Дайте послушать! Там про последнюю драчку в Меирии сообщают! А потом и мы с братом ещё кое-чем интересным дополним!" Моти уставился в экран, более ни на кого не глядя. Он кожей ощущал нервное напряжение, излучаемое женой, продолжающей стоять в неудобной позе за его креслом, не зная, куда девать влажные руки, и по её лицу разливался румянец гнева и страха. Наверняка, Рути, как и он, Моти, больше всего боялась, как бы сыновьям не взгрустнулось подняться к сестре в комнату.
 

***

 
      Моти обратил внимание, что у Офелии, ведущей репортаж на эту тему, хватило ума не заострять внимание "на похожей на дикую кошку подстрекательнице, носящей странную йеменитскую фамилию". Но как только передача завершилась головокружительным вращением пёстрых спиралей по всему экрану и негромкими вкрадчивыми звуками силонофона, которые вызвали у Рути лёгкий приступ тошноты, близнецы подступили к родителям. Тим остался стоять в стороне, и на лице его поигрывала странная усмешка. Моти встал, намереваясь направиться на кухню.
      Сыновья стояли напротив него, загораживая экран телевизора. Галь был одного роста с отцом, но рядом с широкоплечим, необычайно мускулистым сыном худощавый Моти показался самому себе маленьким и щуплым.
      "Ну, что скажете, предки? – загремел Галь. – Доигрались? Вот куда вы послали вашу дочь учиться! Вот с кем она якшается!? Учтите, вся Эрания слышала! Всем в Далете ясно, что означает йеменитская фамилия! Тем более Офелия (со слов Далилы) очень красочно расписала эту тощую дикую кошку… При всех!.. в переполненном кафе!.. наша сестра!.. НА КО-ЛЕ-НЯ-А-А-Х сидела у мезкого урода и хулигана! Да ещё и подстрекала к избиению журналистки! Репатриантки, между прочим!!! Позор нашему семейству! Теперь-то вы видите, какую шлюху вырастили?" Моти ошеломлённо смотрел на сына, глаза которого сверлили то его, то мать с откровенной ненавистью и презрением. Моти вскинул правую руку и, скрипнув зубами, тонко выкрикнул: "Не смей так разговаривать со мной! И не смей оскорблять сестру! Ты же слышал, что ни одного имени не назвали!" Галь сверкнул глазами: "Учти, daddy, один раз я тебе простил пощёчину, которой ты меня наградил за то, что я защищал честь нашей гимназии от фанатиков-йешиботников из hилеля. За то, что мы с Гаем разукрасили мерзавца Ноама Дорона, в которого твоя доченька влюблена, как кошка, и поэтому всё время там у них пасётся… По ресторанам шляется, на коленях у бандита сидит – на глазах у всех!.. Семью позорит!.." – "Что ты мелешь! Что ты повторяешь ерунду вслед за… Не знаю, кто там всякие слухи распускает!.. Наша Ширли – тихая, скромная девочка!.. Там у неё подруга Ренана…" – ошеломлённо опустил руку Моти, вдруг подумав, в каких словах и выражениях с экрана только что говорилось об этой самой подруге Ренане (впрочем, не упоминая имени). – "Вот-вот!
      Хулиганка Ренана! Мы уж тебе растолкуем и дополним, чего они не могли сказать – по причине политкорректности. Нам, дубонам, все имена назвали!" – тут же подхватил Гай, а Галь со злостью зашипел: "Только что вся Арцена слышала про девицу из антистримерской фиолетовой семейки, про то, какой дебош она в кафе учинила! То, что её не задержали, ни о чём не говорит! А про твою доченьку, про её амурные дела все в Эрании теперь знают! Весь Далет уже об этом говорит! А уж как гимназия Галили, где учится добрая половина её бывшего класса, взволнована!
      Нам Керен… помните? – из нашего потока девочка… Её boy-friend Антон, мы его немного знаем – он в подразделении… э-э-э… штилей… как бы особый отряд при батальоне дубонов… ну, это неважно! – осёкся он, увидев, как напрягся Тим. – Он тоже видел!.. Всё, о чём Офелия сейчас рассказывала, они видели своими глазами! Эти фиолетовые только кричат о своей скромности и невинности, а на самом деле – фиолетовая начала драку из-за мужика!.. И это все знают и видели!" – "Вот они, эти фиолетовые!.." – поддакнул Гай, но Галь свирепо посмотрел на него, и брат заткнулся.
      Галь снова процедил сквозь зубы, и глаза его засверкали свирепыми льдинками: "А ты ни о чём не хочешь знать… Для тебя пигалица и её прихоти превыше всего! Нет, чтобы по-отцовски, как полагается, мозги ей вправить!.. Ты обязан вернуть её домой, забрать из бандитской школы, где её уже много чему научили – и ничему хорошему…" – "Это её личное дело, где учиться, с кем дружить!.. Она уже большая девочка, почти 16 лет. И я не желаю больше ничего слышать об этой истории, пока не услышу от дочки! Имён-то никаких не называли…" – "Ну, конечно!
      Офелия, по-твоему, врёт, диктор врёт, зато фанатичная доченька и её фиолетовые дружки-антистримеры правду скажут?! Не так ли? А сёстры Ликуктус – они тоже, по-твоему, врут? Вот, кстати: девочки из религиозной семейки, а отошли… И нашли себе компанию в нормальной среде, и мальчики у них нормальные, с которыми не стыдно в обществе показаться! А ваша дура при всех уселась на колени хулигана и урода в фиолетовой кипе и с пейсами… а потом вскочила – и принялась незнакомую ей женщину оскорблять! А эта… её бандитская подруга из семейки антистримеров!..
      Ведьма рыжая! Я не понимаю, почему их не задержали…" – с яростью цедил Галь, а Гай привычно поддакивал, рубя ладонью воздух.
      Рути подошла к мужу и погладила его по плечу, пытаясь оттянуть в сторону: "Не связывайся, дорогой! Поговорим с Ширли, выслушаем другую сторону…" Галь не удостоил мать взглядом. Он только свысока поглядывал на отца и поигрывал бицепсами. Моти сжал кулаки. Неизвестно, чем бы это кончилось, если бы Тим не подскочил и не встал между ними: "Тише, мальчики! Не надо ссориться. Маму обижать нельзя! Галь, лапуль, пошли наверх. Я вам кое-что принёс… Ты что, забыл? А тебе, Моти, я по-дружески советую: поговори с дочерью. Она должна прекратить всякие контакты с фиолетовым рассадником антистримерства в мракобесной школе… Если, конечно, ей дороги мир и спокойствие в семье! И собственное благополучие!" – подчеркнул Тим, поджав губы. – "Тимми, дай, я скажу!
      Я – брат! – Галь чуть заметно толкнул локтем Тима, и тот замолчал, однако, не отошёл, продолжая стоять между отцом и сыном. – О моральном облике нашей сестры!
      Она целыми днями проводит время в обществе злостных антистримеров, и ва-а-ще… втюрилась в фиолетового бандита из семейки Дорон… Об этом вся Эрания говорит с возмущением! Знаешь, что это такое – якшаться с такой компанией?!" – прошипел Галь. Моти ничего не сказал, только отвернулся и бессильно опустился на диван.
      Галь нехотя отошёл от экрана и только, поднимаясь по лестнице, обернулся и спросил из-под руки Тима, сверкая сталью глаз: "А, кстати, где сейчас твоя дочь?
      Шатается допоздна? В своей мракобесной школе, притоне антистримерства и фанатизма? А может, с хулиганкой Дорон или с её кривоносым братишкой? Смотри, чтобы мы ею не занялись!" Моти снова промолчал, резко встал и пошёл на кухню, где Рути готовила ужин. Галь угрожающе процедил сквозь зубы отцу в спину: "Учти – её фиолетовому хахалю мы нос на другую сторону выправим, если он не оставит нашу сестру в покое!.. Вообще всю эту гнусную семейку в тюрягу упрячем, там им в доступной форме растолкуют, что значит – антистримерское подстрекательство! У нас на это сил хватит, так и знай!"
 

***

 
      Наутро Моти перед завтраком поднялся к дочери. Он тихонько постучал к ней в комнату и еле слышно проронил: "Открой, дочка, это я, не бойся: братья ушли поздно ночью… Я хочу, чтобы ты спустилась на кухню, мы с мамой хотим с тобой поговорить…" Девочка открыла дверь, и Моти вошёл. Она уже встала, оделась, в комнате было прибрано.
      "Ширли, ты вчера слышала наш разговор с мальчиками?" – спросил Моти, прикрывая дверь. – "Отчасти…" – "Ну, пошли, позавтракаешь. Что-то ты плохо выглядишь…" – "Просто понервничала…" – не глядя на отца, пролепетала девочка. Они вдвоём спустились на кухню, и Моти на всякий случай плотно закрыл за нею дверь и тщательно задёрнул занавески на маленьком окошечке на двери: мало ли что…
      Рути смотрела на остановившуюся возле кухонного стола дочь долгим взглядом и как будто не узнавала её. Растерянно глядя на Ширли, Рути вдруг поняла, что не знает, как с нею разговаривать, с чего начать этот неприятный и важный разговор. Она принялась вытаскивать из холодильника всякую снедь, делая сэндвичи, которые, как она знала, любила дочка, и нарезая овощи для салата. Моти щёлкнул кнопкой чайника.
      Некоторое время Рути молча наблюдала за дочерью. Она поразилась тому, насколько изменился её облик, даже выражение лица. Как же она была непохожа на маленькую, застенчивую девочку с открытым, доверчивым личиком! Это было гордое, с ноткой упорства, при этом не лишённое природной мягкости и нежности, лицо взрослой девушки, почти женщины. Правда, сейчас её, и без того худенькое, лицо ещё более осунулось и выглядело сероватым, как после болезни. Рути вскользь отметила про себя, что на дочери почти такая же длинная юбка, какие носила она в дни молодости, пока в её жизнь не вошёл Мотеле. "А покрой-то у юбки какой изысканный!
      Наверно, и вправду дочка Нехамы отличная мастерица… А может, всё дело в стройной фигурке нашей Ширли? Да-а, выросла доченька наша, а мы и не заметили…" – подумала Рути, искоса поглядывая на дочь. О, это была истинная внучка старого Гедальи, такой отец хотел и её, Рути, видеть.
      Рути поставила на стол блюдо с салатом, сэндвичи, омлет, села и жестом предложила девочке сесть напротив. Моти, поглядывая на дочку, заваривал чай и выкладывал на блюдечко сласти. "Надо поговорить, дочь", – мягко произнесла Рути, но её глаза настороженно и неожиданно строго взирали на девочку. Моти сел напротив дочери, выжидающе и серьёзно переводя взгляд с одного родного лица на другое. "Пожалуйста, мама…" – вопросительно посмотрела ей в глаза Ширли, принимаясь за еду. Рути снова поразилась открытому и смелому взгляду дочери, который она сама давно утратила, сменив его на потупленный взор куда-то вниз и вбок, как бы мимо собеседника.
      "Э-э-э… Вчера по телевизору передавали подробности драки в кафе, которую учудила дочка Нехамы, об этом говорит вся Эрания… Э-э-э… Ты слышала?" Ширли молча кивнула и взглядом пригласила мать продолжать. "Говорят, конечно, больше всего в связи с этой дракой о том, что твоя подруга устроила этой русской журналистке сцену ревности… Какие-то расистские выкрики… Это, как ты понимаешь, совершенно недостойно религиозной девушки из приличной семьи… э-э-э…
      Я всё-таки считаю семью Нехамы и Бенци приличной семьёй! Хотя их дети постоянно влезают в какие-то дурацкие истории. И ещё… эта драка на почве ревности…
      Нехорошо, очень нехорошо!" – "Мама, о чём ты говоришь! Всё было совсем не так!
      Эта особа попросту полезла к нам, когда мы уже собирались уходить… Тут же встряли Мерива с сестрицей! Вот ей Ренана и дала пощёчину – за то, что та её оскорбила. А эта… потом уже встряла в драку, расцарапала лицо Ренане. До этого она ни с того, ни с сего оскорбляла и Ренану, и Ирми… Кричала на всё кафе… почти то же, что Мерива нашёптывала Ренане. Это они оскорбляли и угрожали!.. Да, когда-то Ирми ею увлёкся, был у них роман. Но это не повод, чтобы к нему приставать, его и нас всех оскорблять! Мы-то её не трогали! И не мы к ней – она к нам подошла!" – "Но вы задели её происхождение! А она гиюр прошла… так в статье написано и по телевизору сказали…" – промямлил Моти. – "Неправда! – выкрикнула Ширли. – Ни слова никто из нас не сказал на эту тему. Хотя по её виду и поведению нисколько непохоже, что это был настоящий гиюр, да она и сама смеялась над этим: мол, документы они себе сделали, а больше им ничего не надо!
      Это она начала очень грязно говорить и об Ирми, и о Ренане! Я вообще молчала, потому что сначала даже не вслушивалась. Тем более у них немного сложный английский, не сразу и поймёшь. И ни в какую драку я не ввязывалась – в отличие от Меривы!" – "Кстати, что это за Ирми? Это не тот, что у нас в "Лулиании" работал?" – осведомился Моти. – "Да, папа. Ирмиягу Неэман и Максим Лев работали у Бенци. Ты должен их знать". – "Ну, в общем-то, да. Ничего плохого о них сказать не могу, – пожал Моти плечами, обращаясь к жене, которая опасливо поглядывала то на дочь, то на мужа. – Насмешники, правда, но работали хорошо.
      Мне не сказали, почему они вдруг ушли с фирмы, да я и не интересовался особо.
      Это проблема Бенци, не моя – он же их обоих привёл. Но они же очень взрослые… я имею в виду – для вас с Ренаной…" – "Максим – это который полицейского избил?" – тихо спросила Рути. – "Что? Да я вообще не знаю, что с ним! Но я не верю, что такой, как Макс, может кого-то избить… Они все здоровые мужики, а он…" – "Но ведь врать-то полиция не будет! – покачала Рути головой и тут же снова строго взглянула на дочь: – "А у кого ты там сидела на коленях?" – "Мама, неужели ты-то этому веришь? – с обидой выговорила Ширли сдавленным голосом. – Разве хотя бы это не убедило вас, что ложь всё – от начала и до конца? Да, нас ребята пригласили в кафе на исходе шабата, и мы сидели друг против друга, только Макси и Хели сидели рядом… ну, так они уже взрослые и вообще собираются пожениться… – и Ширли принялась на столе сжатыми кулачками показывать, как они все сидели в кафе: – Мы сидели за столом на 6 человек, я рядом с Ренаной, а напротив нас…
      Но… – Ширли смутилась и покраснела. – Э-э-э… брат Ренаны, а рядом – Ирми, они друзья. Мы сидели, как я сказала, не рядом, а друг против друга – мы, девочки, по одну сторону стола, а мальчики по другую! А когда мы уже двинули на выход, эта… встряла между Ирми и… братом Ренаны, оттолкнула его…" – "Но это не повод драться… тем более – девочкам!" – Рути нахмурилась. – "Ну, конечно! Я же говорю: вмешалась Мерав, говорила всякие гадости… Это она грубо нас с Ренаной растолкала, я из-за этого упала… Спасибо, мне… э-э-э… помогли, вытащили оттуда…" – "Ну, ладно… Неважно, может, нечаянно…" – "Ничего не нечаянно!" – залившись краской, возмутилась Ширли. – "Но это же не главное? – спросил Моти. – Я так понял…" – "Да, папочка! Главное – что эта особа начала говорить, как она Ирми оскорбила и угрожала ему! И то же самое Мерива нашёптывала Ренане. Вот Ренана и дала ей пощёчину – но только после того, как Мерива её толкнула, и меня тоже… Там вообще такая неразбериха началась, меня чуть не затоптали… А вы слушаете братьев, которые сами там не были, а повторяют враньё Офелии! И меня обвиняете!" – голос Ширли задрожал.
      "Мы тебя не обвиняем, – постарался успокоить дочку Моти, – просто нам нужно выслушать обе стороны. Я полагаю, что с этим вопросом всё ясно, правда, Рути?" – "Да, я тоже надеюсь, что моя дочь говорит правду". – "А что до творчества Офелии и её агентства, то мы с ним уже неплохо знакомы…" – пробормотал Моти. – "Ты, дочка, упомянула брата Ренаны. Вот и об этом мы бы хотели с тобой поговорить… – осторожно начала Рути. Ширли напряглась, и на её лице появилось смущённо-упрямое выражение. – Насчёт того, что ты сидела у него на коленях… – это, я так понимаю, фантазии…" – "Ты-то, мама, должна знать, что в кафе и закусочных Меирии никто ни у кого на коленях не сидит! Просто не принято! Я же вам всё показала: кто, где и как сидел за этим столом! Чего вам ещё нужно?!" – взвилась Ширли. – "Тихо, тихо, девочка! Это же со слов одной вашей соученицы (имя не назвали), которая там случайно оказалась и всё видела…" – "Ну, конечно! – "случайно там оказалась и всё видела"! Она же первая драку и затеяла!.." – возмущённо пробормотала Ширли, но родители не обратили на это внимания. – "Это они с сестрой всей Эрании рассказали, что ты влюбилась в старшего сына Доронов. Между прочим, мальчика из совершенно другого круга, никакого отношения к элитариям не имеющего". – "Ага… Если учесть, мамуля, что вы с их мамой когда-то в одном классе учились и очень дружили… И что… – тихим голосом добавила она, – в этот "другой круг" входят твои родные…" Рути вспыхнула, голос у неё затвердел:
      "Но мы не об этом, не так ли? В кафе все обратили внимание, какими глазами ты смотрела на мальчика – наверно, поэтому людям и показалось, что ты у него на коленях сидишь…" – "Мы так и знали, что эти две сороки понесут новость на хвостах… А с кем сестрица Мерав была, они не упомянули? И как она там себя вела?" – возмущённо воскликнула Ширли. – "Это её дело! О ней в газетах ничего не написали, и она не мой ребёнок! Меня интересует, как ведёт себя моя дочь… – не глядя на неё, процедила Рути. – Я так думаю, что именно поэтому ты всё время крутишься у них дома. Не уверена, что это выглядит прилично… в глазах его же родителей…" – "Прости, мама, я не поняла, что я делаю плохого, если провожу время в доме своих друзей? В тёплом доме, где мне приятно, где меня понимают, где у меня хорошие, верные друзья! А что до моих чувств, то это моё – и только моё, личное дело. Я не думаю, что вся-вся-вся Эрания действительно это обсуждает.
      Не много ли чести для одной из многих пар в Эрании? Мы даже парой не успели стать…" – с плохо скрываемой горечью произнесла Ширли.
      Рути с изумлением увидела нечто новое, непреклонное и гордое во взгляде дочери.
      "Даже того мальчика, о котором в связи со мной говорят, – между прочим, правду говорят! – упрямо вскинула Ширли голову: – это пока не касается. Почти у всех моих бывших одноклассников уже есть boy-friends или girl-friends, с которыми они постоянно проводят время. О характере их отношений я уж не говорю, взрослые отношения, если хотите. Есть и… э-э-э… скажем так, нестандартные пары: мальчик с мальчиком или… девочка с девочкой, и никто ничего не скрывает, даже гордятся, что такие современные и отвязанные! – мучительно краснея и заикаясь, проговорила Ширли. – Далеко не у всех партнёры – элитарии из Далета или Алеф-Цафон.
      Так чего плохого делаю я, ваша дочь?" – "Понимаешь, Ширли, мы ничего не имеем против Бенци и Нехамы, в молодости мы дружили. Потом наши пути разошлись…" – медленно и осторожно начал Моти, внимательно изучая свои руки. – "И очень жаль!" – отчеканила Ширли. – "И потом… у твоих бывших одноклассников нет… фиолетовых партнёров… А он ещё и учится в Неве-Меирии…" – тихо вставила Рути.
      – "Мама, ты что!? Разве фиолетовые друзья – это более постыдно, чем те пары, о которых я только что говорила? Или, может, хуже употребления наркотиков? А ты-то сама, мама, откуда вышла в элитарии? Кто на самом деле твои родители, братья и сестра?" – "Это ничего не значит… Это… было раньше… это моё… прошлое… только моё… никого не касается…" – "Но ты же сама говорила!.." – воскликнула девочка. – "Э-э-э… доченька… понимаешь? Дороны – хорошие люди, но они, как бы это сказать… то есть – не в струе… Более того! Их считают антистримерами… – чуть слышно пробормотала Рути. – Ты же знаешь, какая у них репутация! А ты с ними в такой тесной дружбе!" – "Да, они мои близкие друзья! И меня не интересует, что о них говорят, как и нет дела до какой-то там струи! Ясно?!" – выкрикнула девочка. – "Но твои братья уже предупредили, что…" – "А я плевать хотела, что они говорят! Во всяком случае, ни про меня, ни про кого из Доронов никто не скажет, что мы торгуем наркотиками в туалете гимназии… или паба "У Одеда"! Или в "Романтических гротах"… или у Забора… Пусть на себя посмотрят! Вот о них таки-да говорят, и это похуже того, что говорят обо мне! Разве что в "Silonocool-News" не пишут…" – "Но они друзья Тима… Он устроил их в батальон дубонов… очень престижно… Доченька, ты не понимаешь, что это значит…" – понизив голос, произнёс Моти. – "А почему вы позволяете приходить этому в наш дом?.. Я друзей не могу пригласить, а эти постоянно…" – "Тише, тише, дорогая… Мы просто хотели узнать, как у тебя обстоят дела. Неужели папе с мамой это знать запрещено? – прошептала Рути, протягивая к дочке руки. – Я тоже надеюсь, что ничего плохого ты не делаешь, но… будь осторожна – об этом мы тебя и просим…" – "Я понимаю, но и вы поймите… Мне вас жаль, но я так больше не могу. Дом для меня с некоторых пор перестал быть домом. У других людей я себя чувствую гораздо уютнее, там меня понимают и принимают. Тут у меня своя комната и всё, чего душа желает, но нет самого главного. Не могу провести дома шабат! А там – теснее, но зато весело, уютно и – тепло. Этот наш разговор лишний раз это показал… Хорошо, что у меня появился уголок в общежитии…" Моти глядел на дочь, и во взгляде сквозила обида: он старался, создавая тёплый уютный дом – для детей, старался!.. А дочка говорит, что дом перестал быть домом, что ей лучше в шуме и тесноте семьи его старого армейского приятеля. А сыновьям лучше с его другим армейским приятелем, пусть и бывшим… Как это у него сложилось в семье?.. Неожиданно Рути, поджав губы, чуть слышно пробормотала: "И к Доронам ближе, правда?" Моти бросил укоризненный взгляд на жену. Ширли покраснела, но, пропустив мимо ушей ревнивое замечание матери, продолжила: "Через год мы будем учиться в Неве-Меирии в старших классах ульпены, там отличное общежитие, гораздо просторней и благоустроенней. А вас я буду навещать… когда их дома не будет. А может, и вы будете меня навещать… Пока они так себя ведут и всех запугали… и не только в семье… – вот, кстати, о чём гораздо больше, чем обо мне, говорит вся Эрания!.." – "Ширли, доченька, но это же твои родные братья! Они по-своему понимают, что лучше для тебя, стараются тебе это привить…" – "Вот когда перестанут стараться…" – и девочка неожиданно всхлипнула. Затем встала и поднялась к себе. Моти с горьким выражением лица уставился в пол. Он оглядел просторный салон двухэтажного коттеджа, в который вложил в своё время столько сил и средств, и внезапно с горечью подумал, что им с женой в этих хоромах предстоит стареть без детей.
      Рути выслушала дочь, поджав губы, и больше ничего не сказала. Она беспомощно поглядела на Моти, но тот уже вперился невидящим взглядом в какой-то журнал, всем своим видом давая понять, что больше обсуждать этот вопрос не намерен.
      Назавтра утром Ширли села в машину рядом с отцом, и они молча доехали до ульпены.
      Она ласково коснулась губами щеки отца и выбралась из машины. Моти помахал ей рукой и низко наклонился, вставляя ключ зажигания, чтобы дочь не видела его лица.
      А она долго следила грустными глазами за удаляющейся машиной, и виноватая улыбка долго не сходила с её лица. Ни слова не было сказано на прощанье…
 

***

 
      Мерав появилась в ульпене через два дня после драки в "Шоко-Мамтоко", накануне возвращения Ренаны и Ширли. Она целый день рассказывала свою версию происшедшего, не делая упор на драке, как таковой. Она рассказывала, что "у тихони из Эрании-Далет, сестры братьев Блох, появился boy-friend, с ним она ходит по вечерам по ресторанам и прочим злачным местам… – и тут же прибавляла: – А Ренана-то, ваша скромница! Она устроила своей сопернице в "Шоко-Мамтоко" настоящую сцену ревности… между прочим, из-за оч-ч-ень эффектного парня, "американца"!" Спасибо Даси, она сразу же её при всех осадила: оказалось, там присутствовали "двоюродные родичи" Даси и кое-что видели и слышали. В конце дня Мерав вызвали к директору, откуда она вышла тише воды, ниже травы. Назавтра она покинула ульпену, и только близким подругам поведала, что папа устроил её в студию Дова Бар-Зеэвува и в гимназию Галили.
      А назавтра после ухода Мерав и Ренана вернулась в ульпену на занятия. Неожиданно на большой перемене в классе появилась Ширли. Она была очень бледна, её лицо выглядело ещё более тонким, чем всегда. Ренана случайно обернулась – и, увидев подругу, почти потеряла дар речи, только и смогла еле слышно выговорить: "Ты?..
      Откуда?! Что с тобой?! Да на тебе лица нет!" – "Я… Меня папа привёз… Иначе я бы сбежала из дому… через окно… – еле слышно пролепетала девочка. – Потом расскажу…" На большой перемене обеих девочек пригласили к директору. В коридоре их в волнении ожидали подруги не только из их художественного класса, но и из музыкального отделения. Первой появилась Ренана, со слабой, немного виноватой улыбкой на необычно красном, смущённом лице. На немой вопрос подруг с деланной весёлостью махнула рукой: "Ничего страшного… Выговор и отработка… Ведь он обещал шефу полиции, что мы будем строго наказаны, вот и наказал. А Шир и вовсе ничего… Она же никого не побила – наоборот…"
 

***

 
      Вечером, во время ужина в их комнатке в общежитии, подруги обсуждали произошедшее. После ужина они уселись на крохотной лоджии и, по привычке, под музыку рисовали каждая свой орнамент. Вдруг Ренана спросила: "А что с тобой было?
      Ты мне так и не рассказала…" Ширли рассказала подруге о разговоре с родителями и о том, что ей лично сказал директор.
 

***

 
      Та-фон Ренаны мелодично запел. Она вздрогнула, приглушила магнитофон и прижала та-фон к уху: "Алё-у!.. Ирмуш? Ты звонишь – и та-фон у меня играет очень красивую мелодию! Я беседер… Синяки почти сошли – передай спасибо своей сестрёнке! Шир тоже беседер, она передаёт тебе привет! Да, она уже тут, рядом…
      Ага… Макс тоже с вами? Отлично! Вы молодцы – мы тоже так считаем… Ну, что ты, Ирмуш, я не сержусь на тебя, я уже давно "отсердилась"… Нет, ты ни в чём не виноват… Ну, ладно, до встречи в шабат!" – и она закрыла та-фон. На лице играла лёгкая грустноватая улыбка. Ширли прекратила рисовать и вопросительно поглядела на подругу, которая продолжала рассеянно улыбаться. Потом проговорила медленно и раздумчиво: "Ирми сказал, что они с друзьями решили объявить этой кафушке и её хозяину бойкот – за всё хорошее, что там сейчас творится! За "Петек Лаван", за отказ проигрывать музыку, которую мы хотим слушать, за атмосферку, за Максима, за то, что он лжесвидетельствовал против нас всех и в пользу зомбиков и этой мерзкой Далилы… как-там-её? Неважно!.. Пусть ему теперь залётные зомбики делают парнасу!" – "Правильно, молодцы ребята, отлично решили. Но жалко: уж очень я любила там горячий шоколад со сливками и ещё кое-что из фирменных блюд…" – "Уж если ужасно хочется отведать фирменные лакомства, которыми "Шоко-Мамтоко" всегда славился, то и мы с тобой смогли бы приготовить кое-что не хуже! Не так, как наша Шилати, конечно. Она у нас вообще мастерица, ещё лучше умеет!" – "Вырастет – свою кафушку откроет…" – "Нет, она хочет, когда подрастёт, открыть домашний садик, мишпахтон, для малышей – только для мальчишек! Поэтому считает, что учиться ей необязательно!" – "А может, в чём-то она и права… Кто знает… Не мальчик ведь!" В этот вечер перед сном, выйдя из душа и разглаживая на себе перед зеркалом новую ночную рубашку, Ширли с грустью обронила: "Вот видишь, среди фиолетовых появились открыватели открытости. А в Далете наверняка нет и не будет больше таких, как я. Я там белая ворона. Мне братья уже не раз это говорили…" Ренана удивлённо глянула на подругу и отозвалась: "Во-первых, ты знаешь только наших ровесников, узкий круг. А что у людей постарше, ты не знаешь. Наверняка, есть немало таких, как ты. Просто они не бросаются в глаза. Ну, вот возьми свою тётю Яэль…" – "Но она же не в Эрании, а в Австралии… Там это проще…" – "Да, – грустно согласилась с нею Ренана и тут же попросила: – Только, пожалуйста, не называй этих так называемых открытых – фиолетовыми. Это мы фиолетовые, а они со своей открытостью – зомбики!" – "Да, зомбики – в самую точку!" – улыбнулась Ширли. – "А ты знала раньше, что сестрица Мерав, Керен, училась в Галили с твоими братишками? Она же ровесница нашего Ноама, как и твои братья". – "Я не знаю, кто там у них учился. Знаю только про их подруг, тоже близнецов, Смадар и Далью. Только не знаю, кто из них чья девушка – то ли Смадар девушка Галя, то ли Далья, а может, наоборот… Говорят, они из Эрании-Бет…" – "Об этой драчке в кафе, Ирми рассказывал, Офелия та-акого расписала!" – "Ага… И по телевизору передавали… Но уж так всё переврали!.." – помрачнела Ширли. – Ведь знаешь, по мнению элитариев, лучше в наркотики удариться, чем завести фиолетового парня.
      Даже если ничего такого и нет… А тут ещё и драка, которую мы с тобой, якобы, развязали!.. Вернее, как её описали в "Silonocool-News"…" Ренана, взглянув на растерянное лицо Ширли, рассмеялась: "Ты знаешь, я после всего почему-то боялась встречи с мамой! Ты же знаешь, у нас с ней всё непросто. Но она мне ничего не сказала… Только сестрёнка дулась на меня, но тоже ничего не сказала. Зато бабуля!.. Ты бы видела, сколько к моему приходу напекла пирожков и булочек, чтобы меня после всего этого подкормить – как будто мне вредно денёк поголодать!
      Смешная она, бабушка Шоши! Как будто мы не постимся несколько раз в году!"
 

3. Экспромт