сильные порезы рук, мгновенно добрался до горла и этого солдата и, свалив его на землю, камнем же раздробил ему череп. Добив до смерти обоих солдат, Третьяков стащил их в ручей, а сам, захватив все добытые трофеи - 2 винтовки, патронташи и прочее, явился с победным видом во Фроловку, где ему была сделана перевязка рук. Этот случай долго был предметом разговоров в партизанских отрядах, именно как показатель безграничной ненависти рабочих ко всем душителям революционной борьбы".
      Японцам и иным интервентам больше всего досаждали неожиданные нападения партизан из Уссурийской тайги, которая стала для них надежным убежищем. Налетам подвергались прежде всего небольшие вражеские гарнизоны в селениях и на железнодорожных станциях. На дорогах постоянно устраивались засады. Такие нападения парализовывали передвижение войск интервентов, снабжение их гарнизонов, вели к постоянным боевым потерям. Вот как описывается один из таких партизанских боев:
      "...рота 1-го Дальневосточного полка под командой т. Морозова предприняла набег на японцев, которые в числе 100 человек охраняли сихоте-алинский железнодорожный подъемник. Стойкие и сильно укрепившиеся на своих позициях, японцы оказали сильное сопротивление. Бой продолжался около двух часов и обещал продлиться еще не-определенное время, если бы партизаны не решились на смелый и очень рискованный шаг. Они без штыков (у партизанских винтовок, как правило, не было штыков - это их большой недостаток) с криком "ура" бросились в атаку на японские окопы. Японцы не выдержали и бросились в бегство. Партизаны захватили тут много обмундирования, 900 пудов рису, несколько десятков пудов галет, массу патронов - всего около 3 вагонов груза. Между прочим, в вагонах, как это часто бывало в боях с интервентами, оказалось 9 бочек саки (японская водка), вина, коньяк и прочее. Все эти напитки, которыми офицеры воодушевляли своих солдат перед боем, партизаны демонстративно, на глазах у собравшейся толпы мирного населения, вылили на землю в доказательство того, что партизанская дисциплина не допускает употребления алкоголя. Такой поступок чрезвычайно понравился всем, особенно рабочим, которые возгорели гордостью за дисциплину своих бойцов. В этом бою, по странному стечению обстоятельств, обе стороны не понесли существенных жертв, кроме нескольких человек ранеными".
      Непрекращающаяся партизанская война неизбежно вела к упадку духа солдат экспедиционных сил Антанты, к их нежеланию больше оставаться на дальневосточной земле России. Командование сил интервентов, прежде всего американское и европейское (но пока еще не японское), увидело в этом большую опасность для себя.
      30 января 1920 года во Владивостоке состоялось секретное совещание представителей миссий Антанты и командования интервенционистских войск на Дальнем Востоке. На совещании было решено передать представительство и охрану интересов "союзников" на русском Дальнем Востоке Японии. Такое предложение японским генералитетом было принято с благодарностью. В январе - начале апреля все войска интервентов, кроме японских, покинули Владивосток.
      В начале 1920 года на Дальнем Востоке образовалось и действовало три правительства: Приморская областная земская управа - во Владивостоке, Временный исполком Совета рабочих, крестьянских, солдатских и казачьих депутатов - в Благовещен-ске (в Амурской области интервентов не было) и Временное земское правительство - в Верхнеудинске (в Западном Забайкалье). Власть Приморской земской управы распространялась на Северный Сахалин, Камчатку, часть Амурской области и территорию КВЖД в Маньчжурии. Со всеми тремя японскому командованию приходилось "общаться", поскольку их войска оставались на территории Приморья и Забайкалья.
      В условиях Гражданской войны, когда Дальний Восток покинули войска союзников по интервенции, японское командование объявило о своем нейтралитете. Однако на деле в трудную минуту оно всегда приходило на выручку белым войскам, принимая участие в боевых действиях против отрядов красных партизан, которые постоянно "досаждали" японским гарнизонам.
      Теперь японское командование больше всего заботило удержание позиций в Забайкальском крае. С этой целью на усиление своей 5-й пехотной дивизии из Амурской области туда была переброшена часть 14-й пехотной дивизии. Прибывшие подкрепления позволяли провести операцию по "отделению" Приморья и Приамурья от Западного Забайкалья и Сибири, то есть от остальной части Советской России.
      Японцы могли опереться на войска атамана Семенова, своего давнего союзника, и каппелевцев. Так назывались наиболее стойкие в Гражданской войне колчаковские войска, которые под командованием генерал-лейтенанта В.О. Каппеля, главнокомандующего Восточным фронтом, совершили так называемый Сибирский ледовый поход и оказались в Забайкалье. Каппелевцы (так они называли сами себя) сохранили свою военную организованность, боеспособность и после смерти генерала Каппеля недалеко от Иркутска.
      Японские войска, семеновцы и каппелевцы провели в начале 1920 года наступательную операцию, в ходе которой были захвачены у красных войск города Чита, Нерчинск, Сретенск и узловая железнодорожная станция Карымская. Образовалась знаменитая в истории Гражданской войны в России "Читинская пробка". Она разделила "буферную" Дальневосточную Республику (ДВР) со столицей в Верхнеудинске (современный Улан-Удэ) на две части, тем самым еще больше отдалив прежде всего Приморский край от Советской России.
      Создание "буферной" Дальневосточной Республики имело свою предысторию. Советское правительство и Центральный Комитет Российской Коммунистической партии (большевиков), чтобы избежать военного конфликта с Японией, решили отсрочить восстановление Советской воасти на Дальнем Востоке. В Москве было решено создать между РСФСР (Советской Россией) временное демократическое правительство, которое могли бы установить с Токио межгосударственные отношения, и особенно с командованием японского экспедиционного корпуса на Дальнем Востоке. Это одновременно позволило бы в условиях экономической блокады наладить торговые отношения с капиталистическим окружением.
      Такое решение было принято весной 1920 года, когда Красная Армия буквально по пятам преследовала разгромленные войска Верховного правителя России адмирала А.В. Колчака. Поэтому дальнейшее продвижение Красной Армии было остановлено сразу же за Иркутском, на рубеже озера Байкал - за Верхнеудинском по линии Транссибирской железнодорожной магистрали уже стояли японские гарнизоны.
      Местное японское командование в ряде случаев заявляло о своей "нейтральности" в происходящих военных событиях. Так, в конце января в городе Верхнеудинске было расклеено объявление за подписью начальника гарнизона интервентов, в котором говорилось, что японцы не будут вмешиваться в русскую гражданскую войну и со своей стороны просят русские войска не нападать на японские караулы.
      Гражданская война в России еще не закончилась. Поэтому открытый военный конфликт с Японией мог бы дать новый виток вооруженной борьбе Белого движения против Советской власти прежде всего в Сибири. О том, насколько серьезной виделась угроза такого военного столкновения, свидетельствует председатель Совета Народных Комиссаров (СНК) В.И. Ульянов (Ленин). В своем докладе на VIII Всероссийском съезде Советов 21 декабря 1920 года он говорил:
      "...Дальний Восток, Камчатка и кусок Сибири фактически сейчас находятся в обладании Японии, поскольку ее военные силы там распоряжаются, поскольку, как вы знаете, обстоятельства принудили к созданию буферного государства - в виде Дальневосточной республики, поскольку мы прекрасно знаем, какие неимоверные бедствия терпят сибирские крестьяне от японского империализма, какое неслыханное количество зверств проделали японцы в Сибири... Но тем не менее вести войну с Японией мы не можем и должны все сделать для того, чтобы попытаться не только отдалить войну с Японией, но, если можно, обойтись без нее, потому что она нам по понятным условиям сейчас непосильна. И в то же время, отнимая у нас связь со всемирной торговлей через Тихий океан, Япония наносит нам колоссальный ущерб...
      Бороться с Японией мы в настоящий момент не в состоянии..."
      Вопрос об организации "буферной" Дальневосточной республики решался на Учредительном съезде трудящихся и партизан Прибайкалья в конце марта начале апреля 1920 года, проходившего сперва в селении Бичура, затем в городе Верхнеудинске. 6 апреля съезд принял декларацию, провозгласившую образование Дальневосточной Республики. Было избрано Временное правительство во главе с коммунистом А.М. Краснощековым. Были организованы министерства. Военное министерство возглавил Н.М. Матвеев. На местах предполагалось создавать народные органы власти с участием представителей всех демократических партий, в том числе социалистов-революционеров (эсеров) и меньшевиков, но при руководящей роль коммунистов.
      Совет Народных Комиссаров РСФСР официально признал Дальневосточную Республику 14 мая и стал оказывать ей всестороннюю помощь, прежде всего военную. "Буферное" государство на Дальнем Востоке просуществовало до ноября 1922 года. Первоначально власть Временного правительства распространялась лишь на Западное Прибайкалье. В августе 1920 года его власть согласился признать Исполнительный комитет Амурской области. При полной поддержке Советской России в ДВР началось формирование Народно-революционной армии (НРА). Ей и предстояло разрешить проблему "Читинской пробки".
      Однако ее ликвидация должна была неизбежно привести к вооруженному столкновению с "нейтральными" японскими экспедиционными войсками. В журнале боевых действий 1-й Иркутской стрелковой дивизии НРА численность сил японцев в Забайкалье, по разведывательным данным на март 1920 года, составляла:
      "...О боевом составе японских войск точных сведений нет, т. к. японцы о своих частях сведений никому не дают...
      Всего в 5-й японской дивизии в день их прихода в Забайкалье всех родов оружия определялось в 3500 человек. В период зимнего времени потери в боях и обмороженные определяются до 700 человек. В настоящее время японских войск в Забайкалье 2700-3 тыс. человек.
      По сведениям штаба главнокомандующего, японских войск в Сретенске от 250 до 300 человек. Из Нерчинского Завода японские войска ушли. В г. Нерчинске - Приисковая - от 200 до 300 человек. Борзя - Оловянная - 500-600 человек, а также мелкие команды на станциях Забайкальской железной дороги.
      Японских войск в Чите 1-й и 2-й на Песчанке и Антипихе не более 2 тыс. - 2 200 человек.
      По сведениям чехословацкого консула, находятся от Борзи на запад Карымское - Андриановка 12 тыс. японских войск..."
      Семеновцы и каппелевцы имели в самом городе Чите и на позициях западнее по направлению к Верхнеудинску до 8,5 тысяч штыков и сабель при 255 пулеметах и 31 орудии. Численность японских войск здесь доходила до 5,2 тысяч штыков и сабель при 18 орудиях. Японские экспедиционные войска располагались гарнизонами в основном по линии Транссибирской железнодорожной магистрали; это были части 5-й пехотной дивизии и 9-й пехотной бригады.
      К началу 1-й Читинской операции Народно-революционная армия (главнокомандующий Г.Х. Эйхе, члены Военного совета
      Н.К Гончаров, А.А. Ширямов и В.Г. Бисярин) организационно состояла из 1-й Иркутской стрелковой дивизии и прибайкальских партизанских отрядов П.П. Морозова, Н.Д. Зыкина, Н.А. Бурлова и других. В стадии формирования находились Забайкальская стрелковая дивизия и Забайкальская кавалерийская бригада. Всего для наступления на Читу выделялось около 9,8 тысяч штыков и сабель при 72 пулеметах и 24 полевых орудиях.
      При ликвидации "Читинской пробки" командование Народно-революционной армии выполняло директивное указание Председателя Совета Народных Комиссаров РСФСР о недопущении каких-либо военных действий против японских войск. Москва требовала от Временного правительства ДВР избегать военных столкновений с объявившим себя "нейтральным" экспедиционным корпусом Японии на российском Дальнем Востоке. Настроение же советских войск в Сибири, и особенно красных партизан, по отношению к последним интервентам было иным.
      Главнокомандующему НРА Г.Х. Эйхе приходилось при проведении наступления на Читу руководствоваться требованиями Москвы. Поэтому советские войска не могли наступать на город с запада по линии Транссиба, где на железнодорожных станциях стояли японские гарнизоны и команды. Удар по семеновским войскам и каппелевцам наносился с севера двумя колоннами через перевалы Яблонового хребта.
      1-я Читинская операция началась 10 апреля и продолжалась три дня. С началом наступления красных японские войска начали отходить к Чите по железной дороге. Главная (левая) колонна сил Народно-революционной армии под командованием В.И. Бурова вышла к окраинам города, но встретив сильное противодействие белых, была вынуждена отступить к перевалам. Правая колонна Е.В. Лебедева дошла до железнодорожной станции Гонгота и, столкнувшись здесь с японцами, прекратила свое дальнейшее продвижение.
      Японское командование, поняв, что после неудачной операции советских войск по овладению Читой последует новая, решило стянуть в Забайкалье побольше своих сил. Со станции Маньчжурия с китайской территории перебрасывается пехотный полк и 3-тысячный сводный отряд. Теперь японцы занимали позиции не только по линии железной дороги, но и восточнее города Читы по берегам реки Читы со штабом в Верх-Чите.
      К началу 2-й Читинской операции Народно-революционная армия Г.Х. Эйхе пополнилась Забайкальской стрелковой дивизией и Забайкальской стрелковой бригадой. Из партизанских отрядов был создан Амурский фронт под командованием Д.С. Шилова (12-15 тысяч штыков, 7-8 тысяч сабель, 100 пулеметов, 7 орудий, 2 бронепоезда). Амурским партизанам ставилась задача овладеть районами городов Сретенска и Нерчинска. Наступление войсками Народно-революционной армии на сей раз велось тремя колоннами.
      Плохо подготовленная 2-я Читинская операция, начатая 25 апреля, вылилась в ряд разрозненных, несогласованных действий и успеха не имела. Противник вынудил наступавших отойти и 5 мая перейти к обороне. В журнале боевых действий 1-й Иркутской стрелковой дивизии, вынесшей основную тяжесть боев под Читой, отмечалось:
      "Месячные бои в тягчайших условиях Яблонового хребта по горным тропам и дорогам, без отдыха в закрытых помещениях, порою неделями на снегу, мерзлой земле, где костер служил единственным, не всегда возможным, приютом - превратили в лохмотья всю одежду и обувь... Все, что возможно человеческими силами выполнить, перенести, то части дивизии сделали".
      Командование японских экспедиционных сил было вынуждено считаться с Дальневосточной Республикой, положение которой на Дальнем Востоке продолжало упрочиваться. Однако Токио еще не собиралось уходить из Забайкалья и российских берегов Тихого океана. К середине лета 1920 года интервенционистские силы получили с Японских островов заметное усиление. Помимо армейских войск, десантных сил моряков с кораблей в Приморье находилось значительное количество японской жандармерии.
      Командующий группой японских интервентционистских войск в районе Владивостока опубликовал официальный приказ, в котором говорилось:
      "Япония в отношении происходящих в России перемен держится полного невмешательства, поэтому какая бы политическая партия не стояла у власти для Японии безразлично".
      Командование Красной Армии было озабочено появлением на Дальнем Востоке новых японских войск. В донесении об оперативной обстановке помощник Главнокомандующего всеми вооруженными силами Советской Республики по Сибири В.И. Шорин, бывший полковник царской армии, доносил в Москву:
      "...Японские войска. Насчитывается в настоящее время в Восточной Сибири до семи дивизий, каковые расположены следующим образом: 5-я и 3-я дивизии - в районе Читы; численность 3-й дивизии не установлена; 8-я и 9-я дивизии, находящиеся в районе Ляодунского полуострова, будто бы перебрасываются в настоящее время в район Харбина. (Столица КВЖД. - А.Ш.) Сведения проверяются. 16-я дивизия расположена в полосе железной дороги Мукден - Харбин; 13-я дивизия расположена в районе Владивостока; 14-я дивизия (до этого действовала в Амурской области. - А.Ш.) - в полосе железной дороги Никольск-Уссурийский - Хабаровск.
      Общая численность японских войск в Восточной Сибири и Маньчжурии (ближнем тылу к Забайкалью, Приморью и Приамурью. - А.Ш.) достигает до 150 тыс. человек. Со слов допрошенного представителя союза американских фабрикантов в России и Сибири, за апрель месяц прибыло в Дайрен (по-японски порт Дальний на Квантуне. - А.Ш.) два японских транспорта с войсками неустановленной численности частей, и во Владивосток - 6 таких же транспортов, кроме указанных выше.
      В бухте Ольга в начале июня высадился японский десант (для проведения антипартизанской операции. - А.Ш.) численностью до 9 тыс. человек; в районе Читы также отмечается до настоящего времени прибытие каких-то японских эшелонов, причем агентурой отмечено, что продолжают прибывать части 3-й дивизии, якобы на смену 5-й дивизии, которая должна отбыть на Восток. Приняты меры к выяснению этого обстоятельства.
      По заявлению японского правительства, посылка новых частей, за исключением предназначенных для смены отслуживших срок службы, не производится...
      На острове Сахалин - невыясненные части..."
      Москва была озабочена такой "нейтральной" эскалацией японской интервенции на Дальнем Востоке и в Забайкалье. Однако Совет Народных Комиссаров в очередной раз подтверждает свое нежелание вступать в открытый военный конфликт с Японией. Директива главного командования Красной Армии помощнику главнокомандующего по Сибири о приостановке военных действий в районе Читы и приведении вооруженных сил Сибири в боевую готовность гласила:
      "1 октября 1920 г.
      15 час. 45 мин.
      Имея в виду, что некоторые ответственные деятели Дальневосточной республики считают своевременным использовать слабость Семенова для нанесения ему окончательного удара и овладения районом Читы, еще раз категорически подтверждаю, что в настоящее время с нашей стороны необходимо всемерно воздержаться от каких бы то ни было действий, могущих вызвать конфликт с Японией, и что таковые действия могут начаться исключительно с разрешения центральной власти. Вместе с тем на случай осложнений на Дальнем Востоке необходимо с полной энергией вести работу по поднятию боеспособности наших вооруженных сил в Сибири.
      Главком С. Каменев.
      Военный комиссар (подпись неразборчива).
      Наштаревсовет Лебедев".
      Летом 1920 года, несмотря на две неудачные попытки Народно-революционной армии ликвидировать "Читинскую пробку", положение Дальневосточной республики упрочилось. Командование экспедиционных сил Японии поняло, что интервентам в Забайкалье удержаться не удастся. 17 июля японцы вынужденно подписали на железнодорожной станции Гонгота соглашение с советской стороной о взаимном прекращении здесь военных действий. По Гонготскому соглашению, японская сторона обязывалась с 25 июля начать эвакуацию своих войск из Читы в Маньчжурию.
      В Забайкалье оставались только белогвардейские силы (около 35 тысяч штыков и сабель при 40 орудиях и 18 бронепоездах). Что касается бронепоездов, то они, в отличие от бронепоездов Первой мировой войны и Гражданской войны в европейской части России, носили импровизированый характер.
      Уход японских войск из Читы позволил Народно-революционной армии провести 3-ю Читинскую наступательную операцию, которая закончилась полным успехом. Однако наступать со стороны Байкала советские войска по Гонготскому соглашению не могли. Задача ликвидации "Читинской пробки" была возложена на Амурский фронт, в командование которым вступил С.М. Серышев (около 30 тысяч штыков и сабель при 35 орудиях, 2 танках и 2 бронепоездах).
      Удар по группировке войск атамана Семенова у Читы наносился из Восточного Забайкалья в полосе город Нерчинск - узловая железнодорожная станция Карымская. Операция проводилась в течение всего октября месяца и начиналась с действий партизанских отрядов вокруг Читы. После этого в наступление перешли войска Народно-революционной армии. Амурский фронт перешел в наступление 15-го числа. Вскоре столица Забайкалья Чита была освобождена от белых войск.
      Бои носили исключительно упорный, ожесточенный характер (особенно у станции Мациевской), и после сдачи железнодорожных станций Оловянная и Борзя семеновские войска и каппелевцы укрылись на территории соседней Маньчжурии, на линии отчуждения КВЖД. Часть семеновских войск под командованием генерала барона Р.Ф. Унгерна фон Штернберга укрылась в Монголии.
      Председатель Временного правительства Дальневосточной Республики А.М. Краснощеков отправил в Москву победное сообщение о восстановлении Советской власти в Чите и на всей территории Забайкальской области. Среди прочего в сообщении говорилось:
      "...В ночь на 21 октября, когда повстанцы плотным кольцом окружили город густыми боевыми цепями, атаман Семенов улетел на аэроплане в неизвестном направлении... 21-го... семеновские войска бежали из Читы... Телеграфная связь с Читой восстановлена. Сейчас вышел с согласия японской миссии восстановительный поезд в Читу. Японская миссия осталась в Чите, приветствует новую власть..."
      Если японцы покинули Забайкалье "по своей воле", то уходить с территории собственно Дальнего Востока они не собирались. Но мировому общественному мнению требовалось доказать необходимость дальнейшего пребывания здесь интервенционистских войск Японии. Для этого требовался предлог, который и был найден командованием экспедиционного корпуса без больших за-труднений. Им стал так называемый Николаевский инцидент.
      Впоследствии он фигурировал, как "неопровержимое" доказательство "агрессивности русских", на многих международных конференциях Вашингтонской, Дайренской и Чаньчуньской, где обсуждались вопросы отношений мира капитала с Советской Россией.
      Япония пыталась упрочить свое положение на Дальнем Востоке путем переговоров с правительством "буферной" Дальневосточной Республики. Именно с этой целью и была созвана международная Дайренская конференция, продолжавшаяся с 26 августа 1921 года по 16 апреля 1922 года. На Дайренской конференции неофициально присутствовал представитель Совета Народных Комиссаров РСФСР польский революционер Ю.Ю. Мархлевский. Делегацию Дальневосточной Республики возглавлял заместитель премьер-министра Ф.Н. Петров.
      Николаевский инцидент произошел 12-14 марта 1920 года. Еще в начале февраля отряды красных партизан низовьев Амура захватили крепость Чныррах и до 28 февраля держали с суши в блокаде город Николаевск-на-Амуре, который занимали японский гарнизон и белогвардейцы. Японское командование заключило с партизанами соглашение, по которому обязывалось соблюдать нейтралитет и не вмешиваться в жизнь освобожденного партизанами города.
      Однако нейтралитет интервенты соблюдали недолго. В ночь на 12 марта японский гарнизон под командованием майора Исикава, по-самурайски вероломно нарушив недавнее соглашение, внезапно атаковал казармы партизан и их штаб. Однако нападавшие не добились желаемого и не застали амурских партизан врасплох. В ходе кровопролитных трехдневных боев японский гарнизон оказался наголову разгромленным и изгнанным из города.
      Несколько позднее, после очищения Амура ото льда, в Николаевск-на-Амуре на военных судах прибыл крупный японский экспедиционный отряд с карательными функциями. Партизаны из-за своей малочисленности и плохой вооруженности, отсутствия боеприпасов не могли защищать освобожденный город и ушли из него вместе с местными жителями. Японцам по сути дела без боя достался обезлюденный город, который прикрывал собой устье реки Амур.
      Полный разгром гарнизона интервентов в Николаевске-на-Амуре дал японскому командованию предлог для захвата власти в важнейших центрах Приморья и Приамурья, для разгрома советских войск Временного правительства Приморского края. Токио начало шумную кампанию под флагом необходимости "защиты жизни японских подданных" на российском Дальнем Востоке. Верховные власти Антанты одобрили предстоящую акцию своего восточного союзника.
      В ночь на 5 апреля японские войска одновременно совершили вооруженные нападения на местные органы народной власти и русские гарнизоны во Владивостоке, Никольск-Уссурийском, Хабаровске, Шкотове, Раздольном, Спасске и в ряде других пунктов. Казармы советских войск расстреливались из орудий и пулеметов. В городе Никольск-Уссурийский был разогнан собравшийся там областной съезд трудящихся Приморского края. Были захвачены и обезоружены все таможенные посты. Такой "переворот" привел к гибели множества мирных жителей.
      Нападения в ночь на 5 апреля совершались японскими войсками под предлогом ликвидации угрозы нападения на них со стороны русских. Японское "осведомительное" (то есть информационное) бюро во Владивостоке объясняло эту акцию тем, что неизвестные русские солдаты стреляли по гаражу базы снабжения интервентов.
      Во Владивостоке в первую очередь были захвачены правительственные здания - областной земской управы, Военного совета, штаб правительственных войск, морской штаб, флотские казармы, железнодорожный вокзал. Потом были захвачены железнодорожные станции - Первая и Вторая Речка. Приморская столица подверглась артиллерийскому обстрелу с кораблей японской эскадры, стоявшей в бухте Золотой Рог. На захваченных зданиях незамедлительно вывешивались государственные флаги страны Восходящего Солнца. Японские военные в дни переворота подвергли жестокой расправе приморских корейцев. Современники тех событий писали:
      "Особенно зверски японцы расправились с корейцами. Нечеловеческая ненависть японцев к корейцам в те дни была продемонстрирована в неподдающихся описанию видах. Корейская Слободка, - окраина Владивостока, где проживали корейцы, пережила потрясающие разбои и насилия. Озверелые банды японских солдат гнали несчастных корейцев из Слободки, избивая их прикладами. Пленные, оглашая стонами и воплями улицы Владивостока, избитые до полусмерти, путаясь в своих длинных белых халатах, разодранных и залитых кровью, шли, еле поспевая за японскими конвоирами. Подвалы, погреба, тюрьмы были заполнены арестованными..."
      Заведующий таможенным постом в Барабаше Кишкин сообщал таможенному инспектору о том, как был разоружен и "ликвидирован" его пост на государственной границе России с Маньчжурией:
      "5 апреля около 2 часов дня к посту подошел японский отряд и потребовал сдать все оружие вверенного мне поста.
      Я заявил, что мы, служащие таможенного учреждения, не являемся военной силой, охраняем границу русского государства от вторжения контрабандных товаров и что без оружия вести борьбу с контрабандистами мы не можем. При этом я сослался на случай насильственного освобождения контрабандистов, задержанных со спиртом. Японцы на это сказали, что японскими войсками занят весь Южноуссурийский край и что японский спирт не является уже контрабандным. При этом они заявили, что "теперь вообще от русских отходит инициатива пограничной охраны".
      В Хабаровске командование местного японского гарнизона опубликовало в городской газете объявление о том, что в 9 часов утра 5 апреля их войска будут проводить "практическую орудийную стрельбу". По такому поводу хабаровчан просили не беспокоиться. А незадолго перед этим начальник хабаровского гарнизона японцев генерал Сиродзу опубликовал на страницах местной газеты свою статью, в которой, среди прочего, писал:
      "В стране водворился долгожданный порядок и мир, за сохранение и поддержание которого японцы боролись... Жалко покидать население Дальнего Востока, с которым мы познакомились так близко, так кровно, питая к нему самую теплую дружбу. Желаем полного успеха в строительстве и сохранения мира и порядка".
      О последующих событиях, или мерах генерала Сиродзу по "сохранению мира и порядка", в городе на берегах Амура дальневосточная газета "Красное знамя" писала:
      "Улицы Хабаровска 6 апреля представляли собой нечто ужасное: всюду валялись убитые и раненые. Подбирать убитых и оказывать помощь стонавшим и истекавшим кровью сотням раненых, валявшихся на мостовых, тротуарах и среди развалин расстрелянных и сожженных зданий, в первое время было совершенно некому. Никто не решался идти на улицу, где японские пули косили всех без разбора - военных, штатских, старых и малых".
      Однако полностью разгромить гарнизоны советских войск японцам не удалось. Большая часть их сил смогла вырваться с боем из вражеского кольца и отступить в тайгу. В Хабаровске интервенты встретили упорное сопротивление расквартированных в городе отрядов амурских партизан и 1-го Советского полка под командованием бывшего штабс-капитана царской армии Мельникова, погибшего в бою с атакующими японцами. Огнем их артиллерии были разрушены и сожжены многие городские здания. С большими потерями советские отряды смогли отойти из Хабаровска на левый берег Амура, где не было японских войск.
      Войска гарнизона Никольск-Уссурийска смогли с боем прорваться к Спасску, японский гарнизон которого не смог разгромить стоявшие в городе русские войска. Японцы из Никольск-Уссурийска последовали туда и вынудили преследуемых отступить еще дальше на север, в сторону Хабаровска. Высланные оттуда войска интервентов не смогли перехватить никольск-уссурийский и спасский русские гарнизоны, и те благополучно укрылись в горных таежных районах на отдаленных партизанских базах.
      В городе Спасске японское командование после боя заявило городскому самоуправлению: "Проявление большевизма-коммунизма спасским временным городским самоуправлением японскими войсками ни в коем случае допущено не будет. Остальные политические убеждения преследоваться не будут".
      Главный удар наносился интервентами по руководящим организациям Приморского края (где преобладающее влияние было у большевиков), которые осуществляли власть на местах. Были за-хвачены члены Военного совета Временного правительства Приморья - его председатель С.Г. Лазо (он же начальник оперативного штаба военно-революционных организаций), В.М. Сибирцев и А.Н. Луцкий. Японцы передали арестованных в белогвардейский отряд Бочкарева. Белые вывезли красных командиров на железнодорожную станцию Муравьево-Амурская (ныне станция Лазо) и сожгли их в топке паровоза.
      Несмотря на огромное превосходство в силах (70 тысяч японских войск и эскадра боевых кораблей с ее десантными отрядами моряков против 19 тысяч революционных войск), интервентам не удалось одержать полной военной победы. Более того, они не смогли разгромить местные партизанские отряды, отошедшие из городов и сел в Уссурийскую тайгу и укрепившиеся там.
      Достигнув таким образом некоего военного преимущества, командование японского экспедиционного корпуса "пошло" на мирные переговоры с Приморской областной земской управой (Временное правительство Дальнего Востока, в котором преобладающее влияние имели большевики). Согласно заключенным условиям Русско-японского соглашения 1920 года интервенты сохраняли за собой Южное Приморье и в то же время захватывали Северный Сахалин и низовье Амура. То есть таким образом на какое-то время узаконивалась оккупация Японией всего российского побережья Тихого океана.
      По заключенному Русско-японскому договору прекращались боевые действия между интервенционистскими войсками и русскими отрядами. Русским вооруженным силам, "к каким бы политическим партиям и группам они не принадлежали", запрещалось находиться в пределах районов, "ограниченных линиею, проходящей в 30 км от конечного пункта, занимаемого японскими войсками по Уссурийской железной дороге, и к востоку и северу от названной железной дороги, с одной стороны, и линиею русско-китайско-корейской границы с запада и юга - с другой, а также в "полосе вдоль Сучанской железной дороги до Сучана и от конца ее - на расстоянии 30 км в каждую сторону". Эти районы составляли так называемую нейтральную зону.
      В течение трех дней русские отряды отводились отсюда за демаркационную линию. Японское командование обязывалось не чинить препятствий снабжению их в новых местах базирования продовольствием, фуражом и одеждой. Русские отряды могли перемещаться за демаркационной линией, но без права перемещения в Забайкалье и на Северный Сахалин. Передвигаться в "нейтральной зоне" и пользоваться Уссурийской железной дорогой русские войска могли только с согласия японского командования.
      Для исполнения милицейских обязанностей в "нейтральной зоне" и по линиям железных дорог допускалось нахождение формирований русской военизированной милиции. Но ее состав, численность и вооружение в каждом отдельном случае определялись японской стороной. То же самое касалось русских конвойных и караульных воинских частей, находившихся во Владивостоке. Охрана железных дорог велась на основании "постановлений, выработанных Союзным военным комитетом".
      У японцев оставались захваченные в "нейтральной зоне" в ночь на 5-6 апреля оружие, патроны и снаряды, изготовляющие их заводы, воинские склады. Русской стороне возвращалось только то стрелковое и холодное оружие, которое было необходимо для несения милиционной, караульной и конвойной службы, а также Дальневосточный механический и судостроительный завод (современный Дальзавод) во Владивостоке, но "с условием не приготовлять на нем военных материалов". Японцы оставляли за собой даже склады с материалами военного обихода, "не имеющие непосредственного отношения к военным действиям". За интервентами оставались захваченные ими казармы русских войск и флотские казармы.
      Соглашение не затрагивало вопроса о судьбе захваченных японцами в ночь 5-6 апреля русских военных судов во внутренней гавани Владивостока и на реке Амур, в Хабаровске. Это были дивизион судов Сибирской военной флотилии (в том числе подводные лодки), 18 канонерских лодок и 10 разведывательных судов Амурской речной флотилии, 6 канонерских лодок и 8 пароходов (4 из них принадлежали частным владельцам) различных партизанских отрядов.
      Лишь 3 августа 1920 года японское командование согласилось подписать "Протокол о русских военных судах на Дальнем Востоке", дополнявший Русско-японское соглашение. Приморским властям передавались все "задержанные во время апрельских событий японской эскадрой русские военные суда", но без вооружения и боевых припасов, судьба которых "подлежала решению в будущем". Местные суда, уходившие в плавание на срок более суток, обязывались ставить об этом в известность японское морское командование во Владивостоке с указанием цели плавания и маршрута. Морские силы интервентов полностью контролировали судоходство вдоль берегов Южного Приморья.
      Однако к концу 1920 года военная обстановка на Дальнем Востоке начала складываться не в пользу интервентов. Японцам не оставалось ничего другого, как окончательно отказаться от планов захвата Амурской области. К 21 октября им пришлось полностью эвакуировать свои войска из города Хабаровска и его окрестностей. Интервенты отошли к Иману и укрепились там. Хабаровск и линия железной дороги от него до реки Иман была занята частями Народно-революционной армии Амурского фронта. Однако вскоре после этого Гражданская война на Дальнем Востоке получила свое новое развитие.
      Командование японским экспедиционным корпусом использовало Русско-японское соглашение для концентрации в "нейтральной зоне" разбитых в Забайкалье семеновцев и каппелевцев. Они перебрасывались в Приморье из зоны отчуждения КВЖД по железной дороге и сохраняли свою военную организацию и вооружение. Все необходимое на новом месте семеновцы и каппелевцы получали от командования экспедиционного корпуса интервентов.
      К началу 1921 года при полной поддержке командования интервенционистских сил Японии белые стянули в "нейтральную зону" значительные силы: 4200 штыков, 1770 сабель, 80 пулеметов, 12 орудий. Семеновцы и каппелевцы расположились близ пограничной железнодорожной станции Гродеково (1-й корпус семеновцев под командованием генерала Савельева), Спасска, Никольска-Уссурийска (2-й корпус генерала Смолина) и во Владивостоке. Близ него на железнодорожной станции Раздольной расположился 3-й корпус генерала Молчанова.
      Отдельные дружины белогвардейцев, которые отличались большой сплоченностью, находились под командованием генералов Лебедева, бывшего начальника колчаковского штаба, Потиешвили, Лохвицкого, командовавшего в годы Первой мировой войны русским легионом (особыми стрелковыми бригадами) во Франции. На острове Русский расположилась российская Академия Генерального Штаба (ее профессорско-преподавательский состав), которая в свое время перебралась из Петрограда на берега Волги и оттуда проделала долгий путь отступления с колчаковской армией до Владивостока.
      Японцы помогли изгнанным из Забайкалья семеновцам и каппелевцам провиантом, боеприпасами, захваченным у советских войск вооружением. Этим во Владивостоке занимался генерал Такаянаги. По условиям Русско-японского соглашения войска Народно-революционной армии доступа в "нейтральную зону" не имели. Поэтому белые войска получили хорошую возможность привести себя в надлежащий порядок без помех со стороны красных сил.
      Антанта выражала прямую заинтересованность в укреплении сил Белого движения на Дальнем Востоке, оккупированном японским экспедиционным корпусом. В первой половине марта 1921 года делегаты Франции провели с Токио переговоры, в ходе которых было заключено союзное соглашение. По нему Япония обязывалась оказывать помощь белогвардейцам в их борьбе с большевиками. В частности, французская сторона брала на себя все заботы о доставке на Дальний Восток остатков эвакуированной из Крыма врангелевской армии. Японцы согласились обеспечить врангелевцев всем необходимым.
      Официальный Токио в ходе этих переговоров со своим союзником по Антанте выговорил для себя следующее. В случае свержения советской власти вся Сибирь вместе с Дальним Востоком переходила в полное господство Японии. При этом к ней переходили все иностранные концессии на Востоке России и контроль над Маньчжурской железной дорогой (КВЖД). Франция пошла на такую уступку с "легким сердцем", поскольку Гражданская война в России почти завершилась, и не в пользу Белого движения.
      Японское командование решило сменить власть в Приморье и силой свергнуть местное правительство - Приморское областное управление. Это была попытка создать в противовес "буферной" Дальневосточной Республике собственный "черный буфер". 26 мая 1921 года белогвардейцы силами каппелевцев совершили во Владивостоке переворот при полной поддержке интервентов. Особенно сильный бой произошел у здания, в котором располагался владивостокский дивизион народной милиции. Участники тех событий вспоминали:
      "...Утром 26 мая стали высаживаться на берег бухты Золотой Рог и на ближайших от города железнодорожных станциях каппелевские отряды. В 11 часов утра белогвардейское восстание началось. Переворотчики напали на тюрьму, вокзал, штаб войск, здание морского штаба и другие важнейшие городские пункты. Части дивизиона, рассеявшиеся в первый момент, были отведены в Шефнеровские казармы, расположенные около Дальневосточного судостроительного завода. Небольшая группа милиционеров... находящаяся в здании штаба дивизиона на Полтавской улице, оказалась отрезанной от наших сил и была окружена со всех сторон восставшими белогвардейцами... Началась перепалка.
      ...Дивизион народной охраны был оцеплен японцами, и никто не выпускался из казарм... Осажденные стреляли в белых из окон, другие расположились на балконе и бросали бомбы в тех из офицеров, которые пытались прорваться через дверь внутрь здания.
      ....К вечеру к месту этого незаурядного боя подошла японская воинская часть и предложила нашим товарищам разоружиться на том основании, что стрельба в районе расположения японских войск не допускается и что в данном столкновении белых с красными красные якобы первые открыли стрельбу. Наши сдаться и разоружить себя отказались и заявили, что готовы умереть. Японцы с деланной гуманностью призывали их к благоразумию и убеждали в необходимости сдать оружие, чтобы спасти свою жизнь... Наши кричали японцам из окон и с балкона здания, а японцы стояли на улице и оттуда отвечали им".
      Эти переговоры в конце концов привели к соглашению, но на весьма почетных для наших товарищей условиях. Смысл соглашения состоял в том, что осажденные оружия не сдают, побежденными себя не считают и согласны освободить здание лишь при условии, что японцы под своей охраной доставят их в дивизион народной охраны... Вскоре здание штаба перешло в руки белых. Во время этого эпизода погиб командир дивизиона т. Казаков, все же остальные товарищи оказались невредимыми.
      "Несмотря на то что основные пункты города уже были захвачены переворотчиками, обстановка продолжала оставаться совершенно невыясненной. Образовалось двоевластие... Все это время происходили вооруженные стычки "дивизионцев" и рабочих с белогвардейцами. По улицам разъезжали наши и белогвардейские автомобили, и через каждые час-два после боя на правительственных зданиях сменялись флаги: красные - царскими трехцветными, и наоборот. Белогвардейцы тысячами разбрасывали заготовленные заранее летучки (листовки. - А.Ш..); по улицам дефилировали японские и каппелевские части. Словом, сохранялась обстановка, типичная для уличных боев.
      Особенную сложность и запутанность в события вносили японцы своим двусмысленным поведением и коварной дипломатией. Они заверяли нас в том, что командование экспедиционным корпусом не станет вмешиваться в события, если эти события не перейдут границы мирных демонстраций, и в то же время на наши требования дать гарантию этим своим заявлениям путем немедленного разоружения бунтовщиков генералы пожимали плечами, ссылаясь на свою неосведомленность об этих фактах, и указывали, что гарантией справедливости и правдивости их слов служит уже одно то, что они, генералы императорской армии, принадлежат к сословию самураев и носят мундир японской армии, каковое обстоятельство само по себе должно внушить нам абсолютное доверие.
      Наконец мы добились у них согласия на то, чтобы мы очистили от белых часть города, где расположено мятежное правительство Меркулова, и восстановили порядок. На основании этого мы предприняли наступление на те кварталы, где засели белые. Через час-полтора нами были отбиты народный дом, морской штаб и весь центр города. Белые стали отступать на Эгершельд в тупик. Обстановка стала резко меняться, и переворот обещал провалиться.
      Видя такой поворот событий, японцы вынуждены были оставить "дипломатничанье" и пойти в открытую. Они расположили свои пехотные цепи, бронеавтомобили, артиллерию между нашими и белогвардейскими цепями и предложили обеим сторонам сдать оружие, угрожая в случае отказа открыть огонь по городу. Мы вынуждены были согласиться на выполнение ультиматума, так как вокруг наших цепей были сосредоточены военные силы японцев. Половина дивизионцев, находившихся на виду, сдала оружие, а другая половина вместе с рабочими дружинниками сумела ускользнуть от японцев с оружием.
      Тут на наших глазах проявилось неслыханное по наглости издевательство. Отнятое у нас оружие японцы на виду у всех, ни от кого не скрываясь, передавали каппелевцам. 5 минут тому назад японцы требовали разоружения обеих сторон; теперь отбирали винтовки только у наших товарищей и на наших же глазах наше оружие передается нашему врагу.
      Актом этой постыдной комедии с разоружением закончился переворот в пользу белых. Закончились и дни существования нашей власти в городах Владивостоке и Никольске..."
      В результате переворота к власти пришло так называемое Приамурское временное правительство братьев С.Д. и Н.Д. Меркуловых ("меркуловщина"). Первый из них стал премьер-министром, а второй - министром иностранных и военно-морских дел.
      Белогвардейские отряды, поддержавшие силой оружия братьев Меркуловых, занимают многие центры Приморья. Крупные силы каппелевцев сосредоточиваются в городе Никольск-Уссурийском. Спасск занимается белоказачьий отряд есаула Бочкарева (В. Озерова). Во всех своих действиях белые получали полную поддержку со стороны войск японского экспедиционного корпуса.
      Меркуловское правительство попыталось распространить свою власть и на Камчатку. В середине 1921 года туда снаряжается морская военная экспедиция с карательными целями под командованием Бочкарева. Бочкаревцами захватывается пароход "Киренск" с советской научной экспедицией. В Петропавловске-Камчатском, Охотске, Келькане каратели учиняют массовые расстрелы сторонников советской власти.
      Каппелевские и семеновские войска реорганизуются в так называемую Белоповстанческую армию под командованием генерал-майора В.М. Молчанова. Командование японского экспедиционного корпуса передает ей немало оружия, боеприпасов и военного снаряжения.
      В ноябре 1921 года белоповстанцы предприняли наступление против партизанских центров в Приморье - Сучана, Анучино, Яковлевки. Партизанским отрядам под натиском превосходящих сил белых пришлось оставить эти свои хорошо обжитые базы и небольшими группами укрыться в Уссурийской тайге. Таким образом безопасность тыла армии генерала Молчанова перед ее походом против Дальневосточной Республики была обеспечена.
      Белоповстанческая армия беспрепятственно со стороны разгромленных приморских партизан сосредоточивается в "нейтральной зоне" в районе железнодорожной станции Шмаковка и Шмаковского мужского монастыря. Сосредоточение белых сил происходило при полной поддержке со стороны японского командования. Перейдя границу "нейтральной зоны" между станциями Уссури и Иман, Белоповстанческая армия 30 ноября начала наступательную операцию против Дальневосточной Республики.
      Немногочисленные гарнизоны Народно-революционной армии начали отход на север. 22 декабря белогвардейцы захватили город Хабаровск, переправились на левобережье Амура и взяли железнодорожную станцию Волочаевка. Возле Казакевичево конная группа под командованием генерала Сахарова, перейдя Амур по льду, почти полностью уничтожает преградивший ей путь Отряд особого назначения. Но этот бой помог отступавшим частям НРА отойти к железнодорожной станции Ин и закрепиться здесь. Наступление Белоповстанческой армии было остановлено.
      В ходе контрнаступления Народно-революционной армии под командованием В.К. Блюхера, военного министра Дальневосточной Республики, и партизанских отрядов Приамурья под общим командованием Д.И. Бойко-Павлова армия генерала Молчанова была разгромлена. Решающие бои прошли у станции Волочаевка при 35-градусном морозе. Белоповстанцы соорудили на сопке Июнь-Корань окопы с ледяными валами, защищенные 5-6 рядами проволочных заграждений, с пулеметными гнездами.
      Перед Волочаевской операцией НРА насчитывала около 6300 штыков и сабель, имела 300 пулеметов, 30 орудий, 3 броневика и 2 танка. Белоповстанческая армия под Волочаевкой имела около 4550 штыков и сабель, 63 пулемета, 12 орудий и 3 бронепоезда. Перед боями за эту железнодорожную стацию генерал В.М. Молчанов обратился к своим солдатам и офицерам с приказом, в котором говорилось:
      "Вопрос самого нашего бытия требует полного напряжения всех сил для достижения победы. С победой мы живем - неудача может лишить нас самого бытия как антибольшевистской организации..."
      Волочаевская операция решила судьбу Хабаровска. 14 февраля 1922 года он был освобожден войсками Народно-революционной армии. Белогвардейские войска, отступая, обошли город стороной. Белоповстанцы попытались остановить продвижение противника близ железнодорожной станции Бикин, но их бронепоезда оказались без снарядов и им пришлось отступить в "нейтральную зону".
      Когда части НРА пошли в преследование отступавших белых, то на границе "нейтральной зоны" столкнулись с японскими войсками и по приказу военного министра Дальневосточной Республики В.К. Блюхера отошли назад, заняв позиции на правом берегу реки Иман. После этого боевые действия прекратились.
      Неудачный поход Белоповстанческой армии вызвал разлад в стане белых. Каппелевцы выступали за "Народное собрание", организовавшее "Кабинет министров" во главе с генералом Старковским. Семеновцы поддерживали правительство братьев Меркуловых. Японское командование примирить их так и не смогло.
      Конфликтная ситуация закончилась тем, что братья Меркуловы в июне 1922 года (с согласия японского командования) передали правительственную власть в Приморье колчаковскому генерал-лейтенанту М.К. Дитерихсу. Он был избран приморским земским собором Единоличным правителем и воеводой земской рати. "Земский воевода" Дитерихс переименовал Белоповстанческую армию в Земскую рать, а основной административной единицей Южного Приморья сделал церковный приход. В его правительстве Н.Д. Мер-кулов сохранил за собой пост министра внешних дел.
      Командование японского экспедиционного корпуса передало Дитерихсу Спасский укрепленный район. К сентябрю 1922 года численность Земской рати доводится до 8 тысяч человек, и она начала новое наступление на Дальневосточную Республику. Оно проходило в условиях, когда японцы начали повсеместный отвод интервенционистских войск к портовому Владивостоку. Оставляемые позиции со всем военным имуществом японцы передавали белогвардейцам.
      В Токио произошла смена правительства и к власти пришел Кабинет министров во главе с адмиралом Хирохару Като, одним из инициаторов военной интервенции Антанты на Дальнем Востоке и в Восточной Сибири. 24 июня новое правительство Японии принимает решение эвакуировать свои экспедиционные войска из Южного Приморья (но только из него) к 1 ноября 1922 года. Об оставлении Северного Сахалина (Карафуто) в японской столице даже и слышать не хотели.
      Северный Сахалин стал камнем преткновения на Чанчуньской мирной конференции, проходившей в сентябре 1922 года в китайском городе Чаньчунь. Японская делегация пыталась добиться от делегаций РСФСР и Дальневосточной Республики признания захвата Северного Сахалина как "компенсации" за "николаевский инцидент", в ходе которого приамурскими партизанами был наголову разгромлен японский гарнизон в городе Николаевске-на-Амуре. В знак протеста против такого требования Токио делегации РСФСР и ДВР покинули Чанчунь, и конференция на том и закончилась.
      В том же сентябре белая Земская рать начала наступление на Дальневосточную Республику, но смогла захватить только станцию Шмаковку. После боев с главными силами Народно-революционной армии белогвардейцам пришлось отступить в Спасский укрепленный район, который был создан японцами в 1921 году в самом центре Приморского края. Он состоял из семи сомкнутых полевых редутов с блиндажами, прикрытых окопами и проволочными заграждениями. Эти недавние японские укрепления прикрывали город Спасск со всех сторон.
      В октябре 1922 года в ходе Спасской наступательной операции Народно-революционной армии под командованием И.П. Уборевича Земская рать была разгромлена и ее деморализованные остатки отступили в Маньчжурию и к Владивостоку. Последние бои произошли у селений Вознесенское и Монастырище.
      Когда наступавшие советские войска НРА 19 октября заняли железнодорожную станцию Океанская и вплотную подошли к окраинам Владивостока, то здесь они были встречены японскими войсками, изготовившимися для боя. Их командующий генерал Тачибана потребовал, чтобы советское командование приказало своим частям отойти. Во избежание боевого столкновения войска Народно-революционной армии отошли назад к станции Угольная.
      Сюда для переговоров прибыли японский, американский и британский консулы во Владивостоке. Главной темой состоявшихся переговоров была личная безопасность и сохранность имущества иностранных граждан, оказавшихся по разным причинам в столице Приморья. Консулам в ответ было заявлено, что революционные войска смогут обеспечить в городе строгий порядок.
      Пока шли переговоры, японцы успели взорвать часть фортов и других укреплений Владивостокской морской крепости времен русско-японской войны 1904-1905 годов. Были разграблены военные склады и портовые пакгаузы - их содержимое грузилось на корабли интервентов и захваченные ими русские суда Добровольческого флота. В знак протеста против всего этого во Владивостоке началась всеобщая забастовка трудящихся города. Тысячи портовых грузчиков отказались грузить уходившие навсегда из России корабли.
      Переговоры на станции Угольной завершились только 23 октября, когда командование японского экспедиционного корпуса согласилось на встречу с командованием Народно-революционной армии. На следующий день стороны подписали договор о передаче города Владивостока под полный контроль НРА.
      В два часа дня 25 октября 1922 года стоявшая в бухте Золотой Рог многочисленная японская эскадра с последними экспедиционными войсками на борту и суда с отправлявшимися в эмиграцию белогвардейцами подняли якоря и стали выходить в открытое море. Японцы задержались ненадолго на острове Русском, но через несколько дней оставили и его крепостные укрепления.
      В четыре часа дня того же 25 октября войска Народно-революционной армии торжественно, без единого выстрела, вступили в город Владивосток, население которого приветствовало своих освободителей от интервентов. Гражданская война на Дальнем Востоке завершилась. 14 ноября 1922 года "буферная" Дальневосточная Республика прекратила свое существование. На следующий день в Москве ВЦИК принял декрет, по которому вся территория ДВР (за исключения оккупированного японцами Северного Сахалина) вошла как составная часть в Советскую Россию, в РСФСР.
      Японские войска оставались на Северном Сахалине до 1925 года, но в мае месяце им пришлось эвакуироваться и оттуда. Судьба Южного Сахалина, который старая Россия потеряла в ходе русско-японской войны, была решена в 1945 году, когда на Тихом океане закончилась Вторая мировая война.
      Япония, прежде всего милитаристская часть ее военного командования, не оставили в "покое" советский Дальний Восток. В Маньчжурии укрылись остатки семеновских и каппелевских войск, которые осели в приграничных районах Маньчжурии и в зоне КВЖД. Японцы продолжали оказывать здесь немалую помощь атаману Г.М. Семенову, генералу И.Ф. Шильникову и другим белым предводителям, не желавшим складывать оружия в борьбе против Советской власти.
      На Охотском побережье и на Камчатке еще продолжали удерживаться сильные отряды белогвардейцев под командованием Бочкарева, Бирича, Пепеляева, которым покровительствовала японская сторона. Они были разгромлены морскими экспедиционными войсками Красной Армии в 1922-1923 годах.
      Из Маньчжурии на территорию Дальнего Востока и Забайкалья в 20-е годы многократно прорывались большие и малые белогвардейские отряды, которые в своем большинстве (прежде всего семеновцы) находились на содержании у японского командования в Маньчжурии. Дальневосточная советская граница - в Забайкалье, Приамурье и Приморье долгие годы оставалась "горячей". Сравнить маньчжурскую границу можно было только с государственной границей Советского Союза в Средней Азии, через которую до середины 30-х годов прорывались басмаческие банды.
      Только на участке одного Гродековского пограничного отряда за десять лет (с 1925 по 1935 год) советскими пограничниками было задержано: нарушителей - 31 092, шпионов (японских) - 384, диверсантов - 37, бандитов - 216 и контрабандистов - 9679 человек. У лиц, стремившихся с разными целями перейти здесь советско-маньчжурскую границу, только за два года было изъято: винтовок - 3 847, револьверов-1077, пулеметов - 2, гранат - 92, патронов - 18 140 штук.
      Страна Восходящего Солнца, ее правящие милитаристско настроенные круги и высшее военное командование не расстались с желанием утвердиться на материковой части Азиатского континента, в том числе и на советском Дальнем Востоке. Япония начинает собираться с силами, чтобы заявить о своих территориальных притязаниях к соседним государствам в начале Второй мировой войны. Свою "континентальную поступь" страна Восходящего Солнца начинает с Маньчжурии.
      25 февраля 1926 года города на Японских островах оделись в траурный наряд. Умер божественный микадо - император Японии Есихито. Ушла в прошлое эра Тайсе - эра царствования покойного императора. На престол вступил молодой император Хирохито. Началась новая эра - эра Сева.
      Весной 1927 года к власти в стране Восходящего Солнца пришло правительство премьер-министра и по совместительству министра иностранных дел Гиити Танаки - барона, отставного генерала, участника русско-японской войны, принадлежавшего к древнему самурайскому роду и хранившего приверженность к прошлому.
      Становление Танаки у руля государственной власти предопределяло внешнеполитический курс Японии. Мировоззрение отставного генерала полностью соответствовало самурайским традициям, принципам "Кодо" - политике захвата чужих земель, как далеких, так и близких, и "Хакко Итио" - восемь углов под одной крышей, то есть политика мирового господства расы Ямато, которую проповедовал еще легендарный японский император Дзимму. Был Гиити Танака фанатически верен и "Бусидо" - кодексу самурайской чести.
      Новый премьер-министр вскоре после вступления в должность, в июне 1927 года, провел за закрытыми дверями под покровом непроницаемой государственной тайны конференцию по делам Востока. После этой конференции Танака создал свой печально знаменитый меморандум от 7 июля 1927 года. Созданный им документ был персонально адресован микадо - "сыну неба". Форма обращения к нему в меморандуме была самой почтительной:
      "Премьер-министр Танака Гиити от имени Ваших многочисленных подданных нижайше вручает Вашему Величеству меморандум об основах позитивной политики в Маньчжурии и Монголии".
      Планы премьер-министра Танаки были грандиозны - создание огромной континентальной империи и в последующем завоевание мирового господства:
      "...Для того, чтобы завоевать Китай, мы должны сначала завоевать Маньчжурию и Монголию. Для того, чтобы завоевать мир, мы должны сначала завоевать Китай".
      Война с Советским Союзом в меморандуме Танаки рисовалась неизбежной:
      "Продвижение нашей страны в ближайшем будущем в район Северной Маньчжурии приведет к неминуемому конфликту с красной Россией. В этом случае нам вновь придется сыграть ту же роль, какую мы играли в русско-японской войне... В программу нашего национального развития входит, по-видимому, необходимость вновь скрестить мечи с Россией на полях Южной Маньчжурии для овладения богатствами Северной Маньчжурии..."
      Меморандум Гиити Танаки определит всю дальнейшую внешнеполитическую устремленность империи на Японских островах. Она будет искать в Европе союзников-единомышленников, крепить свой военно-экономический потенциал, всемерно поднимать мощь своей армии и флота. И, естественно, вновь пробовать себя на завоевательном поприще - на Азиатском континенте и островах Тихого океана.
      Отношения между Советским Союзом и Японией в самом начале 30-х годов стали осложняться именно из-за Маньчжурии, как это было на заре XX столетия. В Токио с большой озабоченностью следили за любым проявлением "советского влияния" в северо-восточных провинциях Китая и не делали для Москвы секрета из этого. Так, 28 октября 1931 года японский посол Хирахита посетил заместителя народного комиссара по иностранным делам СССР Л.М. Карахана и по поручению своего правительства сделал нижеследующее заявление:
      "Со времени возникновения японо-китайского инцидента (речь идет об агрессии Японии против Китая. - А.Ш.) между нами не было никаких событий, которые бы отразились на наших отношениях, что можно считать большим счастьем.
      Только за последнее время в Маньчжурии идут разные слухи, которые касаются взаимоотношений различных генералов или генеральских групп. Японское Правительство, считая это полезным для наших отношений, предписало послу сообщить информацию, которую оно по этому поводу имеет
      Ген(ерал) Ма (Ма Чжаншань) (цицикарский) перед выездом из Сахаляна около 12-13 октября совещался с офицером Красной Армии, который приехал из Благовещенска.
      В армии ген(ерала) Ма имеются советские инструкторы.
      Ген(ерал) Ма говорил, что имеется соглашение, по которому он получает из Советского Союза военные аэропланы, зенитные орудия и летчиков.
      На западной линии КВЖД, около Цицикара, сосредоточиваются товарные вагоны, из коих 300 вагонов - в районе станции Маньчжурии (пограничной с СССР. - А.Ш.)
      Китайские войска Хэйлунцзянской провинции, которые находятся на северном берегу р. Нонхо (Нуньцзян), получают орудия из Советского Союза.
      С поездом, который шел из Цицикара к конечному пункту Таонань Цицикарской железной дороги, отправлено 12 зенитных орудий, 4 полевые пушки и другие орудия, снаряды и военные материалы, которые хэйлунцзянские войска получают из СССР.
      По заявлению ген(ерала) Ма, в Советском Союзе около станции Даурия концентрируются советские войска в количестве 20-30 тыс. чел.; кроме того, там имеется 600-700 товарных вагонов. Имеется намерение послать эти войска в Маньчжурию..."
      Заместитель наркома по иностранным делам Л.М. Карахан в ответном заявлении сказал: "Правительство СССР не может не выразить своего изумления по поводу сделанного 28 октября с.г. японским послом г. Хирохита от имени Японского Правительства заявления, ссылающегося на лишенные всякой почвы измышления и слухи, исходящие от безответственных лиц из японских или китайских кругов..."
      Заявление японского посла в Москве не имело каких-либо серьезных последствий. Но оно убедительно свидетельствовало о том, насколько бдительно относилась японская сторона к любым контактам своего северного соседа в Маньчжурии. В основу заявления посла легла собранная шпионская информация, достоверность которой Карахан решительно отверг.
      Приведенное заявление позволяет сделать вывод, что в Токио считали сферой жизненных интересов империи на Японских островах не только Южную, но и всю Северную Маньчжурию. Там уже была "запраграммирована" неизбежность военного конфликта Японии с Советским Союзом. Вопрос был только во времени.
      Однако перед нападением на американскую военно-морскую базу Перл-Харбор на Гавайских островах Япония проведет разведку боем сил и реальных боевых возможностей советской Рабоче-Крестьянской Красной Армии у озера Хасан и на реке Халхин-Гол. Если Хасанские события относятся к пограничному военному конфликту, то боевые действия на монгольской границы у реки Халхин-Гол сравнимы только с локальной, но необъявленной войной.
      Глава вторая
      ХАСАН
      Скоротечные события у ранее безвестного в истории приморского озера Хасан стали своеобразным послесловием оккупации Японией соседней Маньчжурии, которая завершилась к марту 1932 года. Захват северо-восточных провинций Китая был проведен японской армией после ряда "серии" инсценировок. Французская журналистка Андре Виолис в своей книге "Япония и ее империя" так рассказывает о начале экспансии императорской армии в Маньчжурии:
      "...Они (офицеры японской армии. - А.Ш.) ждут только предлога, чтобы вмешаться в дело, а найти предлог или спровоцировать его всегда легко."
      Действительно, 18 сентября 1931 года две роты солдат регулярной армии маршала Чжан Сюэ-ляна (так по крайней мере уверяют японские офицеры) "забавлялись" в окрестностях Патаина близ Мукдена тем, что стали взрывать части железнодорожной линии. Японская железнодорожная охрана (на самом деле это были две роты солдат) пыталась помешать этой игре, из-за которой ночью железнодорожный состав сошел с рельс. Завязывается перестрелка. Сотня китайских солдат из состава мукденского гарнизона спешит на помощь своим.
      "Японская железнодорожная охрана" рассеивает их, преследует до казарм и, не задерживаясь там, захватывает арсенал, занимает весь Мукден и располагается там. Одновременно в 9 часов утра 19 сентября на мукденские казармы и местный военный аэродром обрушивается огонь японской артиллерии. Китайские войска гарнизона и охранная полиция численностью до 10 тысяч человек разбегаются. Летчики оставляют аэродром со сгоревшими самолетами и ангарами. Затем японцы (солдат было всего около 500 человек) объясняют, что они не тронутся с места.
      Эти действия, означавшие дебют японского выступления в Маньчжурии, внешне явились неприятной неожиданностью для токийского правительства. "Виновником" виделся генерал-губернатор Кореи Угака и ротные пехотные офицеры, командование императорскими войсками в Маньчжурии.
      На другой день Кабинет министров собирается на экстренное заседание. Барон Сидехара с одобрения своих товарищей по кабинету заявляет, что инцидент должен быть локализован и военные действия приостановлены.
      Генеральный консул в Мукдене г. Хаяси получает поручение передать эти правительственные решения генералу Хондзе, главнокомандующему японских войск в Маньчжурии. Но генерал Хондзе уже получил от генерального штаба из Токио непосредственный и противоположный приказ, он отказывается принять генерального консула.
      Таким образом разрыв между армией и правительством вступает в новый фазис. Начинается открытая борьба.
      Кабинет министров решает, что армия, расположенная в Маньчжурии, не получит больше никаких подкреплений, но через несколько дней подкрепления посылаются, и военный министр заявляет, что только местные японские военные власти в Маньчжурии могут судить о том, нужны ли подкрепления или нет.
      - Никаких наступлений, никаких сражений! - декретирует токийское правительство.
      А спустя две недели японские войска уже сражаются на берегах реки Нонни, и японские части наступают на Цицикар и занимают этот важный пункт. Перед этим, уже к 20 сентября, ими были за-хвачены все крупные города к северу от Мукдена до реки Сунгари...
      Не заботясь больше о токийском правительстве и даже устранив его представителя - генерального консула Хаяси, генерал Хондзе и его штаб, образованный из молодых, интеллигентных, энергичных и честолюбивых офицеров, начинает организовывать свою власть в занятых областях..."
      На захваченной территории, чтобы как-то успокоить общественное мнение - прежде всего в собственной стране, было создано "свободное" марионеточное государство Маньчжоу-Го (Манджуго). На его престол японцы возвели Пу И - последнего отпрыска династии китайских (маньчжурских) императоров, которые лишились пекинского престола в 1911 году. Монарх Маньчжоу-Го был окружен чужеземными советниками и реальной властью не обладал. Он был не больше, чем "автомат и послушная игрушка в руках японцев".
      Генерал Садао Араки, вступивший в должность военного министра, заявил, что первая линия обороны Японии должна быть вынесена в юго-восточный район Байкальского озера. Говоря об аннексии Маньчжурии (по этому случаю Лига Наций создала специальную следственную комиссию), генерал Араки неоднократно повторял, что японская армия никогда не оставит Маньчжурии и что она не допустит никакого вмешательства в свои действия.
      Предшественник генерала Садао Араки на влиятельнейшем посту военного министра императорского правительства генерал Минами во всем отстаивал экспансионистские действия японской армии в Маньчжурии. Так, 5 августа 1931 года, выступая на собрании командиров дивизий сухопутной армии, Минами решительно атаковал предложения правительства, членом которого он является.
      - Лица, стоящие вне армейских кругов, - сказал он, не отдают себе достаточного отчета в жертвах, которые армия приносит. Они так же мало понимают сущность внутреннего положения Японии, как и ее международную ситуацию. В своем непонимании они увлекаются разоружительными тенденциями и отдают свои силы на служение пропаганде, которая вредна и опасна для интересов и армии, и страны в целом. На вас, командиров армейских дивизий, выпадает долг бороться против этого духа и пропагандировать подлинную правду среди офицерства и солдат, состоящих под вашей командой.
      Тот же генерал Минами, будучи на посту военного министра, сформулировал роль императорской армии в "континентальной" политике страны Восходящего Солнца. Речь, естественно, начиналась с Маньчжурии, как составной, исторической части Китайской Республики. Генерал Минами так выразил свои экспансионистские идеи:
      "Престиж Японии в Маньчжурии и Монголии близок к тому, чтобы исчезнуть одновременно с угасанием доблести дерзновенной энергии японского народа. Пусть каждый японский солдат отдаст себе отчет в значении маньчжурской проблемы для японского народа и пусть каждый исполнит свой военный долг".
      Предыстория захвата Японией северо-восточных провинций Китая (Маньчжурии) относится к 1927 году. Тогда в столице страны Восходящего Солнца состоялось представительное совещание, которое выработало стратегическую линию геополитических устремлений империи на ближайшее и перспективное будущее. Итоговый документ токийского совещания получил название "Меморандума Танаки". В нем говорилось:
      "Овладев всеми ресурсами Китая (под Китаем подразумевались еще и Маньчжурия с Внешней Монголией. - А.Ш.) мы перейдем к завоеванию Индии, стран южных морей, а затем к завоеванию Малой Азии, Центральной Азии и, наконец, Европы".
      Еще до полной оккупации Северо-Восточного Китая (Маньчжурии) японским Генеральным штабом в конце сентября 1931 года был разработан документ, получивший название "Основные положения оперативного плана войны против России". Среди прочего, этот документ предусматривал "выдвижение японских войск к востоку от Большого Хингана и быстрый разгром главных сил Красной Армии". После этого предусматривался захват Северной Маньчжурии и советского Приморья.
      В мае 1933 года военный министр Садао Араки, выступая перед губернаторами страны, заявил: "Япония должна неизбежно столкнуться с Советским Союзом. Поэтому для Японии необходимо обеспечить себя путем военного захвата территории Приморья, Забайкалья и Сибири".
      Японцы "обустраивали" Маньчжурию в военном отношении, как принято говорить, капитально. За два года было построено свыше 1000 км железных дорог и проложено 2000 км шоссейных дорог. Большинство из них имели направление к дальневосточным границам СССР или шли вдоль нее. Далеко не все эти пути-дороги имели хозяйственное значение. Особенно это относилось к железнодорожной ветке от корейского порта Унгий (Юки) до приграничного с Маньчжоу-Го города Онсен (Нанье). На маньчжурской территории она соединилась с железнодорожным путем Дуньхуа - Тумынь. Это была хорошая коммуникационная линия в направлении на Владивосток.
      Маньчжурия становится тем плацдармом на континенте, откуда Япония готовилась совершить "экспроприацию" территорий своих соседей. Таковых здесь было три - Республика Китай, Монгольская Народная Республика и Советский Союз. В Токио, разумеется, желали сперва достичь военного успеха над слабейшим из соседей. В Маньчжоу-Го размещается треть императорской армии - пока еще 130-тысячная Квантунская армия. В качестве союзника можно было привлечь и армию императора Пу И. Численность его малобоеспособных и плохо вооруженных войск равнялась 110-115 тысячам человек.
      Фактическим хозяином в Маньчжурии становится не сколько токийское правительство, сколько высшее командование японской императорской армии. Оно управляло "свободным" государством Маньчжоу-Го, императором Пу И и его Кабинетом министров. Военный министр генерал Садао Араки по этому поводу говорил:
      "Государство Манджуго - это не что иное, как детище японской армии, а господин Пу И - это ее манекен. Армия наложила свою руку на Маньчжурию, она, а не кто-либо другой управляет делами этого государства, она управляет его войсками, его финансами, его полицией, она проникла всюду, она каждый день вводит своих чиновников в государственный аппарат Манджуго, для того чтобы лучше распространить свою власть в стране. Манджуго - это ленное владение японской армии. Она стремилась к тому, чтобы обратить ее в свое владение с первого дня вступления японских солдат в эту страну. Никогда японская армия не выпустит его из своих рук, даже если правительство это потребует, но правительство никогда этого не потребует, потому что армия и здесь, в Японии, является хозяином положения".
      Маньчжурский театр военных действий обустраивался чрезвычайно быстро. К 1937 году здесь уже было 43 военных аэродрома и около сотни посадочных площадок. Железные дороги протянулись на 8,5 километров. Квантунская армия состояла из 6 дивизий и имела свыше 400 танков, около 1200 орудий и до 500 самолетов. Все это предназначалось, как было решено на Японских островах, для начала большой войны против Китайской Республики. Последняя переживала далеко не лучшие свои дни: ее армия была слаба, еще слабее выглядела промышленность, а центральному правительству Чан Кайши не подчинялись многие провинции.
      7 июля 1937 года началось новое вторжение Японии в Китай. Поводом стали события всего в 12 километрах от Бэйпина (Пекина), где пехотинцы 5-й смешенной бригады генерала Кавабэ разгромили местный гарнизон. Вина, естественно, за "пограничный" инцидент пала на китайскую сторону. Однако задуманная в Токио идея "одноактной войны" не осуществилась и японская армия стала увязать в Китае. К тому же правительство партии гоминьдана во главе с Чан Кайши обратилось за помощью к Советскому Союзу и такая помощь Китаю была оказана.
      В первой половине 1938 года Советский Союз предоставил Китаю кредиты на льготных условиях на сумму 100 миллионов долларов. В Китай были направлены 477 самолетов, 82 танка, 725 пушек и гаубиц, 3825 пулеметов, 700 автомашин, большое число боеприпасов. Всего с октября 1937 года по октябрь 1939 года СССР поставил Китайской Республике 985 самолетов, более 1300 артиллерийский орудий, свыше 14 тысяч пулеметов, а также боеприпасы, различное оборудование и снаряжение.
      В Китайскую Республику прибыло большое число советских военных специалистов и советников. Особенно много было военных летчиков, сразу начавших принимать активное участие в боевых действиях против японской армии. Широкий резонанс, например, вызвал факт налета бомбардировочной китайской авиации в 1938 году на Японские острова - на остров Кюсю, города Сасебо и Нагасаки. Только вместо бомб на землю полетели кассеты с листовками с обращением к японскому народу. Шестеркой тяжелых бомбардировщиков управляли советские экипажи.
      В Токио рассматривали захват Китая как преддверие большой войны против Советского Союза. Показательно в этом отношении выступление начальника второго управления японского Генерального штаба генерала Т. Нагаты, в котором было сказано, что для войны против Советского Союза "необходимо иметь в тылу 500-миллионный Китай, который должен стоять за японскими самураями как громадный рабочий батальон, и значительно повысить производственные мощности Японии и Маньчжурии".
      К тому времени японский Кабинет министров Коноэ уже одобрил оперативный план "Оцу" для действий на советской дальневосточной границе. Согласно этому плану первоначально планировалось захватить города Уссурийск, Владивосток и Иман, а затем Хабаровск, Благовещенск и Куйбышевку-Восточную. Надлежало отсечь советскую Особую Дальневосточную армию от войск Забайкальского военного округа. Одновременно намечалось вторжение в Монголию.
      В 30-е годы высшее японское командование уже имело выработанный план военного вторжения в Советский Союз по трем направлениям - восточном (приморском), северном (амурском) и западном (хинганском). Генеральный штаб Японии и штаб размещенной в Маньчжурии Квантунской армии имели большие надежды на успешное осуществление этого плана. При этом императорский генералитет уповал на следующие факторы:
      "а) в войне против СССР примут участие не только японские, но и маньчжурские войска;
      б) сражения в приграничных районах японские войска будут вести по внутренним операционным линиям, а советские - по внешним;
      в) разгром советских соединений будет осуществляться поодиночке в начальный период войны;
      г) советские базы ВВС будут быстро уничтожены, что устранит серьезную опасность с этой стороны;
      д) в кратчайший срок будет перерезана Транссибирская железнодорожная магистраль, которая расположена в непосредственной близости от Маньчжурии;
      е) по сравнению с прежним периодом появилась возможность составить конкретные планы операций и проводить детальную подготовку к их осуществлению".
      В Японии не только планировали военные действия против советского Дальнего Востока и юга Сибири, но и "расписывали" предстоящую войну против СССР. Показательна в этом отношении книга Хираты Синсаку "Как мы будем воевать", изданная в Токио в 1933 году и получившая в свое время немалую известность на Японских островах. Автору книги трудно отказать в знании военного дела, противника и предстоящего театра войны:
      "...Первыми пунктами столкновения обеих армий явятся: во-первых, направление Пограничная - Владивосток, во-вторых, Благовещенское направление и, в-третьих, направление Маньчжурия - Даурия...
      В первую очередь необходимо бомбардировать и уничтожить Спасскую Ленинскую авиабригаду, ибо выступление сильной бригады в 150 самолетов нанесет нашей армии сильный урон, и не только фронтовым частям, но и местам дислокации частей в Корее и Гиринской провинции...
      Наша авиация, даже ценой потери всех своих самолетов, должна уничтожить Ленинскую авиабригаду...
      Падет ли Владивосток через неделю, или он продержится месяц, или же, как Порт-Артур, около года? Этот вопрос до наступления событий не может быть решен, однако, думается, осада не затянется слишком долго. Потерявшая авиацию Красная Армия не сможет долго обороняться.
      Противник будет еще причинять нам урон О(травляющими) В(еществами) и тяжелой артиллерией, но падение Владивостока уже явится предрешенным. Концом обороны этих укреплений будет либо выкинутый белый флаг, как это имело место в Порт-Артуре, либо ожесточенный рукопашный бой пехоты в противогазах, либо (и это будет честью для Красной Армии) Владивосток будет занят после полного уничтожения его гарнизона...
      Как перейти Амур
      ...На северном берегу Амура длинной змеей растянулись позиции Красной Армии. Десятки орудий и сотни пулеметов образуют линию перекрестного заградительного огня, создавая сильную оборону.
      При переправе здесь разгорится ожесточенный бой, который может быть назван современным Удзикавским сражением.
      Наша армия, поразившая мир переправой через Луанхэ в мае 1933 г., ценой большого урона, окрасив воды Амура в цвет крови, все же возьмет Благовещенские позиции..."
      Квантунская армия превращается в мощную группировку войск. Срок службы в ней всему призывному контингенту продлевается на один год. Подготовленные резервисты постоянно пополняют ее ряды. Суть оперативного плана Квантунской армии на 1937 финансовый год состояла в следующем:
      "1. Итоги оперативной политики и цели. С началом военных действий Квантунская армия выдвигает основные свои силы к восточной границе, где захватывает и закрепляет за собой ключевые пункты. Сосредоточившись на границе, Квантунская армия (в течение примерно 30 дней) прикрывает прибытие пополнений из метрополии и Кореи и их сосредоточение в Маньчжурии. Получив пополнение, Квантунская армия наступает в южные районы Приморского края с тем, чтобы ослабить и разгромить главные силы советской Дальневосточной армии. В это время войска Северного и Западного фронтов ведут сдерживающие действия...
      Разгромив главные силы противника в южных районах Приморского края и удерживая оккупированные районы частью сил, японские войска перегруппировывают свои главные силы на северный и западный фронты, наносят удары и громят силы противника, которые могли вторгнуться в Маньчжурию на этих направлениях, затем наступают до рубежа Рухлово - западные скаты Б. Хингана..."
      К предстоящим боям против вооруженных сил СССР в Японии готовились заранее и обстоятельно. В 1933 году в Токио издается с предисловием тогдашнего военного министра Садао Араки секретная брошюра для пользования только офицерскому составу армии. Ее название говорило само за себя "Красная Армия и способы борьбы с ней".
      Японская императорская армия готовилась по новым уставам, принятым в 1929 году. В них был учтен опыт Первой мировой войны и последующих военных конфликтов. В армии была принята групповая тактика, хотя она все еще продолжала тяготеть к линейным порядкам и к густым построениям.
      Шло быстрое насыщение армии современной боевой техникой и техническими средствами вооруженной борьбы. Применение авиации соответствовало высоте современных требований. Однако танки использовались только для непосредственной поддержки наступающей пехоты, но не для глубокого прорыва в глубь обороны противника. Шла проработка действий моторизованных и мотомеханизированных войск.
      Императорская армия воспитывалась в наступательном духе. Оборона признавалась скорее злом, которого всемерно следовало избегать - отсюда просматривалось некоторое пренебрежение армейского начальства к вопросам обороны и к ее фортификационному, инженерному обеспечению. Шанхайская операция японской армии, проведенная в марте 1932 года, хорошо высветила этот недостаток в армейской боевой подготовке.
      Однако японское военное искусство выигрывало в другом: ведении встречного боя, умении совершать быстрые переходы, способности войск действовать в любых условиях местности, днем и ночью. Японского солдата-пехотинца учили совершать форсированные переходы по 50-60 километров в день. Большая ставка делалась на внезапность наступательных действий, умение отрываться от преследующего противника и навязывать ему свою инициативу в ходе боя.
      Особой заботой военного министерства Японии были офицерские кадры, состоявшие почти исключительно из самурайского сословия. Старших и младших офицеров обязывали иметь хорошую полевую выучку, и поэтому японский офицер хорошо знал свое дело, то есть он был профессионалом.
      Унтер-офицерский состав в своем большинстве состоял из сверхсрочнослужащих и был хорошо подготовлен. Каждого армейского унтер-офицера настойчиво готовили к тому, чтобы он был способен заменить в бою своего командира-офицера.
      Подготовка солдат выглядела по меркам 30-х годов вполне удовлетворительной. Благодаря своей грамотности и допризывной подготовке, а также дисциплинированности и усердию японский солдат в течение своей двухлетней срочной службы основательно знакомился с военным делом. Командиры стремились воспитать у него высокую физическую выносливость и способность к напряженной боевой деятельности. В армии царил суровый режим, что также являлось важным воспитательным фактором.
      В марте 1938 года в Японии принимается закон о всеобщей мобилизации, чтобы с началом будущей и скорой Второй мировой войны страна вступила в нее с полностью отмобилизованными вооруженными силами. В Маньчжурии, как грибы, растут военные казармы и городки, которые могли принять полтора миллиона солдат. Три четверти из них были построены вблизи советских границ.
      Советская дальневосточная граница еще со времени окончания Гражданской войны оставалась "горячей". Если раньше через нее прорывались вооруженные отряды белоэмигрантов и "шалили" так называемые белокитайцы, то со времени захвата Маньчжурии японцами картина на границе стала меняться. Теперь ее нарушителями все чаще и чаще оказывались японские военнослужащие. Официально было зарегистрировано 231 нарушение государственной границы СССР, из них 35 крупных боевых столкновений - всего за три года (1936-1938).
      Особенно тревожная картина складывалась на советской государственной границе в Приморском крае. Здесь самыми "горячими" оказались участки Турий Рог и у озера Ханка, Посьетского пограничного отряда, Полтавского и Гродековского укрепленных районов, а также на реке Амур - близ городов Хабаровск и Благовещенск. 26 февраля японцы обстреляли советский пограничный наряд на острове № 211 на реке Аргунь. 27 мая японцы устроили на советской территории засаду и, захватив пограничника красноармейца Кривенко, увели его к маньчжурам. В начале июня пограничники Посьетского отряда задерживали группу из 29 "японских диверсантов".
      На участке Гродековского пограничного отряда неоднократно задерживались японские военнослужащие (часто - армейские офицеры), которые нередко были переодеты в китайскую одежду. Так, на заставе Сианхе наряд из двух красноармейцев - Сырчикова и Ферапонтова задержал целую группу японских солдат во главе с офицером и обезоружил их. Приведенные на заставу нарушители границы были посажены под арест в баню и после допроса отпущены на ту сторону. На допросе японский офицер заявил, что он обижен и оскорблен тем, что простой рядовой солдат посмел разоружить офицера императорской армии.
      Японские военнослужащие многократно углублялись на советскую территорию целыми отрядами, откровенно провоцируя советских пограничников на огневую схватку. Были случаи захвата жителей приграничных селений. Японские офицеры не раз заявляли в ходе таких пограничных инцидентов: "Территория васа будет наса". В ходе боевых столкновений с нарушителями государственной границы пограничные заставы несли потери убитыми и ранеными.
      29 января 1936 года одна из маньчжурских охранных рот, расположенная недалеко от границы, перебила своих офицеров-японцев, захватила оружие и снаряжение, сожгла казармы и перешла советскую границу с целью сдачи. Маньчжурские солдаты объясняли свои действия нежеланием служить у японцев, которые являются захватчиками китайской территории, на которой творят насилие над местным населением. Охранная рота, сложившая оружие, была интернирована и отправлена в тыл.
      Майор А. Агеев из Гродековского пограничного отряда в одном из оперативных донесений сообщал, что "30 января 1936 года в 14 часов 13 минут две роты японо-маньчжур нарушили советскую границу на полтора километра в районе пади Мещеряковской. Несмотря на численное их превосходство, наши малочисленные наряды нанесли налетчикам сокрушительный контрудар. Потеряв 31 убитыми, 23 ранеными и 24 обмороженными, налетчики бежали за пределы советской земли. С нашей стороны в бою смертью храбрых пали четыре бойца..."
      На том же участке государственной границе советским пограничникам 24 ноября того же 1936 года пришлось выдержать еще один упорный бой с японцами, имевшими на вооружении несколько пулеметов. Начальник погранзаставы Евграфов рассказывал:
      "В 16.20 я получил донесение, что японский конно-пеший отряд нарушил границу. Подал команду: "В ружье!" Быстро оседлав лошадей, мы поехали на ликвидацию японского отряда, численность которого составляла 60 человек. Командиру отделения Киселеву с 8 бойцами я приказал отрезать японцам путь отхода за кордон. Сам же я с группой бойцов в 12 человек решил окружить японцев и уничтожить. Противник открыл ружейно-пулеметный огонь. На расстоянии 200 метров от японцев я отдал приказание: "Открыть ответный огонь!" В это же время открыла огонь группа отделенного командира Киселева. Мы пошли в атаку. Японцы не выдержали нашего натиска и, оставив на месте убитых, стали трусливо отходить на следующий рубеж. По моему приказанию бойцы обеих групп стали забрасывать врага ручными гранатами, а затем перешли в рукопашный бой. Враг не выдержал, бросил и второй рубеж. Мы выполнили свой долг: разбили наголову самураев, потерявших в этом бою 18 убитыми и 7 ранеными. Отбросив их штыками с нашей советской земли, мы выполнили приказ нашего правительства: если враг переступит одной ногой через границу - отрубить ему эту ногу, а если он перейдет через границу уничтожить его".
      На участке пограничной заставы Пакшехори японский отряд, перейдя границу, укрепляется на сопке, на которой устанавливает ручные и станковые пулеметы. Японцы отходят на свою сторону только после ожесточенной схватки. В ходе боя им на помощь подоспел кавалерийский отряд, который спешился напротив советской пограничной заставы и окопался. Его тоже пришлось выбивать за кардон силой.
      Нарушители границы (в оперативных сводках они назывались "японо-маньчжурами") при переходе советской границы занимались разрушением пограничных знаков - столбов из дерева или камня. Вокруг одного из таких пограничных столбов под № 26 на участке пограничной заставы Турий Рог в Приморье бой длился почти целый день, причем японцев поддерживала своим огнем пушка.
      Пограничные конфликты проходили также и на реке Уссури. Так, на один из ее островов высадился с двух военных катеров и двух больших лодок отряд японских военнослужащих, которые сразу же укрепились. Когда на остров прибыли тревожные группы советских пограничников под командованием лейтенантов Коновалова и Авдеева, младшего политрука Шамрая, то их встретили огнем из винтовок и пулеметов. Жаркий бой на острове посреди реки Уссури длился два часа. Шесть нарушителей были взяты в плен вместе с китайцами-перевозчиками, остальные сумели бежать на противоположный речной берег...
      Не менее тревожной была картина и на море. Здесь нарушения выражались прежде всего в незаконном, хищническом лове рыбы в советских прибрежных водах. Если в 1936 году было задержано всего 21 японское судно-нарушитель, то в следующем году их число достигло 77 рыболовецких судов-шхун. Советские морские пограничники постоянно докладывали своему командованию о "наглом поведении рыбопромышленников" сопредельной стороны в наших территориальных водах и при их задержании.
      В 1938 году японская сторона осуществила настоящее вторжение в рыболовную зону своего северного соседа. Туда решительно вошла настоящая армада из 1500 рыбопромысловых судов под охраной двух десятков вооруженных разведывательно-дозорных шхун, около двух дивизионов миноносцев и нескольких подводных лодок. Мировая история морской пограничной службы такого еще не знала.
      Такое можно объяснить только одним: Япония почувствовала свою вызревшую с начала XX столетия военную мощь. Советские военно-морские силы на Дальнем Востоке были немногочисленны, в то время как военный флот страны Восходящего Солнца готовился к схватке за господство на Тихом океане. Море не раз приносило тревожные вести. Вот лишь некоторые из них.
      В январе 1937 года японцы захватывают советское судно "Терек", потерпевшее аварию во время сильного шторма. Его экипаж арестовывается и обвиняется в самовольном заходе в японские территориальные воды якобы с разведывательными целями. Моряки "Терека" подвергаются допросам и даже пыткам.
      20 февраля 1938 года "самовластно" задерживается пароход "Кузнецкстрой", который шел с коммерческим грузом. Такая участь постигает советские суда "Рефрижератор № 1", "Отважный".
      Пиратские действия японцев выражаются не только в захвате советских гражданских судов. Они выключают маяк на Камне Опасности в проливе Лаперуза, что было грубейшим нарушением международных мореходных законов. Это привело к гибели парохода "Сучан".
      Тревожно было и в воздухе над советско-маньчжурской границей. Воздушная граница не раз нарушалась японскими одиночными самолетами-разведчиками. 11 апреля воздушное пространство Советского Союза нарушила большая группа японских самолетов, один из которых на свой аэродром не вернулся. В сообщении управления пограничных и внутренних войск НКВД СССР от 13 апреля 1938 года говорилось:
      "На полетной карте, изъятой у летчика Маеда (Маэда. - А.Ш.), с подбитого 11 апреля с.г. японского самолета, нанесены следующие выходы на нашу территорию... Летчик Маеда показал, что маршруты, выходящие на нашу территорию, якобы нанесены на случай военных действий..."
      Показания японского пилота-нарушителя стали "детонатором" (но не единственным) для дальнейших событий на Дальнем Востоке. Уже через несколько дней после банального в общем-то пограничного инцидента (перед 41-м годом их было множество) в повышенную боевую готовность приводятся армейские и пограничные войска, Тихоокеанский флот советского Дальнего Востока.
      Враждебность одной стороны к другой выражалась не только в постоянных нарушения советской сухопутной, морской и воздушной границы на Дальнем Востоке. Один из современных исследователей советско-японских отношений и геополитических проблем в Тихоокеанском бассейне В.П. Зимонин в своей книге "Регион в огне. Узловые проблемы войны на Тихом океане" приводит такой пример. Заместитель народного комиссара иностранных дел СССР Б.С. Стомоняков принял 8 июля 1938 года японского посла Мамору Сигэмицу и обратил его внимание на опасные действия японо-маньчжурской стороны, связанные с применением химического оружия.
      В стенограмме беседы было записано:
      "Стомоняков. - Я пользуюсь случаем, чтобы обратить внимание господина посла на следующие происшествия. 28 июня с.г. в Гродековском районе со стороны укрепленных высот на маньчжурской стороне стал поступать на советскую сторону и ясно ощущаться газ с запахом фиалок. У многих лиц на советской территории в результате появилось головокружение, и они были вынуждены одеть противогазы. В результате тщательно произведенного расследования был установлен факт пуска с маньчжурской территории нейтрального газа с концентрацией отравляющих веществ. Это является вторым случаем подобного рода. Господин посол, вероятно, помнит, что 20 января 1937 г., когда я имел честь быть принят к нему на обед, я, воспользовавшись таким случаем, сделал ему представление по поводу того, что тогда вблизи Благовещенска с японских самолетов были пущены на нашу территорию отравляющие газы".
      После капитуляции Японии в 1945 году будет проведено специальное расследование о разработке и испытаниях японской стороной химического сверхсекретного оружия в Маньчжурии. Суд в Токио скажет об этом.
      Еще до инцидента - воздушного нарушения государственной границы большой группой японских самолетов, когда был сбит летчик Маэда, советский полпред в Токио М.М. Славуцкий 5 февраля 1938 года в докладной записке на имя руководства Народного комиссариата по иностранным делам СССР писал:
      "Суэцугу и Сугияма (милитаристски настроенные политические деятели. А.Ш.) в своих выступлениях как в печати, так и в парламенте... указывают, что они не думают, чтобы СССР сам решился начать (военный конфликт. А.Ш.), но что всякие возможности должны, мол, Японией учитываться, и потому, мол, нужно увеличивать армию и усиливать военное снабжение.
      Среди иностранцев последнее время идут гадания - произойдет ли военное столкновение (Японии. - А.Ш.) с нами или нет. Гадания сами по себе довольно характерные..."
      Сообщения из Токио в Москву носили тревожный характер. Тот же М.М. Славуцкий в докладной заместителю наркома иностранных дел Б.С. Стомонякову от 5 марта 1938 года писал:
      "...Главное место японская военщина отводит нам. В своих за-просах (японские. - А.Ш.) депутаты, как Вам известно из ТАСС-ских телеграмм, говорят о неудовлетворительности японо-советскими отношениями; при этом некоторые прямо высказывают беспокойство, заявляя, что отношения с нами беспокоят деловые круги, но военщина запугивает их и ведет злобную кампанию против нас, организуя в парламенте агрессивного характера запросы, которые как Ивакура (является директором дока Кавасаки, что само собой говорит о его связи с военщиной. - М.М. Славуцкого) 22 февраля, касаясь наших отношений ("давление на концессии", рыболовный вопрос), заявляют о "необходимости не только дипломатических мер, но и с применением силы". Были и такого рода выступления, что противоречия между СССР и Японией неизбежны и что поэтому "необходимо усиление военной подготовки против СССР". Араки, прикрываясь демагогическими вывертами, выступил с очередной статьей о возможности японо-советской войны. Военный министр Сугияма во всех своих выступлениях в парламенте доказывал необходимость увеличения вооружений, мотивируя их увеличением "вооружения СССР и других стран". В своей защите законопроекта о мобилизации всей страны военный министр, как и остальные члены правительства, говорит о надвигающемся "национальном кризисе", и в первую очередь подчеркивает нас. Именно стремлением подготовиться к большой войне, с одной стороны, и стремлением к полной фашизации Японии, с другой, объясняется это глубокое подчеркивание "национального кризиса", опасности войны с нами. Этим объясняется и организованно ведущаяся злобная кампания против нас".
      Сообщение советского полномочного представителя в Токио написано дипломатическим "языком" того времени. Однако даже одним своим содержательным "духом" оно говорило о том, что на Японских островах видят в своем северном соседе военного противника. Вопрос состоял только в том когда произойдет военный конфликт (или конфликты) между двумя государствами, быстро набиравшими военную мощь перед близким уже 41-м годом и где они проведут первую пробу своих сил.
      Показательно в этом признание бывшего начальника оперативного отдела императорской ставки полковника Инада: "Мы исходили из того, что даже если будет разгромлена целая дивизия, необходимо выяснить готовность Советов выступить против Японии".
      Москва была вынуждена занять, пока только на дипломатическом поприще, жесткую позицию. В письме руководства Народного комиссариата иностранных дел полпреду СССР в Японии М.М. Славуцкому, среди прочего, отмечалось:
      "...Мы желали бы избежать дальнейшего обострения наших отношений с Японией и, исходя из этого, занимаем умеренную позицию в отношении ряда конфликтов. Однако провокационное поведение японских властей и позиция японского МИДа, к тому же еще подстегиваемого глубоко враждебным нам Сигэмицу (Мамору Сигэмицу - посол Японии в Москве. - А.Ш.), планомерно стремящихся к обострению наших отношений, вынуждают нас давать японцам отпор по ряду вопросов".
      Однако ухудшение отношений между двумя соседними государствами продолжалось. Перед Второй мировой войной порохом "запахло" не только в Европе, но и на Дальнем Востоке. Здесь уже шла война между чанкайщистским Китаем и Японией, которая в те годы стала олицетворением азиатского милитаризма.
      В апреле советский полпред в Токио М.М. Славуцкий сообщил о новом резком увеличении военных расходов в Японии: "...утвержден... огромный военный бюджет в 4886 млн иен, из коих армии - 3,5 млрд, флоту - 1 с лишним млрд и резервный фонд около 550 млн иен". По различным каналам приходили сведения о том, что японские сухопутные войска в Маньчжурии постоянно увеличиваются численно.
      8 апреля правительство СССР выступило с инициативой рассмотреть ряд накопившихся проблем, прежде всего пограничных, с Японией, по которым стороны не желали идти на взаимные уступки. Однако Токио по-прежнему стремился только к односторонним уступкам с советской стороны.
      О воинственных настроениях в правящих кругах страны Восходящего Солнца свидетельствовали не только советские дипломаты. В дневнике полпреда СССР в Токио М.М. Славуцкого говорилось:
      "7 апреля на обеде у чехов чешский советник Хавелка и посланник Хавличек сообщили, что "во всех японских кругах" говорят о близких выступлениях против нас японцев, которые исходят, во-первых, из необходимости ударить по Советскому Союзу, без чего они считают невозможной победу в Китае, и, во-вторых, из "благоприятности момента атаки против СССР ввиду внутренних затруднений СССР и ненадежности красного командования".
      Сообщения чехословацких дипломатов свидетельствовали прежде всего о том, что в Японии внимательно следили, по всем источникам, за происходящими в Советской стране событиями. Не были для них большим секретом и начавшиеся массовые сталинские репрессии, которые прямо коснулись Красной Армии.
      На Японских островах уже открыто говорили о предстоящей войне с Советским Союзом. 21 июня 1938 года временно исполняющий обязанности поверенного в делах полпредства СССР в Токио К.А. Сметанин (вскоре он будет назначен на эту должность) в беседе с вице-министром иностранных дел Японии К. Хориноути обратил его внимание на "фашистские" плакаты, выставленные на всем пути от полпредства до МИДа. Лозунг на плакатах гласил: "Будьте готовы к неизбежной японо-советской войне!".
      Обстановка на советской границе с Маньчжоу-Го, прежде всего в Приморье, продолжала накаляться. Как показывает анализ документов, в конце 30-х годов на Дальнем Востоке друг другу противостояли две мощные группировки японских войск и сил Красной Армии, каждая из которых включала около 25 процентов всех наличных армейских войск и боевой техники входивших в конфликт сторон.
      Вскоре японская сторона с полной неожиданностью для себя получила в руки козырную карту в вопросе обвинения Москвы в ее "агрессивности" по отношению к себе. Ранним утром 13 июня 1937 года с советской территории в Маньчжоу-Го сбежал начальник управления НКВД по Дальневосточному краю комиссар государственной безопасности 3-го ранга Г. Люшков.
      В книге Е. Хиямы "Планы покушения на Сталина" есть воспоминания бывшего офицера пятого отдела японского Генерального штаба Коидзуми Коитиро. Этот профессиональный военный разведчик, имевший прямое отношение к "делу Люшкова", рассказывал:
      "Сведения, которые сообщил Люшков, были для нас исключительно ценными. В наши руки попала информация о Вооруженных Силах Советского Союза на Дальнем Востоке, их дислокации, строительстве оборонительных сооружений, о важнейших крепостях и укреплениях. В полученной от Люшкова информации нас поразило то, что войска, которые Советский Союз мог сконцентрировать против Японии, обладали, как оказалось, подавляющим превосходством. В тот период, то есть на конец июня 1938 года, наши силы в Корее и Маньчжурии, которые мы могли использовать против Советского Союза, насчитывали всего лишь 9 дивизий...
      Опираясь на полученные от Люшкова данные, пятый отдел генштаба пришел к выводу о том, что Советский Союз может использовать против Японии в нормальных условиях до 28 стрелковых дивизий, а при необходимости сосредоточить от 31 до 58 дивизий...
      Тревожным выглядело и соотношение в танках и самолетах. Против 2000 советских самолетов Япония могла выставить лишь 340 и против 1900 советских танков - только 170...
      До этого мы полагали, что советские и японские вооруженные силы на Дальнем Востоке соотносились между собой как три к одному. Однако фактическое соотношение оказалось равным примерно пяти или даже более к одному. Это делало фактически невозможным осуществление ранее составленного плана военных операций против СССР..."
      Генштабисту Коидзуми Коитиро вторит бывший начальник разведывательного отдела японской Корейской армии генерал Масатака Онуки. Он вспоминал:
      "В его (Люшкова. - А.Ш.) информации было и такое, что явилось для нас серьезным ударом. С одной стороны, советская Дальневосточная армия неуклонно наращивала свою военную мощь, с другой - японская армия из-за японо-китайского инцидента совсем не была готова к военным действиям с Советским Союзом. Если бы нас в какой-то момент атаковала Дальневосточная армия, мы могли бы рухнуть без серьезного сопротивления..."
      Генерал Масатака Онуки "инцидентом" называет развернувшуюся японо-китайскую войну. Для участия в ней из Маньчжурской группировки войск и японской Корейской армии приняли участие значительные силы. Однако о слабости войск Японии на территории Маньчжоу-Го говорить не приходилось. В противном случае на советской дальневосточной границе обстановка была бы совсем иная.
      1 июля 1938 года Особая Краснознаменная Дальневосточная армия (ОКДВА), значительно пополненная личным составом и боевой техникой, преобразуется в Краснознаменный Дальневосточный фронт. Его командующим назначается один из наиболее прославленных полководцев Гражданской войны и один из пяти первых Маршалов Советского Союза В.К. Блюхер. Фронт состоял из двух общевойсковых армий - 1-й Приморской и 2-й Отдельной Краснознаменной, которыми командовали комбриг К.П. Подлас и комкор И.С. Конев (будущий маршал и полководец Великой Отечественной войны). Из дальневосточной авиации создается 2-я Воздушная армия. Шло строительство 120 оборонительных районов на наиболее угрожаемых направлениях.
      До июля 1937 года численность советских войск на Дальнем Востоке достигала 83 750 человек, 946 артиллерийских орудий, 890 танков (преимущественно легких) и 766 самолетов. Японских военных сил в соседней Маньчжоу-Го было гораздо больше. После создания ОКДВА на ее усиление в течение 1938 года было решено направить 105 800 человек рядового и командного состава. Большие денежные средства выделялись на капитальное военное строительство.
      Для пополнения Тихоокеанского флота с Балтики в 1937 году направляются два эскадренных миноносца. Их экипажи за 75 суток совершили беспримерный переход во Владивосток Северным морским путем, проделав его частично среди плавающих льдов.
      Маршал Советского Союза Василий Константинович Блюхер относился к числу тех полководцев, которых подняла на гребень волны Гражданская война. Человек решительный, самостоятельный в поступках, он не входил в число сталинского окружения и к тому же находился в натянутых отношениях с тогдашним народным комиссаром обороны тоже маршалом К.Е. Ворошиловым, который ни талантом, ни славой военачальника не только не блистал, но и не обладал вовсе. Обстановка же на Дальнем Востоке требовала поставить во главе ОКДВА опытного высокопрофес-сионального военачальника.
      Он был красным полководцем, и лучшее тому свидетельство его выступление на XVII съезде ВКП(б). Говоря о защите советского Дальнего Востока, маршал В.К. Блюхер с трибуны партийного съезда заявил:
      "Наблюдая военные мероприятия японского империализма, мы не могли и не можем остаться к ним безучастными... Мы крепко, на замок запираем наши границы... Воевать мы не хотим, но если нас заставят, вынудят, то Особая Краснознаменная Дальневосточная Красная Армия - от красноармейца до командарма, как беззаветно преданные солдаты революции - под непосредственным руководством Центрального Комитета партии ответят таким ударом, от которого затрещат, а кое-где и рухнут устои капитализма".
      Выступление командующего ОКДВА являлось "партийным" докладом о готовности Красной Армии к боевым действиям на Дальнем Востоке в случае возникновения военного конфликта с Японией. То есть напряженность на границе Приморья с Маньчжоу-Го достигла такой степени, что требовалась только небольшая искра, скорее всего случайная, чтобы стороны "испробовали" в деле свои силы.
      Маршал В.К. Блюхер, хорошо знакомый с Дальним Востоком и японской армией по Гражданской войне, предвидел возможность военного конфликта на южном участке государственной границы в Приморском крае. Об этом свидетельствует приказ командующего ОКДВА от 22 апреля 1938 года:
      "В связи с возможностью попытки внезапного нападения японцев на приграничные гарнизоны, особенно в южном Приморье (залив Постьет Славянка)... приказываю:
      Командующему ВВС ОКДВА привести авиацию в состояние повышенной боевой готовности...
      Подготовить части укрепрайонов на положение полной боеготовности..."
      Каждая из сторон укрепляла пограничные рубежи. Искра военного конфликта вспыхнула на самой южной оконечности государственной границы - у ранее безвестного в мировой истории войн озера Хасан, окруженного грядой сопок, всего в 10 километрах от берега Японского моря, а по прямой - в 130 километрах от Владивостока.
      Здесь местность представляет собой узкую прибрежную полосу, тогда сплошь болотистую и низменную. Движение по ней возможно лишь по нескольким проселочным дорогам и тропам. Над этой болотистой равниной возвышались немногочисленные сопки, господствовавшие над местностью и дававшие хороший обзор. По вершинам двух из них - Заозерной и соседней Безымянной проходила линия государственной границы. С сопок открывался обзор на Посьетский залив, а их склоны спускались к озеру Хасан. Совсем рядом начиналась советско-корейская граница, которая проходила по реке Туманган.
      Особенно привлекательной с военной точки зрения на хасанском участке выглядела сопка Заозерная. Вершина ее представляла почти правильный усеченный конус шириной у основания до 200 метров. Крутизна скатов с восточной, советской, стороны достигала 10-15, а у вершины - 45 градусов. Высота сопки достигала 150 метров. Противоположный, японский, склон высоты достигал местами крутизны до 85 градусов. Высота господствовала над местностью вокруг озера Хасан.
      На местности Заозерная выглядела идеальным наблюдательным пунктом с прекрасным обзором на все четыре стороны. В случае военного столкновения она могла стать и хорошей позицией для ведения оборонительного боя. Сопка в условиях войны не требовала сколько-нибудь значительных фортификационных работ, поскольку ее сильно укрепила сама природа.
      Хроника Хасанских событий развивалась следующим порядком. В начале июля 1938 года из Посьетского пограничного отряда в Хабаровск, в штаб пограничного округа, дважды делаются настойчивые запросы с просьбой дать разрешение на занятие высоты За-озерной, чтобы установить на ней постоянный усиленный пограничный пост, который располагался бы в полевом укреплении (окопе).
      Поводом для такой настоятельной просьбы стал пограничный инцидент. 3 июля к высоте, на которой находился пограничный наряд из двух красноармейцев, выдвинулось около роты японских пехотинцев. По тревожному сигналу с заставы прибыла группа пограничников во главе с лейтенантом Петром Терешкиным (удостоенного позднее за бои на озере Хасан звания Героя Советского Союза). Японцы развернулись в цепь и с винтовками наперевес, как в атаке, двинулись к высоте. Не доходя до вершины Заозерной, где проходила линия границы, метров пятьдесят, японская цепь по приказу офицеров, которые шли с обнаженными саблями в руках, остановилась и залегла.
      Японский пехотный отряд находился у Заозерной целые сутки, безуспешно пытаясь вызвать пограничный инцидент. После этого японцы отошли к корейскому селению Хомоку (на территории Маньчжоу-Го), который находился всего в 500 метрах от сопки. После этого японцы начали близ высоты сооружение различных служебных построек, установили воздушную линию связи.
      Такой приказ (разрешение) пришел в Посьетский пограничный отряд 8 июля. О том, что советская сторона решила занять Заозерную, японцы узнали из радиоперехвата приказа из Хабаровска. На следующий день советская резервная пограничная застава, немногочисленная по своему составу, скрытно выдвигается на высоту Заозерную и на ее вершине начинается сооружение окопов и проволочных заграждений.
      Через два дня, 11-го числа, она получает усиление. Командующий ОКДВА маршал В.К. Блюхер приказывает выдвинуть в район озера Хасан одну роту 119-го стрелкового полка. Армейцы в случае тревоги и серьезного нарушения государственной границы у За-озерной могли быстро прийти на помощь пограничникам. Такая серьезная мера была отнюдь не преждевременной.
      Блюхеру было известно, среди прочего, что южный участок государственной границы за два месяца до этого был проинспектирован с той стороны командующим Квантунской армией генералом Уэда и военным министром марионеточного Маньчжоу-Го Юй Чжишанем. О результатах инспекционной поездки начальник штаба Квантунской армии сообщил заместителю военного министра Тодзио в Токио. В донесении шла речь о готовности японских войск к военному столкновению на границе с советским Приморьем.
      Сопка Заозерная становилась очагом пограничного конфликта. Японская сторона в Москве поднимает вопрос о линии государственной границы в Посьетском районе. В беседе с временным поверенным в делах посольства Японии в СССР Ниси заместитель народного комиссара по иностранным делам Б.С. Стомоняков 15 июля 1938 года попытался документально разъяснить вопрос о законности пребывания советских пограничников на берегах озера Хасан и на высоте Заозерной.
      Стомоняков заявил Ниси, что в соответствии с "Протоколом о тщательно проверенном первом участке границы", подписанном в Ново-Киевском урочище 26 июня 1886 года и составляющем часть Чаньчуньского соглашения между Россией и Китаем, а также с приложенной к нему картой, нет ни малейшего сомнения в том, что "озеро Хасан... расположено полностью на советской территории и что не только западные берега этого озера, но и некоторый район к западу от этих берегов принадлежит Советскому Союзу".
      Этим официальным документам советской стороны японские дипломаты смогли противопоставить лишь не подтвержденные документально данные марионеточных властей Маньчжоу-Го и словесные утверждения о проведении в прошлом жителями Маньчжурии традиционных религиозных праздников на указанной спорной территории - на вершинах сопок Заозерной и Безымянной и на берегу озера Хасан.
      После Хасанских событий демаркация государственной границы между СССР и Маньчжоу-Го на участке Посьетского пограничного отряда проходила по документам, предоставленным исключительно советской стороной.
      Временный поверенный Японии в Москве Ниси в ответ передал Б.С. Стомонякову требование своего правительства о полном отводе советских (пограничных) войск с пограничной высоты Заозерной. Естественно, что с таким требованием советская сторона согласиться не могла и о выполнении его не могло быть и речи.
      По странному стечению обстоятельств случилось так, что именно в тот день, 15 июля, на сопке Заозерной прозвучал первый выстрел. Вечером того дня на гребне высоты выстрелом из винтовки был убит японский жандарм Сякуни Мацусима. Стрелял в него начальник инженерной службы Посьетского пограничного отряда лейтенант В.М. Виневитин, удостоенный посмертно звания Героя Советского Союза (во время боев японцы понесли немалые потери на заложенных им фугасах).
      Расследование трагического инцидента было незамедлительно проведено обеими сторонами. Как определило советское расследование, труп японского жандарма-нарушителя лежал на территории Советского Союза, в трех метрах от линии государственной границы. Японская комиссия утверждала прямо противоположное: убийство произошло на территории Маньчжоу-Го и, стало быть, явилось вооруженной провокацией русских военных.
      Такова была суть Хасанского конфликта, за которым последовали кровопролитные Хасанские бои. Винтовочный выстрел Виневитина сдетонировал уже готовые к взрыву страсти японской стороны, которая считала, что саперные укрепления (окоп и проволочное заграждение) советских пограничников на вершине За-озерной пересекли государственную границу. В ответ заместитель наркома иностранных дел СССР Стомоняков официально заявил, что ни один советский пограничник и ни на один вершок не за-ступил на сопредельную землю.
      18 июля началось массовое нарушение участка границы Посьетского погранотряда. Нарушителями были безоружные японцы-"почтальоны", каждый из которых имел при себе письмо к советским властям с требованием "очистить" маньчжурскую территорию. По воспоминаниям командира пограничного отряда К.Е. Гребенника, автора книги воспоминаний "Хасанский дневник", японские "почтальоны" буквально "наводнили" его штаб. Только за один день 18 июля на участке заставы "Карантин" было задержано двадцать три подобных нарушителя с письмами советской стороне.
      "Почтальоны" задерживались и через короткое время выпроваживались с советской территории в обратном направлении. Но делалось это по международным правилам. Такая передача нескольких "колонн" пограничных нарушителей-"почтальонов" японской стороне официально состоялась 26 июля. На свои письма-протесты они не получили даже устного ответа.
      19-го числа в 11.10 состоялся разговор по прямому проводу заместителя начальника Посьетского пограничного отряда с представителем Военного совета ОКДВА:
      "В связи с тем, что японское командование Хунчуна заявляет открыто о намерении взять боем высоту Заозерная, прошу из состава роты поддержки, находящейся в Пакшекори, один взвод выбросить на усиление гарнизона высоты Заозерная. Ответ жду у провода. Заместитель начальника отряда майор Алексеев".
      В 19.00 пришел ответ, (разговор по прямому проводу оперативных дежурных штаба ОКДВА и Посьетского пограничного отряда):
      "Командующий разрешил взять взвод роты поддержки, подвести скрытно, на провокации не поддаваться".
      На следующий день в штаб Посьетского погранотряда пришло сообщение из управления командующего пограничными и внутренними войсками Дальневосточного округа об отмене прежнего решения армейского командующего:
      "Взвод снимается приказом командующего. Он считает, что первыми должны драться пограничники, которым в случае необходимости будет оказана армией помощь и поддержка..."
      Разгорелись дипломатические страсти. 20 июля 1938 года японский посол в Москве Мамору Сигэмицу на приеме у Народного комиссара иностранных дел М.М. Литвинова от имени своего правительства в ультимативной форме предъявил территориальные претензии к СССР в районе озера Хасан и потребовал отвода советских войск от сопки Заозерной. Мамора Сигэмицу заявил, что "у Японии имеются права и обязанности перед Маньчжоу-Го, по которым она может прибегнуть к силе и заставить советские войска эвакуировать незаконно занятую ими территорию Маньчжлу-Го".
      В конце беседы с Литвиновым Сигэмицу заявил, что если сопка Заозерная не будет добровольна передана Маньчжоу-Го, то японская императорская армия применит силу. Эти слова посланника из Токио прозвучали как прямая, ничем не прикрытая угроза одного государства другому, своему соседу.
      "Если господину Сигэмицу, - сказал глава советского МИДа М.М. Литвинов, - считает веским аргументом запугивание с позиций силы, перед которым отдельные государства действительно пасуют, то должен напомнить вам, что он не найдет успешного применения в Москве".
      22 июля Советское правительство направило ноту японскому правительству, в котором прямо и решительно отклонялись ничем не обоснованные требования об отводе войск с высоты Заозерная. Но в тот же день кабинет министров страны Всходящего Солнца утвердил план ликвидации пограничного инцидента у озера Хасан силами императорской армии. То есть Япония решила испробовать прочность советской дальневосточной границы на юге Приморья и боевые возможности красноармейских войск. Или, говоря военной терминологией, в Токио перед 41-м годом решили провести в отношении СССР разведку боем.
      Маршал В.К. Блюхер имел достоверные данные о сосредоточении на участке Посьетского пограничного отряда больших армейских сил японцев. Об этом свидетельствовало даже простое наблюдение пограничных нарядов за сопредельной стороной. Военный совет Краснознаменного Дальневосточного фронта (КДФ) 24 июля отдал 1-й Приморской армии директиву немедленно сосредоточить усиленные батальоны 118-го и 119-го стрелковых полков 40-й стрелковой дивизии (командир - полковник В.К. Базаров) и эскадрон 121-го кавалерийского полка в районе населенного пункта Заречья и привести все войска армии (прежде всего 39-го стрелкового корпуса) в полную боевую готовность. Директивой предписывалось вернуть людей со всех хозяйственных и инженерных работ в свои части.
      Той же директивой военного совета Дальневосточного фронта вся система противовоздушной обороны в Приморье была приведена в боевую готовность. Эти меры коснулись и Тихоокеанского флота. Пограничники от своего командования получили указание соблюдать спокойствие и выдержку, не поддаваться на провокации с сопредельной стороны, применять оружие только в случае прямого нарушения государственной границы.
      В тот же день, 24-го числа, маршал В.К. Блюхер направляет на высоту Заозерную "нелегальную" комиссию для выяснения на месте обстоятельств "пыхнувшего" войной пограничного инцидента. Комиссия устанавливает, что часть советских окопов и проволочных заграждений на сопке - на ее гребне находится на сопредельной стороне. Блюхер доложил о том в Москву, предлагая "исчерпать" пограничный конфликт признанием ошибки советских пограничников, рывших окоп, и несложными саперными работами.
      Сохранилась стенограмма разговора командования погранвойск, который состоялся на следующий день после того, как на Заозерной побывала "нелегальная" блюхеровская комиссия. В разговоре участвовали двое: начальник войск Дальневосточного пограничного округа Соколов и начальник Посьетского пограничного отряда Гребенник (именно на его участке бежал в Маньчжурию к японцам начальник управления НКВД по Дальневосточному краю комиссар государственной безопасности 3-го ранга Г. Люшков). Запись стенограммы гласила:
      "Соколов (делая разнос подчиненному): Где сказано, что надо допускать на линию границы командный состав, не имеющий отношения к охране границы? Почему не выполняете приказ о недопуске на границу без разрешения?.. Вы не выполняете приказ, а начальник штаба армии фиксирует один окоп за линией границы, там же проволочные заграждения. Почему расходится с вашей схемой, подписанной Алексеевым (заместитель начальника Посьетского пограничного отряда. - А.Ш.)?
      Гребенник: Оборудование высоты проходило ночью.
      Соколов: Почему не сходятся ваши донесения со схемой, правда это или нет?
      Гребенник: После проверки прибором теодолитом оказались небольшие погрешности. Сейчас эта ошибка исправляется.
      Соколов: А 4-метровая пограничная полоса учтена?
      Гребенник: Учтена.
      Соколов: Значит, окоп и проволока находятся за 4-метровой пограничной полосой на сопредельной стороне.
      Гребенник: Окоп трудно определить, по приборам якобы часть окопа вышла на несколько сантиметров вперед, а проволочный спотыкач находится рядом перед окопом, на высоте травы. Повторяю, эту ошибку сейчас исправляем..."
      Командующий Дальневосточным фронтом маршал В.К. Блюхер, со своей стороны, сделал, думается, попытку "усадить" конфликтующие стороны в ранге высокопоставленных дипломатов за стол переговоров, чтобы уладить рядовой пограничный инцидент. Однако об этом ни в Москве, ни в Токио уже и не желали слышать.
      Более того, посылка "нелегальной" комиссии в скором времени дорого обойдется ее инициатору. Маршал Советского Союза В.К. Блюхер будет арестован и репрессирован. На его судьбу проливает свет секретный приказ народного комиссара обороны, тоже маршала из первой их пятерки К.Е. Ворошилова № 0040 от 4 сентября 1938 года. В этом документе говорилось:
      "...Он (маршал Блюхер) совершенно неожиданно 24 июля подверг сомнению законность действий наших пограничников у озера Хасан. Втайне от члена военного совета т. Мазепова, своего начальника штаба т. Штерна, зам. наркома обороны т. Мехлиса и зам. наркома внутренних дел т. Фриновского, находившихся в это время в Хабаровске, т. Блюхер послал комиссию на высоту Заозерную и без участия начальника погранучастка произвел расследование действий наших пограничников. Созданная таким подозрительным порядком комиссия обнаружила "нарушение" нашими пограничниками маньчжурской границы на 3 метра и, следовательно, "установила" нашу "виновность" в возникновении военного конфликта на оз. Хасан. Ввиду этого т. Блюхер шлет телеграмму наркому обороны об этом мнимом нарушении нами маньчжурской границы и требует немедленного ареста начальника погранучастка и других "виновников в провоцировании конфликта" с японцами. Эта телеграмма была отправлена т. Блюхером также втайне от перечисленных выше товарищей..."
      Блюхер не успокоился в своем стремлении "докопаться" до правды назревающего военного конфликта на государственной границе. 27 июля по приказу маршала новая комиссия выезжает в район Заозерной для расследования факта нарушения границы советской стороной. Но с полпути комиссию возвращают назад, в город Ворошилов (ныне Уссурийск).
      За день до этого, 26 июля в 23.30, начальник Посьетского пограничного отряда полковник Гребеннюк доносил по прямому проводу своему начальству:
      "...Своими силами обеспечить постоянную оборону всех высот отряд не в состоянии, тем более что граница повсюду проходит по хребтам. Переход к обороне высот силами застав нарушит охрану границы, не даст полной гарантии от прорыва границы..."
      На следующий день в поселок Посьет прибывает заместитель начальника войск Дальневосточного пограничного округа А. Федотов для расследования фактов нарушения госграницы и убийства на сопке Заозерной японского жандарма. Однако ничто уже не могло остановить начало боевых действий у озера Хасан.
      Пограничные посты Посьетского погранотряда усиленно вели наблюдение за сопредельной полосой; тревога передавалась всем - было видно, что на той стороне границы к чему-то готовятся. На сопке Заозерной в окопах находилось до роты пограничников. На соседней высоте Безымянной - 11 пограничников во главе с помощником начальника заставы "Подгорная" лейтенантом Алексеем Махалиным, который не уходил с сопки уже несколько суток. Все вооружение пограничного поста на Безымянной состояло из десяти винтовок, двух ручных пулеметов и ручных гранат.
      В три часа дня 29 июля сквозь рассеивающийся туман пограничники увидели, как прямо на сопку Безымянную движется японский отряд численностью до пехотной роты. Лейтенант Махалин по полевому телефону доложил о складывающейся обстановке на заставу и на соседнюю высоту Заозерную.
      По приказу японского офицера, командовавшего отрядом, по вершине Безымянной ударил крупнокалиберный пулемет. Погранички ответили винтовочными залпами только тогда, когда атакующая цепь японской пехоты с криками "Банзай" перешла линию государственной границы и оказалась на советской территории. Удостоверившись в этом, старший пограничного поста лейтенант Махалин отдал команду:
      - По налетчикам - огонь!
      Подъем по крутым склонам сопки нападавшим давался с большим трудом. Советские пограничники имели хороший круговой обзор и удобную для стрельбы позицию, и японские пехотинцы сразу же начали нести большие потери. Но довольно скоро у защитников Безымянной стали заканчиваться боеприпасы. Погиб командовавший ими лейтенант Алексей Махалин, который повел своих немногочисленных бойцов в рукопашную контратаку.
      Японские пехотинцы в конце концов оказались на вершине сопки, гарнизон которой состоял уже не из 11 бойцов, а только из шести человек. Участник того боя пограничник Р.Е. Лисняк вспоминал:
      "Я выскочил из окопа по команде Махалина и вплотную столкнулся с вражеским солдатом. Он был намного ниже меня. Думал в упор выстрелить в него, но винтовка почему-то дала осечку. Мой удар штыком пришелся ему в шею. Тот вцепился за винтовку руками и потянул ее вниз. В это время ко мне подскочил японец с саблей, по-видимому офицер. Он рубанул по моей левой руке, которой я инстинктивно прикрыл голову. Тут же мне удалось вырвать винтовку из рук обессилившего противника, перезарядить ее и уничтожить офицера...
      Рана моя оказалась пустячной. Мы продолжали отбиваться, пока не подошла помощь. А вот лечился я долго в городе Уссурийске..."
      Бывший начальник пограничной заставы "Подгорная" Посьетского отряда Герой Советского Союза П. Терешкин вспоминал о том дне:
      "29 июля на высоту Заозерная прибыл начальник политотдела округа дивизионный комиссар Богданов и полковник Гребенник. В начале беседы меня срочно вызвал по телефону лейтенант Махалин. Я доложил Богданову. В ответ: "Пусть действует самостоятельно, японцев на нашу территорию не допускать..." Махалин вызывает снова и взволнованным голосом говорит: "Большой отряд японцев нарушил границу и начал атаковать расположение погранотряда, будем стоять насмерть, отомстите за нас!" Связь прервалась.
      Я попросил разрешения у дивизионного комиссара Богданова поддержать группу Махалина огнем станковых пулеметов. Мне в этом было отказано с мотивировкой, что это вызовет ответные действия японцев и в районе высоты Заозерная. Тогда я на помощь лейтенанту Махалину направил два отделения под командой Чернопятко и Батаршина. Вскоре дивизионный комиссар Богданов и начальник отряда Гребенник убыли в Постьет..."
      Японцы на какое-то короткое время захватили высоту Безымянную, на вершине которой еще отбивались шесть оставшихся в живых (все имели боевые ранения) советских пограничников. Когда к ним подоспела довольно немногочисленная помощь (с соседней заставы "Пекшекори" неполный взвод конных и пеших пограничников с одним ручным пулеметом под командованием лейтенанта И. Ратникова и группа бойцов лейтенанта А. Ракитина), японцы оставили сопку. Под огнем, забрав своих раненых и убитых, нападавшие отошли на свою территорию. Их не преследовали.
      В тот же день, 29 июля в 19.20, из штаба пограничными и внутренними войсками Дальневосточного округа по прямому проводу ушло следующее донесение:
      "Полковник Федотов, находящийся на высоте Заозерная, в 18 час. 20 мин. донес, что Безымянная высота занята нами. На высоте обнаружен убитым лейтенант Махалин и найдены четыре раненых красноармейца. Семь человек пока не найдены совсем. Японцы в тумане отошли и расположились примерно в 3400 метрах от линии границы..."
      О факте вооруженного прорыва государственной границы - нападении японцев на высоту Безымянную было сразу же доложено в штаб Краснознаменного Дальневосточного фронта. Маршал В.К. Блюхер отдал приказ, в котором говорилось:
      "Японцев, наступающих на нашу территорию в районе севернее высоты Заозерная, немедленно уничтожить на нашей территории, не переходя границу... Обратить внимание на прочное удержание в наших руках этой горы и немедленно принять меры к установлению артиллерии на огневые позиции с задачей преграждения противнику какого бы то ни было продвижения на нашу территорию".
      Командир 40-й стрелковой дивизии полковник В. Базаров в тот же день, без промедления, в полночь - в 24.00 отдал боевой приказ: "...Во исполнение приказа Военсовета все части дивизии привести в полную боевую готовность и выступить".
      Японское командование спешно подтягивало на линии атаки высот Заозерная и Безымянная крупные армейские силы. С сопок просматривались неприятельские приготовления, развертывание японской пехоты и артиллерийских батарей. 30 июля в 13 часов начальник управления пограничных и внутренних войск НКВД СССР комдив Ковалев сообщал наверх:
      "...В непосредственной близости от высоты Заозерная сосредоточено до двух батальонов с артиллерией и предположительно с танками и в районе Сахохцзян - Мантокусан - до полка с артиллерией... Нашим командованием выброшена в район высоты Заозерная в место вчерашнего столкновения ударная группа 1-го батальона поддержки РККА... В районе оз. Хасан плохая видимость вследствие сильного тумана..."
      Вечером 30 июля японская артиллерия обстреляла вершины сопок Заозерная и Безымянная, стараясь разрушить окопы пограничников и проволочные заграждения. С началом следующего дня - около 2 часов, под прикрытием ночной темени японская пехота большими силами (до двух полков пехоты), цепь за цепью, начала атаку этих пограничных высот. Оборону на них совместно с пограничниками держали два батальона 118-го стрелкового полка. До рассвета они отразили четыре массированные вражеские атаки.
      Внезапного ночного удара по позициям советских пограничников на сопках Заозерная и Безымянная у нападавших не получилось. Участник боев на озере Хасан В. Чернышев вспоминал:
      "Это было перед вечером. Солнце уже скрылось за горизонтом. Туман заслонил просторы, окутал серой дымкой лощины, сопки, разостлался скатертью по низинам, падям, распадкам.
      Заняв левый скат высоты для обороны, лейтенант товарищ Христолюбов выслал разведку. Вместе с младшим командиром товарищем Чернопятко четыре бойца отправились в тяжелый и опасный путь. Их сопровождала служебная собака Рекс. От кочки до кочки, от камня к камню, ползком, пограничники миновали открытое место и спустились в камыши.
      Рекс, стиснув зубы, поднял голову. Высоко посаженные уши дрогнули. Вслушиваясь в обманчивую тишину ночи и вбирая в себя ее неуловимые запахи, овчарка с быстротой молнии сделала прыжок вперед. Раздался хрип, стон. Вечернюю тишину прорезали четыре выстрела. Все это произошло в одно мгновение. Наши разведчики подобрались вплотную к японским разведчикам. Первый самурай был задушен овчаркой, четверо других, отстреливаясь, побежали к границе.
      Не успел товарищ Чернопятко доложить о случившемся, как японо-маньчжурские налетчики открыли ружейно-пулеметный огонь по нашей высоте..."
      Бой за Заозерную и Безымянную длился почти целый день и отличался большими потерями у оборонявшихся и нападавших. Нападавших поддерживали своим огнем несколько артиллерийских батарей. Советские пограничники и красноармейцы не раз поднимались из окопов в штыковые контратаки, сбрасывая на склоны сопок вражеских пехотинцев, врывавшихся на их вершины. Обороной руководил командир Посьетского пограничного отряда К.Е. Гребеннюк.
      Однако силы сторон были явно не из равных. Оборонявшиеся несли потери от вражеских снарядов. К исходу дня сопки Заозерная и Безымянная оказалась в руках японцев, которые сразу же приступили к рытью окопов и установке пулеметов на их вершинах, сооружению блиндажей. Все это прикрывалось минными полями и колючей проволокой. За валунами устраивали свои позиции снайперы. Создавался запас патронов и гранат, продовольствия, питьевой воды.
      Оставшиеся в строю защитники высот отступили на противоположный берег озера Хасан. Там они стали закрепляться на полевых позициях. Японцы их не преследовали и свой тактический успех развивать не стали. В планы их командования, по всей видимости, не входило продвижение дальше.
      Из 94 пограничников, оборонявших сопки Заозерная и Безымянная, 13 человек были убиты и 70 ранены. Большинство из тех бойцов, которые получили боевые ранения, после перевязки оставались в строю. Помимо подлинной воинской доблести и готовности сражаться до конца этот первый бой за пограничные высоты продемонстрировал также пример иного рода.
      Посланная на помощь сражающимся пограничникам рота 118-го стрелкового полка не только опоздала по времени, но и прибыла к месту событий с холостыми патронами и деревянными гранатами. Ее командиры приняли боевую тревогу за обычную учебную и с таким "оружием" вступили в настоящий бой. Патронами для винтовок с армейцами поделились пограничники, хотя у них самих боезапас был уже на исходе.
      31 июля в 4.30 тот же комдив Ковалев докладывал по команде наверх о событиях на участке Посьетского пограничного отряда у озера Хасан за прошедший день 30 июля:
      "3 часа 12 мин.
      На высоте Заозерная, на южных скатах, начался бой.
      Под артогнем в 6 час. 30 мин. японцы заняли высоту Заозерная...
      6 час. 37 мин.
      Маршал Блюхер приказал открыть артогонь по высотам, занятым противником на нашей территории..."
      Участник этого боя, японский унтер-офицер, записал в своем дневнике: "31 июля, в 3.00 рота вступила в бой. Противник перешел в наступление на наши позиции. К 4.00 бой принял ожесточенный характер. Потери нашей роты: убито 24 человека, тяжелораненых гораздо больше..." Общие потери нападавших в том бою составили свыше 400 человек.
      Краснознаменный Дальневосточный фронт пришел в движение. В район боевых действий прибывают командующий маршал Блюхер, его начальник штаба Штерн и представитель Москвы, заместитель народного комиссара обороны Мехлис, один из главных "творцов" массовых сталинских репрессий в Красной Армии в 30-е годы (в том числе во время Хасанских событий) и во время Великой Отечественной войны.
      Первый прибывший военачальник - комкор Г.М. Штерн, разобравшись в обстановке, приказал немедленно прекратить все бессмысленные и разрозненные атаки с целью отбить высоты у японцев. Такое решение было единственно правильным, поскольку 40-я стрелковая дивизия только начинала спешно выдвигаться к прорванному участку государственной границы. На подготовку атаки Заозерной и Безымянной командованию дивизии давалась только одна ночь.
      Японцы провели первые бои силами своей 19-й пехотной дивизии, одновременно подтянув к участку Посьетского пограничного отряда еще и 15-ю и 20-ю пехотные дивизии, механизированную бригаду и кавалерийский полк, артиллерию. Кроме того, для возможной огневой поддержки японских сухопутных войск (если боевые действия переместятся к югу, к морскому побережью) к устью пограничной реки Туманган подошел отряд японских кораблей в составе одного крейсера, 14 миноносцев и 15 военных катеров.
      Наступление 40-й стрелковой дивизии на японские позиции на советской территории началось на рассвете 2 августа. Главный удар наносился с севера силами 119-го и 120-го стрелковых полков. Второй удар - вспомогательный наносился с юга силами 118-го стрелкового полка, который поддерживал танковый батальон. Главной целью атаки являлась высота Безымянная.
      Стрелковым батальонам приходилось вести наступление по узкой болотистой полосе между озером Хасан и государственной границей. Это создавало большие трудности и влекло за собой лишние, не оправданные потери в людях. Но приказ на бой со всей строгостью требовал от командиров и бойцов: ни в коем случае не нарушать государственной границы Маньчжоу-Го.
      Атака Заозерной и Безымянной была подготовлена наспех и велась без артиллерийской поддержки из-за опасения, что снаряды могут упасть по ту сторону государственной границы. К исходу дня 2 августа 119-й стрелковый полк, преодолев вброд и вплавь озеро Хасан, вышел под сильным огнем японцев на северо-восточные скаты сопки Заозерная. Уставшие и промокшие красноармейцы под сильным огнем японцев (огонь вела их артиллерия) были вынуждены залечь и окопаться. Атака полка захлебнулась.
      Такой же неудачной оказалась атака и 120-го стрелкового полка, который овладел восточными скатами сопки Безымянной. Не смог выполнить поставленную боевую задачу и 119-й стрелковый полк. Наступавшие понесли большие потери в людях. Участник Хасанских боев командир стрелкового батальона капитан Стеженко вспоминал об атаке 2 августа:
      "Наш батальон наступал на японцев через южный выступ, имея задачей занять Заозерую. Перед нами лежало пространство в 150 метров, сплошь оплетенное проволокой и находящееся под перекрестным огнем. В таком же положении находились наши части, наступавшие через северный выступ на Безымянную... Мы могли бы значительно быстрее расправиться с зарвавшимся врагом, если бы нарушили границу и овладели окопами, обходя их по маньчжурской территории. Но наши части точно исполнили приказ командования и действовали в пределах нашей территории..."
      На поле боя был найден "походный" дневник японского унтер-офицера "части Сато, подразделения Камура". Вот как он описывал бои на озере Хасан:
      "1 августа.
      Тяжелые снаряды противника беспрерывно рвутся на наших позициях. В 14.00 над нами появились самолеты противника и сбросили бомбы. Налетели тяжелые бомбардировщики, сбросили огромного размера бомбы.
      2 августа.
      Находясь на высоте Чашкуфу (Заозерная), всю ночь с 1 августа до 2 августа рыли окопы. На высоту начали атаку танки противника. В этот день было что-то ужасное. Беспрерывно рвались бомбы и снаряды. Мы то и дело перебегали, о еде и думать нельзя было. С полудня первого августа в течение полутора суток ничего не ели. Бой продолжался. Удалось поесть только огурцов и запить грязной водой. Сегодня солнечный день, но среди дня не было видно солнца. Настроение подавленное. Чувствую себя отвратительно. Так воевать невыносимо.
      4 августа.
      Рыли окопы. Во время записи разорвался снаряд. Сильно устал. Болела голова. Спал мало. Артиллерия противника вела ураганный огонь. Огромные снаряды рвутся на наших позициях..." (На этом дневниковая запись обрывается.)
      Поспешность наступления 40-й стрелковой дивизии, которая еще не успела полностью подтянуться к государственной границе, диктовалась прежде всего частыми предписаниями свыше. Там не владели обстановкой на поле боя и торопились доложить в Москву, в Кремль, товарищу Сталину и победе на озере Хасан. Вот как оцениваются события 2 августа в "кратком описании Хасанской операции", составленном штабом Дальневосточного военного округа:
      "...40-я стрелковая дивизия к утру 2 августа заканчивала свое сосредоточение и на 2 августа получила задачу нанести противнику удар и овладеть районом высота Безымянная - высота Заозерная. Здесь, несомненно, была проявлена поспешность. Сложившаяся обстановка не требовала столь быстрого действия, к тому же значительная часть командного состава как дивизионов (артиллерийских. - А.Ш.), так и танковых батальонов была лишена возможности произвести 1 августа засветло рекогносцировку и организовать взаимодействие на местности. В результате этой поспешности к 7 час. 2 августа (к часу начала наступления) часть артиллерии, прибывшей ночью, оказалась не готовой, положение противника, особенно его передний край, изучены не были; связь полностью развернуться не успела, левый фланг боевого порядка не мог начать наступление в назначенный приказом час..."
      На следующий день, 3 августа, 40-я стрелковая дивизия, не добившись успеха, стала выходить из боя. Ее отход на исходные позиции происходил под сильным огнем японцев. Лишь к 15 часам дня батальоны дивизии вышли в назначенные им районы сосредоточения.
      В месте расположения отошедшей от высот стрелковой дивизии уже вовсю "действовал" начальник Главного политического управления РККА, он же заместитель наркома обороны Л. Мехлис. Полновластный сталинский эмиссар вмешивался в приказы командующего Дальневосточным фронтом, отдавая собственные распоряжения. А главное - Мехлис на скорую руку творил суд и расправу. Одна из его телеграмм в Москву гласила:
      "Из Посьета, 3 августа.
      Москва. Наркому обороны Ворошилову.
      Приказал отдать под суд трех лейтенантов и политрука, а не командира 40-й стрелковой дивизии. Телеграф безобразно перепутал... Вопрос о командире 40-й СД я не решил, тем более обстановка боя. Я приказал лишь арестовать и судить четырех подлецов артиллеристов по Вашей директиве. Армейский трибунал будет судить в полевом порядке.
      Мехлис".
      Чтобы понять "весомость" сталинских репрессий в Хасанских событиях, можно сослаться на воспоминания о 30-х годах участника тех боев на границе в Приморье бывшего красноармейца
      С. Шаронова:
      "До хасанских событий я служил в 120-м стрелковом полку 40-й стрелковой дивизии. Боевой подготовкой занимались мало. В 1937-1938 годах многих командиров забрали. Командование дивизии обез-главили полностью: арестовали комдива Васенцева, комиссара Руденко, начштаба Шталя, начальника артиллерии, начмеда и его жену, офицера-медика. В полку - та же картина. Мы, рядовые бойцы, порой не знали, кому верить. Тянулись только к политруку Матвееву, настоящему большевику, еще красногвардейской закалки. Его тоже забирали, потом вернули. Мы спрашивали у него, когда же будем боевые гранаты метать, все деревянными да деревянными? Ему такие вопросы можно было задавать, мы знали. А Матвеев отвечал: "Вам гранату метнуть, а для государства в корову это обойдется". Он задумывался и добавлял: "Да... еще повоюете..."
      Тот же Мехлис еще 31 июня сообщил в Москву: "...в районе боев нужен настоящий диктатор, которому все было подчинено". "Засветившийся" маршал Советского Союза В.К. Блюхер для этой цели уже не подходил: судьба прославленного красного полководца Гражданской войны была предрешена.
      Свидетельство тому все тот же приказ народного комиссара обороны маршала Советского Союза К.Е. Ворошилова № 0040 от 4 сентября 1938 года:
      "Даже после получения указания от Правительства о прекращении возни со всякими комиссиями и расследованиями... т. Блюхер не меняет своей пораженческой позиции и по-прежнему саботирует организацию вооруженного отпора японцам. Дело дошло до того, что 1 августа с. г., при разговоре по прямому проводу тт. Сталина, Молотова и Ворошилова с т. Блюхером, тов. Сталин вынужден был задать ему вопрос: "Скажите, т. Блюхер, честно, - есть ли у вас желание по-настоящему воевать с японцами? Если нет у вас такого желания, скажите прямо, как подобает коммунисту, а если есть желание - я бы считал, что вам следовало бы выехать на место немедля".
      3 августа нарком обороны Маршал Советского Союза К.Е. Ворошилов принимает решение возложить руководство боевыми действиями в районе озера Хасан на начальника штаба Дальневосточного фронта комкора Г.М. Штерна, назначив его по совместительству командиром 39-го стрелкового корпуса. Таким образом командующий фронтом маршал В.К. Блюхер фактически отстраняется от непосредственного руководства боевыми действиями на государственной границе.
      В состав 39-го стрелкового корпуса входили 32, 40 и 39-я стрелковые дивизии и 2-я механизированная бригада, а также части корпусного усиления. Одновременно в боевую готовность приводилась вся 1-я общевойсковая армия, оборонявшая Приморье.
      Возможность прекратить военный конфликт у озера Хасан мирными переговорами еще была. В Токио быстро поняли, что победный бой местного значения за две приграничные сопки может вылиться в гораздо более широкую вооруженную конфронтацию. Но главные силы императорской армии находились в то время не в Маньчжоу-Го, а вели военные действия против чанкайшистского Китая. Поэтому было принято решение локализовать пограничный вооруженный конфликт на выгодных для себя условиях.
      4 августа японский посол в Москве М. Сигэмицу заявил советскому народному комиссару иностранных дел М.М. Литвинову о готовности правительства Японии приступить к переговорам по урегулированию пограничного конфликта. Посол Сигэмицу знал, что его империя вполне могла с позиции силы раздувать костер большой войны.
      Советское правительство выразило готовность к таким переговорам, но при обязательном условии - японские войска должны быть выведены с захваченной пограничной территории. Нарком иностранных дел М.М. Литвинов заявил японскому послу:
      "Под восстановлением положения я имел в виду положение, существовавшее до 29 июля, т. е. до той даты, когда японские войска перешли границу и начали занимать высоты Безымянная и Заозерная..."
      Токио, уверенное в своих силах, с такими условиями советской стороны не согласилось. Ее московский посол М. Сигэмицу предлагал вернуться к границе до 11 июля - то есть до появления пресловутых окопов на вершине Заозерной.
      Однако такое предложение японской стороны запоздало по одной весомой причине. ТАСС уже передало официальное сообщение о том, что японские войска захватили советскую территорию "на глубину в 4 километра". Однако в действительности такой "глубины захвата" просто не было. По всей Советской стране шли многолюдные митинги протеста, участники которых требовали обуздать зарвавшегося агрессора.
      "...Мы просим наше правительство, - заявил многотысячный коллектив Московского автозавода, носящий ныне имя его первого директора И.А. Лихачева, - не оставить провокацию японской военщины без последствий. Пусть фашисты испытают на своей шкуре силу и могущество нашей Родины, пусть узнают крепость и морально-политическое единство советского народа.
      Из Ярославской области на стол народного комиссара обороны СССР маршала К.Е. Ворошилова легло письмо (одно из многих подобных). В нем говорилось:
      "Мы, комсомольцы и несоюзная молодежь села Стрелы Ростовского района Ярославской области, прочитав на собрании сообщение о новом провокационном выступлении японских агрессоров на Дальнем Востоке, с гневом протестуем против этой провокации и просим партию большевиков, правительство и нашу доблестную Красную Армию дать наглым захватчикам сокрушительный отпор. А мы еще сильнее и крепче сплотимся вокруг нашей партии Ленина.
      Мы все как один с единодушием просим нашего Наркома обороны взять нас, комсомольцев и несоюзную молодежь, досрочно на военную службу".
      5 августа ТАСС распространило ответ народного комиссара иностранных дел М.М. Литвинова японскому послу в Москве: "Советские народы не станут мириться с пребыванием иностранных войск хотя бы на клочке советской земли и не будут останавливаться ни перед какими жертвами, чтобы освободить ее".
      Стороны за считанные дни нарастили в месте боев большие силы. На 5 августа оборону на сопках Заозерная и Безымянная держали, имея в ближайшем тылу войска второго эшелона, японские 19-я пехотная дивизия, пехотная бригада, два артиллерийских полка и отдельные части усиления, в том числе три пулеметных батальона, - общей численностью до 20 тысяч человек. В случае необходимости эти силы могли быть значительно усилены.
      Японцам в районе приграничных высот непосредственно противостояли советские 40-я и 32-я (командир - полковник
      Н.Э. Берзарин) стрелковые дивизии, 2-я отдельная механизированная бригада (командир - полковник А.П. Панфилов), стрелковый полк 39-й стрелковой дивизии, 121-й кавалерийский и 39-й корпусной артиллерийский полки. Всего в них насчитывалось 32 860 человек. В воздухе наступление советских войск были готовы поддержать 180 бомбардировщиков и 70 истребителей. В состоянии готовности находились корабли, авиация и береговая оборона Тихоокеанского флота.
      Наступательная операция на высоты Заозерная и Безымянная готовилась по всем правилам военного искусства. Москва в лице Сталина и наркома обороны Ворошилова торопила с ее проведением. Маршал В.К. Блюхер, который осуществлял общее руководство, в очередной раз вызывается к прямому проводу для разговора с Кремлем:
      "Сталин: Скажите-ка Блюхер, почему приказ наркома обороны о бомбардировке авиацией всей нашей территории, захваченной японцами, включая высоту Заозерную, не выполняется?
      Блюхер: Докладываю. Авиация готова к вылету. Задерживается вылет по неблагоприятной метеорологической обстановке...
      Сталин: Скажите, товарищ Блюхер, честно, есть ли у вас желание по-настоящему воевать с японцами?.. Что значит какая-то облачность для большевистской авиации, если она хочет действительно отстоять честь своей Родины!.."
      5 августа 1938 года была сформулирована и одобрена новая военная доктрина СССР. Взамен "малой крови и могучего удара" - "победа любой ценой". Хасанские события стали ее первой проверкой на практике.
      В тот же день народный комиссар обороны СССР маршал Ворошилов направил Блюхеру и Штерну директиву - выбить японские войска с высоты Заозерной, используя фланги. То есть войскам Дальневосточного фронта разрешалось в предстоящей наступательной операции перейти государственную границу. И, соответственно, вторгнуться на территорию сопредельного государства Маньчжоу-Го.
      Боевой приказ командира 40-й стрелковой дивизии полковника В. Базарова, которая сражалась на озере Хасан с первого до последнего дня, был отдан полкам 6 августа в 5 часов утра. Он гласил:
      "...40-я стрелковая дивизия, атакуя японо-маньчжур... имеет основной задачей уничтожить противника совместно с 32-й стрелковой дивизией в районе Заозерной, овладеть и срочно закрепить за собой высоту Заозерную..."
      Перед наступление 32-я стрелковая дивизия обратилась к 40-й с призывом: "Для лучшего решения задачи вызываем 40-ю стрелковую дивизию на социалистическое соревнование: кто первый поставит советский флаг на сопке Заозерной, загрязненной самурайским сапогом".
      Наступление советских войск на неприятельские позиции на Заозерной и Безымянной началось в 6 августа 16 часов. Первый удар по ним нанесла советская авиация - 180 бомбардировщиков под прикрытием 70 истребителей. С тяжелых бомбардировщиков ТБ-3 на неприятельские позиции на высотах и за ними было сброшено 1592 авиабомбы общим весом 122 тонны. При обстреле с воздуха японских позиций было израсходовано 37 985 пулеметных патронов. Участник этой воздушной атаки штурман эскадрильи Гаврилов вспоминал:
      "Шум моторов заглушал взрывы неприятельских снарядов, которые рвались где-то возле нас. Мы пошли на зенитные батареи противника. У подножия сопок - вражеская батарея. Вижу, как бьют орудия. Я перевел самолет на крутое пике, спустился до 800 метров и разом из всех пулеметов залил батарею свинцом и сбросил бомбы. Набрав высоту, развернулся. Посмотрел вниз: результаты неплохие..."
      После налета авиации по высотам и по местам предполагаемого сосредоточения японских резервов был произведен огневой налет артиллерии. Тысячи снарядов обрушились на высоты, уничтожая огневые позиции японцев, разбивая блиндажи и укрытия, засыпая землей и камнями окопы и ходы сообщения.
      В 16.55 началась общая атака Заозерной и Безымянной пехотой при поддержке танковых батальонов 2-й механизированной бригады. Атакующих сразу же встретил сильный ружейно-пулеметный огонь. С маньчжурской территории на небольшом участке завязавшегося боя сосредоточили свой огонь несколько вражеских артиллерийских батарей. Ожесточенный бой на ближайших подступах к высотам и на скатах сопок продолжался до глубокой ночи.
      О событиях 6 августа в "Кратком описании Хасанской операции", составленном штабом пограничных и внутренних войск Дальневосточного округа, говорится следующее:
      "Поскольку был положительно решен вопрос о вторжении на территорию противника, правый фланг наступающих частей 32-й стрелковой дивизии захватывал высоту Черная, а левый фланг 40-й стрелковой дивизии - Хомоку. В связи с плохой погодой вылет авиации задерживался и наступление пехоты 6 августа фактически началось около 17 часов. Около полуночи подразделения 118-го стрелкового полка 32-й стрелковой дивизии вышли на южную часть гребня высоты Заозерная и водрузили на ней красный флаг (фотография его появилась на страницах всех центральных советских газет)... Противнику все же удалось в тот день удержать за собой северную часть гребня высоты Заозерная и гребень высоты Безымянная..."
      Бои за высоты продолжались 7, 8 и 9 августа. На третий день боев части 40-й стрелковой дивизии овладевают почти всем длинным гребнем (кроме его северной части) сопки Заозерной. На следующий день полки 32-й стрелковой дивизии, настойчиво атакуя, захватывают высоту Безымянную. Японское командование подтянуло к району боев свои резервы. Начались яростные контратаки неприятельской пехоты. 7 августа японцы контратаковали высоту Заозерную двенадцать раз, но каждый раз безуспешно.
      Японцы в районе боев удержали за собой только небольшие, хорошо укрепленные высоты Черная, Пулеметная Горка (высота получила такое название за обилие пулеметных гнезд на ней) и Богомольная. Артиллерийский огонь велся не только по японским позициям на высотах, но и по корейскому селению Хомоку, где на огневых позициях стояли вражеские батареи.
      Об ожесточенных боях 9 августа на озере Хасан в сообщении штаба 1-й Приморской армии говорилось:
      "9 августа японские войска вновь предприняли ряд атак на высоту Заозерная (Чанкуфын), занимаемую нашими войсками. Японские войска были отброшены с большими для них потерями. Расположение наших войск проходит по линии границы, за исключением района высоты Безымянной, где японские войска вклиниваются в нашу территорию метров на двести, а наши войска в свою очередь вклиниваются в японо-маньчжурскую территорию метров на триста. На всем участке продолжается артиллерийская перестрелка".
      Комкор Г.М. Штерн (репрессированный как и его командующий Дальневосточным фронтом маршал В.К. Блюхер) писал о боях у озера Хасан, которые велись в неимоверно трудных условиях для наступающей стороны:
      "Скрыть место и направление нашей атаки не было никакой возможности... Владея Заозерной и Безымянной, японцы просматривали сверху вниз весь район расположения РККА и все пути к этому району. Они могли пересчитать каждое наше орудие, каждый танк, чуть ли не каждого человека. Возможность... вообще какого бы то ни было маневра для частей Красной Армии полностью отсутствовала... Атаковать можно было только... прямо в лоб японским позициям... В течение трех суток, с 7 по 9 августа, шли тяжелые бои по освобождению советской земли от захватчиков".
      10 августа состоялась очередная встреча японского посла в Москве М. Сигэмицу с представителями Советского правительства. Конфликтующие стороны договорились по дипломатическим каналам прекратить огонь и восстановить статус-кво на границе СССР с Маньчжоу-Го. На следующий день, 11 августа, в 12 часов дня военные действия у озера Хасан были прекращены. Согласно договоренности советские войска, равно как и японские, оставались на линии, которую они занимали 10 августа в 24.00 по местному времени.
      Первая встреча военных представителей обеих сторон для фиксации положения войск состоялась южнее высоты Заозерная того же 11 августа. Однако не обошлось и без накладок. В сообщении ТАСС по этому поводу говорилось:
      "При первой встрече военных представителей СССР и Японии 11 августа сего года военными представителями СССР было заявлено, что, несмотря на прекращение в 13 ч. 30 м. 11 августа (местного времени) боевых действий, часть японских войск нарушила соглашение о перемирии и, воспользовавшись перемирием, продвинулась вперед на 100 метров и заняла часть северного ската высоты Заозерной. Несмотря на протест военных представителей СССР и требование их о немедленном отводе японских войск на их прежние позиции, японские военные представители категорически отказались исполнить это законное требование. Ввиду того, что на указанном участке обе стороны сблизились до 4-5 метров и вооруженное столкновение могло стихийно снова возникнуть в любой момент, военные представители обеих сторон на месте решили обоюдно отвести на этом участке на 80 метров назад войска каждой стороны. По получении об этом донесения советское командование на Дальнем Востоке в соответствии с заключенным соглашением о перемирии отдало распоряжение о немедленном возвращении наших частей на прежние позиции, которые они занимали в 24 часа 10 августа, и предложило потребовать от японских представителей отвода японских войск. Это распоряжение нашими войсками было точно выполнено..."
      Военный конфликт у озера Хасан не получил продолжения. Свои войска с клочка захваченной советской территории японское командование отводило на удивление дипломатов двух государств крайне медленно. На северной части гребня высоты За-озерной японцы "задержались" до 13 августа. А на высотах Пулеметной Горке, Черной и Богомольной до 15-го числа. 13 августа состоялся взаимный обмен трупами погибших.
      Дозорные наряды Посьетского пограничного отряда вновь заняли свои посты на высотах. На приграничной полосе остались только опаленные огнем следы недавних боев: земля была наполнена осколками снарядов и авиабомб, пулями и патронными гильзами. Однако от этого советская граница на Дальнем Востоке не стала менее "горячей". Она оставалась такой до победного 1945 года.
      Пограничный конфликт в районе озера Хасан в 1938 году по времени был скоротечен и не сопровождался большими потерями. Людские потери японских войск за время хасанских боев, по свидетельству японских источников, составляли 500 человек убитыми и 900 ранеными. Потери частей, непосредственно участвовавших в боях, составили 20 процентов. Передовые части потеряли половину своего состава и были лишены боеспособности.
      Полные потери войск советского Краснознаменного Дальневосточного фронта, который был расформирован сразу же после окончания хасанских боев, долгое время скрывались под грифом "секретно". В начале 90-х годов гриф секретности с материалов о потерях Вооруженных Сил СССР в войнах, боевых действиях и военных конфликтах был снят.
      До этого приводилась следующая цифра погибших - 236 человека. В секретном приказе наркома обороны маршала Клима Ворошилова за № 0040 фигурировали уже другие цифры - 408 убитых и 2807 раненых. Однако в действительности потери советских войск оказались гораздо большими.
      Согласно рассекреченным данным, советские потери во время боев на озере Хасан составили 717 человек убитые, 75 - пропавшие без вести и попавшие в плен и 3279 раненые, контуженные, обожженные и больные. Особенно велики оказались боевые потери среди командного состава, и прежде всего в пехоте - "царице полей". Среди 717 погибших командиров (офицеров) оказалось 129 человек, младших командиров (сержантов)-191 человек. Больше половины заболеваний в ходе боев были связаны с необеспеченностью действующих войск доброкачественной питьевой водой. Многочисленными были случаи заболевания малярией.
      Среди убитых оказался и "виновник" Хасанского конфликта - начальник инженерной службы Постьетского пограничного отряда В. Виневитин, сразивший из винтовки наповал японского жандарма на самой вершине сопки Заозерной. Лейтенант-сапер был убит по ошибке своим же советским солдатом из-за неразберихи с поролями.
      Советское правительство высоко оценило мужество и воинскую доблесть участников боев на озере Хасан. 26 военнослужащих удостоились высокого звания Героя Советского Союза. Свыше пяти тысяч командиров, красноармейцев и пограничников удостоились орденов Ленина, Красного Знамени и Красной Звезды, медалей "За отвагу" и "За боевые Заслуги". За проявленное мужество и отвагу своих бойцов "главные действующие лица" Хасанских событий 40-я стрелковая дивизия была награждена орденом Ленина, а 32-я стрелковая дивизия - орденом Красного Знамени.
      В целях увековечения памяти героев Хасана Президиум Верховного Совета СССР Указом от 5 июля 1939 года переименовал приграничный Посьетский район Приморского края в Хасанский район.
      Но были награды и другого рода. Приказом наркома обороны СССР маршал В.К. Блюхер был отстранен от командования войсками Краснознаменного Дальневосточного фронта и вызван в Москву за назначением на последнюю свою "должность". Его обвиняли теперь не только в нежелании и неумении воевать на озере Хасан. В ворошиловском приказе № 0040 говорилось:
      "...После разоблачения и изъятия из армии изменников и шпионов т. Блюхер не сумел или не захотел по-настоящему реализовать очищение фронта от врагов народа. Под флагом особой бдительности он оставлял вопреки указаниям Главного военного совета и наркома незамещенными сотни должностей командиров и начальников частей и соединений, лишая таким образом войсковые части руководителей, оставляя штабы без работников, не способными к выполнению своих задач. Такое положение т. Блюхер объяснял отсутствием людей (что не отвечает правде) и тем самым культивировал огульное недоверие ко всем командно-начальствующим кадрам КДфронта..."
      Из этого видно, сколь существенные "потери" понесли войска Краснознаменного Дальневосточного фронта в ходе боев у озера Хасан не от своего противника. Комкор Г.М. Штерн не разделял мнения своего старшего начальника в вопросе об "отсутствии командных кадров". Герой хасанских боев в своем выступлении на XVIII съезде ВКП (б) заявил следующее (по стенограмме):
      "Я должен сказать несколько слов о наших командирах. Всякие борзописцы за границей, из понятных для нас с вами соображений, пытаются изобразить дело так, что из-за того, что мы с вами уничтожили кучку всякой дряни тухачевских, гамарников, уборевичей и им подобную сволочь, у нас в Красной Армии нет хорошего командного состава.
      Красная Армия обладает достаточным числом замечательных людей, командующих и взводом, и ротой, и батальоном, и полком, и дивизией, и высшими соединениями. Командный состав Красной Армии ковался под непосредственным руководством товарища Сталина, товарища Фрунзе, товарища Ворошилова. (Аплодисменты.) Все эти люди знают свое дело, испытаны не только в боевой подготовке мирного времени и не только на Хасане. Эти люди преданы своей Родине до конца, готовы в любой момент отдать свою жизнь за дело партии, за дело Ленина - Сталина (аплодисменты) и сумеют, если им нужно будет отдать свою жизнь, сделать это так, чтобы раньше получить десять жизней врагов на одну жизнь нашего драгоценного человека. (Аплодисменты.)
      Ворошилов (из-за стола президиума): Десять мало. Надо двадцать. (Смех, аплодисменты).
      Штерн (с трибуны): Поправку принимаю. Прошу внести в стенограмму. (Смех.)".
      Через два с половиной года прославленного в печати героя хасанских боев, счастливо пережившего 30-е годы, расстреляют в бериевских застенках как врага народа. Но произойдет это тогда, когда немецкие войска подойдут к Москве.
      Бои на озере Хасан в 1938 году показали серьезные недостатки в боевой обученности войск РККА, которые выразились в ее конкретных действиях в ходе пограничного конфликта. В том секретном ворошиловском приказе № 0040 констатировалось:
      "События этих немногих дней обнаружили огромные недочеты в состоянии КДВ фронта. Боевая подготовка войск, штабов и командно-начальствующего состава фронта оказалась на недопустимо низком уровне. Войсковые части были раздерганы и небоеспособны; снабжение войсковых частей не организовано. Обнаружено, что Дальневосточный театр к войне плохо подготовлен (дороги, мосты, связь)..."
      Об этом же говорили сразу после окончания боев на совещании командного и политического состава Посьетского пограничного отряда. Вот отрывки из записей, которые сделал батальонный комиссар К. Телегин:
      "Забелин. На Заозерной создан штаб, но он бездействовал... Махалину не могли помочь, потому что штаб не знал, что ему делать, руководство раздваивалось...
      Мачалов. Полевые части от Новой деревни до Заозерной побросали противогазы, пулеметы, приходилось собирать...
      Яровенко. Округ прислал гранаты Ф-1, а пользоваться ими не могли... Бинокли на 40 проц. негодны...
      Фомичев. Просил обеспечить по 4-5 гранат на бойца - не дали, только после боя прислали... Боевой подготовкой не занимались, потому что превратились в хозяйственных командиров. Сено, дрова, овощи заготовляем, строительство ведем, белье стираем...
      Колесниченко. На заставе мы сидели и ничего не знали, что происходит, до получения газет, хотя я с крыши видел, что делается. Я лично наблюдал расположение японской батареи, пулеметов, передвижений, зенитных батарей доносил, докладывал дежурному, но эти данные во внимание не принимали...
      Лебедев. Не было увязки между подразделениями, даже стреляли по своим танкам...
      Сухарев. Не продумана система организации питания и снабжения. Военком 40-й стр. боялся взять на себя ответственность за мобилизацию плавединиц для подброски грузов на фронт ("а если сорву путину?").
      Терешкин. Недоволен тем, что моему штабу на Заозерной не давали работать, все приезжающие давали разные указания... Федотов приехал: на кой черт нарыли на вершине и натянули проволоку. Спустились вниз и окопались... Почему все-таки сдали За-озерную?.."
      Как показали события 1941 года, опыт пусть и непродолжительных Хасанских событий был позабыт в Красной Армии довольно скоро. А ведь на дальневосточной границе воевали против кадровой, современной японской армии. Да и к тому же позаимствовавшей немало нового у германской, гитлеровской армии. На эту тему и по сей день ведется немалая дискуссия среди военных историков и исследователей.
      Хасан стал преднамеренной пробой сил для японской императорской армии. По другому ее высшее командование и не смотрело на этот пограничный конфликт. О его преднамеренности свидетельствует, в частности, телеграмма начальника штаба 19-й пехотной дивизии Накамуры. Поскольку его дивизия несла в боях за удержание захваченных высот большие потери, он просил начальника штаба японской Корейской армии генерала Китано "немедленно начать дипломатические переговоры", заявляя, что армия уже "продемонстрировала свою мощь... и пока есть выбор, нужно остановиться".
      Уроки Хасана были забыты и в японской императорской армии. Иначе бы скорых событий на реке Халхин-Гол могло бы и не быть. Генералитет страны Восходящего Солнца не стал бы второй раз удостоверяться в реальной силе Рабоче-Крестьянской Красной Армии и пробовать на прочность дальневосточные пределы Советской державы. Правда, на сей раз на дальних подступах к ним, но с перспективой выхода на территорию Забайкалья.
      О том, что Япония будет пробовать свои военные возможности на новом направлении, было известно. Об этом открыто писала мировая пресса. Так, итальянский журнал "Аффари истери" еще в марте 1935 года сообщал своим читателям следующее:
      "С Дальнего Востока приходят малоуспокоительные известия о намерениях Японии относительно Монголии. Угроза захвата Внешней Монголии не является воображаемой или искусственно созданной Москвой для внешних и внутренних маневров. Эта угроза реальная и непосредственная".
      О подготовке японской Квантунской армии еще раз "скрестить мечи" с Красной Армией, о намерениях императорского военного командования перенацелить удар с восточной границы Маньчжоу-Го на запад хорошо знали и в Москве. Показателем в этом отношении может служить продолжительная беседа 1 марта 1936 года в Кремле И.В. Сталина с американским газетным магнатом Роем Говардом, председателем американского газетного объединения "Скриппс-Говард Ньюспейперс".
      Последнего в первую очередь интересовало положение на границах Монгольской Народной Республики с Маньчжурией. В Вашингтоне понимали, что вторжение японской армии в Монголию приведет к серьезному военному конфликту на Дальнем Востоке, который может изменить геополитическую ситуацию в бассейне Тихого океана. Вот выдержка из той кремлевской беседы:
      "Говард. Каковы будут, по-Вашему, последствия недавних событий в Японии для положения на Дальнем Востоке?
      Сталин. Пока трудно сказать. Для этого имеется слишком мало материалов. Картина недостаточно ясна.
      Говард. Какова будет позиция Советского Союза в случае, если Япония решится на серьезное нападение против Монгольской Народной Республики?
      Сталин. В случае, если Япония решится напасть на Монгольскую Народную Республику, покушаясь на ее независимость, нам придется помочь Монгольской Народной Республике. Заместитель Литвинова (народного комиссара по иностранным делам. - А.Ш.) Стомоняков уже заявил об этом японскому послу в Москве, указав на неизменно дружеские отношения, которые СССР поддерживает с МНР с 1921 года. Мы поможем МНР так же, как помогали ей в 1921 году.
      Говард. Приведет ли, таким образом, японская попытка захватить Улан-Батор к позитивной акции СССР?
      Сталин. Да, приведет.
      Говард. Если вспыхнет война, то в какой части света она может разразиться раньше? Где грозовые тучи войны больше всего сгустились - на Востоке или на Западе?
      Сталин. Имеются, по-моему, два очага военной опасности. Первый очаг находится на Дальнем Востоке, в зоне Японии. Я имею в виду неоднократные заявления японских военных с угрозами в адрес других государств. Второй очаг находится в зоне Германии. Трудно сказать, какой очаг является наиболее угрожающим, но оба они существуют и действуют..."
      "Спецсообщение Разведывательного управления РККА о подготовке Японией нового вторжения на территорию СССР.
      3 марта 1939 г.
      О подготовке японцами новых провокаций против СССР
      Докладываю агентурные данные, полученные из Китая:
      1. Английские круги в Китае считают весьма вероятным, что японцы в ближайшее время предпримут новое вторжение на советскую территорию, причем предполагают, что масштаб этой провокации будет более крупным, чем это было в районе оз. Хасан в июле - августе 1938 г. Однако ввиду того, что цель предстоящего вторжения на территорию СССР заключается в том, чтобы поднять патриотические настроения в японской армии и в народе, это вторжение не будет глубоким и японцы постараются быстро уладить этот "инцидент".
      2. В японских военных кругах в Шанхае муссируются слухи о том, что в мае 1939 г. следует ожидать большого выступления против СССР, причем, по слухам, это выступление может вылиться в войну.
      3. По сведениям, требующих проверки, генерал-лейтенант Исихара в настоящее время совершает объезд пограничных частей и укреплений районов на маньчжуро-советской границе, где проводит инструктивные совещания с командным составом. Японские военные круги в Шанхае рассматривают эту поездку Исихары как часть плана подготовки к новому нападению на СССР.
      Примечание РУ: Генерал-лейтенант Исихара является командиром укрепленного района Майдзуру на о. Хонсю в Японии. В армейских кругах Исихара известен как большой знаток тактики и считается очень способным полководцем.
      Врид начальника Разведупра РККА
      комдив Орлов".
      Глава третья
      ГОД 1939-й. ХАЛХИН-ГОЛ. НЕОБЪЯВЛЕННАЯ ВОЙНА
      Проба сил на озере Хасан вынудила высшее японское командование признаться самому себе в том, что ранее выработанные стратегические планы наступательной войны против СССР "устарели" по времени. Японцы летом 1938 года смогли убедиться в неожиданно прочной обороне советской границы в Приморье и поэтому императорский Генеральный штаб решил найти такое место для нового удара, "где бы противник не ожидал наступления".
      В Токио не теряли времени даром. В течение осени "хасанского" года были разработаны два варианта плана наступательной войны против Советского Союза. Сам сверхсекретный план получил кодовое наименование "Хати - го" (план операции номер восемь).
      Вариант "Ко" ("А") предусматривал одновременный удар на восточном и северном направлениях. После этого намечались решительные действия против Забайкалья.
      По варианту "Оцу" ("Б") первоначальный главный удар планировался на западном направлении с целью выхода к южным берегам озера Байкал и перекрытия Транссибирской железнодорожной магистрали. Таким образом Забайкалье и Дальний Восток отрезывались по суше от остальных районов СССР и перед японской армией "открывались" хорошие оперативные возможности для разгрома восточной группировки Красной Армии.
      Разработанный в строгой секретности план был в двух вариантах направлен в штаб Квантунской армии для изучения. Именно ей предстояло во второй раз попробовать крепость советской границы. После тщательного анализа ее командование пришло к выводу о наибольшей целесообразности сосредоточения основных наступательных усилий на западном направлении. То есть там, где сходились границы трех государств: Маньчжоу-Го, Монголии и СССР. Квантунские штабисты-аналитики считали его наиболее уязвимым для оборонительных действий советских войск.
      Доработанный вариант "Оцу" ("Б") был одобрен в Генеральном штабе Японии уже в мае 1939 года. Для реализации этого варианта предусматривалось использовать 40 пехотных и 5 механизированных дивизий с привлечением других армейских сил. В целом план "Хати - го" предусматривал достижение полной готовности к нападению на Советский Союз лишь в начале 40-х годов.
      План "Хати - го" предусматривал создание на территории Маньчжурии трех фронтов - Западного, Северного и Восточного и одной воздушной армии. То есть планом предусматривалось проведение широких фронтовых наступательных операций, что отвечало современным требованиям военного искусства.
      Каждый фронт имел конкретную задачу. Так, войска Северного фронта (10 пехотных дивизий) должны были начать наступление из района западнее китайского города Хайкэ и оказывать поддержку войскам Западного фронта, наступавшим из района Калган - Баотоу во Внутренней Монголии. Перед Северным фронтом стояла задача нарушения движения по Транссибирской железнодорожной магистрали и разгром противостоящих ему советских войск. После прекрытия движения по Транссибу войска фронта выдвигались в район Рухлово (Сковородино) и далее к городу Хабаровску.
      В состав Восточного тоже выделялось десять пехотных дивизий. Первоначально он должен был принять оборонительное положение и сдерживать советские войска с территории Приморья. После их разгрома Восточному фронту предписывалось оккупировать основные районы Приморья с городом Владивостоком (туда намечалось высадить морской десант) и развивать наступление вдоль реки Уссури на Хабаровск.
      Наиболее мощным должен был стать Западный фронт, состоящий из 20 пехотных и 5 механизированных дивизий. Главный удар он наносил по району города Нерчинск в Забайкалье, где ему предстояло разгромить советские войска восточнее Читы. Далее фронту предстояло развивать наступление в сторону Улан-Удэ и Рухлово, одновременно оккупируя советской Забайкалье и Монгольскую Народную Республику.
      В докладе командования Квантунской армии Генеральному штабу заявлялось, что Советскому Союзу для ведения боевых действий на западном направлении придется "затратить усилий в 10 раз больше, чем японской армии".
      В Маньчжурии к началу войны должны были закончить сосредоточение 35 авиационных эскадрилий, сведенных в воздушную армию. Ей предписывалось в самом начале боевых действий уничтожить советскую авиацию в Приморье и наибольшую поддержку с воздуха оказать наступающему Западному фронту.
      В период наступательной операции Квантунской армии против СССР намечалось приостановить активные действия японских экспедиционных войск в Китае. Часть их, переброшенная по железной дороге на север, привлекалась для поддержки Западного фронта. Кроме того, японское командование опасалось прорыва советских мобильных (механизированных) войск в Южную Маньчжурию.
      Причин, толкавших правящие круги страны Восходящего Солнца на новый, гораздо более крупномасштабный военный конфликт, было несколько. Но стремление взять реванш за Хасан было не самым главным. Главной было ценой "большой войны" вынудить СССР отказаться от помощи Китаю или, по крайней мере, значительно ослабить ее. Победа давала Токио хорошую козырную карту в дипломатическом противостоянии Вашингтону и Лондону.
      Была и еще одна немаловажная причина - требовалось поднять авторитет императорской армии, подорванный поражением на озере Хасан и невозможностью завершить войну в Китае. Помощь ему со стороны Москвы все возрастала. К середине февраля 1939 года в Китае находилось 3665 советских советников, инструкторов, военных летчиков и техников. Летом того же года туда прибыло более 400 летчиков-добровольцев и авиатехников (свыше 200 советских летчиков погибло на китайской земле).
      Эту последнюю причину японские историки определили следующим образом: "Лишившись уверенности в победе, армия находилась в состоянии сильной раздраженности и нетерпения - как в отношении военных действий против Китая, так и в отношении операций против СССР".
      Однако ни плану "Хати - го", ни его второму варианту "Оцу" ("Б") не суждено было сбыться. Начавшиеся было военные события "в полосе наступления Западного фронта" стали развиваться совсем по другому сценарию, в разработке которого японский императорский Генеральный штаб участия не принимал. Новое столкновение японских и советских войск произошло несколько ранее спланированного и утвержденного в Токио.
      Это столкновение вошло в мировую военную историю под названием "Халхин-Голский конфликт" на границе Монголии (МНР) и Маньчжоу-Го или Китая. Но он больше напоминал локальную, пограничную войну, которая шла с мая по сентябрь 1939 года. Однако конфликт на Халхин-Голе в истории войной так и не назвали, хотя было немало войн, в которых были задействованы гораздо меньшие силы.
      Командование Квантунской армией постаралось "отвлечь" как можно больше внимания советского военного руководства от берегов Халхин-Гола. С этой целью на советско-маньчжурской границе действиями "местного" командования Квантунской армии и маньчжурских войск преднамеренно обостряется обстановка. Ее нарушение следует одно за другим. Вот лишь некоторый их перечень.
      14 февраля 1939 года японские военнослужащие нарушают государственную границу СССР на участке Ханкайского пограничного отряда в Приморье. В результате боевого столкновения был убит японский унтер-офицер Кимамура Эситами.
      23 февраля нарядом 53-го (Даурского - в Читинской области) пограничного отряда был ранен при нарушении советской границы на острове № 268 на реке Аргунь и взят в плен унтер-офицер Томигава.
      26 февраля в боевом столкновении на советской территории японскими военнослужащими был захвачен раненым пограничник красноармеец Моков, захвачен также труп красноармейца Гузеватого. С этими "трофеями" нарушители смогли беспрепятственно уйти на свою сторону, в Маньчжурию.
      5 марта японцы вновь нарушили советскую государственную границу в Приморском крае - на участке Гродековского погран-отряда. В ходе боевого столкновения были убиты капитан Хосисукэ Такисабура, ефрейтор Оцуба и солдат-маньчжур Ли Люнцзин...
      Советская сторона никак не могла быть заинтересована в новом обострении ситуации на своей дальневосточной границе. Показателен факт, что уже после начала военного конфликта на реке Халхин-Гол в ответ на запрос японских дипломатов Л.П. Берия сообщил им, что подлежащие обмену лица и трупы могут быть доставлены в любой пункт сухопутной границы между СССР и Маньчжоу-Го к 20 мая 1939 года или другому сроку, который устраивает противную сторону. Ставилось лишь одно условие - японские власти должны были предупредить советскую сторону о месте и дате такого обмена за пять суток.
      События на берегах реки Халхин-Гол стали как бы более широкомасштабной копией событий на озере Хасан. Причиной маленькой необъявленной войны, в которой, с одной стороны, участвовали советские войска и армия Монгольской Народной Республики, с другой войска японской Квантунской армии, стал пограничный конфликт. Связан он был с необоснованными требованиями японских и, естественно, маньчжурских властей об односторонней демаркации государственной границы между двумя странами.
      Вопреки официальным картам, на которых была зафиксирована государственная граница Монголии (Внешней) и Китайской империи (МНР и Маньчжоу-Го) - восточнее реки Халхин-Гол на 20-25 километров, японские власти стали настаивать на демаркации границы - на признании реки Халхин-Гол пограничной чертой между Монголией и Маньчжоу-Го. Многочисленные документы на сей счет, которые имелись в монгольской столице Улан-Баторе, японо-маньчжурской стороной во внимание не принимались.
      Более того, линия государственной границы в районе реки Халхин-Гол на японских картах начиная с 1935 года стала переноситься в глубь Монголии на расстояние до 20 километров. На картах же до 1934 года такого не было.
      На границе начались военные столкновения. 24 января 1935 года японо-маньчжурские войска совершают нападение на монгольскую пограничную заставу в Халхин-Сумэ и затем захватывают близлежащую к ней территорию. Это было только началом агрессивных действий Японии, ее квантунской армии против МНР.
      31 января японо-маньчжурская пехота на 41 грузовике и кавалерийский отряд в 50 сабель совершили новое вторжение на монгольскую территорию. Нападавшие сперва заняли пограничную заставу в Халхин-Сумэ, потом погранзаставу "Монголрыба". Монгольские пограничники, выполняя инструкцию военного министра МНР, главнокомандующего Монгольской народно-революционной армиией Гэлэгдорижайна Дэмида, не ввязываясь в перестрелку с противником, отошли на 6 километров и остановились в районе Нарийн-Нур (Узкое озеро). В Улан-Баторе считалось, что из политических соображений это было сделано правильно.
      Переговоры о демаркации государственной границы между Монголией и Маньчжоу-Го (по сути дела предотвращения назревавшего пограничного конфликта) начали вестись уже в начале июня 1935 года на железнодорожной станции Маньчжурия. Однако позиции сторон сразу же разошлись. Делегат Японии Канки в своем заявлении от имени правительства Маньчжоу-Го поставил перед монгольской делегацией следующие требования:
      "Маньчжоу-Го откомандирует в соответствующие пункты на территории МНР (в том числе и в Улан-Батор) для постоянного проживания своих уполномоченных, которые будут держать связь со своим государством, отправлять нужные донесения и будут пользоваться правом свободного передвижения. Если с этими требованиями не согласятся, наше правительство... потребует отвода всех войск МНР, находящихся к востоку от Тамцак-Сумэ (то есть Темцик-Булака)..."
      Требования Канки дополнил японский военный атташе в Маньчжурии Какура, который предъявил к монгольской делегации новые требования, но уже от имени штаба Квантунской армии. Он настаивал на допущении своего представителя в назначенный им пункт монгольской территории и на проведении телеграфной линии для связи с ним.
      На эти требования правительство Монгольской Народной Республики 13 июля 1935 года дало ответ, в котором подчеркивалось, что "требования правительства Маньчжоу-Го о командировании уполномоченных в подходящие для них пункты для постоянного проживания и установки телеграфных линий для связи с ними правительство МНР отвергает как прямое покушение на суверенитет и независимость МНР".
      Переговоры были сорваны в ноябре 1935 года. Правительство Маньчжоу-Го, по указанию Токио и штаба Квантунской армии, заявило: "...в дальнейшем все вопросы мы собираемся решать по своему усмотрению". Такое правительственное заявление одной из сторон за столом переговоров было нечем иным, как прямой угрозой применения силы для "исправления картографической ошибки".
      Таким образом создавались дипломатические предпосылки для халхингольской "картографической" агрессии императорской армии Японии против бесспорно слабейшего противника, но имевшего военного и политического союзника в лице Советского Союза.
      Необъявленная война, начавшаяся первоначально на дип-ломатическом поприще, уже вскоре обернулась боевыми столкновениями на монгольско-маньчжурской границе. Только в первом квартале 1936 года японо-маньчжурские войска совершили более десяти вооруженных налетов на сопредельную сторону. Это свидетельствовало о том, что в штабе Квантунской армии к такого рода враждебным действиям на границе с Монголией были уже готовы. В марте 1936 года начальник этого штаба генерал Итагаки заявил, что Монголия занимает важное место в японо-маньчжурской внешней политике. Или, говоря иначе, в планах командования Квантунской армии.
      Так, 24 марта 1936 года в 15 часов отряд японских и маньчжурских военнослужащих напал на монгольскую пограничную заставу Монгол-Дзагас у озера Буир-Нур. Завязалась перестрелка. К нападавшим прибыло на четырех грузовиках подкрепление, однако монгольские пограничники отбили нападение. На следующий день под вечер японо-маньчжурский отряд численностью около 200 человек повторил нападение. Поскольку силы были неравные, то монгольским пограничникам пришлось отойти на семь километров в глубь своей территории.
      На рассвете 26 марта нарушители границы, обнаружив отход монгольских пограничников, переправились через реку Халхин-Гол и заняли помещение заставы. Однако появление над заставой военных самолетов с монгольскими опознавательными знаками заставило японо-маньчжурский отряд переправиться обратно через реку и уйти на свою территорию.
      После двухдневного затишья, 29 марта в 12 часов дня большой японо-маньчжурский отряд напал на монгольскую пограничную заставу Адык-Долон, которая находилась в 45 километрах от границы. Объясняется это тем, что впереди нее тянулся совершенно пустынный незаселенный район. Одновременно нападение было совершено на другую монгольскую пограничную заставу - Булан-Дерсу, расположенную на 50 километров севернее и в 8 километрах от линии государственной границы. Получив подкрепление, монгольские пограничники отразили нападение и заставили противника укрыться на сопредельной территории.
      Наиболее сильное нападение состоялось в 9 часов утра 31 марта. Японо-маньчжурские войска на 72 грузовиках при поддержке 12 танков, бронемашин и 4 самолетов вновь напали на пограничную заставу Адык-Долон. Монгольским пограничникам пришлось отступить, и противник дошел до высоты 652 метров и дороги, связывавшей Баин-Тумэн и город Тамцик-Булак. На сей раз в бой пришлось вступить регулярным частям армии Монголии и агрессор бвл вынужден отступить за Адык-Долон.
      В ходе боев 29 и 31 марта на монгольской границе были захвачены пленные. О результатах их допроса и положении на восточной границе МНР начальник Разведывательного управления РККА С. Урицкий сообщал наркому обороны:
      "На границе спокойно.
      Результаты опроса пленных.
      1. Захваченный в бою 29.3 подполковник Ивамото, японец, 46 л., дворянин, инструктор артиллерии и вооружения 4-й баргутской кавбригады. Имеет пулевые ранения в левую ногу и бок. Ивамото прибыл в Маньчжурию из города Хух-Хото из 5-го артполка в августе 1935 г. и служил в Мукдене, в Хайлар прибыл 25.3 и 27.3 уехал на границу с целью инспекции. На допросе держит себя спокойно, ничего существенного не говорит... Утверждает, что ехал на охоту (на волков) и не знал, что попал на территорию МНР...
      2. Капитан Юро, японец, 36 л., дворянин, зав. оружием 4-й баргутской кавбригады, здоров, прибыл в Хайлар из офицерской школы в Мукдене в феврале 1936 г. 1 марта выехал в Булун-Дерсу, где замещал командира 1-го эскадрона 7-го баргутского кавполка японского капитана Сато, выехавшего на короткий срок в Хайлар. Свое появление на границе объясняет поездкой с целью ознакомления с районом. Заход на территорию МНР объясняет случайностью и неясностью границы...
      6. В бою 31.3 захвачен в плен рядовой Ямада Танзо, японец, по специальности шофер, 23 л. Служил и участвовал в бронечасти капитана Ивадзаки (номер части не знает, говорит, это засекречено от солдат). Ранен в левую руку, осложнений нет; охотно отвечает на все вопросы. В бою 31.3 участвовал на танкетке... Беседует исключительно радушно и просит отправить его в Москву.
      7. У японского подполковника отобрана секретная схема, включающая Баргу и северную половину восточного аймака МНР, а также часть границы СССР; масштаб карты 1:2 000 000. На территории СССР изображены частично пограничные пункты. Северная половина восточного аймака МНР изображена схематично. Граница Маньчжоу-Го и МНР проведена по южному берегу р. Халхин-Гол и далее сворачивает по р. Тулай-Гол, отрезая территорию МНР в направлении на Халун-Аршан на 60 км...
      9. Ход событий, по данным опроса пленных, рисуется в следующем виде: отряд подполковника Имамото в количестве 7 грузовых и одной легковой машин выступил в Булун-Дерсу на рассвете 29.3 и направился на границу. Заставу Адык-Далон солдаты видели около 8 час. утра. Говорят, что обошли ее на расстоянии ок. 8 км, продолжая двигаться по дороге на юго-запад, и ошибочно углубились на территорию МНР. Между 13 и 14 часами неожиданно подверглись бомбардировке самолетов и ответили на их обстрел огнем двух станковых пулеметов, двух ручных пулеметов и винтовок. Все пленные заявляют, что случайно попали на территорию МНР, и объясняют это неясностью границы. Солдаты цели поездки не знают. Имамото говорит, что ехал охотиться на волков. Всего на машинах было 60 японских солдат, 6 японских офицеров и 2 баргута. При нападении самолетов машины рассыпались и пошли на север. Во время бомбометания люди спешились, одна машина остановилась на поле боя, под ней укрылись от огня подполковник, капитан, шофер и баргутский солдат, которых и захватили в плен в 2-3 км юго-западнее заставы Адык-Далон на территории МНР в глубине до 2 км.
      31.3 в бою на территории МНР участвовали:
      1) Отряд капитана Ивадзаки в составе 9 грузовых машин (рота мотопехоты - 100 бойцов) и 10 танкеток. Этот отряд прибыл в Хайлар из Гунчжулина в начале марта 1936 г., откуда 2 марта был направлен в Ассыр-Сумэ.
      2) До полка мотопехоты на 50 грузомашинах выступили в ночь 30.3 из Ассыр-Сумэ. В полку около 500 бойцов. На каждой машине - одно отделение в 10 бойцов. По всем данным, этот полк - из Гунчжулина и часть капитана Ивадзаки из его состава.
      3) 7 самолетов, прибывших на поле боя (эти самолеты за несколько дней до боя прибыли из Хайлара).
      4) Кав(алерийский) эскадрон 7-го баргутского кавполка. (Наступало: грузомашин - 50, танкеток -10, бойцов - 660, самолетов - 7, сабель -100.
      Начальник Разведывательного управления РККА
      комкор С. Урицкий".
      В сентябре 12 пленных, в том числе подполковник Имамото и капитан Юро, были переданы на берегах реки Керулен властям Маньчжоу-Го. Отказался вернуться только ефрейтор Ханьюан Конинену, кореец по национальности. Правительство МНР разрешило военнослужащему Квантунской армии остаться в своей стране. Все задержанные пленные были переданы совершенно здоровыми. Они оставили прощальные письма, в которых благодарили за хорошее к ним отношение.
      В обмен делегация Маньчжоу-Го передала 12 монгольских солдат, входивших в состав заставы Булун-Дерсу, которая была окружена японцами и уведена на сопредельную территорию. 4 остальных бойца заставы умерли в плену - их трупы были переданы делегации МНР с отдачей воинских почестей.
      Своеобразной прелюдией этих боев на монгольско-маньчжурской границе стало подписание 12 марта 1936 года в Улан-Баторе между СССР и МНР Протокола о взаимопомощи. В нем правительства двух дружественных государств обязывались в случае нападения на одну из договаривающихся сторон оказать друг другу всяческую, в том числе и военную, помощь. Об этом советская сторона поставила в известность посла Японии в Москве.
      После этого бериевский аппарат "почистил" руководство Монгольской Народной Республики, освободив его от людей нерешительных, не способных твердо отстаивать государственную границу от японского милитаризма. В конце июля 1937 года в СССР был арестован как "враг народа" премьер-министр МНР Пэлжидийн Гэндэн, который был расстрелян 26 ноября того же года. Верховным судом СССР 15 декабря 1956 года П. Гэндэн был посмертно реабилитирован.
      В том же 1937 году не стало военного министра МНР, главнокомандующего ее армией, Гэлэгжорижайна Дэмида, который за два года до этого приказал монгольским пограничникам не ввязываться в бой с нападавшими японо-маньчжурами. Он ушел из жизни 22 августа на станции Тайга в Кемеровской области, куда по приглашению маршала Советского Союза К.Е. Ворошилова прибыл, чтобы принять участие в качестве наблюдателя на армейских учениях. Официальной причиной его смерти стало пищевое отравление.
      Однако этим бериевские чистки среди командного состава армии МНР, и прежде всего в Улан-Баторском гарнизоне, не ограничились. В феврале народный комиссар внутренних дел Союза ССР Л.П. Берия сообщал наркому обороны маршалу К.Е. Ворошилову о проведенных массовых арестах среди начальствующего состава монгольской армии по инициативе министра внутренних и военных дел Маршала МНР Чойбалсана и полномочного представителя Советского Союза в этой стране Скрипко.
      Среди арестованных оказались заместитель военного министра командарм Дамба, начальник запасов штаба МНПА Намсарай, заместитель начальника политуправления Амор Сайхан, начальник военно-воздушных сил Шагдыр Сурун, начальник его штаба Мунко, командир 1-й дивизии Тохтохо, командир бронебригады Лхасрун... и секретарь Чойбалсана Баир Сайхан. Все они объявлялись участниками контрреволюционного заговора в руководстве монгольской армии. На очереди стоял арест некоторых членов правительства...
      Вооруженные столкновения, носившие откровенно провокационный характер, на границе МНР и Маньчжоу-Го возобновились в 1939 году. 11 мая на монгольский пограничный пост на спорном участке совершил налет отряд японско-маньчжурской (баргудской) кавалерии численностью до 300 человек, поддержанный 5-7 бронемашинами. Нападение было совершено при поддержке авиации. В результате нападавшие сбили у Номон Кан Бурд Обо пограничную заставу в 20 конных бойцов "цириков" и вышли к восточному берегу реки Халхин-Гол.
      Подобное нападение на монгольскую пограничную заставу - западнее Дунгур Обо повторилось 14 мая. Только на сей раз со стороны японцев начала действовать авиация, которая совершенно беспрепятственно сбросила на расположение заставы 52 бомбы.
      С этого дня развернулись активные боевые действия японской авиации, проводившей разведывательные полеты и бомбометание. Монгольские пограничные заставы и посты подвергались пулеметному обстрелу с воздуха. Командование Квантунской армии стремилось заранее подготовить своих летчиков к действиям в районе военного конфликта, ознакомить их с местностью. Во главе японской авиации стоял опытный ас Моримото, успешно действовавший в китайском небе. Под его командованием наносились многократные удары по военным аэродромам на монгольской территории.
      После такой разведки сил Монгольской народно-революционной армии в восточной части страны японцы совершили настоящее вторжение на сопредельную территорию. У него была своя предыстория. Еще в марте 1939 года японский Генеральный штаб направил в штаб Квантунской армии своих офицеров Тэрада и Хаттори из оперативного управления для планирования предстоящей операции речь шла о районе реки Халхин-Гол.
      В апреле командующий Квантунской армией генерал К. Уэда отдал приказ № 1488 о действиях войск в пограничной зоне - так называемые "Принципы разрешения пограничных конфликтов между Маньчжоу-Го и СССР". Выполнение его неизбежно вело к сознательному нарушению японскими и маньчжурскими военно-служащими (речь, естественно, шла не об отдельных лицах) советской и монгольской границ. Более того, подобные действия поощрялись.
      Согласно этому приказу, командиры воинских частей и даже их подразделений Квантунской армии должны были сами (!) "в случаях, если граница не ясна" (четвертый параграф "Принципов") определять в местах своей дислокации, где проходит государственная граница. При этом командирам всех степеней давалось право атаковать любого противника, который якобы нарушил границу Маньчжоу-Го. Одновременно в приказе генерала К. Уэды командирам приграничных частей было рекомендовано "избегать ненужных конфликтов".
      Появление на свет приказа № 1488 сразу же вызвало всплеск нарушений границ Советского Союза и МНР японскими военно-служащими, которые при соприкосновении с пограничниками сопредельной стороны на "законном" основании пускали в ход оружие. Теперь многие нарушения советской границы выливались в вооруженные схватки. В приграничной полосе стали звучать не только винтовочные выстрелы, но и пулеметные очереди и взрывы ручных гранат. Подобные действия японским вышестоящим командованием не только не пресекались, но даже поощрялись.
      Командование Квантунской армии заранее продумало и обустроило театр предстоящих боевых действий на восточных границах Монголии. Строились новые казарменные и складские помещения. Спешно достраивалась железная дорога из Салуня на Халун - Аршан и далее на Гуньчжур. Новая железная дорога велась через Большой Хинган, а затем шла параллельно монгольско-маньчжурской границе. Эти пути позволяли осуществлять быструю переброску войск к границам МНР и советского Забайкалья.
      После нападений с земли и с воздуха на монгольские пограничные заставы японский генерал-лейтенант Мититаро Камацубара, командир 23-й пехотной дивизии, 21 мая отдал подчиненным частям приказ "уничтожить войска Внешней Монголии в районе Номанхана", то есть в районе реки Халхин-Гол. Выполнение этого приказа японские войска начали в ночь на 28 мая. Речь шла уже не о рядовом нападении на монгольскую пограничную заставу.
      Группа войск Хайларского гарнизона Квантунской армии численностью около 2,5 тысяч человек при содействии танков, артиллерии и авиации 28 мая захватила часть территории суверенной Монголии и закрепилась на ней. То есть это было начало операции по овладению восточным выступом МНР между государственной границей Советского Союза, Монголии и горным хребтом Большой Хинган. Захват этого участка давал бы японским войскам удобный плацдарм для дальнейших действий в направлении Читы и озера Байкал, Транссибирской железной дороги.
      Военный конфликт на монгольско-маньчжурской границе разворачивался, по описанию японского генерала О. Ямады, участника боевых действий, следующим образом:
      "В событиях на Халхин-Голе первоначально участвовала лишь кавалерийская бригада, расположенная в Хайларе. Некоторое время наблюдалось затишье. Однако с июля 1939 г. на Халхин-Гол была брошена половина 23-й Хайларской дивизии. В последующее время оставшиеся части этой дивизии постепенно переводились на театр военных действий. Еще через некоторое время на Халхин-Гол стали перебрасываться самолеты, тяжелая артиллерия, половина 4-й Цзямусынской дивизии.
      В последних числах августа было начато наступление на фронте Халхин-Гола. Предполагалось направить в бой по одному смешанному отряду от 2-й и 7-й дивизий. Однако бои прекратились до прибытия этих сил на фронт".
      На территории Монголии в соответствии с Протоколом о взаимопомощи от 12 марта 1936 года с сентября 1937 года находились части советской Красной Армии. Это была крупная подвижная группировка войск: 30 тысяч человек рядового и командного состава, тысячи ручных и станковых пулеметов, сотни орудий, 280 бронемашин и 265 танков. Подвижность группировки обеспечивали 5 тысяч автомашин всех типов. На аэродромах и посадочных площадках было сосредоточено 107 самолетов различных типов.
      В монгольской столице Улан-Баторе был сформирован штаб корпуса советских войск, получившего наименование 57-го особого. В его состав вошли 36-я мотострелковая дивизия, одна механизированная и две мотоброневые бригады, отдельный мотоброневой полк, кавалерийская и авиационная бригады, части связи и многочисленные инженерные и военно-строительные подразделения. Шесть автомобильных батальонов обеспечивали снабжение корпуса всем необходимым. Однако эти силы к началу халхингольских событий еще не были собраны воедино.
      К командованию размещенной на монгольской территории группировки советской Красной Армии и обратилось за помощью правительство МНР. Руководство по ликвидации японского вторжения взял на себя командир 57-го особого корпуса комдив Н.Ф. Фекленко. Он же координировал боевое взаимодействие советских войск с монгольскими.
      Однако командир корпуса не владел обстановкой и потому не решался принимать активные действия. Решения подчиненных ему начальников тоже не отличались самостоятельностью. В силу этого боевые действия не отличались высоким уровнем организации. Управление войсками велось на расстоянии более чем 120 километров от поля боя. Более того, никто из корпусного командования в районе вооруженных столкновений лично не появился.
      Не было и заблаговременной переброски должного количества войск к месту пограничных инцидентов у реки Халхин-Гол. Так, когда к месту начавшихся боев прибыли первые роты 149-го стрелкового полка, преодолевшие путь более чем в тысячу километров, их без всякой подготовки и минимального отдыха, прямо с марша ввели в бой. Такое, естественно, не могло не сказаться на его исходе, хотя командир полка майор И. Ремизов приложил максимум усилий, чтобы выправить положение.
      Командование 57-го особого корпуса ввиду обострения положения на монгольской границе, решило принять первые меры предосторожности. Из различных корпусных частей был сформирован сводный отряд под командованием батальонного командира старшего лейтенанта А.Б. Быкова в составе трех рот мотострелкового батальона 11-й танковой бригады, роты бронемашин, саперной роты и артиллерийской батареи. Численность сводного отряда составила 1200 человек. Сводный отряд в начале марта прибыл в маленький степной городок Тамцак-Булак, где уже были расквартированы подразделения 6-й монгольской кавалерийской дивизии.
      Восточнее города на протяжении многих десятков километров никаких советских и монгольских войск, за исключением конных пограничников, не было. Местность представляла собой голую равнину со скудным травяным покровом и без единого деревца. Колея грунтовой дороги вела из Тамцак-Булака к реке Халхин-Гол, протекающей на восточном выступе монгольской территории. У западного берега реки возвышается гора Хамар-Даба. Примерно в 20 километрах к северу от нее на самом берегу реки другая возвышенность, но уже пониже - гора Баин-Цаган.
      Рельеф местности на берегах Халхин-Гола был всюду одинаков: песчаные бугры и барханы, обширные ямы глубиной до 40 метров, лощины. Здесь удобно было зарываться пехотинцам в землю, прятать боевую технику и ставить на закрытые позиции артиллерийские батареи. Но движение танков, бронемашин, грузовых автомобилей крайне затруднялось песками.
      Долина реки Халхин-Гол представляла из себя сильно заболоченную впадину шириной от одного до трех километров. Ширина самой реки достигала 130 метров при глубине местами до двух метров и сильном течении. Боевую технику на восточный берег через Халхин-Гол можно было перебрасывать только по наведенным паромным переправам. Для конницы были удобные броды.
      Монгольская территория к востоку от реки Халхин-Гол простиралась в глубину до 20 километров и имела ширину по фронту 60-70 километров. На этом сравнительно небольшом участке и разыгрались основные боевые события летом 1939 года - бои на Халхин-Голе.
      В последних числах мая непосредственно в районе пограничного конфликта находилось: советского-монгольских войск - 668 штыков, 260 сабель, 58 пулеметов, 20 полевых артиллерийских орудий и 39 бронемашин. Остальные силы находились в районе городка Тамцак-Булак и пока к государственной границе не вы-двигались. Японо-маньчжурские войска имели в своем составе 1676 штыков, 900 сабель, 32 пулемета, 18 орудий, один танк и 6 бронемашин. То есть преимущество в силах имела сторона, совершившая агрессию.
      В апреле на участке государственной границы в районе реки Халхин-Гол было относительно спокойно. В мае здесь произошло несколько стычек; среди монгольских пограничников имелись убитые. 14 мая два кавалерийских эскадрона японо-маньчжур вышли к берегу Халхин-Гола, оттеснив пограничников. На следующий день пять японских бомбардировщиков нанесли удар по 7-й погранзаставе, разрушив ее постройки. Три цирика были убиты, а 25 человек получили ранения.
      Получив приказание командования из Улан-Батора, части 6-й кавалерийской дивизии (два полка, сводный кавалерийский дивизион, артиллерийский дивизион) выступили к горе Хамар-Даба. Вместе с монгольскими конниками к границе ушел и взвод разведки сводного отряда старшего лейтенанта Быкова.
      О последних событиях на монгольской государственной границе у реки Халхин-Гол было доложено и в Москву. 19 мая посла Японии господина Того пригласили на прием к народному комиссару иностранных дел В.М. Молотову, который от имени Советского правительства сделал официальное заявление:
      "...Я должен предупредить, что всякому терпению есть предел, и прошу посла передать японскому правительству, чтобы больше этого не было. Так будет лучше в интересах самого же японского правительства... Имеется бесспорный факт, что японо-маньчжурские части нарушили границу МНР и открыли военные действия, что это нападение на территорию МНР совершили японо-маньчжурские войска и самолеты. Мы с этим мириться не будем. Нельзя испытывать терпение монгольского правительства и думать, что это будет проходить безнаказанно. Мое заявление находится в полном соответствии с пактом о взаимопомощи между СССР и МНР".
      Посол Того сообщил о состоявшемся в здании на Кузнецком мосту приеме и о всей серьезности дипломатической ситуации в Токио. Однако японское правительство не воспротивилось действиям командования Квантунской армии.
      По приказу командира 57-го особого корпуса командир сводного отряда старший лейтенант Быков выслал на восточный берег Халхин-Гола взвод разведки, который был 22 мая обстрелян японцами. Тогда монгольские части 6-й кавалерийской дивизии и советский сводный отряд, переправившись через реку, к 28 мая заняли оборонительную позицию в 10 километрах от государственной границы Монголии на ее Тамцак-Булакском выступе.
      Японское командование, со своей стороны, подтянуло к линии государственной границы у реки Халхин-Гол свою группу войск из состава 23-й пехотной дивизии. В нее входили часть 64-го пехотного полка, разведывательный отряд дивизии под командованием подполковника Адзума, моторизованная рота под командованием капитана Ковано, 8-й кавалерийский полк и часть 1-го и 7-го баргудских (баргуды - монгольское племя, населявшее маньчжурскую область Баргу) кавалерийских полков. Командовал этой группой командир 64-го пехотного полка полковник Ямагото.
      Получив сведения о сосредоточении японских войск на сопредельной стороне, штаб 57-го особого корпуса принимает меры по усилению прикрытия государственной границы МНР в районе Тамцак-Булакского выступа. По тревоге поднимается 9-я мотоброневая бригада, которая походным маршем прибывает в город Тамцак-Булак. Ее передовые подразделения подошли в район боев к исходу дня 29 мая. Бригада прошла 700 километров пути по степи за 13 дней, что для броневой техники того времени было хорошим показателем. 17 мая из Улан-Батора вышла колонна машин 149-го стрелкового полка 36-й мотострелковой дивизии. Мотострелки проделали путь в 1060 километров за 11 дней.
      Войска генерал-лейтенанта Камацубары в районе Номонхана (Халхин-Гола) имели над советско-монгольскими войсками в первые бои перевес в количестве штыков в 2,5 раза, сабель - в 3,5 раза, но уступали им по орудиям крупного калибра в 1,5 раза и по бронемашинам в 5-6 раз. Преимущество в тяжелой боевой технике и решило исход первого боя на Халхин-Голе.
      Японцы перешли в наступление на рассвете 28 мая. Авиационная группа в количестве около 40 самолетов нанесла бомбовый удар по центральной переправе через реку Халхин-Гол, месту расположения советских и монгольских войск, и их тылам. Затем к месту переправы вдоль реки с севера двинулась ударная группа: отряды подполковника Адзума и капитана Ковано и один из батальонов 64-го пехотного полка. Их задачей было выйти в тыл противника и отрезать его от переправы на западный берег Халхин-Гола. Южнее наступала баргудская кавалерия с задачей замкнуть кольцо окружения.
      Весь день 28 мая бои носили исключительно упорный характер. Стоявшие в центре полки монгольской кавалерии не выдержали удара превосходящих сил японцев и баргудов и стали отходить. Один из полков отошел к своему командному пункту, второй - к берегу речушки Хайлыстан-Гол. В такой ситуации пришлось отходить и ротам сводного отряда старшего лейтенанта Быкова. Одна из рот была развернута фронтом на север, другой роте пришлось отбивать наскоки баргудской конницы силой в один полк.
      Под вечер советско-монгольские войска отошли к линии песчаных холмов в 2-3 километрах от устья Хайластан-Гола (то есть реки Халхин-Гол) и стали закрепляться на этой позиции, рыть окопы. Одна из рот отряда Быкова отошла к высоте Дунгур-Обо, отстоявшей от берега Халхин-Гола на четыре километра, и закрепилась на ней.
      Японцы так и не смогли окружить противника. Когда они на машинах попытались вдоль восточного берега Халхин-Гола выйти к переправе, то попали под огонь артиллерийской батареи старшего лейтенанта Ю.Б. Бахтина. Его орудийные расчеты находились на правом берегу, но при виде подходившей к переправе колонны вражеских машин с пехотой Бахтин по своей инициативе переправил орудия на противоположный берег. Орудийные расчеты повели огонь прямой наводкой. В бой у переправы вступила саперная рота и одна из мотострелковых рот.
      Батарея старшего лейтенанта Бахтина стреляла метко: были подбиты машина подполковника Адзума и две бронемашины, охранявшие его штаб. Советские бойцы провели в ходе боя у переправы несколько контратак и японский обходной отряд был разгромлен.
      Среди захваченных трофеев наиболее ценным оказалось содержимое машины подполковника Адзума. Это была топографическая карта района боевых действий на Халхин-Голе с четко обозначенной государственной границей Монголии и Маньчжоу-Го и боевой обстановкой, расположением японских войск. Штабная карта свидетельствовала о том, что бои велись на монгольской территории. На Токийском процессе в январе 1948 года трофейная карта станет неопровержимым документальным свидетельством японской агрессии против Монгольской Народной Республики.
      Когда к 19 часам 28 мая к переправе через Халхин-Гол подошли первые машины с бойцами 149-го стрелкового полка, положение советских и монгольских войск на противоположном берегу было тяжелым. Тот небольшой участок, который удерживали оборонявшиеся, японцы простреливали огнем из пулеметов и винтовок. Поэтому прибывшие к реке стрелковые роты сразу же бросались в бой.
      Схватки 29 мая носили исключительно ожесточенный и упорный характер. Все же советско-монгольские войска, перешедшие в наступление, сумели отбросить неприятеля за пределы государственной границы. Особенно удачным оказался огонь подошедшего дивизиона дальнобойных орудий 175-го артиллерийского полка. Отличился орудийный расчет командира отделения
      Н.З. Попова, подбивший вражеский танк, 2 броневика и 8 автомашин.
      Японцы отошли на исходные позиции, потеряв только убитыми более 400 солдат и офицеров (раненых было гораздо больше), бросив по пути немало военного имущества. Пехота вывозилась на подошедшей колонне грузовых автомашин. Однако их авиация (большинство экипажей имело опыт боевых действий в Китае) не прекращала своих бомбовых налетов, ведя при этом пулеметный обстрел наземных целей.
      Среди трофеев оказалось много личных вещей японских офицеров. В полевой сумке одного из них был обнаружен походный дневник с записями о событиях 28 мая у реки Халхин-Гол:
      "Противник решительно задумал окружение и уничтожение. Ему было, по-видимому, известно о недостатках связи нашего тыла, о недостатках боеприпасов и оружия, а также потери... Сегодня в третий раз повторилось наступление. Наши дружественные части (имеется в виду баргудская кавалерия. - А.Ш.) были разбиты, и их никак нельзя было остановить. От всех сил сводного отряда не осталось и тени".
      На границе наступило временное затишье. Советско-монгольские войска занялись устройством полевых оборонительных позиций. На этот раз боевое охранение, которое вело круглосуточное наблюдение за противной стороной, было выставлено прямо на линии государственной границы.
      Советский Союз еще раз предупредил Токио о недопущении новых агрессивных действий в отношении дружественной Монголии. Народный комиссар иностранных дел В.М. Молотов сделал еще одно официальное заявление по поводу дальневосточных событий:
      "Кажется, уже пора понять, кому следует, что Советское правительство не будет терпеть никаких провокаций со стороны японо-маньчжурских воинских частей на своих границах. Сейчас надо об этом напомнить и в отношении границ Монгольской Народной Республики. По существующему между СССР и Монгольской Народной Республикой договору о взаимопомощи мы считаем своей обязанностью оказывать Монгольской Народной Республике должную помощь в охране ее границ. Мы серьезно относимся к таким вещам, как договор о взаимопомощи, который подписан Советским правительством..."
      На суше весь июнь боевых столкновений не происходило. Зато в небе шла настоящая воздушная война. Японская авиация, сосредоточенная на аэродромах близ города Хайлара, стремилась завоевать господство. 57-й особый корпус имел в своем составе 100-ю авиационную бригаду, состоявшую из истребительного и бомбардировочного полков. Но силы авиабригады заметно уступали противнику и численно, и по опытности летчиков.
      Первое боевое столкновение в небе над Монголией произо-шло 22 мая над горой Хамар-Даба, когда пятерка советских истребителей столкнулась с пятеркой японских самолетов. Стороны потеряли в воздушном бою по одному самолету.
      Советскому командованию становится ясно, что для воздушного прикрытия наземных войск сил 100-й авиационной бригады явно недостаточно. В тот же день 22 мая на полевые аэродромы в районе Баян-Туменя перебрасывается из Забайкальского военного округа 22-й истребительный полк в составе 63 истребителей И-15 и И-16. Через несколько дней в Монголию перебрасывается бомбардировочный полк в составе 59 бомбардировщиков СБ.
      Начинается настоящая воздушная война, имевшая целью за-хватить полное господство в монгольском небе. 27 мая советские летчики опять встретились с противником. Над горой Хамар-Даба шесть советских истребителей вступили в бой с девятью японскими самолетами, потеряв при этом сбитыми два самолета.
      В тот же день у командования 57-го особого корпуса состоялся нелицеприятный разговор по прямому проводу с наркомом обороны Маршалом К.Е. Ворошиловым, который высказал большое неудовлетворение Москвы потерями советской авиации.
      На следующий день, когда начались бои на земле и японцев активно поддерживала их авиация, на перехват самолетов противника было приказано поднять в воздух 20 советских истребителей. Но из-за неисправностей удалось взлететь только трем. Все они были сбиты японцами.
      Через два часа после этого боя девять советских истребителей взлетели с аэродрома Тамцак-Булак, чтобы прикрыть переправу через Халхин-Гол. Здесь их встретили 18 японских самолетов. В завязавшемся ожесточенном воздушном бою семь советских истребителей были сбиты и два повреждены. Пять летчиков погибли, остальным удалось благополучно приземлиться парашютами.
      За два дня воздушных боев потери советской авиации, в составе которой не оказалось летчиков с боевым опытом, исчислялись в 15 истребителей и 11 пилотов. Японская авиация потеряла всего одну машину. Такие потери оказались неожиданными и для неприятельского, и для советского командования. В Москве всерьез озаботились положением в монгольском небе.
      28 мая командир 57-го особого стрелкового корпуса комкор Фекленко в боевом донесении о ходе боев в районе реки Халхин-Гол доносил начальнику Генерального штаба РККА Шапошникову следующее:
      "Прошу немедленно дать ответ, так как это связано
      с планированием боя 29 мая:
      1. Авиация противника господствует в воздухе.
      2. Западный берег р. Халхин-Гол совершенно открыт и не дает никакого маневра, за исключением района горы Дзук-Хан-Ула, где местность легко пересеченная.
      3. Наша авиация не в состоянии прикрыть наземные войска до захвата переправы...
      4. Удержать восточный берег р. Халхин-Гол можно, но с большими потерями от авиации противника.
      5. Прошу с наступлением темноты отвести части на западный берег и оборонять его, проводя бомбежку противника... (с) задачей уничтожить живую силу противника".
      Меры были приняты самые радикальные. 29 мая из Москвы спецрейсом в Монголию вылетели три пассажирских самолета "дуглас". На их борту находилось 48 опытнейших советских летчиков, прошедших боевую школу в небе Испании и Китая. Среди них было 22 Героя Советского Союза. Возглавлял группу отечественных асов заместитель командующего Военно-Воздушными Силами РККА комкор Я.В. Смушкевич. Через несколько дней "дугласы" приземлились на аэродроме Тамцак-Булак.
      Одновременно увеличивается численность советской авиации в Монголии. На полевых аэродромах в районе Тамцак-Булака и Халхин-Гола расположилось уже 150 истребителей и 116 бомбардировщиков. Противная сторона имела в районе конфликта 125 истребителей и 140 бомбардировщиков. Теперь воздушные силы сторон стали примерно равными, хотя их наращивание продолжалось.
      В двадцатых числах июня в небе над Халхин-Голом начались упорные бои, в которых с каждой стороны участвовали уже по несколько десятков самолетов. 22 июня 105 советских истребителей столкнулись со 120 японскими. Противнику пришлось удалиться в Маньчжоу-Го, потеряв 31 машину. Потери советской авиации в том гигантском воздушном бою составили 14 самолетов, погибли 11 летчиков, в том числе командир 22-го истребительного полка забайкальцев майор Н.Г. Глазыкин.
      Ожесточенные воздушные бои произошли 24 и 26 июня. Соотношение сил было равным - примерно по 50-60 самолетов с каждой стороны. Итогом этих двух воздушных боев стала утрата японцами 25 своих истребителей, которые были сбиты и от которых остались только обломки на монгольской земле.
      Командование Квантунской армии, естественно, не могло примириться с кардинально изменившейся ситуацией в водухе. Генерал-лейтенант Мориги, командовавший императорской авиацией в районе Халхин-Гола, подписал приказ, который гласил:
      "Для того, чтобы одним ударом покончить с главными воздушными силами Внешней Монголии (то есть с советской авиацией в МНР. - А.Ш.), которые ведут себя вызывающе, приказываю внезапным нападением всеми силами уничтожить самолеты противника на аэродромах Тамцак-Булак, Баин-Тумен, озеро Байн-Бурду-Нур".
      Однако случилось непредвиденное. В обломках одного из сбитых в небе Монголии японских самолетов был найден портфель со штабными документами, в числе которых оказалась и копия приказа генерал-лейтенанта Мориги. Советское командование приняло соответствующие меры по повышению боевой готовности своей авиации на монгольских "прифронтовых" аэродромах. Но этих мер, как показали дальнейшие события, оказалось недостаточно.
      Удар по местам базирования советской авиации оказался хорошо продуманным. Ранним утром 27 июня над аэродромами 22-го истребительного полка забайкальцев в окрестностях Тамцак-Булака появилось 23 японских бомбардировщика, которых прикрывало 70 истребителей. Служба воздушного наблюдения и оповещения аэродромов "не сработала", и советские истребители смогли взлететь уже в ходе вражеского налета. Во время воздушного боя они потеряли три машины, тогда как противник лишился пяти самолетов.
      Однако соседний 70-й истребительный полк понес значительные потери. Телефонные провода от постов воздушного наблюдения к аэродромам полка оказались перерезанными японскими диверсантами. Поэтому, когда над аэродромами появилось около 70 неприятельских истребителей, советские самолеты понесли серьезные потери - 16 машин. Они сбивались, как правило, при попытки взлететь с земли и вступить в бой, не набрав необходимой высоты. Здесь японская авиация потерь не имела.
      Налет на наземные позиции советской авиации оказался последним успехом японских воздушных сил в небе Монголии. Когда 28 июня 15 вражеских бомбардировщиков решили повторить под прикрытием истребителей налет на советские аэродромы со стороны озера Буир-Нур, то получили полный отпор. Вовремя поднявшая в воздух советская авиации не позволила японцам приблизиться к своим аэродромам, хотя у противника многие пилоты за время войны в Китае получили право называться асами.
      Всего в воздушных боях с 22 по 28 июня японские авиационные силы потеряли 90 самолетов. Потери советской авиации оказались гораздо меньшими - 38 машин. Японской авиации пришлось очистить монгольское небо.
      Необъявленная воздушная война в небе Монголии стала поводом для Москвы сделать первое официальное сообщение о военных событиях на Халхин-Голе. 26 июня 1939 года по советскому радио прозвучали слова: "ТАСС уполномочен заявить..." Новости с берегов Халхин-Гола появились на страницах советских газет.
      Японская сторона не делала большого секрета из того, что на границах Внешней Монголии и Маньчжоу-Го уже многие месяцы идут боевые столкновения войск Квантунской армии с советскими и монгольскими частями. Так, в прессе Японии регулярно появлялись сводки о воздушных боях.
      По поводу явно преувеличенных японской стороной своих успехов в воздушной войне американская газета "Нью-Йорк геральд Трибьюн" писала: "...Японцы, очевидно, выпив слишком много местной водки, приняли дроф на озере Буир-Нур за советские бомбардировщики".
      Ожесточенные бои в воздухе с участием сотен самолетов с обеих сторон, понесенные потери, исчисляемые многими десятками крылатых машин, стали своеобразной прелюдией к главным событиям на реке Халхин-Гол. Они не замедлили начаться на суше.
      События на монголо-маньчжурской границе приобретали опасный характер. Командир 57-го особого корпуса комкор Н.Ф. Фекленко не отвечал своей должности по причине незнания особенностей боевых действий в условиях степной, пустынной местности. Тогда-то и было решено усилить группировку советских войск в районе пограничного конфликта на Халхин-Голе и направить туда хорошо подготовленного, решительного командира, способного на месте разобраться в сложившейся обстановке. Этот вопрос подняли нарком обороны маршал К.Е. Ворошилов и начальник Генерального штаба РККА Б.М. Шапошников.
      Выбор пал на заместителя командующего Белорусским особым военным округом по кавалерии комдива Георгия Константиновича Жукова, будущего самого прославленного советского полководца в годы Великой Отечественной войны 1941-1945 годов. Такое предложение сделал начальник оперативного отделения Генерального штаба М.В. Захаров, будущий маршал Советского Союза, который хорошо знал Жукова как незаурядную личность.
      И.В. Сталин одобрил такое назначение.
      Жуков к тому времени уже зарекомендовал себя как весьма способный, смелый, творчески и нестандартно мыслящий военачальник. Участник Первой мировой (в которой он стал дважды Георгиевским кавалером) и Гражданской войн успел к тому времени покомандовать 3-м и 6-м кавалерийскими корпусами. В Белорусском особом военном округе он отвечал за боевую подготовку кавалерийских дивизий и отдельных танковых бригад - то есть тех родов сил, которые действовали в районе конфликта на реке Халхин-Гол.
      Вскоре после прибытия Г.К. Жукова в район военного конфликта ему было приказано вступить в непосредственное командование сосредоточенными там советскими войсками. Он убедился в том, что командование 57-м отдельным корпусом всей полнотой оперативной обстановки не владеет. Разобравшись на месте с военной обстановкой, Жуков доложил в Москву свои соображения. Он предложил свой план боевых действий: ведение активной обороны на плацдарме за Халхин-Голом и подготовка сильного конт-рудара по противостоящей группировке японской Квантунской армии.
      Через день из Москвы пришел ответ: руководство Наркомата обороны и Генеральный штаб РККА соглашались с предложениями комдива Г.К. Жукова. Комкор Фекленко отзывался в Москву, а Жуков назначался на его место. По Транссибирской железнодорожной магистрали началась переброска советских войск к Улан-Удэ. Оттуда войска входили на территорию Монголии походным порядком.
      Было создано объединенное советско-монгольское командование. Монгольскую народно-революционную армию в нем представлял Маршал Монгольской Народной Республики Хорлогийн Чойбалсан.
      В качестве командующего фронтовой группой, которой было поручено координировать действия советских войск на Дальнем Востоке и частей Монгольской народно-революционной армии, из Читы в район реки Халхин-Гол прибыл командарм Г.М. Штерн, один из героев Хасанских событий. Его боевое сотрудничество, как старшего по званию, с Жуковым оказалось на редкость плодотворным.
      Комкор Г.К. Жуков (он был назначен специальным приказом наркома обороны К.Е. Ворошиловым командиром 57-го особого корпуса вместо Н.Ф. Фекленко) блестяще справился с поставленной задачей. Исходя из того, что противник будет стремиться использовать имеющиеся у него преимущества и попытается уничтожить советско-монгольские войска на восточном берегу Халхин-Гола, Жуков счел целесообразным перейти к активной обороне. Он решил, прочно удерживая позиции на восточном берегу широкой, но мелководной степной реки, подготовить сильный контр-удар по противостоящим японским войскам. Но для этого требовалось предварительно усилить группировку советских войск в районе пограничного конфликта.
      "Главные трудности были связаны с вопросами материально-технического обеспечения войск, - писал в своих мемуарах "Воспоминания и размышления" маршал Г.К. Жуков. - Нам приходилось подвозить все, что нужно для боя и жизни войск, за 650-700 километров... В преодолении этих трудностей нам хорошо помог Военный совет ЗабВО и генерал-полковник Штерн со своим аппаратом".
      Меры, принятые комкором Г.К. Жуковым, оказались исключительно своевременными. Японцы, со своей стороны, сумели за это же время подтянуть к восточным границам Монголии значительные подкрепления. Все это время их авиация не прекращала своих налетов на сопредельную сторону.
      Вместе с Жуковым в Монголию прибыла группа военачальников, в том числе и комбриг М.А. Богданов, который стал начальником корпусного штаба. Непосредственным помощником Жукова по командованию монгольской кавалерией стал корпусной комиссар Ж. Лхагвасурэн. Прибытие нового корпусного командира совпало с "качественным" усилением советской авиации в Монголии. Прибыли новые самолеты - модернизированные истребители И-16 и "Чайка".
      Именно эти новейшие машины решили исход воздушного боя 22 июня. В этом бою участвовали многие летчики - Герои Советского Союза, продемонстрировавшие высокое искусство пилотажа и бесстрашие. Через два дня японская авиация повторила массированный налет, который вновь был успешно отбит.
      Воздушный бой 22 июня над Халхин-Голом получил громкую известность на Японских островах. Самолетную армаду страны Восходящего Солнца возглавлял известный японский ас Фукуда Такео, чье имя не сходило со страниц мировой прессы во время войны в Китае. Однако в первые минуты воздушного боя в небе Монголии его сбил молодой русский пилот Виктор Рахов.
      Такео сумел выброситься с парашютом из горящего самолета и приземлиться на монгольской территории. Японский летчик на земле пытался застрелиться, но был взят в плен. Оказавшись в плену, Фукуда Такео попросил показать ему летчика, который так мастерски вел самолет и сбил его. Когда подошел Рахов, японец отвесил ему большой поклон, приветствуя победителя.
      В тот день японцы потеряли 31 самолет, а их противник - всего 12 машин. Впоследствии старший лейтенант В.Г. Рахов стал одним из самых известных асов боев на Халхин-Голе, сбив 8 японских самолетов лично и еще 6 в группе. За воздушные победы ему было присвоено звание Героя Советского Союза. Г.К. Жуков дал самую высокую оценку действиям советских летчиков "сталинских соколов".
      Японское командование решило повторить вторжение в приграничный район Монголии. 2 июля под командованием генерал-лейтенанта Митинаро Камацубары в районе ведения боев находилось 13 тысяч штыков японо-маньчжурских войск, около 4500 человек кавалерии, 60 артиллерийских орудий калибром 75 мм и выше, 98 противотанковых орудий, 164 пулемета, 130 танков и 6 бронемашин. Были созданы ударные войсковые группы под командованием генералов Ясуоки и Кобаяси (последняя пострадала в боях у горы Баян-Цагана больше всего).
      Организационно эти силы составляли: всю 23-ю пехотную дивизию в составе 64-го, 71 и 72 пехотных полков и 23-го кавалерийского полка, 7-ю пехотную дивизию в составе 26-го и части 28-го пехотных полков, 3-го и 4-го танковых полков, Хинганской кавалерийской дивизии в составе трех полков, полка баргутской конницы, двух артиллерийских полков, а также других кавалерийских, артиллерийских и инженерных частей.
      Японские войска прикрывали с воздуха пять авиационных бригад, в составе которых имелись 225 истребителей и бомбардировщиков. Их пилотировали лучшие летчики императорской Квантунской армии.
      Общее руководство японской группировкой осуществлял бывший военный атташе Японии в Москве в 1927 году генерал-лейтенант Камацубара. Он считался большим специалистом по неприятельской Красной Армии. В помощники ему были присланы командующие авиацией и артиллерией Квантунской армии. Камацубара был настолько уверен в успехе предстоящей наступательной операции, что в приказе специально оговорил, что его штаб будет двигаться в составе главных сил на гору Баян-Цаган.
      К этому времени штабом Квантунской армии был разработан план новой пограничной операции под наименованием "Второй период номонханского инцидента". Он по своему содержанию был идентичен неудачной майской операции: создание сильной ударной группировки на правом фланге с целью окружения и уничтожения войск противника на восточном берегу реки Халхин-Гол. Однако на сей раз задача ставилась гораздо шире.
      Под непосредственным командованием генерал-лейтенанта Камацубары находилась группировка японских войск численностью в 38 тысяч человек. Штаб располагался в Джинджин Сумэ. Приказ Камацубары № 105 от 15 часов ровно 30 июня 1939 года гласил:
      "1. Противник, находящийся в долине реки Халхин-Гол, уже потерял боевой дух, и наступил удобный момент для его уничтожения.
      2. Дивизия своими главными силами форсирует реку Халхин-Гол с целью захвата и уничтожения противника, перешедшего границу".
      Комкор Г.К. Жуков имел гораздо меньшие силы. Они состояли из 3500 штыков и около одной тысячи сабель союзных совет-ско-монгольских войск, 36 артиллерийских орудий калибром 75 мм и выше, 152 пулеметов, 186 танков и 266 бронемашин. Однако с территории Забайкальского военного округа прибывали новые войска. Японцы на то время имели преимущество и в авиации.
      За день до начала наступательной операции японская авиация прекратила свои полеты. Но это не ввело в заблуждение советские войска на переднем крае, а, наоборот, насторожило их. Под вечер, когда спала дневная жара, японская артиллерия открыла сильный огонь по позициям противника.
      2 июля японская группировка вновь перешла в наступление. В ночь со 2-го на 3-е июля войска генерала Кобаяси форсировали реку Халхин-Гол на лодках, плотах и даже вплавь и захватили на ее западном берегу гору Баян-Цаган с окрестностями, которая находилась в 40 километрах от маньчжурской границы. Стоявший здесь заслоном один из полков монгольской 6-й кавалерийской дивизии был сбит после короткого и ожесточенного боя. Японцы сразу же начали укреплять ее фортификационными сооружениями и сосредоточивать здесь свои главные силы. Саперы строили блиндажи, а пехотинцы рыли одиночные круглые окопы. По крутым склонам на вершину горы втаскивались противотанковые и дивизионные пушки.
      За день приграничная вершина превратилась в опорный пункт японцев. Горе Баян-Цаган суждено было стать ареной ожесточенных и кровопролитных боев с 3 по 5 июля, в которых советские войска продемонстрировали образец ведения активной обороны.
      Японское командование рассчитывало силами вспомогательной группы войск нейтрализовать с фронта советско-монгольские войска, оборонявшиеся на восточном берегу Халхин-Гола. А силами переправившейся через реку ударной группировки, опираясь на господствовавшую над местностью гору Баян-Цаган, ударить в тыл оборонявшихся частей противника, отрезать и уничтожить их.
      На восточном берегу Халхин-Гола начались жаркие бои. Первоначально успех был на стороне атакующих японцев, которые наступали силами двух пехотных и двух танковых полков (130 танков). Здесь им противостояли полторы тысячи красноармейцев и две монгольские кавалерийские дивизии (3,5 тысячи цириков - конников), одна мотобригада. Однако благодаря успешным действиям советских артиллеристов и летчиков в первый день боев у Баян-Цагана было сожжено более 30 японских танков.
      Положение для оборонявшихся складывалось критическое, но на выручку поспешил заблаговременно созданный Г.К. Жуковым подвижный резерв. Не давая противнику времени на организацию дальнейших наступательных действий, Жуков со всей решительностью, не дожидаясь подхода стрелкового полка сопровождения (мотопехоты) бросил в бой прямо с марша находившуюся в резерве 11-ю танковую бригаду комбрига М.П. Яковлева, которого поддержал монгольский бронедевизион, вооруженный 45-мм пушками.
      Принимая такое рискованное, волевое решение, Жуков столкнулся во мнениях с командармом Г.М. Штерном. Тот, исходя из положений боевого устава РККА, считал, что танки на укрепленные полевые позиции неприятеля без поддержки посылать нельзя и требовал дождаться подхода стрелкового полка сопровождения. Однако Жуков настоял на своем и впоследствии Штерн признал, что в той ситуации принятое решение оказалось единственно возможным.
      Стремительный удар танкистов, поддержанный огнем всей имеющейся артиллерии, поставленной на прямую наводку, и ударами советской авиации, ошеломил противника. Завязались жаркие воздушные схватки. В отдельные моменты в небе над горой Баян-Цаган находилось до 300 самолетов воюющих сторон. Японцы, не успевшие после переправы через Халхин-Гол развернуться в организованные боевые порядки, не смогли противостоять дерзкой атаке танковой бригады. Вскоре танкистов поддержали подошедшие батальоны 24-го мотострелкового полка и 7-й мотоброневой бригады, имевшей в своем составе 154 бронемашины.
      Маршал Советского Союза Г.К. Жуков ("великий полководец суворовской школы" - по определению писателя Михаила Шолохова) в своих "Воспоминаниях и размышлениях" писал о том бое:
      "Бригада наносила удар с северо-запада; один ее танковый батальон, взаимодействуя с броневым дивизионом 8-й монгольской кавалерийской дивизии и дивизионом 185-го тяжелого артиллерийского полка, атаковал противника с юга.
      Развернувшаяся танковая бригада в количестве 150 танков, при поддержке 40 самолетов, стремительно ринулась на врага. В головных порядках главных сил бригады двинулся батальон под командованием командира батальона, замечательного воина майора Михайлова, а впереди батальона уже врезался в боевые порядки японцев взвод лейтенанта Кудряшова, исключительно отважного танкиста.
      Японцы были ошеломлены стремительным ударом танковой бригады, притихли в своих противотанковых лунках и только через 10 минут открыли артиллерийский огонь по нашим танкам. От огня противника загорелось несколько танков, и это, видимо, как-то подбодрило японцев. Они значительно усилили артиллерийский и пулеметный огонь. На поле боя уже горело до 15 наших танков. Но никакая сила и огонь врага не могли остановить боевого порыва наших славных танкистов.
      Было около 12 часов. По нашим подсчетам, с минуты на минуту должен подойти и вступить в бой 24-й мотострелковый полк. Он был крайне необходим для взаимодействия с танковой бригадой, которая без пехоты несла значительные потери. Но, как это иногда случается на войне, 24-й мотополк вышел по ошибке не к озеру Хуху-Усу-Нур, а к "развалинам".
      Развернувшись в боевой порядок, в 13 часов 30 минут южнее озера Хуху-Усу-Нур 24-й полк перешел в наступление, нанося удар с запада на восток. Несколько позже вступила в бой 7-я мотоброневая бригада полковника Лесового.
      Японцы отбивались от наших атак отчаянно. Но грозная лавина танков, бронемашин и пехоты все дальше и дальше продвигалась вперед, ломая и громя все, что попадало под гусеницы танков, огонь артиллерии, под удар пехоты.
      Японцы бросили всю свою авиацию против атакующих наших войск, но ее встретила и атаковала наша авиация. Бой с неослабевающей силой продолжался всю ночь.
      Утром, подбросив за ночь свежие силы, японцы попытались перейти в наступление, но эта их попытка была немедленно подавлена".
      Японский солдат Накамура так описал в своем походном дневнике бой 3 июня у подножия горы Баян-Цаган:
      "Несколько десятков танков напали внезапно на наши части. У нас произошло страшное замешательство, лошади заржали и разбежались, таща за собой передки орудий; автомашины помчались во все стороны. В воздухе было сбито 2 наших самолета. Весь личный состав упал духом. В лексиконе японских солдат все чаще и чаще употребляются слова "страшно", "печально", "упали духом", "стало жутко".
      Начавшиеся трехдневные бои за обладание горой Баян-Цаган оказались бескомпромиссными. С обеих сторон в них участвовало до 400 танков и бронемашин, более 800 артиллерийских орудий, сотни самолетов. Особенно отличились 149-й и 24-й стрелковые полки под командованием майора И.М. Ремизова (ему посмертно было присвоено звание Героя Советского Союза) и И.И. Федюнинского. Японцы постоянно атаковали, стремясь вернуть себе инициативу в боях, но комкор Г.К. Жуков и начальник штаба 57-го отдельного корпуса комдив М.А. Богданов быстро реагировали даже на малейшее изменение обстановки на берегах Халхин-Гола.
      Поскольку наступавшие японские войска имели заметное численное превосходство, к ночи 3 июля советские войска отошли к Халхин-Голу, сократив свой плацдарм к востоку от ее берега. Однако ударная группировка японцев под командованием генерал-лейтенанта Ясуоки со своей задачей не справилась.
      Об ожесточенности боев за высоту Баян-Цаган свидетельствует такой факт. До 16.00 второго дня боев - 4 июля стрелковый полк Федюнинского отбил около десятка вражеских атак, которые не раз переходили в штыковые, рукопашные схватки. Инициатива полностью перешла к советско-монгольским войскам, и японцам пришлось перейти к обороне, однако гору удержать они не смогли. Они атаковывались теперь с трех сторон, имея за спиной реку Халхин-Гол, и в результате оказались в полуокружении.
      В районе горной вершины все три дня боев шли многочисленные воздушные схватки. Японская авиация в небе над Баян-Цаганом потеряла 45 самолетов, в том числе 20 пикировщиков. Последние безуспешно старались оказать поддержку с воздуха своим наземным войскам. С каждым налетом японским летчикам приходилось все труднее - противник встречал их без промедления и сразу же начинал теснить в сторону Маньчжоу-Го, к своим аэродромам.
      К вечеру 4 июля японские войска удерживали только вершину Баян-Цагана - узкую полоску местности в пять километров длиной и два километра шириной. На этом участке сосредоточились все силы японцев, которые переправились на западный берег Халхин-Гола. Бои на Баян-Цагане не утихали весь вечер и всю ночь.
      Под утро 5 июля японские войска дрогнули и, несмотря на категорические приказы своих командиров драться до последнего, начали отступать с горной вершины по крутым скатам к берегу реки. Тогда японское командование предприняло последнюю отчаянную попытку заставить своих солдат сражаться до последнего патрона на линии окопов. По его приказу единственный понтонный мост через Халхин-Гол был взорван саперами.
      Однако это не остановило начавшееся повальное отступление - бросая личное оружие и боевую технику, японцы пытались переправиться на противоположный речной берег кто как может. Все это происходило под огнем противника. Многие бежавшие с Баян-Цагана нашли себе гибель в быстрых водах Халхин-Гола, особенно раненые, которые оказались не в силах справиться с речным течением.
      В результате неординарных боевых решений военачальника
      Г.К. Жукова японские войска у горы Баян-Цаган оказались наголову разгромленными и к утру 5 июля их сопротивление оказалось сломленным. На горных склонах погибло более 10 тысяч неприятельских солдат и офицеров. Остатки японских войск в беспорядке и панике бежали на противоположный берег реки. Они потеряли почти все танки и большую часть артиллерии.
      Трехдневные бои на берегах Халхин-Гола вели японские войска под командованием "специалиста по Красной Армии" генерал-лейтенанта Мититаро Камацубары. В свое время он был военным атташе посольства страны Восходящего Солнца в Москве. О его "отъезде" с поля боя под Баян-Цаганом описывает в своем армейском дневнике старший унтер-офицер его штаба Отани:
      "Тихо и осторожно движется машина генерала Камацубара. Луна освещает равнину, светло как днем. Ночь тиха и напряжена так же, как и мы. Халха освещена луной, и в ней отражаются огни осветительных бомб, бросаемых противником. Картина ужасная. Наконец мы отыскали мост и благополучно закончили обратную переправу. Говорят, что наши части окружены большим количеством танков противника и стоят перед лицом полного уничтожения. Надо быть начеку".
      Как позже отмечал Г.К. Жуков, после сражения за высоту Баян-Цаган японские войска "больше не рискнули переправляться на западный берег реки Халхин-Гол". Все последующие действия пограничного конфликта проходили на восточном речном берегу.
      В Генеральном штабе РККА был сделан обстоятельный (на основе боевых донесений с мест событий) разбор боев с 5 по 9 июля. В телеграмме Ворошилова и Шапошникова командующему 1-й армейской группой, среди прочего, подчеркивалось:
      "...Первое. Японцы в бою действуют организованнее и тактически грамотнее, чем мы. Будучи потрепанными, понеся значительные потери, они, прикрывшись сильными заслонами, окопавшимися на удобных позициях, главные силы оттянули к границе для отдыха и приведения в порядок...
      Японцы из кожи лезут, чтобы показать свою силу. Мы должны быть умнее их и спокойнее, поменьше нервничайте, не торопитесь "одним ударом" уничтожить врага, и мы разобьем противника с меньшей затратой своей крови".
      Пролог необъявленной войны на Халхин-Голе сложился в пользу союзных советско-монгольских войск. В ходе июньских боев им удалось удержать свои позиции в восточной части Монголии. Однако японские войска продолжали оставаться на территории этого государства и готовились к новым операциям. Таким образом очаг военной напряженности на Халхин-Голе продолжал сохраняться. Чтобы ликвидировать пограничный конфликт и восстановить государственную границу Монголии, требовались кардинальные меры.
      Жуков со свойственной ему решительностью приступил к подготовке операции, целью которой был полный разгром всей неприятельской группировки, находившейся на монгольской территории. Проведение такой наступательной операции стало возможным только благодаря мерам, которые приняло советское руководство по усилению группировки своих войск в МНР.
      Действовавший в районе Халхин-Гола 57-й особый корпус был развернут в 1-ю армейскую (фронтовую) группу, а Г.К. Жуков назначается ее командующим. В соответствии с постановлением Главного военного совета РККА учреждается Военный совет армейской группы из ее командующего комкора Г.К. Жукова, дивизионного комиссара М.С. Никишева и начальника штаба комбрига М.А. Богданова.
      В восточную часть Монголии прибывают новые советские войска, в том числе 82-я стрелковая дивизия. Сформированная в спешке на Урале, она оказалась совершенно неподготовленной к ведению боевых действий. Многие ее солдаты никогда не держали в руках оружия. Красноармейцев пришлось в короткий срок обучать стрелять из винтовок, окапываться, бросать гранаты, ходить в атаку, действовать штыком.
      В донесении от 16 июля 1939 года начальнику Политуправления РККА о морально-политическом состоянии личного состава 82-й стрелковой дивизии говорилось следующее:
      "(В) прибывшей 82 сд отмечены случаи крайней недисциплинированности и преступности. Нет касок, шанцевого инструмента, без гранат, винтовочные патроны выданы без обойм, револьверы выданы без кабуры. Разведбатальон прибыл без положенных бронемашин и мотоциклов, экипажи на эти машины - 44 человека привезут с собой (так в тексте). Полковая школа дивизии не выслана и оставлена (на) зимних квартирах. Личный состав исключительно засорен и никем не изучен, особенно засоренным оказался авангардный полк, где был майор Степанов, военком полка Мусин. Оба сейчас убиты. Этот полк (в) первый день боя поддался провокационным действиям и позорно бросил огневые позиции, перед этим предательски пытались перестрелять комполитсостав бывшие бойцы этого полка Ошурков и Воронков. 12.7 демонстративно арестовали командира пулеметной роты Потапова и на глазах бойцов расстреляли, командир батальона этого полка Герман лично спровоцировал свой батальон на отступление, все они преданы расстрелу. Для прекращения паники были брошены все работники политуправления РККА, находившиеся в это время на КП. После этого 14.7 батальон этого полка снова позорно бежал с фронта. Когда возвратили обратно трусов, был убит японцами работник политуправления РККА, слушатель академии Соколов.
      В этом полку зафиксированы сотни (случаев) самострела себе руки. Для приведения в боевую готовность этой дивизии, идущей на фронт, и очистки личного состава были посланы работники полит-управления РККА и политотдела корпуса..."
      Эта телеграмма свидетельствовала о том, какими мерами, вплоть до расстрелов перед строем, наводился порядок в тех воинских частях, которые отступали перед японцами.
      Армейская группировка советских войск в Монголии получила необходимое усиление. Из Московского военного округа прибывает 37-я танковая бригада, имевшая на вооружении танки
      БТ-7. На территории Забайкальского военного округа проводится частичная мобилизация и формируются 114-я и 93-я стрелковые дивизии...
      Из Москвы в 1-ю армейскую группу прибыла помощь иного рода. По линии НКВД товарищу И.В. Сталину было доложено, что в Монголии "предательство" и что комдив Жуков "преднамеренно" бросил в бой танковую бригаду без разведки и пехотного сопровождения. Для расследования всего этого в Монголию посылается следственная комиссия во главе с заместителем наркома обороны, командармом 1-го ранга Г.И. Куликом.
      Прибыв на место боев, Кулик стал вмешиваться в оперативные дела 1-й армейской группы и приказы ее командующего
      Г.К. Жукова. Это привело к тому, что 15 июля нарком обороны СССР объявил в телеграмме своему заместителю выговор и отозвал его в Москву. В телеграмме говорилось:
      "Правительство объявляет Вам выговор за самоуправство, выразившееся в отдаче без ведома и санкции Наркомата обороны директивы командованию 57 ск об отводе главных сил с восточного берега реки Халхин-Гол. Этот недопустимый с Вашей стороны акт был совершен в момент, когда противник, измотанный нашими войсками, перестал представлять серьезную силу, и только ничем не оправданный отход наших войск спровоцировал японцев на новые, хотя и слабые, активные действия. Главный военный совет обязывает Вас впредь не вмешиваться в оперативные дела корпуса, предоставив заниматься этим командованию корпуса..."
      Затем на Халхин-Гол отправляется печально известный своими репрессивными "разгонами" на Хасане начальник Главного политического управления РККА комиссар 1-го ранга Мехлис. Он имел персональное поручение главного творца сталинских репрессий небезызвестного Л.П. Берия "проверить этого человека", то есть комдива Жукова.
      А тем временем обстановка в районе Халхин-Гола вновь обострилась. Оправившись от шокового состояния, японцы вновь начали активные действия. Желая вознаградить себя за неудачу, они ночью 8 июля повели наступление крупными силами на восточном берегу Халхин-Гола против позиции советского 149-го стрелкового полка и батальона стрелково-пулеметной бригады. Полковое командование находилось после одержанной убедительной победы на горе Баян-Цагане в состоянии "успокоенности и отсутствия бдительности".
      Ночная атака была настолько неожиданной и сильной, что 149-му стрелковому полку, хорошо зарекомендовавшему себя в предшествующих боях, пришлось несколько отойти назад. До реки оставалось 3-4 километра. Но при этом ночном отступлении оказались брошенными одна артиллерийская батарея, взвод противотанковых орудий и несколько пулеметов. Нервозность оборонявшихся в ходе ночного боя оказалась настолько большой, что отдельные стрелковые роты в темноте открывали огонь друг по другу.
      В течение нескольких дней японцы с наступлением темноты проводили свои внезапные атаки. 11 июля они предприняли наступление на высоту, которая носила имя погибшего майора Ремизова (командира 149-го полка) и овладели ею. Контратаку танков и пехоты возглавил командир 11-й танковой бригады комбриг М.П. Яковлев, который погиб в том бою от пули вражеского снайпера. Японцы были выбиты с высоты и отброшены на исходные позиции. Советское командование отвело свои войска на западный берег реки, но по приказу из Москвы снова перебросило два стрелковых полка на восточный берег. Линия обороны здесь была полностью восстановлена.
      С 13 по 22 июля в боевых действиях наступило временное затишье стороны собирались с силами. Японцы прекратили свои ночные атаки и перешли к обороне. Десятидневное затишье на Халхин-Голе позволило противоборствующим сторонам заметно усилиться.
      Комкор Г.К. Жуков принимает самые срочные меры для укрепления плацдарма на восточном берегу Халхин-Гола. Его требовалось удержать во что бы то ни стало для проведения задуманной наступательной операции. Туда подтягивается 24-й мотострелковый полк И.И. Федюнинского и 5-я стрелково-пулеметная бригада. Возводятся полевые укрепления, ведется разведка противника. Его наступление большими силами не заставило себя долго ждать.
      С 23 июля японцы, проведя артиллерийскую подготовку, повели бой за правобережный плацдарм советско-монгольских войск. Однако пробиться к берегу Халхин-Гола атакующим за два дня боев так и не удалось и им пришлось с большими потерями отойти на исходные позиции. Оборонявшимся удалось сохранить за собой выгодный рубеж для готовящегося наступления.
      Одновременно проходили упорные воздушные бои. С 21 по 26 июля японская авиация потеряла 67 самолетов, советская - 20 машин. Такое соотношение стало возможно во многом благодаря изучению тактики ведения боя вражеских асов, возросшему мастерству и взаимовыручки советских летчиков-истребителей.
      Во время боев на Халхин-Голе советским войскам пришлось столкнуться не только с регулярными японскими войсками из состава Квантунской армии. Противная сторона производила массовый заброс на сопредельную сторону групп и одиночек диверсантов и лазутчиков. Все они прошли специальный курс обучения. Степная граница огромной протяженности со стороны МНР охранялась немногочисленными конными пограничными дозорами и особой сложности перехода на любую сторону не представляла.
      Для того чтобы надежно прикрыть восточную границу Монголии, из Забайкальского военного округа перебрасывается сводный батальон советских пограничников под командованием майора
      А. Булыги, начальника штаба Кяхтинского пограничного отряда. Только за вторую половину июля бойцы батальона задержали 160 подозрительных лиц, из которых несколько десятков были уличены в шпионских намерениях. Пограничникам Булыги была поручена и охрана переправ через реку Халхин-Гол...
      В штабе армейской группы усиленно шла разработка наступательной операции. Вносились предложения о переносе боевых действий на маньчжурскую территорию. Такие предложения вы-сказывались и в Генеральном штабе РККА. Однако И.В. Сталин категорически отверг такие предложения. Маршал Советского Союза М.В. Захаров вспоминал одно из сталинских высказываний по этому поводу:
      "Вы хотите развязать большую войну в Монголии. Противник в ответ на ваши обходы бросит дополнительные силы. Очаг борьбы неминуемо расширится и примет затяжной характер, а мы будем втянуты в продолжительную войну".
      К началу главных событий военного конфликта на Халхин-Голе жуковская 1-я армейская группировка советско-монгольских войск имела в своем составе около 57 тысяч человек, 542 орудия и миномета, 498 танков, 385 бронемашин и 515 боевых самолетов.
      Ей противостояла на восточном берегу Халхин-Гола специально сформированная императорским декретом японская 6-я отдельная армия под командованием генерала Огису Риппо. Она имела в своем составе (вместе с частями усиления) более 75 тысяч человек, 500 артиллерийских орудий, 182 танка, 500 самолетов. В составе 6-й армии было немало войск, имевших опыт боевых действий в Китае. Армия предназначалась для ведения боевых действий на Халхин-Голе и была хорошо обеспечена материально.
      Организационно 6-я императорская армия состояла из 7-й и 23-й пехотных дивизий, полностью укомплектованных по штатам военного времени, отдельной пехотной бригады, семи артиллерийских полков, двух танковых полков, маньчжурской бригады, трех полков баргутской кавалерии, двух инженерных полков и других частей и подразделений боевого обеспечения.
      Командующий армией генерал Огису Риппо большое значение придавал боевому духу подчиненных ему войск в предстоящей наступательной операции. 10 августа он издал приказ по армии, который был составлен в традиционном японском стиле того времени. В приказе говорилось:
      "Получив приказ об организации заново 6-й армии, мы приняли этот великий приказ, склонив головы... Наша радость по этому поводу безмерна... Быстрые и решительные мероприятия имеют очень важное значение для величия императорской армии и для дальнейшего развития нашего государства".
      Генерал Риппо и его армейский штаб планировали наступление на 24 августа. При этом был учтен неудачный опыт боев на Баян-Цагане. На этот раз охватывающий удар намечался на правом фланге группировки советско-монгольских войск. Вновь, как и прежде, предполагалось обойти их, прижать к болотистым берегам Халхин-Гола и полностью там уничтожить.
      Под руководством Г.К. Жукова был разработан не только план предстоящей наступательной операции, но и детальный план оперативно-тактического обмана противника. Все передвижения войск в прифронтовой полосе производились только в темное время суток. Это позволило свести эффективность авиационной разведки противника до минимума. Категорически запрещалось вводить войска в исходные для наступления районы. Командный состав, проводивший рекогносцировки на местности, должен был выезжать в красноармейской форме и только на грузовых автомашинах.
      Зная, что японцы активно ведут радиоразведку и подслушивают телефонные переговоры, в целях дезинформации противника была разработана целая программа радио- и телефонных сообщений. Переговоры велись только о строительстве оборонительных сооружений и подготовке осенне-зимней кампании. Радиообман строился главным образом на коде, легко поддающемся расшифровке.
      Японцев на передовой приучали по ночам к имитационному шуму. Для этого использовались звуковые установки: они имитировали различные шумы движение танков и бронемашин, забивание кольев проволочных заграждений, полет самолетов и прочее. Первоначально японцы обстреливали те районы, откуда доносились подобные шумы. Но вскоре они перестали на них реагировать, что сыграло немалую роль в период настоящей перегруппировки советско-монгольских войск перед наступлением.
      Огромная работа была проделана по обеспечению войск всем необходимым. Для перевозки грузов на расстояние в 1300-1400 километров задействовали более 4 тысяч грузовых машин и 375 автоцистерн, прибывших в Монголию из Советского Союза. Один автомобильный рейс с грузом и обратно длился пять дней. Созданные запасы боеприпасов, горючего и смазочных материалов, продовольствия были рассчитаны на двухнедельную наступательную операцию.
      К началу наступательной операции советско-монгольская группировка, при общем превосходстве японцев в силах, добилась почти трехкратного превосходства в танках и в 1,7 раза - в самолетах. Это превосходство и решил использовать комкор Г.К. Жуков в предстоящей операции. Он планировал сковать противника с фронта, а затем сильными фланговыми ударами окружить и уничтожить его между государственной границей МНР и рекой Халхин-Гол.
      Будущий великий полководец Второй мировой войны основную ставку сделал на подвижные войска. Жуков впервые в мировой военной практике использовал танковые и механизированные части для решения оперативных задач в качестве основной ударной силы фланговых группировок, совершавших маневр на окружение.
      Командующий 1-й армейской группой разделил свои войска на три группы Южную, Северную и Центральную. Главный удар наносился первой из них - Южной под командованием полковника М.И. Потапова. Вспомогательный удар наносила Северная (командир - полковник И.П. Алексеенко). Центральной группе комбрига Д.Е. Петрова ставилась задача сковать силы японцев на линии фронта и не дать их командованию сманеврировать войсками на фланги, которые подвергались сильной атаке.
      В резерве комкора Г.К. Жукова находились 212-я авиадесантная и 9-я мотоброневая бригады и танковый батальон. Резерв армейской группы сосредоточился в центре позиции у горы Хамар-Даба.
      Непосредственное участие в этой операции из состава войск Монгольской Народной Республики приняли 6-я и 8-я кавалерийские дивизии общей численностью около 2260 конных бойцов, из них командиров - 862 человека. Под руководством маршала
      Х. Чойбалсана действовала командная оперативная группа в составе комдива Ж. Цэрэна, полковников Б. Цога и Г. Эрэндо.
      Наступление советско-монгольских войск началось 20 августа. Как стало известно, японское командование спланировало собственное наступление, назначенное на 24 августа. Удар войск Жукова, ко всему прочему, получился еще и упреждающим вражеский замысел.
      Наступление 1-й армейской группы было назначено на воскресный день. Дезинформационная программа сработала хорошо - командование японской 6-й армией не ожидало удара противника. Поэтому генерал Огису Риппо разрешил многим своим подчиненным генералам и старшим офицерам воскресный отпуск и они отбыли из расположения своих войск отдыхать: кто в Хайлар, кто в Ханчжур, кто в Джанджин-Сумэ.
      Маршал К.Г. Жуков писал: "Нам было очень важно начать ее (наступательную операцию. - А.Ш.) тогда, когда большинство основных командиров будут отсутствовать, а войска в самый сложный момент окажутся в руках менее опытных командиров".
      Штаб командующего 1-й армейской группой был устроен на вершине горы Хамар-Даба по всем правилам военно-инженерного искусства. Отсюда, в случае необходимости, комкор Жуков мог связаться не только с действующими войсками на восточном берегу Халхин-Гола, но и с Улан-Батором и Москвой.
      Хроника начала решающей наступательной операции совет-ско-монгольских войск в сражении на берегах реки Халхин-Гол (по жуковским "Воспоминаниям и размышлениям") такова:
      "6 ч. 15 м.
      Наша артиллерия открыла внезапный и мощный огонь по зенитной артиллерии и зенитным пулеметам противника. Отдельные орудия дымовыми снарядами обстреляли цели, которые должна была бомбить наша бомбардировочная авиация.
      В районе реки Халхин-Гол все больше и больше нарастал гул моторов подходившей авиации. В воздух поднялись 153 бомбардировщика и около 100 истребителей. Их удары были весьма мощными и вы- звали подъем у бойцов и командиров.
      8 ч. 45 м.
      Артиллерия и минометы всех калибров начали огневой налет по целям противника, доведя его до пределов своих технических возможностей. В это же время наша авиация нанесла удар по тылам противника. По всем телефонным проводам и радиостанциям была передана установленным кодом команда - через 15 минут начать общую атаку.
      9 ч. 00 м.
      Когда наша авиация штурмовала противника, бомбила его артиллерию, в воздух взвились красные ракеты, означавшие начало движения войск в атаку. Атакующие части, прикрываемые артиллерийским огнем, стремительно ринулись вперед.
      Удар нашей авиации и артиллерии был настолько мощным и удачным, что противник был морально и физически подавлен и не мог в течение первых полутора часов открыть ответный артиллерийский огонь. Наблюдательные пункты, связь и огневые позиции японской артиллерии были разбиты..."
      Атакующие войска действовали в первый день в точном соответствии с планом операции. Артиллерийская подготовка велась два с половиной часа. 20 августа все части наступали на отведенной для них полосе фронта. Только 6-я танковая бригада не смогла в полном составе переправиться через реку Халхин-Гол и принять участие в дневном бою. Ее последние танки оказались на противоположном речном берегу только к исходу воскресного дня. Наведенный саперами понтонный мост не выдержал тяжести танков, поэтому было решено переправлять их вброд. Поскольку глубина реки в этом месте доходила до основания танковых башен, то танкистам пришлось конопатить все щели в своих машинах, чтобы вода не залила моторы.
      Полки 8-й монгольской кавалерийской дивизии на южном участке заняли линию государственной границы между высотами Эрис-Улай-Обо и Хулат-Улай-Обо. Стоявшая там баргутская конница была сбита на протяжении всех 15 километров участка границы.
      Самые тяжелые бои в первый же день наступательной операции развернулись на центральном участке. Здесь основу обороны японцев составляли две хорошо укрепленные в инженерном отношении высоты - Песчаная и Зеленая. Окопы здесь были полного профиля с многочисленными пулеметными ячейками и батарейными позициями. Атакующим к исходу 20-го числа удалось в полосе вражеской обороны продвинуться вперед только на 500-1000 метров. Чтобы подавить очаги сопротивления, советские артиллерийские батареи прицельным огнем обстреливали их и разрывами снарядов помогали авиации наносить более точные бомбовые удары.
      Оправившись от первого удара, японские войска 21-го и 22-го числа повели упорные оборонительные бои. Особенно стойко они держались в районе Больших Песков, и командующему Г.К. Жукову пришлось ввести в сражение резервную 9-ю мотоброневую бригаду и добавить на этот участок фронта артиллерии. Ожесточенные схватки прошли у высоты Фуи ("Палец"). Здесь наступающим пришлось даже окопаться у ее подножия.
      В первый же день наступления командование 6-й японской армии оказалось в заблуждении, так и не сумев определить главное направление удара советских войск. На поле боя был найден приказ командира 23-й пехотной дивизии генерал-лейтенанта Камацубары, датированный 20 августа. Он гласил: "Противник наступает равномерно по всему фронту, а главный удар наносит на северном участке на высоту Фуи". На самом же деле главный охватывающий удар с начала операции наносила Южная группа советских войск.
      Жуковский план операции удавался на славу. Противник, скованный атакующими усилиями Центральной группы советско-монгольских войск, не смог оказать поддержки своим частям, находившимся на флангах. Бронетанковые и механизированные войска наступающих Южной и Северной групп к исходу 26 августа соединились и завершили полное окружение японской 6-й армии. После этого отсекающими ударами началось ее дробление и уничтожение по частям.
      Бои шли в пустынной местности с большим обилием песчаных барханов, сыпучих песков, глубоких котлованов. Наступавшие испытывали затруднения со снабжением питьевой водой.
      Продолжались налеты советской авиации на японские позиции. Только за 24 и 25 августа бомбардировщики СБ совершили 218 боевых групповых вылетов и сбросили на противника около 96 тонн бомб. Истребителями за эти два дня в воздушных боях было сбито около 70 японских самолетов.
      О том, как шло сражение на реке Халхин-Гол, рассказывается в дневнике погибшего японского солдата Факуты:
      "20 августа 1939 года.
      С утра установилась хорошая погода. Истребители и бомбардировщики противника, штук 50, группами появились в воздухе. В 6.30 артиллерия противника всей своей мощью начала обстрел. Артиллерийские снаряды стонут над головой.
      Тучи артиллерийских снарядов падают поблизости от нас. Становится жутко. Команда наблюдения использует все, чтобы разведать артиллерию противника, но успеха не имеет, так как бомбардировщики бомбят, а истребители обстреливают наши войска. Противник торжествует по всему фронту.
      7 ч. 45 м.
      Становится жутко. Стоны и взрывы напоминают ад. Сложилась очень тяжелая обстановка. Положение плохое, мы окружены. Если ночь будет темной, все должны быть в ходах сообщения, располагаясь в ряд... Душа солдата стала печальной... Наше положение неважное, сложное, запутанное.
      8 ч. 30 м.
      Артиллерия противника не прекращает обстрела наших частей. Куда бы ни сунулся, нигде нет спасения, везде падают снаряды, наше спасение только в Бдисатве.
      11 ч. 40 м.
      Идет беспощадный бой, сколько убитых и раненых - мы не знаем... Обстрел не прекращается.
      21 августа
      Множество самолетов советско-монгольской авиации бомбят наши позиции, артиллерия также все время беспокоит нас. После бомбежки и артогня бросается в атаку пехота противника. Число убитых все более и более увеличивается. Ночью авиация противника бомбила наши тылы.
      22 августа - 9 ч. 30 м.
      Пехота противника начала атаку, пулеметы противника открыли сильный огонь. Мы были в большой опасности и страшно напугались. Настроение заметно ухудшилось. Когда всех офицеров убили, меня назначили командиром роты. Это меня страшно взволновало, и я всю ночь не спал... "
      На этом обрываются дневниковые записи японского военно-служащего Факуты.
      Несколько дней и ночей продолжались ожесточенные бои, которые приняли очаговый характер. Стойкость японского солдата имела свою подоплеку. Командиры внушали ему, что, попав в плен, он все равно будет расстрелян, но прежде его будут истязать до полусмерти. И такое "моральное" воздействие во многих случаях достигало своей цели. В ряде случаев японские военнослужащие на Халхин-Голе фанатично дрались до последнего человека. Нередко вражеские блиндажи и дзоты переходили в руки красноармейцев тогда, когда там уже не было ни одного живого японского солдата.
      Маршал Г.К. Жуков вспоминал о боях на реке Халхин-Гол:
      "Японцы сражались ожесточенно. Я противник того, чтобы отзываться о враге, унижая его. Это не презрение к врагу, это недооценка его. А в итоге не только недооценка врага, но и недооценка самих себя. Японцы дрались исключительно упорно, в основном - пехота..."
      Бои велись на полное уничтожение продолжавшего упорно обороняться противника. Из окружения на реке Халхин-Гол почти никому из японцев не удалось вырваться. Неприятельское командование не раз предпринимало безуспешные попытки проведения отчаянных пехотных атак и контратакующих ударов. Но все они были безуспешны, поскольку решительно пресекались огнем наступавших из всех видов оружия.
      Комкору Жукову 23 августа пришлось ввести в бой на Центральном участке свой последний резерв: 212-ю авиадесантную бригаду и две роты пограничников. Это был с его стороны немалый риск, поскольку ближайший резерв - монгольская бронетанковая бригада - находилась в Тамцак-Булаке в 120 километрах от фронта и по тревоге могла прибыть только через несколько часов. Была взята высота Фуи ("Палец"), оборона которой обошлась японцам почти в 700 человек убитыми.
      Бой 24 августа проходил в условиях сильной жары. Температура на градуснике днем достигла отметки "40". Палящее солнце и беспощадный зной сдерживали натиск и без того утомленных батальонов. В штаб Жукова стали поступать доклады о необходимости передышки в ходе наступательной операции. Однако комкор Г.К. Жуков был категоричен: продолжать наступать. Он опасался, что к месту прерванного сражения могут подойти свежие войска японской Квантунской армии.
      Действительно, утром 24 августа полки 14-й пехотной бригады Квантунской армии, спешившие из Хайлара, подошли к монгольской границе и натолкнулись там на позиции советского 80-го стрелкового полка, прикрывавшего границу. Стрелки в тот день смогли отразить все вражеские атаки. На следующий день на помощь к ним подошли два танковых батальона. Японская пехота не выдержала танковой атаки и поспешила укрыться на территории Маньчжоу-Го.
      Бои на Халхин-Голе в рядах победителей были отмечены многими примерами героизма и самопожертвования. Летчики
      В.Ф. Скобарихин, А.Ф. Мошин, В.П. Кустов совершили воздушные тараны. Пилот М. Ююкин, приказав экипажу покинуть борт самолета с парашютами, направил свой горящий бомбардировщик в скопление японских солдат и их боевой техники. Тем самым он совершил первый в истории авиации огневой таран. Танкисты батальона В.А. Копцова впервые форсировали водную преграду - реку Халхин-Гол в подводном положении...
      К утру 31 августа территория Монгольской Народной Республики была полностью очищена от японских войск. Хорошо обученная и вооруженная, обладавшая трехлетним опытом войны в Китае, 6-я отдельная японская армия за считанные дни в буквальном смысле перестала существовать как таковая. В мировой истории войн это был редкий случай.
      При проведении наступательной операции на реке Халхин-Гол 20-31 августа 1939 года комкор Г.К. Жуков блестяще провел операцию по окружению и разгрому целой неприятельской армии. Мощными ударами танковых, мотоброневых, кавалерийских и авиационных бригад и дивизий он в течение четырех дней взял в котел японские войска и создал два фронта окружения внешний и внутренний.
      Внешний, состоявший из мотоброневых, кавалерийских, авиадесантных и частично стрелковых, отражал удары японских войск у государственной границы Монголии. Подходившие к месту сражения из Маньчжурии неприятельские войска так и не смогли подать помощи окруженной 6-й особой императорской армии.
      Чтобы сделать внешнее кольцо окружения "непробиваемым" с маньчжурской территории, Г.К. Жуков 27 августа приказал создать здесь по всей линии обороны траншеи полного профиля, соединенные ходами сообщения, три противотанковых района, несколько рядов колючей проволоки перед передним краем обороны. Однако после боев 24-26 августа командование Квантунской армии до самого конца операции на Халхин-Голе не пыталось больше де-блокировать свои окруженные войска, смирившись с неизбежностью их гибели.
      Внутренний фронт окружения состоял из стрелковых частей. Пехота при поддержке танков, артиллерии и авиции по сходящимся направлениям в течение 7 дней беспрерывных боев осуществила полный разгром японских войск на Халхин-Голе. В последние дни боев уничтожались последние очаги сопротивления.
      Бой за высоту Ремизова носил самый упорный характер. После того как советская артиллерия разбила на горе все японские орудия и у ее защитников остались только пулеметы и несколько минометов, группа вражеских солдат и офицеров (около 500 человек) попыталась вырваться из окружения по северному берегу реки Хайластын-Гола. Однако противника обнаружили и для его ликвидации было послано два стрелковых батальона. Окруженные на берегу японцы отвергли предложение о сдаче в плен, и после яростного рукопашного боя они были уничтожены.
      28 августа в 21.00 (по московскому времени) комкор Г.К. Жуков доложил народному комиссару обороны СССР о ликвидации японо-маньчжурских войск в приграничной полосе Монгольской Народной Республики:
      "Москва - тов. Ворошилову.
      Японо-маньчжурские войска, нарушившие границу МНР, частями 1-й армейской группы и МНР полностью окружены и уничтожены.
      В 22.30 28.8 ликвидирован последний центр сопротивления - Ремизовская высота, где уничтожено до трех батальонов пехоты. Остатки - 100-200 человек, бежавшие в барханы, уничтожаются в ночном бою.
      Граница МНР полностью восстановлена.
      Подробности особым донесением".
      На этой победной жуковской телеграмме народный комиссар обороны маршал К.Е. Ворошилов наложил следующую резолюцию:
      "Тов. Сталину.
      Направляю только что полученное донесение тт. Жукова и Калугина. Как и следовало ожидать, никаких дивизий в окружении не оказалось, противник или успел отвести главные силы, или, что вернее, больших сил в этом районе уже давно нет, а сидел специально подготовленный гарнизон, который теперь полностью уничтожен... К. Ворошилов..."
      Последние схватки продолжались 29 и 30 августа на участке севернее реки Хайластын-Гол. И только к вечеру 31 августа стихли последние выстрелы на монгольской земле. Ни одного японского военнослужащего на ней больше не оставалось.
      Все же помощь уничтожаемой 6-й императорской армии могла прибыть. Командующий Квантунской армией генерал Кенкити Уэда сосредоточил для контрнаступления три свежие пехотные дивизии, усиленные другими войсками, но перейти в контрнаступление не успел. Настолько быстро комкор Г.К. Жуков завершил задуманную им наступательную операцию с самыми решительными конечными целями.
      Командующий императорской 6-й армией генерал Огису Риппо счастливо избежал с остатками своих войск уничтожения на монгольской территории. По всей видимости, в ходе сражения он утратил чувство реальности. В обращении к своим подчиненным 5 сентября 1939 года Риппо, самурай по происхождению и духу, писал следующее:
      "Несмотря на то, что еще ранее был отдан приказ о переформировании 6-й армии, приходится со скорбью констатировать, что вследствие невыполнения этого приказа осуществиться великой миссии по защите северо-западного района не удалось...
      В настоящее время армия ведет в районе Джин-Джин-Сумэ подготовку к очередному наступлению. Командующий Квантунской армией решил этой осенью помочь нам самыми обученными войсками, находящимися в Маньчжурии, перебрасывает их к месту предстоящих боев под мое командование и намечает срочные мероприятия по разрешению конфликта...
      Путь, по которому должны быть направлены мероприятия армии, только один, а именно: сделать армию единой и монолитной и немедленно нанести противнику сокрушительный удар, тем самым растереть в порошок его возрастающую наглость.
      В настоящее время подготовка армии успешно идет вперед.
      Армия встретит предстоящую осень тем, что одним ударом прекратит эту мышиную возню и гордо покажет всему миру мощь отборных императорских войск. В армии все сверху донизу пронизаны решительным наступательным духом и уверены в неизбежности победы.
      Армия всегда и всюду готова подавить и уничтожить противника с верою в своего первого маршала-императора".
      Командующий японской 6-й армией генерал Огису Риппо выдавал желаемое за действительное. Поражение на Халхин-Голе для японцев обернулось и "поражением" в моральном плане. Тому есть достоверные сведения. Так, радиоразведкой советских войск был осуществлен радиоперехват радиограммы начальника штаба Квантунской армии начальнику департамента личного состава военного министерства Японии о необходимости перемещения на другие должности командира батареи 1-го полевого тяжелого артиллерийского полка капитана артиллерии Цутия и адъютанта Мулинского тяжелого артиллерийского полка поручика Китамура по следующим мотивам:
      "1. Во время номонханских боев капитан Цутия, страдая отсутствием духа артиллериста, который (дух) заключается в том, чтобы соединить свою судьбу с судьбой массы, забрался в траншею и, пролежав там, вернулся с боевых операций.
      Ввиду того, что полк создается заново, дальнейшее пребывание капитана Цутия в настоящей должности не представляется возможным. Поэтому необходимо немедленно перевести его на другую должность вне войсковой части.
      2. Поручик Китамура во время номонханских боев получил от командира полка приказ прорваться через окружение противника и подготовить необходимые мероприятия. Но поручик, заботясь лишь о собственной безопасности, скрылся в траншее и, не удостоверившись даже в том, что полк полностью уничтожен, сбежал. Поэтому, ввиду того что полк формируется вторично, Китамура в войсках оставаться не может.
      3. Об административных мерах в отношении этих офицеров, а также остальных офицеров, проявивших саботаж в Номонханском инциденте, доложу после подготовки материалов. Учитывая состояние полков, необходимо срочно переназначить вышеуказанных двух офицеров".
      Перехваченная телеграмма из штаба Квантунской армии в Токио говорила не только о панических настроениях части японского офицерства во время боев на реке Халхин-Гол. Она подтверждала также фактическое уничтожение 1-го полевого тяжелого артиллерийского и Мулинского тяжелого артиллерийского полков, поскольку их пришлось формировать по сути дела заново.
      Полная победа советско-монгольских войск на берегах Халхин-Гола еще не означала окончания пограничного конфликта, переросшего в необъявленную войну. 4 и 8 сентября японские войска предприняли новые попытки проникновения на территорию Монголии. Но они были встречены сильным контратакующим ударом и отброшены за линию государственной границы.
      В первом случае два японских пехотных батальона попытались захватить высоту Эрис-Улай-Обо, но потеряв на ее скатах свыше 350 человек убитыми, отошли за линию государственной границы. Во втором случае на эту же пограничную высоту в атаку пошли четыре пехотные роты, которые только убитыми в день 8 сентября потеряли около 500 человек. Но это были уже последние вспышки военного конфликта - маленькой необъявленной войны на Халхин-Голе.
      Не удалось японцам взять реванш и в воздухе. Во время воздушных боев 2, 4, 14 и 15-го сентября японская авиация потеряла 71 самолет, тогда как советская авиация за всю первую половину сентября - только 18 самолетов. Столкновения на суше и в воздухе прекратились только с заключением перемирия.
      Потери Японии на Халхин-Голе в людях и технике оказались, более значительными, чем за весь первый год большой войны в Китае. Халхин-Гольский котел, "сотворенный" полководцем
      Г.К. Жуковым в 1939 году, до основания потряс японскую Квантунскую армию. Ее высшее командование вынуждено было в полном составе уйти в отставку.
      Через своего посла в Москве Сигэнори Того японское правительство обратилось к правительству СССР с просьбой о прекращении военных действий на монгольско-маньчжурской границе. 15 сентября 1939 года было подписано соглашение между Советским Союзом, МНР и Японией о прекращении военных действий в районе реки Халхин-Гол, которое вступило в силу на следующий день.
      Затем состоялись переговоры по демаркации границы между Монголией и Маньчжоу-Го. 9 июня 1940 года государственная граница МНР была полностью восстановлена на прежней линии.
      За время четырехмесячных боев на Халхин-Голе в этой необъявленной войне японские войска потеряли около 61 тысячи человек убитыми, ранеными и пленными, в том числе 45 тысяч - в июле и августе. Их потери только убитыми составили около 25 тысячи человек (по другим источникам - 17 045 человек). Потери составили не менее 73 процентов от общего числа участвовавших в бое-вых действиях войск. В ходе воздушных боев было сбито 660 японских самолетов. Императорская 6-я особая армия утратила почти всю свою боевую технику.
      Пленных в сражении на Халхин-Голе оказалось крайне мало. Стороны после окончания боевых действий провели два обмена военнопленными. Первый - 27 сентября 1939 года, когда советской стороной было освобождено 88 военнопленных. Второй - 27 апреля 1940 года, когда Японии вернули 116 человек. Обмен производился по принципу "один за один" - такое указание дал народный комиссар обороны СССР Маршал Ворошилов.
      Приемом пленных с Халхин-Гола и дальнейшей "заботой" о них занимался народный комиссар внутренних дел Л.П. Берия. В справке НКВД СССР, датированной 3 марта 1940 года, о японских военнопленных, захваченных в период боев на монгольской территории, говорилось:
      "В период событий на Халхин-Голе 19 июля 1939 г. моботделом НКВД было предложено ГУЛАГу НКВД подготовить лагерь к приему военнопленных-японцев".
      Такой лагерь был подготовлен в г. Нижнеудинске на 2000 человек.
      В связи с тем что военнопленных оказалось только немногим более 100 человек и развертывать для их содержания специальный лагерь было признано нецелесообразным, военнопленные на основании шифротелеграммы Народного комиссара внутренних дел Союза тов. Берия от 30.10.1939 г. за № 801 были водворены в отдельный корпус Читинской тюрьмы.
      По сообщению начальника УНКВД по Читинской области капитана госбезопасности тов. Портного, в настоящее время в Читинской тюрьме находится 117 военнопленных-японцев.
      "Из них: 107 чел. приняты в конце сентября 1939 г. от штаба фронтовой группы. Среди этих 107 чел. имеется 13 офицеров во главе с капитаном Като, которые именуют себя "комиссией по уточнению границы". Взяты они были как нарушители границы, а официально числятся "перебежчиками". Капитан Като заявляет, что они заблудились и нарушили границу "случайно". 10 чел. офицеров и унтер-офицеров прибыли в Читинскую тюрьму из Бутырской тюрьмы в ноябре м-це по указанию СО ГУГБ НКВД СССР как направленные в распоряжение тов. Штерна.
      Никаких указаний об их дальнейшем направлении УНКВД по Читинской области от штаба Забайкальского военного округа до сих пор не имеет.
      Личные дела имеются только на 10 военнопленных, прибывших из Бутырской тюрьмы. На остальных военнопленных в тюремном отделе УНКВД имеются списки.
      В настоящее время приступлено к заполнению опросных листов и заводятся личные дела.
      Начальник 1-го отдела Управления НКВД СССР
      по делам военнопленных Тишков".
      В Токио быстро нашли виновных в настоящей военной катастрофе на берегах далекой от Японских островов степной реки едва ли не в самом сердце азиатского материка. Бывший командующий Квантунской армией генерал Уэда, давая показания по событиям 1939 года на Халхин-Голе, заявил судьям международного Токийского трибунала:
      "Камацубара попал в тяжелое положение и был уничтожен. Когда все было кончено, приехали представитель генерального штаба. Я и мой начальник штаба Иосогаи Ренсуке были сняты..." Однако сняты были не только они, но и многие высокопоставленные чины штаба Квантунской армии.
      Потери советско-монгольских войск составили свыше 18 500 человек (совокупно убитыми, ранеными, пропавшими без вести и попавшими в плен, больными). В боях на Халхин-Голе погибло и умерло от ран на этапах санитарной эвакуации 6831 человек рядовых бойцов и командиров (из них 1063 командира - офицера). Из числа погибших умерли в госпиталях 647 человек, получивших тяжелые ранения. 28,5 процентов всех боевых ранений пришлось на руки. Советская авиация потеряла в воздухе и на земле 207 самолетов.
      Соотношение боевых потерь в авиации было в пользу советских летчиков по двум причинам. Во-первых, выше оказалось их летное мастерство. Не случайно трое из них - С.И. Грицевец,
      Я.В. Смушкевич и Г.П. Кравченко удостоились за Халхин-Гол второй Золотой Звезды Героя Советского Союза.
      Во-вторых, сказалось более высокие тактико-технические данные советских воздушных машин. Истребители И-16 последних типов и новейший И-153 "Чайка" оказались более маневренными в воздушных боях, чем японские истребители Накадзима АN-1 и "Боинг-281" (лицензионный вариант американского самолета) и даже новейший истребитель фирмы Мицубиси "Зек" (И-87).
      По поводу авиационных потерь во время необъявленной войны на Халхин-Голе до самого 41 года шла "война" в средствах массовой информации. Так, 10 июля 1940 года было опубликовано следующее сообщение Телеграфного агентства Советского Союза:
      "В Японии агентство "Домей Цусин" сообщило по радио, что в связи с третьей годовщиной японо-китайской войны отдел печати штаба японской армии опубликовал официальное сообщение об итогах военных действий в Китае за 3 года. В этом сообщении наряду с данными об итогах военных действий в Китае объявлено, что "на границе Маньчжоу-Го и Внешней Монголии японские самолеты сбили 1340 советских самолетов и 30 советских самолетов уничтожили на земле", и далее указано, что японцы на границе Маньчжоу-Го и Внешней Монголии потеряли 138 самолетов.
      ТАСС уполномочен заявить, что приведенные выше "данные" отдела печати штаба японской армии не только не соответствуют действительности, но являются еще (и) смехотворными. На самом деле, по официальным данным Генштаба Красной Армии, японцы за время конфликта на границе МНР и Маньчжоу-Го в районе Халхин-Гола с 15 мая по 30 августа 1939 г. потеряли 589 самолетов. Монголо-советская авиация за этот же период потеряла 106 самолетов. Кроме того, за время от 30 августа по 15 сентября 1939 г. монголо-советской авиацией был сбит еще 71 японский самолет. Монголо-советская авиация потеряла за тот же период 37 самолетов.
      Всего за время конфликта на границе МНР и Маньчжоу-Го японцы потеряли 660 самолетов, а потери монголо-советской авиации составили 143 самолета".
      За победу на Халхин-Голе Георгий Константинович Жуков удостоился звания Героя Советского Союза. В 1972 году Указом Великого народного хурала (собрания) МНР за участие в разгроме японских войск на реке Халхин-Гол он был удостоен звания Героя Монгольской Народной Республики. Маршал МНР Х. Чойбалсан был награжден советским полководческим орденом Суворова I степени.
      На страницах советской печати давалась самая высокая оценка командующему 1-й армейской группы, показавшего на Халхин-Голе задатки большого полководца:
      "Любовь и восхищение вызывает имя заслуженного командира, Героя Советского Союза комкора Г.К. Жукова. Прекрасный организатор, человек несгибаемой воли и безмерной отваги, он сумел спаять воедино людей, призванных выполнять задания правительства..."
      Журналист той поры, ставший писателем, Константин Симонов писал о Жукове:
      "И в войсках, и в нашей армейской редакции говорили о нем с уважением. Говорили, что крут и решителен, говорили, что хотя на Халхин-Гол съехалось много начальства, но Жуков не дал себя подмять, руководит военными действиями сам, сам же... и предложил план окружения японцев. Поговаривали, что были и другие планы, но Жуков настоял на своем, и там, в Москве, Сталин и Ворошилов утвердили его план".
      Спустя несколько десятилетий после Халхин-Гольских событий полководец Г.К. Жуков получит еще одну "награду" - от японских историков Кушимы, Танаки и Мики. На научной конференции в Улан-Баторе, посвященной событиям 1939 года, они объявили Жукова за неординарность принимаемых боевых решений ни много ни мало как учеником Чингисхана.
      За мужество и героизм в боях на Халхин-Голе 70 командирам и бойцам Красной Армии было присвоено звание Героя Советского Союза. 21 человеку это звание было присвоено посмертно. Среди Героев 33 человека были танкистами и 23 - летчиками.
      Всего было награждено свыше 17 тысяч красноармейцев и командиров 1-й армейской группы: орденами - почти 5 тысяч человек. Более 9 тысяч удостоились медали "За отвагу" и около 3 тысяч - медали "За боевые заслуги".
      Орденоносными стали 24 соединения, части и подразделения. Среди них 36-я мотострелковая дивизия, 100-я скоростная бомбардировочная авиационная бригада, 7-я мотоброневая бригада, 24-й стрелковый полк, 175-й артиллерийский полк, 22, 56 и 70-й истребительные авиационные полки, отдельная специальная танковая рота и другие.
      Народный комиссар обороны маршал К.Е. Ворошилов в приказе от 7 ноября 1939 года писал: "Подлинной славой покрыли себя бойцы и командиры участники боев в районе реки Халхин-Гол. За доблесть и геройство, за блестящее выполнение приказов войска, участвовавшие в боях в районе реки Халхин-Гол, заслужили великую благодарность".
      Известно немало оценок, порой самых противоречивых, армиям противоборствующих сторон в необъявленной войне на границе Монголии и Маньчжоу-Го в 1939 году. Но, пожалуй, самую объективную дал маршал Советского Союза Г.К. Жуков в своих мемуарах "Воспоминания и размышления". Он пишет:
      "...Через несколько дней я был принят лично И.В. Сталиным и назначен на должность командующего Киевским особым военным округом.
      Раньше мне не приходилось встречаться с И.В. Сталиным, и на прием к нему шел сильно волнуясь. Кроме него в кабинете были
      М.И. Калинин, В.М. Молотов и другие члены Политбюро.
      Поздоровавшись, И.В. Сталин, закуривая трубку, сразу же спросил:
      - Как вы оцениваете японскую армию?
      - Японский солдат, который дрался с нами на Халхин-Голе, хорошо подготовлен, особенно для ближнего боя, - ответил я. - Дисциплинирован, исполнителен и упорен в бою, особенно в оборонительном. Младший командный состав подготовлен очень хорошо и дерется с фанатическим упорством. Как правило, младшие командиры в плен не сдаются и не останавливаются перед "харакири". Офицерский состав, особенно старший и высший, подготовлен слабо, малоинициативен и склонен действовать по шаблону.
      Что касается технического состояния японской армии, считаю ее отсталой. Японские танки типа наших МС-1 явно устарели, плохо вооружены и с малым запасом хода. Должен также сказать, что в начале кампании японская авиация била нашу авиацию. Их самолеты превосходили наши до тех пор, пока мы не получили улучшенной "Чайки" и И-16. Когда же к нам прибыла группа летчиков - Героев Советского Союза во главе со Смушкевичем, наше господство в воздухе стало очевидным. Следует подчеркнуть, что нам пришлось иметь дело с отборными, так называемыми императорскими, частями японской армии.
      И.В. Сталин очень внимательно все выслушал, а затем спросил:
      - Как действовали наши войска?
      - Наши кадровые войска дрались хорошо. Особенно хорошо дрались 36-я мотодивизия под командованием Петрова и 57-я стрелковая дивизия под командованием Галанина, прибывшая из Забайкалья. 82-я стрелковая дивизия, прибывшая с Урала, первое время сражалась плохо. В ее составе были малообученные бойцы и командиры. Эта дивизия была развернута и пополнена приписным составом незадолго до ее отправления в Монголию.
      Очень хорошо дрались танковые бригады, особенно 11-я, возглавляемая комбригом Героем Советского Союза Яковлевым, но танки БТ-5 и БТ-7 слишком огнеопасны. Если бы в моем распоряжении не было 2 танковых и 3 мотоброневых бригад, мы, безусловно, не смогли бы так быстро окружить и разгромить 6-ю японскую армию. Считаю, что нам нужно резко увеличить в составе вооруженных сил бронетанковые и механизированные войска.
      Артиллерия наша во всех отношениях превосходила японскую, особенно в стрельбе. В целом наши войска стоят значительно выше японских..."
      На месте боев, на крутом берегу Халкин-Гол, был установлен мраморный обелиск. На его постаменте на русском и монгольском языках высечены слова:
      "Вечная слава воинам-героям Советской Армии и мужественным цирикам Монгольской народно-революционной армии, павшим в боях с японскими захватчиками в районе реки Халхин-Гол за свободу и независимость миролюбивого монгольского народа, за мир и безопасность народов, против империалистической агрессии".
      Главный итог боев на Халхин-Голе, по мнению многих исследователей, состоит в том, что сокрушительное поражение японских войск во многом повлияло на решение правящих кругов страны Восходящего Солнца не сотрудничать с гитлеровской Германией в ее нападении на Советский Союз в июне 1941 года. Такова была цена разгрому на монгольской границе 6-й особой японской армии и цвета авиации Квантунской армии. События на реке Халхин-Гол стали наглядным уроком для официального Токио и императорского генералитета, вышедшего из сословия самураев.
      Американский историк Д. Макшерри, оценивая результаты советско-японских военных конфликтов 1938-1939 годов и их последствия, писал: "Демонстрация советской мощи в боях на Хасане и Халхин-Голе имела далеко идущие последствия, показала японцам, что большая война против СССР будет для них катастрофой".
      Действительно, на новые столкновения с советскими войсками командование Квантунской армии, свободное в подобных решениях от мнения токийского правительства, не пошло. На государственных границах Маньчжоу-Го с Советским Союзом и Монголией установилось относительное затишье до 45-го года.
      К слову сказать, в американской историографии термин "Халхин-Гол" подается лишь как географическое понятие. А сами четырехмесячные военные события называются локальным "инцидентом у Номон-Хана" (не самой большой горы на маньчжуро-монгольской границе).
      В стране Восходящего Солнца из столкновения с советской армией на монгольской границе быстро сделали надлежащие и самые серьезные выводы, но не меняющие милитаристской устремленности Японии перед самым началом Второй мировой войны. Уже 4 сентября 1939 года влиятельнейшая японская газета "Асахи" вышла с передовой статьей, посвященной анализу конфликта на Халхин-Голе, в которой редакционные аналитики писали следующее:
      "Наши военные власти из этих событий вынесли поучительный урок о том, что в будущем военные приготовления нужно довести до совершенства. Военные власти достаточно глубоко продумали этот урок. Нужно до предела насытить армию моторизованными частями. В этом кроется глубочайший смысл событий последнего времени. До сих пор народ не знал, до какой степени оборудованы моторизованные части Советского Союза. Теперь найдется немало людей, пораженных такой неожиданностью...
      Нам нужно твердо усвоить урок, полученный в районе Номонгана. Нужно подготовиться, подтянуться и всеми силами стремиться к завершению обороны страны не только морально, но и материально. Мы почувствовали эту откровенную потребность".
      Глава четвертая
      КВАНТУНСКИЙ ФИНАЛ ВТОРОЙ МИРОВОЙ. ГОД 45-Й
      Вхождение страны Восходящего Солнца в ряды противников Советского Союза перед Второй мировой войной связано с 25 ноября 1936 года. В тот день Япония подписала так называемый "Антикоминтерновский пакт" с гитлеровской Германией. Вскоре к пакту присоединилась фашистская Италия. Так возникла ось Берлин - Рим - Токио, основанная прежде всего на агрессивных устремлениях. Однако две пробы сил советской Красной Армии - у озера Хасан и на реке Халхин-Гол успеха японской Квантунской армии не принесли. Более того, ее войска, участвовавшие в боях, оказались наголову разгромленными, а императорская авиация понесла огромные потери в самолетах.
      Однако это не помешало дальнейшему сближению Японии, которая стала откровенно милитаристским государством, с Германией на антисоветской основе. Исключительно способный советский разведчик - сотрудник Разведывательного управления РККА Рихард Зорге (Рамзай-Инсон), успешно действовавший на Японских островах на протяжении многих лет, доносил в январе 1938 года, в частности:
      "Москва. Директору.
      Полковник Отт получил с январской почтой распоряжение германского генштаба - запросить от имени германского генштаба японский генштаб, будет ли немедленно после войны в Китае начата война против СССР, или нет. Отвечая на этот вопрос отрицательно, Хомма сообщил полковнику Отту следующее: японский генштаб подготовляет войну против СССР усиленными темпами, считая, что оттяжка времени может работать в пользу СССР. Однако даже эти ускоренные приготовления требуют времени, по причинам: необходимости содержать большую оккупационную армию в Китае в течение длительного времени; необходимости основательно пополнить японскую армию после войны в Китае; наличия финансовых трудностей, а также ввиду того, что германский генштаб (очевидно ошибка, по смыслу должен быть "японский генштаб") не может быть готов немедленно. Поэтому он считает, что два года являются максимальным, а один год - минимальным сроком для того, чтобы японский генштаб мог начать войну против СССР. Это заявление было Оттом записано и показано Рамзаю (в присутствии Отто). Рамзай имел достаточно времени, чтобы полностью его изучить и запомнить точные формулировки".
      В Токио уже ожидали скорого подписания тройственного пакта (ось Берлин - Рим - Токио), но совершенно неожиданно для японского правительства Хиранумы Германия 23 августа 1939 года подписывает пакт о ненападении с Советским Союзом. Кабинет министров Хиранумы подает в отставку, но перед этим в Берлин отправляется "желчная" нота:
      "1. Правительство Японии поняло заключение пакта о ненападении таким образом, что оно окончательно аннулировало теперешние переговоры о пакте трех держав.
      2. Японское правительство заявляет, что заключение Германией с Россией пакта о ненападении является серьезным нарушением сепаратного соглашения, связанного с "Антикоминтерновским пактом", между Японией и Германией. Поэтому оно выражает строгий протест немецкому правительству".
      Однако разногласия между Токио и Берлином удалось урегулировать и 27 сентября 1940 года в германской столице был подписан тройственный акт Германии, Италии и Японии. Было объявлено, что все три союзные державы пекутся об установлении "мира во всем мире" и ради этого приступают к построению "нового порядка в Великой Восточной Азии и Европе". "Высокие договаривающиеся стороны" обязывались оказывать друг другу военную помощь в случае если одна из них подвергнется нападению "какой-либо другой державы, которая сейчас не участвует в японо-китайской войне".
      Заключение тройственного пакта вызвало однозначную реакцию мировой общественности. Государственный секретарь США К. Холл прокомментировал это событие так: "бандитские страны" наконец-то объединились. Министр иностранный дел гитлеровской Германии И. Риббентроп отметил, что "эта палка будет иметь два конца - против России и против Америки".
      В Токио заключение Берлинского тройственного пакта посчитали большой внешнеполитической удачей, поскольку там прекрасно понимали, что стране Восходящего Солнца одной с Советским Союзом в случае войны не справиться. Министр иностранных дел Японии И. Мацулка на заседании тайного совета империи заверил его в следующем:
      "Хотя и существует договор о ненападении (между Германией и Советским Союзом. - А.Ш.), однако Япония окажет помощь Германии в случае советско-германской войны, а Германия окажет помощь Японии в случае русско-японской войны... Даже если мы наблюдаем улучшение русско-японских отношений, оно вряд ли продлится более трех лет. Нам придется пересмотреть отношения между Японией, Советским Союзом и Германией через два года".
      Страна Восходящего Солнца, ведя войну в Китае, с началом Второй мировой войны связывала прежде всего планы завоевания "стран южных морей". Однако Япония смогла начать большую войну в Тихом океане только при твердой гарантии, что СССР будет втянут в войну в Европе. Не случайно один из лидеров императорского генералитета генерал Койсо заявил: "Осуществляя движение на юг против волков, надо остерегаться тигра с северных ворот".
      В Москве понимали, что главный очаг военной напряженности кроется не на Дальнем Востоке, а в Европе. Именно оттуда Советскому государству приходилось ожидать вражеского нашествия. Это обстоятельство заставило И.В. Сталина и правительство СССР пойти 13 апреля 1941 года на подписание советско-японского пакта (договора) о нейтралитете сроком на пять лет.
      В статье второй пакта говорилось: "В случае если одна из Договаривающихся Сторон окажется объектом военных действий со стороны одной или нескольких третьих держав, другая Договаривающаяся Сторона будет соблюдать нейтралитет в продолжении всего конфликта".
      В той внешнеполитической ситуации такой договор был выгоден обеим сторонам. Следует отметить, что его заключение вызвало по разным причинам крайне негативную реакцию в Берлине, а также в Вашингтоне и Токио.
      Нападение гитлеровской Германии и ее сателлитов на Советский Союз 22 июня 1941 годы вызвало в Токио острую правительственную дискуссию, которая затянулась на десять дней. На окончательное решение Японии повлияло известное высказывание Бисмарка о том, что для союза нужны два партнера: наездник и осел. Правительство страны Восходящего Солнца в новой ситуации могло быть только ослом, коим оно быть не пожелало.
      В итоге правительственной дискуссии глава кабинета министров Тодзио высказал возобладавшую точку зрения: "Престиж Японии необычайно поднимется, если мы нападем на Советский Союз, когда он, как спелая хурма, будет готов упасть на землю". В Токио решили немного подождать, явно не рассчитывая на неуспех германских армий в кампании 1941 года.
      Проведение такой острой дискуссии на правительственном уровне не помешало японской правящей элите уже на третий день вероломного нападения гитлеровской Германии на Советский Союз принять в императорском дворце в Токио "Программу национальной политики империи в соответствии с изменением обстановки". В засекреченной "Программе", в частности, говорилось, что импе-раторская Япония "скрытно завершая... военную подготовку против Советского Союза... прибегнув к вооруженной силе, разрешит северную проблему".
      В "Программе" особо отмечалось, что Япония может вступить в войну против СССР только в случае, если "германо-советская война будет развиваться в направлении, благоприятном для империи". Однако уже в июле в Токио стали выражать большую озабоченность и тревогу по поводу темпов наступления групп армий своего союзника по "оси" на советской земле.
      Японскому послу в Берлине Х. Осиме в конце июля 1941 года поручается выявить истинное положение дел на германо-советском фронте. Тот обращается за разъяснением к министру иностранных дел Германии И. Риббентропу. Но на вопрос японского посла пришлось отвечать начальнику штаба главного командования (ОКВ) В. Кейтелю. Последний авторитетно заявил, что относительно плана "Барбаросса" "темпы продвижения замедляются примерно на три недели". В последующие дни темпы наступления немецко-фашистских войск замедлились еще больше и о "блицкриге" речь уже больше не шла.
      В "Секретном дневнике войны" японского генерального штаба, который наблюдал за ходом войны на территории Советского Союза самым заинтересованным образом, появились тревожные, до крайности озабоченные записи:
      "22 июля.
      Прошел месяц после начала германо-советской войны. Переброски советских войск с Дальнего Востока не наблюдается. Что касается наступления благоприятного момента для начала боевых действий против СССР, то вероятность завершения войны в результате операции только Германии по меньшей мере сократилась...
      25 июля.
      В оперативном отделе мнение о том, чтобы выступить против севера в течение этого года, постепенно ослабевает... Необходимы ярко выраженные перемены в советско-германской войне".
      О ходе войны в Токио информация поступала не только из Берлина, но и из Москвы. В правящих кругах империи на Японских островах не оставили без внимания предупреждение своего московского посла генерал-лейтенанта Е. Татэкава, который накануне вторжения вермахта и других фашистских армий в СССР сообщал: "Советский Союз не покорится. Компромисс здесь невозможен. Война должна быть затяжной".
      После провала попытки германских армии с ходу овладеть Москвой и нескольких сильных контрударов советских войск, в императорской ставке поняли, что о вступлении в войну против своего северного соседа в 1941 году по ранее составленному плану (кодовое название "Кантокуэн") не могло быть и речи. 3 октября в приказе японской ставки главного командования говорилось:
      "В соответствии со складывающейся обстановкой осуществить подготовку к операции против России с целью достижения готовности к войне весной 1942 г.".
      Японское командование разрабатывало не только планы за-хвата значительной части советской территории, но и систему военного управления "в зоне оккупации территории СССР". В Токио по-прежнему считали своими жизненными интересами следующие территории при разделе "побежденного" Советского Союза:
      "Приморье должно быть присоединено к Японии, районы, прилегающие к Маньчжурской империи, должны быть включены в сферу влияния этой страны, а Транссибирская дорога отдана под полный контроль Японии и Германии, причем Омск будет пунктом разграничения между ними".
      Подтверждения отказу японского руководства от нападения СССР были надежнейшие. Это были не только многочисленные разведдонесения Рихарда Зорге из Токио. Еще летом 1940 года американским криптографам удалось раскрыть японские шифры. Летом 1941 года дешифровкой перехваченных японских документов в вооруженных силах США были заняты 800 офицеров и рядовых специалистов. Перехваченная информация свидетельствовала о решении Токио напасть на Советский Союз как только Германия добьется убедительных побед на Восточном фронте.
      Однако откладывание на "завтра" приведение в исполнение плана "Кантокуэн" не привело к сколько-нибудь заметному сокращению Квантунской армии, расквартированной на территории Маньчжурии. В ней и соседней Корее намечалось иметь не менее 16 дивизий. Кроме того, здесь располагались 750 различных воинских частей и подразделений, что было эквивалентно еще 9 дивизиям. Общая численность этих японских войск на 1 августа 1942 года составляла 850 тысяч солдат и офицеров, не считая марионеточных войск - то есть около одной трети численности всей императорской сухопутной армии.
      Присутствие на дальневосточных границах мощной группировки вооруженных сил Японии вынуждало Советский Союз на протяжении всей Великой Отечественной войны с Германией и ее союзниками держать на Востоке от 32 до 59 расчетных дивизий сухопутных войск, от 10 до 29 авиационных дивизий, до 6 дивизий и 4 бригад войск противовоздушной обороны страны. Всего войск общей численностью более 1 миллиона солдат и офицеров, 8-16 тысяч орудий и минометов, свыше 2 тысяч танков и самоходных артиллерийских установок, от 3 до 4 тысяч боевых самолетов и более 100 боевых кораблей основных классов. Это составляло от 15 до 30 процентов боевых сил и средств советских вооруженных сил. Что и говорить: этим войскам нашлось бы лучшее применение на советско-германском фронте, особенно в критические для Красной Армии периоды. Так что помощь "невоюющей" милитаристской Японии "воюющей" гитлеровской Германии с 1941 по 1945 год была вполне ощутимой.
      Японские специалисты очень высоко оценивали боевые возможности Квантунской армии, которая "была превосходно во-оружена". Так, Д. Комигава считал, что "летом 1941 года мощь Квантунской армии достигла пика, и ее называли в Японии непобедимой", а также "самой передовой и современной".
      Японское командование планировало вести войну на Дальнем Востоке против Советского Союза не только на суше, но одновременно и на море. С этой целью в районе военно-морской базы Оминато специально создан 5-й флот Военно-Морских Сил Японии.
      Япония решила начать большую войну в Тихом океане, где главным противником для нее становились Соединенные Штаты. Токио проводит стратегическую маскировку, делая вид, что оно готовится нанести удар по СССР и усилить военное давление в Китае (японцы не знали, что многие их радиограммы становятся "добычей" американцев). Действительно, предстоящий "поход на север" в военных приготовлениях выглядел достаточно убедительно для непосвященного в плоды американской радиоразведки человека.
      На исходе 1941 года из 51 дивизии, которыми располагала Япония, 20 дивизий дислоцировалось в Китае и Корее, 13 - в Маньчжурии, 7 требовалось для обороны островной метрополии и только 11 дивизий могли быть использованы на других театрах военных действий - всего лишь чуть больше одной пятой японской сухопутной армии. Из пяти воздушных флотов три находились на азиатском континенте и на Японских островах.
      Такая стратегическая маскировка японской стороны все же имела успех. После нападения Германии на Советский Союз вплоть до 7 октября 1941 года до нападения на Перл-Харбор - начальник разведки Тихоокеанского флота США Э. Лейтон получил с нараставшей интенсивностью около пятидесяти предупреждений из дипломатических источников (от помощников военных атташе и представителей Чан Кайши) о том, что японцы, вне всякого сомнения, "уже на следующей неделе" нападут на СССР. Главным объектом нападения называлась русская Сибирь. О Перл-Харборе речь не шла вообще.
      7-го числа Япония начала "войну на Тихом океане" (так ее назвали американцы) против Соединенных Штатов, Великобритании и Голландии с Гавайской операции. Советский Союз в списке ее военных противников в 41-м году не значился.
      Удар японского военного флота по сильнейшей морской крепости США на Тихом океане Перл-Харбор вполне сравним с нападением императорского Соединенного флота адмирала Хейхатиро Того на Порт-Артур. Сравним прежде всего по внезапности и вероломности (боевые действия начинались без предварительного объявления войны), силам, задействованным в операции, умению держать в тайне подготовку удара и в какой-то мере по результатам завоеванию господства на море.
      Американцы потеряли в Перл Харборе все находившиеся здесь линейные корабли, при этом 4 из них были потоплены, 5 тяжело или серьезно повреждены, тяжело повреждены были также 3 легких крейсера и 3 эскадренных миноносца (два из них в сухом доке), перевернулся и затонул минный заградитель, повреждены 3 вспомогательных судна. Всего было потоплено и повреждено 19 боевых кораблей. Потери авиации составили 347 самолетов, большинство из которых не успели даже взлететь, в том числе 188 были уничтожены, остальные получили серьезные повреждения. Только 43 американских самолета смогли после воздушного налета вступить в бой. Безвозвратные потери морской и армейской авиации оказались примерно равными.
      Велики были потери и в личном составе. По флоту и корпусу морской пехоты они составляли 2835 офицеров и рядовых, из них 2086 убитыми и смертельно раненными. Потери американских армейских войск составили около 600 человек, из которых 194 человека - убиты. Всего же были убиты 2403 и ранены 1178 человек. Потери в личном составе военно-морских сил США в результате катастрофы в Перл-Харборе в три раза превысили общие потери флота в людях за испано-американскую и Первую мировую войны, вместе взятые.
      Японские потери (воздушный налет на Перл-Харбор длился всего два часа) составили всего 29 самолетов, в том числе 15 бомбардиров и 5 торпедоносцев, одну большую подводную лодку и пять подводных лодок-малюток, действия которых оказались не эффективными.
      "Война на Тихом океане" не обошла стороной и Советский Союз, его морское приграничье. Прежде всего японская сторона стала затруднять любой проход советских судов через проливы Сангарский и Лаперуза. Появление дрейфующих мин из поставленных японцами у своих берегов минных заграждений ограничило советскую рыбопромысловую зону в Японском море. Военные корабли императорского флота под угрозой применения оружия стали останавливать советские грузовые суда и осуществлять их досмотры.
      Затем советские гражданские корабли стали постоянным объектом нападения японских подводных лодок в открытом море. 1 мая 1942 года был торпедирован пароход "Ангарстрой". 17 февраля 1943 года по пути из Владивостока в Петропавловск-Камчатский был потоплен пароход "Ильмень". В тот же день вблизи Цусимского пролива двумя торпедами был потоплен пароход "Кола". Японскими военными моряками были пущены на морское дно советские суда "Кречет", "Свирьстрой", "Сергей Лазо", "Симферополь", "Перекоп", "Майкоп"...
      Японские подводные лодки не только производили из-под воды внезапные торпедные залпы по советским судам, но и, всплывая, обстреливали их из орудий, как это было в случае с пароходом "Уэлен" у австралийских берегов.
      Продолжались постоянные нарушения государственной границы Советского Союза в Приморье, Приамурье и Забайкалье. Так, в памятной записке наркомата иностранных дел СССР посольству Японии в Москве от 3 февраля 1943 года относительно случаев нарушения советской государственной границы японской стороной, говорилось следующее:
      "1. 8 ноября 1942 г.
      в 9 час. 30 мин., трое неизвестных в военной форме, из которых двое были вооружены винтовками, выйдя из маньчжурского полицейского кордона "Ука", направились к берегу р. Аргунь. На берегу один неизвестный без оружия отделился от группы, перешел реку Аргунь и остров и затем, нарушив государственную границу СССР, подошел к советскому берегу р. Аргунь в пункте, что примерно 5,5 км юго-восточнее советского населенного пункта Ново-Цурухайтуй, после чего вернулся к двум военным, оставшимся на маньчжурском берегу
      р. Аргунь.
      2. 21 ноября 1942 г.
      в 10 час. 40 мин., один японский самолет, типа бомбардировщик, нарушил государственную границу СССР в пункте, что 15 км южнее погранзнака № 24.
      Самолет залетел в глубь советской территории на 60 км и, пробыв над территорией СССР один час 25 мин., в 12 час. 05 мин. вылетел в Маньчжурию, в районе, что 13 км южнее маньчжурского
      г. Дуннин.
      3. 24 ноября 1942 г.
      в 13 час. 30 мин., группа японо-маньчжурских солдат, численностью 25 чел., прибыла на подводах к маньчжурскому берегу Амура, в районе примерно 4,5 км северо-западнее маньчжурского населенного пункта Шандагоан. Расположившись в указанном районе, группа открыла ружейно-пулеметный огонь в направлении советского острова. После обстрела японо-маньчжурские солдаты высадились на советский остров и, пробыв там до 15 часов, возвратились обратно на маньчжурскую территорию.
      4. 30 ноября 1942 г.
      в 11 час. 51 мин., один японский самолет нарушил государственную границу СССР в районе, что 1 км севернее пограничного знака № 19. Самолет углубился над советской территорией до 60 км и, пробыв над территорией СССР 56 мин., в 12 час. 47 мин. вылетел в Маньчжурию, в район населенного пункта Полтавка.
      5. 3 декабря 1942 г.
      в 12 час., один японский самолет нарушил государственную границу СССР в пункте, что 4,5 км северо-западнее (по)граничного знака литера "П". Самолет, залетев в глубь советской территории на 25 км, вылетел в Маньчжурию, в пункте, что 30 км севернее (пограничного знака литера "П".
      6. 15 декабря 1942 г.
      в 12 час. 40 мин., один японский самолет, типа разведчик, нарушил государственную границу СССР в районе, что 39 км юго-западнее Хабаровска.
      Самолет залетел в глубь советской территории на 15 км, после чего вылетел в Маньчжурию, в районе взлета.
      7. 16 декабря 1942 г.
      в 13 час. 25 мин., один японский самолет, типа легкий бомбардировщик, на высоте 1000 м нарушил государственную границу СССР в районе западнее населенного пункта Ново-Качаловское. Самолет залетел в глубь советской территории на 30 км, после чего обратным курсом вылетел в Маньчжурию.
      8. того же, 16 декабря.
      в 14 час. 30 мин., один японский самолет, типа разведчик, на высоте 1000 м, нарушил государственную границу СССР в пункте, что 18 км северо-западнее населенного пункта Комиссароское.
      9. 26 декабря 1942 г.
      в 9 час. 40 мин., 5 неизвестных, вооруженных автоматами, одетых в белые халаты, с маньчжурского берега р. Аргунь, в районе, что в 2 км юго-западнее населенного пункта Онохаи, обстреляли несколькими очередями советский пограничный наряд.
      В результате обстрела смертельно ранен старшина наряда - младший сержант Куропаткин.
      После обстрела неизвестные скрылись в тылу маньчжурской территории.
      10. 20 января 1943 г.
      в 14 час. 40 мин., с маньчжурской территории тремя артиллерийскими снарядами был обстрелян советский самолет, пролетавший над советской территорией, в районе, что 12 км юго-восточнее погранзнака литера "Н".
      Снаряды рвались над советской территорией, в 1 км от государственной границыв".
      Памятная записка советской стороны, переданная японскому послу, свидетельствовала о постоянных, грубых нарушениях государственной границы Советского Союза. Но теперь реакция официального Токио на подобные демарши советской дипломатии была куда более сдержанней, чем это было в 30-е годы. Это и понятно: после первых значительных успехов во Второй мировой войне страна Восходящего Солнца вступила в полосу военных неудач.
      О вступлении Японии в войну против Советского Союза на стороне гитлеровской Германии речи уже и не было. Более того, донесения на сей счет разведгруппы Рихарда Зорге позволили перебросить с Дальнего Востока на Запад, на фронт значительное число свежих, хорошо обученных дивизий и авиационных полков.
      В Берлине об этом знали достоверно точно. В донесении службы разведки и контрразведки генерального штаба сухопутных войск вермахта из Владивостока о переброске советских войск и техники на запад, датированном 3 октября 1943 года, говорилось:
      "Дополнительные и достоверные сведения из Владивостока свидетельствуют: с начала сентября наблюдается усиленная отправка войск и материальной части из дальневосточной Монголии на запад. Количественно убывающие оцениваются почти в 1 млн чел., составляющие целые формирования с тяжелой техникой. На запад перебазируются также крупные части ВВС, включая транспортные самолеты. Возмещение убывающих войск осуществляется очень медленно. Оборона строится в настоящее время за счет подготовленного гражданского населения, очень ослабленного в количественном отношении. Склады важнейших городов наполовину пусты. На запад убыло большое количество стационарных и передвижных мастерских. Дальний Восток в связи с отправкой на запад американских поставок (обмундирование, обувь) страдает от все возрастающего недостатка важнейших предметов первой необходимости. В армии растет коррупция, особенно среди чиновников. Процветает черный рынок. Туркестан, Казахстан, Сибирь переполнены китайскими рабочими, которые получают высокую оплату. То же самое можно сказать о целой армии персидских и индийских рабочих, занятых на шахтах и нефтяных разработках, в хлопководстве и на посадках риса. Многие из этих иностранных рабочих также направляются на запад для восстановления разрушенных городов".
      Служба разведки и контрразведки генерального штаба сухопутных войск вермахта в целом правильно определила количество советских войск, переброшенных с дальневосточных границ на фронт. Что же касается использования иностранных рабочих в СССР в годы войны, то здесь генштабисты вермахта постарались выдать желаемое за действительное.
      Высшее японское руководство не могло не знать о том, что стоявшие на прикрытии государственной границы советские дивизии и авиационные полки в большом количестве перебрасываются на запад. Но в Токио понимали, что военное столкновение с Советским Союзом неизбежно, хотя в Великой Отечественной войне еще не наступил решительный перелом, еще далеко было до Курской битвы. Поэтому Маньчжурия продолжала оставаться огромным плацдармом для будущего военного столкновения.
      Маньчжурия, как ее приграничные с СССР районы, так и тылы, продолжала укрепляться до самого августа 1945 года. Так, в итоговом донесении за 1943 год разведотдела штаба Амурской Краснознаменной флотилии говорилось:
      "В течение 1943 г. японское командование продолжало всесторонне дооборудовать маньчжурский плацдарм, что характеризовалось строительством новых узлов сопротивления, оборонительных рубежей, аэродромов, шоссейных и грунтовых дорог, ж.-д. веток, военных городков и казарм, а также постройкой новых пристаней, наблюдательных постов и вышек и работами по гидромелиорации.
      Военные операции японцев 1943 г. на юге, носившие оборонительный характер, наложили свой отпечаток на оборонное строительство в Маньчжурии. Если в прошлые годы японцы, создавая систему укреплений в Маньчжурии, исходили только из расчетов наступательной стратегии, то в 1943 г., учтя опыт войны, японское командование стало придавать вопросам подготовки театра к обороне более важное значение.
      Оборонное строительство в Маньчжурии в истекшем году шло как по линии доусиления огневой мощи старых укрепрайонов, путем строительства новых ДОТов, ДЗОТов (Сахалянский, Фуцзиньский, Пограничненский, Дуннинский Уры) и увеличения противотанковых препятствий (Мишаньский, Дуннинский Уры), так и по линии создания второй линии обороны и насыщения промежутков между укрепленными районами и узлами сопротивления новыми сооружениями..."
      Союзники Советского Союза во Второй мировой войне хорошо понимали, что завершить войну против Японии на Тихом океане без ее помощи будет весьма трудно. Поэтому официальные лица Вашингтона и Лондона постоянно будировали вопрос о вступлении СССР в войну против Японии. Однако одним из препятствий на пути к этому оказался пятилетний пакт о взаимном нейтралитете и твердая позиция И.В. Сталина.
      На Тегеранской конференции союзных держав советская делегация указала, что СССР вступит в войну с милитаристской Японией только после полного военного разгрома гитлеровской Германии. Однако союзники продолжали настаивать. Генерал армии С.М. Штеменко в своих мемуарах свидетельствует:
      "Летом 1944 года, когда второй фронт был все-таки открыт, союзники еще раз попытались повлиять на решение СССР по японскому вопросу. В конце июля глава американской военной миссии в Москве генерал-майор Д. Дин обратился от имени начальника штаба армии США к начальнику нашего Генерального штаба маршалу Советского Союза А.М. Василевскому с настойчивой просьбой о всемерном ускорении вступления в войну на Дальнем Востоке. Зная точку зрения Советского правительства, Александр Михайлович твердо заявил, что до окончательного разгрома фашистской Германии об этом не может быть и речи. На аналогичный запрос Черчилля И.В. Сталин тоже ответил, что позиция Советского правительства не изменилась.
      Только на исходе сентября 1944 года, после очередного доклада в Ставке, мы получили от Верховного задание подготовить расчеты по сосредоточению и обеспечению войск на Дальнем Востоке.
      - Скоро, видимо, потребуются, - заключил Сталин этот короткий и как бы мимолетный разговор.
      Такие расчеты в начале сентября были сделаны".
      В начале 1945 года стало ясно, что остались считанные месяцы до падения гитлеровской Германии. Советская армия нацеливалась на ее столицу Берлин. Война же на Тихом океане близкой к завершению еще не была, хотя японский флот и авиация понесли огромные потери. Сухопутные же войска Японии такого ущерба не понесли, имея еще в качестве стратегического резерва почти миллионную Квантунскую армию в Маньчжурии.
      По сведениям союзного командования Япония вступила во Вторую мировую войну, имея сухопутную армию численностью в 1,9 млн человек. К концу войны, по тем же данным, она при всех своих безвозвратных потерях убитыми, умершими от ран и болезней насчитывала 5,5 млн человек. На время капитуляции Японии ее вооруженные силы насчитывали свыше 6 млн человек.
      На заключительном этапе войны на Тихом океане сухопутные войска Японии включали четыре стратегические группировки: Квантунскую группировку войск, Южную группу армий, Экспедиционные силы в Китае, 1-ю и 2-ю Объединенные армии национальной обороны вместе с 5-м фронтом, сосредоточенные в метрополии. На островных территориях и в Юго-Восточной Азии действовали 8-й и 10-й фронты. Крупные силы входили в Объединенную воздушную армию и Объединенный флот ВМС.
      В июне 1945 года японский парламент принял закон "О чрезвычайных мерах военного времени", санкционировавший любые действия властей по организации обороны и пресечению беспорядков.
      Затем в том же месяце был принят закон "О добровольной военной службе", по которому в случае необходимости призыву подлежали все мужчины в возрасте от 15 до 60 и женщины от 17 до 40 лет.
      Пытаясь придать войне на Тихом океане общенародный характер, Высший совет империи по руководству войной создал гражданский добровольческий корпус. Это был японский вариант германского фольксштурма. В корпус обязали вступить все население страны, за исключением стариков, детей, калек, беременных и кормящих матерей. В августе 1945 года в этом корпусе насчитывалось уже 28 миллионов человек. В сельской местности шло формирование крестьянского трудового корпуса.
      Пока американским вооруженным силам на многочисленных островах Тихого океана приходилось иметь дело с прорывом "внешней линии" японской обороны, которые удерживали лишь относительно небольшие вражеские армейские группировки. Но чем ближе американцы подбирались собственно к Японии, тем ожесточеннее становилось сопротивление неприятеля, более кровопролитными бои за острова.
      К лету 1945 года Соединенные силы США и Великобритании вплотную подступили к так называемой внутренней линии обороны. Она проходила от северной части Курильской гряды, вдоль восточных (тихоокеанских) берегов островов Хоккайдо, Хонсю, Сикоку, Кюсю, островов Рюкю, острова Формоза (Тайвань) и далее до берегов Юго-Западного Китая. Прорыв "внутренней линии обороны" страны Восходящего Солнца виделся союзному командованию делом и многотрудным, и кровопролитным.
      В феврале 1945 года генерал Макартур докладывал в Вашингтон расчеты своего штаба: для окончательного разгрома Японии необходимо участие по крайней мере 60 советских дивизий. Военный министр США Стимсон с тревогой говорил о том, что вторжение американских войск на Японские острова будет стоить не менее одного миллиона жертв. Один из лидеров Соединенных Штатов в годы Второй мировой войны Г. Трумэн констатировал следующее:
      "По мере того, как наши войска на Тихом океане продвигались вперед, оплачивая большой кровью каждый шаг, вступление России в войну становилось все более настоятельным. Это означало спасение сотен тысяч жизней американцев".
      В Вашингтоне окончание войны на Тихом океане планировалось через полтора года (18 месяцев) после завершения боевых действий на европейском театре.
      На проходившей в январе - феврале 1945 года Ялтинской конференции глав великих держав - Соединенных Штатов, Великобритании и Советского Союза, И.В. Сталин еще раз подтвердил перед союзниками данное там принципиальное согласие советской стороны принять участие в войне против милитаристской Японии. От имени Советского правительства было заявлено, что боевые действия на Дальнем Востоке будут начаты срустя два-три месяца после победного окончания войны в Европе.
      11 февраля 1945 года И.В. Сталин, Ф. Рузвельт и У. Черчилль подписали соглашение об условиях вступления СССР в войну с Японией: восстановление статус-кво Монгольской Народной Республики, восстановление утраченных в 1905 году прав России на южную часть острова Сахалин и передачу Советскому Союзу Курильских островов.
      Как отмечает американский историк Л. Роуз, американский президент Т. Рузвельт, узнав "об азиатских требованиях Сталина", был поражен их скромностью, так как они касались лишь восстановления территориальных прав, отобранных у царской России Японией во время русско-японской войны 1904-1905 годов.
      На Ялтинской конференции с докладом выступил главнокомандующий американским военно-морским флотом адмирал флота Кинг. Говоря о будущих операциях на Тихом океане, он заявил, что предусматривается захват одного из Курильских островов. Но одновременно адмирал флота Кинг заявил, что "отсутствие средств делает маловероятным осуществление таких операций в 1945 году, если не будут изысканы дополнительные ресурсы".
      Бывший тогда народным комиссаром ВМФ СССР адмирал
      Н.Г. Кузнецов так описывает свою личную беседу с американским коллегой по поводу его доклада. На вопрос Кузнецова, предполагается ли все же в 1945 году захват одного из Курильских островов, адмирал флота Кинг вновь заявил, что для проведения этой и других десантных операций, уже запланированных, средств нет.
      Это позволило адмиралу Н.Г. Кузнецову утвердиться в мысли, что в феврале 1945 года высшее американское командование вовсе не рассчитывало добиться победы над Японией силами, которые имелись у США на Тихом океане, без подкреплений, которые могли поступить только из Европы.
      Это позволило Н.Г. Кузнецову задать американскому морскому главнокомандующему следующий заинтересованный вопрос: "Откуда же могли прибыть эти подкрепления?" Адмирал флота Кинг ответил советскому наркому однозначно:
      "Безусловно, из Советского Союза. Англия могла выделить лишь незначительную часть своего флота, в котором американцы нуждались меньше всего".
      Адмирал Кузнецов пишет, что американцам для разгрома японцев на сухопутном фронте нужны были, главным образом, люди, сухопутные войска, и это они рассчитывали получить от нас.
      Начиная с Ялтинской конференции советская сторона стала координировать свои будущие действия на Тихом океане с союзниками, прежде всего с США. Вашингтон своей специальной программой обещал пополнить советский Тихоокеанский флот, передав в его состав 30 фрегатов, 60 тральщиков и около 200 различных малых судов прибрежного действия. Однако к началу вступления Советского Союза в войну с Японией было получено только 10 фрегатов и 18 тральщиков.
      5 апреля 1945 года Советское правительство заявило правительству Японии о денонсации советско-японского пакта о нейтралитете. В заявлении народного комиссара иностранных дел СССР В.М. Молотова послу Японии в Москве Сато говорилось следующее:
      "Пакт о нейтралитете между Советским Союзом и Японией был заключен 13 апреля 1941 г., т. е. до нападения Германии на СССР и до возникновения войны между Японией, с одной стороны, и Англией и Соединенными Штатами Америки - с другой".
      С того времени обстановка изменилась в корне. Германия напала на СССР, а Япония, союзница Германии, помогает последней в ее войне против СССР. Кроме того, Япония воюет с США и Англией, которые являются союзниками Советского Союза.
      При таком положении Пакт о нейтралитете между Японией и СССР потерял смысл и продление этого Пакта стало невозможным.
      В силу сказанного выше и в соответствии со статьей 3-й упомянутого Пакта, предусматривающей право денонсации за один год до истечения пятилетнего срока действия Пакта, Советское Правительство настоящим заявляет Правительству Японии о своем "желании денонсировать Пакт от 13 апреля 1941 года".
      Заявление правительства СССР о денонсации Пакта о нейтралитете с Японией вызвало громадное смятение в Токио. В тот же день, 5 апреля, правительство Койсо ушло в отставку, а на смену ему пришел кабинет министров адмирала Судзуки - "воина, не имеющего никакого отношения к политике".
      Министр иностранных дел Японии Того заявил советскому послу в Токио Я.А. Малику, что "японо-советские дружественные отношения (в годы Второй мировой войны. - А.Ш.) были единственным светлым пятном, и я надеюсь, что это светлое пятно разгонит тучи и станет тем ядром, при помощи которого наступит мир во всем мире".
      Союзные державы заняли в отношении своего последнего противника в войне жесткую позицию. Попытка японцев мирного зондажа в отношении США (своего главного врага на Тихом океане) и Великобритании через Швейцарию и Швецию успеха не имела. Делались "миролюбивые" предложения и СССР. Так, к послу в Токио Малику обращались с предложениями продать самолеты, "излишние для Советского Союза" после падения Берлина, нефть в обмен на каучук, вольфрам, свинец и олово. Москва отказалась принять и специальную миссию князя Коноэ.
      Япония была способна продолжать войну на Тихом океане, обладая почти не тронутой большими боевыми потерями сухопутной армией. Военный министр Анами по этому поводу сделал на одном из заседаний кабинета министров заявление:
      "Японские войска все еще оккупируют громадные неприятельские территории, и враги только высадились на мелких островах. Поэтому я возражаю против того, чтобы думать об условиях для Японии как побежденной страны.
      В конце июля 1945 года США, Великобритания и китайское правительство Чан Кайши в совместном заявлении (деклорации) призвали Японию к безоговорочной капитуляции, указывая при этом на "ужасающую ясность" примера фашистской Германии. Союзники заявляли своему последнему противнику: "Выбора никакого нет. Мы не потерпим никакой затяжки".
      Через два дня после опубликования союзнической деклорации из Токио был получен ответ: "Правительство не придает ей большого значения. Мы будем неотступно продолжать движение вперед для успешного завершения войны".
      Такой ответ японской стороной был сделан в условиях, когда американция авиация проводила массированные бомбардировки городов на Японских островах. По этому поводу в обзоре боевых действий ВВС США против Японии, составленном разведуправлением главного морского штаба ВМФ СССР, говорилось:
      "В результате интенсивных налетов ВВС США на территорию собственно Японии многим городам и промышленным центрам нанесены колоссальные разрушения, а некоторые из них полностью уничтожены, в том числе полностью уничтожены промышленные районы в пяти крупных промышленных центрах Японии Токио, Осака, Нагоя, Кобе и Фукуока. Кроме того, по данным японской печати, на 1.8.45 г. в результате бомбардировок полностью уничтожено 48 больших, средних и малых городов Японии, в том числе: Нагоя, Йокогама, Хакодате, Аомори, Немуро, Кавасаки, Цуруми, Акаси, Хамамацу, Сидзуока, Тоехаси, Йоккаици, Цуруга, являющиеся крупными промышленными центрами и торговыми портами.
      Не меньшие разрушения нанесены другим городам. Столица и промышленный центр Японии - г. Токио - уничтожен примерно на 75-80 процентов. По данным на 1.8.1945 г., из 35 районов Токио полностью сгорели 22 района, сгорели на 80 процентов 7 районов, сгорели на 20-50 процентов 6 районов.
      Всего на территории Токио сгорело и разрушено около 800 000 зданий и пострадало от бомбардировок 3 000 000 чел. населения.
      Осака уничтожен на 70 процентов, г. Кобе - на 80 процентов, ГМБ Куре на 80 процентов. Значительные разрушения нанесены также другим японским городам, подвергшимся бомбардировкам.
      Перед лицом непрерывно нараставшего мощного концентрического воздушного наступления ВВС США ПВО Японии оказалось бессильной и не смогла оказать сколько-нибудь эффективного противодействия".
      Стратегическая авиация США сбросила на Японию 160 800 тонн авиабомб, из которых 104 тысячи тонн пришлось на 66 японских городов. Пострадало прежде всего мирное население, что же касается разрушений военных объектов, то здесь картина была совсем иной. В официальном американском отчете, составленном по материалам послевоенного обследования японской военной экономики, говорилось:
      "Заводов, специально подвергшихся бомбардировкам фугасными бомбами, было немного... На железнодорожную систему существенные налеты вообще не производились, она ко времени капитуляции была в достаточно хорошем состоянии...
      97 процентов запасов оружия, снарядов, взрывчатых веществ и других военных материалов японцы тщательно укрыли на рассредоточенных обычных или подземных складах, и они были неуязвимы для воздушных налетов".
      На заключительном этапе войны на Тихом океане американцы продолжали испытывать сильное, стойкое сопротивление японских войск. Более того, оно особенно усилилось по мере приближения союзников к территории собственно Японии. Примером может служить Окинавская операция.
      Для захвата сравнительно небольшого японского острова Окинава, площадью 1254 квадратных километра, американцам потребовалось около трех месяцев (с 25 марта по 21 июня 1945 года). Против 77-тысячного японского гарнизона острова американское командование десантировало на Окинаву 451 866 солдат и офицеров. Эти войска поддерживались с моря 1317 кораблями различных классов и с воздуха - 1727 самолетами.
      Несмотря на огромное превосходство в силах и средствах, американцы потеряли в боях на острове Окинава 49 114 человек убитыми и ранеными, 33 корабля потопленными и 370 - поврежденными, свыше 1000 самолетов. Поэтому американское командование не строило больших иллюзий насчет ожидаемых потерь в случае вторжения своих войск на Японские острова.
      Массированные воздушные бомбардировки не принудили страну Восходящего Солнца к капитуляции в войне на Тихом океане. Она была готова встретить неприятеля на собственной островной территории и в Маньчжурии и ее армия к такому повороту событий была готова, равно как и японское население. Теперь все зависело от того, сколь скоро Советский Союз вступит в войну с Японией.
      В Вашингтоне и Лондоне знали точную дату вступления Советского Союза в войну на Дальнем Востоке. Прибывшему в мае в Москву специальному представителю американского президента Г. Гопкинсу И.В. Сталин заявил:
      "Капитуляция Германии произошла 8 мая. Следовательно, советские войска будут находиться в полной готовности к 8 августа".
      Во главе Соединенных Штатов стоял новый президент
      Г. Трумэн. С его именем в мировую историю вошла печально известная политика атомной дипломатии, политика ядерного шантажа, политика "с позиции силы". Именно Г. Трумэн отдал приказ об атомной бомбардировке Японии в надежде, что та капитулирует перед США еще до вступления в войну Советского Союза. Применение ядерного оружия в самом конце финала Второй мировой войны диктовалось только политическими соображениями.
      Удар по Хиросиме и Нагасаки наносила 509-я сводная авиационная группа под командованием полковника П. Тиббетса. Он пилотировал бомбардировщик Б-29, названный им по имени своей матери - "Энола Гей". Атомная бомба была взорвана над Хиросимой 6 августа в 8 часов 15 минут. 8 августа атомной бомбардировке подвергся город Нагасаки. Огненный смерч неизведанной до того силы испепелил эти два японских города до самого основания.
      В Хиросиме от взрыва атомной бомбы с "Энолы Гей" погибли 78 150 человек, пропали без вести 13 983, были ранены 37 424, получили другие повреждения, включая ожоги, 235 656 человек. Всего в Хиросиме пострадали от ядерного взрыва 365 213 человек - из 368-тысячного населения этого города. В Нагасаки погибли 23 753 человека, а всего пострадали в нем от атомного взрыва 138 047 человек. То есть жертвами ядерных бомбардировок - сброса атомных бомб "малыш" и "толстяк" - стали более полмиллиона человек в своем подавляющем большинстве мирного населения.
      Однако атомная бомбардировка не принудила воюющую Японию к капитуляции. Уничтожение двух японских городов с их жителями не могло привести к быстрому завершению войны на Тихом океане. Американское командование, не располагавшее к тому времени запасом ядерных бомб, прибегло к этому антигуманному оружию с расчетом на будущее - это была по своей сути первая крупная операция "холодной войны".
      Американские атомные бомбардировки Хиросимы и Нагасаки не оказали на японскую нацию того воздействия, на которое рассчитывали в Вашингтоне и высшее военное командование США, по мнению российского военного историка В.П. Зимонина, по двум причинам:
      Во-первых, сам император Японии, более или менее полную информацию о характере удара, нанесенного по Хиросиме, получил лишь 8 августа, то есть спустя два дня после применения атомной бомбы. Узнав о случившемся, он заявил:
      "Если противник применяет такого рода оружие, войну продолжать невозможно. Но для того чтобы добиться выгодных условий, немедленно прекращать войну нельзя. Что касается условий, то как только появится возможность маневрировать на переговорах, можно будет сразу же прекратить войну".
      Во-вторых, атомные бомбардировки не дали и ощутимого военного результата. Японская ставка целиком разделила мнение фельд-маршала С. Хата - командующего 2-й Объединенной армией о необходимости продолжать войну. Прибывший в Токио фельдмаршал доложил начальству, что его штаб, находившийся в Хиросиме недалеко от эпицентра взрыва, пострадал мало, а число погибших военнослужащих незначительно. Причем пострадали в основном те, кто не был защищен. Город же Хиросима, по мнению Хата, пострадал не больше других японских городов, перенесших массированные бомбардировки американской авиации. Разумеется, о таких последствиях ядерного взрыва, как остаточная радиация и радиоактивное заражение местности, мир тогда еще не ведал.
      У фельдмаршала С. Хата были еще и другие доводы. Так, в Хиросиме уцелели почти все крупные промышленные предприятия, сосредоточенные на городских окраинах. А железнодорожное сообщение по городу было восстановлено уже через 48 часов.
      Уже после окончания Второй мировой войны многие видные политики и военные деятели скажут о том, что никакой военной необходимости применения атомного оружия в августе 1945 года не было. Глава британского правительства в годы войны У. Черчилль писал: "Было бы ошибкой считать, что атомная бомба решила судьбу Японии".
      Председатель комитета начальников штабов вооруженных сил США адмирал У. Леги заявил: "Применение этого варварского оружия против Хиросимы и Нагасаки не принесло существенной пользы в нашей войне против Японии". Генерал Д. Эйзенхауэр, будущий американский президент, говорил: "Не было необходимости наносить удар по японцам этим ужасным оружием". Более того, многие исследователи сходятся на том мнении, что уничтожение двух японских городов привело к обратной реакции - в империи на островах это событие привело не к пораженческой позиции населения, а к известной его моральной стойкости.
      Японская армия, дисциплинированная, воспитанная на самурайских традициях, была готова встретить неприятеля на суше. Целый корпус фанатиков-камикадзе был готов в воздухе, на суше и на море отдать свою жизнь за императора-микадо. Союзники знали об этом достаточно хорошо и потому не торопились с десантированием на собственно Японские острова.
      Последнее слово в войне на Тихом океане все же оставалось за Советским Союзом, готовым выполнить свой союзнический долг. 8 августа народный комиссар иностранных дел СССР В.М. Молотов сделал японскому послу в Москве следующее заявление для передачи правительству Японии:
      "После разгрома и капитуляции гитлеровской Германии Япония оказалась единственной великой державой, которая все еще стоит за продолжение войны.
      Требование трех держав - Соединенных Штатов Америки, Великобритании и Китая от 26 июля сего года о безоговорочной капитуляции японских вооруженных сил было отклонено Японией. Тем самым предложение японского правительства Советскому Союзу о посредничестве в войне на Дальнем Востоке теряет всякую почву.
      Учитывая отказ Японии капитулировать, союзники обратились к Советскому правительству с предложением включиться в войну против японской агрессии и тем самым сократить сроки окончания войны, сократить количество жертв и содействовать скорейшему восстановлению всеобщего мира.
      Верное своему союзническому долгу, Советское правительство приняло предложение союзников и присоединилось к заявлению союзных держав от 26 июля сего года.
      Советское правительство считает, что такая его политика является единственным средством, способным приблизить наступление мира, освободить народы от дальнейших жертв и страданий и дать возможность японскому народу избавиться от тех опасностей и разрушений, которые были пережиты Германией после ее отказа о безоговорочной капитуляции.
      Ввиду изложенного Советское правительство заявляет, что с завтрашнего дня, то есть с 9 августа, Советский Союз будет считать себя в состоянии войны с Японией".
      Сталин был верен своему слову. Советский Союз объявил войну милитаристской Японии через три месяца после дня победы над гитлеровской Германией.
      На следующий день, 10 августа, войну Японии объявила Монгольская Народная Республика.
      ...К дню официального объявления войны Японии вооруженные силы Советского Союза на Дальнем Востоке и в Забайкалье уже находились в готовности начать боевые действия против вражеской Квантунской группировки, высадку морских десантов в порты Северной Кореи, Южного Сахалина и на Курильские острова, к ведению морских и воздушных операций. Подготовка СССР к войне с Японией началась с весны 1945 года.
      Еще до окончательного разгрома гитлеровской Германии Ставка Верховного Главнокомандования разослала за подписью Верховного главнокомандующего Сталина и начальника Генерального штаба Антонова ряд директив штабам Приморского фронта и выделенной из его состава Приморской группы войск. Директивы требовали организовать оборону "в случае нападения японских вооруженных сил на Советский Союз". Одновременно директивы нацеливали командующих на подготовку на отдельных направлениях частных наступательных операций.
      Началась переброска на Восток значительного числа войск из состава фронтов и западных военных округов. По Транссибирской железнодорожной магистрали день и ночь непрерывным потоком шли воинские эшелоны с людьми, боевой техникой и военным имуществом. Эшелоны с запада шли часто друг за другом на расстоянии зрительной связи.
      Всего к началу войны с Японией на Дальний Восток было переброшено два фронтовых управления - два фронтовых штаба (резервное фронтовое управление бывшего Карельского фронта из резерва Ставки ВГК и фронтовое управление 2-го Украинского фронта), четыре армейских управления (штаба армий) - 5-й, 39-й и 53-й общевойсковых армий и 6-й танковой армии, 15 управлений (штабов) стрелковых, механизированных, артиллерийского и танкового корпусов, а также 36 стрелковых, артиллерийских и зенитно-артиллерийских дивизий, 53 бригады основных родов войск и два укрепленных района.
      Переброска войск осуществлялась на расстояние в 9-12 тысяч километров. Всего к началу августа на Дальнем Востоке и на территории Монголии была сосредоточена мощная группировка советских войск численностью в 1 669 500 человек, имевшая свыше 26 тысяч орудий и минометов, 5,5 тысяч танков и самоходных орудий и свыше 3900 боевых самолетов. Потребовались огромные усилия, чтобы на местах разместить всю эту огромную массу войск.
      Взаимодействовать с советскими войсками Забайкальского фронта предстояло Монгольской народно-революционной армии, численность соединений которой составляла 16 тысяч человек при 128 орудиях и минометах и 32 легких танках.
      Создаются три фронта - Забайкальский во главе с маршалом Советского Союза Р.Я. Малиновским, 1-й Дальневосточный (бывшая Приморская группа войск) во главе с маршалом Советского Союза К.А. Мерецковым и 2-й Дальневосточный фронт (бывший Дальневосточный фронт) под командованием генерала армии
      М.А. Пуркаевым. Тихоокеанским флотом командовал адмирал
      И.С. Юмашев.
      Союзные монгольские войска вошли в состав конно-механизированной группы (КМГ), которой командовал генерал И.А. Плиев. Его заместителем по монгольским войскам был назначен генерал Ж. Лхагвасурон. Всего в КМГ насчитывалось свыше 42 тысяч человек, 610 орудий и минометов, 403 танка. Союзным войскам предстояло действовать на правом фланге Забайкальского фронта.
      Все сухопутные, воздушные и морские силы были объединены под общим командованием - Главным командованием советских войск на Дальнем Востоке во главе с маршалом Советского Союза А.М. Василевским, членом Военного совета генерал-полковником И.В. Шикиным и начальником штаба генерал-полковником
      С.П. Ивановым. Главнокомандующему подчинялись все три фронта, Тихоокеанский флот и Краснознаменная Амурская флотилия. Василевский начал свою деятельность в новой должности в Чите, куда он прибыл в ночь на 5 июля.
      Для координации действий сил флота на морском театре военных действий во Владивосток прибыл народный комиссар ВМФ адмирал флота Н.Г. Кузнецов. Он же координировал действия Амурской флотилии с сухопутными войсками. Действиями авиации руководил командующий ВВС Главный маршал авиации А.А. Новиков.
      Перегруппировка войск проводилась в условиях строжайшей секретности. С целью соблюдения военной тайны советские военачальники прибывали на Дальний Восток под другими фамилиями и в других воинских званиях. Так, главнокомандующий
      А.М. Василевский во всех служебных документах и в переписке, радиограммах именовался "заместителем наркома обороны генерал-полковником Васильевым", а Р.Я. Малиновский - генерал-полковником Морозовым.
      Прибывшие на Дальний Восток войска имели богатый боевой опыт. В состав Забайкальского фронта вошли прибывшие из района Праги 6-я гвардейская танковая и 53-я армии, из Восточной Пруссии, из-под Кенигсберга - 39-я армия. На 1-й Дальневосточный фронт из той же Восточной Пруссии прибыла 5-я армия. Эти армии имели опыт действий в гористой местности (6-я танковая и 53-я) и прорыва хорошо укрепленных районов (39-я и 5-я).
      Окончательный вариант стратегической операции на Дальнем Востоке был выработан к 27 июня 1945 года. По плану Советского Верховного Главнокомандования главный удар наносил Забайкальский фронт. Ему предстояло в наступлении овладеть такими важными центрами Маньчжурии, как города Мукден, Чаньчунь, Порт-Артур. 1-й Дальневосточный фронт из Приморья наступал в направлении на город Гирин - то есть по кратчайшему направлению навстречу войскам Забайкальского фронта. 2-й Дальневосточный фронт, наступавший из Приамурья, должен был сковать действия японской Квантунской армии.
      Большую роль должен был сыграть Тихоокеанский флот. Правда, он численно уступал японскому флоту, особенно в больших кораблях. Однако к августу 1945 года Тихоокеанский флот заметно пополнился и теперь в его состав входили: 2 крейсера, построенных на Дальнем Востоке, 1 лидер, 12 эскадренных миноносцев, 10 сторожевых кораблей типа "Фрегат", 6 сторожевых кораблей типа "Метель", 1 сторожевой корабль типа "Альбатрос", 2 сторожевых корабля типа "Дзержинский", 2 монитора, 10 минных заградителей, 52 тральщика, 204 торпедных катера, 22 больших охотника, 27 малых охотников, 19 десантных кораблей. Подводные силы состояли из 78 подводных лодок типов "Л", "Щ", "С" и "М". Главной базой корабельных сил флота являлся Владивосток.
      Авиация Тихоокеанского флота насчитывала 1587 самолетов различных типов: истребителей, бомбардировщиков, торпедоносцев, штурмовиков, разведчиков, транспортных и учебных. Береговая оборона насчитывала 167 береговых батарей с орудиями калибром от 45 до 356 мм. Они составляли основу противодесантной обороны тихоокеанского побережья страны.
      Общей задачей Тихоокеанского флота было взаимодействие с войсками 1-го Дальневосточного фронта в операциях по окружению японских сил в Северной Корее и Южной Маньчжурии путем пресечения вражеских коммуникаций с метрополией. Кроме того, ставилась задача недопущения действий военного флота Японии против советского побережья и высадка десантов на острова и корейское побережье.
      Краснознаменная Амурская флотилия к началу боевых действий состояла из 6 мониторов, 11 канонерских лодок, 52 бронекатеров, 12 речных тральщиков и других судов. Флотилия имела свою авиацию в количестве 70 самолетов. Амурской флотилии предстояло содействовать сухопутным войскам в их наступлении, помогать преодолевать водные преграды.
      Советским войскам противостояла сильная группировка японских войск и войск Маньчжоу-Го общей численностью до 1 млн человек. Собственно японских войск было примерно 600 тысяч человек, из которых 450 тысяч находились в Маньчжурии, а остальные 150 тысяч - в Корее, преимущественно в северной ее части.
      Марионеточная армия Маньчжоу-Го организационно состояла из 4 военных округов, в которые входили 6 пехотных бригад, 1 кавалерийская дивизия, 1 кавалерийская бригада, 9 отдельных кавалерийских полков (1 был курсантским). Войска марионеточного правителя Внутренней Монголии князя Дэ Вана (Тонлопа), состоявшие из двух кавалерийских дивизий, также находились в подчинении командования Квантунской армии.
      В состав Маньчжурской группировки войск противника входила японская Квантунская армия, которая состояла из 1-го, 3-го и 17-го фронтов (по две полевые армии в каждом), 4-й и 34-й отдельных армий, 2-й и 5-й воздушных армий и Сунгарийской военной флотилии. Всего 42 пехотные и 7 кавалерийских дивизий, 23 пехотные, 2 кавалерийские, 2 танковые бригады и бригада смертников-камикадзе, 6 отдельных полков.
      17-й фронт, состоявший из 34-й и 59-й армий (9 пехотных дивизий), располагался в районах корейских портов. Он был включен в состав Квантунской армии только с началом боевых действий в Маньчжурии. До этого он подчинялся непосредственно императорской Ставке. Свой штаб командующий фронтом генерал-лейтенант Кодзуки держал в корейской столице - городе Сеуле.
      На вооружении Квантунской группировки японских войск состояло 6640 артиллерийских орудий и минометов, 1215 танков и самоходных орудий, 1907 боевых самолетов и 26 речных кораблей.
      По уровню вооруженности японские войска заметно уступали советским. Так, японская пехотная дивизия при штатной численности до 15 тысяч человек имела всего 18 противотанковых пушек калибра 37 мм. Японцы в Маньчжурии не располагали тяжелыми танками, а их средний танк образца "34" с противопульным бронированием был вооружен 57 мм пушкой. Запас хода этого танка не превышал ста километров.
      На Южном Сахалине и Курильских островах дислоцировались войска 5-го фронта, штаб которого располагался на острове Хоккайдо. Всего здесь находились три пехотные дивизии, отдельная смешанная бригада, отдельный пехотный и отдельный танковый полки.
      Широкая аэродромная сеть позволяла японской авиации вести боевые действия на любом направлении. Она опиралась на 20 авиабаз, 133 аэродрома и более 200 посадочных площадок. На территории, которую занимала Квантунская группировка войск, располагалось 870 крупных военных складов и городков, рассчитанных на 1,5-миллионную сухопутную армию.
      Командовал Квантунской армией генерал Отодзо Ямада, начальником армейского штаба был генерал Хикосабуро Хата. Последний был в свое время японским военным атташе в Москве. Командный состав, прежде всего старший, имел немалый боевой опыт прежде всего против китайцев-чанкайшистов.
      В качестве стратегического резерва Квантунской армии могли быть использованы войска, находившиеся в метрополии, на Японских островах. Их численность в середине августа составляла около двух с половиной миллионов солдат и офицеров. Часть этих войск могла быть быстро переброшена морем на Юг Маньчжурии и в Северную часть Корейского полуострова.
      Японское командование рассчитывало использовать в боевых действиях также вооруженные отряды, сформированные из японских резервистов-переселенцев. Общая численность таких отрядов составляла 100 тысяч человек. Весной 1945 года были, сформированы два отряда по 1500 человек из бывших белогвардейцев, но ввиду их ненадежности уже в июле они были расформированы.
      Японское командование в годы Второй мировой войны усиленно разрабатывало "новые" средства вооруженной борьбы или, говоря иначе, готовилось к ведению бактериологической и химической войны. На Хабаровском судебном процессе один из таких специалистов, Тосихидэ Ниси, показал:
      "...В январе 1945 года в моем присутствии на полигоне отряда № 731 на ст. Аньда начальником второго отдела отряда подполковником Икари вместе с научным сотрудником того же отдела Футаки был проведен опыт над 10 военнопленными китайцами по заражению газовой гангреной. Все 10 человек пленных китайцев на расстоянии 10-20 метров один от другого были привязаны к столбам, затем электротоком была взорвана бомба, в результате все 10 человек получили ранения шрампелью, зараженной газовой гангреной, и через неделю все они умерли в тяжелых мучениях".
      Секретнейшие работы шли в поисках способов применения таких видов бактериологического оружия, как чума, сибирская язва, брюшной тиф и халера. Бывший командующий Квантунской армией генерал Ямада вынужден был на Хабаровском судебном процессе признать следующее:
      "Вступление в войну против Японии Советского Союза и стремительное продвижение Советской Армии в глубь Маньчжурии лишило нас возможности применить бактериологическое оружие протиы СССР и других стран".
      Вдоль советских и монгольских границ японцами заблаговременно было сооружено 17 укрепленных районов, из них 8 общей протяженностью около 800 километров - против Приморья. В укрепрайонах насчитывалось более 4,5 тысяч долговременных оборонительных сооружений. Каждый укрепленный район в Маньчжурии опирался на природные препятствия в виде водных и горных преград. Каждый укрепленный район простирался от 50 до 100 километров по фронту и до 50 километров в глубину. Для проведения фортификационных работ японское командование привлекло не одну сотню тысяч человек из числа местного населения, не считая самих войск.
      Оборона японских войск строилась с учетом всех выгод природно-климатических условий Дальневосточного театра военных действий. Наличие крупных горных систем и полноводных рек с болотистыми поймами вдоль советско-маньчжурской границы создавало своеобразный естественный труднопреодолимый оборонительный рубеж. Со стороны Монголии местность представляла собой обширную безводную полупустыню, необжитую и почти лишенную дорог. Большая часть Курильских островов представляла из себя естественные крепости.
      Квантунскую армию поддерживал императорский флот, передовые базы которого находились в Северной Корее и на Ляодунском полуострове. Хотя львиная доля японского флота была задействована в борьбе против союзников, система базирования позволяла им сосредоточить в Японском море большие флотские силы, где главной базой являлся портовый город Майдзуру.
      Японская Сунгарийская речная флотилия состояла из 5 канонерских лодок, 12 бронекатеров, 10 сторожевых кораблей и трех полков морской пехоты. Морские пехотинцы имели в своем распоряжении 50 десантных мотоботов и 60 десантных моторных лодок. Главные силы флотилии были сосредоточены близ устья Сунгари - у места ее слияния с Амуром. Главными передовыми базами были крупные речные порты Фуцзин и Цзямусы. С началом военных действий японская речная флотилия отошла в свою главную базу - Харбин.
      Перед началом наступательной операции на Дальнем Востоке советские войска превосходили группировку неприятельских войск (на главных направлениях): по танкам - в 5-8 раз, артиллерии - в 4-5 раз, минометам в 10 и более раз, боевым самолетам в 3 и более раза.
      На полный разгром японской Квантунской армии по плану операции отводилось всего 20-23 суток. Наступательные операции трех фронтов по глубине достигали 600-800 километров, что требовало высоких темпов продвижения советских войск.
      Наступление трех советских фронтов большими силами войск оказалось полной неожиданностью не только для командования Квантунской армии, но и для императорских властей в Токио. Дело заключалось в следующем. В заявлении Советского правительства не уточнялась дата начала военных действий. Фраза "с завтрашнего дня" создавала иллюзию того, что у японской стороны есть еще время для предупреждения своих войск по всей приграничной линии.
      Но в действительности такого времени просто не было. "Завтра" на Дальнем Востоке в связи с разницей во времени наступало ровно через один час (заявление Советского правительства было передано послу Японии в 17 часов 00 минут - то есть вечером) - в тот же вечер в 18.00 по московскому времени. Иными словами, японский посол фактически не имел времени ни на осмысливание врученного ему документа об объявлении войны, ни даже для информирования собственного правительства, поскольку в Токио уже наступила ночь.
      Объявление Советским Союзом войны и незамедлительное начало широкой наступательной операции было неожиданным для Японии прежде всего в политическом отношении. В Токио надеялись на Пакт о нейтралитете, срок которого истекал в 1946 году, и на то, что СССР выступит посредником между Японией и союзниками в вопросе завершения войны на Тихом океане. Командование Квантунской армии не могло "проглядеть" военные приготовления на сопредельной стороне, но оно надеялось, что они носили демонстративный характер.
      Бесспорно, что высшее японское командование недооценило реальность военной угрозы, ожидая активных военных действий советских войск не ранее осени 1945 года (в августе в Маньчжурии идут проливные дожди). Не случайно бывший начальник штаба Квантунской армии на допросе показал: "Мы не думали, что Советский Союз внезапно объявит войну Японии в этом году".
      Вступление Советского Союза в войну значило для Японии очень многое. В тот же день 9 августа на экстренном заседании Высшего совета по руководству войной японский премьер-министр Судзуки заявил собравшимся:
      "Вступление сегодня утром в войну Советского Союза ставит нас окончательно в безвыходное положение и делает невозможным дальнейшее продолжение войны".
      ...Дальневосточная кампания советских войск включала в себя три операции: Маньчжурскую стратегическую наступательную, Южно-Сахалинскую наступательную и Курильскую десантную.
      Первоначальным планом предусматривалась десантная операция на остров Хоккайдо (с оккупацией его северной части) и размещение советского гарнизона в Токио. Однако союзники-американцы отказались "удовлетворить" такие требования советского командования и выделить необходимое число десантных кораблей. Поэтому десантная операция на остров Хоккайдо была отменена.
      Наступление советских фронтов началось, как и планировалось, ровно в полночь с 8 на 9 августа 1945 года на земле, в воздухе и на море одновременно - на огромном фронте протяженностью в 5130 километров. Первыми перешли границу разведывательные и передовые отряды - в 00.10 минут. Они действовали совместно с советскими пограничниками. Наступление началось без привычной артиллерийской и авиационной подготовки, что еще больше усугубляло внезапность удара для японских войск в приграничье. Главные силы фронтов перешли в наступление в 4.30 9-го числа.
      Ровно в полночь пересекли государственную границу 76 советских бомбардировщиков Ил-4 из состава 19-го дальнебомбардировочного авиационного корпуса. Через полтора часа они нанесли бомбовый удар по крупным японским гарнизонам в городах Чанчунь и Харбин. Авиция Тихоокеанского флота подвергла бомбардировке корейские порты Юки, Расин и Сейсин.
      Войскам Забайкальского фронта предстояло провести Хингано-Мукденскую наступательную операцию, 1-го Дальневосточного - Харбино-Гиринскую, 2-го Дальневосточного - Сунгарийскую. Все три фронта обязывались по времени и направлению ударов тесно взаимодействовать друг с другом.
      Наступление велось стремительно - за первый день забайкальцы и кавалерия Монгольской народно-революционной армии прошли в марше свыше 150 километров и вышли к отрогам Большого Хингана. Однако на левом фланге Забайкальского фронта уже в первый день войны начались ожесточенные бои в районе Хайларского укрепленного района, который японцы обустраивали более десяти лет.
      Этот укрепленный район состоял из трех узлов сопротивления и нескольких опорных пунктов, в которых имелись 116 ДОТов, 20 ДЗЛТов, 67 бронеколпаков, развитая система траншей, бетонированные подземные ходы сообщения и различного вида инженерные заграждения. Обороняли Хайларский укрепленный район части японской 119-й пехотной дивизии и смешенная бригада.
      На этом участке наступала советская 36-я армия. Ее войска, не задерживаясь в наступательном порыве, блокировали Хайларский укрепленный район и повели упорные бои за его ликвидацию. Японские доты имели здесь 3-4-метровые стены и были хорошо укрыты в сопках. Доты подрывались бойцами штурмовых групп. За несколько дней упорнейшее сопротивление 6-тысячного вражеского гарнизона укрепрайона было сломлено и более 3823 вражеских солдат и офицеров вместе с комендантом УР сдались в плен.
      О том, насколько упорными и затяжными оказались бои в Хайларском укрепленном районе, свидетельствует политдонесение начальника политического управления Забайкальского фронта генерал-лейтенанта Зыкова от 17 августа:
      "...До сих пор продолжаются бои по ликвидации противника в опорных пунктах Хайларского укрепрайона, оказывающего ожесточенное сопротивление. На наиболее оживленных местах враг при отходе оставляет снайперов-смертников и мелкие диверсионные группы, которые обстреливают одиночных людей, проходящие машины, пытаются взорвать мосты, склады и промышленные предприятия. Диверсионной группой убит капитан медслужбы Бутылин. Пропал без вести заместитель командира дивизии по тылу подполковник Крупенников и его шофер. Найденная их машина оказалась пробитой пулями. На кладбище в районе командного пункта дивизии обнаружен японский снайпер. Он был замурован в надмогильный памятник и имел запас продовольствия и воды на десять суток. В нише другого памятника найден прикованный цепями пулеметчик".
      В самом городе Хайларе японским диверсантам удалось уничтожить кожевенный завод, колбасный, пивоваренный и мясной комбинаты. Японцы под видом местных жителей активно вели разведку расположения советских воинских подразделений, которые потом подвергались внезапному ружейно-пулеметному огню.
      Наступавшие войска, вошедшие в приграничный Хайлар, был приветливо встречен китайским, русским и маньчжурским населением города. У здания местной русской школы прошел стихийный митинг горожан под возгласы: "Мы русские, власть должна быть русской! Власть Советам! Ура товарищу Сталину!"
      В авангарде Забайкальского фронта наступала 6-я гвардейская танковая армия, которая за пять суток наступления продвинулась вперед на 450 километров и с ходу преодолела хребет Большого Хингана. Советские танкисты на сутки раньше запланированного срока вышли на Центральную Маньчжурскую равнину и оказались в глубоком тылу Квантунской армии. Японские войска контр-атаковали, но всюду безуспешно. Так под ударом наступавших забайкальцев оказались такие важные центры Маньчжурии, как города Мукден (Шэньян) - "объект № 1" всей Маньчжурской наступательной операции, Чанчунь, Цицикар.
      Однако танковая армия в наступательном порыве далеко оторвалась от своих тылов. Автомашинами не удавалось обеспечить танкистов-гвардейцев прежде всего горючим. Тогда на помощь пришли две транспортные авиационные дивизии, доставившие по воздуху только одного танкового топлива 940 тонн. 6-я гвардейская армия продолжила свое наступление от Лубэя и Тацианя.
      В итоговом отчете командования Забайкальского фронта говорилось, что его войска пленили более 220 тысяч японских военнослужащих, в том числе 64 генерала и 7440 офицеров. Из них к 20 августа было сформировано 52 строительных батальона по одной тысяче человек каждый, из которых 51 батальон был отправлен на работу в СССР. Огромными оказались трофеи - 87 тысяч винтовок, почти 10 тысяч легких и тяжелых пулеметов, 860 орудий и много другой боевой техники и военного имущества.
      Наступление 1-го Дальневосточного фронта в начале Маньчжурской операции велось в замедленном темпе. Здесь советские войска сразу же столкнулись с сильным сопротивлением японцев на рубежах Пограничненского, Дуннинского, Хотоуского укрепленных районов. Японское сторожевое охранение во время сильного ливня с грозой обнаружило противника только на подходе к передовой линии окопов, но было уже поздно. После короткого рукопашного боя японские пехотинцы бежали из траншеи.
      Здесь советские войска столкнулись с проблемой "оживавших" огневых точек в японских укрепрайонах, которые в наступлении были уже пройдены и оказывались в тылу наступавших. В приказе командующего 1-м Дальневосточным фронтом говорилось:
      "...Установлено, что в бывших укрепленных районах и, кроме того, в горах и скалах осталось еще много недобитых гарнизонов, ДОТов и огневых точек. Распыленные по лесам и сопкам мелкие группы противника возвращаются в не разрушенные огневые точки, ведут из них огонь по нашим проходящим войскам и одиночным военнослужащим и получают там продовольствие и патроны".
      Командующий фронтом приказал проводить прочесывание вражеских укрепленных районов, а захваченные укрепления уничтожать. Для этой цели использовались саперы и тяжелая артиллерия. Блокированные доты расстреливались из орудий больших калибров.
      Особенно упорные бои прошли за овладение укреплениями скалистых высот "Верблюд" и "Острая" Хутоуского укрепленного района. Подходы к ним с фронта прикрывались речками и болотами. Высоты были усилены экскарпами, шестью рядами проволочных заграждений на металлических кольях. Огневые точки японцы вырубили прямо в гранитных скалах. Железобетонные доты имели стены толщиной в полтора метра, из амбразуры прикрывали стальные щитки. Все доты были соединены подземными галереями, выдолбленными в камне.
      Высоту "Верблюд", наиболее сильно укрепленную, удалось взять только при помощи подведенных ночью самоходных орудий и тяжелой артиллерии. Уцелевшие доты штурмовые группы подрывали ящиками с толом. После этого в бой вступали автоматчики, завершавшие "чистку" вражеской позиции.
      Трагическая судьба постигла японский гарнизон опорного пункта на высоте "Острая". Ультиматум советского командования о сдаче, переданный через парламентеров из числа местных жителей, был категорически отвергнут. Вышедший им навстречу из патерны японский поручик взял пакет с ультиматумом и сказал парламентерам: "Ничего общего с Красной Армией иметь мы не хотим" и отрубил самурайским мечом голову старику-китайцу, подавшему пакет. Остальные парламентеры-китайцы обратились в бегство.
      Японцы на "Острой" сражались до конца, с мужеством обреченных. Подземные сооружения один за другим подрывались зарядами взрывчатки. В бетонированные патерны заливалось горючее (бензин), которое потом поджигалось. После боев в подземных казематах были обнаружены трупы 500 японских солдат и офицеров, а рядом с ними - трупы 160 женщин и детей, членов семей японских военнослужащих. Часть женщин была вооружена кинжалами, гранатами и винтовками. До конца преданные императору и своему воинскому долгу, они сознательно избрали смерть, отказавшись от капитуляции и позорного плена.
      Документы свидетельствуют о многочисленных фактах ожесточенного сопротивления японских солдат и небольших воинских подразделений даже в безвыходных ситуациях. В подобных случаях сказывалась воинская духовная закалка японских военнослужащих с ее самоотречением и самопожертвованием.
      Наиболее ожесточенные бои велись вокруг важного транспорт-ного узла города Муданьцзян. Охваченный к 14 августа наступающими советскими войсками с юга, он представлял из себя опору внутреннего обвода японской обороны в Маньчжурии, которая шла отсюда к Линькоу. Только к исходу 16 августа войска 1-й Краснознаменной и 5-й армий овладели хорошо укрепленным Муданьцзяном. В полосе наступления фронта на Муданьзцянском направлении было обнаружено 1269 вражеских дотов, каждый из которых пришлось брать приступом.
      Наступающему 1-му Дальневосточному фронту пришлось столкнуться уже в первые дни боев не только с сильным сопротивлением японских войск на укрепленных позициях, но и с массовым применением смертников. Такие диверсанты пытались холодным оружием уничтожать советских офицеров командного состава. Часто они прятались в полях гаоляна и, обвязавшись взрывчаткой или гранатами, неожиданно бросались под танки или автомашины. Или такие камикадзе подкрадывались к группам солдат и подрывали себя среди них.
      Большие группы японских солдат-смертников, привязав к себе противотанковые мины, образовывали подвижные минные поля, перекрывая путь советским танковым колоннам. На подступах к городу Муданьцзяну был отмечен случай, когда 200 человек смертников, распластавшись в густой траве, попытались на поле боя преградить путь советским танкам.
      В тылу советских войск активно действовали японские диверсионные группы, отряды смертников и просто фанатики-одиночки. Проводимые ими террористические акты в отношении советских военнослужащих отличались крайней жестокостью и садизмом, сопровождались бесчеловечными пытками и издевательствами, надругательством над телами погибших.
      Однако такая тактика не принесла успеха японскому командованию: атакующие повысили бдительность и смертников обычно расстреливали из автоматов еще до того, как они успевали приблизиться к намеченной цели. Удачных действий камикадзе из Квантунской армии оказалось сравнительно немного.
      В самом тесном взаимодействии с войсками 1-го Дальневосточного фронта проводил свои десантные операции Тихоокеанский флот. Первоначальный план Маньчжурской стратегической наступательной операции был несколько изменен, и захват портовых городов на Севере Кореи был поручен морякам-тихоокеанцам. Для этой цели на флоте были созданы специальные десантные отряды с кораблями огневой поддержки и сформированы батальоны морской пехоты.
      Тихоокеанский флот с началом боевых действий приступил к выполнению возложенных на него задач. В Японском море были развернуты подводные лодки, корабельные отряды находились в состоянии немедленной готовности выхода в море, разведывательная авиация совершала вылет за вылетом. Под Владивостоком выставили оборонительные минные заграждения.
      Десантные операции на корейское побережье прошли успешно. 11 августа силами морского десанта был занят порт Юки, 13 августа - порт Расин, 16 августа - порт Сейсин. Занятие их позволяло выйти к портам Южной Кореи, и после их захвата можно было наносить сильные удары по отдаленным базам противника.
      Для проведения этих десантных операций было решено использовать только соединения быстроходных кораблей, в том числе бригаду торпедных катеров, и морскую авиацию. Внезапность при проведении десантных операций давала японскому командованию мало шансов для успешного отражения удара со стороны моря.
      Авиация Тихоокеанского флота (командующий генерал-лейтенант П.Н. Лемешко) подвергла бомбардировке вражеские порты на северокорейском побережье. Удары с воздуха наносились бомбардировщиками и штурмовиками под прикрытием истребителей. Были подавлены зенитные батареи японцев, а в портах потоплено и повреждено немало кораблей и транспортов. За два дня воздушных налетов на город и порт Расин советская авиация потеряла 8 самолетов (главным образом от огня зенитной артиллерии), при этом на военные объекты противника было сброшено около 1500 различных авиационных бомб.
      Удар морской авиации завершили своими набегами отряды торпедных катеров. Действовали они из залива Посьет в условиях плохой видимости. В портах Сейсин и Расин было торпедировано свыше десятка вражеских судов. После занятия этих двух портов в их гаванях было обнаружено потопленных 14 транспортов, танкер и буксир.
      Десант в порт Юки (разведотряд штаба флота, батальон морской пехоты и отряд автоматчиков-171 человек) не встретил противодействия противника. Японское командование заблаговременно отвело свои войска к северу на 10-15 километров от горящего города, подвергшегося налету морской авиации.
      После этого начались действия против порта Расин, который тоже подвергся сильным ударам морской авиации. Здесь японцы имели до полка пехоты, укрывшегося в окрестных горах. Десант был встречен огнем с островов Хам и Аввакум. На дороге близ города десантниками был разгромлен батальон японской пехоты, причем в ходе завязавшегося боя десантники вели огонь из трофейных орудий.
      При проведении десантной операции в порту Расин морякам-тихоокеанцам пришлось столкнуться с минной опасностью. На минах при подходе к порту подорвались 3 торпедных катера (один из них затонул, а из его экипажа 4 человека погибли и 10 получили ранения), 2 транспорта, тральщик, танкер и морской охотник. Район Расина был закрыт для плавания и началось траление фарватера и сброс глубинных бомб для подрыва донных мин. В ходе этой операции только торпедные катера уничтожили 116 неконтактных мин.
      Всего в боях за порт и город Расин десантные силы потеряли 7 человек убитыми и 37 ранеными. Японские потери составили 277 человек убитыми и 292 - пленными. Ожидавшего упорного сопротивления десантный отряд не встретил.
      Наиболее серьезной десантной операцией стала Сейсинская. Город Сейсин был крупнейшим портом Северной Кореи и важным узлом железных и шоссейных дорог, базой легких сил японского флота. Его оборонительные сооружения состояли из свыше 120 дотов и дзотов, а основу гарнизона - батальон курсантов и офицеров Рананской офицерской школы. Город был заблаговременно подготовлен для ведения уличных боев, для чего могли использоваться каменные строения, мосты, бетонные трубы, многочисленные блиндажи, заборы.
      Численность десантного отряда превышала пять тысяч человек. Расин был подвергнут удару с воздуха, а торпедные катера со стороны моря атаковали японские суда в порту. Высадка десанта производилась прямо на мол. Японские батареи с большим запозданием открыли огонь, который оказался малоэффективным. Подошедшие поздно вечером 13 августа к Сейсину японские войска вынудили часть десантных сил отступить к порту, а одна из групп десантников приняла бой в окружении.
      На полуострове Камацу японцы силами курсантского и пехотного батальонов перешли в атаку. Десантники стали нести большие потери в людях. Так, в роте автоматчиков в строю осталось всего 39 человек. Положение спас отряд из 25 моряков с кораблей, который сумел зайти в тыл атакующим японцам и внести в их ряды переполох. 14 августа десантный отряд вел бой уже на подступах к сейсинской гавани. Противник стремился отрезать его от причалов, чтобы лишить возможности получить помощь с кораблей.
      За ночь японцы, например, атаковали позиции одной их стрелковых рот десантировавшегося батальона морской пехоты под командованием майора Бараболько 15 раз. Советские корабли, стоявшие у причалов (сторожевой корабль и тральщик), вели артиллерийский огонь прямой наводкой по наступавшим японцам на дистанции 500-600 метров. К 23.00 14 августа десантники были оттеснены из города в порт и там вели бой, удерживая лишь пирсы. К тому времени они израсходовали имевшийся боезапас на 90 процентов.
      Решающей фазой боя за портовый город Сейсин стали высадка бригады морской пехоты с артиллерией и новые удары морской авиации. Морским пехотинцам пришлось вести бой с противником силой до двух пехотных полков, которые поддерживал бронепоезд. На подходах к Сейсину подорвались тральщик и два транспорта с десантниками, которые потеряли ход и их пришлось буксировать к пирсам. Из Владивостока на поддержку десанта был перевезен стрелковый полк. Бои за Сейсин завершились 17 августа. Японцы потеряли в них убитыми, ранеными и пленными свыше 3 тысяч солдат и офицеров.
      Во время переговоров в Сейсине об условиях капитуляции командующий Центральной группой японских войск генерал-лейтенант Нисевани Соуничи дал высокую оценку действиям советского десанта: "...в мире самые храбрые солдаты - это японцы, а на втором месте - это русские солдаты". Из советского оружия, примененного в боях за город-порт, неприятельские офицеры особенно отметили противотанковую гранату, которая оставила у защитников Сейсина "хорошее впечатление".
      В ходе боя за Сейсин японский флот попытался было подать помощь его защитникам. Но отряд, состоящий из линейного корабля и 4 эскадренных миноносцев, обнаруженных советской подводной лодкой, отказался от задуманного и изменил свой курс.
      При проведении этих десантных операций Тихоокеанский флот неожиданно столкнулся с серьезной опасностью в виде американских минных постановок. Так, непосредственно перед вступлением Советского Союза в войну на Тихом океане американская авиация произвела массовую постановку магнитных и акустических мин на подходах к портам Сейсин и Расин. Это привело к тому, что советские корабли и транспорты стали подрываться на минах союзников во время проведения десантных операций и при дальнейшем использовании портов Северной Кореи для снабжения своих войск.
      Главное командование Советских Вооруженных Сил запросило союзную сторону о выставленных ею минных заграждений. В ответ морское министерство США ответило, что авиацией у Сейсина выставлено 200, а у Расина - около 270 донных магнитных, акустических мин и мин с комбинированными акустико-гидродинамическими взрывателями. Борьба с первыми двумя видами из них велась с помощью тралов. Средств борьбы с минами, которые имели комбинированные взрыватели, по сообщению Морского министерства США, не имелось.
      Точных координат выставленных армейской авиацией минных заграждений близ портов Северной Кореи американское морское командование не имело. Но союзники официально сообщили, что они не ставили мины в районе Сахалина, в проливе Лаперуза, у западного побережья острова Хоккайдо и у Курильских островов, то есть там, где по разграничительной линии между морскими силами Советского Союза и США могли действовать американские подводные лодки.
      Американская сторона в самом конце войны еще несколько раз давала дополнительные сведения о своих минных постановках с воздуха. В результате обобщенных данных получалась весьма любопытная картина: американские мины были везде, где действовал или должен был действовать советский флот. Зато морских мин союзников не было там, где хотя бы временно пребывали американские корабли и где была зона американской оккупации.
      Наиболее обширные минные поля из магнитных, акустических и мин с гидродинамическими взрывателями оказались в районах Гензан - Канан, Фузан, Масан и Рейсуй, Гейдзицу - Ван и в районах, прилегающих к Цусимскому проливу. В результате на минных полях, выставленных американской авиацией, подорвалось несколько советских кораблей и транспортов.
      Свое наступление войска 2-го Дальневосточного фронта начали с успешного форсирования рек Амур и Уссури. После этого они повели наступление вдоль берегов реки Сунгари в направлении на город Харбин, содействуя соседним фронтам. Вместе с фронтом в глубь Маньчжурии продвигалась и Краснознаменная Амурская флотилия.
      Противник, опасавшийся охвата с юга и полного окружения, отходил с боями, оказывая серьезное сопротивление только в укрепленных районах. Исключением стали только бои за город Фугдин, который советским войскам пришлось подвергнуть настоящему штурму. Оборонительные сооружения Фугдина состояли из хорошо замаскированных под жилые дома дотов, рвов, проволочных заграждений и двадцатиметровых металлических вышек с бетонированными колпаками. На вышках сидели пулеметчики-смерт-ники, для большей надежности прикованные к своим пулеметам.
      Бои за Фугдин продолжались два дня, отличались редкой ожесточенностью, в том числе рукопашными схватками на улицах города. Японская оборона с большим числом пулеметных точек атакующими советскими войсками была уничтожена по частям.
      Войскам 2-го Дальневосточного фронта одновременно с участием в Маньчжурской стратегической операции пришлось проводить и собственную наступательную Сахалинскую. Она началась на Южном Сахалине 11 августа и проводилась совместно с северной Тихоокеанской военной флотилией.
      Бои за Южный Сахалин вел 56-й стрелковый корпус, который завершил операцию к 25 августа. Особенно тяжелыми оказались бои за Харамитогский укрепленный район. Главную полосу японской обороны удалось прорвать за семь дней, в тылу которой высаживались морские десанты. Действия обороняющихся порой отличались откровенным коварством. Окруженные у горы Хаппо японцы несколько раз выкидывали белый флаг, после чего неожиданно открывался огонь. Во время своего отступления на южную оконечность острова японцы взрывали мосты через реки и портили дороги, чтобы затруднить продвижение за ними советских войск..
      В ходе Сахалинской наступательной операции Тихоокеанский флот высадил крупные десанты в портах Торо, Эсутору, Маока, Хонто и Отомари. Высадка почти 3500 десантников в порту Маока проходила при сильном противодействии японцев. Бой за небольшой город и порт длился два часа. Сложил свое оружие гарнизон военно-морской базы Отомари, насчитывавший 3400 солдат и офицеров. К полудню 25 августа все японские войска на Южном Сахалине капитулировали и моряки-десантники соединились с наступавшими с севера частями 56-го стрелкового корпуса.
      Вступление Советского Союза в войну против Японии резко изменило военно-стратегическую ситуацию на Дальнем Востоке. В Токио началась нешуточная борьба между противниками и сторонниками капитуляции страны Восходящего Солнца в войне на Тихом океане. Один из лидеров последних, бывший премьер-министр князь Коноэ, в меморандуме, направленном императору, писал:
      "Как ни прискорбно признать это, я считаю, что Япония проиграла войну. Хотя поражение тяжко запятнает нашу честь, оно не должно вызывать необоснованного беспокойства, ибо общественное мнение в США и Англии еще не требует изменения государственного строя Японии. Следовательно, с этой точки зрения поражения бояться не следует. Наиболее опасным для будущего государственного строя страны является не сколько поражение, сколько коммунистическая революция, которая может произойти в случае поражения. Сейчас советские войска наступают по всему фронту. Если это будет продолжаться, то они в конце концов придут в Японию. Поэтому именно сейчас необходимо капитулировать перед США и Англией".
      Дебаты в Токио шли почти неделю. Крайне правые требовали дать последний и решительный бой врагу на самих Японских островах, не считаясь ни с какими жертвами среди мирного населения. В ответ на запрос японского правительства о возможности предварительных условий капитуляции американская сторона ответила, что это невозможно.
      12 августа все командующие японскими войсками на местах получили телеграмму с требованием продолжать вооруженную борьбу. Телеграмма была подписана военным министром и начальником генерального штаба. После этого высшее военное руководство Японии в лице военного министра Анами, начальника генерального штаба генерала Умэдзу и начальника главного морского штаба адмирала Тоеда открыто заявили правительству, что для них условия капитуляции неприемлемы.
      Однако император дал указание принять Потсдамскую декларацию, которая оговаривала условия капитуляции милитаристской Японии во Второй мировой войне. Высшее военное командование попыталось было выступить против подобного хода событий.
      Начальники генерального штаба и главного морского штаба поздно вечером 13 августа пригласили к себе на совещание министра иностранных дел Японии С. Того. Генерал Умэдзу и адмирал Тоеда стали убеждать его в правоте своей позиции, но безрезультатно.
      Внезапно в кабинет, где проходило совещание этих трех лиц, ворвался адмирал Ониси, возведенный незадолго до этого на пост заместителя начальника главного морского штаба. Он считался "крестным отцом" корпуса камикадзе и был фанатично преданным императору человеком. Адмирал Ониси заявил собравшимся:
      "Давайте составим план неизбежной победы, представим его на утверждение императора и посвятим свои усилия его выполнению. Если мы пожертвуем жизнями 20 миллионов японцев в специальных атаках (камикадзе. А.Ш.), победа будет за нами".
      От такого жертвенного предложения министр иностранных дел Японии остолбенел. Придя в себя, Того в очередной раз повторил собеседникам, что император уже высказался за капитуляцию, и вежливо раскланявшись со всеми присутствовавшими в кабинете, покинул их.
      Далее события в японской столице развивались следующим образом. В военном министерстве составился заговор. Группа фанатично настроенных офицеров ("молодых тигров") взяла на свои плечи непосильное бремя "спасения" отечества и решила "защитить" императора от "предательства" правительства Судзуки. Поздно вечером 14 августа офицеры явились к командиру дивизии императорской гвардии генералу Мори с предложением присоединиться с дивизией к заговору. Мори колебался и в конце разговора его просто пристрелили.
      Заговорщики знали, что в тот день император подписал эдикт об окончании войны. На следующий день, 15 августа, радио Токио должно было передать заявление императора Страны Восходящего Солнца о капитуляции, записанное на пластинку. Офицеры-самураи предприняли поиск этой пластинки на радиостанции и в министерстве двора, но поиски успехом не увенчались.
      Поскольку заговор не получил поддержки в войсках, военный министр Анами и начальник генерального штаба генерал Умэдзу отступились от заговорщиков, хотя открыто и не выступили против них. Тогда те послали в резиденцию военного министра подполковника Такешита, чтобы тот убедил Анами в необходимости решительных действий.
      Однако военный министр, не смея открыто выступить против заговора в среде собственных подчиненных, тянул время в разговоре. Только в два часа ночи он заявил подполковнику Такешите, что заговор офицеров министерства угаснет сам собой, поскольку командующий восточным военным округом генерал Танака не присоединится к заговорщикам.
      После этого военный министр Анами, изрядно выпив саке, совершил священный обряд сэппуку - то есть сделал себе харакири, вспоров живот кинжалом. Поскольку харакири было проделано "плохо", то по просьбе Анами собеседник помог уйти ему окончательно из жизни.
      Тем временем в императорский дворец, занятый заговорщиками, во главе отряда верных солдат явился генерал Танака. Он побывал в штабах полков дивизии императорской гвардии и припугнул заговорщиков применением военной силы. Наиболее фанатично настроенным офицерам он предложил покончить с собой. Несколько десятков человек тут же проделали харакири.
      В ночь перед объявлением императором Хирохито о капитуляции Японии в войне на Тихом океане отряды заговорщиков совершили налеты на дома премьера Судзуки, председателя Тайного совета империи Хиранумы и других своих политических противников. Но никого из них они найти и казнить не сумели. Хиранума, например, провел несколько ночных часов, прячась в сточной канаве.
      В 8 часов утра 15 августа командующий восточным военным округом генерал Танака смог доложить императору-микадо о том, что мятеж офицеров и солдат императорской гвардии не состоялся. В тот же день утром по токийскому радио было передано чрезвычайное по своей значимости сообщение: в полдень к японскому народу обратится сам император Хирохито, ни разу в своей жизни до того не говоривший перед микрофоном.
      В полдень все движение в Японии прекратилось и все радиослушатели, как один, встали и поклонились: говорил микадо. Диктор столичного радио торжественно провозгласил:
      "Его величество император зачитает сейчас рескрипт. Мы верноподданниче-ски передаем его выступление в записи".
      Император Хирохито объявлял о том, что Япония принимает Потсдамскую декларацию. Он воздал должное погибшим в войне и предупредил своих подданных, что теперь "нужно строжайшим образом воздерживаться от выражения эмоций". В заключение своего выступления перед японским народом микадо призвал:
      "...Пусть весь народ живет единой семьей от поколения к поколению, будучи всегда твердым в своей вере в вечность своей священной земли, памятуя о тяжком бремени ответственности и долгой дороге, которая лежит перед нами. Объедините все силы для строительства будущего. Укрепляйте честность, развивайте благородство духа и напряженно работайте с тем, чтобы увеличивать великую славу империи и идти рука об руку с прогрессом всего мира".
      Когда голос императора умолк, диктор токийского радио зачитал коротенькое заявление: "Мы проиграли. Но это только временно. Ошибка Японии состояла в недостатке материальной силы, научных знаний и вооружения. Эту ошибку мы исправим".
      Токийцы в большом числе собрались перед императорским дворцом с пением национального гимна и возгласами "банзай". Главное действующее лицо неудачного заговора "молодых тигров" майор К. Хатанака на глазах у всех застрелился перед дворцом микадо. В этот день многие фанатики из числа военных людей покончили с собой. Среди них были военный министр Анами, главнокомандующий 1-й Объединенной армией фельдмаршал Сугияма, командующий 10-м, 11-м и 12-м фронтами, один из бывших командующих Квантунской армии генерал С. Хондзе... Неудачно пытался застрелиться из револьвера бывший премьер-министр Тодзио.
      Всего лишь один пример. На рассвете 15 августа адмирал Угаки, командовавший камикадзе 5-го воздушного флота, приказал подготовить три самолета для "специальной" атаки американцев в районе острова Окинавы. Когда он вышел на летное поле, то увидел, что вместо трех бомбардировщиков там стояло 11 машин - все из числа исправных. Рядом со своими самолетами стояли их экипажи в количестве 22 летчиков-камикадзе. Все они были полны решимости отправиться в свой последний путь за адмиралом Угаки. Однако четырем бомбардировщикам из-за неполадок в двигателях пришлось вернуться на свой аэродром, а остальные семь погибли смертью камикадзе.
      Сделал себе харакири вечером 15 августа и адмирал Ониси, основатель корпуса камикадзе в императорских вооруженных силах. В своей предсмертной записке Ониси был устремлен в будущее страны Восходящего Солнца:
      "Выражаю мое глубокое восхищение перед душами мужественных камикадзе. Они доблестно сражались и умирали с верой в конечную победу. Смертью я хочу искупить свою часть неудачи достичь этой победы, и я извиняюсь перед душами погибших пилотов и их обездоленными семьями. Надеюсь, что молодежь Японии извлечет мораль из моей смерти. Неосмотрительность - помощь врагу. Свято выполняйте рескрипт императора. Не забывайте о своей справедливой гордости - вы японцы. Вы сокровище нации. С рвением и духом камикадзе бейтесь за благополучие Японии и мир во всем мире".
      ...Боевые действия японцев с американцами и англичанами после радиозаявления микадо прекратились. По случаю победы в войне на Тихом океане в США был объявлен двухдневный праздник. А в Маньчжурии продолжались бои - никто не отдал приказа Квантунской армии прекратить вооруженное сопротивление наступавшей на всех фронтах советской Красной Армии.
      Только вечером 14 августа командование Квантунской армии получило из Токио от генерального штаба строжайший приказ уничтожить боевые знамена императорских войск, портреты императора-микадо, важные секретные документы. Но о прекращении боевых действий в Маньчжурии и Северной Корее в полученном приказе не говорилось ни слова.
      Три фронта продолжали проведение Маньчжурской стратегической наступательной операции, с боями продвигаясь все дальше вперед. 16 августа штаб квантунской армии обратился к советскому командованию по радио с посланием, в котором отмечалось:
      "Квантунская армия прекратила все военные операции... поэтому советская армия призывается приостановить временно свое продвижение..."
      Радиопослание было принято, и главнокомандующий советскими войсками на Дальнем Востоке маршал Советского Союза А.М. Василевский утром 17 августа ответно обратился к командующему Квантунской армией генералу О. Ямада с призывом к 12 часам дня 20 августа "прекратить военные действия против советских войск по всему фронту, сложить оружие и сдаться в плен".
      В 13 часов дня 18 августа советские радиостанции приняли радиопередачу штаба Квантунской армии следующего содержания:
      "Синьцзинь. Командующий Квантунской армией отдал японским войскам приказ, который будет сбрасываться с самолетов.
      Содержание приказов.
      1. Квантунская армия, выполнившая свой долг до конца, вынуждена капитулировать.
      2. Всем войскам немедленно прекратить военные действия.
      3. Войскам, находящимся в соприкосновении с советскими войсками, сдавать оружие по указанию советского командования.
      4. Какие бы то ни было разрушения запрещаю".
      В последующие дни на различных уровнях - по радио, через парламентеров, посредством вымпелов, через советского консула в городе Харбине шло согласование вопроса о капитуляции японской Квантунской армии, разбросанной по огромной территории Маньчжурии и Северной Кореи.
      Пока шла такая переговорная деятельность, в составе Забайкальского, 1-го и 2-го Дальневосточных фронтов были созданы "специально сформированные, быстроподвижные и хорошо оснащенные отряды". В их задачу входило "немедленный захват городов Чанчунь, Мукден, Гирин и Харбин". В докладе маршала А.М. Василевского Сталину 18 августа говорилось о том, что все операции на Дальнем Востоке предстояло в основном завершить к 1 сентября 1945 года.
      В тот же день, 18 августа, главнокомандующий советскими войсками на Дальнем Востоке отдал командующим фронтов и Тихоокеанским флотом приказ, в котором требовал:
      "На всех участках фронта, где будут прекращены боевые действия со стороны японо-маньчжуров, немедленно прекращать боевые действия и со стороны советских войск".
      Уже на следующий день, 19 августа, японские войска, оказывавшие сопротивление наступавшему 1-му Дальневосточному фронту, прекратили боевые действия. Началась массовая сдача в плен, и только за первый день сложили оружие 55 тысяч японских военнослужащих. За десять же суток наступления войска этого фронта взяли в плен всего лишь 7 тысяч солдат и офицеров противника.
      Первоначально массовая сдача в плен японских войск происходила в местах их соприкосновения с советскими войсками. Но в тылу, в центральной и южной части Маньчжурии находилось несколько крупных гарнизонов Квантунской армии. Принимается решение высадить воздушные десанты в ключевых пунктах дислокации японской армии - в городах Чанчунь, Гирин, Мукден, Харбин, Порт-Артур, Дайрен. Во главе отрядов десантников находились особоуполномоченные Военных советов фронтов, облеченные соответствующими правами по принятию капитуляции японских войск.
      Воздушные десанты прошли успешно. В Порт-Артуре и Дайрене было решено их пока не высаживать. Во второй половине 18 августа особоуполномоченный генерал-майор Г.А. Шелехов встретился в Харбине с начальником штаба Квантунской армии генералом Х. Хата. Утром следующего дня Хата вместе с группой сопровождавших его генералов и офицеров был доставлен на командный пункт фронта, где был принят маршалами А.М. Василевским и К.А. Мерецковым.
      На аэродроме в городе Мукдене советские десантники (группа в 225 человек) захватили самолет с императором Маньчжоу-Го Генри Пу И и сопровождавшими его императорскими сановниками, в том числе и из числа японцев. Самолет был готов к вылету на Японские острова. Все они оказались военнопленными, но на особом положении.
      Десантники быстро взяли под свою охрану аэродром. 43-тысячный японский мукденский гарнизон сложил оружие и капитулировал. В Мукдене советские воины стали свидетелями группового самурайского самоубийства японских летчиков. Четыре вражеских истребителя, появившись над городом, начали заходить на посадку, но увидев на аэродроме самолеты противника, круто спикировали и дружно врезались в землю.
      Под Мукденом советские воины освободили узников лагеря военнопленных. В нем содержались солдаты, младшие и старшие офицеры американских и других союзных вооруженных сил, попавшие в плен к японцам. В лагере находились вице-маршал авиации Великобритании Малтби, американские генералы командиры корпусов Джонс, Шарп Ченович, генералы командиры дивизий Втофер, Пиэрс, Фонк, Орэйк, Стивенс, Лоф Бийби... Советское командование назначило временно начальником лагеря двухзвездочного американского генерала Паркера.
      Пленение главы Маньчжоу-Го резко изменило его императорскую судьбу. Около пяти лет бывший маньчжурский император Пу И прожил в СССР, а затем был передан властям Китайской Народной Республики по их просьбе. До 1959 года он содержался в лагере для почетных пленных, вел вольготный образ жизни. После этого он был амнистирован пекинским правительством, стал депутатом Всекитайского народно-политического консультативного совета, начал работать в ботаническом саду Академии наук КНР и писать свои мемуары. В 1967 году китайская печать сообщила о смерти Генри Пу И.
      В городе Харбине была захвачена и разоружена японская Сунгарийская речная флотилия. В числе захваченных трофеев оказались 4 канонерские лодки, 6 бронекатеров и 6 сторожевых катеров.
      Советский десант высадился в городе Чаньчуне утром 19 августа. В это время там находился командующий Квантунской армией генерал Ямада. Полковник И.Т. Артеменко, командовавший десантом, направился прямо к Ямаде, который в это время проводил штабное совещание. Генерал армии С.М. Штеменко так описывает их встречу:
      "Советский офицер прервал его и вручил японцам требование о немедленной и безоговорочной капитуляции. Командующий молчал. Дар речи вернулся к нему только с появлением над городом наших десантных самолетов и бомбардировщиков. Тут Ямада сделал попытку оговорить какие-то свои условия. Как и полагалось по инструкции,
      И.Т. Артеменко наотрез отверг их и решительно потребовал немедленной капитуляции. Командующий первым снял саблю и вручил ее особоуполномоченному, признавая себя пленником Советской Армии. Вслед за ним то же самое проделали и все другие японские генералы, находившиеся в кабинете".
      20 августа прибывший в город Чанчунь заместитель командующего войсками Забайкальского фронта генерал-полковник
      М.П. Ковалев официально потребовал от генерала Ямада точного и быстрого выполнения всех условий капитуляции Квантунской армии. Главнокомандующий японскими войсками в Маньчжурии был вынужден полностью подчиниться советскому командованию.
      В тот же день многотысячный японский гарнизон Чанчуня сложил оружие утром в город вошел авангардный отряд 6-й гвардейской танковой армии. Однако из-за малочисленности передовых советских войск, прибывших в город, охрана складов с оружием и военных объектов до 24 августа осуществлялась японскими караулами.
      Воздушные десанты в городах Порт-Артур и Дайрен (Дальний) были высажены 23 августа. К вечеру того же дня, на двое суток раньше запланированного срока, в Порт-Артур вошла танковая бригада 6-й гвардейской танковой армии. Гарнизоны этих городов капитулировали, а попытки японских судов, стоявших в гаванях, уйти в открытое море - решительно пресечены.
      Город Дайрен (Дальний) был одним из центров белой эмиграции. Органами НКВД здесь были арестованы атаман Семенов, генерал Нечаев - начальник белоэмигрантского бюро, генерал Токмаков - бывший комендант города Читы, генерал Семенов - дядя атамана Семенова, генерал Шулькевич, генерал Ханжин - бывший командующий 5-й колчаковской армией... Все они были преданы суду за свои деяния в годы Гражданской войны в России.
      Во всех городах и селениях Маньчжурии местное китайское население тепло встречало советские войска. Они несли китайцам освобождение от долголетней японской оккупации, от марионеточной власти местных правителей, не пользовавшихся в народе даже минимумом популярности. Приход советской Красной Армии давал большие надежды на изменение жизни к лучшему.
      25-26 августа 1945 года советские войска трех фронтов завершили оккупацию территории Маньчжурии и Ляодунского полуострова. Японские войска фактически прератили сопротивление только на 23-й день Дальневосточной кампании - немало небольших подразделений фанатично настроенных японских солдат и офицеров отказолось выполнить приказ главнокомандующего императорскими войсками в Маньчжурии о капитуляции.
      Маньчжурская стратегическая наступательная операция завершилась полным и быстрым успехом. В ходе ее крупных сражений с участием большого числа войск, боевой техники, сил флота и авиации фактически не было.
      Одновременно с оккупацией Маньчжурии шло освобождение Северной Кореи от японских войск. Утром 17 августа советская 25-я армия овладела пограничным городом Тумэнь и своими передовыми частями соединилась в районе портового города Сейсин с морским десантом Тихоокеанского флота. Были высажены воздушные десанты в Хамхыне и Пхеньяне. К концу августа вся территория Северной Кореи до 38-й параллели была освобождена от японских войск, которые большей частью отошли на юг Корейского полуострова.
      Курильская десантная операция началась 18 августа. В ее проведении участвовал 2-й Дальневосточный фронт и Тихоокеанский флот. Многие острова Курильской гряды были превращены японцами в настоящие морские крепости. Острова имели сильную противодесантную оборону. Японцы оборудовали в прибрежных скалах множество огневых точек. В местах, удобных для высадки морского десанта, строились доты и дзоты, сплошные линии окопов с различными противодесантными заграждениями.
      Всего японское командование держало на Курильских островах 50 тысяч солдат и офицеров. Здесь было оборудовано десять аэродромов, обеспечивавших одновременное базирование 600 самолетов. Несколько пунктов флотского базирования позволяли стоянку большого числа кораблей, до легких крейсеров включительно. Острова Шумшу и Парамушир обороняла целая пехотная дивизия с частями усиления.
      Особенно сильно был укреплен самый северный из курильских островов Шумшу, расположенный всего в 6,5 милях (12 километров) от южной оконечности Камчатки - мыса Лопатка. Его гарнизон насчитывал около 8,5 тысяч солдат и офицеров и имел около 60 танков. На Шумшу не было береговых батарей, но зато японцы имели много полевых и зенитных артиллерийских орудий (около 100), приспособленных для ведения огня по морским целям. На пространстве площадью 20 на 13 километров насчитывалось 34 дота и 24 дзота, более 310 пулеметных точек. Глубина подземных оборонительных сооружений доходила от 50 до 70 метров.
      Кровопролитные бои за овладение этим островом длились несколько дней, и только 23 августа японский гарнизон Шумшу капитулировал. В военно-морской базе Катаока сложили оружие 1400 японских солдат и офицеров. Некоторые высоты этого безлесного острова трижды переходили из рук в руки. Японцы проводили контратаки с танками, стараясь сбросить нападавших в море. Из-за сильного огневого противодействия противника десантники потеряли у берегов Шумшу четыре десантных корабля и сторожевой катер. Еще восемь десантных судов получили сильные повреждения. В ходе обороны острова японцы потеряли около 400 солдат и офицеров и 15 танков.
      Капитуляцией японского гарнизона острова Шумшу боевые действия на Курильских островах завершились. Командующий северной группой японских войск на Курильских островах генерал-лейтенант Цуцими Фусаки отдал по радио приказ:
      "23 августа 1945 года всем войскам северной части Курильских островов включительно до острова Уруппу до прибытия советских войск с представителями моего штаба немедленно складывать оружие и выполнять распоряжения советского командования". Приказ был выполнен всеми островными гарнизонами.
      К 30 августа Курильская десантная операция была завершена. Были захвачены острова северной и центральной части гряды. В тот же день Военный совет 2-го Дальневосточного фронта доложил в Москву: "Операция войск фронта по овладению Курильскими островами закончена".
      Операция по овладению южными Курилами - островами Итуруп, Кунашир, Шикотан и Хабоман - началась 28 августа. На этих островах японские гарнизоны сопротивления не оказывали. На острове Итуруп в плен сдалась дислоцированная здесь 89-я пехотная дивизия общей численностью в 13 500 человек вместе со своим командиром генерал-лейтенантом Кейто Угава. Сложил оружие и кунаширский гарнизон численностью в 1250 солдат и офицеров. На острове Шикотан сдалась в плен 4-я пехотная бригада генерал-майора Дзио Дой численностью в 4800 человек.
      К 5 сентября все Курилы были заняты советскими войсками. Общая численность плененных японских гарнизонов на островах Курильской гряды достигала 50 442 человека. Из них на Южных Курилах было пленено около 20 тысяч человек. Военнопленные японцы были эвакуированы на Сахалин. Одновременно вывозилась трофейная боевая техника.
      Курильские острова занимались советскими гарнизонами. Наиболее крупный из них расположился на острове Итуруп: два стрелковых полка, артиллерийский дивизион, саперный батальон, батальон связи и самоходный артиллерийский дивизион.
      Однако от подготовленной крупной десантной операции на остров Хоккайдо пришлось отказаться из-за возможных недоразумений политического характера с союзниками, прежде всего с американцами. И.В. Сталин не захотел обострять внешнеполитическую обстановку на Дальнем Востоке оккупацией советскими войсками северной части острова Хоккайдо - северной части собственно территории страны Восходящего Солнца. К такому плану союзников в Вашингтоне отнеслись крайне болезненно. Мир стоял на пороге "холодной войны".
      Очищение территории Маньчжурии, Северной Кореи и Курильских островов от японских гарнизонов, их разоружение и прием капитулировавших войск продолжались и в сентябре месяце, уже после официального окончания Второй мировой войны. Налаживался учет военнопленных, боевых трофеев и материальных ценностей.
      1 сентября приказом маршала Советского Союза А.М. Василевского военное положение на территории советского Дальнего Востока было отменено. Отменялась светомаскировка на Северном Сахалине и на Камчатке.
      3 сентября главнокомандующий советскими войсками на Дальнем Востоке маршал А.М. Василевский докладывал Верховному Главнокомандующему генералиссимусу И.В. Сталину об окончании Дальневосточной кампании. В донесении говорилось:
      "Докладываю:
      1. Советские войска на Дальнем Востоке в составе Забайкальского фронта, 1-го и 2-го Дальневосточных фронтов и Тихоокеанского флота, начав наступление 9 августа 1945 г., к 1 сентября 1945 г. выполнили поставленные им Вами боевые задачи и заняли полностью Маньчжурию, Ляодунский и Квантунский п-ва, северную Корею до 38-го градуса сев. широты, южную часть о. Сахалин и все Курильские о-ва. В основном уже закончены разоружение и сдача в плен Квантунской армии. На 1.09.45 г. сложили оружие 573 984 солдата и офицера японской армии, в том числе 110 генералов, захвачено 861 самолет, 372 танка, 1434 орудия, 379 паровозов, 9129 вагонов, много складов с продовольствием, военным снаряжением и обмундированием.
      Силами войск полностью восстановлена и перешита (расширена колея) КВЖД и восстановлено движение по ж.д. на ряде других дорог Маньчжурии.
      2. В настоящее время командование и войска фронта (так в тексте) заняты формированием полков и дивизий конвойных войск НКВД, после их сформирования с 10.09.45 г. будет произведена передача пленных войскам НКВД для вывоза их на территорию СССР.
      Эта работа по вывозу пленных будет закончена не позднее 10 октября 1945 г.
      3. Начало вывода наших войск с территории Маньчжурии намечено на первые числа октября с тем, чтобы полностью освободить территорию Маньчжурии до 3 декабря 1945 г.
      4. Прошу установить следующий порядок передачи освобождаемой нашими войсками территории Маньчжурии властям и войскам Чан Кайши.
      Территорию Маньчжурии передавать последовательно по мере ухода наших войск на север, согласно графику отхода с юга, и ни в коем случае не позволять прихода войск Чан Кайши и властей на территорию, где находятся наши войска, в противном случае работа космиссии тов. Сабурова по вывозу оборудования из Маньчжурии будет крайне затруднена".
      После того, как самая мощная из японских армий, Квантунская, прекратила свое существование, а Маньчжурия, Северная Корея, Южный Сахалин и Курильские острова были заняты советскими войсками, даже самые ярые приверженцы продолжения войны в Японии поняли, что империя на Японских островах войну на Тихом океане проиграла. Продолжать войну уже не было никаких реальных сил и возможностей. Военно-экономический потенциал государства оказался на грани истощения.
      Более того, за всю Вторую мировую войну милитаристская Япония не знала такого серьезного военного поражения, которое она понесла в Маньчжурии от советских войск. Маньчжурская стратегическая наступательная операция 1945 года оказалась крупнейшей за все время войны на Тихом океане.
      25 августа 1945 года военное и морское министерства Японии объявили личному составу вооруженных сил страны императорский указ о демобилизации. Согласно этому указу микадо все солдаты и офицеры армии и флота должны были сложить оружие, быстро и в полном порядке демобилизоваться и приступить к послевоенному устройству страны Восходящего Солнца.
      Перед этим в императорский дворец прибыли новый военный министр генерал Садаму Симомура, морской министр Мицумаса Йонай, начальник генерального штаба армии генерал Иосидзиру Умэдзу и начальник морского генерального штаба адмирал Соэму Тоеда. Они с поклоном доложили микадо об официальном роспуске императорской Ставки, которая была создана 20 ноября 1937 года. Одновременно прекращал свою деятельность и генеральный штаб японской императорской армии.
      28 августа американские войска высадились на территории Японии. 2 сентября 1945 года в Токийском заливе на борту американского линейного корабля "Миссури" был подписан акт о безоговорочной капитуляции Японии. С японской стороны его подписали министр иностранных дел М. Сигемитцу и начальник генерального штаба армии генерал Умэдзу. По уполномочию Верховного главнокомандующего Советскими Вооруженными Силами от имени Советского Союза акт скрепил своей подписью генерал-лейтенант К.Н. Деревянко. От имени союзных наций - американский генерал Д. Макартур.
      Так закончились в один день две войны - Вторая мировая (фактически начавшаяся на китайских берегах тихоокеанских морей) и советско-японская 1945 года.
      Церемонии подписания акта о капитуляции Японии победители-американцы придали большую торжественность. Из Соединенных Штатов на "Миссури" был срочным порядком доставлен музейный экспонат - флаг флагманского корабля командора Перри, который в далеком 1854 году под дулом орудий "открывал" для американцев империю на Японских островах, по своей воле находившейся в самоизоляции от остального мира. Флаг был помещен в специальную стеклянную витрину, укрепленную на видном месте на борту линейного корабля.
      Почетными гостями на церемонии подписания акта были два бывших военнопленных, освобожденных Красной Армией из мест заключения в Маньчжурии под Мукденом. Это были английский генерал Персиваль, сдавший японцам Сингапур, и американский генерал Уайнрайт, капитулировавший на острове Коррехидоре.
      Итоги советско-японской войны 1945 года таковы. Потери японских войск составили свыше 700 тысяч солдат и офицеров, из них около 84 тысяч убитыми и более 640 тысяч пленными (из них 609,5 тысяч - японцев). В это число не входят пропавшие без вести и дезиртиры. Среди сдавшихся в плен в Маньчжурии оказались 148 генералов японской императорской армии.
      Советским войскам достались богатые боевые трофеи: 4300 орудий и минометов (гранотометов), 686 танков, 681 самолет и другая военная техника. Только на Южном Сахалине и Курильских островах были разоружены 68 456 японских солдат и офицеров.
      Большая победа советского оружия далась в 1945-м далеко не просто. Советский Союз потерял в быстротечной войне с мили-таристской Японией убитыми, ранеными и пропавшими без вести 36 456 человек, из них 24 425 это заболевшие и те, кто выжили после ранения. Из 1298 человек, составивших общие потери Тихоокеанского флота, 903 человека были убиты или смертельно ранены. И все же потери советских войск оказались в 18,6 раза ниже потерь японцев. Они равнялись менее 0,1 процента от численности всего личного состава советских войск, принявших участие в этой военной кампании.
      Воинская доблесть советских воинов в войне с Японией была высоко оценена - 308 тысяч человек, отличившихся в боях, были отмечены правительственными наградами. 87 человек удостоились высокого звания Героя Советского Союза, из них шестеро стали дважды Героями.
      Боевых орденов удостоились многие воинские части и соединения. Десятки из них за советско-японскую войну 1945 года получили почетные наименования "Хинганских, "Амурских", "Уссурийских", "Харбинских", "Мукденских", "Сахалинских", "Курильских".
      Каждая война имеет свой финал. Вторая мировая война имела их даже два - Нюрнбергский процесс и суд в Токио. На скамье подсудимых оказались главные военные преступники гитлеровской Германии и милитаристской Японии из числа оставшихся в живых.
      Решение о суде над японскими военными преступниками было заявлено в Потстдамской декларации от 26 июля 1945 года от имени США, Великобритании и Китая, к которым впоследствии присоединился Советский Союз. Для этого был создан специальный Международный военный трибунал для Дальнего Востока. В декларации заявлялось:
      "Навсегда должны быть устранены власть и влияние тех, кто обманул и ввел в заблуждение народ Японии, заставил его идти по пути всемирных завоеваний, ибо мы твердо считаем, что новый порядок мира, безопасности и справедливости будет еевозможен до тех пор, пока безответственный милитаризм не будет изгнан из мира".
      Международный военный трибунал для Дальнего Востока был создан на основании прокламации-приказа от 19 января 1946 года главнокомандующим союзных держав на Дальнем Востоке генералом армии США Д. Макартуром. На скамье подсудимых оказались 28 главных японских военных преступников, в том числе 18 человек людей военных - генералов и адмиралов.
      Среди них оказались и два бывших командующих Квантунской армией генерал Д. Минами, бывший военный министр и председатель общества "Великая Япония", и генерал Е. Умэдзу, последний начальник генерального штаба армии Японии, подписавший акт о капитуляции. Оба деятельно участвовали в подготовке планов войны против Советского Союза.
      Главный обвинитель от США Д. Кинан так определил цели преступного сговора военно-политической верхушки Японии: "Они объявили войну цивилизации... То, что это несло смерть и рабство для миллионов, нисколько не тревожило их... Они стремились осуществить бредовый план господства над Восточной Азией, а в конечном итоге над всем миром".
      Процесс в Токио продолжался почти два года. Международный военный трибунал заседал 417 дней. Было опрошено около 1200 свидетелей. В подавляющем большинстве случаев подсудимые твердо стояли на своем. Девять человек отказались от дачи показаний. Американский журнал "Лайф" в одном из репортажей из зала суда так охарактеризовал поведение бывшего премьер-министра Японии Тодзио: он давал показания "с холодной уверенностью побеждающего самурая".
      Приговор Международного военного трибунала на Токийском процессе составил 1214 страниц (для сравнения - приговор на Нюрнбергском процесс был изложен всего на 340 страницах). В приговоре значительное место отводилось агрессивной политике империи на Японских островах по отношению к Советскому Союзу:
      "Трибунал считает, что агрессивная война против СССР предусматривалась и планировалась Японией в течение рассматриваемого периода (с 1928 по 1945 год. - А.Ш.), что она была одним из основных элементов японской национальной политики и что ее целью был захват территории СССР на Дальнем Востоке".
      В приговоре отмечался тот неоспоримый факт, что сразу же после захвата Маньчжурии Япония начала планировать захватническую войну против Советского Союза, чтобы "продвинуться, по крайней мере, до озера Байкал".
      "В 1942 г., - говорилось в приговоре, - японский генеральный штаб и штаб Квантунской армии разработали новые планы наступательной войны против СССР, которые оставались в силе и на 1943 г. Согласно этим планам война против СССР должна была начаться неожиданно, после сосредоточения в Маньчжурии около 30 дивизий. Эти планы, как и планы, составленные раньше, не были приведены в жизнь. В это время военные перспективы стран оси Германии, Италии и Японии - стали ухудшаться. Они были вынуждены занимать все более и более оборонительную позицию, и такая авантюра, как намеченное Японией нападение на СССР, становилась все менее и менее возможной, пока, наконец, в 1945 г. державы оси не потерпели окончательного поражения. Трибунал считает, что во всяком случае до 1943 г. Япония не только планировала агрессивную войну против СССР, но также активно продолжала готовиться к такой войне".
      К концу Токийского процесса на скамье подсудимых из 28 человек остались только 25. Двое умерли во время судебного разбирательства, а философ С. Окава, идеолог японского милитаризма, оказался психически больным и был признан невменяемым. По приговору Международного военного трибунала в Токио 7 человек (из них шесть генералов) были осуждены к смертной казни через повешение, а 16 - к пожизненному тюремному заключению. Приговор был приведен в исполнение.
      ...История каждой войны имеет свое послесловие. Для Японии оно олицетворяется памятником семи погибшим героям - главным японским военным преступникам, повешенным в 1948 году во дворе токийской тюрьмы Сугамо генералам Тодзио, Итагаки, Мацуи, Доихара, Кимура, Муто и дипломату Хирота. Памятник был открыт в самой торжественной обстановке в августе 1960 года на вершине горы Микэнояма около города Нагойя. Среди надписей, украшающих памятник, пожалуй, наиболее примечательна следующая:
      "Одиннадцать государств - США, Англия, Советский Союз, Китай, Австралия, Канада, Франция, Голландия, Новая Зеландия, Индия, Филиппины учредили Международный трибунал для Дальнего Востока, где учинили суд над действиями Японии, потерпевшей поражение в войне вследствие применения американцами атомной бомбы, нарушения Советским Союзом договора о ненападении, а также из-за нехватки необходимых материалов".
      Такова официальная оценка японской стороной причин поражения страны Восходящего Солнца на Тихом океане во Второй мировой войне, которая закончилась в 45-м благодаря своему победному маньчжурскому финалу.