всю подлинность любви, и отведет разлуку,
      и нас вдвоем одних оставит на земле.
      Кто взглядов смысл постиг, не говорит об этом,
      надолго поражен открытием своим.
      Есть тайный знак любви и тайный знак привета,
      есть любящих язык, неведомый другим!
      7.06.69
      * * *
      Вышел я в поле однажды
      розовощеким юнцом,
      а возвращаюсь - от жажды
      пыльным пугая лицом.
      Плоть ли моя возопила,
      дух ли неслышно пропел:
      где она, тайная сила?
      Равновеликий удел?
      Что от земли и от неба
      требуешь - благослови!
      - Черного-черного хлеба.
      Светлой-пресветлой любви.
      28.08.79
      РАННИЕ СТИХИ
      Не принимают ранние стихи.
      В них раздражают мелкие детали.
      То слишком громки, то совсем тихи,
      они еще поэзией не стали.
      Их не заучит песенный герой.
      Внимательно не перечтет прохожий.
      В газетке мокнут под дождем порой,
      всегда на чьи-то чересчур похожи.
      Создатели непризнанных стихов!
      Врачи. Киномеханики. Шоферы.
      Вы лишь с собой до третьих петухов
      о тайнах ритма затевали споры.
      Слова сминали как в ладонях воск.
      Шептали. Пели. Плакали. Рыдали.
      Работою разгоряченный мозг
      водою ледяною охлаждали.
      И радовались найденной строке,
      совсем по-детски выкинув коленце;
      трофейным флагом комкая в руке
      шершавое, как соты, полотенце.
      Сгибала вас редакторская мощь.
      Стихи щербаты были, как початок.
      Преодолев сопротивленья морщь,
      переболели корью опечаток.
      Пусть нарочный вам гранок не носил
      и не звонил приветливо издатель,
      трудились вы, не экономя сил,
      не делая рывков от даты к дате.
      И птицей мысль рвалась из-под пера,
      и песней оборачивалось слово,
      и жизнь была воистину сестра,
      весна листвою закипала снова.
      Но чтобы громом потрясать сердца,
      поверьте, мало, чтоб стихи издали,
      жизнь, как спидометр, выжми до конца,
      чтобы всерьез хоть в старость принимали.
      А слава?. . Все судить о ней лихи.
      Яд и лекарство. Действенное средство.
      И помещают ранние стихи
      все чаще в рамочке "Из лит. наследства".
      23.12.71
      ИМЕЧКО
      Была моя любимая,
      как птица, нелюдимая,
      твердила: улетим
      за тридевять земель-морей,
      поможет утренний Борей
      дыханьем молодым.
      И был крылатым синий плащ,
      как солнце, поцелуй палящ,
      и очи, как звезда,
      пронзали взором ливневым;
      и звал я птичьим именем
      любимую тогда.
      Но жизнь - она капризная,
      вспорхнула птица сизая,
      ничем не удержать...
      Не перышко не дымчато
      осталось птичье имечко,
      да некому сказать!
      16.05.69
      * * *
      Ау, осенняя деревня,
      откликнись: помнишь или нет,
      как я валил тебе деревья?
      Как открывал твой лад и свет?
      Нас было десять: две девчонки
      и восемь городских парней.
      Работа въелась нам в печенки
      и вряд ли делала добрей.
      Пилой двуручною пилили
      неподдающийся сосняк,
      порой не зная: сучья или
      трещит натруженный костяк.
      Мы с этим лесом попотели.
      Мы стали там родней родни.
      И говорили лишь о деле.
      А суесловить - нет. Ни-ни.
      1965
      КОНИ КЛОДТА
      Стали ближе и знакомей
      тоже брался за узду
      взбудораженные кони
      на Аничковом мосту.
      Гривы по ветру летели,
      и казалось: воздух взрыт
      мощностью чугуннотелой,
      дикой яростью копыт!
      Так хватают почву корни,
      рыщут - непокорные!
      Рвались клодтовские кони
      на четыре стороны.
      Фантазируя на тему
      убегающих коней,
      я хотел представить время
      обтекающим людей.
      Искривленное пространство
      показало бы тогда
      золотое постоянство
      мысли, воли и труда.
      Как, взнуздав уздой железной
      молодого скакуна,
      человек летит над бездной
      лет - без отдыха и сна.
      И сравню - у монумента
      ( в этот миг они равны)
      напряжение момента
      с натяжением струны.
      1.09.78
      ЛЕТНЕЕ УТРО
      Славен утра первый признак,
      пробудивший небосвод!
      В нем дыханье новой жизни,
      мысли ласточкин полет!
      На молекулы рассыпан
      зыбкий воздуха алмаз...
      Пусть воронкой ненасытной
      утро всасывает нас!
      Пусть по юному несносен
      голосов зудящий рой!
      Зря ль вершины тонких сосен
      ветер гонит пред собой?!
      И лелеет не впустую
      с неизбывной старины
      клад, разбив на рябь речную
      злое золото волны.
      Ветер нас с тобою вертит
      и подталкивает зря ль,
      если рано на рассвете
      ярче ширь и глубже даль?!
      И не зря теплом даруя
      нас, деревья и цветы,
      солнца трепетные струи
      льются с вечной высоты!
      11.07.71, село Кува
      СТАРЫЙ АТТРАКЦИОН
      Александру Межирову
      Репродуктор завывает,
      исказив слова на треть.
      Репродуктор зазывает
      старый номер посмотреть.
      Мотогонки... Звуки гонга...
      Друг за другом по стене
      двое носятся; вдогонку
      эхо гулкое вдвойне
      расчихалось... Был да вышел
      страх у пары неземной!
      Первый - круче, первый - выше,
      а за ним спешит второй.
      "Что за смелость?", "Ай да нервы!"
      изумляется народ.
      "Гляньте, первый..." Сдался первый.
      Безнадежно отстает.
      Жуток этот промежуток.
      Не игра - смертельный труд.
      Сразу стало не до шуток.
      Приумолк базарный люд.
      Загляделись на второго.
      Выше, круче руль - второй...
      Для чего он, право слово,
      так рискует головой?!
      Стоит ли для восхищенья
      пестрой рыночной толпы
      совершать коловращенья
      с биркой беличьей судьбы?!
      Для чего парадец жалкий
      съехать наземь: о-ля-ля?!
      Сердцу больно, телу жарко,
      и - качается земля.
      И плывут крутые стены,
      лица в круг сплошной слились...
      Ты в конце рабочей смены
      все равно не вспомнишь лиц,
      для которых мчался, трясся
      в жестком гоночьем седле...
      Так всю жизнь - по старой трассе...
      Перерыв. Парад-алле!
      По стене огромной бочки
      как у бездны на краю.
      Центробежной силы прочность
      охраняет жизнь твою.
      18.08.69 - 30.05.70
      БОТАНИЧЕСКИЙ САД
      Ботанический сад.
      Одомашненный лес.
      Вне железных преград
      светлый купол небес.
      Льется в каждый прогал
      тишина. Синева.
      Этот строгий хорал
      заглушает слова.
      Будит внутренний слух
      и сужает зрачок;
      пробудившийся дух
      повторяет скачок
      в царство ДО ЯЗЫКА,
      в мир нетронутых чувств...
      И плывут облака,
      и качается куст;
      и ребенок бежит
      по траве босиком...
      Все слилось, все летит,
      все в порыве одном!
      Соты с солнцем, дружок,
      мы уносим с собой.
      Шмель заводит движок.
      Стынет мед голубой.
      14.07.74
      * * *
      И опять о поэзии вздохи,
      словно мало писали о ней.
      В ней приметы великой эпохи
      и величье обычных людей
      повторяются, не повторяясь;
      и живут, и живут без конца;
      вечно радуя, прочно врезаясь
      в наши души и в наши сердца.
      И бессонною ночью, и утром
      разбираем ее вензеля...
      И на этом, поверьте, на этом
      тоже держится наша земля.
      3.03.68
      * * *
      А ты все та же, ты все та же
      в движеньях, в речи, словом, в том,
      что замечает сердце, даже
      затронутое холодком
      взаимного непониманья;
      что видит отчужденный глаз;
      и это - как напоминанье
      о боли, связывавшей нас.
      6.03.69
      * * *
      Такой бы изваял тебя Майоль
      бронзовотелой, чуть одутловатой,
      уверенно стоящей на земле.
      Короткой стрижки бронзовое пламя
      не затмевает света крупных глаз,
      вприщур смотрящих...
      Крепких рук кольцо
      полураскрыто, словно для объятья...
      Ты - вся - движенье,
      гибкий стебель тела
      в себе скрывает завязь материнства
      такой бы изваял тебя Майоль.
      21.07.74
      СТИХИ О ДОЧЕРИ
      1. Игра "Поймай рыбку"
      Картонный аквариум полон воды
      и рыб в фантастических латах;
      и радость ребенка за эти труды
      совсем не ничтожная плата.
      Махая подковкой - магнитным крючком,
      тащи за губищу удачу;
      но что же по сердцу елозит смычком
      и душу терзает в придачу?!
      Наверное, это азарта резьба,
      а может, предчувствие фальши:
      бумажная долго ль протянет губа,
      а дальше, а дальше, а дальше?!
      Не ты проиграла, не я обогнал
      в наиневозможном улове;
      и долго картонкой ребенок играл
      и море шумело в обнове.
      Как веруют дети в удачу свою!
      Но с удочкой сросся и ты бы,
      не зная, что завтра сметут чешую
      бумажной диковинной рыбы.
      И выбросят в мусор смешной водоем,
      и больше ни разу не вспомнят,
      как глотку целительно жег йодобром,
      смыв накипь засиженных комнат.
      У логики взрослых законы свои!
      Но есть преотличное средство,
      добавив к рассудку немного любви,
      вернуться доверчиво в детство.
      Вглядись же - аквариум полон воды
      и рыб в фантастических латах;
      и радость ребенка за эти труды
      совсем не ничтожная плата.
      21 - 30.07.74
      2. Взгляд
      Мне показалось: ты стучишься в дверь,
      Елена, девочка моя, дочурка...
      Я тотчас подбежал, рванул замок
      и отпер, и тотчас же дверь захлопнул
      пустой была площадка, лишь мешок
      стоял у двери; и пролеты лестниц
      пустынны были, гулки; стук шагов
      донесся б моментально, если б ты
      сбежала вниз, чтоб спрятаться... Тогда
      помчался я к окну, что в двор выходит,
      и увидал песочницу пустую;
      а на скамейке - выстроены в ряд
      лежали позабытые игрушки
      (совок, бидончик, ситечко и формы,
      чтобы отменно стряпать куличи).
      Вгляделся я в листву, за ней качели
      раскачивались ветром, одиноко
      скрипела ось... Где девочка моя?
      Мне жутко стало: увели цыгане,
      подружки заманили, точно в сказке,
      которую читал тебе недавно,
      пытаясь книжной речью усыпить...
      Елена, где ты? Девушкою взрослой,
      а может, зрелой матерью семейства
      ты вспомнишь об отце и точно так же
      во двор посмотришь, где пусты качели
      и только ось одна надрывно плачет,
      не прекращая с ветром разговор...
      А может, ты совсем отвыкнешь - что там
      старик с его бессмысленной улыбкой,
      с привычкой проговариваться в рифму
      и суетливой жадностью до книг?!
      Ты будешь сильной, ясноглазой, умной,
      конечно, доброй; я забыл о главном,
      ведь красота ничто без доброты.
      И только я проговорил, подумал.
      очнулся - ты откуда-то явилась
      и тут же деловито побежала,
      моя Елена, с лютиком в руке.
      Двор ожил: мальчик на велосипеде
      пронесся по асфальтовой дорожке,
      старухи облепили все скамейки,
      внезапно затрезвонил телефон
      (звонила мать приятельницы нашей;
      я изложил: кто - где, что сам болею,
      что дочь резвится во дворе, что Анна
      на полчаса ушла за молоком;
      конечно, я не стал читать старушке
      стихотворенье; говорить нелепо,
      что может померещиться больному,
      когда он дома вечером один).
      Я сел к столу, склонился над журналом,
      но подлое мое воображенье
      тянулось к растворенному окну.
      Я пробовал не вспоминать о стуке,
      почудившемся; я старался точку
      поставить на цезуре, но насильно
      меня к окну влекло... Пиджак набросив,
      я выбежал во двор... Сидела Анна,
      усталая; мне улыбнулась, словно
      все знала, дожидаясь лишь момента
      мне с укоризной пальцем погрозить.
      Я взял поклажу, дочь схватил в охапку;
      нагруженный,
      по лестнице
      рванулся,
      чтобы успеть в конце стихотворенья
      исход благополучный описать.
      17.08.74
      * * *
      В преддверии морозов,
      в предчувствии ветров
      давно уже не розов
      цвет ягод, а багров.
      Смотри: уже немало
      посъежилась листва,
      как будто закатала
      рябина рукава.
      Навстречу вьюге чистой
      (пусть разорвет в клочки!)
      отважно сжала кисти
      в тугие кулачки.
      17.08.75
      * * *
      Вот и приехал. И пришел
      к своим мечтам, к своим святыням.
      И нас не разлучить отныне.
      А все же счастья не нашел.
      Слиняли краски. Обветшал
      столикий град, мой дом огромный.
      И я опять бреду бездомный,
      как мальчика, себя мне жаль.
      Ему хотелось так найти
      свое особенное слово.
      Измучен немотою снова,
      назад не нахожу пути.
      24.03.74
      ЗИМНЯЯ НОЧЬ
      О леденящий душу звук!
      Чем это вызвано - ветрами
      или касаньем чьих-то рук
      стекла подрагиванье в раме?
      Во сне с метелью заодно,
      с усмешкой каверзно-дремотной
      ночь плющит безразмерный нос,
      придвинув близоруко стекла.
      31.03.78
      КАМЕННАЯ БЕРЕЗА
      Ствол, словно столб. Под ним - нора.
      Дорожка к ней в следах мышиных.
      Сухая черная кора
      в глубоких старческих морщинах.
      Ни листика, ни почки... К нам
      лишь сучья тянутся, как руки...
      И что ответить тем рукам,
      заломленным в предсмертной муке?!
      Ствол, словно столб. Пуста нора.
      Откуда же тогда угрозы?
      И вдруг - зарубки топора...
      Здесь пили сладкий сок березы.
      Нет - это кровь ее текла.
      Безжалостно терзали тело.
      Бежать береза не могла
      и навсегда окаменела.
      Ствол, словно столб. Отжил, иссяк...
      Лишь на дрова. Подходим снова:
      Взгляни - берестой кое-как
      он все-таки перебинтован!
      3.07.69
      СТИХИ О СЕМЕЙНОМ СЧАСТЬЕ
      Я не могу спокойно наблюдать
      твое лицо и мучиться виною,
      что тяжела каштановая прядь,
      помеченная ранней сединою.
      Что возле глаз устало залегли
      наполненные горечью морщинки;
      и на уста пробиться не смогли,
      оставшись в горле, редкие смешинки.
      Я не молчу. Читаю наугад.
      Отогреваю, словно в холод, руки.
      Все выскажет тебе открытый взгляд!
      Сейчас он полон нежности и муки.
      Мне кажется - заботливее нет.
      Твержу, как без тебя в Москве скучаю.
      И слышу тотчас: хватит. Что за бред!
      Пошел бы, вскипятил на кухне чаю.
      Как будто сразу сделалось темней.
      Но вдруг, нагнав меня на первом шаге,
      ты улыбнешься и прильнешь ко мне...
      И это не опишешь на бумаге.
      18.12.71
      ПЫЛЬНАЯ БАЛЛАДА
      Молчу. Один. Перед листом бумаги,
      как будто перед совестью своей,
      ответ держу. И не меняю флаги;
      и белый - не взовьется, хоть убей!
      Не сдамся ни тоске, ни скуке, ни позору
      быть притчей во языцех земляков...
      Я из родной избы повымел столько сору,
      что пыль набилась в легкие стихов.
      Я так восторженно орал мальчишкой песни;
      бездумно гирями бумажными играл;
      звал стихопад; потом стихообвал
      чуть не прибил, и тем исход чудесней.
      Мне - тридцать. Волос хоть и поредел,
      но нет тонзуры. Голос мой не жидок.
      И столько впереди серьезных дел
      И столько нераздаренных улыбок!
      Мне тесен ворот истин прописных
      и ногу жмет башмак знакомых улиц;
      и я спешу на поиски весны,
      и не хочу, чтоб мы с ней разминулись.
      Весна, весна! Скудеет государство
      без золотого таинства любви;
      и если на бегу ты обознался,
      одну весну на выручку зови.
      Пыль на зубах скрипит, и скряга случай
      боится медный фартинг золотить;
      и ветреная туча
      рвет солнца нераскрученную нить.
      В глазах темнеет. Липовую оголь,
      весна, зеленой влагою насыть!
      Русь-тройка, как тебе молился Гоголь!
      Нельзя, родившись здесь, отчизну разлюбить!
      Я сетовал на городишко свой,
      на то, что с каждым днем друзей теряю,
      что сам не свой,
      когда одни и те же бредни повторяю.
      Бегом отсюда, больше - ни ногой
      твержу себе и в отпуск - рвусь обратно...
      И понимаю: нет, я - не чужой,
      и кислотой разлук не вытравить родимые мне пятна.
      Мой город, сохрани мой легкий след
      не мраморной доской - вниманием к лит. смене;
      дай побарахтаться в газетной пене;
      и раз в десяток лет здесь вырастет поэт...
      Привет, привет! Отхаркивая пыль,
      сбегаю к Каме по натруженным ступеням.
      Как хорошо, что я не стал степенным
      и, как река, не утихает пыл!. .
      Катись, река! Далеко-далеко.
      Впадай, как в сердце, в яростное море;
      и мне б хотелось песенной строкой
      до сердца дотянуться вскоре.
      Мне - тридцать лет. Растет моя семья.
      Еще не написал я главную из книжек,
      не побывал в Нью-Йорке и в Париже,
      но позади студенчества скамья.
      Мой город, верь, я пронесу твои
      обветренные пыльные штандарты,
      и - враг стандарта - на безликих картах
      я нанесу оазисы любви.
      Прощай, прощай! Пусть долго не увижу,
      но ты - как брат, с тобой в боренье я живу,
      чтоб воплотить мечтанья; ты мне ближе,
      чем то, что окружает наяву.
      Моя страна, шестая часть земли,
      я не боюсь в признанье повториться
      ты голосу провинции внемли,
      провидцы происходят из провинций.
      Коров рязанских льется молоко,
      и пермские работают заводы.
      Моя любовь лишь часть твоей заботы;
      твоей реке струиться далеко.
      И если я песчинкою мелькну
      во временном круговороте,
      спасибо материнскому окну,
      где первый луч согрел и озаботил.
      Спасибо первым ласкам, синякам,
      спасибо нескончаемым ушибам,
      врагам спасибо, а моим друзьям
      воистину несчетное спасибо!
      7 - 8.01.75
      * * *
      И двери скрип, и посвист птичий
      тебя пробудят ото сна,
      когда в предутреннем величье
      туманом стынет тишина.
      Когда окрестность незнакома
      и брезжит утренник такой,
      как будто вышел ты из дома
      и перенесся в век другой.
      Здесь все - мираж, все - нереально;
      и даже ветру невдомек,
      зачем стеной горизонтальной
      молочный стелется дымок.
      Ты не сворачиваешь к дому,
      хоть до него подать рукой;
      но хочется к огню живому,
      услышать говорок людской.
      И через всю страну цветную
      тумана, ледяной слюды,
      материально существуя,
      твои протянутся следы.
      2.11. 68
      Из книги "ПОИСКИ ВЕСНЫ"
      ("Современник", Москва, 1981)
      ПОИСКИ ВЕСНЫ
      1
      Право, стоит ли тратиться в споре,
      так порою измучат слова!
      Жить бы тихо на вольном просторе,
      как деревья, кустарник, слова...
      Где глазам нестерпимо от блеска
      изначальной живой чистоты
      неба ясного, темного леса,
      где кругом проступают черты
      доброты человечьей... В обличье
      тучи, дерева, сойки, цветка
      промелькнет на секунду величье,
      о котором не знают века...
      2
      Не грешу я любовью к пейзажу,
      каюсь - книгам я чаще был рад,
      а бывает же так - не вылажу
      из лесных и болотных пенат.
      Дом мой, пригород, зельем, наверно,
      приворотным меня опоил
      жгучей зеленью ивы и вербы;
      синей мглой недалеких могил
      окатил - не туманом холодным
      утром в чуткую душу плеснул...
      Как приеду - и в чем-то свободней:
      долог день, ночью крепче уснул.
      Впечатленья пытливого детства
      оживают со всей новизной:
      там застроен пустырь, а на месте
      пивларька - магазин городской.
      Славный пригород - ты не деревня.
      Смотришь, рядом театр и музей,
      А захочешь - обступят деревья
      и накличут пернатых друзей;
      а захочешь - исчезнут, как в сказке,
      люди, крыши, столбы - полчаса
      ходу - глянут анютины глазки,
      не крадется ли следом коса...
      3
      Эту память бы рифмой обрамить;
      это, мысли мои вороша,
      раздувая словесное пламя,
      сеет свет северянка-душа.
      За сумбурностью, скороговоркой
      не хотелось бы мне проглядеть
      даль уральскую, лес на пригорке,
      родничок, не уставший звенеть...
      Вроде все это - обыкновенность:
      дым, шалашик, телок на лугу...
      А на деле - сыновняя верность
      краю, родине, очагу.
      4
      Так пускай со страничек помятых
      светят лампочки ягод лесных,
      чтоб зимой становилось понятно,
      где угодья далекой весны;
      и дыхание теплой погоды
      означает в медвежьем углу
      не крушение планов природы,
      а причастность к людскому теплу.
      5
      Тяга к слову - с охотничьей страстью
      не сравнима и тоже нова,
      но замечу, как звери, к несчастью,
      почему-то редчают слова...
      Остается сравнение, образ,
      ритма дрожь, ощущенье тоски,
      но чтоб кровное билось о ребра,
      чтоб взволнованно ныли виски
      не почувствуешь...Детскую робость
      не отыщешь на донце стиха,
      так - канава, а надо бы - пропасть,
      а на вид - неплоха, неплоха...
      6
      Я не помню, чего мне хотелось:
      птичьих песен, студеной воды?
      Но однажды втемяшилась смелость:
      выйдя в путь - не бояться беды...
      Жить, сверяя по детству, по звездам,
      по колючим и чистым мечтам
      слово, выдох, поступок и возглас,
      и бессонницу по ночам...
      15.12.70
      * * *
      Чудный вечер и чуткая тишь...
      Воздух - дымно-стеклянные соты!
      И высоко над гребнями крыш
      встали в небе луна и солнце.
      Удивительные часы.
      Остановленные мгновенья.
      Вновь весна покачнула весы
      человеческого настроенья!
      Я ораторствовать не берусь,
      а негромко скажу: "Взгляните
      вес веселья и грусти груз
      на одной, на солнечной нити.
      Смугл румянец уральской зари.
      Как протянутые ладони,
      чаша Неба и чаша Земли
      на великом стоят переломе.
      11.03.71
      ПОКОЛЕНИЕ
      Взрослеет наше поколение
      родившихся в конце войны,
      уже стремится к покорению
      небес, тайги и целины.
      Широкоплечие - запальчиво
      Спешим в хозяева земли...
      А все ли помним, чем заплачено
      за то, чтоб так мы жить могли?. .
      А в ту, Великую Отечественную,
      под орудийный разнобой
      ребята, не дожив до отчества,
      шли в первый, шли в последний бой.
      Не ради славы или ордена
      шли, презирающие смерть
      во имя Родины. И Родине,
      и нам забыть их не посметь!
      Как позабыть те годы горькие,
      когда в любой семье страны
      хранятся письма-треугольники,
      осколки взорванной войны!
      В них так нуждались в дни военные,
      сильней, чем в карточках на хлеб;
      поэтому хранят их верно
      послевоенных двадцать лет.
      Мы эти фронтовые письма
      как завещание храним,
      поем отцов лихие песни,
      но с чем-то внутренним своим.
      Работаем, дела иные
      встречая на пути своем;
      и только Родину Россией
      все так же ласково зовем!
      9.05.65
      * * *
      Храните письма от друзей!
      Они нам всем нужны порою,
      как в отступлении резерв
      и передышка перед боем.
      Когда друзья от нас вдали
      и некого рукой коснуться,
      лишь взяли письма, перечли
      и голоса друзей проснутся.
      Они поведают о том,
      что, может, начисто забыто,
      как будто заселится дом,
      что много лет стоял забитым.
      Друзья нам и вдали друзья.
      И я задумываюсь снова:
      "А смог прожить бы разве я
      хоть день без дружеского слова?"
      Пускай не видеть, но всегда
      мне нужно чувствовать вниманье
      моих друзей... Я лишь тогда
      дышу на полное дыханье!
      1964 - 1965
      * * *
      Человек к ежедневной заботе
      приобщен с незапамятных пор,
      да и кличут его по работе:
      этот - пекарь, а этот - монтер.
      Инженер или попросту плотник,
      врач, колхозник, художник, прораб
      человек непрестанно работник,
      отвергая далекое "раб".
      Пусть спина бронзовеет от пота
      и от жажды немеет язык,
      человеку пристало работать,
      и бездельничать он не привык.
      Человеком нетрудно родиться.
      Что ему суждено на роду?
      Вот он - мальчик. Он хочет трудиться.
      Вы его научите труду.
      26.11.68
      * * *
      С ресниц осыпается иней,
      как в пору такую дерев,
      когда ударяют по синей
      от жестких морозов коре.
      Когда, холодя и тревожа,
      проходит по телу волна,
      что чувствует нервная кожа?
      Каким ожиданьем полна?
      Конечно же, надо, конечно,
      учиться у тех же дерев
      душе и отбросить беспечность,
      от холода посуровев.
      Пускай же весенние токи
      гуляют пока в глубине;
      и, зрея, в неясные сроки
      весна наступает во мне.
      1967
      ПОЕЗДКА В ПРИГОРОД
      Кто из юных не дышал
      гарью - запахом предместий,
      по ступенькам рыжих шпал
      не спешил к своей невесте
      с банным веником цветов;
      благо - в зарослях сирени
      весь поселок, отчий кров...
      Рви, ломай - растет сильнее...
      Минуло и отошло...
      Оглянулся в электричке,
      в запотевшее стекло
      глядя больше по привычке.
      Лишь последняя труба
      старенького химзавода
      зацепила без труда,
      как насущная забота,
      память... Разом обожгла,
      к горлу комом подкатила;
      вмиг пропала - не была
      ирреальная картина,
      чтобы вспомниться потом:
      родина, влюбленность, детство,
      куст сирени, отчий дом...
      Никуда от них не деться!
      В сутолоке городской
      мне еще не раз поможет
      то, что я чуть-чуть иной,
      загородный, непохожий;
      что к истокам каждый год
      мне еще легко вернуться...
      Где он - жизни поворот?
      И опять не обернуться.
      Повернуть - узка тропа.
      Кратки прожитые годы.
      Дом. Сирени куст. Труба.
      Дым отечества...
      10.04.71
      * * *
      Благоприятная весна.
      Благоприятная погода
      для музыки, и парохода,
      и пробужденья ото сна.
      Бери коричневый рюкзак
      и золотистую гитару;
      а с ней на пару, с ней на пару
      смелее голос, легче шаг.
      Подайся вверх по Чусовой.
      Изведай там такие дали,
      что прежде радостно страдали
      незнаньем стрелки часовой.
      Открой, коль ты не открывал,
      в себе самом такие мысли,
      как этот лес, как эти выси,
      как бездной пахнущий провал.
      В нем бьется синяя река,
      как жилка на виске, как жилка...
      Оставь секундные ужимки,
      смотри - прошедшие века.
      Здесь станет многое видней,
      река тебе подскажет дело;
      и кажется, что нет предела
      и мыслям, и лесам, и ей.
      22.06.67
      ДЕТСТВО В КРУГЛОВКЕ
      Я открывал за домом дом...
      Гремели ставни, словно гром...
      Я открывал за садом сад,
      где вишни спелые висят,
      речонку с неглубоким дном,
      луга за илистым прудом...
      Я открывал за домом дом...
      За миром мир я открывал,
      Хоть этого не понимал.
      1965
      * * *
      Ты старинное русское имя
      на сегодняшней карте найди
      и стремглав поезжай во Владимир,
      в Золотые ворота войди.
      И откроется чуткому взору
      красота заповедных затей:
      соболиные шапки соборов
      и могучие стрелы церквей.
      Ветер Времени, мощный и резкий,
      колокольным ударит крылом;
      и отныне рублевские фрески
      не померкнут в сознанье твоем.
      Здесь - глазами владимирских зодчих,
      сотворивших высокий музей
      ты вглядишься острее и зорче
      в стены храмов и в лица друзей.
      4.08.68
      ЧУВСТВО
      Что-то происходит с нами,
      потянулись к старине;
      может, стосковалась память
      по музейной тишине...
      нет, отыскивая круто
      прапрапрадедов следы,
      постигаем в ту минуту
      назначенье красоты,
      что несла от века к веку,
      сохраняя свой запал,
      будущему человеку
      вечных истин идеал.
      Чувство Родины, России
      в нас острее запоет
      от небесной звонкой сини
      и рябинки у ворот.
      Ступишь на дощатый мостик,
      ахнешь сам - а что с тобой?!
      Вроде ты поехал в гости,