В то, что в приморском городе пыль соленая, Балис Гаяускас не верил никогда. В конце концов, за свои почти целых тринадцать лет он насмотрелся на родную Балтику с самых разных мест. С набережных почти десятка городов от Ленинграда до Калининграда, с песчаных литовских пляжей, дюн и кос, и это не считая судов и кораблей! Никогда песок не был соленым. С чего же быть соленой пыли? Севастополь развеял это заблуждение довольно быстро, здесь соленой была не только пыль, но, казалось и сам воздух. Неслыханное дело: после дождя Балис вдруг почувствовал, что ему… стало душно. Да уж, каких только чудес не бывает на белом свете… Развеял Севастополь и другое глубокое заблуждение Балиса, что он — уже взрослый и ответственный человек, способный самостоятельно решить стоящие перед ним проблемы. В родном Ленинграде — безусловно, в моментально ставшем своим Вильнюсе — наверняка, а вот во мгновенно полюбившемся, но пока что ещё незнакомом Севастополе, как оказалось, нет.
      Ситуация выглядела довольно отвратительно. Пятилетнему ребенку потеряться вполне понятно и даже прилично, а как это смотрится в двенадцать лет? "Отец, конечно, тоже хорош: проморгал сына в толпе, но и я сделал кучу глупостей", — самокритично подумал Балис.
      Правильнее сказать, «глупости» они делали вместе. Вместо того, чтобы прямо на вокзале договориться с кем-нибудь из местных жителей, наперебой предлагавших "жильё дёшево и у самого моря", Гаяускасы гордо прошествовали в камеру хранения, сдали вещи и сели на троллейбус, направляющийся в сторону центра. На недоумённый вопрос сына Валдис Ирмантасович объяснил, что у них достаточно денег, чтобы прожить три недели его законного отпуска в номере приличной гостиницы, а не в сарае с дырявой крышей и удобствами во дворе. Вот сейчас они эту гостиницу себе и выберут, а попутно посмотрят на город.
      Посмотреть и правда, было на что. Балис родился в Ленинграде, жил в Вильнюсе, бывал в Москве, Таллине, Риге, но всё равно Севастополь произвёл на мальчишку неизгладимое впечатление. Бухты и горы придавали городу совершенно особенное очарование. Эх, прокатиться бы гавани на катере… Должны же здесь ходить катера?
      А потом папе в голову пришла гениальная идея: "посмотреть на местные достопримечательности, которые запросто продаются", проще говоря — завернуть на Центральный городской рынок. И там, в толкотне, отец и сын потеряли друг друга.
      Сначала Балис воспринял ситуацию даже иронически: всего-то и нужно было — зайти в контору и попросить передать объявление. Но трансляция на рынке из-за какой-то поломки не работала. Некоторое время мальчишка пошатался по базару — без результата.
      Тогда в голову пришла замечательная идея: найти отца ленинградским способом. Как известно, потерявшиеся в Ленинграде должны встречаться у Медного Всадника — главного памятника городу. Здесь, в Севастополе, как подсказали им с отцом пассажиры троллейбуса, главным был памятник Нахимову. Вот там, без сомнения, отец его и ожидает.
      Доехать до памятника Балис сумел без малейших проблем. Но только отца там не оказалось. Мальчик прождал его, наверное, полчаса — безрезультатно. А потом внезапно начавшийся дождь загнал парнишку под колоннаду на Графской пристани.
      Самое обидное — ни малейших идей, как исправить в ситуацию, в голову не приходило.
      Это называется — экзотики выше верхней палубы. Дед так иногда говорил. Особенно — когда запыхавшийся и ободранный после очередных приключений Балис вбегал домой — и видел зашедшего в гости седого старика в форме каперанга. Только сейчас не было поблизости деда. Был где-то недалеко отец — только неизвестно где именно. А сам Балис дышал вполне соленой пылью, рассматривая в упор роскошную колоннаду на Графской пристани, доедал мороженое и думал о том, что придется делать. Вариант вырисовывался только один: пойти и «сдаться» в милицию. Обидно, но ничего лучшего придумать не удавалось…
      — Ой!
      — Извини!
      Тяжелые раздумья оказались прерваны самым неожиданным образом. В пол оборота к Балису замер парнишка примерно его возраста. Только что он ухитрился наступить Балису на ногу, причем крайне чувствительно.
      — Ты это… тоже наступи, а то поссоримся, — виновато сказал он.
      — А чего нам ссориться? — Балис слегка улыбнулся, — мы же не друзья. Даже не знакомые.
      — Это как? Если не знакомые, то можно и ссориться?
      Парнишка выглядел удивленным.
      — Ну… Наверное, не стоит все равно.
      — Тогда наступи!
      Балису вдруг полегчало.
      — Нет, сперва познакомимся! Я — Балис!
      — А я — Мирон! А еще — Павлиныч!
      — Это как? Я еще и Бинокль! За то, что очень хорошо вижу!
      — А Павлиныч — отчество!
      — Ух, ты!
      — Так, давай, наступай!
      Балис первый раз за последние часы чуть улыбнулся и изобразил, что наступает Павлинычу на ногу.
      — Теперь нормально… А ты чего такой кислый?
      — А, родителя потерял.
      — А где?
      — На базаре.
      — Сейчас попробуем найти! У меня там знакомый милиционер.
      — Так что, сидеть в отделении и ждать его там?
      — Это вряд ли! Поехали!
      Троллейбус довез их до входа на рынок за десяток минут, и Мирон, наказав Биноклю подождать на лавочке, отправился в сторону конторы базара. А Балис принялся оправдывать своё прозвище. Странно это — уметь смотреть далеко. Такое умение прорезалось у него лет в девять — и отец отнесся к этому очень серьезно. Даже тренировал — особенно часто вечерами, показывая тогда еще Бинокленку маленькие рисунки издали. И хотя поначалу Балис очень быстро уставал, это было интересно до безумия. А когда отец начал показывать ему ночное небо и то, что у Венеры есть серп…
      А пока можно было посмотреть на рыбу, которой торговали женщины.
      — Ой, что это?
      Балиса просто повлекло к прилавку: такого он еще не видел. А торговка посмотрела на него свысока и спросила:
      — Чего, петуха хочешь купить?
      — Какого петуха? — Балис почувствовал розыгрыш.
      — Известно, какого. Морского.
      — Нет. Я такого в первый раз вижу.
      Тетка посмотрела на Балиса внимательнее.
      — А так ты только приехал?
      — Ага.
      — Ну, тогда смотри, от рыбы не убудет.
      — Балис! Ты где? Бинокль!!!
      — Ой, мне пора!
      Вернулся Мирон не один, а с добродушным пожилым старшиной.
      — Это, значит, и есть наш пропавший Балис Гаяускас? — строго осведомился он.
      — Ага…
      — Тебе тут от отца записка, прочти, что ли.
      "Балис!
      Раз не получилось сразу найти друг друга — с 14.00 позвони в гостиницу «Крым» администратору. Телефон 5-34-84. Я устроюсь туда и, думаю, мы встретимся еще до ужина.
      Валдис.
      P.S. Удивительный у тебя талант теряться!"
      — Ну, и что теперь? — спросил Балис.
      — А что там написано? — осведомился старшина
      — Да вот… — Балис протянул записку старшине.
      — Ну, еще час до времени. Мирон, ты тут рядом живешь, накормил бы гостя!
      — Я — ваш гость?
      — А что еще с тобой делать, под замок сажать, что ли? Так что, объявляю тебя гостем.
      — Ой… Спасибо!
      — Нема за що. Идите, хлопцы.
      "Хлопцы" отправились по тихой и очень тенистой улице, негромко переговариваясь:
      — А Балтика совсем не такая.
      — Лучше, что ли?
      — Нет. Просто другая. Она… строгая!
      — Здесь тоже бывает строго.
      Улица превратилась в мостик через овраг.
      — Ой, смотри!
      — Что?
      — Да вот! Там!
      Зрение Балиса всегда удивляло врачей — слишком оно было «правильным». Мирон, конечно, таким не отличался, но малыша лет семи, лезущего по кустам, разглядел без проблем. А потом — и второго.
      — Ну, и что?
      — Граната… — Балис почти прошептал это, — у него в руках!
      — Побежали!
      Не такая уж и редкая это штука — граната в городе, через который несколько раз проходила война. Два человека понимали это очень хорошо. Как и то, что граната у совсем малька — это большая беда. Балис несколько раз бросал учебную гранату: под руководством своего деда Ирмантаса Мартиновича. Учебная-то учебная, но грохоту от нее! А что тут?
      А тут — пацан. Уже уперся в дерево, а руки прячет за спиной. Соображает ведь!
      Что отберут игрушку — соображает. А что за игрушка — никак.
      — Вы что… не надо!
      Мирон присел — так, чтобы глаза были на одном уровне.
      — Чего не надо?
      — Забирать…
      — Тебя зовут-то как?
      — Миша…
      — Миша, ты пойми, это очень опасная штука.
      — Там их много.
      — Где?
      — А назад отдадите?
      — Нет. И себе не возьмем. Отдадим тем, кому надо.
      — А им зачем?
      — Работа у них такая.
      — Ну… — Миша вдруг заколебался, — возьмите…
      — А где их много — покажешь?
      — Покажу.
      Теперь уже трое гуськом шли через кусты и шипели, царапаясь о колючки. Гранату нес Балис — он доказал Мирону, что имел дело "с такой штукой", даже бросал разок, но на душе у него скребли кошки. Ни на что знакомое эта штука — цилиндрическая, с рубчатой насечкой, похожа не была. В том числе и на учебную гранату, которую он, и точно, бросал. Два раза — даже снаряженной. А незнакомое — самое страшное. Что-то вспоминалось, но с таким трудом!
      — Вот…
      Угол ящика. Полусгнившего. И таких штук там… Ох, как плохо-то! Слишком они на гранаты похожи. Балис аккуратно положил свою ношу на землю. И облегченно вздохнул. В первый раз он порадовался тому, что жив. Запоминалась такая радость.
      Мирон тихо сказал:
      — Вылезает же такое… Тут военные рядом, пойдем?
      — Нет, — так же тихо ответил Балис. — Ты иди с Мишкой, а я на мостике подожду. Тут же мальков может быть много, правда, Мишка?
      — Мало, — немедленно ответил Михаил.
      — Все равно, пойдешь с Мироном, мало ли чего!
      Через десять минут у КПП воинской части вышедший лейтенант выслушивал Михаила и караульного.
      — Товарищ лейтенант, опять дети чего-то не то нашли!
      — Ага. Второй раз за неделю.
      — Так выезжать надо!
      — А то… — Лейтенант быстро набрал номер.
      — Дежурная группа по разминированию, на КПП!
      И положил трубку.
      — Повезло вам ребята, у нас штатные саперы есть… Дежурный!
      — Я!
      — Отзвонись, куда и как положено. Я еду с дежурной группой, вместо меня остается Синягин… Это еще ничего, ребята… Иные к нам такое тащат. Как только дотаскивают-то, ума не приложу… Что там, попробуйте рассказать точнее?
      — Ну, это… Вроде гранат. Целый ящик.
      — Так. Ящик? И эти штуки в нем?
      — Ага.
      — Что еще рядом?
      — Вроде ничего.
      — Точно? Какие штуки?
      — Рубчатые.
      — На что похожи? — лейтенант мягко подтолкнул ребят к плакату.
      — Вроде, на эту: Только не яйцом, а так: ровно. И на эту, только без ручки.
      — Ага… Понятно. Полбеды, кажется.
      — Почему?
      — Я сказал — кажется, ребята…
      К КПП подъехал УАЗ.
      — Дорогу покажете?
      — А то!
      Через пару минут группу разминирования встретил Балис. Эффектно встретил, приветствуя по уставу:
      — Товарищ лейтенант!
      — Спокойно. Ящик где?
      — Там, у кустов, видите?
      — Пока нет. Стой тут и командуй, куда.
      — Можно с Вами?
      — Нет. Стоять здесь и командовать!
      — Есть!
      — Ну, командуй… Звать-то как, командир?
      — Балис!
      — До больших звезд дослужишься, Балис. Тебе сколько лет?
      — Двенадцать! Тринадцать почти уже…
      — Вот, а уже офицером командуешь, высоко взлетишь! Ладно, — улыбнулся лейтенант, — я пошел смотреть.
      До ящика он шел медленно и спокойно. Только росло мокрое пятно на спине. И насвистывал он что-то отчаянно-веселое. И стучал по сапогу веткой, которую отломил на третьем шаге. Дальше его действия показались ребятам совсем странными. Присев на корточки и осмотрев ящик повнимательнее, лейтенант крякнул и выдернул его из земли. Совсем по футбольному пнул ногой ту штуку, которую бережно и со страхом нес Балис.
      — Куприн! Проверь на всякий случай щупом вокруг!
      Его голос просто звенел от облегчения. После этого он взял несколько «стаканов» и, насвистывая что-то веселое, пошел к мосту. Не спеша. С удовольствием человека, избежавшего серьезной опасности.
      — Так, ребята, спасибо за находку! Балис, получи! Мирон! Мишка!
      — Так что это такое? — тихо спросил Мирон.
      — Гранатные рубашки, ребята. Безопасная штука, если, конечно, не бить ей по голове. Спасибо, что пришли к нам!
      — Так они зачем? — спросил Балис.
      — Одеваются на гранату. Для пущего эффекта при применении. Фу! Хорошо! Камень с души просто…
      — Мы зря к вам шли? — очень тихо спросил Балис.
      — Нет, — серьезно ответил лейтенант. — Совсем не зря. Во-первых, мы качественно проверим эту балку — где есть одна находка, может быть и другая. И даже очень может быть. Во-вторых, такая штука похожа на более опасные. В-третьих, я убедился, что наши рассказы о том, что нужно делать в таких вот случаях работают. А в-четвертых, это мелочи жизни — будет подарок отцу, он в школе — военрук. Так что маршируйте до колонки, прополощите эти… сувениры и все. Спасибо вам!
      И они пошли. Договорившись встретиться вечером.
      Валдис Ирмантасович, осмотрев «рубашку», долго расспрашивал Балиса обо всех деталях. Балис все же умудрился соврать о том, что они ничего не трогали до прибытия военных.
      Наконец, отец откинулся на спинку кресла и облегченно вздохнул.
      — Фух! Балис, теперь я спокоен — по этому городу ты можешь гулять, как по нашему двору. А железка… Что же, отвезем домой на память. Хотя я бы предпочел бы несколько камешков.
      — Может, не будем везти ее домой? Мама же испугается.
      — Обязательно отвезем, Балис. Такую память тоже нельзя оставлять.
      — Па, а можно я погуляю еще? У меня тут друг появился!
      — Друг — это серьезно… Так, завтра утром мы пойдем осматривать город, так что давай, гуляй, но не допоздна. Телефон в номере знаешь? Мелочь на автомат есть? Давай, но купаться пока только со мной. Так… А ну, стой!
      И смазал чем-то Балису уже обгоревший нос. После чего чуть щелкнул по "этой выдающейся части тела".
      — Все равно облезет, но так хоть по науке. Перед закатом сними рубашку минут на двадцать, так лучше загорать. Давай, сынок… Познакомишь завтра с другом, хорошо?
      — Хорошо!
      Закат Мирон и Балис встретили на решетчатом пирсе, выдававшемся далеко в море. Солнечная дорожка уходила куда-то вдаль, и ребята присмирели. Обменялись камешками — Мирон отдал сердолик, Балис — прихваченный на всякий случай из Литвы кусочек янтаря. С муравьем.
      Они проводили вместе почти целые дни, Валдис Ирмантасович как-то сразу сдружился с Павлином Петровичем — отцом Мирона. Как оказалось, в роду у Нижниченко был дед-лирник, а музыковеда Валдиса безумно интересовало все, связанное со старой музыкой. Он рассказывал, как искал последних гудочников — и почти нашел, опоздав на месяц — старик, игравший на уникальном инструменте, умер, не оставив ученика — а вот его знакомому «ловцу» лирников повезло куда больше. В общем, родителям было о чем говорить, пока младшее поколение обшаривало город и море.
      Потом пришло время уезжать. Кончался отпуск, и ребята уже очень хорошо чувствовали, что встретятся нескоро. В тринадцать лет и год — это почти вечность. Договорились переписываться, но не получилось. Письма возвращались с пометкой "Такого адреса нет". Валдис Ирмантасович, посмотрев на конверт, однажды вечером задержался, никого не предупредив дома. Вернулся, чуть благоухая коньяком.
      — Такие вот дела, Балис. Нет такого дома в Севастополе, и улицы — тоже.
      — Как нет? Ты же сам был там!
      — Был. И фотография есть. А улицы — нет.
      — А разве так бывает? — Прозвучало глупо, будто Балис совсем маленький. Но отец этого будто и не заметил. Он вздохнул и серьёзно сказал.
      — Не знаю я, сынок. Получается, что бывает…
      — Что теперь делать?
      — Тоже не знаю. Значит — ждать.
      Ждать пришлось долго.

      "Служба безопасности Юго-Западной Федерации.
      Приморский регион.
      Руководителю СБ ЮЗФ
      Тема: Желтый дракон-00-1
 
      5.09.1999 ДОКЛАДНАЯ ЗАПИСКА
 
      Наша служба неоднократно ставила вопрос о централизации работ с секретными документами и секретными объектами, как минимум в плане учета таковых. Однако излишне ведомственный подход к этому вопросу, ранее приводивший лишь к мелким и досадным инцидентам, после последних событий в СЕВАСТОПОЛЕ наглядно продемонстрировал, что далее мириться с существующими методиками невозможно. Напомню суть проблемы. В течение нескольких лет в городе открыто функционировал секретный объект, принадлежность которого до сих пор не установлена. Замечу, что ни у кого не вызвало даже элементарного беспокойства наличие напичканного неизвестным оборудованием и оснащенного большим количеством антенн здания в районе, насыщенном военными и военно-морскими базами. Лишь события последних суток (взрыв на крыше здания и исчезновение после этого персонала и охраны) вызвали интерес как нашей службы, так и армейской и военно-морской контрразведок к этому комплексу. На сегодняшнем совещании установлено, что:
      — Сотрудники моего ведомства, выясняя после начала функционирования объекта его принадлежность, получили надлежаще оформленные документы о принадлежности объекта разведке ВМФ.
      — Разведка и контрразведка ВМФ также удовлетворилась документальной информацией о принадлежности учреждения Генштабу.
      — Армейская контрразведка получила документы, свидетельствующие о принадлежности объекта Службе Безопасности.
      Сверка фактов, изложенных в этих документах, показала, что они фальсифицированы, однако, с крайне высокой достоверностью. Лишь обычные напряженные отношения между соответствующими ведомствами обеспечили возможность длительного функционирования неизвестно чьего объекта с не установленными до сих пор функциями. Нами установлен ряд местных жителей, работавших на наружной охране объекта. Ценной информации от них пока не получено. Предпринимаются меры по установлению и опросу местных жителей, которые, возможно, работали во вспомогательных подразделениях объекта. Все уцелевшие (полностью или частично) приборы, находившиеся на объекте, исследуются группой технических экспертов Армии, ВМФ и Безопасности. По большинству приборов и фрагментов не установлено ничего конкретного. Считаю необходимым подключение экспертов АН ЮЗФ.
      Любопытно, что за несколько часов до аварии на объекте началось активное распространение слухов об инопланетном происхождении объекта. Первоисточник слухов устанавливается. Что же касается анекдотичной истории о "желтом драконе", оказавшемся на проверку стаей бабочек, то это свидетельствует лишь о крайнем напряжении нервов у ряда сотрудников Генмора. Получив крайне сомнительную информацию о неизвестном живом существе, или техногенном объекте, вместо докладов по начальству и серьезного сбора информации, служба охраны попыталась провести в черте города операцию силами роты ПДС и комендантской роты по уничтожению объекта. В результате несколько граждан получили психологический шок вследствие наблюдения за стрельбой по бабочкам из табельного оружия. Лишь по счастливой случайности обошлось без убитых и раненых.
      Таким образом, назрела необходимость в принятии ряда мер, список которых прилагается".

      Мрачно посмотрев на отпечатанный листок, шеф службы безопасности региона поставил свою подпись, аккуратно уложил его и еще несколько хрустких бумаг в конверт, опечатал его в соответствии с инструкцией и задумчиво подошел к тёмному окну. Внизу по Екатерининской проезжали редкие автомобили. С противоположной стороны улицы лукаво щурился барельеф Ленина — наследие недавних советских времён. Казалось, Ильич наслаждается сложной ситуацией, в которую вляпался начальник СБ.
      Хозяин кабинета вернулся к столу. "Сложной ситуацией?" Хорошо, если так, а не ещё хуже. И это не паника, а трезвый анализ. Трагизм ситуации упирался в то, что новое направление, откуда могла прийти беда, его ведомство благополучно проморгало. Непонятные слухи, которым он не придавал особого значения, материализовались сперва во взрыв на главной военно-морской базе, а затем и в подарок в виде непонятно чьего объекта неизвестного назначения. В лейтенантскую юность он рыл бы землю ради такой находки. А каково генералу, чьи подчиненные прощелкали это безобразие? Впору рыть землю, чтобы закопать находку поглубже. Только поздно. Самый сложный вопрос решался именно сейчас. Кому адресовать материал? Прямому начальнику в столицу — или выше? Его босс тоже будет думать, сидя вечером в кабинете, где запах табака давно смешался с запахами парфюма от его предшественницы и неистребимого аромата старого архива — что делать с докладом? Доложить Президенту? Или нет?
      Недавно региональный шеф сделал открытие, которое ему совсем не понравилось. Один из отделов контрразведки ВМФ не просто дублировал деятельность его ведомства. Он отправлял свои наработки Президенту. Экий все же деятель сидит в Замке — совсем правильно работает, хотя в должности — два месяца. При его предшественнике такого безобразия не было! А его начальник из столицы вполне может этого не знать… И припрятать материал. В общем, ясно, кто тогда окажется крайним. И ясно, что нужно делать.
      Из папки «Архив» несколько листов выпали как будто сами — и через пару минут на столе лежали копии. Теперь оставалось самое главное.
      Напевая старый и полузабытый мотив насчет того, что четырех копий достаточно, Мирон Павлинович Нижниченко извлек пишущую машинку со "старым, имперским" шрифтом, лист бумаги, и довольно быстро напечатал короткое письмо.

      "Господин Президент!
      Не будучи уверен, что этот материал попадет к Вам вовремя и в полном объеме по обычным каналам, я убежден в его огромной важности. Считаю необходимым просить у Вас личного доклада.
      Руководитель Приморского Регионального Управления СБ ЮЗФ,
      Генерал-майор Нижниченко М.П."

      Печально осмотревшись, он извлек кассету с лентой из машинки, сложил «левые» копии документа в обычного вида конверт, какие десятками тысяч разносит почта, вызвал секретаря, отдал ему опечатанный пакет, пробурчал что-то насчет срочности и прошел в комнату отдыха.
      Компьютеру он не верил уже лет десять. Пока эта техника была доступной только проверенным-перепроверенным, щупаным-перещупанным спецам, которые жили в специальном поселке, отдыхали в специальных местах и были изучены вдоль и поперек — верить было можно. А сейчас? Кто еще может ознакомиться с информацией — кроме тех, кому положено? А те, кому положено — они как отреагируют?
      Специальная лента для машинки сгорела за секунду. Легкая кучка пепла отправилась в канализацию. Теперь оставалось сделать самое важное, почти невозможное — поговорить с Президентом без прослушки…

      Пулемет коротко рявкнул и смолк.
      — Румын! Я твою…, - дальше понеслась виртуозная нецензурная брань.
      Ильин поморщился.
      — Хватит уж, Денис Анатольевич, материться. Тем более, при ребенке…
      Пулеметчик только тряхнул головой, на которой колыхнулся непокорный светлый чуб.
      — Ну, уморил, профессор: при ребенке. Да Серый в свои двенадцать видел столько, сколько тебе не снилось в твои сорок пять. Верно, малой?
      Серёжка меланхолично кивнул. За последнее время он и впрямь видел очень много, но матерная ругань удовольствия ему не доставляла.
      — Я вообще удивляюсь, профессор, как ты-то тут оказался, — продолжал пулеметчик.
      — Так же, как и Вы…
      — Э, нет. Я казак, и отец мой был казак, и дед. Все предки у меня казаки: Пономаренки, Ничипоренки, Дьяченки, Бартасенки… Казаки всегда Россию защищали. А профессора? Разве профессора когда воевали?
      — Представьте себе, Денис Анатольевич, воевали. Отец мой, Александр Ильин вместе со своим братом в сорок первом в ополчении под Москвой воевал. Отца ранило, а брата убило. Правда, не профессора они были, а только первокурсники московского Университета…
      — Ополчение… Это правда, что у них и оружия толком не было? — Пономаренко как-то сразу посерьёзнел.
      — Правда. Отец даже винтовку в руках подержать не успел: он шестым на неё был.
      — Как это — "шестым"? — удивился Серёжка.
      — Очень просто. Винтовка у одного человека. Его убьют — берет другой, тот кто считался первый на винтовку. За ним второй, третий — и так далее. До отца очередь не дошла, раньше ранило.
      — Да, дела… Ладно, Алексаныч, ты не сердись… Люблю я потрепаться… Счас вот до командира нашего прибалтийского докопаюсь, чего это он молчит?
      — А чего языком зря махать? — повернулся к пулеметчику четвертый обитатель позиции, одетый в черную форму капитана морской пехоты Советской Армии.
      — А чего не потрепать-то? До вечера румыны все одно не сунутся.
      Капитан прищурясь поглядел на раскаленное небо. Солнце только недавно перевалило через полдень и нещадно жарило всё вокруг.
      — Да, до вечера гости вряд ли пожалуют.
      — Гости… — проворчал профессор Ильин. — Хозяев бы побольше не помешало. Если полезут, мы долго не продержимся.
      — Да никто никуда не полезет, — отмахнулся казак. — Третью неделю тишина. Мы из пулемёта постреляем, они постреляют или пару мин кинут — вот и вся любовь.
      — Если бы всё было так хорошо, то зачем вообще мы здесь находимся? Может, бросить всё и в посёлок податься, отдохнуть в тенёчке?
      Серёжка приготовился с присущей возрасту категоричностью ответить на это предложение, но, к счастью, не успел. Профессор после краткой паузы продолжил:
      — А мы — не уходим. И правильно делаем, потому что полезть всё-таки могут. Три дня назад у Бендер сунулись, верно?
      — Как сунулись — так и высунулись, — усмехнулся Пономаренко.
      — Верно, потому что там было, кому их встретить. А здесь? Ну, сколько мы, в случае чего, продержаться сможем?
      Вопрос был из категории риторических. Позиция на вершине пологого холма представляла из себя даже не отрытые, а только слегка обозначенные в сухой твёрдой земле стрелковые ячейки и брустверы с амбразурами, сложенные из мешков с песком. Четыре человека, из которых лишь двое — настоящих военных, а один — так и вообще ребёнок. Один РПК, два АКСа. Да у морпеха — экзотический АК-74М, невесть как в эти края попавшим.
      — Главное — не сколько, главное — как, — философски заметил пулеметчик.
      — Отставить! — неожиданно резко вскинулся капитан. — Думать надо не о том, как красиво умереть, а как выжить, нанеся при этом наибольший урон врагу.
      Загорелый и черноволосый, он был совсем не похож на прибалта. Правда, в голосе офицера явно проскальзывал какой-то акцент — но недостаточно сильный для того, чтобы понять, откуда он родом.
      — Если они сейчас попрут на нас, Борис Владимирович, то выжить возможным не представится. Вчетвером мы их долго не удержим, даже если бы у нас патронов было не считано — а патронов-то у нас кот наплакал…
      — Знал ведь, профессор, куда едешь…
      — Знал, представьте себе. Приехал сюда так же добровольно, как и Вы, и убегать никуда не собираюсь…
      — Значит, так, — вновь взял слово капитан. — Разговорчики эти прекращаем, как понижающие боевой дух. Тем более что никто никуда не попрет до вечера, а к восемнадцати ноль-ноль нас должны сменить. Ну, а если попрут всерьез — будем держаться, пока Сёрежка до виноградников не добежит.
      — Еще чего, — пробормотал мальчишка, недовольно повернув запыленное лицо в сторону офицера.
      — Не "еще чего", а "так точно". Пришел воевать — научись сначала исполнять приказы командира. В штабе должны узнать, что высота оставлена. Если нас тут втихаря убьют, то могут еще люди погибнуть.
      — А почему сразу я? У меня, между прочим, предки тоже воевали. Знаете, почему, мы в Днестровске живем?.. Жили…
      — И почему же? — поспешно отреагировал на эту поправку Ильин.
      — Да потому, что мой пра-пра-… в общем, много раз прадед Аким Яшкин отличился при штурме Измаила и получил за это вольную и землю в Приднестровье.
      — Чем докажешь? — задорно спросил казак.
      Мальчишка бросил на него исподлобья быстрый взгляд.
      — А вот и докажу, — пошарив в кармане перемазанных шорт, он вытащил металлический кругляшек. — Вот… "За взятие Измаила". Сам Суворов ему вручал.
      — Покажи-ка.
      Серёжка кинул медаль пулеметчику, тот ловко поймал её и принялся разглядывать.
      — Ишь ты, — вымолвил он, наконец. — Похоже, и вправду древняя. Потемнела-то как.
      — А мне можно? — спросил ученый.
      — Пожалуйста, — пожал плечами мальчишка.
      Никто не засмеялся. Пулеметчик перекинул медаль Ильину.
      — Надо же, никогда в руках ничего подобного не держал. И уж никак не мог предположить, что смогу встретить суворовскую медаль здесь, в Приднестровье.
      — Будущее не угадаешь, — наставительно и с некоторой ленцой в голосе заявил Пономаренко. — Вот скажи, командир, ты знаешь, что через минуту с тобой будет?
      Ответить капитан не успел. Он вдруг прыгнул вправо, сбив с ног мальчишку, прижав его к земле и накрыв собой. А в следующий миг тонкий свист мины превратился в вой и тут же — в грохот взрыва.
      Стряхнув с себя землю и глядя на разверзшуюся воронку, профессор кафедры системного анализа и программного обеспечения АСУ Московского института радиотехники, электроники и автоматики, доктор физико-математических наук Иван Александрович Ильин вдруг понял, что таинственный капитан Борис Владимирович Гай из Прибалтики действительно знал, что должно произойти. И даже пытался этому помешать. Но не смог…

      Холодный зимний ветер гнал свинцовые волны на песчаный берег, срывая с гребней клочья белой пены. Жалобно покрикивали чайки. Иссиня-черные тучи низко нависали над морем и землей и, казалось, в любой момент были готовы упасть, давя всё и всех на своем пути.