По виду им было лет тринадцать-четырнадцать. Настрой у них явно был решительный. И вдруг я узнал их обеих. Они немного поменялись за лето, но теперь я точно знал, кто они такие. В прошлом учебном году обе были командирами своих пионерских отрядов, когда нас, тогда ещё октябрят, по какую-то холеру притащили на пионерскую линейку. Я хорошо запомнил как та, что подлиннее, стоя перед своим отрядом громко выкрикивала что-то типа заклинаний. Меня тогда ещё поразил девиз их пионерского отряда – “Не можешь – научим, не хочешь – заставим!”. Этот устрашающий девиз почему-то сразу напомнил дядю Лёшу с его присказкой: “Да я таких бушлатом по зоне гонял!” Я не мог объяснить, какая была связь между девизом отряда и блатной присказкой, но почему-то в моем представлении одно дополняло другое.

Интересно, на кой это ляд им понадобилась моя персона. Я не ожидал ничего хорошего от прибытия этих активисток.

Они подошли и остановились метрах в четырёх от сарая.

– “Это ты собирал у бабушки ранетки?” – грозно начала длинная – та, у которой был столь озадачивший меня девиз.

– “Ну, я. А тебе до этого какая забота?” – я не улавливал никакой связи между старой калошей, этой стервозной бабкой, и приходом пионерских вожаков.

– “Ты украл бабушкино ведро с ранетками, обещал собрать и не собрал, убежал”.

Если вам не доводилось выслушивать таких, мягко говоря, несправедливых обвинений, то вам трудно будет понять охватившие меня тёплые, дружественные чувства к упомянутой невинной жертве моего коварства. И эти наивные борцы за правду с их железобетонной уверенностью в своей правоте… Я задохнулся: “О, чёрт! Ну старуха!” Это ж какая титаническая работа была проведена бабкой и сколько людей было вовлечено в её орбиту, прежде чем эти дурёхи оказались перед моим сараем! Так точно выйти на цель ничего не зная обо мне, даже имени!

Ребятишки, подтягивающиеся к месту происшествия в предвкушении интересных событий, примолкли, ошеломлённые суровостью павших на мою голову обвинений. Слова прозвучали уверенно и весомо, как топор палача, опускающийся на шею поникшей жертвы. Первое движение души было взять что поувесистей и начать охаживать незваных гостей. Но я сумел подавить свой праведный гнев. Кругом стояли маленькие ребятишки и почему-то это останавливало меня. Надо, очень надо было найти другое, совсем другое решение. Я вдруг вспомнил, как на берегу, когда разломали мой шалаш, Володя Заздравный напустился на меня, что нечего хвататься за палку каждый раз. Правильно, ведь правильно он тогда сказал! Не поможет мне сейчас слепая, хоть и праведная ярость. Я как-будто со стороны увидел всю сцену. Мы с Вовой Михальцовым сидим на широком чурбане. Я упираюсь спиной в неровные доски сарая, поставив ноги на чурбан и положив ладони на колени. Вова привалился к моей голени. Рядом стоит Серёга. По бокам к нам жмутся набежавшие ребятишки. Всё! Я понял что надо делать! Так вёл себя в подобных ситуациях мой отец. Я даже на время заимствовал его лексикон.

– “Серьёзная заявка”, – начал я спокойно и насмешливо, хотя в душе всё ещё клокотала буря, – “Не иначе как сама бабуля вам об этом поведала, верно?” Но эти пионерки как будто меня не слышали.

– “Мы всё знаем”, – вклинилась вторая.

– “От бабули”, – тут же добавил я. “Понятно, откуда ветер дует”. – Я продолжал говорить в той же насмешливой манере, на сей раз обращаясь больше к широкой публике и Вове. Вова догадался, подхватил игру и утвердительно кивнул головой. Напряжение среди ребятишек чуть спало.

– “От бабушки или от кого, это неважно”, – перехватила эстафету первая активистка, – “Но нам всё про тебя известно”.

– “А в ваши куриные мозги не забредала такая мысль, что бабушка может соврать или что у неё голова, к примеру, не в порядке?” – ребятишки робко хихикнули. У пионерок на лицах промелькнули одновременно и тень сомнения и оскорблённое достоинство. На мгновение они смешались. Я воспользовался замешательством и продолжил наносить удары по их железобетонной вере.

– “А вы не заметили случайно, что ранетки все собраны, подчистую? Бабуля вам не поведала, кто их всё-таки собрал? Не я ли?” – бетон дал первую видимую трещину. Они вопросительно посмотрели друг на друга.

– “Мы не знаем кто собрал…”, – начала было та что подлиннее. Я не дал договорить, тут же перебив её: “А надо бы знать, когда такую даль тащитесь сами не знаете зачем”. Я снова адресовал замечание благодарным слушателям. Ребятишки засмеялись уже посмелее. Вовино лицо выразило полное недоумение – мол, как это можно так легкомысленно подходить к такому важному вопросу?!

В стане противника царили растерянность и повышенная раздражённость. Мне вдруг как в голову ударило – ситуация поменялась с точностью до наоборот! Сейчас они были готовы растерзать, вцепиться в меня и начать награждать тумаками по чему ни попадя! Не много, оказывается, надо чтобы переломить некоторые ситуации. Но и не мало.

Я знал, что они не посмеют начать драться. И совсем не потому, чтобы не уронить марку хороших пионерок. Плевать им обеим было на приличия в их не на шутку разыгравшейся злости. Они были сбиты с толку моими спокойствием, насмешливостью и уверенностью. Обе попросту начали бояться меня, не зная что я ещё могу выкинуть. Случай оказался нетипичным – я их не боялся, и это одно пугало. Длинная почти в бешенстве, со злостью закричала: “Мы твоим родителям всё расскажем!”

– “Валяй. Только о чём, о сумасшедшей бабушке у которой не все дома?” – ребятишки засмеялись, теперь уже во весь голос. Сказав это, я почувствовал, что чуть-чуть, но передёрнул в этом ответе. Бабка была что называется “с приветом”, но не сумасшедшей, я это знал. Что-то внутри меня реагировало даже на такие небольшие отклонения от того, что представлялось на тот момент истиной.

Они развернулись и зачем-то опять пошли к дому, хотя от сарая до ворот путь был намного короче. Видать, потеряли ориентацию. С девочками это легче происходит. Последний крик души, чтобы, наверное, окончательно не потерять лицо, раздался от подружки длинной: “Мы тебя на совете дружины будем разбирать!”

– “Гаечные ключи не забудь, Самоделкин! А то замучаетесь!” – весело прокричал я вслед. Это замечание среди публики вызвало злорадный смех. “Ворота в другой стороне!” – добавил я. Но они всё равно пошли к дому, и через несколько минут мы видели, как они шли к воротам с другой стороны, мимо общественной колонки.

– “Ну ты даёшь!” – Серёга восхищённо смотрел на меня, – “Как ты их!” Вова от избытка чувств стукнул меня кулаком по коленке. Ребятишки тоже живо обсуждали итоги и отдельные наиболее запомнившиеся моменты бесплатного зрелища. Я чувствовал, триумф действительно был заслуженный.

Каким-то образом слухи о моём коварстве дошли до сестры и её подружки. Мы пересеклись у водопроводной колонки, когда я пил воду из-под тугой струи, широко расставив ноги чтобы не забрызгать подвёрнутые штаны. Любка было радостно открыла рот, чтобы высказать свои незатейливые нравоучения, но сестра быстро укоротила её, сказав что та там не была и вообще лучше бы Любке прикусить язычишко. Сестрёнка была не из тех, кто сдаёт своих, а уж за словом в карман точно не лезла. Могла отбрить кого угодно – на себе проверял. Она только посоветовала мне: “Ты повнимательней на всякий случай. Эти две дылды ещё к учительнице попрутся”. И, уже в упор глядя на Любку, добавила: “А мы, если что, поможем. Да, Люба?” Та, посопев и вздохнув, согласилась. Любке тяжело было отказаться от удовольствия потоптаться на ближнем, когда тот споткнулся. Не ей одной.

То ли на второй, то ли на третий день школы я подходил к диспетчерской, когда неожиданно увидел издали зловредную старуху. Она стояла на тротуаре у калитки своего дома и пристально вглядывалась в лица проходящих мимо школьников. Сомнений быть не могло – это по мою душу. По-видимому, приободрённая горячим участием пионерских вожаков, она решила завершить всю историю полным моральным уничтожением противника типа унизительным выворачиванием ушей и нанесением подзатыльников. Старая, похоже, совсем утратила всякое чувство реальности и переоценила свои силы. Или недооценила противника. Не так важно, дело в разности.

Ещё безопасно было перейти на противоположную сторону улицы. Перед школой я подстригся, был одет в другую одежду – вряд ли бы она меня узнала. Ну нет, чёрта с два! Мы ещё посмотрим кто кого. Я пошёл на бабку, глядя ей прямо в глаза. По её оживившемуся лицу я уловил момент, когда она меня опознала. Накрутил на руку ремень полевой сумки, с которой ходил в школу. Не доходя до старухи, я вдруг с диким криком сорвался с места и понёсся на неё, размахивая сумкой: “А вот я сейчас тебя, старую калошу!” Бабка если чего и ожидала, то только не такого нападения. Она испуганно закричала, попятилась к калитке, запнулась о доску, перегораживающую проём внизу, и свалилась во двор. Я заскочил внутрь, захлопнул калитку. Бабка вставала на четвереньки, путаясь в юбках.

– “Если я тебя ещё раз увижу, старую ведьму, я тебе дом подожгу, ты поняла, гадюка?!” – постарался я как можно страшнее довести до бабкиного сведения последствия возможных необдуманных действий. Бабка прямо-таки взвыла. Не то от страха, что вряд ли, не то от унижения и неожиданности нападения. Больше разговаривать с ней было не о чем. Я сказал всё что хотел. Она, похоже, в дискуссию вступать не собиралась.

Захлопнув за собой калитку, я оглянулся по сторонам. Вроде бы происшествие осталось незамеченным. Я пошёл дальше, прислушиваясь к тому что творилось за спиной. Всё было тихо.

Ещё через день учительница подошла ко мне на перемене и осторожно осведомилась: “А ты собирал у какой-то бабушки ранетки?”

Я подумал, что некоторые истории имеют способность отрастать снова и снова как головы у Змея-Горыныча. Что-то эта эпопея начинала надоедать. Мне пришлось сделать над собой усилие, чтобы скрыть закипевшую злость – она сработала бы против меня. Учительнице я беспечно ответил: “Они и ко мне уже приходили насчёт этой бабушки – ну эти, две пионерки! Они ведь вам сказали?” – учительница не ответила, заколебалась. Я видел – видел(!) – как моя уверенность сбивает её с толку. Она явно была в растерянности, продолжать ли допрос. Я решил развить успех и дружелюбно продолжил: “Их там не было, ничего-то они не знают. Бабушка сама ещё тот фрукт, кого хочешь вокруг пальца обведёт. Забудьте Вы про эту бабушку. Ни я, ни она, теперь никто ничего не докажет. А я, честное слово, ничего плохого не делал. Мне – да, сделали, но я же не бегаю, не кричу об этом. Проехали”, – закончил я свою доверительную речь словами отца. Учительница была в замешательстве. “Ну, я тогда пойду, раз Вам больше не нужен”, – она но то чтобы кивнула, скорее неопределённо мотнула головой. Мне только этого и надо было. Второй раз начать разговор она не решится. Я это чувствовал так же точно, как налима на самоловах, когда далеко уходящая под воду бечёвка, натянутая сильным течением, начинает еле ощутимо подёргиваться в руке. Поднявшаяся было злость быстро растворялась в радостном чувстве моей маленькой победы.

По-видимому, это и было летнее домашнее задание. Если это так, то, похоже, я его выполнил. А на какую точно оценку, так это жизнь поставит. Со временем.