— И всё же?
      — Две дюжины гексантов. Причем именно гексантов, ауреусы мне не нужны.
      — Гм… Именно гексантов? Будь по-твоему.
      На сей раз, из задней комнаты он вынес туго набитый кожаный кошель.
      — Две дюжины, почтенный. Как ты сказал.
      Балис высыпал содержимое кошеля на стойку, неторопливо пересчитал большие тяжелые монеты. Их и вправду оказалось двадцать четыре.
      — Благодарю, почтенный. С тобой приятно иметь дело.
      — Гм… И мне тоже было приятно. Гм… Если захочешь продать что-то ещё — я к твоим услугам.
      — Непременно.
      "Ещё бы ему было неприятно", — усмехнулся Балис, покидая лавку. Браслет и камень были проданы, конечно, не за бесценок, но ниже своей реальной стоимости. Что делать, деньги нужны были слишком срочно, тут уж не до того, чтобы торговаться…
      С деньгами перво-наперво отправились на рынок, в конный ряд, покупать коней и мулов. Сашка долго и придирчиво осматривал каждую потенциальную покупку, спорил с купцами, сыпал какими-то незнакомыми морпеху словами. Гаяускас помалкивал, верный своему убеждению, что лезть под руку специалисту с советами дилетанта — значит выставлять на всеобщее обозрение и посмешище собственную глупость.
      Кончилось тем, что помимо трёх лошадей, на которых предстояло ехать опытным наездникам: Йеми Наромарту и благородному сету, казачонок прикупил вместо мулов лошака и пони. Немного виновато объяснил Балису, что традиции вязать лошадей с ослами на Кубани отродясь не водилось, а лошаки всё же ближе к лошадям, чем к ослам. Гаяускас успокоил его, сообщив, что им с Мироном всё равно, на чьей спине мучаться: хоть мула, хоть пони, хоть лошака.
      После этого, отведя четвероногий транспорт в харчевню и заказав хозяину приготовить сытный обед, Школта в ответ пообещал невообразимо вкусную грибную похлебку, вместе с неутомимым проводником — ужасно довольным, что удалось на законном основании увильнуть от рутинной работы Литом, отправились по многочисленным лавочкам, покупать разные необходимые в походе мелочи. Не особо стесняясь собственного невежества, Балис просто называл Литу ту вещь, которую ему хотелось бы приобрести, а мальчишка указывал нужную лавку. К некоторому удивлению морпеха оказалось, что практически всё, что он считал необходимым для похода, в Плескове можно было купить. Конечно, функциональность и качество не шли ни в какое сравнение с продуктами технологий конца двадцатого века, но всё же, всё же…
      Даже в лавке торговца музыкальными инструментами, куда Балис забрел без определенного желания, просто по наитию, среди незнакомых причудливых конструкций он вдруг обнаружил кое-что очень знакомое. Конечно, от привычной гитары это нечто отличалось довольно сильно, хотя бы тем, что имело аж пять отверстий в корпусе вместо привычного одного и выпуклую нижнюю деку, но было совершенно ясно, что оно приходится ему близкой родственницей. Попросил у продавца попробовать звучание, взял пару аккордов — инструмент отзывался немного непривычными, но узнаваемыми звуками. И уж совсем добило его, когда, приняв деньги, продавец поинтересовался, как изволит играть почтенный господин — пальцами, смычком или плектром. Мол, ежели надо, то и смычок, и плектр можно подобрать.
      В харчевню вернулись часа через два с половиной, усталые, но довольные. Еда их уже ожидала. Обещанная грибная похлебка действительно оказалась и сытной и вкусной, но Балис с Сашкой не успели съесть и по половине миски, как обед был прерван грубейшим образом. К столику неспешно подошел мужчина средних лет, а немного поодаль пристроились два амбала с характерными лицами уличных громил.
      — Вкусной еды, почтенные, — вежливо приветствовал их незнакомец.
      — И тебе доброго здоровья, почтенный, — спокойно ответил Балис. Капитан незаметно, но внимательно осматривал нежданного собеседника. На вид тому было где-то под сорок. Сильно поседевшие волосы были аккуратно зачесаны назад, открывая перечеркнутый глубокими морщинами высокий лоб и две большие залысины. Серые глаза казались непроницаемыми, словно промороженными чуть ли не до самого дна. Дополняли неприятное впечатление выступающие скулы, тонкие бескровные губы и выбритый, что называется "до синевы", подбородок. По первому впечатлению, ничего хорошего встреча с этим человеком Гаяускасу не сулила. — Что тебе от нас требуется?
      — Я разыскиваю Йеми из Прига.
      — А мы тут при чем? — почти натурально удивился капитан.
      — Я знаю, что вы… — собеседник на мгновение замялся, подбирая нужное слово. Балис внутренне напрягся, сейчас решалось очень многое. — Вы путешествуете вместе с ним. Поэтому я прошу вас позвать его сюда.
      — Почтеннейший, в этой харчевне нет Йеми из Прига, и я не могу его позвать. Сами видите. А если желаете убедиться, что его тут нет…
      — Ну, зачем же так, почтеннейший, — человек улыбнулся одними губами, немигающий взгляд не потеплел ни на мгновение. — Будет довольно, если ты передашь ему мои слова, и он сегодня зайдет к моему господину, благородному лагату Маркусу Простине Паулусу.
      "Ох уж мне эти аналитики", — раздраженно подумал Балис. Разумеется, он догадывался, что благородному сету Йеми представился Порцием Простиной Паулусом не от фонаря. Но то, что в Плескове у него вдруг оказались «родственники», жаждущие личного общения, для капитана оказалось неприятном сюрпризом. О таких вещах надо предупреждать.
      — Боюсь, почтеннейший, что это будет очень трудно: почтенного Йеми нет в Плескове. Твой благородный господин, надеюсь, соблаговолит подождать.
      — Очень жаль. Но в таком случае, ты, почтеннейший, надеюсь, не откажешься нанести моему господину визит и рассказать об этом прискорбном случае.
      — Никак невозможно, почтеннейший. Мы чрезвычайно торопимся. Наш господин, благородный сет Олус, требует быстрого исполнения своих приказаний. Уверен, твой господин поймет нас и не станет держать обид.
      — Ты что, не понял? — незнакомец понизил голос. — С нами пойдете оба. И все расскажете, — и тут же снова заговорил прежним тоном. — Уверен, что ваш господин не станет бранить вас за маленькую задержку.
      — Что, стражу позовешь? — полушепотом поинтересовался Балис, добавляя в голос легкую иронию. По всему выходило, что собеседник представлял, выражаясь языком двадцатого века "криминальный мир", и к слугам закона обращаться не собирался. Но если и правда позовет, то дело дрянь. Попадаться в руки властей сейчас было совершенно невозможно, значит, придется убегать, бросая все, лишь бы спасти шкуры. Но тогда они не успеют нагнать работорговцев… Ох, Йеми, ох, зараза…
      Скуластый небрежно мотнул головой в сторону присевших за соседний столик амбалов, и у отставного морпеха отлегло от сердца: предположения оправдывались.
      — Несерьезно, почтеннейший. Драка, шум… Стража прибежит.
      — Как прибежит — так и убежит. Подумаешь, драка в харчевне. Выпили лишнего, за ножи схватились, с кем не бывает…
      — Даже за ножи?
      — А ты что думал, тут с тобой шутки шутят? — снова понизил голос незнакомец.
      — Ладно, почтенный, пусть будет так, как ты сказал. За ножи — так за ножи, — с напускной усталостью в голосе произнес Балис, выкладывая на стол дедов кортик.
      Скуластый должен был оценить оружие, и, судя по тому, что в глазах собеседника на мгновение промелькнуло что-то вроде уважения, эта цель была достигнута. Те, кто постоянно имеют дело с оружием, не могут не попасть под обаяние его страшной красоты. До культа меча, что был, кажется, у японских самураев, местным убийцам, наверняка, было далеко, но то, что качество оружия обычно соответствует мастерству владения им, они, без сомнения, отлично знали. Конечно, хороший клинок ненадолго может оказаться и в руках неизвестно у кого, но Гаяускас очень надеялся, что в блефе его не заподозрят.
      Надежда оказалась тщетной. Серые глаза снова подернулись непроницаемым льдом, незнакомец слегка развернулся на лавке, лицом в сторону амбалов.
      — Бербо, почтенный купец меня не понимает, растолковать ему надо.
      Гаяускас только устало вздохнул. Любые силовые действия он давно уже воспринимал как тяжелую работу. Одно дело, когда это необходимо, когда без этого нельзя обойтись. Но этому-то Бербо чего не хватает? Ишь, радуется, что получил возможность проявить свою силу и ловкость. Подумал бы лучше о том, что может встретить противника, которые его в этом превосходит. И что тогда с ним будет? И ради чего?
      — Ща, растолкую, — амбал с готовностью поднялся из-за стола. — Это я могу.
      За его широкий пояс был небрежно заткнут длинный, чуть изогнутый кинжал с рукояткой из отполированного рога. Отреагировав на кивок сероглазого, парень нарочито небрежным жестом выдернул оружие, перебросил в левую руку, затем обратно в правую.
      — Ну, ты чего, не ясно тебе, что ли сказано?
      Балис бросил короткий взгляд на Сашку, тот продолжал вести себя правильно: давно бросил ложку и переводил полный ужаса взгляд с незнакомца на морпеха и обратно, но при этом не делал никаких резких движений. Не переигрывал и не лез вперед раньше приказа, правильно поняв произошедший на дороге к городу разговор. Ну что ж, раз в тылу спокойно, разберемся с тем, что творится на фронте.
      — Ты бы поменьше ножом махал, парень. Обрезаться можно, — не повышая голоса, произнес капитан, поднимаясь из-за стола с кортиком в руке. Как он и предполагал, сероглазый даже не пошевелился. Всё говорило за то, что на уме у него не убийство, а испытание: действительно ли Балис тот, за кого пытается себя выдать.
      Как не странно, это обстоятельство существенно усложняло задачу Гаяускаса. Глупого Бербо ни в коем случае нельзя было убивать, его даже серьезно ранить было нежелательно. Лучше всего было нанести рану, которая вывела бы противника из боя, но при этом не несла бы серьезной опасности для здоровья. Но это означало, что сражаться предстояло вести в круговой манере, а не в линейной. Имея в руках чуть ли не идеальное оружие именно для линейного боя.
      А что делать? Ладно, не впервой!
      Балис шагнул навстречу бандиту. Тот почти не уступал ему в росте и длине рук, но о бое на ножах, похоже, имел представление довольно смутное, почерпанное лишь из драк в кабаках и притонах. Недооценивать такой опыт ни в коем случае не следовало: для постоянных участников такие поножовщины — постоянная школа выживания, отлично способствующая усваиванию самых эффективных приемов. Раз Бербо до сих пор жив — значит, в этой школе он был не из худших учеников. Но и переоценивать его мастерство тоже не стоило: не велик городок, не так уж и часто этому парню приходилось драться всерьёз. И на человека, способного к регулярным тренировкам ради повышения мастерства Бербо никак не походил. Стойка амбала напоминала кадр из фильма "Джентльмены удачи" с незабвенным Евгением Леоновым в роли «Доцента». Слегка согнув ноги в коленях, он широко расставил руки, словно пытался охватить ими то ли бочку, то ли трубу.
      Короткий ложный выпад — морпех не шелохнулся. Амбал осклабился.
      — Ну, чё, ща я тебя подрежу.
      Дальше всё произошло на удивление быстро: крик боли, звяк упавшего на деревянный пол ножа. Бербо отпрянул, зажимая левой рукой рану на правом плече, рукав рубахи обильно окрасился кровью.
      Только внимательный и тренированный Сашкин взгляд ухватил, что произошло. Вот бандит наносит удар в грудь. Вот Балис отклоняет и разворачивает корпус, пропуская руку справа от себя. Левой рукой капитан раскрытой ладонью бьёт Бербо чуть выше локтя, разворачивая врага незащищенным боком. И уже поворот в другую сторону и зажатый обратным хватом кортик рассекает плечо. Неглубоко, до мышцы, что называется — "только шкурку попортил".
      Балис демонстративно стер ладонью кровь с граненого клинка и повернулся к сероглазому.
      — Достаточно, почтеннейший? Или продолжим? Только, почтеннейший, это не Олимпийские игры, а я — не добрый изонист. Взрослые люди достают ножи не для игрушек. Зарежу, и переживать не буду.
      Незнакомец кивнул с невозмутимым видом, словно сам входил в оргкомитет очередной Олимпиады. Амбал, сморщившись, держался за плечо. Второй стоял рядом, сжимая в руке кинжал и ожидая команды. Сашка сидел на лавке всё так же смирно, но Гаяускас был уверен, что его кинжал давно уже перекочевал из сапога в рукав.
      — Я думаю, что этого вполне достаточно. Ты серьезный человек, почтенный, у тебя, наверное, очень серьезные дела. Я постараюсь объяснить это моему господину, и, думаю, он отнесется к моим словам с пониманием.
      Балис кивнул. Всё хорошо, что хорошо кончается. А в данном случае, похоже, всё кончилось благополучно. Сероглазый никак не похож на человека, способного из чувства обиды наделать глупостей, ну а, выражаясь перестроечным языком «быков» своих он в руках, похоже, держит крепко.
      — А здорово Вы их, Балис Валдисович, — Сашка и не пытался прятать из голоса восхищение. — Специально учились, да?
      — Конечно. А теперь спрячь свой кинжал так же незаметно, как достал: незачем пугать почтенного Школту.
      Действительно, хозяин харчевни уже спешил к столику, лицо и даже лысина у него были красными от волнения и мокрыми от пота. Из дверей кухни выглядывали Петька и Лит. Их лица, наоборот, сияли от восторга: видимо, такое зрелище они видели не часто и теперь предвкушали, как на долгое время завладеют вниманием всей окрестной детворы, пересказывая по несколько раз все нюансы разыгравшегося на их глазах поединка.
      — Я надеюсь, почтенный, тебя не ожидают неприятности из-за этого досадного недоразумения? — раньше, чем трактирщик успел что-то сказать, произнес Балис.
      Школта сразу как-то съёжился, словно воздушный шарик, из которого выпустили газ, и излишне суетливо заговорил:
      — По правде говоря, почтенные… Это, право, совершенно того… Вы бы… Как бы… В общем, всё нормально… Нет-нет, не извольте беспокоиться…
      — Точно? Видишь ли, у этих людей какие-то особые дела с Йеми. Я не сомневаюсь, что он их уладит надлежащим образом, вот только когда у него найдется на это время — сказать не могу.
      — Да-да Йеми всё уладит. Только вы-то вроде собирались ехать…
      — Не волнуйся, почтенный. Сейчас доедим твою замечательную похлебку — и поедем.
      Трактирщик вздохнул с тяжестью электровоза.
      — Дык, это… Я вам еды приготовил, как просили.
      — И очень правильно сделал, — подбодрил его Балис. — Сколько с нас, почтенный?
      К названной сумме морпех добавил пару ауреусов "за беспокойство", чем окончательно привел хозяина харчевни в доброе расположение духа. Увязанный в мешки скарб Сашка и Лит навьючили на лошадей, после чего путешественники покинули "Гроздь винограда". По дороге к городским воротам Балис время от времени незаметным цепким взглядом обшаривал вокруг: не мелькнут ли где промороженные серые глаза или широкие морды амбалов, но ничего подозрительного не заметил.
      Небольшая заминка ожидала их у ворот. Начальник караула, не тот, что был с утра, стражники уже сменились, заинтересовался явным превосходством количества четвероного транспорта над числом всадников и принялся допытываться, какую торговлю ведут почтенные господа и сполна ли они уплатили полагающиеся пошлины. К счастью, Сашка вспомнил этого старика, досматривавшего их с Йеми на въезде в Плесков, и, взяв инициативу в свои руки, напомнил осьминию Артолу, что он, Плишек, племянник старого Кишиша, в этих краях с его, Кишиша, компаньоном Йеми из Прига. А вот сейчас они получили большой заказ от благородного сета Олуса, который и послал в город за лошадями, да ещё и воина своего к нему, Плишеку, приставил, чтобы охранять своё добро и его, Плишека, от лихих людей. Хотя, что ему, Плишеку, в этих краях сделается.
      Объяснение Сашки стражника удовлетворило, без дальнейших разговоров их выпустили из города. Почти сразу же Балис послал Сашку вперёд, следить, не появятся ли навстречу возвращающиеся в Плесков легионеры. Сам же, взгромоздившись на чалого лошака, показавшегося ему самым смирным в этом сборище непарнокопытных, двигался сзади, управляя небольшим табуном. Не прошло и часа, как он пришел к выводу, что его новые подопечные доставляют больше хлопот и нервотрёпки, чем взвод стройбатовцев. Утренний разговор с Сашкой о деревенских и городских умениях приобретал крайне неприятную конкретность… Если бы знать, как всё повернется, пожил бы хоть одно лето в деревне. По крайней мере, с лошадью дедушка Арвидас обращался умело, научить внучатого племянника он бы не отказался — было бы у племянника желание. Так ведь не было желания-то… Вот и приходилось рассчитывать только на выучку животных да собственное упорство.
      На счастье, Балис воспринял эту новость именно так, легионеры уже почти дошли до города. Остроглазый и осторожный, Сашка заметил их заблаговременно, тут же вернулся назад, и они загнали маленький табун вглубь лежащей у дороги кизиловой рощицы. Надежно укрытые густой листвой, густо усыпанной золотисто желтыми гроздьями цветов, они наблюдали, как угрюмые солдаты прошествовали в сторону Плескова. Гаяускас пересчитал людей — ни один не отстал от отряда. Двоих несли на носилках, еще двое шли самостоятельно, но товарищи поддерживали их с обеих сторон, а другие несли их скарб. Командир отряда шел впереди, с каменным выражением лица. Наверное, мыслями он был где-то далеко от этой дороги.
      Пропустив легионеров, путники продолжили свой путь. Только теперь они уже не разделялись. Балис пересел на Сашкиного коня, позади мальчишки, полагая, что так у них получится двигаться быстрее.
      — Ну, наконец-то, — обрадовано выдохнул Мирон, когда Балис и Сашка слезли с лошади. — Мы уж все извелись. Как у вас дела?
      — Ужасно, — скривился Балис. — Такое ощущение, будто мне ноги гнули на балетном станке.
      И впрямь, он теперь инстинктивно передвигался в раскорячку.
      — У нас в таких случаях говорят о пытошных станках, — заметил Йеми.
      — Ну, у кого чего болит, тот о том и говорит. Хотя, для человека, который раньше не садился на лошадь, такое путешествие и впрямь можно использовать вместо пытки.
      — Да ладно, скоро привыкните, — утешил морпеха Сашка.
      — Скорее бы…
      — Так, давайте-ка останавливаться на ночлег, — решил Мирон. — Ралиос наш, конечно, ещё немного посветит, можно было бы пройти ещё чуть-чуть, но, думаю, нам полезней сейчас обсудить наши планы.
      — Это точно, — кивнул Гаяускас. — Поговорить есть о чем.
      — Даже так? В таком случае, останавливаемся прямо здесь.
      — Пока пойдем дальше, — вмешался Наромарт. — Я что-то не вижу, где нам здесь брать воду.
      Мирон коротким кивком дал понять, что погорячился. Стыдно, конечно, делать такие детские ошибки: самый начинающий турист знает, что лагерь надо разбивать вблизи воды. Но, как говорится, на всякого мудреца довольно простоты.
      — За той рощицей будет озеро, — сообщил Йеми. — Там и остановимся.
      Кагманец не ошибся. За рощицей действительно оказалось небольшое озеро, на берегу которого они и устроили ночлег. Ясная и теплая погода позволяла провести ночь под открытым небом, а не искать поселение местных жителей ради крова над головой. Наромарт, как обычно, особо вроде и не командовал, но работы нашлось всем, включая и благородного сета, которому доверили поддержание костра. Аристократ не высказал ни малейшего недовольства, видимо, крепко усвоив истину, что у нищих слуг нет.
      Наромарту и Женьке пришлось собирать дрова, Балис с помощью Йеми осваивал технологию постановки походного шатра, больше напоминавшего невзрачную палатку, чем роскошное жилище степных владык, первым приходящее в голову при произнесении этого слова. Приготовление ужина выпало на долю Мирона, а Сашка отогнал чуть в сторонку и стреножил лошадей.
      Всем, кто не ездил в город, за исключением Женьки, очень хотелось скорее узнать, что за новости привезли Балис и Сашка, но, будучи опытными путешественниками, они понимали, что прежде чем приступать к разговорам, надо обустроить стоянку. Наконец, шатер был поставлен, запас хвороста набран, лошади мирно паслись неподалеку, а в медном котелке попыхивал экспериментальный вариант каши из просяного зерна. Путешественники расселись вокруг костра, бросая любопытные взгляды на Балиса — мол, пора бы и поделиться, чего интересного из города привёз.
      Благородный сет, быстро сообразив, что его спутникам желательно поговорить без посторонних ушей, просто отправился купаться. То, что ему рассказали далеко не всю правду, Олус понял уже давно, но узнать больше не стремился: не пристало благородному сету менять своих союзников по четыре раза на дню. К тому же, ничто не указывало на то, что новые знакомые злоумышляют против Императора Кайла, а незаконность их намерений и действий в отношении местных порядков и властей можно было смотреть сквозь пальцы: сами эти власти и порядки были далековаты от совершенства.
      — Значит так, — начал морпех. — Съездили мы в целом удачно. Из властей на нас никто внимания не обратил, ювелир деньги дал без вопросов, всё, что нужно закупили, кошелек с гексантами привезли, да ещё ауреусов немного осталось.
      — Сколько? — уточнил дотошный кагманец.
      Возникла небольшая пауза: в морритском языке не было слова «десяток», Балису пришлось срочно пересчитывать в уме на двенадцатиричную систему.
      — Чуть больше четырёх дюжин.
      — Этого нам до Альдабры более чем хватит, — уверенно заявил Йеми. — Отлично, значит, гексанты трогать не придется.
      — Если что, у меня найдется ещё кое-что для тамошних ювелиров, — вмешался Наромарт.
      — Если что, то в городе мы найдем, как раздобыть деньги. В пути — труднее.
      — Представления можно давать, — улыбнулся Балис. — Я вон даже гитару — не гитару, но что-то подобное прикупил.
      — Это называется "ценика", — поправил Йеми. — Для бродячих актеров вполне подходит, если, конечно, уметь играть.
      — Попробую. Но сначала мне бы хотелось, чтобы ты объяснил одно пришествие, которое с нами произошло в Плескове.
      — Что случилось? — сразу напрягся Йеми.
      — Да вот когда мы обедали у твоего приятеля Школты, пришли какие-то люди, стали нас спрашивать о Йеми из Прига, просили отвести к нему.
      — Что за люди?
      — Вот и я думаю: что за люди? И почему они стали спрашивать именно нас?
      Кагманец задумчиво взъерошил волосы на затылке.
      — Единственное, что мне приходит в голову: они видели меня вместе с Сашей в городе. И узнали Сашу, когда он пришел вместе с тобой. Что ты им ответил?
      — Что Йеми нет в Плескове.
      — А они?
      — Хотели, чтобы мы отправились к их господину, рассказали бы ему обо всём.
      — А вы?
      — Извини, Йеми, но нам было некогда.
      Кагманцу потребовалось некоторое время, чтобы понять смысл ответа.
      — Харчевня-то хоть цела осталась? — поинтересовался более опытный в таких делах Нижниченко.
      — Мирон, я был капитаном морской пехоты, а не РВСН. Там даже все табуретки целы остались, Саша может подтвердить.
      — Подтверждаю, — с готовностью откликнулся казачонок. И, неожиданно для Мирона, улыбнулся лукавой улыбкой крупно нашкодившего мальчишки. — Только я не знаю, что такое ЭрВэЭсЭн.
      — Ракетные войска стратегического назначения, — пояснил Мирон, переходя на русский. — Одна ракета — и нету города.
      — Ого, — улыбку с Сашкиного лица как будто стерло, теперь оно было недоверчиво-испуганным.
      — Как хоть они выглядели? — поинтересовался пришедший в себя Йеми.
      — Старший — ростом с тебя. Возраст… Немногим больше трёх дюжин вёсен, точнее сказать трудно. Лысеет. Волосы светлые, сильно поседевшие. Глаза серые. Уши немного оттопыренные.
      — Скуластый такой?
      — Да, скуластый. Губы бледные…
      — Лечек… Ох, доведёт когда-нибудь Шепеша жадность до большой беды…
      — Шепеш? Странно. Этот, как ты говоришь, Лечек просил передать тебе, что тобою интересуется благородный лагат Маркус Простина Паулус.
      — Точно, это он. Такой же благородный лагат, как я — Воин Храма Фи.
      — А кто тебя знает? Кинжалы кидаешь очень прилично, — невозмутимо прокомментировал Балис. Йеми немного натянуто рассмеялся.
      — Я вам как-нибудь потом расскажу, как этот мерзавец стал благородным лагатом.
      — Если он такой мерзавец, то зачем ты имеешь с ним дела? — недоуменно поинтересовался Наромарт. Йеми замялся, но ему на помощь неожиданно пришел Мирон.
      — У Йеми такая профессия, что мерзавцев для него не существует. Бывают только источники сведений.
      Кагманец кивнул, заметив про себя, что точную и ёмкую формулировку Мирона необходимо запомнить. Пауки Господаря и вправду не отличались брезгливостью и готовы были получать сведения от любого подонка.
      — В общем, Шепеш к властям не обратится, и тебя искать не будут, можешь быть спокоен, — подвел итог Йеми, заметив, что благородный сет покончил с вечерним омовением.
      — Меня они искать не будут, я спокоен. А вот тебя…
      — Ну, я-то с ним разберусь.
      — Если надо — поможем.
      — Благодарю, я учту такую возможность. Мирон, скоро будет готова каша?
      Нижниченко обследовал содержимое котелка.
      — Ещё полчасика.
      — Тогда, я тоже и искупаюсь.
      — И я, — поднялся Балис. Отправился плавать в озере и Сашка, Наромарт с Женькой остались у костра.
      Начало темнеть. Редкие облака казались темными на фоне неба на западе и, наоборот, светлыми на востоке. Одна за другой зажигались крупные звёзды, фонарем повисла крупная желтоватая луна.
 
В лунном сиянии
Лох серебрится
 
      Накрывая к ужину, Мирон тихонько напевал на родном языке на мотив известной песни.
      — Какой еще лох? — удивился Женька.
      — Конкретный, — усмехнулся Нижниченко, и показал мальчишке на растущие у самой воды деревца, листья которых и вправду, казалось, слегка поблескивали. — Знаешь, как называется это растение?
      — Конечно, — усмехнулся подросток. — Это ива.
      — Нет, не ива, хотя и похоже. Это серебристый лох. Видишь, какие у него серебристые листья?
      Мальчишка недоуменно посмотрел сначала на собеседника, потом на деревья. Ничего не указывало на то, что Нижниченко шутит, в то время как дерево по всем признакам было именно ивой. Конечно, Женька был городским жителем, а ботаника не входила в число его увлечений, но наиболее известные породы деревьев он знал твердо. Дуб, клен, березу, елку, сосну, рябину всегда можно отличить от других деревьев. И иву, которую еще иногда называют ракитой, тоже. И сейчас мальчик был уверен, что по берегу озера простираются заросли самого обычного ивняка, а не какого-то там серебристого лоха. Да и вообще, ему никогда не приходилось слышать о дереве с таким дурацким названием. В общем, шутит дядя Мирон, видно, настроение у него такое.
      — Придумаете тоже, лох. Нет таких деревьев. Обычные ивы.
      — У ивы листья с внутренней стороны другого цвета. И ещё у ивы очень гибкие ветви, а у лоха они ломкие, как у тополя или яблони.
      По лицу мальчишки было видно, что эти аргументы его ничуть не убедили.
      — Давай спросим у местных жителей.
      Женька только плечами пожал: мол, спрашиваете, если есть такая охота.
      — Почтенный Олус, не скажете ли нам, как называются эти деревья, что растут вдоль берега.
      Благородный сет, размышлявший о чём-то у костра, поднял голову.
      — По правде сказать, почтенный Мирон, мне это неведомо. Могу лишь сказать, что деревца эти не принадлежат к числу благородных, кои приличествует высаживать в садах при виллах. Вот если бы это были кипарисы или олеандры…
      — Понятно, — кивнул Нижниченко. — Ладно, подождем благородного Порция Простину Паулуса.
      — Думаю, что смогу вам помочь, — вступил в разговор Наромарт. — Это дерево называется серебристый лох.
      На морритском это название звучало как "эргенто горлукс", но русский перевод сомнения не вызывал.
      — А не ива? — с легкой улыбкой переспросил Мирон.
      — Нет, конечно, не ива. Достаточно сравнить их плоды, чтобы увидеть разницу.
      — Ну что, убедился, или ещё благородного Маркуса спросим? Вон, наши купальщики возвращаются. И вовремя, как раз каша поспела.
      — Ладно, лох, так лох, мне-то что, — согласился подросток. — Только у нас лохами называли некоторых…
      — Я знаю, — улыбнулся Нижниченко. — Лохом можно много кого назвать. Есть ещё такие рыбы — лохи.
      — Прямо школа какая-то получается, — вздохнул Женька. — Тут тебе и ботаника, и зоология.
      — Не нравится?
      — Да нет, почему… По-всякому, интереснее, чем в классе сидеть и картинки в учебнике рассматривать…
      Свежий воздух и долгое путешествие способствовали хорошему аппетиту. Ужин срубали почти мгновенно, только Женька положил себе чуть-чуть, и еле шевелил ложкой. Впрочем, к тому, что подросток ест мало и неохотно, все уже привыкли.
      После ужина Гаяускас вытащил из чехла ценику и принялся за настройку инструмента.
      Родиться в семье музыковеда не означает стать хорошим музыкантом. Но и не научиться обращаться с музыкальными инструментами практически невозможно. Балис, хоть и проходил в музыкальную школу чуть больше года, но на пианино и гитаре играть научился. Конечно, впрямую использовать знания не было никакой возможности: дома Гаяускас играл на шестиструнной гитаре, иногда — на двенадцати. Уже позже, в «Кировухе» освоил семиструнку. У ценики струн было восемь, собранные в четыре пары.
      — Благородный Маркус, ты, случайно, не знаешь, как с ней обращаться?
      — Благородному лагату возиться с ценикой не пристало, — в голосе кагманца привычно сочетались шутливость и серьезность. — Вот если бы у тебя была олинта, я бы сыграл. А на этом… Чего проще — бери аккорды и аккомпанируй.
      — Чему?
      — Что значит — чему? Тому на чём играют.
      — Прости, благородный лагат, но у нас нет другого инструмента. Я собираюсь играть на этом.
      — На этом — играть? — теперь кагманец был не на шутку озадачен. — Балис, на ценике не играют. Это невозможно.
      — Это как посмотреть.
      Остальные путешественники с интересом следили за этим разговором. В глубине души Сашка наделся, что офицер тут же что-нибудь сыграет, но этого не произошло. Довольно долго Гаяускас то ли настраивал инструмент, то ли сам настраивался на него: брал ноту, потом подкручивал колки, снова брал и снова подкручивал. Женька уже не знал, куда деться со скуки, и стал подумывать, как об этом сообщить остальным. Быть слишком невежливым ему не хотелось, но если дурью мается взрослый человек, это не значит, что мальчишка должен безропотно терпеть — потому что младше. "Сейчас скажу", — решил маленький вампир, но в этот момент морпех вдруг взял громкий аккорд и чуть нараспев заговорил: