Глава 2

Жарким утром Риуичи отправился в Рокухару. Потея и дрожа, он в одиночестве сидел в повозке, непрерывно обмахиваясь веером. Его сопровождали шесть всадников с оружием, но их присутствие не могло заставить Риуичи чувствовать себя в большей безопасности. Быть может, он направлялся к собственной смерти. На что еще можно рассчитывать, не подчинившись приказу господина Согамори, который мог раздавить его, как небрежно поставленная сандалия – муравья?

Рокухара был великолепным и пугающим одновременно. Три его главные башни, увенчанные гордыми красными знаменами Такаши, возвышались надо всем вокруг. Риуичи увидел их, как только его повозка пересекла мост Годзо. Внешняя стена с башнями, крытыми черепицей, была выше стены, окружающей императорский дворец. Стены окаймляли обширный парк, ограниченный четырьмя улицами. Три потока, отведенные от реки Камо, питали широкий крепостной ров и бежали через парк по руслам, уложенным тщательно отобранной галькой, под крошечными декоративными мостиками. Внутренние стены разделяли землю на парадные плацы, сады и посыпанные гравием Дворы. Главным зданиями Рокухары были внушительные строения в китайском стиле, крытые зеленой и красной черепицей. Среди них стояли буддистский храм, алтарь синто и множество конюшен.

Твердыня Такаши располагалась за рекой Камо, вне изначальных границ Хэйан Кё, за городской стеной. Земля была дарована деду Согамори после его победы над пиратами во Внутреннем море. В те дни имение Такаши находилось в сельской местности. С течением лет, с каждым новым завоеванием власти и богатства крепость разрасталась, подобно коралловому рифу, поднимающемуся из моря. В то же время столица тянулась на восток, и сейчас Рокухара была окружена бесчисленным множеством более мелких домов, как черная скала в быстрой реке.

Город был дворцом, крепостью, казармами и тюрьмой одновременно. Из числа самураев, размещенных внутри его стен и живущих снаружи с семьями и собственными вассалами, Такаши мгновенно могли собрать армию численностью до десяти тысяч воинов.

Даже после переезда через ров в укрепленные западные ворота, Риуичи долго плутал по лабиринтам внутренних стен, пока наконец не подъехал к дворцу, где его ждал Согамори. Риуичи вылез из повозки и распустил своих всадников, которые выглядели совершенно испуганными, оказавшись в цитадели Такаши. Стоявшие группой юноши Согамори в красных одеждах смотрели на отряд Риуичи с угрожающей небрежностью.

Риуичи постарался держаться спокойно и высокомерно перед двумя подошедшими к нему самураями Такаши, что вызвало большие трудности у потеющего, дрожащего толстого человека. Несмотря на почтительное обхождение, воины с суровыми лицами пугали его. Считалось, что Шима сам был самураем, но Риуичи чувствовал себя более свободно с чернилами, кисточкой и бухгалтерскими книгами, чем с луком и мечом. Он позволил стражам проводить себя к Согамори.

Глава клана Такаши, одетый в свободный шелковый белый плащ, сидел на возвышении с обнаженным мечом на коленях. Его круглый череп был полностью выбрит – он стал священником несколько лет назад после едва не закончившейся смертью болезни. За его спиной, ярко освещенное масляными лампами, висело огромное золотистое знамя с разъяренным Красным Драконом. Глаза дракона сверкали, когти были выпущены, крылья расправлены, чешуйчатое тело, кольцо за кольцом, казалось, вот-вот выпрыгнет из золотистого шелка и разрушит все вокруг.

Риуичи был рад поводу упасть на колени и прижаться лбом к кедровому полу. Его трясло так сильно, что он не мог стоять. Почему у Согамори на коленях меч? Для него?

– Ты здесь желанный гость, Шима-но Риуичи, – сказал Согамори своим скрипучим голосом. Риуичи взглянул вверх. Морщины на лице Согамори были глубокими и темными, веки красными, глаза воспаленными. «Он проплакал несколько дней», – подумал Риуичи. Даже сейчас на коричневых щеках Согамори блестели слезы.

Ниже площадки, слева и справа от Согамори, сидели члены его семьи. Место чуть ниже слева, где обычно сидел Кийоси, было занято вторым сыном Согамори – Нотаро. На его пухлом, обвисшем лице, покрытом белой пудрой, застыло выражение скуки. Рядом с Нотаро сидел третий сын – Таданори, знаменитый щеголь и поэт, ничем другим не примечательный. Другие сыновья Согамори от главной жены и другие жены сидели двумя рядами лицом друг к другу по пути к площадке. «Тупицы, пустомели и бездельники», – подумал Риуичи. Остальные знатные люди, фавориты Согамори, сидели по всей комнате. С удивлением Риуичи заметил князя Сасаки-но Хоригаву, который улыбался и легонько обмахивался веером. Согамори достал из рукава лист бумаги.

– Мы читали стихотворения моего сына, Риуичи-сан. Это последнее, которое он написал на борту корабля по пути в Кюсю.

– Очень утонченно, – прошептал Риуичи пересохшими губами. Согамори вздрогнул и вытер лицо рукавом. В наступившей тишине Риуичи подумал, как хотелось бы Танико иметь одно из стихотворений Кийоси. Но было очевидно, что у нее нет здесь друзей. Хоригава обмахнул лицо веером, загадочно улыбаясь Риуичи.

Согамори поднял меч, держа его за отделанную золотом и серебром рукоятку. Клинок заблестел в свете ламп. Он был резко изогнутым и обоюдоострым более чем на половину длины.

– Его меч, – сказал Согамори, – Когарасу. Он не захотел взять его с собой, боясь потерять в море, поэтому оставил его здесь. Если бы он взял меч с собой, он ушел бы вместе с ним на дно залива Хаката. Когарасу ранее принадлежал нашему предку, императору Камму, который получил его от жрицы Святыни Великого Острова. Я передал его сыну, когда он постриг волосы и завязал их узлом.

Риуичи склонил голову.

– Скорбь вашего дома – скорбь моего дома.

Наступила тишина. Согамори изучал Когарасу, поворачивая его к свету то одной, то другой стороной, рассматривая линии закалки. Взяв в ладонь край шелкового рукава, он любовно полировал клинок. Нежно, как спящего ребенка, он положил меч на колени.

– Мне сообщили, что с твоим сыном Мунетоки все в порядке и он возвращается домой, – тихо сказал Согамори. – Я слышал, что он храбро сражался в заливе Хаката. Радость твоего дома – радость моего дома.

Была ли ирония в тоне Согамори?

– Тысячи лет будет недостаточно, чтобы выразить мою признательность канцлеру за высокую оценку моего сына, – произнес Риуичи, низко кланяясь.

– Шима не в состоянии управлять своими женщинами? – сурово прошептал Согамори. При такой резкой перемене тона внутренности Риуичи заледенели от ужаса.

– Ваш жалкий слуга просит прощения, если мы оскорбили вас, – промямлил он, склонив голову.

– Если вы оскорбили? – взревел Согамори. – Ты должен был постыдиться показываться передо мной, Риуичи. Ты должен был броситься в Камо по пути сюда.

– Она охвачена горем, – взмолился Риуичи. – Она не понимала, что говорит.

– Я предупреждал моего господина Согамори, – вступил в разговор Хоригава, – что женщина упряма и порочна.

Риуичи почувствовал себя оскорбленным. Ему хотелось закричать, потребовать от Хоригавы извинений. Оскорбили всю семью Шима. Но он не сказал ничего. Риуичи был слишком напуган.

Согамори вновь поднял меч.

– Он будет принадлежать Ацуи, после того как тот пройдет церемонию посвящения в мужчины как Такаши.

– Мы потрясены предложением моего господина усыновить мальчика Ацуи, – сказал Риуичи. – Но мы умоляем дать нам немного времени. Мать мальчика только что потеряла близкого человека.

– Ты сравниваешь ее горе с моим, – проскрежетал Согамори. – Кем она была моему сыну? Очередной куртизанкой. Какое право она имеет оплакивать его? Мальчик должен быть здесь сегодня.

Понимание того, что ему придется смотреть в глаза Танико, заставило Риуичи предпринять последнюю попытку.

– Но она мать мальчика. Она любит его.

– Она все еще замужем за мной, – сказал Хоригава. – По закону я – отец ребенка. Я говорю, что он должен жить у господина Согамори.

Пораженный Риуичи уставился на него.

– Таким образом, женщина не является помехой, Риуичи-сан, – сказал Согамори.

– У меня появилась еще одна мысль, ваше превосходительство, – сказал Хоригава. – Чтобы обеспечить надлежащий контроль за ней, я перевезу ее в свой дом. – Он повернулся к Риуичи и оскалил свои черные зубы. – Ты нес бремя заботы о ней достаточно долго.

Риуичи охватил ужас. «Она покончит с собой», – подумал он.

– Нет, в этом нет необходимости.

– Пусть ее перевезут в дом Хоригавы в то же время, когда мальчика привезут сюда. – Согамори невесело рассмеялся. – В доме Риуичи восстановится мир и покой.

– Мое путешествие в Китай по указанию вашего превосходительства, – произнес Хоригава, – будет очень напряженным. Быть может, пройдет год или более, прежде чем я вернусь. Мне будут необходимы сопровождение и помощь жены. Я был настолько погружен в исполнение своих государственных обязанностей, что у меня не было времени искать новую. В этой поездке мне придется обходиться той, что я уже имею.

«Но Танико ненавидит тебя, – подумал Риуичи. – Ты убил ее дочь, теперь помогаешь похитить сына. Милостивый Будда, она потеряла Кийоси, а сейчас потеряет Ацуи. А потом снова попадет в руки Хоригавы. Это несомненно сведет ее с ума».

– Юкио сбежал в Китай после убийства моего сына, – задумчиво произнес Согамори. – Но у меня остался еще один Муратомо, через которого я отомщу, Слушай, Риуичи.

Риуичи, сжавшись, отступил назад.

– Да, мой господин.

– Пошли своего самого быстрого гонца к брату, Шиме-но Бокудену, в Камакуру. Сообщи ему, что имперский канцлер считает дальнейшее существование Муратомо-но Хидейори опасным для спокойствия империи. Он приказывает немедленно казнить Хидейори. Его голову должен доставить мне тот же гонец.

«Если бы здесь был Бокуден, – подумал Риуичи, – он знал бы, что сделать». Среди всех прочих тревог смерть Хидейори волновала его меньше всего. Хидейори не принес ничего хорошего в дом Шимы, а Юкио разрушил весь их маленький мирок. У Риуичи не было слез для Муратомо.

– Как пожелаете, мой господин.

– Другому Муратомо не удастся укрыться от вашего гнева в Китае, ваше превосходительство, – произнес Хоригава. – Через меня ваша месть настигнет его в Срединной империи.

– Князь Хоригава – замечательный человек, Риуичи-сан, – сказал Согамори. – Он мал телом, но в этой маленькой голове удерживается весь китайский язык, и не только его классика, но и все торговые и военные термины. Князь может обратиться к императору Сун, а также переброситься парой слов с самым жалким моряком в порту. Послания, которые он повезет в Китай, и информация, которую привезет оттуда, очень ценны для меня. Если ему нужна твоя племянница, он должен получить ее.

– Я понимаю, мой господин, – дрожащим голосом произнес Риуичи.

– Я пошлю вместе с тобой повозку для мальчика, Риуичи-сан. Не позволяй своей семье вновь меня тревожить.

Хоригава встал.

– Я поеду сам, в собственной повозке, и привезу жену домой. – Он поклонился Согамори. – Не соизволит ли ваше превосходительство послать с нами нескольких своих самураев для сопровождения?

– Прикажи начальнику стражи выделить для сопровождения двадцать самураев.

В полном отчаянии Риуичи поклонился, развернулся и, волоча ноги, вышел из зала.

Глава 3

Танико и Ацуи играли, когда услышали шум от въехавших в ворота поместья Шимы повозок и всадников. Рука Ацуи, готовая поставить на поле белый камешек, который стал бы угрожать всей линии черных камешков Танико в углу поля, застыла в воздухе. Он медленно опустил камешек, и они посмотрели друг на друга.

Шума было больше, чем когда уезжал дядя Риуичи со своими всадниками, таким образом можно было предположить, что вернулось больше лошадей, а быть может, и больше повозок. Беспокойство, не оставлявшее Танико все утро, сменилось ужасом. Отодвинув доску для игры в го, она привлекла к себе Ацуи.

Через некоторое время экран шози в ее комнату отодвинулся, и в щели появилось заплаканное лицо тети Цогао. Один взгляд, и страх Танико перерос в дикий, отчаянный ужас. Ее тетя беспомощно покачала головой.

– Твой дядя требует Ацуи в главный зал.

Танико не разжимала рук, обнимавших мальчика.

– Если ему нужен Ацуи, ему придется прийти сюда и оторвать его от меня.

Цогао, зарыдав, ушла. Ацуи плакал в объятиях Танико. Она похлопала его по узенькому плечику под зеленым шелком.

– Мама, убей меня, как ты убила того человека, а потом убей себя. В Чистой Земле мы встретимся с отцом.

Танико прикусила губу.

– Перед тобой долгая жизнь, Ацуи-тян. Лучше я потеряю тебя, чем причиню вред. И даже в худшие моменты моей жизни я никогда не хотела убить себя. Предоставь свою судьбу Амиде. Почтение Амиде Будде.

– Почтение Амиде Будде, – повторил Ацуи.

В комнату вошел Риуичи. За ним появилась низенькая, до ненависти знакомая фигура в высоком черном лакированном головном уборе.

– Хорошего тебе дня, Танико-сан, – сказал Хоригава, обнажив свои черные зубы в широкой ухмылке.

С криком ярости Танико схватила первый попавшийся под руку предмет. Им оказалась зажженная масляная лампа. Она бросила ее в Хоригаву, который, смеясь, уклонился. Риуичи испустил тревожный крик, когда маленькие оранжевые языки пламени побежали по бумажной стене. Слуга с кувшином воды бросился на огонь и залил его, Риуичи потушил оставшиеся огоньки одеялом.

– Я вижу, госпожа Танико не оставила попыток поджечь чей-либо дом, – сказал Хоригава.

– Ты заронил в голову Согамори эту мысль, – произнесла Танико, обуреваемая желанием броситься на мужа и задушить его.

Хоригава развел руками.

– Наоборот. Я пытался убедить господина Согамори, что отпрыск душевнобольной женщины низкого происхождения вряд ли заслуживает его внимания. Но он настаивал. Я здесь только для того, чтобы убедиться, что его желания выполняются. По закону ты – моя жена, а этот мальчик – мой сын. Он будет усыновлен господином Согамори, а ты, начиная с этого момента, будешь жить у меня.

«У него. Меня посылают назад, к Хоригаве». Ее разум помутился от потрясения. На мгновение ей действительно захотелось покончить с собой. Все, что приносило ей счастье в последние годы, ушло, как будто проглоченное землетрясением.

Она встала на колени и прижала к себе Ацуи.

– Мы не поедем.

– Этот человек – не мой отец, – хныкал Ацуи.

– Конечно, нет, – сказала Танико сквозь сжатые зубы. – Он не способен быть чьим-либо отцом.

Риуичи умолял Хоригаву:

– Она вам не нужна как жена, ваше высочество. Я позабочусь, чтобы она не тревожила господина Согамори.

Выражение лица Хоригавы изменилось. Его щеки покраснели под белой пудрой придворного. Глаза сузились, тонкие губы растянулись, обнажая черные зубы. Хриплым от ненависти голосом он произнес:

– Она моя жена. Моя. Я поступлю с ней так, как считаю нужным. Не вмешивайся в это, Риуичи. – Хоригава отвернулся от Риуичи и сквозь ставни позвал своих людей, стоявших на террасе.

– Танико, – сказал Риуичи, – быть может, если ты позволишь забрать мальчика безо всяких сцен, нам удастся уговорить князя Хоригаву разрешить тебе остаться с нами.

– Не вводи себя в заблуждение, дядя, – холодно произнесла Танико. – У князя со мной старые счеты. Что касается тебя, ты подвел меня, когда я более всего в тебе нуждалась. Теперь я не хочу оставаться у тебя.

– Постарайся понять, Танико. Весь мир сгибается перед господином Согамори, как трава под ветром. Я не мог вынести этого.

– Я думала, что самурай может вынести все.

Двое мужчин в красных шелковых куртках и штанах по щиколотку длиной, с длинными мечами на поясе ввалились в комнату. Они выглядели немного робко, попав в комнату женщины, не защищенной ширмой. Встав у стены и отведя глаза от Танико, они вопросительно смотрели на Хоригаву.

– Право, ваше высочество, это совсем не обязательно, – сказал Риуичи. – Вы оскорбляете меня, позволяя самураям войти в мой дом.

– Ты уже доказал, что не можешь заставить членов своей семьи исполнять приказы господина Согамори, – сказал Хоригава. Он повернулся к самураям: – Возьмите у нее мальчика и посадите в повозку господина Согамори.

Танико оставалась на коленях, не отпуская от себя Ацуи. Риуичи протянул к ней руки:

– Пожалуйста, Танико, не позорь нас.

– Ты сам опозорил себя, дядя.

– Возьмите мальчика, – рявкнул самураям Хоригава.

Старший из двух подошел и остановился рядом с Танико.

– Простите, моя госпожа. Вы отдадите нам мальчика?

– Мне очень жаль, но я не могу сделать этого.

– Мы знаем вас, моя госпожа. Это вы помогли нашему товарищу уйти в другой мир. Вы пользуетесь огромным почтением у всех самураев. Но мы должны подчиняться приказам. Не заставляйте нас позорить вас.

Танико закрыла глаза и склонила голову.

– Простите меня. – Она еще крепче прижала к себе Ацуи.

– Это вы должны простить нас, моя госпожа. – Самурай наклонился и взял ее за руки. Ацуи закричал. Риуичи стонал и заламывал руки.

Внезапно Танико отпустила Ацуи и бросилась к младшему из самураев, пытаясь схватить его меч. Она наполовину вытащила его из ножен, когда самурай ладонью ударил ее по голове. Она упала, оглушенная, потеряв способность двигаться.

– В прошлой жизни она, видимо, была воином, – сказал старший из самураев.

– Мама! – закричал Ацуи. Танико открыла глаза И увидела своего сына во власти, молодого самурая. Она протянула к нему руки, он пытался вырваться.

– Уведите мальчика, – сказал Хоригава. Самурай утащил Ацуи из комнаты.

Закрыв свой разум для криков Ацуи, Танико повернулась к старшему из самураев. Ей пришлось говорить очень медленно, чтобы сдерживать рыдания.

– Прежде чем уйдете, попросите слуг принести его флейту, кото и сямисен и возьмите их с собой в Рокухару. Флейта Маленькая Ветвь – реликвия семьи Такаши – была подарена Ацуи его отцом. Упражнения мальчика не должны прерываться. Он очень хороший музыкант. – Она вспомнила, как несколько лет назад госпожа Акими сказала о сыне Домея Юкио: «Его игра на флейте очень приятна для слуха». Юкио, из-за которого погиб Кийоси. Юкио, жизнь которого она помогла спасти. До этого момента эта мысль не приходила ей в голову. Сейчас она ошеломила ее.

– Почтение Амиде Будде, – прошептала она. Только Бог Бесконечного Света мог понять то, что делало ее каким-то образом ответственной за смерть Кийоси.

Танико встала и повернулась к Хоригаве.

– Возьмите меня и делайте все, что хотите.

Маленькими шажками, как подобает настоящей госпоже, выпрямив спину, Танико покинула рыдающую семью Шимы Риуичи. Она понимала, что, вероятно, никогда не увидит никого из них, но молча прошла мимо, не попрощавшись. Ее семья подвела ее на один раз больше, чем это было возможно.

Хоригава приказал одному из самураев сесть в повозку вместе с ним и Танико.

Когда они уже катились по улицам Хэйан Кё, Танико спросила:

– Вы всегда будете вызывать охранника, оставаясь со мной наедине, ваше высочество?

Хоригава улыбнулся ей, улыбка была пропитана ненавистью.

– Ты не можешь представить, что я придумал для тебя. Будет очень интересно посмотреть, как слабая, хорошо воспитанная женщина, привыкшая, жить в столице, выдержит трудности поездки в Китай.

Танико, широко раскрыв рот, уставилась на Хоригаву. Китай? Но если Юкио, как она слышала, отправился в Китай, значит, Дзебу тоже там. Невозможно было поверить, что это не странный сон.

– Да, моя дорогая, Китай, – продолжал Хоригава. – Но это только начало. В конце путешествия ты окажешься в аду.

В доме Хоригавы к Танико относились скорее как к гостье. Дом для женщин некоторое время не использовался, был грязен, крыша текла. Но слуги Хоригавы, очевидно по приказу князя, работали быстро, и к ее приезду все было готово.

Она была полностью отрезана от остального мира. Слуги избегали разговоров с ней. Она стремилась узнать хоть что-нибудь об Ацуи. Иногда, проснувшись после ночного сна, она несколько мгновений не вспоминала, что Кийоси мертв, а Ацуи забрали от нее. Потом она плакала часами, прежде чем могла найти в себе силы одеться и принять утреннюю пищу. Вечером она плакала, пока ее не побеждал сон.

Делать было абсолютно нечего. Она пыталась писать стихи, но сердце ее не лежало к этому. Она пробовала писать в свою подголовную книгу, привезенную из особняка Шимы вместе с одеждой и другими личными вещами, но писать было нечего. Иногда она думала, каким пыткам мог подвергнуть ее Хоригава, какую мучительную смерть выбрать для нее, и ее охватывал ужас. Но понимание, что она потеряла и каким безнадежным будет ее будущее, делало ее невосприимчивой к страху. Когда печаль и страх становились невыносимыми, она находила успокоение в обращении к Будде.

Не единожды ей приходила в голову мысль, что, перерезав себе горло, она сможет раз и навсегда прекратить свои мучения. Но какой бы пустой ни была ее жизнь, что бы ужасное ни замышлял Хоригава, ее не оставляло чувство, что она каким-то образом сможет пережить все это и что ей еще предстоит выполнить свое предназначение. К тому же ее смерть доставит слишком сильное удовольствие Хоригаве, когда тот будет смотреть на ее труп и думать, что это он заставил ее покончить с собой. Кроме того, она не могла покинуть этот мир, пока Дзебу оставался его частью. Пока она жива, еще не все потеряно.

Наконец, были мысли о Китае, этой сказочной заморской стране, из которой пришли вся красота, вся мудрость и все законы. Она не могла умереть, не увидев Китая.

В один из дней к ней подошла служанка.

– Его высочество приказал вам собрать и упаковать самые лучшие свои одежды, потому что вы можете быть представлены многим великим господам Китая.

«Странно, – подумала Танико. – Почему он собирается представлять меня великим господам, когда сам испытывает ко мне отвращение?» С помощью служанок Хоригавы она начала составлять список того, что ей хотелось бы взять с собой. Страх рос в ее душе, и она пыталась подавить его при помощи молитвы Амиде Будде.