Слово дано. Но легко сказать – написать книгу! Не имея представления о предмете, не зная литературных основ… Авантюра! Ведь литераторство лишь на первый взгляд дело лёгкое. Я припоминаю: там существуют таинственные и суровые законы и правила. Сюжеты, метафоры, персонажи. А ещё вот это, похожее на хищный и жадный рот нелепое словцо «жанр». В каком жанре я собираюсь писать? А какие мне вообще известны? Да никакие.

Никакие. Но вот я, когда-то бедный матрос, а ныне – состоятельный англичанин, имеющий весомый дворянский титул, семейными обстоятельствами принужден стать литератором.

Мне довелось попасть в приключения, во время которых я нашёл бесценный клад, обрёл друзей и встретил врагов, и теперь я взялся описывать эти приключения, прекрасно осознавая, что я в очень лишь маленькой степени – писатель, и в гораздо большей – авантюрист и дилетант.

НЕБОЛЬШАЯ РЕМАРКА

для моих детей Уильяма, Мартина, Алис, а также для их друзей и приятелей.

Уважаемые юные господа! Сегодня, войдя в кабинет, я оказался весьма озадаченным. За моим столом, разложив перед собой первые листы моей рукописи, восседали Уильям и Мартин. Лица их были серьёзны, а взгляды, которыми они меня встретили, достаточно строгими, даже, можно сказать, неодобрительными. Казалось, они вовсе не были смущены тем, что без меня они вошли в кабинет ! Я понял: что-то будет.

– Папа Том, – без предисловий и самым серьёзным тоном заявил маленький Мартин. – Нам это здесь не понятно!

– Что именно? – поинтересовался я, подходя к столу и стараясь придать себе вид беззаботный и лёгкий.

– Видишь ли, любезный отец, – неторопливо переложил с места на место исписанные листы Уильям. – Что такое кремень и кресало – известно каждому. Ими высекают огонь. Но вот ты написал слова: авантюрист и дилетант. Я, как ты понимаешь, могу взять с полки словарь и прочитать в нём, что они означают. Но у Билли и Джейкоба словарей дома нет. Это точно. Как же они тогда поймут?

– Джентльмены! – я вскинул обе ладони вверх. – Проблема ясна. Спешу вам сообщить, что авантюрой называют трудное рискованное предприятие. Настолько трудное и рискованное, что оно считается заранее обречённым на провал. Соответственно, человека, пускающегося в такое предприятие, называют «авантюрист». А «дилетантом» называют человека, который берётся за некое предприятие, не имея достаточной подготовки. Новичка, любителя. Но дело не в этом. Я, благодаря вашему своевременному замечанию, вижу, что не подумал о незнакомых для читателей словах. Поэтому, любезные дети, прошу вас помочь мне. Я приглашаю вас приходить сюда каждое утро и прочитывать то, что я написал за ночь. Если вдруг вам встретится непонятное слово, возьмите перо, чернила, – может быть даже цветные чернила, зелёные или красные, – и это слово отчеркните. Обещаю, что такие слова я стану помечать значком, похожим на маленькую снежинку, и внизу страницы давать им подробное объяснение. Проблема решена? Хорошо. Вы очень мне помогли. Большое спасибо.

Билли и Джейкоб! Спешу выразить свою благодарность и вам.

У ДЯДИ ДЖО

Я, Томас Локк Лей, родился двадцатого декабря тысяча семьсот сорок четвёртого года.

Рос я в семье своего дядьки, фермера Джонатана Лея, дважды женатого и имевшего от двух браков шестерых детей. Родителей своих, Локков, я не знал и не помнил, со стороны же окружавших меня людей сведения о них были весьма скудны. Всё сводилось к тому, что корабль, на котором они плыли, не пришёл в порт.

Первая жена Джонатана, миссис Молли Лей, называла меня «сироткой» и не сказать, чтобы баловала, но с какой-то скрытой теплотой выделяла среди троих своих детей. Она умерла, когда мне было пять лет.

Вторая жена моего дядьки, Бэсси, была молода и миловидна. Джонатан взял её из очень бедной семьи, хорошо знавшей, что такое нужда и голод, так что Бэсси весьма рачительно вела хозяйство. На мой взгляд, она была просто скупа и прижимиста, но в глазах Джонатана, однако, это являлось достоинством, поскольку сам он был в известной степени любитель повеселиться в дружной компании. Детей Бэсси делила на «Моллиных» (включая меня) и «своих».

Соседи наши, как и все мелкие собственники земли – йомены [1], имели две возможности: или увеличить свои владения и выжить, или разориться, продать землю и сделаться наёмными работниками. Джонатан, на моё счастье, относился к первым. Он был обжора и весельчак, с этим не спорю, а с возрастом и вовсе заделался важничающим барином, но ко всему тому он имел рациональный ум, смекалку, и – очень любил крестьянский труд, очень. У него всегда лежали денежки про запас и, как только кто-то из йоменов смирялся с неизбежностью утратить землю, он был тут как тут.

Всё началось зимой тысяча семьсот пятьдесят девятого года, когда мне исполнилось пятнадцать лет. Наш дальний сосед, Джек Бэзли, готовил к продаже большой участок земли. Джонатан, в случае приобретения этой земли, имел время на подготовку её к весенним работам, а уже осенью получил бы с неё изрядный доход. Но тут вмешалось второе заинтересованное лицо. Некто Осмунд Фельтэм тоже пожелал купить этот участок для постройки большой суконной мануфактуры [2]. Сложность ситуации была в том, что Бэзли хотел продать землю именно моему дядьке, поскольку, становясь коттером [3], он нуждался в постоянной работе, и эту работу, в благодарность за проданный участок, рассчитывал иметь у Джонатана. Но суконщик Фельтэм, подняв цену, вполне мог участок перекупить.

Дядька в один день собрал и отправил меня к одному из своих родственников в Бристоль, с просьбой о денежной ссуде, поскольку наличных средств для этой неожиданной конкуренции не хватало.

У родственника было собственное ремесленное производство: он лепил черепицу и фигурные кирпичи для кладки каминов. Здесь, в Бристоле, я сделал неоценимый подарок самому себе. На правах близкого человека я совал нос всюду, помогал где и кому только мог, и за те три дня, на протяжении которых собирались деньги для Джонатана, я узнал всё о набивке глины и обжиге её в печи. Кроме того, мне стали известны затраты на производство этого товара и его перевозку. (Секреты ремесла всегда и везде тщательно оберегаются, но передо мной не таились: я был свой.)

Когда я вернулся в нашу усадьбу, у Джонатана были гости. За столом перед ним сидел наш конкурент, сам Осмунд Фельтэм.

– Мистер Лей, – говорил гость, – вы же разумный человек. Сейчас, когда в Англии существует запрет на ввоз индийских тканей, я на своём сукне имею большие деньги. Сукно – прибыльное дело, и оно заставляет расширяться. Мне нужна эта земля. Конечно, вы можете участвовать в торге, и тогда мне придётся заплатить гораздо большую сумму, чем я предполагал. Но этот участок я куплю во что бы то ни стало. Вы же приобретёте злого соседа.

– Что же, вы предлагаете вот так просто отказаться от покупки, которую я ждал столько лет? – Задумчиво поинтересовался Джонатан, запуская свои толстые пальцы в рыжеватую бороду.

– Нет, – помедлив, ответил гость. – У меня другое предложение. Знаете южный край этого участка?

– Там, где овраг?

– Там, где овраг. Забирайте себе эти два акра. Бесплатно. У меня они всё равно будут пустовать. А мне позвольте купить участок по сегодняшней, низкой цене. Подумайте до завтра, и кончим дело по возможности мирно.

Гость попрощался, взял шляпу, накинул редингот, поклонился и вышел.

Долгое время Джонатан был молчалив и задумчив. Но всё же я решил обратиться к нему:

– Дядя Джо, я знаю это место.

– Я тоже знаю, сынок. Овраг. Глина, ручьишко внизу. Бросовая землица, пустая. А всё же придётся взять – участок он всё равно перекупит. Упрямый джентльмен этот Осмунд, упрямый.

– Дядя Джо, этот овраг может приносить деньги.

Он пристально посмотрел на меня, пригладил всклокоченную бороду, сел.

– Ты, Томас, всегда удивлял меня тем, как ты думаешь. Мои-то сынишки так не умеют, не дал Господь. Да и сам я – убей меня гром – не знаю, что с этим овражком можно сделать!

– Вода и глина, дядя Джо. Там можно поставить печь и делать кирпич или же черепицу.

– Погоди-ка, сынок, – перебил он меня, – а где взять мастера? Подсобных рабочих? Куда возить на продажу, по какой цене?

Я оживился, подсел к столу, отодвинул какую-то посуду.

– Мастера искать не нужно, я знаю все секреты. Подсобные работы настолько просты, что с ними справятся ваши три сына. Так что здесь не будет ни пенса расходов, разве только на уголь…

– Куда возить продавать? – коротко и деловито спросил Джонатан, тоже двигая по столу посуду.

– И возить не нужно. Всё продадим здесь, на месте.

– Кому?!

Я от волнения сделал паузу, оттянул пальцем завязанный на шее платок и выложил:

– Осмунду Фельтэму.

Какую-то минуту дядька сидел с выпученными глазами и приоткрытым ртом, на мой взгляд, нарочно чуточку преувеличивая изумление. Затем он свёл пальцы в пухлый кулак и бабахнул этим кулаком по столу, выкрикнув:

– Убей меня гром!

Он вскочил и забегал вокруг стола, загибая пальцы и приговаривая:

– За мастера не платить, за рабочих не платить, за перевозку не платить… У нас будет самая дешёвая черепица в графстве! Упрямый джентльмен подсчитает расходы на кровлю для своей мануфактуры, сравнит с нашей ценой и купит черепицу у нас!

– Но, дядя Джо, мы не станем продавать ему черепицу.

Джонатан замолчал, вернулся за стол и, недоверчиво покачивая головой, спросил:

– Что ещё, сынок?

– Мы продадим ему всю кровлю, целиком. Понимаете, дядя Джо, чтобы сделать форму для черепицы, нужно знать секрет, как одна сцепляется с другой. А если мы знаем этот секрет, то сами можем выложить кровлю.

– И взять денежки ещё и за это!

– И взять денежки и за это.

Посерьёзневший Джонатан поднялся, принёс перо, чернила, бумагу и мы занялись расчётами.

На следующий день Джонатан Лей получил в собственность участок земли с овражком, а также заключил подряд на все кровельные работы на мануфактуре Осмунда Фельтэма.

– Теперь не подведи, – сказал он мне за ужином, показывая подписанные бумаги.

Затем сообщил всем домашним:

– Так вот, у сыновей Лея появилось собственное дело. Какая бы ни была прибыль, Томас получит половину. Другую половину, – он посмотрел на троих своих сыновей, – разделите вы. И поверьте мне, это будут немалые деньги!

С мальчишеским азартом мы взялись за работу. Я мастерил формы для черепицы, а двоюродные братья разбирали отданную нам конюшню, очищали и складывали кирпичи. Помимо этого мы заготавливали древесный уголь, известь, бегали к оврагу и колышками размечали место.

Весной мы поставили печь.

Точнее, здесь у нас был целый городок. Навес над печью, сарай для замеса и формовки глины, площадка для черепицы. Джонатан ни разу не появился у нас, хотя бы посмотреть, как идут дела. Всё, что мы делали – мы делали сами.

Непередаваемую радость принёс нам день, когда мы вынули из печи первую партию черепицы. Настоящие, рыже-красные, шершавые, звонкие пластины. Одну из них мы принесли домой, и Джонатан долго вертел её в руках, приговаривая:

– Ах, сынки, ах, деточки…

(А что там, ну, черепица. Всего-то забот – увидеть и перенять чьё-то ремесло.)

Летом, когда стены мануфактуры Осмунда поднялись на нужную высоту, моя мальчишеская команда принялась за кровлю. Нас сопровождали насмешливые выкрики скалящих зубы матросов, но мы отмалчивались.

Разумеется, нужен был кто-то умеющий ставить стропила, и мы нашли его – плотника, одинокого старика, который сидел без пенса в кармане и чрезвычайно нуждался в работе.

За три недели мы выложили кровлю над мануфактурой и прилегающим жилым бараком. Ещё две недели ушло на домик для управляющего и подсобные постройки. На следующий день после окончания работ произошли два события, одно из которых было совершенно неожиданным. Во-первых, нам выплатили целую кучу денег. Во-вторых, от совсем неизвестных людей мы получили два новых заказа на кровельные работы.

МАСТЕР ТОМ

Итак, мы получили новые заказы на нашу черепицу, и впервые в обращении ко мне прозвучало слово «мастер». Этим словом жизнь сказала мне: «ты существуешь».

Мы трудились до поздней осени, пока дожди не стали мешать кровельным работам. Ну а после первых заморозков, сковавших глину, мы остановили печь.

Наконец, настал день, когда мы подвели итог. Вечером, после ужина, Джонатан отослал из столовой женщин и устроил семейный совет. На столе тусклой горкой лежали заработанные нами монеты. От них отняли деньги, причитающиеся старому плотнику, и всё равно осталась значительная сумма. Её разделили, как и было оговорено: половину мне, вторую половину – трём моим помощникам.

Наш плотник, получив расчёт, дрожащим голосом признался, что не ожидал такой щедрости. Он немедленно бросил своё нищее хозяйство и уехал в Бристоль. (Через какое-то время он прислал мне письмо, в котором сообщил, что на паях открывает мастерскую по изготовлению мебели, и просил по этому случаю небольшой кредит. Я тотчас дал ему денег, а когда он их возвращал, то прислал в придачу изящный ларец из красного дерева с отделениями для монет и деловых бумаг.)

Но это случилось зимой, а пока меня ожидало крайне неприятное событие. Бэсси, узнав о том, сколько денег я получил, впала в неистовство. Она перестала разговаривать со мной, в обращении же с домашними выбирала между злостью и яростью. Дом затаился. Высшего напряжения ситуация достигла в один из вечеров, когда Бэсси потребовала, чтобы я вносил деньги за питание. Тут мы увидели второе лицо добряка Джонатана. Его рык разнёсся по всему дому! Он побагровел, вцепился пальцами в край стола и принялся бросать в лицо опешившей жене гневные выкрики, из которых я запомнил лишь то, что дело придумал Том, и организовал его Том, и сыновья Лея имеют теперь кучу гиней [4], да в придачу – бесценный опыт самостоятельных поступков во взрослой жизни, и что, наконец, сам шериф, начальник графства, произнёс однажды: «мастер Томас Локк Лей». (Враньё, конечно.)

Жизнь в доме после этого стала спокойней, но напряжение не исчезло. Не спасло даже то, что остатками черепицы мы покрыли несколько скатов на наших собственных дворовых постройках. Как нарочно, в течение зимы к нам несколько раз поступали заказы на черепицу, и неизбежные разговоры о будущих доходах приводили Бэсси в состояние тихого бешенства.

В декабре мне исполнилось шестнадцать лет.

Артель моя отработала ещё одно лето, и наступила уже ожидаемая мною развязка. Как вода подмывает каменную стену, так Бэсси сточила мужа. Осенью, после завершения всех работ, снова пришла пора подводить итоги. Мы выложили на стол вырученные деньги, и Джонатан от имени всех сделал мне предложение – забрать всю эту сумму себе… и выйти из дела.

– Пойми, Том, – говорил он, – самому и стыдно, и тяжело, но выхода нет. Бэсси считает, что ребята вполне уже сами могут делать черепицу, и здесь она, наверно, права. А у тебя набирается солидный капитал, да плюс твоя голова – ты придумаешь и откроешь новое дело!

Помощники мои молчали, пряча глаза, ждали, что я отвечу. Джонатан вздохнул и закончил:

– А иначе Бэсси не даст нам житья, убей меня гром…

Это было нехорошо. Это было неправильно. Даже если жена не даёт тебе жизни – это не оправдание. Возникли сложности – так прикрой лавочку вовсе, но не предлагай принудительного отступного с тем, чтобы забрать чужую идею себе! Сам я так никогда бы не поступил. Однако вслух я как можно спокойнее сказал:

– Очень хорошее предложение. Я принимаю его.

После этого встал и всем четверым крепко пожал руку. Все облегчённо вздохнули, заулыбались, виновато переглядываясь. Джонатан достал кожаный мешочек и, ссыпав в него монеты со стола, протянул его мне. Звонкая тяжесть наполнила мою ладонь. Одновременно с этим в груди поднялось щемящее чувство грусти. Я принял решение покинуть дом родственников, чтобы не быть причиной раздора.

Я уехал на другой же день. Быстро, чтобы не дразнить Бэсси суммой увозимых денег. Однако перед этим, поздно вечером, поговорил с Джонатаном. Я предупредил его, что будущее черепичного дела не так уж безоблачно. В нашей округе мы обслужили почти всех, кто мог платить за черепицу, возить же на дальние расстояния не имело смысла – наш товар не выдержал бы конкуренции с тем, например, что производили мастера вроде бристольского родственника. У них были свои, «прикормленные» заказчики и клиенты. Поэтому нужно искать новую идею – куда приложить деньги и опыт. Но Джонатан, как мне показалось, расценил моё предостережение как проявление обиды, и не поддержал разговора.

ХИТРЫЕ СКУПЩИКИ

Осенью тысяча семьсот шестьдесят первого года я приехал в Бристоль.

Это был прыжок в тёмную пустоту. Признаюсь – было страшно. Один в чужом городе. Без крыши над головой, без угла, очага, чьёго-то плеча рядом. Большой портовый город, с его карманными воришками, осевшими на берегу бывшими пиратами, грозными полисменами неприветливо шумел вокруг меня. Но нет! Помнится, был здесь человек, которому, кажется, я сделал однажды доброе дело!

С большим трудом я разыскал мастерскую старого плотника. Седой, маленький, как ребёнок, он важно восседал на скамье, ножки которой утопали в куче стружек, источающих волшебный смолистый запах. Моё появление обрадовало его чрезвычайно! Он бросил работу, притащил пиво, окорок, зелень и сыр, и мы сели за стол. В мастерскую то и дело заглядывали люди, и каждому он представлял меня как мастера Томаса Лея, владельца черепичного цеха.

Я поселился у него и несколько дней бездельничал, привыкая к городу.

Дом, в котором обосновался старик, был добротным каменным строением в три этажа. Два верхних занимал владелец дома с семьёй, на первом разместились табачная лавка и кондитерский цех. Половину подвала арендовал поставщик оборудования для горных работ, который собирал насосы из готовых частей. Вторую половину выкупили в собственность мой плотник и его компаньон.

Самого компаньона я увидел лишь на третий день пребывания в городе. Неопрятный, пухлый детина, он с порога принялся причитать, что в подвале сыро, дерево не высыхает и мебель получается скверная, и что дохода опять не предвидится. Он потоптался по мастерской, шурша стружками, вытирая нос грязным шейным платком, и ушёл, прихватив со стола кусок сыра.

– На самом деле всё не так плохо, – отозвался старик на мой безмолвный вопрос. – Я делаю мебель, а он продаёт, и, конечно, по хорошей цене, только мне об этом не говорит. Я уже старый, мне не по силам бегать по городу и устраивать дела с покупателями. Он пользуется этим!

Немного помолчав, он вдруг предложил:

– Иди ко мне в компаньоны, Том.

– Что же, – с непониманием посмотрел я на него, – а как же этот?

И кивнул в сторону двери.

– Он уступит тебе свой пай. Твоих черепичных денег вполне хватит, чтобы его выкупить.

– Но он может не согласиться, – растерянно возразил я.

– А я заболею, – старик хитровато улыбнулся, – и перестану работать. Он сам предложит тебе выкупить его пай, да ещё будет считать, что провёл тебя!

– А это будет честно? – осторожно спросил я старика.

– А честно позволять компаньону обманывать себя, да ещё делать вид, что всё хорошо?

Через месяц, в семнадцать лет, я стал совладельцем столярной мастерской.

Как-то вечером старик поделился со мной новостью.

– Наш домовладелец в панике, – таинственно сообщил он. – Английский престол занял Георг Третий, царствовать ему сто лет. Он укрепляет партию тори против партии вигов. В стране неспокойно.

Он выразительно посмотрел на меня.

– А домовладелец при чём? – не понял я.

– Неспокойно в стране, – повторил со значением старик. – У полиции и глаз зорче, и рука твёрже. А тут к соседу нашему, что собирает насосы, по ночам зачастили люди. У хозяина сон пропал, он подкрался и подслушал. Люди эти – крестьяне из тайного общества, называют себя «дубовые ребята». Сговариваются против лендлордов [5] и арендаторов. Теперь наш домовладелец боится, что их раскроют, а его обвинят в укрывательстве.

– Пусть выгонит их! – не утерпел я.

– Так он и их боится, – развёл руками старик. – Вчера пришёл, напился пива, жаловался мне.

До утра мы обсуждали эту новость и нашли, что ситуация весьма выгодна для нас. Утром мы пригласили хозяина дома к себе и предложили простой выход из положения. Он продаёт нам вторую половину подвала, и мы на законных правах вытесняем оттуда опасного соседа. Ещё одна польза для него в том, что мы устроим там сушильню для дерева, и в доме постоянно будет тепло.

Для хозяина избавление от «дубовых ребят» было вопросом жизни и смерти, и он немедленно продал нам вторую половину подвала, причём за сумму, почти вдвое меньшую, чем та, которую мы ожидали.

Дела пошли в гору. Мастерская стала просторной. Мы взяли двух рабочих, поставили два новых верстака и отгородили спальный угол. В бывшем насосном помещении я сложил голландскую печь, и теперь в нём день и ночь стояла жара. Там сохло под прессом дерево, отстаивался мебельный лак, хранился уголь и подсобные материалы. Хозяин табачной лавки, что располагалась на первом этаже, над нами, приносил к нам в сушилку влажный табак и сигары и за это платил шесть пенсов [6] в неделю.

Однажды он похвалился новыми курительными трубками, доставленными ему из Голландии. Мы с плотником выбрали несколько обрезков орехового дерева и сделали копии, да так, что мало кто мог отличить их от оригинала. С этого дня, под огромным секретом, все трубки для его торговли делали мы. Ему они обходились вчетверо дешевле, чем голландские, мы же получили новый, неожиданно крупный доход, особенно когда, пользуясь низкой стоимостью, наш заказчик стал продавать их большими партиями.

КОМНАТА С ПОДОКОННИКОМ

Весной именно от владельца табачной лавки мы получили известие, что его соседи-кондитеры, недовольные тем, что аромат их сдобы и пряностей перебивается запахом табака, арендовали другое помещение и собираются выезжать. И мы решились на хитрость.

Я отыскал нашего бывшего соседа, сборщика насосов, и, не показываясь ему на глаза, передал известие, что наш домовладелец снова сдаёт помещение, и за умеренную цену. На следующий день он нанёс деловой визит хозяину, а тот, едва только выпроводил страшного гостя, примчался к нам. (Мы же не подали вида, что поджидаем его.)