– Ты вышла замуж? – с опаской поинтересовался Дедуинтон.
      Если так, то прощай все его планы!
      Лорейн рассмеялась.
      – Нет, не вышла. Я же сказала – все это принадлежит мне. Может быть, зайдешь внутрь? – Она направилась в дом, ведя Дедуинтона за собой.
      – Просто глазам не верю, – пробормотал он.
      – Это ты видел только дом. А у меня еще есть сады, великолепная роща и плантации сахарного тростника.
      От удивления он даже остановился.
      – Так ты действительно получила наследство и не проиграла его в карты?
      – Ни единого пенни.
      – И все же на тысячу фунтов такого богатства не купишь!
      – Я получила гораздо больше. А сумму в тысячу фунтов Николлс выдумал специально, чтобы дать мне возможность самой сообщить тебе радостную весть. Но я не стала этого делать – хотела тебя испытать…
      – Лорейн, прости… – начал он униженным тоном.
      – Отложим извинения на потом. Ты проделал далекий путь и наверняка проголодался. Обедать мы будем здесь… – Она показала на длинную столовую. – А пока советую тебе принять горячую ванну и немного вздремнуть. Здешняя жара располагает к полуденной сиесте. – Жестом подозвав слугу, Лорейн продолжила: – Передаю тебя на попечение Джона. Увидимся за обедом, Филипп.
      Она хлопнула в ладоши, и перед ней появилась босоногая туземка с тюрбаном на голове.
      – Отныне это мои цвета – голубой и золотой. Такие же ливреи будут носить все слуги. Цвета мне помог выбрать сам губернатор. А еще я заказала себе в Англии карету!
      – К-карету? – чуть не поперхнулся Дедуинтон. Ни у одного из его знакомых не было собственной кареты!
      – Ну да. Губернатор пообещал, что изготовлена она будет тем же мастером, который делал экипаж ему. Вот только губернаторская карета серебристо-черная, а моя, естественно, будет голубая с золотом. – Лорейн обернулась к горничной. – Отведи мистера Дедуинтона в зеленую спальню и приготовь для него ванну. К обеду тебя позовут, Филипп.
      Ошеломленный молодой человек молча поплелся за девушкой. Проходя мимо открытой двери, он заглянул внутрь и остолбенел – за ней располагалась необыкновенно просторная и роскошно обставленная спальня.
      – А кто спит здесь? – поинтересовался Филипп.
      – Госпожа, конечно, – певучим голоском откликнулась горничная.
      Он стал рассматривать комнату внимательнее. Из широких окон на одной стене открывалась великолепная панорама Карибского моря, а из противоположных можно было видеть цветущие сады. Белоснежные батистовые и нежно-голубые шелковые занавеси были спущены, и в спальне царили приятный полумрак и прохлада. На полу красовался дымчато-голубой китайский ковер, необыкновенно мягкий и пушистый. Огромная кровать из полированного красного дерева была застелена тончайшим батистовым покрывалом, отороченным бледно-голубыми лентами. Над туалетным столиком, на котором теснились всевозможные гребешки, щетки и флакончики, висело позолоченное французское зеркало. Еще одно зеркальце, складное серебряное, лежало на стуле.
      Несколько минут Филипп как завороженный созерцал эту картину и наконец с усилием отвел глаза. Подумать только, он по собственной воле отказался от всей этой роскоши, и ради кого? Ради какой-то Лавинии! От этой мысли он чуть не лишился рассудка.
      А вдруг еще не все потеряно?.. Дедуинтон принялся лихорадочно соображать, как снова завоевать Лорейн. Он напомнит этой дурочке, что им было хорошо вместе, найдет предлог ненароком коснуться ее тела. Какая женщина устоит против такого натиска? Во всяком случае, не Лорейн, которая по-прежнему влюблена в него как кошка.
      «Скорее бы подавали обед!» – нетерпеливо подумал Филипп. Но ему пришлось подождать. Лишь когда над островом спустилась бархатная ночь и во всем доме зажгли свечи, за ним пришла туземка-горничная и повела в гостиную.
      Когда он переступил порог, Лорейн стояла у окна. Она намеренно не оборачивалась, чтобы дать гостю время оценить роскошь обстановки, изысканность ее наряда – белоснежного батистового платья с воланами, отделанного черными бархатными лентами, и красоту белокурых волос. Наконец она повернулась, одарив гостя белозубой улыбкой.
      – Пора к столу!
      Молодые люди вошли в столовую. Длинный стол, залитый светом канделябров, сверкал серебром и хрусталем. Усевшись, Филипп обнаружил перед собой огромную серебряную вазу с цветущими белыми гибискусами, которые скрывали от него хозяйку.
      – Мне тебя не видно, Лорейн, – пожаловался он.
      Девушка хлопнула в ладоши. Слуга переставил цветы на буфет, и теперь стол предстал перед Дедуинтоном во всем блеске.
      – Насколько я понимаю, вы с Лавинией поженились? – любезно осведомилась хозяйка.
      – Я сейчас тебе все объясню, – хриплым от волнения голосом начал молодой человек. – Мы не женаты. Лавиния…
      – О, прошу тебя, ни слова о ней! Лучше расскажи об остальных. Как здоровье миссис Боумен? Надеюсь, у нее все в порядке?
      – Да-да, прекрасно, – нетерпеливо перебил гость. – Лавиния разорвала помолвку. Выяснилось, что мы с ней не…
      – А как идут военные действия? – светским тоном продолжала Лорейн. – Что творится в Род-Айленде?
      Поняв, что перевести разговор в нужное русло ему не удастся, Дедуинтон сдался и начал отвечать на ее вопросы. Нет, Род-Айленд так и не выставил своего ополчения. Правда, отряд численностью в тысячу сто человек переправился к месту боевых действий и штурмом взял оплот мятежников, располагавшийся на берегу залива Наррагансетт.
      – Когда это было?
      – В декабре. К тому времени болота замерзли, и солдаты беспрепятственно прошли по ним.
      – Но тебя среди них не было, не так ли, Филипп? – как бы невзначай осведомилась Лорейн.
      Поняв ее намек, молодой человек вспыхнул до корней волос.
      – Разумеется, нет! Я уже говорил, Род-Айленд остался нейтральным!
      – Ну да. Нейтральным – и сожженным дотла.
      Лорейн кротко улыбнулась, но в ее глазах заплясали веселые чертики.
      Дедуинтон заерзал на стуле. Он догадывался, что Лорейн издевается над ним, но ничего не мог поделать.
      Только сейчас он заметил, насколько она сегодня хороша. Залитая светом канделябров, она казалась такой очаровательной, такой желанной!..
      – Лорейн! – срывающимся от волнения голосом воскликнул молодой человек. – Между мной и Лавинией все кончено, поверь! Когда после долгой разлуки я увидел тебя, то сразу понял, что мы созданы друг для друга. Конечно, как честный человек я пытался бороться со своим чувством, но увы! Вскоре Лавиния обо всем догадалась и расторгла нашу помолвку… Если бы ты знала, как я обрадовался! Честно говоря, эта девица хитростью завлекла меня в свои сети, и я уже не чаял, что мне удастся когда-нибудь из них выпутаться…
      Взволнованный монолог Лорейн встретила ледяным молчанием, но Дедуинтона это не остановило.
      – Почему ты не сказала мне правду о наследстве? – требовательным тоном спросил он. – Я бы порадовался вместе с тобой!
      – Сомневаюсь, – лукаво улыбнувшись, возразила она. – Помнится, ты намеревался сделать меня горничной Лавинии. Представляю, как бы она надо мной издевалась!
      – Ничего подобного! – вознегодовал Филипп. – Ты забыла, что я…
      – Довольно! Лучше отведай этой запеченной черепахи. Представь себе, я сама их развожу!
      Беднягу Дедуинтона уже трудно было удивить. Если мир сошел с ума и вчерашняя наемная служанка становится владелицей собственной кареты и ливрейных слуг, почему бы ей заодно не заняться разведением черепах?
      – А кто же управляет этим сложным хозяйством?
      – Николлс. Правда, я тоже вошла в курс дела и теперь с удовольствием ему помогаю. Почти вся мебель в этой комнате сделана в мебельной мастерской, которая недавно начала работать на моей плантации.
      Это сообщение окончательно добило гостя. Он машинально глотал изысканные яства, которыми был уставлен стол, но не чувствовал их вкуса. Девчонка, которую он когда-то на спор соблазнил в род-айлендской таверне, исчезла. Теперь перед Филиппом сидела настоящая королева!
      – Но как тебе удалось меня найти?
      – Я случайно услышал разговор капитана Боумена с теткой и узнал, что ты здесь.
      – И что у меня прекрасная плантация, – с иронией добавила Лорейн.
      – Нет, этого он не говорил. Сказал только, что у тебя все хорошо.
      Филипп возразил так поспешно, что невольно выдал себя.
      – Впрочем, это не важно, – с улыбкой промолвила она. – Ты проделал такой далекий путь только затем, чтобы повидаться со мной…
      Дедуинтон не преминул отметить, что сказано это было нежным, мечтательным, многообещающим тоном.
      – Я приехал бы еще раньше, если бы знал, где тебя найти! – воскликнул он с пылом.
      – Да неужели? – протянула Лорейн, и в ее глазах снова заплясали веселые чертики. – А вот вином увлекаться не стоит, – посоветовала она, жестом отсылая служанку, которая уже собиралась наполнить бокал Филиппа. – Вина будет вдоволь – но потом. Я не хочу, чтобы твои чувства потускнели раньше времени…
      Сердце его радостно забилось. Девчонка явно кокетничает с ним!
      – Перейдем к десерту, – предложила Лорейн. – Может быть, мы насладимся им на веранде? Сегодня на удивление теплый вечер!
      Филипп поспешно вскочил и последовал за хозяйкой. Прямо над ними, в бархатной черной глубине неба, мерцали яркие звезды Южного Креста. Ночь, пропитанная тропическими ароматами, околдовывала и завораживала. Молодой человек жадно втянул ноздрями воздух. До последней минуты он опасался, что богатство, так неожиданно свалившееся на Лорейн, отвратит от него бывшую возлюбленную, и теперь с радостью убедился, что это не так. Лорейн всегда любила его и ясно дала понять, что ее чувства не изменились. Она снова будет принадлежать ему! Филипп погрузился в приятные воспоминания о той единственной ночи, когда девушка лежала в его объятиях. Какая у нее бархатистая кожа, какие нежные тонкие руки! Да и она наверняка ничего не забыла, так что улестить эту дурочку не составит никакого труда. Он вновь покорит ее – и тогда все это богатство будет по праву принадлежать ему! Сама Лорейн тоже этого хочет – недаром за обедом она недвусмысленно демонстрировала ему свои прелести, причем с такой неподражаемой грацией, которой позавидовала бы любая аристократка. А ведь ее мать и впрямь была благородных кровей, вдруг вспомнил Филипп. Значит, дочь пошла в нее. Ну что же, эта новая изысканная Лорейн украсит его дом и с лихвой вознаградит за страдания, доставленные постылой Лавинией!
      – Послушай, Лорейн, – вдруг сказал Филипп, пытаясь коснуться ее руки. – Я совсем не голоден. Давай лучше погуляем. Мне нужно кое-что тебе сказать.
      – Отлично! Я тоже не голодна, – согласилась она, отдергивая руку.
      «Она меня боится, – решил преисполненный самодовольства интриган. – Боится, что не совладает с собой, если я до нее дотронусь!»
      – Пойдем, я покажу тебе сад. А это можешь убрать, – приказала Лорейн служанке, которая принесла серебряные чашечки с компотом из экзотических фруктов.
      Молодые люди двинулись по дорожке. Лорейн намеренно держала руки так, чтобы Филипп не мог до них дотронуться. Широкие пальмовые листья издавали чувственный шепот, а белые цветы гибискусов блестели в темноте, словно звезды.
      – Как романтично, правда? – обернулась девушка к своему спутнику.
      – Очень! Эта обстановка прямо создана для тебя! – пылко воскликнул Филипп.
      – Может быть, – пожала плечами Лорейн. При этом ее тонкое, как паутинка, платье чуть колыхнулось. В свете луны оно казалось воздушным.
      – Лорейн, – охрипшим от волнения голосом начал Филипп, – я хочу, чтобы между нами все было по-прежнему. Давай забудем прошлое и немедленно поженимся!
      Девушка сорвала цветок гибискуса и принялась теребить его.
      – Поженимся? С чего это вдруг?
      Такой реакции Дедуинтон не ожидал.
      – Неужели ты не понимаешь? Конечно же, потому, что я люблю тебя! Именно любовь привела меня сюда…
      – Неужели? – удивилась Лорейн. – А я думала…
      Из сада парочка вышла на зеленую бархатистую лужайку, вокруг которой росли могучие деревья. Лунный свет посеребрил их ветви, и они стали похожими на огромные искривленные руки.
      – Ах, Лорейн, неужели ты во мне сомневаешься? – оскорбленно воскликнул Филипп и хотел заключить ее в объятия, но она успела увернуться.
      – Не лги. Я тебе больше не верю, – произнесла она, и в голосе ее не было упрека, лишь нотка сожаления. – А теперь ответь, Филипп, понравилась ли тебе моя зеленая спальня, вода, наполненная ароматом благовоний, обед на серебре и хрустале под светом канделябров?
      – О да! – со вздохом подтвердил он. – Еще как…
      – Прекрасно. Я рада, что тебе понравилось. Потому что всем этим ты наслаждался в первый и последний раз! – неожиданно заключила она, и теперь в голосе ее звучал металл. – Взять его!
      Как по мановению волшебной палочки из тени деревьев показались несколько бравых парней и стали подступать к Филиппу. Вид у них был угрожающий.
      Молодой человек отпрянул.
      – Что… что это значит? Ты что, потеряла рассудок?
      – Нет, со мной все в порядке. А вот ты, боюсь, сейчас потеряешь свободу.
      Дедуинтон начал в панике пятиться к скале, нависшей над необъятными синими просторами Карибского моря. Между тем парни неуклонно приближались, и вместе с ними приближалась Лорейн.
      Упершись спиной в утес, молодой человек сделал последнюю попытку воззвать к ее чувствам:
      – Умоляю тебя, Лорейн!..
      К сожалению, его призыв остался втуне.
      – У тебя есть выбор, – деловито произнесла девушка, словно не слыша слов бывшего возлюбленного. – Ты можешь броситься со скалы, но предупреждаю, море здесь глубокое – или сдаться этим джентльменам.
      Благоразумие одержало верх – Дедуинтон выбрал второе. Ему тут же туго связали руки, а к путам прикрепили веревку. Вся операция происходила на глазах и под руководством Лорейн.
      – Зачем ты это сделала? – испуганно вскричал молодой человек.
      Лицо Лорейн озарилось безмятежной улыбкой, и лишь по голосу можно было догадаться, что в характере этой женщины нежность шелка сочетается с твердостью стали.
      – Хочу поучить тебя покорности. – Обращаясь к парням, она приказала: – Ведите его к дому. Если станет сопротивляться, тащите. А попытается удрать, закуйте в наручники. Непокорности я не потерплю!
      Филипп и не думал сопротивляться. Глаза его расширились от ужаса, сердце бешено колотилось. Что, если эта мерзавка сожжет его заживо или бросит в яму, полную змей? Говорят, на островах и не такое случается!
      Однако все оказалось проще. Слуги подвели Дедуинтона к бараку, в котором некогда жили рабы и которым теперь никто не пользовался, и втолкнули в пустую квадратную комнату. Свободный конец веревки прикрепили к звонку на стене.
      – Как видишь, помещение просторное, – объявила Лорейн, словно сдавала комнату жильцу. – Гораздо просторнее, чем каморка на чердаке. До того как я сюда приехала, здесь жили двадцать два человека. Теперь ты понимаешь, как тебе повезло? В твоем распоряжении весь барак! А завтра я, может быть, позволю тебе насобирать травы и сделать тюфяк, чтобы было не так жестко. Советую как следует выспаться, чтобы восстановить силы. Они тебе понадобятся, и очень скоро. Отныне ты будешь вставать с первым лучом солнца и отправляться на сахарные плантации. Вот только твой костюм совсем не подходит для такой работы. Вместо него тебе выдадут соломенную шляпу и грубые холщовые штаны. И непременно ботинки, иначе стерня изрежет твои нежные ноги! Трудиться ты будешь от зари до зари, а потом возвращаться в барак. Такой отныне станет твоя жизнь, Филипп. Привыкай!
      Дверь с лязгом захлопнулась. Дедуинтон услышал, как в замке повернули ключ и нежный голосок Лорейн с издевкой пропел:
      – Спокойной ночи, дорогой!
      Прекрасная тюремщица и ее подручные удалились. Узник остался один. Освободиться от пут ему не удалось. Так бедняга и встретил восход солнца – притулившись к холодной каменной стене, жалкий и беспомощный.
      На рассвете его разбудил слуга. Он принес невольнику скудный завтрак, а также поношенные холщовые брюки, грубые ботинки и соломенную шляпу. Вскоре Филипп уже шагал на сахарную плантацию, где с утра кипела работа. Через пару часов там появилась сама хозяйка. Сделав вид, что не узнала Филиппа, она поговорила с управляющим и отбыла восвояси. Дедуинтон проводил ее глазами, полными ненависти.
      Вечером он едва приплелся домой. Кожа покрылась волдырями от солнца, а душу жгло унижение.
      В тот же вечер Дедуинтона навестила Лорейн.
      – Боюсь, ты не привык к такому жаркому солнцу, – посетовала она. – Завтра надо будет дать тебе легкую хлопчатобумажную рубашку.
      – Я не нуждаюсь в твоей жалости! – проскрежетал Филипп.
      Лорейн усмехнулась:
      – А я тебя вовсе не жалею. Просто мне бы не хотелось терять хорошего рабочего. Управляющий говорит, что ты делаешь несомненные успехи.
      – Пошел он к черту!
      – Да и дух твой не сломлен, – не обратив внимания на его реплику, продолжала Лорейн. – Было бы жестоко лишать тебя маленьких радостей жизни. Сегодня я поняла, что эти развесистые кусты закрывают тебе весь вид, и приказала их срубить. Теперь ты можешь смотреть в окно сколько захочешь. Спокойной ночи!
      – Убирайся к черту! – буркнул Филипп.
      Любопытство взяло верх над усталостью. Воспользовавшись тем, что солнце еще не село, молодой человек подошел к окну и выглянул. От того, что он увидел, у него захватило дух.
      «Наблюдательный пункт» был устроен с коварным расчетом. Со своего поста Филиппу были хорошо видны двойные резные ставни на окнах спальни Лорейн. Сейчас они были открыты, чтобы дать доступ прохладному ночному воздуху. Легкие занавески из белоснежного батиста чуть колыхались, а на их фоне Лорейн неторопливо раздевалась, то сладко потягиваясь, то соблазнительно выгибая шею, то откидывая назад голову в ореоле длинных белокурых волос. Ее тело представлялось всего лишь силуэтом, зато каким! Каждая деталь, каждая прелестная впадинка и выпуклость вызывали в душе Филиппа сладостные и жгучие воспоминания о том, как он обладал Лорейн. Вопреки рассудку, невзирая на гнев и усталость, ему хотелось сломать решетку, ворваться в спальню, повалить коварную искусительницу на пол и снова овладеть ею.
      Будь она проклята, эта ведьма! Ей опять удалось околдовать его! И зачем только он привез ее в дом Лавинии? Надо было подольше задержаться в Йорктауне и провести ночь с Лорейн. Тогда бы он вернул былую власть над ней.
      Кончив раздеваться, Лорейн подошла к окну и вновь очутилась на фоне освещенных занавесок. Теперь она была полностью обнажена. Сладко зевнув и потянувшись, девушка послала воздушный поцелуй в пространство. Дедуинтон застонал и отпрянул от окна.
      Потекли дни, похожие один на другой, полные унижения и тяжелой работы, за ними следовали ночи, когда физические страдания сменялись моральными – жгучим желанием и невозможностью его утолить. Лорейн несколько раз заезжала на плантацию, но разговаривала только с управляющим, упорно не замечая Филиппа.
      К концу недели ей надоело новое развлечение. Зачем Филипп вообще появился на Барбадосе, с досадой думала она. По острову уже поползли слухи, что у прелестной хозяйки «Удачи» появился новый работник, которого она каждую ночь искушает, выставляя напоказ собственное тело.
      Пикантные сплетни гуляли по Бриджтауну, но никто не решался довести их до сведения Лорейн. Она была слишком богата, окружена поклонниками, да вдобавок эта странная дружба с губернатором… Кто может сказать, на какую высоту вознесется завтра эта невесть откуда взявшаяся наследница?
      Между тем Лорейн вела бурную светскую жизнь. Несколько раз она обедала в губернаторской резиденции, и досужие бриджтаунцы не преминули окрестить девушку новой «пассией» Роулингса.
      – Что у вас за репутация, скажите на милость? – потребовала Лорейн при очередной встрече с Роулингсом. – Я имела неосторожность несколько раз появиться в вашей резиденции, и теперь все смотрят на меня как на падшую женщину!
      – Боюсь, эту репутацию я заслужил, – со вздохом признался он. – Жаль только, что мои пороки бросают тень и на вас… – Он откинулся в кресле, не сводя с девушки томного взгляда. – Не окажете ли вы любезность, сыграв со мной в вист? А завтра мы поедем на прогулку и нарочно выберем такое время, когда весь Бриджтаун сможет нас увидеть!
      За время игры партнеры не проронили ни слова, и лишь в конце Роулингс заметил:
      – Вы воспринимаете карты всерьез, как я погляжу.
      – Когда-то я подумывала о том, чтобы зарабатывать на жизнь шулерством, – призналась Лорейн.
      От неожиданности губернатор онемел, а потом, откинув голову, расхохотался.
      – Вы не устаете удивлять меня! – Он встал. – Итак, до завтра?
      – Вы уделяете мне столько внимания, что моя репутация под угрозой, – пошутила девушка. – Боюсь, что скоро горожане будут отзываться обо мне не лучше, чем о вас!
      Губернатор изменился в лице.
      – Пусть только посмеют, и им придется иметь дело со мной! – пригрозил он. – Я вырву этим мерзавцам их поганые языки!
      – Это что, английский обычай – вырывать язык сопернику? – поддразнила Лорейн.
      – Иногда случается и такое, – в том же шутливом тоне откликнулся Роулингс. – А сейчас я вынужден откланяться. Не хочу давать новую пищу злым языкам.
      На следующий день они отправились на прогулку. Проезжая по главной улице, губернатор и его спутница ловили на себе взгляды прохожих, осуждающие и одновременно восхищенные. В самом деле, парочка имела импозантный вид – Роулингс был по обыкновению в серебристо-черном костюме, а Лорейн – в амазонке, украшенной серебряным галуном, с такими же широкими манжетами и таким же хрустящим накрахмаленным жабо из брабантских кружев, как у губернатора.
      – Эта амазонка такая тугая, что я вот-вот задохнусь, – пожаловалась она. – Иногда я завидую женщинам, которые могут носить свободные легкие платья! Скажите, а вам бы не хотелось поменяться местами с простым тружеником, облачиться в просторные холщовые штаны и соломенную шляпу?
      – Пожалуй, – рассмеялся Роулингс. – Но вообще-то я предпочитаю оставаться на своем месте, чтобы командовать простыми тружениками.
      Лорейн обернулась и встретилась взглядом с чуть прищуренными сапфировыми глазами губернатора.
      – Я тоже предпочитаю командовать, – пробормотала она, вспомнив о Филиппе.
      Им пришлось придержать лошадей, чтобы дать пройти группе рабов. Звеня цепями, несчастные брели на рынок. Это были индейцы. Лорейн сразу их узнала: в Провиденсе она не раз видела людей с такой внешностью. Мужчины-ополченцы сотнями брали их в плен и отсылали в Вест-Индию, где их продавали в рабство. Возможно, и встреченные ею индейцы из той же категории.
      От губернатора не укрылось, как помрачнела Лорейн.
      – Меня удивляет, как это вы, поборница свободы, не потребовали, чтобы этих людей тут же отпустили! – с улыбкой заметил он.
      Девушка снова взглянула на колонну, уныло топавшую по пыльной дороге.
      – Судя по остаткам одежды, это наррагансетты и вампаноаги, – негромко заметила она.
      – Совершенно верно, – подтвердил Роулингс. – Смертный приговор им заменили пожизненным рабством. Кстати, так же в свое время поступили с англичанами, сражавшимися против Кромвеля. Что касается индейцев, то власти Коннектикута и Массачусетса получили право высылать их в Вест-Индию для работы на сахарных плантациях. Но повторяю, я поражен. Я был уверен, что вы выкупите всех этих индейцев, чтобы отпустить их на волю!
      Лорейн вспомнила добрейшую миссис Боумен, муж и сыновья которой погибли в этой войне… А сколько еще ни в чем не повинных жителей нейтрального Род-Айленда пали жертвой индейцев, может быть, тех самых, которых она только что встретила! Лицо ее омрачилось.
      – Освобождать этих людей у меня нет ни малейшего желания, – отчеканила она.
      – Вы настоящая загадка, мисс Лорейн, – вздохнул губернатор. – Интересно, что сделало вас такой?
      Девушка обернулась и в упор посмотрела на своего спутника.
      – Обстоятельства.
      – Ну, так можно сказать о любом из нас!
      – Вероятно, к одним это применимо больше, чем к другим, – многозначительно произнесла Лорейн. – Ну что, выставка окончена? Или вы считаете, что еще не весь город нас видел?
      – Вы полагаете, я сделал это нарочно?
      – А разве нет?
      – Пожалуй, вы правы, – вынужден был согласиться ее спутник.
      Всадники повернули лошадей и направились в «Удачу». В середине пути Роулингс вдруг сказал:
      – Как губернатор этого острова я обязан время от времени устраивать балы, но до сих пор пренебрегал этой обязанностью. Теперь же хочу попросить вас, Лорейн, – не окажете ли вы мне честь быть хозяйкой ближайшего бала?
      – Вряд ли вы говорите серьезно. У меня нет ни светских манер, ни остроумия, ни…
      – Вашим манерам позавидовала бы любая дама, – нетерпеливо отмел он ее возражения. – А если какому-нибудь мужчине и удастся превзойти вас эрудицией – хотя сомневаюсь, что среди бриджтаунцев таковой отыщется! – вы сразите его своей красотой. Стоит вам поднять на собеседника ваши прелестные лучистые глаза, и он мигом забудет, о чем говорил!
      Впервые у Лорейн мелькнула мысль: «А ведь он ухаживает за мной…»
      – Вы пожалеете о своем предложении, когда я допущу какой-нибудь промах! – предупредила она.
      – Чепуха! Я научу вас, как себя вести, и осечки не будет.
      В его словах был азарт игрока, но никак не любовника. «Вероятно, я ошиблась», – подумала Лорейн.
      Она изучающе посмотрела на Роулингса. Загадочный человек! На роль хозяйки бала он мог бы выбрать любую девушку острова, а предпочел ее. Еще более богатый выбор у него был в Лондоне, однако он отмел всех.
      «Почему он выбрал меня?» – терялась в догадках Лорейн. В этом было что-то таинственное, а столкновение с тайной всегда рождает желание ее разгадать.
      Вернувшись на плантацию, девушка вспомнила о Филиппе и направилась к бараку.
      – Ты мне надоел, – объявила она, когда лицо бывшего возлюбленного появилось между прутьями решетки. – Пожалуй, я отошлю тебя назад, к Лавинии. Но прежде ты должен вернуть мои бумаги.
      – Ни за что! – отрезал Дедуинтон.
      – Дело твое, – небрежно бросила Лорейн. – Можешь сидеть здесь хоть всю жизнь.
      Она дала ему неделю на размышление, и за это время настроение Филиппа изменилось. Мрачная атмосфера барака начинала действовать на него угнетающе. К тому же недавно он обнаружил, что помещение кишит пауками и прочей нечистью. Он как раз давил очередную букашку, когда снаружи раздался голос Лорейн:
      – Последний раз прошу тебя, Филипп: отдай мои бумаги. В следующий раз в роли просителя выступишь ты.
      – Они не здесь, а в Род-Айленде. Я верну их, если ты меня отпустишь!
      Лорейн рассмеялась:
      – Ты, конечно, вернешься, но не с контрактом, а с ордером на арест. Обвинишь меня в том, что я силой удерживала тебя на плантации.
      Именно такой план и созрел в мозгу Дедуинтона, но он, разумеется, стал все отрицать.
      – Даю слово чести!
      – Я бы не поверила, даже поклянись ты на Библии, – язвительно парировала она. – Так или иначе, ты мне надоел. Завтра тебя переведут на мою вторую плантацию. Работа там не легче, чем здесь, но если ты проявишь усердие, то можешь рассчитывать на некоторые привилегии. Постарайся понравиться управляющему. А пока спокойной ночи, Филипп!
      – Будь ты проклята, ведьма! – прошипел он сквозь зубы.
      В ответ раздался мелодичный смех Лорейн.
      На следующее утро молодого человека отвезли на плантацию, названную хозяйкой «Малой удачей». С первых дней Филипп начал проявлять недовольство.
      – Если ты еще раз при мне нагрубишь хозяйке, я прикажу тебя изолировать, – пригрозил Дедуинтону пожилой управляющий.
      – Это еще почему?
      – Потому что все мы считаем, что наша хозяйка – самая лучшая на свете, и тому, кто о ней дурно отзовется, не поздоровится.
      Филипп, однако, продолжал свои нападки. Когда он произнес очередную колкость в адрес Лорейн, дюжий верзила сбил его с ног, а остальные рабочие, сжимая кулаки, начали угрожающе подступать к нему.
      Вперед вышел управляющий:
      – Я же тебя предупреждал – не смей дурно отзываться об этой девушке! Благодаря ей мы получили шанс начать новую жизнь… Как видно, ты меня не понял, и я вынужден тебя изолировать, хотя бы на ночь. Видишь ту хижину на вершине утеса? Замок там крепкий, на окнах ставни с цепочкой, так что ни один злоумышленник не сумеет к тебе забраться. А чтобы не задохнуться, можешь приоткрыть окно!
      Новое свидетельство своего унижения Дедуинтон встретил угрюмым молчанием. Вскоре у него возник хитроумный план.
      Управляющий, добрая душа, снабдил узника фонарем и одолжил собственную Библию. Однако Филипп не испытывал потребности в Божьем слове, вместо этого он изучал запоры на ставнях. «Пока я один, – рассуждал он, – мне не выбраться». Вот если бы удалось привлечь внимание моряков, проплывающих мимо острова…
      Каждую ночь он стал подсовывать фонарь под краешек тяжелой ставни, где тот раскачивался на ветру, посылая свет далеко в море.
      Не стала исключением и та, когда на море разыгрался шторм.
      Рыболовецкий ялик «Летучая рыба» сбился с курса и возвращался домой уже в темноте. Приняв фонарь за огни Бриджтауна, капитан направил ялик к берегу и напоролся на рифы. Судно раскололось пополам, команде чудом удалось выбраться на сушу, а от «Летучей рыбы» остались одни обломки.
      Вымокший до нитки, злой как черт, капитан задрал голову. К тому моменту Филипп уже убрал фонарь, однако Мэннеринг – так звали капитана – хорошо запомнил место, откуда падал свет.
      – Где мы? – буркнул он, обращаясь к одному из матросов.
      – Похоже, на «Малой удаче», – ответил тот. – Не так давно эту плантацию купила девушка, которую называют «чудом спасшейся наследницей».
      – Сама, выходит, спаслась, а нас чуть не потопила!
      – Ну, это вы зря, кэп. Она живет на противоположной стороне острова.
      – Раз плантация принадлежит ей, она мне и заплатит за разбитый ялик!
      – Вряд ли. Говорят, к ней благоволит сам губернатор.
      – И все же я найду на нее управу!
      Хотя решимости Мэннеринга хватило лишь до порога губернаторской резиденции, зловещие слухи поползли по острову. Оказывается, «чудом спасшаяся наследница» нажила деньги неправедным путем – топила корабли, а добычу забирала себе. И теперь продолжает заниматься этим неблаговидным ремеслом на Барбадосе…