Дюк один кон пропустил. Он взял свой стул, сел рядом с Бэнсоном и, наблюдая за игроками, шёпотом рассказывал телохранителю о тонкостях и уловках игры. Бэнсон слушал - без кивков и без восклицаний. Вдруг Дюк спросил:
      – Так что, какой-либо опасности не заметил? Случайного взгляда в спину, или шёпота… Мои «друзья» - люди… необычные.
      – Заметил, - вдруг прошептал Бэнсон, и Дюк вздрогнул.
      – Что?! - прошипел он в самое ухо. - Говори, только тихо!
      – Судя по манере общения, за столом - только гости. А хозяина замка здесь нет. Это так?
      – Это так. Ну и что?
      – Вы, конечно, платите ему аренду, но, судя по моему знакомству с Базилло, не так уж и много. Во всяком случае, арендная плата не соизмерима с теми деньгами, которые приезжают и уезжают в сундучках.
      – И это так. И что?
      – Я случайно увидел. Телохранители, когда остаются в соседней комнате, украдкой пьют из бассейна.
      – Это известно. На это мы закрываем глаза.
      – И хозяину замка это известно. Может случиться такое, что, дождавшись особенно крупной игры, он добавит яду в бассейн, и потом, когда вы и телохранители, напившись, перестанете корчиться, соберёт ваши сундуки и уедет в Новую Англию?
      – Может! - побледнев, посмотрел на него Дюк, и тут же усомнился: - Но тогда он теряет замок и землю! А начнёт заранее продавать - это долго и хлопотно, и очень скоро станет известно!
      – Может и не продавать. Возьмёт под залог замка большую сумму у пары плимутских иудеев, - а это тайно и за один день.
      – Так… что же делать? Нужно всех предупредить…
      – Нет. Нужно промолчать и больше никогда не пить из бассейна.
      – Верно, верно, верно, верно, - торопливо шептал посерьёзневший Дюк. - Вот что значит свежий глаз!
      Между тем, игра завершилась. Соперничали Жирондон и Монтгомери. Вскрыли карты. У Жирондона на руках были три девятки и ничего не значащие дама и туз.
      – Тройка в девятках! - сообщил Сонливец и торопливо перевёл взгляд на карты Монтгомери.
      Тот открыл две дамы и ничего не значащие «семь» и «восемь».
      – Пара в дамах?! - нетерпеливо заёрзал Жирондон.
      Но Монтгомери, помедлив, торжественно открыл пятую карту и положил её рядом с дамами.
      – Джокер* (* Дж о кер - карта без масти и без значения. По желанию игрока выдаётся за любую другую карту. В колоде обычно два джокера.)! - охнул Сонливец. - Тройка в дамах!
      Монтгомери собрал золото. Жирондон бессильно развёл руками. Горбун Крэк проворчал:
      – Мальчишки! Игру на тройках ведут. А у меня был флэш-рояль!
      Горбун тоже не участвовал в этой партии. Он отправил своего перекрещенного ремнями телохранителя к экипажу, за дополнительными деньгами, и, наблюдая игру издали, ёрзал на своём стуле, чуть отставленном от стола.
      После очередного перерыва за столом произошло заметное оживление: в игру вернулись и Дюк, и горбун.
      – Мистер Крэк принёс деньги! - шутливо воскликнул Сонливец. - Берегитесь! Будет большая игра!
      – Мальчишка! - огрызнулся горбун. - Будет вам большая игра, будет. Я чувствую! Мне сегодня крупная карта идёт…
      Пробежала новая ящерица («их, очевидно, здесь специально разводят», - решил про себя Бэнсон), и Дюк объявил время ставок.
      – Антэ - десять? - предложил кто-то.
      С общего согласия ставки были сделаны по десять тысяч.
      – Пятьдесят! - заявил Дюк, после того, как игроки заменили карты.
      – Пас. Пас. Пас, - раздалось три возгласа.
      В игре остались Дюк, Монтгомери, горбун и Сонливец.
      – Уравниваю и пять сверху, - сказал Сонливец.
      – Уравниваю и пять сверху, - решил и Монтгомери.
      И вдруг всех озадачил горбун.
      – Уравниваю и сто сверху! - срывающимся в фальцет голосом выкрикнул он.
      – Пас, - уставившись в пространство перед собой невидящими глазами, обронил Сонливец. - Пропали мои шестьдесят пять тысяч…
      – Не в свою очередь сказал, - строго выговорил ему Дюк и, переведя взгляд на Монтгомери, объявил: - Уравниваю и добавляю ещё сто.
      – Пас, - сломался Монтгомери и отбросил карты.
      – Ты блефуешь! - с ненавистью глядя в лицо Дюку, проскрипел горбун.
      – Если я блефую, так вы в выгоде, мистер Трэк, - подчёркнуто вежливо ответил Дюк, выгружая на стол сто тысяч золотом, чтобы уравнять ставку, заявленную горбуном, и ещё сто тысяч - добавляя своих.
      – Да, я в выгоде! - согласился горбун. - Потому что сегодня - моя удача. Потому что теперь - моё слово. Вот мои сто тысяч. Я уравниваю до ста ваших, - и… больше не набавляю, а требую открыть карты!
      И он выложил на стол свои.
      Гул изумления пронёсся по комнате. Качнулись огни на свечных фитилях в канделябрах.
      – Флэш-рояль! - Потрясённо сказал Жирондон. - Одному человеку! Дважды за ночь!
      Перед горбуном лежали уже знакомые Бэнсону туз, король, дама, валет и десятка - как и в тот памятный кон, только бубновые.
      – Если бы карты не были прибиты, мистер Трэк, - озадаченно произнёс Дюк, - я бы подумал, что вы где-то ловчите. Второй флэш-рояль! Понимаю ваше упорство. Выложили двести тысяч с довеском…
      – Карты! - перебил его Крэк.
      – Разумеется, открою, - кивнул Дюк и обвёл взглядом присутствующих. - Обратите внимание джентльмены, какая ночь…
      – Карты!! - взвизгнул горбун, и привстал, и уткнулся клином груди в край стола.
      – Вы не могли бы взять себя в руки, мистер Трэк, - медленно проговорил Дюк. - Если я позволил себе паузу - то лишь в виду исключительной торжественности момента. Сейчас убедитесь.
      – Карты, - с ненавистью прохрипел его визави.
      – Что, - спокойно, в гробовой тишине, произнёс Дюк, выкладывая перед собой десятку, - джентльмены, может быть сильней флэш-рояля?
      – У… у… у вас что, покер* (* П о кер - высшая по силе комбинация: пять одинаковых карт.)?! - заикаясь, спросил Монтгомери.
      – Он блефует! - почти взвыл горбун. - Даже если у него есть джокер - то у него не может быть четырёх десяток! Потому, что одна из них - у меня!!
      – А вторая - у меня, - задумчиво проговорил Дюк, открывая вторую десятку, - и третья - у меня, - и открыл третью.
      Монтгомери засопел. Шепнул быстро:
      – Но ведь четвёртая - действительно у мистера Трэка!
      – И четвёртая у меня, - сказал Дюк, докладывая к трём десяткам разорванного наискосок джокера (горбун вздрогнул), и пятая - тоже здесь, - заключил Дюк и открыл… второго джокера.
      – У-о-а-у! - восторженно заревели за столом, а Дюк, привстав, наклонился над столом и, выставив побагровевшую плешь, прокричал:
      – По!-кер!-сде!-лан!-джен!-тль!-ме!-ны!
      Что было силы бил в ладоши Сонливец. Сложив руки у рта, гудел трубой Жирондон. Восхищённо покачивал головой Монтгомери. А горбун, оббежав вокруг стола, схватил карты Дюка и стал рассматривать их, сличая место прокола - нет ли подмены. Потом он перевернул карты всех игравших и снял с гвоздя оставшуюся колоду. Сомнения отпали: оба джокера были у Дюка.
      – Никаких подмен, - резюмировал, наблюдая за манипуляциями Крэка, Монтгомери. - Мистер Дюк прилюдно и честно взял покером пятьсот шестьдесят пять тысяч.
      Горбун, качнувшись на тоненьких детских ножках, обвёл всех ледяным взглядом и прошипел:
      – Вы сговорились!
      – Научитесь проигрывать, мистер Трэк, - недовольно сказал Монтгомери.
      – Нет, его понять можно, - ответил хохочущий Жирондон, - за одну ночь - карэ и два флэш-рояля - и всё мимо денег!
      – Вы сговорились! - завопил горбун и подпрыгнул. И, вытянув перед собой длинный палец, добавил: - Я вам отомщу!
      Потом повернулся и заковылял в комнату с бассейном.
      А в игровой комнате повисла напряжённая тишина.
      – Все слышали, что он сказал? - спросил Дюк.
      – Это нехорошо, - поднял плечи Сонливец.
      – Игра была честной - это раз, - произнёс Жирондон. - Трэк богат и злопамятен - это два.
      – Родственники у него есть? - быстро спросил Дюк.
      – Нет никого.
      – Тогда что же?…
      И присутствующие, в полной тишине, посмотрев друг на друга, молча кивнули.
      – Что он делает? - спросил кто-то.
      Сонливец, выглянув в дверь, сообщил: - Пьёт из бассейна.
      – Тогда так, - Дюк обвёл всех пристальным взглядом. - Его кортеж придерживаем. Уезжаем вперёд. Ждём на подъёме у озера. Кто не хочет участвовать?
      – Все хотят мирно играть, - негромко произнёс Монтгомери.
      – Значит, и участвовать будут все.
 

      Близилось утро, и в замке с чёрными окнами наступил завершающий ритуал: все игравшие собрались у бассейна и наполнили чаши вином.
      – Кто выиграл - пусть радуется, - напевно произнёс слепой носитель ящериц. - Кто проиграл - завтра выиграет.
      Игроки, уже одетые, чинные, разом подняли фиалы и выпили. Дюк, зачерпнувший вина едва ли на треть чаши, лишь сделал вид, что пьёт. Он с нетерпением ждал возвращения Змея, который унёс в карету половину выигрыша: новый телохранитель, даже не смотря на могучие мышцы и крепкие кости, был не в силах унести за один раз полмиллиона золотом. А Бэнсон, радуясь оказии, неторопливо тащил чужой тяжкий груз, старательно запоминая длину лестничных маршей, спуски, подъёмы и повороты. Возвращаясь назад, налегке, он всё повторил в обратном порядке. «Змей» и представить не мог, когда бы это ему пригодилось, но в нём не было даже тени сомнения: уроки мастера Альбы и принца Совы были выше любых рассуждений.
      Игроки старательно и поспешно, - однако с демонстративным равнодушием на лицах, - обогнали мистера Крэка, оставив его спускаться в «манекеновый» холл самым последним. Воздух был напитан предощущеньем беды.
      Заговорщикам помог ещё и телохранитель полупьяного горбуна. Поддерживая хозяина за острый локоть, он шёл нарочито медленно, поджидая Бэнсона. Предполагая позадираться со Змеем перед остальными бойцами, он рассчитывал хотя бы на словесный, пусть и иллюзорный реванш. Но тот, поставив сундук на плечо, с убийственным равнодушием проследовал мимо. Остальные же телохранители смотрели на обвитого ремнями могучего, но не очень умного бойца с сожалением: все понимали, что в этой компании такое поведение недопустимо, - и уж как-нибудь - да наказуемо.
      Ранним прохладным утром из немого и тёмного замка вдруг вышла большая группа людей и попарно, расходясь веером, рассеялась в разные стороны. Все спешили к своим каретам. Горбун, выйдя последним, медленно ковыляя, всё больше отставал от других. Вот хлопнули дверцы и зашелестели колёса экипажей Сонливца. Почти вплотную за ним двинулись лошади Дюка. Затем из высаженного ровными полосами леса выехал кортеж Монтгомери. А горбун, поддерживаемый телохранителем, несущим пустой сундучок, всё ещё ковылял к своим трём каретам.
      За несколько минут лошади шести кортежей, нахлёстываемые кучерами, домчали до места, где дорога забирала круто в гору и делала почти полный разворот - так, что когда экипажи ехавшего последним Жирондона подъезжали к повороту, кортеж Сонливца двигался по второй половине дорожной петли - почти навстречу, и почти что над ними. Все кареты поднялись на верхнюю половину петли; внизу, на пустынной дороге осталась только одна - из кортежа Жирондона. Несколько человек из его свиты озабоченно топтались возле якобы сломанного колеса.
      Послышались топот и стук колёс карет горбуна. Передний экипаж, доехав до «сломавшейся» кареты, затормозил, и в ту же секунду из заднего окна этой кареты один за другим прогремели три выстрела. Стрелявшие знали своё дело, и пули легли точно. Все три кучера мистера Крэка упали на землю. А затем (Бэнсону показалось, что лопнуло небо) от стоявших наверху экипажей раздался залп из сотни, примерно, стволов. Кареты горбуна покачнулись от невидимого удара. С их крыш и стен, сверкая лаком и белой древесной сердцевиной, взметнулись щепки. Лошади испуганно присели и прянули назад, но суетившиеся возле «сломанного» колеса люди Жирондона уже бежали к ним, ловя под уздцы. А сверху, с откоса, размахивая сверкающими в ясном утреннем солнце клинками, тёмной стаей неслись охранники всех шести игроков.
      – Быстрее туда, - шепнул Бэнсону Дюк.
      – Зачем? - вопросительно взглянул на него телохранитель. - Пусть щенки порезвятся…
      – Ключ, ключ, ключ! - жарко зашептал Дюк, - на шее у горбуна ключ, сними его незаметно!
      В дальнейших объяснениях Бэнсон нужды не имел. Распахнув дверцу кареты, он выскочил и громадными прыжками понёсся к экипажу мистера Трэка.
      Он всё-таки опоздал: в простреленные раскрытые двери уже заглядывали две или три головы. Но Змей, добежав, бесцеремонно их оттолкнул, прорычав:
      – А ну-ка в сторонку! У меня здесь свои счёты.
      И всей тушей влез во внутренне пространство кареты, и закрыл проём узких дверей. Рядом кто-то возбуждённо стал рассказывать, как телохранитель горбуна задирал Змея и напрашивался на драку. Змей же, едва окинув взглядом пробитые пулями тела, рванул на Крэке ворот, предавшись секундному сомнению - всю ночь на шее обнажённого по пояс горбуна не было никакого ключа, - но нет, вот он. Висит на одной половинке цепи: вторая срезана ударом свинца. Дёрнув ключ и погрузив его в свой карман, Бэнсон с рёвом взялся за тело нахального ремненосца. Как будто это и было целью его посещения кареты, он выволок телохранителя Крэка, бросил на землю, под ноги любопытным зевакам, и с досадой проговорил:
      – К сожаленью - готов.
      У соседних карет шла работа. Там, звеня клинками, добивали раненых. Бэнсон наклонился и, отстегнув широкие, свиной кожи ремни, сложил их, повесил на шею и пошёл наверх, к карете Дюка, не обращая внимания на то, что кровь с ремней пятнает его одежду.
      – Принёс? - коротко спросил Дюк, когда его телохранитель сел рядом с ним.
      Бэнсон вынул из бокового кармана и протянул ему небольшой чёрный ключ. Дюк поспешно спрятал его и расплылся в блаженной, сладкой улыбке.
      – Это - чтобы показать, за чем бегал? - спросил он, кивнув на ремни.
      – Ну конечно, - сказал Бэнсон, но всей правды не договорил: он чувствовал, что ремни были ненормально тяжёлыми.
      «Интересно, что в них за тайна, - думал Змей, ощущая, как кожаные ленты давят на его шею. - Скорей бы приехать».
      Он успел заметить, как убитых кучеров заменили люди Монтгомери.
      – Приведут кортеж поближе к имению горбуна, - пояснил, перехватив его взгляд, довольный хозяин. - Обставят, как нападенье бандитов.
      – Ключ - от какого-то важного помещения в доме Крэка? - с деланным безразличием поинтересовался Бэнсон.
      – Разумеется, - помедлив, ответствовал Дюк.
      – Без меня не ходи.
      – Отчего так?
      – Я неплохой специалист по скрытым ловушкам.
      – Запомню.
      Щёлкающие удары кнутов принялись часто бить напоенный пороховой гарью воздух. Кареты рванулись, - словно их владельцы, испугавшись только что сотворённого, спешили поскорее убраться.
      Но их кортеж, к удивлению Бэнсона, повернул не в ту сторону, откуда приехали, а в Плимут.
      – Нужно переждать немного, - пояснил ему Дюк. - Пусть тела Крэка и его свиты доставят в имение и вызовут помощника прокурора. Наша компания появится там позже - соболезновать и возмущаться.
      – Будет делёж наследства убитого разбойниками горбуна? - уточнил Бэнсон.
      – Да, но какой делёж! Недвижимость, конечно, сразу опишут - но она и не надобна. У каждого из нашей компании есть в имении предмет длительной зависти. Жирондон, например, выпросит для себя гарем: в нём несколько десятков невольниц.
      – А мы? - равнодушно спросил Бэнсон.
      – А мы… А я… есть там кое-что, что дороже сотни гаремов.
      Дюк даже передёрнул плечами.
      Остаток пути проделали в ненапряжённом молчании: Дюк, откинувшись к мягкой стене, жмурился в сладкой улыбке, а Бэнсон всё время думал - та ли это «компания», о недоступности которой слышал в своё время в Плимуте, или он напрасно теряет здесь время.
 

       Бэнсон и предположить не мог, насколько это была «та» компания. Он не знал, что в это самое время принц Сова разговаривал с кем-то из Серых братьев в знакомом Бэнсону доме в Плимуте.
       - Я выследил Тайверта, - говорил, устало откинув голову на спинку кресла, Сова.
       - Того самого? Гробокопателя?
       - Да. Его ещё называют Рассказчик. Тайверт привёл меня в поместье одного весьма влиятельного в Лондоне человека.
       - Как его имя?
       - Люди, которые нас интересуют, зовут его Дюк.
       - Выследить Тайвера было, вероятно, непросто. Он боязлив, а потому - очень внимателен.
       - Да. Но в данном случае это было не трудно. В этот раз он очень спешил - нёс, видимо, какую-то редкостную находку. Трудно будет другое: выследить Дюка, а через него - всю их компанию. Охрана у него поставлена крепко. В дом не попасть…
 

      Доехали до погружённого в утреннюю сонную дремоту Плимута. Проехали в порт. Здесь оставили кареты и дали работу ногам: нужно было как-то убить время.
      Дюк, погружённый в какие-то свои, по-видимому очень приятные мысли, широко шагал, так что и Бэнсону, не принужденному укорачивать шаг до размера хозяйского, было легко, - и он шёл этим свежим осенним утром вольно и быстро, и так же вдыхал полной грудью морской йодистый воздух.
      Открывались трактиры и торговые лавки, и Бэнсон с хозяином, оставляя прочую охрану снаружи, входили внутрь, к полусонным владельцам, где Дюк рассматривал, - а иногда покупал, - некоторые заморские причуды, в виде головного убора из цветных длинных перьев или кожаную перчатку без пальцев с наклёпанными на ладони железными чешуйками, - видимо, чтобы лазить по стволам деревьев. Бэнсон мало обращал внимания на разложенные на прилавке и развешанные вдоль стен товары. Он, входя в очередную лавку, внимательно высматривал - нет ли за спиной или сбоку притаившейся малозаметной двери, откуда могли бы появиться умелые и отчаянные работнички тёмных дел, чтобы ограбить богатого посетителя, а тело его утащить в ту же незаметную дверь: такие случаи - Бэнсон знал это - были. (Вот только немного сбивал его с привычного ритма мыслей острый запах табака и вид длинных шпалер разнообразнейших трубок в табачных лавках.)
      Вдруг, у одного из торговцев, помимо прочего заморского барахла, быстро текущего сквозь проворные пальцы, показывающие раннему покупателю индейские и африканские амулеты, Бэнсон заметил мгновенно притянувший его внимание яркий предмет. Это был кожаный обруч-лента, носимый, как угадывалось, на шее, от которого вниз на тонких шнурах свисали восемь мешочков. Они походили на небольшие кисеты, - каждый размером немного побольше крупного гусиного яйца, - яркой, даже весёлой окраски. Они были парные, - жёлтые, оранжевые, кирпично-розовые и светло-коричнево-красные. Поражало то, что на поверхности тонкой, в радостные детские цвета крашенной кожи, были нанесены зловещие рисунки квази-человеческих* (* Кв а зи (лат.) - «около», «как будто».)лиц. Лица эти, из нестираемой, чёрной, шероховатой матовой краски, то с оскаленными, то с просто разинутыми в немом крике ртами, одновременно и притягивали, и пугали. Даже непосвящённому было понятно, что в них таится чужая, с окраины света, тайная и могучая магия.
      – Сколько денег? - спросил Бэнсон, забирая из рук продавца цветную гирлянду.
      – Две гинеи! - торопливо сказал тот, опытным сердцем уловив в настроении посетителя и уверенность, и интерес.
      Сказав это, продавец ещё раз раскрыл рот, чтобы сообщить, что эта вещь необычайно редкая и что снижать цену он не станет, но Бэнсон, кивнув головой, отстегнул клапан пояса, достал две золотые монеты и не бросил, а аккуратно выложил их на прилавок.
      – Беру! - сказал он, и, ставя точку в нежданном, стремительном торге, надел амулет на свою мощную шею.
      Продавец, он же - владелец лавки, побагровев от понимания того, что если бы он затребовал пять гиней - посетитель выложил бы и пять, суетливо потянул к амулету руки, - жестом не требовательным, а бессильным, прощальным.
      – Я в них деревянные шарики положил, - дрожащим голосом сказал он, - чтобы удобнее было показывать; давайте я шарики вытащу - тогда в этих «мешочках» можно носить и огниво с кресалом, и другие полезные мелочи…
      – Оставь, - тяжело сказал покупатель. - Пусть будут с шариками. - И добавил: - Может, ещё за деревяшки тебе заплатить?
      Продавец, решив, что это - надменная, - в его адрес, - ирония, лишь вздохнул. Но покупатель засунул руку в карман и выложил на прилавок ещё шестипенсовик.
      Когда вышли из лавки на пристань, Дюк поинтересовался:
      – А что, Змей, для тебя две гинеи - заурядная сумма?
      – Нет, - ответил, прикасаясь к покачивающимся на груди цветным округлым мешочкам, Бэнсон. - Две гинеи для меня - это деньги.
      – Тогда отчего ты так легко с ними расстался?
      – В этих оскаленных человечках заключена какая-то сила, - ответил, ненадолго задумавшись, Бэнсон.
      – Ты это знаешь?
      – Я это вижу.
      Остаток пути совершили в молчании. Когда поднялись в карету, и возницы развернули кортеж в сторону имения горбуна, Дюк, разложив заднее сиденье, влез на него и, достав ключ, стал не отрываясь на него смотреть. Бэнсон, сидя на поскрипывающем под ним откидном креслице возле окна, так же подносил к глазам и рассматривал своих «оскаленных человечков». Он пытался поймать некую призрачную, ускользающую от него мысль, - осознание того, почему его так притянул к себе этот предмет. «Офф!» - вдруг выдохнул он, напряжённым сознанием «развернув»-таки в плоский лист прыгающий, призрачный «мячик» мучающей его мысли.
      Бэнсон сделал это, едва только вспомнил убитого в турецком караван-сарае немого товарища. «Урмуль!» - воскликнул мысленно Бэнсон в миг, когда одновременно с этим именем в сознании скакнул «мячик» и развернулся в осмысленную картину. Друг, обретённый им в пиратском Адоре, стоял в дальнем углу караван-сарая и метал в головы янычарам свинцовые мушкетные пули. Теперь Бэнсон знал, в какое грозное, и в то же время «невидимое» оружие превратятся его человечки, если деревяшки в них заменить ядрами, отлитыми из свинца, - одно - из, примерно, четырёх пуль: и в «мешочек» поместится, и вес - как раз Бэнсону по руке. «Как долго искал! - корил себя Бэнсон. - А догадка - настолько проста! Мастер Альба, конечно, это оружие придумал бы сразу!»
      Оставалось лишь добраться до дома, оставить хозяина на пару часов, - по придуманной когда-то Томасом Локком гаерной надобности «попить крови», - и найти в ремесленных рядах Лондона кузнеца или оружейника, который возьмётся отлить нужного размера свинцовые ядра.
 

      На выезде из Плимута Дюк вдруг привстал, открыл переднее окошко кареты и приказал кучеру: