Сверкали златом купола, и небо было чище над скромной тропкой, что вела на местное кладбище.
      Там бомж и протоиерей, крестьяне и солдаты лежали рядом; их тесней объединяли даты.
      Они одни видали сны, в верховье Волги жили...
      Мы тоже веточку сосны на холмик положили.
      За описанье не берусь обратного маршрута; но приоткрылась дочке Русь хотя бы на минуту.
      Я думаю, что поняла она (я, впрочем, тоже): дорога - к Родине вела, пугая бездорожьем.
      И надо не бояться зим, идти с открытым сердцем, найдется книжный магазин, где можно отогреться.
      Найдется красное крыльцо, где не важна монета; найдется красное словцо не только для привета.
      26.12.85
      ПЕРСОНАЖ
      Вот он - я, смешной и пылкий, книгочей и дуролом; я - с шипучею бутылкой; я - за письменным столом; я, живущий в ус не дуя; я, подстриженный под ноль; не сказавший слова всуе и разыгрывавший роль.
      То в сандальях, то в ботинках, то в кирзовых сапогах; разодетый, как картинка, и в последней из рубах.
      Перед взором словно фото годы, месяцы и дни; прерываться неохота: персонаж-то мне сродни.
      С бесконечным интересом длю воскресное кино.
      Только за парадным лесом есть ли дерево одно, то, которое покажет, чем душа моя жива, ведь она одна и та же, как ни разнятся слова.
      Жизнь свою перелистаю, то-то воли дам рукам и стихов крылатых стаю разгоню - аж к облакам...
      22.03.86
      ВДРУГОРЯДЬ
      Л.Ю.
      Славно все же бывает на свете - вспоминается то, что забыл...
      Я вдругорядь товарища встретил, словно в юность фрамугу открыл.
      Мы полвечера с ним говорили про обиды давнишние, но чай не пили и кофе не пили, и не пили сухое вино.
      Черт ли выкинул это коленце или ангел убавил вину...
      Показал он мне сына-младенца, поглядел я на третью жену.
      Чуть заметил, не трогая, книги; и растрогали нас не стихи, а какие-то давние миги и нелепые наши грехи.
      Я бубнил про наветы и сплетни, он талдычил, что надо худеть, чтобы новое тысячелетье без одышки легко одолеть.
      Мне за сорок, ему скоро сорок, а мы вроде болтливых сорок о приятелях давних и спорах раскричались, забывши про срок.
      Между тем кукарекнула полночь, мне пришлось собираться домой; друг и тут деликатную помощь оказал, проводив по прямой.
      Лишь в автобусном коробе гулком понял я, что который уж год я петлял по глухим закоулкам, избегая веселый народ.
      Я лелеял нелепую хмурость, ею близких своих изводил, потому что боялся за юность, знать - ушла, а вернуть нету сил.
      Что же, есть хоть осьмушка столетья, чтобы встретить достойно конец века, чтоб наши взрослые дети с уваженьем сказали: "Отец".
      Впрочем, это не главное, если воплощаются в слово мечты, остаются пропетые песни и пройденные вместе мосты.
      Пусть прокатится гулко столетье, словно обруч, гремя о настил...
      Я вдругорядь товарища встретил, но о главном ещё не спросил.
      11.05.86
      Ты, помнится, меня спросил о жизни, явно, между прочим.
      Своим распределеньем сил ты был, конечно, озабочен.
      Ты продолжал свой марафон.
      Бежал. Подпрыгивал, как мячик.
      Что я? Всего лишь общий фон.
      Обыкновенный неудачник.
      А как живу? Да все пишу.
      То громче кажется, то тише.
      Спрессовываю жизнь свою в упругие четверостишья.
      24.12.86
      ЕЩЕ
      Прекрасно юное Еще, когда, не зная правил, ещё под небосвод плечо бездумно не подставил.
      Когда по радуге гулял бездомно и бездымно, когда души не оголял и рифмовал невинно.
      Еще я водки не распил с очередным иудой, ещё не пущен на распыл был гений в пересудах.
      Я как в колодец загляну в расплесканную юность.
      Я полететь готов ко дну, лишь бы мечта плеснулась.
      О, где ты, давнее Еще, где кулаки не сбиты, где дышат в спину горячо вчерашние обиды.
      Я меньше сделал, чем хотел, чем мог, замечу гордо, когда б не цепь бездушных тел и ханжеские морды.
      И все же звонкое Еще не растерял я в склоках.
      Оно, раскручено пращей, ещё взлетит высоко.
      Еще не заблужусь в лесу привычек, впрямь не промах, вновь ворох песен принесу, как в мае цветь черемух.
      Так славься, зрелое Еще, когда противу правил под небосвод свое плечо ты радостно подставил.
      З.02.86
      ПАРИТЕТ
      Когда ХХ век клониться стал к закату, взамен обычных вех что дал он виновато?
      Не вольный труд в тиши и многих чад крестины - безверие души и жизнь без благостыни.
      Не светлую мечту о красном воскресенье, а - пробки на мосту и гонки опасенья.
      Достигнут паритет двух стран вооружений, и промискуитет стал нормой отношений.
      22.07.87
      ПРАВО НА ИМЯ
      В.Х.
      Век в имени сияют Рим и лев, веленья миру выписаны грубо, и до сих пор рыдают нараспев о солнце обмороженные губы.
      Бел хлеб, - я говорю, - но мил лимон, и как года догадкою не мерьте, все так же молод синий небосклон и перевертень не боится смерти.
      Алмаз в родстве с пылающей землей, а трос не может быть второго сорта; пусть мусор в голове сжигает зной и разумом наполнена реторта.
      Пускай копыто опыта полно, но Мефистофель промахнется снова; заведено судьбы веретено, зане девиза нет превыше слова.
      Нам гласных гласность в настоящий миг важнее, чем согласие согласных; поэт - не гид, он производит сдвиг в природе горней, что куда опасней.
      Нет реверанса вычурности в том, чтоб оглянуться, смысл ища в оглядке; и мот словес вернется в отчий дом и с модою не раз сыграет в прятки.
      Пусть видит каждый, кто душой не слеп: сейчас над поэтическим престолом взошли его навеки молот, серп; и Хлебников нас обступил простором.
      14.02.88
      ЗИМОГОР
      Мне - 42. Когда б - температура, я умер бы от страха в тот же миг, но жизнь - конвейер, портится фигура; и вот уже я не мужик, старик.
      Большой привет! Смените интересы.
      Смотрите телевизор, черт возьми!
      Там тоже есть и метры, и метрессы, и много восхитительной возни.
      Возьмите побыстрее ноги в руки и сдайте на анализ вашу мысль, и не пилите сук, поскольку суки поддерживают на мизинцах высь.
      Я, видно, из породы скупердяев, боюсь считать остатние года; и нет ни слуг, ни подлинных хозяев, лишь расплодились горе-господа.
      Им нравится веселое молчанье, им хочется надежнее сберечь волынки иностранное звучанье и балалайки скомканную речь.
      Гудит апрельский ветер за стеною, фрамуга выгибается дугой; и я захвачен возрастной волною, я словно тот же, но уже другой.
      И все мои баллады кочевые трассируют, что жизнь одним права, ведь не склонилась на упрямой вые шального зимогора голова.
      Итак, вперед, не признавая порчи, не занимая лучшие места; очередной апрель раскроет почки и скоро брызнет свежая листва...
      23.03.88
      ДАЛИ - 88
      Остр ли скальпель грядущих идей, хрупок череп столетий - не знаю...
      Толковище картин и людей.
      Бесконечная пытка глазная.
      Сатурналий круговорот.
      Андрогина немое моленье.
      Черной вечности траурный грот.
      Рана-рот в ожидании мщенья.
      Пьер Ронсар, Гете, Лотреамон, чьи стихи - детонатор рисунка.
      Шум и блеск авангардных знамен.
      Культуризм изощренный рассудка.
      Как бы ни было чувство старо, удивление гонит на паперть.
      Тавромахии злое тавро обожгло благодарную память.
      Нас не зря по углам развели, золотой Аполлон и Венера.
      Восковая фигура Дали - восклицательный знак интерьера.
      24.04.88
      Не любитель я гостиниц, но когда в отъезде долгом, номер - сладостный гостинец; блажь, повенчанная с долгом.
      Здесь не страшен поздний вечер: засмоливши сигарету, кофе заварив покрепче, славно развернуть газету.
      И легко перелетая мыслью за последней вестью от Берлина до Шанхая, от кораллов до созвездий,
      Славно верить в то, что вечен твой уют, заливчик света, между тем, как этот вечер весь сгорел, как сигарета.
      12.07.88
      ЗОНА
      Я в комнате один. За окном - Кисловодск.
      Орет какие-то песни радио.
      И полон виденьями давними мозг, и память усталую душу радует.
      Я получил сегодня письмо из далекого дома на берегу Камы.
      Ах, если бы сердце могло само побежать и обнять, кого хочет руками!
      Но жизнь безжалостна. Жизнь права.
      Она уводит юнцов из-под крова.
      Ведь растет и растет трава, не боясь серпа тупого.
      Ах, родители, дорогие родители!
      Вы все старитесь в ожидании.
      Вам бы спеленать и держать в обители сына, не думая об его желании.
      А сын меж тем давно повзрослел.
      У него самого уже дочь совершеннолетняя.
      Никому не известен его удел, а вы продолжаете тихо сетовать...
      Но я не могу по-другому жить.
      Я не желаю по-вашему.
      Меня схватили Москвы этажи золотые слова вынашивать.
      О прошлом годе я вас навестил.
      Прошел по местам своей юности.
      О, сколько же нужно душевных сил, чтоб выжить в таежной угрюмости?!
      Я вспоминаю ушедшие дни: как раки ползли по угорам бараки; как много было хмельной родни и редкий праздник случался без драки.
      Мой дядя Романов, Устинов второй в гудящем застолье куражились часто.
      Не мог я понять своей детской башкой, что это - замена мужицкого счастья.
      Я слушать песню без слез не могу:
      "Выпьем за тех, кто командовал ротами,
      Кто умирал на снегу..."
      Где вы, дядья, со своими заботами?
      Где ты, любимая бабка моя?
      Вечно работала через силу.
      Что получила ты, Бога моля?
      Снег засыпал твою могилу.
      Есть ли над ней хоть какой-то крест?
      Хоть бугорочек цел над тобою?
      Небо, российское небо окрест, непередаваемо голубое...
      Я не забыл твой суровый урок.
      Как не уросить ты просила.
      И на распятьях случайных дорог жизнь не распяла меня, не сломила.
      Я, помню, играл в городки и в лапту.
      За хлебом бегал в какую-то "зону".
      И только недавно понял и чту, какого в детстве хватил озону...
      Ведь я с рожденья был сослан в места, где выжить было великое благо; где парусом белым манила мечта, плутая в бухтах архипелага ГУЛАГа.
      Какие плуты встречались в пути!
      Профессиональные архиплуты.
      И то, что удалось уцелеть, уйти, сбросить с рассудка и с сердца путы
      Чудо! Счастье! И пусть моя дочь сегодня не сетует на неудачи, на то, что отец мало смог превозмочь; и нет у него ни машины, ни дачи.
      Я почти 30 лет "отбыл" там, куда телят не ганивал пресловутый Макар; и весь свой пыл вынес из "заключения" раннего.
      Иным покажется пафос смешным, каким-то таким надуманным; а мне все горек юности дым, то Сталиным тянет, то Трумэном...
      Ломала, корежила жизнь судьбу.
      Вырос я свилеватым, как пихта.
      А кто-то про ранние морщины на лбу или заметит, мол, слишком тих ты...
      Не надо зондировать. Я не стих.
      Во мне не угасла заветная фронда.
      И даже этот изломанный стих гласит, что создатель не просто член Фонда.
      "Изыдьте!" - кричу из последних сил:
      "Членистоногие! Членисторукие!".
      Пусть в храме останутся те, кто любил, кто вырос под присмотром суровой старухи.
      И кто не боится, что нынешний смотр выявит нутро и мурло перекрашенное...
      Утро построит из солнечных сот новые невиданные башни.
      Не будет больше ужасных зон.
      Зон молчания. Зон страха...
      И одним из самых тяжелых зол будет незнание Чайковского или Баха.
      Затем и живу, и сердце лечу в Кисловодске богатырским нарзаном.
      Затем обратно в Москву полечу, раздумьями века терзаем.
      Не нужно бояться высоких слов, когда они истиной чувств обеспечены.
      Не нужно дверь запирать на засов и засыпать беспечно.
      Сегодня в движении вся страна.
      Ширится зона стыда и страдания.
      Так пусть продлится моя страда, зона радости и рыдания.
      Жизнь безжалостна. Жизнь права.
      Она уводит детей из-под крова.
      Ведь растет и растет трава, не боясь серпа тупого.
      18.07.88
      ПРОТИВОРЕЧИЕ
      В темном вагоне, летящем в туннеле, мы очутились случайно вдвоем.
      Дьяволы пили и ангелы пели, две половинки боролись в одном.
      Не понимая божественной цели, чередования света и тьмы, соприкоснуться и то мы не смели, грешной беседою теша умы.
      Жар возникал, доходящий до стыни; дыбился чувства невиданный вал.
      Голос алкал обнаженной латыни.
      Голого факта рассудок желал.
      Но проиграла бесовская сила.
      Хлопнули две половинки двери.
      Жизнь беспощадной косою скосила цвет не расцветший, кори - не кори.
      Дар обретает полет в повторенье.
      Творчество крепнет с собою в борьбе.
      Каждый из нас остается в творенье и погибает, замкнувшись в себе.
      3.10-1.12.91
      Мне кажется: черные тени, что следом за нами идут, не длинные руки растений, а - души погибших в аду.
      Они поджидают сторожко усталости жертвенный миг.
      Недаром змеятся дорожки и лунный кривляется лик.
      И ветер уныло недаром поет в придорожных кустах, чтоб сердце искало радаром того, кто от страха устал.
      Забытое стадное чувство трусливо толкает на бег, но я подбодрюсь безыскусно:
      "Смелее, живой человек!
      Неважно, что там за спиною, что ночь накрывает крылом, со страхом сражайся и с тьмою и к цели спеши напролом".
      8.02.95
      О, Боже, мне прости витийство!
      Молю: "Спаси и сохрани!"
      Душе грозит самоубийство: бесцельно прожигаю дни.
      Не мыслю - только существую в погоне жалкой за куском.
      Но как я выбрал жизнь такую, страстями высшими влеком?
      Как незаметно спился, сбился на стоптанную колею, и каплей в лужу тихо влился, забыв назначенность свою?
      Но есть, есть пламя под золою.
      Рука усталая тверда.
      Я верю, что отрину злое,
      И - вспыхнет новая звезда.
      26.05.95
      БРОДЯЧИЙ СОНЕТ
      Я себя не люблю: прожил жизнь понарошке - всем подай, принеси, и убраться изволь.
      А талантов-то было - как фигурок в матрешке.
      Почему же под старость - чудовищный ноль?
      Ночь меня допекла - пробирайся сторожко.
      Разгулялись братки, перекатная голь.
      Лист опавший лежит, словно смятая трешка, обещая напрасно дармовой алкоголь.
      Я отвешу поклон полуночной природе.
      Я спасибо скажу шаловливой листве.
      Пусть я репу не рыл на родном огороде и граблями не ерзал по старой ботве, я давно растворен в равнодушном народе, словно сахар - в воде, как плотвичка - в Неве.
      6.10.97
      РОМАНИЧЕСКОЕ
      Роман, романчик, несмышленыш, мой первенец, любимец мой, ты как зареванный звереныш со сфинксовою головой.
      Ты ушки истово топыришь, ты бодро носиком сопишь.
      Ты ничего уже не стыришь, но и обиды не простишь.
      Вобрав в себя мои полвека и чтенье нескольких веков,
      Ты, между прочим, не калека, а многих сплав черновиков.
      Когда, кому, упавши в руку, как вовремя созревший плод, избавишь, может быть, от скуки, а то вдруг и - наоборот.
      Я до сих пор и сам не знаю, какой чертенок подтолкнул родить тебя...Что ж, хата с краю!
      Кричите, други, караул!
      16.12.97
      ЖИЗНИ РАДУЖНЫЙ ПУЗЫРЬ
      Безмятежная погода.
      Солнце светит. Нет дождя.
      Водка есть чуть-чуть для взвода, но немного погодя.
      Вновь ты чем-то недоволен, вновь подумал, обормот:
      "Супчик, вишь ты, пересолен, пересахарен компот.
      Отвратительны газеты, книги, видеокино".
      Что ты хочешь? Где ты? С кем ты?
      Не с природой заодно.
      У тебя своя природа, свой замес и свой завод, и в любое время года вечно мучишься, урод.
      Недоволен ты, по сути лишь собой и потому, други, вы не обессудьте, быть позвольте одному.
      Хоть в каморке, хоть в кладовке, хоть за шторкой на печи.
      Вот и все твои уловки.
      Кирпичи - не горячи.
      Горяча и буйна совесть, как в бутыли сжатый хмель.
      Ты почувствовал, готовясь, что за тридевять земель окромя ядрена мата уготовлена тебе непосильная расплата за расхлябанность в судьбе, за смешки, за небреженье, за надежду; дескать, стыд совершит преображенье; пусть тебя оборонит от ночного приговора света алчущей душе и несмывного позора на последнем вираже.
      Вот и все. А вы - погода.
      Дескать, солнце, не дождит.
      Что ж, в любое время года будет повод для обид.
      Мой герой себя обидел тем, что эгоистом жил, наконец возненавидел то, что истово любил.
      Молит он не о спасенье,
      Божьей милостью храним, а о том, чтоб воскресенье не осталось днем одним.
      Чтоб в недельной круговерти, одиночество ценя, он порой мечтал о смерти, самого себя виня.
      Там, где вовсе нет погоды, солнца нет и нет дождя, все уснем как часть природы, чтоб немного погодя может быть, очнуться, плотно шевельнуться ввысь и вширь, чтобы вновь возник и лопнул жизни радужный пузырь.
      1.08.98
      ИЕРОГЛИФ СУДЬБЫ
      Уж не славы взыскуя, не утлой поживы, я ещё поживу в вертограде зеленом, у речки, где ивы гомонят наяву.
      За окном разжужжалась не шалая пчелка, воет мотопила.
      Сразу вспомнилась хитрая рыжая челка...
      Что она наплела?
      Что она говорила, Офелия, фея?
      Чушь какую несла?
      В давней речке мелькнула, закатно алея, только тень от весла.
      Только отзвук речей, только тихое эхо беспричинных смешков.
      Я ещё не доплыл, я ещё не доехал до летейских мостков.
      Я ещё поживу, напрягусь, не расслышав смысл, но звук сохраня.
      То ли "елочкой", то ли же "крестиком" вышит иероглиф огня.
      Следом катится рериховский иероглиф - в виде двух запятых.
      Он напомнит боренье головастиков долгих, как мне били под дых.
      Как когда-то давно пацаном романтичным
      (все равно пацаном), я пусть нехотя дрался, бранился цинично и травился вином.
      Иерархия образов прежде, до смысла выжигает нутро.
      Это было до Ельцина, до Гостомысла.
      До кино и метро.
      Это было и с нами уйдет, чтобы снова вспыхнуть в жизни другой.
      Я тянусь, чтоб расслышать последнее слово и - коснуться рукой
      рыжей челки, а может быть ивовой пряди, может, тени весла.
      И ознобно заметить в неумершем взгляде, как смеется весна
      в вертограде зеленом, у речки, где ивы гомонят наяву.
      И не все ли равно несчастливым, счастливым; главное - что живу.
      Пусть обрубком, калекой, пускай инвалидом, просто частью ствола.
      Перепилен. Бывают такие обиды, что там мотопила.
      Я ещё не доплыл, я ещё не доехал до летейских мостков.
      Но все ближе и громче давнишнее эхо.
      И я к встрече готов.
      1.08.98
      ВЕРЛИБР
      Боксер любил боксировать со своей тенью.
      Однажды, особенно удачно ударив, он послал её в нокдаун.
      Тень отлежалась.
      С трудом поднялась.
      Обиделась и ушла.
      Навсегда.
      2.11.98
      Треть жизни провожу во сне, а две - в пустых мечтах.
      Ах, до чего вольготно мне!
      Живу во весь размах.
      Забыв про долларовый курс, падение рубля,
      Всегда смеюсь, войдя во вкус...
      А плакать что ли, бля?
      Когда навеки я усну, последняя мечта: чтоб все же встретили весну осенние уста.
      Чтоб улыбнувшись, мол, удал, и спину не согнув, я как живой в гробу лежал, к о с т л я в о й подмигнув.
      1.12.98
      СЛОН И СЛИЗНЯК
      "Мимо меня проползают слизни
      с глазами статуй в саду..."
      Борис Пастернак
      Со слизняком затеяв разговор, слон поражен его был самомненьем:
      "Да я...да мне...да с некоторых пор ко мне киты относятся с почтеньем.
      Когда б я плавал, был бы тоже кит, но не хочу, привык к земле по жизни.
      Горжусь, что я вульгарный паразит, как все мои предшественники слизни.
      Зато Камю и Сартра я читал, мне Хайдеггер мировоззреньем близок; я обожаю человечий кал и пью мочу, поверьте, без капризов.
      Вы в самолетах жрете аэрон, вгрызаетесь в творенья Массолита, а я залез в свой костяной гондон, он - лучшая моя самозащита.
      Мне Пушкин - бог, я тоже накропал две-три строки о сексе понаслышке; пусть кто-то скажет, что талантец мал, но кайф и драйв зато всегда в излишке.
      Да, я - слизняк, я не такой, как вы, зато король среди окрестных слизней, и мне плевать на жителей Москвы, погрязших в рыночной дороговизне.
      Зато я без работы проживу и накропаю, может быть, романчик, где выведу на славу всю Москву, загнав героев голых на диванчик.
      Поверьте, мне и премию вручат, я сразу стану членом Слизне-клуба; а то, что нет ни деток, ни внучат, мне наплевать, зато целее зубы.
      Вы думали, у слизней нет зубов?
      Есть и ещё какие! Мысле-зубы.
      Мы ими объедаем дураков, вздымая для завесы грязи клубы.
      Такой я слизень. Просто красавец.
      Завидуйте же слизневому счастью.
      Жаль, что на этом сказочке конец.
      Я о конце лихом мечтаю часто..."
      Слон не дослушал слизневый разнос.
      Считайте, что из зависти, из мести над ним слоновью ноженьку занес и без раздумий раздавил на месте.
      15.02.99
      СТИХИ 1968 ГОДА
      (Нашел обрывок записи)
      Кому-то, братцы, Лорелея и бурный Рейн, а мне на выбор: лотерея или портвейн.
      Ночные мысли каменисты.
      Часы - века.
      А мне на выбор: в коммунисты или в з/к.
      20.11.99
      Увы, ты с каждым днем брюзглей и старше, на импортных взопрев окорочках; приветливые бедра секретарши напрасно отражаются в очках.
      Уныло прикандален к диалогу с такими же делягами, как ты, все чаще ты взываешь к Богу, к Богу, увы, страшась последней темноты.
      26.07.00
      СТАРОЕ ФОТО
      Забавный человечек.
      Ни низок, ни высок.
      Пилотка, как кузнечик, свисает на висок.
      Со звездочкой пилотка, не с бройлером-орлом.
      И дует песню глотка, понятно, ни о чем.
      13.08.00
      ИГЛЫ МГЛЫ
      Как же злы, хвои уколы!
      Горы и долы иглы мглы жалят и жгут, не жалея.
      Тениста аллея.
      Злее и злее укусы минут.
      Ласки секунд приторно липки.
      Совести пытки душу секут.
      Лучше ответь, милая хвоя, ждать ли покоя?
      Времени плеть встретит ли снова муками слова завтра и впредь?
      Иглами мглы ныне и присно жалит капризно замять золы.
      Злобный сугроб воспоминаний.
      Эхо желаний.
      Радости гроб.
      Узел судеб.
      Смертная маска.
      Снежная ласка.
      Гибельный хлеб.
      Лжи леденец.
      Бренная влага шепчет, что благо сшибка сердец.
      Дескать, милы демоны ночи.
      Жалить охочи иглы мглы.
      Я одинок.
      Жажду покоя.
      Пермская хвоя - лучший венок для неуда - чника и для героя.
      А за горою встретит звезда.
      Сдвинут столы тени и боги в славном чертоге.
      Вечность в итоге.
      Иглы мглы.
      20.08.00
      Ненавижу состояние сытости, величание женщины блядью, картографирование закрытости, вышивку крестом и гладью.
      Обожаю состояние невесомости, черемуховые холода и карие глазки, отсутствие черты оседлости и древнерусские сказки.
      Ненавижу - обожаю...Этой парадигмою опьянен похлеще водки и пива.
      Мозгами двигаю, ногами дрыгаю, догадайтесь с трех раз - чему альтернатива?
      25.08.00
      Надо ли было метаться и рифмовать наугад, чтобы пружинно попасться в лаокооновый чад?
      Юбка. Колени. В колготках.
      Тщетно - зови, не зови - сорокалетняя тетка мне говорит о любви.
      Бывшей. Сгоревшей до срока в невыносимом чаду давних взаимных упреков, тщетно взывавших к стыду.
      К совести. Зряшное дело - мерить рассудочно страсть.
      Только не знает предела либидо сладкая власть.
      Жить надо тихо и кротко, ротик закутав в платки, чтоб сквозь чужие колготки не замечать ноготки.
      6.01.01
      Среди дряхлеющих собак сам, постаревший словно псина, курю слежавшийся табак и нянчу призрачного сына.
      Мертворожденного. В ночи невыдохнувшего проклятье всем тем, кто гычет, как сычи, мол, все мы сестры или братья.
      Век умер, веками прикрыв глаза гноящихся иллюзий, чтобы прорвавшийся нарыв, как шар бильярдный ухнул в лузу.
      Век тоже выдохнуть не смог последнее благословенье, чтобы неправедный итог возвысил наше поколенье.
      Глядит луна, собачий глаз, на немоснежную долину, на домы, на безгласных нас, на шелушащуюся псину, решившую: "И я - герой, и должен зваться человеком"...
      А туча, тешучись игрой, спешит прикрыть луну, как веком.
      8.01.01
      ВЫБОР
      Не плачь, не ной, что невезучий, что вечно - горе от ума; ведь и у самой черной тучи всегда есть светлая кайма.
      Всегда есть выбор между светом и сонным искушеньем мглы, но как же поступить с советом, чьи обрамления светлы,
      а суть черна? Чернее тучи, черней вороньего пера; и лишь коварным сладкозвучьем высоким помыслам сестра.
      Как поступить? Ведомый верой, иди, и да спасут тебя среди огня и жгучей серы слезинки Божия дождя.
      Ведь Тот, кто за тебя оплакал, невыносимо отстрадал, плевелы отделит от злаков и явит горний идеал.
      Иди за Ним, храним обетом.
      Неважно, что дела малы.
      Но сделай выбор между светом и сонным искушеньем мглы.
      12.01.01
      ШУТЛИВЫЙ НАКАЗ
      Прощание устройте в ЦэДээЛе, поставьте в малом зале скромный гроб, чтобы в буфете пьяницы галдели, а дух мой, гений, возвышался чтоб.
      Придут коллеги - помянуть сквозь зубы.
      Придут калеки - жизнь пережевать:
      "Мол, все - ништяк, раз мы не дали дуба.
      Ушел Широков - что переживать...
      Он был смешон в мальчишеском азарте: прочесть, освоить и переписать, путь проложить по исполинской карте литературы...Тьфу, такая мать!
      Дурак, он не носил, как мы, кроссовки, а также, блин, втянулся в странный кросс; он был чужим в любой хмельной тусовке и потому свалился под откос".
      Меня едва терпели "патриоты", а "либералы" думали: "изгой".
      Моя душа не знала укорота, впал навсегда я в творческий запой.
      Придут Калькевич, Кроликов и Чаткин.
      Жох-Жохов попеняет земляку, что он оставил новый том в начатке, не дописав о родине строку.
      О, Пермь моя, мой Молотов забытый, сиренью мне ты упадешь на гроб; пять лепестков казарменного быта, звезда эпохи, памяти сугроб!
      Повесь доску на пригородной школе, отметь мои былые адреса, где книги грыз и куролесил вволю, дав пылкой страсти в сутки полчаса.
      А что до окружающей столицы, я ей - песчинка, в ухе козелок.
      Как Б.Л.П. из певческой больницы я вынес в синь с бельишком узелок.
      Пускай его размечет свежий ветер, и зашуршат страницы, как снега; и мой читатель вдруг случайно встретит единокровца и добьет врага.
      Сержантовы Майоровыми стали, а кто-то Генераловым возник; и вечен бой; он кончится едва ли, но будет жить мой Гордин, мой двойник.
      Он рюмку водки за меня пригубит, да что там - литр он выпьет за меня; и пусть его за это не осудит оставшаяся кровная родня.
      Мой дух, мой гений мне закроет веки, в свой час отправив тело на покой...
      В космической шальной библиотеке моя страница машет вам рукой.
      20.03.01
      Лет в 17 из сломанной лейки я слезами наполнил фиал.
      94 копейки я за Надсона томик отдал.
      Получал отовсюду уроки, не страшась изменений в судьбе.
      Евтушенковской "Нежности" строки я нахально примерил к себе.
      Как паук паутину из пуза я выматывал строки свои; что ж, советская рыхлая муза научила продажной любви.
      По газеткам сшибал гонорары.
      Как нужны 3-4 рубля!
      Рифмовал: комиссары - гусары; и цвела под ногами земля.
      А сегодня стихи издаются лишь за кровные, лишь для друзей...
      Отольются, ещё отольются наши слезки; пальнут из фузей.
      Нет, я вовсе не рвач и не нытик, а немалой частицею врач, составитель, прозаик и критик, журналист и, конечно, толмач.
      Подытожу, откуда богатство, на своих и чужих не деля.
      Евтушенко и брат его Надсон, книжки их не дороже рубля.
      3.09. 2001
      * * *
      И в расцвете весеннего дня, и зимой леденяще-кинжальной иглы мглы не кололи меня, лишь хвоинка какая ужалит.
      Ждать недолго. Порвется струна.
      Полминуты повоют собаки.
      Русь-Россия, родная страна, только ты и спасешься во мраке.
      Только ты. Позабыв обо мне, нарожаешь веселых поэтов, чтобы мгла растворилась в вине огнезарно-кровавых рассветов.
      Как мы жалки под старость, голы, нищебродны, смешны и убоги...
      Отыскали меня иглы мглы на последнем житейском пороге.
      5.12. 2001
      ТАЙНА
      "...наша слепота - расплата
      За то, что, зрячие, не зрим?"
      Фазиль Искандер
      "Куда, бля, делась русска нация?
      Не вижу русского в лицо"
      Фазиль Искандер
      Как отпущение грехов, как пропуск в мир чужого счастья, ты новых попросил стихов, хоть знал, что их пишу нечасто.
      И сам установил предел - ближайшее же Новогодье, ещё гневливей передел, мол, нынче лакомы угодья.
      Что ж, удивительный ты мой, я просьбу выполню, конечно, получишь мой ответ немой, столоначальничек беспечный.
      Я тоже бесом обуян воглубь запрятанной гордыни...
      Ты любишь пить, так будешь пьян, увековечен, присно, ныне.
      Не кольриджевский персонаж, ведь не смешлив, не худосочен, попал ко мне на карандаш, хоть юркая козявка очень.
      22.12.2001
      БАЛЛАДА О МУМУ
      "- Что это? - спросишь. - Зависть, мой сын, религия всех калек.
      И нелюди никогда не простят того, что ты - человек".
      Фазиль Искандер
      Честность давно уже не в цене.
      Тургенев о том же писал.
      Он возвестил о всемирной вине, жалея собачий оскал.
      Какой неожиданный поворот!
      Удивительна всякая страсть.
      Безумен вовсе не идиот, лжива любая власть.
      А если в руки дан поводок, не стоит сочувствия ждать.