Как нейтральное лицо, я должен сообщить монголам, что его превосходительство понимает бесполезность сопротивления. Он намеревается облегчить им победу над Сун, взамен требуя высокую должность в империи Великого Хана. Я уже успел убедить Чжа Су-дао в том, что Юкио, монах и их люди являются предателями и преступниками у себя на родине и представляют для него потенциальную опасность. Армия монголов сейчас осадила Гуайлинь, город на юго-западе, который обороняют Юкио со своими самураями. Сейчас, чтобы избавиться от их нежелательного присутствия и доказать свою расположенность к монголам, Чжа Су-дао намеревается позволить им захватить Гуайлинь. Город не сможет устоять без подкрепления. Никто не будет послан туда. Гуайлинь падет, и оставшиеся в живых самураи, согласно законам монголов, будут преданы смерти. Таким образом, моя дорогая, твой любимый зиндзя умрет. Думай об этом, когда монголы будут использовать твое тело для своего удовольствия.
Танико подняла голову, она готова была разодрать это лицо своими длинными ногтями, но сдержалась.
– Ну, пожалуйста, ударь меня, – улыбался Хоригава. – Я с великим наслаждением брошу тебя в грязь на глазах этих варваров, считающих тебя такой знатной госпожой.
Раздался голос морщинистого китайца, служившего монголам:
– Ваше высочество, наш господин Хан готов принять вас немедленно.
Хоригава кивнул.
– Прощай, Танико. Я никогда не увижу тебя больше, но всегда буду наслаждаться мыслями о твоем крайнем унижении.
Хоригава в сопровождении чиновника китайца проследовал в присутствие повелителя монголов, а второй китаец поместил Танико в более маленький шатер, где вместе с остальной свитой Хоригавы она стала ожидать решения своей участи.
Глава 8
Ближе к вечеру на следующий после посещения Гуайлиня темником Торлуком день из лагеря монголов послышался бой барабанов. Пленных китайцев вывели из загона и заставили подтаскивать осадные машины к берегу рва. Шеренги пеших монголов пошли в атаку. Три белых конских хвоста боевого знамени выдвинулись вперед. Юкио приказал всем свободным людям в городе подняться на стены. Ритмично забили его барабаны, поднимая боевой дух защитников.
Незадолго до заката осадные мосты монголов с треском упали на западный берег рва. Одновременно грохнули хуа пао у основания деревянной стены монголов. Железные ядра вонзились в бастионы Гуайлиня. Катапульты метали взрывчатые шары и огромные камни на городские улицы.
Ответили хуа пао Гуайлиня, пробив дыры в деревянной стене монголов. Самураи бросали горшки с горящим маслом на мосты неприятеля, поджигая их, прежде чем ров успевала пересечь горстка людей.
Монголы гнали перед собой пленных китайцев, используя их в качестве живых щитов. Почти все они погибли от стрел, выпускаемых со стен людьми, делающими вид, что не подозревают, кого они убивают.
Всю ночь продолжалось нашествие монголов. Используя лошадей, осадные машины, повозки, груженные землей и человеческими телами, чтобы перегородить ров, они пытались пробиться к стенам Гуайлиня. Казалось, что они будут продолжать атаку безостановочно, пока не захватят город. Такая жажда победы, как говорилось в учении зиндзя, очень часто вела к поражению.
Но Дзебу испытывал благоговейный страх от их откровенной силы. Выросший на Кюсю, он пережил множество бурь, которые китайцы называют тайфунами. Монголы атаковали подобно тайфуну, грозя все разрушить на своем пути. Даже отражая их атаки стрелами, нагинатой или мечом, Дзебу испытывал какую-то гордость оттого, что эти дьяволы в человеческом обличий являлись его соотечественниками.
Наконец на рассвете волны наступающих остановились. Несколько воинов, оставшихся на узкой полоске земли у самого основания стены, поспешили назад за ров, подгоняемые самураями и стрелами китайцев. Хуа пао перестали изрыгать огонь. Катапульты монголов продолжали метать бомбы и камни, но с меньшей интенсивностью. Многочисленные пожары в городе находились под контролем.
Солнца не было видно, С юга накатывались плотные серые тучи, и, к удовольствию Юкио, пошел сильный дождь. Дождь защитит город от пожаров и в большой степени затруднит действия атакующих.
Дзебу и Юкио сидели на парапете и протирали мечи от крови, чтобы те не заржавели.
– При каждой атаке монголов мы теряем так много людей, – устало произнес Юкио, – что у нас скоро никого не останется, Я очень плохой полководец, если привел своих людей так далеко только для того, чтобы они погибли в этой странной земле.
Правитель Лю спустился со своего парадного трона из слоновой кости и схватил Дзебу и Юкио за руки.
– Вам нужно спать, а не терять время на разговоры с таким стариком, как я.
Дзебу улыбнулся, глядя в воспаленные глаза правителя.
– Я сомневаюсь, что ваше превосходительство спали ночью.
Юкио доложил, что около двухсот китайских солдат и более ста самураев были убиты или серьезно ранены, но два Белых Дракона по-прежнему развевались над Гуайлинем.
Правитель сказал:
– Мои разведчики докладывают, что гурхан монголов Аргун Багадур направляется сюда с подкреплением в два тумена – а это еще двадцать тысяч воинов, – которые ему выделил его хозяин, Великий Хан Мешу. Под предводительством такого генерала, как Аргун Багадур, монголы, и так превосходя нас численно, несомненно захватят Гуайлинь, Начинается сезон сильных дождей, которые смогут замедлить их продвижение, но конец все равно будет неизбежным.
– Нам обещали, что, если понадобятся подкрепления, их пришлют сюда по Гуайцзян из Кантона, – сказал Юкио.
– Настало время послать за ними, – сказал Лю. Он подозвал своего сына, высокопоставленного офицера китайской армии. Доспехи молодого Лю были зазубрены и помяты. Он отошел от стены комнаты для приемов правителя и встал на колени у его ног.
– Ты отправишься в Кантон, сын мой. Отплываешь ночью через речные ворота.
Пятерых кочевников, слишком серьезно раненных, чтобы сражаться до смерти, захватили в плен, и Дзебу удалось убедить самураев, что эти люди будут полезнее им живыми, чем мертвыми. Каждый день он уделял некоторое время посещению пленных, содержавшихся в каменном здании рядом с дворцом правителя, заботился об их ранах и разговаривал с ними.
Сначала они говорили на китайском языке, который знало большинство монголов, так как Северный Китай был частью их территории уже на протяжении целого поколения. Дзебу с трудом понимал их диалект, который был почти другим языком по сравнению с китайским южных провинций, к которому привык Дзебу. Между собой кочевники разговаривали на монгольском языке, и Дзебу запоминал слова и выражения и использовал их в разговорах. Со временем их разговоры все больше и больше происходили по-монгольски.
Монголы не верили Дзебу. Помимо обычного недоверия, испытываемого любым пленным по отношению к пленившему его, они, как и Торлук, различили его монгольские черты. Они принимали его за предателя, плененного несколько ранее и согласившегося служить китайцам за обещание сохранить жизнь. Подозревая, что его подослали к ним с подобной миссией, они решили убить его, как только он достаточно близко подойдет к ним.
К ужасу китайских охранников, Дзебу выбрал самого крупного монгола и сразился с ним голыми руками во дворе тюрьмы. Его противником оказался единственный пленный, который не был серьезно ранен; его нашли в бессознательном состоянии на стене Гуайлиня, где в него угодил камень, несомненно выпущенный с его же стороны. Это была обычная костоломная монгольская борьба против приемов рукопашного боя зиндзя. Дзебу пять раз повалил монгола.
С этого момента он завоевал их уважение и убедил, что не интересуется военной информацией, и монголы стали более дружественно к нему относиться. Они поняли, что он действительно не знает монгольского языка и поэтому не может быть перебежчиком.
В свою очередь Дзебу скоро почувствовал некоторое уважение к своим соотечественникам. Эти пятеро – четверо из которых были ранены, – сидевшие в тюремной камере, скучая и предчувствуя недоброе, были совсем не похожи на легендарных свирепых воинов. Дзебу нашел, что они простодушны, неграмотны, молоды, скоры на смех, мужественны и добры друг к другу.
Он также определил, что они очень любят выпить. Он приказал принести в камеру несколько кувшинов рисового вина. Через час вино кончилось, а пленники требовали еще. Их «аппетит», казалось, не имел границ, и Дзебу пришлось ограничить дневной рацион, чтобы они не были пьяны постоянно. Подвыпив, они были скорее веселы, чем драчливы. Занятия языком шли значительно успешней при помощи небольших порций вина.
Он начинал понимать образ жизни монголов. Эти молодые люди выросли, наслаждаясь свободой и богатством империи, созданной Чингисханом, но их отцы и деды рассказывали им о прошлых временах, когда ни одно время года не проходило без смерти кого-нибудь в каждой семье. Мир льда, пустыни и степи никогда не становился более мягким, никогда не предоставлял повторный шанс. Законы и обычаи монголов были заимствованы у законов природы, или, как говорили сами монголы, Вечного Неба.
Дни бездействия тянулись за деревянной стеной осаждающей стороны и каменной стеной Гуайлиня. Дзебу овладел поверхностными знаниями монгольского языка. Юкио и правитель руководили ремонтными работами в городе и на его укреплениях. Все напряженно смотрели на реку, стараясь разглядеть приближающиеся транспортные джонки с пришедшими на выручку войсками.
На двенадцатый день после неудачного штурма Гуайлиня разведчики правителя Лю донесли, что Аргун Багадур вернулся от хана Менгу из провинции Сычуань.
– Снова бросимся на них в атаку, чтобы показать, как сильно нас надо опасаться? – спросил Юкио, стоявший с Дзебу на стене, наблюдая за тем, как два дополнительных тумена, приведенных Аргуном, разбивают лагерь.
– Предположим, я сброшу тебя со стены прямо в гущу монголов, – сказал Дзебу. – Это должно напутать их в достаточной степени.
Моко, стоявший на стене вместе с ним, наблюдал за прибытием подкрепления монголов.
– Я разрабатываю конструкцию катапульты, которая сможет выбросить меня из города и перебросить в невредимости через Гуайцзян на противоположный берег.
Установив юрты – так они называли свои войлочные круглые шатры, – вновь прибывшие солдаты сели на коней. Они построились в квадраты из ста всадников, полный тумен состоял из ста таких квадратов: десять – в ширину и десять – в глубину.
Пять туменов, из которых состояла армия, осадившая Гуайлинь, встали полукругом шире самого города на южном берегу двух озер. Перед городом выстроилось пятьдесят тысяч кавалеристов. За ними, построенные для парада, стояли осадные машины и масса вспомогательных войск из народов, порабощенных монголами.
Дзебу почувствовал пробежавший по телу холодок. Даже для зиндзя, который провел пятнадцать лет почти в постоянных боях, армия монголов представляла собой ужасающее зрелище. Он никогда не видел такое крупное соединение. Сомневался, что, даже если собрать вместе всех самураев Страны Восходящего Солнца, зрелище будет столь масштабным. Неудивительно, что люди так боялись монголов, что некоторые сдавались, только узнав об их приближении.
Стоявший рядом Юкио тяжело вздохнул.
– Какой я был дурак, когда думал, что мой маленький отряд сможет противостоять армии, подобной этой. – Он печально покачал головой.
Перед строем монголов проехал знаменосец, высоко поднявший боевое знамя с тремя конскими хвостами. Дзебу заметил, что перед каждым туменом в землю воткнут его собственный флаг. Знаменосец воткнул заостренный конец древка в центр поля, как раз у места слияния двух озер. «Сколько боев, – подумал Дзебу, – видели эти шесть знамен? Над сколькими народами гордо развевались?»
На центр поля выехало еще пять всадников, по одному от каждого тумена. Они встали полукругом за боевым флагом.
– Это темники, – сказал Юкио.
Казалось, что армия, стоящая перед городом, и зрители на его стенах затаили дыхание. Раздался звук рога. С холмов позади Гуайлиня спускался одинокий всадник на степной лошади.
«Он мог себе выбрать любую лошадь на завоеванных территориях, – подумал Дзебу. – Мог ездить на огромном черном жеребце или белом боевом коне. Он мог обладать лошадью ценою в княжество. Но он выбрал, чтобы выйти к своей армии и показать себя врагу, лошадь, подобную тем, на которых ездил всю жизнь, на которых его предки ездили тысячу лет до его рождения».
Единственным звуком был цокот копыт лошади. Красный плащ всадника развевался за его спиной, обнажая его красные лакированные доспехи.
«Как странно, – думал Дзебу. – Я смотрю на человека, убившего моего отца, и он заставляет меня думать об отце. Мой отец, видимо, был очень похож на него, поэтому он воссоздает его для меня».
Аргун Багадур подъехал к боевому знамени своей армии. Пять военачальников слезли со своих лошадей, торжественно расстегнули пояса и набросили их на плечи, потом сняли шлемы и положили на землю перед собой.
Аргун заговорил с ними и принял их подчинение кивками головы. Темники поднялись в седла. Аргун повернулся лицом к армии. Снова наступил момент, когда казалось, будто весь мир затаил дыхание. Затем из пятидесяти тысяч глоток раздался рев.
Аргун поднялся в стременах и обратился к своим туменам. Его голос разносился над всей выстроившейся на парад армией, но он был слишком далеко, чтобы стоявшие на стене города могли расслышать его.
– Потом мы узнаем, что он говорил, – раздался голос рядом с Дзебу. – Мои разведчики все узнают.
Юкио поклонился правителю.
– Ваше превосходительство не должны подвергать себя опасности только для того, чтобы посмотреть, чем занимаются варвары.
Лю улыбнулся. Группа охранников и городских чиновников стояла за его спиной. Дзебу увидел, что его внесли на стену на носилках.
На другом берегу озера Аргун подал сигнал рукой. Казалось, что в лагере монголов пришел в движение холм. Он медленно двинулся к Аргуну, за ним последовала еще одна серая громада, потом еще одна. Мгновение Дзебу не понимал, что происходит у него на глазах. Наконец он понял, что к Аргуну двигаются четыре огромных животных, самые большие создания, которые он когда-либо видел. Они были покрыты яркими тканями, под которыми блестели доспехи. Высоко на спине каждого животного сидели в маленьких будках погонщики. Животные в доспехах выглядели фантастически: высокая куполообразная голова, нос длиной с ветку дерева, извивающийся по собственному усмотрению, две белых пики длиной с человеческий рост и толщиной с бедро, торчащие с обеих сторон рта.
Дзебу уже видел такое животное раньше. Немного погодя он вспомнил где. Это было одно из странных животных в его видении Дерева Жизни, когда Тайтаро отдал ему синтай. Он сунул руку в одежды и потер камень кончиками пальцев.
– Это какой-то дракон? – шепотом спросил Юкио.
– Это создание ужасное – и из-за страха, который оно вызывает, и из-за разрушений, которые оно может произвести, – сказал Лю. – Их часто используют в военных действиях народы, живущие к югу от нас. Я слышал, что монголы завладели несколькими боевыми слонами, когда несколько лет назад захватили Наньчжао и Аннам.
Слоны выстроились перед Аргуном, и монголы ревом приветствовали этих животных. Слоны ответили такими звуками, как будто великаны дуют в трубы.
Дзебу ощутил возникший откуда-то из глубины, быть может, от самой Сущности, порыв.
– Мы достаточно долго были пассивными зрителями парада Аргуна. – Вытащив из колчана стрелу с наконечником «ивовый лист», Дзебу натянул лук и прицелился в центр спины Аргуна.
– Этот маленький лук не может стрелять так далеко, – сказал Лю.
– Этот маленький лук может вас сильно поразить, ваше превосходительство, – сказал Юкио.
Дзебу выстрелил. Порыв ветра, дующего вдоль речной долины, отклонил стрелу. Она перелетела контрстену и упала у ног лошади Аргуна.
Монгол немедленно слез с лошади и поднял стрелу. Мгновение рассматривал ее, потом повернулся и посмотрел на стену. Их разделяло огромное расстояние, но Дзебу ясно видел задранное вверх лицо, глубоко посаженные глаза, грубые, похожие на камни скулы, густые рыжие усы. Он не видел глаз Аргуна, но был уверен, что гурхан смотрит прямо на него.
Сейчас он понял, что хотел сообщить Аргуну о своем присутствии. Именно поэтому он выстрелил в него. У него не было желания убивать Аргуна с такого расстояния. В один из дней Аргун должен будет умереть от его руки, зная при этом, что именно он, Дзебу, сын Дзамуги, убил его.
Через бухту, разделяющую китайский город и монгольский лагерь, двое мужчин пожирали друг друга глазами.
Юкио взял со стены свой огромный лук и выпустил в Аргуна еще одну стрелу. Другие самураи последовали его примеру. Град стрел обрушился на полководца монголов.
Темники заслонили Аргуна от стрел своими телами. Они провели его под защиту деревянной стены лагеря. Тяжелая кавалерия монголов – стрелки с мощными самострелами – рысью выехала на поле и ответила огнем на огонь из города. Выстрелил хуа пао, установленный на деревянной башне монголов, потом еще один. Железное ядро вонзилось в парапет, послав во все стороны тучи каменных осколков, один из воинов упал, раненный в голову.
Дзебу встал перед правителем.
– Здесь слишком опасно для вас, ваше превосходительство.
Лю отмахнулся от слов Дзебу тонкой рукой.
– Я на этих стенах наименее важная персона. – Но он позволил Дзебу провести себя к носилкам.
Поединок стрел превратился в общий бой лучников и артиллерии. На другом берегу озера формирования монголов отходили в сторону, пропуская вперед осадные машины, заслоненные телами пленных. Бой за Гуайлинь начался по-настоящему. «Он не закончится, – подумал Дзебу, – пока не падет город».
Глава 9
– До вчерашнего дня я не видел Аргуна с той самой ночи, – сказал Дзебу. – Он прекратил преследовать меня и покинул Священные Острова.
– Когда это было? – спросил правитель Лю.
– В последний Год Обезьяны, ваше превосходительство.
– Одиннадцать лет назад, – промолвил Лю. – Тогда умер Великий Хан Гуюк. Когда умирает Великий Хан, монголы прекращают все дела, где бы они ни находились, и возвращаются на родину, чтобы выбрать нового Великого Хана. Гуюк был внуком Чингисхана. Третьим из Великих Ханов. Мешу является четвертым.
В приемную правителя вошел китайский офицер.
– Командующий монголов прислал еще одного эмиссара, ваше превосходительство. Он просит аудиенции правителя и военачальника города.
Лю повернулся к Дзебу.
– Вы уже встречались с этим человеком, поэтому ваши наблюдения могут представлять ценность. Прошу пройти с нами.
– Это будет большой честью для меня.
– Он был полон решимости убить тебя с тех пор, когда ты был еще ребенком, – сказал Юкио. – Если мы перейдем ров для переговоров, он легко может пойти на то, чтобы убить тебя на месте.
– Мы не станем переходить ров, – сказал Лю. – Встретимся с ним на острове в центре озера Шань ху. Он будет один и постоянно под прицелом наших лучников на стенах.
– Если я приду к нему как посланник, он не сможет причинить мне вреда, – сказал Дзебу. – Это закон монголов.
На острове в центре озера Шань ху стоял маленький, изящный буддистский храм, построенный много веков назад. Ни монголы, ни китайцы не стали разрушать его умышленно, и восьмигранная ступа с медными украшениями чудесным образом избежала случайного повреждения, несмотря на постоянно перелетающие над ней каменные и огненные снаряды. Тем не менее Будда учил придерживаться золотой середины, не впадать в крайности, потакая своим желаниям либо самоуничтожаясь, а монахи этого храма не были полными дураками. В соответствии с учением о золотой середине они давно покинули храм. Лю и Аргун договорились, что он будет местом их встречи.
Красная с золотом лодка, украшенная фигурой дракона, была подведена по рву от речных ворот, и Лю, Юкио и Дзебу отправились на ней на остров. Кроме них в лодке находились два знаменосца: китайский с Белым Драконом Гуайлиня и самурай с Белым Драконом Муратомо. Они сошли на берег и остановились у ворот в низкой стене, окружающей храм.
Аргун и офицер, несущий флаг с тремя белыми конскими хвостами, были доставлены с противоположного берега на сампане. Единственным украшением Аргуна был золотой квадратный медальон, свидетельствующий о его ранге, висевший на шее на золотой цепочке.
Его лицо мало изменилось с момента их последней встречи с Дзебу одиннадцать лет назад. Длинные концы рыжих усов свисали ниже голого подбородка. Его глаза, узкие и голубые, как лед, безжалостно смотрели на Дзебу. Дзебу, не отводивший от них взгляда, услышал, как Юкио вздохнул и придвинулся к нему поближе.
Он пытался управлять своими чувствами, как его учили. Он признавал, что испытывает страх, что не может представить себя побеждающим Аргуна в бою. В то же время он не мог не вспомнить старое изречение: «Человек не может жить под одним небом с убийцей своего отца». Рано или поздно он вынужден будет убить Аргуна.
Но это не было изречением зиндзя. Как зиндзя, он являлся не сыном Дзамуги, а человеком, которого хотел убить Аргун, человеком, кровным долгом которого было убийство Аргуна. Он был простым проявлением Сущности, и Сущность была везде, и в Аргуне так же, как и в Дзебу.
Тем не менее он не смог удержаться от того, чтобы не обратиться к Аргуну с речью на монгольском языке, которую специально заучил:
– Приветствую тебя, убийца моего отца.
Аргун остановился и уставился на Дзебу ледяными голубыми глазами. На том же языке он ответил:
– Значит, ты выучил язык своего отца. Однако сражаешься против его народа.
– Я сражаюсь против убийцы моего отца.
– Для тебя нет места в этом мире. Ты не найдешь на этой земле пристанища, пока не ляжешь в нее.
В разговор вступил Лю:
– Вы пришли сюда, чтобы обмениваться угрозами с этим монахом или встретиться с правителями Гуайлиня?
Аргун вежливо поклонился правителю.
– Этот монах является причиной переговоров, – сказал он по-китайски. – Я должен выполнить свой долг. Дух Чингисхана не обретет покоя, пока не умрет этот монах.
– Кажется, ваш Великий Хан требует смерти всех нас, – сказал Юкио. – То, что вы страстно мечтаете отомстить нашему товарищу, не имеет для нас никакого значения.
Губы Аргуна искривились в чуть заметной улыбке.
– Вы не правы. Для вас это очень важно. Это может спасти ваши жизни. Будь моя воля, я убил бы всех после падения города.
– Вы оскорбляете нас, – сказал Юкио. – Говорите так, будто все уже решено.
Аргун кивнул:
– Я просто сказал все как есть. Не думаю, что взять этот город будет слишком трудно. Я завоевал четырнадцать городов с того времени, как Великий Хан милостиво сделал меня одним из своих гурханов. Некоторые из них были более крупными и оборонялись лучше, чем этот. Не думаю, что горстка людей из Страны Карликов слишком долго сможет причинять нам беспокойство.
– Тебе ли не знать обратное, Аргун, – сказал Дзебу. – Ты был в нашей стране, видел, как сражаются самураи. Ты сражался рядом с ними.
– Ты, наполовину монгол, наполовину карлик, считаешь ту страну своей. – Аргун высказал мысль, которая омрачала жизнь Дзебу, когда он оставался в одиночестве, – ощущение того, что он чужой везде, где бы ни находился. Наступали моменты, когда даже учение зиндзя, даже созерцание Камня Жизни и Смерти не могли прогнать печаль. «Он напомнил об этом именно сейчас, – подумал Дзебу, – чтобы сделать меня более слабым, погрузить в уныние и чтобы ему было легче убить меня. Я должен помнить, что я – сама Сущность, и это все, что мне необходимо знать сейчас».
Аргун повернулся к Юкио и Лю:
– Люди из Страны Карликов – отважные воины, но им неведомо искусство войны в осаде.
– Мы поделимся с ними своими знаниями, – ответил Лю.
– Пусть так, но я все равно возьму этот город. Когда это произойдет, я сровняю его с землей и убью всех живущих в нем, если вы не согласитесь на одно мое условие.
– Какое условие? – спросил Лю. Аргун указал на Дзебу:
– Разрешите мне взять этого монаха с собой в лагерь. Он умрет почетной смертью. Он связан родством с семьей наших правителей. В соответствии с законом, Яссой, кровь такого человека не может быть пролита. Он будет задушен тетивой лука. Такой смерти удостаиваются только люди знатного происхождения.
– Дай мне возможность защищаться мечом, а потом можешь попробовать убить меня тетивой, – сказал Дзебу.
– Ты насмехаешься, а ведь в твоей власти жизни всех людей, находящихся здесь, твоих друзей – самураев, жителей города.
– Мы не станем рассматривать такое предложение, – тихо заявил Лю.
«Они обсуждают мою смерть, – подумал Дзебу. – Я не могу поверить в это».
– Предположим, что мы сдадим весь город, здесь и немедленно, – сказал Лю.
– Сдайте город и монаха, и вы останетесь правителем. Карликов возьмут в плен, но с ними будут хорошо обращаться. Младший брат Великого Хана Менгу Кублай высказал желание видеть их.
– Но Дзебу умрет.
– Монах должен умереть.
– А если мы позволим ему бежать и потом сдадим город? – настаивал Лю.
– Город будет разрушен, его жители преданы мечу.
– Стремясь убить этого монаха, вы приносите в жертву жизни тысяч своих людей, которые безусловно погибнут, пытаясь завладеть городом. Ради этого вы готовы лишиться города и всех живущих в нем.
Аргун поднял вверх руки в перчатках, взывая к небесам. «Они ничего не поняли». Он покачал головой, глядя на Лю.
– Приказ Чингисхана – убить всех из рода Дзамуги. Любой монгол будет счастлив умереть, выполняя его приказ.
Дзебу внезапно почувствовал непреодолимую убежденность в том, что ему необходимо сдаться. Он ощутил это настолько ясно, что у него не было никаких сомнений, что именно это чувство Тайтаро называл проницательностью зиндзя.
Он вышел вперед.
– Поклянись нам, что сохранишь город в любом случае, сдастся он тебе или будет захвачен силой, и я пойду с тобой сейчас.
Он надеялся, что никто не услышит легкую дрожь в его голосе, которую он сам ощущал. Нелепо было Думать, что Лю и Юкио считают его жизнь равной жизням всех жителей Гуайлиня и воинов, которые их защищают. Они могли считать бесчестным выдавать товарища врагу. Но если таким образом можно спасти столько жизней, не было никакого смысла сохранять одну из них.
– Нет, – заявил Юкио, – я запрещаю это.
– Я тоже, – сказал Лю. – Вы умрете напрасно. Он просто найдет еще одно оправдание, чтобы разрушить город.
– Я верю, что он выполнит обещание.
– Позвольте поговорить с вами, – сказал Лю. Взяв Дзебу за руку, он вывел его на каменистый берег острова. Аргун и Юкио молча ждали.
– Я – монах зиндзя, ваше превосходительство, – сказал Дзебу. – Я не цепляюсь ни за что, даже за жизнь.
– В нашей стране ваш Орден называют Цзинь-ча, – сказал Лю. – Я знаю немного о его учениях. Если бы вы не предложили умереть, чтобы спасти так много тысяч жизней, вы не были бы истинным Цзинь-ча. Но на самом деле приносить себя в жертву было бы глупо. Это было бы признаком недостатка в вас мудрости Цзинь-ча.
Дзебу с любопытством смотрел в лицо старого человека. Черные глаза Лю, казалось, излучали свет.
– Я готов выслушать вас.
– Если вы приняли взгляд на вещи Аргуна, значит, он уже овладел вашим разумом и может убить вас, когда пожелает. Будущее закрыто для вас. Но, как член Ордена, вы должны знать, что любой отдельный взгляд на что угодно не может быть истинным, количество выходов, перед которыми мы стоим, бесконечно. Если вы выберете продолжение жизни, может случиться множество вещей. Вас все равно могут убить в бою. Император может прислать подкрепление и отогнать монголов. Аргун может погибнуть в бою, и его жажда вашей крови, быть может, умрет вместе с ним. Может разразиться чума и унести всех – и осаждающих, и защитников. Или монголы вдруг решат снять осаду и уйти.
– Этого не произойдет. Монголы никогда не сдаются.
– Вы такой знаток монголов, молодой монах. Правда, я забыл, что вы сами частично монгол. Возьмите обратно ваше предложение сдаться на милость Аргуна. Я верю в то, что жизнь еще многому вас научит и ваше время умирать еще не настало.
– Я не вижу ничего впереди. – Дзебу познал сладость жизни, но сейчас жизнь казалась слишком горькой. Он узнал Танико и потерял ее. Он познал радость победы в бою, а потом, потерпев поражение, был вынужден бежать из родной страны.
– Цзинь не находят счастья ни в чем, – сказал Лю.
– Вы знаете это?
Лю улыбнулся.
– И Цзинь не верят ни во что. Тем не менее вы поверили, что вам правильнее будет принести себя в жертву. Но вас учили, что нет ничего правильного или неверного. Цзинь не верят в добро или зло. – Он помедлил, его черные глаза смотрели прямо в глаза Дзебу. – Цзинь – дьяволы.
Дзебу не подозревал после всего, что он видел и совершил, что он сможет сильно чему-либо удивиться. Но сейчас он потерял дар речи. Он мог только стоять и пораженно смотреть на Лю. Он не знал, смеет ли он сказать хоть что-нибудь.
– Не все из нас носят серые одежды и живут в монастырях, – сказал Лю. – Я сумел убедить вас не отказываться от жизни ради Аргуна?
Дзебу поклонился.
– На какое-то время смогли, ваше превосходительство. Я не знаю, почему вы заговорили со мной подобным образом. Не знаю, есть ли причины, из-за которых я должен выслушивать вас. Я не могу знать, действительно ли вы являетесь одним из нас или просто узнали некоторые из наших тайн. Но ваши слова убедили меня, и я должен следовать своим убеждениям.
– Это все, на что я надеялся.
Они вернулись к тому месту, где стояли Юкио и Аргун, Лю шел впереди, Дзебу, на почтительном расстоянии, – сзади.
– Молодой монах решил, что у вас нет права требовать его жизнь, – заявил Лю Аргуну. Юкио с облегчением улыбнулся Дзебу.
Выражение лица Аргуна не изменилось.