"А как будут голосовать ваши дубоны? Как командир прикажет, или дана команда вольно?" Галь пристально глянул на отца, но решил не обострять дискуссию и ответил: "Ну, у нас богатый выбор!" – и он поднял вверх два растопыренных пальца, а Гай поддакнул, но поднял и показал пятерню. Моти важно кивнул: "Да-а! Не просто богатый – богатейший! У далетариев, из которых, как нам известно, вышли знаменитые офелелюбивые "Шавшеветы" – выбор ещё богаче!" – "Послушай, dad! – угрожающе прошипел Галь, но, оглянувшись по сторонам, замолк и изобразил напряжённую улыбку. – Я понимаю, что мы с братом немножко недоработали с вами.
      Но это поправимо, для этого проводится наш Турнир. Он вам наглядно покажет культурные предпочтения масс!"
 

***

 
      В образовавшееся в некотором отдалении от Фонтана скопище голов, покрытых кипами и шляпками всех оттенков от густо-фиолетового до чёрного, энергично проталкивалась Ширли, чтобы встретиться с друзьями.
      Первыми увидели лавирующую в густой толпе Ширли близнецы и испустили призывный клич. Рувик вспыхнул. Ренана хотела было привычно одёрнуть близнецов, но тут и сама увидела подругу и протолкалась к ней. Девочки пылко расцеловались.
      Запыхавшаяся Ширли только и успела выдохнуть: "Я тебе пыталась дозвониться весь день…" – "Ничего, зато мы встретились!" Ширли обратила внимание на красивую кружевную шаль ярко-фиолетового оттенка, с изысканной небрежностью накинутую на плечи Ренаны. А Ренана обратила внимание на фиолетово переливающуюся блузку Ширли: "О, знакомая кофточка! В такой кофточке надо сидеть с нами!" – "И так еле смогла к вам прорваться! Пока братишки растолковывают родителям цвета кнопок на войтеромате, и на меня ноль внимания…" – вздохнула Ширли. – "А что! Пошли с нами, Ширли! Цвет у тебя, что надо! В самый раз для нашего сектора!" – предложил ей Рувик и тут же покраснел. Шмулик ей весело подмигнул: "Не унывай! Всё будет хорошо!" – "Фиолет – что за ласковый цвет! Самый ласковый, самый красивый!
      Фиолет, он любимый мой цвет!" – пропел Рувик, поглаживая свою темнофиолетовую кипу с ярколиловым орнаментом, которая зеркально отражала рисунок кипы Шмулика.
      У обоих близнецов за спиной ритмично покачивались большие и пухлые футляры.
      Только теперь Ширли увидела, что у Шмулика его футляр слегка изменил форму.
      Ренана поняла, о чём думает Ширли, и ласково прошептала: "Никто на это не обратит внимания! Я ему скажу, помогу поправить…" Рувик протянул Ширли маленькую книжечку: "На, вот, возьми. Когда ввинтится силуфокульт, открой, почитай… Поможет, ручаюсь!" Ширли благодарно улыбнулась мальчику, зажав в ладони книжечку псалмов, грустно улыбнулась Ренане, та ласково погладила её по руке: "Не грусти…"
 

***

 
      К Доронам сквозь толпу пробились встревоженные Моти и Рути Блох, которые искали свою внезапно исчезнувшую в густой толпе дочь и очень обрадовались, увидев её.
      Ширли вспыхнула и тут же, сгорая от смущения, зачастила: "О-ой! Папа, мама, вот – познакомьтесь: мои друзья Дороны!" Моти улыбнулся шагавшему позади детей Бенци и оба одновременно произнесли: "А мы знакомы!" – "О-о, Рути! А тебя я давно не видел! Ты ничуть не изменилась! – улыбнулся Бенци и повёл рукой, указывая на своих детей: – Знакомься: моя команда! Старшая дочка Ренана, надеюсь, вы о ней слышали от Ширли?" – "О, да!.. Ещё бы… – натужно улыбаясь и глядя куда-то вбок, выговорила Рути, искоса глядя на девушку, которая, в свою очередь, прямо, но без вызова, посмотрела на скошенные куда-то вбок глаза матери своей подруги и школьной подруги своей матери. – И не только от Ширли", – еле слышно выдохнула Рути. Бенци, как бы ничего не замечая, продолжил: "А это мои близнецы Шмуэль и Реувен, учатся в музыкальном йешиват-тихоне в Неве-Меирии. Они у нас музыканты, а Рувик – и он приобнял сына за плечи, – ещё и поэт!" Моти и Рути с интересом посмотрели на близнецов и с вежливыми улыбками кивнули покрасневшим от смущения мальчикам. Моти обронил: "Очень приятно!" – "А вот – мой первенец Ноам", – и Бенци, просияв гордой улыбкой, кивнул на подошедшего старшего сына. Рути уставилась на парня странным, немного ревнивым взглядом, поджав губы и едва кивнув ему. Ноам смутился, он решил, что матери любимой девушки он не очень понравился.
      Рути между тем придирчиво оглядывала всех по очереди детей Нехамы и Бенци, попутно спрашивая: "А что Нехамеле?" – "Ну, мы же перебрались в Неве-Меирию. Она сейчас там с младшими детьми… Ей-то ни к чему этот Турнир, а малышам и тем более, особенно Бухи… – объяснил Бенци и тут же спросил, старательно скрывая иронию, но слегка поджав губы: – А ваши орлы где?" – "О, они у нас в охране Турнира! – с иронической гордостью заявил Моти. – А твой… э-э-э… Ноам? Он что, не служит?" – "Он в военной йешиве, у них на курсе только через год по программе начинается служба…" – "А-а-а!.." -протянул Моти, вслед за женой придирчиво глянув на окончательно смутившегося парня.
      Рути меж тем, намётанным материнским глазом оценив взгляды, которые Рувик украдкой кидал на её дочь, подумала: "Я так понимаю, моя дочь нравится не только этому, прямо скажем, некрасивому мальчику… до чего же его этот нос уродует!..
      Она нравится ещё и одному из близнецов… вот этому… Что-то в нём есть… милое и симпатичное… но – мальчишка, сопляк… А она у меня упрямая!.. – и тут же сама себя одёрнула: – Как будто я в молодости не была такой же… Сама же всё решила!" Потом, значительно позже, Рути часто видела перед мысленным взором смущённое лицо Ноама, но виделся ей уже не искривлённый нос, а огромные, как чёрные маслины, красивые глаза мальчика, которого полюбила её дочь.
      В этот момент толпа начала их с Моти относить в сторону аллейки, которая вела от площади к их сектору. Они наскоро раскланялись с Бенци, не заметив любопытно-насмешливых взглядов, которыми их наградили шедшие рядом с Ноамом Ирми и Максим с Хели.
      Моти ласково взял её за локоть и прошептал: "У Бенци хорошие дети, вот только в какие-то истории влипают последнее время…" – "А что ты хочешь!.. Мать болеет всё время… Кому их воспитывать, кому за ними следить?.." – "Как будто за нашими мы смогли уследить!.. У меня времени не хватило, у тебя характера… Если бы их хотя бы не растолкало в разные, полярные стороны!.." – в голосе Моти прозвучала такая горечь, что у Рути защемило сердце. Они снова одновременно оглянулись, пошарив глазами в поисках Ширли, но она уже затерялась в фиолетовой толпе, нырнув туда вместе с друзьями. И в этот момент перед ними, как и перед всей возбуждённой толпой открылось совершенно необычное и немного пугающее в своей необычности зрелище.
      Прямо по фронту, словно бы на расстоянии протянутой руки, и в то же время где-то далеко впереди, заслоняя горизонт, нависал гигантский дисплей компьютера странной формы, напоминающей то ли слегка скукоженный эллипс, то ли сгорбленный четырёхугольник. Перед дисплеем – огромная клавиатура, похожая на распахнутую огромную свирепую крысью пасть. Сбоку слегка вибрировало нечто, напоминающее одновременно и крысиный хвост, и змеиное жало. "Ну и ну! Дизайнеры от Арпадофеля и Мезимотеса постарались на славу", – прошептал Моти на ухо Рути, гораздо больше него потрясённой этим жутковатым зрелищем. Увидев клави-крысыча, они в потрясении забыли, что снова куда-то пропала их девочка. Моти на миг показалось, что где-то глубоко в глотке этой оскаленной пасти бешено вращается огромное колесо, очень похожее на колесо банальной рулетки – и он зажмурился и замотал головой, как бы стряхивая с себя жутковатое наваждение. На память пришло совсем недавно услышанное от кого-то из боссов словечко компи-казино. В голове у него прозвенел собственный потрясённый вопль: "Неужели?!"… И только спустя несколько секунд они одновременно подняли глаза на дисплей. На весь экран сверкала радужными щёчками огромная ракушка, одновременно похожая на ухмыляющуюся и подмигивающую непропорционально широкую физиономию. Моти не удержался и неожиданно громко произнёс: "Узнаю старого друга! Это же мой компьютер! С тех пор, как мы расстались, он знатно распух! Я его покинул, когда он был примерно в 10 раз меньше… Впрочем, что-то они сделали с виртуальной перспективой, поэтому я не могу оценить на глаз ни расстояния до него, ни его размеров".
      На них стали оглядываться, и Рути испуганно прикрыла своей маленькой пухленькой ладошкой рот Моти. Толпа несла их дальше, туда, где служащие новой "Цедефошрии" должны были принять от него персональный билет и зарегистрировать их, направив в сторону их сектора Далет.
      Турнир объятья распахнул Тесной (чтобы не потеряться) компанией – Бенци Дорон, рядышком с ним близнецы, следом Ширли, прильнувшая к Ренане, за ними Ирми с Ноамом, старшие Неэманы и Максим с Хели, – они свернули вправо вместе со всей гомонящей фиолетовой толпой.
      Туда, куда вело мерцающее изображение строго-указующего перста, на котором подпрыгивала и хмурилась надпись "Сектор Юд-Гимель". Удивлял и смущал диссонирующий с пышно разрекламированным, праздничным событием неказистый вид густо усеянной ухабами тропинки, которая вела к их сектору. Впрочем, удивляться нечему: эта тропинка не предназначалась для элитарной публики, а тем более – для членов Жюри.
      Шмулик, оскальзываясь через каждые три-четыре шага, пробормотал: "Мда-а-а…
      Отличное упражнение для ног… Чем это они выстелили нашу тропу?.. Действительно – как внутренняя поверхность ракушки, но увеличенная в миллионы раз…" – "Фантазии же у тебя, братик!" – улыбнулась Ренана и… тут же слегка поскользнулась, уцепившись за плечо Ширли. – "А ты глянь под ноги! – проворчал уже Рувик. – Брат совершенно прав!" – "Советую всем внимательно смотреть под ноги!" – оглянувшись по сторонам, громко сказал Ирми, поравнявшись с девочками. На него недоуменно и с некоторой опаской поглядело множество глаз из толпы, и люди начали осторожно продвигаться за ними следом. "Да уж! Они, верно, решили с порога сопроводить Турнир острыми ощущениями…" – ворчал кто-то сзади. Бенци оглядел своих детей.
      Вдруг его взгляд остановился на Ширли, и он удивлённо спросил: "Ширли! И ты тут?
      Всё-таки решила сесть с нами? Не побоялась? Смотри, дорога тут очень неприятная…" – "Так уж получилось… не успела… Но это ваша дорога, значит – и моя…" – еле слышно промямлила девушка, ещё крепче прижавшись к Ренане и стараясь не глядеть на мальчиков Дорон. – "Смотри, как бы не было неприятностей…" – "Я не боюсь! Я уже своим сказала, что моё право сидеть с теми, с кем учусь!.. И вообще…
      Кто мне может запретить сесть на полу возле вас?" – "Ну, смотри сама…" – озабоченно покачал Бенци головой и тут же чуть не поскользнулся, старательно сбалансировал и уцепился за Ноама. Тот подхватил отца под руку и уже не отпускал.
      "Ты только псалмы не забывай читать… – между тем шепнул Рувик Ширли и слегка подмигнул ей. – Сама сориентируешься, когда…" Скользя, спотыкаясь и чуть не падая, они подошли к контролю при входе в сектор.
      И застыли при виде впечатляющей картины, которая успела ошеломить Блохов.
      Молодёжь с любопытством, публика постарше потрясённо и с удивлением разглядывали открывшуюся перед ними словно бы вблизи и в то же время как бы на огромном расстоянии панораму огигантевшего компьютера. Эта картина до того захватила внимание, что никто не заметил бешено вращающегося колеса рулетки, на мгновение мелькнувшего в недрах похожей на оскаленную зубастую пасть клавиатуры. "Наверняка, этот дисплей и есть сцена, на которой будет разыгрываться драма Турнира", – негромко пробормотал Ирми, обращаясь к Ноаму и Максиму. Хели молча фотографировала на ницафон то, что представлялось ей интересным.
 

***

 
      Дороны подошли вплотную к контролю и увидели перед собой мускулистого парня в форме цвета мокрого асфальта с зеленоватым отливом. Его руки свободно и расслабленно лежали на непривычно широкой и обильной кнопками клавиатуре стоящего перед ним компьютера. Надутая от важности физиономия не вязалась с расслабленной позой и вяло брошенными на клавиатуру руками. Впрочем, в тот же день, но гораздо позже, кое-кому из друзей и близких семьи Дорон довелось изведать силу этих рук. Бенци взглянул на экран, изумлённо уставился в него – и не удержался от громкого возгласа: "Да это же моя финансовая программа!" – "Что-что? – подозрительно обернулся к нему дубон и уткнул взор поверх бровей Бенци. – Первым делом… э-э-э… билет!.. Ого!.. – полупрезрительно поджав губы, процедил дубон. – Это что – фиолетовым дают бесплатные билеты на Турнир? За какие такие заслуги?" – "Это мой билет на всю семью… – Бенци повёл рукой в сторону окружавшей его молодёжи, – он не бесплатный, а с небольшой скидкой. Я до недавнего времени работал в "Лулиании", уволился считанные дни назад. Но билет успел получить!" – "Не угодно ли назвать причину, по которой вы покинули такое престижное место?" – "Это вообще-то не имеет отношения к проверке билетов!" – "Это ваше мнение, а мы думаем иначе… Важно, что думаем мы, а не вы…" – "Но это всегда было личным делом работника…" – сверкнув глазами, пояснил Бенци. – "Ладно… у нас есть свои способы выяснить это… – туманно и с угрожающей ноткой процедил дубон. – Тогда скажите мне, пожалуйста… Э-э-э… Ага! За что вам дали семейный билет на столь льготных условиях?" – "Я… э-э-э… Всем сотрудникам фирмы давали билеты или бесплатные, или со скидкой. Кроме того, я…" – Бенци хотел пояснить, что это он разработал финансовую программу, заглавный лист которой красовался на экране компьютера, но вовремя прикусил язык.
      Этот диалог, который контролёр в черно-зелёной форме вёл нарочито медленно, делая длинные многозначительные паузы, остановил напирающую толпу, которая спустя короткое время начала проявлять признаки нетерпеливого, тревожного волнения. Заволновались не только Дороны, но и Неэманы. Но дубон не обращал на это никакого внимания, он вперил в Бенци ледяной взгляд серо-голубых глаз, потом перевёл его на билет, повторив это ленивое и медленное движение несколько раз.
      Стоя за спиной Бенци и прислушиваясь к его разговору с дубоном, Ирми с Максимом неожиданно узнали в дубоне того самого Антона, приятеля Керен Ликуктус, который в тот злосчастный вечер в "Шоко-Мамтоко" фактически сдал Максима полиции. Оба друга обменялись тревожными взглядами.
      Дубон-контролёр с показной скрупулёзностью изучал билет, который протянул ему Бенци, и, не глядя на него, цедил: "Не понимаю и понимать не хочу, о чём вы тут толкуете, – цедил дубон, прищурившись на глубокую темно-фиолетовую кипу Бенци. – Я доложу о вас командованию".
      Бенци покраснел от гнева, но мистер Неэман слегка прикоснулся к его плечу, и Бенци промолчал, тем более народ сзади уже взволнованно гудел.
      "Я занесу в компьютер ваши данные…" – дубон залихватским кликом мышки открыл на экране анкетную форму и провёл по желобку сбоку от клавиатуры магнитной карточкой. Бенци и его дети наблюдали, как стремительно заполнялась форма. Бенци снова пытался что-то сказать, но дубон демонстративно не обращал на него никакого внимания. Закончив и приняв выскочившую откуда-то снизу карточку, он пересчитал по головам всех, кто был с Бенци, протянул его Бенци и буркнул сквозь зубы, скривив тонкие губы: "Вот ваша карта регистрации в "Цедефошрии". Запомните её номер – и вы, и ваши многочисленные дети…" Тут его взгляд упал на Ширли: "А это кто? Тоже ваша? Почему не рыжая, как все?" – "А у нас в семье не только рыжие, но и чёрненькие", – запнулся Бенци. Дубон подозрительно и оценивающе поглядел на неё, потом снова уставился в компьютер, где всё ещё мерцала анкета Дорона, и сделал там какую-то пометку, снова обратившись к Бенци: "Так-так-так…
      Какое у вас место?" – он снова внимательно и оценивающе посмотрел на него. Бенци пробурчал номер столика и поспешил пройти вперёд, увлекая за собой свою компанию.
      Случайно оглянувшись напоследок на дубона и на экран компьютера, он на краткое мгновение увидел, как на экране мелькнула и тут же исчезла картинка бешено крутанувшего колеса рулетки. Только поздно ночью, почти под утро, обстоятельства заставили его вспомнить это унижение на контроле и задуматься о причинах такого пристального интереса незнакомого ему дубона к своей персоне.
      Неэманы на удивление быстро и без проблем преодолели строгий контроль. Зато Максима, который шёл рука об руку с Хели, дубон-контролёр задержал, отделил от Хели и потребовал предъявить удостоверение личности. Он долго и нудно допрашивал его по каждому пункту анкеты, несколько раз с глумливой вежливостью и нарочито громко переспрашивал, действительно ли он, щуплый коротышка, жених этой высокой синеглазой девушки, да ещё и "американки"? Он явно хотел задержать Максима на контроле. Хели с мольбой оглядывалась по сторонам. Но тут в происходящее вмешался мистер Неэман: перейдя на английский язык, он внушительным тоном подтвердил всё сказанное Максимом и попросил прекратить тормозить прохождение контроля и унижать людей бессмысленными допросами.
      За контролем Доронов и Неэманов нагнал Гидон с двумя старшими сыновьями-подростками, Цуриэлем и Ореном. Бенци тихим голосом сообщил Гидону поразившую его новость: в новой "Цедефошрии" задействовали его финансовую программу, разработанную, якобы, для заказчика-хуль. "Да, знаю, – кивнул Гиди, – но разработчиком её уже числится приспешник Пительмана, Зяма Ликуктус. О тебе же распустили слух, что ты запорол разработку, из-за чего её и передали другому, "грамотному специалисту"… Но не имеет смысла и не стоит ничего доказывать".
      "Ведь я оставляю в каждой разработке, так сказать, свою метку, ты знаешь. Это такие маленькие бледные буковки, бет и далет, в уголке титульного листа, которым открывается программа. Они действительно бледнее, чем были при сдаче программы шефу и чуть-чуть другой оттенок – это значит, что есть изменения по сравнению с разработанным вариантом. Если бы они были значительными, эти буковки бы полностью исчезли". – "Я тебя понимаю: это обидно. Но плюнь ты на это, Бенци!
      Главное-то не в этом! Ты, наверно, знаешь: закрытая часть проекта названа компи-казино.
      Тебе, когда давали задание, конечно, сказали, что эта программа исключительно на экспорт – ведь в Арцене азартные игры запрещены!" – "Принцип этой программы таков: в память вводятся все данные клиента… – горячо заговорил Бенци, невольно повысив голос: – И в результате клиент попадает в финансовый капкан компании, продавшей ему абонемент. А уже без меня они и разовое посещение превратили в абонементный капкан. Вот это действительно "великое достижение" Тумбеля и его прихлебателей!" – "Не надо было спорить с дубоном, с мальчишкой".
      – "Да не спорил я с ним! – воскликнул Бенци. – Ну, пошли по местам? Ты только своих старших взял? Где вы тут сидите? А… отлично – мы рядом…"
 

***

 
      Сектор, где сидели Дороны и их друзья, на Центропульте был обозначен кодом "Юд-Гимель".
      Как и во всей "Цедефошрии", тут имелся большой экран, только подвесили его выше, чем в других секторах, да ещё криво-косо. Время от времени он то подрагивал, то слегка поворачивался. Зрители сектора вскоре по достоинству оценили эту маленькую небрежность. А пока что никто на это внимания не обращал: висит и висит себе (лишь бы не упал от собственной тяжести!). Точно так же никого до поры до времени не волновал избыток прожекторов – словно половину их общего количества собрали в этом относительно небольшом секторе. До того, как зазвучал дробно-фанфарический пассаж силонофона, знаменующий открытие Турнира, прожектора проливали на зрителей ровный и мягкий свет. Естественно, никто не придал значения и гроздьям воронок из стекловидного материала, переливающегося всеми оттенками зыбучей трясины, развешанным по всей "Цедефошрии" на уровне верхушек самых высоких ветвей деревьев.
 

***

 
      Близнецы Блох стояли в позе вольно посреди главного прохода, рассекающего "Цедефошрию" на две неравные части, и лениво отслеживали происходящее. Оба потягивали источающие сладковатый аромат сигареты и, как мячиками пинг-понга, перебрасывались короткими замечаниями по адресу шумно и возбуждённо гомонящей толпы, занимающей места. Понятно, что самые острые и ехидные реплики они отпускали в адрес тех, кто сейчас с весёлыми лицами занимал места в секторе Юд-Гимель, а главное – в адрес пересекающей его цепочки фиолетовых подростков, которые, держась за руки, пели одну из любимых мелодий на слова псалмов, совсем недавно ставшую у них популярной.
      Галь ухмыльнулся, злобно и презрительно проследил за ними глазами: "Пойте, пойте, фиолетовые, пока позволяем… После Турнира мы все ваши песни запретим, как вредные и подстрекательские – с точки зрения, конечно же, текстов…" – "Но это же на слова псалмов!" – "Вот и запретим их, как не соответствующие новой культуре, за которую – вот увидишь! – проголосует подавляющее число сидящих здесь зрителей! Ты же знаком с анализом колокола статистических предпочтений!" Гай небрежно бросил: "Хочу верить, что орлы нашего Тимми уже настроили ктивтимоны соответствующим образом. Лично я просто бы отключил фиолетовую кнопку, и -нет проблемы! Мороки меньше, чем с ихними непонятными ста-тис-ти-ти-ти-скими колоколами…" Кто-то с удивлением посмотрел на него и, озадаченно нахмурившись, покачал головой: парень проболтался об одном из секретов фанфармационной кухни.
      Сзади подошёл Тим и, обняв парня за плечи, прожурчал чуть ли не ему в ухо ласковым голосом, в котором, впрочем, отчётливо звучал металл: "Гай, детка, ну, что ты раньше времени народ будоражишь? Ты что, не понимаешь? – на каждом столе мы смонтировали стандартный… э-э-э… а стало быть – со всеми кнопками! Так мой… э-э-э… Только, пожалуйста, не называйте его ктивтимон, – понизил голос Тим до еле слышного шёпота, – у него есть вполне официальное и общепринятое, цивильное название – войтеромат! Он так устроен, что его не смонтируешь частично!" – "А почему?" – полюбопытствовал Галь. – "А потому что в конструкции и в дизайне главной панели прибора посредством новейших технических средств заложен принцип прав личности на свободу выбора, он же демократический принцип нашего Турнира.
      Понял?" – "А-а-а…" – неопределённо протянул Гай и покраснел, а Тим погладил его по плечу и улыбнулся: "Так что не беспокойся и народ не будоражь! Каждый – ты понял? – каждый! – волен выбирать то, что соответствует его вкусу, культурным пристрастиям и уровню!" – "Вот именно – уровню!" – подчеркнул Галь, многозначительно поглядывая по сторонам. – "Это ведь первый в нашей истории Большой музыкальный Турнир! Сегодня каждому станет ясно, что народ предпочитает!
      Пусть победит сильнейший! Видите?.. там наверху над прожекторами – Счётная комиссия Жюри. Её возглавляет триада – Миней Мезимотес, Дов Бар-Зеэвув и, конечно же, наша Офелия. На Центропульт поступят сигналы от войтероматов каждого столика. Когда поступят все сигналы – в течение промежутка времени, заданного Центропультом (он же – главный компьютер), – угишотрия начнёт обработку поступивших сигналов и результат выдаст на экран Высшего Жюри. Окончательные итоги подведёт Международный Силонокулл-Совет, или МСС".
      "Вот, Тимми, как много ты знаешь!" – с восторгом воскликнул Галь, а Гай радостно закивал. После удачной операции в магазине Иммануэля и в период подготовки в Турниру Тим снова стал нежен и ласков со своими лапочками. Это грело и бодрило.
      Тим приобнял близнецов и повёл их вдоль прохода, поглядывая то на одного, то на другого, кидая беглый взор на кого-нибудь из зрителей и важно вещая: "Сегодня возглавляет Жюри вице-президент МСС, посланник мистера Бизона Хэрпанса и светило археологии мистер Кулло Здоннерс. С ним всемирно известный музыковед-силоновед мистер Клим Мазикин. Ощущаете уровень? Офелия меня уже познакомила с ним – матёрый человечище! Так, как он, никто не разбирается в силонокулле, ну, разве что… его создатели! С ним сначала немного робеешь, а потом так просто и естественно себя чувствуешь! Он лично, своим авторитетом, подтвердил мне, что так называемое отсутствие традиционного музыкального слуха свидетельствует об истинной восприимчивости к силонокуллу".
      Тим подвёл парней к столику, который занимали Блохи, и продолжал вещать, делая вид, что не замечает растерянно-неприязненных взглядов Рути и Моти: "Ну, а наш Миней, – его все знают! – будет официально представлять Турнир!" – "А где Кулло Здоннерс? Покажи нам его!" – подпрыгивали приходящие во всё большее возбуждение близнецы. – "Он в глубине ложи, вон тот, видите?" – и он указал на возвышающуюся над всеми, сидящими в ложе, идеально-круглую, как чугунный шар, голову, покрытую чем-то, типа чёрного ёжика, из-под которого зловеще посверкивали глаза. Но более всего бросались в глаза толстые, чуть не в пол-лица, губы. Тим заметил: "Обратите особое внимание на его губы, они у него весьма красноречивы! Он не из тех, кто выставляет себя на передний план, весьма и весьма скромен – не по высокому своему рангу светила на археологическом небосклоне". Тим помолчал и веско заключил: "Вот оно, наше Жюри, в объективности которого никто не сомневается!..
      А вот иностранные корреспонденты – от концерна "Mushkhat-info" и сам синьор Мушхатти пожаловали! Вот какое значение придают в мире нашему Турниру!" Моти не выдержал и спросил сквозь зубы, глядя словно бы сквозь Тима: "А какое дело этому самому эм-ыс-ыс-у, или как-там-его, до нашего частного, очень местного и провинциального, по их просвещённому мнению, эранийского музыкального конкурса, или как-там-его?" – "Да ты что, Моти! Это очень важное, всемирного значения, мероприятие. От того, как, в общем и целом, настроены массы Арцены, какого культурного течения придерживаются, зависит очень многое в окружающем нас мире! И потом, заметь: мы уже далеко не глухая провинция, особенно наша Эрания.
      Шалем… ну, где-то как-то… если судить по доминанте его населения. Но если судить по месту, занимаемому им в мировых приоритетах и притязаниях… Но не будем сейчас об этом… Эх, если бы ты смог взрастить в себе большую открытость… и поговорить с Ад-Малеком… Ад-Малек – это тебе не просто так! Он гений! А как его ценят во всём цивилизованном мире! Ты бы знал, в какие сферы он вхож!" – и Тим вскинул подбородок и высоко поднял палец. Тут Моти неожиданно задал вопрос, который мог бы показаться очень странным и неуместным: "А кто у вас нынче будет работать Ад-Малеком? Неужели он сам вынырнул из виртуала и вернулся к артистической деятельности, или всё-таки свой знаменитый плащ и чёрные очки на пол-морды передаст кому-то другому из родного клана?.." – "Я бы на твоём месте, Моти, воздержался! Я ничего не говорю, но и тебе лишнего тоже говорить не стоило бы…" – тихим, слишком ласковым голосом предостерёг его Тим. Моти, переглянувшись с испуганной Рути, отвернулся от Тима. Они уселись с Рути за столик и, сдвинув плечи, принялись изучать программу Турнира.
      "Но вернёмся к нашим баранам. Этот Турнир призван продемонстрировать всему миру, что элитарии Арцены идут в ногу с цивилизованным человечеством по части отношения к современной культуре и искусству, к её всеобъемлющей космической и гуманистической направленности! Вот уж не думал я, что ты, Моти Блох, признанный интеллектуал, гений и умница, таких простых вещей не способен воспринять! Не ожидал, право же, не ожидал…" – сокрушённо качал головой Тим. Но сквозь слишком явное огорчение мерцали в его глазах высокомерные и насмешливые искорки.
      "Нет… не могу поверить!.. Наверно, ты просто меня разыгрываешь!.. Как друг, тебе советую: не шути так больше. Я-то способен понять твои шутки, а кто другой услышит! А если ещё кое-что тут у вас увидит… Ой-ва-вой! Поверь мне – время таких шуток уходит навсегда!" – и Тим, посерьёзнев, снова многозначительно поднял палец. Рути подняла голову от программки, которую они с Моти читали, и осведомилась безразличным тоном, не глядя на Тима и обращаясь главным образом к мужу: "А что – нынче у нас Дов Бар-Зеэвув – великий художник? Тот самый, который изваял гениальный Фонтан, прыскающий на забитое навозом ослиное копыто?" – "Ты, Рути, всего лишь музыкант старой, до-струйной формации, тебе не стоило бы с таким апломбом судить об изобразительном искусстве вообще. Тем более – о прогрессивной, новейшей эстетике! Ваша дочь вообще, как мне доложили, непотребным дальтонизмом страдает. А кстати, где она?" – "Ширли?.. – не сразу нашёлся Моти, слегка побледнел, принялся нервно оглядываться, но быстро справился с собой и объяснил: – А… Она в туалет пошла, причесаться…" – "А-а-а… – неопределённо протянул Тим, тоже начав оглядываться по сторонам, – это мы проверим… Может, её не пустили в элитарный сектор из-за одежды? Далетарии нынче настроены по-боевому ко всему, что не вписывается в подобающую цветовую гамму…" – "Неужели? Новое достижение компенсирующей демократии – запрет на определённые оттенки?" – поднял брови Моти. – "Ну, дружище, ты уж скажешь!..
      Никто никому ничего не запрещает! Поэтому не советую ехидничать…" – ласково проговорил Тим и наклонился к Рути, которая тут же отстранилась. Раздался голос Галя: "Предки, не заговаривайтесь! Мы говорим всем: малюйся любыми красками, какими хочешь! Хоть всего себя радугой распиши! Мы ж разве против?! Только к нам с чуждыми неподобающими цветами нечего соваться! Нечего нам навязывать унылый мракобесный фиолет!" Тим обернулся к начавшему впадать в ярость парню и, приобняв его за плечи, проговорил мягчайшим голоском, в котором за нежностью отчётливо звучали жёсткие металлические нотки: "Не кипятись, детка… Идите лучше к своим, я думаю, вам пора… Я скоро тоже подойду… – и повернулся снова к Рути, продолжая начатый разговор: -…А символы наши тебе не стоило бы задевать! Ты, как всегда, очень мила… И вот ведь – выбрала правильные тона своей одежды… Но даже моя симпатия к тебе лично не даёт тебе ни малейшего права на такой тон!" – веско и значительно произнёс он, всем своим тучным телом чуть не нависая над Рути и уставившись на неё многозначительно затуманенным взором. Рути ничего не ответила, упорно игнорируя пительмановский ласковый упрёк с намёком, тогда как Моти растерянно озирался по сторонам. Тим, постояв немного, счёл за лучшее ретироваться.
 

3. Брейк-контрапункт