Ричард Бринсли Шеридан
      Критик или репетиция одной трагедии
      Комедия в трех действиях
      Перевод М. Богословской и С. Боброва
      Госпоже Грэвиль
      Сударыня, испрашивая у вас согласия принять от меня посвящение этих страниц, которые, безусловно, нуждаются в благожелательной поддержке и дружеской снисходительности, ибо они отваживаются на критику, я не посмел признаться вам, что мною при этом руководило нечто иное, а не только личная дружба и глубокое уважение. Если бы я попытался выразить надежду, что дарованное мне согласие защитит от нападок недостатки моей пьесы, вы, при вашей скромности, не позволяющей вам признать за собой славу тонкого критика и высокого поэтического таланта, едва ли разрешили бы мне прибегнуть к вашему имени. Я не позволю себе быть столь неблагодарным, чтобы пытаться теперь изменить ваше отношение к сему предмету. Не буду доказывать вам, что плачевное состояние поэзии в наше время настоятельно нуждается в действенной помощи, какую могут оказать ей поэтический вкус и достойный подражания пример. Не буду доказывать также, что чрезмерная щепетильность, заставляющая скрывать прекрасные плоды тонкой критической мысли и фантазии, - это плохая благодарность за отпущенные вам таланты. Продолжайте обманывать себя мыслью, что вас знают и любят только в кругу друзей, где отдают должное вашим неоценимым достоинствам и живой, остроумной беседе. Немало из того, что было написано вами, пользуется уже достаточно широкой известностью, чтобы принести пользу мне и моему делу. И, быть может, среди людей, хорошо осведомленных в изящной литературе, вы будете единственным человеком, который, читая это посвящение, не заметит, что я, опубликовав его с вашего согласия, имел в виду более корыстную цель, чем просто заявить во всеуслышание о глубочайшем уважении и преданности, с коими имею честь неизменно пребывать вашим верным и покорным слугой.
      Р. Б. Шеридан
      ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
      Сэр Фретфул Плагиари.
      Пуф.
      Дэнгл.
      Снир.
      Синьор Пастиччо Риторнелло.
      Переводчик.
      Суфлер.
      Мистер Гопкинс.
      Миссис Дэнгл.
      Синьорины Пастиччо Риторнелло.
      Театральные служители, музыканты, слуги.
      ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА В ТРАГЕДИИ
      Лорд Барли.
      Комендант крепости Тильбери.
      Герцог Лестерский.
      Сэр Уолтер Рэли.
      Сэр Кристофер Хэттон.
      Начальник конницы.
      Дон Фероло Ускирандос.
      Драбант.
      Судья.
      Сын.
      Констебль.
      Темза.
      Тильберина.
      Наперсница.
      Жена судьи.
      Первая племянница.
      Вторая племянница.
      Рыцари, стража, констебли, часовые, слуги, хор, реки, свита и другие.
      Место действия - Лондон. Первое действие происходит в доме Дэнгла, остальные
      в театре Дрюри-Лейн.
      ПРОЛОГ
      написан достопочтенным Ричардом Фитцпатриком
      О музы, повелительницы сцены!
      Богини Талия и Мельпомена!
      Как и земных властителей подчас,
      Дурной совет сбивал с пути и вас.
      Когда порок шутил неосторожно,
      А Вильерс Драйдена бранил безбожно,
      Трагедия в угоду простакам
      Такой повсюду завела бедлам,
      Что в ужасе от рева Мельпомены
      Естественность совсем сошла со сцены.
      Сестра Комедия была, бесспорно,
      Жива, умна, но чересчур задорна
      И, расшалясь, нередко отпускала
      Такие шутки, - хоть беги из зала.
      Стыдливость женская, до слез смутясь,
      От робости не поднимала глаз,
      За веер пряталась и в униженьи
      Сбежала вовсе, потеряв терпенье.
      Наш добродетельный и строгий век
      Все эти вольности давно пресек,
      За бедных муз он так усердно взялся,
      Что на беду себе перестарался.
      Безумных воплей исступленный пыл
      Высокопарный вздор теперь сменил;
      Но проку нет от этой перемены
      День ото дня хиреет Мельпомена,
      И в зале спят, и сном объята сцена...
      А, Талия, резвушка, боже мой,
      Какой ханжою стала записной!
      Не шутки - что вы! - правила морали
      С зевотой пополам глотают в зале.
      Но автор мой сестрицам в наставленье
      Веселое подносит представленье.
      Вам ханжество, о музы, не под стать!
      Правдивостью вам должно поучать.
      И в этом деле автор просит всех
      Ему помочь завоевать успех.
      И я, Пролог, к суду друзей взываю
      И о поддержке вашей умоляю.
      Возможно ль ярость критика презреть
      И навыки собратьев одолеть?
      Поспорить, об ошибках рассудить
      И гвалт газетный смехом обличить?
      Возможно ль одному в неравный бой
      Отважиться с несметною толпой?
      Какой смельчак бесчисленную рать
      Сумеет в одиночку раскидать?
      Вот почему в сей доблестный поход
      Себе на помощь автор вас зовет.
      ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
      КАРТИНА ПЕРВАЯ
      Комната в доме Дэнгла. Дэнгл и миссис Дэнгл за завтраком читают газеты.
      Дэнгл (пробегая газету). "Брут - лорду Норту". "Второе письмо о положении в армии..." Тьфу! "Первому лорду Адмиралтейства. Подлинная выдержка из письма с острова Сен-Китс!" "Нам сообщают из Кок-Хитса. Окончательно подтверждается, что сэр Чарльз Харди..." Черт! Все только про флот да про нацию. Терпеть не могу политики, никакой политики не признаю, кроме театральной! Где "Морнинг кроникл?"
      Миссис Дэнгл. Да, вот это ваша газета!
      Дэнгл. Ага, вот оно. (Читает.) "Экстренные театральные новости. Нам сообщают, что в театре Дрюри-Лейн идут репетиции новой Трагедии под названием "Испанская Армада". Пьеса, по слухам, принадлежит перу мистера Пуфа, человека, пользующегося весьма широкой известностью в театральном мире. Если верить отзывам исполнителей, на чье суждение, вообще говоря, не всегда можно положиться, пьеса отличается поразительными достоинствами, отвечающими всем узаконенным требованиям современного драматического искусства". Вот как! Скажите! Ну что ж, я очень рад, что трагедия моего друга Пуфа скоро появится на сцене. Миссис Дэнгл, дорогая моя, я хочу сообщить вам приятную новость: трагедия мистера Пуфа...
      Миссис Дэнгл. Ах, боже мой, мистер Дэнгл, не приставайте ко мне с таким вздором! Ну, конечно, сезон начался, и теперь у меня не будет ни минуты покоя. Мало того, что вы сами стали посмешищем для всех из-за этой вашей страсти к театру, вам непременно надо, чтобы и я разделяла ваши фантазии. Уж если вам так не терпится оседлать вашего конька, прошу вас, не заставляйте меня трястись позади вас на его крупе.
      Дэнгл. Но, дорогая моя, я просто хотел вам прочесть...
      Миссис Дэнгл. Нет-нет, избавьте. Вы все равно ничего не можете прочесть такого, что стоило бы послушать. Вы знать не желаете, что делается в вашей родной стране! А ведь в газетах, что ни день, печатаются письма под римскими псевдонимами, из них совершенно ясно, что нам вот-вот грозит вторжение, что мы на волосок от гибели. Но вы никогда не читаете ничего такого, что другим интересно.
      Дэнгл. Ну какое отношение может иметь женщина к политике, миссис Дэнгл?
      Миссис Дэнгл. А какое вы имеете отношение к театру, мистер Дэнгл? Почему это вам вздумалось вдруг выступать в роли критика? Нет, с вами всякое терпение теряешь! Ведь все ваши знакомые потешаются над тем, что вы постоянно суетесь в дела, в которых ровно ничего не смыслите. Недаром вас прозвали театральной кумушкой и меценатом никуда негодных писак.
      Дэнгл. Ну что ж. Все знают, что в театре очень считаются с моим мнением. И разве это не лестно, что ко мне со всех сторон обращаются за протекцией? Лорды просят у меня скрипачей, леди - ложу на премьеру, авторы добиваются ответа, актеры - ангажемента.
      Миссис Дэнгл. Да, в самом деле, вы ухитрились прочно увязнуть во всех этих закулисных интригах, но, что бы там ни творилось, вам от этого никакой славы - ни дурной, ни хорошей.
      Дэнгл. Ну вы то, во всяком случае, миссис Дэнгл, на этом ничего не теряете; наоборот, получаете массу удовольствий. Разве вы не присутствовали на репетиции новой пантомимы за целых две недели до первого представления? И разве мистер Фосбрук не обеспечивает вам места на спектакль, прежде чем* его объявляют в афише? Не достает вам ложи на каждую премьеру в сезоне? А мой друг, мистер Смэттер, разве он не посвятил вам по моей особой просьбе свой последний фарс?
      Миссис Дэнгл. Но ведь этот фарс провалился, мистер Дэнгл! И что за удовольствие, когда твой собственный дом превращается в дом свиданий для всяких лакеев от литературы, в какую-то биржу, где авторы и критики занимаются всякими сделками и спекуляциями. Ведь моя гостиная стала форменной конторой для начинающих актеров и безвестных стихоплетов! И потом просто ужас берет, когда всякие мадамы и мамзели начинают биться в истерике, изображая на все лады Джульетт, Доринд, Полли и Офелий. А этот исступленный рев и неистовые завывания ваших доморощенных Ричардов и Гамлетов - ведь от них весь дом дрожит! Я всякий раз жду, что у нас стены обрушатся. А с тех пор, как директор драматического театра распоряжается оперой, у нас - и это, пожалуй, страшнее всего - вечно толкутся разные синьоры и синьорины, которые только и делают, что разводят всякие фиоритуры и колоратуры своими чужеземными глотками, а, как знать, быть может, все эти скрипачи и фигурантки, что являются с ними, просто переодетые тайные курьеры и французские шпионы!
      Дэнгл. Да помилуйте, миссис Дэнгл, что вы такое говорите!
      Миссис Дэнгл. И как можно заниматься подобной ерундой в такое страшное время, когда, будь у вас хоть капля истинной доблести, вы должны были бы стать во главе какой-нибудь добровольческой дружины, или упражняться на артиллерийском полигоне. А вы, бог ты мой! Я уверена, высадись у нас завтра французы, вы тут же кинетесь к ним с расспросами, не привезли ли они из Парижа театральную труппу.
      Дэнгл. Но из этого ровно ничего не следует... Поймите меня, миссис Дэнгл. Я считаю, что сцена - это "зеркало природы", а актеры - "краткая иносказательная летопись века". Какой предмет для изучения! Что может быть интереснее для умного человека! А стоять во главе целой армии критиков, подумайте, миссис Дэнгл, - ведь они берут на себя смелость решать за всех! Их похвалы и покровительства добиваются все авторы, а уж если они что-нибудь рекомендуют, ни один директор театра не осмелится пренебречь их рекомендацией! И вы хотите убедить меня, что это не достойное, не почетное дело!
      Миссис Дэнгл. Вы просто смешны! Да все директора театров и мало-мальски приличные писатели просто издеваются над вашими претензиями. Их критик публика, без ее одобрения ни одна пьеса не удержится на сцене. А если зал аплодирует, зрители только смеются над вашими нападками и от души забавляются их злобой, потому что чем-чем, а остроумием они не блещут.
      Дэнгл. Очень хорошо, миссис Дэнгл, прекрасно.
      Входит слуга.
      Слуга. Мистер Снир, сэр.
      Дэнгл. Просите мистера Снира.
      Слуга уходит.
      Черт его побери! Теперь придется изображать из себя нежных, любящих супругов, иначе этот Снир протащит нас в каком-нибудь своем фельетоне.
      Миссис Дэнгл. И очень буду рада! Только вряд ли ему удастся изобразить вас смешнее, чем вы есть.
      Дэнгл. Вы способны довести человека до...
      Входит Снир.
      А, дорогой Снир, очень рад вас видеть. Миссис Дэнгл, дорогая, мистер Снир.
      Миссис Дэнгл. Здравствуйте, сэр.
      Дэнгл. Мы тут с миссис Дэнгл развлекаемся, читаем газеты. А скажите, Снир, вы собираетесь в Дрюри-Лейн на первое представление трагедии Пуфа?
      Снир. Собираюсь, да только не знаю, удастся ли попасть. Вы же знаете, на первое представление дирекция обычно набивает зал клакерами, чтобы провести спектакль с шумным успехом. Но вот что, Дэнгл, я принес вам две пьесы, и уж как хотите, а одну из них вы во что бы то ни стало должны протолкнуть на сцену. Она принадлежит перу очень знатной и влиятельной особы.
      Дэнгл. Вот когда начинаются мои мучения!
      Снир. Ну что вы, можно только радоваться за вас. Теперь-то вы и обретете истинное счастье. Ах, дорогой Дэнгл, вы даже не представляете себе, какое удовольствие смотреть на ваши добровольные мученья и самоотверженные хлопоты по чужим делам.
      Дэнгл. Да-да, хлопот не оберешься, но... сказать по правде, в этом есть как-никак своя прелесть. Знаете ли, иной раз с самого утра, за завтраком меня осаждают десять, двадцать человек, которых я сроду в глаза не видал и, признаться, не желал бы увидеть у себя в доме.
      Снир. Какое наслаждение!
      Дэнгл. А сколько писем мне приходится читать. Горы писем! Полсотни по крайней мере на неделе. И ни в одном из них ни единого слова о том, что меня самого касается.
      Снир. Забавная корреспонденция!
      Дэнгл (читает). "Заливается слезами и, рыдая, уходит". Господи, что это, уж не трагедия ли?
      Снир. Нет, это изящная комедия. Не то, чтобы перевод, но, так сказать, взято с французского. Написано в том самом стиле, который у нас недавно раскритиковали. В истинно сентиментальном стиле, представьте, ничего смешного от начала до конца.
      Миссис Дэнгл. Вот если бы у нас ставили такие пьесы, я, может быть, и не возненавидела бы театр. Из таких пьес можно извлечь хоть что-нибудь поучительное. Не правда ли, мистер Снир?
      Снир. Вполне разделяю ваше мнение, миссис Дэнгл. В настоящих руках Сцена могла бы, безусловно, стать истинной школой нравственности. Но у нас, как это ни прискорбно, публика ходит в театр главным образом для развлечения.
      Миссис Дэнгл. Мне кажется, режиссеры и директора театров заслуживали бы больше уважения, если бы они старались привить публике другие вкусы.
      Снир. О, конечно, сударыня. И тогда, может быть, в будущем потомки отметили бы, что даже в наш распущенный и порочный век в столице все же сохранились два заповедных места, где разговор шел о вещах если не столь увлекательных, то, во всяком случае, весьма назидательных.
      Дэнгл. А по-моему, вся беда в том, что публика стала чересчур щепетильной. Не то что двусмысленной шутки или остроты, даже игривого намека не допускает. Покойникам и то достается - Конгрива и Ванбру берутся исправлять.
      Снир. Наше целомудрие в этом отношении можно сравнить с искусственной застенчивостью куртизанки, у которой стыдливый румянец на щеках сгущается по мере того, как убывает ее скромность.
      Дэнгл. Ну и зубоскал Снир, даже публику не щадит. А это что? Кажется, что-то очень чудное.
      Снир. Это комедия, в совершенно новом духе. Блещет остроумием и весельем, но при этом высоко поучительная. Обратите внимание: она называется "Исправившийся грабитель". Здесь просто одной силой юмора грабеж, кража со взломом, воровство выведены в таком комическом свете, что, если эта пьеса появится на сцене, можно поручиться, что к концу сезона всякие там запоры, засовы, замки выйдут совершенно из употребления, они будут никому не нужны.
      Дэнгл. Это действительно нечто небывалое!
      Снир. Да-да, эту пьесу написал мой близкий друг. Это целое открытие. Он, видите ли, считает, что комической музе недостойно заниматься слабостями и заблуждениями светского общества. Она должна откликаться на страшные пороки, на гнусные преступления человечества. Так, скажем, пятиактная комедия бичует преступника, приговоренного к виселице, а с каким-нибудь мелким воришкой, которому хватит и позорного столба, с тем расправляются в двух-трех актах. Короче говоря, его идея - вынести на сцену уголовный кодекс, превратить ее в своего рода исправительную камеру при уголовной тюрьме.
      Дэнгл. Да-а-а. Это действительно высокоморальный замысел.
      Входит слуга.
      Слуга. Сэр Фретфул Плагиари.
      Дэнгл. Просите.
      Слуга уходит.
      Сэр Плагиари, миссис Дэнгл; это как раз автор по вашему вкусу.
      Миссис Дэнгл. Не стану скрывать, он мне больше всех нравится, потому что на него всегда все нападают.
      Снир. Это делает честь если и не вашей проницательности, сударыня, то, во всяком случае, вашему доброму сердцу.
      Дэнгл. Да, ведь сэр Плагиари сам не признает никого, кроме самого себя. Хоть он и друг мне, но уж что правда, то правда.
      Снир. Никого, никого не признает. Завистлив, как старая дева, на четвертом десятке, потерявшая последнюю надежду. А с какой смиренной почтительностью он умоляет вас высказать откровенное мнение о его литературных трудах, но стоит вам сделать самое невинное замечание, он сразу начинает грубить.
      Дэнгл. Правда, правда, хоть он и друг мне.
      Снир. А с каким презрением он отзывается о газетной критике, делая вид, будто она его нисколько не задевает, а сам корчится от нее, как стручок на огне. Но при этом он так жаждет популярности, что готов даже и ругань глотать, лишь бы его упомянули в газетах.
      Дэнгл. Да-да, хоть он и друг мне, но я готов это подтвердить.
      Снир. А вы читали его трагедию, которую он только что написал?
      Дэнгл. Как же, он сам мне ее прислал вчера.
      Снир. Ну и как, по-вашему, дрянь, никуда не годится?
      Дэнгл. Да, знаете, между нами говоря, должен признаться, хоть он, конечно, и друг мне... что это одно из самых... (В сторону.) Ах, он уже здесь... (Громко.) Одно из самых удачных и поистине замечательных...
      Сэр Фретфул (за дверью). Как, и мистер Снир здесь?
      Входит сэр Фретфул Плагиари.
      Дэнгл. А, дорогой друг, мы только что говорили о вашей трагедии. Прелестно, восхитительно, сэр Фретфул!
      Снир. Да, в самом деле, сэр Фретфул, вы превзошли самого себя! Это поистине бесподобно!
      Сэр Фретфул. Вы меня чрезвычайно радуете! Нет, правда, без комплиментов, уверяю вас, нет на свете человека, чьим мнением я бы так дорожил, как вашим, дорогой Снир, и вашим, дорогой Дэнгл.
      Миссис Дэнгл. Да они просто смеются над вами, дорогой сэр Фретфул. Вот только что, перед...
      Дэнгл (обрывая ее). Миссис Дэнгл!.. Ах, сэр Фретфул, вы же знаете миссис Дэнгл. Мой друг Снир сейчас только подшучивал над нею. Он знает, как она восхищается вами.
      Сэр Фретфул. Ну что вы, что вы, помилуйте. Я убежден, что такой прямодушный человек, как мистер Снир, с его возвышенным вкусом... (В сторону.) Экая каналья двуличная!
      Дэнгл. Да, Снир никак не утерпит, чтобы не пошутить. Но более добродушного человека...
      Сэр Фретфул. Ну, еще бы!
      Дэнгл. Из него это просто само собой сыплется. Его остроты ему ровно ничего не стоят.
      Сэр Фретфул (в сторону). Еще бы! А то разве стал бы он ими швыряться!
      Миссис Дэнгл (в сторону). Вот именно, они ему ничего не стоят, ведь он всегда на чужой счет проезжается.
      Дэнгл. А скажите, пожалуйста, сэр Фретфул, вы уже послали вашу трагедию в какой-нибудь театр, может быть, я могу вам быть чем-нибудь полезен?
      Сэр Фретфул. Нет-нет, благодарю вас. Я надеюсь, что моя пьеса сама за себя постоит, она не нуждается ни в чьих рекомендациях. Весьма признателен вам, мистер Дэнгл, но я уже послал ее сегодня директору театра Ковент-Гарден.
      Снир. А не кажется ли вам, что лучше было бы "пустить" ее, как говорят актеры, в театр Дрюри-Лейн?
      Сэр Фретфул. Упаси боже, никогда не посылал туда ни одной пьесы и, пока жив буду, не пошлю. (Что-то шепчет Сниру.)
      Снир. Сам пишет? Да, это мне известно.
      Сэр Фретфул. Ну, я, видите ли, ничего не говорю, не собираюсь оспаривать ничьих заслуг и вообще не способен завидовать чужой удаче. Нет-нет, я ничего не говорю. Я только одно скажу. Я, сэр, на личном опыте убедился, что если есть чувство, которое человек не в силах в себе побороть, так это зависть.
      Снир. Да, сэр, видно, что вы говорите с большим знанием дела.
      Сэр Фретфул. А кроме того, знаете, оно небезопасно - давать пьесу в руки человеку, который сам занимается сочинительством.
      Снир. Как! Вы думаете, он способен что-нибудь украсть из чужой пьесы, дорогой сэр Плагиари?
      Сэр Фретфул. Еще бы! Да мало того, что украсть, такие люди поступают с вашими прекраснейшими мыслями, как цыгане с крадеными детьми. Искалечат их, а потом выдают за свои.
      Снир. Но ведь ваша последняя пьеса - это дар Мельпомене, а он, как известно, никогда не писал...
      Сэр Фретфул. Да разве это гарантия? Ловкий плагиатор - мастер на все руки. Что вы, сэр, он отлично может украсть самые лучшие места из моей трагедии и засунуть их в собственную комедию.
      Снир. Что ж, возможно, не смею спорить.
      Сэр Фретфул. А еще, знаете, такой человек поможет вам в каком-нибудь пустяке, подскажет одно слово, а потом весь успех припишет себе.
      Дэнгл. Да будет ли еще успех-то?
      Сэр Фретфул. Да... но что касается этой пьесы, тут я его, конечно, обставлю. Голову даю на отсечение, что он ее никогда не читал.
      Снир. А знаете, сэр, вы могли бы его еще больше обставить.
      Сэр Фретфул. Каким образом?
      Снир. А вы объявите, что это он ее написал.
      Сэр Фретфул. Черт знает что вы такое говорите, Снир. Я, знаете, могу не на шутку рассердиться. Вы что же хотите, чтобы я отрекся от своего детища?
      Снир. Уверяю вас, сэр, вы будете мне чрезвычайно благодарны.
      Сэр Фретфул. Как это надо понимать?
      Дэнгл. Ну, знаете, Снира никогда нельзя понимать просто, он все говорит наоборот.
      Сэр Фретфул. Нет, в самом деле? Так вам, значит, нравится моя пьеса?
      Снир. Изумительно!
      Сэр Фретфул. Но, может быть, у вас есть какие-нибудь замечания? Возможно, кое-что следовало бы изменить? Скажите, сэр Дэнгл, вас ничто не задело?
      Дэнгл. Да мне, признаться, не хотелось бы, ведь это такая неблагодарная вещь...
      Сэр Фретфул. О, я вас вполне понимаю. Авторы - ужасный народ, такое непонятное упрямство! Но, что касается меня, поверьте, я искренне радуюсь, когда какой-нибудь серьезный критик указывает мне на мои недостатки. Иначе какой смысл обращаться к другу, если ты не собираешься воспользоваться его замечаниями?
      Снир. Совершенно справедливо. В таком случае, хотя в целом ваша пьеса мне чрезвычайно нравится, я, если разрешите, позволю себе сделать одно маленькое возражение.
      Сэр Фретфул. Вы меня чрезвычайно обяжете, сэр.
      Снир. Мне кажется, в этой пьесе недостает действия.
      Сэр Фретфул. Боже справедливый, вы просто изумляете меня! В моей пьесе недостает действия?
      Снир. Да, знаете, такое у меня впечатление - недостает действия.
      Сэр Фретфул. Боже милостивый! Поверьте, мистер Снир, нет человека на свете, чьим мнением я дорожил был более вашего. Но я не могу согласиться с вами, сэр, нет. Наоборот, я опасаюсь, не слишком ли много действия. А вы, дорогой Дэнгл, что скажете по этому поводу?
      Дэнгл. Нет, я не могу согласиться с моим другом Сниром, мне кажется, интрига в пьесе достаточно занимательна, и первые четыре действия, пожалуй, лучше всего, что я когда-либо читал. Уж если я позволю себе сделать какое-либо замечание, так разве только по поводу пятого действия, где интерес зрителя несколько падает.
      Сэр Фретфул. Повышается, вы хотите сказать.
      Дэнгл. Нет, я не это хочу сказать.
      Сэр Фретфул. Это, сэр, именно это, уверяю вас, не падает, а повышается.
      Дэнгл. Да нет же. Миссис Дэнгл, ведь правда, вы тоже это заметили?
      Миссис Дэнгл. Нет, я ничего не заметила. Нигде, ни в одном действии, с начала до конца, я не заметила никаких недостатков.
      Сэр Фретфул. Клянусь, что ни говори, а в конце концов женщины - лучшие судьи!
      Миссис Дэнгл. Но уж если я позволю себе против чего-то возразить, так это не имеет ни малейшего отношения к самой пьесе. Просто мне показалось все это немножко чересчур длинно.
      СэрФретфул. Простите, сударыня, я не совсем понимаю, что значит "длинно"? В смысле протяжения времени, или вам кажется, что действие слишком растянуто.
      Миссис Дэнгл. Да нет же, просто получается очень длинный спектакль, вот и все.
      Сэр Фретфул. О, в таком случае, я совершенно спокоен, совершенно спокоен, ибо это удивительно короткий спектакль, на редкость короткий спектакль. Я бы никогда не позволил себе оспаривать мнение леди, что касается вкуса, но уж тут, знаете, часы самый верный критик.
      Миссис Дэнгл. Ну, тогда, значит, это просто мистер Дэнгл виноват, он так медленно читает.
      Сэр Фретфул. О, если вам читал мистер Дэнгл, тогда совсем другое дело. Уверяю вас, миссис Дэнгл, гели вы способны пожертвовать мне в ближайший вечер всего каких-нибудь три с половиной часа, я прочту вам все от первой до последней строчки, включая пролог и эпилог, и еще останется время на музыку в антрактах.
      Миссис Дэнгл. Но я надеюсь, что теперь уже вот-вот увижу это на сцене.
      Дэнгл. Я от души желаю вам, сэр Фретфул, чтобы вы так же легко разделались с газетной критикой, как вы разделались с нашей.
      Сэр Фретфул. Газетные критики? Что вы, сэр, да это самый гнусный, продажный, низкий, распущенный сброд. Да я не только их не читаю, я поставил себе за правило никогда не притрагиваться к газетам.
      Дэнгл. И хорошо делаете, потому что авторы - народ чувствительный, их, разумеется, могут больно задеть всякие там нападки.
      Сэр Фретфул. Да нет, что вы, как раз наоборот. Их нападки самый лучший панегирик. Можно только гордиться. Репутация автора страдает от их похвал.
      Снир. Совершенно правильно, потому что этот дурацкий пасквиль о вас, напечатанный на днях...
      Сэр Фретфул. Когда? Где?
      Дэнгл. Ах, это то, что мы читали в четверг! Да, уж поистине можно сказать, сплошной яд и злоба.
      Сэр Фретфул. Ха-ха-ха! Тем лучше. Ничего другого я бы и не желал.
      Дэнгл. Да, конечно, над такими вещами только и можно, что смеяться, потому что...
      Сэр Фретфул. А вы, случайно, не помните, что он такое написал, этот субъект?
      Снир. Послушайте, Дэнгл, сэр Фретфул, кажется, несколько встревожен.
      Сэр Фретфул. Встревожен? Нет-нет, отнюдь, ну, просто, знаете, любопытно.
      Дэнгл. Вы что-нибудь припоминаете, Снир? (Сниру, шепотом.) Ну выдумайте что-нибудь.
      Снир (шепотом, Дэнглу). Будьте покойны. (Громко.) Да-да, прекрасно помню.
      Сэр Фретфул. Прошу вас... Разумеется, я не придаю этому ровно никакого значения... но как никак все-таки занятно, что может сочинить подобный тип.
      Снир. Представьте себе, он категорически утверждает, будто у вас нет ни малейшей выдумки, ни тени собственного оригинального дарования, хоть вы и великий мастер поносить и порочить всех современных авторов.
      Сэр Фретфул. Ха-ха-ха! Оч-чень мило!
      Снир. Что касается ваших комедий, он говорит, что у вас нет ни одной собственной мысли и что даже ваши записные книжки, куда вы заносите краденые остроты и подслушанные вами чужие шутки, вряд ли чем отличаются от книги записей в конторе пропавших и украденных вещей.
      Сэр Фретфул. Ха-ха-ха! Вот забавно!
      Снир. И потом, будто вы до такой степени неуклюжи, что и украсть-то толком не умеете, что вы подбираете отбросы из завалявшегося книжного хлама, из которого более догадливые любители чужого добра уже сумели вытащить все, что можно. Поэтому ваши произведения - это просто мешанина из разных осадков, разбавленных сладкой водичкой, вроде того невообразимого пойла, которое подают вместо вина в какой-нибудь скверной харчевне.
      Сэр Фретфул. Ха-ха!
      Снир. А еще он говорит, что, быть может, в попытках более серьезного жанра, ваша ходульная напыщенность и могла бы быть не столь невыносимой, если бы хоть одна единая мысль сколько-нибудь соответствовала выражению. Но ваша убогая сентиментальность, разукрашенная чудовищным красноречием, напоминает деревенского увальня, напялившего на себя блестящий мундир.
      Сэр Фретфул. Ха-ха!
      Снир. Что случайно подхваченные вами образы и метафоры подходят к вашему дубовому стилю, как ажурная вышивка к грубой дерюге, а ваши подражания Шекспиру напоминают ужимки фальстафова пажа и копируют свой образец с такой же смехотворной точностью.
      Сэр Фретфул. Ха!
      Снир. Словом, даже и великолепнейшие отрывки, понадерганные вами у других авторов, ничуть не выручают вас, потому что убожество вашего собственного стиля не допускает никакого взаимопроникновения, они остаются на поверхности, как известь на голом пустыре, который не поддается удобрению.
      Сэр Фретфул (еле сдерживаясь). Н-да! Другой на моем месте, возможно, и огорчился бы.
      Снир. Ну, я, конечно, не стал бы рассказывать вам такие вещи, если бы я не был уверен, что это вас позабавит.
      Сэр Фретфул. Да, разумеется, очень забавно. Ха-ха-ха! "Ни малейшей выдумки"! Ха-ха-ха! Превосходно! Поразительно!
      Снир. "Ни капли таланта"! Ха-ха-ха!
      Дэнгл. "Отъявленный жулик"! Ха-ха-ха! Да, вы совершенно правы, сэр Фретфул. Никогда не следует читать такой вздор.
      Сэр Фретфул. Совершенно верно, ибо, если о вас напишут что-нибудь лестное, надо быть тщеславнейшим болваном, чтобы радоваться этому. Ну, а если вас обругают, нет нужды читать, вам тотчас же со всеми подробностями сообщат это ваши доброжелатели и друзья.
      Входит слуга.
      Слуга. Сэр, вас хотят видеть: какой-то итальянский джентльмен, при нем переводчик француз, три молодые дамы и десяток с лишним музыкантов. Говорят, что их прислали леди Рондо и миссис Фуга.
      Дэнгл. А, черт! Да-да, ведь я сам назначил им сегодня прийти... Дорогая миссис Дэнгл, прошу вас, сделайте милость, скажите им, что я сию минуту к ним выйду.
      Миссис Дэнгл. Вы ведь знаете, мистер Дэнгл, я ни одного слова не пойму из того, что они будут там бормотать.
      Дэнгл. Но вы же слышали, они с переводчиком.
      Миссис Дэнгл. Ну хорошо, потерплю как-нибудь до вашего прихода. (Удаляется.)
      Слуга. Еще, сэр, мистер Пуф просил передать, что репетиция состоится сегодня и сейчас он сам пожалует.
      Дэнгл. Да-да, разумеется, я дома.
      Слуга уходит.
      Вот что, сэр Фретфул, если вы хотите ответить этому писаке и разнести его в пух и прах, то самый подходящий человек для этого - мистер Пуф.
      Сэр Фретфул. Тьфу, сэр... Чтобы я стал отвечать! Зачем? Я же вам говорю, что я только радуюсь этому.
      Дэнгл. Ах да, я забыл. Но, надеюсь, вас не слишком взволновала ваша радость?
      Сэр Фретфул. Да нет же, мистер Дэнгл, успокойтесь, ради бога, меня никогда не волнуют такие вещи.
      Дэнгл. Мне, видите ли, показалось...
      Сэр Фретфул. Нет, это уж слишком. Позвольте сказать вам, мистер Дэнгл, это черт знает что такое! Я считаю оскорблением с вашей стороны уверять меня, будто я огорчен и задет, когда я вам ясно, человеческим языком повторяю, что я нисколько не задет.