Основной целью войны было создание независимой в экономическом отношении Японской Империи, окруженной надежным «поясом обороны». Для достижения этой цели предполагалось захватить район, лежащий в пределах линии, соединяющей Курильские и Маршалловы острова (в т.ч. о. Уэйк), архипелаг Бисмарка, острова Тимор, Ява, Суматра, а также Малайю и Бирму, укрепить его, а затем склонить США к заключению мира (в качестве «аргумента» при этом, по-видимому, предполагалось использовать террористически-набеговые операции). Однако, этот амбициозный план мог быть реализован только при одном условии – «парализации» основных сил флота США.

Организатором и вдохновителем удара по Перл-Харбору стал адмирал Исироку Ямамото – главнокомандующий японским Объединенным флотом.

Полезность внезапного (без объявления войны) удара по главной военно-морской базе противника и его боевым кораблям показали действия адмирала Того в Порт-Артуре – пример, что называется, был у Ямамото перед глазами. Однако Перл-Харбор был несколько дальше от Японии, нежели Порт-Артур.

Ключ к решению Ямамото нашел в массированном использовании авианосцев.

В предвоенные годы большинство высших военно-морских чинов придерживались так называемой «доктрины Мэхэна», отводившей основополагающую роль линейному кораблю. Авианосец считался вспомогательным кораблем, пригодным в основном для воздушной разведки. Правда, в ноябре 1940 года английские палубные самолеты нанесли весьма успешный удар по итальянским кораблям в базе Таранто. Но, по-видимому, единственным, кто сделал выводы из этого, был Ямамото. В январе 1941 года начальник штаба 1-го воздушного флота контр-адмирал Ониси получил приказ о начале предварительной разработки операции по уничтожению американских кораблей в Перл-Харборе.

Практические шаги по реализации плана начались в августе. Заработала система тренировки летного состава, причем ориентированная на конкретную операцию. Решалась куча попутных технических проблем типа приделывания деревянных стабилизаторов к торпедам, предназначенным для мелкой гавани Перл-Харбора. Проводились теоретические военно-штабные игры.

К ноябрю 1941 года ударное соединение было почти готово к бою. «Почти», потому что летчики двух последних по времени спуска авианосцев – «Секаку» и «Дзуйкаку» – полного объема боевой подготовки не прошли. Это, кстати, имело далеко идущие последствия.

Одним из основных условий успеха операции считалась секретность. Однако Ямамото исходил из того, что выход соединения неизбежно будет обнаружен агентурной разведкой или службой радиоперехвата.

Наконец, на подходе к Гавайям авианосцы должны были быть обнаружены авиаразведкой.

Поэтому при выборе курса ударного соединения Ямамото стремился к тому, чтобы снизить для американцев «время принятия решения». Корабли собрались в водах Курильских островов и оттуда направились к Гавайям через наиболее пустынную северную часть Тихого океана, держась в стороне от судоходных трасс. Соблюдалось полное радиомолчание. И все же... соединение должно было быть обнаружено. Именно поэтому Ямамото считал, что треть соединения Нагумо будет потеряна, именно поэтому в своем напутственном слове он призывал пилотов с боем прорываться к цели. Ямамото планировал не внезапное нападение, а встречный бой. Все его действия должны были лишь создать оптимальные условия для такого боя. «Лаг времени» (на осмысление, перепроверку, обдумывание) между обнаружением соединения и ударом по нему Ямамото определял в одни сутки. Это подтверждает инструкция, переданная Ямамото командующему ударным соединением:

1. Если оперативное соединение будет обнаружено противником за двое суток до «дня X», оно возвратится в Японию, не произведя нападения.

2. В случае обнаружения оперативного соединения противником за одни сутки до «дня X» командир соединения под свою ответственность принимает решение о дальнейших действиях.

3. Если обнаружение оперативного соединения противником последует в течение суток до «дня X» или утром «дня Х», нападение производится.

4. В случае успешных переговоров с Соединенными Штатами, где бы соединение ни находилось, нападение отменяется.

5. При попытке американского флота перехватить японское оперативное соединение при подходе к Перл-Харбору – последнее контратакует. При этом, если американский флот в погоне за оперативным соединением войдет в воды японской метрополии, в бой в качестве сил поддержки вступят главные силы японского флота.

6. Если после прибытия оперативного соединения в воды Гавайских островов будет обнаружено, что американский флот находится в море, а не в Перл-Харборе, провести поиск в радиусе 300 миль вокруг о. Оаху и при установлении соприкосновения с американским флотом атаковать его; если же американский флот обнаружен не будет – отойти.

Успех удара по Перл-Харбору был неожиданным и, похоже, изрядно спутал планы Ямамото. Адмирал предполагал, что сражение у острова Оаху будет выиграно, но это будет хотя и громкая, но более или менее обычная победа. Для американцев, соответственно, более или менее обычное поражение. Чаша весов сместится в сторону императорского флота, что обеспечит благоприятные условия для действий против Филиппин. Не более. Тихоокеанский флот США понесет потери от неожиданного и сильного удара, но и сам нанесет потери дерзкому противнику.

Случилось, однако, так, что японцы имели полный успех. Кроме того, из-за нечеткой работы персонала японского посольства в Вашингтоне нота об объявлении войны была вручена госсекретарю США не как предполагалось, за 30 минут до начала атаки Перл-Харбора, а на час позже. В результате в сознании всех американцев – от президента до последнего солдата – Перл-Харбор стал символом не обычного поражения, а позора. Позора, который надо было смыть во что бы то ни стало, каких бы потерь это ни стоило. Страна сплотилась. За объявление войны голосовали даже изоляционисты. Так были перечеркнуты надежды Ямамото на ограниченную войну.

Ударное соединение не было готово развивать успех. Прежде всего – психологически. Японцы ожидали массовых налетов вражеской авиации – с наземных баз, с не обнаруженных до сих пор авианосцев. Они и подумать не могли, что противник не способен к сопротивлению. Футида умолял Нагумо позволить нанести еще один удар по Перл-Харбору, но получил категорический отказ. Соединение повернуло назад, в Японию.

После того как основные силы американского флота были выведены из игры, осуществление операций по захвату американских, британских и голландских владений в Юго-Восточной Азии прошло с удивительной легкостью. Отдельные контратаки союзников на общий ход событий влияния практически не оказали. В апреле соединение Нагумо вихрем пронеслось по северо-восточной части Индийского океана, потопив ряд кораблей и судов и нанеся тяжелый урон английским базам в Коломбо и Трикономали. Под влиянием этих успехов японское командование приняло многообещающее, но рискованное решение – отложив укрепление захваченных позиций, расширить пояс обороны с включением в него всей Новой Гвинеи, западных Алеутских островов, о. Мидуэй, островов Новая Каледония, Фиджи и Самоа. Это позволило бы установить контроль над большей частью акватории Тихого океана, создать постоянную угрозу Аляске и Гавайским островам, изолировать Австралию, а главное – принудить американский флот к решительному сражению.

Снова взглянем на карту Тихого океана. Попытаемся оценить то положение, которое занимает остров Мидуэй. Единственный на тысячу миль клочок суши. Геометрический центр треугольника, образованного японской базой на Уэйке и американскими – в Датч-Харборе и Перл-Харборе. Ярко выраженный центр позиции. Оборудованная база всего в 1150 милях от Оаху. Идеальный опорный пункт для оказания давления на Гавайи.

В свое время адмирал Того, выведя из строя несколько русских кораблей внезапной атакой, добился победы в войне, блокировав русский флот в Порт-Артуре. Цусима известна всем как яркое завершение боевых действий. Но решающее значение имела не она, а бой в Желтом море 28 июля 1904 года, в котором русский флот не потерял ни одного корабля, но был принужден к возвращению в крепость.

Блокировать Оаху много труднее, чем Порт-Артур. Речь могла идти только о так называемой «дальней блокаде». И Мидуэй подходил для этого превосходно.

В случае захвата японцами Мидуэя американский флот, оставаясь на Гавайях, постепенно терял оперативную свободу, все сильнее подвергаясь действию блокады. Перл-Харбор мог превратиться в Порт-Артур (с теми же особенностями: слабость ремонтной базы, удаленность от метрополии, блокированность). Рано или поздно Тихоокеанский флот США был бы вынужден прорываться в Сан-Диего, и не факт, чтобы это ему удалось бы. А на Атлантике все это время создавалась бы очередная Вторая Тихоокеанская эскадра...

Именно поэтому Мидуэю отводилось центральное место в планах наступления, начатого Японией в мае 1942 года. Стратегическая геометрия была достаточно сложной. Первоначально осуществлялась двойная операция отвлечения. Десант на юго-восточном побережье Новой Гвинеи (на котором, кроме того, настаивало армейское командование) и обеспечивающие его действия в Коралловом море должны были приковать внимание противника к Австралии. Высадка на западные Алеуты и удар по Датч-Харбору имел своей целью озаботить американцев еще и безопасностью Аляски, а при везении создать у их берегов трудно устранимую слабость. А в это время ударное соединение Нагумо захватывает Мидуэй и создает там базу.

Японцы были не так уж далеки от победы. Они даже прикоснулись к ней. И если бы план Ямамото был выполнен, он мог быть признан одним из самых красивых замыслов в истории войн на море.

Однако предшествующие победы привели к тому, что японское командование, в том числе и сам Ямамото, совершило одну из самых опасных на войне ошибок – недооценило противника. Если план операции против Перл-Харбора – план превентивного удара – строился в расчете на встречный бой, то планы «МО» (оккупация Порт-Морсби) и «MI» (захват Мидуэя) явно основывались на предположении, что американский флот будет действовать именно так, как ему «предписывалось» японскими штабистами.

Что касается американцев, то, не имея ни сил, ни опыта, которые позволили бы им выдержать бой с японским флотом, они прибегли к наиболее правильной в такой ситуации тактике: «кусай и беги». С января по апрель 1942 года американские авианосцы провели ряд набегов против передовых японских баз и редкостный по дерзости и нестандартности решения рейд на Токио. Не нанеся особого ущерба японцам, эти операции не сопровождались и существенными потерями. Они позволили американским морякам и летчикам приобрести некоторый боевой опыт, а также уверенность в себе.

Бой в Коралловом море стал «первым звонком» для императорского флота – звонком, который не был услышан. Бездарная потеря «Сехо», плохо налаженная связь, завышенная оценка американских потерь, наконец, отмена высадки в Порт-Морсби уже после того, как американские корабли покинули район боя, – все это предвосхитило события, приведшие в конечном счете к краху Японии. Но наиболее существенным итогом этого боя стало то, что авианосцы 5-й дивизии – «Секаку» и «Дзуйкаку» – не смогли принять участие в Мидуэйской операции, на треть ослабив соединение Нагумо. Тем не менее японцы сочли этот бой своей победой, что еще более усилило эйфорические настроения. «Если уж сыновья наложниц смогли победить, – говорили моряки соединения Нагумо, намекая на несколько худший уровень подготовки 5-й дивизии авианосцев, – то сыновья законных жен и вовсе не должны иметь равных в мире».

Что же произошло у Мидуэя? Казалось бы, все ясно: причинами сокрушительного поражения японского флота стали «расколотый» американской разведкой код плюс сопутствовавшее американцам несказанное везение. Однако не все так просто. Готовясь к сражению, Ямамото отказался от мысли включить в состав ударного соединения «Дзуйкаку», который был совершенно исправен, хотя и лишился авиагруппы. График движения Главных сил был построен так, что к моменту боя они находились примерно в 500 милях позади авианосцев и никакого участия в сражении в итоге не приняли (вспомним, что в бою у мыса Энганьо в октябре 1944 года адмирал Холси развернул свои линкоры впереди авианосцев), а сам Ямамото, находясь на борту «Ямато», практически лишился возможности влиять на ход боя. В ходе подготовки операции недопустимо широко использовалась радиосвязь. Наконец, поступившее 1 июня сообщение с подводной лодки 1-168, в котором говорилось о повышенной активности американцев на Мидуэе, японского командующего не насторожило.

Тактическое руководство сражением осуществлял вице-адмирал Нагумо – опытный командир, не отличающийся, однако, большими талантами. Он действовал по принципу «угроза – ответ», не пытаясь осмыслить положение дел в целом. Далее сыграла роль уже упоминавшаяся национальная черта (усиленная политической системой, не то квазитоталитарной, не то квазифеодальной) – неспособность к импровизации. Когда на сцене неожиданно появились американские авианосцы, японцы действовали по правилам, более того – по уставу. Они проиграли, опоздав на 5 минут с подъемом самолетов с авианосцев. Но до этого они час снимали с машин бомбы, складывая их на полетных палубах, и подвешивали торпеды. Потому что «по уставу» против кораблей торпеда является более сильным оружием, нежели бомба. Не исключено, впрочем, что Нагумо просто пытался создать оперативную паузу, чтобы разобраться в ситуации.

Итак, к вечеру 4 июня 1942 года четыре лучших авианосца императорского флота перестали существовать. Но даже тогда сражение еще не было проиграно. В распоряжении Ямамото оставались линкоры и крейсера. Ямамото отдал адмиралам Абэ и Кондо приказ на преследование противника и ночной бой. Однако вскоре после полуночи командующий отменил свое решение и отозвал корабли. Это было его последней ошибкой, решившей исход сражения и всей войны.

У американцев осталось не так уж много самолетов; они покидали район боя. «Yorktown» был оставлен командой. Можно было возобновить сражение на следующий день и вырвать победу у торжествующего противника. Риск потери линкоров уже не имел значения – Мидуэй был решающим сражением: победитель выигрывал войну.

Существует целый ряд причин для столь категоричного заявления. Стратегических: решалась судьба плана Ямамото. Психологических, весьма важных именно для японцев с их «восточным темпераментом». Наконец, существовала чисто техническая причина – соединение Нагумо было Первым ударным авианосным соединением. Еще Русско-японская война показала, что японцы обеспечивали ударные корабли элитным личным составом: броненосцы первой эскадры стреляли и маневрировали лучше остальных кораблей. Во Вторую Мировую положение усугубилось.

Потеря 4 авианосцев была очень неприятной, но не фатальной. Гибель 280 самолетов, утонувших вместе с ними, срывала многие замыслы, но этот авиационный парк пока еще можно было восстановить. А вот потерю подготовленного кадрового состава 1-го воздушного флота возместить было нечем. С этого момента американцы получают преимущество в равных воздушных боях. Потом, когда потоком пойдет новая техника, это преимущество усугубится.

Именно поэтому после гибели соединения Нагумо японцам нечего было терять. Но это и означало, что сражение им нужно было доводить до логического конца.

Сейчас, когда известны все обстоятельства того боя, можно предположить, что, если бы Ямамото и рискнул продолжить операцию, ему, скорее всего, не удалось бы уничтожить больше ни одного американского корабля. Но Мидуэй он бы захватил, и впоследствии обладание этим пунктом стало бы очень серьезным козырем в руках как военных, так и дипломатов.

Японцы не решились рискнуть, направив «Ямато» (и с ним еще 10 линкоров) против двух американских авианосцев у Мидуэя. Менее чем через три года одинокий «Ямато» погиб у Окинавы, брошенный в безнадежный бой против 17 авианосцев 5-го флота США. И остальные корабли, уцелевшие в решающем сражении, погибли в последующих боях. Бесполезно и, в общем, бесславно.

После сражения при Мидуэе в боевых действиях на Тихом океане наступило некоторое затишье. Боевое соприкосновение между противниками сохранялось лишь на Алеутах и Новой Гвинее, где после отмены операции «МО» японские войска пытались форсировать хребет Оуэн-Стенли, чтобы овладеть Порт-Морсби со стороны суши. В конце июня в рамках плана укрепления оборонительного периметра империи японские саперы начали сооружение полевого аэродрома на о. Гуадалканал.

Нельзя сказать, что этот аэродром представлял слишком уж существенную угрозу союзникам. Если бы японцы успели ввести его в действие, это позволило бы им надежнее контролировать южную часть Соломоновых островов, а также создало бы некоторые – не слишком значительные – проблемы для конвоев, следующих в австралийские порты. Теоретически японские бомбардировщики с Гуадалканала могли достигать Новой Каледонии и даже (на пределе дальности) Сиднея и других пунктов на восточном побережье Австралии, но организация сколько-нибудь масштабного воздушного наступления, тем более с такой удаленной и плохо оборудованной базы, явно выходила за рамки возможностей японских ВВС.

Американский Комитет начальников штабов в это время планировал наступление, конечной целью которого должны были стать Филиппины, а промежуточной – северо-западная часть Новой Гвинеи. По мнению генерала Макартура, для осуществления этого плана было необходимо ликвидировать фланговую угрозу, которую представляла мощная морская и воздушная база, созданная японцами в Рабауле. Это требовало организации вспомогательного наступления вдоль цепи Соломоновых островов. Гуадалканал обладал рядом особенностей, делавших его подходящим исходным пунктом для этого наступления: наличие практически готового аэродрома, достаточная удаленность от Рабаула, осложняющая действия японской авиации, наконец – возможность использовать для поддержки высадки на остров бомбардировщики с базы на о. Эспириту-Санта.

На рассвете 7 августа американские морские пехотинцы высадились на Гуадалканале и практически без боя заняли недостроенный аэродром. А спустя менее двух суток произошел первый из длинной череды боев в водах вокруг острова – бой у острова Саво, который завершился блестящей победой адмирала Микавы: из 5 тяжелых крейсеров союзников, прикрывавших район высадки, 4 были потоплены; при этом повреждения, полученные японскими кораблями, были минимальны. Однако затем произошло необъяснимое: вместо того чтобы уничтожить сгрудившиеся на якорной стоянке у о. Тулаги транспорты с грузами для десанта (что, собственно, было главной задачей рейда), японские крейсера начали отход. После войны было сделано немало попыток как-то обосновать это решение Микавы. Говорили о гибели штурманских карт при попадании снаряда в штурманскую рубку флагмана, о том, что японский адмирал опасался подвергнуться наутро атакам с воздуха. Однако, по-видимому, дело несколько в другом. После Мидуэя у японских командующих сложилось ощущение, что «боги отвернулись от страны Ямато». И Микава, ведя свои корабли к Гуадалканалу, вряд ли был так уж уверен в успехе операции. Выиграв бой с крейсерами союзников, он счел, что исчерпал отпущенный ему на этот раз «лимит везения», и решил не искушать судьбу. Этот бой стал первым ярким проявлением «комплекса Мидуэя» – предчувствия неизбежности поражения, сковывавшего волю японских командиров в решающие моменты боя, – который затем преследовал японских моряков до конца войны.

Сухопутная кампания на Гуадалканале по своему характеру напоминала операции на Западном фронте Первой Мировой войны. На протяжении всей кампании американская морская пехота удерживала сравнительно небольшой плацдарм вокруг аэродрома; японские армейские части раз за разом штурмовали эту позицию. При этом роль, которую на полях Первой Мировой играла тяжелая артиллерия, на Гуадалканале исполняли авиация и орудия кораблей.

Наиболее заметными вехами в сражении за Гуадалканал стали два крупных сражения авианосцев: 23 августа и 25 октября, в ходе которых обе стороны допустили ряд существенных промахов. Обращает на себя внимание нерешительность действий адмирала Ямамото: основная часть японских линкоров в боях не участвует; успех, достигнутый в бою у Санта-Крус, не получает развития. Однако ключевым моментом, на наш взгляд, стало 18 сентября – день, когда Императорская ставка приняла решение отдать действиям на Гуадалканале приоритет перед Новой Гвинеей, тем самым предоставив генералу Макартуру свободу действий. Второстепенное направление получило приоритет перед основным. Дальнейшие действия превратились, по сути, в гонку. Обе стороны лихорадочно наращивали численность своих войск на острове. Так, за период с 12 сентября по 12 ноября американский гарнизон вырос с 11 до 29 тысяч человек; японский – с 6 до 30 тысяч.

Попытка японского флота поддержать последнее крупное японское наступление на Гуадалканале привела к серии крайне ожесточенных ночных боев 13-15 ноября, примечательных в основном многочисленными просчетами и тяжелыми потерями с обеих сторон. По-видимому, именно эти бои подтолкнули высшее японское командование к решению об эвакуации Гуадалканала, ставшей началом широкомасштабного отступления Японской империи. Официальное решение Ставки было принято 31 декабря; к 8 февраля 1943 года на острове не осталось ни одного японского солдата.

После окончания боев за Гуадалканал на Тихом океане начался период, который хочется назвать «стратегическим тайм-аутом». С января по октябрь 1943 года основные силы американского флота не покидали Перл-Харбора, японского – Трука. Боевые действия сводились к медленному продвижению американцев вдоль цепи Соломоновых островов на север, вдоль северного побережья Новой Гвинеи – на запад и к «выдавливанию» японских гарнизонов с Западных Алеут.

Причины относительной пассивности американцев в этот период понятны. Как раз в 1943 году они начали активно участвовать в боевых действиях на Европейском ТВД. Одновременно Тихоокеанский флот интенсивно готовился к новым сражениям, пополнялся новыми авианосцами, линкорами, крейсерами. Палубные авиагруппы оснащались новыми типами самолетов.

Напротив, понять резоны, заставившие японское командование предоставить своему противнику столь нужный ему «тайм-аут», сложно. Да, ослабленный в боях японский флот не мог вести сколько-нибудь масштабных наступательных действий. Можно предположить, что японские стратеги считали, что американцы не смогут быстро нарастить свои силы до численности, достаточной для решительного штурма оборонительного периметра империи, и начнут поиски путей к компромиссному миру. Но это отнюдь не исключало необходимости действовать – проводить набеговые операции, силами крейсеров и подводных лодок организовать борьбу против растянутых коммуникаций союзников. Принятый в мае 1943 года оперативный план «Z», будучи планом стратегической обороны, такие действия предусматривал. Однако японский флот в этот период не делал ничего. Ничего, если не считать действий по снабжению островных гарнизонов (и их эвакуации, когда становилось ясно, что очередной остров не удержать). В то же время никаких (по крайней мере, заметных) шагов не предпринимала и японская дипломатия. Можно сказать, что в этот период Япония упустила свой последний шанс закончить войну миром, который был бы для нее хотя бы не хуже довоенного.

Даже его величество Случай отвернулся от Японии. 18 апреля американские истребители перехватывают над Бугенвиллем самолет, в котором находился совершавший инспекционную поездку адмирал Ямамото со своим штабом. (Впрочем, было ли это случайностью? Операция была организована на основании перехваченного японского радиосообщения, содержавшего поминутный график полета. К этому времени японцы уже не могли не догадываться, что их код ненадежен. Возможно, адмирал просто решил красиво уйти, избежав позора окончательного поражения.) 8 июня на рейде Хасиродзимы (по-видимому, из-за нарушения условий хранения боеприпасов) взорвался и затонул один из лучших японских линкоров – «Муцу».

Удары американской палубной авиации по Рабаулу ознаменовали окончание «тайм-аута» и начало широкомасштабного наступления союзников. В ходе этого наступления была использована стратегия, оказавшаяся весьма эффективной: вместо того чтобы штурмовать сильно укрепленные пункты (такие, как Рабаул или Трук), их изолировали, создавая базы на путях их снабжения. Вторжением на Маршалловы острова внешний оборонительный периметр Японии был прорван. В этой ситуации новый командующий Объединенным флотом адмирал Минеичи Кога издает директиву №73, предписывающую флоту вступить в генеральное сражение в случае, если флот противника пересечет рубеж Курильские острова – Марианские острова – Новая Гвинея.

Следствием исполнения этой директивы стал бой у Марианских островов (в американских источниках – бой в Филиппинском море), развернувшийся на фоне широкомасштабного вторжения американцев на о. Сайпан в Марианском архипелаге. В этом бою империя поставила на карту все – и новые, только что введенные в строй корабли, и с трудом подготовленные кадры палубных летчиков. Однако этого всего было уже явно недостаточно – американский флот оказался почти вдвое сильнее. Положение усугубилось за счет отсутствия надежной связи между командующим Мобильным флотом адмиралом Озава и руководством базовой авиации на Марианских островах, хотя на их взаимодействии основывался весь план сражения. Активно и чрезвычайно успешно действовали американские подводные лодки, потопившие два тяжелых авианосца в самом начале сражения. В результате последовал разгром. Японский флот лишился трех авианосцев и, что наиболее существенно, потерял более 90% палубных самолетов вместе с экипажами.

Потеря Сайпана и бой у Марианских островов стали роковой чертой для Японии. Теперь уже никакие, даже самые гениальные, решения военных руководителей, никакое везение не могли обеспечить ей не только победы, но и «ничьей». Можно, конечно, вспомнить бой в заливе Лейте. Да, это было одно из самых крупных (и, если понятия эстетики могут быть применены в этом случае, красивейших) сражений войны. В плане «Сё-1», предложенном адмиралом Тойода, вновь мелькнула искра гениальности, присущая операциям Императорского флота в первые полгода войны. На этот раз авианосцы, лишившиеся авиагрупп, должны были стать приманкой и ценой своей гибели проложить линкорам дорогу к месту высадки американского десанта. И этот отчаянный план едва не удался. Но даже полный успех «Сё-1» привел бы лишь к короткой передышке, отсрочив вторжение на Филиппины лишь на 2-3 месяца. Поражение империи было уже только вопросом времени. И в этой ситуации главной задачей политического руководства было сделать последствия поражения наименее болезненными для страны и нации.

В штабных колледжах учат, как надлежит выигрывать войны. Но если одна из сторон войну выиграла, то вряд ли мы погрешим против истины, предположив, что вторая – ее проиграла. То есть поражение в войне – явление столь же распространенное, как и победа. А это значит, что грамотный военачальник должен уметь правильно проигрывать.

В конце концов, шахматист, доигрывающий окончание «король против короля и ферзя», никогда не получит даже третьего разряда. Но, например, «доигрывание» французами кампании 1940 года после успеха операции «Гельб» – это примерно то же самое. Аналогичным образом можно оценить продолжение войны немцами после Сталинграда.

Первый принцип стратегии – минимизация потерь – является не только стратегическим, но и этическим императивом. В частности, это значит, что если войну нельзя выиграть, то проигрывать надо быстро. Лучше сразу. Чтобы свести к нулю экономические, демографические, да и психологические последствия поражения. Отсюда и требование «в решающем сражении бороться до конца». Либо выиграть, либо исчерпать все возможности борьбы и немедленно капитулировать, спасая экономический потенциал и сводя к минимуму жертвы среди мирного населения. Не допустить двух-, трехлетней бессмысленной агонии.

Однако (во всяком случае, в XX веке) этот принцип не был применен практически ни разу. Одна из основных причин этого – военная пропаганда, неизбежный атрибут тотальной войны. Казалось бы, любой ответственный государственный руководитель (неважно – император или президент, фюрер или генсек) в любом случае должен стремиться расширять, а не сужать возможное пространство решений. Начиная войну, следует позаботиться и о возможности компромиссного мира, и о действиях на случай тотального поражения. А посему не надо возбуждать негодование народа. «Сегодняшний противник завтра будет вашим покупателем, а послезавтра – союзником» – единственная подходящая формула для военной пропаганды.

Реально, увы, все выглядит иначе. Вначале, свято веря в собственную непобедимость, правители подогревают народ, изображая врага исчадием ада. Потом, когда приходит пора переговоров, выясняется, что народ отвергает любой компромисс.

В случае Японии ситуация усугублялась еще и тем, что «военно-феодальный» режим наложился на весьма специфический менталитет народа. Поэтому последний год войны обернулся для страны кровавым кошмаром. «Мы все умрем, но не сдадимся... Мы опадем на землю, как лепестки вишни... Яшма разбивается вдребезги, так будет и с нашей нацией...» – вот характерные штампы японской пропаганды этого периода. И если бы только пропаганды. Миллионы людей были охвачены стремлением не победить (в победу уже никто не верил), даже не нанести потери противнику, а лишь умереть за микадо. Отсюда и ожесточенность боев на Иводзиме и Окинаве, и безнадежный последний поход «Ямато», и невиданные в истории войн отряды смертников. При этом, в отличие, скажем, от Германии – отсутствие каких-либо признаков движения за прекращение войны. И лишь атомные бомбардировки и вступление в войну СССР стали тем поводом, который позволил императору объявить о капитуляции.

Л. Е. Голод, С. Б. Переслегин