Глава 22

Как и все здания в Стране Восходящего Солнца, дворец сегуна зимой был холодным и продувался сквозняками. Танико, Хидейори, Бокуден и Риуичи, уединённо обедая в опочивальнях Хидейори, надевали много слоев одежды и держали свои ноги у разведенного на углях огня, горевшего в котацу, квадратной яме в полу, покрываемой низким столом.

– Танико-сан, – сказал Хидейори, – ты провела много лет среди монгольских варваров. Я только что получил известие, что послы от императора Монголии высадились в Накате, при Кюсю.

Сердце Танико остановилось на мгновенье, а затем начало испуганно трепетать. Она закрыла глаза, касаясь кончиками пальцев лба, и увидела перед собой лицо Кублай-хана: огромный, раздающий приказы, круглый и медный, как летнее солнце, он предстал перед ней так живо, как будто она покинула его дворец только вчера. Когда она открыла глаза, то увидела, что Хидейори устремил на нее проницательный взгляд, удивительно похожий на взгляд Кублай-хана.

– Я никогда не видел тебя в таком страхе, Танико-сан, – сказал он спокойно, с любопытством.

– Мой страх происходит из-за ужасных страданий, которые они могут принести нашему народу, мой господин. Какое известие принесли монголы?

– От них письмо, в котором они настаивают, чтобы их доставили к его императорскому величеству. Я приказал уполномоченному по безопасности на западе задержать их в Дацайфу при Кюсю, пока мы не решим, что с ними делать.

– Если их послам причинят вред, у меня нет сомнения, что они пойдут на нас войной. Для монголов посол является священной персоной.

– Эти острова священны. Если они вторгнутся сюда, то сами боги будут сражаться на нашей стороне!

– Пожалуйста, извините меня, мой господин, – вежливо сказала Танико, – но каждая нация верит в то, что пользуется расположением богов. Когда я была при дворе Великого Хана, я познакомилась с принцессой из страны, находящейся далеко на западе, где поклоняются богу, именуемому Аллах. Их духовным вождем был святой человек, который жил в могущественном городе под названием Багдад. Он велел убить монгольских послов, когда они пришли в Багдад, и возгласил, что Аллах объявляет монголам войну. Он призвал всех правоверных прийти на помощь Багдаду. Никто не пришел! Ни бог, ни человек не мог помешать монголам разрушить за несколько дней стены Багдада. За то, что были убиты их послы, они выгнали людей Багдада: мужчин, женщин, детей – и всех их предали смерти. Даже младенцев. Погибло девяносто тысяч человек!

– А что стало со святым человеком? – спросил Риуичи, Дядя Танико сильно растолстел за последние годы. Он перестал пудрить лицо белой пудрой, но всё ещё одевался в стелющиеся одежды.

– Они укрыли его коврами, дядя, потом проскакали по коврам на лошадях, затоптав его до смерти. Они поступили так для того, чтобы не пролить его крови. Законы монголов запрещают проливать кровь человека высокого посвящения.

Хидейори издал резкий смех.

– Очень законопослушный народ! И милосердный!

– Мой господин, я не предлагаю вам уступать монголам. Может случиться так, что нам придется сражаться с ними. Но мы должны быть осведомлены о том, что может произойти с нами, если мы проиграем войну. Представьте наш красивый город Хэйан Кё обезлюдевшим, а нашего Сына Небес затоптанным под коврами.

Хидейори смотрел на нее, искренне потрясённый.

– Танико, никогда не говори подобные вещи в моём присутствии! Это богохульство – предполагать, будто чужеземные варвары могут поднять руку на нашего священного императора.

Танико не дала ответа. Оценил Хидейори её мудрость или только так говорит, но не тогда, когда её замечания граничат со скептицизмом?

– Может быть, монгольская армия, которая сейчас на нашей земле, не нападет на нас? – спросил Бокуден, поглаживая свои редкие серые усы кончиком указательного пальца.

– Здесь оставлено только три тысячи из них, – сказал Хидейори, его мрачные черты расслабились в короткой улыбке. – Они многих потеряли в Войне Драконов, я следил за этим. Монголы на другом конце империи. Я послал монгольскую армию захватить моего брата в землю Осю.

– Вы обнаружили командира, мой господин? – спросил Риуичи. – Поскольку мощь Кублай-хана не напугала меня так, как Танико, теперь я должен опасаться за жизни Дзебу и Юкио.

– Я уверен, что вы осознали, что этот титул уже давно отменен, Риуичи, – раздражённо сказал Хидейори. – Да, мой мятежный брат сумел скрыться в Осю, где он ищет убежища у Северных Фудзивара. Ему удалось проскользнуть через пограничное укрепление у Атаки, переодевшись странствующим монахом. Я приказал командиру заставы сделать себе харакири, чтобы искупить свою оплошность. Юкио путешествует с этим большим монахом зиндзя, который ходит с ним везде, и ещё с несколькими бандитами. Зиндзя помогали нам на ранних стадиях Войны Драконов, но я приказал им отказать в поддержке Юкио, а они не сделали этого. Я намерен выступить против Ордена зиндзя, как только Юкио будет схвачен.

Танико помнила этот полдень в Осю, давно, на вершине холма, обращенного к монастырю Дайдодзи, когда несколько слов Дзебу положили конец их счастью неожиданно, как землетрясение. Теперь, видя в своём воображении сияние позолоченной крыши и монастырские столбы, она чувствовала слёзы, подступающие к глазам. «Наконец-то мы знаем, где находится Дзебу, знаем, что сейчас он жив. Я должна сразу же послать за Моко и рассказать ему об этом», – думала она.

– Что сделают монголы, когда поймают вашего брата, мой господин? – спросила она.

– Конечно же, это зависит от Юкио, Танико-сан, – сказал Хидейори. – Чего я желаю помимо всего, так это положить конец ссоре между нами, которая началась, когда он позволил императорскому двору вскружить ему голову. У монголов приказы арестовать его и доставить сюда. Если он придет мирно, мы обсудим наши разногласия. Если мы сумеем прийти к общему мнению, я прощу его. Вместе с монголами я послал в Осю князя Хоригаву. Он действует как мой собственный гонец к господину Хидехире, побуждая того, в знак дружбы с нашей семьёй, помочь установить мир между Юкио и мной. Как только все закончится, Хоригава последует в Кюсю для встречи с монгольскими послами.

«Так, несмотря на разговор Хидейори о женитьбе, Хоригава всё ещё был частью его планов», – подумала Танико.

– Вы уверены, что можете доверить князю Хоригаве такие важные дела, мой господин? – спросила она.

– Танико, – сказал Бокуден с упреком. – Ваше поведение в отношении князя Хоригавы опозорило нашу семью! Вам не следует говорить о нём!

– Это разумный вопрос, – сказал Хидейори, повелительно взглянув на отца Танико. – Ответ таков, что князь Хоригава, как и все, кто мне служит, знает, что лучше точно выполнять мои приказы, если он хочет остаться при голове.

Бокуден низко поклонился и ничего не сказал.

Холодный, влажный ветер с моря дул через седую равнину, продувая белые плащи траурной процессии и принуждая священников ускорить их похоронное пение. Длинная белая борода Фудзивары-но Хидехиры, последнего князя Осю, трепетала на ветру. Его тело, возложенное на пирамиде из бревен, сооруженной его людьми для того, чтобы отдать ему последние почести, было завернуто в темно-зеленое одеяние, украшенное вышитым золотом изображением сосен на фоне гор. Старший сын князя Хидехиры, Ерубуцу, в высокой шапке из чёрного шелка, шагнул вперёд и зажёг погребальный костер. Раздуваемое ветром пламя охватывало бревно за бревном, сосуды с благовонными маслами зашипели и выпустили аромат в воздух. Тело на бревенчатой пирамиде скрылось за оранжевой стеной пламени.

Народ Осю собрался на этой равнине к западу от их столицы Хирайдзуми, чтобы проститься со своим князем, который отправился в Небытие в удивительном возрасте девяноста шести лет. Хидехира правил Осю так долго, что многие из его подданных не помнили ни одного прежнего правителя. Массы простого люда были отгорожены от погребального костра стоящими квадратом четырьмя тысячами воинов. Самураи были при полном вооружении, и в орнаментах на их шлемах и в обнаженном оружии отражалось серо-стальное небо. Посередине солдатских рядов была собрана большая семья Хидехиры, возглавляемая Ерубуцу, новым главой рода Северных Фудзивара, и князем Осю, окружённым братьями, сыновьями и племянниками. Все они с плохо скрываемой враждебностью посматривали на их знаменитого гостя Муратомо-но Юкио, который стоял поодаль сбоку, облаченный, как и все остальные, в белые траурные одеяния.

Возвышаясь над Юкио, стоял монах Дзебу, который присоединял свои молитвы об умерших к молитвам буддистских и синтоистских священников.

Не много было сказано, пока потрескивал костер, посылая дуновения душистого дыма, которые должны были быть разорваны на клочки ветром, прежде чем могли подняться в небо. Когда погребальный костёр сгорел до уровня земли, Юкио приблизился к Ерубуцу и низко поклонился, оказывая почтение его новому званию. Ерубуцу холодно кивнул.

– Теперь я один на свете, – сказал Юкио.

– Мой отец приказал мне защищать тебя и помочь тебе снова стать величайшим вождем империи, – сказал Ерубуцу с меньшим энтузиазмом, чем он проявил, когда Юкио искал убежища у князя Хидехиры после своего возвращения из Китая. – Я буду тебе братом.

– Мне нужен брат, – сказал Юкио, – мой кровный брат стал моим смертельным врагом.

– Ты всегда будешь у нас под защитой, – сказал Ерубуцу, отворачиваясь и делая знак своим родственникам следовать за ним.

Не успел новый предводитель отойти далеко, когда бы он уже не смог ничего услышать, Юкио спросил:

– Правда ли, господин Ерубуцу, что, как слышу, армия, посланная моим братом, приближается к границе вашей земли?

Ерубуцу слегка покраснел. Осю не привыкли что-либо скрывать. С покорным недовольством он опять повернулся лицом к Юкио;

– Я собирался рассказать тебе об этой армии, Юкио-сан. Но мне не хотелось без нужды беспокоить тебя. Мы до сих пор не знаем, кто послал их и почему. В любом случае, это только небольшая сила, около трёх тысяч. У нас здесь пятьдесят тысяч человек на военной службе.

– Мне не хотелось бы никого осуждать, господин Ерубуцу, – сказал Юкио с любезной улыбкой, – но если бы я проводил разведку для вас, я бы узнал много больше об этой армии к настоящему времени. Как видите, без какой-либо помощи мне удалось узнать об их существовании, даже несмотря на то, что вы так любезно старались оградить меня от этой ужасной вести. Может быть, вы смогли бы предоставить мне небольшой отряд самураев, а я мог бы посодействовать вам в разведке.

Ерубуцу усмехнулся, подобно демону-людоеду в буддистских изображениях ада.

– Мы способны сами защитить вас, Юкио-сан! Вы – наш гость. Мы не хотим обременять вас заботами!

Когда обширная толпа разошлась с места церемонии, предоставив совершать захоронение праха Хидехиры священникам из Дайдодзи, Юкио и Дзебу отправились пешком к горам на севере.

– Они хотят избавить меня от забот навсегда, – криво улыбнулся Юкио.

– Ерубуцу недолюбливает тебя, но он не пойдёт против воли своего отца, – сказал Дзебу. Его слова гулом отозвались в его собственных ушах.

– Прошлое это прошлое, а настоящее это настоящее, – ответил Юкио, повторив старую самурайскую пословицу. – Со мной всё кончено, Дзебу-сан. Ерубуцу знает это так же хорошо, как и я. Хидейори получит мою голову, даже если он должен будет сокрушить эти горы, чтобы добраться до меня.

Дзебу подумал о своем собственном отце, безжалостно поверженном воином Чингисхана, Аргуном, и он почувствовал, как его переполняет волна любви к маленькому, кажущемуся слабым человеку, рядом с которым он сражался более двадцати лет.

– Я никогда не покину тебя, Юкио!

– Ты мне будешь нужен в конце, Дзебу-сан!

Пошел снег. Белые шапки выросли на черных валунах, которые были разбросаны по равнине. Юкио плотнее закутался в свой тонкий белый плащ.

Они еще долго шли по завьюженной земле к замку, переданному им князем Хидехирой как убежище. Когда Юкио прибыл в Осю десять дней назад, накануне последней болезни князя Хидехиры, Ерубуцу обещал снабдить Юкио и его отряд лошадьми, но лошади так и не появились. Ерубуцу и его семья уехали с похорон Хидехиры обратно в Хирайдзуми; Дзебу и Юкио должны были идти. Дорога, по которой они шли, была вычищена за долгое время вереницами путников, сносивших на обочину камни и гравий. Тропа поднималась в чёрные голые горы и начала виться и петлять. Новый снегопад омрачил путь. Холод обжигал пальцы на ногах Дзебу сквозь его ботинки из оленьей кожи.

– Ерубуцу собирается предать меня, – сказал Юкио.

– Что же, давай уйдём отсюда, Юкио-сан!

Юкио покачал головой.

– Священники говорят: живи так, как будто ты уже был умершим. Я живу так с тех пор, когда Хидейори на мое предложение восстановить союз ответил, подослав убийц. Куда мне бежать? На север, в Хоккайдо, чтобы жить среди волосатых варваров? Назад, в Китай, бросить себя на милость Кублай-хана? Нет, Дзебу, жизнь представляется такой несчастной, что смерть предпочтительнее. Большую часть жизни я прожил как животное, на которое охотятся. Все было ничего, когда я был молод и мечтал о великом будущем для себя и Священных Островов. Хидейори закрыл двери для всех надежд. Мне уже поздно начинать борьбу заново.

– Тебе только тридцать восемь, Юкио-сан!

– Для самурая это начало старости. Скоро моё тело станет подводить меня. Я уже сейчас думаю, как старик, о том, как глупы были мои юношеские мечты. Люди говорят, что мои победы над Такаши были блестящими. Все, чего я достиг этими блестящими победами, так это навлек на страну значительно более худшую тиранию, чем при Согамори, тиранию, которая может процветать десятилетия. Я воевал, чтобы восстановить славу и власть императора, а сейчас император значит не больше, чем кукла. Где-нибудь нанебесах или в аду Согамори и Кийоси смеются надо мной. Я хочу присоединиться к ним и дальше смеяться вместе, Дзебу-сан, над бесплодностью человеческих надежд.

Ветер жег лицо Дзебу острыми, очень холодными частицами льда и снега.

– Что с твоей женой и детьми? Если ты останешься здесь сражаться, то они наверняка умрут, когда ты погибнешь.

Свёкр Юкио отправил из своего имения его семью в паланкине. Сын и дочь Юкио редко видели своего отца и не знали, кем он был.

– Помнишь, что случилось с женщинами и детьми Такаши? – сказал Юкио. – Я останусь со своей женой и детьми. Я не хочу, чтобы их похоронили заживо.

Узкая тропа взбиралась по склоку утеса. Полуслепые от огромных белых хлопьев, задуваемых им в лица, они шли одной связкой, Дзебу впереди, одной рукой опираясь на скалистую стену. Когда же наконец ветер стих, они смогли увидеть желтое, мерцающее свечение огней высоко в горах. Они набрели на расщелину, дававшую укрытие, и протиснулись в неё, чтобы отдохнуть.

– Ты несравненный воин, бесстрашнейший человек и благороднейшая душа во всей Стране Восходящего Солнца, – сказал Дзебу. – Ты должен в славе восседать у ног императора. Ты, а не Хидейори, хитрый и лживый трус, должен держать бразды правления. Орден учил меня не ждать от жизни ничего, кроме насильственной смерти. Даже при этом я нахожу, что то, что случилось с тобой, невозможно понять.

Давным-давно один набожный путник вырезал глубоко в расщелине образ стоящего Будды – его рука поднялась в благословении. С улыбкой Юкио кивнул в сторону резьбы:

– Если ты, зиндзя, веришь в карму, как хороший буддист, ты поймешь, что в прошлой жизни я совершил, должно быть, такой грех, что мои теперешние беды лишь расплата за него.

– Люди верят в карму, потому что не могут найти другой идеи, придающей жизни смысл, – сказал Дзебу.

– В жизни нет смысла, – сказал Юкио, спокойно глядя на разыгравшуюся бурю. – Будда учит, что жизнь есть страдание. Первая благая истина. Мы страдаем потому, что не можем понять жизнь. Порча и мука без всякого смысла настигают добродетельных и злых. Не только именно меня ждет неудача и смерть. Несомненно, Хидейори кончит также могилой. В конце жизнь не только побеждает нас, она побеждает наши усилия понять ее. Мы умираем такими же невежественными, как и родились. – Юкио похлопал Дзебу по плечу. – Пошли! Это будет только дополнением к общей бессмыслице, если мы замерзнём насмерть прямо здесь!

Они поплелись дальше, поднимая столбы снежной пыли. Буря начала затихать, а фонари над бревенчатой стеной замка были ясно видны.

Хотя и небольшой, замок был хорошо расположен для обороны. Он был поставлен на каменную платформу, возвышающуюся над глубоким ущельем, а скалы за ним были абсолютно вертикальны. Тропа, приближавшаяся к нему, была такой узкой, что могла быть защищена даже горсткой людей, которые были с Юкио. В смутные времена это был оплот племени варваров рода, которого больше не существует. Позже, перед тем как Северные Фудзивара объединили землю, бандитский притон занял это орлиное гнездо. Князь Хидехира знал, что делал, когда передал это место Юкио перед самой болезнью.

Теперь Юкио и Дзебу были достаточно близко, чтобы видеть фигуру в сером шерстяном плаще и капюшоне, наблюдающую за ними со сторожевой башни, возвышавшейся над воротами. Это была жена Юкио, Мирусу, которая вывесила в башне фонари, указывающие путь домой. Ноги Дзебу закоченели. Его сердце также сделалось закоченевшим. Зиндзя, напоминал он себе, не заботится о том, живет ли он или умер. Это было то, что его беспокоило. Он больше не верил, что ему не следует заботиться, он хотел умереть заботясь.

Глава 23

Через три дня после похорон князя Хидехиры, в час Лошади, Дзебу заканчивал свою дневную трапезу, состоявшую из риса и рыбы, когда услышал крик наблюдателя со сторожевой башни. Когда Дзебу подбежал к лестнице, он увидел Юкио в дверном проеме дома, где тот жил со своей семьей, разговаривающего с Мирусу. Дом Юкио был немного ярче украшен, чем остальные здания на территории, имевшие грубо оштукатуренные стены и черепичную крышу под плакучими ивами. В нём была небольшая часовня.

Взобравшись на башню, Дзебу сразу же увидел длинную вереницу темных фигур на лошадях, приближающихся неторопливым шагом к тропе с далекой равнины.

– По моим подсчётам, их около тысячи, – сказал Дзебу, когда Юкио присоединился к нему. Сердце его било в груди как бронзовый колокол. Он никогда не чувствовал конец своей жизни так близко.