Вышедший из темноты присел рядом с Балисом. Это был невысокий человек в монашеской рясе с надвинутым капюшоном. По некоторой медлительности и неуверенности движений Балис предположил, что новый встречный — человек в годах.
      — Доброй ночи, уважаемый, — обратился к монаху Балис.
      — Мир вам, Балис, — откликнулся тот. Голос у него и впрямь был старческий, слабый, но сейчас на это морпех даже не обратил внимания: так его поразило обращение по имени.
      — Мы знакомы?
      — Заочно, — лица монаха видно не было, но Гаяускасу показалось, что он угадывает легкую улыбку собеседника. — Я имел честь быть представленным Вашему деду, он рассказывал о Вас.
      Балис задумчиво кивнул. Всё правильно, Элеонора Андрюсовна рассказывала, что в последние годы дед часто бывал в церкви. Наверное, там он с этим монахом и познакомился. Только вот как вильнюсский священник оказался в этом таинственном месте?
      — Слушаю Вас… — Балис запнулся, подыскивая подходящую форму обращения.
      — Называйте меня отец Эльфрик, — подсказал монах. — Вообще-то это не совсем верно, но не будем всё усложнять.
      — Хорошо, — согласился Балис, всё больше и больше недоумевая. — Итак, отец Эльфрик, вам что-то от меня нужно?
      — Мне? — в голосе монаха прозвучало неподдельное удивление. — Вообще-то… Давайте лучше сначала о том, что нужно ей.
      — Кому? — не понял офицер.
      — Дороге. Вот этому месту, где Вы оказались.
      — Но… Разве она живая?
      — Где граница между живым и не живым? — вопросом на вопрос ответил священник. — Во всяком случае, Дорога имеет свои цели и желания… И пытается их достичь, используя тех, кто на неё попал.
      — Мудрено, — признался Балис.
      — А жизнь вообще штука сложная, — рассудительно заметил монах и Балис вспомнил, что уже слышал один раз эту фразу — от деда.
      — Да уж… Так что же нужно от меня Дороге?
      — Чтобы завтра Вы свернули в ущелье у старого дуба.
      — И всё?
      — Всё.
      — А потом?
      — Что потом?
      — Что я должен буду делать потом?
      — Потом Вы ничего не должны. Я хочу сказать, не должны Дороге.
      — А мои спутники? — поинтересовался Балис.
      — Дорога сейчас пытается договориться с ними.
      Офицер обвел глазами неподвижно сидящих попутчиков, судя по тому, что никто из них не обращал ни малейшего внимания на подошедшего монаха, мысли их были далеко от происходящего у костра.
      — Так мы договорились, сын мой?
      — А зачем ей это?
      — Не могу Вам сказать.
      — Не можете или не хотите? — глядя прямо на монаха, медленно и твердо отчеканил Балис.
      — Не могу. Действительно не могу.
      Повисла тяжелая пауза.
      — Почему Вы не можете мне объяснить? — повторил Балис.
      — Потому что не знаю ответа. Для Дороги это важно, но каковы её мотивы — мне не ведомо.
      — Хорошо, а про деда Вы объяснить мне можете?
      — Что именно?
      — Отчего он умер? — наугад спросил Балис.
      Монах на некоторое время задумался.
      — Вы хотите ответ или пытаетесь понять? — спросил он после продолжительной паузы.
      — Я хочу понять.
      — Тогда я Вам не отвечу.
      — Почему? — изумился Балис.
      — Потому что понимание не приходит, когда ответы приносят на блюде. Чтобы понять, ответы надо искать, их надо выстрадать…
      — Выстрадать?! - возмущенно прервал монаха офицер. — Да Вы хоть знаете, сколько мне досталось этого самого страдания?
      — Знаю, — спокойно ответил монах. — Но это было другое страдание. Да и в этом случае готовые ответы Вам облегчения не принесут.
      — Какие готовые ответы? — рявкнул Балис. И заметил, что сидящие у костра никак на это не отреагировали, словно не видели и не слышали разговора со священником.
      — Например, я могу Вам сказать, что Вы напрасно связываете убийство Вашей жены и дочери с тем, что произошло накануне ночью. Если бы Вы не участвовали в том бою, а провели бы ночь дома, это ничего бы не изменило: утром бы Вас всё рано попытались убить.
      — Почему?
      — Я ответил на вопрос, который Вас давно мучил, не так ли? Разве Вам стало легче? Скажите честно…
      Балис мгновение молчал, затем тихо проговорил:
      — Нет, не стало…
      — Вот видите… Чтобы понять, надо знать, как это было. Ваш дед оставил Вам нить, но Вы ей не воспользовались.
      — Какую нить? — вот теперь удивление Балиса достигло предела.
      — Он просил Вас посетить могилы своих друзей.
      — Я был в Ленинграде…
      — А в Москве не были.
      — Понимаете, всё времени никак не мог найти…
      Гаяускас почувствовал, что ему стало стыдно. И перед этим священником и перед дедом.
      — Вот, а ведь приди бы Вы на Головинское кладбище — могли бы многое узнать. И поняли бы, что делать дальше. Увы, но, сами виноваты. Теперь Вам нужно получить знание другим путем. И, может быть, этот путь подсказывает Вам Дорога. Думайте.
      С этими словами монах тяжело поднялся с земли и пошел прочь, в темноту.
      — Отец Эльфрик! — окликнул его Балис.
      — Что, сын мой? — обернулся старик.
      — Отец Эльфрик, скажите хоть одно: что со мной происходит. Где я, что такое эта Дорога? Я вообще жив или мертв?
      — А Вы как чувствуете?
      Офицер запнулся.
      — Я не знаю… Я не понимаю, что происходит… Я чувствую себя каким-то опустошенным… Я так одинок…
      И снова Балису почудилась улыбка под монашеским капюшоном.
      — Я могу только повторить свои слова, сын мой. Если хотите понять — не просите готовых ответов. Ищите их сами. Верьте в себя. Пытайтесь — и Вы справитесь.
      — Но всё же…
      — Вспомните своего деда. Разве Вы не слышали от него народную пословицу: "Мертвые никогда не бывают одиноки. Если же они одиноки, то они не мертвы".
      С этими словами отец Эльфрик поднял правую руку и, осенив офицера крестным знамением, развернулся и ушел в темноту.
      Балис молчал. Эту пословицу ему действительно в детстве приходилось слышать не раз. А когда он вырос, то так и не нашел времени спросить, откуда дед её взял: ни литовской, ни русской эта пословица не была.
      Вышедший из темноты присел рядом с Наромартом.
      — Наставник Антор, ты? — пробормотал изумленный полудракон, пытаясь встать. Встать не получилось, тело не слушалось, словно скованное заклятьем паралича.
      Старый драу усмехнулся.
      — Конечно нет, Кройф. Ты же знаешь, что настоящий Антор — в чертогах Элистри. Конечно, если бы Госпоже было угодно, Антор бы мог предстать перед тобой во плоти, но не здесь, не в чужом для неё мире.
      — Чужом? Но ведь она отвечает здесь на мои молитвы…
      — Твои просьбы скромны, Кройф и это делает тебе честь. Боги могут проявлять на Дороге свою силу, но они не властны над Дорогой. Здесь всё зависит только от неё самой.
      — От самой Дороги? Но кто она тогда?
      — Об этом не знает ни наставник Антор, ни я.
      Полудракон еще раз оглядел своего собеседника. Внешне он выглядел таким, как Наромарт запомнил Антора в последний раз, во время резни в Бальвакальде: длинные светло-золотистые волосы сзади заплетены в косу, одет в прежний темно-серый балахон, на груди, на серебряной цепочке медальон с символом Элистри — серебристым пламенем. Прежним было и выражение лица — спокойная сосредоточенность со спрятанной в глубине глаз доброй улыбкой.
      — Но если ты не Антор, то кто ты?
      — Некто. Некто с внешностью Антора и частью его личности, кто должен поговорить с тобой.
      — А почему у тебя его память и его личность? — подозрительно поинтересовался Наромарт.
      — Потому что это позволила Элистри, Кройф. То, что я хочу предложить тебе, угодно Элистри.
      — Тогда почему она не пошлет мне знамение сама?
      — Потому что это не её мир. Разве ты забыл наставления Антора, Кройф? Боги ревнивы…
      — Значит Дорога — тоже бог?
      — Возможно… А может быть, и нет. Разве тебе много известно о богах?
      — Ты говоришь загадками, Некто с внешностью Антора, — недовольно проворчал полудракон.
      — А разве не так учил тебя наставник Антор? Если наставник не будет задавать вопросы, то ученик не научится на них отвечать. А если ученик не научится отвечать на вопросы, то никогда не перестанет быть учеником.
      — Понимаю.
      — Не особо понимаешь. Много ли ты ставишь вопросов перед Женькой и Анной-Селеной? Ты заботишься о них, вместо того, чтобы учить их жить самостоятельно. Впрочем, это волнует не меня, а настоящего Антора.
      — А что же волнует тебя?
      — Меня волнует, чтобы завтра у старого дуба ты свернул в ущелье.
      — Это угодно Элистри?
      — Этого хочет Дорога.
      — Но если Элистри было угодно дать тебе облик Антора, то…
      — То это не значит, что воля Элистри — чтобы ты свернул, — твердо окончил таинственный незнакомец. И тут же добавил: — Или значит. Отвечай на вопросы, Кройф. Ты сам выбрал свою судьбу — так иди ей навстречу. Проси помощи, но и сам ищи ответов. Думай. И завтра прими верное решение.
      — А мои спутники?
      — Дорога собрала вас, Дорога вас и ведет.
      Наромарт осмотрелся. Все шестеро сидели вокруг костра неподвижно, казалось, внимательно вглядываясь в пламя. Он бросил взгляд на Антора. Но того уже не было рядом. И даже драконье чутьё не могло определить его присутствия.
      Вышедшие из темноты присели рядом с Серёжкой. Их было двое, и выглядели они весьма странно.
      Первый показался мальчишке больше всего похожим на иностранного шпиона из фильма: невысокий, в строгом сером костюме, безупречно белой рубашке и строгом темном галстуке. Большие черные очки скрывали глаза, лицо было необычного темно-серого цвета (конечно, ночью при свете костра не так-то легко различаются цвета, но всё же…), густые черные волосы уложены в аккуратную прическу. И весь этот шпионский вид портил огромный орден, прикрепленный на левой стороне пиджака — размером с хорошее блюдце, сверкающий серебром, золотом, драгоценными камнями и еще бог знает чем. Самое странное, что пиджак от такого украшения совершенно не перекосился, а сидел как влитой.
      Второго же Сережка сразу назвал про себя "кот в сапогах", только кот этот получился какой-то очень современный: сапоги были не средневековые, а армейские кирзачи, в придачу к сапогам наличествовал камуфляжный комбинезон и здоровенная секира. Передвигался Кот в Кирзовых Сапогах на задних лапах, секиру держал в правой передней и никаких неудобств, по всей видимости, не испытывал. И еще, в отличие от мультфильма, у кота не было хвоста. То есть, может, под комбинезоном, и был маленький хвостик, но настоящего хвоста, длинного и пушистого, этот кот не имел, из-за чего сразу несколько опустился в Сережкиных глазах: парнишка не любил куцехвостых котов, чья порода называется иностранным словом бобтейл.
      — Ты — Сережа Яшкин, — начал «шпион» глухим шипящим голосом.
      — Ага. А ты кто? — не очень вежливо поинтересовался мальчишка.
      — Доктор, этот солдат не знает, как положено себя вести! — возмущенно воскликнул шпион, обращаясь к обладателю секиры.
      — Сейчас я всё устрою, — ответил тот и повернулся к мальчику.
      — Перед тобой сам командующий Эм-Эм-А-А генералиссимус Аллан Шейд. К нему ты должен обращаться "Генералиссимус, сэр!"
      — Почему это я должен? — хмуро спросил Сережка.
      — Потому что к нему все так обращаются. Должность у него такая, понимаешь?
      — Не понимаю. Какая должность?
      — Он — главнокомандующий всеми силами Межизмеренческого Миротворческого Антидиктаторского Альянса. Ему подчиняются миллионы солдат в самых разных вселенных.
      — Зачем? — не успокаивался мальчишка.
      — Чтобы защищать разумные существа от диктатуры и истребления. К сожалению, есть могущественные враги — их называют Диктаторы, они истребляют те разумные расы, которые не хотят им подчиниться. Чтобы спасти разумных от рабства и уничтожения и был создан наш Альянс. Понимаешь?
      Сережка задумчиво кивнул.
      — А вы кто?
      — Я — начальник штаба Альянса. Можешь называть меня доктор Джет Чеширский, моё настоящее имя тебе будет очень трудно произнести.
      — И… вы действительно кот?
      — Еще чего, — фыркнул доктор Джет, совсем как Сережкин Пушок, когда он бывал чем-то недоволен. — Я — ксарн! Настоящий ксарн, клянусь Создателями.
      Кто такие ксарны и создатели Сережка не знал, но на всякий случай кивнул еще раз.
      — Ладно. А зачем я нужен генералиссимусу… сэру?
      — Ставлю задачу, солдат. Завтра ваш путь пройдет мимо старого дуба. Там будет развилка. Ты должен свернуть в ущелье. Ясно?
      — Ничего мне не ясно, — рассердился Сережка. — Я никакой не солдат и почему вы мною командуете?
      — Адмирал Джет, что происходит? — в голосе Шейда появился металл. — Что это за солдат, если он не понимает дисциплины? Он должен сказать "Есть!" и выполнить приказ, а он начинает рассуждать.
      — Он не солдат, сэр. Он не присягал Альянсу. И мы не приказываем ему, а просим помочь, сэр.
      — Просим? — по законам жанра лицу генералиссимуса полагалось перекоситься и побагроветь, но оно оставалось бесстрастным и серым, менялся только голос. — Мы его просим?
      — Именно так, сэр.
      — Ничего вы не просите, вы командуете, — мальчишка хотел вскочить, но не смог, при этом в пылу даже не заметил, что не может подняться.
      — Послушай, Сережа, — почти ласково обратился к ребенку ксарн. — Мы не хотим ничего плохого. Мы только стараемся помочь разумным избавится от гнета диктатуры.
      — Ну, так и помогите. У вас миллионы солдат в разных галактиках, я-то тут при чем?
      — Силы Альянса огромны, но мир еще больше. В том мире, куда мы хотим тебя направить, наших войск нет, более того, мы пока никак не сможем туда проникнуть. Так что, нам нужна твоя помощь. Твоя и твоих новых друзей.
      Джет сделал лапой широкий жест, показывая на спутников Сережки, которые неподвижно сидели вокруг костра, уставившись в пламя.
      — А в моем мире силы Альянса есть? — прищурившись и глядя прямо в глаза Чеширскому, поинтересовался мальчишка.
      — В твоем — есть.
      — Так почему же вы не вмешались, когда у нас началась война? Вы же могли сделать так, чтобы никого не убивали? И мои мама и папа были бы живы…
      — Не могли, — печально ответил Кот в Кирзовых Сапогах. — Мы не вмешиваемся в конфликты в пределах одной расы, когда речь не идет о тотальном уничтожении. Мы не боги, Сережа. Мы можем остановить войну, но мы не можем заставить жить в мире. Можем научить, но это только если нас захотят слушать. Силой оружия нельзя насадить счастье, надсмотрщик с палкой не сумеет привести народ к лучшему будущему. Только сами люди смогут построить прочный мир, в котором соседи не станут устраивать войны ради территорий. А наш Альянс поможет оградить его от внешних врагов. Понимаешь?
      Сережка снова задумчиво кивнул.
      — А у меня получится помочь тому миру?
      — Не знаю, — честно признался Кот в Кирзовых Сапогах, поднимаясь с земли. — Но точно знаю, что у тебя может получиться. Многое зависит от тебя, а остальное… Как повезет.
      И ксарн ушел в темноту рядом со своим командиром. Не спросив, собирается Сережка поворачивать в тот мир или нет. Наверное потому не спросил, подумалось мальчишке, что и так понял: свернет.
      Вышедший из темноты присел рядом с Мироном. Мужчина средних лет, в строгом сером костюме, при галстуке, с совершенно непримечательной внешностью. На таком не останавливается взгляд на улице, увидишь — и тут же забудешь.
      — Мирон Павлинович, у меня к Вам есть одна просьба, — обратился незнакомец к Мирону.
      — А Вы кто такой? — не особо дружелюбно спросил Мирон.
      — Какая разница? — устало махнул рукой мужчина.
      — Нет уж, позвольте, должен же я знать, кто и зачем меня просит…
      — Не должны, Мирон Павлинович, не должны. Это не игрушки, в которые с Вами играет этот… Адам.
      — Игрушки? — Возмущенный Мирон хотел встать и почувствовал, что не может.
      — Помните, в детстве Вам приходилось читать рассказ "Честное слово"? Про маленького мальчишку, которого старшие ребята назначили часовым и забыли сменить? А он стоял на своем посту до глубокой ночи, пока случайный прохожий не привел к нему настоящего майора, который снял его с поста.
      И правда, в детстве такой рассказ Мирон действительно читал. Автора он уже не помнил (вроде Гайдар, но уверенности не было), но сюжет довольно легко всплыл из глубин памяти.
      — И какая связь? — спросил он "Серого".
      — Простая. Смотрите, мальчишка воспринимал это всерьез, для него это была больше чем игра. Вот и для Вас все происходящее — отнюдь не игра. Но с точки зрения взрослого человека, автора рассказа, действия мальчишек несколько… неадекватны реальности. Поверьте, именно такими кажутся и Ваши действия — со стороны.
      — И, тем не менее, мне бы хотелось Вас как-то называть, — Мирон знал, что когда тебя пытаются так вот смять, ошарашить, необходимо найти зацепку и ни в коем случае не отступать. Сейчас он столкнулся с новой силой, возможностей которой он еще не мог точно оценить, но даже на первый взгляд было видно, что сила эта велика. И можно было поддаться ей и позволить тащить себя в нужном ей направлении, а можно — постараться выяснить ее природу и желания и обговаривать возможности сотрудничества. Генерал-майор Службы Безопасности Юго-Западной Федерации Мирон Павлинович Нижниченко не привык плыть по воле волн, каким бы сильным не было течение. И сейчас он намеревался сыграть с незнакомцем, и теми, кто стоял за ним, свою игру.
      — Хорошо, — улыбнулся одними губами таинственный собеседник. — Кажется, я Вам показался серым? Ну, так и называйте меня Серым Эм.
      — А почему Эм?
      — Ох, до чего же Вы любопытны, Мирон Павлинович…
      — Это профессиональное…
      — Понимаю… Давайте считать, что Эм — это сокращение от слова «молчащий». Вообще-то я довольно молчаливое существо…
      Собеседник снова улыбнулся — и опять одними губами.
      — Хорошо, итак, господин Серый Эм…
      — Просто Серый Эм, прошу Вас. Обращение господин мне немного неприятно.
      — Извините. Итак, уважаемый Серый Эм, мне бы хотелось понять…
      — Уважаемый Мирон Павлинович, Вам ведь приходилось слышать об Аристотеле, Платоне, Канте, Сковороде, Ломоносове, Галилее, Лапласе, Федорове…
      Серый Эм выжидающе умолк. Привыкший анализировать всё и вся Нижниченко подметил, что в ряду широко известных философов был упомянут Григорий Сковорода. Интересно, что это — вежливое упоминание земляка Мирона или же идеи украинского мыслителя оказались гораздо ближе к истине, чем принято думать? Эх, как все же тяжело без информации. Дома бы сразу дал задание подготовить справку по философскому наследию Сковороды, да и сам бы, конечно, попробовал бы вчитаться.
      — Приходилось слышать, — кивнул Мирон.
      — Неглупые люди, правда?
      — Умные.
      — И вот все они, Мирон Павлинович, хотели понять… И кое-что, поняли, но далеко не все. А Вы сейчас хотите их превзойти и понять все. Думаете, у Вас получится?
      — Вы читаете мои мысли?
      — Немного. Поверьте, я не стремлюсь узнать Ваши тайны. Но то, что касается нашего разговора — мне доступно.
      — У меня нет желания постигнуть все законы мироздания. Но я хотел бы понять, почему вы назвали поведение Адама "игрой".
      — Я попробую Вам объяснить, — Серый Эм вздохнул как-то обречено, словно человек, которому предстоит долгая, нудная и совершенно бессмысленная работа. — Понимаете, со временем у Адама и его сородичей как-то притупилось чувство реальности. Они многое знают, очень многое. Очень многое умеют. Однако, они относятся к своим знаниям и умениям поразительно некритически и склонны преувеличивать свое влияние на события, в которых участвуют. Вы, кажется, беседовали о Трое? Там, в Крыму… Так вот, они действительно принимали в тех событиях некоторое участие. Однако их вклад в то, что то, что случилось, случилось именно так, как случилось — очень невелик. И были другие, те, которых потом называли Олимпийскими богами. Так вот, эти-то под Троей в дела людей вмешались куда сильнее. Собственно, Троя была их делом ничуть не меньше, чем делом людей. А ваш собеседник, Мирон Павлинович, об этом прекрасно знал. Но — предпочел умолчать… Или вот — Балис…
      — Что — Балис? — напрягся Мирон.
      — Адам говорил Вам, что хотел Балиса подвести к Вам туда, в Федерацию.
      — Говорил…
      — У него не было на это шансов. В мир Балиса ему и его сородичам прохода практически нет. А если бы и удалось прорваться, то в любом случае он бы не смог вытащить оттуда Балиса.
      — Наврал, значит… — грустно констатировал Мирон.
      — Нет, в данном случае Адам добросовестно заблуждался, — успокоил его Серый Эм. — говоря Вашим языком — не учел сложность поставленной задачи. Так что, когда в следующий раз с ним встретитесь — не упрекайте его за эту ложь, он и так сейчас переживает.
      — Когда встречусь?
      — Точнее, конечно, было бы сказать "если встретитесь", но это звучит слишком уж пессимистически, согласитесь. То, что я Вам предлагаю — отнюдь не какая-нибудь смертельно опасная задача.
      — А что именно Вы предлагаете?
      — Вот, — Серый Эм удовлетворенно кивнул. — Наконец-то мы добрались до сути нашего разговора. Завтра на вашем пути будет развилка: у старого дуба одна дорога идет прямо, а другая сворачивает в ущелье. Мне нужно, чтобы завтра Вы выбрали путь через ущелье.
      — Зачем?
      — На этот вопрос я Вам не отвечу. Считайте, что Вас играют в темную, как говорят у вас в разведке.
      — А если я откажусь?
      Таинственный незнакомец снова улыбнулся своей загадочной улыбкой. Мирон поймал себя на том, что улыбка у этого Серого довольно мерзкая. Еще раз попробовал пошевелиться — тело не слушалось. Значит, придется терпеть эту беседу, пока она не надоест незнакомцу. Остается только надеяться, что Эм — действительно означает "молчаливый".
      — Мирон Павлинович… — в голосе собеседника звучало явное осуждение. — Вы полагаете, что сейчас начну Вам угрожать? Напрасно. Не свернете — так не свернете, никто Вам мстить не будет. Скажу больше, для меня совершенно безразлично, куда свернете Вы. Когда все планировалось, о Вашем существовании вообще не подозревали. Свернуть должны Балис и Наромарт. Ну и их ребята. Но тут Адам задумал сыграть свою игру, не подозревая о нашей, вот и пришлось, так сказать, приспосабливаться к ситуации на ходу.