Жельо-Себе-На-Уме проснулся, когда небо еще и не просветлело. Осторожно, чтобы не потревожить свою старуху, выбрался из-под набивного одеяла, натянул одежду и тихонько выскользнул из спальни. Вышел во двор, вдохнул свежий ночной воздух. Потер ладонью поясницу: с возрастом его все чаще беспокоили почки. Травяные отвары, которые готовила ему местная знахарка, бабка Хванга, помогали снять боли, но полностью излечить уже не могли. Годы, годы берут своё.
      Жельо вздохнул. Что ж, такова жизнь, и бороться с этим невозможно, да и не нужно. Каждому его доля. Старикам — доживать свой век в тепле и покое, ну, а молодым — зарабатывать на эти самые тепло и покой. Он, Жельо, свой покой заработал. И все же тосковал по тому времени, когда руки были крепкими, глаза — зоркими, и сам он заслуженно считался одним из самых лучших ловцов удачи на полуострове, да и во всей южной части Империи. Эх, где теперь те времена? Нет прежней остроты зрения, руки то и дело предательски дрожат, а молодежь уже и не помнит, каков был когда-то старик Жельо. Другие у них теперь герои.
      Ночной холодок забрался под рубашку. Старик еще раз вздохнул и направился в харчевню, у которой с его домом был общий двор. Пусть он давно отошел от дел, но чутье никуда не пропало, и опыт не позабылся. Жельо чувствовал, что Джеральд со спутниками вернется до рассвета. Или — не вернется вообще.
      Жаль если так. Толиец старику понравился, такого бы он с удовольствием в былые годы взял бы в свой отряд. Умен, нетороплив, рассудителен, спокоен. Смел, но осторожен. Умеет вести дела (именно Жельо свел Джеральда с плесковскими ворами, и тот довольно легко нашёл с ними общий язык). Наверняка отлично владеет оружием. Да, с таким можно пойти на рискованное дело… Можно было пойти раньше… Теперь уже все — Жельо свое отходил.
      В харчевне старик развел огонь в очаге, налил себе полкубка лагурийского вина, долил водой и поставил перед огнем — подогреться. Придвинул поближе к очагу табурет, и развалился у огня, опершись о спинку стола, потягивая теплое винцо и вспоминая былые годы и приключения.
      Сколько времени он провел в приятных грезах, сказать невозможно — клепсидры в харчевне "Полная чаша" не имелось. Прервал же его размышления громкий стук в дверь.
      — Сейчас, иду! — крикнул Жельо, поднимаясь со стула.
      Как он и предполагал, за дверью оказались Джеральд и его люди. Усталые, растрепанные, взволнованные. Трое наемников несли на плечах большие мешки.
      — С возращением. Вижу, Кель был к вам благосклонен, — приветствовал наемников хозяин харчевни.
      — Да не оставит нас Кель своей милостью и в дальнейшем, — ответил Джеральд.
      — Сейчас отдам вам ключи, — направился к стойке Жельо.
      — Вот что, у тебя есть что-нибудь покрепче вина?
      — Покрепче? — от удивления старик на мгновение остановился. — Найдется. Есть ракки, есть мастика.
      — Ракки парню плесни, — попросил Джеральд, кивая на чернокожего спутника.
      — Одну?
      — Одну. Сливовица?
      — За сливовицей идти надо. Здесь только лозовица.
      — Пойдет и лозовица.
      — Много ты понимаешь… Лозовица-то самая лучшая будет.
      Небрежно бросив на стойку ключи, хозяин привычно выставил деревянную чарку, затем достал из-под стойки небольшой бочонок и плеснул из него в чарку прозрачную жидкость.
      — Давай, пей, — наемник подтолкнул к стойке чернокожего юношу.
      Одного взгляда на того хватало, чтобы понять, что ему и впрямь нужно хлебнуть чего-нибудь крепкого: лицо было каким-то серым, губы — фиолетовыми, а руки мелко дрожали. Он как-то неуверенно потянулся к чарке, но Жельо отвел кисть в сторону.
      — Э, парень, без закуси тебе сейчас пить не стоит. Сядь, подожди, я сейчас соображу чего-нибудь.
      Кебе бросил растерянный взгляд на Джеральда, тот кивнул.
      — Садись, — а потом обратился к старику. — И вот что, Жельо, мы скоро уходим. Собери нам еды дней на пять пути. Сам понимаешь, такой, чтобы не испортилась.
      — Это можно, — кивнул хозяин харчевни.
      Тяжело опустившийся на табуретку юный волшебник остался в зале один. Наемники, забрав ключи, отправились с мешками наверх, а старик вышел на задний двор, где в пристроечке ночевал раб Ёфф.
      Этого раба старик выиграл в кости прошлой весной у городского ассенизатора Спарта. Естественно, по пьяному делу — кто же на трезвую голову примет ставку на раба, который из весны в весну копается в выгребных ямах? Но сделанного не воротишь, поэтому неожиданно свалившуюся на Жельо собственность пришлось отмыть и приспособить для прислуживания в харчевне.
      Растолкав Ёффа, старик объяснил рабу, какие именно продукты следует принести, и вернулся в харчевню. Юноша все так же сидел на табурете, уронив голову на стол. Жельо достал из продуктового шкафа большой кусок отварной баранины, солонку, пару стручков сладкого перца, прихватил чарку с лозовицей и поставил все это перед волшебником.
      — Давай-ка, парень, вонзи. И перчиком закуси.
      Кебе поднял бритую голову, поглядел на старика мутными глазами.
      — Давай, давай, — подбодрил его старик. — В ваших-то краях такого не попробуешь.
      Парень опрокинул в рот обжигающую жидкость, поперхнулся, закашлялся и тут же вцепился зубами в мясо. Заглотнул, почти не жуя, большой кусок, тяжело выдохнул, и только после этого захрустел красным перцем.
      — Что, полегчало? — поинтересовался Жельо.
      — О-о-о… Огненная вода. У нас такую только баба пьют.
      — Кто? — не понял хозяин. — Какие еще бабы?
      — Не бабы, а баба. Почтенные старики. А делают этот напиток из плодов финиковых пальм.
      — Эх ты, парень… Да разве же можно пальмовое пойло рядом с чистейшей лозовицей поставить? Это ж не ракки, это ж… слеза. Э, да что, тебе, молодому говорить. Вот поживешь с мое… Ладно, давай на мясо налегай, а то сомлеешь с непривычки.
      Кебе не заставил себя упрашивать и с жадностью накинулся на баранину, заедая свежим перчиком. Доесть угощение ему, однако, не удалось.
      — Эй, Кебе, ожил?
      Сверху на лестнице стоял Джеральд.
      — Да, рив Джеральд, — сразу откликнулся юноша. И тут же вскочил с табуретки, чтобы доказать, что ему и впрямь полегчало.
      — Тогда поднимайся сюда. Травы — твоя работа.
      В комнате наемники уже вытряхнули детей из мешков, и те забились в угол, настороженно глядя на своих похитителей. Только теперь Джеральд мог разглядеть пленников получше.
      Девочки были ровесницами, весен по десять каждой, но, скорее всего не сестрами: уж очень непохожи одна на другую. Первая — веснушчатая, рыжеволосая и зеленоглазая, а вторая, наоборот очень бледная, с васильковыми глазами и каштановыми волосами. Рыжая девчонка была одета в белый шелковый пеплос и сандалии. В волосах каким-то чудом удержалась бронзовая заколка, украшенная бледно-зеленым камушком, насколько наемник разбирался в драгоценностях — бирюзой. Одежда бледной девочки состояла из простого клевонского платья с длинными юбками и мягких матерчатых сапожек. Никаких украшений, разве что на указательном пальце правой руки потемневшее медное колечко, на которое даже большинство воров не позарится.
      Мальчишка же, пожалуй, был чуть-чуть постарше, на одну-две весны. Скорее, все же на одну. Худой, загорелый, лохматый. И тоже в какой-то необычной одежде: коротком подобии хитона темно-синего цвета и зеленых штанах до колен. На левой ноге сохранилась сандалия, тоже странная: с кожаной подошвой вместо привычной деревянной. Правую сандалию мальчишка, наверное, потерял во время стычки в лесу.
      — Что ты там копаешься, быстрее, — поторопил волшебника Джеральд.
      Кебе, войдя в комнату, принялся рыться в своем заплечном ранце в поисках необходимых ему ингредиентов. В ответ на слова наемника он добыл из мешка пучок сухой травы.
      — Я готов. Давайте их мне по одному.
      Джеральд сделал знак Гронту, тот протянул, было, руку, чтобы схватить бледную девчонку, но снова мальчишка метнулся ее защищать. Брат что ли? Да нет, не похоже. У девчонки лицо скорее круглое, глаза — голубые. А у парнишки остренькое такое лицо, а глаза — серые. Да и бледность у девочки очень контрастировала с коричневым цветом мальчишкиной кожи.
      Разумеется, Гронт без труда оттолкнул парня обратно в угол, а девчонку схватил за руку и рывком подтащил к Кебе. Тот провел травой по руке пленницы — ничего не случилось.
      — Человек, — констатировал маг.
      Гронт разочаровано подтолкнул девочку обратно в угол и потянулся к рыжеволосой. Она испугано подалась назад, но за спиной была стена. Северянин подвел ее к магу, тот так же провел травой по руке, но на сей раз, реакция была совершенно другой. Рука на глазах на мгновение превратилась в мохнатую лапу с острыми когтями, а тело забилось в конвульсиях. Не подхвати бы Гвидерий и Аргентий девочку на руки, она бы непременно упала бы на пол.
      — Есть! — обрадовано воскликнул Джеральд. — Посадите-ка ее отдельно. Гронт, парня давай.
      — Не трогай, сам подойду, — заявил мальчишка, поднимаясь на ноги.
      Озадаченный северянин остановился. Трава прошла по коже мальчика без каких-либо последствий.
      — Одна из трех, — подвел итог Джеральд. — Ладно, торопиться надо. Аргентий, Оудин, этих двоих быстренько продайте работорговцам в караван. Хоть за сколько. А вы, братья, эту киску упакуйте. И быстрее, уже вовсю рассветает.
      — Лапы давай, — обратился Оудин к мальчишке, поднимая с пола веревку.
      — Можете и не вязать: без неё не убегу, — кивнул тот на человеческую девчонку, протягивая руки.
      — Наемники никому не верят, — назидательно произнес толиец, затягивая узел. — А вот если дергаться не будешь, то, так и быть, продам вас вместе. Пошли.
      — Вещи свои возьмите сразу, — приказал Джеральд. — И сюда не возвращайтесь, сразу идите к Лошу, мы будем там.
      Прихватив заплечные мешки, наемники вывели детей из комнаты. Джеральд подошел к забившейся в угол рыжеволосой девочке.
      — Как твое имя?
      Девочка подняла на него заплаканное лицо, но ничего не ответила.
      — Как твое имя? — терпеливо повторил наемник.
      — Риона… — тихо произнесла девочка. После испытания травой она сильно побледнела и теперь цветом кожи напоминала свою подружку.
      — Послушай меня, Риона. Мы не хотим тебя убивать или причинять тебе боль. Мы повезем тебя далеко отсюда. Если ты будешь хорошо себя вести, то с тобой будут хорошо обращаться. Если нет… Мы все равно привезем тебя к хозяину, но тебе в дороге будет хуже. Поняла?
      Риона всхлипнула, глотая слезы, и обвела похитителей затравленным взглядом, затем как-то обречено покачала головой. Джеральд правильно понял это движение: наемник знал, что в Кагмане принято выражать своё согласие тем же способом, каком во всём остальном мире люди (да и не только люди) демонстрировали отказ. Открылась дверь, и братья внесли большую бочку. По комнате тут же разнеслось благоуханье розового масла.
      — Вот и отлично, Риона. Давай, выпей-ка настойку, которую тебе даст наш волшебник, а потом ты влезешь в эту бочку и будешь сидеть там тихо-тихо. Понятно?
      Девочка снова утвердительно завертела головой. Кебе протянул ей небольшой глиняный пузырек, она взяла его, несколько мгновений поколебалась, затем сделала маленький глоточек. Жидкость в пузырьке была густой, маслянистой, но довольно приятной на вкус, напоминающая какой-то травяной отвар. Риона выпила все содержимое пузырька и вернула опустевший сосуд магу.
      — Вот и умница, — Джеральд старался говорить с ребенком так ласково, как только мог. Получалось не очень хорошо: как-то не приходилось наемнику иметь дело с маленькими детьми. Постоянной женой Джеральд так и не обзавелся, предпочитал иметь дело с мимолётными подружками.
      — Джер, а может связать ее для надежности? — на толийском поинтересовался Гвидерий. — Кто знает, как на таких сонные отвары действуют?
      Джеральд не удостоил его ответом. Девочка подошла к бочке и осторожно залезла в нее. Арвигар накрыл бочку крышкой.
      — Тебе не трудно дышать? — поинтересовался Джеральд, наклоняясь к бочке.
      — Нет, — донесся тихий голос изнутри.
      — Отлично. Кебе!
      — Отойдите подальше, — попросил волшебник. Пока наемники разбирались с пленниками, он успел достать из своего заплечного ящика (в отличие от остальных, он носил вещи не в мешке, а в деревянном ранце, обтянутом снаружи свиной кожей) бумажный свиток. Братья и Джеральд быстро отскочили от бочки, не желая попасть под воздействие чар, а юноша принялся нараспев читать заклинание. Оно оказалось коротким, но за это время бумага в руках Кебе распалась в пепел, словно ее бросили в огонь.
      — Все, — усмехнулся молодой волшебник. — Теперь главное ее не трясти и не орать около бочки. Тогда до полудня проспит.
      — А больше?
      — Может и больше, она ведь последний раз спала довольно давно.
      — Хорошо. Ну, братья, берите эту бочку и несите бережно, как зыбку со своими первенцами. Гронт, возьмешь их вещи?
      — Легко.
      — Имей в виду, внизу еще жратва.
      — Справлюсь.
      — Тогда пошли.
      Внизу, на стойке, их ожидало несколько крупных свертков и три наполненных меха.
      — Крупы, бобы, горох, овощи, сухари, пиво, колбаса, копченая баранина, сыр, вяленая рыба, — довольным голосом перечислил припасы Жельо. — Вам семерым на осьмицу хватит, если не нажираться.
      — Сколько с нас?
      — Три с половиной дюжины ауреусов.
      — Кель да вознаградит тебя.
      Цена была честная. Даже очень честная.
      — Мне уж не о Келе, мне о милости Аэлиса думать пора… Хотя, какой от него дождешься милости, — проворчал старик, сгребая монеты. А затем достал из-под прилавка вместительную деревянную флягу, украшенную затейливой резьбой, и протянул ее Джеральду.
      — А это со стариком Бодлоаном выпейте в Толе, вспомните меня.
      — А что здесь?
      — Кайсиев ракки. Ну, абрикосовое ракки по-вашему. Очень Бодлоан его жаловал.
      — Спасибо, Жельо, — кивнул Джеральд, вешая флягу за ремешок на пояс. — Да пошлют тебе боги долгую жизнь и легкую смерть.
      Убегать от похитителей Сережка не собирался. То есть, конечно, он об этом подумал сразу, как только пришел в себя, ещё в мешке. Подумал — и понял, что убегать не станет. Потому что раз уж он бросился в драку, чтобы выручить Аньку (Анна-Селена звучало как-то слишком взросло и серьезно и с возрастом и видом девчонки никак не вязалось), то теперь надо было не покидать её до конца. Можно ведь было поступить и по-другому: воспользоваться тем, что разбойники его не заметили, тихонечко пересидеть нападение, а потом побежать назад к костру и предупредить обо всём Балиса Валдисовича и остальных… Наверное, это было бы умно, но как-то трусливо. Получалось, что он прячется за спины девчонок. Была ведь надежда, что, пока похититель отвлечется на него, Анька сумеет убежать. Но не повезло.
      Ещё обиднее было то, что их вообще похитили по ошибке. Этим людям нужны были жители Кусачего леса, а не пришельцы неизвестно откуда. Если бы бандиты знали, что они с Анной-Селеной всего лишь гости этих мест, то, наверное, не стали бы тащить их с собой в город. А теперь от них просто избавлялись, как от не нужной вещи: продавали первому встречному.
      Только вот быть вещью в планы Сережки Яшкина не входило. Раз уж он сам влез в эту заварушку, то будет продолжать борьбу до конца. Подумаешь, в мешок засунули… Схватить и связать — не значит победить.
      Наверняка, Балис Валдисович, Мирон Павлинович и Наромарт их давно хватились. Наверняка, ищут. Следов драки в лесу осталось выше крыши, наверняка кто-то в них хорошо разбирается, чтобы проследить путь разбойников до реки. Дальше, конечно, сложнее. Но, с другой стороны, много ли городов на таком коротком расстоянии от места похищения? Наверняка не больше двух-трёх. Нет сомнения, что скоро кто-то из старших будет в городе. А вот после этого получалось хуже: здесь их почти никто не видел и не запомнил. Если, конечно, не считать хозяина гостиницы, но он наверняка в доле с похитителями и никому ничего не расскажет. Сейчас продадут их какому-нибудь богатому хозяину, а тот отвезет их на далекую фазенду (это иностранное слово запало Сережке в память из-за фильма "Рабыня Изаура", который по вечерам у них в поселке смотрели всей семьей, а по утрам обсуждали всей улицей), и сколько времени взрослые будут эту фазенду искать?
      Надо было как-то им помочь, сделать что-то такое, чтобы оставить о себе память. Но что именно сделать, Серёжка не знал. Да и память оставлять было не перед кем: ранним утром улицы города были пустынны. Можно было, конечно, заорать во всё горло, но пользы от этого было бы мало. Уж конечно, бандиты сумели бы быстро заткнуть ему рот, а вот в памяти у местных жителей это событие вряд ли бы отложилось: ну, кричал что-то мальчишка-раб. Ну и что? Рабы, наверное, часто кричат, кто ж их слушает…
      Так они дошли до большой площади, где, наверное, останавливались приезжие торговцы. Во всяком случае, длинный ряд коновязей, к которым было привязано множество лошадей, и большое количество груженых телег и фургонов, натолкнули парнишку именно на эту мысль. А следом пришла и другая мысль: как именно ему следует поступить.
      На площади было людно: возле коновязей и подвод суетились работники, а рядом крутилась целая стая местных мальчишек, наперебой прелагавших кто пирожки, кто какие-то фрукты, кто деревянные фляги с напитками. Работники то и дело отгоняли докучливых продавцов, но те продолжали роиться вокруг, словно осы над банкой клубничного варенья, и время от времени то один, то другой мужчина, не выдержав напора, что-то покупал. А на краю площади, очевидно ожидая брата (или братьев) расположилась девчонка помладше, у ног которой стояла большая плетеная корзина, накрытая вышитым полотенцем. Рядом в пыли возился с камушками ребенок лет трех, за которым девчонка, наверное, присматривала.
      Идея пришла в голову Сережки внезапно. Пользуясь тем, что бандиты не слишком внимательно за ним наблюдают, мальчишка потихоньку запустил руку в карман шорт и нащупал единственную фамильную реликвию, оставшуюся у него от прошлой жизни: медаль "За взятие Измаила", полученную его далеким предком, Акимом Яшкиным, как рассказывали мальчику родители, из рук самого Суворова. Не привлекая внимания, Сережка достал серебряный кругляшек из кармана и зажал в ладошке. Теперь нужно было, чтобы к конвоирам подошел кто-нибудь из малолетних продавцов.
      На его счастье, похитители провели их совсем рядом с девчонкой. Та, вытащив их корзины деревянную флягу, сунулась, было, к одному из них, торопливо забормотав:
      — Господин, купите домашнего вина. Всего за три квадранта.
      — Ступай, ступай, — отмахнулся от неё бандит.
      Юная торговка продолжала что-то канючить, и тут Сережка, скорчив страшную рожу, рявкнул ей чуть ли не в лицо. Испуганная девчонка взвизгнула, отскочила, чуть не повалившись на спину, уронила флягу и звонким голосом, слышным, наверное, на другом конце площади, принялась ругать испугавшего её невольника. Сидевший в пыли ребенок, конечно, не понял, что именно произошло, но, почувствовав, что плохой дядя напугал его няню, швырнул в мальчика горсть камешков. Лучшего и придумать было невозможно. Прежде чем бандиты успели что-то сообразить, Сережка нагнулся, сделав вид, что, в свою очередь, подбирает с земли камушек, и швырнул зажатую в ладони медаль в сторону малыша.
      Ловкости и меткости мальчишке было не занимать, чужой команде в игре в вышибалы или пионербол всегда приходилось от Сережкиных мячей туго. Но кидать что-то со связанными руками он никогда не пробовал. Поэтому, бросок получился неудачным. Или слишком удачным, это как посмотреть. В общем, мальчишка планировал сделать так, чтобы медаль упала рядом с малышом, а получилось, что серебряный диск угодил тому точнехонько в лоб. Естественно, трехлетка взревел так, как может взреветь только неожиданно оскорбленный в самых лучших чувствах маленький ребенок: громко и обиженно. К счастью, медаль попала в малыша плашмя, так что обошлось без крови. Но и без того, шуму хватило даже с избытком. Вся стая мальчишек-продавцов дружно ринулась в сторону девочки и малыша, не понимая пока, что происходит, но с решительным намерением защитить их неведомой опасности.
      В планы бандитов устраивать скандал совершенно не входило. Один из них влепил Сережке такую затрещину, что парнишка еле удержался на ногах, а затем, ухватив за плечо, грубо и быстро поволок к приземистому бараку чуть в стороне от коновязей. Второй потащил туда же Анну-Селену, но без особой грубости. Сережка не стал ни огрызаться, ни сопротивляться. В его интересах сейчас было покинуть место стычки как можно скорее, чтобы похитители не отобрали у ребят медаль.
      Медали было жалко до слёз, но именно она была единственным способом подать о себе хоть какой-то знак. Балис Валдисович видел её у Сережки ещё на приднестровских позициях, если она попадется ему на глаза, то он сразу поймет, чья это вещь. Наверняка, попав в город, взрослые будут наводить справки обо всём необычном, что случилось за последнее время, а медаль как нельзя лучше подходило под понятие «необычное». Никогда в этом городе таких не видели и больше не увидят.
      "К тому же, рано или поздно, но меня всё равно бы обыскали. Досталась бы моя медаль какому-нибудь жирному надсмотрщику, было бы ещё хуже", — подумал мальчишка, пытаясь заглушить острое чувство жалости от расставания с дорогой для него вещью.
      Когда они уже отошли достаточно далеко от харчевни, Кебе осторожно спросил:
      — Рив Джеральд, а зачем ты продал тех детей?
      — А что же мне с ними было делать? Тащить их с собой — одна маета. И с этим-то драным котенком измучаемся, а уж с тремя…
      — Можно было их отпустить…
      — Отпустить? — от неожиданности наемник даже остановился и недоуменно уставился на мага. — С какой стати мне их отпускать?
      — Неужели за них дадут так много денег?
      — Деньги, парень, лишними не бывают, — убежденно произнес Джеральд. — Конечно, много за двух сопляков не выручишь, тем более что на них и бумаг не имеется. Девчонка — та вообще почти задаром уйдет: бледная, как мел, с первого взгляда видно, что больная. Пару-тройку ауреусов заплатят — и то хлеб. А вот мальчишка — товар качественный, за такого даже в спешке больше дюжины ауреусов сторговать можно. Одно плохо — характерный слишком, ну, да в бараке его живо обломают.
      — Может, и не обломают, — включился в разговор Гронт. — Бывают такие щенки упорные, ничто их не берет.
      — Бывают, — легко согласился Джеральд. — Ну, не сломают, значит, запорют до смерти…
      — И тебе их не жалко? — тихо спросил Кебе.
      — А чего это мне их жалеть? Это же не мои дети. Пусть их родители жалеют. Может, выкупить успеют… Хотя вряд ли… Тебе-то что? Уж тебе они точно не родственники.
      Гронт широко ухмыльнулся грубой шутке. Ученик мага хотел ответить, но не успел: из переулка появился патруль городской стражи — четверо воинов в куртках из толстой кожи и начищенных до блеска высоких медных шлемах.
      — А кто вы такие, и чего это вы тут несете? — обратился начальник отряда к наемникам.
      Джеральд мысленно плюнул. Принесла нелегкая. В заплечном мешке наемника среди прочего лежали пять мечей-гладиев, по имперским законам — серьезнейшее преступление, караемое смертной казнью. Этим-то ребятам никакого резона подводить его под топор палача нет, но денег за молчание стрясут столько, что мало не покажется.
      — Мы — охранники достопочтенного купца Лоша из Бордигалы, что милостью Императора Кайла торгует с Кагманом.
      — Охранники? А что это у вас в бочке?
      — Разве не чувствуете, господин осьминий? От нее же на всю улицу разит.
      — Маслом розовым пахнет, — растерянно произнес командир, польщенный тем, что ему присвоили титул командира восьмерки.
      — Дык, — широко улыбнулся Джеральд, — купец-то наш, господин Лош, маслом розовым торгует. Потому и несем.
      Командир был окончательно сбит с толку. Почему наемники несут бочку он так и не понял, однако уверенный тон собеседника не оставлял сомнений, что причина этого очевидна настолько, что не понимать ее просто неприлично. Чтобы хоть что-то сказать, он промямлил:
      — А… Документы у вас какие имеются… что вы это… охранники…
      — Документы у нас, естесно, имеются, господин осьминий. У командира нашего, старшего гражданина Аргентия Додецимуса. Он, сталбыть, сейчас на караванном дворе. Ежели угодно вам — пройдемте с нами.
      Упоминание о старшем гражданине окончательно убедило стражников, что здесь на поживу рассчитывать не приходится. Поэтому командир отряда с сожалением произнес:
      — Да нет, ступайте с миром. Видно, что вы люди почтенные и законопослушные.
      И затем повел своих людей дальше по городу.
      — Давай быстрее, — облегченно выдохнул Джеральд, вытирая рукой вспотевший лоб. — Уже совсем рассвело, караван скоро уходит.
      И вправду, было уже совсем светло. Плесков просыпался, над крышами домов курились дымки: хозяйки готовили завтрак. Потянулись с ведрами за водой к колодцам мальчишки и девчонки, разумеется, бросая любопытные взгляды на Джеральда и его людей: не каждый день по улице вооруженные дядьки бочки розового масла таскают.
      К счастью для наемников, караванный двор был уже рядом. Купцы, которым предстоял длинный переход, собирались в дорогу. Слуги выводили на площадь хозяйские подводы. Джеральд сразу заметил повозки достопочтенного Лоша, возле которых суетился сам Лош, а чуть поодаль стояли Аргентий Додецимус, Оудин и Милетий с лошадьми.
      — Эй, хозяин, бочку куда девать? — осведомился Аргентий, заметив прибытие остальной части компании.
      — Это что еще такое? — изумленно вымолвил купец, увидев несущих бочку братьев.
      — Еще одна бочка товара, в придачу к остальным. Ты меня понимаешь, достопочтенный Лош? — глядя в глаза купцу, с нажимом произнес моррит.
      Купец обречено отвел взгляд.
      — Давай, на телегу ее клади, — распорядился подошедший Джеральд. И, повернувшись к Милетию, протянул ему небольшой мешочек, содержимое которого недвусмысленно позвякивало. — Здесь все, как договорились.
      Взвесив на руке мешочек, Милетий кивнул и покинул площадь. Наемник не сомневался, что вор направляется в ближайший укромный уголок, где можно спокойно пересчитать выручку. Ближайший — чтобы быстро вернуться, если денег в мешке окажется недостаточно. Но возвращаться ему не придется: наемник расплатился сполна.
      — Кебе, можешь прилечь на телегу отдохнуть, только сначала привяжи к задку свою лошадь. Ну что, почтенный Лош, мы готовы.
      Купец только вздохнул. Откуда только сбросило этих головорезов на его голову? Чем он прогневил богов?
      — Ну, почтенный Лош, не стоит расстраиваться, — успокоил его Джеральд. — Если милость богов прибудет с нами, то скоро мы к обоюдному удовольствию расстанемся. Мы отправимся своей дорогой, а ты станешь богаче на дюжину ауреусов.
      — Я бы чувствовал себя счастливее, если бы не повстречал вас, пусть и остался бы на дюжину ауреусов беднее, — проворчал Лош. Проворчал тихонько, так, чтобы его никто не слышал: купец был если и не мудр, то, по крайней мере, опытен и не собирался никого злить попусту.
      — Кстати, кому ребят продал? — поинтересовался Джеральд у Оудина.
      — Да тут и продал. Работорговцы уже уходили — едва успел. У них-то товар медленнее ходит.
      — Сколько дали?
      — Да разве много сторгуешь в такой спешке? Полторы дюжины за обоих.
      — Тоже неплохо.
      — Поехали! — понеслось от повозки к повозке.
      Вожатый каравана дал сигнал к выступлению. Защелкали кнуты, заржали лошади, завертелись колеса повозок. Купеческий караван покидал Плесков, направляясь в Торопию, в Альдабру и дальше — к океанскому побережью.
      С погодой Джеральду и его людям повезло: день выдался не очень жарким, Ралиос постоянно прятался за мелкие светлые облачка. В спину поддувал легкий ветерок, принося желанную прохладу. Дорога извивалась между полей и виноградников, на которых то тут, то там виднелись фигурки погруженных в работу земледельцев и рабов. К северу начинались холмы, за ними виднелась почти сплошь покрытая светлой зеленью лесов первая цепь Торопских гор, а дальше у самого горизонта, словно зубцы гигантской пилы поднимались темные вершины Главного хребта.