Но у меня была возможность дышать свежим воздухом и запахом свеже срезанной травы. Травы. Этим Соединенные Штаты были покрыты раньше на больших пространствах. Это было отлично, так проветрить свои легкие. И я дышал этим воздухом до самой границы штата Нью-Йорк.
      21
      Два часа спустя я был уже у себя дома. Я принял душ, побрился и переменил свою одежду. Я снял свою повязку. Рана немного затянулась, но точки швов выделялись черными пятнышками, было очень неприятно смотреть на руку. Я наложил чистую повязку, потом спустился вниз, съел бифштекс, потом отправился в гараж. Они как раз закончили с Олдсом.
      Я, действительно, не знал, что мне делать. Я медленно направился по Медисое Авеню, по дороге я смотрел на цены, выставленные в магазинах и на женщин, готовых тоже быть проданными. Я вошел в какой-то бар, заказал стакан вина, поднес к губам и резко поставил на стол, не дотронувшись до него. Я открыл справочник Манхеттена.
      Знаменитый доктор жил на 50 улице, около первой Авеню. Я оплатил и вышел, оставив стакан нетронутым на столе.
      Я остановился перед зданием и закурил сигарету. Это было небольшое, но элегантное здание. Семь этажей, по одной квартире в каждом. Фасад из розового мрамора и много стекла: фонтан при входе в виде лягушки, которая выпускает воду. Перед домом ни деревьев, ни кустарников. Просто гравий и много больших камней расположенных вокруг. Как раз то, что необходимо усталому человеку, после тяжелого рабочего дня, для отдыха глаз.
      Швейцар в белых перчатках перед входом. Над батареей кнопок, экран телевизора. Другой тип внутри, для обслуживания подъемника. Также в белых перчатках. Все кругом било в нос большим фриком.
      Я вздохнул и бросил свою сигарету. Когда я приблизился, швейцар окинул меня взглядом с ног до головы. Его взгляд задержался на моих ботинках. Они еще были покрыты пылью после моего шатания по деревне. Я остановился и стал ждать, что он выдаст какое-нибудь интересное замечание или скажет "добрый день", или сообщит мне адрес, где я смогу купить себе более элегантные, чем я ношу, рубашки или еще чего-нибудь.
      - Добрый вечер, - сказал я.
      - Что такое это?
      Еще один грубый гражданин.
      - Добрый вечер, - повторил я. Попробуйте же сказать без того, чтобы вытошнить, - продолжал я ободряющим тоном, обозревая пластинки из меди, на которых были написаны имена съемщиков.
      Каждая пластинка была укреплена на мраморе стены. Я очень быстро нашел то, что мне нужно: З.С., Д-р Черльз Хенли.
      - Эта хижина имеет класс, - заметил я.
      - Вы ищете неприятностей? - спросил швейцар, сделав шаг в моем направлении.
      Но настал момент мне заняться работой. Я показал ему свою бляху. Это смешно видеть, как многие люди хорохорятся и корчат из себя бог знает что, когда думают, что имеют дело с людьми более слабыми, чем они или менее значительными, и как мгновенно меняются их отношения, когда они убеждаются, что именно они являются более слабыми. И они становятся даже ниже ростом и делаются чрезвычайно любезными.
      - А где привратник? - спросил я. Этот вопрос покоробил его. В таких домах и таких кварталах, у них нет даже управляющего: у них есть директор администратор.
      - Мистер Мак Клеман находится в апартаменте 2М.
      - Спасибо.
      - К вашим услугам, сэр.
      Я заявил, что он очень хорошо воспитан. Он посоветовал мне воспользоваться лифтом. Мистер Мак Клеман был одет в темный костюм делового человека и его зализанные волосы были откинуты назад. Мой визит обеспокоил его. Он располагал дубликатами всех ключей и они висели на доске около его письменного стола. Я указал на "З.С.", висевший в глубине на медном крючке.
      Он нахмурил брови. Мне казалось, что я видел, как ворочаются его мозги и какая мысль доминирует там: ДЕТЕКТИВ ПРОИЗВОДИТ СЛЕДСТВИЕ, ВЫЗЫВАЮЩЕЕ СКАНДАЛ В РОСКОШНЫХ АПАРТАМЕНТАХ.
      Я сказал ему, что хотел бы бросить взгляд на помещение доктора Хенли.
      Он посмотрел на меня.
      - Проводите меня до его этажа и откройте мне дверь, вот и все, настаивал я.
      - Но...
      - Я знаю, что это совершенно противозаконно. Но можете зайти вместе со мной и следить за тем, чтобы я не унес пепельницы на память о посещении.
      - Но доктор Хенли в настоящий момент находится у себя.
      Я приговорил себя к тому, чтобы повторить тысячу раз: "Я не должен принимать свои мечты за реальность. Я не должен принимать свои мечты за реальность".
      Не могло быть и речи, чтобы Мак Клеман позвонил бы ему по телефону, чтобы предупредить о моем посещении. Я попросил его подняться вместе со мной и позвонить в дверь в Хенли. Я хотел захватить Хенли врасплох.
      - А что я ему скажу?
      - Вы бы не сидели на своем месте, если бы были глупым.
      - Мы сели в лифт. Со всех сторон он был в зеркалах и там даже была маленькая ваза с розой. Я спросил Мак Клемана не из Версаля ли он взял этот лифт, но он был слишком занят своими мыслями, чтобы ответить мне.
      Я вынул пистолет, проверил его и сунул в карман пиджака. Мак Клеман стал зеленым. Я сказал ему, что в случае перепалки он должен броситься поашмя на живот и ждать момента, когда я скажу ему подняться на ноги. Его лицо еще больше побледнело.
      - Что он такое сделал? - прошептал он.
      - Он купил четыре коробки сигарет в Нью-Джерси, - ответил я.
      Несмотря на свое расстройство, он бросил на меня злобный взгляд.
      Он нажал на пуговку звонка. Голос изнутри спросил:
      - Да?
      - Я... - начал Мак Клеман, но голос его прервался и он поперхнулся. У него нехватило слюны.
      - Да? - повторил Хенли, который начал раздражаться.
      - Здесь, снизу находится полицейский, сэр. Относительно вашей машины. Он настаивает на том, что она слишком близко расположена от пожарного депо.
      Замечательно. Этот Мак Клеман пойдет далеко. Он знал, что американец, даже американец, подозреваемый в убийстве, потратит время на то, чтобы переметить свою машину в другое место, чтобы не платить штраф в пятнадцать долларов.
      - Скажите этому болвану, что я стою в десяти километрах от пожарной станции! - бросил Хенли сухим тоном.
      Я посмотрел на Мак Клемана. Человек, способный выдумать про пожарную станцию, был достоин моего доверия.
      - Но он здесь сам, - заявил директор-администратор. И он не хочет уходить.
      - О, во имя неба.
      Две цепочки зазвенели. В замке повернулся ключ и дверь отворилась. Мак Клеман прижался к стене с правой стороны. Правой рукой я держал мой пистолет в кармане, а левой рукой я протягивал свою бляху. Если он сделает хоть малейший подозрительный жест, я ударю ему в лицо, чтобы отвлечь его внимание.
      Было легко понять, почему докторша не слишком красивая собой, могла потерять из-за него голову. Не говоря уж о медицинских сестрах и матерях детей.
      Прекрасно сложенный, он коротко стриг свои вьющиеся волосы. У него был вид типа, который позирует в магазине по культуризму. На нем была куртка белая из легкой шерсти, которые выпускаются лишь для состоятельных людей. Его мускулы ясно выделялись. Я бы не хотел вступить с ним в единоборство. Его брюки цвета хаки были замечательно отглажены. Он был очень загорелым, у него были ослепительно белые зубы, блестящие голубые глаза и аккуратные маленькие уши.
      Он с совершенным спокойствием посмотрел на мою юляху.
      - Разве теперь инспектора полиции занимаются контролем уличным движением?
      Я посмотрел на Мак Клемана и теперь понял, почему он так не хотел звонить доктору. Глаза Хенли были ледяными. У меня не было сомнения, что этот человек может самых хладнокровным образом убить человека.
      - Это я просил его позвонить к вам, - сказал я.
      - Вы слишком часто ходите в кинематограф, - продолжал Хенли. - Если вы хотели повидать меня, вам достаточно было просто обратиться ко мне, как ко всякому другому человеку.
      - Мы слишком чсато встречаемся с людьми, которые выскальзывают, как иголки, - сказал я. - И такая манера обращаться стала у нас второй натурой.
      - Входите же, мистер...
      - Инспектор Санчес.
      Услышав мое имя он нахмурил брови.
      - На практике равноправие зависит от должности, - пояснил я. - Все с вами очень любезны, когда они в меньшенстве и в определенные моменты.
      Я вошел и закрыл за собой дверь перед носом опечаленного Мак Клемана. Он еще долго будет ходить недовольным. Я лишил его подарка к Рождеству, который ему собирался сделать Хенли. И он знал это.
      Я переложил свой .38 из кармана пиджака в плечевую кобуру.
      - Большая проблема стоит перед жителями Нью-Йорка со стоянками для машин: сразу же начинают придираться, если вы поставите машину даже за километр от пожарного депо.
      - Да, в Нью-Йорке здорово издеваются над владельцами автомашин, нельзя не признаться.
      Он шел впереди меня. Под ногами у нас был ковер, в котором тонули ноги и который должен был стоить не менее семи тысяч долларов. Семь тысяч долларов: мне это казалось огромной суммой денег. Совсем как и малышу, которого спросили, что он считает большой суммой денег. Он ответил: "Восемьдесят семь долларов, это все деньги, которые существуют на земле". Мебель у него была антикварная, с изображенными черными лилиями на белом фоне. На старинном маленьком столе стояла серебряная ваза, наполненная цветами цитрусовых деревьев, которые отражалисьна отполированной поверхности стола. Все вместе взятое производило впечатление большого богатства и роскоши.
      - Вы хотите выпить что-нибудь?
      - Охотно.
      - Он улыбнулся.
      - Я думал, что полицейский не должен пить, когда он находится при исполнении своих служебных обязанностей.
      - Я нарушаю регламент.
      Этот ответ ему не понравился: он подходил к его собственной философии. Я чувствовал, как его враждебность по отношению ко мне, уменьшилась. Он взял хрустальный графин и наполнил два стакана.
      - Лучший сорт Бурбона без прикрас, - сказал он. - У меня в Тенессее есть пациент и он каждый год присылает мне это вино. Без федеральной таксы. Совершенно нелегально. Возражений нет?
      - Мы находимся в Нью-Йорке. Тем хуже для федералов.
      Это замечание ему очень понравилось. Я сел.
      - Вам нравится этот стул?
      - Очень красивый.
      - Это Чепандел из красного дерева, - с гордостью проговорил он. - А влт стол, который я подобрал ему под стать в краю Ермег.
      - Ермег?
      - В Ирландии. Это дом моих предков, - сказал Хенли, - многое здесь сделано из вишневого дерева в ХVIII веке. - Он погладил поднос, который блестел, как шелковый. - Десять пластов красок, наложенный один на другой, чтобы дерево хорошенько пропиталось и все от руки. Вот потому то так хорошо и просматривается дерево. Я кончиками пальцев погладил дерево.
      - Можно подумать, что это шелк, - сказал я. И тем же тоном прибавил:
      - Где находится доктор Лион?
      Иногда неожиданно заданный вопрос может застигнуть врасплох подозреваемого. Но не такого парня.
      - Дорогой друг, откуда я могу знать, где она находится.
      - Судя по тому, что я слышал, вы достаточно крепко связаны между собой.
      - Да. Было время, но она стала слишком надоедливой. Я порвал с ней.
      - Как это?
      - Вот так. Я могу вам налить еще?
      - Ну разумеется.
      Он налил еще, на этот раз двойную порцию.
      Я медленно тянул свое виски. Вне всякого сомнения у него был хороший товарищ в Тенессее. Я снова быстро осмотрел помещение: иногда поведение спокойное и молчаливое невольно начинает действовать на нервы собеседника. На лбу у него выступает пот, цвет лица часто меняет окраску, от красного до совсем бледного. Он начинает облизывать губы и пьет много воды.
      Но его лоб оставался сухим. Лицо не изменяло своей окраски и он не облизывал свои губы. Это не означало того, что он не был виновен. Он просто не испытывал ни малейшего угрызения совести или сожаления о том, что он сделал. Этот парень был крепкий орешек.
      Я оттолкнул свой стакан.
      - Вы позволите мне бросить взгляд на помещение.
      - У вас, без сомнения, имеется мандат на производство обыска с целью обнаружения того, что вы ищете.
      Он знал, что у меня не было мандата. Я сказал ему об этом.
      - Нет мандата. Гммм...
      Он посмотрел на меня: легкая улыбка блуждала на его губах. Он создавал впечатление, как будто у меня расстегнулся гульфик на брюках и я не замечал этого.
      - Знаете, я могу попросить вас об уходе.
      - Нет, вы не можете. Не забывайте, что вы сами пригласили меня войти. Но совершенно верно, я не могу обшаривать ваше помещение.
      - А-а, если вы хотите просто бросить взгляд на мое жилище, то конечно не я, добрый гражданин своей страны, буду вам в этом препятствовать.
      Я встал. На этот раз я был настороже. Здесь мне было нечего смотреть, но в надежде, что он может совершить хоть маленькую ошибку, я открыл ящик. Я искал коробки, оберточную бумагу и веревки, подобные тем, в которых были упакованы присланные пальцы. Я искал скальпель, которого не хватало на "Веселом". Я искал предметы, могущие доказать, что он спрятал ее где-нибудь. Ничего.
      Он следовал за мной шаг за шагом, указывая на маленькие ящички, которые я пропускал.
      Я открыл их все. Я мог найти в них письма докторши, но это не дало бы мне право задержать его.
      Сигареты, спички, вата. Никаких писем. Ничего. А к чему бы они ему? Это был блестящий человек человек, но без сомнения был намного умнее и интеллегентнее меня.
      Ничего в шкафах. Я чувствовал, что краснею под его наблюдательным, вежливым и немного насмешливым взглядом. Никакого доктора Лион в глубине мешка для грязного белья. Никаких платьев, которые могли бы ей принадлежать. Но даже, если бы я их и нашел, это все равно бы ничего не означало. Ведь лна провела немало дней и ночей у него в доме.
      Я вернулся в гостиную и остановился около охотниьего столика, по которому я провел рукой. Дерево было прохладным, гладким, приятным на ощупь, какими должны быть бедра герцогини.
      - Это замечательная мебель, не правда ли?
      Он стоял позади меня, немного в стороне. Он говорил спокойно и сдержано, отлично владея собой. Я опустил глаза на поднос, отполированный как зеркало, лежащий на столе. В нем отражалось его лицо. Он смотрел мне в спину и совершенно не думал о том, что я могу видеть его лицо.
      Я никогда не мог бы себе даже представить такую страшную ненависть, которая отразилась на его лице, а я повидал немало людей. Но что меня совершенно поражало, это контраст между его спокойным голосом и дикостью выражения ненависти. Этот тип был непостижимым для понимания. Никто другой не смог бы так владеть мускулами своего горла, чтобы разговаривать так небрежно и спокойно и вместе с тем позволить им так исказить его лицо от лютой ненависти.
      Подобный человек был способен каждый день отправлять начальнику полиции по одному пальцу женщины. Он мог заставить вытатуировать змею на пальце женщины. Он отлично мог произвести все эти операции. Он был способен на все.
      Отдав себе отчет, что я нахожусь от него на расстоянии пятидесяти сантиметров, я почувствовал, как заломило у меня поясницу. Всадит ли он в меня скальпель. Он безусловно знал нужное место для этого. Он также мог неожиданно схватить меня за горло своей левой рукой, в то время как правой отобрать у меня пистолет. Он был намного сильнее меня.
      Но это было бы не разумно с его стороны. Не теперь. Я никаким образом ни в чем не мог упрекнуть его и он это знал. Но независимо от этого, этот разительный контраст между его голосом и выражение лица, заставлял меня быть очень осторожным. Я отошел подальше, немного приподняв руку, готовый дать ему отпор, если он нападет на меня.
      Но он ничего не сделал.
      - Это тигровые лилии.
      - Они дорого стоят?
      - Не особенно. Я меняю их каждые два дня.
      - Может быть, я тоже куплю себе их. Они дороги?
      - Довольно дешевы для этого квартала. Если вы их купите, то поставьте в вазу из меди. Лилии отлично контрастируют с цветом меди.
      Мы еще обменялись несколкими мнениями относительно обстановки, убранства комнат и об его картинах.
      - Спасибо за внимание.
      - Не могу ли я быть вам чем-нибудь полезен?
      Да. Ты можешь мне сказать, где ты прячешь доктора Лион, мерзавец.
      - Нет, это все на данный момент.
      Заставить его нервничать. Дезориентировать его. Может быть у него вырвется какая-нибудь нужная мне реакция. Знать больше его и заставить его проговориться.
      Я спустился вниз на лифте.
      - До свидания, - сказал я швейцару.
      Он повторил мои слова и добавил: "сэр". Может быть, в один прекрасный день он будет вежлив с людьми, не имеющими бляхи.
      Я болтался в течение двадцати минут. Я зашел во все цветочные магазины квартала. Их было девять. Ни один из них не продавал никогда и раньше не продавал тигровых лилий.
      - Почему? - спросил я у последнего продавца.
      - Почему? Потому что на них нет спроса, вот почему.
      - Жаль. Это такие красивые цветы.
      - Да, парень. Согласен с вами. По правде говоря, я нахожу их красивее орхидей. Но они растут на севере в диком виде во всех возможных местах, а то что растет вокруг дома, люди не покупают. Это так как на Амазонке: там не покупают орхидей. Всюду одинаково.
      Хороший повод для размышления. Я переваривал все это в своей голове, направляясь в ночной клуб, в котором Хенли и доктор Лион публично повздорили.
      22
      Я медленно проследовал перед "У Бруно". Большинство обитателей Манхеттена не признают пригородных ночных клубов. Они считают их жалкими и грязными, в которых показывают плохонькие ревю и пианисты там пятого сорта. Не то, что "У Бруно".
      Широкая стоянка для машин почти полна. При входе в нее находится маленькая будка для служащего парка: соответствующее заведение вежливо предлагает вам воспользоваться услугами служащего, чтобы поставить машину. Разумность этого предложения была очевидна. Он получил распоряжение экономить место и машины стояли вплотную друг к другу. Я сделал круг вокруг дома. Это у меня такая старая привычка. Я всегда рассматриваю фасад, фланги и задний фасад, все места, откуда парню при надобности можно смыться. Когда дело доходит до того, чтобы взять ноги в руки, позно тогда заниматься топографией местности.
      Дверь черного входа была открыта. Я бросил взгляд на кухню. Стены были выкрашены лакированной белой краской, пол был выложен метлахскими плитками, а персонал носил специальную форму из белой ткани. Я мог спокойно обедать в этом учреждении. Я вернулся к стоянке для машин и служащий любезно сказал мне, что поставит мою машину. Я сделал жест, как будто собираюсь достать свой бумажник и дать ему долаар. Я привык к этому жесту, когда работал тайно и не хотел, чтобы знали, что я полицейский и когда не хотел привлекать к себе внимания. Но теперь, ведь я был на деле и мне было совершенно беразлично, будут ли знать, что я флик, или нет. Этот доллар я должен заплатить из своего кармана. Я убрал обратно бумажник. Улыбка служащего погасла. Я показал ему свою бляху. Его лицо еще больше вытянулось.
      - Полиция, - сказал я. - Поставьте ее спереди, чтобы я смог быстро уехать.
      - Чем раньше тем лучше, - пробормотал он, скользнув за руль.
      - Я думаю, что плохо расслышал.
      - Да, м-р. В первом ряду.
      В коробке я увидел красный бархатный канат, гирляндами прикрепленный к блестящим столбикам, страшно респектабельного метрдотеля, в вестибюле служащую с необъятным бюстом, одетую в шелковое синее, обливающее ее платье с огромным декольте.
      Метрдотель стоял около подобия кафедры, на которой лежала большая книга в красном кожаном переплете. Он заствил меня вспомнить о хорошо воспитанном льве, но голодном и жаждавшем поесть. Пока я подходил к нему, он обследовал мою персону, мои одежды, мой вид и походку и причислил мою особу к определенному рангу. Вряд ли это была блестящая аттестация. Над раскрытой книгой горела специальная лампочка. Он спросил меня, заказал ли я заранее столик. У них было сколько угодно свободных столиков.
      - Нет, - ответил я, - я не заказывал заранее столика.
      Он принял задумчивый вид и стал стучать карандашом по своим зубам. Вот в такой-то момент какой-нибудь догадливый завсегдатай клуба сунул бы ему в карман пять долларов. Так как я не принадлежал к завсегдатаям клуба, я и не сделал соответствующего жеста по направлению к своему бумажнику.
      - Гммм. - Сделал он. - Он открыл регистрационную книгу, нахмурил брови, покачал головой и снова закрыл ее. - Гммм, - сделал он снова.
      У него даже был какой-то особенный акцент. Акцент очень своеобразный.
      - Нет места, а? - спросил я.
      - Невозможно занять столик, м-р - ответил он.
      Он поднял глаза к люстре. Смотреть на мою ничтожную персону ему было неприятно, у него начинал болеть живот.
      Я взял регистрационную книгу и открыл ее раньше, чем он успел мне помешать. У него совершенно точно были заказаны два столика на сегодняшний вечер и оба на после полуночи.
      - Этот регистр, м-р, не для клиентов.
      - Тысяча извинений, - возразил я. - Столик, прошу вас.
      Он поклонился.
      - Не здесь, м-р.
      По тому тону, каким он назвал меня "м-р", можно было подумать, что он называет меня прохвостом. Он направился к небольшому столику стоящему около вращающихся дверей, ведущих на кухню. Я был наказан.
      Я выбрал себе столик на полпути к тому. Около него, за соседним столиком сидела красивая девушка и она была одна и это тоже послужило причиной, что я остановился здесь. Когда я усаживался, то понял, что она безусловно не останется одна, только компаньон ее задерживался. Метрдотель заметил, что потерял меня по дороге. Он вернулся ко мне, он был очень сердит.
      Он заявил мне, что этот столик уже заказан. Я возразил ему, что я хочу только быстро проглотить бифштекс и уйти. Он стал повышать тон. Персонал понемногу подтягивался, на случай, если бы произошло бы столкновение.
      Неожиданно позади меня раздался голос:
      - Что здесь происходит?
      - М-р Бруно, этот господин не заказывал столика. Но я хотел провести его...
      М-р Бруно не был м-ром Бруно. Это был Винцент Салфажио, джентльмен со 114 улицы и Первой авеню. Четыре года тому назад я задержал его за продажу героина, за ношение без разрешения оружия и нападение. Когда он хотел пустить в ход свой нож, я бросился на него и прижал его руку к стене. Нападение выражалось в том, что он ударил меня ногой в живот, но у меня еще хватило сил ударить в свою очередь и отшвырнуть его. Он ударился головой о пол и потерял сознание. Потом ему попался очень мягкий судья. А помощник прокурора, тогда был только что выпущенный из стен университета юнец. Вот он и вылез из беды.
      - М-р Санчес! Вы можете занять какой вам будет угодно столик! Каждый раз, когда м-р Санчес придет сюда, вы дадите ему все самое лучшее, что есть в доме! И угощение будет за мой счет! Согласны, м-р Санчес?
      Девица, сидящая за столиком рядом казалась очарованной всей этой сценой. У нее была очень красивая грудь, я смотрел на нее и она мне улыбалась. Она была рыжая, а у меня слабость к рыжим. Правда к брюнетками и блондинкам, тоже. Но все надежды завязать с ней знакомство разлетелись прахом, когда из туалета возвратился ее кавалер.
      - Как дела, Винни? - спросил я.
      - Бруно. - М-р Санчес, я прошу вас, называйте меня Бруно. Это теперь мое имя. Я прошу вас об этом как о личном одолжении. - Согласен.
      - Как дела, Бруно?
      - Хорошо. Очень хорошо. Я покончил с перевозками. Конец промыслу. Я руковожу этой коробкой совершенно легально. Официант!
      Официакнт галопом поскакал к нам. Я заказал филе из кроваваого мяса, жаренный картофель и салат.
      - А что вы делаете в этом квартале? - спросил Бруно тоном, который он хотел сделать небрежным.
      - Я нахожусь здесь по делу. Боже мой, Бруно, спокойнее. Это ничего общего не имеет с вашим делом. Я находился в этом районе и я не знал, что вы руководите этой коробкой, и я прошу вас, перестаньте так вертеться.
      Он не поверил ни одному моему слову. Я объяснил ему, что пришел, чтобы получить сведения об одной ссоре между одним мужчиной и докторшей, которая произошла несколько месяцев тому назад. Что он об этом знает?
      - Я, ничего. Но я могу спросить у Лиги. Лиги! Подошел Метрдотель.
      - Это настоящий князь, - с гордостью заявил Бруно. - Его предки владели замком в Тоскане. Вы отдаете себе отчет? Старина, я, бедный крестьянин из Катании, отдаю приказания настоящему итальянскому князю! Мне все еще это кажется диким назвать его по имени, но это он настаивал на этом. Лиги, м-р Санчес хотел бы, чтобы вы ответили на несколько его вопросов.
      - С удовольствием, м-р.
      Лиги внимательно рассматривал вторую пуговицу моего пиджака. Петля разболталась и пуговица свободно висела. В свою очередь я посмотрел на него.
      - Значит вы не возражаете, Лиги, - сказал я. Такое вступление не очень понравилось Бруно. Он был шокирован.
      - Послушайте, м-р Санчес, - прошептал он мне на ухо, - ведь он действительно настоящий князь!
      Если бы он знал, как я недавно обошелся с настоящей герцогиней!
      - Лиги, - вежливо начал я, - несколько месяцев тому назад, один господин и дама здесь поссорились. Мужчина был красивым, лет сорока человеком, с короткими серыми волосами остриженными под щетку: он хирург в "Генеральном Грине". Дама, докторша, около тридцати пяти лет, не очень красивая. Она также работает в том же учреждении. О чем они говорили?
      Лиги посмотрел на мои ногти. Я обстригал их ножницами когда вырастали и никогда не делал маникюра. Но я держал их в полной чистоте. Плохо ухоженные ногти вероятно вызывали в нем чувство тошноты.
      - Кто вы такой? - спросил он.
      Бруно закрыл глаза. Я показал ему мою бляху. Он был не слишком воодушевлен этим.
      - Лиги, нервно проговорил Бруно.
      - Нет, - ответил Лиги. - Никаких воспоминаний.
      - Никаких?
      - Никаких.
      - Они пришли откуда-то поблизости, - сказал я. - И они поругались.
      - Нет, м-р. Я абсолютно ничего не помню.
      - А, может быть, ваши люди помнят?
      - Нет, боюсь, что нет.
      - А как вы можете это сказать, если вы об этом их не спрашивали?
      Лиги безусловно лгал. Любой метрдотель всегда в курсе всех происшествий, а особенно таких ссор. Такие вещи быстро распространяются среди служащих.
      - М-р Бруно, - сказал Лиги.
      - Что-о?
      - Закон вынуждает меня отвечать на эти вопросы?
      Бруно повернул глаза в мою сторону. Он тяжело дышал.
      - Ну нет, что вы, - сказал я. - Я конечно мог бы дейсвтовать совершенно иначе, но это очень усложнило бы мне жизнь, выписывание этих бумаг и прочее. Вы тогда будете вынуждены отправиться в Манхеттен, где могли лгать или говорить правду. Я тотчас же опросил бы всех ваших людеей и кончил бы тем, что произошло. Но конечно, это заняло бы определенное время. А небольшой разговор, который мог бы у нас состояться здесь, сделал бы лишним ездить в Манхеттен, не говоря уж о последствиях всего этого.
      Я давал ему эти объяснения самым любезным тоном и самым доброжелательным тоном, тогда как мне очень хотелось ударить его ногой в определенное место. Но это, в общем, ошибка, показывать себя доброжелательным с аристократами. Они видят в этом вашу слабость по отношению к ним, избранникам господа бога, со всеми их титулами, и совершенно игнорируют демократический строй страны.
      - А! - выдавил Лиги. - А почему бы не заполнить все эти необходимые бумаги? Я охотно проведу несколько часов по своим делами в Манхеттене, после нашего небольшого разговора перед трибуналом.
      Он рассчитывал увидеть, что я рассержусь.
      Но я удовольствовался тем, что очень вежливо спросил:
      - Брукс Бразер?
      Он согласился коротким кивком головы.
      - Вы знаете, Лиги, - продолжал я, - я думаю, что Клейн будет еще лучшим местом для вас.
      У него не было никакого чувства юмора и у меня уже не было времени забавляться. Я вынул свою записную книжку и встал.
      - Благодарю, Лиги, - сказал я.
      Я потребовал от Бруно правила. С обеспокоенным видом он вынул их из ящика стола, а я перешел на кухню и стал измерять расстояние между входной дверью и плитой. Я измерил диаметры мусорных ящиков и расстояние, которое их разделяло до холодильников. Я записывал все цифры. Я измерил расстояния между кухонными столами и между экстинкторами.
      Если бы выполнялись все правила, предъявленные гигиеной, а также правила пожарной безопасности города Нью-Йорка, восемьдесят из ста ресторанов, должны были бы закрыться.
      - Сколько у вас мусорных ящиков? - спросил я Бруно, который все больше расстраивался.
      - Пять, а?
      Я наморщил брови и нацарапал несколько слов в своей книжке. Я обследовал расстояние до металлического колпака над кухонным очагом. Бруно все время следовал за мной. Я не имел ни малейшего представления о всех этих правилах, но можно довести человека до кризиса нервов, проделывая все, что я делал и записывая что-то в памятную книжку, морща при этом брови.
      - Бруно?
      - Да, м-р Санчес?
      - Я уже отметил четыре серьезных нарушения. Я знаю, что вы руководите респектабельным учреждением. Мне будет жаль, если его придется закрыть.
      - М-р Санчес...
      Я поднял руку.
      - Я могу предупредить инспектора по гигиене и он будет здесь через три четверти часа. И мне потребуется еще меньше времени, чтобы оповестить инспектора по пожарной охране. Мы вынуждены будем закрыть ваш ресторан по причинам невыполнения санитарных норм и пожарной безопасности. Вы это знаете?
      По всему его виду было заметно, что он это отлично знал. Я поздравил себя с тем, что он недостаточно хорошо знал свое дело. И у меня не было ни малейшего желания встретить его на темной улице теперь, когда он получил новую причину ненавидеть меня.
      - Да, конечно, я знаю, что вы можете заставить меня закрыть, но Лиги настоящий.
      - Я знаю. А я, настоящий детектив. У меня нет охоты разбудить его завтра в одиннадцать часов утра и отправить его в его шелковой пижаме...
      Бруно улыбнулся.
      - Откуда вы знаете, что у него шелковая пижама?