А. Шишкин
      РАССКАЖИ МНЕ
      Стихотворения из книги "Corpus Animae"
      *** Расскажи мне о том, Как мы были вместе: Рядом с Биржей, за мостом, В Павловск ездили,
      Расскажи мне о том Звонком воздухе, Где дышали мы листом, Быстрой поступью,
      Расскажи мне о том, Что с тобой, Не пойму Как приехали домой, Что в тюрьму.
      *** Белый, белый лес, Черные, черные стволы. Пальцы свои раствори В обруче жестких колец.
      Тушь по листу ангиной Это не акварель. Это во рту речь Стала сухой глиной.
      *** Не зови меня никак: Ни любимым, на красивым. Эта жизнь в сквозняках Похотливых.
      Это - порча, это - ложь. Не зови меня никак, Оголенная, как нож, В сквозняках.
      *** Врезаться, включиться в движение дня, В ключицы врезаются ободы арок... Нет. Мне не догнать. Пусть бежит без меня. Мне ль, бабочке света, лететь на огарок?
      Пускай эскалатор, большой пьедестал, Несет будто каряя гончая с жаром, О, если б я мог, я б давно перестал Пытаться бороться с кошмаром,
      Но ноги стучат в тротуар-барабан, Но я не джазист, не стукач, не повеса, Мне место не там, не петля, не аркан, Не желоб под крышей, чтоб каплей по весу
      Лететь и струиться, пока в мостовой В потоке таких же, наглеющим малым, Не вытопчусь ярко-зеленой травой... Мне, бабочке света, здесь воздуха мало...
      *** Зимой мы шли с тобою улицею Росси, Снег мягко отдавал тебе поклон, Ты улыбалась, замедляя поступь, Между парящих ледяных колонн.
      Ты улыбалась собственной причуде, И ты не знала, что там вскоре будет, Что замыкает белоствольный ряд.
      Зимой мы шли с тобою улицею Росси... Казалось, сохранить тебя - пустяк. Но медленно кружась земля тебя уносит.
      *** Я ищу лишь неправильных линий обман Сочетание характерного, Этот ясный прерывистый солнца туман, Как в кистях голубые вены.
      Я ищу: Петропавловский каменный взмах, Перепачканный кровью клен на домах,
      И деревьев чернеющих горя излом, Как завязанный мокрым узлом,
      В оседающем инее мрамор колоннКак в коленях твоих сумасшедший наклон.
      *** "Я целый день валялся у реки.
      Смотрел на реку - там галеры Везут товар. Цветные паруса. Ты знаешь, что за диво этих мерных Двухслойных взмахов пояса.
      А видел бы, как важно и смешно Вокруг себя гуляют эти дожи, Как будто бы они веретено, Которое не важничать не может.
      Вот на дворе ягненка потрошат, Готовятся, ругаются без толку, И ждут весь день, когда приедет сват, Чтобы отпраздновать помолвку..."
      *** "Ершалаим - моя столица! Два Гоголя и семь высотных зданий, У Пушкина в ногах песок корицей И я, как фонари, с промерзшими глазами.
      Но сердце сердцем.Шепот на губах: Сейчас январь и время мертвой стужи. Сейчас фонарь, как мудрый патриарх, Не хочет слушать то, что лезет в уши.
      Еще не ночь, но мрак страшнее ночи, Чем дорожить и чем дышать? Слежалый снег, как грязные онучи, И съёжившаяся душа.
      Ершалаим - моя столица. Два Гоголя и семь высотных зданий. У Пушкина - лишь место для свиданий, И я не прихожу сюда молиться."
      *** "Арба скрипит. Жар аспирина. И крылья бабочек слабы. Свет разбивается в гардинах В синь перекушенной губы.
      Безумна ночь. День полоумен. Душа стирается до тла. Круг ипподрома связан в узел. Не разрубается скала."
      *** Уходишь. Провожаю. Раздерну шторы. Пять утра. Мне тебя жалко. А ты одежду, как ноты с пюпитра.
      Да, отчасти ты музыка. Чашка кофе. Горячая. Черный джемпер на узкие
      плечи, Да кусок янтаря к шее.
      Ты гордячка. А глаза кокаинные. Ведь с такими можно и кануть: Замереть корриатидой С обезумевшими руками.
      Провожаю. Уходишь. До следущей пятницы. Из деревни привезенные ходики Показали пять пятнадцать.
      *** Так любить невозможно, Как образ, как цвет, Как холодную любишь и любишь близкую Это Моцарта тайный концерт. Только молча, не взыскивая.
      Мне, - что сил? - промолчал, просмеял Всю тоску и валяю дурня: Я же знаю, что твой овал Растворится в предутренней.
      Что за плед у тебя на плечах? Покрывало исповеди-апатии. Голова твоя, как в руках палача, В моей памяти.
      *** Где в развороте, Где в полете, Где в золоте, Где на исходе, Как медь - звенит И пахнет - как сандал...
      Кармен - прильни! И выпусти кинжал Итак - игра, В залог - ночь, гибель и гитара, И бьется плоть о плоть, как кастаньеты парой, А к уху льнет лукавый враль: "Кармен, старухою не умирай..."
      *** Знакомство было как минута, А пониманье так манило. О, если бы не обмануло!
      А он писал скорей неистово, Чем нежно, но и нежно было Самосожженье пред единственной.
      Она смотрела на мерцанье Какой-то ненормальной жизни И, не способная на царство, Непониманье обнажила.
      Но он ослеп пред им же созданной Мечтой о светлой ее участи: Мятежный дух был верноподданным Своей мечты и невезучести.
      *** Как глаза до оскомины, Губы - до слез, Ноздри вывернуты наизнанку, Как поставлены комлем, С горящих волос Словно пот вытираю панику! То, что видел теперь, не увижу уже: Мне не жить с теми буднями рядом Я вишу, как повешенный, меж этажей В белом знамени Олимпиады.
      *** Измором сон берет мою живую крепость. Не так ли жизнь? - скорей всего не так: Она как нихил, нищета, зеро, пустяк, Что есть - что нет, не разберешь никак, А сон - прекрасная и нужная нелепость.
      *** Приблизиться - но разве есть возможность? Понять - но разве есть предел? Почувствовать - но разве чувства схожи У двух единотворных тел?
      *** Как раненый кентавр Стрелою ядовитой, Я вечно должен жить, Не излечим тобой.
      Так медленно течет Река из тонкой раны, Что через ночь уже Не переплыть назад.
      *** Есть чуть давящий спазм посредине груди. Эта опухоль - жизнь изнутри, как лисенок наружу, Проедает меня, оставляя меня позади. Я стою опустевший, Выпустив душу, А она, словно тень у романтиков, Выбирает свои пути.
      *** Горит жираф. Кентавр хромает. Взгляд ждет червонного листа. Из пепла возникает та, Что и себя превозмогает.
      От шеи длинной прикурить И, приподняв подол заката, Летящих бабочек кокарду На лоб зеленкой прикрутить.
      *** Средь сна кричать уже нет мочи, Когда остывшею рукой Не вычерпать пространство ночи Над почерневшею рекой.
      В разбеге головокруженья, В чаду вчерашнего огня Уже натачивают жерди И ветра дрожи не унять.
      *** Разбирается ночь, по-крестьянски схлестнувшись цепами, Бьет промеж и наотмашь, не глядя в глаза. О, животная пропасть души, продающей себя не за память, А за лезвие похоти, чтобы было чем плоть разнуздать.
      Моя тень еще дышит, слоя пустоту в мертвом свете Anno Domini - смерти холодный зрачок: Жизнь уходит на "ченч", остаются кровавые терни, Не берущиеся пустотою в расчет.
      На истерзанном поле дымится в цветке сигарета. Негашеная известь съедает мою раздобревшую тень. От весны остаются стволы обгоревшие лета, И любимая стонет в моей суете.
      *** Перекосы измором чернят запотевшие грани стекла. Горный кварц набивает карманы сырой тишины, В сердце раненый зверь по дуге от прямого угла Совмещается с тенью, еще не успевшей остыть.
      Мелодрама не ведает смерти, как жанра не ведает смерть. У Кармен не осталось ни вздоха любить. Навороты издерганы, как гремящая медь. И в испарине дышат худые бока у кобыл.
      Не суметь устоять от пустого лица мертвеца: Грим слоится паштетной слезой. Разгоняется солнце, мелькая в глазах, И горит под ногами песок.
      *** Оступается воздух в развалы стены. Стерты ватные корни заката. На душе от набитой струны Дым удушливее "Дуката".
      Привокзальная площадь пускает в расход. Моль пробила морозную сперму. Решка тянет ко дну, как Махно Перетертую песню по нерву.
      Жизнь пространства, наверно, уже Разметалась в отсутствье опоры, Это трюк из кино - не сюжет Для открытой в безумье аорты.
      *** Мухи черные ловят живущих на вздохе. Маховик отрубает конечности жизни за волосом год. Каждый неба глоток собирают по крохе, Точно строки забытых стихов.
      День тревог - в воспаленную кожу набитая синь, Только струпья съедаются с губ, будто корка натертая солью: Это рваные раны залил керосин, Поджигающий горло спросонья.
      Мои дети кричат, надрываясь, как почки, - во сне. У эклоги отбиты края в наступающем веке. А мой голос во мне начинает уже костенеть От кубической ясности, пышущей в человеке.
      *** Прикорни у меня на плече Я тебя приколол к себе, точно звезду На восходе, где чернь На изъеденном небе не сдуть.
      Я разъят на квадраты любви, И меня пробивают, как козырь, легко, За безвзятие пишется вист, И по небу течет молоко.
      Зоб клокочет, еще не родив Звук - в кровавую жесткую вату задут, И у мертвого больше родни, Чем на кладбище с гробом идут.
      *** Из воздуха проросший горб, Продутый бесконечной гаммой. И заливается как Габров Стучащий по закрылкам гроб.
      И что во мне остановить? На измельченных `строках бьется Замерзшее на солнце солнце, И вечно сломанный графит.