Он поводил едва видимым дымчатым изображением носика Пиноккио, пока не направил его прямо на Шмулика, который, казалось, ни на секунду не отрывал от губ свой угав. "И когда дышать успевает, гадёныш!" – злобно прищурился Тимми. Он прижал фелиофон к груди, стараясь не сбить найденный ориентир, и его толстые пальцы нервно зашныряли по кнопочкам. На этот раз он решил запустить программу barrel (бочка), которая замышлялась как самая убойная и эффективная из всех программ фелиофона.
Неожиданно для него она сработала – слабо, не так, как предполагалось, но сработала!.. Вместо мелодии флейты в сопровождении гитар все вдруг услышали нечто, напоминающее рёв самолёта, идущего на посадку… в ту же бочку. Слева, из сектора элитариев, раздался громкий торжествующий рёв, только что не заглушающий те звуки, в которые технические ухищрения фелиофона превратили исполняемые мелодии. Сначала угасли звуки гитары Рувика, затем флейта Цвики зазвучала тускло и глухо, как будто звук с трудом пробивался через толстый слой рыхлой ваты… а потом и вовсе погряз в чём-то совсем уже рыхлом и непробиваемом. На пике торжества Тима (после жуткого разочарования!) слой рыхлой ваты неожиданно был прорван чистым звуком угава Шмулика (это у партии угава была длинная, на несколько тактов, пауза), и снова зазвучали гитары и флейта. Нахуми запел соло, слегка касаясь пальцами струн гитары. Вся "Цедефошрия" услышала чудесный голос самого маленького участника Турнира. Шмулик вздёрнул удивлённо брови, – он что-то не помнил, что они с Нахуми репетировали его партию голоса! – но уже не отрывал угав от губ и играл без перерыва, стараясь, впрочем, не заглушить пение мальчишки. И плыла, плыла над "Цедефошрией" чарующая мелодия.
***
Рути оцепенела, уставившись на сцену, откуда нёсся звонкий мальчишеский голос, глядя во все глаза на маленького рыжего мальчика, удивительно похожего на брата Арье в детстве. В глазах у неё заблестели слёзы, и она чуть слышно пробормотала:
"Да это же Цвика, мой племянничек, сынок Арье!.. А вон, смотри – Нахуми…
Подумать только! – он тоже поёт! Смотри, Моти: самый маленький с гитарой – тоже мой племяшек, сынок Амихая… Я и не знала, что у него такой чудный голос!" – "Стыдись, что у тебя такая родня!" – прорычал Галь, неожиданно оказавшись с братом за спиной матери. Гай не мог не поддакнуть, возмущённо добавив: "Уши паршивцам оборвать! Погоди: мы их поймаем и займёмся воспитанием! Не посмотрим, что маленькие!" – "Правильно! Учить надо смолоду, чтобы бандитами-антистримерами не выросли!" – зло прорычал Галь.
Ширли не выдержала: "Кто это вам позволит бить маленьких мальчиков? Родителям не позволяют, а вы…" – "Нам – позволено! Мы – дубоны, стражи законности и порядка в Эрании, и не только! Узнаешь, увидишь!" – и они вразвалочку направились в обход сектора, внимательно и с подозрением оглядывая каждый столик и заглядывая в глаза сидящим.
Рути, проводив сыновей влажными испуганными глазами, обернулась к Моти и умоляюще прошептала: "Ну, почему мы не могли бы снова с ними общаться? У меня хорошие братья, у них талантливые дети! А сестричка… О-о-о… Ну, почему, почему? Чего не помириться? Что нам мешает?" Моти указал ей глазами на фланирующих между столиками близнецов и робко пожал плечами. Он нежно приобнял жену и прошептал ей прямо в ухо: "Мы с тобой это потом обсудим, ладно?" Рувик тронул струны и тихо взял первые аккорды, а Цвика сделал шаг вперёд, смущённо улыбнулся и запел: "Я считаю полоски у зебры…", – а потом почти без паузы: "Упорхнув, словно птица из сети…". Рувик подхватил. Свою программу они все вместе завершили исполнением композиции "Колокольчики радости"…
Ширли зачарованно смотрела, как потрясающе держатся ребята на сцене, как изобретательно и зажигательно они обыграли свои номера. Когда зазвучала песня Рувика "Колокольчики радости", у неё на глазах выступили слёзы, и она забыла о том, что стоило бы от родителей, а тем более от братьев, скрыть свои чувства.
Впрочем, тем было совершенно не до неё…
***
Тим сверлил Шмулика и его угав сузившимися бледными глазами, в которых вскипала злоба. Он кипел от ярости, усиленной животным страхом: не без основания боялся он гнева Арпадофеля, которому твёрдо обещал безотказность и безграничные возможности фелио. И надо же – такой провал! Как только он не манипулировал фелиофоном, где только он с ним не устраивался! Но, к его изумлению и разочарованию, замешанному на дикой злобе, ничего сделать не мог. Во все сектора "Цедефошрии" со сцены продолжали литься чистые и красивые звуки флейты, аккомпанемент двух гитар, мальчишеские звонкие голоса и сильный юношеский баритон. И в них… вплетались звуки заклеймённого Офелией источника звуковой агрессии и звукового наркотика, одурманивающего слушателей, но гораздо богаче и мощней. Для Пительмана это, однако, не имело никакого значения. Его главной задачей было сделать всё, чтобы пригасить, исказив до безобразия звучание всех неугодных Жюри ансамблей, и, прежде всего, самых неугодных из них – "Хайханим" и вот этого… как-его-там? – "Типуль Нимрац"! "Ну, и название придумали паршивцы своей бандитской группировке! Этими зубоскалами пора всерьёз заняться – узнать, на что намекают!" Ну, почему ему так не повезло именно с фиолетовыми группами!
Ведь всех – надо, не надо, – ему удалось пригасить и даже, говорят, исказить!
А тут… звуки флейты вместе с этим непонятным угавом ни "в бочку не падали", ни "в зыбучей трясине не увязали". Да ещё и пробивали звуковую атмосферу и для голосов, и для гитары! Проклятый мальчишка, – конечно же, хулиган и антистример! – продолжал злодействовать на чудовищной дудке! И никак не заглушить, не растоптать, не уничтожить!.. А эта серая толпа невежд (кроме, пожалуй, верных элитариев!) застыла в восторге, а кое-кто дошёл до того, что вдруг начал бесноваться и – аплодировать!.. Происходило нечто ужасное, чего ни организаторы Турнира, ни Жюри, ни его верные фанфаризаторы с дубонами не могли предвидеть – а сейчас и не могут прекратить!.. Ни следа намёка на поглощение, или хотя бы искажение звучания проклятой дудки!.. Ещё и фанфарматор, как видно, прозевал и не отключил секторальные экраны, не поиграл должным образом с освещением? Уснул на посту, мерзавец, бездарь!.. (О том, что сам он не сразу начал действовать, как будто что-то его вогнало в паралич, Тим, конечно же, думать не хотел, "и вообще – это никого не касается…")
***
Как только отзвенели "Колокольчики радости", Шмулик и Рувик почувствовали: наступил момент поскорее и как можно незаметнее исчезнуть со сцены и постараться побыстрее вернуться к своим. Раскланиваясь во все стороны и пряча угав, Шмулик приобнял брата и Цвику, крепко ухватившего за руку Нахуми, и прошелестел одними губами: "Смываемся. Отступаем, ныряем в драпировки… Цвика, давай сюда свой угав… Вот так… Будьте готовы смыться со сцены… чтобы к дубонам не угодить.
Поняли?.." Воспользовавшись шквалом аплодисментов, поднявшимся после общего оцепенения, а затем и суматохой, охватившей "Цедефошрию" и выразившейся в начавшейся беспорядочной пляске мигающих огней, все четверо незаметно исчезли со сцены.
На Центропульте царила растерянность, отчего фанфарматоры не сразу сообразили, что лихорадочно мигающие огни только увеличивают суматоху и помогают злоумышленникам смешаться с толпой и скрыться.
Цвика и Нахуми тут же смешались с небольшой толпой непонятно откуда замельтешивших возле лестницы подростков в будничной одежде тусклых нейтральных оттенков, которые повлекли их за собой – к родным и друзьям. Путь обратно возбуждённым и разгорячённым мальчишкам показался гораздо короче. Они на ходу натягивали рубашки нейтрального цвета и из плотной ткани поверх концертных жилеток, заодно перевернув наизнанку фиолетовые кипы, оказавшиеся густо-чёрными.
Им навстречу попался Ронен и повёл их кратчайшей дорогой к сектору, надеясь уже на месте убедить их родных, что мальчики должны как можно скорее покинуть "Цедефошрию".
Он понимал, что ребята хотят к родным, услышать от них слова поощрения или утешения. Никто не заметил, что близнецы Дорон по дороге куда-то исчезли. Но об этом младшим участникам группы думать было некогда – они были и без того слишком возбуждены, а тут ещё столько всего происходило вокруг…
4. Coda-Swing
Дубоны на страже закона В этот момент неожиданно для публики по всему пространству "Цедефошрии" оглушительно и нервно раскатился фанфарический глас невидимого Арпадофеля: "Концертная часть Турнира окончена! Немедленно начинаем подготовку к голосованию!.. – затем, обернувшись, Коба тихо прогундосил: – Пительман! Команду дубонам! Нарушителей запрета задержать! Вывести из участия в голосовании как можно больше фиолетовых!
Потом со всеми разберёмся!" Ему очень хотелось, чтобы у публики отпечаталось в памяти, будто это его природные фанфары справились со звуками зловредного мультишофара. Этому немало способствовала общая суматоха, впопыхах возникшая на Центропульте. Градус ярости и злобы Куби-блинка уже зашкаливал. Это плотно окружившие его шомроши безошибочно определили по цвету его лица, по стремительно меняющим оттенки прожекторам левого глаза, по странно остекленевшему правому глазу, уставившемуся одновременно на всех и ни на кого конкретно. Такого лица Кобы никому, даже ближайшим его сподвижникам, доселе видеть не приходилось. Он несколько раз порывался выскочить на сцену, дабы явить себя всем присутствующим на Турнире, чего ранее делать не собирался, намереваясь как можно дольше оставаться таинственным Главным Фанфарологом. Его вовремя удержали верные шомроши…
Перекатываясь по "Цедефошрии", эхо фанфар Арпадофеля уже начало угасать, когда одновременно из разных концов Юд-Гимеля на всю "Цедефошрию" протрубили шофары.
Тут же взвилась мелодия "Колокольчиков радости", исполняемая кем-то из студийцев на флейте. То грозные, то озорные ткуа и труа перекликались со звуками флейты, раздаваясь то из одного, то из другого уголка фиолетового сектора.
***
Взмыв над "Цедефошрией," стремительная волна ткуа и труа прокатилась из конца в конец, колыхнулась и угасла. Тим, шныряя глазами во все стороны, задёргался: после грозного предупреждения Арпадофеля услышать ещё и шофар – это уже явный перебор! Его толстые пальцы снова лихорадочно забегали по кнопочкам. Но в уши, сводя с ума, лезла наглая россыпь труа!.. Итак, фелиофон в борьбе с угавом позорно провалился. Тим вспомнил, что и раньше его временами мучили опасения касательно влияния шофара на фелио по принципу бумеранга. Так что уж и говорить про мультишофар!.. Теперь Пительман не видел никаких иных способов борьбы с фиолетовой заразой, кроме категорического запрета на шофар, а теперь, на всякий случай – на флейты и свирели любых видов и конструкций. Он виновато глянул сначала на разъярёную Офелию, потом на Мезимотеса, а потом, дрожа от страха, на Арпадофеля.
***
Фиолетовые, ободрённые летучей атакой шофаров, расслабились и с интересом ждали результатов голосования. Но тут случилось непредвиденное.
Из сумочки Хели тревожно пропел ницафон. Она приложила аппаратик к уху. После первых же слов она побледнела, только отрывисто бросала: "Не может быть!.. Когда это случилось? Точно до?.. – она молча слушала длинный ответ на вопрос, после чего нервно воскликнула: – Но это же они не хотели!.. Он сам запретил… А вы где сейчас?.. А Макс с вами?.. Бени, дай ему аппарат… Нет, я хочу слышать его голос сейчас! Как отошёл!? Разыщите его немедленно, пусть свяжется со мной… Он нам нужен тут… Ну, всё…" – и она мрачно сунула ницафон в сумочку. Подняв голову, медленно произнесла: "Только что моим коллегам стало известно: в начале отделения, когда сразу же после "Петеков" врубили очередную силонокулл-паузу, скончался рош-ирия Эрании Рошкатанкер. Но до Жюри почему-то дошло только сейчас, а те тут же заявили, что это эффект злодейского воздействия шофаров. То есть, хотят обвинить в этом "Типуль нимрац" и студийцев с шофарами. Знали бы раньше, остановили бы хотя бы мальчишек!.. Сейчас в Жюри думают, когда сообщить народу – до голосования, или после". Ирми тут же вскочил: "Ребята, надо немедленно уходить! Прежде всего – Доронам… Вы, папа и мама, сидите – кто-то должен остаться на голосование на оба наших столика!" – "Да ты что, Ирми! Мы просто обязаны участвовать в голосовании! Особенно после того, как наши мальчики так удачно выступили! Кто же ещё, если не мы, родные…" – запротестовал Бенци, его поддержали Ноам и Ренана: "Мы никуда не уйдём, будем голосовать за братишек!" Ирми настаивал: "Найдётся, кому за них проголосовать – и не только в нашем секторе! Макс же рассказал… Я серьёзно советую вам тут не задерживаться… Мы теперь все – "Типуль Нимрац"… Хели, дождись Макса и с ним уходите… Куда это он запропастился?" – нервно бормотал он, с тревогой глядя на Ренану. Хели нервно тыкала пальцы в кнопочки ницафона, пытаясь связаться с Максимом, но безуспешно.
Ноам недоуменно проговорил: "Но ведь это же чушь! Как могут шофары вызвать…" – "А никак… Шофары тут ни при чём, ясное дело! Просто о смерти Рошкатанкера в Жюри сообщили не сразу, чтобы легче было свалить на шофары – вот вам и основание их запретить!" – "Помните? – в начале антракта сообщили, что у кого-то из высших чинов ирии был сильный приступ, но не смогли вызвать амбуланс. Оказалось, это был сам Рошкатанкер! Я ещё не знаю, пытались ли ему оказать на месте помощь, но в больницу его точно не повезли", – объяснила Хели. – "А ещё шофары на всю "Цедефошрию"!..
Конечно, это было непростительное мальчишество, но кто же мог думать!.. Когда объявят народу, ждите самого худшего. До этого они хотят схватить как можно больше фиолетовых… Чем они сейчас – видите? – уже занимаются! – неожиданно воскликнул Ирми, оглядываясь по сторонам. – Как я понимаю, идёт охота на студийцев…" – "И Максима нет… – горестно произнесла Хели. – Он-то знает подробности: там его друзья…" Ирми пристально глянул на Бенци: "Бенци, я вас очень прошу – немедленно уходите отсюда…" – "Я хочу проголосовать! Ради этого я и пришёл сюда!" – возмутился Бенци. – "Вы что, ещё не поняли, что происходит?!.. – яростным шёпотом закричал Ирми. – Вам троим уходить надо – и немедленно! Мы с Хели пока тут, и мои родители нажмут за вас кнопки… Ещё Гиди с мальчиками…"
***
Кошель Шибушич привычно верил, что его мудрый покровитель Тим Пительман с фелиофоном полностью владеет ситуацией! Когда шофары даже Кошелю дали понять, что Тим провалился, дубоны, как по команде, приняли (как это у них называлось) "добер-стойку".
Они были готовы в любой момент, по первому сигналу ринуться в требуемом направлении, раздавать направо и налево удары, хватать, волочить и дубасить. Но команда почему-то задерживалась. Кошель по-прежнему тупо ожидал руководящих указаний от Пительмана, а дубоны – команды Шибушича. Наконец, с некоторым опозданием, дубоны получили приказ: произвести в секторе Юд-Гимель операцию по отлову наглых мальчишек-студийцев, сорвавших планы фанфаризаторов. Команда гласила: хватать всех заподозренных в наличии вредных музыкальных инструментов.
"Вывести из игры как можно больше фиолетовых!" – такой негласный приказ получил и передал дубонам Шибушич.
Закулисье сцены быстро заполнялось большим количеством облачённых в переливчатую форму зловещего оттенка зыбучих топей и цвета мокрого асфальта – то были дубоны батальона Шибушича. Из-за пазухи у них торчали концы дубинок, так, чтобы они могли их в любой момент выхватить. Они озабоченно рыскали по сцене и возле подходов к ней, в ярости срывая драпировки и прочий декор.
Сцена погрузилась во мрак, из которого на передний план, медленно проявляясь, выплыла картинка бешено вращающегося огромного колеса банальной рулетки.
Заступивший на пост дежурный фанфарматор решил: вид вращающегося колеса рулетки неуместен и может вызвать нежелательные ассоциации. Поэтому изображение рулетки начало медленно угасать, на экраны плавно вплыла Ракушка счастья – словно бы радостно и глуповато ухмыляясь и сверкая всеми цветами радуги, она манила войти под её таинственные своды. Зазвучал ранний "Петек Лаван", которого сменил далетарный рэпп ранних "Шавшеветов" (а точнее – группы "Шук Пишпишим"). Всё это искусно перемежалось относительно спокойными пассажами раннего силонокулла.
Правда, эта музыка не соответствовала общей картине разыгрывавшихся в этот момент в "Цедефошрии", в основном – в Юд-Гимеле, бурных событий но это не беспокоило фанфарматора. Напротив! Операция дубонов в фиолетовом секторе требовала отвлечения мало причастных к бунту масс.
***
Дубоны, переместившись со сцены и закулисья в сектор Юд-Гимель, хозяйничали там с удесятерённой яростью и рвением. Особенно отличилась рота штилей, возглавляемых нашим старым знакомцем Антоном; их форма отличалась от формы дубонов более густой, асфальтовой чернотой, чуть-чуть отливающей зелёным. Тумаки так и сыпались на плечи и головы не слишком проворных фиолетовых, увеличивая суматоху. Правда, студийцев с шофарами след простыл, они затерялись в суматошно мельтешащей толпе старающихся уклониться от дубоньих тумаков бородатых мужчин, головы которых были покрыты одинаковыми темнофиолетовыми кипами. Фиолетовая толпа неожиданно оказалась столь плотной, что дубонам никак не удавалось через неё просочиться. Они раздавали тумаки направо и налево, пытаясь прорваться к тому месту, где (как они почему-то решили) собрались студийцы. Тщетно…
Мощный дубон грубо схватил и потащил маленькую старушку, чуть не сорвав с седой головы бабушки нарядную лиловую, в мелкую фиалочку, косынку. Повезло, что супруг старушки, степенный седой старичок в чёрной кипе, вовремя опомнившись, приковылял поближе. Он испуганно ухватил за руку подругу жизни и принялся суетливо и многословно втолковывать окружившим бабушку дубонам, что она никак не может быть участницей квартета подростков. "У неё и инструмента-то никакого нет и быть не может, да и сил у неё нет выдувать какие-то звуки!.." Дубоны отпустили бабушку, буркнули что-то нечленораздельное вместо извинения и отвалили.
Всем студийцам каким-то чудом удалось просочиться и выскользнуть из мельтешащей толпы, почти без ущерба – пара-другая синяков на плечах и спинах не в счёт. И теперь они сидели за столиками рядом с родными. Кипы аккуратно вывернуты наизнанку, жилетки упрятаны под рубашки из плотной ткани нейтральных тонов, а сами они с аппетитом поедают стоящие перед ними заранее заказанные родителями любимые лакомства.
За считанные минуты до начала операции дубонов Ронен успел привести к столику Магидовичей возбуждённых мальчиков. Арье ласково усадил рядом с собой и поглаживал по плечу Цвику, который ёжился после полученного удара дубинкой по спине, Амихай успокаивал Нахуми, который был и напуган, и возбуждён, и одновременно очень рад, что выступил – "И, кажется, совсем неплохо! Правда, папа?" Флейта перекочевала из внутреннего кармана Цвики за пазуху отца, гитара Нахуми тоже была припрятана. Ронен нервной скороговоркой уговаривал Арье и Амихая отпустить мальчиков с ним: "Неужели вы не понимаете? Они только что со сцены, их все видели, и дубоны тоже! Зачем им тут светиться! Как бы не случилось беды!..
Мы с ребятами осторожно доставим их к нам в студию… а потом…" – "Ладно, – кивнули братья, – только пусть соку попьют, и уходите…"
***
Ренана было успокоилась, услышав, что близнецы уже за пределами "Цедефошрии", и шепнула об этом Ноаму. Тот слабо улыбнулся и только пробормотал: "Теперь им надо бы за учёбу засесть… столько с этим Турниром запустили!" Несмотря на настойчивый совет Ирми, Бенци не двинулся с места. Он изо всех сил старался сохранить спокойствие, только изредка поглядывал по сторонам. К их столику уже приближались с одной стороны с десяток дубонов, с другой стороны трое штилей. И у тех, и у других – непроницаемые лица, только цвет форменных блуз и отличал одних от других. Они яростно постреливали во все стороны оловянными глазками-пуговками, сверкающими, как лезвие опасной бритвы.
Немного помедлив, словно бы выбирая первую цель, они окружили столик Магидовичей.
Неожиданно один из штилей полез под стол и за ухо вытащил оттуда Цвику: "Ребята!
Один есть!" – и со всей силы огрел его дубинкой по плечу; он целился в голову, но промахнулся. При этом он продолжал яростно выкручивать мальчику ухо. Цвика охнул, громко застонал и пошатнулся. Другой набросился на Нахуми, тот, получив удар дубинкой по локтю, громко вскрикнул. Арье и Амихай вскочили одновременно, загородили сыновей. Дубоны такого отпора от фиолетовых не ожидали, поэтому растерялись и на мгновенье выпустили мальчиков. Арье и Амихай ухитрились отодвинуть обоих мальчиков от дубонов, которые занесли дубинку над их головами.
К столику Магидовичей поспешили несколько мужчин в кипах. Ирми перемахнул через стол и оказался возле Арье, вставшим между сыном и штилем. Амихай, отталкивая от Нахуми дубона, получил дубинкой по руке, но успел загородить сына. К ним уже спешил Ноам, его опередил подскочивший с гневным криком Бенци: "Не смейте бить детей!" Он пристально уставился в оловянные глаза дубона, который замахнулся дубинкой на скорчившихся вместе Арье с Амихаем, загородивших сыновей. Бенци хотел оттолкнуть дубинку, но Ирми его опередил, сделал резкое движение рукой, и дубинка стража порядка, описав кривую, упала под стол. Ослеплённый яростью, тот попытался огромным кулаком врезать ему в подбородок. Ирми ловко уклонился и отвёл кулак. Антон крикнул: "Сопротивление властям!" Ирми шепнул Арье и Амихаю:
"Вызволяйте мальчишек и сами смывайтесь – мы прикроем…" Началась свалка. Ноам бросился на помощь Ирми. Худощавый, неспортивный парень, делающий суетливые движения, явно проигрывал рядом с мускулистым и тренированным другом. Он показался дубонам лёгкой добычей, что раззадорило их, и они тут же накинулись на Ноама. Получив несколько ударов дубинкой по спине и по голове, Ноам пошатнулся, споткнулся, чуть не упал. Ирми с трудом вытащил его, с трудом превозмогающего боль и с побелевшим лицом, из свалки и силой усадил за столик к родителям, немного в стороне. Откуда-то выскочил Гилад; чудом ему удалось вытащить Цвику с Нахуми, пока Ирми отвлекал дубонов на себя. Неизвестно откуда свалившиеся Максим и три его друга мельтешили под ногами, руками, дубинками дубонов, прибавляя неразберихи.
Никто не заметил, как три штиля, и среди них Антон, бросились к Бенци и плотно окружили его. Антон крикнул: "Робяты! Сюда! Оставьте мелюзгу! Тут рыба покрупнее: главарь фиолетовой банды антистримеров!" Штили навалились на Бенци сзади и схватили его за руки: "Это ты, рыжий и щекастый, на запрещённой дудке играл и оказал сопротивление власти?! Попался!" – "Отвали! Ну!" – пытался вырваться Бенци. – "Не рассуждать мне тут! – рыкнул Антон. – Ты арестован: нападение на стражей порядка! Где наручники? Этот – добыча похлеще пацанов с дудками!" – крикнул он кому-то. В мгновение ока дубоны, оставив остальных, окружили Бенци плотным кольцом, вытащили из толпы, завернули руки назад, защёлкнув наручники, и потащили сквозь беспорядочно мельтешащую толпу. Ошеломлённый Ирми и ещё несколько мужчин, среди них Арье и Амихай, пытались вклиниться в цепь дубонов, окруживших штилей, крепко прихвативших Бенци за локти, но их просто раскидали в разные стороны.
Амихай не удержался на ногах и упал. Если бы не мистер Неэман и Эльяшив, его могли затоптать, но он был вовремя подхвачен, поднят и усажен рядом с Ноамом.
Амихай морщился, кусал губы и нянчил руку, по которой получил сильный удар дубинкой от громадного толстомордого штиля, и бормотал: "Только бы не перелом…
Мне же руки необходимы для работы…" Ирми и Максим с друзьями попытались ещё раз вклиниться в толпу окруживших Бенци дубонов, но безуспешно, только дубинкой по спине схлопотали. В пылу свалки у столика Магидовичей никто не заметил, как дубоны схватили Гидона, скрутили и утащили за пределы сектора Юд-Гимель. Остальные прихватили полтора-два десятка мужчин, бросившихся в защиту мальчиков. А неподалёку другой группе дубонов удалось задержать и несколько десятков подростков.
***
Миссис Неэман старалась успокоить Ноама, который твердил слабым голосом: "Папа, папа… Что с мамой будет… За что… За что… Это же власти, в форме… как они могли?.." Ренана сидела с побелевшим лицом и, как в кошмарном сне, наблюдала сцены избиений своих друзей и близких, не в силах ни пошевелиться, ни слова вымолвить.
Она не могла и боялась лезть в мужскую свалку. Увидев, что дубоны куда-то потащили отца, крепко ухватив за сведённые за спиной локти, она словно очнулась, вскочила и истошно завопила: "Па-па! Па-па! Отпустите его! Куда вы его ведёте!?
Папу спасите! Папа-а!.." – она вертелась во все стороны, но, кроме чужих лиц и спин, ничего не видела. Вдруг мельком заметила, что отца куда-то тащат, и его лицо, горящие отчаянием глаза закрывают широкие, мощные чёрные спины. По её щекам обильно струились слёзы. Хели насильно усадила её на место, и миссис Неэман теперь уже успокаивала двоих старших детей Бенци.
С того момента, как стражи порядка увели отца, который из-за плеча белобрысого штиля кинул на своих старших детей взгляд, полный отчаяния, Ноама неотвязно мучило предчувствие, что он видит отца в последний раз. Он никому об этом так и не сказал и даже сам не понимал, откуда у него возникла такая мысль, но отвязаться от неё ему никак не удавалось.
Мысли Ноама и Ренаны крутились только вокруг судьбы отца. Кроме того, им не давала покоя мысль – что будет с мамой. О предстоящем голосовании, ради которого они с отцом отказались покинуть "Цедефошрию", они больше не думали.
***
Откуда-то выскочил сильно встрепаный Ирми и прошептал, что им обоим находиться тут опасно, необходимо как можно скорее исчезнуть. Он передал их одному из друзей Максима, и брат с сестрой, не до конца осознавая, что делают, послушно пошли следом за плотным, чернявым парнем в картузе. Добродушный парень, а это был Эльяшив, привёл их в какой-то тупичок, указал на маленькую, под цвет его картуза, похожую на лягушонка машину и прошептал: "Садитесь, ждите меня или Зеэва… Сидите тихо и постарайтесь, чтобы вас никто не видел. А я на минутку обратно… Скоро кто-нибудь из нас двоих придёт, и вас отвезут, куда скажете…" – "Меня в общежитие…" – слабо пробормотала Ренана. Ноам только с удивлением глянул на сестру и снова опустил голову на руки. Эльяшив занавесил окна машины, закрыл двери и тихо удалился.
***
Покинув сцену, Шмулик попытался пихнуть угав попавшемуся ему на пути Ронену. Но тут к близнецам вплотную подошёл Гилад и, приобняв их обоих за плечи, указал им на тёмную тропку и повлёк их туда. "Вы куда нас тащите, Гилад?" – недоуменно и нервно повторял Рувик. – "Пошли, пошли… Меньше всего нам надо, чтобы вас схватили: тут уже хозяйничают дубоны… а в секторе орудует шайка штилей небезызвестного Антона. Пошли…" – "А Цвика и Нахуми? Мы не можем их оставить: это не по-товарищески! Они младше нас, для них это страшнее! Где они?" – "Я тебе говорю: уходить придётся россыпью. Вам необходимо скрыться… Максим с друзьями вытащат Магидовичей… и других студийцев… Но вас – в первую очередь!" – "А папа, брат, сестра?" – "Э-э-э… за них не волнуйся…" На протяжении всего извилистого пути по усеянной ухабами тропке, Гилад крепко придерживал близнецов за плечи, не давая свернуть. Подгоняя, он уводил их за пределы "Цедефошрии", уговаривая не беспокоиться, убеждая, что и друзей вытащат, и родным ничто не грозит.
Указав на угав в руках Шмулика, Гилад прошептал: "Это нам надо непременно спасти от чужих глаз и рук… Мы сейчас с вами рванём прямо в нашу студию…" – и он под всё стихающие за их спинами шум, суматоху и лихорадочные мерцания юпитеров уводил близнецов подальше от "Цедефошрии".
***
Близнецы сидели в раздолбанной машине Ронена, куда их усадил Гилад, приказав никуда не отлучаться и заверив, что вернётся через несколько минут. Они сидели, устало уставившись в лобовое стекло на ночной однообразный пейзаж за окном, поскольку боковые стёкла были плотно занавешены. Вскоре они задремали.
Разумеется, они не имели ни малейшего понятия ни о побоище возле столика Магидовичей, ни об аресте отца и Гидона – обо всём этом они узнали только назавтра. Спустя некоторое время Гилад действительно привёл Цвику и Нахуми, испуганных и от потрясения даже не способных связать двух слов.
Назавтра ни один из четверых не мог бы рассказать, как им удалось выбраться.
Цвика с Нахуми всю дорогу вслух переживали, потирая места, по которым им досталось дубинками, и шёпотом причитали, что не скоро смогут вернуться домой, что дедушка будет беспокоиться, если отцы вернутся домой без них. Цвика тихо пробормотал: "Хорошо, что мама и младшие не видели этого…" Гилад привёз их в старую квартиру Доронов, но Шмулик и Рувик этого в темноте и из-за усталости, смешанной с перевозбуждением, не поняли. Все четверо улеглись прямо на полу, устланном матрасами, и, обессиленные, сразу же уснули…
***
После того, как дубоны и штили с чувством исполненного долга покинули Юд-Гимель, прихватив с собой несколько десятков арестованных, а более сотни избитых и ещё больше морально травмированных увели друзья, шум утих, и публика в сильно поредевшем секторе немного успокоилась. Фанфарматоры справедливо решили, что больше нет надобности следить за происходящим у фиолетовых, где осталась едва половина из присутствующих изначально. Бросалось в глаза почти полное отсутствие в секторе молодёжи.
Дуэт войтеромата и фанфар Члены Жюри постепенно выходили из оцепенения, в которое их вверг подлый трюк дерзких фиолетовых мальчишек. И как только им удалось протащить на сцену Турнира (под видом никому не ведомого угава!) настоящий мультишофар, с которым фелиофон Пительмана не смог справиться?!..
Когда в ложе Жюри бурное обсуждение произошедшего казуса дошло до пика, откуда ни возьмись выскочила бледная Офелия. Она нервно направилась к Кулло Здоннерсу и Климу Мазикину, судорожно сжимая в руках цакцакон. Тихо поскуливая и слегка заикаясь, заговорила: "Хаверим! Только что мне сообщили ужасную весть: наш уважаемый рош-ирия Эрании адон Ашлай Рошкатанкер полчаса назад скончался, не приходя в сознание. 