Это заведение не было ни самым дешевым, ни самым хорошим кафе в округе. Но вот по соотношению «качество-цена» (в народе совершенно неверно называемому "цена-качество") — могло претендовать на лидерство. И еще его плюсом было удобное расположение: всего-то и нужно выйти из метро "Белорусская-радиальная", пройти под мостом, от которого берет начало Ленинградский проспект, еще несколько шагов — и крутая лестница вверх завершается у дверей в кафе-шашлычную «Весна». В теплое время года рядом с кафе принимала гостей вместительная веранда, но сейчас, когда на улицах города лежал толстый слой снега, работали только внутренние помещения — кабинеты и небольшой бар на десяток столиков.
      В баре было тепло и уютно, только вот посетителей явно не хватало. За вторым столиком от дверей обосновались двое мужчин. Один — лысеющий, рыжеватый с тронутыми сединой бакенбардами не спеша потягивал из бокала пиво. Второй был помоложе, худощавый, в фиолетовом шерстяном свитере. Перед ним на столе стоял большой расписной чайник и фигурная стеклянная пиала: в «Весне» для чая вместо банальных чашек использовались именно такие пиалы. Молодые люди негромко беседовали, лишь изредка до стоявшей за стойкой официантки долетали обрывки фраз:
      — И посчитать градиент…
      — Синхронизация по порождающей Грани…
      — Сам смотри, направление вектора Мебиуса при этом будет…
      — Ерстка, а если теперь посчитать эффект Тарканова-Федорова…
      — Говорят, Мохов еще пятнадцать лет назад…
      — Ой, да что теперь только не говорят про Мохова…
      Очевидно, мужчины относились к тому племени инженеров-трудоголиков, для которых понедельник начинается в субботу, а заканчивается не раньше полуночи.
      Кроме них, в баре еще только один посетитель — за столиком у дальней стенки лысый усатый мужчина лет сорока медленно пил кофе, то и дело поглядывая на двери. Похоже, он кому-то назначил здесь встречу.
      И действительно, через пару минут в бар заглянули двое мужчин, которые тут же уверенной походкой направились к лысому. Первый был постарше, сильно за сорок, с густой коротко стриженой шевелюрой, когда-то черной как смоль, теперь уже более чем наполовину поседевшей. Второму на вид еще не было и тридцати, высокий, русоволосый. При виде их ожидающий радостно поднялся навстречу.
      — Ну, наконец-то, я уж заждался…
      — Здорово, Серёга…
      Лысый и седой обнялись.
      — Знакомься, это Толя Бреднев.
      — Сергей Клоков.
      Лысый обменялся с молодым крепким рукопожатием.
      — Ну, садимся.
      — Ирина! — позвал официантку лысый.
      — Да, что вы хотите заказать? — от стойки до столика всего-то четыре шага.
      — Значит, давайте нам водки бутылку.
      — Бутылку или в графине? — уточнила официантка.
      — Нет, бутылку. «Гжелку»… Так, три порции шашлыка. Что еще?
      — Салат надо какой-нибудь, — предложил от вешалки избавляющийся от пальто седой.
      — Точно, — поддержал его лысый, — три салата еще.
      — Какого?
      — Так, — лысый перелистнул страницы меню, — давайте-ка "Столичный".
      — Хлеб, соус нужны?
      — Конечно, что же за шашлык без соуса…
      — Еще что-нибудь?
      — Пока что все…
      Ирина кивнула и отправилась к выходу из зальчика, передать заказ поварам: прямого прохода в это помещение из кухни не имелось. Проходя мимо инженеров, немного притормозила, готовая и у них принять дополнительный заказ, но его не последовало.
      — Значит, такое дело, Сергей: Толя службу начинал у Балиса в роте…
      Лысый посмотрел на молодого с явным удивлением.
      — У Балиса в роте?
      Тот кивнул.
      — Девяносто первый год, весенний призыв. После карантина направили в роту капитана Гаяускаса. Только, он не долго после этого нами командовал: в сентябре девяносто первого его ведь уволили.
      — Но фундамент Тольке заложить он успел, — подхватил седой.
      — Ага, — снова кивнул Анатолий. — В общем-то, я военным стал под его влиянием. Думал после Армии обратно на завод возвращаться. Пока служил — завод-то почти встал. Сокращения сумасшедшие, кому я там нужен. А наш Кстово — городишко маленький, кроме как на НОРСИ и податься некуда. Ну там, молокозавод, автомастерские… Так не резиновые же… Короче, решил: буду служить…
      — И правильно решил, — усмехнулся седой, — таких бы офицеров нам побольше, да дерьма бы всякого поменьше…
      — Так не бывает, — как-то устало возразил лысый, — в любом большом деле сразу черви заведутся: есть, чем поживиться…
      Вернулась передавшая заказ на кухню Ирина. Она, было, хотела вернуться к стойке, продолжить разговор с подругой-барменшей, но ее планы нарушил один из инженеров.
      — Принесите мне еще кружку пива.
      — Снова "Сибирская корона"?
      — Да, пожалуйста.
      А трое офицеров за дальним столиком продолжали свой тихий разговор.
      — …ну а после штурма, естественно, дали выходной, ребята вечеринку небольшую устроили. Ну и стали пить за первого командира, это же все равно, что первый учитель.
      — Вот тут товарищ генерал на меня особое внимание и обратил, — улыбнулся Анатолий.
      — Еще бы не обратить, — усмехнулся седой. — Знаешь ли, то, что мы тогда пережили в Вильнюсе, не забывается. Так же, как теперь все, кто брал «Норд-Ост» — не забудут.
      — Да вообще ни один бой, наверное, не забудешь, — предположил Клоков.
      Собеседники согласно кивнули, подтверждая правоту Сергея.
      Ирина между тем принесла на столик приборы, плетеную хлебницу с кусочками нарезанной буханки, а во второй заход — бутылку с бело-голубой этикеткой и три маленьких рюмочки — под водку.
      — Так, Валерий, разливай по первой.
      — Ждать салат не будем?
      — Чего тут ждать…
      — Тоже верно…
      Седой аккуратно разлил прозрачную жидкость по рюмочкам.
      — Ну, товарищи офицеры, давайте вспомним… Друга, боевого товарища, командира… В общем, за Балиса — не чокаясь…
      Несколько мгновений все помолчали.
      — А Вы его с детства знали? — поинтересовался Анатолий у Клокова.
      — С первого класса вместе учились, — ответил Сергей. — У меня отец как в сорок седьмом в Вильнюс приехал, так там и остался. Я себя в детстве коренным вильнюсцем считал. А Бинокля как раз — нет, да он и сам Питер не меньше Вильнюса любил. Каждое лето в сентябре обязательно рассказывал, как он там, у деда, отдыхал. Ирмантас Мартинович в Вильнюс переехал только в семьдесят шестом, у него как раз юбилей был. А Балис в тот год еще в Севастополь ездил, все уши потом про ту поездку прожужжал.
      Клоков улыбнулся, вспоминая детство.
      — Да, классная была у нас компания… А теперь как разметало…
      — А кстати, кто теперь где? — поинтересовался седой.
      — Кто где, — снова улыбнулся Клоков. — Гурский еще в девяностом на историческую родину рванул, в Холоне сейчас живет, программист. Мишка Царев — в Киеве, в биохимики переквалифицировался, длину ДНК меряет. Макс Клюгер — в Ростове, ездил к нему в прошлом году, пока здоровье позволяет — летает. Обратно он меня в Москву вез. Звучит: "Командир корабля пилот первого класса Максим Адольфович Клюгер и экипаж приветствуют вас на борту нашего самолета".
      Представив себе такое объявление по воздушному лайнеру, Валерий и Анатолий расхохотались, а Клоков продолжал:
      — Дэйвид Прейкшайтис стал врачом, иногда пишет мне из Каунаса, Иво Рооба в Таллин перебрался, он же эстонец. Стал менеджером по продажам компьютеров, в Москву пару лет назад приезжал на выставку, встречались. Ну и Шурка Царьков теперь где-то в Сибири, футболистов тренирует.
      Воспоминания были прерваны появлением Ирины, подавшей салат.
      — Хорошая компания, — вернулся к разговору седой, когда официантка отошла. — У вас в классе что, одни мальчишки, что ли были?
      — Да нет, девчонки, конечно тоже. Только сначала нам было не до них, а потом им уже не до нас. Про девчонок мне легче рассказать про выпуск через год после нас. Правда, их разметало посильнее… Нора Тракине аж в Веллингтоне теперь живет и зовется Норой Пламмер.
      — Эх ты, — не удержался Валерий. — Это где ж ее с мужем жизнь свела?
      — В Вильнюсе, в Вильнюсе… На какой-то сельскохозяйственной презентации.
      — Вот ведь поворот, — покачал головой Анатолий. — Сходила на презентацию — и вперед, на другой конец земного шара.
      — Мир тесен, — наставительно произнес седой. — Ладно, давайте-ка по второй. За Маргариту. Я ее, правда, не знал, Толя тоже. Но любили они друг друга — это точно. Дай Бог всем супругам такой любви.
      И снова не чокаясь, молча выпили. Слышно было, как рассчитывались покидающие кафе инженеры.
      — Давайте-ка с закуской, — предложил генерал, пододвигая к себе салатницу, — это в двадцать-тридцать можно хоть литр без закуски усосать. А мне уже…
      — Ладно, не надо прибедняться, — несколько недовольно пробурчал Клоков, так же приступая к салату. — Если надо, то, наверное, и сейчас литр тебя с ног не свалит.
      Анатолий спешно нагнулся, чтобы начальник не заметил его улыбку.
      — Именно, что "если надо", — наставительно заметил седой. — А сюда мы пришли все же Балиса вспомнить, а не нажраться. Хотя, иногда как вспомню те дни, и хочется надраться по черному.
      — Из-за Балиса?
      — Не только… И из-за Виктора тоже… Наивные мы тогда были, верили…
      — А сейчас не веришь? — поинтересовался Сергей.
      — А сейчас — как у Высоцкого:
 
"Надеемся только на крепость рук,
На руки друга и вбитый крюк,
И молимся, чтобы страховка не подвела…".
 
      Такие вот дела… А тогда доверчивые были слишком… Вот и получилось, что кто-то руки друга не дождался. Не потому, что боялись, не потому, что друзьями плохими были… Потому что верили, что за нас это сделают другие, кому положено… А сейчас я вот их, — генерал кивнул на Бреднева, — другому учу.
      — Своих прикрываем сами. До конца операции, — откликнулся тот.
      — Верно. Не уйди бы я тогда от телецентра — хрен бы Виктора кому-то оставили. И Балиса бы с семьей сами вывезли.
      — Ты же рассказывал, что ему предлагали…
      — Предлагали… Толку-то… Не предлагать, делать было надо… Никто ведь и подумать не мог, что так все обернется. Как же эти сволочи быстро до него добрались…
      — Самое странное, — задумчиво заметил Клоков, — до сих пор никто не знает, кто это делал. Рома, сестра Балисова…
      — Рома? — удивился Бреднев.
      — Обычное литовское имя, ее так в честь бабушки назвали, — пояснил Сергей. — Так вот, она замужем за каким-то большим человеком в их армии, короче, выясняли там втихаря, что и как. Получается — все не при чем, никто ничего о Балисе вообще не знал.
      — Все не причем, а автокатастрофу все же кто-то устроил. Или ты веришь в несчастный случай?
      — Не верю. Но и того, что произошло, объяснить никак не могу.
      — Да и я не могу, — устало кивнул седой. — Мерзкое было время. Знаешь, иногда даже хочется рукой махнуть, гори оно все синим пламенем, не будем старого вспоминать, лишь бы нового не наворочали. Столько грязи было — молодежи и не представить себе.
      — Я, между прочим, неплохо все помню, — обидчиво произнес Анатолий.
      — Тоже мне, молодежь нашлась тридцатилетняя, — махнул рукой седой. — Я не про тебя, я про тех, кому сейчас по двадцать, кто те годы детьми были. Или вон про Сережкиных детей. Как твои, кстати?
      — Да нормально. Не без глупостей, конечно, особенно старший, ну так у него, как раньше модно было говорить "переходный возраст".
      — Ага, — генерал словно что-то подсчитал в уме, — Димке же твоему четырнадцать, правильно?
      — Правильно.
      — А двойняшки твои родились в девяносто третьем, значит, им в этом году будет десять.
      — Двадцать шестого апреля, — улыбнулся Сергей.
      И снова к столу подошла официантка, на подносе у нее были тарелки с шашлыком и соусницы.
      — Еще что-нибудь хотите заказать? — спросила она, мило улыбаясь.
      — Нет, спасибо. В другой раз, когда времени у нас будет побольше, — пообещал седой.
      — Семь вечера, куда торопиться-то? — взглянув на часы, поинтересовался Клоков.
      — Эх, Сергей, забыл ты уже, что значит служба, — печально вздохнул генерал.
      — Забыл, — согласился Сергей. — Сколько уж лет прошло, как из Армии выперли, пора бы уж и забыть.
      — Ага, выпрешь такого, — усмехнулся собеседник. — Вот, Анатолий, настоящий офицер, вот с кого пример брать нужно. Его, понимаешь, в дверь, а он — в окно. Из Армии уволили — он теперь в кадетском корпусе работает.
      — Ага, ты лучше парню расскажи, как я три года квартиры всяким там ремонтировал, да по ночам бомбил. Особенно, на твоем джипе. Вот смеху было.
      — Это серьезно? — недоуменно посмотрел на седого Анатолий.
      — Было такое, — кивнул тот. — Когда его «Москвичок» в ремонте был, давал я ему джип свой. Надо же товарища выручать.
      — Да уж, поработал я тогда на славу, — откинулся на спинку стула Клоков. Помню, как-то ночью подобрал двоих у ВДНХ. Поддатые слегка. Думал — клиентура из «Космоса». А оказалось мужики — болельщики футбольные, из Ярославля вернулись. За командой, понимаешь, ездили. И не пацаны зелёные, как по телевизору показывают, а солидные люди. Один — финдиректор, второй — тоже бухгалтер. Всю дорогу мне про своё великое «Динамо» рассказывали.
      — Надоели? — сочувственно спросил седой.
      — Почему — надоели? Нормальные ребята, как говорится, дай им бог. Только обидно было: они вот могут среди недели в Ярославль на день сорваться, а я — нет. А чем я хуже? Что, голова не варит или руки не под то заточены? Я ведь не из тех, кто гвоздя в стенку вбить не может. А получается, что не нужны мои способности никому были… Вот что обидно-то…
      На минуту за столом воцарилось неловкое молчание.
      — Ладно, — решительно произнёс седой. — Было, да прошло. Теперь-то ты человек нужный и поездку в Ярославль зарабатываешь, верно?
      — И не только в Ярославль, — усмехнулся Клоков.
      — А раз так, то давай еще раз вспомним Балиса… За то, что человек долгу своему верен был до конца.
      И снова — не чокаясь, до дна…
      — Нет, все-таки, насколько несправедливо, — прервал молчание седой. — Столько лет прошло — себя ругаю, что тогда их не уберег… В газетах пишут, мол, привыкли чужими жизнями жертвовать… Идиоты… Знали бы они, каково смерть своих подчиненных переживать…
      — Да не читай ты газет, — посоветовал Клоков. — Или относись ко всему спокойнее. Пора бы научиться отличать третью страницу «СПИД-инфо» от передовицы "Правды".
      — Да я-то отличать давно научился… А люди вокруг…
      — А что люди? Нам с тобой до сих пор многое непонятно, а уж им-то как во всем разобраться?
      — И что же делать?
      — Сам говорил: жить. Жить и делать свое дело… На совесть. А время все расставит по своим местам.
      — И ты веришь, что расставит?
      — А то ты не веришь? Конечно, расставит. Вот смотри, тогда, в девяносто втором Балису пришлось уезжать из России, чтобы не арестовали, как преступника. А доживи он до наших дней? Да ему бы только спасибо сказали, за то, что он таких вот ребят для страны подготовил, — Клоков кивнул на Бреднева. — Да еще, может, и в Армию бы предложили вернуться бы. Мне вот уже предлагают.
      — Серьезно? Ну а ты?
      — Думаю… Прикипел я уже за эти годы к пацанам-то, бросать их не хочется. Сам говоришь, первый командир — как первый учитель. А учителю своих учеников бросать как-то не пристало.
      — Тоже верно… Ладно, надо все же как-то более обстоятельно встретиться и вспомнить Балиса. А то все так на ходу. Бежать нам с Толей уже пора.
      — Так приезжай в гости, мы с Раей всегда тебе рады. А уж про ребят и говорить нечего. И Димка, и Балька с Риткой.
      — Это Вы своих назвали… в честь них?
      — Ну да, — кивнул Клоков. — Когда в девяносто третьем родились двойняшки, да еще и мальчишка с девчонкой, я подумал — это уж сам Бог велел. Так вот и назвал. Рая согласилась, она же их тоже знала. Не так, чтобы хорошо, но на свадьбе у нас они гуляли, да и потом мы встречались нередко. Последний раз — в восемьдесят девятом мы в Крым отдыхать ездили. Ну, уж как тут было в Севастополь не заскочить…
      — Да… Ладно, Сергей, разливай остаток. Давай, чтобы помнили мы и никогда не забывали. Тех, кто не дожил… Москва-Таганрог-Н.Новгород — Радужный-Киев-Москва.
 
        2001—2003.