Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Мифы кельтских народов

ModernLib.Net / Мифы. Легенды. Эпос / Широкова Надежда Сергеевна / Мифы кельтских народов - Чтение (стр. 17)
Автор: Широкова Надежда Сергеевна
Жанры: Мифы. Легенды. Эпос,
История,
Религиоведение

 

 


В кельтской мифологии «богом-связывателем» был Огмий. Имеется сообщение греческого писателя Лукиана (II в. н. э. ) о картине, изображавшей галльского Геракла, которого кельты называют Огмием. Эта картина очень удивила Лукиана, так как галльский Геракл напоминал греческого героя лишь обычными атрибутами (львиной шкурой, палицей, луком и колчаном). Он был изображен в виде лысого старика с дочерна загоревшей морщинистой кожей. Лукиану он показался похожим на Харона, перевозчика в царство мертвых. Еще больше поражало то, что этот старый Геракл тащил за собой большое число людей, скованных за уши; оковами служили тонкие золотые цепочки. Люди следовали за Гераклом, своим вождем, с сияющими и радостными лицами. Цепочки были протянуты через дырку в кончике языка бога. Геракл, улыбаясь, оборачивался к своим спутникам.

Когда Лукиан, изумленный, стоял перед этой картиной, к нему подошел мудрый кельт и объяснил, что кельты называют Слово не Гермесом, как греки, а Гераклом, потому что Геракл гораздо сильнее. «И не удивляйся, — сказал кельт, — что из него сделали старика: именно в старости люди становятся особенно красноречивыми... Мы думаем, что сам Геракл, став мудрым, совершил все свои подвиги благодаря силе красноречия и убеждением преодолел большую часть препятствий. Его стрелы — это речи, острые, быстрые, бьющие в цель, ранящие души. Вы сами говорите, что слова имеют крылья».

Нет оснований сомневаться в правдивости этого сообщения, так как Лукиан провел много времени в полугреческих городах Южной Галлии и там мог видеть описанную фреску. Картина была исполнена греческим или римским художником и представляла собой произведение аллегорического искусства позднеэллинистического периода64. Галльские художники еще не владели подобной техникой живописи. Галлы же, глядя на это аллегорическое изображение, сразу вспоминали Огмия, хотя художник, скорее всего, не намеревался изображать божество «варваров».

Имея в виду рассмотренный выше символизм нитей и связей, истолковать эту аллегорию будет нетрудно. Здесь в наглядной и наивной манере античного антропоморфизма65 представлена идея о связи творений с их Творцом, существа и состояния проявленности с их Принципом, — идеи, о которой говорили Генон и Элиаде. Такое толкование описанной Лукианом галльской фрески объясняет и смысл изображений на некоторых армориканских монетах (Бретань): голова молодого безбородого человека, от которой отходят унизанные жемчужником66 веревочки, с прикрепленными на концах маленькими человеческими головами. Может быть, на этих монетах тоже изображен Огмий. Правда, юный персонаж, представленный на монетах, не похож на бога, описанного Лукианом. Однако в Южной Галлии и в Бретани Огмия могли изображать по-разному.

Выявленный таким образом символизм, характерный для образа Огмия, позволяет понять значение его имени. Это не кельтское имя, оно происходит от адаптированного греческого слова «огмос» (дорога, тропинка). Как мы видели, дорога является одним из символов той нити, которой творения связаны с Творцом. Огмий — это «тот, кто ведет»; греческое название позволяло кельтам избежать упоминания «истинного имени» бога.

Приписываемые Огмию функции зависят от его основного свойства: он «бог-связыватель» и этим напоминает германо-скандинавского Одина. Подобно Одину, Огмий владеет магией. Поэтому надписи на найденных в Австрии (Брегенц) свинцовых пластинках, так называемых «табличках проклятия», призывают Огмия, умоляя его о защите от всякого вреда. Как известно, для осуществления или рассеяния чар призывали особенно могущественных богов, владеющих магией. Огмий использует самый эффективный способ колдовства: так же, как Один, он связывает врагов «военными путами», зачаровывая и парализуя их. Таким образом, Огмий причастен к магическо-военной верховной власти.

В ирландской традиции Огмий-Огма, один из верховных богов Туата Де Дананн, выступает как воитель. Перед началом битвы при Маг Туиред Луг спрашивает его: «А ты, Огма, против кого обратишь свою мощь в этой битве?» — «Что ж, — отвечал тот, — трижды девять друзей короля да его самого сокрушу я и вместе с ирландцами жизни лишу треть врагов». Ему удается завоевать меч короля фоморов Тетры.

Ирландские предания подтверждают отождествление Огмы-Огмия с Гераклом. Рассуждения же собеседника Лукиана о том, что Геракл совершал свои подвиги исключительно силой слова, выражали, по-видимому, личное мнение этого образованного галла. В действительности Огмий является богом вроде Марса-Геракла. В случае Огмия в этом двуединстве Марс преобладает над Гераклом. Дело в том, что Огмий сам редко участвует в битве. Как галльский Марс Цезаря, он «руководит войной», направляет битву посредством своего магического искусства, сражаться же — дело военного героя, а не верховного бога.

Имея в виду военную функцию Огмия, можно предположить, что на галльской фреске он изображен в качестве военного вождя, а ведомая им толпа — это его дружина. Если вспомнить свидетельство Цезаря о галльских воинах, бесстрашно следовавших за своим вождем на смерть, то можно прийти к выводу, что галльская фреска не только изображает Огмия как полководца, но и создает образ, символизирующий верность дружины своему вождю.

С другой стороны, может быть, Огмий изображен как проводник душ в царство мертвых? Выражение радости на лицах ведомых в этом случае объясняется представлениями кельтов о потустороннем мире как о стране вечного счастья. На связь Огмия с потусторонним миром указывают и «таблички проклятия». Такие пластинки обычно зарывали в землю, посвящая их подземным богам. То, что в ирландских преданиях Огма имел прозвище Греан-айнех («солнечноликий»), отнюдь не противоречит его возможной связи с потусторонним миром. Как мы видели на примере Дагды, бог потустороннего мира мог быть и солнечным богом.

Многие считают описанную Лукианом фреску аллегорическим изображением красноречия. И в качестве бога красноречия Огмий связывает слушателей силой своего слова (поэтому на картине цепочка продета через кончик его языка). Вообще Огма-Огмий связан с духовной сферой. Недаром в ирландский мифологии он считается потомком Элаты, имя которого означает «поэтическое искусство» или «наука». И наконец, Огмий был изобретателем огама — сакральной кельтской письменности; огамическими знаками друиды записывали заклинания на камнях или дощечках. «Отец огама — Огма, — говорит древнеирландский трактат о письменности, — мать огама — рука или нож Огмы».

В целом Огмий-Огма в большей степени, чем Луг, соответствует темному аспекту верховного индоевропейского бога: Огмий имеет власть надо всем беспорядочным, неистовым, магическим. В Ирландии он составляет пару с Дагдой, «добрым богом»; одно из наиболее важных ирландских имен Огмия — Элкмар («злой» или «великий завистник»).


* * *

Таким образом, мы познакомились с божествами кельтов — как женскими, так и мужскими. Мы видели, что кельтские богини (при всем их разнообразии) выражают две фундаментальные идеи. Во-первых, все они восходят к культу богинь-Матерей, в основе которого лежит древнейший образ большинства религий и мифологий — образ Великой Матери-Земли. Во-вторых, все они вовлечены в символизм верховной власти. Это и прекрасная молодая женщина, вручающая власть королю Конну, и королева Коннахта Медб, персонифицирующие верховную власть: первая представляет идеальный образ власти, а другая — земной. Это и богиня войны Маха «с рыжей гривой», которая боролась за верховную власть в Ирландии всеми возможными и невозможными способами. И даже прекрасная Этайн, волшебная невеста и богиня Другого Мира, оказывается еще и богиней верховной власти.

Мужские божества кельтов не предоставляют возможности для такой четкой и ясной интерпретации. Мы видели, какие зыбкие грани отделяют одних богов от других, как разные боги выполняют одни и те же функции, смешиваясь между собой. Например, кельтских богов Тевтатеса, Езуса и Тараниса, имена которых называет римский поэт Лукан, средневековые комментаторы, а за ними и современные исследователи сравнивали то с Меркурием, то с Марсом, то с Юпитером. А имена Граннус, Мапон, Белен с равной степенью вероятности могли принадлежать самостоятельным божествам — ипостасями кельтского Аполлона или быть прозвищами верховного бога Луга.

Свидетельство Цезаря помогло нам в известной степени разобраться в этом запутанном лабиринте кельтских божеств. Мы видели, что во главе кельтского пантеона стоял юный и прекрасный верховный бог Луг, которого сравнивают со скандинавским Одином, представляющим классический образец верховного индоевропейского бога. В то же время если в скандинавской мифологии все характеристики верховной божественной власти сконцентрированы в одном образе Одина, то в кельтской традиции они прослеживаются и в образах других богов. Так, рядом с Лугом в кельтском пантеоне стоял великий Дагда, благостный, справедливый бог дружбы и гарант договоров. Дагда имел ряд функций, аналогичных тем, которые приписывают Одину. Так же как Один, Дагда — великий маг и в то же время великий воитель, бог поэзии и бог Другого Мира. У Дагды была несвойственная Лугу способность превращаться в различных животных. Сходство в некоторых отношениях Дагды с Одином настолько бросается в глаза, что один французский исследователь считал Суцелла, галльского двойника Дагды, верховным богом галльской религии. В свою очередь, бог Огмий обладал отсутствовавшим у Луга магическим «искусством связывания», которым был наделен в большой степени Один. Огмий относится к типу так называвмых «богов-связывателей». М. Элиаде заметил, что образы нити, веревки, узла соответствуют чрезвычайно глубинному опыту человечества «и, в конечном итоге, выявляют положение человека в мире, которое невозможно выразить другими символами и образами».

Помимо самых великих богов, воплощающих наиболее древние и. фундаментальные идеи мифологии, в кельтском пантеоне присутствуют и другие божественные персонажи. Это и юный герой ирландских мифов Энгус-Мак Ок — кельтский Аполлон «в его аспекте молодости». Это и мрачный и одинокий Донн — ирландский бог мертвых, напоминающий Диспатера Цезаря. Это и величественный ирландский бог моря Мананнан Мак Лир, путешествующий по морю на своей колеснице. Это и бог-ремесленник Гоибниу, главенствующее положение которого на потустороннем пире богов сближает его с Дагдой. Все эти божества органично существуют и действуют в мифологической реальности независимо от того, будем ли мы считать их изначально разделенными «по департаментам» и имевшими четко определенную специализацию или, наоборот, решим, что все они восходят к образу единого великого бога, появляющегося под разными именами и формами.

ГЕРОИЧЕСКИЕ МИФЫ

Большая часть кельтских мифов посвящена деяниям героев. Кельтские герои — это не просто воины. Им открыт доступ в Другой Мир, а наименьший из их подвигов намного превышает человеческие возможности. От богов же их отличает то, что герои не принимают участия в управлении миром людей.

«Героический век» и героический эпос соотносят с уладским мифологическим циклом, события которого ирландская ученая традиция относит примерно ко времени рождения Христа и связывает с королевством уладов, занимавшим тогда доминирующее положение в Уладе. Самая ранняя письменная его редакция принадлежит VII в., однако до этого он существовал уже несколько столетий в устной традиции. В сагах уладского цикла перед нами предстает аристократическое военное общество, культура которого во многом совпадает с латенской культурой кельтов. Как известно, в Ирландии, не затронутой римской цивилизацией, латенская культура сохранялась в более или менее целостном виде до установления христианства. Условия социальной жизни, описанные в уладском цикле, часто поразительно совпадают с условиями жизни в дорийской Галлии. Однако не следует увлекаться этим сходством и искать прямых аналогий между историческими персонажами и героями саг уладского цикла. К VII в. н. э. Уладское королевство уже давно перестало существовать, его прошлое воспринималось как героический идеал, который тем легче было мифологизировать.

Уладским правителем «героической эпохи» был Конхобар, сын Несс; его двор находился в Эмайн Махе. Среди служивших ему героев самыми знаменитыми были Кухулин, Конал Кернах и Фергус Мак Ройх. Другими выдающимися персонажами саг были друид Катбад, к советам которого прислушивался сам король, и мудрый Сенха Мак Айлелла, «усмиритель уладских воинов», чье вмешательство устраняло раздоры и даже предотвращало сражения. Его антиподом являлся Брикрен Немтенга, Злоязычный, который так же любил разжигать ссоры, как Сенха гасить их.

Как известно, героический эпос строится вокруг деяний героев, и в этом отношении уладский цикл не является исключением. Война между племенами и поединки, демонстрирующие личную доблесть героев, являются главными сюжетными мотивами саг уладского цикла. Главная сага цикла «Похищение быка из Куальнге» рассказывает о великой войне между уладами и Коннахтом, в которой принимали участие и все остальные королевства Ирландии. Королева Коннахта Медб предприняла военный поход против Улада, чтобы завладеть великим быком Донном Куальнге. Однако при приближении вражеской армии мужчин Улада поражал странный недуг, который наслала на них Маха. И пока они находились в состоянии полного бессилия, юный Кухулин один защищал провинцию от вражеских полчищ. Выстояв в длинном ряду поединков с героями армии противника, Кухулин сдержал натиск Коннахта, пока уладские воины восстанавливали свои силы. Затем они атаковали и разбили армию Коннахта и их союзников в большом сражении.

«Похищение быка из Куальнге» является самой важной из многочисленных саг героического уладского цикла. Некоторые из них называются «предсагами». Они излагают предысторию событий, разворачивающихся в «Похищении быка из Куальнге». Однако большая часть уладского цикла представляет собой независимые от главной саги рассказы о подвигах уладских героев. Несколько «предсаг» рассказывают о подготовке Айлиля и Медб к военному походу против Улада. Предсага «Как было найдено „Похищение быка из Куальнге"» рассказывает об истории и происхождении главной саги: в VII в. «Похищение быка из Куальнге» было совершенно забыто, однако филиду удалось вызвать дух одного из главных героев «Похищения... » Фергуса Мак Ройха, и тот поведал, как надо исполнять сагу и в какой последовательности расположены ее эпизоды.

Предсага «Изгнание сыновей Уснеха» (ее содержание мы уже излагали в заключительной части главы, посвященной женским божествам кельтов) объясняет, почему во время войны за быка из Куальнге Фергус Мак Ройх, бывший король уладов, и Кормак, сын короля Конхобара, оказываются в стане врагов вместе с тридцатью сотнями других уладских воинов. Фергус и другие воины вынуждены были просить в Коннахте убежища, потому что они выступили поручителями за сыновей Уснеха, дабы обеспечить их безопасность в случае возвращения в Эмайн Маху. Конхобар же велел убить сыновей Уснеха, как только они подойдут к стенам, тем самым бросив тень позора на Фергуса и других поручителей. В отместку Фергус и его люди сожгли Эмайн, убили многих уладов и ушли в изгнание. Это объяснение помещает «Изгнание сыновей Уснеха» в контекст событий войны между Уладом и Коннахтом, однако этот сюжет является периферическим для содержания саги, главная же ее тема — трагическая любовь Дейрдре.

Среди многочисленных ульстерских саг, специально не связанных с «Похищением быка из Куальнге», самой важной является «Пир у Брикрена». Главное действующее лицо саги — смутьян Бри-крен, ирландский двойник скандинавского трикстера67 Локи. Он пригласил уладов на большой пир, но те отказались, прекрасно зная о склонности хозяина ссорить гостей между собой. Тогда Брикрен пригрозил суровым возмездием тем, кто не примет его приглашение: «Я раздую страшную ссору между королями, вождями и менее знатными людьми, так что они поубивают друг друга... Я разожгу вражду между отцом и сыном, так что они уничтожат друг друга. Если это будет невозможно, я поссорю мать с дочерью. Если и это окажется невозможным, я посею раздор между двумя грудями каждой женщины в Уладе, так что они будут ударяться друг о друга». Услышав эту страшную угрозу, улады вынуждены были явиться на пир.

Дальше сюжет саги разворачивается вокруг «доли героя» и связанного с ней обычая. «Доля героя» — это самый лучший кусок мяса, который по традиции предназначался самому достойному из присутствовавших на пиру героев. Еще в I в. до н. э. Посидоний писал, что «в прошлые времена» у кельтов обычно самый храбрый герой занимал на пиру главное место. Если кто-нибудь еще претендовал на то же место, они оба поднимались и начинали сражаться насмерть. Вокруг этого мотива целиком построена сага ульстерского цикла, которая называется «Повесть о свинье Мак-Дато» (мы уже упоминали эту историю, в разделе второй главы, посвященном образам животных в кельтской мифологии). Мак-Дато (в действительности он представляет собой бога, председательствующего на потустороннем пире) пригласил на пир гостей из Коннахта и Улада. Он подает гостям огромную жареную свиную тушу. Но кто более других достоин разрезать мясо и взять себе и своим друзьям лучшие куски? Претендентов было много, гости наперебой хвастались своими подвигами, спор становился все яростнее. Наконец в дом вошел Конал Кернах и утихомирил спорящих, предъявив неоспоримое доказательство своего превосходства: он вынул из-за пояса отрезанную голову лучшего коннахтского воина и показал ее всем. Присутствующие уступили ему право делить свинью. Но коннахтцы, разумеется, не простили ему обиды, и в результате началось кровавое побоище.

В саге «Пир у Брикрена» смутьян Брикрен не упускает случая перессорить всех между собой. Он идет сначала к Лойгайре Буадаху (Победителю), затем к Коналу Кернаху и, наконец, к Кухулину и убеждает каждого из них заявить о своем праве на «долю героя». Герои начали спор, вскоре перешедший в драку. Наконец, Сенха Миротворец вмешивается и на время восстанавливает мир. Герои принимают решение подчиниться приговору Айлиля, короля Коннахта.

Однако у Брикрена имелась про запас еще одна хитрость. Видя, что жены трех героев покидают пиршественный зал, он отвел в сторону каждую из них и пообещал, что та, которая войдет в зал первой, будет королевой над всеми женщинами Улада. Каждая из них, конечно, попыталась опередить других — сначала хитростью, а потом и силой. Лойгайре и Конал обрушили опорные столбы дома, чтобы их жены могли пройти, а Кухулин просто приподнял с земли часть здания и пропустил в зал свою жену и ее подруг.

Тогда воины отправились в Круахан, столицу Коннахта, к королю Айлилю. Желая испытать героев, Айлиль велел тайно выпустить ночью из подвала трех волшебных котов. Звери напали на воинов, но Кухулин отбил атаку и таким образом завоевал первенство. Однако по возвращении в Эмайн Маху Конал и Лойгайре отказываются признать первенство Кухулина. Для продолжения испытаний их посылают к Курои, королю Мунстера. Герои не застают его дома: он, как всегда, в пути, «ибо не могла земля Ирландии вынести его тяжести, славы и доблести, а также страшилась она гнева и ярости его».

Курои — один из самых необычных персонажей ирландских мифов. Он великий колдун, путешественник и воитель. Ни разу в жизни Курои не пролил ничьей крови на землю Ирландии и не попробовал ирландской пищи. Каждую ночь Курои поет заклинание, заставляющее его крепость в Керри вращаться так быстро, что никто не может найти вход в нее.

Следуя указаниям мужа, жена Курои Блатнат велела героям по очереди охранять крепость Курои, пока тот не вернется домой. В первую ночь дежурил Лойгайре, старший из героев. Но едва спустилась тьма, из западного моря появился огромный ужасный призрак и прогнал воина от стен крепости. На следующую ночь то же случилось и с Коналом. На третью ночь в дозор вышел Кухулин. А было предсказано, что в эту ночь чудовище из ближнего озера и его приспешники-демоны пожрут все живое в крепости. Кухулин убил демонов, а водяное чудовище разрубил на куски и вырвал у него сердце. После этого из моря снова появляется огромный призрак. Но и в борьбе с ним Кухулин одержал победу, и призрак стал просить пощады. Он пообещал исполнить три желания Кухулина, которые тот сумеет произнести, не переводя дыхания. Кухулин попросил, чтобы первенство его среди уладских воинов больше никогда не оспаривалось, чтобы «доля героя» всегда доставалась ему и чтобы его жена почиталась первой среди уладских женщин. Призрак поспешил исчезнуть, а затем вернулся Курои и вынес приговор в пользу Кухулина.

Однако соперники Кухулина по-прежнему отказываются признать его первенство. Однажды вечером, когда все улады собрались в Эмайн на пир у короля Конхобара, в пиршественный зал вошел огромный, жуткий на вид бахлах (мужлан, деревенщина, пастух) с огромной деревянной колодой и топором в руках. Он спросил, не найдется ли среди присутствующих такого, кто не согласился бы взять топор и отрубить ему голову, будучи готовым на следующий день лишиться собственной головы. Мунремур, Лойгайре и Конал приняли вызов, однако, увидев, как их соперник спокойно покидает зал, унося свою отрубленную голову, отказались продолжать состязание. Честь всех уладских воинов оказалась под угрозой. И тогда Кухулин одним ударом разрубил голову великана надвое, а на следующий вечер бесстрашно положил на колоду свою голову и стал ждать рокового удара. Великан же ударил его только обухом топора. Кухулин не только остался жив, но и получил право считаться отныне самым доблестным среди воинов Эмайн Махи. Трижды он одержал первенство — в Круахане, в крепости Курои и в Эмайн. После этого бахлах, который был не кем иным, как самим Курои, исчез.

В обличье грубого великана или пастуха Курои напоминает Зеленого Рыцаря из романов артуровского цикла: в частности, весь эпизод испытания Кухулина напоминает рассказ о сэре Гавейне и Зеленом Рыцаре.

Эта история случилась в канун Нового года, когда рыцари пировали за Круглым столом. Только король Артур стоял и ничего не ел, так как он дал обет поститься каждый год в ночь зимнего солнцестояния, пока не увидит какое-нибудь чудо. Его ожидание не было обмануто. Внезапно в зал вошел рыцарь-гигант; его волосы, борода, кожа и одежда были зелеными. Он сидел верхом на громадном зеленом боевом коне и держал в правой руке огромную секиру, а в левой — ветвь остролиста, символ магической власти. Зеленый человек сказал, что он ищет себе партнера для новогодней игры среди самых храбрых рыцарей Круглого стола.

«— Найдется кто-нибудь достаточно храбрый, чтобы обменяться со мною ударами? — спросил он. — Я ему дам мою секиру, и он меня ударит первым. Взамен он должен будет найти меня через год, чтобы получить ответный удар».

Никто не принял вызов, и Зеленый Рыцарь стал насмехаться над ними, так что Артур покраснел от стыда и сказал, что он сам нанесет удар. Гигант спешился и протянул Артуру свою секиру, но тут вмешался Гавейн. Он сказал, что не подобает королю играть в эту безумную игру и что он берет это на себя. Гавейн взял секиру и спросил Зеленого Рыцаря, кто он и где его можно найти через год. «Когда я получу твой щелчок, — ответил рыцарь, — я покажу тебе, где я живу. Если же я не смогу сказать ни слова, тем лучше для тебя».

Гигант опустил голову и, подняв волосы, обнажил затылок. Гавейн с одного удара отсек ему голову. Голова покатилась под стол, но гигант тут же подхватил ее за волосы, вернулся к своей лошади и вскочил в седло. Голова, которую он держал в руке, произнесла: «Готовься, Гавейн, как обещал, отправиться в путь на поиски Зеленой Часовни, чтобы получить удар, который я тебе верну через год. Позор падет на тебя, если ты откажешься от этого приключения».

Гавейн отправился в путь в день Самайна и много дней ехал верхом на своем коне Кейнгалете, спрашивая повсюду, не знает ли кто-нибудь о Зеленом Рыцаре, который живет возле Зеленой Часовни. Но никто не мог показать ему дорогу. За несколько дней до Нового года он подъехал к большому, хорошо укрепленному замку и попросился на ночлег. Хозяин замка Беркилак принял Гавейна чрезвычайно любезно и спросил о цели его путешествия. Когда Гавейн рассказал ему о своем приключении прошлого года, Беркилак воскликнул: «Но Зеленая Часовня находится по соседству с замком! Когда наступит время, я тебе покажу дорогу. А пока ты будешь нашим гостем».

Когда они собирались отойти ко сну, Беркилак посоветовал Гавейну завтра утром поспать подольше, чтобы восстановить силы после утомительного путешествия верхом. Сам же он намеревался встать очень рано и отправиться на охоту. «Послушай, — предложил он, улыбаясь, — давай заключим соглашение: всю дичь, которую я добуду в лесу, я отдам тебе, а все, что ты приобретешь в это же время, ты вернешь мне».

Гавейну это предложение показалось забавным, и он согласился. Он крепко спал, когда хозяин и его люди уехали на охоту. Проснувшись, он с удивлением увидел, что в его комнату вошла обворожительная супруга владельца замка.

«Доброе утро, Гавейн, — сказала она, — ты очень неосторожно поступил, не закрыв дверь. Я застала тебя врасплох и сейчас возьму тебя в плен в твоей собственной постели». — «Доброе утро, прекрасная дама, — ответил он, — я сдаюсь. Но я надеюсь, что ты освободишь своего пленника, чтобы он мог встать и одеться». — «Вот уж нет, — возразила дама, — я была бы безумной, если бы освободила рыцаря, которым восхищается весь свет. Мы одни и можем вместе провести приятное утро».

Гавейн не поддался на ее уговоры, ведь он считал хозяина замка своим другом и не хотел его опозорить. Они провели все утро за приятной беседой. Наконец дама не выдержала и вздохнула: «Действительно ли ты тот самый прославленный Гавейн? Судя по слухам, не в его характере так долго оставаться с дамой наедине и не попросить у нее поцелуя под каким-нибудь предлогом». — «Ну, хорошо, — сказал рыцарь, — я не хочу быть невежливым и попрошу о поцелуе, но лишь потому, что ты сама меня к этому побуждаешь». Дама обняла и поцеловала его.

Вернувшись домой, Беркилак подарил Гавейну всю охотничью добычу и спросил его, что тот собирается вернуть ему взамен. Гавейн обнял его и поцеловал. «Вот, прекрасное приобретение, — сказал охотник, — могу я узнать, кто дал его тебе?» — «Об этом мы не договаривались», — возразил Гавейн.

На следующее утро Беркилак опять отправился на охоту, а его супруга пришла к Гавейну. Она вновь пыталась соблазнить рыцаря, но Гавейн оставался верным своему другу. Как и накануне, они расстались, обменявшись поцелуем. Этот поцелуй Гавейн отдал вечером Беркилаку, взамен за убитого на охоте огромного вепря.

На рассвете следующего дня Беркилак снова уехал охотиться, а Гавейну опять нанесла визит его жена. На этот раз она сумела вырвать у него признание в любви и сожаления о том, что она — жена его друга... За эти добрые слова он получил три поцелуя вместо одного, и, кроме того, она подарила ему свой шарф. По возвращении Беркилака Гавейн поспешил обнять его и наградил тремя крепкими поцелуями, но шарф он оставил себе, так как думал, что этот шарф послужит ему талисманом в предстоящем сражении с Зеленым Рыцарем.

Наступила новогодняя ночь, и Гавейн отправился к Зеленой Часовне вместе с оруженосцем, которому Беркилак поручил сопровождать его. На рассвете они подъехали к краю глубокого оврага.

«Зеленая Часовня — там, внизу, — сказал провожатый, — но зеленый человек, который ее сторожит, ужасен и жесток. Никто, войдя в часовню, не вышел оттуда живым. Я не пойду дальше и тебе советую уйти отсюда потихоньку. Даю слово, что не выдам тебя». — «Благодарю, — ответил Гавейн, — но я взял на себя обязательство, и я его исполню». Оруженосец поспешно покинул его и отправился назад, в замок. Гавейн спустился в глубь оврага и нашел Зеленую Часовню. Это был древний курган, поросший травой и колючим кустарником, внутри он был выложен большими плитами необработанного камня. Внезапно в конце оврага раздались тяжелые шаги, и появился зеленый гигант со своей секирой в руке.

«Добро пожаловать в Зеленую Часовню, — сказал он. — Ты поспел вовремя и сдержал слово. Сейчас ты получишь то, что я обещал». Гавейн снял шлем и подставил гиганту шею. Тот взмахнул секирой, и Гавейн слегка вздрогнул. Тогда его противник задержал удар и сказал: «Я не поверил бы, что Гавейн вздрогнет, еще не почувствовав боли. Ты меня разочаровал. Когда ты срубил мне голову, я пальцем не шевельнул».

«Я не дрогну во второй раз, — сказал Гавейн, — даже когда моя голова покатится по каменным плитам. Только я не обещаю, что подберу ее». Зеленый человек замахнулся, с силой опустил секиру, но удержал удар в последний момент. Гавейн не пошевелился. «Ну, вот ты и собрался с духом, — сказал гигант. — Теперь я могу ударить как следует». Замахнувшись, великан ударил Гавейна секирой, но грозное оружие оставило на шее рыцаря только небольшой надрез. «Прекрати твое притворство, — рассердился Гавейн. — Мы договаривались об одном ударе, а не о четырех. Если ты мне нанесешь еще один обманный удар, я верну тебе настоящий безо всякой пощады».

Гигант оперся о свою секиру и улыбнулся: «Умерь свой гнев, друг. Я не виноват перед тобой: я нанес тебе один удар, как и обещал. Остальные не в счет. В первый раз я сделал только обманное движение, потому что в первый день ты мне честно вернул поцелуй моей жены. И в следующий раз я не отсек тебе голову, так как ты мне равным образом вернул поцелуй второго дня. В третий раз я удержал мою руку ради трех возвращенных поцелуев, но ранил тебя, потому что ты сохранил у себя шарф».

В ту же минуту великан исчез, а перед Гавейном предстал Беркилак. «Это я поручил моей жене попытаться соблазнить тебя, — сказал он. — Я хотел испытать тебя, и ты вышел из этого испытания с честью. Твоя единственная вина состояла в том, что ты не вернул мне шарф, но ее ты уже смыл кровью, которую я заставил тебя пролить».

Нетрудно заметить, что прототипом Зеленого Рыцаря является ирландский бог Курои из героического ирландского эпоса. Курои сравнивают также с индийским богом-пастухом Пушаном, который обозревает всю вселенную, хранит скот и другие живые существа, провожает души в царство мертвых и помогает смене дня и ночи. Таким образом, речь идет о великом боге космического порядка, недаром в индийской мифологии Пушана называют «пастухом всего сущего».


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22