Наблюдение за речью Фрадкова показывает, что это действительно необыкновенный человек, который формирует риторическое измерение интеграции различных институциальных моделей в живой корпоративной работе правительства формирует как сферу инноваций, цепей, связей, стыковочных узлов различных моделей институциализации. Вот эти-то слова Фрадкова, как вслух выраженные элементы мыслящей риторики, внутренне размышляющего голоса-мыслительного интегратора моделей, и слышат журналисты, впадая при этом в транс и рассматривая Фрадкова с изумлением как некоторого «Черномырдина-интеллектуала».

Настоящий вопрос заключается в том, если ли действительно сегодня у Фрадкова тот самый «интегральный ключ». Их первая транслируемая встреча с Президентом, на которой Фрадков, пройдя чистилище думских и иных консультаций, заявил Путину, что «ЧТО-ТО(!!!)», ВИДИМО (!!!), ВСЕ-ТАКИ (!!!), ПОЛУЧИТСЯ (!!!), И, ВЕРОЯТНЕЙ ВСЕГО (!!!), НА ОСНОВЕ КОНСОЛИДАЦИИ НА ПРЕДЛОЖЕННОЙ ПРИЗИДЕНТОМ НАЦИОНАЛЬНОЙ ИДЕЕ КОНКУРЕНТОПОСОБНОСТИ, говорит выразительно о том, что этот «интегральный ключ» пока, скорее всего, воображаемый, но, безусловно, в продуктивном ключе «воображаемой логики» (была такая знаменитая «Воображаемая логика» гениального русского логика Васильева, где объявлялся не действующим, не нужным, отсекаемым бритвой Оккама в определенном ее замахе, закон исключенного третьего). Путин, как известно, сказал: «Отлично! Поехали!» - и махнул рукой. Пока «интегральный ключ» - это сам Премьер и есть, и никакой интеллектуальный интегральный ключ, запускающий в работу и объединяющий софты различных моделей институциализации, пока не создан, не имеется в наличии. И если эту ситуацию не поправлять на ходу, то весьма вероятен сход под дефолтный откос, под мерный убаюкивающий стук колес комфортных цен на нефть, поскольку мы находимся сейчас в ситуации, подобной ситуации Кириенко 1998 года, только теперь речь идет об инсталляции уже не монетаризма, а институциализма, - будет ли институциализм инсталлирован в сознательной управленческой правительственной деятельности, или он одноментно сам инсталлируется как совокупность институтов антикризисного развития, ограничивающих и преодолевающих новый постмонетарный дефолт. Идея конкурентоспособности не может быть «интегральным ключом» для различных институциальных моделей, таковым ключом может быть конкретная инновационная модель конкурентоспособности, да к тому же еще и методологически извлеченная из различных моделей институциализации в качестве их универсальной генетической структуры.

Главная проблема здесь состоит все же в качестве интеллектуального обеспечения административной (=институциальной) реформы. Авторы институциальной реформы не могли не знать, что БАЗОВОЙ ИНСТИТУЦИАЛЬНОЙ РЫНОЧНО-ЭКОНОМИЧЕСКОЙ МОДЕЛИ, ТЕОРИИ ЕЩЕ НЕ СУЩЕСТВУЕТ. Ни одно из правительств развитых экономических стран не перешло сегодня так резко и окончательно с монетарных на институциальные позиции. В этом смысле, данный институциальный шаг это, конечно, шаг в бездну. А бездну, как известно, в два прыжка и более не пересекают. Часть институциальных проблем авторы решили по экономико-правовой модели. Причем поражает глубина бюрократической веры в автоматизм этой модели «нажми на кнопкуполучишь результат, красную кнопку не нажимать», каковая вера зафиксирована в Указе так: «федеральное министерство: в) в установленной сфере деятельности не вправе осуществлять функции по контролю и надзору, правоприменительные функции, а также функции по управлению государственным имуществом, кроме случаев, устанавливаемых указами Президента Российской Федерации». Другую часть проблем авторы решают по корпоративно-институциальной модели техноструктуры. Часть проблем, в особенности лоббистского характера, очевидно, «сама пойдет» решаться по французской социолого-институциальной модели гармонизации, предполагающей выработку сбалансированной экономической политики, исходящей из неравномерности экономического развития и наличия доминирующих единиц на рынке. Но, честно говоря, все это мертвому припарки. Все это было бы хорошо как стабилизирующее сглаживание, выравнивание, сопровождающее реализацию внедрения монетарной модели, если бы она не внедрилась у нас мгновенно кириенковско-дефолтным образом.

Не найдено сегодня в области официальной мировой институциальной теории ТОГО ЕДИНСТВЕННОГО РЕШЕНИЯ, ТОГО МЕТОДОЛОГИЧЕСКОГО КЛЮЧА, который, скажем есть, в монетарной теории: ЛИБЕРАЛИЗАЦИЯ ЦЕН, СВОБОДНОЕ ФИНАНСОВОЕ ОБРАЩЕНИЕ, ЧАСТНАЯ СОБСТВЕННОСТЬ. В монетарной теории есть универсальная база, есть ключи, есть простые решения. И величие Гайдара состоит именно в том, что он пришел с этими ключами и открыл переходный период. В институциальной теории, этого пока еще пасынка монетаризма, много интеллектуальных спекулятивных конструкций, но простых решений, ключей развития, пока нет по крайне мере, их нет у западноевропейских институциалистов и у авторов нашей доморощенной институциальной реформы.

Подумайте сами мы переходим на новую технологию «энергетики экономики» в фундаментальном смысле, соскакиваем с монетарной технологии «финансовой энергетики экономики» куда-то, в грядущее - на какой-то институциальный чертеж Новой России, методологическую (ученую) и конструкторскую работу в отношении которого мы передоверили западной экономической мысли, а нашим монетарным технологам предлагаем этот чертеж, ручкой поэтически, со смелым размахом, начертанный, воплощать, на каковой чертеж они с недоумением смотрят, разглядывают и чешут затылки. Или эта вера в титана-монетариста Жукова, который все гениально заинтегрирует.

Еще раз подчеркнем:

(1). Западное состояние развития институциальной теории не позволяет сегодня говорить о наличии модели развития, сравнимой с монетарной моделью в аспекте внедрения, наличия простых, реализуемых во времени, возможных для мониторинга решений;

(2). Ни одно из правительств стран с рыночной экономики не перешло сегодня с монетарных на институциальные рельсы, институциализм там это скорее элемент управленческого дизайна и правительственной риторики.

Что сегодня мы имеем в Правительстве? Разбросанные по всему будуару слова и вещи. Трехуровневая модель институциальной экономико-правовой организации правительства, отслеживать которую заслан новый руководитель правительственного аппарата юрист Козак это, вроде бы, понятно. Модель техноструктуры правительства, как его фундаментальной ориентации на институциальную модель технократического развития, каковую модель инспирирует сам Технократический премьер. Монетарно-постмонетарная модель министерского блока Кудрина-Грефа, которая все более начинает походить на какое-то вложенное правительство с каким-то нитевидным пульсом, рукой на котором, очевидно, призван стать Жуков, то это монетарное правительство неожиданно будет покрывать собой все правительство, а то становится его самой незаметной маленькой частью. Каково интеллектуальное обеспечение институциальной реформы, в таком порядке и несоответствии разбросаны слова, вещи, структуры.

Надо откровенно сказать, что авторы интеллектуального обеспечения главного структурообразующего процесса модернизации институциализации - ввели высшее руководство страны в заблуждение по поводу практической применимости достижений западной институциальной теории. Еще ни одно западное правительство не решилось эти достижения применить, где-либо, кроме как в виде риторических фигур правительственных докладов.

В инсталляции нынешней версии институциализации сыграло свою роль то острое интеллектуальное противостояние нашим российским монетаристам адептов так называемого системного подхода, приобретшее (противостояние) по известным причинам плачевного положения отечественной науки, еще и «классовые черты». «Системный подход» вроде бы как-то интегрировал различные модели институциальной теории, но произошло это пока только в риторике. «Системный подход» это, конечно же, не ключ, а раствор, который заливается домушниками в пазы замка и застывает там, чтобы с него потом получить слепок ключа. И это бы хорошо, да сам сейф, базовый институт институциализма со всем его содержимым пока отсутствует. В сфере, открываемом с помощью системного подхода, не окажется ни денег, ни документов. «Пилите, Путин, пилите, они - золотые!» Ученые знают, что системный подход пока еще ничего не интегрировал даже в смысле смежных областей в самой сфере науки, смежные связи разрабатывались исходя из специальных научных соображений, а не потому, что так требовал системный подход, которому иногда удавалось присваивать эти достижения, главным образом, в кабинетах научных бюрократов, которым было недосуг вникнуть в научную проблему, требующую подготовки и реального мышления. Системный подход это спекуляция на проблеме оснований современной науки по принципу: «если нет оснований, то любая наукообразная конструкция с наведенной математикой имеет право на жизнь». В отечественной экономике проявляется в форме впадения в «илларионовскую прелесть», когда можно не только доказывать со всей полнотой логики противоречащие экономической очевидности факты и тренды, но и убеждать в их право-мерности и высшее руководство.

Так, если в качестве аксиоматики мы берем экономико-правовую институциальную модель Экономико-правовую Триаду, то мы, как минимум, должны установить ей в итеративное соответствие институциальную модель техноструктуры, которая блуждает где-то отдельно в нынешнем подходе, - Триаду техноструктуры. А вот это же вопрос грандиозной сложности истинной научной простоты, требующий поистине сверхрациональных решений. Институциальная концепция Техноструктуры это вам не простой риторический перебор критических инновационных технологий, этот набор есть всего лишь динамический результат осуществления Техноструктуры, к тому же не воображаемой. Институциальная модель техноструктуры это вопрос, во-первых, универсального ключа меганаучных решений гуманитарно-технотронной цивилизации, во-вторых, вопрос новой экономической модели развития как модели постэкономической, инновационно-трансакционной, в-третьих, вопрос о новой модели законодательно-правового обеспечения, о правовой модели трансакции. И, в-четвертых, Техноструктура это не просто новая административная конфигурация правительства, это новое электронное измерение деятельности правительства. Конкурентоспособность, в этом аспекте только, есть седьмой член уравнения, оптимизации взаимодействия Экономико-правовой Триады и Триады Техноструктуры.

Таким образом, все пройдет «отлично» лишь в том случае, если в отечественной среде имеется, будет выявлена интеллектуальная сила мирового значения, владеющая институциальным ключом к конкурентоспособности и способная к разработке базовой институциальной рыночно-экономической теории. Предстоит трансформация в плавильном тигле нового мышления экономико-правовой теории, теории собственности, трансакционной теории и других институциальных моделей, критерием которой (трансформации) является возникновение нового, электронно-информационного монетаризма. А мне сдается, что такая сила у нас есть. Ее не может не быть у России, если она вступает на путь институциализации силой самой истории.

Таким образом, в структуре правительства мы имеем сегодня формальную пока, предваренную Указом и организационно-аппаратной структурой под рук. Козака, Экономико-правовую Триаду и рассыпанные элементы Техноструктурной Триады, которую пока вынужден каждый раз заново собирать премьер в своем продуктивном воображении и в правительственной риторике. Кстати, Фрадков блестяще использует правительственную риторику для интенсификации интеллектуальной технократической работы.

Техноструктура это не набор перспективных промышленных технологий, это модель генезиса и структуры инновационной экономической политики, правоопределяющей реальное институциальное развитие. Техноструктура это, прежде всего, модель институциализации так называемого реального сектора, имеющая целью его выход на путь устойчивого инновационного развития. Основой техноструктуры является не набор перспективных технологий, а непосредственная конкурентоспособность человека, организации и учреждения, экономики, общества, государства. Уровни Техноструктуры определяются не как ступени содержания научно-технического прогресса только, но, прежде всего, как измерения (составляющие способности) конкуренто-способности, заключенные в инновационной институциальной теории конкуренции. Институциальная теория конкуренции в отличие от монетарной теории конкуренции основывается на анализе феномена техники как фундаментальной структуры человеческого измерения.

Понятно, что наш промышленный сектор подлежит не восстановлению по советским и постсоветским калькам, а коренному преобразованию на институциальном уровне, изменению самих принципов и номинаций отраслевой структуризации и профильной стратификации. Предстоит «возгонка» реального сектора в постиндустриальное состояние. На этом обстоятельстве впали в оцепенение наши олигархические структуры, схватившие куски реального сектора и не способные их ни переварить, ни двинуться с места.

Именно в процессе формирования Техноструктуры (Триады техноструктуры) Правительства и может быть, в случае успеха, инсталлирована инновационная модель институциализма, способная быть интеграционным ключом к различным институциальным моделям в качестве единого методологического основания модели развития конкурентоспособности.

Форма Новой России

Содержание Новой России сформировалось на всем протяжении переходного периода. Сформировались новые личности в поколенческом масштабе, образовалась рыночная структура собственности, сложились первичные институты конституционно-демократического устройства. Однако, страна все еще не оформилась в качестве собственной, так называемой «суверенной» демократии, не образовала один из ведущих политико-экономических «объемов» мировой организации. Необходима Форма Новой России. Мировой державой является та, которая способна (конкуренто-способна) к созиданию чистой формы своего исторического бытия. Мировой державой является та, имя которой уже само по себе является одной из ведущих истин мирового развития и регулятивным смыслом геополитики. Имя России вновь образуется, самососредотачивается в своей истинности в последовательности стратегических смыслов триады: «Власть Конституции Энергетическая сверхдержавность Инновационная конкурентоспособность». Настоящие стратегические смыслы формируются, прежде всего, в гуманитарно-политическом измерении и образуют фундаментальный риторический механизм, запускающий реальный процесс модернизации страны. Возникновение этих смыслов результат осмысленного напряжения (рефлексии) всех интеллектуальных сил рациональной составляющей российского политического руководства страной на всем протяжении переходного периода. Можно сказать, что каждое из этих руководящих понятий это точка встречи, диалога новой российской государственности и нарождающегося гражданского общества. Разберем данные формообразующие факторы последовательно.

1. Власть Конституции

В политико-конструктивистском аспекте данный смысл может состояться следующем образом: «Путин после 2008 года - Председатель Конституционного суда как «либеральный император».

Трудно представить себе нечто более грандиозное, что можно было бы сделать в стране для эффективного и мощного развития независимого института судебной системы и становления реального правого государства, нежели трудоустройство Владимира Путина после 2008 года в качестве Председателя Конституционного Суда РФ. Такая возможность не противоречит рассуждениям президента на пресс-конференции 31.01.06, которые посвящены его дальнейшей карьере, после того как он оставит свой пост в конституционный срок. Что касается предположений о том, что Путин возглавит госмонополию, то президент все сказал открытым текстом: «Ни по характеру, ни по предыдущему моему жизненному опыту бизнесменом себя не чувствую». Понятно, что В. В. Путин «и по характеру, и по предыдущему своему жизненному опыту», прежде всего, юрист.

Дело даже не в профессиональных особенностях личности нашего президента, а в том, что фактически создан «ресурс Путин» - политико-экономический ресурс институциального развития России, и верное позиционирование этого ресурса ничуть не менее важно, чем правильное распоряжение Стабфондом, или средствами, выделенными на реализацию национальных проектов. В самом конкретном смысле можно утверждать даже, что это однопорядковые, однонаправленные и взаимно-функциональные процессы. В России созданы надежные монетарные основания, соответствующий уровень экономического детерминизма устойчивого развития страны. Применение этих оснований, как конкурентных преимуществ, сформированных за время двух президентских сроков Путина, - это вопрос о «достраивании» в стране уровня институциального детерминизма, о доведении устойчивого развития до формата реальной модернизации государства, общества, экономики.

Ключевым вопросом институциализации является становление такой фундаментальной конструкции правого государства, каковой является судебная система. Для того, чтобы судебная система, как центральный «логический термин» правового государства, приобрела реальный объем и содержание, состоялась в качестве «дерева ценностей и алгоритмов» самоуправляемой демократической системы, в ней должна получить развитие осевая структура, которой «генетически» является Конституционный суд, своего рода протоинтеллект правовой судебной машины.

Переход Конституционного суда в формат института выработки методологии реализации конституционных полномочий, института, формирующего комплексную систему мониторинга законодательства и правоприменительной практики, означает реальное начало эффективного институциального развития России.

Грядущее перенесение Конституционного суда во все более возвращающий себе имперскую значимость Санкт-Петербург (место проведения мероприятий «Большой Восьмерки», прежде всего) придает серьезный импульс идее, известной под именем «либеральная империя». Вообще говоря, сам термин «либеральная империя» во многом аналогичен термину «самодвижущаяся повозка». То есть, мы находимся в стадии новейшей истории России, подобной той стадии в истории развития техники, когда «автомобиль» еще не осмыслен, не установлен, как «массовая техносила», но когда сама его возможность открылась в «до-автомобильной логике» как «самодвижущаяся повозка», как гибрид, в котором еще не оформился продуктивный синтез. «Монетарное государство» является либеральным, но «империей» («конкурентоспособной державой») оно не может стать без институциального измерения, необходимость которого («независимый суд», «свободная пресса») само же либеральное государство и постулирует, признавая неспособность достичь этого состояния монетарными средствами. То есть, по существу, России необходим институциальный конвейер, базовый механизм производительности и продуктивной силы права. Как известно, в империи такой силой располагал институт цезаря, монарха. В конституционной демократии в условиях определенных исторических вызовов такую роль может сыграть Конституционный суд. Хотя следует признать, что здесь Россия рискует опять оказаться впереди планеты всей. При этом следует обратить внимание на «твердую структуру» общегражданского уважения Конституции в США, имеющего институциальное значение и фактически заменившее собой институт суверена, не выплеснув при этом, как говорится, вместе с водой и ребенка. Если мы проанализируем Декларацию независимости США, в которой содержится стратегический концепт Конституции, то обнаружим, что ее основная логика состоит в последовательном и скрупулезном обвинении британского монарха в отчуждении от народа колоний и утверждении на основе этого обвинения необходимости трансформации института суверена в конституционный институт, а никак не отмена принципа этого института, ибо с ним отменялся бы сам институт независимости, суверенности.

Конституционный суд, как институт выработки методологии реализации конституционных полномочий органов власти и местного самоуправления, институт мониторинга законодательства и правоприменительной практики станет фундаментальным институтом-органом суверенной демократии. Во время визита в Нидерланды в 2005 году В. Путин признался, что ему «небезразлично, в чьих руках окажется судьба страны, которой я посвятил всю свою жизнь». И сделал важное добавление: «Полномочия новому президенту фактически передаются по Конституции после принятия им присяги, а до этого полную ответственность за положение в стране несет действующий глава государства. Я не допущу никакой дестабилизации в России». Этой фразой В. Путин фактически попробовал себя в роли Председателя Конституционного суда в гипотетической ситуации системного кризиса, углубляя понимание собственной политической субъектности, как гаранта Конституции.

В сфере выработки и осуществления методологии реализации конституционных полномочий органов власти и местного самоуправления находится весь потенциал поля реальной политики страны, потенциал расширения возможностей и горизонтов модернизации России.

В этой сфере находится также и потенциал развития и укрепления президентской власти в России. В. Путин заявил на пресс-конференции, что «в условиях развивающейся экономики, укрепляющейся государственности, в условиях окончательного формирования принципов федерализма нам нужна твердая президентская власть». При такой конструкции, вероятно, роль премьер-министра по-прежнему остается технической, но возрастает и правовой техницизм системы в целом, что позволяет надеяться на успех институциальной реформы технического правительства (правоопределение министерств, правоприменение федеральных служб, правовые услуги федеральных агентств).

Конституционный суд, как первоэлемент институциальной России, сможет обеспечить суверенность российской демократии в условиях вызовов перехода к модернизации, когда Президент выполнит в 2008 году свою задачу, которую он сформулировал на прямой линии с населением в 2005 году следующим образом: «Я свою задачу вижу в том, чтобы к руководству страной пришли молодые, грамотные, эффективные управленцы».

С содержательной институциализаций Конституционного суда в России возникает система гарантий, возможностей, продуктивных ограничений и правового «порождения» жизненно необходимой стратегии осуществления конкурентных преимуществ России, применение которых будет осуществляться обновленной властью всех уровней в социально-правовом диалоге с населением.

Основанием такого диалога, прежде всего, в форме стратегического концепта фундаментальной риторики Председателя Конституционного суда, должна стать российско-общечеловеческая концепция права народа, жизненная сущность конституционного устройства. Разработка данной концепции требует дополнительных усилий и отдельного осмысления.

Конституционный суд должен стать институциальной основой суверенной демократии. Таково, как видно, «место в строю» Правововеда Путина Владимира Владимировича. Место, которое он заслужил, обратив свой жизненный путь в ресурс развития России, - место первого среди равных.

2. Энергетическая сверхдержвность

Институциализация энергетической сверхдержавности России стратегия третьего президентского правления РФ.

Курс команды Президента РФ В.В. Путина на создание предпосылок по формированию статуса России, как энергетической сверхдержавы, предполагает, что третье президентское правление будет осуществлять институт «энергетического президента». Это значит, прежде всего, то, что глобальный круг задач, связанный с восстановлением правого единства страны, составлявший локус контроля второго президента, не будет обременять третьего президента и локализуется в проблематике, рассматриваемой Конституционным судом. Сама возможность политико-рефлексивной концентрации «энергетического президента» на собственной проблематике в условиях стабильных контекстов правовой федеративной государственности, на страже которых будет стоять Конституционный суд РФ, опирающийся на «ресурс Путин», - создает уникальный шанс консолидации финансово-экономических элит и сферы стратегического менеджмента вокруг выработки конкурентоспособной мировой экономической стратегии России.

Институт «энергетического президента» - это метод интеграции экономических реформ на основе принципов федерализма, реализуемых с помощью инструментов региональной энергетической политики. Таким образом, «губернская», региональная проблематика будет акцептирована на федеральном уровне и закреплена в новых инструментах регулирования межбюджетных отношений. В связи с этим можно ожидать, что третий президент России будет также располагать опытом губернского руководства.

Институт «энергетического президента» - это субъект такой внешнеполитической активности России, которая будет способна выйти на уровень геополитического развития опираясь на контексты реальной энергетической политики. Нарастание значимости «энергетической повестки дня» в контекстах большой политики требует, в свою очередь, высокой специализации и компетенции института третьего президентского правления именно, как института «энергетического президента». Вопросы международной энергетической безопасности, проблематика мирного и военного атома перейдут в разряд вопросов первостепенного и безотлагательного внимания стран Большой Восьмерки. Большая политика заговорит на языке энергетики. Аналитика, статистика и мониторинг энергетики станут оперативной политической (геополитической) информацией и основой принятия решений. Борьба с террористической угрозой станет частью проблематики энергетической безопасности.

Путь к новому сверхдержавному могуществу Российская Федерация будет прокладывать на основе модернизации собственной энергетической системы в конкурентоспособную отрасль мировой экономики.

3. Инновационная конкурентоспособность (Инфраструктура)

Практической основой осуществления инновационной конкурентоспособности является переход российского правительства из институциального состояния «Совет министров» в институциальное состояние «Совет конкурентоспособности».

Как зафиксировано в Лиссабонской «повестке дня» Евросоюза (плане действий ЕС в области занятости, экономического развития и социальной сплоченности в нынешних и будущих странах Европейского Союза) конкурентоспособность это не только высшая производительность работы, конкуренция и прибыльность бизнеса, но и «сознательно направляемый» долгосрочный аспект развития. Концепция конкурентоспособности, которая сегодня используется на практике большим количеством развитых экономик, анализирует, каким образом политика власти оказывает содействие развитию наиболее благоприятной среды для конкурентоспособного, социально-ответственного бизнеса. В конечном счете, высокая конкурентоспособность ведет к более высокому уровню и качеству жизни населения.

На протяжении последних лет концепция конкурентоспособности является одной из ведущих концепций в теории экономического развития и влиятельным инструментом практической политики. Она охватывает не только сугубо экономические показатели, но и оценивает экономические последствия таких неэкономических явлений, как качество политических процессов и общественного управления, уровень образования, научная база, верховенство закона, развитие информационной инфраструктуры, благоприятствование культуры и системы ценностей для инноваций.

В настоящее время существует не только проблема систематического экспертного и программно-интеллектуального обеспечения правительственной Стратегии и создания информационно-аналитических механизмов мониторинга за ходом ее реализации. Прежде всего, отсутствует институт выработки межведомственного сотрудничества в ходе осуществления инвестиционных и инновационных проектов и программ, способный к продуктивному диалогу с бизнесом и гражданским обществом в целях образования эффективных частно-государственных партнерств и содействия развитию саморегулируемых организаций. Кроме того, необходимость перехода от эксплуатации возможностей по непосредственной реализации упрощенных экспортно-сырьевых схем к инвестиционному развитию и структурному экономическому росту требует выработки инновационного подхода к повышению инвестиционной привлекательности государства именно через выявление и развитие уникальных конкурентных преимуществ России в иных сферах, что также требует системного объединения административной и экспертной работ, а также комплексной интеграции разрозненных проектов, программ и решений.

Реализация приоритетных национальных проектов также предполагает общей методологии формирования и сквозной стратегии управления в отношении комплексного регионального осуществления нацпроектов. Социальная цель приоритетных национальных проектов - повышение качества жизни населения через инвестиции в человеческий капитал, должна быть дополнена на региональном уровне экономической целью повышением инвестиционной привлекательности регионов через развитие их конкурентоспособности.

Правительство, как Совет конкурентоспособности - это Совет министров + «Мозг» правительства, который должен аккумулировать передовой международный опыт в целях разработки стратегии конкурентоспособности, мобилизовать научный и управленческий потенциал с целью координации деятельности различных учреждений, организаций и предприятий для дальнейшей разработки и реализации инновационной модели развития конкурентоспособности России, методологии ее мониторинга и коррекции; синтезировать федеральные целевые и иные программы в единую методологию развития. В России начала 90-х роль «Мозга» правительства выполнял Институт Государственного секретаря РФ. В Новой России очевидно необходимо системное укрепление института премьера, вывод его в новое качество «мозга» правовой структуры правительства, структурирующего и координирующего работу уровней правоопределения (министерства), правоприменения (федеральные службы) и правовых услуг (федеральные агентства). Только такое правительство будет иметь непосредственной линией осуществления своих функций формирование общестрановой инфраструктуры развития.

Правительство как Совет конкурентоспособности охватывает (активирует) пространство квадрата транспарентности «правительство-профсоюзы-законодатели-работодатели» как институциально-правовую рамку стратегического менеджмента экономического развития.

Таким образом, непосредственно форма Новой России фиксируется институциально-правовой триадой: председатель Конституционного суда (ресурс «Путин») «энергетический президент» - «инфраструктурный премьер». Настоящая триада это своего рода «единый строй» политического обеспечения модернизации страны, единая линия осевой структуры правового государства, как формы институциализации рыночной экономики.