Включив холодную воду, я глубоко вздохнула, как будто собиралась нырнуть, и, закрыв глаза, встала под тугие, приятно покалывающие тело струи. Усталость, накопившаяся за долгую ночь, неохотно отступила, хотя и не исчезла совсем. Минута, две, три… Вода лилась и лилась, смывая с меня запах чужого пота. Накапав на губку душистый яблочный гель, я принялась энергично растираться, с силой массируя грудь, плечи, шею и живот, Легкий озноб заставил меня вылезти из ванны и закутаться в белоснежное гостиничное полотенце, приятно пахнущее дорогим стиральным порошком.
      Огромное, в пол, зеркало, подсвеченное галогеновыми лампочками, услужливо повторяло каждое мое движение. Казалось, что в ванной я нахожусь не одна. Та, другая, отгороженная от меня стеклом, выглядела не лучшим образом. Лицо осунувшееся, под глазами синие круги, уголки неподкрашенных губ опущены книзу… Ничего, приеду домой, высплюсь и к вечеру верну себе прежний вид, подмигнула я своему отражению.
      Черт, куда-то поясок подевался… Не завязывая халата, я вышла из ванной и превратилась в слух.
      Из спальни не доносилось ни звука. Да, быстро же он сдался… Иногда клиенты такие попадаются — оплатят пару часов, а потом кувыркайся с ними по полной программе до самого утра… Хорошо, хоть этот не такой. Мужчина после пятидесяти, возраст как-никак…
      Мягкий палас делал мои шаги бесшумными.
      Наклонившись, я стала собирать разбросанную по полу одежду. Вот и настал наконец самый приятный в моей работе момент. Натяну колготки, платье, пересчитаю полученные деньги, захлопну сумочку и незаметно выскользну из номера. Внизу рассчитаюсь со знакомым швейцаром и поеду домой. Ярко-красный спортивный «форд-мустанг» быстро домчит меня до места. На улице я другая — молодая, уверенная в себе дамочка, спешащая по делам. Какие могут быть дела в пять часов утра? Ну, это не так важно. Например, неудобно назначенный рейс в международном аэропорту. Да и спрашивать-то никто не будет. Деньги заставляют замолчать даже самых любопытных моих сограждан: дежурную по этажу, швейцара, ментов. Пара зелененьких бумажек — и все проблемы разрешаются сами собой. О, я умею делать деньги! Триста — пятьсот долларов за ночь для меня не предел. Техникой секса я владею в совершенстве, могу сделать минет, могу кое-что и покруче, но за дополнительную плату, разумеется. Принцип предельно прост: хочешь «клубничку» — раскошеливайся, по желанию клиента я способна на все, на все!
      Ну что ж, пора идти. Сегодняшняя ночь оказалась не самой плохой в моей жизни. Американец старался как мог, желая произвести выгодное впечатление. В отличие от других клиентов он даже хотел доставить удовольствие мне и был, надо сказать, на полпути к успеху, но… Но я уже давно не возбуждаюсь от прикосновения чужих рук…
      Джоуи… Какое странное имя… Джоуи… А волосы у него крашеные… Хотя очень приятные на ощупь… Бросив взгляд на американца, лежавшего в уютной полутьме эркера, я застыла как вкопанная.
      Джоуи был накрыт бледно-голубым покрывалом.
      Покрывало было испачкано кровью. Безобразное темное пятно росло на глазах. Боже мой, что это?
      Прижимая сумочку к груди, я подошла поближе и трясущимися руками потянула покрывало за край.
      Высвеченные белокурые пряди американца, взбитые надо лбом, покраснели, как будто их испачкали томатным соком. Чуть выше густых бровей — маленькая, аккуратная дырочка, казавшаяся нарисованной в неясном свете ночника. Из дырочки непрерывной тоненькой струйкой вытекала не правдоподобно темная кровь.
      — Эй, — осторожно потрясла я Джоуи за плечо, — эй, перестань так шутить…
      Джоуи не ответил, он был мертв.
      Выходит, его убили, когда я мылась в ванной.
      Из-за шума льющейся воды я не услышала выстрела. Да, но тогда и мне грозит опасность. Найдут труп, будут трясти. Дежурная по этажу услужливо сообщит, кого именно следует искать. Деньги тут не помогут… Труп конечно же повесят на меня. Даже разбираться не будут. Убийство с целью ограбления — подходящая версия, нечего сказать… Унести бы отсюда ноги, пока цела… Бедный Джоуи… В ресторане он показывал мне фотографии своих детей… Кому, интересно, этот чудак перешел дорогу здесь, в Москве? Хотя, впрочем, меня это никаким боком не касается…
      А может, дежурная спит? Пройду мимо нее незамеченной, спущусь по служебной лестнице в подвал и попробую открыть дверь. Замок там несложный, авось разберусь… Пересеку хозяйственный двор, сяду в машину и поеду к Таньке. Танька подруга проверенная, на нее можно положиться.
      Скажет, если потребуется, что я появилась около одиннадцати. В гостинице с американцем? Да, была, но ушла оттуда рано… С кем он провел остаток ночи, не знаю и знать не хочу…
      Грохот раздававшихся со стороны коридора тяжелых мужских шагов заставил меня испуганно заметаться по неубранной спальне. Шаги с каждой секундой приближались и наконец затихли у дверей номера. Начисто утратив способность соображать, я метнулась под кровать и попыталась спустить пониже край окровавленного покрывала.
      Дверь едва слышно хлопнула. Кажется, зашли… Двое… Ботинки и нижняя часть брюк — большего я разглядеть не могла. Брюки как брюки, серые из смесовой ткани и синие в мелкий рубчик, посаженные на корсетную ленту, чтобы не истрепались раньше времени. Ботинки… Одни — ничего особенного: старомодная микропора, язычок вместо шнурков, другие… Высокие, стильные «казаки», сшитые явно на заказ. Хорошая, дорогая кожа без единой морщинки, блестящая — под золото — окантовка впереди, подъем перехвачен широким ремнем, застегнутым на пряжку. Пряжка литая, тяжелая, с чеканкой в виде царской короны. Такие не забудешь, да…
      — Ну и где эта шлюха? — донеслось до моих ушей.
      — Не знаю, но дежурная сказала, что из номера никто не выходил, — ответил второй голос.
      — Что ж она, по-твоему, в окно выпрыгнула, что ли?
      — Тут не выпрыгнешь. Двенадцатый этаж.
      — Хреново твоя дежурная смотрит. Снимать надо таких дежурных, а на их место сажать более сговорчивых. Сбежала девка! Я же говорил, чтобы ты замочил американца вместе со шлюхой. Лишние свидетели нам ни к чему.
      По всей вероятности, голос принадлежал именно тому типу, который был обут в «казаки».
      Незнакомец беспрерывно курил, стряхивая пепел прямо на пол.
      — Да никакой она не свидетель! Когда я мочил этого драного американца, девка мылась в ванной.
      Я слышал, как работал душ. Дверь была плотно закрыта; Представляю, какое у нее было состояние, когда она вышла из ванной! Увидела своего хахаля мертвым и дала деру.
      — Это не оправдание. Ты всегда все делаешь через задницу. Сказано было замочить двоих. Теперь нужно выяснить, где проживает эта шлюха и под чьей крышей она работает. Все должно быть чисто и гладко.
      — А может, это и к лучшему, что мы девку упустили? Теперь можно на нее смело этот труп повесить. За такие шутки она перед ментами точно не отвертится. Будет мотать срок по полной программе.
      — Ладно, нужно уходить, — сказал тот, который бул обут в «казаки», направляясь к выходу. — Мы и так в этом номере уже запарились. Тут такая духотища, что прямо блевать охота. Теперь тебе за эту шлюху перед пацанами придется отвечать.
      Ботинки пару минут потоптались перед кроватью и скрылись из глаз. Входная дверь едва слышно хлопнула. Кажется, пронесло… Пока пронесло… Скоро сюда нагрянут менты, и тогда… А что, собственно, тогда? Если Танька не подведет, пусть попробуют доказать мою причастность к убийству.
      Да и разыскать меня в Москве не так-то просто.
      Визитную карточку с адресом я никому не оставляла. Где живу, кроме опять же Таньки, не знает никто. Главное — выбраться из гостиницы незамеченной, а там уж — как повезет.
      В маленьком предбанничке перед дверью я прислушалась. За дверью было тихо, хотя тишина могла на поверку оказаться обманчивой. А вдруг те двое до сих пор не ушли? Наконец решившись, я дрожащей рукой повернула блестящую латунную ручку до отказа и, сосчитав про себя до пяти для храбрости, осторожно высунула голову в коридор. Никого… Номер Джоуи находился в трех метрах от служебной лестницы. Преодолеть их не составило труда. Теперь — вниз. Этаж — десятый, ничего, как-нибудь добегу.
      — Когда до входа в подвал оставалось не более двух пролетов, я подвернула ногу и сломала каблук. Дальше пришлось идти босиком, что оказалось намного удобнее, чем на шпильках. А туфли… А, ерунда, новые куплю. Нога неприятно ныла, но все же позволяла двигаться почти не хромая. Так… Теперь надо бы открыть ведущую на улицу дверь. На всякий случай в сумочке я носила небольшой остро отточенный нож — профессия заставляла постоянно думать о самосохранении.
      Нож меня не подвел. Замок поддался почти сразу, достаточно было посильнее надавить на крохотную детальку в самой сердцевине.
      Господи, светло-то как… Втянув голову в плечи, я добежала до угла, хотя прятаться на хозяйственном дворе было не от кого, и, поумерив шаг, направилась к машине, которую предусмотрительно оставила подальше от парадного входа в гостиницу.
      Завести послушный «форд-мустанг» удалось без труда. Полупустая в ранний утренний час Тверская позволяла развить приличную скорость, но я намеренно не стала искушать судьбу. Тише едешь — дальше будешь, к моей ситуации эта пословица подходила как нельзя лучше. В бардачке в раскрытой пачке лежали сигареты. Вытащив одну, я закурила и, отмахнув рукой дым, глубоко задумалась. Кажется, я вляпалась в дерьмо. Как выберусь — не знаю. Видимо, на какое-то время придется лечь на дно. Переберусь в другие гостиницы, попроще, хотя и там есть свои заморочки, связанные с «крышей». Ладно, об этом потом. Сейчас к Таньке договариваться — и спать.
      Танькин подъезд встретил меня неистребимым запахом мочи и кислых щей. Лифт не работал, пришлось подниматься пешком. Квартира номер сорок четыре, седьмой этаж. Дверь открылась не сразу. Пришлось долго нажимать на разболтанную пупочку звонка.
      — Кто там? — наконец раздался Таньким заспанный голос. «Глазка» у нее не было.
      — Сто грамм, — устало отозвалась я.
      — Лен, это ты? — ахнула Танька, пропуская меня в тесную прихожую.
      Отодвинув рукой подругу, я прямиком прошла на кухню и села на стул.
      — Все нормально, Танька, это не привидение, это я. Расслабься и налей мне что-нибудь выпить.
      — Ты хоть представляешь, на кого ты похожа? — в ужасе прошептала подруга и потянулась к бару, для того чтобы достать бутылку виски.
      — Представляю, — фыркнула я и нервно забарабанила пальцами по столу.
      Выпив полную рюмку, я почувствовала, как по телу разливается приятное тепло, и смогла хоть немного прийти в себя.
      — Танька, ты мне подруга? — с надеждой в голосе произнесла я, потянувшись к открытой пачке сигарет с ментолом и вытаскивая из сумочки зажигалку.
      — Само собой, — немного обиделась Танька и налила мне вторую рюмку. — А ты что, разве когда-то в этом сомневалась?
      — Ты сможешь обеспечить мне алиби?
      — Какое еще алиби?
      — Самое обыкновенное. Если вдруг ко мне закатят менты, ты сможешь честно посмотреть им в глаза и сказать, что я приехала к тебе за полночь и до утра просидела у тебя?
      — Господи, а что же ты натворила? — всплеснув руками, испуганно спросила подруга.
      — В том-то и дело, что я ничего не натворила.
      Творят другие, а мне приходится за эти творения отдуваться. Я просто работала с клиентом и честно отрабатывала свои деньги…
      Неожиданно для себя я всхлипнула и, уткнувшись в ладони лицом, громко зарыдала. Танька молча гладила меня по голове, даже не пытаясь успокоить, понимая, что это бесполезно. Вдоволь наплакавшись, я осушила вторую рюмку и как на духу выложила подруге все, что произошло со мной в этой злосчастной гостинице. Как только я закончила говорить, Танька почесала затылок и, протяжно вздохнув, произнесла:
      — Да уж, приятного мало… Господи, что же теперь с тобой будет-то?
      — Ничего не будет, если ты сможешь обеспечить мне алиби.
      — Конечно, смогу. Только.., может, было бы лучше, если бы ты сама пошла в милицию и честно все рассказала?
      Я посмотрела на Таньку вмиг округлившимися глазами и выразительно покрутила пальцем у виска.
      — Тань, ты что, совсем умом тронулась? Разве я похожа на идиотку, которая бегает по ментам?
      — Но ведь тебе нечего бояться! Ты же ни в чем не виновата!
      — Хорошо. Только кто в это поверит?
      — На то она и милиция, чтобы во всем разбираться и находить виновных.
      Услышав последнюю фразу, я громко рассмеялась и чуть было не упала со стула.
      — Танечка, милая, ну когда же ты хоть немного поумнеешь?! Неужели ты думаешь, что менты поверят какой-то проститутке и докажут ее невиновность?! Да им только крайнего подавай! Сгребут меня в охапку и отвезут куда следует, вот и все разбирательство. А еще учительницей в школе работаешь! Да чему ты можешь детей научить, если сама-то жизни не видела и ничего в ней не понимаешь?! Да благодаря таким, как ты, детки и выходят из школы, как слепые котята, а потом попадают в самые глупые ситуации!
      Танька нахмурила брови и сделала крайне недовольное лицо.
      — Можно подумать, что ты кого-то можешь чему-то научить! Тоже мне, знаток жизни! В постели, что ли, мудрости набралась?
      — Представь себе! — с вызовом ответила я и посмотрела на Таньку взглядом, полным превосходства. — Я через огонь, воду и медные трубы прошла, такого повидала, что тебе и не снилось.
      — Ну-ну, то-то я гляжу, что теперь ты не знаешь, как вылезти из этого дерьма, в которое сегодня ночью залетела, — усмехнулась Танька и посмотрела на часы. — Ладно, мне уже пора собираться на работу. Ты у меня дома останешься?
      — Понятное дело, не к себе же поеду! Иди, учи своих пташек, а я отосплюсь хоть немного, если, конечно, у меня это получится.
      Танька махнула рукой, залпом осушила рюмку виски и торопливо стала чистить апельсин.
      — Ну ты даешь, подруга, ты же в школе работаешь, — покачала головой я. — А если твои ученики учуют, что от тебя перегаром несет?
      — От одной рюмки ничего не будет, — отрезала Танька и ушла в, другую комнату.
      Я с грустью посмотрела на полупустую бутылку и, поднявшись, поставила ее обратно в бар. Все-таки здорово, когда существуют друзья, на которых всегда можно положиться. Несколько лет назад мы с Танькой вместе поступали в педагогический институт и мечтали стать учителями. Теперь даже смешно об этом вспоминать. Танька оказалась настырной и защитила диплом. А я… Я бросила институт на третьем курсе и стала зарабатывать деньги. Вот такая у нас странная дружба: учительница начальных классов и профессиональная путана. Хотя дело вовсе не в социуме, а в обыкновенном человеческом факторе. Наперекор всему мы лучшие подруги, и это совсем не важно, что ремесло у нас оказалось разным. Если бы не я, то разве смогла бы учительница начальных классов иметь классные шмотки и бар с дорогими напитками…
      В этот момент на кухню вновь зашла Танька и посмотрела на меня подозрительным взглядом.
      — Послушай, ты в порядке?
      — Насчет порядка не скажу, но, по-моему, я немного отошла.
      — Постарайся уснуть, тогда ты будешь чувствовать себя гораздо лучше. И еще, если тебе захочется выговориться, то телефон учительской ты знаешь.
      — Ты же не служба доверия. Сей спокойно разумное, доброе, вечное и не забивай себе голову моими проблемами.
      — Мне кажется, твои проблемы уже давно стали моими, — обиделась Танька.
      Я улыбнулась, чмокнула подругу в щеку и проводила ее до дверей. Закрывшись на замок, я не придумала ничего лучшего, как сесть прямо на пол и обхватить голову руками.

      Память услужливо, одну за другой, вытаскивала из своих запасников изрядно подзабытые сцены студенческой жизни. Мы с Танькой, тогда совсем еще юные девчонки, поступившие в вуз сразу после школы, активно грызли гранит педагогической науки. Старательно посещали скучнейшие лекции и методологические семинары, до дыр просиживали дешевенькие лавсановые юбки в институтской библиотеке, писали какие-то дурацкие рефераты (некоторые из них, кстати, хранятся у меня до сих пор, выбросить почему-то не поднимается рука), дважды в год ездили на практику в отдаленные районы Московской области (без билета, как правило, потому что денег катастрофически не хватало даже на еду). Не считая некоторых досадных мелочей (чисто символическая стипендия, отсутствие мальчиков на факультете, вечно черствые булочки в институтской столовой), жизнь казалась нам радужной и прекрасной, но… Но к третьему курсу я, в отличие от Таньки, полностью разочаровалась в будущей профессии.
      Торчать целыми днями в школе, а вечером, возвратившись домой, до одури проверять исписанные корявым детским почерком тетрадки?
      Расписываться в ведомости за смешные шестьсот — восемьсот рублей? Нет, это не для меня, все чаще думала я и.., по-прежнему ходила на лекции.
      Однажды к нам на факультет заглянула забравшая документы сразу после первого курса девчонка, наша с Танькой ровесница. Не снимая норковой шубки, она покурила с нами в закутке у туалета и пригласила покататься на новенькой иномарке, которая, как выяснилось позже, принадлежала лично ей. «Оторвала себе богатенького мужа? Устроилась на работу в престижную компанию, где платят нормальные бабки? Получила наследство от троюродной тетушки, благополучно почившей за океаном?» — предположений, в том числе и самых фантастических, было хоть отбавляй. Все оказалось гораздо прозаичней. Маринка продавала свое тело, путанила, проще говоря. Начинала она так. Купила газету «Из рук в руки»
      («Вот уж судьбоносное название!» — горько усмехнулась я) и дала объявление: «Молодая длинноногая москвичка без комплексов, с тонкой талией и красивой грудью в любое время дня и ночи готова выполнить любое пожелание интеллигентного клиента, не выходящее за рамки традиционного секса». На следующий день ей позвонили. Потом еще и еще. «Презерватив и никакой групповухи», — требовала она, но все же умудрилась подцепить сифилис. Разумеется, были и разборки с криминальными кругами, от которых пришлось ежемесячно откупаться по установленной таксе. Поднакопив денег, она стала более разборчивой. Знакомилась только с иностранцами, да и то не со всякими. Обзавелась связями в суперэлитных гостиницах, ресторанах… Одевалась в дорогих бутиках, купила машину, драгоценности… На всякий, по ее выражению, сброд смотрела свысока… Годам к тридцати планировала завязать и открыть собственное дело. Замуж не собиралась, во всяком случае пока…
      В то время я встречалась с мальчиком. Мама — бухгалтер на оборонном предприятии, папа… Был ли у него папа, честно говоря, я уже не помню. Скорее всего, нет. Да это и не важно, черт побери!
      Кажется, я была влюблена. Но… Он был такой бедный… Как церковная мышь… Чашу моего терпения переполнил подаренный на Восьмое марта скромный томик стихов Мандельштама в мятой бумажной обложке. Нет уж, читай эту муру сам, решила я и набрала Маринкин номер, записанный второпях на тетрадке с конспектами по политэкономии.
      Первый клиент… Его помнит каждая путана…
      Маринка напоила меня шампанским и познакомила с негром. «Извини, подруга, — сказала она, — наберешься опыта, подберем тебе что-нибудь посимпатичнее, а пока терпи. Денежек у него много, так что, думаю, ты останешься довольной». Какое уж там.., тяжело вздохнула я. Воняло от него так, словно он не мылся с самого рождения. Словарный запас также оказался небогатым: «Давай туахаться, пить водка, русская б…дь». Он развлекался со мной целую ночь, заставляя делать такие вещи, о которых даже теперь, спустя несколько лет, вспоминать не хочется… Ближе к утру я твердо решила никогда больше не заниматься проституцией. Выйду замуж за своего мальчика, буду вместе с ним читать стихи по вечерам, нарожаю кучу детишек и.., пущу их по миру с протянутой рукой.
      На следующий день Маринка взяла с меня за посредничество тридцать процентов и, подмигнув, сказала: «Понадоблюсь — звякнешь…» Оставшаяся сумма в несколько раз превышала скудную студенческую стипендию. Первое, что я сделала, нажралась до отвала в ближайшем от дома ресторане. Опасаясь проговориться подруге о своем паскудном «приключении», Таньку я не приглашала… Через месяц деньги закончились.
      Маринкин телефон я к тому времени знала уже наизусть, но звонить не решалась. Так и сидела часами, уставившись на старенький разбитый аппарат, раздираемая противоречивыми чувствами.
      Она сама разыскала меня и предложила организовать встречу с новым клиентом. «Да ты не бойся, — смеялась она в трубку. — Не хочешь негра, найду мулата, не хочешь мулата, белого подберем!» И я сдалась… Через полгода я бросила институт, а еще через полгода вышла из-под Маринкиного крыла и заработала… Нет, не самостоятельно. Заработала я под началом Зака, но о нем вспоминать совершенно не хочется. Даже сейчас…
      К двадцати семи годам я стала профессионалкой. Нестерпимые муки совести, слезы в подушку по ночам (справедливости ради надо сказать, что свободные ночи выдаются у меня очень редко) — все это осталось в прошлом. Мое сердце огрубело, а может быть, просто покрылось панцирем в ожидании настоящей любви. В душе я по-прежнему осталась идеалисткой. Раздвигая ноги под очередным клиентом, я думаю о том, что когда-нибудь обязательно найду свое счастье. Разве я недостойна его? Разве я кому-нибудь причинила зло? Просто я помогаю мужикам получить удовольствие… за деньги. А почему бы и нет? Выражаясь образно, за хороший секс платят все. Только я в отличие от других беру наличными и.., не связываю себя никакими обязательствами.
      Влюблялась ли я когда-нибудь в своих клиентов? Да, приходилось иногда… Чаще всего я вспоминаю о Карле. В постели он был неуклюжий, как тюлень. Но этот тюлень подчас вытворял такие потрясающие штучки! Я просто на стенку лезла от удовольствия! Встречались мы с ним больше месяца, и я уже надеялась на то, что вспыхнувшее между нами чувство получит продолжение. «Лена, — скажет Карл, — поедешь ли ты со мной в Америку?» — «Конечно, дорогой», — отвечу я и с головой окунусь в новую жизнь. Забуду о том, что была проституткой. Рожу Карлу хорошенького голубоглазого мальчишку, похожего на него… Но… «Лена, — сказал Карл, — завтра я уезжаю в Америку Ты замечательная женщина, с тобой мне было очень хорошо. Если я еще приеду в Россию, обязательно тебя разыщу! И своим друзьям порекомендую обращаться только к тебе…» Это был удар ниже пояса. «Спасибо за теплые слова», — сухо поблагодарила я, быстро оделась и вышла из номера.
      Больше я Карла не видела. Вот и вся любовь…
      Ладно, хватит воспоминаний… И так душа ноет, словно по ней прошлись раскаленным утюгом. Да и жаловаться мне грех. Дом — полная чаша, приличные шмотки, машина… Имела бы я все это, работая в школе?! Таньку, вот кого надо пожалеть. На последнем курсе она выскочила замуж. Зачем?
      Трудно сказать… В девках, наверное, боялась засидеться… Ну и натерпелась она за три года семейной жизни! И битая бывала, и из ментовки мужа вытаскивала, и даже лечилась в вендиспансере — через все прошла. Родила сына и.., осталась на бобах. До сих пор вздрагивает, вспоминая о благоверном…
      Танькина мама инвалид, ей тоже надо помогать…
      Зарплата в школе — одни слезы… Искренне переживая за подругу, я постоянно подкидываю ей деньги. Чем мне приходится заниматься, Танька давно знает, но не осуждает меня. А я — ее…
      Расчувствовавшись, я налила себе полный стакан виски, выпила его и, уронив голову на стол, забылась тяжелым сном.

      Проснулась я от того, что кто-то усиленно тряс меня за плечи. Вне всякого сомнения, это была Танька.
      — Ну, подруга, ты и спишь, — как сквозь вату долетал ее звонкий голос. — Я успела провести четыре урока в школе и вернуться домой, а ты все это время продрыхла. Точно говорят: в здоровом теле здоровый дух, но и сон, соответственно!
      С трудом открыв глаза, я тупо посмотрела на Таньку и только теперь поняла, что уснула прямо за столом.
      — Хорошо тебе рассуждать. Ты свои уроки в школе оттарабанила — и все, а с моим образом жизни шибко не выспишься. У меня почти каждая ночь бессонная.
      Придвинув стул, Танька села рядом со мной и слегка приобняла меня за плечи.
      — Да я не о том, — улыбнувшись, сказала она. — Я сегодня-то и уроки толком вести не могла. Постоянно думала о том, что произошло в гостинице.
      — И что же ты надумала?
      — Ничего толкового. Просто за тебя страшно.
      Интересно, кому этот американец мог понадобиться?..
      — Выходит, натворил что-то. Ведь просто так его не могли грохнуть.
      — Может, при нем была большая сумма денег? — призадумалась Танька. — Он тебе ничего не рассказывал?
      — Этот американец был вообще каким-то странным парнем. Мы и не разговаривали почти, а все больше занимались сексом. Его бумажник и дипломат я не проверяла.
      — Но ты хоть знаешь, кем он был?
      — Каким-то бизнесменом.
      — Ну, ты даешь! Надо бы знать, с кем спишь!
      — А на черта мне это знать? Мне самое главное свои деньги получить, и все. Тем более, Танька, иностранцы болтать не любят. Наверное, оттого, что они побаиваются русских путан. Считают, что русские путаны тесно связаны с русской мафией.
      Знала бы ты, подруга, как мне хочется со всем этим завязать! Продать свою тачку, все дорогие туалеты и начать все с нуля. Только что я буду с этого иметь? Выстаивать длинные очереди на бирже труда? Унижаться и нервничать?
      — Зато ты не будешь больше выполнять чужие прихоти. Ты свободна, и никто никогда не узнает о твоем прошлом.
      — А как же ты? Как же твой сын? Разве ты сможешь прокормить его на учительскую зарплату?
      Разве ты сможешь обеспечить ему более-менее сносное будущее?
      — Ну, живут же как-то люди, — буркнула Танька и закурила сигарету, — Понимаешь, убитый прошлой ночью американец — это предупреждение о том, что тебе пора остановиться. Нужно уметь поставить точку. Деньжаток ты поднакопила, так что вполне можешь открыть собственное дело и заняться бизнесом. Я уверена, что у тебя все получится. Сегодня ты просто чудом осталась жива, а ведь могли убить и тебя тоже.
      Я усиленно потерла виски и пристально посмотрела на Таньку.
      — Пожалуй, ты права. Это предупреждение.
      С этим надо кончать. Действительно, пора открывать собственное дело и забыть прошлую жизнь, как страшный сон.
      Достав из сумочки две стодолларовые бумажки, я протянула их Таньке и посмотрела на часы.
      — На, это тебе. Чтобы ты не умерла с голоду.
      А мне пора ехать домой. Не могу же я сидеть у тебя круглосуточно.
      — Но ведь это опасно! — не на шутку перепугалась Танька.
      — Ничего опасного нет. В конце концов, никто из убийц меня не видел в лицо и даже не знает моего адреса.
      — Тебя видела дежурная по этажу…
      — А, как-нибудь обойдется!
      Распрощавшись с расстроенной подругой, я спустилась вниз и села в свою машину. На душе было муторно до тошноты. Может, оно и к лучшему, что я так по-глупому вляпалась в эту некрасивую заварушку с американцем. Зато теперь точно знаю, что больше никогда не займусь проституцией. Все, хватит!
      Повернув ключ зажигания, я хотела нажать на педаль, но в эту минуту задняя дверь распахнулась и на сиденье, тяжело дыша, кто-то сел. Даже не успев испугаться, я оглянулась назад и увидела молодого мужчину, который смотрел на меня безумными глазами и держал в руках пистолет. Вне всякого сомнения, пистолет был направлен прямо в мою сторону. Из груди, против воли, вырвался невнятный стон. Вот ты и попалась, пташка! Не успела доехать до дома, как тебя нашли люди, грохнувшие вчера Джоуи…
      — Ну что уставилась, как лягушка?! Дави на газ до упора и дуй вперед! — злобным голосом произнес незнакомец и слегка ткнул меня пистолетом в плечо.
      Не желая испытывать судьбу на прочность, я послушно кивнула и сделала то, что он просил.
      Машина взревела, словно раненый зверь, и понеслась по большому и шумному проспекту. Остановившись на светофоре, я с трудом разлепила сведенные судорогой губы и хрипло прошептала:
      — Куда ехать-то?
      — Вперед.
      — Я… Тогда в гостинице я ничего не видела и ничего не слышала… Пожалуйста, не убивайте меня… Я никому и ничего не скажу… Я — как могила.
      — Если ты сейчас не уйдешь от погони, то точно будешь в могиле. Это я тебе гарантирую, — пробурчал мужчина, метнув в мою сторону леденящий душу взгляд.
      — Вы хотите сказать, что за вами кто-то гонится?
      — А ты что, совсем от страха ослепла?! Посмотри в зеркало. Вон тот синий джип с тонированными стеклами сидит у нас на хвосте! Жми на газ, дура! Зеленый уже!
      Прикусив нижнюю губу, я прибавила скорость и чуть не плача произнесла:
      — А куда мне хоть ехать-то?
      — Сначала нужно уйти от погони, а все остальное — после. Как увидишь первый поворот, сразу сворачивай, а дальше петляй дворами!
      Не спрашивая разрешения, незнакомец открыл окно и, кажется, приготовился стрелять. Синий джип в эту минуту поравнялся с моим «мустангом» и стал нахально прижимать его к обочине.
      «Ну, дружок, выручай!» — взмолилась я и выжала из «мустанга» максимальную скорость, успевая при этом каким-то чудом лавировать между испуганно шарахающимися в стороны, по счастью, редкими автомобилями.
      Джип вскоре отстал. За окном замелькали тесные переулки московской окраины. Начисто утратив способность ориентироваться в пространстве, я не имела ни малейшего понятия, где мы находимся. Кроме животного, всепоглощающего страха, я не испытывала ничего.
      — Влево, вправо, еще раз вправо, — отрывисто командовал незнакомец, то и дело оглядываясь назад. — Поворачивай, дура! Куда тебя несет!
      Врезавшись на полном ходу в мусорный бак, «мустанг» наконец остановился.
      — Ну что, доволен, урод? — только и смогла сказать я.
      Незнакомец снисходительно похлопал меня пистолетом по плечу.
      — Эй, ты в порядке? — спросил он после небольшой паузы.
      — В порядке, не считая того, что я протаранила свой бампер.
      — Бампер, это ерунда. Главное, что от погони удалось уйти.
      — Вот как? — я недоверчиво подняла голову.
      — А что тебя удивляет? Но обольщаться, думаю, не стоит. Ребята там сидят ушлые, так что самое время делать ноги.
      — Послушайте, а на каком, собственно, основании я должна делать ноги вместе с вами?! — взорвалась я. — Мало того, что вы ворвались в мою машину и подвергли мою жизнь опасности, так теперь еще хотите втянуть в новую авантюру! Выходите из салона и делайте что хотите! В конце концов, этот джип гнался не за мной, а за вами!