С.: На московской конвенции мы встретили человека, который рассказал нам, что прошел всю Америку, и не смог найти салон, в котором бы ему сделали обычный подсолнух.
      Корр.: Вы сказали "конвенция". Что это такое?
      С.: Это съезд тату-художников. Первая была в 76-м году, её организовал Дэвид Йоркев. Он приезжал к нам на конвенцию, которая была в апреле 95-го. А в 96-м будет юбилейная 20-я.
      Конвенцию можно сравнить и с фестивалем и с ярмаркой. Приезжают художники, выставляют свои работы, обмениваются опытом. На московской конвенции я встретил людей, ставших легендами тату-мира. Это было для меня таким потрясением, что весь первый день я буквально не мог сказать ни слова. А потом, когда все закончлось, я получил такой заряд энергии, вдохновения, что несколько недель рисовал по ночам.
      Корр.: Кто же к вам ходит, кроме байкеров?
      С.: Они-то сейчас ходят реже всего. А так, я не могу четко выделить какой-то особый тип людей. Нас посещают люди всех возрастов, родов занятий. У нас не было только женщин после 50-ти.
      Корр.: Как вы думаете, какое будущее у тату в России?
      С.: Сейчас идет волна возвращения к первобытной культуре, духовным истокам человечества. Через примитивизм, кольца в ушах, носу, через шрамирование человек идет к духовному. Он начинает интересоваться историей, начинает читать литературу по разным областям знания, культуры.
      Россия же всегда была духовной страной и поэтому, я думаю, тату здесь останется надолго.
      Но пока, к сожалению, у людей крайне мало информации о тату. В общественном сознании довлеют стереотипы о том, что татуировки - удел зеков и самых низов общества. Но это не так.
      Если любому человеку дать посмотреть нормальный, качественный тату-журнал или альбом, то 9 из 10, я уверен, изменят свое мнение о татуировке. Ведь в последние годы кардинально улучшилась техника тату, а иглой можно создать такие тонкие рисунки, которые невозможно сделать другим методом.
      Тату - это огромный мир, в котором идет активная жизнь и нам хочется, чтобы эта жизнь не прошла мимо вас.
      Для комментария мы обратились к одному из организаторов российской тату-конвенции Кириллу Данелия.
      Кор.: Кирилл, раскажите пожалуйста о истории татуировки.
      Кирилл Данелия: Самые древние известные нам татуировки найдены в Египте и датированы 3,5 тысячи лет до нашей эры. Их обладателями были люди жреческого сословия и ближайшее окружение фараона. Эти татуировки известны по ограниченному количеству мумий, настенных рисунков и практически не изучены.
      Из Египта тату проникло в дохристианскую Европу и получило там широкое распространение среди славянских народов. Кельты, например, были сильно зататуированым народом. Недавно на Алтае была найдена мумия женщины жрицы, на её коже было обнаружено несколько вытатуированных рисунков.
      Одновременно тату распространилось и на територию современного Китая. Но там, а так же и в Японии татуировками метили судимых преступников. В Китае им наносили вертикальные линии на лбу, которые образовывали иероглиф, имеющий значение "собака". Японцы наносили свидетельство о судимости на внутреннюю область плеча. Поэтому, когда среди самураев тату получила широкое распространение, они всегда оставляли эту область нетронутой, несмотря на то, что татуировки зачастую покрывали практически все тело воина.
      Так же распространено было тату и среди купеческого,"низшего" сословия. Японское общество было жестко кастовым и людям неблагородного происхождения запрещалось иметь в одежде некоторые запретные для них цвета. Поэтому, купцы раскрашивали ими непосредственно свою кожу.
      Что же касается татуировок среди знаменитых японских гейш, то тут ситуация принципиально иная. Существовал сторогий запрет на демонстрацию обнаженного тела. Из-за этого гейши оставляли нетатуироваными только лицо, ладони и ступни. Татуировка на все тело было для них имитацией одежды.
      С появлением и распространением христианства ситуация резко изменилась. Доктрина прихода к Богу путем отрицания тела яростно отвергала саму идею татуировки.
      Но оставались неоткрытые в то время островные цивилизации, в которых тату было одним из нетоъемлимых атрибутов жизни островитян. И уже оттуда искуство татуировки вновь попало в Европу и Азию.
      Само слово "тату" имеет полинезийское происхождение. На островах Самоа, Таити, среди народности маори до сих пор распространена традиционная татуировка. Они разрисовывают себе лицо особыми спиралями и на этот счет у маори имеется весьма любопытное верование. Когда человек умирает, и к нему приходит смерть, то увидав растатуированое лицо умирающего, она пугается и оставляет его в покое, так что душа его попадает в что-то типа рая. А если на лице нет рисунков, то дух человека вынужен идти в ад.
      Нанесение этой татуировки, называемой "му'ку", приурачивается к разным стадиям полового созревания, изменениям социального статуса.
      Корр.: Каково положение татуировки сейчас? Не наноится ли она для усиления собственной привлекательности для лиц противоположного пола?
      К.Д.: Нет, тату никак не связано с сексуальной привлекательностью. Даже сильно зататуированные люди обычно ходят с длинными рукавами, закрывающими все рисунки.
      Тату - это философия.
      У каждого она, естественно, своя. У каждого имеется своя причина для нанесения рисунка. Большинство делают тату в какие-то переломные моменты жизни. Как памятную отметку. Другие подводят под этот ритуал эстетико-философскую базу, отмечая рисунками разные стадии внутреннего роста. Для третьих - это дань моде...
      Корр.: Не опасно ли наносить тату? Нельзя ли при этом заразиться, скажем, СПИДом?
      К.Д.: AIDS не является опасностью в тату. За всю историю не известно ни одного случая заражения этим каналом. Конечно, если не стерилизовать иглы и колоть одной всех подряд, то можно заразиться. Однако каждый кольщик должен при работе надевает перчатки и делает работу только стерилизоваными иглами.
      Другое дело - гепатит. Вирусы этой коварной болезни весьма живучи. Именно из-за неё в 61-м году в Нью-Йорке пытались запретить тату. Но если художник соблюдает все правила - то опасности никакой нет.
      Корр.: А теперь о стоимости тату.
      К.Д.: В Европе и Америке - это достаточно дорогое удовольствие, которое зависит и от плщади рисунка, и от мастерства кольщика. Поэтому тату может стоить от 50$ до нескольких тысяч $, если он, скажем, во всю спину.
      В России это несколько дешевле. В среднем от 100 тыс. руб. и выше.
      Фрай, который не поет.
      Собираясь интервьюировать Макса Фрая, я никак не мог отделаться от какой-то нереальности этого действия. Ведь и я, Баян Ширянов, по большому счету, виртуальная личность. Псевдоним, который плотно "прирос" к живому человеку. Макс Фрай - тоже псевдоним писателя, который до сих пор ни разу не беседовал с журналистами "в живую". И это несмотря на то, что он весьма известная персона в русском Интернете.
      Что можно сказать о нем еще? Он - автор серии из восьми (пока) фантастических романов. Каждая его книга, начиная с первой, "Лабиринт", и кончая последней, "Гнезда Химер", моментально становилась культовой и раскупалась, что называется, со свистом. Причем главным героем всех романов был он сам, Макс Фрай, переехавший из Москвы в Ехо. Странный мир, где пьют камру, занимаются магией, а отношения между коллегами такие милые и добрые, что завидно становится. Некая такая живая идеальность, причем не агрессивная, что ещё приятнее.
      Его поклонников и поклонниц уже совершенно официально называют "фрайернутыми". Если я все правильно помню, между появлением первых переводов Толкиена и образованием "ордена" толкинутиков прошло лет двадцать. А здесь года полтора-два с перовой публикации!
      Еще одна книга Фрая, "Идеальный роман", состоящий из последних абзацев вымышленных, но вполне узнаваемых произведений, вышел в издательстве "Азбука" в серии "Новая Азбука".
      Еще о нем известно, то, что о нем самом ничего не известно.
      Никто его не видел, никто с ним не разговаривал. До сих пор нет ни одной его достоверной фотографии. Макс Фрай скрывается ото всех лучше, чем Штирлиц от Мюллера. И при этом он активно общается. Но лишь с помощью электронной почты. Не знаю, чем мне удалось вызвать его расположение, но на встречу со мной он внезапно согласился.
      Готовясь к ней, я перерыл кучу интернетовских страниц. Нашел горы самого разнородного материала, но цельного впечатления так из него и не вынес. Зато смог набросать добрый десяток-другой вопросов.
      Итак, Новогодняя ночь. Баня в районе метро Багратионовская. Акция известного московского художника Петра Петровича Караченцова, брата "того самого" Караченцева, "Встреча миллениума".
      По мысли Петра во всех торжественных случаях надо ходить в баню. Но, поскольку случай торжественный, то и одежда должна быть соответствующей: черный низ, белый верх, галстук-бабочка, лакированные штиблеты. То бишь приходить надо в старом добром смокинге. И снять его можно лишь перед самым намыливанием спинки. Все остальное - в одетом виде. И купание в бассейне, и сауна, и... Ну, в общем ВСЕ.
      Итак, я и Фрай. Мы в смокингах, только что вылезли из теплой воды бассейна, и теперь сидим в удобных кожаных креслах. С нас течет вода, но это нас, как и всех окружающих, нимало не волнует. В руках у нас бокалы с шампанским, которое, по мере убавления, заменяется чешским пивом.
      Фрай оказался обладателем ничем не примечательной внешности. Не худ, не полон. И не негр, о чем упорно ходили слухи. Лишь несколько настороженные глаза выдают его замешательство. Оно и понятно, не испорчу ли я своими идиотскими вопросами ему праздник.
      И, с некоторой скованностью, я задал первый, наверное, не самый удачный вопрос:
      Я: "Макс Фрай - это такой особый специальный парень." Так, кажется. А чем это ты так особенен и специален?
      Ф.: "Специальный полезный парень" - если следовать оригиналу. Леня Делицын, один из самых известных людей в русском Интернете, лестным для меня образом перевел это как "special man" - "особенный человек". А на самом деле, это шутка времен моей юности (из моей личной системы координат). Мы с друзьями все время говорили: "это такая специальная полезная девушка для орального секса", или безобидный вариант: "портвейн - это такой специальный полезный напиток для создания симптомов алкогольного опьянения", "папа - это такой специальный полезный дядя для выдачи денег" и т.п. "Специальный полезный парень" - это просто дань моей самоиронии.
      Удовлетворив давнее праздное любопытство, я решил для начала разведать все по теме, которую условно можно назвать:
      Фрай и его прятки.
      Я.: Давал ли ты когда-нибудь интервью? Если да, то почему? Нет - тоже почему?
      Ф.: Пару раз давал: настроение случалось подходящее. Подходящее настроение, это когда тебе искренне интересно: о чем на этот раз будут спрашивать. Тане Восковской, когда она была ответственным секретарем покойного журнала "Пушкин". Правда, это интервью увидело свет только год спустя, в газете "Книжное обозрение", и в безобразно кастрированном состоянии. Делицыну, вон, дал прошлой зимой для интернет-проекта "Русские Кружева". Но это все в происходило в письменном виде по электронной почте.
      И, разумеется, мне очень любопытно, о чем меня будет спрашивать Баян Ширянов. И ещё любопытнее: что я ему буду отвечать. Ответы на вопросы всегда зависят от того, с кем говоришь. Сказать так называемую "правду" все равно невозможно, да и не нужно - вот и метешь то, чего от тебя ждет, или, наоборот, не ждет - что ещё забавнее, конкретный собеседник.
      Есть опасение, что сегодня я буду говорить только то, чего от меня не ждут.
      Мы чокнулись пивом за то, что не ждут.
      Я.: Таки собственно вопрос-то в том и был: Вот дядя Макс. Вот журналист(ка) с диктофоном. Она проникновенно смотрит интервьюируемому в очи и мило вопрошает нечто умненькое. Нонсенс, конечно, говорит мой мужской шовинизм, но пуркуа бы и нет? А сэр Макс, лениво почесывая Ехо, запутывает все окончательно.
      Ф.: Но не было их, проникновенных журналисток с диктофонами. В этой жизни. Мне их с избытком хватило в "прошлой", когда Макс Фрай, под другим именем и совсем по другому поводу, по какому - не скажу, сразу предупреждаю, дал за пару лет несколько десятков интервью. Журналистки, и, увы, журналисты, как правило, задавали глупые вопросы, свидетельствовавшие об их лени и некомпетентности. Мои "заумные" ответы на бумаге превращались в чушь такого же порядка: если человек не понял ответа, понятно, как он его воспроизведет. Опыт показывает, что лучше писать, а не проговаривать: интервьюер их одной только лени не будет ничего портить.
      Заверив, что ничего портить я не собираюсь, даже, напротив, отдам ему готовый текст для визирования, я промочил горло и, сверившись по мысленной шпаргалке, продолжил допрос:
      Я.: И такой вопрос в бровь: А почему это Макс Фрай до сих пор не появлялся на публике? От чего ты прячешься?
      Ф.: От Интерпола, алиментов, джихада, бывших коллег по ШТАЗИ... Была у кого-то из моих воистину гениальных читателей такая версия: Фрай - бывший агент ШТАЗИ, гэдээровской гэбухи, поэтому и русский знает как родной, даже пишет по-русски, поэтому "аморален", "циничен" и т.п.
      Я. Ага. Изменим вопрос: почему ты прячешься?
      Ф.: На этот вопрос много ответов.
      Серьезный: человек, который пишет тексты и человек, который функционирует в бытовом пространстве, в том самом, где подписываются книжки, соблазняются читательницы и т.п., - абсолютно разные существа. Зачем одному из них выдавать себя за другого?
      Более-менее серьезный: а какой смысл светить свою морду? Как говорят в Одессе: "что я с этого буду иметь, кроме геморроя"?
      Менее серьезный: прячусь в рамках продуманной рекламной кампании.
      Совсем несерьезный, и самый честный: и вообще, я должен получать хоть какое-то удовольствие от процесса?! Ну вот, получаю...
      Я.: Но раньше-то? Когда не было ещё всей этой шумихи вокруг тебя. Ну, понятно, традиция, которую надо поддерживать. Так повелось. Но традиция она на то и существует, чтобы её изредка нарушать...
      Не возникает пока желания?
      Ф. Ну... вот мы же разговариваем...
      Вынужденно согласившись, я принялся разрабатывать следующую тему:
      Фрай и его литературные игры.
      Я.: Как так вышло, что литературный герой стал автором книг о самом себе? Есть ли, кстати, аналогии в мировой литературе? Я сам таких чего-то не припомню.
      Ф.: Я, кстати, тоже не очень-то припоминаю. Нет, вру: у Борхеса точно есть несколько историй, которые вполне тянут на вымышленные, где герой он сам, Борхес. Но когда затевалась эпопея с книжкой, у меня случился провал в памяти: мне тоже казалось, что так ещё никто не делал. Хотя все, по большому счету, пишут только о себе - другой вопрос, насколько это осознано.
      А тогда, четыре года назад, мне показалось, что это будет забавно: совпадение имени автора и главного героя, их полное слипание в сознании читателя. У меня ведь все книжки нафаршированы всякими разными игрушками: игрушками для читателей, игрушками для приятелей, игрушками для себя любимого. Потом, несколько томов спустя, мне показалось, что будет забавно подсунуть главному герою черновик истории его приключений. И я подсунул ему некую таинственную тетрадь. На первой странице он видит фразу, с которой начинался первый том: "Никогда не знаешь, где тебе повезет". Бедняга, едва выдержал такой удар. Еще позже, мне захотелось сказать герою книжки: "тебя придумали, парень, на самом деле тебя нет". Сказал. Открытым текстом.
      Главный герой и это стоически перенес, к моему немалому удивлению. Ему со мной не очень повезло, по-моему. А уж читателям как не повезло...
      Я.: Если "Макс Фрай" - ролевая игра, то не найдется ли некто, кто, изучив все выпущенное тобой, сам тобой и прикинется?
      Ф.: "Макс Фрай" - не ролевая игра. Но, согласен, это вполне можно принять за ролевую игру.
      "Некто" уже не раз находился. Года три назад какая-то "безумная неземная" девица по имени Маша дала интервью для журнала "Харперз Базар", в котором заявила, что все книги Фрая написала она, в соавторстве с подружкой Ирмой. Мои издатели слегка напряглись, попросили меня написать опровержение. Я написал, отправил им длинный такой факс. Его даже опубликовали через несколько номеров. Все это было очень весело. Самое замечательное: мне, в принципе, очень понравилось все, что говорила эта самозванка. Я бы сам лучше не написал. Я передал для неё записку через девочку, которая брала это злополучное интервью, но она так и не возникла в моей жизни.
      И ещё мне рассказывали, что мои читатели прошлой весной собирались в Галерее Гельмана. Я, естественно, в тот день даже в радиусе десяти километров от Малой Полянки не показывался. Так вот, там появилась некое очаровательное белокурое создание женского пола... Почему-то Фраями часто прикидываются барышни, это даже как-то настораживает... Создание начало всем рассказывать, что оно и есть Макс Фрай. Ей поверили, надарили подарков, задавали какие-то вопросы, она им что-то отвечала. Идиллия! Потом она сама мне написала, к тому времени адрес моей электронной почты, мэйл, только ленивые не знали, и во всем призналась. Дескать, у неё вдохновение случилось из серии "Остапа несло". Предлагала поделить подарки читателей. Я написал, что она их честно заслужила. Мы с ней в итоге подружились, кстати сказать. Что замечательно: оказалось, что она на меня здорово похожа внешне. Как сестренка, честное слово.
      Еще есть куча неподтвержденных фактов. Мне кто-то сообщил в гостевой книге, что в каком-то книжном магазине в Питере высокий красивый негр подписывал мои книжки. Была сплетня, приятели книготорговцы донесли, что опять же высокий, но на сей раз уже белый человек в широкополой шляпе пришел на книжный рынок, кажется, в Екатеринбурге, построил продавцов, сказал, что они продают всякую ерунду, а надо продавать только "его", Фрая, то есть, книжки. Говорят, очень эффектный был мужик, продавцы его даже испугались. Думали, сейчас братва какая-нибудь приедет - мочить всех, кто Фрая не продает. Но обошлось: он подписал все "свои" книжки, которые были на рынке, сказал, что теперь их надо продавать очень дорого, и гордо удалился. Есть история о таксисте, который хвастался моему знакомому журналисту, что вчера весь день Макса Фрая возил. Меня в то время вообще в Москве не было - не говоря уже о том, что я вряд ли стал бы откровенничать с таксистом. Есть много всяких смешных историй о людях, которые с девушками знакомятся, представляясь Максом Фраем. Некоторых "героев" я знаю лично. Судя по всему, на этом рынке я неплохо котируюсь: девушки млеют, если верят.
      То есть, у меня от всего этого "самозванства" пока только масса приятных впечатлений. Вот если я однажды приду домой, а там на моем любимом диване посторонний Макс Фрай сидит и говорит, что он тут живет, а я - нет, тогда я огорчусь, пожалуй. Да поздно будет.
      Я.: Ходят упорные слухи, что Макс Фрай - это три соавтора, из которых двое - дамы. Это так, или их больше?
      Ф.: Соавторы... По большому счету, никаких "настоящих" соавторов нет. Есть художники Мартынчики, мои старинные друзья, которых я довольно долго грузил своими проблемами. Первые пару лет, пока меня не было в России, они являлись праводержателями всех моих книг, выбивали из издательства мои гонорары, устраивали скандалы слабоумным редакторам, и все в таком духе. В связи с этим было в срочном порядке придумано множество "легенд", в которых я сам уже запутался. Одна из легенд гласит, что владельцы авторских прав - и есть Макс Фрай. Другая - что мы пишем все книжки втроем. Третья ещё что-то гласит... На самом деле, я лишь однажды использовал придуманный ими мир Хомана, когда писал "Гнезда Химер", за что не устаю их благодарить. Они же нарисовали картинки для моего сайта и для обложек моего оранжевого "собрания сочинений". Вот, собственно, и все.
      Почувствовав, что про книги уже хватит (Пришел на пляж, а там станки, станки, станки...), я решил уточнить один неясный момент, который можно назвать так:
      Фрай за бугром.
      Я.: А чего тебя понесло из теплой сытой России в нищую заграницу? И как оно там?
      Ф.: За границей я никогда не "жил по-настоящему": с гражданством, или видом на жительство и прочими атрибутами. Просто дела там всякие-разные были, в том числе и долгосрочные. Но это "прошлая жизнь", о которой нынешнему Фраю подробно рассказывать не хочется.
      Чистосердечное признание: мне там было очень хорошо. По многим причинам.
      Все так удачно совпало, что именно за границей мой образ жизни абсолютно соответствовал моему темпераменту, потребностям, каким-то глубинным представлениям о том, как все должно происходить: я нигде подолгу не задерживался, жил то в пансионах, то в отелях. А я очень люблю жить именно в таких безликих, никому не принадлежащих, но вполне благоустроенных помещениях. Я занимался только тем, что мне нравилось, причем, в том режиме, который меня устраивал, денег было ровно столько, чтобы о них совершенно не беспокоиться, но при этом не настолько много, чтобы начать откладывать "на будущее". Вокруг все время оказывались милейшие люди, с которыми приятно находиться рядом, но совершенно не грустно расставаться. Такая ровная, доброжелательная прохладная атмосфера - именно то, что мне требовалось. В России мне всегда слишком "тепло". Это не "хорошо", и не "плохо", просто не совсем "мой" климат.
      Кстати, ещё и потому было так хорошо во время всех этих мотаний, что мне, человеку с весьма поверхностным образованием, для того, чтобы полноценно понимать речь окружающих, надо было как следует сосредоточиться. А если расслабиться - она просто журчит, отчего создается примитивная, но приятная иллюзия, что глупости вокруг гораздо меньше. Единственный идиот - да и тот в зеркале.
      Беседа принимала опасный характер. Чтобы не допустить дальнейшего самобичевания, я срочно стал менять нить разговора, да и мой внутренний голос напомнил, что пора затронуть ещё одну ипостась Макса Фрая:
      Фрай в Сети.
      Я.: Признаюсь честно, первое время я читал твои книги, нравилось, вообще, мне почти вся фантастика нравится, я, наверное, никогда бы не смог стать хорошим редактором: не люблю резать. Но для меня лично, ты больше человек из Сети, из Интернета. И появился ты там впервые, если мне не изменяет память, на страницах у Марата Гельмана. У тебя с ним какие отношения?
      Ф.: Безоблачные и давние: я его знаю уже лет девять. Мне с ним интересно, ему со мной, судя по всему, тоже не слишком скучно. За эти годы мы ни разу не поссорились, что при наших тяжелых характерах практически невозможно. Наверное, нас надо отдать в какую-нибудь лабораторию на исследования, чтобы ученые объяснили сей феномен.
      Я.: Что для тебя Интернет?
      Ф.: Как в том анекдоте про голову: "и ещё я в неё ем". Так и у меня с Интернетом: и ещё я "в него" работаю. Мне очень приятно знать, что я в любой момент могу послать подальше всяческое зарабатывание денег, я имею в виду не худло, на которое у меня уже полгода не остается времени, и жить только на гонорары за сетевую деятельность: скромно, но не пропаду.
      Я. И, пожалуйста, поподробнее про путь из писателей в столпы Рунета.
      Ф.: Сначала был кабинет с компом в офисе с выделенкой плюс тот самый минимум любопытства и свободного времени, которые требуются для первоначального серфинга.
      Потом электронная почта как удобное средство связи.
      Потом, в первую очередь ради почты, пришлось купить диал-ап домой.
      Потом был дефолт, благословенное время, когда можно стало в течение нескольких месяцев не заниматься ничем, кроме книжкописания и лазания по сети, потому как работа временно накрылась. Денег стало меньше, но в ту осень и настроения особого не было их тратить. В это же время Марат, насколько я понимаю, занимался активным освоением сетевого пространства, поскольку больше особо нечем было заняться. Вообще, насколько я помню, все тогда в таком полупарализованном состоянии пребывали. Дело кончилось, для него, созданием сайта guelman.ru. А мне он сказал: хочешь, можешь себе что-нибудь у меня сделать. Причем современная русская литература к тому времени была прочно застолблена Славой Курицыным. Что, в сущности, к лучшему: это действительно его территория. Так что на мою долю осталась только современная русская сетература. Это, кстати, была идея не моя, а Марата - сосредоточить внимание не на личных литературных страничках, а именно на литературных конкурсах. У него вообще сумасшедшее чутье на "неосвоенные пространства". Конквистадорское сознание. А мне было решительно все равно, чем заниматься, лишь бы чем-то новеньким. Только о сетевой литературе у нас обоих тогда было весьма своеобразное представление, каковое покоилось на фундаменте абсолютной, девственной некомпетентности. Типа Сеть - это такой заповедник непуганых гоблинов... тьфу, графоманов. Теперь я рад, что все так получилось: интересно быстро эволюционировать от полного непонимания ситуации до иснсайдерской "просветленности".
      Я.: Для твоей позиции "лучшевсехспрятавшегося", Инет, это, конечно, очень удобно. Скрылся за е-мейлом и в ус не дуешь.
      Ф.: Да, это правда.
      Именно тот формат взаимодействия с внешним миром, который мне всегда требовался. Все, кроме того, что я напишу - за кадром. Так и должно быть.
      Я.: Это понятно, если и без Сети хватает общения. Но у меня, вот, какое-то подспудное желание увидеть живую рожу того, с кем я мылюсь, в смысле переписываюсь. И, насколько я знаю людей, которые большую часть времени отдают Интернету, такое желание у всех!
      Ф.: Мне действительно хватает приятного общения вне сети. Даже некоторый перебор.
      Еще страшнее: я деньги общением зарабатываю! Собственным сомнительным обаянием, языком, который метет как помело, и умением ежедневно слагать новые матерные конструкции, которые поддерживают дисциплину в коллективе из... От 10 до 80 человек - в зависимости от ситуации.
      Поэтому больше всего я люблю людей, которых не обязательно видеть "живьем". Именно за то, что живьем - не обязательно. Наверное, это что-то вроде мечтаний старой проститутки о платонической любви.
      Коли речь коснулась Платона, я понял, что надо переходить к более общим, не побоюсь этого выражения, философским, темам.
      Фрай и его пристрастия.
      Я.: Давай сделаем резкий крюк в сторону. Ты любишь живопись?
      Ф.: Живопись?! А что, это действительно может быть кому-то интересно: мои пристрастия в живописи?
      Я, объективно говоря, неплохо разбираюсь во всяческом арте. Если я начну активно общаться на эту тему, тебе придется отправлять интервью в какой-нибудь специализированный журнал, потому что его больше никуда не возьмут. Впрочем, в специализированный тоже не возьмут, потому что там вряд ли знают, кто такой Макс Фрай.
      Ладно, попробую коротко. Кодовое, не культовое, а именно кодовое, имя для меня, пожалуй, все-таки Йозеф Бойс. "Наши" Комар&Меламид - самые близкие мне художники. Я имею в виду тождественный способ мышления, сходную логику приколов. Если бы я был художником, наверное, я бы делал то же самое, что они: плагиатом бы, конечно, не занимался, просто все, что они делают, мог бы сделать и я. Мы с приятелем даже когда-то души скупали у окружающих - примерно в то же время, когда Комар и Меламид делали это в Нью-Йорке. Лишь несколько лет спустя я узнал о таком совпадении. Но Комар и Меламид платили за души по 10 долларов, а мы - что придется. Самая дешевая душа была куплена за "право пить пиво в подъезде". Ну, это был мой подъезд и там пили пиво мои знакомые, но не друзья. Пришлось поставить им условие: или марш на улицу, или продавайте душу. А что делать? Бизнес есть бизнес!
      Если бы я решил открыть собственную галерею, её культурная политика, наверное, балансировала бы между эстетской фотографией и экстремальным перформансом: и то и другое я вряд ли смог бы делать сам, но, как мне кажется, могу оценить по достоинству.
      Два очень сильных впечатления. В галерее Виттенбринка в Мюнхене я видел обалденную выставку: фотограф, фамилию которого я не помню, долго путешествовал по пустыне и снимал песок, причудливо уложенный ветром. Это действительно великолепно. В галерее Рональда Фельдмана в Нью-Йорке несколько лет назад проходила посмертная выставка художницы Ханны Вилке, которая долго умирала от какой-то неизлечимой болезни и позаботилась о том, чтобы каждый день её умирания был зафиксирован на фотопленке. Как ни странно, для меня обе эти выставки абсолютно равноценны.
      И, как ни странно, почти такое же мощное впечатление производят на меня некоторые работы Тани Либерман: серия фотографий разрезанной дыни. И серия "Салаты" группы Фенсо. Снимок с корейской морковкой на лице безупречен.
      Но я никогда не стану открывать художественную галерею. А вот если бы я был богатым коллекционером (на самом деле я по карме не богач и по натуре не коллекционер), у меня дома висели бы простые и теплые вещи. Пауль Клее, Алексис фон Явленский, что-нибудь из югославских примитивистов (наверное все-таки Лакович). Базелитц, Хэрринг (но эти двое не в спальне, а в комнате для приема гостей). Митьки какие-нибудь непременно. Из современных московских художников, возможно, Ира Вальдрон: у неё очень теплые работы. Да, собственно, я того же Гогена приобрел бы с удовольствием... Хотя паскудство это, конечно: за огромные деньги покупать-продавать работы мертвых художников, которые этими деньгами уже никогда не воспользуются. У живых надо покупать, даже если работы не очень нравятся. Это как-то более честно.
      Так что аллах с ними, с моими предпочтениями. Если бы я был богатым бездельником, я бы непременно стал меценатом. Глупым, щедрым и беспринципным. Решено.
      Я.: Так, с картинами разобрались. Но они должны быть в доме (а не в квартире). Так каким же должен быть дом у Фрая?
      Ф.: Не очень важно - какой именно. Единственной условие: много растительности вокруг этого дома. И минимум фауны - которая двуногая и прямоходящая. Вот ежи какие-нибудь пусть в саду шуршат. В общем, у меня очень банальное представление о рае земном: умеренный климат, три часа езды в автомобиле до ближайшего оплота цивилизации, причем "оплот цивилизации" должен соответствовать евростандартам, дом в глухомани, со всеми удобствами. Я не люблю, когда "жизнь - борьба", причем исключительно на бытовом уровне.