«REAL POETS AREN'T AFRAID MATH». Талантливое граффити на стене трансформаторной будки рядом с «Аквариумом». Даня не видит его - от непрекращающейся рвоты глаза подернулись мутной сеткой кровеносных сосудов, ему трудно сфокусировать взгляд. Что-то колючей сверкающей болью взрывается у писателя в левом боку. Даня опускается на асфальт, зажав бок рукой. Закрывает глаза. Спать… Потом, он потом со всем разберется, а сейчас надо спать.
      » APROACHING TABA CYCLONE
      Тонкий писк со всех сторон. Какие-то маленькие пушистые существа снуют вокруг писателя. Это мышки, маленькие мышки бегают рядом с ним, щекотно задевая кожу хвостиками. Даня понимает, что у него нет сил даже пошевелить рукой, чтобы отогнать их, ему хочется спать: кажется, что тело от усталости стало вылитым из свинца и уже продавливает асфальт. «Ну вот, сейчас я усну, и они меня сгрызут, как сыр, - равнодушно думает Даня, проваливаясь в полудрему, уже не чувствуя боли. - А Никитин напечатает про это в своем журнале. Последнего великого писателя съела стая мышей…» Но, похоже, мышки не собираются грызть Даню. Они заползают под писателя: под ладони, локти, бедра, живот, колени - везде снуют юркие теплые комочки шерсти. Попискивают, переговариваясь, меняются местами. Приподнимают его над землей и тащат куда-то. «В норку, - думает Даня. - Решили съесть в норке…»
      Писателя убаюкивает едва слышный шелест десятков маленьких лапок, бегущих по асфальту, кружится голова - ему кажется, что мышки слишком часто поворачивают в одну и ту же сторону, будто двигаются по спирали. Дане вдруг становится уютно и хорошо. Не надо ни о чем думать, не надо ни за что отвечать. Просто мышки несут тебя куда-то на своих спинках - и наверняка они лучше знают, куда ему надо, и может, даже не съедят - он ведь покормил их вечером сыром и молоком, так что он, наверное, теперь их друг или что-то типа того. Может быть, они отвезут его в мышиную страну и поселят в своем мышином зоопарке. Или будут менять ему подземное золото и потерянные монеты на сыр и молоко, он станет мышиным агентом в мире людей. Неважно куда, пусть они несут его на своих спинках все время, он не хочет ничего другого. Пусть это не прекращается никогда. Темнота за закрытыми веками писателя начинает понемногу расходиться. Сколько времени прошло? Уже наступило утро?
      Горячие лучи солнца согревают его кожу. Мышки опускают писателя на песок и разбегаются в разные стороны. Даня с трудом открывает глаза. Он лежит рядом с большим фиолетовым кактусом. Насколько хватает глаз - пустыня, поросшая колючками, сорняками, острые угловатые листьях которых покрыты белыми волокнами. Рыжая высохшая трава, огромное солнце в полнеба опускается за дымчатую линию горизонта. Всюду по колючкам со стонами ползут люди, раздирая свои тела в кровь. Мимо Дани пробегает мышка, она тащит в зубах маленькую красную деталь от конструктора LEGO.
      - Пиздец, - вслух произносит писатель, пытаясь встать. - Приехали…
      Волны песчаных барханов в море жаркого ветра. По колючкам и низкорослым кактусам ползет человек в свитере с высоким горлом. Один из тех усачей, что были в «Аквариуме». К ноге усача гирей заключенного прикована цепью старинная печатная машинка, она оставляет за ним на песке глубокий неровный след, похожий на русло пересохшей реки.
      «Это, наверное, специальный ад для писателей-неудачников, - думает Даня. - Я умер и попал в него… Просто меня еще не успели зарегистрировать, выдать там личную цепь с порядковым номером, ну и всякое такое».
      Писатель вспоминает, каким тяжелым был старый Mac, и понимает, что с привязанным к ноге компьютером он не проползет по кактусам и десяти метров.
      «Интересно, а монитор будут привязывать? Надо было шариковой ручкой все писать…»
      Мимо пробегает еще одна мышка, она держит во рту магнит для холодильника в форме медузы. Даня замечает, что то, что он поначалу принял за дымку от горячего песка - на самом деле тысячи мышек, которые тащат со всех сторон различный мелкий хлам и складывают его в одну кучу. От кучи исходил долгий давящий гул, похожий на далекий шум большого города, какой слышит грибник, углубившийся в лес.
      Прикованные к пишущим машинкам и компьютерам люди на ощупь, как слепые, ползли по пустыне, которая в действительности оказалась сетью больших и маленьких островков суши, соединенных узкими мостками. Лишь один человек не полз, Даня узнал его сразу - это был Папаша Грез. Папаша выставил вперед руку, защищая глаза не то от песка, не то от чего-то, что было видно только ему одному, и, с трудом балансируя на доске, перекинутой через пропасть, направлялся к ларьку с надписью «ПРОДУКТЫ». Вокруг ларька покачивались пальмы и был разбит аккуратный пруд.
      «Мираж», - подумал писатель.
      Он попробовал приподняться, но сухой жаркий воздух наверху тут же обжег волосы и глаза - двигаться в нем было невозможно.
      - Раз меня сюда притащили мышки, то и идти мне нужно за мышками, - решил писатель и пополз к мусорной куче.
      Как ему казалось, он полз несколько часов, зато по дороге ему не встретилось ни колючек, ни мостков, с которых, как он не раз видел, сорваться было проще простого: сначала с доски соскальзывала пишущая машинка, а потом и ее обладатель уставал цепляться за жизнь обкусанными от жажды ногтями и почему-то молча, без криков летел вниз.
      Вблизи мусорная куча потрясла писателя. Детали конструктора, чайные ложки, кусочки сахара, разноцветные металлические буквы, скрепки, игрушечные машинки, обломки часовых механизмов, зажигалки, батарейки, какие-то зеленые комочки неизвестной природы… Все здесь было таким необычайно реалистичным, законченным и аккуратным, что писатель с трудом удержался от соблазна поскорее набить этими сокровищами карманы.
      На верху мусорной кучи сидела Вера. Все новые и новые мышки подбегали к ней, почтительно бросали к ее ногам свои подарки, и та лишь улыбалась в ответ каждой из них.
      - Вера! - позвал девушку писатель.
      В жаркой тишине его голос прозвучал очень громко, со множественным эхом, отражаясь от бесчисленных невидимых поверхностей, однако Вера не услышала его. Даня крикнул ей еще несколько раз, но по-прежнему безрезультатно. Тогда писатель достал из кармана баллончик от сифона и бросил его к ногам Веры. Та обернулась и с интересом взглянула на подарок.
      - Данечка… Как тебе здесь, нравится?
      - Ну… Так…
      - Я тебя ждала. Ты быстро добрался, молодец!
      - Я вообще-то не хотел… Так получилось…
      - Ну да, бывает.
      - Я уже умер?
      - Пока нет…
      - Ясно… А зачем все эти, - Даня показал рукой на усачей, - ползут по колючкам?
      - Я-то откуда знаю… - пожала плечами Вера, - хотят, вот и ползут. Смешные такие… Вот ты зачем полз?
      - Я… Я хотел найти что-нибудь…
      - Может быть, это? - Вера показывает ему газовый баллончик от сифона. - Ты же его нашел.- Дерьмо! Да я о таком даже и не мечтал!
      - Вот видишь! - смеется Вера, возвращая писателю его находку. - Твоя жизнь оказалась гораздо лучше твоей мечты! Так всегда и бывает, кстати…
      - А ты что нашла? Ты же умерла!
      - Да, умерла.
      - И что там дальше?- Да ничего особенного… Помнишь, я рассказывала тебе про рождественские лампочки и ток?
      - Помню.
      - Все именно так и есть, я угадала. Только вместо тока - время. И пока ты живешь - время проходит сквозь тебя, ты сопротивляешься ему и светишься. А когда не живешь - уже не проходит.
      - Прикольно… - кивает писатель, - слушай, а можно мне назад, а?
      - Ты же говорил, что тебе там не нравится…
      - Ну мало ли что я говорил! Я вообще много чего говорю…
      - Это я уже заметила…
      - Так можно или нет?
      - Как хочешь, мой герой. Береги себя…
      Даню болезненно вырвало остатками желчи. Желтая пена повисла на губе и начала медленно стекать по сломанной ключице на асфальт. Горький, едкий привкус во рту. Он по-прежнему лежит рядом с «Аквариумом». Мимо писателя прополз куда-то по своим делам большой майский жук. Майский жук в сентябре? Какая разница… Левая половина тела писателя постепенно холодела - Даня чувствовал, как жизненное тепло все еще билось за право обладания линией позвоночника, но уже было готово капитулировать перед ледяной решимостью ночного асфальта. Даню снова вырвало. Каждый новый спазм не только не приносил облегчения - блевать давно уже было нечем - но пронзал все тело резкой, сухой молнией боли. Писатель неудачно пошевелился: острые камни и осколки битого стекла впились в левую щеку. Желто-красная нить рвоты потянулась к объемным белым буквам, валяющимся на асфальте. Детский набор для изучения алфавита, перепачканный в желчи. Батарейки, бутылки, пустые пачки из-под сигарет. Детали конструктора. Он лежит на свалке. Мелко трясется от смешанных судорог лихорадки и рвоты. Даня попытался было встать, но тут же рухнул обратно: в глазах потемнело, изображение свернулось в горизонтальную линию, затем сжалось в ослепительно яркую точку, и, наконец, исчезло совсем, прихватив вместе с собой слух.
      » NOT ENOUGH SYSTEM RESOURCES» PLEASE STANDBY
      Когда Даня снова открыл глаза - перед его лицом стояли две пары кроссовок: Nike и Puma. Писатель никогда еще не видел чужих кроссовок в таком необычном ракурсе.
      - Вот дебил! Весь в блевотине! - сухо заметили Nike.
      Кто-то тронул Даню за плечо:
      - Эй, дружище, ты так себе почки отморозишь! Вставай!
      Писателю очень не хотелось, чтобы его сейчас беспокоили - лежать ему уже нравилось. И даже кроссовки ему нравились, особенно Nike - у них в подошве были симпатичные тонкие трещинки, в которые набилась земля.
      - Да какой вставай - не видишь, он сдохнет сейчас!
      - Давай его в парадняк хотя бы отнесем? - предложили Puma. - А то кинется прямо здесь, а нам потом разбираться.
      Повисла долгая пауза.
      - Хватайся за ноги! - ответили наконец Nike…
      - Э, вы куда его тащите? - услышал Даня голос Риты.- Мы… Эээ…
      - Валите отсюда! - Рита помахала в сторону пистолетом.
      Puma и Nike спешно ретировались.
      Рита подходит к Дане и садится рядом с ним на корточки. Прикладывает холодный ствол к его губам, ведет вдоль неровной линии, разделяющей их:
      - У меня тут появилась одна идея… Нервные окончания Дани охватывает какое-то болезненное осеннее ощущение: трепещущая мелкая дрожь, озноб, явно неуместное сейчас сладострастие.
      - Ничего, уместное, - успокаивает писателя Рита, - Эрос и Танатос, я доклад по ним недавно делала.
      «Вот так, просто… Раз - и все!» - вместе с щелчком предохранителя проносится в голове писателя предательская мысль, после чего накатывает невыносимое, непередаваемое, выворачивающее наизнанку чувство одиночества.
      - Почему же непередаваемое? - спрашивает Рита. - Ты такой же, как и все остальные. Я в тебе разочаровалась. Я думала, ты другой. Наверное, не нужно было тебя вообще искать…
      Даня сейчас все на свете бы отдал за то, чтобы не писать никаких книг, не придумывать никаких героев: просто сидеть на кухне и скучать, глядя на балтийский щит, оголившийся на фотообоях, изображающих природу карельского перешейка. Ждать, пока друзья вернутся с работы. Ждать выходных. Ждать чего угодно… Смотреть мультики Nickelodeon про кенгуренка Rocco. Гулять по осенней аллее Поликарпова: от дома-робота до парка и обратно. Что угодно, только не сейчас, потом, когда угодно, но только не сейчас, он никак не может умирать сейчас, он и не представлял себе даже, как это страшно, и неизвестно, что будет дальше, а здесь хотя бы все простое и знакомое, что бы он там раньше ни думал…
      Даня сгребает ладонью мусор, оказавшийся под рукой; пальцы его касаются баллончика для сифона. Болезненный озноб смывается нахлынувшей непонятно откуда силой и спокойствием. Писатель ударяет по ладони Риты, выбивая пистолет - тот летит в дымящуюся кучу сырых листьев, зажженных добросовестным дворником. Тихое лесное озеро рано утром, от застывшего зеркала воды поднимаются рваные остатки тумана. Длинные деревянные мостки: Даня стоит на самом краю, затаив дыхание, и внимательно всматривается в воду. Едва слышимый звон невесомых колокольчиков, подвешенных к выгнутой вниз балке над ним.
      В безупречной глади озера отражаются все намерения Риты еще до того, как она сама их осознает. Верхний блок. Свободная рука бьет запястьем в открывшийся лимфоузел. Блок. Блок. Четкие фиксированные движения, каждое доставляет ни с чем не сравнимое удовольствие. От жестких ударов по тонким костям бегут трещины, стонет выворачиваемый сустав, но боли нет, на нее сейчас попросту нет времени. Никто не побеждает, никто не проигрывает - лишь умопомрачительные комбо, ни одно из которых не достигает конечной цели.
      Рубленый нижний блок. Рука скользит по руке. Даня ловит раскрытую ладонь Риты, тремя пальцами впивается в болевую точку на линии жизни и едва уловимым резким движением кисти отбрасывает девушку далеко в сторону - та несколько раз прокручивается в воздухе и приземляется на живот. Кажется, что все пространство вздрагивает от удара об асфальт. Слышен хруст ломающихся ребер. Фонарь над упавшей Ритой взрывается снопом огненных искр.
      » ARTISTIC EXPRESSION BONUS: +35% DAMAGE
      К дерущимся начинают подтягиваться первые зрители.
      - Так, дорогуши, не теряемся! - кричат Nike, пока Puma принимают ставки. - Вы видели это?! Какая техника! Парень просто размазал ее по асфальту. Еще чуть-чуть - и он вышибет этой стерве мозги. У нее нет шансов… Десять к одному, приятель, а ты как думал… Клянусь мамой, еще десять минут назад он лежал в луже блевотины и слова не мог сказать, а сейчас вы сами видели, что он творит!
      Рита высоко подпрыгивает, острый каблук проносится в сантиметре от глаз Дани. Прямо перед ним открытая беззащитная спина девушки с глубоким вырезом на платье. Левая рука писателя уходит назад к бедру, одновременно пальцы правой хватают ночное пространство, сжимаясь в кулак. Проворачиваясь вокруг собственной оси, он несется вперед, к позвоночнику Риты. До кожи остаются доли миллиметра - Даня останавливает руку, намеренно гася ее движение резким поворотом корпуса, чтобы на девушку обрушился сгусток всей его жизненной энергии, сорвавшийся по инерции с разбитых костяшек пальцев. Рита, сломавшись, опускается на правое колено, левое - полусогнуто.
      » PERFECT!
      - Я люблю этого парня! Он бог! Он просто бог! Двадцать к одному! Ребята, не обращайтесь так со своими женами, это уголовно наказуемо, вы понимаете, о чем я. Но эта сука сама знала, на что шла, она первая начала, уж поверьте мне. У нее в руках была пушка, и эта пушка была у парня во рту, а теперь где она? Вы видите? Я - нет…
      Блок. Удар. Блок. Даня наступает ногой на коленный сгиб девушки, а затем резко бьет подъемом стопы ей по животу - та с болезненным криком ложится на асфальт.
      - Я не могу на это смотреть! - вопят вошедшие во вкус Nike. - Это просто убийство. Его же казнят, па хрен, за предумышленное убийство! Тридцать к одному! Товарищ капитан, тоже хотите поставить? Что? Да, перекройте, пожалуйста, переулок. Это точно, посторонние здесь ни к чему. Разумеется, мы оплатим ваши услуги. 10 процентов? Все слышали - 10 процентов товарищу капитану!
      Даня захватывает Риту сзади за шею, вытаскивает у нее из кармана свой нож и отступает, откинув лезвие. 420 Steel, облегченная рукоятка. Девушка понимает, что писателю конец. Оружие - признак слабости. Она без страха подходит близко к Дане, разворачиваясь, бьет его локтем в висок, запястьем другой руки - в подбородок. Брызжет слюна, перед глазами писателя кружатся яркие красные и желтые пятна, смешиваясь и перетекая друг в друга, будто густая гуашь, которую кто-то кинул в воду. Рита блоком останавливает опускающуюся руку с ножом, лезвие задевает ее запястье. Она обхватывает предплечье писателя и, резко вывернув его локтевой сустав, бросает Даню на спину. Нож отлетает далеко в сторону.
      » MARTIAL ARTS BONUS: + 50% DAMAGE
      - Ребята, вы будете рассказывать об этом своим детям! Один к одному! И будь я проклят, если я знаю, кто победит! Я сам поставил все, что у меня было, и, похоже, плакали мои денежки. Но я не жалею, я вам клянусь, потому что это не долбаное кунг-фу по телевизору, это, блядь, балет, это магия, это вообще хуй знает что! Один к одному, и я уже готов поставить на кон собственные кишки и ребенка в придачу!
      Из окон соседних с «Аквариумом» домов выглядывают обеспокоенные люди. Кто-то из зрителей тайком сует в руки Риты бутылку. Девушка хочет ударить ей писателя, но тот уворачивается и насаживает Риту легкими на колено. Она задыхается, сплевывает на асфальт кровью, алые кляксы вспыхивают жирными звездами на бугристой серой поверхности.
      Тяжелое дыхание Риты слышно даже сквозь обезумевшую первобытную музыку, рвущуюся из «Аквариума». Пальцы девушки пытаются нащупать в куче листьев рукоятку пистолета.
      - Это мой мир! - кричит ей Даня. - Как ты вообще, сука, посмела поднять на меня руку?!
      По поверхности озера идут волны, как во время шторма. В воде уже ничего не разобрать. Даня делает глубокий вдох, вдох, снова вдох до боли и рези в переполненных легких, собирая все свои силы, чтобы разом разрешить этот глупый парадокс. Последний удар - в основание шеи девушки. Странный персонаж, вдруг захотевший жить своей жизнью. Ну их всех к черту, он придумает еще тысячи таких… Посреди лесного озера из воды вылетает огромный усатый сом, застывает на мгновение в воздухе, окруженный облаком сверкающих на солнце брызг. Падает назад…
      Рита стоит перед писателем с пистолетом в руках. В глазах у девушки нет даже намека на какие-либо чувства. Ледяной холод бесконечного заснеженного поля, в ночном небе над которым замерзают даже радиосигналы и острые лучи мерцающих звезд. Даня вдруг вспоминает, как лежал зимой на снегу, отпечатав силуэт своего тела в корке ледяного наста рядом с решеткой сетчатой металлической ограды. Погнутые ржавые ромбы проволоки. Блуждающие тени деревьев…
      - Что ты, сука, со мной сделала? - всхлипывая, кричит писатель. - Что это такое? Это я начал? Я? Что это все такое?
      Рита презрительно смотрит на писателя, пытающегося сплюнуть пересохшую липкую слюну. Зажмуривается и делает три выстрела подряд ему в лицо. Крошки гранита на ладонях. Сухие ссадины. Осень. Едкий запах пороха. Даня падает спиной на асфальт, неестественно сломавшись в коленях.
      »K. O.
      Эхо от выстрелов убегает по узким коридорам улиц и переулков, гремит внутри мокрых жестяных водостоков и, наконец, полностью растворяется в промозглых осенних сумерках. Скоро утро - уже начинает понемногу светать. Пушистая реклама стирального порошка: домохозяйка, обнимающая свитер. Укоризненным ярким пятном смотрит из ближайшей витрины. Nike и Puma пересчитывают выручку. Зрители расходятся, оживленно обсуждая бой, делятся впечатлениями, постепенно разговоры переключаются на бокс, а потом и вовсе на футбол. Из «Аквариума» выбираются самые стойкие посетители, ловят такси, разъезжаются по домам.
      Рита облизывает кровоточащую руку - немно-го задел ножом, гад. Идет к трансформаторной будке, разрывая опавшие листья каблуками. И как только умудрилась ни один не сломать. Она наступает на что-то мягкое - это хвост мертвой мышки, постепенно коченеющей на холодном осеннем асфальте… Все же без писателя ей стало немного грустно. Чуть-чуть. Или так и было всегда? Глупо сожалеть о том, что уже сделано. Рита достает из сумки темный прямоугольный предмет и бросает его Дане на грудь. Это книга. «Смерть Автора».
 

ЛОМБАРД

MELANCHOLY CENTRAL