Я сидела в своей роскошной спальне, закинув ноги на стенку, и дрожащей рукой распечатывала пачку «Мальборо». Жутко болела голова. Самое лучшее лекарство в такой ситуации – хорошая порция виски. Только дорогого, элитного, а не какого-нибудь там дешевого ларечного дерьма. Часы показывали двенадцать. Вынос тела и похороны начнутся ровно в три. Скорей бы приехала Юлька. Она, как никто, умеет успокаивать. С ней можно пережить все, что угодно. Даже такое.
      Закурив сигарету и налив полный бокал, я закрыла глаза и постаралась сдержать слезы. Неожиданно дверь распахнулась – и на пороге появилась Юлька.
      – Привет, подруга! Ну как ты, держишься?
      – Держусь, а куда деваться, – уныло буркнула я.
      – Во сколько начало торжества? – усмехнулась Юлька.
      – В три. Там, наверное, народу уже полный дом собрался?
      – Да, начали подтягиваться. Послушай, подружка. тебе бы не мешало у гроба немного посидеть, а то там уже и так всякое судачат.
      – Да пусть хоть языки сточат! – разозлилась я. – Всем хорошо известно, что мы при жизни особого влечения друг к другу не испытывали. А разговоры все равно будут – и от них никуда не денешься. Я уже на это настроилась.
      – Разговоры – разговорами, а у гроба посидеть ты просто обязана!
      – Я никому и ничем не обязана, а уж тем более Фоме.
      Юлька подошла ко мне и обняла за плечи.
      – Пойми, милая ты моя девочка. Сегодня ты хоронишь своего мужа. Как бы ты к нему ни относилась, тем не менее Фома был твоим мужем. Поэтому ты должна выглядеть как скорбящая супруга, а то не по-людски как-то получается. Окружающие не поймут.
      – Странная ты женщина, Юлька! Я всегда тебе поражалась. Послушать тебя – так то, что я его на тот свет отправила, это по-людски, а то, что у гроба сидеть не хочу, это не по-людски.
      – Вот здесь ты, подруга, в корне не права. Ты его не убивала! Он сам пошел ночевать в гараж, никто его за уши не тащил! Залез в свой «мерседес» и уснул при включенном моторе. Результат налицо – отравился угарными газами. Твой Фома не один – таким образом кучи мужиков на тот свет отправляются.
      – Так-то оно так. Но ночевать-то него не пустила. Он по моей вине ушел в гараж.
      – Ерунда! Никакой необходимости ночевать в гараже не было! Мог бы и к бабе какой-нибудь поехать, к примеру. Уж баб-то у него пруд пруди! Да и вообще, можно подумать, у него мало мест, где можно перекантоваться не без пользы для себя.
      – ОЙ, и не говори! Трудно, что ли, было у какой-нибудь проститутки зависнуть или на городскую квартиру уехать. В крайнем случае люксовый номер мог бы снять.
      Я по большому счету своей вины не чувствую.
      – Конечно, потому что ее нет. Ты сама всегда ждала этого конца. Мы-то с тобой прекрасно знали, что это когда-нибудь произойдет, только не рассчитывали, что так скоро и именно таким способом. Теперь ты хозяйка этой империи! Ты же ведь давно уже этим бредила. Фома твой скурился и скокаинился! Он уже не мог управлять своей бригадой, тем более что в последнее время жил только твоим умом. Собственных решений он принимать не мог, мозгов не хватало. За глаза хозяйкой всегда считали тебя. А теперь ни у кого не возникнет лишних вопросов. Все встанет на свои места – так, как оно и должно быть. Пошли, милая, люди ждут.
      – Пошли.
      Я отхлебнула виски, повязала черную косынку на голову, взяла Юльку под руку и отправилась к гостям. Пришлось сделать скорбное лицо, пожимать руки и принимать соболезнования.
      Дом был полон народу. Я знала, что стоянка не смогла вместить такого сумасшедшего количества «ауди», «вольво», «мерседесов», «BMW» и других машин, – пришлось перекрывать проезд. О том, что движение перекрыто, сообщали по телевизору.
      – Ты только посмотри, здесь весь цвет общества собрался, – шепнула мне на ухо Юлька. – Фома бы из гроба выскочил как ошпаренный, если бы увидел, сколько народу с ним пришло проститься.
      – Это точно. Он и представить себе не мог, что даже из администрации города к нему пожалуют. Если бы увидел, то сразу бы в гробу перевернулся. Только бы поскорее весь этот маскарад закончился!
      – Потерпи, уже немного осталось. Присядь у гроба.
      – О нет! Только не это.
      – Сядь. Так положено.
      Юлька подвела меня к стулу, и мне ничего не оставалось делать, как сесть напротив Фомы с постной физиономией. От неприятного запаха и большого скопища народа сильно закружилась голова и потемнело в глазах. Так и свалиться недолго, причем прямо на Фому. От этой мысли мне стало совсем плохо. Я поднялась и направилась к выходу. Гости в недоумении посмотрели на меня и начали перешептываться. Хорошо, что хоть Юлька выручила. Она подбежала, взяла меня под руки и громко – так, чтобы всем было слышно, – заголосила:
      – Врача! Срочно врача! Человеку плохо!
      – Какого врача?! Что ты несешь! Я просто хочу постоять на свежем воздухе, а то, если еще хоть пару минут посижу здесь, врач и в самом деле понадобится. Вонища, хоть нос затыкай. Не знала я, что он такой вонючий!
      – Он у тебя, кажется, и при жизни не шибко хорошо пах. От него всегда разило, как от старого козла.
      Мы вышли на воздух, и я сделала глубокий вдох.
      – Смотри, вон Бульдог прется. – Юлька показала в сторону быстро приближающегося мордоворота внушительных размеров. Его прозвище соответствовало ему просто исключительно.
      – Мчится, как преданный пес, – усмехнулась я.
      – Конечно, он и так твой преданный пес. Был правой рукой Фомы, а стал твоей. Только с ним надо ухо востро держать, а то не так руку сунешь – он ее мигом откусит.
      Бульдог добежал до крыльца, улыбнулся и постарался отдышаться.
      – Чупа! Врач через пару минут будет. Тебе сильно плохо? – спросил он испуганно.
      – Уже нормально, – сквозь зубы процедила я.
      – Так что с врачом делать?
      – Отбой. Пусть отдыхает.
      – Ты уверена?
      – Вполне.
      Бульдог развернулся и перестал докучать мне своими вопросами. Мы с Юлькой переглянулись, и я довольно произнесла:
      – Какая заботливость! Мне чуть дурно не стало от такой опеки.
      – Подожди. Это только начало. Скоро они все перед тобой семенить начнут.
      Я внимательно посмотрела на Юльку и спросила:
      – Послушай, подруга, а ты во сколько от меня уедешь?
      – А что?
      – Не уезжай. Оставайся ночевать. Мне сегодня так плохо. Разожжем камин, посидим с бутылочкой до полуночи. Помнишь, как раньше! Останешься?
      – Останусь. Не могу же я тебя бросить в таком состоянии.
      – А как твой ненаглядный на это отреагирует?
      – А куда ему деваться. Он же меня силой домой не потащит ночевать. Будет с мамой вести светские беседы и каппуччино попивать, ничего с ним не случится.
      – Тогда порядок. Я рада, что ты останешься. Как только этот маскарад закончится, поедем в сосновый бор ко мне на дачу. Будьдог шашлычков нам сварганит.
      – Неплохая мысль, – улыбнулась Юлька и чмокнула меня в щеку.
      Наконец часы пробили три. Фому вынесли на улицу, я поцеловала его в лоб и направилась к машине. Юлька села рядом и чуть слышно прошептала:
      – Молодец! Ты была просто неотразима. Теперь осталось совсем немного.
      – Да уж, надеюсь, – вздохнула я и посмотрела в окно.
      На кладбище мне пришлось лицезреть, как Фому опускают в яму, и даже всплакнуть, когда первые комья земли упали на дубовую крышку. Слава Богу, все закончилось, теперь можно ехать на дачу. Мы с Юлькой переглянулись и пошли к машине. Следом за нами выбежал Бульдог.
      – Чупа, я тебе нужен? – поинтересовался он.
      – Конечно. Пацаны пусть остаются до самого конца.
      Проводят гостей, а ты поедешь с нами.
      – Куда вы собрались?
      – На дачу. Хочется соснами подышать, а то совсем тяжко. Прыгай на свою тачку и рули за нами.
      – Как скажешь, Чупа.
      Бульдог сел в машину и поехал следом.
      – Ну прямо как преданный пес! – усмехнулась Юлька. Затем положила мою голову к себе на плечо и еле слышно сказала:
      – Вот и все, Чупа. Вот и все.
      Приехав ко мне на дачу, мы зашли в дом и открыли все окна.
      – Погодка просто чудо, – улыбнулась я и глубоко вздохнула, чтобы набрать как можно больше свежего воздуха. – Самое главное, что Фомы больше нет.
      Юлька сняла строгий черный костюм, надела короткий халатик и пошла к Бульдогу, чтобы отдать ему распоряжение насчет шашлыков. Я с удовольствием растянулась на полу и стала разглядывать свое отражение в зеркальном потолке. Рядом со мной стояла начатая бутылка виски. Открыв ее, я отхлебнула прямо из горлышка и чокнулась со своим отражением. Дверь открылась. В комнату вошла Юлька и, не говоря ни слова, плюхнулась рядом. Затем она взяла бутылку из моих рук и сделала порядочный глоток.
      – Ты помнишь, как мы сюда приехали?
      – Помню, – улыбнулась я и предалась воспоминаниям.
      Юлька, кажется, решила последовать моему примеру.
      Закрыв глаза, она напрягла лоб и замолчала. Все-таки здорово, что мы с ней встретились! Юлька просто чудо.
      Много лет назад мы с ней познакомились в поезде «Хабаровск – Москва» и больше не расставались. В Москве мы проболтались пару недель и рванули в Петербург. У меня было несколько адресов, где, по рекомендации моих знакомых, нам могли дать крышу над головой и обеспечить работой хотя бы на первое время. Тогда-то я и познакомилась с Фомой. Фома был намного старше меня и имел кое-какой авторитет в бандитских кругах Питера. Мне удалось его увлечь и женить на себе. Со временем дела Фомы пошли в гору, и наступил момент, когда из обыкновенного братка он превратился в заметную в криминальном мире фигуру Можно сказать – выбился в лидеры.
      Но постепенно Фома пристрастился к кокаину и стал настолько туго соображать, что мне приходилось перетягивать дела на свою сторону. В конце концов они перешли под мой полный контроль. Я ведь с самого раннего детства имела железную хватку и стальные нервы. Жизнь научила меня умению постоять за себя и не давать в обиду. Я уже и не помню того момента, когда злость и жестокость всецело завладели моей психикой, а ненависть к Фоме переросла всякие границы. Я готова была его убить, когда он приволок в наш дом сифилис. Правду говорят, что лучший метод защиты – это нападение. Вот как раз такую тактику и избрал для себя Фома. Заразив меня этим дерьмом, он с пеной у рта стал доказывать, что инфекция просочилась в наш дом не без моей помощи. Тогда я влепила ему хорошую пощечину и не разговаривала с ним больше месяца. Потом наступило небольшое затишье, но простить его я так и не смогла.
      Я никогда не любила Фому Скажу больше: я просто его презирала. Его смерть развязала мне руки и открыла новые перспективы для полного захвата власти и наведения порядка в группировке.
      – О чем ты думаешь? – перебила мои мысли Юлька.
      – О Фоме. – Я отхлебнула из бутылки и тупо уставилась на свое отражение.
      – А что о нем думать?
      – Не знаю. Все-таки столько лет прожила…
      – В этом есть своя выгода. Теперь ты свободная женщина, а самое главное – у тебя осталось богатое наследство. Три ресторана и пять магазинов. Я думаю, что это совсем не плохо для того, чтобы не считать себя обделенной вдовой. Тем более что ты у нас не новичок. По-моему, еще при жизни Фомы все дела висели на тебе и ты прекрасно с ними справлялась.
      – Это ерунда, – вздохнула я и протянула бутылку Юльке. – Самое главное – удержать власть и еще больше в ней утвердиться. Как управлять магазинами и ресторанами, я, конечно, знаю – это просто, как таблица умножения, а вот как управлять стадом оставшихся мне в наследство отморозков, я пока плохо представляю.
      – Глупости. С этим ты тоже прекрасно справишься. Тебе это удастся даже лучше, чем Фоме. У тебя все получится!
      – Дай Бог. Ты только приезжай почаще и интересуйся моими делами.
      – Конечно. Буду вырываться к тебе при любом удобном случае.
      – Осталось только пожелать, чтобы таких удобных случаев у тебя было как можно больше, – улыбнулась я.
      Через пару минут в комнату зашел Бульдог. Увидев нас, он не смог скрыть удивления:
      – Вы что на полу разлеглись?
      – Устали, – пробурчала я. – И вообще, запомни одну вещь: не смей никогда заходить ко мне без стука.
      – Да ладно, Чупа, что ты, в натуре, взъелась, я просто хотел позвать вас в беседку. Шашлыки готовы.
      – Я не знаю, в натуре или не в натуре, но я хочу, чтобы ты намотал себе на ус то, что я тебе сказала. Ты меня понял?
      – Я все понял.
      – Это радует. Кстати, а из чего шашлыки?
      – Свинина, свежак. На пару, как ты любишь. Я их специально не обжаривал, чтобы мясо нежнее было. И несколько палочек печеной картошки. Ты же ее тоже любишь уплетать за обе щеки, – усмехнулся он.
      – Я хочу шашлык из осетрины. Мясо – это, конечно, хорошо, я с удовольствием поем, но почему ты не сделал несколько палочек из осетрины?
      – Юлька мне ничего не сказала…
      – А при чем тут Юлька? Тебе что, Юлька, что ли, деньги платит?
      – Нет.
      – Тогда в следующий раз" прежде чем что-нибудь делать, уточни у меня.
      – Хорошо. Я позову, как будет готово.
      Бульдог хлопнул дверью, а я весело подмигнула Юльке:
      – Ну как?
      – Сногсшибательно! Ты начала входить в роль крутого бандюка. Слов нет! Бульдог чуть с ума не сошел от страха!
      – Я предлагаю пойти поесть шашлычков. Парная свинина – моя слабость. Особенно с красным вином.
      – А как же осетрина? – удивилась Юлька.
      – Осетрина тоже неплохо. Пойдем, а то у меня уже слюнки текут.
      Я взяла Юльку за руку и потянула на улицу. Мы добежали до беседки и включили легкую музыку. Открыв бутылочку французского красного вина двадцатипятилетней выдержки, я наполнила бокалы. На столе лежали десять палочек шашлыка из свинины и пять палочек с печеным картофелем.
      – За нас! – торжественно произнесла Юлька и до дна осушила свой бокал.
      Я с удовольствием проделала то же самое и посмотрела на Бульдога. Он с угрюмым выражением лица резал осетрину и что-то напевал под нос.
      – Бульдог! – окликнула его я. – Подкрепиться хочешь?
      – Щас, только осетрину дорежу, – обрадовался он Через пять минут Бульдог принес третий бокал и принялся дегустировать свое творение.
      – Класс! Чупа, я же знаю, что ты именно такой шашлык любишь. Парной, чуть перченый и натертый луковым соком.
      – Люблю. Из тебя бы получился отличный повар.
      Что-что, а уж готовить ты умеешь.
      – А я не только готовить умею, Чупа, просто ты слишком мало обращаешь на мои способности внимания.
      – И какие же это у тебя есть еще способности? – поинтересовалась я.
      – Я, например, трахаюсь хорошо.
      Бульдог сощурил глазки и хитро посмотрел на меня.
      – Эти способности меня не касаются. На дешевый понт не возьмешь, – отрезала я. – Пусть их оценивают твои подружки!
      – Да ладно, Чупа, я же пошутил. Ты тоже – все сразу в штыки принимаешь.
      – У меня, между прочим, муж умер и сегодня его похоронили, а ты решил со мной шутки шутить. Не шутится мне сегодня, понятно!!! У меня траур! – разозлилась я.
      Бульдог замолчал и отвернулся в сторону. Затем он привстал и насторожился.
      – Чупа, по-моему, что-то случилось!
      Я проследила за его взглядом и увидела четыре джипа, принадлежавших моим мальчикам. Они резво мчались прямо к моей даче. Как только машины затормозили, я вышла навстречу и попыталась выяснить, в чем дело. Мои ребята собрались в круг и старались не смотреть мне в глаза. Бульдог, почуяв неладное, встал рядом и слегка приобнял меня за плечи. Я в упор уставилась на Гарика. Гарик был старшим и просто не имел права что-либо от меня скрывать.
      – Гарик, что случилось? Я жду объяснений.
      Гарик заметно нервничал. Уходя от ответа, он присел, чтобы завязать шнурок на ботинке.
      – Я не люблю повторять! Что произошло?
      – Чупа, понимаешь, здесь такое дело… – заметался он.
      – Какое?
      – Мы Фому обратно привезли. Он в моем джипе в багажнике лежит…
      – Как это – привезли? Я же сама видела, как вы гроб в землю опускали…
      – Брат его из Риги прилетел. Самолет задержался.
      Мы уже стали гроб закапывать, а тут он появился. Ты как раз только отъехала. Брат-то ведь все-таки родной, не чужой. Ты сама знаешь, что для него Фома как отец был. В общем, он настоял на том, чтобы мы гроб обратно наверх подняли. Он проститься с Фомой захотел.
      – Как – проститься?
      – В лоб поцеловать. В последний раз на него взглянуть.
      В общем, сама знаешь. Мы же не звери, решили – пусть брат с братом простится. Гроб подняли, открыли. А Лешка посмотрел на покойника, затем рубашку расстегнул, потом брюки и как заорет на все кладбище, что это не Фома.
      – Он что, совсем идиот?! А кто же там тогда лежал?
      Гарик посмотрел на меня глазами, полными ужаса.
      Затем он потоптался на месте и тихо произнес:
      – Чупа! Мы ему поверили. Это и в самом деле не Фома.
      – Вы что, совсем спятили?!
      Я развернулась, чтобы уйти, но тут увидела подъезжающий к моей даче «опель».
      – А вот он и сам едет… – пробурчал Гарик.
      «Опель» остановился, и из него вышел Лешка, родной брат Фомы, мой одногодка. Мы не виделись пару лет.
      Он жил в Риге и работал переводчиком в какой-то туристической фирме. С Фомой у него не было ничего общего Честно говоря, я даже сомневалась в том, что они произведены на свет одной матерью. Уж больно разными казались братцы.
      Лешка подошел ко мне и хотел, было, меня обнять. но я резко вскинула плечи, тем самым лишая его такой возможности.
      – Ты чего себе позволяешь! Я твоего брата, то бишь собственного мужа, в землю положила, а ты, значит, вытащил! Какое право ты имеешь вести себя подобным образом?!
      Лешка отпрянул и взволнованно проговорил:
      – Это не мой брат, это какой-то посторонний умело загримированный мужик.
      – Надо же! И с чего это ты решил?
      – У моего брата в правом боку должен быть шрам от ножевого ранения. Его он получил в армии, и не заметить его невозможно. Под правой ягодицей есть еще один небольшой шрам. В семнадцать лет Фома очень сильно простыл. А когда он простывает, то всегда покрывается фурункулами. Так вот, под правой ягодицей у него вскочил громадный фурункул. Фома не придал этому особого значения. Фурункул стал еще больше, началось нагноение. Брат обратился в больницу только тогда, когда разнесло всю ягодицу. Пришлось делать операцию. Фурункул вырезали, и на этом месте образовалась небольшая впадина, недостаточно заметная. И еще: у Фомы нет последнего зуба слева. Ему его удалили. Если ты мне не веришь, то можно поднять карточку у стоматолога. Ну вот, я назвал тебе все три отличительные черты и думаю, что этого достаточно. Не знаю, как там насчет зуба, но про шрамы тебе должно быть хорошо известно. Есть еще кое-что….
      – Что же? – растерянно спросила я.
      – Я с самого начала не поверил, что Фома умер. У меня с ним есть духовная связь, понимаешь?
      – Нет – Когда ему плохо, я всегда это чувствую. Помнишь, как он два года назад разбился на машине? Так вот, я в ту ночь вообще не спал, у меня сердце болело так сильно, что жене пришлось «скорую» вызывать. А тут умер… Не может этого быть, потому что я вообще ничего не почувствовал. Если бы он и в самом деле умер, меня бы инфаркт хватил.
      – Это не аргумент, а твои выдумки. – Я перевела взгляд на Гарика и еле слышно произнесла:
      – Где труп?
      – У меня в багажнике.
      – Неси сюда.
      Гарик направился к машине, а Лешка, скрестив руки на груди, нахально буравил меня глазами.
      Я старалась не смотреть в его сторону и не показывать свое крайне взвинченное состояние.
      Гарик принес тело и положил его к моим ногам. Сердце неприятно заныло, захотелось заорать что есть силы.
      Опустившись на колени, я принялась всматриваться в лицо покойника, стараясь не дотрагиваться до трупа.
      Лешка сел рядом, расстегнул рубашку и откинул тело на бок. Затем провел рукой по тому месту, где должно быть ножевое ранение, и испуганно произнес:
      – Видишь, ничего нет.
      – Вижу… – прошептала я.
      Лешка смахнул слезу и с силой надавил на труп. На его руках остались мелкие кусочки дорогой гримировальной краски. После этого он размазал краску по лицу, и туг окончательно стало ясно, что это не Фома.
      – Ты прав. Это не Фома, – выдохнула я. Затем, сама не зная почему, возбужденно вскрикнула:
      – Господи, а как же гости?
      – Гости гуляют в ресторане. Можешь не переживать.
      Когда мы вытащили труп, то сказали, что это какое-то недоразумение и его надо свозить на повторную экспертизу в морг.
      – Нужно немедленно все уладить. Гарик, слушай меня внимательно. Этого незнакомца срочно закопать в могилу Фомы и похоронить со всеми почестями. А я с Бульдогом поеду в ресторан и объявлю гостям, что произошла ошибка. Вне всякого сомнения, это тело Фомы, а брат ошибся. Досижу с гостями до самого конца. Нам не нужен скандал!
      – Нет, Чупа. Так не пойдет. Мой брат жив. Не надо его живьем хоронить. Объясни гостям, что он жив. – вмешался Лешка.
      – А это уже не твое дело! – разозлилась я. – Мне шумиха на нужна! Потом во всем разберемся.
      Я перевела взгляд на Юльку и заметила едва уловимый ответный кивок. Юлька все поняла. Она вообще понимает все с полуслова, даже без слон. Взяв Лешку за руку, она потащила его в беседку.
      – Не переживай, Чупа, все улаживай, а мы с Лешиком шашлыков пока поедим.
      – Я Не хочу никаких шашлыков! – попытался было запротестовать Лешка, но тут вмешался Бульдог. Своими огромными лапищами он приобнял Лешку за плечи и повел его в сторону от калитки. Почувствовав грубую хватку Бульдога, Лешка понял, что сопротивление бесполезно, опустил голову и послушно пошел туда, куда его повели.
      Я с облегчением вздохнула и посмотрела на Гарика.
      – Ну что, мы с ребятами поедем Фому хоронить…
      Вернее, не Фому, а этого незнакомого жмурика… – испуганно промямлил он.
      – Фому, понял, Фому! – закричала я. – Езжай и закопай Фому обратно, откуда вытащил!
      Гарик поднял с земли труп и пошел к машине. Остальные ребята двинулись за ним.
      – Гарик! – окликнула я его.
      Он остановился и преданно посмотрел мне в глаза.
      – Ты кого пошел хоронить?
      – Фому.
      – Тогда иди. Захвати с собой двоих, а остальные поедут со мной на поминки.
      Я села на заднее сиденье в одну из машин, и мы отправилась в ресторан. Сидевший рядом со мной мордоворот нервно чесал свои громадные руки, не переставая, повторять:
      – Прямо мистика какая-то… Ужас… Ужас…
      – Никакая не мистика, потом разберемся. Сейчас самое главное сделать так, чтобы перед гостями все уладить.
      Этот факт ни в коем случае нельзя обнародовать. Нам лишний скандал не нужен. Если уж Фома так сильно захотел, чтобы мы посчитали его умершим, – так выполним его последнее желание.
      – Ты хочешь сказать, что он сам все придумал?
      – В данный момент я ничего не хочу сказать. Меня больше всего волнует, чтобы этот факт забылся и не всплыл в какой-нибудь бульварной прессе.
      Мы приехали, и я молча вышла из машины. В ресторане взбудораженная публика рассказывала фантастические сплетни – одна хуже другой. При виде меня толпа заметно поутихла. Я встала во главе стола и громко произнесла:
      – Дорогие мои! Прошу внимания! Дело в том, что произошла непростительная ошибка. Брат моего мужа очень тяжело переживал смерть Фомы, настолько тяжело, что временно потерял рассудок. Я думаю, его можно понять. Кто хоть раз хоронил близкого человека, наверняка сталкивался с похожими проблемами. Так вот: я пошла навстречу пожеланиям брата покойного мужа и отвезла тело обратно в морг. Как выяснилось, это оказалось совершенно ненужным. Патологоанатом подтвердил, что это тело принадлежит моему мужу. Мне жаль, что так произошло, но такова была воля брата покойного. В данный момент тело моего мужа, как и положено, предано земле. Прошу прощения у всех собравшихся за случившееся и предлагаю почтить память моего любимого покойного супруга.
      На секунду приложив платочек к глазам, я подняла рюмку и выпила ее до дна. Люди встали и молча последовали моему примеру. Затем я села за стол и положила в свою тарелку пару ложек салата.
      – А где сейчас находится брат Фомы? – спросил кто-то из зала.
      – Он под наблюдением врачей. Ему надо немного отдохнуть – и он придет в норму.
      Через полчаса ненужные мне разговоры поутихли Гости с энтузиазмом принялись опустошать свои рюмки и тарелки. Некоторые так хорошо поднабрались, что вообще перестали понимать, по какому поводу закатили столь шикарный обед и почему отсутствует музыка. Еще через полчаса собравшиеся хором запели русские народные песни. Я поняла, что мне здесь больше нечего делать, и, пожелав всем хорошо отдохнуть, направилась к выходу. У входной двери меня ждал Бульдог.
      – А ты как здесь очутился? – удивилась я.
      – Я за тебя переживаю, Чупа, – засмеялся он.
      – А что за меня переживать? Я что, маленькая, что ли?
      – Нет. Просто ты женщина…
      – Забудь, что я женщина! Ладно, раз уж ты здесь, то поехали на кладбище. Посмотрим, как моего суженого закопали.
      Бульдог открыл дверь в машину, и я вытянулась на заднем сиденье.
      – Тебе плохо, Чупа?
      – Да нет. Просто голова трещит. А где пацаны?
      – Не знаю. После того как на кладбище уехали, не появлялись. Половина в ресторане остались.
      – Понятно. Позвони Гарику и скажи, чтобы все старшие собрались у могилы Фомы. Все семеро.
      – Может, на даче? А то что – у могилы?!
      – Не спорь. Я так хочу. И вообще, мне совершенно неинтересно выслушивать твое мнение.
      Бульдог надулся и принялся звонить по мобильному.
      Закрыв глаза, я медленно массировала виски.
      – Послушай, а где этот придурок? – неожиданно вспомнив о Лешике, спросила я у Бульдога.
      – Какой?
      – Да Лешик! На хрен ты его одного оставил?! Он же может сбежать и рассказать в любой газете, что мы не Фому похоронили!
      – Да не волнуйся ты так! Я его наручниками к перилам беседки приковал. Я что, не соображаю, что ли, что он сбежать может! Сидит теперь как миленький и ждет твоего приезда. А Юлька там рядом шашлыки наяривает – Если этот придурок вздумает сбежать, то тут и Юлька не поможет.
      – Да как он сбежит?! С перилами от беседки, что ли! – засмеялся Бульдог.
      – Будем надеяться, что ты прав.
      – Послушай, Чупа, что с ним дальше делать-то будем? Мне кажется, что придется мочить, чтобы языком не трепал.
      – Посмотрим. Мочить тоже не хочется. Уж больно он перед сегодняшней публикой засветился. Дома жена, двое детей. Всем известно, что брата полетел хоронить.
      Для начала я хочу с ним побеседовать. Если, конечно, не убежит к тому моменту, когда мы приедем.
      – Я же тебе сказал, что не убежит.
      – Смотри. Головой отвечаешь.
      Я опять закрыла глаза и продолжила массировать виски.
      – Хочешь, я тебе сегодня массаж сделаю. Я все точки знаю. Головную боль как рукой снимет.
      – Хорошо. Останавливай машину и перелезай ко мне. Сделай сейчас – мне с пацанами надо беседовать, а голова грешит, аж тяжко.
      Бульдог остановил машину и перебрался на заднее сиденье. Положив мою голову к себе на колени, он стал делать массаж. Я расслабилась и полностью обмякла в его руках. Мне всегда льстило, что Бульдог ко мне неравнодушен. В нашем доме он появился довольно давно. Он телохранитель-профессионал высочайшего класса. Поговаривают, что он работал у многих воров в законе, охранял их и их семьи. Его услуги стоят очень дорого, но этих денег совсем не жалко – жизнь, как говорится, дороже.
      Когда дела Фомы пошли в гору, он сумел заполучить Бульдога, предложив ему хорошее жалованье. Позже Бульдога неоднократно пытались переманить на сторону, но он все-таки остался в нашей семье. Мне казалось, что дело вовсе не в высоком окладе, – при желании Бульдог мог устроиться в другое место и получать еще больше.
      Мне казалось, что дело во мне. Когда Фома перестал справляться с делами и все бразды правления перешли в мои руки, Бульдог почти всегда находился рядом со мной, и это мне льстило. Я не знаю, влюблен он в меня или нет, но то, что он меня хочет, это точно. А может, его чувства сильнее, – это мне, к сожалению, неизвестно.
      – Бульдог, ты будешь у меня работать или уйдешь в другое место? – спросила я, млея под его обалденными руками.
      – Ты что, меня увольняешь?
      – Нет, конечно. Просто тебя Фома на работу принимал, а его больше нет.
      – Мне казалось, что я уже давно работаю на тебя, а не на Фому.
      – Значит, ты остаешься?
      – Конечно.
      – А до каких пор?
      – Пока кто-нибудь не предложит мне зарплату побольше, – засмеялся он.
      Я открыла глаза и внимательно посмотрела на него. А он довольно интересный мужчина. Сумасшедшие размеры тела, мужественное лицо, коротко подстриженные волосы. Я всегда предпочитала мужчин с большими формами. В штанах у него, наверное, тоже стоящее орудие! И еще: он всегда в костюме и белоснежной рубашке – такую аккуратность я всегда ценила в мужчинах.
      – Бульдог, а правда, что ты телохранителем в президентской семье был?
      – Вранье, – засмеялся он.
      – Послушай, Бульдог – твое прозвище. А как тебя мама назвала? В паспорте у тебя какое имя написано?
      – Макс. Но меня так уже давно никто не называет.
      – Красивое имя. А почему тебя Бульдогом прозвали?
      – Потому что я работаю телохранителем вот уже много лет. Хватка у меня крепкая, можно сказать, – бульдожья. Вот меня и прозвали Бульдогом. Это еще со времен войны.
      – А ты был на войне?
      – Да. Я в Афганистане служил.
      Бульдог помассировал мне шею, а затем легонько провел по груди. Я дернула его руку.
      – Нельзя.
      – А я и сам не хочу.
      – Почему? – удивилась я.
      – Да потому что, когда работаешь, личные отношения запрещены. Это мое кредо. Я на тебя работаю и могу тобой только любоваться.
      – А ты хоть раз отходил от своего принципа?
      – Нет, – отрезал он и посмотрел на часы. – Надо ехать, а то уже пацаны ждут.