– Да, спасибо. Ты действительно делаешь для меня все что можешь. Но я-то не о том. Ты уходишь, совсем уходишь: от дел, от мира... Мне кажется, единственное, что тебя держит здесь, это твое слово, данное императору, и наш будущий ребенок. Но кризис скоро закончится, и ты получишь свою отставку. А ребенок... Знаешь, я не хочу, чтобы он держал тебя здесь.

– Да что ж ты такое говоришь?! – я даже почувствовал легкую обиду. – Что значит «держал»? Ты же знаешь, я люблю и тебя, и нашего малыша.

– Знаешь, – эхом откликнулась Юля, – когда я впервые увидела тебя, то почему-то сразу подумала, что ты существо из другого мира. Только тогда мне казалось, что это из-за нашего неравенства: ты – аристократ, миллиардер... Но потом, когда ты ввел меня в свое общество, я поняла, что ты и там чужой. Мне сперва подумалось, что тебя просто не увлекает высший свет, знаешь, бывает так: родится у царя художник, – а потом я увидела, как ты тасуешь миллиарды, сокрушаешь государства, видишь людей насквозь и забавляешься этим... И твои видения там, в Гатчине... Ты из другого мира, Саша, ты играешь там, где мы живем. А там, где живешь ты сам... Для нас это непостижимо. Ты принимаешь наши правила, но ведь это обман, и ты это знаешь. Скоро ты убедишься в этом окончательно, и тогда... Я слишком земная женщина, чтобы идти за тобой. Я не смогу. Но я не хочу, чтобы ты страдал из-за меня здесь.

Я заметил, что по ее спокойному и печальному лицу катятся слезы. Она сидела передо мной прямая и строгая, глядя куда-то мимо меня. Мне показалось, что весь мир вокруг меня рушится в одночасье.

– Что же ты такое говоришь, Юлечка, – шептал я, покрывая поцелуями ее хрупкие, такие безжизненные сейчас руки. – Неужели ты не видишь, что я люблю тебя? Неужели не видишь, что ты и наш будущий ребенок – единственные, кто по-настоящему дорог...

– Молчи, – она закрыла мне рот ладонью, а потом поцеловала в губы. – Ты обманываешь себя. Ты очень хочешь привязаться к этому миру и решил сделать меня своим якорем. Ты придумал меня такой, какой я никогда не была, и со временем ты это поймешь. Я очень люблю тебя, Сашенька. Но я не могу не видеть, кто ты. Я тебе не ровня. Если ты когда-нибудь еще будешь в беде, я снова приду на помощь. Но я не могу быть твоей спутницей.

– Что ты навыдумывала?! – я с силой прижал ее к себе. – Успокойся. Ничего этого нет. Я люблю тебя. Я бросил корпорацию. Скоро я уйду в отставку, и мы поселимся где-нибудь в укромном уголке. Хочешь на Таити, а хочешь под Самарой. Будем жить скромно и счастливо. Будем обычной семьей. Будем растить детей. Неужели ты этого не хочешь?

– Хочу, – всхлипнула она. – Но этого не будет. Неужели ты не видишь? Ты не для этого здесь.

– Ну вот, – притворно разозлился я. – Ну что за бредни? Все будет хорошо. Перестань плакать. У тебя просто мнительность. Для беременных это обычное дело. Пройдет. Ну же, успокойся...

– Прошу прощения, ваша светлость, – откашлялся рядом с нами мой новый секретарь Николай, – но государь император...

– Звонит? – обернулся я к нему. – Принеси трубку.

– Нет, они прибыли только что сюда.

– Что? Где?!

– Просили известить вас. А сами пока велели провести их в ту комнату... которая в подвале...

Спускаясь по узкой деревянной лестнице в ту самую комнату, я подумал, что много лет назад по ней, должно быть, вот так же спускался мой дед. Тогда убийство не изменило ничего. Впрочем, тогда все было по-другому. Если тогда был убит всего лишь человек, под видом пророчеств говоривший нечто неприятное для тогдашней аристократии, то теперь мы не только смели вознамерившегося повредить нашему могуществу манипулятора, но и начали достаточно глубинные преобразования внутри страны и в международных отношениях. Предотвратит ли это катастрофу? Вот в чем вопрос.

Когда я вошел в комнату, государь стоял спиной ко мне и разглядывал каминное распятие. При моем появлении он даже не обернулся.

– Второй раз вы в моем доме и снова приходите в эту комнату, – заметил я, подходя к нему.

– Да, – задумчиво произнес он. – Почему-то притягивает. Возможно, грехи предков не отпускают.

Мы пожали друг другу руки.

– Я прикажу сделать здесь ремонт, – заявил я. – Будет... Ну хотя бы салон для дегустации вин. А это барахло все к черту. Распродадим на благотворительном аукционе. Незачем тащить за собой тени прошлого.

– А если совесть вопиет? Не зря же ваш дед сохранил эту комнату в неприкосновенности. Не зря ваш отец не тронул здесь ничего.

– Если согрешил – покайся и не делай впредь. У человека на земле дальний и тяжкий путь, незачем тащить на себе все беды мира. Этот счет я закрыл. Что было, то прошло.

– Вы считаете, что тем, что мы убили нового лжепророка, мы расплатились за былую кровь?

– Нет, ваше величество. Лжепророк приговорил себя сам, как только стал лжепророком и стал нести хаос в этот мир. Мы с вами сделали большее. Мы оттолкнули эту страну от пропасти. Не дали ей коснеть в самодовольстве. Мы дали ей возможность развиваться свободно. Мы начали реформы, а не бросились уничтожать тех, кто требовал перемен. Мы не повторили ошибки наших предков: начали менять себя, а не стали бороться с теми, кто указал нам на наши слабости. Раз так, счет закрыт. Можно забыть и идти дальше. Вы последний, кто видит эту комнату в таком виде. Завтра здесь все изменится.

– Не слишком ли вы переоцениваете начатые нами реформы, князь? Вы ведь сами говорите, что мы лишь в начале пути.

– Поверьте, нет. Начало положено, дан исходный импульс. Если страна готова, надо только это. Все остальное зависит от того, как поведет себя каждый ее гражданин. Если все возьмутся за дело, десять тысяч лет процветания России не будут пределом. Поверьте, ваше величество. Я видел это. Впрочем, никто не говорит, что впереди не будет новых волнений и тревог.

– Как видите, мир не без сюрпризов, – усмехнулся император. – Жизнь подкидывает все новые задачи. Очевидно, мы напрасно думали, что после того как стали единственной сверхдержавой, все главные тревоги позади.

– Тревоги не оставят нас, пока не будет достигнуто совершенство, ибо они – порождение наших ошибок. А поскольку совершенство недостижимо, они не оставят нас никогда.

– Возможно, – задумчиво произнес государь. – И все же... Скажите, это действительно то распятье, на которое он смотрел, когда раздался первый выстрел?

– Да, ваше величество.

– Подарите мне его. Хочу оставить себе на память. Даже если счет закрыт, стоит помнить о былых ошибках и поражениях. Помогает избегать новых.

– Оно ваше, государь.

– Благодарю.

Мы немного помолчали.

– Простите, я не предложил вам ни присесть, ни выпить чего-нибудь, – спохватился я.

– В этом нет нужды, – отмахнулся император. – У меня к вам дело.

– Я весь внимание. Вообще-то я рассчитывал увидеть вас сегодня на заседании Государственного совета.

– У меня чрезвычайные новости. Из Лондона, из штаб-квартиры Интерпола, пришло заключение следствия по делу об убийстве Лоры Онасис.

– Вот как? Кого они обвиняют?

Государь пристально посмотрел мне в глаза.

– Вас, князь.

Я изо всех сил старался сохранить самообладание.

– Я этого не делал.

– Я знаю. Более того, по моему заданию ИКГБ вышло на след истинных убийц. Помните, я вам говорил, в этом деле замешаны китайские спецслужбы? Итак, след мы взяли, но заметен он был слишком искусно и кроваво. У нас нет доказательств и нет свидетелей. А вот у Интерпола есть: искусно подстроенная китайской тайной службой провокация. Сейчас, когда всплыло на поверхность, что вы после смерти Лоры Онасис скупили контрольный пакет акций ее компании, эта утка выглядит особо убедительно. Думаю, сейчас об этом трещат все информационные агентства Запада.

– Что же, умный ход, – усмехнулся я. – Так вот он, второй сюрприз, приготовленный Гоюном.

– Сюрприз? – нахмурился государь. – Вы уверены, что это работа Гоюна?

– Стиль, во всяком случае, похож. Впрочем, кто бы ни был автором интриги, ход действительно удачный. Сейчас, когда мы добились решительного перелома в войне с Поднебесной, для Пекина моя компрометация как никогда кстати. Северная Америка и Европа все еще не знают, кого поддерживать: нас или Китай. Общественное мнение разделено. Часть осуждает Китай, но не меньше людей желают поражения «международному полицейскому – империалистической России». Среди политиков тоже нет единства. Кого-то прельстили наши новые политические инициативы. А кто-то считает, что в случае победы Китая их страны смогут усилить свое политическое влияние. Если сейчас удастся доказать или хотя бы намекнуть, что Россия не гнушается убийствами и подлогом, чаша весов склонится в сторону Поднебесной. Нас выставят подлым агрессором и международным гангстером, а я как раз лучшая кандидатура на роль черта: родственник императорской семьи, ведущий предприниматель с подмоченной репутацией, теперь еще и член Государственного совета. Нетрудно понять, что все свои козни я строил с высочайшего одобрения. Браво, Гоюн. Очень тонкий ход. Тем более умный, что сделан он был, еще когда сегодняшним противостоянием и не пахло. Что ж, этот человек действительно мыслил на годы вперед.

– Ну вот, вы и сами сказали все, что я хотел сказать вам, – развел руками император. – Могу лишь добавить, что, несмотря на значительные успехи наших войск численное превосходство противника со счетов не скинешь. Они просто заваливают нас трупами и при самом благоприятном стечении обстоятельств продержатся еще не менее полугода. А если на сторону Китая встанут Северная Америка с Европой, война примет совсем скверный оборот.

– И все это означает, что мне надо ехать в Лондон и предстать там перед судом по делу об убийстве Лоры Онасис, – заключил я.

– В иное время мы бы ни за что не выдали вас, – извиняющимся тоном произнес император. – Мы и сейчас откажем Лондону, если вы не захотите ехать. Но я прошу вас, ради своего отечества, согласиться на выдачу. Если вы откажетесь сейчас, для всего мира это будет верным подтверждением вашей вины. Конечно, со временем мы докажем вашу непричастность к этому убийству, подключим лучших сыщиков и дипломатов, но вопрос о судьбе России решается буквально сегодня. Если мы не объявим о том, что вы готовы предстать перед судом, Китай может уже в ближайшее время получить масштабную военную и финансовую поддержку с Запада. Я уж не говорю о росте международной напряженности и политической изоляции Евразийского союза.

– То есть план Гоюна снова вступит в силу, – подытожил я. – Конечно, ваше величество, я поеду в Лондон. Я дал вам слово укреплять связи с Западом, и я его сдержу.

– Должен предупредить, что судебное разбирательство может быть не столь беспристрастным, как в Российской империи.

– Я знаю, ваше величество. Западную Фемиду слишком часто ангажируют политики. Надеюсь, что наши войска поддержат меня. Сдается мне, что чем более успешны будут наши армия и флот, тем благосклоннее окажутся английские присяжные.

– Вас будут защищать лучшие адвокаты империи и Европы, – пообещал государь.

– Благодарю, ваше величество, – улыбнулся я. – Впрочем, будем откровенны, политическая игра требует сдать меня Западу ради укрепления отношений и успеха в войне. Это бывает. Политика, в конце концов, шахматная партия, где все мы – фигуры на доске. Жертвовать конем или даже ферзем при необходимости – обычное дело. Вот почему я так долго отказывался идти в правительство прежде. Да и принимая ваше приглашение, прекрасно понимал, чем это может закончиться. Моя карьера окончена. И тем, что это произошло так мягко, я обязан исключительно вам.

– Полноте, князь. Я уверен, что вы будете с успехом оправданы и вернетесь в Петербург. Я буду рад снова видеть вас в Государственном совете или на министерском посту.

– Увольте, ваше величество. К этому моменту в моем присутствии решительно не будет нужды. Что я должен был сделать, уже сделал. Мой последний бой состоится в Лондоне. Впрочем, даже если он будет проигран, Россия останется победительницей. Ведь самим фактом немедленной выдачи она открестится от преступления. Мой долг стране будет оплачен. Ну а если мне суждено будет покинуть Британию свободным человеком, то я очень прошу отпустить меня на покой. Тем более что даже после оправдательного приговора ни в политике, ни в бизнесе не будешь чувствовать себя совершенно спокойно. Увы, но наш мир таков, что для большинства людей действует презумпция виновности. Обыватели почему-то считают, что во главе общественного прогресса должны стоять люди, никогда не грешившие в жизни. Как будто это возможно. Хотим мы этого или нет, но с подобным заблуждением приходится считаться. Не стоит компрометировать ни Государственный совет, ни корпорацию Юсуповых присутствием человека, некогда обвиненного в убийстве. Все что мог для семьи и для страны я уже сделал, пора и о душе подумать. Уедем с женой куда-нибудь в уединенный уголок, на Таити или под Самару. Скорее даже на Таити, подальше от столиц и политических амбиций. Будем наслаждаться спокойной жизнью, читать, купаться, философствовать. Чем не блестящее завершение карьеры предпринимателя и политика?

– Возможно, – пожал плечами государь. – Сейчас нам надо отстоять вашу невиновность на суде.

– Отстоим, не сомневайтесь. Правда, дело наверняка затянется, в этом я уверен. Так что вход нашей победоносной армии в Пекин я, наверное, буду наблюдать по трансляции Би-Би-Си. Впрочем, это мелочи в сравнении с отвратительным лондонским смогом и зимним холодом в плохо отапливаемых помещениях. Хотя, если задуматься, и эта неустроенность – фактически ничто рядом теми невзгодами, которым подвергаются сейчас наши ребята на Маньчжурском фронте. Видите, ваше величество, все относительно. Оказывается, моя жертва не так уж велика. Так что спокойно звоните Васильчикову и просите его известить Интерпол о том, что я прибуду в Лондон не позже понедельника.

– Нет, князь, – государь положил мне руку на плечо, – это я благодарю вас. Я в вас не ошибся и первым пожму вам руку в Петербурге, когда вы вернетесь.