Виктор ШИРОКОВ
      СТИХИ РАЗНЫХ ЛЕТ
      Вот и приехал. И пришел к своим мечтам, к своим святыням. и нас не разлучить отныне...
      А все же счастья не нашел.
      Слиняли краски. Обветшал державный град, мой дом огромный.
      И я бреду, опять бездомный.
      Себя, как мальчика, мне жаль.
      Ему хотелось так найти свое особенное слово.
      Измучен немотою снова, назад не нахожу пути.
      24.03.74
      Осталась на губах пыльца волшебного цветка Надежды...
      Как странно! - я не ведал прежде подобной чуткости лица.
      То явь была иль сон случайный?
      Прикосновеньем потрясен, я убеждал себя вначале, что это был, конечно, сон.
      Но тотчас вспомнил предсказанье, ту карточную ворожбу, атеистическим сознаньем испытывая к ней вражду.
      Сбылось! - зачем я заставлял раскидывать по кругу карты?
      Передо мной разверзся кратер, и я на облаке стоял.
      И птицы свили хоровод, и миг столетьем обернулся, и съежился в минуту год, и невредимым я проснулся.
      Сбежал с воздушного крыльца, на службу зашагал прилежно...
      Печального цветка Надежды легко стирается пыльца.
      21.04.74
      Ты в городе, сосцами башен вскормившем каменных волчат.
      Его звериный облик страшен: здесь много ходят и молчат.
      Здесь свет неоновой рекламы мертвящим падает дождем; и ни одной Прекрасной Дамы здесь не отыщешь днем с огнем.
      А ночью, в каменные норы загнав усталые тела, смердят священники и воры, благие выполнив дела.
      И тень великого поэта, качнув кудрявой головой, напомнит лишний раз, что спета их песнь, что жизнь лишь сон пустой.
      25.04.74
      Каждой фразе предшествует мысль, колыхнувшая стенки сосудов; и не может наш бедный рассудок предсказать неожиданный смысл нашей речи... Затем ли, что ей, неразомкнуто слившейся с духом, тяжко с телом, безгласным придурком, и тошнее - совсем без костей...
      Каждой фразе предпослана тень наших славных и грешных деяний; и, наверно, из всех одеяний это самая верная сень.
      Да святится союз и союз!
      Фраз и личности. Слова и дела.
      Нет ни звездному свету предела, ни бессонному шепоту муз!
      8-14.07.74
      Вдруг заболели уши у меня.
      Я долго маялся, пока не догадался заткнуть их ватой. Целый день спокойно ходил один, лишь приглушенно слыша движенье жизни...Шорохи казались мне музыкой, шумы совсем исчезли.
      Воздушные шары так опадают, когда шутник иголкой их проткнет.
      Так вялая резина на ветру беззвучно парусит, напоминая о бренности... Но на верху блаженства я вдруг подумал: "Что если придется головоногим вкрадчивым моллюском всю жизнь прожить, мечтая лишь о пище, о сне да тишине... Затычки прочь я выбросил. Сверлом вонзилась боль, и тотчас же, голубушка, притихла.
      Биенье жизни гулко захлестнуло меня своей упругой полнотой.
      18.08.74
      ПЬЯНКИ НА ТАГАНКЕ
      Ах, эти пьянки на Таганке
      И эти споры двух Россий, где словно бледные поганки бутылки винные росли.
      Какие здесь сверкали строки!
      Шел стихопад. Стиховорот.
      И если речь текла о Блоке, никто не доставал блокнот.
      И как я встряхивал упрямо свой чубчик, ежели порой
      Твардовского и Мандельштама стравить пытались меж собой.
      ( Поэты в том не виноваты, что на цитаты разодрав стихи живые - на канаты их шлют для утвержденья прав).
      Не помню доводы лихие.
      Однообразен был финал: меня очередной вития, не слушая, перебивал.
      Опять бряцали именами, друзей и недругов громя.
      Мне кажется сейчас - с тенями сражалась только тень моя.
      Ее бесплотные усилья достойны слова лишь затем, что те же слабенькие крылья у антиподов вечных тем.
      И если я пытаюсь снова тебя отстаивать, Мечта, то это значит - живо слово, каким освящены уста.
      Затем порой и грязь месили, учили наизусть тома, чтоб осознать, что мы - Россия, что жизнь - История сама.
      24.09.74
      Призываю немилость Господню.
      Я хотел бы скорей умереть, чтоб не мучиться в этом Сегодня, захороненный Прошлым на треть.
      Что мне нового Завтра разводы?
      Нефтяное пятно на реке?
      Если влажные черные своды будут бархатно льститься к руке.
      И еловый распластанный ящик поплывет, как священный ковчег, чтоб питаться одним Настоящим, чтобы с Прошлым проститься навек!
      8.12.74
      ДВА СОНЕТА
      1
      Я барабаню рифмами давно.
      Терзаю слух. Порою множу слухи.
      И во Вселенной скромное окно я ковыряю, словно мальчик ухо.
      Рассеянно. Мечтая о кино.
      О новом прапрадедовском треухе.
      И тихо ткется жизни полотно.
      Жужжит веретено подобно мухе.
      Откуда я? Кто я? Да все равно беззубой обезумевшей старухе.
      Вот нож взяла - обрезать нитку, но задумалась: "Что за жужжанье в ухе?"
      Вот так я продлеваю жизнь мою.
      А с виду - о забвении молю.
      8.12.74
      2
      Мне холодно, хотя объемлет жар.
      Так двуедин озноб. Зачем утроба страшится праха, не приемлет гроба, предпочитая Вечности угар.
      Распорядилась мудрая природа, чтоб человек бездумно, как Икар, стремился к Солнцу; продолженья рода чтоб не стыдился, даже если стар.
      Так вот она, хваленая Свобода!
      Перед тобою - не алтарь, а - бар; и если у тебя священный дар, то выбирай забвенье для народа.
      Но осторожно: сменится погода, и удостоят длинных узких нар.
      8.12.74
      Швейцар считает серебро, ладони тусклым звоном грея.
      "Мол, не дождаться брадобрея", - помаргивает мне хитро.
      Неужто в мире все старо, как эта жалкая ливрея?!
      Цифирью лязгает табло, один из компонентов стресса.
      Нет никакого интереса глазеть на пыльное стекло.
      Неужто неизбежно зло и даже - двигатель прогресса?!
      Конечно, можно возрыдать о том, что Русь сгубила бритва; и новомодная молитва, быть может, попадет в печать
      (сулит такую благодать умов редакторских ловитва).
      Но я "как все". И дам "на чай" кусочек лунного металла.
      В словах порою проку мало.
      "Привет, товарищ! Не скучай!"
      А то, что сердце умолчало, мелькнет во взгляде невзначай.
      28.05.76
      Из цикла "ЧЕРНЫЕ СТИХИ"
      1
      И я мечтал о невозможном, и мне хотелось в вихре лет оставить ясный и тревожный, и празднично-веселый след.
      Но шли года, и жизнь тянулась, как вол в грузнеющем ярме; когда на миг душа очнулась - сидел я по уши в дерьме.
      И чем сильней ко свету рвался, тем глубже увязал в грязи; капкан испытанный попался: теперь лежи и кал грызи.
      Повсюду фальшь; везде трясина; и нет спасения во мгле; я не оставлю даже сына на этой воющей Земле.
      Ну что ж, я в мир пришел, безродный; изгоем жил и в срок уйду, чтоб утолить позыв голодный
      Земли в горячечном бреду.
      В последних судорогах оба познаем мировой озноб меня родившая утроба и безотказный вечный гроб.
      2
      Когда придет пора держать ответ перед судом собравшихся пророков, спасения не жду; прощенья нет вместилищу столь мерзостных пороков.
      Я лгал и крал, блудил и убивал, не почитал святых и лицемерил; все сущее бесовской меркой мерил, и мне заказан райский сеновал.
      Все перечислю смертные грехи; введенный в искушение большое, вдруг вспомню: есть с в я т о е за душою - про черный день есть черные стихи.
      Я в них свой век ничуть не очернил, лишь все цвета расставил по заслугам; и Бог простит за это фальшь и ругань и выдаст в ад мне скляночку чернил.
      Чтоб изредка средь смрада и огня в какой-нибудь землянке под Зарайском вдруг рифма вырывалась из меня о чем-то чистом, неземном и райском.
      20.06.76
      В ОЧЕРЕДИ
      Город мой, моя столица, мишурой своей маня, многорука и столица, спросит как-нибудь меня:
      "Сыт ли песенной отравой?
      Как проводишь жизнь свою?!"
      В очереди не за славой, за сосисками стою.
      31.03.78
      ХРУСТ
      Памяти В.Г.
      Наверное, был безутешен вписавший в новейший завет о том, что бывает повешен на нерве спинальном поэт.
      Не знаю, насколько по-русски себе уготовить венец но близких своих перегрузки сломали немало сердец.
      Так в зале хрустальная люстра нужна, чтобы ярко светить; и часто сжигает искусство людей как вольфрамову нить.
      Пиши ж посветлей, полуночник!
      Спеши осветить пол-Земли...
      Лишь хрустнет впотьмах позвоночник, когда достают из петли.
      27.07.79
      Л.В.
      Вышел я в поле однажды розовощеким юнцом, а возвращаюсь - от жажды пыльным серя лицом.
      Плоть ли моя возопила, дух ли неслышно пропел:
      "Где она, тайная сила?
      Равновеликий удел?"
      Что от Земли и от Неба требуешь: "Благослови!.."
      Черного-черного хлеба.
      Светлой-пресветлой любви.
      28.08.79
      Возвратился. На час залетел в город детства, в родные пенаты.
      Наконец-то его разглядел.
      Отрешился от прежних понятий.
      Шпиль собора совсем обветшал.
      Краски зданий вконец отлиняли.
      Только воздух, которым дышал...
      Только необозримые дали...
      19.07.80
      НА БЕГУ
      Было холодно. Я без пальто поспешал вдоль чугунной ограды; да и что изменяет порядок, если жизнь словно цирк-шапито сквозняку изначально подвластна
      ( рвется запросто жесткий брезент!), это в юности - приз и презент; тряска - чем не лекарство и ласка.
      Было холодно не оттого, что бежал одинокий и сирый - дух боялся словесных усилий непременно представить его в виде куце подстриженных строчек, перевязанных бантиком рифм...
      Пусть браним мы себя и корим, но ещё неприглядней подстрочник...
      И в ознобе тревоги слепой я пиджак запахнул поплотнее.
      Продолжайся и длись эпопея.
      Если певчий, то мерзни и пой!
      12.05.74 - 19.07.80
      Не скрипи ты про скрипичные ключи.
      Подыши-ка лучше запахом мочи городской, с пивною пеною, ночной, где асфальт переливается парчой...
      Демон, Бог ли, но уже не человек - за прилавок ты протягиваешь чек, чтоб подобием Кастальского ключа вдохновиться, снова нервы горяча.
      Завтра вновь на службу, снова надо лгать.
      Так и жизнь пройдет, всего-то недолга...
      15.10.80
      ТЕАТР
      Вот и я узнал, как видно, цену благородству, дружбе и любви...
      Что ж, давай, закончим эту сцену, жизнь моя, скорей антракт зови!
      В том антракте - перестук бутылок, бутерброды, гомон, женский смех...
      Самому себе смотрю в затылок, он, увы, такой же, как у всех.
      Очередь покорно разойдется, чтоб опять вглядеться в новый акт, веря: побеждает благородство; понимая: всюду важен такт.
      Почему же, веря в провиденье, мы в быту не ищем красоты, разрушая хрупкие виденья в жизнь не воплотившейся мечты?
      3.09.81
      РАБОТА
      Перепачканы руки в чернилах, я фломастер опять заправлял...
      И юлит, как в ладонях обмылок, мысль, что вот он - бесславный финал.
      Но подул ветерок из фрамуги, и подумалось: "Жизнь хороша!
      Что ж, работа пусть пачкает руки, оставалась бы чистой душа..."
      3.09.81
      Я от бабушки слышал:" Говеть ещё надо, а ты - разговелся..."
      Мне казалось: всем надо гореть, чтобы ярче рассвет разгорелся.
      Атеист, отрицал я посты:
      "Эка невидаль - голод не тетка!"
      А у бабушки речи просты, не прикажет, а выскажет кротко:
      "Мол, ты Бога, милок, не гневи.
      Чай крещеный и причащенный...
      Надо верить и жить по любви, чтобы умер, всем миром прощеный".
      Вижу нынче: разъевшийся люд жаждет голода, чтоб исцелиться.
      Вижу, как под заборами пьют, искажая гримасами лица.
      Неужели никто не сказал им, что надо за совесть работать, что бессонный подземный вокзал соберет с них подушную подать?!
      А вот бабушка так далеко, ей осталось - молчать да поститься...
      Я б спустился - но так глубоко, хорошо хоть досталось проститься.
      3.09.81
      БРАТ
      В электричке, летящей в Загорск, я раскрыл припасенную книжку; и увлекся виденьями мозг, хоть постукивал поезд с одышкой.
      И уже заоконный пейзаж перестал отвлекать мои взоры, пересел я в другой экипаж, пересек временные просторы.
      Я Случевского перечитал; обнаружил нежданное сходство и сродство наших душ идеал, опечаленный темой сиротства.
      Веком старше, неназванный брат, был он так же строптив и раздвоен, видел ад, ненавидел разврат, но не воин был, так же не воин.
      Лишь с бумагою наедине он бывал иногда откровенен, и вещал о всемирной вине, и душою вставал на колени.
      Бился лбом, поднимался угрюм, правде вновь отдавался всецело; хоть шаманил порой наобум, но пытался найти панацею.
      Верил он в воскресенье души, верил истово в жизнь после смерти; а стихи его впрямь хороши, почитайте и сами проверьте.
      7.10.81
      ЮРОДИВЫЙ
      Когда юродивый бормочет вам непонятные слова, он тоже высказаться хочет, болит дурная голова.
      Кипит святое вдохновенье, бурлит ручей больных речей; но всем дурное откровенье, как прицепившийся репей.
      Когда же дурня увенчает пророческим венком молва, толпа с восторгом повторяет все непонятные слова.
      И в них находит откровенье, и будущее зрит в речах, и даже тенью подозренья не осквернит огонь в очах.
      А через день опять готова кричать привычное: "Ату!"
      Другое царственное слово влечет столикую толпу.
      И вот уже пророк развенчан судьбы безжалостной рукой, и только шутовской бубенчик звенит насмешкой день-деньской.
      19.10.81
      СТИХИ О СЫНЕ
      1
      Сон-сын, сын-сон, ветром ночи принесен, темной мысли в унисон колыбельный звон.
      Сын-сон, сон-сын, я с тобою не один; среди жизненных руин мой ночной рубин.
      Сон-сын, сын-сон, именем не наречен, тихо спи во мгле времен, смерти обречен.
      Сын-сон, сон-сын, нежно плачет клавесин; грозди пламенных рябин между злых осин.
      Я до смерти обречен слышать с четырех сторон сумасшедший перезвон: сон-сын, сын-сон!
      27.10.81
      2
      Я Бог-отец, мой сын убит, и где могила неизвестно.
      И мать безвинная скорбит, и пленный дух взывает к мести.
      Какие мерзкие скоты!
      Кругом Содом, кругом Гоморра...
      Стихом о пользе красоты здесь прополаскивают горло.
      Они взялись и за меня, они распнут меня охотно, цепями ржавыми гремя
      (потом покроют позолотой).
      Я мог бы мигом покарать сонм просвещенных негодяев, чтоб стала гробом им кровать, чтобы о мщенье догадались.
      Но время покарает их надежною рукой железной, им не бывать среди живых и месть моя здесь бесполезна.
      Они же заживо мертвы, хрипя в блевотине привычно.
      А вы? Со мной согласны вы?
      Мне, впрочем, это безразлично.
      Я Бог-отец, мой сын убит, а где могила неизвестно; и это горше всех обид, и вне законов кровной мести.
      27.10.81
      Гнилая осень и зима гнилая...
      И за окном опять собаки лают, их будоражит каждый силуэт, по всей округе снова света нет.
      Лишь освещен один плакатик скромный, что экономика должна быть экономной, и что во имя будущих побед совсем неплохо поубавить свет.
      4.12.81
      ВОЗЛЕ ШОССЕ
      1
      Вот и зажил я возле шоссе: дом - как дом; только странное дело - вечно что-то в квартире шумело, в придорожной моей полосе.
      Был я поутру трезвый как все.
      Зубы чистил и брился умело; только что-то все время шумело, не являясь в открытой красе.
      Дверь я войлоком облицевал, щели все проложил поролоном, но по-прежнему шум неуклонно налетал, словно горный обвал.
      Я в аптеке беруши купи.
      Я завязывал шапку-ушанку.
      Бился шум, словно мячик о штангу и до мозга - насквозь - проходил.
      Жизни шум, нестареющий шквал, пролети по скудеющим жилам.
      Вот и стал я почти старожилом, не желая - в "десятку" попал.
      2
      Вот сижу я, склонясь над столом.
      Был отцом я, и сыном, и мужем; только вряд ли кому-то я нужен...
      Все, что было, осталось в былом.
      Я, конечно, гожусь на подхват: принести, отнести, расстараться...
      А вот, что я не Фет иль Гораций, это слишком заносишься, брат!
      Вот твой рыночный диапазон - от укропа до свежей картошки; если хочешь, рифмуй понарошку и глотай аммиак, как озон.
      Не стесняясь заезженных слов, на автобусе езди беспечно и не думай, что жизнь бесконечна для таких безупречных ослов.
      Тело будет потом сожжено, разбегутся поспешно родные и, быть может, помянут чужие, если выставят внуки вино.
      Так беги, не жалея подков, бей асфальт заграничным копытом; путь твой многими вдосталь испытан и завещан во веки веков.
      3
      Есть, как видишь, бутылка вина.
      В холодильнике - вот - "Цинандали".
      Жизнь прожили мы, проворковали, не считая, что это - вина.
      Перед кем и потом за кого? - виноватим мы дальних и близких; можем штилем высоким и низким, только много ли проку с того?
      Холодильник легко распахну.
      Переставлю на холод бутылку.
      Сам себя щелкану по затылку и отправлюсь к ночному окну.
      Все улажу, что мне суждено.
      Промелькнут обывателей лица.
      С телевизором вряд ли сравнится бесконечное это кино.
      Бог ты мой, я забыл про вино!
      Впрочем, завтра оно пригодится, там - позавтракать, опохмелиться...
      Да и вам-то не все ли равно...
      4
      Что бездарней ночного ума, коль с душой в постоянном разладе
      (знать не знает о новом раскладе и давно не страшится письма?!)
      Подсказала бы летняя мгла, что с надеждами вышла накладка; да и так уже вовсе несладко чаепитье родного угла...
      Шел бы лучше, с порядком знаком, прямо в банщики иль в коновалы, чем шататься весь день, где попало, и без толку молоть языком.
      Чтоб, прогнав безрассудную стынь, исцелять всех собак беспородных; так пристойно весьма и подробно применяя на деле латынь.
      А пока, дорогой, засыпай и с утра потихонечку трогай, раз закаялся лунной дорогой закатиться прямехонько в рай.
      15.06.82
      БАЛЛАДА О КУСКЕ МЕЛА
      Меня покамест спасают ноги.
      А то порою хоть криком кричи.
      Григорий Павлович, дед мой строгий, вчера опять меня палкой учил.
      Привык ни за что надо мной изгаляться: и эдак не эдак, и то - не то.
      Попробуй старого не бояться, когда он мозоль от битья натер.
      А, впрочем, вчера я страдал за дело, и совести справедлив укол: я взял без спросу кусище мела и аж на семь частей расколол.
      А мел - ведь это такое богатство.
      Даром его никто не дает.
      Я этим мелом - "Равенство", "Братство" - вывел вчера на створках ворот.
      Выходит все поделом. Ан каюсь: слова надо мной захватили власть.
      И я стыжусь, но не зарекаюсь, что больше мел не смогу украсть.
      22.07.82
      Все темнее и злее осенние ночи.
      Полногрудо луны забытье.
      В темноте среди тысяч людских одиночеств незаметней мое.
      Солнце пепел оставит от долгих пророчеств.
      Радость утро прольет.
      На свету среди тысяч людских одиночеств неприглядней мое.
      6.09.82
      Пора отдать себе отчет, что время вспять не потечет, что жизнь предъявит строгий счет бездельнику и плуту; и прав, бесспорно, будет тот, кто нес сквозь годы груз забот, нес каждую минуту.
      12.09.82.
      НАДЕЖДА
      Я понял цену дружбе и любви: тогда хорош, когда дела в порядке; и никого на помощь не зови, когда лежишь, как в детстве, на лопатках.
      Я ошибался в жизни много раз и все равно не накопился опыт; и как принять сиротство напоказ, коль сердце в ребра кулаком колотит.
      И я пытался быть таким, как все; шуршать как мышь своим кусочком сала...
      Но как бы жизнь на дыбном колесе меня ни распинала, ни ломала,
      Я говорю заветные слова, я в полный рост иду, подняв забрало, на проходимцев, ибо тем права святая тень, что только жизни - мало.
      И надо не сдаваться, и суметь, отстаивая в драках идеалы, все тем же чистым пламенем гореть, а не тянуть надежней одеяло.
      Мне - 38, возраст не такой, чтоб упиваться ранней сединою.
      К чертям покой! Пусть будет под рукой родимое пространство ледяное.
      Я обречен сражаться до конца.
      Врагов моих пускай не убывает.
      И только свет любимого лица в моих метаньях силы добавляет.
      Я знаю: дом отцовский не сгорел, хотя и продан новым постояльцам; и мой удел, как дедовский надел надежно подчинен упрямым пальцам.
      Я верю: материнская рука опять, как в детстве, боль мою утешит; и каждая строка черновика когда-то будет вещей, не поспешной.
      Тогда - вперед, разбрызгивая грязь, по сыроватым пажитям апрельским; туда, туда, где ласково светясь желтеет солнца шар над перелеском.
      Через косые резвые дожди ветрам навстречу, радуясь и плача; и вглядываясь, что там впереди, надеяться азартно на удачу.
      19.04.83
      УГЛИЧ
      Воспоминанья, крытые соломой.
      Кто ухватился, тот себя не спас.
      И смотрит вновь с расчищенной иконы нерукотворно-рукотворный Спас.
      Мы говорим о подлинном и мнимом.
      По Угличу проходим, все в снегу...
      Ах, что ты шепчешь, милая Марина?
      Я не Димитрий, но и я солгу.
      Ах, милая пленительная полька, как глаз твоих неистов малахит!
      Смежила веки: (Вековала сколько?
      А ретивое до сих пор болит...)
      Слежался снег. Скрипит под каблуками.
      По Угличу проходим, все в снегу.
      И колокольный звон плывет над нами, и наша дочь смеется на бегу.
      Но почему тревожно так и знобко?
      Что нам сулит в столице месяц март?..
      Заметена ночной метелью тропка.
      Поленница лежит колодой карт.
      Раскиданы колючие созвездья.
      Непредсказуем поздний гороскоп.
      И снег летит такой же бесполезный, и наметает времени сугроб.
      8.03.83
      БАЛЛАДА О СЧАСТЬЕ
      Привалило дураку счастье.
      Аж не знал он, дурень, что с ним делать.
      И давай крошить его на части.
      Бестолково. Глупо. Неумело.
      Думал он, что счастье безгранично; что ещё не раз оно привалит.
      Не Господь, а сам себя отлично наказал. Сейчас живет в развале.
      Нажитое все пошло прахом.
      День-деньской сидит в развалюхе.
      Сам себе стирает рубахи.
      Сам себе дает оплеухи.
      Непонятное что-то бормочет.
      И не ждет ни от кого участья.
      Только не озлобились очи.
      Может, все же не ушло счастье?
      6.06.83
      Мне сказали - "Твой камень - рубин".
      Знать, платить мне и выпало кровью за неистовство темных глубин, взбудораженных новой любовью
      Потому мне и люба заря, что я пойман в небесные сети, когда Землю в наследство даря, мать меня родила на рассвете.
      Потому и жалею закат, когда солнца желток окровавлен; ибо к свету я шел наугад и от лунной опеки избавлен.
      И под знаком любви и беды прожил я свои лучшие годы, и рябин огневые следы я воспел как зарницы свободы.
      Может быть, я ничтожен и мал.
      Может, духом нестоек и хрупок.
      Дай мне, Боже, твой солнечный лал, твой карминово-огненный кубок!
      Чтоб исполнился главный завет, мост меж прошлым и вновь предстоящим; и в конце испытания свет я верну вместе с огненной чашей!
      10.06.83
      РЯЗАНСКИЙ МОТИВ
      Н.Н.
      Все-все повторяется, в Лету не канет: прогулка, походка и девичий локоть...
      Ты тоже читаешь любимой на память весеннего Фета и зимнего Блока.
      Ты тоже идешь по вечерней Рязани, ныряя внезапно тропинкой под горку.
      И звезды знакомо мигают глазами, и тянутся руки к полыни прогорклой.
      Летит полушалком рязанское небо, когда ты подругу закружишь коварно.
      Все так же у церкви Бориса и Глеба растут в беспорядке полынь и татарник.
      Все-все повторяется полночью летней, и ты ещё глуп, очарован и молод; и как угадать, что с зарею рассветной войдет в твою жизнь повзросления холод.
      Что время сотрет в твоей памяти Трубеж надежней, чем прежде срывали татары; и то, что любил ты, не только разлюбишь - разрубишь, чтоб ввек не встречаться со старым.
      И город, воспитанник князя Олега, в есенинских святцах явившийся миру, вдруг станет далек, словно лик печенега, разрубленный вкось беспощадной секирой.
      Развеются чары пленительной ночи;
      Солотча, Ока - что ни час - все далече.
      И только ещё не погасшие очи при солнечном свете напомнят о встрече.
      И все же не раз, просиявши глазами, чтоб смыть одинокость, схватившись за локоть, прочтешь, повторяясь, надеясь на память весеннего Фета и зимнего Блока.
      31.12.83
      Люблю твое лицо мадонны: из-под слегка припухлых век взор грациозно-полусонный, где вызов небу не померк.
      Улыбку (с ней и черт не сладит) и чуточку курносый нос, твои распущенные пряди наивно вьющихся волос.
      Простосердечную небрежность, недооформленную стать; и нежность, нежность, нежность, которую не передать.
      Да что там нос, глаза и пряди, весь водопад твоих волос, когда б сказал, что в быстром взгляде прочесть однажды довелось!
      31.06.84
      Я не хочу обманывать тебя, мучительно я к прошлому ревную; вновь ослеплен и днем бреду вслепую сухую кровь рассудком торопя.
      К чему твердить про некий идеал, про то, что так хотелось к изголовью склоняться утром с чистою любовью, которую всю жизнь свою искал.
      Я знаю, время успокоит кровь и вместо небывалого блаженства оставит только жажду совершенства, которой и является любовь.
      Я не молю ещё побыть со мной, но знаешь, как, расправив с хрустом крылья невидимым сознанию усильем, вдруг тянется одна душа к другой!
      31.06.84
      СОН ВО СНЕ
      Ночная тишина глуха, как вата.
      Лишь изредка её перерезает далекий свист больших электровозов, ножом консервным вспарывая сон.
      Я в комнате один. В привычном кресле устало разместилось тело. Снова умчались мысли в дальние пределы, где можно пробежаться босиком.
      За окнами накрапывает тихо осенний дождик. Ветер рукоплещет вовсю шальными ветками деревьев, роняя побуревшую листву.
      А в памяти моей не меркнет солнце, лежит спокойно гладь пруда Святого, где лилия белеет невесомо.
      Я к ней спешу подплыть, слегка коснуться, чтоб осознать, что все это не сон.
      Веселый воздух резво и покато скользит по свежевымытым плечам.
      Свет солнечный струится, как из лейки.
      Двоится зренье, и тебя я вижу всю в ореоле радуги цветной.
      Ты проплываешь, юная русалка.
      Струится водопад волос неслышно.
      Слова твои крадет гуляка-ветер, и только эхо вторит, искажая сиюминутный смысл всевечных фраз.
      Давно пора мне в комнату вернуться, отставить кресло в сторону и тут же тебе по телефону позвонить.
      Но сон во сне, как неотвязный призрак, как мириады разноцветных радуг, слепит и снова смешивает зренье.
      Я пробужденья жду. Далекий свист ночных электровозов убеждает, что неостановима жизнь, что нужно инерцию движенья сохранять.
      А, может, память этому порука, и сон не просто отдых, дань покою, а тот же бег в немой стране мечты?
      11.10.84
      Ты помнишь: вечер, мой мундир и шум вокзала?
      "Любовь изнашивается до дыр", - ты мне сказала.
      Любовь изнашивается, как ткань.
      Рано иль поздно.
      Не плачь, не плачь. Ах, перестань!
      Взгляни на звезды.
      Что в бесконечной глубине
      Горят беспечно.
      В том очистительном огне пребудем вечно.
      4.10.85
      НОЧНАЯ СКАЗКА
      Я люблю сиянье солнышка.
      С ним надежней и вольготней.
      И видны при нем до донышка чердаки и подворотни.
      Ночью жутко: всюду гномики
      ( в лунном свете - голубые), сжав в руках покрепче ломики, мерят улочки кривые.
      Ничего себе подросточки, мышцы вовсе не из ваты; тренированные косточки, лишь умишком щупловаты.
      Ходят-бродят, уши домиком, ищут, что лежит похуже.
      Вся мечта - немытым ломиком жахнуть исподволь снаружи.
      Омерзительны их хитрости, их подпольные секреты.
      Вот бы разом напрочь вытрясти их душонки, их кастеты.
      Извести б гвардейский выводок, честным людям нет проходу.
      Может, солнце все же выведет их на чистую на воду.
      Встань же, круглое и красное, разгони всю темь собою, пусть над нами снова властвует только небо голубое.
      11.12.85
      ДОРОГА В ГОРОДНЮ
      Мы утром вышли в ранний путь...
      Дорогою окольной внушал я дочке, что взглянуть пора на колокольню; что церковь красит Городню с пятнадцатого века; что стыдно спать пять раз на дню, когда ты не калека.
      Не соглашалась ни за что идти в селенье дочка, дубленка будто решето не держит ветерочка.
      Ее пугал не холод зим, когтящий лютым зверем, а то, что в книжный магазин я заглянуть намерен.
      Она читала мне мораль, мол, сед, а все туда же: полночи белый лист марал и стал чернее сажи.
      Потом готов сидеть полдня над старой книжкой Блока, а ей - ни слова, хоть родня; ей очень одиноко.
      Была турбаза в декабре забита стариками, одни деревья в серебре девчонок завлекали.
      Хотя б подружку в свой заезд,
      Аленку иль Сюзанну, то был бы общий интерес взамен сплошных терзаний.
      Что мне ответить? Чем мне крыть подобные запросы?
      Не пара рук, тут пара б крыл могла обезголосеть.
      Из-под сапог летела пыль.
      Был уголь здешней метой...
      Я по дороге ей купил пирожное, конфеты...
      Была дорога далека.
      К тому ж с шоссе ни шагу.
      Сейчас легко с черновика на белую бумагу перенести путь с грузом пут под леденящим ветром, когда машины рядом рвут тугие километры.
      О, как же ныла и кляла мою страстишку дочка!
      А я молил: вот до угла, потом до бугорочка дойди... И встанет Городня веселыми домами, и оба-двое мы, родня, пройдем меж их рядами.
      Так и случилось...Важен пыл не только для таланта, но - цель достичь. И я купил словарик музыканта.
      Потом, куда душа звала, давным-давно не в ссоре, прошли мы к церкви, что была, конечно, на запоре.