И как бы мягче — позверей.
 
      И неприязнь сосед внушает:
      Чего он дверь свою строгает…
      Мы извести себя готовы,
      Чтоб недруг наш надел оковы.
 
      (Ах, Александр Сергеич Пушкин,
      Ведь Ваши рифмы, как игрушки.
      И, каюсь, взял, не удержался -
      Сравнить я нравы попытался.
 
      У Вас: «друзья… надеть оковы».
      У нас: «друзьям» слог ныне новый.
      Во время Ваше слово «честь»
      Шло чаще в ход. У нас — «поесть».
 
      Людские мы поправ понятья,
      Гранитный крест несем заклятья.
      Продавлен след… Мозги в тумане…
      Саднит душа… Греха гвоздь в ране.)
 
      И каждый бьется не на шутку,
      Как пес цепной, забравшись в будку.
      Остервенело огрызаясь,
      Быть обойденным опасаясь.
 
      Смутны настали времена.
      (Кто вденет ноги в стремена?…)
      Призыв «Спасайся в одиночку»,
      Пожалуй, будет точка в точку.
 
      И сразу все его поймут
      Спасать, чем животы живут.
      И не о нравственном познанье
      Речь поведут — недоеданье.
 
      Чем провинилась ваша мать,
      Чьи думы только как достать,
      Как накормить, во что одеть,
      Обуть, прикрыть — ну надо ведь!
 
      …А в общем, жизнь для философий
      Дает изрядно. И утопий
      Счас можно ворохи наместь,
      Да мимо все. Охота есть.
 
      Нет тормозов. Вот это страшно.
      Всяк по себе — уже опасно.
      А неумен, голодный, злой,
      Труслив, но жаден… Бог ты мой!…
 
      Не все, согласен. Индивиды
      Есть до сих пор, но инвалиды
      Души, мозгов необычайно
      Порасплодились. Что, случайно?
 
      Случайной жизни не бывает,
      Из моря рек не вытекает.
      Вы в дней сплошном круговороте
      Все время сеете и жнете.
 
      Веселый экскурс закруглив,
      Сравним, как яблока налив
      Вбирает соки все подряд…
      Но только здесь, увы, не сад.
 
      * * *
      Так чем питались корешки,
      Что за делишки в гумус шли,
      Под слой пролетных наших лет
      Заглянем — вдруг найдем ответ.
 
      * * *
      Труд на износ. Гроши платили.
      Бывало, кости даже ныли.
      И понимал я — обирают.
      За что — теперь младенцы знают.
 
      Но я ругался с мастерами,
      Хитрил, халтурил, слал их к маме
      Не потому, что был плохой,
      Раз вы мне так — и я такой.
 
      Вот случай. Как вагон ячменной
      Муки (глаза сорит отменно)
      Пришлось зимою выгружать
      Рублей за десять, не соврать.
 
      Да, кстати, россыпь, не в мешках.
      Лежал до крыши тяжкий прах.
      Само собою, напахался.
      И то — червонец! Постарался…
 
      А в бухгалтерии наряд
      На два рубля… Я не был рад:
      Дня три глаза с муки кровили,
      И два рубля — вы б тоже взвыли.
 
      Я так ругался первый раз.
      Не деньги жаль, но в этот час
      Я ощутил плевки нам в души,
      И тухлость слов, что лезли в уши.
 
      Я до сих пор ту помню …
      (Легко рифмуется с «Минерву»).
      Пацан, четырнадцать годков…
      Да совесть спит в таких без снов.
 
      И этих шавок бухгалтерий,
      Гор-рай-жилкомов, новых мэрий
      Не вырезать, не утопить:
      Хозяин есть, и шавке быть.
 
      Еще штришок и, в общем, хватит
      Обилья трудовых понятий
      О совести, рабочей чести…
      Сорняк с цветком взрастает вместе.
 
      Тащили все подряд с завода
      (Ох, незатейлива природа!).
      С овцы паршивой что возьмешь -
      Так, комбикорма наберешь.
 
      Но за забором что творилось,
      Вам в детских снах бы не приснилось.
      Вниманье! Там была продбаза
      (Еда мила любому глазу).
 
      И даже я там подкормился,
      Свои пьяны — и я годился.
      Легло бы на плечи мне прочно,
      Груз тянут ноги денно, нощно.
 
      Бродяг в котельной разговоры,
      Бичей неконченые споры
      О правде жизни на земле…
      А рядом пар сипит в котле.
 
      И про детей своих далеких,
      И бывших жен, таких жестоких,
      Непонимании людей,
      Несправедливости судей,
 
      О сроках, паспортах забытых,
      И о начальниках сердитых…
      Чего я только не узнал,
      Пока вагоны с ними ждал.
 
      * * *
      Но если честно, то до срока
      Досталась тех ночей морока.
      Подряд две смены многовато.
      Пульс двадцать восемь, ноги — вата…
 
      Без всяких шуток. Испугался,
      Когда до цифры досчитался.
      Запомнив озаренье нови:
      На каждый год — два тика крови.
 
      Мой друг, напарник по работе,
      С ним задыхались вместе в шроте,
      Постарше был, но все пацан,
      И тот же сердца злой канкан.
 
      Я вспомнил год назад у гроба:
      Морозно, ночь и два сугроба
      Дрожжей белковых под вагоном.
      Мешки-каменья рвем со стоном.
 
      Семь-восемь ходок и валюсь
      На грязный снег, не отдышусь.
      И сна провал, и Витя громко:
      «Очнись!» — в ночи скрип рельсов тонко.
 
      * * *
      Мне дальше жить — ему лежать.
      Мне крест нести — ему не встать.
      И будто голос до сих пор:
      «Эх, Витя-Витя… Сдал мотор».
 
      * * *
      Вопрос: чего я надрывался
      И за мешки, как клещ, цеплялся?
      Работать мог бы и в тепле
      Или полегче — при метле.
 
      Но это было б слишком просто
      В стране чудес, где штампик ГОСТа
      Лежит на душах и мозгах,
      Делах, поступках, вещих снах.
 
      В стране «Артека» и «Орленка»
      Как символ, берегли ребенка.
      И лишь с шестнадцати годков
      Не брать, нести мог в отчий кров.
 
      (Но если вас научат брать,
      И государство будет врать,
      Что все для вас и все открыто,
      Что вам отцов укор сердитый?)
 
      И ясно, там, где потеплей,
      Мне шиш казали из дверей.
      А где ручонок не хватало,
      Там нужен был, и лет не мало.
 
      Я расскажу (как вам понять…).
      Грузили дуст вагонов пять.
      Там, где потел и дуст попал,
      Он кожу,как когтями рвал.
 
      А где потел, вы догадайтесь.
      Жара за тридцать (улыбайтесь,
      Но я на йоту не соврал).
      К тому ж мешки еще таскал.
 
      * * *
      Все, утомила тема эта.
      Добавлю я, тех лет примета,
      Слова и жизнь — один чулок,
      Но наизнанку, в этом сок.
 
      * * *
      Нутро меняется неброско.
      Нас жизнь формует, как из воска.
      Не торопясь, но каждый день.
      Год прочь, и на — былого тень.
 
      Я понял это, с Витей встретив
      Друзей-спортсменов, их приметив
      По оживленному веселью…
      Зима сочилась с крыш капелью.
 
      Ну, шел в кирзе, неторопливо,
      Мыслишек куцых нить лениво
      Вилась в подсчетах тонн, вагонов
      И бухгалтерии препонов.
 
      Наш шаг размечен ожиданьем
      На смену — минимум — заданьем.
      Я знал, кувшин моих силенок
      К концу работы станет звонок.
 
      Друзья же веселы, довольны.
      Сравниться с ними — малахольный.
      Их жизнь — туман прошедших грез…
      «В команду мне… — Во чушь понес!»
 
      Но мал-помалу все же понял,
      Да случай был, до яви пронял.
      Пройдут года, и все вагоны,
      Пыль, грязь и быдлости кордоны?
 
      * * *
      Да, случай. Может, интересно…
      Мы шлялись улицей безвестной.
      Замерзла грязь, зелен закат,
      Проулки меж заборов, хат.
 
      Окраина. Стоят домишки.
      Друг другу сунулись подмышки.
      И тесно так — сарай, забор,
      Крыльцо, собака — все в упор.
 
      (Как будто кто-то издевался:
      На, дрянь, клочок, чтоб ты ломался
      От тесноты и жил убого,
      И почитал земного бога.)
 
      3а домом дом перебирали
      (Электрика мы так искали).
      А он домой ушел к обеду,
      Щиток сгорел — и мы по следу.
 
      «Зажегся свет в кривом окошке:
      «Там баба, Вить… Да брысь вы, кошки!
      Стучи в окно! Не слышит в двери…
      Идет, глухая… Ну, тетеря!»
 
      Я было начал речь о Коле
      И вмиг осекся. В старой школе
      Меня учила года два.
      И на тебе — признал едва.
 
      Она-то первая узнала,
      Хоть удивленья не скрывала.
      Ведь был отличник, а теперь!…
      Бог знает в чем… Колотит в дверь…
 
      О школе что -то рассказала.
      Как сон чужой — не взволновало.
      «А что вы ходите — ведь ночь…»
      «Ну, мы пойдем», — и ноги прочь.
 
      Щиток мы сами починили
      (3а Колей дольше проходили).
      Вцепились руки в мехлопаты,
      Как тонна вон — три «коп» зарплаты.
 
      * * *
      Я в душе на пол сел. Вода
      Журчит меж пальцев без следа.
      Ступни, как будто острова,
      В колени ткнулась голова.
 
      Блаженна тела пустота.
      Движений тяжких суета,
      Настынув ледяным комком,
      Покоем скрыта под замком.
 
      И в этой тела тишине
      Чутьем узрел, что нужно мне -
      Мозгов незримая работа,
      Как пряник, сладкая забота.
 
      Открылось мне — еще не вечер!
      Как улья гул, желаний вече
      Из ничего, из спящих почек
      Бессонных и усталых ночек.
 
      Я ощутил цену свободы:
      Трудами созидают своды.
      Труды, с собой перемножаясь,
      Поднимут нас, с судьбой сцепляясь.
 
      И за свободу полной мерой
      Платить придется — даже верой.
      Но труд окупится сполна,
      Где за волной идет волна.
 
      * * *
      Согласен — тезис проще репы.
      Тут каждый день таит зацепы.
      Мозги чтоб с толком приложить
      Не год, не два нам нужно жить.
 
      Бывают, впрочем, исключенья,
      И гений избежит сомненья,
      Почуяв мощный зов природы.
      У нас же с вами все на годы.
 
      * * *
      Пусть жизнь реке мы уподобим
      (Попробуем, подход удобен).
      А мы лежим на берегу,
      И для удобства — на стогу.
 
      И видим мы — полна река.
      Крутые моет берега,
      Свободна, властна, величава,
      То буйна вдруг, то словно пава.
 
      И в силе все ей удается,
      Неудержимо вдаль несется.
      Приятны нам теченья мощь
      И окаймленье светлых рощ.
 
      Вот мы пригрелись… Вот зевнули…
      И незаметно так уснули,
      Не слыша, что же там с рекой.
      (Нам очень дорог наш покой.)
 
      Поспали. Сели на стогу.
      Сонливо радуги дугу
      Приметили над дальним полем…
      Эх, хорошо, когда на воле!
 
      Но ближе взгляд — и где река?!
      И что так тишь нежна, легка?
      Где звук упругий вод теченья
      И безобидных волн томленья?
 
      Мы словно диво созерцаем,
      И ничего не понимаем.
      Убогий, жалкий ручеек,
      Как вместо рыбины — малек.
 
      Ну как, знакомая картина?
      Из нас под каждым эта мина.
      Пусть сил бадья, душа цветет…
      А все равно. Возьмет рванет…
 
      Но перемене ль ужасаться?
      Не знаю. Вряд ли. Опасаться,
      Быть может стоит, и понять,
      Творила так природа-мать.
 
      Отлив — прилив, бессилье — сила
      (Была — и нет. Вас не бесило?).
      И прозорлив, и туп как пень,
      И так, пожалуй, каждый день.
 
      Но как тогда, скажите, быть.
      Как оседлать удачи прыть?
      Стеречь в засаде, на живца,
      Бродить — и зверь найдет ловца?
 
      А может, взять и примириться,
      Теченьем времени сноситься.
      Не споря с матушкой-судьбой
      И обретя души покой?
 
      А как кому. Как мы желаем,
      Так нить — ответ судьбы свиваем.
      И что себе туда вплетем,
      То и аукнется потом.
 
      Других учить я не любитель
      (Топорщит командира китель).
      Но мне чрез тяготы труда
      В сухое ложе шла вода.
 
      И если я где спотыкался,
      То только сам и поднимался.
      Себя хоть чуть не перемог,
      Не тот эффект. Пропал урок.
 
      Еще одно соображенье,
      И прекращаем эти пренья.
      Дается жизнь единый раз.
      Я не о том: «Бди каждый час…»
 
      А вот о чем. Ведь интересно
      Потрогать жизнь — давно известно.
      А будь то высший интерес -
      В сколько б бутылок не полез!…
 
      * * *
      Пожалуй, хватит про завод,
      А то приснится ночью шрот,
      И заводская проходная…
      Сны лучше с рельсами трамвая.
 
      И все же, все же… В нашей песне
      Куплет стоит на видном месте.
      Не будь его, другой певец
      Пел песнь. И был другой конец.
 
      * * *
      Не знаю, будет ли уместно
      Воткнуть трактатик в это место
      О семенах и о задатках,
      И воспитанья нужных латках.
 
      Мы тему далее затронем,
      Но пару мыслей в грунт пристроим.
      Авось, взойдут… Не очень тесно.
      А может, вам неинтересно?
 
      Так если да, беды в том нет -
      3нать, без вопроса дан ответ.
      Смелее лист переверните
      И по душе вам мысль найдите.
 
      А кто остался, те внимайте,
      И что вошло, перетирайте.
      Как в книгах принято у нас:
      «Благодарю…», «Ваш отзыв…», «Вас…»
 
      * * *
      Встречали вы в лесу коренья,
      Или в поленице поленья:
      Чудной изгиб… Глядите, рот!
      Вот зуб торчит!… А вот живот!
 
      Повыше руки углядели,
      И нос-сучок засохшей ели.
      Ну, малость ковырнуть ножом,
      И — леший полным естеством.
 
      А может, добрый молодец,
      Или медуза-холодец…
      Неважно кто, а важно как -
      Им всем не нужен был верстак.
 
      С другого края. Вот осина.
      Чист ровный ствол, слегка иссиня.
      Бела, приятна древесина,
      Чуть-чуть дефектик — сердцевина.
 
      Мы из осины — топорище!
      Ан хрясь! — топор над ухом свищет.
      Мы из осины ладим клин.
      Кувалды мах — позор один.
 
      Но поразмыслить, и найдется
      Осине место. Разберется,
      Кто с головой и понимает -
      Для умных хлама не бывает.
 
      Вот все таинство воспитанья:
      Провидя с помощью познанья
      Игру затейливой природы
      Суметь принять умело роды.

5. И снова лето…

7. Москва, физтех