— Steht auf! Hande hoch!
      Спящий испуганно дернулся, вскинул голову, широко раскрыв изумленные глаза, которые тут же рефлекторно закрылись, не в силах моментально приспособиться к яркому свету.
      — Auf! Hande hoch! — отрывисто повторил Ирмантас Мартинович.
      Пленник испугано вскочил, даже не сделав попытки найти оружие, вскинул вверх руки, растопырив пальцы. На левой руке блеснуло тонкое золотое обручальное колечко.
      — Zur Wand! Schnehller!  — продолжал командовать капитан третьего ранга, и обескураженный эсэсовец послушно уперся лицом в каменную стену тайника.
      — Wer sind Sie? Schneller!
      — Ich bin Hauptman Max von Loringer…
      — Wer? — сказать, что Ирмантас Мартинович был удивлен, было ничего не сказать.
      — Ich bin Hauptman Max von Loringer, — повторил пленный.
      — Вы говорите по-русски?
      — Говорю, немного… — произнес назвавшийся Максом с сильным акцентом.
      — Стойте смирно.
      Держа эсэсовца под прицелом, Гаяускас положил фонарик на пол, затем осторожно подошел и, уперев ствол ТТ в затылок, тщательно ощупал пленника на предмет оружия.
      — Мой пистолет лежит на полу, — сообщил гауптштурмфюрер. — Другого оружия у меня нет.
      — Можете повернуться, — закончив обыск, капитан третьего ранга отступил на несколько шагов назад. — Что Вы здесь делаете?
      — Прячусь, что же еще, — было видно, что разговор на русском вызывает у пленника некоторые трудности, однако фразы он строил грамотно, чувствовалось, что язык в свое время был ему хорошо известен, только основательно подзабыт. — А что здесь делаете Вы?
      — Вопросы здесь задаю я!
      — Здесь? В тайнике логров? Вам не кажется, что вопросы здесь имеем право задавать мы оба.
      — Не кажется. Вы офицер оккупационной армии…
      — А Вы — офицер армии-освободительницы? Сюда не войти тому, кто не владеет магией логров. Знают ли Ваши командиры, что Вы ею владеете? И как это сочетается с марксизмом, отрицающим магию, как буржуазный предрассудок?
      — Не опускайте рук…
      — Не опускаю, — эсэсовец демонстративно поднял их повыше. — Слушайте, я — не идиот, чтобы кидаться с голыми руками на два пистолета. Кстати, патроны — в кармане шинели.
      — Повторяю, что вы здесь делаете?
      — Убеждаюсь, что этот тайник при штурме замка не пострадал. Это очень важно для нашего дела.
      — Какого дела?
      — Дела возрождения Логры.
      Даже самые сильные люди оттягивают момент, когда они должны услышать правду: правда предполагает действия. Едва увидев постороннего в тайнике, Ирмантас Мартинович уже предполагал, что именно произошло, но задавал вопросы в надежде, что его предположения неверны. Увы, с каждым ответом фашиста надежда убывала.
      — Чем Вы докажете, что Вы — именно фон Лорингер?
      — Можете посмотреть мои документы. Они во внутреннем кармане кителя.
      Гаяускас чуть не выругался от досады. Хорошо же он обыскал эсэсовца, если совсем забыл про документы. Извиняло его только то, что он все же был боевым морским офицером, а не "бойцом невидимого фронта", по ночам приезжавшим арестовывать "врагов народа".
      — Киньте мне удостоверение. Медленно.
      Подчеркнуто послушно пленный вытащил из внутреннего кармана кителя маленькую книжечку и кинул ее к ногам капитана третьего ранга. Не спуская глаз и пистолета с фашиста, Ирмантас Мартинович медленно нагнулся и поднял удостоверение личности. Сомнений не было: перед ним действительно был его младший брат, Максим Альбертович фон Лорингер, ныне — гауптштурмфюрер СС из подразделения "Ананэрбе".
      — Итак, этот замок называется Лорингер. Вы — фон Лорингер. Значит…
      Гаяускас выдержал паузу, чтобы проверить, как поведет себя собеседник.
      — Совершенно верно, мои предки владели этим замком. Послушайте, опустите же, наконец, пистолет. Дэрги не сражаются против дэргов: нас и так слишком мало.
      — Хорошо, можете опустить руки и рассказать мне, куда я попал. Если вздумаете дурить — стреляю без предупреждения.
      — Повторяю, дэрги не убивают дэргов, это закон. Вы, наверное, дхар, если этого не знаете.
      — Кто? — совершенно искренне изумился Ирмантас Мартинович.
      — Дхар. Малый народ, живший где-то на Урале, который мы склонны считать родственным нам, дэргам. К сожалению, политика пролетарского интернационализма, которую проводит ваш вождь и учитель, привела к тому, что народ фактически вымер. Нам так и не удалось вступить в контакт с представителями дхаров.
      — Я не дхар, я — литовец. Меня зовут Ирмантас Мартинович Гаяускас. И, пожалуйста, ближе к делу.
      — Но тогда объясните мне, как Вы попали в этот тайник, — в голосе Макса явно слышалась растерянность. — Я чувствую в Вас древнюю кровь, но она не может пробудиться сама собой, этого никогда не случалось.
      — Все когда-то случается впервые. Давайте считать, что я ничего не знаю. Итак?
      — Итак, Вы, как и я, потомок древнего народа, назовем его дэргским, больше того, оба мы принадлежим к аристократии, то есть, являемся лограми.
      — Как же Вы это определили?
      — Дэрги — не просто люди, они — те самые сверхлюди, о которых грезит этот бесноватый фанатик в «Вольфшанце». Мы можем легко опознать своего соотечественника, у нас есть особое чувство крови, которого простые люди лишены.
      — Интересное начало, — Гаяускас заставил себя усмехнуться. — Главное, как-то не сочетается с теорией об избранности арийской расы.
      — Теория об избранности арийской расы — это всего лишь легенда, состряпанная для того, чтобы дать этому психу хоть какую-то идею. Ему позволили прикоснуться лишь к крохам истинных знаний. И то, как оказалось, для его мозгов и это было чересчур много. В результате, вместо объединенной Европы мы имеем… то, что мы имеем. Я вот, например, сижу в этом подвале.
      — Зачем?
      — Затем, что эти бумаги, — гауптштурмфюрер махнул рукой на стеллажи, — имеют огромную ценность.
      — Это что, векселя, которые примут к оплате в швейцарских банках?
      — Всего золотого запаса Швейцарии не достаточно, чтобы купить хоть один из этих свитков, не говоря уж о книгах. Здесь — вековая мудрость дэргов, здесь говорится о силах столь могучих, что они могут стереть с лица Земли всю Европу в несколько минут. Залп «Бисмарка» по сравнению с их мощью просто комариный писк.
      — Вы не очень-то высокого мнения о своем Военно-Морском Флоте.
      — Я ушел с Флота в звании оберлейтенанта цур зее. Поверьте, я отлично знаю, что такое залп «Бисмарка». И отвечаю за точность своих сравнений.
      — Хорошо. Продолжайте.
      — Что именно Вы хотите услышать?
      — Откуда все это здесь?
      — Я точно не могу сказать. Мои предки хранили это в замке много веков. Я читал архивные документы, древние хроники. Зигмунд фон Лорингер участвовал в Первом Крестовом походе в войске Фридриха Барбароссы. Сигизмунд фон Лорингер был среди первых рыцарей Тевтонского Ордена.
      — Если Ваши предки оберегали этот архив сотни лет, то почему они Вам не рассказали его историю?
      — Некому было рассказать, — тяжело вздохнул Макс. — Мой отец был офицером Российского Императорского Флота. В марте девятьсот семнадцатого он погиб, мать так и не смогла узнать как. Говорят, его растерзали революционные матросы. Тогда же пропал и мой старший брат, а мне было всего шесть лет. Какая уж тут история…
      Ирмантас Мартинович вглядывался в лицо брата, в добровольном заточении побледневшее, обросшее щетиной, с темными кругами под глазами, не зная, что теперь делать. Тайну архива надо было сохранить во что бы то ни стало, но и причинить вреда своему младшему брату он не мог. Судьба и так не была добра к Максиму, и разве только его вина, что он оказался в рядах СС.
      — Если Вы не знали об архиве, то как же Вы сумели его найти?
      — Когда я узнал, что я дэрг, я стал подозревать о наличии тайника. Я искал его еще в сороковом, но не нашел: и умения не хватило, и времени было мало. Но когда фронт приблизился к замку, мне удалось убедить Посвященных предоставить мне еще один шанс. Я добрался сюда за день до того, как ваши солдаты ворвались в укрепления, но мне хватило времени, чтобы разыскать архив.
      — Значит, кроме Вас никто не знает об архиве?
      — Никто.
      — И что Вы теперь намерены делать?
      — Подождать еще пару дней, пока наверху все окончательно успокоится, а затем вернуться в Германию, чтобы рассказать об архиве.
      — Думаете, Вам будет легко перебраться через линию фронта?
      — Очень легко. Дэргам доступна магия, я смогу пробраться незамеченным.
      — И дальше что?
      — Дальше? Дальше мы организуем эвакуацию архива на специальной подводной лодке. Где-то совсем рядом расположено особое убежище "Винетта Восемь".
      — Нет, — Гаяускас принял решение. Может быть, он совершал ошибку, но поступить по-другому он не мог. И да смилуется над ним Господь, да помогут ему Высокое Небо и Святой Патрик. — Нет, вернувшись в Берлин, ты скажешь, что не нашел никаких следов тайника. Такова воля твоих предков, ты должен ее исполнить.
      В глазах гауптштурмфюрера промелькнуло неподдельное удивление.
      — Кто Вы, чтобы позволить себе говорить от имени моих предков?
      — Я — твой старший брат, Густав фон Лорингер. Я наследник и Хранитель.
      — Брат…
      Пораженный Макс несколько секунд оторопело смотрел на капитана третьего ранга.
      — Брат…, - промолвил он наконец. — Неужели ты не погиб?
      — Нет, — Ирмантас Мартинович сунул не нужный теперь пистолет в карман кителя и присел у стены рядом с Максом. — Меня тогда папин вестовой тайно отвез в Кронштадт и устроил в школу юнг как своего племянника. Я обязан был уцелеть, чтобы продолжить род Хранителей. Это тяжелое бремя Макс, я виноват перед тобой и мамой… Скажи, она жива?
      — Да, она живет сейчас в Киле. Часто вспоминает о тебе и очень жалеет. Она будет очень рада узнать, что ты жив.
      — Боюсь, что этого ей говорить нельзя.
      — Почему? — недоуменно воскликнул Макс.
      — Все должно оставаться в тайне. Таков удел Хранителя.
      — Кому это нужно? — гневно воскликнул младший брат, пружинисто вскакивая на ноги. — Кому нужно, чтобы человек не мог назвать мать — матерью, брата — братом?
      — Ты сам сказал, — грустно ответил старший, — что дэрги — не люди.
      — Я имел в виду только то, что нам больше дано…
      — С тех, кому больше дано, больше и спрашивается. В этом справедливость, Макс.
      — Какая в этом справедливость? — в волнении гауптштурмфюрер мерил комнатку широкими шагами. — Ты сидишь и охраняешь эти свитки, словно собака на сене. А мы там по крупицам восстанавливаем утраченные знания.
      Он остановился напротив сидящего у стены Ирмантаса Мартиновича.
      — Я немного почитал тут в эти дни. Да ведь этому цены нет. Посвященные, Первый Круг, знают, может быть, лишь десятую часть того, что хранится в этом подвале.
      — И слава Богу, что не знают. Мир не готов к тому, что эти тайны станут доступны.
      — Ах да, ты же Хранитель, — горько улыбнулся Макс. — Я знаю, именно так вы объясняете свое нежелание делиться знаниями. "Мир не готов". Тысячу с лишним лет наш народ отчаянно пытается выжить, а вы смотрите на его мучения и твердите, что мир не готов. Когда он будет готов? Когда все мы, кто не имеет счастья быть Хранителем, погибнем?
      — Зачем ты говоришь так…
      — Затем, что я говорю тебе правду. За эту тысячу лет в мире изменилось все, что только может измениться. Прахом стали города, забыты религии, нет следов от стран, окружавших Логрис, канули в небытие жившие в то время народы, дав начало народам новым. И только вы, Хранители, застыли и не желаете меняться. Неужели ты не видишь, что вы сегодня заняли место тех, кто погубил Логрис?
      — Кому ты предлагаешь передать знания? Сталину? Гитлеру? Черчиллю? Разве непонятно, что эти знания обратятся во зло?
      Макс несколько мгновений оторопело смотрел на брата, потом вдруг неудержимо расхохотался.
      — Ну ты сказал, Густав… Это же надо додуматься… Конечно, политиков к таким знаниям нельзя подпускать и на пушечный выстрел. Речь не о них, а о нас, дэргах. Мы сможем правильно оценить эти знания и использовать во блага нашего народа… и людей.
      — Мы — это кто? Конкретно.
      — Что значит — конкретно? У нас нет какой-то формальной организации. Большинство из нас состоит в "Ананэрбе"…
      — Это подразделение СС…
      — А что нам оставалось делать? В Рейхе любой рискует заснуть свободным человеком, а проснуться узником концлагеря. Вот и пришлось спасаться, как умеем. Гитлер и его окружение падки на всякую мистику. Легенды о нибелунгах, о Туле, о Шамбале. Мы придумали для них хороший компот из мифов, сдобренный небольшим количеством правды. Зато теперь у нас мундиры, чины и относительная безопасность.
      — Ты хочешь сказать, что получил свое звание…
      — За поиски Святого Грааля. В Пиренеях.
      — Но там его нет, — воскликнул Гаяускас и осекся. Эту тайну нельзя было доверять даже брату.
      — А ты знаешь, где он? — быстро спросил Макс.
      — Я знаю, где его нет. Я ведь знаю нашу родословную несколько получше. Владения Кхоты были не только в Корнуолле, но и в Пиренеях. Если бы Грааль оказался там — наши предки знали бы об этом.
      — Кхота? Кхота Корнуэльский? Старший брат Кхадори?
      — Он самый.
      — Значит… Значит мы — Пендрагоны? — удивлению младшего фон Лорингера не было предела.
      — Да, мы прямые потомки великого гэну Пэндра.
      — И ты еще сомневаешься, отдать ли своим братьям эти знания? — Макс сделал широкий жест в сторону стеллажей.
      — Я живу для того, чтобы эти знания не принесли зла. Ни дэргам, ни людям.
      С минуту они молчали.
      — Хорошо, Густав, — произнес, наконец, Макс, — я понимаю, нельзя вот так, сразу, изменить жизнь. Ты четверть века хранил тайну и не можешь за четверть часа решиться открыть ее миру. Я не тороплю тебя. Я сделаю так, как ты говоришь: вернусь в Берлин и скажу, что ничего не смог найти, мне поверят. Но я хочу, чтобы это была праведная ложь. Победа России в этой войне не за горами. После победы я найду тебя, и мы спокойно все обсудим. Только обещай, что ты тщательно обдумаешь мои слова.
      — Я буду думать над ними, Макс. А ты не боишься, что после поражения Германии тебя могут судить, как эсэсовца?
      — Я стал эсэсовцем только для того, чтобы не погибнуть в застенках СС. Мне нечего бояться справедливого суда, брат.
      — Я рад слышать это, брат.
      — Призываю в свидетели Высокое Небо, если я лгу, пусть оно меня покарает.
      — Не надо так говорить, я верю тебе, Макс. Счастливо тебе миновать опасности.
      Ирмантас Мартинович глянул на часы — с того момента, как он спустился в подвал, прошел уже почти час, его отсутствие явно затянулось.
      — Я должен идти. Удачи тебе, Макс.
      — И тебе, Густав.
      СС гауптштурмфюрер Макс фон Лорингер, не верил в сказки про Высокое Небо и не собирался выполнять обещание, данное своему наивному брату. Ценный архив, который мог открыть ему доступ к вершинам тайной организации, стоящей за спиной у «Туле» и «Ананербе» следовало немедленно вывезти из замка.
      Однако, его планам не суждено было сбыться: следующей ночью, пробираясь через линию фронта, он скончался в лесу на берегу Немана от разрыва сердца и был похоронен в общей могиле.

МОСКВА-ВИЛЬНЮС. 10—11 ЯНВАРЯ 1991 ГОДА.