Глава 19

Визит Аргуна Багадура вызвал в памяти яркие картины ее последней встречи с Дзебу. Наконец Танико заставила себя признать то, о чем подозревала все эти месяцы после встречи с Дзебу. Она беременна.

– Милосердный Будда! – прошептала она. – Помоги мне!

Она подождала еще месяц, чтобы точно удостовериться, прежде чем сообщила новость Хоригаве, во время одного из его нечастых посещений Дайдодзи. Танико попросила его разрешения отправиться в Камакуру на время родов. «Любое место будет лучше, – подумала она, – чем эта забытая богом крысиная дыра». Если ей удастся покинуть Хоригаву, она найдет оправдания, чтобы не возвращаться к нему.

– Не может быть и речи! – сказал Хоригава.

– Но женщина из хорошей семьи всегда возвращается домой для рождения ребенка!

Хоригава улыбнулся и скрестил пальцы:

– Не думаю, если дом этот так далеко, как Камакура. Это будет слишком опасным для твоего здоровья. Что подумает обо мне твой достопочтенный отец, если я позволю тебе пуститься в столь дальнее путешествие? Он, который заботится о каждом проходящем мимо путнике, таком, как юноша Муратомо…

Сердце Танико опустилось:

– Тогда пошлите меня в дом дяди, в столицу.

– О нет! Ты никогда не попадешь в столицу. Ты однажды уже обесчестила меня там. Это не повторится!

– Я даже не думала обесчестить вас!

– Слишком многие там знают, что ты была сводницей между Акими и Согамори. Теперь, став любовницей Согамори, Акими ведет себя как великая госпожа. Люди знают, что ты противостояла моим усилиям уничтожить отпрысков Муратомо. Среди тех людей я стал посмешищем благодаря тебе. Сейчас, если ты появишься в столице с раздутым животом, сразу же пойдут слухи, что ребенок не мой. Я не хочу, чтобы надо мной смеялись из-за тебя!

– Почему кому-то в голову придет мысль, что ребенок не ваш?

– Ни у одной из моих жен не было детей. А история о том, как вооруженный монах пришел сюда и убил моих стражников, уже достигла столицы.

– Это не имеет никакого отношения к тому, являетесь ли вы отцом ребенка.

– Ты останешься здесь. Будешь вынашивать ребенка здесь, в Дайдодзи, – он улыбнулся ей. – Для тебя так будет действительно лучше. Беременные женщины не должны путешествовать. Обычай, по которому беременная женщина отправлялась домой на время родов, соблюдался, когда все лучшие люди жили в столице. Кроме того, здесь, в поселке, есть прекрасные акушерки. Тебе здесь будет очень удобно.

– Вы содержите меня как пленницу!

– Только для твоего же блага! – он поднялся и ушел.

Танико чувствовала себя одинокой, как никогда прежде. Она читала «Повесть о Гэндзи», превосходно иллюстрированную книгу, присланную ей Акими. Она понравилась ей больше, чем «Рассказ о Пустом Дереве». Когда живот ее начал расти, она старалась ходить прямо и втягивать его.

– Это хорошо, – сказала повитуха из деревни, жители которой занимались выращиванием риса на полях вокруг Дайдодзи и отдавали большую часть урожая Хоригаве. – Девушки, которые имеют мужей и гордятся будущим ребенком, всегда выставляют животы напоказ. Во время родов они встречаются с большими трудностями. Девушки, у детей которых нет отцов, стыдятся этого. Они пытаются спрятать животы, втянуть их, и всегда очень легко рожают, так как все это втягивание делает их очень сильными вот здесь, – она рассмеялась и провела руками по своим бедрам. – Продолжай втягивать живот, моя госпожа. Но почему ты стыдишься этого ребенка? Твой муж – знатный князь!

Ей было не с кем поделиться своими секретами, лицо повитухи, улыбающееся и похожее на луну, понравилось Танико, и она сказала:

– Я не знаю, является ли знатный князь отцом этого ребенка…

Танико размышляла о возможности отправиться в дом Шимы, в Хэйан Кё, без разрешения Хоригавы, но это казалось невозможным. Судя по тому, как наблюдала за ней дюжина самураев, у них, очевидно, был приказ не выпускать ее из поместья. И даже если ей удастся ускользнуть, путешествовать пешком или верхом было небезопасно. Где она может взять повозку и кучера? И как повозка сможет скрыться от конных самураев, которые, несомненно, отправятся за ней в погоню? Нет, она только причинит себе страдания этой попыткой побега.

Повитуха приходила осматривать ее каждый месяц. Она сказала Танико, что ребенок, вероятно, родится в Седьмом месяце. Танико заметила, что, когда повитуха ни с кем не разговаривает, она постоянно бормочет про себя, повторяя одни и те же слова. Сначала Танико подумала, что женщина сошла с ума. Ее не удивило бы, если бы Хоригава приставил к ней слабоумную повитуху. Но женщина была приятной и в большинстве случаев поступала очень разумно, и Танико отбросила это объяснение.

– Что ты все время повторяешь про себя? – спросила она наконец.

– Почтение Амиде Будде.

– А, молитва…

– Это больше чем молитва. Если повторять это искренне, обретешь вечное спасение. Когда умрешь, твой дух возродится в Чистой Земле, далеко на западе, где даже слабейшие из нас смогут добиться просвещения и достичь нирваны.

– Поэтому ты постоянно повторяешь это?

– Да. И еще потому, что это успокаивает. Когда я повторяю имя Будды снова и снова, мне кажется, что я ношу его внутри себя, как ты носишь ребенка. Попробуй когда-нибудь, моя госпожа. Когда тебе грустно или больно, просто скажи: «Почтение Амиде Будде». И повторяй это, пока не почувствуешь себя лучше.

В один из удивительно прекрасных дней в Седьмом месяце Танико сидела и читала под зонтом и вдруг подумала о своей поездке с Дзебу по дороге Токайдо в Хэйан Кё. Когда она поняла, что это были практически последние счастливые дни в ее жизни, ее охватила великая печаль. Чувствуя себя дурой, она произнесла: «Почтение Амиде Будде». Повторила. После того как она произнесла это около двадцати раз, ей показалось, что острая кромка печали притупилась. Как будто она выпила саке, но без неприятных последствий.

В следующий раз она произнесла обращение, когда у нее начались схватки. Она послала слугу в деревню за повитухой, прошла в специально подготовленную для родов комнату и легла на мат, повторяя: «Почтение Амиде Будде!»

Пришла повитуха, и они повторили молитву вместе. Роды продолжались весь остаток дня, всю ночь и большую часть следующего дня. Втягивание живота не очень ей помогло.

Танико очнулась и увидела склонившегося над ней Хоригаву. Ей стало дурно от его зловонного дыхания, и она отвернула голову. Он схватил ее за подбородок и заставил смотреть на себя.

– Танико, твой ребенок родился.

– Да.

– Он жив. Это девочка.

– Хорошо.

– Танико, у нее рыжие волосы и серые глаза.

Танико почувствовала, будто сердце ее превратилось в лед, и произнесла слабым голосом:

– Многие дети рождаются такими.

– Нет, Танико! – Хоригава оскалил зубы в подобии улыбки. – Она его. Этого монаха! – Он резко отвернулся.

Танико, дрожа всем измученным болью телом, поднялась на локти.

– Что вы собираетесь делать?

Хоригава выхватил ребенка из рук повитухи и поднял красное голое тело извивающегося и орущего ребенка высоко над головой.

– Посмотри, Танико! Вот живое доказательство твоей неверности!

Глаза ребенка были закрыты, волосы показались Танико светло-русыми. Она потянулась к дочери. Хоригава рассмеялся над ее беспомощностью и выбежал из комнаты для родов. Качаясь, спотыкаясь, сбив на ходу масляный светильник, освещавший комнату, Танико заставила себя подняться на ноги и направиться за ним.

– Что вы собираетесь делать? Что вы собираетесь делать? – она бежала за ним через помещения женской половины.

На террасе ее догнала повитуха.

– Моя госпожа! Вам будет больно. Вам нужно лечь! – Она удержала Танико.

– Помогите! Он собирается убить моего ребенка! – Танико вырвалась из рук повитухи. Хоригава быстрым шагом пересекал передний двор поместья, направляясь к воротам, прижимая к груди голого ребенка. Вышедшие из помещения для стражи самураи пристально смотрели на него.

Не обращая внимания на распахнувшийся халат, обнаживший ее тело, Танико догнала Хоригаву и схватила его за руку. Хоригава вырвался и сбил ее с ног, ударив ладонью. Рядом с тяжело дышавшей Танико опустилась на колени повитуха. Она стала помогать ей подняться, но Танико схватила ее за руку.

– Я слишком слаба. Не могу остановить его. Помоги мне! – Повитуха с ужасом посмотрела на Танико, потом вскочила на ноги и догнала Хоригаву. Загородив ему дорогу, она упала на колени.

– Прошу вас, мой господин, отдайте мне ребенка! – она протянула к Хоригаве руки.

Держа ребенка одной рукой, Хоригава обнажил свой кинжал и бросился на нее.

– Почтение Амиде!.. – закричала она, но обращение закончилось ужасающим захлебывающимся звуком.

Хоригава изящно обошел ее, вытирая о свой желтый плащ кинжал, прежде чем вложить его в ножны.

Кровь разлилась на кимоно повитухи, как раскрываются лепестки огромного алого пиона, женщина качнулась и упала лицом вперед, в пыль. Вопль Танико относился и к судьбе женщины, помогавшей ей, и к участи ребенка.

Танико снова заставила себя подняться на ноги и побежать за Хоригавой. Он остановился и крикнул самураям:

– Никуда ее не пускайте, пока я не вернусь!

Сначала робко, потом более твердо, увидев, что князь наблюдает за ним, ближний к Танико стражник схватил ее за руку. Кивнув, Хоригава вышел за ворота, и двое стоявших по бокам стражников приветствовали его нагинатами. Стража наблюдала за низеньким мужчиной, удалявшимся с плачущим ребенком в руках. Странная тишина нависла над поместьем.

Другой самурай снял свой оби и повязал его вокруг талии Танико.

– Вы должны идти в дом и лечь, моя госпожа. Женщина в вашем положении не должна вставать и ходить.

Внезапно сквозь слезы Танико пробилась ярость:

– Что вы за самураи? Вы просто черви! Говорите, что я должна лечь, когда моего ребенка отобрали у меня? Вы позволили ему забрать моего ребенка! Позволили убить беззащитную женщину! Это вам нужно лечь! Вы не мужчины! Настоящие мужчины не стали бы стоять и не позволили бы случиться такому!

– Князь наш хозяин, моя госпожа, – сказал самураи, отдавший ей пояс. – Мы поклялись во всем повиноваться ему.

– Вы называете себя самураями? Где храбрость и добросердечие, которыми должны обладать самураи? Вы самураи только внешне. У вас девичьи сердца! Только у меня сердце самурая! – Она с яростью смотрела на стоявших вокруг нее людей. Все опустили глаза. Она повернулась к человеку, который держал ее: – Отпусти меня!

Он не подчинился. Разговаривавший с ней самурай произнес:

– Отпусти ее. Пусть поступает как хочет. Это принесет плохую карму всем, замешанным в этом деле.

Танико почувствовала, как рука самурая отпустила ее. Побежала к воротам. Стражники с нагинатами отступили.

То, что она увидела, заставило ее закричать от боли. Хоригава уже прошел половину каменных ступеней, ведущих к мельнице на вершине холма. Он поднимался быстро, похожий на огромного паука.

Танико побежала к мельнице и начала взбираться. Хоригава был значительно выше ее.

– Не надо! Молю вас, не надо! – закричала она. – Я сделаю все, что вы захотите! Буду такой, какой вы захотите! Заберите у меня ребенка, продайте, если хотите! Я буду послушной вам! Но не причиняйте ей вреда!

Шум падающей воды и скрип мельничного колеса заглушили ее голос. Она с трудом поднималась по каменным ступеням, чувствуя, что слабеет с каждым шагом. Она ощутила льющуюся по внутренней поверхности ног кровь. Цепляясь за ступеньки руками, подтягивая за ними свое тело, она продолжала подниматься.

Она кричала, но не понимала, что кричит. Она не могла думать. Не могла слышать себя сквозь грохот воды, несущейся по черным камням. Она уже не видела Хоригаву. Наконец ей удалось подняться почти на вершину холма.

Хоригава стоял выше по течению. Когда она его увидела, он поднял ее дочь высоко над головой и обеими руками бросил плачущего ребенка на середину потока;

Ребенок взвыл от ужаса, вонзившись в черную воду. Это был последний звук, который Танико услышала от своей дочери. Она бросилась в воду. Пыталась дотянуться до пронесшегося мимо нее к водопаду маленького тельца. Почувствовала, как ее несет течением. Прекратив сопротивление, вся ушла в холодную воду, в надежде встретить смерть вместе со своей дочерью.

Когда ее поднесло к самому краю, она почувствовала, как чьи-то сильные руки схватили ее, вытащили из воды и подняли на берег потока. Это был самурай, который пытался помочь ей. Не глядя на тяжело дышавшего Хоригаву, стоявшего у него на дороге, он медленно понес Танико вниз по каменным ступеням.

Внизу Танико едва сумела поднять голову. Она увидела крестьян, столпившихся вокруг кусочка мертвой плоти, лежавшего на траве рядом с прудом. Они посмотрели на Танико с ужасом. Потом все опустились на колени, и один из крестьян прикрыл маленькое тело одеялом. Танико молчала. Она закрыла глаза. Она не могла осознать увиденное.

Из ворот поместья вышел мужчина с телом повитухи на руках. Некоторые из крестьян подошли к нему и образовали небольшую процессию, сопровождая тело женщины в деревню у подножия холма.

Клуб дыма поднялся над женской половиной поместья. Танико вдруг вспомнила об опрокинутой ею масляной лампе. Скоро дым стал густым черным облаком, поднимающимся до небес. Вслед за ним с треском выросли красные языки пламени.

Некоторые из слуг попытались залить огонь водой, но все было бесполезно. Дул свежий ветер, и огонь быстро распространился от одной постройки на все остальные. Сломанные балки чернели в огне, бумажные стены превращались в пепел и взлетали в небо, как стаи ворон.

В течение нескольких минут все поместье сгорело дотла.

Стоящий рядом с Танико самурай сказал:

– Это знак. Ками разгневались на князя за то, что он совершил. Они уничтожили дом.

Некоторые крестьяне услышали его и стали жестами отгонять от себя злых духов.

– Почтение Амиде Будде, – сказала Танико. Стоящие рядом немедленно подхватили:

– Почтение Амиде Будде!

Крестьянка прикоснулась к руке Танико:

– Вашего дома больше нет, моя госпожа. Вы больны. Если вы будете так добры, мы отведем вас в мое жалкое жилище и позаботимся о вас.

– Почтение Амиде Будде, – сказала Танико.

Самурай и крестьянка увели ее.

Глава 20

После того как было разрушено его имение, у Хоригавы не было выбора, и ему пришлось вернуть Танико в Хэйан Кё. Она была очень серьезно больна, и он сказал ей, что, как он надеется, поездка в повозке до столицы убьет ее. Но Танико выжила, и к началу будущего года тело ее выздоровело. Ее разум не выздоровел так быстро. Некоторое время Хоригава пытался удерживать Танико в своем дворце, но ее присутствие нервировало его, а задумчивое поведение и постоянное повторение обращения к Будде беспокоили слуг.

В конце концов Хоригава отвез Танико на своей официальной повозке в дом дяди Танико, Риуичи. Стыд, полагал Хоригава, удержит ее от рассказов о том, как он поступил с ребенком, и никто не посмеет упрекнуть его за то, что он бросил жену, ставшую так очевидно бесполезной.

Все время неторопливой поездки по улицам города Танико сидела на соломенном мате подальше от него и, не спуская с него глаз, шептала что-то, а он направлял свой взгляд сквозь занавеси, лишь бы не смотреть на нее.

– К сожалению, ребенок родился мертвым, – сказал он Риуичи. – Она очень расстроена. Возможно, даже поддалась влиянию злого духа. Думаю, для нее будет лучше побыть немного со своей семьей.

Он быстро вышел, оставив Риуичи с беспомощным ужасом смотреть на растрепанную, что-то бормочущую Танико.

Иногда Танико пыталась представить, какой могла бы стать ее дочь. У нее были рыжие волосы и серые глаза. Выглядела бы она странно? Считали бы все ее безобразной? Удалось бы ей выйти замуж? Это не имело бы никакого значения. Танико любила бы свою Дочь. Она назвала бы ее Шикибу, в честь автора «Повести о Гэндзи», книги, которой она наслаждалась, вынашивая ребенка.

Постепенно Танико вновь стала полноправным членом семьи Шимы Риуичи. Она оставалась в затворничестве и проводила дни за чтением, вышиванием и непрестанным повторением обращения к Будде. Из всего можно было заключить, что она не вернется к мужу.

Правда о том, что случилось в Дайдодзи, медленно просочилась в Хэйан Кё из сплетен слуг и самураев. Шима Риуичи услышал эту историю и принял ее, потому что трудно было поверить, что рождение мертвого ребенка – неудача, постигающая многих женщин, – могла довести такую сильную девушку, как Танико, до подобного состояния. Он поразмыслил, стоит ли написать о поведении Хоригавы господину Бокудену, и отказался от этой затеи. Против такого могущественного человека, как князь Хоригава, предпринять что-либо было невозможно, а Бокуден мог посчитать виновным во всех неудачах его, Риуичи.

В один из дней Пятого месяца Года Обезьяны в комнату, где читала Танико, влетела служанка:

– Вы должны приготовиться, моя госпожа! К вам пришел великий человек!

Удивленная Танико медленно отложила книгу:

– Какой великий человек? – В сознании ее возник образ Дзебу.

– Господин Такаши-но Кийоси, министр внутренних дел и генерал Левых, ждет вас в главной комнате.

Кийоси. Образ Дзебу сменило красивое коричневое лицо с маленькими усиками. Внезапно она ощутила страх.

– Я не могу принять его! Он не должен видеть меня в таком состоянии, а приготовиться нет времени…

– Успокойтесь, моя госпожа, – успокоила ее служанка. – Ни один из воспитанных мужчин не ожидает, чтобы дама приняла его немедленно, особенно если она не была заранее предупреждена о его визите. У вас есть время подготовиться. Ваш уважаемый дядя просил передать вам, что он будет вам весьма признателен, если вы встретите господина Кийоси со всею учтивостью.

– Конечно.

Менее чем за час Танико сменила все свои халаты и платья, нашла свое любимое украшение для волос, перламутровую бабочку, и выбрала ширму, на которой были изображены побеги риса, только что показавшиеся из воды, – соответствующий времени года выбор. Из сундучка с личными украшениями она выбрала веер с изображением святыни семьи Такаши, который ей давно вернула госпожа Акими.

Танико удобно уселась, перед ней установили ширму, и она послала служанку за Кийоси.

Через верхний край ширмы Танико смогла заметить, что Кийоси одет в костюм, называемый в столице «охотничьим», – длинный зеленый плащ с желтым узором, изображающим цветущие сливы, рыжевато-коричневые широкие штаны и остроконечную шапку. Приехавшая из провинции Танико всегда считала, что название «охотничий костюм» должно вызывать смех. Человек, действительно собравшийся на охоту в таком нескладном наряде, уже скоро ел бы грязь. Она слышала, что Кийоси прекрасно выглядел в доспехах самурая, и – надеялась, что когда-нибудь ей удастся увидеть его в таком виде.

Чтобы успокоить свои нервы, Танико прошептала обращение к Будде.

– Что вы сказали? – спросил Кийоси. – Вы говорили со мной?

– Ничего, мой господин! – Потом, чувствуя, что предает Амиду и повитуху, научившую ее молитве, объяснила: – Я вознесла молитву Будде.

– А, понял! – Свет в комнате был настолько тусклым, что очень трудно было разглядеть Кийоси сквозь ширму, но казалось, что он ласково улыбается. – Я слышал о таких молитвах. Это учение Чистой Земли, не так ли? Почитай Амиду и возродишься в Западном Раю?

– Я нигде не изучала этого, мой господин, – сказала Танико. – Я узнала эту молитву от очень доброй женщины, которая помогла мне в тот час, когда помощь была мне необходима.

– Надеюсь, вы простите меня за то, что я осмелился прийти к вам, госпожа Танико. Если мне позволено будет сказать, после нескольких встреч с вами. У меня остались самые приятные воспоминания. Я услышал, что вы вернулись в столицу, в дом вашей семьи. Я заметил, что на вашей ширме изображены всходы риса. Быть может, в этот месяц, когда всходит рис, между нами может начаться новая дружба.

– Я очень благодарна вам за то, что вы так полагаете, мой господин. Я поражена вашей добротой! – «Жалость, должно быть, привела его сюда», – решила Танико. – Я стара. Мой ребенок убит. Я непривлекательна. Многие считают меня безумной.

Они долго разговаривали через ширму. Танико обнаружила, что ее снова интересуют столичные дела, и Кийоси, казалось, был счастлив рассказать ей о них. Он был скромен, даже смущен приходом к власти Такаши. Отвечая на тактичные вопросы Танико, он признал, что его отец в действительности является бесспорным правителем Священных Островов.